Михаил Александрович Бакунин и «бакунизм» (Богучарский-Яковлев)/ДО

Михаил Александрович Бакунин и "бакунизм"
авторъ Василий Яковлевич Богучарский-Яковлев

Опубл.: 1912. Источникъ: az.lib.ru • (Глава из подготовляемой къ печати книги «Активное народничество 70-хъ годов»").

Михаилъ Александровичъ Бакунинъ и «бакунизмъ».

(Глава изъ подготовляемой къ печати книги «Активное народничество 70-хъ годовъ»).

Бакунинъ… Это былъ настоящій революціонный титанъ, — это былъ именно «апостолъ всемірнаго разрушенія», какъ назвалъ знаменитаго русскаго анархиста въ своей извѣстной книгѣ «Современный соціализмъ», Лавелэ.

Не одни только идеи Бакунина влекли къ нему всѣ «горячія головы»; къ нему влекли его, дѣйствительно, могучая личность, его сказочная по богатству революціоннаго содержанія жизнь, его замолкнувшій лишь съ послѣднимъ біеніемъ сердца вѣчно юный неугомонъ души, его дерзновенная отвага, его никогда неизсякавшій паѳосъ «бунтаря»…

Не біографію Бакунина, разумѣется, дадимъ мы читателю въ настоящей главѣ вашей книги, — это вывело бы насъ далеко за предѣлы, поставленной вами себѣ задачи, — но, чтобы понять нашъ русскій «бакунизмъ» семидесятыхъ годовъ, на главныхъ чертахъ жизни Бакунина намъ остановиться совершенно необходимо.

Дворянинъ Тверской губерніи, потомъ артиллерійскій офицеръ, потомъ членъ кружка Станкевича, спеціалистъ, «по Гегелю» и «философскій другъ» Бѣлинскаго, вмѣстѣ съ которымъ онъ доходитъ до полнаго примиренія съ «гнусной рассейской дѣйствительностью», Бакунинъ въ 1840 году уѣзжаетъ въ Германію, слушаетъ тамъ одновременно съ Тургеневымъ лекціи въ Берлинскомъ университетѣ, потомъ примыкаетъ къ «лѣвому гегелизму», сходится съ Арнольдомъ Руга и другими нѣмецкими революціонерами, провозглашаетъ, подъ псевдонимомъ француза Жюля Элизара, въ статьѣ, напечатанной въ журналѣ Ругэ, лозунгъ всей своей послѣдовавшей жизни — «страсть къ разрушенію есть въ то же время страсть творческая». Изъ Германіи Бакунинъ ѣдетъ въ Швейцарію, гдѣ сближается съ нѣмецкими коммунистами, группировавшимися около Вейтлинга, потомъ во Францію, гдѣ знакомился съ Прудономъ, на котораго оказываетъ вліяніе, Гервегомъ, Жоржъ-Зандъ, Марксомъ и многими другими революціонными знаменитостями того времени. Въ Парижѣ онъ произноситъ въ годовщину польскаго возстанія 1830 г. рѣчь, благодаря которой окончательно сжигаетъ всѣ свои по отношенію къ русскимъ властямъ корабли; за нее министръ Гизо, по настоянію русскаго посланника, высылаетъ его изъ Франціи, послѣ чего Бакунинъ переѣзжаетъ въ Брюссель, гдѣ знакомится съ знаменитымъ польскимъ историкомъ Лелевелемъ, продолжаетъ знакомство съ Марксомъ, Энгельсомъ и другими, жившими въ Бельгіи, представителями нѣмецкой эмиграціи; хотя онъ былъ уже съ Марксомъ на «ты», но внутренняго сближенія между ними и тогда не происходитъ, — даже напротивъ. Послѣ февральской революціи онъ возвращается въ Парижъ, окунается съ головою въ волны революціоннаго моря, затѣмъ выѣзжаетъ съ полученной отъ не знавшаго, какъ отъ него отдѣлаться, Косидьера «братской акколадой» къ австрійскимъ славянамъ; по дорогѣ видитъ онъ, что крестьяне осаждаютъ какой-то баронскій замокъ, но не могутъ его взять; припоминаетъ онъ тутъ свои военныя познанія, соскакиваетъ съ телѣжки, даетъ наставленія крестьянамъ, строитъ ихъ въ необходимый для приступа на замокъ боевой порядокъ, снова садится на телѣжку, оглядывается черезъ нѣкоторое время и видитъ, что замокъ уже горитъ со всѣхъ четырехъ сторонъ… Было тутъ что-то стихійное, что-то отъ «Тараса Бульбы», который тоже не задавалъ вопроса «за что»? а лишь спрашивалъ, «кого нужно бить?»… Въ общемъ, враги, конечно, были извѣстны и тому и другому: одинъ говорилъ — гайда, «вырѣжемъ все католичество», другой — гайда, разрушимъ до тла весь «старый міръ». И въ преслѣдованіи своихъ цѣлей оба они обнаружили, одинаково, желѣзную мощь характеровъ…

