Модная лавка (Крылов)/Действие первое
| ← Оглавление | Модная лавка — Действие первое | Действие второе → |
| См. Оглавление. Опубл.: 1807. Источник: Крылов И. А. Полное собрание сочинений: в 3 томах / Редакция текста и примечания Н. Л. Бродского — М.: Государственное издательство художественной литературы, 1946. — Т. II. [Драматургия]. — С. 419—439.. |
Действие первое
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Лестов. Ну, скажи ж, Машенька, разжилась ли, разбогатела ль ты без меня и скоро ли откроешь свою модную лавочку? Такой пригоженькой и проворной девушке давно бы уж пора из учениц самой в мастерицы!
Маша. О сударь! я не довольно знатного происхождения...
Лестов. Как, чтоб содержать модную лавку?
Маша. А вы этим шутите? И тут также на породу смотрят; и если не называешься или мадам ла Брош, или мадам Бошар...
Лестов. Бедненькая! неужели тебе не на что купить мужа-француза?
Маша. Ну, столько-то бы я смогла. Да сестрица ваша согласится ли дать мне отпускную?
Лестов. Тьфу пропасть! я вечно забываюсь и думаю, что ты вольная. Для чего, Маша, ты мне на удел не досталась? Сестра совсем не смыслит, какое у ней сокровище. У меня бы был тебе один только приказ — мной повелевать, душа моя!..
Маша. Ох, сударь, да отвяжитесь! — Вы все портите, что я ни зачинаю. Знаете ли, что вы оскорбляете мою честность?
Лестов. Ага! Разве между ваших товаров и это иногда навертывается?
Маша. Вы, как я вижу, все тот же повеса, каковы были и до походу.
Лестов. О, нет, нет! Ты не поверишь, как меня в один год перевернуло: я стал совсем иной человек.
Маша. Уж будто и не мотаете?
Лестов. Ни малехонько.
Маша. Давно ли?
Лестов. О тех пор, как ничего не дошарюсь в карманах.
Маша. А страстишка к игре?
Лестов. Фи!
Маша. В самом деле не играете?
Лестов. Ни во что, кроме карт, да в биллиард, между делья.
Маша. Будет путь! — А сердечные-то обстоятельства, волокитства ваши, небось, все идут по прежнему?
Лестов. Ах, Маша! что ты мне напомнила!
Маша. Ба! это что значит? Какой же протяжный вздох! какой томный и печальный взгляд! — Уж не урок ли вы передо мною вздумали протвердить?
Лестов. Нет, я в самом деле влюблен, и влюблен страстно, отчаянно!
Маша. Вы влюблены? страстно, отчаянно? а во многих ли, смею спросить?
Лестов. Ветреница! Год тому назад, идучи походом, остановились мы в одном богатом селении, это было за Курском; помещик пригласил меня обедать...
Маша. Ах, сударь, вы не поверите, какой мне праздник, коли сюда кто-нибудь завернет из такой дали, а особливо щеголек или щеголиха; я уж в эту неделю слона смотреть не хожу.
Лестов. Жаль же, что ты не видала моих хозяев. Господин Сумбуров старик, правда, добрый, но вспыльчивый и горячо привязанный к дедовским русским обычаям; тот день только и счастлив, когда удастся ему побранить или моды, или иностранцев; и такой чудак, что даже маленькое дурачество, сделанное в его родне, мучит его, как уголовное преступление, наносящее стыд всему роду. Ну, а на его глазах около двадцати женщин самой близкой родни, — так сочти, сколько ему спокойных минут остается? Госпожа Сумбурова, вторая его жена...
Маша. Как, там на двух женятся?
Лестов. Какой вздор! Он, как порядочный человек, наперед овдовел.
Маша. А, а! — Ну, жена его?..
Лестов. Степная щеголиха, которая лет 15 сидит на 30 году; вдобавок своенравная, злая, скупая, коварная, бешеная; зато Лиза, дочь господина Сумбурова от первой жены...
Маша. Голос ваш стих, лицо сделалось вдруг так умильно... Ах, сударь, эта Лиза, эта чародейка! она-то, знать, вас околдовала!
Лестов. Прекрасна, как ангел, мила, умна, — все достоинства, все совершенства...
