Евгеніи Павловны Серебренниковой.
МОЕ ЗНАКОМСТВО СЪ Е. П. СЕРЕБРЕННИКОВОЙ.
Мое знакомство съ Евгеніей Павловной Серебренниковой, урожденной Солонининой, началось въ 1873 году и продолжалось до ея смерти въ 1897 году, несмотря на своеобразный характеръ нашихъ отношеній. Видѣлись мы крайне неравномѣрно: иногда почти ежедневно, какъ, напримѣръ, въ годы пребыванія Е. П. на женскихъ Медицинскихъ курсахъ и въ зиму 1884—1885 гг., а затѣмъ только урывками или совсѣмъ не видѣлись въ теченіе многихъ лѣтъ. Но ни время, ни разлуки не нарушили нашихъ неизмѣнно добрыхъ отношеній и существовавшей между нами вполнѣ дружеской связи. Тѣмъ не менѣе, вслѣдствіе продолжительныхъ перерывовъ и случайности нашихъ свиданій, въ памяти моей не могло сохраниться ничего цѣльнаго и послѣдовательнаго о моемъ знакомствѣ съ Е. П. Поэтому въ настоящей замѣткѣ я могу только поручиться за правдивость и искренность всего разсказаннаго мною.
Въ январѣ 1873 года Е. П. Солонинина, окончивъ курсъ въ Екатеринбургской женской гимназіи, впервые пріѣхала въ Петербургъ и по рекомендаціи Н. Д. Сергѣевскаго[1] явилась ко мнѣ съ просьбой дать ей необходимыя указанія для поступленія на женскіе Медицинскіе курсы. Я сообщила ей, что мнѣ было извѣстно, но съ оговоркой, что она сама должна отправиться на курсы для полученія болѣе подробныхъ свѣдѣній и подачи прошенія. Мы разговорились, будто давно знали другъ друга. Е. П. очаровала меня съ перваго свиданія своимъ умомъ, живостью и даже наружностью. Несмотря на неправильныя, почти некрасивыя черты лица, она мнѣ поправилась больше всякой красавицы, потому что такихъ привлекательныхъ, выразительныхъ глазъ, какіе были у Е. П. въ молодости, мнѣ не приходилось встрѣчать ни до этого, ни послѣ.
Вскорѣ Е. П. опять пришла ко мнѣ и сообщила съ глубокимъ огорченіемъ, что была на курсахъ[2], и узнала, что не можетъ поступить раньше будущаго года, такъ какъ на курсы не принимаютъ моложе 20 лѣтъ, а ей всего девятнадцать. При свойственной Е. П. впечатлительности, потеря одного года казалась ей особенно важной и приводила ее въ отчаяніе. Я утѣшила ее обѣщаніемъ переговорить о ней съ начальницей курсовъ М. Гр. Ермоловой, которая была всей душой предана имъ и входила въ положеніе каждой изъ вновь поступавшихъ слушательницъ. Но при этомъ, въ виду новизны дѣла, устроеннаго цѣной столькихъ усилій на средства частнаго лица, и лежавшей на ней отвѣтственности, она строго придерживалась буквы устава. Однако, въ концѣ концовъ она уступила моимъ убѣжденіямъ, принявъ во вниманіе и недостаточность средствъ молодой дѣвушки, пріѣхавшей издалека. Быть можетъ, помогло отчасти и хорошее впечатлѣніе, произведенное на нее Евгеніей Павловной при личномъ свиданіи.
Такимъ образомъ, Е. П. Солонинипа была принята на курсы осенью 1873 года, и г-жѣ Ермоловой не пришлось раскаиваться въ сдѣланномъ для нея исключеніи. Успѣшныя занятія новой слушательницы весьма радовали ее, и она не переставала интересоваться судьбой Евгеніи Павловны даже и по окончаніи ею курса.
