I · II · III · IV · V · VI · VII · VIII · IX
I.
Судьба Монголіи не обыкновенна. Нѣсколько столѣтій тому назадъ неизвѣстная въ Европѣ народность — монгольская раса двинула неисчислимыя побѣдоносныя орды, которыя, оставляя на пути десятки тысячъ труповъ побѣжденныхъ народовъ, захлестнули своей волной чуть ли не весь Китай, затѣмъ Персію, Грузію, южную Россію, Венгрію и Польшу. Ничто не могло удержать стремительнаго движенія ордъ; подъ лавой ихъ гибли города, народы, цѣлыя царства и подпадали подъ многолѣтнее иго ихъ. Такимъ образомъ возникла могущественная держава, по величинѣ и пространству которой не было равной ни тогда, ни раньше, ни теперь. Но вотъ царемъ Іоанномъ III-мъ было низвергнуто Россіей монгольско-татарское иго; татаръ-побѣдителей изгнали изъ Европы, и они больше не появлялись, оставивъ послѣ себя, впослѣдствіи ужъ подъ властью Россіи, своихъ потомковъ — казанскихъ и крымскихъ татаръ. Съ тѣхъ поръ этотъ народъ, сыгравшій въ міровой исторіи такую громадную роль, замкнулся на родинѣ и въ своей грандіозной территоріи остался съ обособленной жизнью чуть ли не на цѣлое полтысячелѣтіе.
Въ то время, когда желѣзныя и шоссейныя дороги цѣлою сѣтью обтянули почти всю вселенную на сушѣ, а на рѣкахъ и озерахъ выдвинуты были многоэтажные плавучіе дворцы-пароходы, которые всѣ вмѣстѣ щедро разбрасывали сѣмена современной культуры, — обширная Монголія, площадью чуть ли не въ три милліона квадратныхъ верстъ, оставалась нетронутой, неприкосновенной. Люди всего міра, какъ перелетныя птицы, передвигались съ мѣста на мѣсто, съ одного края свѣта въ другой, перемѣшивали національности, обмѣнивались наукой, дѣлились открытіями, создавали общую міровую культуру и, въ то же время, вели вѣчныя кровопролитныя войны между собой изъ-за обладанія, иной разъ, ничтожнаго куска земли. Монголія же съ ничтожнымъ населеніемъ, необъятная въ своемъ пространствѣ, въ шесть разъ превышающемъ Германію, оставалась неприкосновенной и сохраняла доисторическій, первобытный, укладъ своей жизни. Люди цивилизованныхъ странъ проходили мимо нея. И лишь смѣлые путешественники съ пытливыми умами, какъ Пржевальскій, Потанинъ, Козловъ, Боголѣповъ, Соболевъ и другіе, углублялись внутрь по извѣстному маршруту и возвращались изъ глубинъ Монголіи съ цѣлыми томами изслѣдованій, но труды ихъ, несмотря на свою яркость, не могли дать цѣльнаго представленія о столь обширной странѣ. и были лишь каплей въ разрѣшеніи тысячелѣтіями затаенныхъ тайнъ Монголіи.
II.
При своихъ тысячеверстныхъ пространствахъ, Монголія и въ географическомъ, и бытовомъ, и климатическомъ отношеніяхъ чрезвычайно разнообразна. Точно установленныхъ границъ Монголіи и Китая нѣтъ, такъ какъ чѣмъ ближе сливаются границы ихъ, тѣмъ тѣснѣе. они сходятся и языкомъ, и характеромъ, и этнографическими видами.
Но выдѣляя страну, съ народностью имѣющею общую религію и грамоту, говорящую на одномъ монгольскомъ нарѣчіи, съ одной исторіей въ прошломъ и объединенную однородной культурой и образомъ жизни, можно, по заключенію нѣкоторыхъ изслѣдователей, предѣлы прежней вассальной Монголіи ограничить горами: съ сѣвера Алтаемъ, Санномъ и Кентеемъ; съ востока — Большимъ Хинганомъ; юго-востока — Иншанемъ и юга-востока — цѣпью продолженія Алтая, такъ называемымъ Монгольскимъ Алтаемъ. На югѣ, болѣе точно, граница установлена — Великой китайской стѣной. Въ общемъ характерѣ, почти вся Монголія представляетъ собою очень высокое плоскогоріе, въ среднемъ около 4600 англ. футъ, а мѣстами достигающее 6000 фут. надъ уровнемъ океана. Вслѣдствіе этого, въ климатическомъ отношеніи, страна значительно холоднѣе и суровѣе, чѣмъ въ Европѣ, въ то же время поразительно разнообразна, въ виду различной высоты горныхъ цѣпей, различнаго выпаденія атмосферныхъ осадковъ, отъ разнообразія водныхъ системъ — рѣчныхъ и озерныхъ, а также и вслѣдствіе геологическихъ причинъ.
Воды въ Монголіи мало; всѣхъ системъ можно считать три.
Во-первыхъ, — Селенгинская; всѣ мутныя воды этой системы со средней скоростью 10 верстъ въ часъ, переходя русскую границу въ Забайкальѣ, несутся къ Байкалу, а ужъ изъ него черезъ Ангару и Енисей впадаютъ въ Ледовитый океанъ.
Вторая водная система — это озеро Убса-норъ, обнимающее около 7000 кв. верстъ. Вода въ немъ соленая. По многимъ признакамъ здѣсь было когда-то громадное внутреннее море, но высохшее со своими впадающими рѣками подъ знойными лучами монгольскаго солнца. По тысячеверстнымъ сухимъ русламъ, имѣющимъ планомѣрное паденіе къ озеру, по тѣмъ гигантамъ-валунамъ, нагроможденнымъ въ поворотахъ, и мертвымъ щекамъ утесовъ — можно судить, насколько бурныя и многоводныя рѣки текли здѣсь. Къ этой же водной системѣ можно присоединить и группу Кобдскихъ озеръ, представляющихъ собою остатки тоже когда-то грандіознаго моря.
И, наконецъ, послѣдняя третья система — это р. Керуленъ, которая несетъ свои воды съ Восточной Монголіи къ Великому океану.
Конечно, о значеніи и цѣнности перечисленныхъ рѣкъ и озеръ трудно еще говорить, такъ какъ онѣ далеко еще не изслѣдованы. Хотя, внѣ сомнѣнія, будущность многоводнаго Селенгинскаго бассейна, имѣющаго связь съ Забайкальской территоріей и непосредственно съ Байкаломъ, предстоитъ довольно завидная. Сплавное судоходство возможно по очень многимъ притокамъ Селенги. Рыбой кишатъ всѣ и рѣки, и прѣсныя озера въ Монголіи, но въ этомъ отношеніи онѣ почти не тронуты, такъ какъ монголы не ѣдятъ рыбу по религіознымъ убѣжденіямъ, провозъ же въ Сибирь ея не использованъ, кромѣ манчьжурскаго озера Чжалай-норъ, изъ котораго вывозятся по желѣзной дорогѣ сотни вагоновъ рыбы, главнымъ образомъ сазанъ.
Занимая грандіозную площадь плоскогорія, Монголія въ своемъ рельефѣ представляетъ весьма рѣзкія очертанія.
Въ этомъ отношеніи раздѣлить ее можно на нѣсколько совершенно отличающихся другъ отъ друга частей по характеру.
Вотъ средняя полоса Монголіи, грандіозная нудная пустыня мертваго песчанаго моря, простирающаяся на сотни верстъ Гоби и Шамо. Это самый тяжелый путь и для путешественника, и для каравановъ, идущихъ изъ Урги на Калганъ и обратно. Конечно, верблюдъ единственное животное, которому только и подъ силу столь тяжелый перевалъ; дабы перейти его — необходимо иной разъ потерять двѣ-три недѣли.
Роскошныя, богатыя растительностью монгольскія степи, приближаясь къ Гоби, принимаютъ все болѣе и болѣе безотрадный жалкій видъ. Здѣсь встрѣчается лишь нѣсколько видовъ травъ, преобладающія среди нихъ — карагана и дэрэсу.
Особенно ожесточенную борьбу приходится выдерживать дэрэсу, когда въ іюльскіе дни, въ помощь врагамъ его несутся, въ дикомъ вальсѣ, подъ аккомпаниментъ заунывной пѣсни, юго-восточные вѣтры, вздымая къ нему грозные, пляшущіе песчаные столбы, подобно морскимъ смерчамъ.
Похоронивъ подъ собою не одно живое существо, столбы эти, застилая солнце и хватая яркіе, знойные лучи его, насыщаясь ими въ своей массѣ, получаютъ зловѣщій багровый оттѣнокъ, какъ бы напитавшись въ борьбѣ кровью своихъ дерзкихъ жертвъ, вставшихъ на пути ихъ могучаго движенія. Здѣсь среди пустыни — они цари, цари вѣчной смерти и, въ союзѣ съ вѣтромъ, въ своей жестокой пляскѣ, безпощадны.
По мнѣнію монголъ и русскихъ скотопромышленниковъ, наблюдавшихъ описанную стихійную борьбу, одно лишь дэрэсу и спасаетъ сѣверныя долины Халхи отъ сплошного заноса гобійскихъ песковъ, весьма опасныхъ въ своемъ движеніи при лѣтнихъ юго-восточныхъ вѣтрахъ. Ни карагана, ни гобійское дэрэсу не особенно пригодны для пищи скота и трудно было бы даже выносливому неприхотливому верблюду выдержать столь длинное путешествіе, если бы на солнцеватыхъ почвахъ, изрѣдка встрѣчающихся въ пустынѣ, не росло бы небольшое, но любимое верблюдомъ растеніе — бударгана; рядомъ съ нею почти всегда тянется и полынь, и различныхъ видовъ тощія солянки.
Вся пустыня перемеживается то моремъ сплошного мелкаго песка, въ которомъ иногда по грудь тонутъ ноги животныхъ, а то еще болѣе мертвой, валунной, съ мелкой галькой, почвой; въ осеннее и зимнее время здѣсь появляются гололедицы, на которыя падаютъ и лошади, и быки, не будучи въ силахъ подняться вновь. Проѣзжая верблюдами, путешественнику въ такихъ мѣстахъ иногда приходится встрѣчать цѣлое кладбище несчастныхъ животныхъ. По той скудной статистикѣ, каковая у насъ имѣется въ Монголіи, видно, что гибнетъ отъ гололедицы одного лишь крупнаго рогатаго скота — свыше 60 тысячъ головъ въ годъ. Правда, монголы какъ и этотъ скотъ, такъ и павшій отъ другихъ болѣзней, съѣдаютъ, если волки не предупредятъ ихъ, а шкуру продаютъ руccкимъ купцамъ. Вся пустыня въ своемъ рельефѣ, въ отличіе отъ Сахары, часто мѣняетъ профиль и изъ равнины переходитъ въ тягучіе длинные подъемы холмовъ, еще болѣе отягчая нелегкій путь каравановъ. Дорогъ, какъ мы понимаемъ, въ Гоби нѣтъ, есть лишь направленія отъ одного конечнаго пункта къ другому; проводники опредѣляютъ ихъ по солнцу, звѣздамъ, а верблюды по привычкѣ. Путеводителями каравановъ бываютъ также и ключи, которые то появляются, то исчезаютъ, и тогда ихъ находятъ по чуть замѣтной зелени на поверхности, а то по кишащей надъ тѣмъ мѣстомъ особой степной мошкѣ; тогда достаточно копнуть тутъ аршинъ — два, чтобы выступила хорошая ключевая вода.
Обнимая грандіозную площадь въ 250.000 кв. километровъ, эта первая характерная часть всей Монголіи — пустыня Гоби, не имѣетъ преобладающаго значенія, такъ какъ внѣ ея остается еще около 2.750.000 кв. километровъ. Въ этой остальной части переплетаются между собою — то ряды горныхъ цѣпей съ лѣсными и безлѣсными рѣками, падями и распадками, а въ нихъ долинами, то длинные степные отроги горъ, иногда съ озерами и болотами. Всѣ монгольскія горы имѣютъ безчисленное множество разнохарактерныхъ развѣтвленій съ параллельными цѣпями и присвоенными имъ названіями. Континентъ Монголіи, будучи глубокоудаленнымъ отъ морей, отличается чрезвычайной сухостью воздуха и въ тоже время рѣзкими колебаніями температуры; въ одинъ и тотъ же день термометръ нѣсколько разъ подымается и опускается; очень часто наступаютъ градусы ниже нуля съ закатомъ солнца, особенно подъ утро, послѣ дневной нестерпимой жары въ 45° по Реомюру.
Въ періодъ же года крайности бываютъ еще рѣзче. Дожди выпадаютъ очень рѣдко, устанавливая засуху иногда отъ полутора до двухъ мѣсяцевъ; травы тогда выгораютъ, оголяя землю, и монголы загоняютъ скотъ въ болота въ глубокія пади и долины къ рѣкамъ и ихъ придаткамъ. Вслѣдствіе этого Монголія не отличается богатствомъ лѣса, который если и есть, то исключительно на сѣверныхъ склонахъ горъ. Причина тому та, что изъ преобладающихъ въ странѣ двухъ вѣтровъ — сѣверо-западныхъ и юго-восточныхъ, влагу, и то въ небольшомъ размѣрѣ, несутъ съ собою только первые, осаждая ее на попутныхъ склонахъ горъ. Къ тому же знойное солнце если и обжигаетъ сѣверную сторону хребтовъ, то лишь косыми лучами, тогда какъ южная принимаетъ ихъ болѣе прямыми, чѣмъ даже равнины. Южные и юго восточные вѣтры, подъ вліяніемъ которыхъ находятся солнцепечные склоны горъ, влаги съ собой не приносятъ, оставляя ее на вершинахъ Большого Хингана и его отрогахъ, а затѣмъ, путаясь въ нихъ, циклономъ несутся въ безпредѣльную пустыню Гоби и тамъ смерчемъ, вздымая къ небу раскаленный песокъ, сухимъ, ѣдко-горячимъ влетаютъ на цвѣтущія поля и долины Халхи, изсушивая всѣ травы и кусты, подкашивая корни деревьевъ,
Этотъ вѣтеръ, усугубляя и такъ невыносимый зной и сухость въ странѣ, приноситъ нестерпимыя мученія людямъ, въ особенности табунамъ лошадей и скота. Тучи, гонимыя юго-восточнымъ вѣтромъ, проходятъ съ страшной грозой, ураганомъ, выворачивая и такъ скудные лѣса; при сильномъ своемъ движеніи успѣваютъ онѣ бросить лишь нѣсколько капель или же, осаждаясь въ горахъ общей массой, производятъ ужасный ливень, который валомъ тогда въ нѣсколько аршинъ несется внизъ по падямъ, производя страшныя опустошенія, унося съ собой и юрты, и скотъ.
