Жили-были мордвин да мордовка. Занимались они хлебопашеством и жили очень бедно: то у них хлеб не уродится, то бурей его выбьет, то градом, то, глядишь, всю скотинку мор убьет. И было у них три сына. Все трое — здоровые, сильные да красивые. Подросли сыновья, стали отцу в работе помогать: работают день и ночь, работают до пота, до усталости, а удачи все нет да нет. Стали люди над ними смеяться:
— Смотрите, смотрите! — говорят люди. — Какие молодцы, не могут путем головы своей прокормить... Срам!.. Ушли уж лучше бы на сторону бурлачить.
Обидно сделалось сыновьям, пошли они к отцу с матерью‚ благословенья просят: хотят идти на чужую сторону жить.
— Благословите нас, отец и мать, пойдем на чужбину счастья добывать!..
Закручинились мордвин с мордовкой, заплакали:
— Куда вы, сыночки, пойдете?.. На кого нас, старых людей, покинете?!.
Говорит на это старший сын:
— Не плачьте, отец с матерью, не тужите! Пойдем мы в Сибирь, найдем вольную землю.
Средний добавил:
— Будем там хлеб засевать. На вольной земле Бог-Солнышко лучше уродит.
А младший заплакал даже:
В Сибирь! В Сибирь!.. |
Согласились мордвин с мордовкой отпустить сыновей на новое поле, собрали их в путь-дорогу, благословили своим родительским благословением, навеки нерушимым, которое ни в огне не горит, ни в воде не тонет. Попрощались сыновья и на память о себе посадили под окном молодую зеленую ветелку. Сказали сыновья отцу с матерью:
— Берегите нашу ветелку, поливайте ее. Покуда она зелена да свежа, — значит, мы живы-здоровы, а засохнет — не к добру.
Ушли сыновья. Мордвин с мордовкой остались одни. Прошло много ли, мало ли времени, родилась у них дочка. Растет перед окнами ветелка, и девочка растет: одна другой краше, одна другой нарядней. Кормят, поят старики свою дочку, одевают ее, обувают и за ветелкой ухаживают: водой поливают, берегут от скотины, землю под ней мягче пуха взбивают.
Выросла девочка большая, стала на улицу бегать с подругами играть. Вот один раз приходит девочка домой и горько плачет. Спрашивает ее мать:
— Что ты, моя девочка, плачешь, не обидел ли кто тебя?
— Как же мне не плакать? У всех девочек в селе есть старшие братья, только я одна-одинешенька!.. Люди надо мной смеются.
Грустно стало матери, рассказала она девочке про трех старших братьев, как ушли они в Сибирь искать вольную землю, и про ветелку сказала.
Полюбила с той поры девочка ветлу, целые дни стала за ней ухаживать: листочки сухие с нее обирает, полет, поливает, а то в тень под ней сядет, грустную песню поет, рукоделье свое вышивает, блесточки на ниточку нижет...
С той поры стали мордвин с мордовкой жить хорошо: хлеб стал родиться, скот стал водиться и люди стали их уважать. Заметила однажды девочка, что на ветле стали появляться сухие ветки: то одна, то другая. «Ох не к добру! — думает девочка, — не хотят ли братья на чужой стороне ожениться? Стали своих забывать!.. Надо их навестить...»
Пошла девочка к отцу с матерью проситься в Сибирь к братьям погостить. Испугались старики, видят — приходится расстаться с последним детищем любимым; однако нечего делать — отпустили. Нарядила мать свою дочку в белую рубашку, красным шелком расшитую, надела на нее белый, как кипень, халат, разукрашенный золотыми блестками, вышитый шелком да бисером, кумачовым кушаком подпоясала, в косы заплела ленту алую, на грудь повесила ожерелье из грошиков-рубликов и платочком ее покрыла малиновым. Благословили мордвин с мордовкой свою дочку любимую в путь-дорогу, поплакали, и капнула мать дочке за пазуху две слезинки горючих, две росинки едучих. И сказала мать дочери на прощанье:
Дочка моя милая, дочка любимая! |
Простилась девочка с отцом с матерью, вскинула на плечи узелок с дорожным добром и пошла в дальнюю дорогу братьев своих разыскивать.
Долго ли, коротко ли она шла, близко ли, далеко ли — неизвестно: скоро сказка говорится, но дело медленно творится. И вот идет девочка темным лесом. Навстречу ей Сыре Варда: седая, горбатая, на палочку опирается, кругом озирается, головой качает.
— Здорово, доченька, куда идешь?
— Иду, бабушка, в Сибирь своих старших братьев разыскивать, несу им благословенье родительское, навеки нерушимое, слезу материнскую текучую-горючую, полную любви.
— Возьми и меня с собой?
— Пойдем!
Пошла девочка с Сыре Вардой вместе.
Шли они, шли, нашли по дороге речку текучую, прохладную. Говорит Сыре Варда девочке:
— Давай, доченька, искупаемся, а то жарко идти!
Согласилась девочка. Выбрали они место — песчаный бережок, разделись, и девочка — скок проворно в воду!.. Купаетоя девочка, прыгает, плещется, а сама грудку рукой закрывает, чтобы вода текучая не смыла материнскую слезу. А Сыре Варда тем временем бросила на песок свою старую грязную одежду и стала надевать на себя девочкины наряды. Увидела это девочка, испугалась, заплакала:
— Ой, мама, мама! Сыре Варда надевает мою одежду, в мои наряды наряжается, моим платочком покрывается!..