Мои личныя отношенія съ Е. П. — или «Веночкой», какъ я привыкла называть ее во время ея пребыванія на женскихъ Медицинскихъ курсахъ, становились все болѣе и болѣе близкими. Она часто бывала у меня, иногда и ежедневно, если ее занималъ какой-нибудь отвлеченный, трудно разрѣшимый вопросъ, который не давалъ ей покоя и она настойчиво добивалась его рѣшенія. Въ этихъ случаяхъ она оставалась у меня ночевать, и часто наша бесѣда длилась почти до разсвѣта. Однако, несмотря на безсонную ночь, Е. П. рано утромъ отправлялась на курсы пѣшкомъ со 2-ой линіи Васильевскаго острова на Выборгскую. Вообще, Е. П., довольно молчаливая утромъ, особенно оживлялась, какъ всѣ нервные люди, съ наступленіемъ ночи и становилась краснорѣчивой. Увлеченіе, съ которымъ говорила Е. П., невольно сообщалось ея собесѣднику; и такъ какъ она часто спорила съ горячностью, и ни къ одному болѣе или менѣе серьезному вопросу не могла относиться спокойно или, вѣрнѣе, безразлично, то это производило подчасъ невыгодное для нея впечатлѣніе на незнакомыхъ людей и навлекало на нее упрекъ въ искусственности. Этотъ упрекъ кажется мнѣ до сихъ поръ, — какъ казался и прежде, — безусловно несправедливымъ, и обаяніе личности Е. П. заключалось, главнымъ образомъ, въ ея искренности и прямотѣ.
Е. П. въ эту раннюю пору своей жизни была начитана и развита не по возрасту; она приписывала свою любовь къ чтенію и развитіе вліянію русскаго учителя Екатеринбургской женской гимназіи, гдѣ она воспитывалась. Фамилію этого рѣдкаго педагога, къ сожалѣнію, не помню[3]. Во всякомъ случаѣ вліяніе его здѣсь потому было особенно сильно и продуктивно, что встрѣтило благодарную почву. Е. П. принадлежала къ тѣмъ талантливымъ натурамъ съ сильнымъ воспріимчивымъ умомъ, которымъ легко дается то, что другимъ стоитъ долгихъ усилій и тяжелаго труда. Идеи, образы, смѣлыя гипотезы и широкія обобщенія быстро смѣнялись одни другими въ ея молодой головѣ. Она хорошо знала исторію, внимательно слѣдила за современными событіями по газетамъ, живо интересовалась новѣйшей литературой и поэзіей, успѣвала просматривать всѣ журналы. Отношеніе Е. П. къ искусству вообще и въ частности къ поэзіи было своеобразное: поэзія для поэзіи, красота формы, глубина чувства не производили на нее никакого впечатлѣнія; она прежде всего требовала отъ поэзіи той или другой идеи, живого отношенія къ общественной жизни и ея насущнымъ вопросамъ, понимала и цѣнила только поэта-публициста. Всякіе споры по этому поводу съ Е. П. были безплодны и никакіе доводы не дѣйствовали на нее. Такія же требованія предъявляла она къ современной беллетристикѣ, которая, за немногими исключеніями, не удовлетворяла ее. Одну зиму, — если не ошибаюсь на второй годъ своего поступленія на курсы, — Е. П. серьезно занялась отыскиваніемъ талантовъ, исходя изъ того положенія, что крупные таланты исчезаютъ одинъ за другимъ, а новые не появляются, но что они должны быть и надо ихъ найти. Задавшись этой мыслью, она шагъ за шагомъ слѣдила за текущей литературой, въ надеждѣ встрѣтить проблески новаго блестящаго таланта и то радовалась, то приходила въ отчаяніе.
Время отъ времени Е. П. являлась къ намъ съ радостнымъ лицомъ и торжественно заявляла, что скоро она прочтетъ намъ необыкновенно талантливое стихотвореніе или повѣсть и даже приведетъ съ собою автора (кого-либо изъ своихъ пріятельницъ или знакомаго юношу) и при этомъ съ настойчивостью заявитъ: «Вы обязаны поддержать молодой начинающій талантъ».