Восточн. Сибирь, гдѣ бурный характеръ аналогиченъ съ монгольскимъ, знаетъ нѣсколько такихъ необычайныхъ ливней; изъ нихъ наиболѣе рѣзкіе были въ 1863 и 1897 г. Послѣдній, отъ внезапно осѣвшей грандіозной тучи на Яблоновомъ перевалѣ, засталъ постройку Заб. жел. д. на второй годъ. Колоссальный водяной валъ въ двѣ сажени высотой уничтожилъ труды строителей въ однѣ сутки и смелъ сотни деревень, десятки тысячъ скота по рѣкамъ Ингадѣ, Онону, Шилкѣ и Амуру, причинивъ милліонные убытки; рѣки мѣстами перемѣнили свои русла, деревни выстроились вновь, а желѣзная дорога проведена была по совершенно другому варіанту. Стихія востока капризна и, въ пылкой своей природѣ, выражаетъ иногда въ жизни необычайную страстность, силу и красоту феерическихъ красокъ и гармонію въ нихъ. Рѣдко кому выпадало счастье наблюдать и ощущать грозу въ заоблачномъ пространствѣ съ вершинъ ледниковыхъ горъ Монголіи. Нѣтъ словъ, нѣтъ красокъ, чтобы нарисовать это удивительное явленіе стихіи съ рѣзко переходящими захватывающими моментами.
Трудно представить себѣ болѣе величественную, болѣе жуткую и въ то же время какой-то волшебной красоты дивную картину грозы и бури въ гольцахъ (снѣжныхъ вершинахъ горъ) Хангая или Кэнтея.
Вотъ чистое безоблачное небо. Громадный огненный шаръ солнца, приближаясь къ горизонту, уже давно покинулъ низменныя долины и пади. Мракъ сумерекъ плавно сталъ растилаться по землѣ, окрашиваясь лишь на западѣ краснымъ заревомъ заката; а въ небѣ незамѣтнымъ огонькомъ уже мигаютъ звѣзды. Далеко въ выси, рельефно выдѣляясь въ темно-синемъ пространствѣ, величественно выдвигаются съ нависшими бѣлыми скалами, озаренными яркимъ свѣтомъ солнца, громоздкіе ледники Хангая. Тамъ нѣтъ еще ночи, тамъ день, и солнце, все ближе и ближе спускаясь въ море бездны, бросаетъ косые лучи и вмѣстѣ съ прохладой шлетъ послѣдній привѣтъ бѣлоснѣжнымъ вершинамъ, все гуще и гуще окрашивая ихъ нѣжно-розовой краской заката.
Но вдругъ, вслѣдъ за прохладой, повѣяло тепломъ, заколыхались верхушки деревъ, а вдали, ниже снѣжныхъ вершинъ Хангая, съ южной стороны горныхъ цѣпей, быстро стала надвигаться грозная туча, какъ черное большое чудовище заполняя глубокія пади горъ.
Внезапно сжатый воздухъ, прорвавъ небо, взвился въ высь къ вершинамъ горъ и, въ борьбу схватившись съ южнымъ вѣтромъ, завертѣлся, закружился и, дикимъ свистомъ завывая, какъ тысяча сиренъ, бросался въ скалы, по лѣсу несся и, какъ бы преклоняясь передъ силой его, столѣтнія сосны, разлетаясь въ мелкія щепки, падали съ грохотомъ и шумомъ ницъ.
Кто видѣлъ хотя разъ бурю въ заоблачномъ пространствѣ съ феерически-рѣзко переходящими моментами, тому не забыть ее во вѣкъ!
Но свою особенную прелесть имѣютъ и необозримыя степи, а также долины рѣкъ Монголіи. Коренное пастушеское населеніе съ практической точки зрѣнія оцѣниваетъ болѣе послѣ;днія, т. е. долины рѣкъ, гдѣ вмѣстѣ съ привольемъ всегда имѣется въ обиліи вода. Въ степяхъ же, въ періодъ засухи, когда высыхаютъ и ключи, ея совершенно не бываетъ. Одними колодцами трудно утолить жажду десятковъ тысячъ табуновъ лошадей, стада рогатаго и мелкаго скота. Вотъ почему монголы и ютятся со своимъ имуществомъ около рѣкъ, придавая также большое значеніе съѣдобности травяного покрова.
Наиболѣе богата травами сѣверная часть Монголіи, среди которыхъ выдѣляется многолѣтнее растеніе, нѣкоторое видоизмѣненіе гобійскаго дэрэсу — полевой дэрэсунъ или, какъ его называютъ мѣстные жители, — чій. Онъ довольно высокъ, достигая иногда 4 аршинъ высоты, но тогда дѣлается жесткимъ и мало съѣдобнымъ, какъ и гобійскій. Молодой чій считаютъ самымъ питательнымъ изъ всѣхъ встрѣчающихся злаковъ.
Въ смыслѣ питательности слѣдующее мѣсто за дэрэсуномъ занимаетъ дикая люцерна; растетъ она преимущественно на югѣ Монголіи. Въ дерновомъ покровѣ монгольской почвы встрѣчаются слѣдующія травы: манникъ, мятликъ, вѣйникъ, луговой сердечникъ, болотный тріостринникъ, осока разныхъ сортовъ, черемша и дикій лукъ; послѣдніе являются однимъ изъ главныхъ продѵктовъ питанія и самихъ монголъ; ѣдятъ они лукъ и черемшу сырыми, а также приготовляя въ видѣ различныхъ кушаній. Подлѣ рѣкъ въ болотистыхъ долинахъ и среди лѣсной тайги на сѣверныхъ склонахъ горъ въ полосахъ оттаивающей лишь съ поверхности вѣчной мерзлоты — густо произрастаютъ менѣе питательныя травы: болотный сабельникъ, камнеломка, двухцвѣтная фіалка, мытникъ и другія. Интересно отмѣтить слѣдующее явленіе: въ сѣверной части Монголіи, какъ болѣе влажной, всѣ травы и злаки значительно крупнолиственнѣе, чѣмъ на югѣ, въ особенности въ гольцѣ, граничущемъ съ пустыней Гоби; при чемъ послѣдніе питательнѣе крупнолиственныхъ и скотъ на нихъ выращивается крупнѣе, сильнѣе и бываетъ почти всегда жирнѣе, конечно, если въ той мѣстности имѣется въ достаточномъ количествѣ вода.
Какъ и травами, сѣверная часть Монголіи, въ особенности въ сѣверныхъ отрогахъ горъ, болѣе отличается и разнообразіемъ лѣсныхъ породъ. Ютясь за солнопеками, группы лѣсовъ идутъ обыкновенно по пути рѣкъ и ихъ притокамъ или — сплошной тайгой, или — рощицами въ болѣе влажныхъ падяхъ. Самая богатая лѣсная растительность встрѣчается въ бассейнѣ р. Селенги и въ Алтайскихъ горахъ, сгущаясь все болѣе къ русской границѣ. Южная же и средняя Монголія страдаютъ безлѣсьемъ, Главныя древесныя породы Монголіи слѣдующія: сосна, лиственница, ель, береза, осина, монгольскій вязъ; изъ нихъ преобладаетъ сосна и лиственница.
Различныхъ породъ кустарники тянутся зигзагами по обѣ стороны рѣкъ, украшая ихъ, а также около ключей. Болѣе всего попадаетъ среди нихъ: черемуха, дикая яблоня, цвѣтущій багульникъ, который недурно цвѣтетъ и въ горахъ, жимолость, смородина, бузина, рябина, малина, дикій миндаль и другіе.
Богатство флоры въ прямой зависимости также и отъ свойства почвы и ея плодородія; въ общемъ характерѣ мѣстныя почвы являются продуктомъ разрушенія болѣе твердыхъ породъ: гнейса и различныхъ гранитовъ въ сѣверо-западной части Монголіи. Почву изъ разрушеннаго песчаника, съ примѣсью глинистаго сланца, можно встрѣтить въ средней части Халхи, но главнымъ образомъ отъ Урги къ сѣверу. Самые роскошные виды растительности идутъ рука объ руку съ темно-сѣрымъ суглинкомъ, преобладающимъ обыкновенно по долинамъ рѣкъ, а изъ нихъ самый богатый залегаетъ въ Селенгинскомъ бассейнѣ; въ другихъ же долинахъ рѣкъ суглинокъ перемеживается съ наносными породами: песчаными, супесчаными, а также глинистыми. При чемъ, почти повсемѣстно, мощь почвы рѣдко бываетъ толще 5, а въ отрогахъ долинъ 2-хъ вершковъ, образуя одно лишь тощее дерно. Если принять во вниманіе съ указаннымъ обстоятельствомъ и то, что по изслѣдованію нѣкоторыхъ агрономовъ въ монгольскихъ почвахъ чрезвычайно невеликъ естественный перегной — гумусъ, то вполнѣ понятно заявленіе русскихъ колонистовъ въ сѣверной Халхѣ, что оно при посѣвахъ истощается въ 4—5 лѣтъ до полнаго безплодія, требуя для себя отдыха почти на такое же время, — давая передъ этимъ необычайный урожай — самъ 15, самъ 20.
Черноземныхъ полосъ встрѣчается мало и то лишь по нѣкоторымъ распадкамъ рѣкъ.
Большими площадями можно встрѣтить въ Улясатайскомъ округѣ породы съ плотно сцементированной галькой и хрящемъ; никакой плугъ, конечно, не въ состояніи разрыхлить ихъ; слѣдовательно, почва такая совершенно не пригодна для земледѣлія; травы же на ней растутъ, хотя и невысокія, но питательныя. Не безынтересно отмѣтить, что хребтовая грань горъ почти всюду рѣзко разбиваетъ два характера почвъ: на сѣверной сторонѣ встрѣчаются преимущественно суглинистыя въ значительной толщинѣ, а также и каменистыя породы; на солнопекахъ — песчано-каменистыя.
Во многихъ мѣстахъ Монголіи, но больше, опять таки, въ средней Халхѣ, часто встрѣчаются гуджиры, т. е. выступившіе на поверхность почвы бѣлые соляные налеты. И если такая почва покрыта удовлетворительной травой, то она дѣлается любимымъ мѣстомъ скота, который лакомится солью и при этомъ хорошо поправляется.
III.
Точное общее количество скота трудно опредѣлить; свѣдѣнія различныхъ изслѣдователей по этому вопросу сильно расходятся. По послѣднему же исчисленію членовъ Монгольской экспедиціи Иркутскаго общества изученія Сибири, въ сѣверо-западной и восточной Монголіи, находящейся въ сферѣ вліянія Россіи и объявившей свою самостоятельность, при 750-тысячномъ населеніи имѣется: лошадей 1.500.000 головъ, крупнаго рогатаго скота 1.500.000, барановъ и козъ 4.500.000 и двухгорбыхъ верблюдовъ не болѣе 50.000. Во внутренней Монголіи, находящейся въ сферѣ вліянія Китая, скота приблизительно такое же количество. Верблюдовъ же около 500 тысячъ головъ.
Внѣшняя Монголія не является родиной верблюдовъ; они разводятся на югѣ, а въ сѣверной ихъ держатъ, какъ рабочихъ, гдѣ приплодъ отъ нихъ бываетъ ничтожный. Верблюдъ не прихотливъ въ пищѣ и очень выносливъ, онъ не замѣнимъ при тысячеверстныхъ переходахъ въ пустынѣ Гоби, при вьючномъ караванномъ передвиженіи; грузятъ на него до 18 пуд.; при чемъ грузъ равномѣрно распредѣляется по обѣ стороны спины. Идетъ онъ плавно, красивой мягкой поступью, крупными шагами верстъ по 5 въ часъ, но въ легкой нагрузкѣ можетъ бѣжать и рысью со скоростью верстъ 12—18 въ часъ. При дальной дорогѣ, дневные переходы верблюдъ дѣлаетъ отъ 40 до 60 верстъ, при одномъ или двухъ отдыхахъ часа по полтора или по два каждый. Въ пищѣ не разборчивъ; ѣстъ все, включительно до мха и тальника. Лѣтомъ верблюдъ можетъ дѣлать переходы больше верстъ на десять, чѣмъ зимою и осенью; но хорошіе хозяева стараются лѣтомъ не эксплуатировать его постоянной работой, иначе онъ переутомляется настолько, что на зиму дѣлается слабосильнымъ и не пригоднымъ для большихъ переходовъ. Поэтому караваны на Калганъ и Кяхту преимущественно ходятъ зимою. Верблюдъ тогда вполнѣ удовлетворяется скуднымъ подножнымъ кормомъ, такъ-называемой — ветошью. Въ пути на одного погонщика выдается до 16 верблюдовъ, которые подвязываются одинъ къ другому бичевкой, прикрѣпленной за деревянную ключку, продѣтую черезъ носовой хрящъ животнаго. Поддергивая бичевку направо или налѣво, направляютъ передняго верблюда, а за нимъ уже идутъ остальные. Если же необходимо, чтобы верблюдъ легъ, то дергаютъ за бичевку внизъ. Точно такъ же правятъ, при ѣздѣ въ одиночку, сидя на немъ.
Въ караванѣ переднимъ выбираютъ лучшаго, болѣе понятнаго верблюда, котораго ведетъ за ремешокъ пѣшій или конный монголъ. Къ недостаткамъ верблюда можно отнести то, что онъ страшно пугливъ, приходя въ неописанный страхъ отъ неожиданнаго крика или увидя въ пустынѣ камень, пень; тогда онъ можетъ броситься въ сторону и бѣжать по неопредѣленному направленію десятки верстъ; поймать его очень трудно. Также приходитъ онъ въ ужасъ отъ сильнаго вѣтра и падаетъ, если при этомъ бьетъ ему въ лицо дождемъ или снѣгомъ. Переходить бродомъ высокую воду онъ также не любитъ и ложится, если рѣка или озеро достигаютъ глубины выше груди. Имѣя мягкія подошвы, онъ быстро набиваетъ мозоли и тогда дѣлается не способнымъ для дальнѣйшаго пути; въ предупрежденіе этого, а также и того, чтобы онъ не скользилъ, подошвы его намазываютъ толстымъ слоемъ смолы съ пескомъ. Запряжка верблюжья очень не сложна: къ концамъ оглоблей экипажа подвязывается полукруглое коромысло, которое по просту накидывается между горбами его и онъ тогда свободно тащитъ за собою одноколку или сани. На верблюдѣ возятъ все: и цибики чая, и другіе товары, и дрова, и бревна, а при перекочевкахъ и юрты въ собранномъ видѣ. По натурѣ верблюдъ смирный, но раздражительный; гнѣвъ свой выражаетъ тѣмъ, что начинаетъ плеваться по сторонамъ; въ февралѣ и началѣ марта, во время течки, самцы бываютъ свирѣпы и тогда ихъ необходимо остерегаться, иначе они могутъ не только искусать, но и убить. Изъ верблюжьяго молока получается замѣчательно вкусный кумысъ, который съ наслажденіемъ пьютъ монголы. Самка даетъ въ день до двухъ четвертей молока; изъ него приготовляютъ также сыръ и масло, молоко же пьютъ; оно значительно жирнѣе и вкуснѣе коровьяго.
Большой доходъ монголамъ и скупщикамъ верблюдъ приноситъ своею шерстью, которую начинаютъ стричь съ двухлѣтняго возраста; снимаютъ ее весною, когда она линяетъ, получая съ каждой головы отъ 15 и до 45 фунтовъ. Шерсть послѣ стрижки раскладываютъ и утюковываютъ по сортамъ.
На рогатомъ скотѣ и баранахъ зиждится почти все благосостояніе страны. Несмотря на это монголы, не отгощенные другими работами и заботами, обращаютъ слишкомъ малое вниманіе на живые источники своихъ доходовъ — скотъ, не заботясь о немъ въ смыслѣ охраненія его и улучшенія породы. Скотъ и лѣто и зиму питается, также какъ и верблюды, однимъ лишь подножнымъ кормомъ. Запасъ сѣна монголами не заготовляется, и если зима, что весьма бываетъ рѣдко, окажется снѣжная, то скотъ если не гибнетъ совершенно, то страшно тощаетъ, теряя силы и ухудшая породу. При снѣжныхъ заносахъ впереди табуновъ крупнаго рогатаго скота пускаютъ барановъ и козъ, которые значительно легче разрываютъ снѣгъ копытами, обнажая тощую ветошь. Постоянныя, изъ года въ годъ, голодовки, а также и жизнь подъ открытымъ небомъ и въ знойныя жары, и 40-градусные морозы создали монгольскій скотъ чрезвычайно выносливымъ, но въ тоже время малосильнымъ. И несмотря на это, между ними встрѣчаются быки на 20 пудовъ чистаго мяса, а въ живомъ вѣсѣ до 30 пудовъ. Въ зимнее время, въ періодъ бурановъ, скоту негдѣ скрываться и онъ часто, угоняемый сильнымъ вѣтромъ въ степь, гибнетъ, попадая на гололедицы. Ни сараевъ, ни огороженныхъ загоновъ для скота монголы не устраиваютъ. Если же они строятъ крытыя помѣщенія, такъ только исключительно для родившихся въ зимнее время телятъ и ягнятъ; имъ же заготовляютъ иногда въ самомъ незначительномъ количествѣ и сѣно. Сѣнокосныхъ полей въ странѣ неисчерпаемое количество и, при желаніи, съ примѣненіемъ сѣнокосилокъ, можно легко накашивать травъ на длинную зиму всему скоту. Тогда скотъ безусловно улучшилъ бы породу и не гибнулъ бы въ такихъ ужасающихъ размѣрахъ. Мретъ онъ также въ большихъ массахъ и отъ вѣчной эпидеміи — чумы. Въ борьбѣ съ нею, при содѣйствіи русскаго правительства, въ послѣдніе годы начали открываться въ разныхъ частяхъ страны станціи для противочумныхъ прививокъ. При развитіи этой мѣры падежъ скота безусловно уменьшится, но пока въ нѣкоторыхъ чумныхъ очагахъ эта убійственная болѣзнь уноситъ въ лѣто до 90 % животныхъ.
Хотя нѣкоторые изслѣдователи и считаютъ монгольскій скотъ не молочнымъ, а исключительно мяснымъ, цифры же говорятъ другое. При отсутствіи достаточнаго питанія, необходимаго для дойной коровы ухода, она все же въ среднемъ даетъ около 40 ведеръ молока въ годъ.
Молоко является главнымъ продуктомъ питанія мѣстнаго населенія и, несмотря на то, что къ развитію маслодѣльнаго дѣла въ Монголіи, гдѣ о сепараторѣ не имѣютъ и представленія, не сдѣлано и шагу, несмотря и на то, что монголы доятъ лишь часть коровъ, — все же черезъ одну лишь Кяхту ежегодно вывозится около 20.000 пудовъ масла на сумму 200 тыс. руб. При развитіи же сепараторныхъ маслобойныхъ заводовъ, Монголія можетъ выпустить на рынокъ до полумилліона пудовъ масла. Краснорѣчивый примѣръ Западной Сибири, гдѣ экспортъ масла развился за нѣсколько лѣтъ въ десятки милліоновъ рублей, можетъ быть къ тому порукой.
Въ продажу на убой Монголія выпускаетъ кастрированныхъ взрослыхъ бычковъ и лишь въ послѣднее время, вслѣдствіе усиленныхъ налоговъ, они принуждены продавать не только коровъ, но и телятъ.
Кастрированными быками монголы широко пользуются, какъ рабочей силой при перевозкахъ всякаго рода тяжестей; при чемъ запрягаютъ ихъ въ самодѣльныя грубой работы одноколки, съ колесами сбитыми изъ колотыхъ досокъ и нѣсколько закругленныхъ въ углахъ, такъ что онѣ скорѣе восьмиугольныя, чѣмъ круглыя; колесо замертво прикрѣплено къ оси, которая продѣта въ кузовъ одноколки и вертится вмѣстѣ съ колесами, производя сильнѣйшій скрипъ. Быкъ тянетъ одноколку за согнутую палку, накинутую безъ подстилки на хрящъ хребта. Вполнѣ понятно, что монгольскій быкъ въ такой упряжи, къ тому же голодный, дѣлая въ день 12—18 верстъ, не можетъ тянуть болѣе 8—10 пудовъ. Для своей надобности монголы не бьютъ рогатый скотъ, питаясь лишь падежнымъ, не исключая и чумнаго. Въ Сибирь вывозится ежегодно около 140 тысячъ головъ скота и 100 тыс. кожъ скотскихъ, снятыхъ съ падежнаго скота. Кожи эти въ пограничныхъ пунктахъ дезинфецируются.
Большую цѣнность для монгольскаго хозяйства представляетъ овца; вотъ поэтому овцеводство въ краѣ развито болѣе всего. Овца монголу даетъ и пищевые продукты, въ видѣ мяса и молока, и шерсть для юрты, и средства, получаемыя отъ продажи живыхъ барановъ, шерсти и овчины. По статистикѣ 1912 года видно, что вывезено изъ предѣловъ внp3;шней Монголіи въ Сибирь около 350 тыс. головъ барановъ и овчинъ свыше 500 т., шерсти не болѣе 100 т. пуд.
Козъ въ Монголіи немного сравнительно съ овцами, пасутся онѣ обыкновенно вмѣстѣ; внѣшнимъ видомъ не отличаются отъ европейской козы. Мясо и молоко ихъ монголы предпочитаютъ бараньему. Шкуры козьи идутъ на дохи, а съ живыхъ вычесываютъ особый пухъ, который идетъ въ хозяйствѣ на нитки для вязанья чулокъ.
Не смотря на свое полуторамилліонное количество, лошадь, за отсутствіемъ достаточнаго сбыта, не приноситъ большого дохода населенію. Объясняется это тѣмъ, что монголы не пріучаютъ ее къ упряжной ѣздѣ, вслѣдствіе чего пріобрѣтаетъ монгольскую лошадь лишь пограничное русское населеніе въ небольшомъ количествѣ. Въ общемъ же количествѣ по всей пятитысячной границѣ ежегодно продается около 27.000 головъ при средней цѣнѣ въ 30 рублей; покупаютъ главнымъ образомъ казаки для верховой ѣзды, въ чемъ она незамѣнима. Закаленная и къ холоду и голоду, она необычайно вынослива и можетъ пробѣжать иногда подъ сѣдломъ съ одной кормежкой верстъ 50. Правда, силы для возовой работы у нея нѣтъ, но это объясняется чрезмѣрной истощенностью ея. При хорошемъ кормѣ и уходѣ въ рукахъ русскихъ казаковъ и крестьянъ, а также и китайцевъ, конь дѣлается не узнаваемъ и, во всякомъ случаѣ, не хуже нашего забайкальскаго малорослаго. Средній ростъ монгольскаго коня 1 арш. 14 вершковъ. При чемъ, той же породы конь выращивался у китайцевъ при хорошемъ кормѣ — до двухъ аршинъ и 3-хъ вершковъ, съ значительно болѣе развитой грудью. Среди монгольскихъ лошадей выдаются весьма быстрые скакуны и иноходцы. Монголы, вообще, страстные любители верховой ѣзды, и какъ мужчины, такъ и женщины — вѣчно на конѣ, дѣтей пріучаютъ чуть ли не съ трехлѣтняго возраста. Посадка у монгольскихъ наѣздниковъ твердая, но не красивая — со скрюченными ногами и свернувшись нѣсколько на бокъ. При чемъ во время ѣзды, соразмѣрно съ качаніемъ спины коня, трясутъ и руками и ногами, держатся не на носкахъ ногъ, а плотной посадкой въ сѣдлѣ. За лошадью монголы еще менѣе слѣдятъ, чѣмъ за рогатымъ скотомъ и баранами. Выпуская табуны на цѣлое лѣто и даже на зиму, они загоняютъ ихъ иной разъ за сто и болѣе верстъ отъ своего жилья, оставляя ихъ тамъ безъ надзора. Во время большихъ снѣговъ лошадямъ приходится доставать ветошь съ большимъ трудомъ, разгребая снѣгъ копытами; когда табунъ попадаетъ на гололедицу, которую не въ состояніи пробить, то мретъ съ голоду, если во время не выберется изъ нея. Въ бураны табуны часто теряются въ одиночку, попадая въ овраги, въ тайгу, гдѣ и гибнутъ. Много лошадей, особенно жеребятъ, давятъ и волки, которые ходятъ по слѣдамъ табуна и ловятъ отставшихъ. На табунъ они боятся нападать, такъ какъ тотъ находится подъ защитой жеребцовъ, которые часто зашибаютъ врага копытами, ревниво охраняя свои табуны отъ хищниковъ.
Изъ кобыльяго молока монголы приготовляютъ кумысъ. Грива и хвостъ коня постоянно подстригаются, а волосъ продается или употребляется на плетенье веревокъ.
Въ болѣе суровыхъ краяхъ монголы разводятъ родъ крупнаго, но безрогаго скота — сарлыкъ или якъ. Они пасутся въ общихъ табунахъ съ рогатымъ скотомъ. Къ пищѣ и уходу менѣе прихотливы, чѣмъ прочій домашній скотъ, сильны и приспособляются для возки тяжестей. Самка даетъ вкусное молоко съ 10 % жира. Мясо противное, почему и не экспортируется въ Сибирь; шерсть же и кожа идутъ въ продажу.
Вотъ все богатство монголъ скотоводовъ, дающее извѣстный приростъ и приходъ, на чемъ и зиждется почти все ихъ благосостояніе. Другой отрасли хозяйства въ Монголіи нѣтъ, также какъ нѣтъ и кустарныхъ производствъ, исключая очень небольшого числа мастеровъ, приготовляющихъ изъ глины и дерева изображенія различныхъ хубелгановъ и бурхановъ для кумирень; они же дѣлаютъ изъ серебра, чеканной работы, головные женскіе уборы, отдѣлку ножей, табакерокъ и проч. Но такихъ мастеровъ очень мало и все необходимое какъ для своего обихода, такъ и для кумирень и монастырей, пріобрѣтаютъ отъ китайскихъ купцовъ. Нѣкоторый заработокъ монголы получаютъ и отъ охоты, добычу коей они продаютъ русскимъ купцамъ; при чемъ главный доходъ они получаютъ отъ сурка, котораго въ 1912 году было вывезено черезъ одну Кяхту около одного милліона 300 тысячъ штукъ на сумму свыше милліона рублей; затѣмъ въ ничтожномъ количествѣ зарабатываютъ и отъ другой пушнины: бѣлки, волка, лисицъ и хорька, въ Китай же сбываютъ изюбревые рога и козьи шкуры.
IV.
При необычайныхъ границахъ обширной разнохарактерной страны, народонаселеніе Монголіи чрезвычайно ничтожно. Переписи его не было и наличность не поддается никакой статистикѣ. Но исходя изъ нѣкоторыхъ соображеній и выводовъ, во всей странѣ старой Монголіи изслѣдователи опредѣляютъ отъ 1.500.000 до 2.500.000 душъ обоего пола, а въ отпавшей теперь отъ китайскаго владычества отъ 500—700 тысячъ душъ. Въ силу чрезмѣрно сухого климата въ странѣ и ограниченнаго количества водныхъ бассейновъ, народъ имѣетъ большое тяготѣніе къ озерамъ и рѣкамъ, гдѣ главнымъ образомъ и сосредоточено болѣе густое населеніе; въ пространствахъ безводныхъ можно иногда проѣхать сотни верстъ и не увидѣть юрты.
Въ частности же, болѣе плотно обосновались монголы на югѣ въ плодородной Чахаріи и на сѣверѣ въ Халхѣ, центромъ коей является Урга.
