Сочиненія И. С. Аксакова. Томъ третій.
Польскій вопросъ и Западно-Русское дѣло. Еврейскій Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ «Дня», «Москвы», «Москвича» и «Руси»
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
Можно ли управленіе Западнаго края приравнивать къ управленію внутреннихъ губерній Россіи?
правитьМало достовѣрныхъ извѣстій доходитъ къ намъ изъ тѣхъ шести русскихъ губерній, которымъ присвоено наименованіе Сѣверозападнаго края. Вмѣсто положительныхъ свѣдѣній бродятъ неопредѣленные слухи, странные, другъ другу противорѣчащіе, которые тѣмъ болѣе способны плодить недоразумѣніе, чѣмъ менѣе, благодаря системѣ принятой высшею администраціей края, возможна имъ какая-либо повѣрка.
Мы не имѣемъ ни права, ни основанія, при отсутствіи точныхъ данныхъ, произносить какое-либо сужденіе о направленіи или свойствахъ новаго главнаго управленія, — но одно изъ свойствъ уже не можетъ подлежать сомнѣнію и гласно заявлено: это нелюбовь къ гласности. Хотя знаменитый циркуляръ виленскаго губернатора, угрожающій строжайшими взысканіями, даже безъ соблюденія требуемой закономъ постепенности (sic), всѣмъ корреспондентамъ изъ числа состоящихъ на службѣ въ губерніи (а кто же изъ пребывающихъ тамъ образованныхъ Русскихъ не состоитъ на какой-либо службѣ?), — хотя этотъ циркуляръ, говоримъ мы, относится, повидимому, только до одной изъ шести губерній, — мы можемъ однако съ достовѣрностью предположить, что онъ изданъ и обнародованъ съ вѣдома и разрѣшенія главнаго начальника края, слѣдовательно одобренъ имъ, и во всякомъ случаѣ не противорѣчитъ общему направленію высшей мѣстной администраціи. Опала, которую г. Шестаковъ сулитъ корреспондентамъ, распространяется, очевидно, хотя съ меньшею откровенностью, и на прочія пять губерній. Даже частныя письма оттуда, получаемыя нашею редакціей, усвоили себѣ ту же систему скромности, какая господствуетъ въ оффиціальномъ мірѣ Сѣверозападнаго края, — и это тѣмъ болѣе странно, что вѣдь тайна частной корреспонденціи соблюдается у насъ, какъ извѣстно, свято?….
Какъ бы то ни было, но, благодаря этой системѣ скромности, мы лишены всякой возможности опровергать слухи о какихъ-то перемѣнахъ въ направленіи внутренней административной политики края, ознаменовавшихъ будто бы назначеніе новаго главнаго начальника. Увольненіе отъ службы нѣкоторыхъ лицъ, извѣстныхъ своею преданностью интересамъ русской народности и русскаго сельскаго населенія въ краѣ, еще не представляется намъ, само по себѣ, достаточнымъ оправданіемъ распространившихся неблагопріятныхъ толковъ; оно могло зависѣть и отъ чисто личныхъ отношеній, не имѣющихъ ничего общаго съ программою управленія. Поводъ къ этимъ слухамъ мы должны, кажется, искать преимущественно въ тѣхъ громкихъ привѣтахъ сочувствія, которыми встрѣтили новую администрацію нѣкоторыя наши газеты. Такъ, напримѣръ, если газета «Вѣсть», во всеуслышаніе исповѣдующая, что національный вопросъ въ Сѣверозападномъ краѣ долженъ уступать вопросу сословному, и что интересъ мужиковъ-Бѣлоруссовъ долженъ быть поставленъ ниже интереса помѣщиковъ Поляковъ, — если эта газета, которая съ такою яростью и такимъ постоянствомъ нападала на администрацію предшествовавшую за покровительство интересамъ бѣлорусскаго крестьянскаго населенія, — вдругъ съ такими радостными ликованіями огласила назначеніе новаго начальника края, — то логическій выводъ возможенъ здѣсь только одинъ: очевидно, газета «Вѣсть» считаетъ себя въ правѣ надѣяться, что новая администрація поставитъ, согласно съ желаніемъ «Вѣсти», интересы мѣстной шляхты польскаго происхожденія выше интересовъ мужиковъ-Бѣлоруссовъ. Къ подобному же выводу приводятъ насъ привѣты новой администраціи со стороны газеты «Новое Время», издаваемой подъ редакціей г. Киркора. Мы нисколько не ставимъ въ вину г. Киркору его сочувствія съ тѣми порядками прежняго времени, при которыхъ возможно было процвѣтаніе въ Сѣверозападномъ краѣ польскаго языка, польской литературы: извѣстно, что до самаго 1862 г. г. Киркоръ считался однимъ изъ виленскихъ корифеевъ этой литературы. Мы не въ правѣ предполагать, что почтенный издатель польскихъ «Kur у er а Wileriskiego» и «Teki Wiltiiskiej» измѣнилъ тому направленію, которому онъ такъ долго служилъ въ своихъ изданіяхъ, и мы бы искренно желали, чтобы внѣшнія оффиціальныя условія нашей печати не мѣшали ни г. Киркору быть вполнѣ откровеннымъ, ни намъ вести съ нимъ бесѣду совершенно чистосердечную. Во всякомъ случаѣ г. Киркоръ не можетъ обидѣться, если мы скажемъ, что признаемъ его представителемъ въ русской журна листикѣ интересовъ польской національности въ Западномъ краѣ. Если ему угодно, мы назовемъ его, пожалуй, представителемъ той теоріи, которая силится убѣдить русское правительство и русское общество въ возможности совмѣстить интересы польской національности въ Западно-русской окраинѣ съ интересами если не русской народности и мѣстнаго русскаго «люда» (о чемъ эта теорія мало думаетъ), то россійской государственной власти… Понятно, поэтому, какое значеніе можетъ имѣть въ глазахъ русскаго общества сочувствіе газеты «Новое Время» съ новою виленскою администраціей. На тотъ же путь сочувствія выдвигаются отчасти, въ послѣднее время, и «С.-Петербургскія Вѣдомости», несмотря на ихъ рѣзкое отличіе отъ газеты «Вѣсть» во взглядѣ на крестьянское дѣло. «С.-Петербургскія Вѣдомости» посвятили недавно Западному краю цѣлый рядъ критическихъ статей, съ громко выраженнымъ притязаніемъ на безпристрастіе своей критики.
Само собой разумѣется, что сочувствіе всѣхъ этихъ газетъ не выражаетъ еще такъ-называемой солидарности ихъ направленія съ направленіемъ новой администраціи нашихъ сѣверозападныхъ губерній. Но, при недостаткѣ данныхъ о дѣйствіяхъ новаго главнаго управленія, мы считаемъ не лишеннымъ занимательности разъясненіе тѣхъ взглядовъ на положеніе дѣлъ въ краѣ, въ которыхъ эти газеты сходятся и которые излагаются въ нихъ, нерѣдко рядомъ съ сочувственными, болѣе или менѣе, отзывами о новой виленской администраціи. Направленіе «Вѣсти» и «Новаго Времени» намъ довольно извѣстно; поэтому мы остановимъ вниманіе нашихъ читателей на «С.-Петербургскихъ Вѣдомостяхъ». Статьи этой газеты мы охотно назовемъ даже замѣчательными ни мѣткости многихъ сужденій, по раскрытію новыхъ старимъ въ положеніи края, ихъ автору коротко знакомомъ; ни той искренности, не лишенной своего рода теплоты, съ которою онѣ написаны, — но также и по путаницѣ многихъ понятій, по невѣрности выводовъ, по смѣшенію, конечно неумышленному, правды и лжи. Въ статьяхъ этихъ нашло себѣ полное выраженіе то русское слабодушіе, несомнѣнно изъ добраго источника происходящее, къ которому вообще такъ склоненъ нашъ народный характеръ, которое въ высшихъ сферахъ прикрывается нерѣдко симпатичнымъ названіемъ «безпристрастія», «гуманности», «справедливости», — которымъ такъ искусно умѣетъ пользоваться, и особенно въ Петербургѣ, польская негуманность, несправедливость и страстность, и которое доставило не одну побѣду надъ нами іезуитамъ, Полякамъ, Нѣмцамъ и всѣмъ нашимъ врагамъ и недругамъ.