Маша. Ну уж, разумеется, что все это природа обобрала у всех женщин и пожаловала ей одной!
Лестов. Я влюбился, открылся ей в том и узнал из ее глаз мое счастие. Если бы зависело только от воли Лизы, — то бы уже давно...
Маша. Тс, постойте, сударь!
Лестов. Что такое?
Маша. Постойте, постойте, — переведите немножко дух и начните в порядке второй том вашего романа: гонение, разлука, тысячу препятств; пожалуйте, ничего не позабудьте, у меня под вашу сказочку работа пойдет скорее.
Лестов. Какая ж ты верченая, Маша! — Ну, слушай же: я позабыл тебе сказать; с первых слов моих с господином Сумбуровым нашлось, что он и покойный мой старик водили хлеб-соль; в глуши на это памятливы, и потому-то я был очень им обласкан. Старик даже приметил нашу взаимную склонность с Лизой, не морщась; я с ним объяснился, и он вполовину был уже согласен; но жена его, проча падчерицу за своего родственника, который обещал ей за то добрую поживку, испортила все дело, и, под видом, что я недовольно богат, мне отказано. В отчаянии оставил я с Лизою мой покой, мое счастье, — и вот уже год, как, не имея о ней никакого известия, потерял всю надежду, а страсть моя только что умножается!
Маша. Целый год! — это уж, подлинно, из шутки вон. Да какое ж ваше намерение?
Лестов. Любить и...
Маша. И воздыхать, и терзаться!.. какая жалость! В таких летах с такими хорошими качествами, лучшее свое время проплакать! — Однако ж, сударь, если уж это необходимо, так приезжайте тосковать в нашу лавку: такой молодой и чувствительный человек здесь в редкость, в диковинку.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Сумбурова (входя, отдает, салоп Антропу, который зазевывается на лавку и не принимает его). Ротозей! распусти бельмы-то!
Лестов (особо). Сумбурова!
Антроп. Виноват, боярыня, глаза разбежались!
Маша (вполголоса). Ага! это гости, верно, из степных пожаловали.
Лестов (вполголоса). Какое счастие! — так, — я не ошибаюсь...
Сумбурова. Матушка мадам! покажи-тко, что у вас есть хорошенького?
Маша. У нас ничего нет худого, сударыня! (Особо.) Ты, моя голубушка, поплатишься нам с поклонами за все, что мы на тебя ни нацепляем. (Громко.) Что вам угодно?
Сумбурова. Ах, боже мой! что это значит? Антропка, мошенник, поди сюда!
Антроп. Барыня, чепцов-то, чепцов-то здесь! у нашей городничихи столько нет!
Сумбурова. Он свое несет! Не приказывала ли я тебе, мерзавцу, везти меня во французскую лавку? Куда это вы меня завезли, скверные уроды?
Маша. Он прав, сударыня: это в городе первая французская лавка; спросите, у кого изволите, про нашу хозяйку, мадам Каре! — Лучшие и знатнейшие щеголихи имеют честь у нас проматываться.
Сумбурова. Право, так? Виновата, душа моя! Услыша, что ты говоришь по-русски, я уж было испужалась; мои скоты ведь ничего не смыслят: они в самом деле готовы завезти в русскую лавку — а мне надобны лучшие товары: я сряжаю приданое падчерице!
Лестов (про себя). Приданое? — Какая ужасная весть! Верно, выдают Лизу! Надобно все узнать и во что бы то ни стало разбить эту свадьбу. (К госпоже Сумбуровой.) Позвольте сударыня, изъявить вам мою радость...
Сумбурова. Я, батюшка, радуюсь вашей радости, хотя и не ведаю, что б это была за радость. (Про себя.) Так, это Лестов!
Лестов (про себя). Прием не горяч. (Громко.) Прошедшего года в короткое время бытности моей с полком в вашей деревне...
Сумбурова. А! виновата, мой батюшка! Я было вас и не узнала! Да и не диковинка — через наше село почтя вся армия прошла, так где всех упомнить! (Маше.) Покажи-тко мне, душа моя, самых лучших лино-петинетов и кружев.
Лестов. Позвольте, сударыня, чтоб я приехал к вам с моим почтением.