Монголы всей страны, какъ раса, имѣютъ почти одно нарѣчіе, исповѣдуютъ одну буддійскую религію, не считая сектъ, но въ виду слишкомъ большой разобщенности, въ силу грандіозныхъ пространствъ и отсутствія путей сообщенія, они отдѣльными округами имѣютъ другъ отъ друга нѣкоторыя отличительныя черты и быта, и характера, акцента и костюма.
Съ этой стороны ихъ можно раздѣлить на нѣсколько группъ. Центромъ народности составляютъ халхасцы, потомки знаменитыхъ когда-то ордъ, объединившихся вокругъ Чингинсъ-хана, завоевавшихъ впослѣдствіи всю Азію и часть Европы. Халхасцы населяютъ внѣшнюю Монголію по рѣкамъ Керулена, Селенги и нѣкоторую часть бассейна Тесинъ-Гола и Дзанхынъ-Гола, къ югу они теряются у береговъ пустыни Гоби. Далѣе за Гоби идетъ внутренняя Монголія, состоящая изъ Чахаріи, Алашаня, Ордоса и Куку-хото. Кобдскій округъ населяютъ восемь семействъ: дурбеты, баиты, торгоуты, урянхайцы, цзахачины, олеты, тарачины и мингиты. Всѣ перечисленные выше и составляютъ собственно монгольскую группу; но кромѣ нея, по Алтаю, басейнамъ pp. Чер. Иртыша, Южнаго Енисея, Кобдо и Убса кочуетъ особая тюркская группа, состоящая изъ киргизъ, енисейскихъ урянхайцевъ, котоновъ и кокчулутуновъ. Третьей группой можно считать тунгузскую — солоны, живущіе вблизи Манчьжурской ж. д. въ окрестностяхъ озеръ Джалайноръ и Буиръ.
Самую большую площадь занимаютъ халхасцы, съ населеніемъ около 500 тысячъ душъ, именно болѣе 1½ милл. кв. километровъ; за ними внутренняя Монголія — 900 т. кв. километровъ при 1 милліонѣ душъ и остальныя народности, достигающія 400 т. душъ, занимаютъ всего 600 т. кв. километровъ. Кромѣ указанной народности, во всей Монголіи живутъ 400 тыс. китайцевъ, по статистикѣ Поднебесной имперіи 1911 года. При чемъ они, преимущественно занимаясь торговлей, сконцентрированы въ 50 % около городовъ и монастырей, а остальные, по большей части хлѣбопашцы — главнымъ образомъ по долинамъ рѣкъ.
Исторія Монголіи, въ своемъ прошломъ, довольно интересна. У нѣкоторыхъ хошунныхъ и аймачныхъ князей сохранились цѣнныя лѣтописи въ нѣсколько десятковъ томовъ, но, къ сожалѣнію, онѣ не переведены до сихъ поръ ни на одинъ изъ европейскихъ языковъ. Мы знаемъ лишь отрывки ея и болѣе подробно тотъ періодъ, когда во время нашествія Батыя и другихъ ордъ они близко соприкасались съ ними.
По китайскимъ свѣдѣніямъ, есть нѣкоторыя основанія насчитывать существованіе монгольской націи около 4000 лѣтъ. Изъ тѣхъ же свѣдѣній видно, что родина ихъ была вблизи русской границы по бассейну pp. Аргуни — притока Амура, Керулена и Нони; а другая часть народа кочевала въ отрогахъ Алтая. По другимъ версіямъ, колыбелью монгольскихъ племенъ была часть Сибири въ предѣлахъ Иркутской губерніи и на востокѣ прибрежныя мѣста къ Байкалу, ограничиваясь хребтомъ Хамаръ-Дабана. Такая легенда до нѣкоторой степени оправдывается тѣмъ, что въ этихъ районахъ живутъ и теперь родственные монголамъ — буряты. Вели они пастушескій образъ жизни, раздѣлившись на безчисленное множество княжескихъ удѣловъ, которые постоянно враждовали между собою. Въ различные періоды на болѣе или менѣе продолжительное время, часть Монголіи, съ цѣлымъ рядомъ удѣловъ, подпадала подъ вассальное иго то одного, то другого князя. Объединившись, такимъ образомъ, въ нѣсколько удѣловъ, еще съ 220 года до Р. X. монгольскіе князья дѣлали набѣги и на китайскія владѣнія. Фортуна мѣнялась, и то часть Китая отдавалась подъ власть отдѣльныхъ монгольскихъ княжествъ, то Китай владычествовалъ надъ ними. Конечно, постоянныя войны расшатывали экономическую жизнь и мощь народа. Но въ XII вѣкѣ исторія Монголіи рѣзко измѣняется и принимаетъ уже міровое значеніе. Въ Кентейскихъ горахъ рождается въ 1162 году знаменитый впослѣдствіи Темучинъ или, какъ онъ болѣе извѣстенъ, Чингисъ-ханъ. Этотъ необыкновенный человѣкъ, уже съ 13-лѣтняго возраста сгруппировавъ около себя 10 тысячъ семействъ, выработалъ одобренный приближенными планъ завоеванія не только Китая, но всей Азіи и Европы. Монгольскія племена онъ сумѣлъ объединить подъ свою власть къ сорокалѣтнему возрасту, при чемъ поработилъ онъ ихъ главнымъ образомъ дипломатически, своимъ геніальнымъ умомъ, щедростью и справедливостью. Прекративъ междоусобныя войны, онъ этимъ укрѣпилъ экономическое положеніе своего ханства, мощь его и, тогда только, съ 1211 года, двинулъ свои орды въ Китай.
Побѣдоносно овладѣвъ сѣверо-западной частью Китая и всѣми землями на западѣ его до Персидскаго залива и Инда, онъ, умирая въ 1227 г., оставилъ завѣтъ наслѣдникамъ продолжать свой планъ мірового завоеванія. При жизни еще Чингисъ-хана, Россія имѣла неудачныя столкновенія съ его ордами, а въ 1224 г. битву на р. Калкѣ. Его счастливые преемники, вплоть до смерти 4-го хана — Мунке въ 1259 г., медленно, но успѣшно расширяли имперію и достигли наивысшаго экономическаго расцвѣта и могущества ханства. До 1264 г. междоусобицы нѣсколько расшатали страну, но ставшій во главѣ не только всей Монголіи, но и Китая — Хабилай, укрѣпилъ силу и власть, объявивъ Пекинъ своей столицей. Такъ что, собственно, съ этого времени, съ періода такъ называемой Юаньской династіи, Монголіей управляли изъ Китая, отчего она стала отодвигаться уже на второй планъ. Естественно, вслѣдствіе обширности имперіи, появились опять междоусобныя войны, которыя и вели объединенную имперію по наклонной плоскости вплоть до 1368 года. А въ 1369 г. была низвергнута монгольская Юаньская династія и воцарилась Миньская во главѣ съ китайскимъ императоромъ Хуньву. Какъ Хуньву, такъ и его наслѣдники безжалостно преслѣдовали потомковъ Чингисъ-хана, боясь ихъ вліянія. Послѣднимъ, однако, пришлось бѣжать на родину, гдѣ они и образовали въ концѣ концовъ резиденцію въ городѣ Каракорумъ. Около 300 лѣтъ до 1664 года продолжались неустанные пограничные набѣги другъ на друга и вражда между Миньской династіей и чингисханидами.
За этотъ періодъ времени слѣдуетъ отмѣтить средину ХѴІ-го вѣка, когда умирающимъ ханомъ Даяномъ вся Монголія была раздѣлена между 11-ю сыновьями, разбивъ такимъ образомъ прежнюю цѣльность ея. Образовавшіяся отдѣльныя ханства продолжали взаимные набѣги и на китайцевъ съ юга и на ойратъ (монгольская народность) съ сѣвера. Еще при жизни сыновей Даяна образовываются два объединенныхъ ханства — южное и сѣверное.
Въ южномъ происходятъ очень важныя событія: ханъ Аньда вводитъ въ странѣ на мѣсто шаманства господствующей религіей — буддизмъ, въ каковой онъ увѣровалъ послѣ своего исцѣленія хутухтой, вызваннаго имъ изъ Тибета для лѣченія тяжкой болѣзни. Буддизмъ быстро сталъ развиваться по всей Монголіи; проникшись его идеей, воинственное передъ тѣмъ населеніе прекратило свои энергичные безпокойные набѣги на Китай. Незамѣтнымъ образомъ, разбившись по смерти Аньды на двѣ части, а каждая часть въ свою очередь на множество удѣловъ, вся южная Монголія подпала подъ власть Китая и платила послѣднему дань.
Сѣверная Монголія, подобно и южной, по смерти Даяна и его сыновей разбилась на 52 хошунныхъ княжествъ, образовавъ общее удѣльное ханство — Халху.
Связи между хошунами не было и каждый владѣтельный князь на свой страхъ и рискъ, иногда согласившись съ другими, производилъ набѣги на ойратовъ, а то вели братоубійственныя между собою войны. Все это подрывало силу страны.
Въ срединѣ XVI вѣка вслѣдъ за буддизмомъ очень быстро пустилъ въ Халхѣ свои прочные корни и ламаизмъ.
Въ разныхъ концахъ Халхи какъ грибы росли ламскіе монастыри, а вмѣстѣ съ ними и все увеличивающійся контингентъ духовныхъ лицъ — монаховъ, заботой коихъ, въ соперничествѣ другъ съ другомъ, было какъ можно больше привлечь поклонниковъ, такъ щедро приносящихъ дары. Ламаизмъ, имѣющій основу буддизма, отразился и на общій укладъ жизни населенія, которое, сдѣлавшись болѣе миролюбивымъ, сократило набѣги и тяготѣло больше къ мирному пастушескому образу жизни.
Въ XVII вѣкѣ наступила на востокѣ новая эра. Незамѣтная въ то время, ничтожная кучка манчьжуръ, отпавъ отъ Китая и объединившись вокругъ своего національнаго храбраго героя Нурхаци, стала вести успѣшные набѣги на Китай, завладѣвъ всѣмъ сѣверомъ вплоть до самаго Мукдена, гдѣ и основала столицу новой имперіи. Слѣдующій императоръ Тай Цзунь Вэнь оффиціально объявилъ войну Китаю, имѣя хорошо организованную армію, вооруженную не только ружьями, но и пушками, которыя отливали сами китайцы; къ 1644 году Тай-Цзунь-Вэнь окончательно изгоняетъ Миньскую династію, возстанавливая Манчьжурскую подъ принципомъ «величайшей справедливости и великаго порядка», и называетъ ее — Дайцинъ.
Само собой разумѣется, что манчьжуры сдѣлались привилегированнымъ классомъ въ странѣ и занимали всѣ отвѣтственныя государственныя и административныя должности. Но въ виду отсутствія собственной культуры, естественно, господствующимъ языкомъ почти во всей Монголіи сталъ китайскій.
Обезсиленные раздробленіемъ и вѣчными войнами, монголы, вмѣстѣ съ Халхой, легко подпали подъ власть манчьжурской династіи «Дай-цинъ». Хотя халхасцы, во главѣ съ княземъ Шунь-Чжи, и пытались возстановить свою независимость, но при первомъ же сраженіи съ манчьжурами, объединенными тогда уже съ южными монголами, потерпѣли пораженіе. Отлично понимая, что трудно услѣдить за порядкомъ Монголіи при чрезвычайной ея отдаленности отъ центра манчьжурской имперіи, между Китаемъ и Монголіей произошелъ цѣлый рядъ соглашеній, по которымъ, для внутренняго порядка, было установлено въ странѣ автономное управленіе. Съ тѣхъ поръ, т. е. съ 1662 г. по 1697 г., внутри страны все же не было спокойно; первые года отмѣчены внутренней враждой между двумя потомками Чингисъ-хана: Цзасакту и Тушету-ханомъ. А затѣмъ, воспользовавшись ослабленіемъ ихъ, Чжунгарія во главѣ съ княземъ Галданомъ двинула въ Халху тридцатитысячную армію. Ведя неудачныя войны съ чжунгарами, до 1697 года, халхасцы принуждены были обратиться за помощью къ Китаю, который хотя и охранилъ ихъ отъ врага, но зато автономныя права ихъ съ этого времени имъ сталъ постепенно урѣзывать.
Исторія послѣдующихъ лѣтъ вплоть до отпаденія Монголіи отъ китайскаго владычества не имѣла особенно выдающихся событій, если не считать вторичнаго нашествія чжунгаровъ въ 1792 году; кончилось оно опять вмѣшательствомъ Китая, которымъ въ гор. Улясутаѣ былъ заключенъ съ чжунгарами миръ и хамъ былъ назначенъ цзянь-цзюнь съ правами намѣстника для управленія всей Монголіи, каковая должность и существовала до послѣднихъ лѣтъ.
Тогда же, избѣгая репрессіи чжунгаровъ, изъ Халхи перекочевали около 5000 семействъ съ большими табунами и скотомъ въ Забайкальѣ и, отдавшись въ подданство Россіи, они образовали тунгузское и частью бурятское населеніе.
Въ этотъ періодъ времени, т. е. съ конца ХѴІІ-го вѣка, автономное управленіе Монголіи разрѣшало внутреннія дѣла особыми сеймами, которые собирались въ извѣстное время разъ въ годъ въ опредѣленномъ мѣстѣ изъ аймачныхъ князей опредѣленнаго района. Каждый же сеймъ дѣлился на цѣлый рядъ хошунныхъ княжествъ, которыя подъ властью аймачнаго хана завѣдывали своими мѣстными дѣлами.
На случай войны, китайскимъ правительствомъ выработанъ особый мобилизаціонный проектъ, по каковому каждый хошунъ обязанъ выставить въ полномъ обмундированіи извѣстное количество всадниковъ, а вся Монголія 1413 эскадроновъ, или 235½ полковъ, что составитъ, по исчисленію Пржевальскаго, 284 тысячи человѣкъ. Конечно, въ дѣйствительности это совершенно невозможно, что доказано новымъ монгольскимъ правительствомъ, не имѣющимъ средствъ собрать армію, согласно составленнаго проекта, въ 10.000 солдатъ.