Возмущенный (и совершенно справедливо) равными случаями наглаго злоупотребленія власти, принарядившагося костюмомъ патріотизма, разными грубыми и нелѣпыми пріемами такъ-называемаго обрусѣнія со стороны нѣкоторыхъ наѣзжихъ чиновниковъ, — петербургскій публицистъ, по русскому же обыкновенію, спѣшитъ обобщить частные факты въ цѣлую систему, составляетъ цѣлый обвинительный актъ, приходитъ въ уныніе, почти въ отчаяніе, и выводитъ горькое заключеніе о несостоятельности русской администраціи за послѣдніе годы. Тѣмъ не менѣе онъ ищетъ выхода изъ этихъ печальныхъ обстоятельствъ края, такъ раздражившихъ его впечатлительные нервы, и попадаетъ наконецъ на формулу, которой самъ очевидно обрадовался и въ которой опредѣлилась практическая сторона его критическихъ отрицаній и положительныхъ требованій. Этой формулѣ обрадовались и другія газеты; ее привѣтствуетъ и серьезный «Вѣстникъ Европы», въ своей іюльской книжкѣ, какъ бы нѣкое важное и знаменитое открытіе, и чего добраго — этой формулѣ пожалуй посчастливится, и она станетъ общимъ mot d’ordre и партіи «Вѣсти» и партіи «Новаго Времени» и болѣе или менѣе сочувствующихъ имъ общественныхъ и административныхъ, виленскихъ и петербургскихъ сферъ.
Вся настоящая неурядица Западнаго края, вся неудача правительственныхъ мѣръ въ пользу русскаго дѣла, вся эта бѣда, по словамъ «С.-Петербургскихъ Вѣдомостей», происходитъ отъ мнѣнія, будто Западный край находится въ какомъ-то «исключительномъ положеніи». Эта мысль ложная, говоритъ петербургскій публицистъ, на которой однакожь основана до сихъ поръ система управленія краемъ. Съ чего взяли, спрашиваетъ онъ, что эти губерніи въ какомъ-то исключительномъ положеніи въ сравненіи съ внутренними губерніями Россіи? Никакой исключительности не имѣется, и никакой разницы въ системѣ управленія съ внутренними губерніями быть не должно. Необходимо, и какъ можно скорѣе, — таковъ окончательный выводъ «С.-Петербургскихъ Вѣдомостей», — ввести въ Западный край земскія учрежденія и новый судъ. Затѣмъ газета издѣвается надъ нашею и всѣхъ своихъ противниковъ непослѣдовательностью, подозрительностью, надъ тѣмъ, что мы либеральничаемъ только у себя дома и отказываемъ цѣлому краю въ благодѣяніи реформъ, которыми сами воспользовались, — глумится надъ нашимъ будто бы «невѣріемъ въ русскія силы» и въ «воспитательное значеніе» земскихъ и новыхъ судебныхъ учрежденій.
