Московские записки. Театр (Дашков)/Версия 5/ДО

Московские записки. Театр
авторъ Дмитрий Васильевич Дашков
Опубл.: 1812. Источникъ: az.lib.ru

Московскія записки.

Театръ февраля 3 Merope, tragedie en cinq acte et en vers de Voltaire. Жалѣемъ вмѣстѣ со всѣми любителями ученой древности и правильнаго театра, что время истребило Греческую Меропу, сочиненную Еврипидомъ, котораго Аристотель называетъ самымъ трагическимъ изъ всѣхъ піитовъ. Мы увидѣли бы можетъ быть у Аѳинскаго стихотворца столь же хорошее начало какъ и у Вольтера. Извѣстно, что древніе до сихъ порѣ еще почитаются нашими учителями въ трудномъ искусствъ открывать дѣйствіе трагедіи такимъ образомъ, чтобы при самомъ началѣ зритель немедленно узнавалъ мѣсто лица и содержаніе. Вольтеръ очень хорошо исполнилъ сіе правило драматической науки. Лишь только поднялась завѣса, зритель видитъ Меропу; выслушавъ нѣсколько стиховъ, произнесенныхъ Исменіею, онъ узнаетъ политическія обстоятельства города Мессены и состояніе самой царицы; первыми словами Меропы онѣ увѣдомляется, что сія несчастная мать тоскуетъ о своемъ сынѣ и ожидаетъ его съ нетерпѣливостію. Такимъ образомъ зрителю не трудно уже наблюдать ходѣ и продолженіе дѣйствія. — Начало сей статьи показываетъ само собою, что здѣсь говорится о трагедіи Меропы, представленной на французскомъ языкѣ актерами, какъ здѣшними такъ и приѣхавшими изъ С. Петербурга. Разумѣется, что лице самой Меропы игралъ не кто другой какъ г-жа Жоржъ. Она принята публикою очень благосклонно, какъ такая актриса, которая доставила уже многимъ удовольствіе восхищаться ея игрою и говорить обѣ ея совершенствахъ.

Февраля 4 Генералъ Шлейнсгеймъ, драма въ 4 актахъ. Всякой народъ имѣетъ свой собственной вкусѣ въ словесности, а особливо въ драматической. не всѣ изъ Нѣмецкихъ писателей сочиняютъ Русалокъ, и многіе изъ нихъ конечно знаютъ, что Греческой театръ есть совершеннѣйшій изъ всѣхъ возможныхъ, но всѣ они болѣе или менѣе соображаются со вкусомъ своего народа; и часто прекраснѣйшія драматическія сцены безобразятъ нелѣпостями, чтобъ угодить тѣмъ людямъ, которые нелѣпостями восхищаются — а такихъ людей превеликое множество. Основаніе этой самой драмы очень хорошо: невинной и почтенной человѣкъ обвиняется въ ужаснѣйшемъ злодѣйствѣ; по всей очевидности онъ заслуживаетъ казнь и безчестіе, между тѣмъ какъ зритель зная, что сей мнимой преступникъ точно невиненъ, беретъ сердечное участіе въ странномъ его приключеніи, у древнихъ, какъ извѣстно, пружиною въ ходѣ трагедій бывала часто судьба, которая для насъ ничего не значитъ; но развѣ честь и законы въ нѣкоторыхъ случаяхъ не могутъ замѣнить власть баснословной судьбы Греческой? Узнаніе Ротмистромъ Ерлау отца своего въ полоненномъ имъ же самимъ Генералѣ, свиданіе стараго Шлейнсгейма съ женою, открытіе невиности главнаго лица суть театральныя нечаянности, которыя очень нравятся. Но сколько же опять и такихъ мѣстъ, кои вовсе ни къ чему не служатъ, и слѣдовательно портятъ драму; въ которой и безъ того уже много выбрасываютъ при представленіи. На примѣръ: Генералъ Шлейнсгеймъ узнавши; что онъ взятъ въ полонъ собственнымъ своимъ сыномъ, укоряетъ его въ семъ поступкѣ! Не пустословіе ли ето, унижающее характеръ заслуженнаго воина? Старикъ скоро одумался, хвалитъ сына своего и говоритъ ему: «Но послушай; Фрицъ! когда я возвращусь къ Королю своему, и война еще продолжится; то атакуй меня въ другой разъ и возьми въ полонъ, — если удастся, если удастся, говорю тебѣ. Только знай, что я буду драться какъ левъ, какъ левъ, говорю тебѣ.» Опять пустыя слова, отъ которыхъ замедляется ходѣ дѣйствія. Къ сожалѣнію очень многія хорошія драмы и трагедіи Нѣмецкія имѣютъ сей порокѣ излишества.