Съ ХѴІІ-го вѣка китайское правительство зорко слѣдило за дѣятельностью сеймовъ, а также за внутреннимъ правленіемъ хошуновъ и аймаковъ. Для этой цѣли въ Монголіи была введена контрольная администрація изъ цѣлаго ряда амбаней, во главѣ съ цзянь-цзюнемъ.
Главными административными центрами были: Урга, Улясутай и Кобдо. Съ теченіемъ времени, за счетъ автономныхъ правъ хошунныхъ и аймачныхъ князей, расширялись полномочія китайскихъ чиновниковъ, преимущественно манчьжуръ, которые фактически и управляли всей страной.
Для своей личной охраны и водворенія порядка, амбани имѣли при себѣ охрану изъ регулярныхъ китайскихъ солдатъ.
Какъ чиновники, такъ и солдаты, хотя и получали жалованіе изъ пекинскаго казначейства, но этимъ не удовлетворялись и налагали особую насильственную дань на окружающихъ монголъ и ихъ князей по своему усмотрѣнію. Въ свою очередь хошунные и аймачные князья на содержаніе канцеляріи чиновниковъ и свое княжеское житье облагали своихъ подданныхъ натуральными налогами также по своему усмотрѣнію. Кромѣ того, князья, поддавшись слишкомъ большому вліянію ургинскаго хутухты, хубелгановъ и ламъ, считали долгомъ одаривать послѣднихъ большими приношеніями, а также жертвовать и на содержаніе монастырей вмѣстѣ съ сонмомъ монаховъ въ нихъ.
Вмѣстѣ съ народной массой стали бѣднѣть и князья. Глава же духовенства, нынѣшній властитель Монголіи, хутухта, оказался самымъ богатымъ человѣкомъ, какъ владѣлецъ грандіозныхъ, дарованныхъ въ періодъ 250 лѣтъ, поклонниками — князьями, земельныхъ угодій, вмѣстѣ съ населеніемъ, которое затѣмъ сдѣлалось его личнымъ данникомъ и было подвластно спеціальному шабинскому вѣдомству, вѣдующему личнымъ имуществомъ хутухты. Такимъ образомъ, по спеціальному своему положенію населеніе Монголіи можно было бы разбить на слѣдующіе классы: 1) князья и владѣтельные монголы, 2) чиновники, 3) духовенство, 4) податное населеніе и 5) китайцы-купцы.
Въ общей своей массѣ монголы занимаются скотоводствомъ и въ силу этого ведутъ кочующій и пастушескій образъ жизни: переходятъ со своими юртами съ одного мѣста на другое, выбирая для своихъ стоянокъ лучшія пастбища и не удаляясь слишкомъ далеко отъ рѣкъ и озеръ.
Количество скота на юрту, т. е. семью, не опредѣленное; большинство въ своей массѣ страшно бѣдно, 40 % имѣютъ не болѣе одной, двухъ коровъ, нѣсколько барановъ и одного-двухъ коней: 30 % въ полномъ смыслѣ — пролетаріи; служатъ они пастухами у владѣтельныхъ монголъ и князей, которые въ 30 % всего населенія являются богачами, имѣя отъ 100 и до нѣсколько десятковъ тысячъ головъ скота и лошадей.
V.
О нашихъ восточныхъ сосѣдяхъ русскіе не имѣли совершенно никакихъ свѣдѣній до второй половины XIV вѣка; лишь въ 1567 году посланные царемъ Іоанномъ Грознымъ казаки Иванъ Петровъ и Бурнашъ Ялышевъ для «развѣдыванія» неизвѣстныхъ странъ впервые принесли нѣкоторыя смутныя свѣдѣнія объ этой странѣ. Постоянныя же сношенія Россіи съ Китаемъ начались, когда царь Алексѣй Михайловичъ командировалъ въ Пекинъ боярскаго сына Ѳедора Байкова съ царскою грамотою, подарками и приличною свитою. Послѣ этого были посылаемы еще нѣсколько посольствъ въ теченіе двадцати лѣтъ, но они успѣха не имѣли, такъ какъ въ то время наши амурскіе казаки производили завоевательные набѣги на Амурѣ и этимъ раздражали китайское правительство; богдыханъ вслѣдствіе этого не вѣрилъ въ искреннее желаніе Россіи сблизиться съ Китаемъ и избѣгалъ вести переговоры съ нашимъ посольствомъ, а караваны съ товарами, посылаемые въ Китай для продажи, возвращались обратно.
Лишь въ 1689 году удалось заключить первый торговый договоръ съ Китаемъ стольнику Головину. Тогда же былъ установленъ караванный торгъ; онъ съ нашей стороны велся не частными лицами, а казной, которая сбывала среди китайцевъ и монголовъ сибирскіе мѣха, поступавшіе въ казну, въ видѣ особыхъ налоговъ съ сибирскихъ жителей. Караванъ представлялъ собою грандіозное предпріятіе; число лицъ, состоявшихъ при немъ, доходило иногда до 1000 человѣкъ; всѣ они, находясь въ Пекинѣ, содержались на счетъ китайскаго правительства. Частное же купечество рѣдко доходило до Пекина и свои товары распродавало въ предѣлахъ Монголіи. И та, и другая торговли была исключительно мѣновая. Русскіе ввозили мѣха, выдѣланную кожу, серебро въ издѣліяхъ и взамѣнъ этихъ предметовъ привозили обратно: фарфоръ, драгоцѣнные камни, шелка, но главнымъ образомъ — чай. Казенная караванная торговля со стороны Китая прекратила свою дѣятельность въ царствованіе императрицы Екатерины II и съ тѣхъ поръ (съ 1739 года) велась исключительно китайскимъ купечествомъ, а въ 1755 году и русскимъ правительствомъ былъ отправленъ послѣдній казенный караванъ. Подобно казенной караванной торговлѣ, частной кяхтинской, въ самомъ началѣ ея развитія, пришлось пережить не мало всевозможныхъ затрудненій, которыя обусловливались частью характеромъ самихъ китайцевъ — недовѣрчивыхъ, гордыхъ, мелочныхъ, — отчасти отъ различныхъ взаимныхъ раздоровъ. Самые ничтожные случаи раздоровъ приводили къ международнымъ разрывамъ, и они всегда сопровождались перерывами въ торговлѣ, хотя и не надолго.
Не мало вреда наносили кяхтинской торговлѣ несогласія среди нашихъ купцовъ. Въ то время, какъ китайцы, съ самого возникновенія торговыхъ сношеній съ русскими составляли такъ называемыя — фузы или общества купцовъ и дѣйствовали въ своихъ дѣлахъ дружно, заодно, наше же купечество вѣчно находилось между собою въ раздорахъ; благодаря этому очень долгое время торговля была выгодна только китайцамъ. Лишь въ концѣ XVII вѣка русское купечество, по примѣру китайскаго, стало объединяться въ особыя компаніи и съ тѣхъ поръ русскіе обороты ввозной торговли съ каждымъ годомъ увеличивались и дошли до наивысшей своей высоты въ концѣ первой половины XIX вѣка. Съ прорытіемъ же Суэцкаго канала, въ Китай, черезъ Индію, стали ввозить свои болѣе дешевые товары англичане, нѣмцы и другіе европейскіе народы; съ тѣхъ поръ, съ каждымъ годомъ, наше купечество продавало все меньше и меньше; съ 8-ми милл. оборотъ былъ сведенъ почти до полмилліона. Вывозъ же изъ Китая, Монголіи черезъ Кяхту въ Россію не измѣнялся до постройки Манчьжурской ж. д.; съ проведеніемъ же этой дороги, вывозъ черезъ Кяхту чаевъ и другихъ китайскихъ товаровъ сильно упалъ, такъ какъ было выгоднѣе отправлять по новому пути — къ Манчьжурской ж. д. и дальше безъ перегрузки по Сибирской — въ Европейскую Россію.
Но взамѣнъ упавшаго вывоза китайскихъ товаровъ, идущихъ черезъ Калганъ и всю Монголію на Кяхту, сталъ рости вывозъ монгольскихъ сырыхъ товаровъ: кожи, овчинъ, живого скота, шерсти и пушнины. Скупкой ихъ успѣшно занимались русскіе предприниматели, преимущественно сибиряки, переотправляя дальше по желѣзной дорогѣ. Наша же ввозная торговля, т. е. торговля русскими товарами, съ тѣхъ поръ находится въ болѣе печальномъ положеніи. Русскіе товары имѣютъ чрезвычайно малое распространеніе въ Монголіи, такъ какъ китайцы, торгуя англійскими, японскими, нѣмецкими и своими собственными издѣліями, продаютъ ихъ значительно дешевле; вслѣдствіе этого обороты русскихъ купцовъ къ 1912—13 гг. составляли не болѣе десятой части оборотовъ своихъ конкурентовъ — китайцевъ. Точнаго исчисленія всей торговли въ Монголіи нѣтъ, но по нѣкоторымъ даннымъ ввозъ товаровъ въ 1913 году въ предѣлы автономной Монголіи можно опредѣлить суммой свыше 25 милліоновъ рублей, а вывозъ около 20 милліоновъ.
Вотъ въ какомъ положеніи, въ общихъ чертахъ, находится торговля въ Монголіи, но внѣ сомнѣнія, что она будетъ процвѣтать съ каждымъ годомъ съ увеличеніемъ экономическаго благосостоянія страны, съ развитіемъ тамъ различныхъ новыхъ отраслей предпріятій: разработки золотосодержащихъ площадей, минеральныхъ горныхъ богатствъ, кустарнаго промысла, увеличенія народонаселенія съ переселеніемъ туда и китайскихъ и русскихъ колонистовъ.
VI.
Хозяева грандіозной страны этой — народная монгольская масса, ведя столѣтія кочевой, пастушескій образъ жизни и совершенно не нуждаясь въ современной европейской культурѣ, сохранила въ бытовомъ укладѣ своемъ признаки первобытнаго человѣка.
Всѣ узкіе интересы ихъ сосредоточены на чрезвычайно ограниченномъ хозяйствѣ, на неприхотливомъ безикусномъ питаніи, каковое достается имъ съ ничтожной затратой труда. Около нихъ пасется скотъ, который наращиваетъ свои проценты въ видѣ приплода прироста, а имъ остается только снимать его, что они дѣлаютъ большей частью даже не сами, а черезъ китайцевъ. Такъ, обыкновенно, китайцы по словесному условію стригутъ барановъ, верблюдовъ и за это въ извѣстномъ процентѣ должны возвратить часть шерсти натурой или серебромъ, кошмой, приготовленной ими изъ этой же шерсти, или же товарами. Въ силу этого, у монголовъ выработался особый флегматичный, сонливый и въ то же время мирный характеръ, изъ нѣкогда воинственнаго, энергичнаго народа, сумѣвшаго поработить чуть ли не полміра подъ знамена геніальныхъ вождей Чингисъ-хана, Тамерлана и ихъ преемниковъ.. Не отличаясь заботой къ домашнимъ животнымъ, монголъ немного болѣе проявляетъ ее къ своей семьѣ и къ себѣ. Въ лѣтнее время платье какъ мужчины, такъ и женщины, является необходимостью лишь настолько, чтобы нѣсколько скрыть наготу; дѣти же въ возрастѣ до 12 лѣтъ почти всегда ходятъ голыми; зимою и мужчины, и женщины надѣваютъ на голое тѣло овчинные штаны, шерстью внутрь, съ мѣховыми же, сшитыми изъ шкуры дикой козы, сапогами-готалами съ задранными кверху носками и, наконецъ, особаго покроя овчинную шубу, надѣтую на рубаху. Какъ рубаха, такъ и штаны не перемѣняются до тѣхъ поръ, пока не расползутся на тѣлѣ, вслѣдствіе чего у всѣхъ, даже у богатаго монгола и въ платьѣ, и во всѣхъ порахъ юрты кишатъ насѣкомыя. Если принять во вниманіе, что монголы почти никогда не умываются, то можно представить, въ какой находятся они чистотѣ. Шапку носятъ какъ женщины, такъ и мужчины, мѣховую съ ушами. Сверхъ тулупа надѣвается кофта безъ рукавовъ. Тулупъ же подпоясывается широкимъ кушакомъ, за который складываются самыя необходимыя вещи его жизни: длинный ножъ съ приборомъ палочекъ для ѣды, играющихъ роль вилокъ, кисетъ, трубка и табакерка; за готалами прячутъ часто деревянную чашку для чая. Богатые монголы, въ особенности монголки княжескаго рода, одѣваются въ принципѣ такъ же какъ и всѣ, но костюмъ дѣлается изъ болѣе дорогой матеріи — или изъ цвѣтного атласа, или же изъ дорогой парчи; все это отдѣлывается различными яркими украшеніями, позументами, каменьями, среди которыхъ преобладаютъ серебро и золото; на шею нанизываютъ бусы, ленты; на головѣ женщины носятъ чеканной работы шапочку изъ чистаго серебра или золота; дѣвушки заплетаютъ волосы въ двѣ косы, замужнія же склеиваютъ ихъ отъ висковъ въ видѣ тонкаго спектора, заканчивающагося косой: спекторъ украшается деревянными, или серебряными, или золотыми палочками, а коса вдѣвается въ такую же, чеканной работы, трубку; сверхъ металлической шапочки, надѣвается еще и мѣховая, которая носится и лѣто и зиму. Отъ ушей и висковъ спускаются вязки жемчуговъ, настоящихъ или поддѣльныхъ.