Въ назначенный вечеръ устраивалось чтеніе. Но послѣ двухъ или трехъ такихъ вечеровъ мнѣ пришлось просить Е. П. на будущее время приносить намъ понравившіяся ей литературныя произведенія, не приводя съ собою ихъ авторовъ, для удобства критики, такъ какъ все до сихъ поръ прочитанное оказывалось полнѣйшей бездарностью. Е. П. вступала по этому поводу въ горячій споръ, уступала неохотно и наконецъ, мало-по-малу, убѣжденная приведенными доводами, стала сама добродушно смѣяться надъ своимъ увлеченіемъ. Тѣмъ не менѣе чтенія произведеній юныхъ авторовъ продолжались, и нѣкоторые изъ этихъ авторовъ, къ торжеству Евгеніи Павловны, оказались впослѣдствіи выдающимися талантами.
Однажды Е. П. уговорила меня отправиться съ нею къ ея пріятельницѣ Малиновской, также медицинской курсисткѣ, чтобы посмотрѣть сдѣланное ею рисунки и портреты. На этотъ разъ то, что я увидѣла, превзошло всѣ мои ожиданія, и я совершенно искренно выразила удивленіе, что при такомъ очевидномъ талантѣ можно было заниматься чѣмъ-либо, кромѣ живописи. Но Малиновская, крайне застѣнчивая и неувѣренная въ себѣ особа, повидимому, не придавала большого значенія своимъ произведеніямъ и была такъ убѣждена въ пользѣ и необходимости медицинскаго образованія, что только по окончаніи курса разсчитывала поступить въ академію художествъ.
Но не одни только таланты искала и находила Е. П. въ эту пору своей жизни. При ея необыкновенной живости и воспріимчивости, она быстро переходила отъ одного увлеченія къ другому. Чѣмъ только ни увлекалась Е. П. и своей искренностью и горячностью ни увлекала окружающую ее молодежь. Одно время она пришла къ убѣжденію, что нельзя знать исторію безъ знакомства съ юридическими науками, собрала восемь слушательницъ и уговорила двухъ молодыхъ юристовъ: Фаворскаго и Н. Д. Сергѣевскаго читать имъ лекціи. Фаворскій долженъ былъ читать гражданское судопроизводство, но ограничился одной лекціей. Н. Д. Сергѣевскій читалъ три раза въ недѣлю около четырехъ мѣсяцевъ. Е. П. закидывала его всевозможными вопросами, требуя на нихъ немедленно самыхъ положительныхъ отвѣтовъ. Въ пору увлеченія политическими и соціальными вопросами Е. П. являлась ораторомъ на болѣе или менѣе многочисленныхъ собраніяхъ молодежи, говорила цѣлыя рѣчи, распространялась о необходимости и важности реформъ, рѣшала судьбы Россіи. Иногда она неожиданно и круто прерывала дебаты, и по ея иниціативѣ устраивалась общая пляска и пѣніе, и тогда среди говора и шума слышался ея веселый смѣхъ.
Въ своемъ отношеніи къ людямъ Е. П. отличалась рѣдкой терпимостью и доброжелательствомъ. Чуждая зависти, строгая къ себѣ, она нерѣдко находила у своихъ знакомыхъ несуществующія качества и небывалыя достоинства. Разумѣется, не было недостатка въ разочарованіяхъ, но Е. П. не любила распространяться на эту тему и въ самомъ непродолжительномъ времени опять увлекалась въ томъ же направленіи. Вообще, матеріальная сторона жизни не имѣла для нея значенія и она мало обращала вниманія на окружающее, но если судьба сталкивала ее съ дѣйствительностью, съ людскимъ горемъ и нуждой, то она спѣшила на помощь, не пускаясь въ праздныя разсужденія. Приведу слѣдующій примѣръ: одна изъ пріятельницъ Е. П. вышла замужъ за такого же бѣдняка, какъ она сама, кажется, за студента. Не задаваясь мыслью о будущемъ, юная чета не тяготилась своимъ положеніемъ и жила кое-какъ, день за днемъ, какъ живетъ множество подобныхъ супружествъ. Но когда явилось на свѣтъ потомство, то въ домѣ не только оказалось полное отсутствіе денегъ, но даже не во что было завернуть маленькое существо, кромѣ бѣлья родителей и пледа. По этому поводу Е. П. явилась къ намъ рано утромъ встревоженная, противъ обыкновенія, на извозчикѣ, тотчасъ же усадила меня и сестру шить дѣтское приданое и отправилась на лекціи съ обѣщаніемъ пріѣхать за готовыми вещами.
