Глава XIII
До сих пор мы говорили о положении монастырских узников главным образом в первой половине XIX столетия и в самом начале 50-х годов. Переходя затем к концу 50-х годов, а также к 60-м и 70-м годам, мы, к сожалению, принуждены констатировать, что известные либеральные влияния, которыми отмечена только что названная эпоха и которым Россия обязана целым рядом крупных благодетельных реформ, не внесли, к сожалению, хотя сколько-нибудь существенного улучшения в положении лиц, подвергшихся ссылке и заточению в монастырские тюрьмы.
Так как, с другой стороны, за указанный период времени наше законодательство, регулирующее проявления религиозной и духовной жизни русского народа, осталось без всяких существенных изменений, то понятно, что общественные условия, среди которых приходилось жить миллионам наших старообрядцев и сектантов, точно так же остались прежние, дореформенные. Благодаря этому, мы видим, как в самый разгар либеральных веяний происходят постоянные стеснения и преследования сектантов и старообрядцев разных толков. И хотя эти преследования не имели уже того определенного и систематического характера, каким они отличались в царствование государя Николая Павловича, тем не менее, аресты, ссылки и заточения в монастыри сектантских наставников и руководителей, а также священников и епископов старообрядческой Иерархии происходили слишком часто. Чтобы избежать обвинений в голословности, считаем необходимым привести здесь несколько фактов. В 1854г. в Суздальскую монастырскую тюрьму были заключены "пойманные в турецких владениях" старообрядцы: архиепископ Аркадий, епископ Алимпий и священник Ф. Семенов. В 1859 году в ту же тюрьму был заключен "пойманный в Киевской губернии" старообрядческий епископ Конон. В том же году возникло дело об основании на Урале особой секты, получившей название "Десного Братства". По этому делу были заключены сначала в Екатеринбургскую тюрьму, а затем в Петропавловскую крепость: основатель секты, сотрудник журнала "Маяк", капитан артиллерии Н. С. Ильин и его последователи - чиновники горного правления, коллежский асессор Будрин, титулярный советник Протопопов, подпоручик корпуса лесничих Лалетин, а также жены Будрина и Лалетина. Будрин, больной чахоткой, не вынес заключения и умер в тюрьме. Его жена была сослана в Новгородский Свято-Духов женский монастырь. Лалетин в 1859г. был сослан в Свияжский монастырь, где он и умер после десятилетнего заточения. Ильин в то же время был отправлен в Соловецкую тюрьму, в строгое одиночное заключение, в котором он пробыл до осени 1873г. В этот год, по усиленному ходатайству дочерей Ильина облегчить его участь, он был переведен из Соловок в Суздальскую монастырскую тюрьму, в которой и находился до 18 июля 1879 года. Продолжительное заключение вызвало в нем сильное душевное расстройство, вследствие чего он по просьбе родственников был освобожден из тюрьмы, но затем сослан "под строжайший надзор полиции" в местечко Поланген, Курляндской губ. В 1860 году в Соловецкую тюрьму был заключен казак Максим Рудометкин за основание им на Кавказе секты прыгунов; в 1869 году Рудометкин "с целью прекращения ему возможности вести переписку с его единомышленниками на Кавказе" был переведен из Соловок в Суздальскую монастырскую тюрьму, где он и умер в 1877 году "от апоплексического удара", как доносил о. настоятель.
В 1863 году в Суздальскую тюрьму был заключен старообрядческий епископ Геннадий, просидевший там до 1881 года. В 1865г. в ту же тюрьму был заключен священник П. Ф. Золотницкий за уход к раскольникам - беглопоповцам; в 1866г. в Соловецкий острог был заключен известный сектант Андриан Пушкин и т. д.
Относительно срока заключения в монастырские тюрьмы в течение 50 - 70-х годов необходимо признать, что он по-прежнему поражает необыкновенною продолжительностью. Так, например, только что названные нами лица находились в заключении: казак Рудометкин - 17 лет, старообрядческий епископ Геннадий - 18 лет, капитан артиллерии Ильин - 20 лет, старообрядческий епископ Конон - 22 года, архиепископ Аркадий - 27 лет, священник П. Ф. Золотницкий - 32 года. Последний был освобожден только в 1897г. Точно так же 32 года провел в Суздальской монастырской тюрьме греко-католический священник Иосиф Анчевский, который и умер в этой тюрьме в 1877 году.