Женщины княжескаго и знатнаго рода, въ отличіе отъ остальныхъ, накрашиваютъ щеки коричневыми пятнышками, а также и румянятся. Знатные же монголы княжескаго рода, а также чиновники, на макушку шапки надѣваютъ камни величиною въ голубиное яйцо различныхъ цвѣтовъ, указывающихъ на знатность и чины. Подъ камнемъ нанизанъ костяной или перламутровый мундштукъ, изъ котораго развивается длинное павлиновое перо. Несмотря на цѣнность и новизну костюма, по традиціи; онъ долженъ обязательно быть запачканнымъ кровью барана. Южныя монголки изъ племени чахаръ носятъ совершенно другую прическу, нѣсколько похожую на японскую, при чемъ волосы обязательно украшаются или живыми или искусственными цвѣтами. Голова, какъ у монголъ, такъ и у монголокъ, большая круглая, лицо широкое, плоское коричневаго цвѣта, скулы сильно выдаются, носъ широкій приплюснутый, но небольшой, глаза черные, узкіе съ короткими рѣсницами, немного смѣющіеся, губы толстыя, отвисшія, изъ которыхъ выглядываютъ большіе бѣлые крѣпкіе зубы, шея короткая; кисти рукъ, хотя всегда и грязныя, но ровныя, красивыя, съ длинными суживающимися пальцами. Внѣшній водъ монгола и монголки добродушный, привѣтливый, въ разговорѣ при малѣйшемъ поводѣ монголка разражается заразительнымъ хохотомъ. Жизнь проводятъ они больше около своей кошмяной юрты, полупраздно; женщина готовитъ несложный обѣдъ, чай, доитъ коровъ, или просто полусонно сидитъ съ другими членами семьи около костра, подбрасывая изрѣдка аргалъ — сухой скотскій пометъ. Мужчины безъ дѣла снуютъ изъ юрты въ юрту; играютъ часто въ карты и разъ или два въ день, сѣвъ верхомъ на коня, сгоняютъ скотъ съ одного мѣста на другое. Несложное хозяйство, неприхотливость къ удобствамъ жизни, не принуждаетъ ихъ къ труду. Лишь немногіе, для побочнаго заработка, вынужденные налогами, занимаются извозомъ или охотой. И это дѣлается ими въ высшей степени флегматично, неторопливо; отъ Кяхты до Урги они проходятъ 350 верстъ иногда по 20-ти и болѣе сутокъ, выпрягая быковъ черезъ каждыя 3—4 версты и дѣлая дневки черезъ 10—13 верстъ. Идутъ они преимущественно ночью, когда нѣтъ утомительной жары.
Неутомимы только монголы обоего пола верхомъ на конѣ, постоянно разъѣзжая въ гости другъ къ другу за десятки, даже сотни верстъ. На престольное празднество каждой кумирни или монастыря съѣзжаются въ громадныхъ массахъ иной разъ за тысячи верстъ. При встрѣчѣ съ русскимъ, монголъ почти всегда поворачиваетъ своего коня и, перекидываясь изрѣдка шутливымъ разговоромъ, можетъ проводить того верстъ на 50, затѣмъ прощается и ѣдетъ обратно. Вотъ почему можно всегда видѣть гарцующихъ по обѣ стороны русской повозки цѣлый десятокъ, а то и больше сопровождающихъ всадниковъ.
Въ общей массѣ, монголы крайне невѣжественны, чужды какой бы то ни было науки, почти неграмотны, и всѣ явленія природы, не доступныя ихъ пониманію, они объясняютъ какъ нѣчто сверхъестественное, въ силу чего суевѣріе въ народѣ развито въ необычайныхъ размѣрахъ.
Эта темнота и невѣжество и имѣли плодородную почву для того колоссальнаго вліянія, каковое завоевало духовенство въ народѣ, построившее на этомъ свое безпечальное житье. Безъ совѣта ламы монголъ не начнетъ никакого дѣла. Лама для него все: и совѣтчикъ, и предсказатель, и утѣшитель, и посредникъ между небомъ и его жизнью, и докторъ. И за все это и при всякихъ случаяхъ онъ долженъ платить ламамъ, которые, посвящаясь, живутъ не только въ монастыряхъ, но также и въ юртахъ, въ своей домашней обстановкѣ, нисколько не отличаясь иногда отъ обыкновенныхъ монголъ; различить ихъ можно только тѣмъ, что они низко стригутъ волосы, тогда какъ всѣ остальные оставляютъ на макушкѣ косичку. Лишь въ извѣстную очередь такой лама отбываетъ нѣкоторую повинность при кумирнѣ. Ламская медицина, хотя и популярна не только среди темной массы Монголіи, но и сибиряковъ, основана лишь на нѣсколькихъ десяткахъ травъ и кореньевъ, результатъ лѣченія которыми, при неправильномъ діагнозѣ ламы, часто кончается тѣмъ, что больной отправляется къ праотцамъ, тогда какъ онъ могъ бы прожить еще не одинъ десятокъ лѣтъ. Монголы, видя въ каждомъ нашемъ соотечественникѣ ученаго и обязательно «доктора», при проѣздѣ русскаго по ихъ странѣ одолѣваютъ его на каждой остановкѣ съ просьбой помочь въ болѣзняхъ, обнажая при этомъ свои язвы.
Болѣе всего приходилось встрѣчать больныхъ монголъ съ различными нагноеніями, явившимися результатомъ нечистоплотности послѣ ушиба и порѣза, также съ катаррами желудка и другими желудочными болѣзнями, естественными спутниками бѣдноты, благодаря недоѣданію и плохой пищѣ, заключающейся часто въ различныхъ травахъ и кореньяхъ; очень много глазныхъ больныхъ, преимущественно трахомныхъ, развившихся отъ вѣчнаго дыма въ юртѣ. Подагра и ревматизмъ также не рѣдки. Но самая ужасная болѣзнь, встрѣчающаяся среди монгольскаго населенія въ громадныхъ размѣрахъ — это сифилисъ. Правда, вслѣдствіе его натурализаціи, онъ не проявляется въ такихъ отвратительныхъ формахъ, какъ въ Европѣ, но зато поражаетъ своею массою. Вообще медицинская помощь въ Монголіи крайне нужна и нужна срочно. Съ средины 1913 года въ Монголіи работаетъ медицинскій отрядъ нашего Краснаго Креста; приноситъ онъ неоцѣнимую пользу въ краѣ и, по заслугамъ, пользуется громаднымъ почтеніемъ населенія. Живя въ юртѣ цѣлое лѣто и зиму, переходя съ мѣста на мѣсто, кочуя, монголы не заводятъ постоянныхъ жилищъ и пользуются лишь кошмяной юртой, которая очень удобна для переноски; разобрать и собрать ее можно въ теченіе 2-хъ часовъ; зимою кочевники стараются выбрать для жилья мѣсто въ глубокихъ падяхъ, защищенныхъ горами отъ вѣтровъ, заготовляя въ теченіе лѣта въ томъ мѣстѣ для отопленія юрты аргалъ — сухой скотскій пометъ. Въ юртѣ кромѣ низкихъ съ боковъ наръ и двухъ-трехъ сундуковъ съ праздничной одеждой и женскими украшеніями, да божницы — ничего нѣтъ. Послѣдняя находится обязательно въ каждой юртѣ противъ дверей, которыя всегда прорѣзываются на югъ. Божницы устраиваются изъ высокаго ящика, устроеннаго ступеньками, на которыя, въ извѣстномъ порядкѣ, устанавливаются статуи и изображенія различныхъ святыхъ, а посрединѣ между ними Сакія-Муни. Передъ бурханами стоитъ цѣлый рядъ лампадокъ и чашечекъ для жертвоприношеній; какъ лампадки съ курдючнимъ жиромъ, такъ и пахучія травяныя свѣчи вѣчно теплятся. Чашечки монголы наполняютъ лучшими лакомствами: конфектами, сахаромъ, различными крупами; при чемъ никакое лакомство они не начнутъ ѣсть, прежде чѣмъ не положатъ кусочекъ въ одну изъ чашечекъ для Будды и святыхъ.
Юрты богатыхъ монголъ и князей по наружному виду ничѣмъ не отличаются, развѣ только величиной и лучшимъ плотнымъ войлокомъ. Внутри же выдѣляются болѣе богатой отдѣлкой стѣны, иногда обвѣшиваются онѣ коврами или шелковыми матеріями; полъ дѣлается досчатый, покрытый также коврами; вдоль стѣнъ стоятъ дорогіе сундуки съ дамскими нарядами; божница установлена съ болѣе цѣнными бурханами и украшеніями; грязь же какъ въ юртѣ, такъ и вокругъ ея ничуть не меньшая, чѣмъ и у самаго бѣднѣйшаго монгола. Образъ жизни ведутъ они не менѣе, чѣмъ ихъ младшая братія, праздный, но, получая воспитаніе у ученыхъ ламъ, выглядываютъ болѣе развитыми и иногда блещутъ знаніемъ своей исторіи и принциповъ буддизма.
Обитатели юрты спятъ въ повалку — мужчины и женщины, при чемъ очень часто, не исключая зимы, тѣ и другіе раздѣваются догола, затѣмъ натягиваютъ на себя тулупъ или мѣховое одѣяло. Помолвка и свадьба у монголъ обставляется всегда съ нѣкоторымъ торжествомъ; причемъ первое, т. е. помолвка, бываетъ еще въ дѣтскомъ возрастѣ, а иногда даже и до рожденія, но по предварительному, передъ появленіемъ на свѣтъ ребенка, соглашенію между родителями, которые пожелали скрѣпить свою дружбу узами родства. Свадьба происходитъ не ранѣе, какъ по достиженіи 15-ти лѣтъ. Процессъ свадьбы послѣ совершенія ламой обряда сопровождается гулянкой и путешествіемъ съ одной юрты въ другую вмѣстѣ съ приданымъ: юртой, лошадьми, скотомъ и баранами. До свадьбы всякая дѣвушка свободна въ любви и очень часто, до замужества; родители ставятъ своей дочери отдѣльную юрту, гдѣ она живетъ вполнѣ самостоятельно и тѣмъ зарабатываетъ себѣ приданое. Совершеніе свадебнаго обряда возможно лишь послѣ того, когда дѣвушка сумѣетъ пріобрѣсти себѣ описанный выше дорогой серебряный или золотой головной уборъ. Въ силу этого, многіе супруги принуждены жить въ совмѣстной жизни болѣе или менѣе продолжительное время, а то и до смерти — безъ вѣнчанія. Послѣднее время, все чаще и чаще, монголки сходятся на время въ гражданскій бракъ съ китайцами. Объясняется это тѣмъ, что, съ одной стороны, китайцы по своему традиціонному обычаю пріѣзжаютъ въ чужія страны, а вмѣстѣ съ этимъ и въ Монголію, безъ женъ; съ другой — развившееся въ большой степени монашество среди монголъ оставляетъ за бортомъ замужества свободными многихъ дѣвушекъ, и, наконецъ, одна изъ главныхъ причинъ — это невѣроятная бѣднота, почти нищенство среди 30 и болѣе процентовъ монголъ, которое не даетъ возможности мечтать имъ о семейной жизни. Китайцы же, занимаясь преимущественно коммерческими дѣлами или земледѣліемъ, представляютъ собою болѣе состоятельный элементъ въ странѣ. Родившіяся отъ такого брака дѣти, по достиженіи извѣстнаго времени, увозятся отцами на родину и воспитываются, какъ китаенки. Это одно изъ обстоятельствъ, которое изъ года въ годъ не увеличиваетъ, а уменьшаетъ въ количествѣ когда-то могучую народность. Въ семейной своей жизни и монголы, и монголки, и китайцы живутъ удивительно согласно, дружно. Особенно нѣжны и ласковы они съ дѣтьми, которыхъ обожаютъ. Если они не предоставляютъ дѣтямъ тѣхъ удобствъ, какъ мы ихъ понимаемъ, такъ это оттого, что они не видятъ въ томъ потребности и для себя и для дѣтей. Во всякомъ случаѣ теплый уголъ въ юртѣ, лучшій кусокъ мяса, рѣдкое лакомство, послѣ жертвоприношенія Буддѣ, отдается почти всегда дѣтямъ.
Бѣдность и недоѣданіе настолько сильно среди населенія, что нерѣдко приходится наблюдать, какъ монголы бѣгаютъ за собакой, стараясь отнять у той гдѣ-то добытую кость. Почти всѣ путешественники и скотопромышленники испытывали непріятное чувство во время привала каравана, при видѣ голодныхъ людей, такъ откровенно выдающихъ себя. Какъ только запахъ свареннаго или сжареннаго мяса разольетъ свой ароматъ по степи, моментально къ стоянкѣ со всѣхъ сосѣднихъ юртъ летятъ и взрослые ихъ обитатели, и дѣти, и собаки; окружаютъ они кольцомъ путешественниковъ и, сидя на корточкахъ, наблюдаютъ за каждымъ кускомъ, направленнымъ въ ротъ. И если обглоданная кость или кусокъ хлѣба выбрасывается въ сторону, моментально къ тому мѣсту набрасываются и люди, и собаки, подымая отвратительную свалку между собою. Конечно, обиженной остается почти всегда вѣрный другъ монгола — собака. Вообще, въ смыслѣ выраженія своихъ чувствъ, напр., исполненіе всѣхъ естественныхъ надобностей, — среди населенія развита удивительная откровенность, простота нравовъ и отсутствіе, свойственное націямъ, воспитаннымъ на европейской культурѣ, стыдливости. Всюду, не исключая и городовъ, можно встрѣтить среди дороги или улицы то въ одиночку, то группой и монголъ, и монголокъ, и нищихъ, и знатныхъ, и княжескаго рода съ жемчугами въ прическѣ, — то здѣсь, то тамъ сидящихъ на корточкахъ и откровенно выполняющихъ свои естественныя надобности. Если соберется большая группа, то они ведутъ въ то время бесѣду и, кончивши свои дѣла, продолжаютъ начатый интересный разговоръ, располагаясь тутъ же. Особенно непріятно бьетъ по нервамъ брезгливаго европейца, когда эта откровенная простота нравовъ развертывается передъ нимъ при посѣщеніи монастырскаго богослуженія. Во время перемѣны трехчасовой службы, вдругъ неожиданно съ крикомъ вылетаетъ нарядная желтая толпа въ 500—1000 ламъ въ большихъ колпакахъ и, тутъ же во дворѣ, не стѣсняясь не только своихъ, но и русскихъ женщинъ, садятся на корточки, продолжая напѣвать начатыя молитвы въ кумирнѣ.