Естественно, что при такомъ отношеніи къ людямъ Е. П. не могла пожаловаться на ихъ неблагодарность, имѣла много друзей или, вѣрнѣе, поклонниковъ и поклонницъ. Всего больше пріятельницъ у ней было, конечно, среди курсистокъ, и она считала своимъ долгомъ меня знакомить съ ними. Обыкновенно въ субботу вечеромъ она приводила съ собой двухъ или трехъ, и такъ какъ завязывались при этомъ безконечные разговоры, то всѣ онѣ оставались у меня ночевать. Разумѣется, объ удобствахъ не могло быть и рѣчи при квартирѣ изъ двухъ комнатъ, да никто изъ нихъ и не думалъ объ этомъ.
Весною 1876 года Е. П. все чаще и чаще въ разговорѣ со мной стала упоминать о своемъ знакомствѣ съ П. Н. Серебренниковымъ; говорила о свѣтлыхъ сторонахъ его личности, о его гуманномъ отношеніи къ людямъ. Она не уставала говорить о немъ, и хотя о любви не было сказано ни слова, но для меня было ясно, что она увлечена имъ совершенно. Впослѣдствіи, когда я ближе узнала Павла Николаевича, то поняла ея увлеченіе. Это былъ товарищъ и другъ, съ которымъ она могла идти рука объ руку до конца жизни; онъ вносилъ равновѣсіе въ ея порывистую, разбрасывающуюся натуру, не отвлекая въ то же время отъ стремленій ея къ общественной дѣятельности.
На лѣто мы разстались съ Е. П. и увидѣлись только осенью того же года, по возвращеніи въ Петербургъ, а затѣмъ, не помню какого числа и мѣсяца, я получила отъ Е. П. записку, въ которой она сообщала мнѣ, что выходитъ замужъ за П. И. Серебренникова и приглашала на свадьбу. Къ сожалѣнію, какъ эта записка, такъ и другія письма ко мнѣ Е. П. не сохранились, — мнѣ, конечно, и въ голову не приходило, что я могу пережить Е. П.
На свадьбѣ Серебренниковыхъ я не была по нездоровью, поѣхала къ нимъ нѣсколько дней спустя и съ трудомъ нашла квартиру молодыхъ супруговъ въ одной изъ отдаленныхъ улицъ Петербургской стороны. Квартира была вполнѣ студенческая, изъ самыхъ бѣдныхъ, и состояла изъ двухъ небольшихъ комнатъ съ неприглядной обстановкой. Такая же обстановка бывала и послѣ у Серебренниковыхъ, когда они пріѣзжали въ Петербургъ на короткое или болѣе продолжительное время, если не останавливались у брага Е. П. Они помѣщались, обыкновенно, въ самыхъ неудобныхъ меблированныхъ комнатахъ и дѣлали это не изъ скупости, — оба они не отличались разсчетливостью, — а по равнодушію къ комфорту и другимъ матеріальнымъ благамъ жизни.
На другой годъ своего супружества, когда Е. П. была уже на пятомъ курсѣ, они вмѣстѣ отправились на театръ военныхъ дѣйствій отъ Краснаго Креста и оставались тамъ до окончанія войны, работая въ госпиталяхъ и на перевязочныхъ пунктахъ.
По возвращеніи Серебренниковыхъ въ Петербургъ, въ сентябрѣ 1878 года, я снова увидѣлась съ ними. Разсказы ихъ относительно всего видѣннаго и слышаннаго представляли тѣмъ болѣе интереса, что не носили личнаго характера и не касались перенесенныхъ ими трудностей и лишеній, хотя въ этомъ отношеніи приходилось слышать не мало всякихъ жалобъ отъ большинства вернувшихся съ войны врачей. Е. П. тотчасъ же по пріѣздѣ стала готовиться къ выпускнымъ экзаменамъ, безъ труда сдала ихъ и, получивъ дипломъ, отправилась на свою родину — Уралъ, при чемъ сначала работала въ больницѣ Н.-Салдинскаго завода, а затѣмъ переѣхала въ Ирбитъ, гдѣ мужъ ея получилъ мѣсто городского врача.