Сумбурова. Напрасный труд, мой батюшка: мы скоро отсель уедем. (К Маше.) Правда ли, душа моя, будто здесь стали сарафаны носить?
Маша. Здесь, сударыня, совершенная свобода, и одевается всякий, как ему угодно.
Лестов. Вы, конечно, не одни изволили приехать.
Сумбурова (про себя). Не отстанет! (К Лестову.) С мужем, мой батюшка, с мужем! Я без Артамона Никифорыча не люблю в даль пускаться: не знаешь, долго ли пробудешь.
Антроп. И ведомо, боярыня: едешь на день, а хлеба запасай на неделю.
Сумбурова. Тебя кто просит рот разевать, — скотина, молчи!
Антроп. Эка беда, и так уж от молчанья-то на запятках в целый день из силы выбьешься, инда к утру кости все разломит.
Лестов. Прелестная падчерица ваша, конечно, с вами?
Маша (про себя). Бедняжка! никак тропинки не отыщет!
Сумбурова. С нами, сударь! (Маше.) Кружева совсем мне не нравятся. Покажи-тко мне тули и пекинеты.
Лестов. Позвольте, сударыня, спросить, чье счастие хотите вы устроить, чью свадьбу сряжаете?
Сумбурова. Это, батюшка, дела семейные; вам их и долго и скучно будет слушать. (Про себя.) Он выживет меня! (Маше.) Мне ничто не нравится; да, кажется, у вас нет ничего хорошего, голубушка; — поехать в другую лавку.
Маша (особо). Голубушка! ах, она степная! молчи же, не выезжать тебе отсель. (Громко.) Посмотрите, сударыня, эти накладочки, мы их с последними кораблями прямо из Парижа получили.
Сумбурова. Из Парижа?
Лестов. Маша, ради бога вымани ее отсель, — не могу ли я через слугу...
Маша. Постоите, постойте! Вы увидите, как она сбавит спеси. Аннушка! Аннушка!
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Аннушка. Что угодно?
Маша. А готово ль платье для графини Тимовой; — ты знаешь, ведь ей надобно его к балу, который скоро будет при дворе.
Аннушка. Оно поспеет сегодни же вместе с платьем фрейлины Розиной.
Сумбурова. Так вы и на фрейлин шьете? Нельзя ли, душа моя, мне посмотреть?
Маша (Аннушке). Там, на окне, картон с петинетовыми воалями; отошли его к баронессе Филинбах — она очень кланялась.
Сумбурова (про себя). Кланялась! баронесса! (Маше.) Послушай, жизнь моя... (Про себя.) Что ты будешь делать! — никак я ей досадила: она уже и не смотрит на меня.
Маша (Аннушке). Да не забудь сказать мадам Каре, что генеральша Тупинская послезавтра представляет дочерей своих ко двору и три раза заезжала сюда упрашивать, чтобы мы согласились одеть их из нашей лавки.
Сумбурова (про себя). Экой грех! экой грех! (Маше.) Жизнь моя! ангел мой! я надеюсь, что вы не откажете сделать мне крайнее одолжение и одеть меня на тот же манер, как ваших графинь, княгинь и фрейлин; я уж об деньгах ли слова!
Маша. А мы об нарядах ни слова. У нас в лавке обычай такой: госпожи просят, что им угодно, а мы с них берем, что нам угодно.
Сумбурова. Ангел мой, хоть покажите мне пока их уборы; я попрошу, может быть, наделать мне таких же. Да где ж ваша мадам? Нельзя ли мне с ней...
Маша. Никак, сударыня! она кушает чай, и я не смею ей доложить...
Сумбурова. Уж и доложить, жизнь моя? ведь это только у знатных!
Маша. И, сударыня! тот уж знатен, до кого многим нужда!
Сумбурова. Позволь же, красавица, мне уборов-то, уборов-то посмотреть!
Маша. Аннушка, покажи госпоже, что там есть побогатее; я тотчас за вами буду.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Лестов. Милая Маша, это самая та...
Маша. Уж вы думаете, что во мне никакой сметливости нет! — Я все прочла, как будто в книге.
Лестов. Слушай, примись прилежно помогать моей любви. Ты знаешь, как сестра дружна со мною; если ты доставишь способ получить Лизу — отпускная, и 3 000 рублей на приданое! — Ну, соблазняет ли это тебя?