Что касается остальных условий монастырского заключения помимо срока, то следует установить, что в течение 60 и 70-х годов эти условия очень мало отличались от тех, которые окружали монастырских узников в 20 и 30-х годах и о которых мы говорили выше. В доказательство этого приведем здесь извлечение из инструкции, при которой были сосланы в монастыри некоторые из лиц, только что упомянутые нами, а именно старообрядческие: архиереи Аркадий и Алимпий и священник Федор Семенов.
Епископ владимирский Иустин писал архимандриту Спасо-Евфимиевского монастыря Амвросию:
"1) по доставлении к вам чрез гражданское правительство означенных лиц, заключить их при арестантском отделении в особые для каждого комнаты (слово "каземат" исчезает) и о времени доставления их к вам и заключения донести мне.
2) иметь за ними строжайший надзор, с прекращением им всякой возможности сношения между собою и с раскольниками и вообще с кем-либо из посторонних лиц, и с принятием со стороны вашей всех мер духовного вразумления к разъяснению их заблуждений и к склонению их к открытию всего им известного касательно заграничных лже-кафедр и сношений с нашими раскольниками;
3) о последствиях вашего вразумления и надзора доносить мне по прошествии каждого месяца или и ранее, как скоро представится в том необходимость;
4) имен их и мнимых званий никому не объявлять, а называть их и писать в бумагах просто арестантами под NN 1, 2 и 3-м, по порядку, в каком они написаны в указе Святейшего Синода, именно: Аркадий - под N 1-м, Алимпия под N 2-м и Семенова - под N 3-м".[1]
Независимо от подобного рода инструкций, как гражданское, так и духовное начальство пользуется каждым подходящим случаем, чтобы подтвердить местному архиерею и архимандриту монастыря о необходимости усиления надзора за арестантами, содержащимися в монастырской тюрьме. Особенно строгое внимание обращается при этом на переписку заключенных, которая обыкновенно разрешается крайне неохотно и при том не иначе, как только под контролем архимандрита, обязанного прочитывать все письма, получаемые на имя арестантов и отправляемые ими.
Некоторые настоятели монастырей видимо крайне тяготятся подобными, чисто полицейскими обязанностями, возложенными на них; другие же в качестве контролеров переписки нередко обнаруживают совершенно излишнюю подозрительность и придирчивость. В виду этого арестанты всячески стараются обойти строгую и придирчивую цензуру и отправить свои письма как-нибудь помимо настоятеля.
Последний в свою очередь употребляет всевозможные усилия, чтобы перехватить письма, отправляемые арестантами или же получаемые ими помимо архимандрита. При этом нередко подозрительность настоятелей доходит до последних пределов. Из множества фактов, имеющихся в нашем распоряжении и подтверждающих это, приведем один наиболее характерный случай, имевший место в Суздальском монастыре.
Архимандрит этого монастыря Досифей перехватил письмо, писанное какой-то женщиной и адресованное на имя старообрядческого епископа Геннадия, сидевшего в то время в Суздальской крепости. Письмо это показалось чрезвычайно подозрительным о. архимандриту, который усмотрел в нем доказательство существования чуть ли не целого заговора раскольников. Особенно же загадочными и опасными показались ему "неописанные слова" или, точнее говоря, ряд букв, стоявших в начале письма Г. И. X. С. Б. П. Н. И вот он спешит представить смутившее его письмо владимирскому архиерею при особом секретном донесении, в котором излагает свои соображения относительно важного значения перехваченного им письма секретного арестанта. Архиерей передает письмо Геннадия в духовную консисторию, с предложением немедленно же начать секретное дознание и следствие по этому поводу.
Возникает "дело", начинаются допросы, требуются объяснения от Геннадия: кто именно писал ему злополучное письмо, и что означают таинственные буквы, поставленные в начале письма: Г. И. X. С. Б. П. Н. Геннадий отвечает, что письмо это писано его двоюродной сестрой, а напугавшие начальство буквы означают: "Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй нас..."[2]
Однако, несмотря на то, что с полною очевидностью выяснилось совершенно невинное содержание письма, перехваченного архимандритом, оно все-таки не было передано по принадлежности, и о. Досифей не только не получил замечания по этому поводу, но, наоборот, духовная консистория вполне одобрила его действия и рекомендовала ему и на будущее время строго следить за корреспонденцией Геннадия и представлять к владимирскому архиерею все те письма, которые почему-нибудь покажутся ему подозрительными.
Что касается арестантов более интеллигентных, вроде артиллерийского капитана Ильина и других, то недоразумения по поводу их переписки возникали постоянно. Постоянно духовные власти - монастырские и епархиальные - должны были производить разные допросы и дознания о нарушении этого рода арестантами инструкций относительно переписки и сношений с своими родственниками, знакомыми и последователями их учений.