Также просто населеніе относится и къ покойникамъ, выбрасывая ихъ въ поле, на улицу или въ оврагъ, гдѣ немедленно поѣдаютъ ихъ собаки. Когда больной своей продолжительной болѣзнью дѣлается въ тягость семьѣ, а лама найдетъ его безнадежнымъ въ излѣченіи, то онъ выбрасывается также въ поле кончать свои дни. Если въ лѣтнее время найдутся сердобольные, которые будутъ приносить ему жалкую пищу, то онъ, находясь подъ знойными лучами солнца и холоднымъ ночнымъ небомъ, или подъ проливнымъ дождемъ, продолжаетъ свои страданія еще нѣкоторое время. Собаки окружаютъ его и, подлизывая раны, терпѣливо ожидаютъ, когда передъ ними останется холодный трупъ, который вслѣдъ за послѣднимъ дыханіемъ, въ дикой дракѣ, они дѣлятъ между собою. Останки монголъ знатнаго княжескаго рода, а также видныхъ ученыхъ ламъ — хубелгановъ и хутухтъ, при особой торжественной обстановкѣ сжигаютъ, а пепелъ разбрасывается по воздуху.
Какъ и безнадежно больные, также совершенно безнаказанно выбрасываются въ ивовыхъ корзинкахъ и новорожденныя дѣти, которыя, по матеріальному положенію родителей, оказываются лишними. Очень часто ихъ подбираютъ бездѣтные монголы, даже русскіе и китайцы; въ противномъ случаѣ, ихъ нѣжное тѣльце послѣ смерти не избѣгаетъ голодныхъ собачьихъ желудковъ. Вообще собаки въ Монголіи, какъ ассенизаторы, играютъ большую роль; не будь ихъ вокругъ юртъ, особенно въ городахъ на улицѣ — было бы нѣчто ужасное, если принять во вниманіе, что при многотысячномъ собачьемъ населеніи и теперь по нѣкоторымъ улицамъ нельзя пройти отъ зловонія. По религіозному обычаю, и собакъ и щенятъ уничтожать нельзя, въ виду этого они расплодились въ необычайныхъ размѣрахъ. Очень любопытную ведутъ они жизнь въ городахъ. Имѣя почти одинъ типъ и ростъ лохматыхъ, черныхъ, обыкновенныхъ дворнягъ, они разбиваются на партіи — семейства, завоевываютъ извѣстный районъ города и загородной свалки, ревниво охраняютъ свой участокъ; горе собакѣ, забѣжавшей изъ своего района въ другой — смерть ея тогда неизбѣжна. Иногда собаки цѣлаго района набрасываются на сосѣдній, изгоняютъ тѣхъ или, сами отступая, бѣгутъ за предѣлы обоихъ участковъ. Такой образъ жизни ведутъ бездомныя собаки, не знающія хозяина, но почти у каждой юрты имѣются церберы, которые ассенизируютъ свою юрту.
VII.
Въ той флегматичности, безпечности къ себѣ, къ своимъ ближнимъ и къ животнымъ, доходящей иной разъ до халатности и, съ другой стороны, въ томъ особомъ, свойственномъ монголамъ добродушіи и гостепріимствѣ, вмѣстѣ съ необычайной честностью, также и въ безразличіи не только къ несчастьямъ, но и смерти, во всей этой особенной характерной сторонѣ монгольскаго нрава отражается, что уже подмѣчено въ предыдущей главѣ, отзвукъ исповѣдываемой ими буддійской религіи, до нѣкоторой степени извращенной ламаизмомъ.
Великій Будда не искалъ разгадки загробной жизни. Онъ еще молодымъ индійскимъ принцемъ, нѣсколько столѣтій до Рождества Христова, видя въ жизни страданія человѣка, искалъ пути къ уничтоженію этихъ страданій. И нашелъ. Онъ, глубоко, философски развивая мысль цѣлымъ рядомъ теорій и правилъ жизни, указываетъ путь къ достиженію вѣчнаго счастья на землѣ. Трудно передать многогранную теорію буддизма въ краткихъ словахъ. Но основной принципъ заключается въ слѣдующемъ: всякій долженъ глубокой мыслью проникнуться, что то, что мы называемъ страданіями, какъ слѣдствія различныхъ неудачъ человѣка — неизбѣжны; неизбѣжны, какъ свѣтъ, какъ солнце, какъ земля, какъ сама жизнь. Въ силу этого, люди должны воспитывать въ себѣ убѣжденіе въ неизбѣжности этихъ страданій и поэтому должны относиться къ послѣднимъ философски безразлично. И чѣмъ ближе будетъ человѣкъ подходить къ такому убѣжденію, тѣмъ легче станетъ онъ переносить все, что вызываетъ страданія. И если онъ вмѣстѣ съ нравственнымъ самоусовершенствованіемъ, понятіе коего очень близко съ понятіемъ христіанства, — будетъ въ своихъ убѣжденіяхъ неуязвимъ и въ страданіяхъ, — то онъ достигнетъ и наивысшаго счастья въ вѣчной своей жизни, въ вp3;чномъ своемъ перерожденіи, достигнетъ, такъ сказать, безпечальной Нирваны, перерожденія Будды. Будда, проникнувшись этой идеей, достигнувъ самъ вѣчной безпечальной жизни, указалъ, что отъ людей самихъ зависитъ приблизиться къ нему. Какъ свѣточъ, горитъ онъ въ ихъ идеалѣ и направляетъ путь. Въ то же время онъ, предвидя, что въ одной жизни трудно достичь идеальнаго совершенства, говоритъ, что человѣкъ, приблизивъ себя по пути Нирваны, умирая, перерождается и дальнѣйшій путь самоусовершенствованія продолжаетъ, получая при этомъ святость еще при жизни. Наивысшую святость въ жизни постигъ пока въ своемъ перерожденіи Далай-Лама, являющійся намѣстникомъ Будды; живетъ онъ въ Тибетѣ, въ и хассѣ; за нимъ идетъ Банчень-Эрбени въ юго-восточномъ Тибетѣ; затѣмъ — хутухты, одинъ изъ которыхъ правитъ теперь не только духовно, но и административно Монголіей; живетъ онъ въ Ургѣ; и, наконецъ, болѣе 100 святыхъ хубелгановъ въ Монголіи, живущихъ по монастырямъ.
На принципѣ буддизма развился и ламаизмъ. Основывается онъ на томъ, что пути къ Нирванѣ слишкомъ сложны, изученіе ихъ требуетъ много времени, что трудовому народу недоступно и, вотъ, особое духовное сословіе — ламы, ведя благочестивый образъ жизни, должны прокладывать путь вѣчнымъ исканіемъ и для себя и для остального темнаго народа, который, въ свою очередь, долженъ живущимъ въ монастыряхъ ламамъ предоставлять за это средства для существованія, а сами въ то время могутъ ни о чемъ не думать, лишь неустанно перебирая четки говорить: «омъ — мани — падме — гумъ». Точнаго перевода этимъ словамъ нѣтъ, смыслъ же тотъ, что монголъ не долженъ забывать о своемъ приближеніи къ Буддѣ. И дѣйствительно, монгола можно всегда видѣть перебирающимъ четки, нашептывающимъ совершенно безсознательно слова, но зато всегда — и при разговорѣ, и при ѣздѣ, и при ѣдѣ. Въ кумирняхъ, куда входъ мірянамъ запрещенъ, молятся одни только ламы, которые, сидя калачикомъ на нарахъ, держатъ въ рукахъ листки съ молитвами и по извѣстному сигналу главнаго ламы кумирни или дацана, читаютъ всѣ вразъ, иногда до 1000 человѣкъ, наpаcпѣвъ, вслухъ, ударяя при этомъ въ ручные барабаны и колокольчики. Смыслъ всѣхъ этихъ молитвъ — одинъ и тотъ же — воззваніе къ Буддѣ, чтобы онъ не оставлялъ ихъ на землѣ, а всегда освѣщалъ путь къ безпечальной Нирванѣ. Но такъ какъ, въ понятіяхъ ламаистовъ, въ мірѣ есть и злой духъ — Мара, который, какъ нѣкогда, искушалъ и Будду различными соблазнами жизни, — стоитъ и у нихъ на пути къ великому пророку, поэтому въ ламаизмѣ существуютъ различные способы изгнанія его. Въ этихъ цѣляхъ установлено нѣсколько праздниковъ, въ которые ламы надѣваютъ страшныя маски съ копьями и ружьями въ рукахъ, проходятъ они процессіей по степи и вокругъ дацановъ, криками и стрѣльбой изгоняютъ Мару и другихъ злыхъ духовъ. Одинъ изъ такихъ праздниковъ — «цамъ» обставляется особенной торжественностью и пользуется популярностью. Для смягченія же злыхъ духовъ, ламанты въ разныхъ мѣстахъ по проѣзжимъ тропамъ, преимущественно на вершинахъ горъ, устраиваютъ курганы изъ камней, такъ называемые — «обаны», и здѣсь, въ видѣ жертвы, они навѣшиваютъ разныя ленточки, тряпочки, бросаютъ куски хлѣба, мяса, серебро и проч., надѣясь этимъ отразить тѣ несчастія, падежи скота и болѣзни, которыя несутъ съ собой злые духи, спускаясь на землю. По буддизму, достичь Нирваны можетъ всякій, находящійся и въ другомъ вѣроученіи, но только ведущій жизнь по пути добродѣтели и личнаго усовершенствованія. И когда въ концѣ XVIII вѣка до монголъ дошли вѣсти о царствованіи въ Россіи благодѣтельной, мужественной и умной императрицы Екатерины II-й, то высшее духовенство Монголіи, при торжественной обстановкѣ, объявило ее воплощеніемъ добродѣтельнаго божества «Цаганъ-Дара-Эхэ». Въ переводѣ — «бѣлая добродѣтельная дѣва». По смерти Екатерины, всѣхъ русскихъ царей монголы въ своемъ представленіи воображали добродѣтельными хубелганами и продолжали воплощать въ образѣ «Цаганъ-Дара-Эхэ». Вмѣстѣ съ этимъ, у нихъ всегда оставалось убѣжденіе, что наступитъ время, когда Бѣлый царь будетъ ихъ царемъ и освободителемъ народа отъ китайскаго владычества. Эта мысль особенно сильно развивалась среди монголъ въ послѣдніе, самые тяжкіе годы зависимости ихъ отъ Китая. Почему и тяготѣніе къ Россіи было особенно сильно.
VIII.
Монголы въ своей массѣ удивительно добродушны, привѣтливы, гостепріимны и въ то же время, какъ ужъ помѣчено выше, флегматичны и безразличны къ своей судьбѣ и къ судьбѣ ближняго.
Они, какъ глубоко вѣрующіе буддисты, вѣрятъ не только въ неизбѣжность страданій на землѣ, но и въ необходимость этихъ страданій. По идеѣ буддизма, лишь тотъ можетъ приблизиться къ безпечальной Нирванѣ, къ счастливому перерожденію, кто въ жизни будетъ неуязвимъ въ своихъ безконечныхъ и неизбѣжныхъ страданіяхъ, которыя, какъ звено къ звену, логически связаны между собою. Монголы, цѣлыя тысячелѣтія не разрѣшавшіе ни техническихъ, ни жизненныхъ вопросовъ, всѣ умы свои направляли въ монастыри на метафизическія религіозно-философскія мышленія, каконыя въ своей логикѣ удивительно послѣдовательны. Эту сторону монгольскаго культа очень серіозно изучаетъ профессоръ Казанской духовмой академіи іеромонахъ Амфилофій, который уже нѣсколько лѣтъ живетъ въ юртѣ среди монголъ въ самой сердцевинѣ Халхи.
Онъ пришелъ къ открытію, что культъ метафизической философіи стоитъ на самой высшей степени мірового развитія въ этихъ непроницаемыхъ стѣнахъ монгольскихъ кумирень. Изучивши въ совершенствѣ монгольскій языкъ и письменность, онъ, иногда участвуя въ ламскихъ диспутахъ, не имѣетъ средствъ побить удивительную логику мышленія ученаго ламы, и если предсѣдатель совѣта министровъ подписывается: «покровитель 10.000 ученій», то это не пустой звукъ.
Само собою разумѣется, что основная идея буддизма, заключающаяся не только въ неизбѣжности, но и необходимости страданій, при такой убѣдительности мышленій, пустила прочные корни въ народную массу и создала то, что мы, съ своей точки зрѣнія, находимъ чрезмѣрной жестокостью.
Дѣйствительно, для того, чтобы при столь твердыхъ убѣжденіяхъ сдѣлать наказаніе чувствительнымъ, ранѣе китайцамъ, а теперь чиновникамъ монголамъ, приходится быть слишкомъ изобрѣтательными въ способахъ наказанія и пыткахъ при веденіи слѣдственныхъ дѣлъ.
При слишкомъ же малой платежной способности податного населенія и ежегодно увеличивающейся потребности въ деньгахъ для содержанія монгольскаго правительства и цѣлаго сонма хошунскихъ и аймачныхъ князей — гунъ, послѣднимъ приходится доводить способы высасыванія изъ податного населенія денегъ до наивысшаго напряженія при помощи различныхъ физическихъ, болѣзненныхъ воздѣйствій.
Вотъ откуда и идутъ жестокости.
Ранѣе китайцы, а теперь монголы въ своей изобрѣтательности довели культъ пытокъ до виртуозности, до поразительнаго разнообразія. Примѣняются онѣ не только для наказанія, но и въ цѣляхъ сознанія преступниковъ при производствѣ слѣдствій. Пытаютъ не однихъ только обвиняемыхъ, но и свидѣтелей; при чемъ примѣняются одновременно по нѣсколько способовъ экзекуціи, которыя продолжаютъ до тѣхъ поръ, пока не будетъ достигнуто полное сознаніе обвиняемаго въ приписываемомъ ему обвиненіи, а также пока не будетъ получено подтвержденіе ихъ сознанія — показаніями свидѣтелей.
Такимъ образомъ, всякія сложныя слѣдственныя дѣла начинаются вслѣдъ за арестомъ предполагаемаго преступника въ тотъ же день и заканчиваются, несмотря на сложность процесса, въ два-три дня, рѣдко больше. Тутъ же составляется и приговоръ, который и приводится немедленно въ исполненіе, т. е. или заковываютъ приговореннаго въ колодку, въ цѣпь, распинаютъ или замуравливаютъ въ ящики и т. п.
