Театръ. Не задолго до Семика настоящаго, празднуемаго Московскими жителями въ Марьиной рощѣ, мы имѣли удовольствіе видѣть Семикъ театральный. Рѣчь идетъ не о томъ Семикѣ, гдѣ поютъ и пляшутъ, но гдѣ разговариваютъ, то есть о новой, такъ называемой оригинальной комедіи въ одномъ актѣ, сочиненія г-на Ильина, творца другихъ, болѣе или менѣе оригинальныхъ театральныхъ сочиненій. Упомянувъ, что здѣсь не поютъ, а разговариваютъ, имѣемъ долгъ сказать о чемъ именно: о женитьбѣ молодаго кузнеца на солдатской дочери Анютѣ, которая, послѣ нѣкоторыхъ оригинальныхъ сценъ, выдходитъ наконецъ за своего любезнаго Андрея.
Въ Петербургѣ давно уже представляютъ Оперу водевиль въ 5 хъ актахъ, сочиненія Князя А. А. Шаховскаго: Ломоносовъ, или рекрутъ стихотворецъ; въ Москвѣ мы увидѣли ее въ первой разъ 4 числа текущаго Іюня. Нѣкоторые изъ нашихъ любителей театра увѣряютъ, будто бы недолжно выводить на сцену такихъ людей какъ Ломоносовъ. Почему? Выводить на сцену въ видѣ смѣшномъ, оскорбительномъ и для памяти безсмертнаго мужа и для признательности потомства не должно; но представлялъ его благороднымъ, великодушнымъ, обожателемъ блага Отечества и его славы не только есть дѣло позволенное, да еще и похвальное. Донской, Пожарской — Герои трагическіе: Ломоносову суждено было не спасать Отечество, но просвѣщать его; не гремѣть побѣдами, но въ тихомъ уединеніи трудиться для славы имени Русскаго. И въ жизни самыхъ Вѣнценосцевъ не всѣ минуты приличны для высокой сцены трагической; нѣжной вкусъ ни мало нестрадаетъ, когда представляютъ Короля въ простой одеждѣ, подъ сельскимъ кровомъ, слушающаго похвалы изъ устъ неузнавшихъ его простолюдиновъ, скрывающаго отъ нихъ сладкія слезы умиленія. Мольеръ, Монтескье, лучезарныя свѣтила Французской словесности, будучи представляемы на сценѣ, принимаются съ громкимъ плескомъ отъ Парижской публики: воспоминаніе объ нихъ вездѣ приятно для ума просвѣщеннаго и для души благородной. — Приключеніе съ Ломоносовымъ на пути его изъ Марбурга въ Голландію, думаемъ, каждому извѣстно. Завербованный въ Прусскую службу Холмогорецъ отважнымъ бѣгствомъ удачно спасается отъ чужеземнаго солдатства. Многія сцены прекрасны. Зрителю грустно бываетъ на сердцѣ при одной мысли, что безъ Ломоносова, который могъ бы навсегда остаться Прусскимъ гусаромъ, книжный языкъ нашъ до сихъ поръ еще носился бы по волнамъ непостояннаго моря, до сихъ поръ еще не достигъ бы надежнаго пристанища, ибо одинъ Ломоносовъ сдѣлалъ для языка гораздо болѣе нежели всѣ вмѣстѣ жившіе послѣ него и нынѣ живущіе писатели. О прочемъ надѣемся говорить послѣ. Д.
[Дашков Д. В.] Московския записки. Театр / Д. // Вестн. Европы. — 1818. — Ч. 99, N 10. — С. 158-160.