Мужикъ и баринъ.
правитьI.
правитьУтромъ на барскій дворъ пришелъ худой, оборванный мужикъ. Былъ ли это человѣкъ, обезьяна или просто комъ засохшей грязи, трудно было разсмотрѣть. На дворѣ было чисто, свѣтло и пахло цвѣтами изъ палисадника и жаренымъ мясомъ изъ открытыхъ оконъ кухни. На балконѣ, подъ парусиновой маркизой, стоялъ столъ и весело блестѣлъ никелированнымъ самоваромъ и бѣлоснѣжной скатертью. Баринъ, большой человѣкъ, въ дворянской фуражкѣ и свѣжей чесучевой парѣ, сидѣлъ въ качалкѣ и читалъ газету, огромными листами которой игриво шелестѣлъ вѣтерокъ, мягкій и радостный, какъ все въ это весеннее, солнечное утро. Мужикъ шелъ прямо къ балкону, но шелъ шагъ за шагомъ, послѣ каждаго шага останавливаясь и выжидая. Шапку онъ снялъ еще у калитки и держалъ ее обѣими руками передъ втянутымъ животомъ. Переворачивая листъ, баринъ увидалъ мужика и строго, по привычкѣ, посмотрѣлъ на него поверхъ газеты.
— Тебѣ чего? — спросилъ онъ. — Откуда? Что такое?
Мужикъ остановился на томъ мѣстѣ, гдѣ увидалъ его баринъ. Съ секунду, съ страннымъ, не то печальнымъ, не то тупымъ, выраженіемъ своихъ маленькихъ, закисшихъ глазокъ, похожихъ на щелочки, онъ смотрѣлъ прямо въ глаза барину, а потомъ низко, встряхнувъ свалявшимися волосами, поклонился. Поднялъ голову, посмотрѣлъ и опять поклонился молча, не сгибая худыхъ кривыхъ колѣнъ подъ заплатанными пестрядинными портками.
— А… Богъ подастъ!… съ невнимательной досадой слегка махнулъ рукой баринъ и перевернулъ листъ.
Какъ будто не вѣря въ то, что ему подастъ Богъ, или въ то, что именно это сказалъ баринъ, мужикъ не уходилъ и попрежнему смотрѣлъ на барина непонятно-печальнымъ взглядомъ. Потомъ опять поклонился, не ниже и не меньше чѣмъ прежде, точно дѣлалъ давно знакомое и привычное дѣло.
— Да пошелъ вонъ! — легко раздражаясь, крикнулъ баринъ, не любившій нищихъ. — Сказано: Богъ подастъ!.. Ну, и пшелъ!
Солнце свѣтило ярко, небо голубѣло. Мужикъ стоялъ на своемъ мѣстѣ, и его короткая уродливая тѣнь не двигалась на чистомъ желтомъ пескѣ двора. Баринъ рѣшилъ не обращать на него вниманія и сдѣлалъ видъ, что не замѣчаетъ его. Прошло нѣсколько минутъ. Мужикъ тихо вздохнулъ, сталъ вполоборота, еще разъ посмотрѣлъ на барина, подождалъ и тихо поплелся за ворота.
II.
правитьБыло жарко. По обыкновенію передъ обѣдомъ баринъ пошелъ купаться. Большой, плотный и обильно запотѣвшій, шелъ онъ по-за садомъ къ рѣкѣ. Берегъ спускался внизъ, и съ высоты его видно было широкое голубое зеркало рѣки, отъ которой и въ жару тянуло свѣжестью и запахомъ воды; а за нею, покрытые голубоватымъ маревомъ, далеко уходили луга. Золотая точка церковной главы въ дальнемъ селѣ горѣла нѣжно и ярко на самомъ краю горизонта.
Подъ плетнемъ сада, на краю канавы, сидѣлъ давешній мужикъ и смотрѣлъ, вывернувъ ногу, на свои худые лапти. Завидѣвъ барина, онъ поднялъ свои маленькіе, непонятные глазки и снялъ шапку.
Баринъ прошелъ переваливаясь, и мохнатое полотенце у него на плечѣ раскачивалось въ тактъ шаговъ.
На берегу онъ долго сидѣлъ голый, и пригрѣтое солнцемъ его мягкое, оплывшее на бокахъ и груди тѣло блестѣло и нѣжилось. А сзади, на косогорѣ, стоялъ мужикъ, отчетливо вырисовываясь въ синемъ небѣ, и смотрѣлъ. Его присутствіе безпокоило барина, и когда, выкупавшись, съ мокрыми волосами, свѣжій, онъ шелъ назадъ и мужикъ поплелся за нимъ, терпѣніе барина лопнуло.
— Да отстанешь ли отъ меня, чортъ? — быстро поворачиваясь, крикнулъ онъ, весь наливаясь кровью. — Чего тебѣ надо!
— Ваше благородіе, — хрипло и однотонно заговорилъ мужикъ, — четвертый день не ѣмши… Косари мы… работы нѣтути… подвело…
— А я виноватъ, что ли? — вспылилъ баринъ. — Обязанъ я васъ всѣхъ кормить, что ли?
— Ваше благородіе…
Мужикъ зашевелился и съ тѣмъ же задумчиво покорнымъ видомъ, такъ же медленно и просто, какъ говорилъ, сталъ на колѣни въ пыль.
Баринъ сердито посмотрѣлъ на его запыленную сѣрую голову, махнулъ рукой и пошелъ. Солнце пекло прямо въ мужицкую голову. Было тихо и жарко.
III.
