Стихотворение навеяно смертью Дельвига (14 января 1831 г.). О впечатлении, произведённом этим событием на Боратынского, читаем в его письме к П. Плетнёву: «Потеря Дельвига для нас неизмерима. Ежели мы когда-нибудь и увидимся, ежели ещё в одну субботу сядем вместе за стол — Боже мой! как мы будем ещё одиноки. Милый мой, потеря Дельвига нам показала, что такое невозвратное прошедшее (курсив наш. — Ред.), которое мы угадывали печальным вдохновеньем, что такое опустелый мир, про который мы говорили, не зная точного значения наших выражений» (сб. «Помощи голодающим», 1892, стр. 259—260).