По пріѣздѣ снова въ Германію Бакунинъ встрѣтился со многими нѣмецкими революціонерами, которые въ общемъ произвели на него впечатлѣніе большихъ «филистеровъ». Онъ находилъ, правда, — какъ писалъ онъ тогда же Анненкову, — что «республика въ Германіи неминуема», — мнѣніе, раздѣлявшееся тогда и многими нѣмцами, — но это, молъ, пустяки, потому что «Deutsche Einheit» идеалъ всякаго нѣмца-буржуа, а какой-же, молъ, можетъ быть серьезный изъ этого толкъ? «Что живо въ Германіи, — писалъ Бакунинъ Анненкову въ томъ же письмѣ, — это начинающій двигаться пролетаріатъ и крестьянское сословіе; здѣсь будетъ еще революція страшная, настоящій потокъ взрывовъ, потокъ этотъ смоетъ съ лица земли развалины стараго міра, и тогда доброму говорливому Bürger’у будетъ плохо, очень плохо». Но это потомъ, а сейчасъ гораздо интереснѣе славяне, и Бакунинъ летитъ въ Прагу, гдѣ происходитъ славянскій съѣздъ, дѣлается однимъ изъ е.го руководителей, редактируетъ манифестъ къ европейскимъ народамъ, затѣмъ принимаетъ горячее участіе въ такъ называемомъ «свято-духовскомъ возстаніи» въ Прагѣ, послѣ подавленія котораго, какъ пишетъ Герценъ, «Бакунинъ сдѣлалъ опытъ, въ противность Палацкому, соединить славянскихъ демократовъ съ венгерцами, искавшими независимости, и съ нѣмецкими революціонерами. Союзъ этотъ былъ составленъ и со многими поляками; на него отъ венгровъ пріѣзжалъ гр. Телеки. Бакунинъ, желая скрѣпить собственнымъ примѣромъ союзъ, принялъ главное управленіе въ защитѣ Дрездена; тамъ онъ покрылъ себя славой, которую не отрицали и его враги».^[1] Во время возстанія въ Дрезденѣ, которымъ предводительствовалъ Бакунинъ, онъ совѣтовалъ, между прочимъ, для защиты Дрездена отъ прусскихъ войскъ поставить на городскія стѣны знаменитую Мадонну Рафаэля и другія величайшія произведенія искусства изъ дрезденской галлереи, ибо, говорилъ онъ, нѣмцы «zu klassisch gebildet», чтобы рѣшиться стрѣлять по Рафаэлю^[2], но прусскія войска побѣдили, и Дрезденъ былъ взятъ. Бакунинъ еще и тогда старался уговорить одного изъ предводителей инсуррекціи пробраться съ оставшимися силами въ Богемію и тамъ попытаться поднять возстаніе, но Борнъ на это не согласился и распустилъ свой отрядъ. Тогда другой предводитель возстанія Гейбнеръ, Бакунинъ и знаменитый композиторъ Рихардъ Вагнеръ направились въ г. Хемницъ, но мѣстные жители арестовали первыхъ двухъ (Вагнеру удалось скрыться) и выдали ихъ пруссакамъ.

Началась для Бакунина многолѣтняя подневольная жизнь въ нѣмецкихъ, австрійскихъ и русскихъ казематахъ, а затѣмъ и въ Сибири. Бакунина судили сначала въ Саксоніи и приговорили къ обезглавленію, но саксонскій король замѣнилъ ему смерть пожизненнымъ заключеніемъ въ крѣпости Кёнигштейнъ, откуда въ 1850 году узникъ былъ выданъ Австріи. Тамъ его снова судили, снова приговорили къ смертной казни и снова замѣнили смерть вѣчнымъ заключеніемъ въ крѣпости. Бакунинъ содержался сначала въ Прагѣ, но въ 1851 году, въ виду слуховъ о готовящемся его насильственномъ освобожденіи, его перевели въ Ольмюцъ, гдѣ онъ и просидѣлъ шесть мѣсяцевъ прикованный къ стѣнѣ. Потомъ австрійцы выдали его Россіи. Императоръ Николай заключилъ Бакунина въ Петропавловскую крѣпость, откуда въ 1854 году его перевезли и замуровали въ Шлиссельбургѣ. Съ восшествіемъ на престолъ Александра II за Бакунина начались хлопоты, по первоначально государь отвѣтилъ, что «пока онъ живъ, Бакунинъ изъ крѣпости не выйдетъ».; потомъ, однако, согласился выслать его въ Сибирь; генералъ-губернаторомъ Восточной Сибири былъ тогда извѣстный графъ Муравьевъ-Амурскій, родственникъ Бакунина. Благодаря этому обстоятельству, Бакунину въ Сибири жилось сносно, а въ 1861 году, перебравшись черезъ Амуръ, Японію и Америку, онъ появился снова въ Лондонѣ. Еще изъ Нью-Іорка Бакунинъ извѣщалъ Герцена и Огарева о своемъ побѣгѣ въ такихъ словахъ: «разрушеніе, полное разрушеніе Австрійской Имперіи будетъ моимъ послѣднимъ словомъ, — не говорю — дѣломъ, — это было-бы слишкомъ честолюбиво; для служенія ему я готовъ идти въ барабанщики или даже въ прохвосты, и если мнѣ удастся хоть на волосъ подвинуть его впередъ, я буду доволенъ»…