Дѣйствительно, можно провиниться невѣріемъ въ русскія силы, когда читаешь такія наивныя строки въ русской газетѣ, въ одномъ изъ бргановъ русскаго общественнаго мнѣнія, — и въ какое время? Когда не прошло и пяти лѣтъ по усмиреніи польскаго мятежа, когда еще далеко далеко не упрочено положеніе бѣлорусскаго крестьянства въ краѣ, благодаря кознямъ польской помѣщичьей шляхты; когда еще непрестанно производится польская агитація на нашей границѣ. Коротка же у насъ память и плохо пронимаютъ насъ уроки исторіи! Но здѣсь оказывается короткою не только память ума, но память русскаго чувства, уже успѣвшаго и позабыть позоръ, безправность и страданія роднаго намъ русскаго населенія подъ четвернымъ гнетомъ Поляковъ — политическимъ, соціальнымъ, экономическимъ и духовнымъ. Трудно даже понять, какъ могъ рѣшиться публицистъ «Петербургскихъ Вѣдомостей», послѣ многихъ дѣльныхъ замѣтокъ о краѣ, утверждать, въ глаза русскому обществу, что условія управленія внутреннихъ и сѣверозападныхъ губерній тождественны. Такъ, по мнѣнію его, что Калужская губернія, что Виленская — все равно? Онъ и не сообразилъ, выражая свое требованіе, что населеніе, напримѣръ, Калужской губерніи представляетъ сплошную однородную массу, единство народности, вѣры и политическаго исповѣданія, какъ внутри губерніи, такъ и со всею остальною Русью, тогда какъ въ каждой изъ губерній нашей западной окраины являются предъ нами три народности враждебныя другъ другу, съ различными религіозными и политическими исповѣданіями и идеалами, т. е. русская, польская и еврейская. Этого мало. Въ силу историческихъ событій, о которыхъ говорить здѣсь не мѣсто и которыя не могутъ не бытъ знакомы и г. публицисту, изъ этихъ трехъ народностей, русская народность — народность громаднаго большинства населенія всего края — поставлена на низшей ступени соціальной лѣстницы, въ условія самыя невыгодныя для развитія и подчинена игу остальныхъ двухъ народностей. Сила поземельной собственности и просвѣщенія — въ рукахъ Поляковъ, польскаго или туземнаго происхожденія, которые нѣсколько вѣковъ сряду стремятся къ уничиженію русской народности и къ претворенію ея въ польскую, — которыхъ политическое исповѣданіе не признаетъ русскихъ правъ на господство, — которые, въ союзѣ съ римско-католическою мѣстною церковью, если не всѣ, то во множествѣ, не переставали служить извѣстной «польской идеѣ». Сила капитала, торговля и ремесленность — въ рукахъ Евреевъ, представляющихъ громадную замкнутую корпорацію, задавившую русскій сельскій людъ. Неужели эта картина похожа на картину внутренняго состоянія нашихъ срединныхъ русскихъ губерній? Неужели задача власти одинакова какъ въ Калугѣ, такъ и въ Вильнѣ? Развѣ есть мѣсто въ Калугѣ національному политическому вопросу? Развѣ приходится въ Калугѣ отстаивать русскую народность отъ экономическаго и духовнаго порабощенія народностью, ей враждебною, и развѣ вражда чуждаго національнаго начала съ мѣстною русскою народностью въ Западномъ краѣ не есть вражда съ русскимъ народнымъ и государственнымъ единствомъ? Развѣ эта вражда не есть въ то же время вражда политическая? Развѣ наконецъ не благопріятствуютъ этой враждебной намъ силѣ чужой національности — всѣ экономическія, матеріальныя и соціальныя условія края? Въ чемъ же существенная современная задача мѣстнаго управленія? Не въ томъ ли, чтобы русская народность была наконецъ выведена изъ плѣна и освобождена отъ всѣхъ стѣсненій, мѣшавшихъ ея развитію; чтобы въ виду этой цѣли произведено было соотвѣтственное измѣненіе всѣхъ тѣхъ экономическихъ и соціальныхъ условій, которыя доставляютъ вредное преобладаніе враждебнымъ русской народности и русскому государству стихіямъ? Хорошъ бы былъ тотъ правитель, который, повѣривъ публицисту «С.-Петербургск. Вѣдомостей», вообразилъ бы, что политическій вопросъ можетъ и въ самомъ дѣлѣ въ настоящее время быть устраненъ изъ существенныхъ элементовъ правительственной задачи въ краѣ!