правитьВечерній чай пили въ палисадникѣ подъ липой. Солнце стояло уже низко и золотило пыль, поднятую прошедшимъ стадомъ. За воротами кучеръ игралъ на гармоникѣ. Небо стало нѣжнѣе, и изъ сада тянуло зеленой прохладой. Баринъ сидѣлъ въ креслѣ и допивалъ вторую чашку чаю, необыкновенно вкуснаго послѣ горячаго послѣобѣденнаго сна. Было такъ тихо въ воздухѣ, что хотѣлось почему-то смотрѣть въ небо, гдѣ мягко и спокойно таялъ взоръ.
— Явите Божеску милость… четвертый день… — вдругъ раздался хриплый голосъ за заборомъ.
Баринъ вздрогнулъ отъ неожиданности. Изъ-за забора на него смотрѣла та же сѣрая мужицкая голова, съ испеченнымъ на солнцѣ лицомъ и маленькими, непонятно невыразительными глазками.
— Опять ты тутъ! — не своимъ голосомъ, такъ что у него въ горлѣ что-то взвизгнуло, завопилъ баринъ вскакивая.
— Поль, Поль, оставь, Бога ради! — сморщившись отъ крика, замахала на него руками барыня, и бѣлое кружево ея капота обнажило полные, розовые локти.
— Какъ «оставь»! Эта скотина цѣлый день меня преслѣдуетъ! — вздернулъ плечами баринъ. Семенъ! Семенъ! — закричалъ онъ.
Кучеръ за воротами пересталъ играть на гармоникѣ и вошелъ во дворъ.
— Убери этого мерзавца отсюда сію минуту… Надоѣлъ какъ чортъ знаетъ что!
Толстый кучеръ лѣниво подошелъ къ мужику.
— Ну, неча, неча тутъ… проваливай… Много васъ шляется!..
Мужикъ посмотрѣлъ на него и опять упорно обратилъ свои глазки къ барину. Кучеръ взялъ его за плечи и повернулъ.
— Ты што… — вдругъ обидчиво заговорилъ мужикъ. — Я тебя трогаю?.. Я къ барину, его милости… Пусти, чего хватаешься!
— Ну, ну!.. — грозно проговорилъ кучеръ и снова повернулъ его и толкнулъ въ спину. — Иди, когда добромъ говорятъ!
— Хлѣба жаль… — плаксиво заговоривъ мужикъ. — Я прошу… что жъ… хреста на васъ нѣту… зажирѣли… а еще господа… корки голодному и…
— Ты еще разговаривать! — крикнулъ баринъ багровѣя.
— А ты что жъ все кричишь… я развѣ тебя чѣмъ обиждаю…
— Семенъ, — взвизгнулъ баринъ, — гони его въ шею!..
Семенъ еще разъ повернулъ мужика за худое плечо и, слегка напруживъ свой красный затылокъ, перетянутый розовой ситцевой рубахой, далъ ему по шеѣ разъ и два. Мужикъ уронилъ шапку, споткнулся и, не удержавшись, клюнулся въ пыль. За воротами захохотали. Семенъ, поощряемый этимъ смѣхомъ, поднялъ мужика за шиворотъ и пнулъ его сапогомъ пониже спины.
— Ратуйте… — тоненькимъ и испуганнымъ голоскомъ закричалъ мужикъ, но Семенъ потащилъ его за воротъ и легко вышвырнулъ за ворота на пыльную дорогу.
Долго еще было слышно, какъ кричалъ мужикъ и ругался Семенъ, натравливая на него собакъ.
Уже стемнѣло. Звѣзды тихо высвѣтились на бархатномъ небѣ, а далеко на дорогѣ чуть слышно все звенѣлъ и звенѣлъ плачущій голосъ:
— Христопродавцы… баре… голоднаго человѣка… у-у… захватали все… у-у… подожди…
Въ домѣ зажглись огни.
IV.
правитьНочь была лунная и теплая. Окна въ садъ были открыты и чернѣли на бѣлой отъ луны стѣнѣ. Блестѣли листья отъ росы, за садомъ кричалъ коростель, а луна, полная и тихая, незамѣтно плыла но небу, подымая бѣлые туманы въ лугахъ.
Баринъ спалъ. Его огромное тѣло чуть мерещилось на кровати, и легкій храпъ тихонько посвистывалъ въ темнотѣ. Лунный свѣтъ ложился на полъ какъ серебряное пятно.
Вдругъ за окномъ что-то мелькнуло и пропало. Стало какъ будто еще тише. Опять мелькнула тѣнь, и силуэтъ темной всклокоченной головы неподвижно выставился въ свѣтломъ четырехугольникѣ окна. И такая же точно тѣнь легла на полу. Баринъ опять засвисталъ носомъ и что-то пробормоталъ во снѣ.
Далеко на птичьемъ дворѣ закричалъ пѣтухъ, и звенящій пророческій крикъ высоко понесся въ темное небо надъ усадьбой.
Черная тѣнь мужика заслонила свѣта луны. Что-то мягко спрыгнуло на полъ и замерло. Баринъ вдругъ пересталъ свистѣть носомъ и, казалось, началъ слушать. Но потомъ опять засвистѣлъ тихо и безмятежно.
Что-то тяжелое съ силой поднялось и упало внизъ. Что-то хрустнуло, какъ разрубаемое мясо, что-то противно хлюпнуло и брызнуло въ стѣну. Баринъ тяжело и судорожно заворочался и вдругъ захрипѣлъ протяжно и страшно…
Опять закричалъ печально и предостерегающе пѣтухъ. Ночь тихо близилась къ концу, и луна стала спускаться за темный садъ. Кто-то быстро затопоталъ по саду, захрустѣлъ плетень, лягушки громко булькнули въ воду, и все стихло.
Баринъ молчалъ. Луна смотрѣла уже однимъ краемъ, и на ней отчетливо чеканились черные листья.
Въ третій разъ закричалъ пѣтухъ.