Маша. О, сударь, соблазняет! Надобно только, чтоб мадам Каре вошла в наш заговор, ведь вы у ней в большой милости и вход имеете без докладу, — забегите ж к ней. Вы знаете, как легко ее сердце разжалобить любовными вздохами; она, верно, позволит, чтоб я вам покровительствовала, — и тогда вся наша лавка... Ведь я уверена, что намерения ваши честны...
Лестов. Можешь ли ты сомневаться?
Маша. А барышня вас любит, — ну так я почти ручаюсь за успех!
Лестов. Как, ты надеешься?
Маша. О! это бы не первая девушка поехала из нашей лавки к венцу.
Лестов. Поди же туда, я уж примусь за него. Только, Маша, он что-то таким оборотнем смотрит.
Маша. Ничего, ничего, пошарьте хорошенько в карманах; деньгами и не таких слуг закупают.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Лестов (про себя). Надобно лучше притвориться равнодушным, чтоб он не догадался, как это для меня важно, и под видом обыкновенного знакомства... Да, — да, точно.
Антроп. Ну уж, парень, в царских палатах, чай, не краше! На что ни погляди, диковинка диковинки лучше.
Лестов. Скажи, мой друг, своей барышне, что Лестов ей кланяется и очень желает... Друг мой, я тебе говорю!
Антроп. Мне, боярин? — Не прогневайтесь, ваша речь впереди. — Ведь это, я чаю, товары-то заморские?
Лестов (про себя). Вот очень нужно знать! (К нему.) Да, заморские! — Мне бы очень хотелось, чтобы ты поклонился от Лестова...
Антроп. Так сюда-то наши бояра из такой дали деньги возят!
Лестов (про себя). Да он... (К нему.) Скажи, ради бога, барышне своей...
Антроп. Не прогневайтесь, барин, перебью я вашу речь: неужели эти наряды в будни носят, что их наделано так много?
Лестов (про себя). Вот новая пытка! (К нему.) Да выслушай, ради самого бога, мне крайняя нужда, чтоб ты сказал...
Антроп. Ну, нечего! Я те скажу, — у нас и по большим праздникам эдак не наряжаются!
Лестов. О мучитель! — Согласишься ли ты мне сделать большую милость, и только два слова...
Антроп. Не прогневайтесь, барин, ваша речь впереди. — Какие же праздничные-то наряды?
Лестов (про себя). Нечего делать, пришло пускаться в приятельский разговор, авось скорей отстанет. (К нему.) Здесь, мой друг, этого различия не знают, не так, как у вас, в глуши; здесь одеваются, пьют, едят и живут в будни так же точно, как в праздник; одним словом, здесь город такой, что и в будни праздник. Ну вот, я тебе все рассказал. Выслушай же и ты меня: мне очень хочется, чтоб ваша барышня узнала...
Антроп. Экой обычай! экой обычай! Ну да коли, барин, здесь на страстной масленицу справляют, так не приходится ли иногда сочельник-то о святой?
Лестов (про себя). Чтоб тебя чорт взял с твоими примечаниями! (Громко.) Я бы хотел, чтоб ты сказал своей барышне от Лестова, что он...
Антроп. Не прогневайтесь, барин, ваша речь впереди...
Лестов (про себя). О варвар! я думаю, в нем на досаду мне сам сатана поселился!
ЯВЛЕНИИ ШЕСТОЕ
Антроп (увидя Машу). Так, не дадут рта разинуть, благо было доброй барин сыскался; — вот и стой там опять, как вкопанный. Уж куда, я чай, весело жить, кому говорить-то не мешают.
Маша. Ну, сударь, сладили ли вы?
Лестов. Я? Ты видишь, с меня пот льет градом; — этот злодей душу из меня вытянул, и я ничего не мог...
Маша. Оставьте его; я проворнее вас. Теперь уйдите и приезжайте часа через два, — ваша милая будет здесь.
Лестов. Как! неужели? Ах, как ты любезна, Маша! — Надобно, чтоб я тебя расцеловал...
Маша. Тише, сударь, тише, оставьте что-нибудь вашей любезной. — Посмотрим еще, каков-то ваш вкус. Уйдите ж, уйдите, чтобы не подать подозрения.