Послышался вдруг голос матери:
— Сейчас, сейчас, дочка! Бегу тебя выручать. Подниму-уберу богатый урожай, сверну Сыре Варде голову!
Так отозвались с девочкиной груди материнские слезы. Испугалась Сыре Варда, бросила скорее девочкину одежду на траву и надела свои старые лохмотья.
Выкупалась девочка, оделась и пошла дальше, а Сыре Варда от нее не отстает.
Долго ли, коротко ли они шли, дорога снова привела их к реке. Берега у речки зеленые, водица студеная, а день стоит жаркий.
Говорит Сыре Варда девочке:
— Давай искупаемся, дочка!
Хочется девочке выкупаться, от жары прохладиться, но боязно: вдруг Сыре Варда ее наряды украдет.
— А ты не бойся, — говорит Сыре Варда, — теперь я вместе с тобой в воду полезу...
Разделась Старая Варда и полезла в воду первая.
Не выдержала девочка и тоже разделась, тоже в воду полезла. Купаются они. Вдруг Сыре Варда как кинется к девочке, и давай плескать ей на грудь воду, давай ее обмывать!
Не успела девочка охнуть как следует, а старая уже смыла с нее материнские слезы, выбежала из воды, схватила девочкины наряды и бросилась за кусты наряжаться.
Заплакала Девочка, закричала:
— Ох, мама, мама! Сыре Варда унесла мою одежду, в мои наряды наряжается, моим платочком покрывается!..
Но никто не отвечал девочке, только голос лесной передразнил ее издали да речка тихонько журчала. Растворила в себе она материнские слезы и унесла их далеко.
Долго плакала девочка, но своими слезами горю не помогла. Вышла она из воды и стала одеваться в старые тряпки, брошенные Вардой. Оделась девочка в лохмотья, вышла на дорогу, а Варда уже ее поджидает: молодая да красивая, нарядная, как боярышня. Пошли они дальше. Долго ли, коротко ли они шли, близко ли, далеко ли — неизвестно. Сказка скоро говорится, но дело медленно творится. Пришли, наконец, они в Сибирь и разыскали старших братьев. Говорит Сыре Варда девочкиным братьям:
— Я ваша сестрица, пришла к вам погостить, в чужой стороне навестить, принесла вам благословенье родительское, навеки нерушимое, слезу материнскую, текучую-горючую, полную любви!
Обрадовались ей братья, целуют ее, ласкают, угощают, чем бог послал.
— А это кто с тобой? — спросили они про девочку.
— Девчонка бродячая! — говорит Варда, — в лесу я нашла ее, пожалела и с собой взяла, пошлите ее в заднюю избу.
Послали братья девочку в заднюю избу, а Варду в передний угол посадили, хлебом-солью накормили, медом-брагой напоили.
На другой день встали братья рано, собрались в поле хлеб убирать. Говорят они Варде:
— Ну, сестрица наша любимая, мы в поле поедем, а ты иди в гумно ворох караулить: намолотили мы вчера ржи на семена, как бы птица зерно не растащила...
Пошла Варда на гумно, села на бережку тока и запела:
Вороны, галки, голуби, |
Потянулись к гумну стаи прожорливых птиц. Галки, вороны, грачи, голуби налетели тучей, принялись разрывать ворох, клевать зерно и сорить по всему гумну соломой, а Сыре Варда пошла домой к трем братьям. Приехали вечером братья из поля, стали на гумне снопы складывать, видят — такой там беспорядок, какого сроду не было. Рассердились они на Варду, говорят:
— Ты что ж это, сестрица наша любезная, плохо гумно караулила?
— Да! Укараулишь тут у вас! — отвечает Сыре Варда братьям, — я день-деньской совсем-таки замаялась. Пошлите караулить гумно ту девочку, что со мной пришла к вам и теперь в задней избе на печке лежит!
На другой день братья, и вправду, послали караулить гумно свою настоящую сестру, а сами уехали в поле.
Пришла девочка на гумно, стала на бережку тока и запела песенку:
Вороны, галки, голуби, |
Слетелись на гумно птицы: галки, голуби, грачи, воробьи, принялись гумно очищать. Прибрали к одному месту солому, по соломинке снесли. Зернышко по зернышку ворох собрали, прикрыли его золотистой соломой свежей. Приехали вечером братья, видят: гумна не узнаешь! Все чисто, прибрано, подметено. Зерно в ворохе целехонько‚ и сам он свежей соломой накрыт. Стали братья между собой говорить:
— Что за диковина! Уж не эта ли девочка — наша настоящая сестра?
Спросили ее, и она рассказала братьям всю правду. Рассердились братья на Сыре Варду, сняли с нее сестрины наряды, велели ей одеться в старые тряпки и привязали ее к лошадиному хвосту. Потом вывели братья лошадь с Вардой в чистое поле, ударили ее кнутом, и умчала лошадь злую старуху неизвестно куда. Свою родную сестру приласкали братья, приголубили, подарков ей надарили. Когда нагостилась она у братьев вдоволь, они запрягли ей пару бойких коней, подвязали к дуге колокольчик, дугу красным кушаком обмотали, наложили в телегу мягкого душистого сена, постелили белый ковер и проводили ее на родину, к отцу с матерью. Приехала девочка домой, и мордвин с мордовкой устроили на радостях пир. Я на нем был, мед и пиво пил, да чуть усы обмочил, ел блинчики с маком да пирожки с таком — совсем голодный остался.