Въ 1883 г. Серебренниковы снова пріѣхали въ Петербургъ: П. Н. сдавать докторскій экзаменъ, а Е. И. спеціализироваться въ глазныхъ болѣзняхъ, изученіе которыхъ она считала особенно необходимымъ въ виду сильнаго распространенія этихъ болѣзней среди горнозаводскаго населенія.
Во время этого ихъ пребыванія въ Петербургѣ мы часто видѣлись съ Е. П., а въ зиму 1884—1885 гг. она бывала у насъ почти ежедневно вмѣстѣ съ своимъ мужемъ, вслѣдствіе исключительныхъ обстоятельствъ. П. Н. готовился къ защитѣ своей докторской диссертаціи: «Опытъ медико-топографическаго описанія г. Ирбита». Онъ привезъ съ собой огромный статистическій матеріалъ, собранный на мѣстѣ и тѣмъ болѣе цѣнный, что до этого въ Ирбитѣ никто не занимался статистикой, существовала только одна работа, произведенная въ 1871 году земскимъ врачемъ Рудольскимъ, но далеко не полная. Диссертація П. Н. уже была написана вчернѣ, оставалось прочесть нѣкоторыя русскія сочиненія, которыхъ невозможно было достать въ Ирбитѣ, и познакомиться съ иностранной литературой по данному вопросу, а именно — нѣмецкой, французской и отчасти англійской. Но здѣсь, какъ для большинства русской молодежи, пишущей диссертаціи на ученыя степени, препятствіемъ служило полное незнаніе новѣйшихъ иностранныхъ языковъ. П. Н. Серебренниковъ сперва обратился по объявленію къ одной барынѣ, предлагавшей свои услуги для перевода à livre ouvert иностранныхъ книгъ за 50 коп. въ часъ. Но оказалось, что барыня при чтеніи на каждомъ шагу должна была искать слова въ лексиконѣ, а при такомъ знаніи дѣло сводилось къ напрасной тратѣ времени. Е. П. по этому поводу пріѣхала къ намъ, разсказала о непріятномъ положеніи своего мужа и просила оказать ему помощь, если это не особенно затруднитъ насъ. Отказа съ нашей стороны не могло быть относительно такихъ людей, какъ Серебренниковы, всегда и во всемъ готовыхъ помогать другимъ: мы съ сестрой (С. А.) съ полной готовностью предложили свои услуги, и разумѣется даромъ. Такимъ образомъ устроились наши почти ежедневныя свиданія. Обыкновенно П. Н. приходилъ къ намъ съ утра, а Е. П. являлась въ часы, свободные отъ ея занятій, и тотчасъ же завязывался оживленный разговоръ, который преимущественно касался научной почвы и разныхъ вопросовъ общественной жизни. Мои отношенія съ Е. П. стали опять такими же близкими, какъ будто мы не разставались съ нею; но я замѣтила, что со времени нашей разлуки въ 1878 году она измѣнилась во многомъ, стала болѣе спокойной и сосредоточенной. Знакомство съ дѣйствительной жизнью, а также, по многимъ даннымъ, вліяніе П. Н. значительно отрезвили ее; она уже не позволяла себѣ въ разговорѣ прежнихъ парадоксовъ и софизмовъ; неопредѣленныя стремленія уступили мѣсто ясно сознанной жизненной цѣли; медицина и земская дѣятельность получили для нея живой интересъ.