Лестов. Машенька, я обещаю тебе...
Маша. Ох! не обещайте, сударь! Я слышала от деловых людей, что это очень дурная примета для тех, кому обещают.
Лестов. Прощай же. В госпоже не посчастливилось, в слуге не удалось, — пойду и подошлю лазутчика к кучеру.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Сумбурова. Все прекрасно, моя милая!
Антроп. А! барыня! ну вот тебе раз!
Сумбурова (Антpony). Что там еще?
Антроп. Да вить это барин-то тот, что, помните, прошлого года... а нам было сказали, что он убит, и бедная барышня так плакала. То-то я гляжу, стало, что он жив!
Сумбурова. Перестань врать и поди лучше к карете. Ты что рот разинешь, то соврешь.
Антроп. Ну, да уж я точно догадался, что его не убили.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Сумбурова. Скажи ж, моя голубушка, своей мадаме, что мне много, очень много надобно будет самых модных уборов и материи в кусках. Я падчерицу хочу нарядить, как куколку; она у нас первая невеста по всему уезду, да и выдаю же ее за своего родственника, так чтоб, знаешь, не ударить лицом в грязь.
Маша. Извольте уже с ней приехать; мы возьмем мерку, и я смею уверить — вы будете довольны нашим искусством.
Сумбурова. Да, да, душа моя, мы таки сами сюда приедем; я бы и на дом за вами прислала, да у меня муженек такой брюзгливый и упрямый, что с ним не сладишь. Ну, что ты будешь делать! Ни французских лавок, ни французских товаров; да не здесь будь сказано, и французов-то терпеть не может; ему вот все дай русское; а что у нас хорошего-то сделать умеют? — Кабы не ваши мадамы, так, прости господи, хоть совсем без платья ходи!
Маша. С вашим тонким вкусом вам бы быть знатною барынею!
Сумбурова. Я-таки, душа моя, по всей нашей округе первая помещица.
Маша. Не надобно ли чего будет вам и для вашего зятя? В нашей лавке для мужчин есть прекрасные товары, а вы ведь выбрали, верно, зятя с таким же хорошим вкусом, как и у вас.
Сумбурова. Как же, моя милая! Уж чего-то я за него от муженька не вытерпела, однако поставила-таки на своем. Зятюшка-то мой, господин Недощетов, будет у меня загляденье; он, моя жизнь, был в Лондоне, в Париже и заезжал в Европу! — Уж нечего сказать, ученый человек, да эконом какой! И теперь для экономии остался в деревне; знаешь, — все на иностранный манер, и сеет и жнет все по немецкому календарю; да полно, земля-то у нас такая дурацкая, что когда ему надобно лето, тут-то, как на смех, и придет осень, — разоренье да и все тут! — Ну, так я приеду, ангел мой. Мне еще будет до тебя кровная нужда!
Маша. Что такое, сударыня?
Сумбурова. Не можешь ли ты меня к отъезду ссудить выкроечками? У меня бы все дома свои девки перешили, и я бы в уезде-то всегда одевалась по последней моде.
Маша. Образчик моды везти за полторы тысячи верст? и, сударыня!
Сумбурова. Экая беда! По крайней мере, уж вы поторопитесь нас обшить: ну, право, боюсь, чтоб муженек не узнал; оборони бог греха, это выйдет такая кутерьма, что и святых вон понеси!
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Сумбуров. Так, сударыня-женушка, прекрасно! Стало, все мои слова на ветер. У меня сердце слышало, что ты не удержишься от дурачеств! К чему изволила сюда пожаловать?
Сумбурова. Постыдись, батька мой, хоть при людях-то!
Сумбуров. При людях? Здесь люди? нет, это пиявицы, которые сосут нашу кровь, обманывают нас, разоряют и после, уехавши с нашими деньгами, нам же смеются!
Маша. Судя по обращению, муженек ваш, кажется, не придворный.
Сумбурова. И! так, мой батюшка... ты ведь только русским и бредишь. Я, право, советовала с людьми, которые не меньше твоего толк знают. Племянница моя Нещетова...
Сумбуров. Почти уже все свои и мужнины деревеньки по таким магазинам размытарила.
Сумбурова. Невестушка моя Хопрова...