Не дѣлать различія между внутренними и сѣверозападными губерніями, не признавать исключительности положенія послѣднихъ — вотъ на чемъ настаиваютъ, даже гнѣвно, «С.-Петербургскія Вѣдомости», въ своихъ руководящихъ статьяхъ. Но газета забываетъ, что до самаго 1863 года этой исключительности вовсе не признавалось, и одна система управленія была и для западныхъ и для внутреннихъ губерній. Что же изъ этого вышло? Какъ воспользовались этимъ Поляки? Не въ этотъ ли періодъ времени край, путемъ совершенно легальнымъ, ополячился такъ, какъ не ополячился онъ въ теченіе всего существованія Рѣчи Посполитой? Не замѣстились ли всѣ должности Поляками, не водворился ли польскій языкъ въ гимназіяхъ, не усугубился ли гнетъ польской шляхты надъ русскимъ крестьянствомъ? Не были ли наконецъ, въ силу законныхъ правильныхъ выборовъ, мѣста мировыхъ посредниковъ заняты исключительно польскими шляхтичами, и не повели ли эти посредники крестьянское дѣло такимъ образомъ, что русскія же власти, ревнуя о соблюденіи порядка и законности, возвращали, русскими штыками, русскихъ возмутившихся крестьянъ въ полное повиновеніе польскому мятежному панству? Публицистъ «С.-Петербургскихъ Вѣдомостей» поступаетъ весьма непослѣдовательно, когда сваливаетъ за всѣ эти прискорбныя явленія вину на оплошность администраціи: она не могла дѣйствовать иначе, при соблюденіи со стороны Поляковъ всѣхъ формальныхъ требованій законности; она сама попалась въ сѣти, которыя разставило ей начало, нынѣ вновь провозглашаемое въ петербургской газетѣ. Только мятежъ Поляковъ снялъ съ нея эти путы и обнаружилъ ту созданную исторіей исключительность въ положеніи края, которая потребовала и продолжаетъ еще требовать мѣръ исключительныхъ. Чего же хочетъ г. публицистъ? Возвращенія къ старому порядку вещей? Въ «Вѣсти» и въ «Новомъ Времени» уже появляются воздыханія о прежнихъ, домуравьевскихъ временахъ администраціи
Предположимъ однако, что для управленія Западнымъ краемъ принята та же система, что и во внутреннихъ губерніяхъ, и укажемъ на нѣкоторыя неизбѣжныя послѣдствія. Въ Россіи нѣтъ, напримѣръ, такого общаго закона, который бы воспрещалъ мѣстному дворянству занять всѣ служебныя должности въ своей губерніи: не было бы поэтому никакого законнаго основанія лишать такого права и польское дворянство. Это бы непремѣнно и случилось, такъ какъ польская шляхта есть главный контингентъ русскаго Чиновничества вообще, — и весь край наполнился бы снова польскими чиновниками. Можетъ ли желать этого, и именно теперь, нашъ публицистъ? Если же онъ согласится на недопущеніе Поляковъ къ служебнымъ должностямъ въ краѣ, такъ развѣ такое недопущеніе не есть «исключительность положенія?» Далѣе. Г. петербургскій публицистъ требуетъ введенія въ Западный край новаго суда. Мы готовы сочувствовать съ этимъ требованіемъ, но не можемъ не видѣть тѣхъ затрудненій, для преодолѣнія которыхъ пришлось бы дѣлать разныя важныя отступленія отъ судебнаго устава. Основаніемъ новому суду, напримѣръ, служитъ институтъ мировыхъ судей, избираемыхъ хотя и земствомъ, но при такихъ условіяхъ ценза и пр., что мировыми судьями могутъ быть избраны только мѣстные дворяне — стало-быть Поляки. Согласится ли г. публицистъ ввѣрить споры, тяжбы и участь русскихъ крестьянъ «суду по совѣсти» пановъ-Поляковъ? Можно ли на этотъ вопросъ отвѣтить иначе, какъ отрицательно? Если же мировыхъ судей станутъ назначать отъ короны или подчинятъ ихъ какому-нибудь особенному надзору, то это будетъ уже искаженіемъ коренныхъ началъ судебной реформы и самымъ вопіющимъ свидѣтельствомъ объ исключительности края. Не то же ли самое преобладаніе польскому дворянскому элементу въ краѣ должны будутъ дать и земскія учрежденія, введенія которыхъ такъ усиленно требуютъ теперь и «Вѣсть» и «С. Петерб. Вѣд.»? Смѣшно было бы вообразить, что забитые, невѣжественные, не имѣющіе у себя ни великорусской общины, ни привычекъ самоуправленія нашихъ великорусскихъ крестьянъ, мужики-Бѣлоруссіи въ состояніи будутъ уже теперь составить надлежащій противовѣсъ польской стихіи въ земскихъ собраніяхъ. Ужь не назначить ли и гласныхъ отъ короны?