Между тѣмъ диссертація П. Н. быстро подвигалась впередъ, была окончена въ апрѣлѣ 1885 года и напечатана съ приложеніемъ плана города и діаграммъ, сдѣланныхъ даромъ женщиной-врачемъ В. Н. Малиновской, пріятельницей Е. П., о которой я уже говорила выше. Профессоръ Медико-Хирургической Академіи А. П. Доброславинъ, на разсмотрѣніе котораго была представлена диссертація, безусловно одобрилъ ее; защита вышла блестящая. П. Н. прямо изъ Академіи пріѣхалъ къ намъ сообщить о своемъ торжествѣ, а вслѣдъ затѣмъ раздался нетерпѣливый звонокъ Е. П., — при своей впечатлительности, она радовалась чуть ли не болѣе своего мужа и шумно выражала свое удовольствіе. Отрадно было видѣть счастливыя, сіяющія лица обоихъ супруговъ; помимо успѣха и сознанія достигнутой цѣли, ихъ радовала возможность опять вернуться къ живому дѣлу и служить ему для пользы другихъ.
Полные надеждъ и добрыхъ желаній, отправились они въ Пермь. По здѣсь немногіе знали ихъ, не легко и не сразу дается общественная дѣятельность и пріобрѣтается довѣріе общества. Естественно, что въ первое время Серебренниковымъ пришлось встрѣтить много препятствій, испытать огорченій и разочарованій, которыя особенно тяжело отражались на Е. П. Равнодушное отношеніе къ занимавшимъ ее вопросамъ большинства общества, занятаго своими личными служебными и будничными интересами, дѣйствовали на нее угнетающимъ образомъ, жажда дѣятельности томила ее. Живое воображеніе Е. П. рисовало ей радужными красками событія и людей историческаго прошлаго Западной Европы; современная окружающая ее жизнь казалась мелкой и безцѣльной. Въ одну изъ такихъ тяжелыхъ для нея минутъ, она послала мнѣ свою превосходную фотографическую карточку, снятую въ Перми, съ слѣдующей надписью, написанной на обратной сторонѣ ея неровнымъ почеркомъ:
«Назадъ! Тамъ жизнь полнѣй кипѣла,
Тамъ тягостный сомнѣнья ядъ
Не отравлялъ живого дѣла.
Тамъ Петръ въ Клермонтѣ говорилъ
И жегъ огнемъ сердца народу.
И на костеръ тамъ Гусъ всходилъ,
И Телль боролся за свободу!
Тамъ страсть была! не эта мгла
Унынья, страха и печали.
Тамъ даже темныя дѣла
Своимъ величьемъ поражали!..»
Но печальное настроеніе Е. П. продолжалось недолго, въ ней было слишкомъ много жизни и силъ, чтобы не найти исхода въ той или другой дѣятельности, а всякаго дѣла у насъ избытокъ, тѣмъ болѣе въ провинціи и въ области медицины, гдѣ помощь народу часто является очень плохо организованной. Въ этомъ направленіи для Е. П. скоро нашлось много дѣла по ея спеціальности. Получивъ мѣсто ординатора вновь открытаго глазного отдѣленія при губернской земской больницѣ, Е. П. всей душей предалась любимому дѣлу, работала безъ устали, день за днемъ, годъ за годомъ, не зная скуки и усталости.
Въ 1891 г. Серебренниковы были въ Петербургѣ, проѣздомъ изъ-за границы, куда Е. П. ѣздила для усовершенствованія въ своей спеціальности, и навѣстила меня. Е. П. была очень довольна результатами своей поѣздки, говорила объ особенностяхъ заграничной жизни, не касаясь красотъ природы, театровъ и другихъ развлеченій, всего того, что преимущественно занимаетъ русскихъ путешественниковъ и что не имѣло для нея никакого значенія.