Февраля 7. Въ первой разъ Танкреда, трагедія въ 5 актахъ. Это переводѣ Танкреда Вольтерова. Есть у Аріоста въ поемѣ одно приключеніе съ Аріодантомъ, которой дерется за честь и жизнь своей любовницы, тогда какъ почитаетъ ее виновною противу себя въ невѣрности. Вольтеръ распространилъ сіе происшествіе; выбралъ мѣстомъ дѣйствія городѣ Сиракузы, выдумалъ свои характеры и прикрасилъ ихъ рыцарскими обыкновеніями. Ему посчастливилось всѣ пять актовъ утвердить на любви, на семъ основаніи, весьма ненадежномъ для трагедіи. Между Танкредомъ и Заирою есть нѣкоторое сходство. Здѣсь и тамъ любовники поссорились и немогутъ прекратить вражды своей взаимнымъ изъясненіемъ. Танкредъ очень охотно рѣшается съ мечемъ въ рукахъ доказать невинность Аменаиды; однакожъ онъ не старается ни увидѣть ее, ни поговорить съ нею. Аменаида еще спѣсивѣе; она разсердилась на своего любовника за то, что онѣ могъ усумниться въ ея вѣрности, тогда какъ весь городъ и даже самъ отецъ ея Аржиръ почитаютъ ее виноватою, — разсердилась и изъ упрямства не хочетъ оправдываться. Дѣло объясняется, когда уже бѣды ничѣмъ поправить не можно; иначе не было бы и трагедіи. Извѣстно, что для трагедіи надобны ужасы; а что ужаснѣе смерти? Танкредъ погибаетъ, отъ того что Аменаида поупрямилась растолковать ему тайну письма своего.

Turpe est difficiles habere nugas

Et ftultus labor est ineptiarum.

«Стыдно заниматься трудными бездѣлицами глупо ломать голову надъ пустяками.» Такъ, или почти такъ, говорить одинъ древній стихотворецъ. Сія мысль годилась для древнихъ; напротивъ того Вольтеръ жилъ въ такое счастливое время и при такихъ благоприятныхъ обстоятельствахъ, что и нетрудными бездѣлицами приобрѣлъ себѣ славу, и что изъ пустяковъ, о которыхъ мы говоримъ теперь, умѣлъ извлечь для себя превеликія выгоды. Въ прочемъ должно признаться, что никто не былъ столько искусенъ въ своемъ дѣлѣ, какъ мудрый владѣлецъ Фернейскій; онъ то сдѣлалъ, что Парижская публика; а за нею въ слѣдѣ и прочія, всѣ бездѣлки его принимали за весьма важныя творенія. Самъ Лагарпъ неусумнился диктаторскую критику свою направить къ бездѣлкамъ Вольтеровымъ и говорить о нихъ какъ о дѣлахъ чрезвычайныхъ. Онъ полагаетъ на примѣръ за неизмѣняемое правило, что нѣтъ ничего мучительнѣе на свѣтѣ, нѣтъ ничего жалостнѣе золъ, взаимно причиняемыхъ любящимися другѣ другу. На основаніи сего великаго правила онѣ разрѣшаетъ важнѣйшій и труднѣйшій вопросъ: болѣе ли несчастенъ Оросманъ, когда почитаетъ Заиру невѣрною, или когда, умертвивши ее, узнаетъ, что она его любила. Сія мозголомная задача предложена была въ свое время всѣмъ остроумцамъ, и каждой долгомъ своимъ почелъ послать рѣшеніе на судѣ къ Лагарпу, точно какъ теперь присылаютъ отвѣты на академическія задачи. По рѣшеніи оказалась, что Оросманъ былъ несчастливѣе тогда, когда почиталъ свою любовницу невѣрною. Танкредъ переведенъ, сказываютъ, въ С. Петербургъ. Не имѣя передъ собою книги, неможемъ судить и о достоинствѣ перевода, желательно впрочемъ, чтобы въ трагедіи сей, когда она будетъ напечатана, и непопадались нѣкоторыя слова, противныя слуху; на примѣръ содрогаетъ, употреблено по крайней мѣрѣ три раза. Талантѣ г-жи Семеновой торжествовалъ въ ролѣ Аменаиды. Къ общимъ похваламъ, справедливо приписываемымъ сей достойной актрисѣ, мы прибавимъ, что одинъ изъ отличнѣйшихъ нашихъ поетовъ (Ю. А. H. М.) тотчасъ послѣ окончанія трагедіи написалъ стихи и отдалъ ихъ г-жѣ Семеновой. Танкредъ говоритъ въ третьемъ дѣйствіи, что явится защитникъ Аменанды;

Il s' en présentera; gardez vous d’en douter. Почтенный нашъ Піитъ взявъ за епиграфъ сей стихъ Вольтеровъ, привязываетъ къ нему мысль свою.

Не сомнѣвайся въ томъ, — предстали бы толпою, Семенова! защитники твои,

Когда бы критикой завистною и злою

Твои мрачилися талантомъ славны дни…

Аменаиду намъ явя собой на сценѣ,

Органа сладостью, плѣнительной игрой,

И чувствій вѣстника, лица ты красотой,

Всѣхъ привела въ восторгъ! — Твоихъ страшася бѣдъ,

Всякъ чувствами къ тебѣ, всякъ зритель былъ Танкредъ.

Д. Д.

[Дашков Д. В.] Московския записки. Театр / Д.Д. // Вестн. Европы. — 1812. — Ч. 61, N 4. — С. 323-329.