Подсудимому, а вмѣстѣ съ нимъ и свидѣтелямъ, которые становятся передъ судомъ на колѣняхъ, предоставляютъ добровольно сознаться, согласиться и подтвердить то обвиненіе, которое представляется хэрэкъ-шитхэхчи-номъ (слѣдователемъ). Поводомъ для обвиненія бываетъ или личное убѣжденіе хэрэка, или доносъ, или же, что чаще всего, просьба и предписаніе вліятельныхъ лицъ, князей, чиновниковъ. Если послѣдуетъ сознаніе всѣхъ, то процессъ исчерпывается, составляется протоколъ и приговоръ приводится въ исполненіе. Но если же подслѣдственные оправдываются или путаются въ показаніяхъ, то тутъ же раскладываютъ ихъ на соотвѣтствующіе станки и подвергаютъ пыткамъ. Когда они перестаютъ кричать, тогда ихъ обливаютъ холодной водой, приводятъ въ чувство и снова продолжаютъ допросъ съ «пристрастіемъ»; прекращается онъ уже послѣ того, когда холодная вода теряетъ отрезвляющую силу.
Пока правосудіе не выльется въ желательную форму, подслѣдственныя лица для болѣе скораго разрѣшенія допроса лишаются пищи. На слѣдующій, третій, четвертый день судебный процессъ возобновляется обыкновенно съ утра. При чемъ послѣ каждой остановки его, истомленнымъ, голоднымъ пытуемымъ предлагаютъ пить и даютъ мясо, и если они отъ предложенія не отказываются, то инквизицію продолжаютъ. Если же, несмотря на двухъ-трехдневный голодъ, подслѣдственный безстрастно смотритъ на предлагаемую ему пищу и воду, то продолженіе пытокъ въ тотъ день находятъ опаснымъ для его жизни; ему даютъ тибетскія снадобья для возстановленія силъ, подкармливаютъ настолько, чтобы не умереть съ голода, и черезъ два-три дня слѣдствіе съ пристрастіемъ возобновляется.
Обыкновенно же, по всѣмъ требуемымъ вопросамъ, при всякихъ обстоятельствахъ, виновенъ ли обвиняемый или невиновенъ, все равно онъ вмѣстѣ съ свидѣтелями даетъ полное сознаніе въ томъ видѣ, какое требуется судьями при первомъ же повтореніи пытокъ и не болѣе, какъ черезъ два-три дня.
Лишеніе жизни насильственнымъ путемъ, а слѣдовательно и казни не отвѣчаютъ принципамъ буддизма. Несмотря на то, что китайское правительство прибѣгало къ казнямъ очень часто, монголы, унаслѣдовавши отъ своихъ бывшыхъ властителей почти все отрицательное, — къ конфирмованію смертныхъ приговоровъ вначалѣ относились въ высшей степени осторожно. Приводятъ ихъ въ исполненіе въ исключительныхъ лишь случаяхъ, за дѣйствительно серьезныя преступленія, за убійства.
Хотя, приходится съ прискорбіемъ отмѣтить, что за послѣднее время казни участились и, надо полагать, онѣ разовьются до предѣловъ не меньшихъ, чѣмъ было при китайскомъ владычествѣ, если не большихъ.
Приводя казни въ исполненіе, монголы какъ бы стыдятся этого, желая скрыть актъ насильственнаго лишенія жизни отъ глазъ всего святого. Въ этихъ цѣляхъ нарочно выбирается мѣсто для казни въ долинѣ, изъ которыхъ были бы скрыты кумирни, а также священнныя горы, гдѣ приносятся жертвоприношенія.
Подобно и пыткамъ, монголы, по примѣру китайцевъ, разнообразятъ способы казни.
Послѣ казни тѣло бросаютъ въ ровъ на съѣденіе собакамъ. Голову же помѣщаютъ въ спеціальную клѣтку и выставляютъ ее на видномъ мѣстѣ того района, гдѣ было совершено казненнымъ преступленіе. Цѣль при этомъ преслѣдуется та, чтобы всѣ знали, какая кара ожидаетъ каждаго за совершенное преступленіе.
Около выставленной окровавленной головы всегда можно встрѣтить сотни любопытныхъ; при чемъ женщины наперерывъ, толкая другъ друга, кускомъ хлѣба, нанизаннымъ на длинную палку, стараются ткнуть въ обнаженное, окровавленное горло отрубленной головы. Этотъ хлѣбъ, орошенный кровью казненнаго, по суевѣрію считаютъ цѣлебнымъ и имъ лѣчатъ больныхъ отъ всѣхъ болѣзней, принимая внутрь.
IX.
Автономныя права монгольскихъ князей изъ года въ годъ урѣзывались правительствомъ Поднебесной имперіи; традиціонные обычаи ихъ, иной разъ, попирались всевластными китайскими амбанями, налоги увеличивались, частная задолженность монголъ передъ китайскими купцами росла, какъ гидра, пожиравшая своими дикими процентами жизненные соки страны; если принять все это во вниманіе, то становится понятной мечта монгольскихъ князей и духовенства освободиться отъ китайскаго ярма при поддержкѣ «Цаганъ-Дара-Эхэ», воплотившей, по преданію, въ себѣ благодѣтельнаго Бѣлаго царя.
Внутреннія неурядицы въ Китаѣ съ 1910 года принудили правительство Поднебесной имперіи отодвинуть защиту своихъ интересовъ въ Монголіи на послѣдній планъ.
Китайская администрація въ Монголіи — цзянь-цзюни и амбани, стали неаккуратно получать изъ Пекина деньги; и въ свою очередь принуждены были затягивать уплату жалованья охранѣ, вызывая тѣмъ среди солдатъ неудовольствіе; дабы смягчить своихъ подчиненныхъ, имъ разрѣшалось амбанями на свое содержаніе изыскивать средства среди мирныхъ монголъ, что они и дѣлали насильственнымъ путемъ, не стѣесняясь самыми жестокими средствами. Вели себя они не какъ охранители порядка, а какъ разбойники — хунхузы, обостряя тѣмъ еще болѣе взаимныя отношенія.
Въ іюнѣ 1911 года состоялось первое тайное большое совѣщаніе ургинскихъ ламъ съ нѣкоторыми князьями, когда была подписана ими солидная резолюція — принять мѣры къ освобожденію Монголіи отъ китайскаго владычества и просить покровительства и протектората великихъ державъ.
Въ полѣ послѣдовало еще нѣсколько совѣщаній, на которыхъ рѣшено было отправить въ Петроградъ посольство съ просьбой помочь монголамъ освободиться отъ Китая.
Событія шли крупными шагами впередъ; анархія въ Китаѣ росла. Фактическая власть амбаней сводилась на нѣтъ и 18 ноября 1911 года состоялось послѣднее совѣщаніе аймачныхъ и хошунныхъ князей съ главными ламами подъ предсѣдательствомъ хутухты. На этомъ совѣщаніи рѣшено было не признавать впредь власть китайскаго правительства и провозгласить Монголію самостоятельнымъ царствомъ, объявивъ повелителемъ ея Чжебзунъ-Дамба-хутухту. Къ амбаню Сандо явилась депутація, которая предложила ему немедленно вмѣстѣ съ чиновниками выѣхать изъ Урги. Имѣя въ своемъ распоряженіи 250 китайскихъ регулярныхъ солдатъ, прекрасно вооруженныхъ, Сандо не рискнулъ все же оказать сопротивленіе и, отдавшись подъ покровительство русскаго консула, черезъ три дня выѣхалъ подъ охраной русскаго казацкаго отряда въ Троицкосавскъ.
Въ тотъ же день 18 ноября 1911 года на всѣхъ юртахъ и фанзахъ красовался манифестъ, изданный знатными князьями и старѣйшими ламами, подписанный хутухтой:
1) «Объявляется новая система правленія Монголіи, объединенія государственнаго правленія съ религіей. Всѣмъ китайцамъ подлежитъ перейти въ ламаизмъ; чиновники всѣ впредь будутъ ламаиты — монголы. 2) Въ празднества и различныя церемоніи должны вывѣшиваться монгольскіе флаги. 3) Высшіе чиновники будутъ носить русскаго образца мундиры; мелкіе — монгольскій костюмъ. 4) Въ отмѣну прежнихъ пошлинъ будутъ введены новые законные налоги, которые не минуютъ послѣдовать по разработкѣ ихъ съ согласія Россіи».
Такимъ образомъ, чрезвычайно легко, почти безъ сопротивленія со стороны китайцевъ, было создано новсе монгольское клерикальное правительство во главѣ съ духовнымъ вождемъ — хутухтой.
Также легко былъ изгнанъ намѣстникъ Монголіи цзянъцзюнь, оставившій свою резиденцію — Улясутай 15 декабря того же года.
Изъ Кобдо и Шаресумэ, послѣ нѣкоторыхъ колебаній, выѣхали амбани и ихъ отряды. Но здѣсь монгольскіе отряды во главѣ съ убитымъ впослѣдствіи Гендынъ-гуномъ и другими князьями, симулируя сопротивленіе, грабили мирныхъ китайцевъ, занимающихся торговлей и земледѣліемъ, обращаясь съ ними чрезвычайно жестоко.
Нѣкоторое выступленіе проявлено было китайцами въ восточной части Монголіи отъ ст. Манчьжурія до города Хайлара въ Хорчунъ Буирскомъ округѣ, по мѣстному — Баргѣ, насёленномъ болѣе воинственными солонами, баргутами, даурами и ораченами, закаленными въ вѣчной охотѣ за звѣремъ въ горахъ Хингана.
21-го октября 1912 года состоялось первое соглашеніе между молодымъ монгольскимъ правительствомъ и Россіей, въ силу коего Россія, обязуясь оказать помощь Монголіи въ сохраненіи установленнаго автономнаго строя, пріобрѣтала нѣкоторыя преимущественныя права въ странѣ передъ другими націями, при чемъ по соглашенію Россія могла на извѣстныхъ условіяхъ колонизировать Монголію, а Китаю въ этомъ закрывались двери.
Ровно черезъ годъ Россія заключаетъ договоръ съ новымъ китайскимъ республиканскимъ правительствомъ, по коему намѣчаются значительно суженныя границы автономнаго монгольскаго правительства въ предѣлахъ внѣшней Монголіи подъ покровительствомъ Китая. Внутренняя же Монголія возвращается обратно подъ владычество новой китайской республики. При чемъ по договору этому и Россія и Китай обязуются воздерживаться отъ колонизаціи автономной Монголіи.
Трудно предвидѣть, какая судьба, какая будущность ожидаетъ молодое ханство автономной Монголіи, сформировавшее правительство по образцу неограниченной монархіи. Но принимая во вниманіе обширную страну, опредѣленную по русско-китайскому соглашенію примѣрно въ 2 милл. кв. кил., грандіозныя границы въ нѣсколько тысячъ верстъ и въ то же время ничтожное въ 500—700 тысячъ душъ нищенское, вымирающее населеніе страны, отягощенное непосильными налогами, отсутствіе какой бы то ни было, не только заводской и фабричной, но и кустарной промышленности, — приходится подходить къ пессимистическимъ выводамъ.
Первые годы существованія автономной Монголіи, сбросившей съ себя власть Китая, не улучшили положеніе населенія, а ухудшили, такъ какъ потребовались средства на содержаніе арміи, чиновниковъ всѣхъ министерствъ, на содержаніе войскъ и инструкторовъ, постройки казенныхъ зданій и казармъ; чиновники и князья, побывавшіе въ Россіи, заразились оборотной стороной европейской культуры — мишурнымъ блескомъ и различной роскошью, которые и не посредствамъ, и чужды натурѣ пастушескаго населенія. На все это потребовались деньги, которыя и выжимаются теперь различными способами изъ полумилліоннаго нищенскаго населенія огромной по пространству Монголіи.
Съ другой стороны китайцы, въ связи съ различными стѣсненіями и налогами новаго ханства, увеличили стоимость своихъ товаровъ на 30 и даже 50 %, чѣмъ жизнь монголовъ сдѣлалась еще тяжелѣй. Русскіе же коммерсанты по различнымъ причинамъ, а главнымъ образомъ тѣмъ обстоятельствамъ, что товары ихъ, не отвѣчая спросу, неподходили населенію ни. цѣной, ни качествомъ, — не могли замѣнить собою китайскихъ купцовъ и конкурировать съ ними, а вмѣстѣ съ тѣмъ дать и дешевые товары.
И все же несмотря на усиленные налоги, весь приходъ государственныхъ средствъ далеко не удовлетворялъ вызванныхъ расходовъ правительства хутухты на одно лишь содержаніе его.
Трудно, конечно, предвидѣть какъ долго просуществуетъ новое монгольское царство, насколько будетъ проченъ установленный порядокъ управленія страной. Все будетъ зависѣть отъ взаимныхъ отношеній Монголіи, Россіи и Китая, отъ реальнаго соотношенія силъ послѣднихъ двухъ державъ и отъ того, какую сферу вліянія завоюютъ въ Монголіи экономически и другія европейскія державы, а также и Японія. Независимо отъ этого, внутреннія реформы въ управленіи страной, внѣ сомнѣнія, будутъ двигаться, измѣняться, какъ въ калейдоскопѣ. Одно только пока ясно, что «исторически сложившійся самобытный строй страны» нарушенъ и къ возстановленію его нѣтъ возврата. Наше значеніе въ Монголіи, санкціонированное и Русско-Монгольскимъ соглашеніемъ, и Русско-Китайскимъ, не есть окончательное; оно будетъ измѣняться, соотвѣтственно съ тѣмъ фактическимъ нашимъ вліяніемъ и заинтересованностью въ Монголіи, каковая станетъ выдвигаться самой жизнью. Въ первую очередь, конечно, будетъ обращено вниманіе на использованіе грандіознаго земельнаго фонда страны; для изслѣдованія условій колонизаціи правительствомъ, вѣроятно, будутъ командированы спеціальныя экспедиціи.
Итакъ, ничѣмъ незащищенная страна, бывшая болѣе 4000 лѣтъ неуязвимой, неприкосновенной для народовъ всего міра, сумѣвшая сорокъ вѣковъ сохранить доисторическій первобытный пастушескій укладъ своей жизни, — совершила, наконецъ, культурный сдвигъ.