Послѣ этого случайнаго свиданія мы опять надолго разстались съ Е. П. — она вернулась съ своимъ мужемъ въ Пермь къ своимъ занятіямъ. Время отъ времени я получала отъ Е. П. письма, въ одномъ изъ нихъ она усиленно уговаривала меня и сестру пріѣхать къ нимъ въ гости на лѣто, обѣщая все доставить, всѣ блага, «кромѣ комфорта, которымъ не пользуются сами хозяева». Мнѣ не удалось исполнить желаніе Е. П. по домашнимъ обстоятельствамъ; и теперь болѣе, чѣмъ когда-либо, я жалѣю объ этомъ. Разумѣется, зная нравы и привычки обоихъ супруговъ, я менѣе всего могла у нихъ разсчитывать на комфортъ. На основаніи писемъ Е. П. и ея устныхъ разсказовъ, я живо представляла себѣ жизнь Серебренниковыхъ въ Перми, чуждую порядка и опредѣленныхъ часовъ, но полную содержанія и нравственнаго интереса; ихъ домъ, открытый для всѣхъ, и самихъ хозяевъ, всегда радушныхъ, всегда занятыхъ, но готовыхъ жертвовать собою и временемъ для другихъ. О степени ихъ радушія можно судить изъ слѣдующаго случая, о которомъ разсказала мнѣ Е. П. Какой-то совсѣмъ незнакомый господинъ, пріѣхавъ вечеромъ въ Салду, когда тамъ жили Серебренниковы, приказалъ извозчику везти его въ гостинницу, гдѣ останавливаются пріѣзжіе. Извозчикъ прямо привезъ сѣдока своего къ Серебренниковымъ (гостинницъ въ Салдѣ не существовало), которые, не спрашивая случайнаго гостя, кто онъ и зачѣмъ явился, накормили его и пріютили у себя на ночь. Только на другое утро выяснилось недоразумѣніе, къ великому смущенію пріѣзжаго, который долго не могъ прійти въ себя, несмотря на всѣ старанія хозяевъ успокоить его.
Въ послѣдній разъ Серебренниковы были на съѣздѣ врачей въ Петербургѣ въ 1893 году и обѣдали у меня вмѣстѣ съ пріятельницей Е. П. Женщиной-врачемъ Дубенской-Мерцаловой и ея мужемъ. П. Н. опоздалъ къ обѣду. Е. П. съ видимымъ нетерпѣніемъ ожидала его и, какъ только онъ вошелъ въ комнату, усадила его около себя и осыпала вопросами относительно слышаннаго имъ на съѣздѣ и результатѣ его хлопотъ по какимъ-то общественнымъ дѣламъ. Вниманіе, съ какимъ П. Н. относился къ словамъ жены, и тонъ его отвѣтовъ ясно показывали, что между ними существуетъ попрежнему тѣсная нравственная связь. За обѣдомъ шелъ общій оживленный разговоръ о докладахъ съѣзда, о земскихъ дѣлахъ и разныхъ общественныхъ вопросахъ. Е. П. принимала живое участіе въ разговорѣ. Я внимательно слѣдила за нею и съ радостью видѣла, что она все та же, что она осталась вѣрна идеаламъ и увлеченіямъ молодости. Послѣднее меня особенно радовало, такъ какъ большинство русскихъ людей съ годами не только становятся равнодушными къ прежнимъ своимъ вѣрованіямъ, но даже издѣваются надъ тѣмъ, чему поклонялись въ молодости. Послѣ обѣда Серебренниковы уѣхали, потому что были приглашены куда-то на вечеръ, и дружески простились съ нами. Не думала я тогда, что ужъ больше никогда не увижу Е. П.
Неожиданное извѣстіе о смерти ея на 44-мъ году жизни глубоко поразило меня. Помимо личнаго огорченія, невольно явился вопросъ: сколько добра и пользы могла бы она еще принести людямъ при ея беззавѣтной, всепрощающей любви къ нимъ и искреннемъ стремленіи всегда и во всемъ служить общему благу.
- ↑ Н. Д. Сергѣевскій, окончивъ курсъ въ 1872 году, былъ оставленъ при С.-Петербургскомъ университетѣ, гдѣ въ настоящее время состоитъ профессоромъ уголовнаго права.
- ↑ Осенью 1872 года при Медико-Хирургической Академіи были открыты особые курсы для женщинъ, имѣющіе цѣлью подготовку такъ называемыхъ «ученыхъ акушерокъ».
- ↑ Педагогъ этотъ А. В. Кролюницкій, воспоминанія котораго объ Е. П. Серебренниковой печатаются въ настоящемъ сборникѣ. Ред.