Пусть же г. петербургскій публицистъ обвиняетъ насъ въ недостаткѣ либерализма, гуманности и т. п. Мы не обольщаемся формами и словами, которыя, въ практическомъ примѣненіи къ вашей Западной окраинѣ, означаютъ, въ данную минуту и въ конечномъ результатѣ, не что иное, какъ преобладаніе польской національности, съ одной стороны, — какъ неволю, рабство русскаго сельскаго населенія, съ другой. Мы не горимъ, какъ петербургскій публицистъ, нетерпѣніемъ — ввѣрить судьбу бѣлорусскаго бѣднаго люда во власть мѣстной польской стихіи. Мы не ласкаемъ себя надеждою, что въ пять лѣтъ послѣ мятежа успѣло совершиться нравственное перерожденіе польскаго шляхетства, не имѣемъ для этого данныхъ, — напротивъ думаемъ, что продолжающіяся интриги польскихъ помѣщиковъ противъ русскихъ мировыхъ посредниковъ, ихъ враждебное отношеніе къ настоящему исходу крестьянскаго дѣла, ихъ старанія отдалить и измѣнить этотъ исходъ (см. «Вѣсть», «Вѣсть» и «Вѣсть» и «Новое Время») — служатъ плохимъ ручательствомъ въ готовности этихъ помѣщиковъ служить интересамъ русской народности. Мы согласны съ публицистомъ «С.-Петербургскихъ Вѣдомостей», что выходъ изъ этой исключительности положенія края въ значительной степени затрудненъ слабымъ развитіемъ русской общественной силы у насъ внутри, близорукостью и малоспособностью нашей администраціи, ненормальностью ея отношенія къ духу жизни, и пр. Но это уже другой вопросъ, о которомъ мы также поговоримъ въ свое время и который нисколько не упраздняетъ вопроса объ исторической исключительности положенія края, обусловливающей до сихъ поръ и печальную необходимость исключительной системы управленія. Не слѣдуетъ также забывать, что исключительность положенія нашихъ западныхъ губерній поддерживается преимущественно самимъ мѣстнымъ польскимъ шляхетствомъ. Къ нему пусть лучше и обратятся съ своими увѣщаніями «С. Петербургскія Вѣдомости».
Да не удивятся читатели, что мы такъ внимательно занялись совѣтомъ петербургской газеты, который, по ихъ мнѣнію можетъ-быть, этого вниманія и не заслуживаетъ. Какъ ни несообразно предложеніе петербургскаго публициста, какъ ни мало вѣроятія, чтобъ оно нашло послѣдователей, но горькій опытъ давно научилъ насъ, что изъ всего несбыточнаго способно у насъ въ Россіи сбываться преимущественно то, что положительно противно ея интересамъ. Въ этомъ отношеніи и невѣроятное — вѣроятно, и невозможное — возможно.