Сумбуров. Им же пол-имением челом стукнула.
Сумбурова. Мой братец человек умный...
Сумбуров. На умного человека столько векселей и счетов поступило из этих лавок, что умному человеку придет скоро жить одним умом.
Сумбурова. И, батюшка, да полно за своих русских! Ну, ты ведь знаешь, что Судьбин и Тагаев, свояки твои, люди знающие и степенные, а и они говорят...
Сумбуров. Ох, они уж мне уши наколотили своим враньем; только тем и хвалятся, что у них все не русское, все выписанное из Франции, да из Англии. Я думаю, они скоро будут к нам пузыри с английским воздухом выписывать, а ты затеваешь, чтоб и мы пошли по их следам. Нет, нет, этого не будет; и я даю честное слово, что ни одна французская душа моей копейки в глаза не увидит!
Сумбурова. Ну, да если их вкус...
Сумбуров. О, в них его очень много к нашим деньгам. — Да что ты думаешь, без них бы мы нагими ходили?
Сумбурова. И, греховодник! Да что ж тебе хочется, чтоб мы одевались, как наши бабушки, пужать народ?
Сумбуров. Полно врать, жена! — Если б наши бабушки только что пужали народ, так нынешнего бы народу и на свете не было. Хорошая женщина без помощи французских торговок хороша, — на что ж они ей?
Маша. На то, сударь, чтоб не быть смешной!
Сумбуров. Смешною? у кого? у вертопрахов и ветрениц? — вот великий грех!
Маша. Не грех, сударь, а в большом городе хуже всякого греха.
Сумбурова. И ведомо, мой батюшка! во грехах-то мы перед богом в ответе; а уж как смешон человек, так в люди нельзя показаться.
Сумбуров. Пустое ты мелешь, свет мой, посмотри, как я из русских лавок снаряжу мою Лизаньку... Тьфу пропасть, я и позабыл, что она дожидается в карете!
Маша. Ах, если б Лестов увидел!
Сумбурова. Как, в карете?
Сумбуров. Да, здесь, у крыльца. Я едучи с нею мимо увидел Антропку и пошел только сам вытащить тебя из этой западни. Ну, пойдем же.
Сумбурова. Да позволь хоть что-нибудь...
Сумбуров. Ни одной ленточки, ни одной булавочки; да не советую и впредь по таким местам таскаться, если не хочешь... Ты понимаешь меня. Я ведь за модой не гонюсь и муж старинного русского разбора, так хочу, чтоб жена меня слушалась! Антропка, салоп барыне!
ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
Сумбуров. Ну, жаль расстаться! Не поворотишь. Ступай, сударыня, ступай! (Антропу.) Ты, ротозей, что стоишь? Иди, отвори двери!
Антроп. Которые прикажете, сударь?
Сумбуров. Эге, да ты уж натянулся!
Сумбурова. Когда успел?
Антроп. Виноват, сударь, давишний приятель изволил пожаловать нам с Сенькой на водку, да указал кабак, так, знаешь, как будто совестно было не выпить.
Сумбуров. У вас везде друзья да приятели; а Сенька где?
Антроп. Скоро кончит, сударь!
Маша (особо). Это наш молодец спроворил!
Сумбурова. Экие пьяницы! — На минуту нельзя из глаз выпустить! Уж не Лестов ли это негодный?
Сумбуров. Ступай, сударыня, ступай! Да как же в двух каретах с одним лакеем?.. Добро, бездельники!
Антроп. Ничего, сударь барин, я один за обеими каретами стану, Сенька и пешком дорогу найдет.
ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
Маша. Впредь прошу жаловать. (Про себя.) Ну, плохо же Лестову: этот проклятый камчадал все наши замыслы расстроит.
Сумбуров. Э! постой-ка, душенька, ты, мне кажется, русская?
Маша. Ах, сударь, по несчастью!
Сумбуров. По несчастью! Ну, а как это по счастью?
Маша. Как?
Сумбуров. Да мне пришло в голову... Ну, да теперь некогда — время еще не уйдет; надобно это обдумать. Прощай.
Маша. Чего он хочет? что говорит, прошу понять! К этим дикарям, как будто к татарам, не скоро применишься. — Пойти, сладить, это дельцо с мадам Каре!