Изъ отзыва Бакунина о «Молодой Россіи» видно, что въ 1862 году по отношенію къ русскимъ дѣламъ онъ держался весьма умѣренныхъ взглядовъ, но событія въ Россіи пошли такою дорогою, что онъ снова и тутъ «тряхнулъ стариною», принялъ живѣйшее участіе въ польскомъ возстаніи 1863 года, надѣясь, что оно распространится на Россію, ѣздилъ въ Швецію, заводилъ всякаго рода революціонныя связи.

Объ этомъ времени Герценъ разсказываетъ такъ:

«Бакунинъ былъ въ Швеціи, знакомился со всѣми, открывая пути въ „Землю и Волю“ черезъ Финляндію, слаживая посылку „Колокола“ и книгъ и видаясь съ представителями всѣхъ польскихъ партій. Принятый министрами и братомъ короля, онъ всѣхъ увѣрялъ въ неминуемомъ возстаніи крестьянъ и въ сильномъ волненіи умовъ въ Россіи. Увѣрялъ тѣмъ больше, что онъ самъ искренно вѣрилъ (курсивъ Герцена), если не въ такихъ размѣрахъ, то въ растущую силу. Объ экспедиціи Лапинскаго тогда никто не думалъ. Цѣль Бакунина состояла въ томъ, чтобы, устроивши все въ Швеціи, пробраться въ Польшу и Литву».

Въ другомъ мѣстѣ Герценъ писалъ: «Бакунинъ помолодѣлъ, — онъ былъ въ своемъ элементѣ. Онъ любилъ не только ревъ возстанія и шумъ клуба, площади и баррикады, онъ любилъ также и приготовительную агитацію, эту возбужденную и вмѣстѣ съ тѣмъ задержанную жизнь конспирацій, консультацій, неспанныхъ ночей, переговоровъ, договоровъ, ректификацій, химическихъ чернилъ и условныхъ знаковъ… Бакунинъ вѣрилъ въ возможность военно-крестьянскаго возстанія въ Россіи, вѣрили отчасти и мы; да вѣрило и само правительство (курсивъ Герцена), какъ оказалось, впослѣдствіи рядомъ мѣръ, статей по казенному заказу и казней по казенному приказу… Бакунинъ, не слишкомъ останавливаясь на взвѣшиваніи всѣхъ обстоятельствъ, смотрѣлъ въ одну дальнюю цѣль и принялъ второй мѣсяцъ беременности за девятый. Онъ увлекался не доводами, а желаніемъ. Онъ хотѣлъ (курсивъ Герцена) вѣрить и вѣрилъ, что Жмудь и Волга, Донъ и Украйна возстанутъ, какъ одинъ человѣкъ, услышавъ о Варшавѣ; онъ вѣрилъ, что старовѣръ воспользуется католическимъ движеніемъ, чтобы узаконить расколъ»…

Но разлетѣлись, какъ дымъ, всѣ эти мечты, возстаніе въ Польшѣ было подавлено огнемъ и мечемъ, реакція въ самой Россіи все болѣе и болѣе свирѣпѣла, и въ 1864 году мы застаемъ Бакунина уже во Флоренціи. Затѣмъ онъ переселяется въ Неаполь, гдѣ живетъ до 1867 года. Что же онъ тамъ дѣлаетъ? Вступаетъ въ борьбу не на животъ, а на смерть съ вреднымъ, по его мнѣнію, вліяніемъ въ Италіи Маццини, поставившемъ на своемъ знамени девизъ «Dio е popolo» (Ботъ и народъ), съ тѣмъ Маццини, къ личности котораго онъ относится съ глубочайшимъ уваженіемъ и даже чувствуетъ къ нему особую признательность за то, что Маццини принялъ живѣйшее участіе въ опроверженіи клеветъ, взведенныхъ на него, Бакунина, Марксомъ и его сторонниками, — объ этомъ мы скажемъ ниже, — и все-таки, находя вліяніе Маццини въ Италіи вреднымъ, онъ вступаетъ съ нимъ въ ожесточенную войну. Въ Италіи онъ основалъ тайное общество подъ названіемъ «Союзъ Соціальной Демократіи», переименованное затѣмъ въ «Международный Союзъ Соціалъ-Революціонеровъ». Самъ Бакунинъ говорилъ о задачахъ этого общества такъ: «возникнувъ, какъ утвержденіе соціализма противъ религіозно-политическаго догматизма Маццини, Союзъ поставилъ въ своей программѣ атеизмъ, совершенное отрицаніе всякаго авторитета и власти, отрицаніе гражданственности, замѣняющей въ государствѣ свободную человѣчность, коллективную собственность; онъ объявилъ трудъ основаніемъ общественной организаціи, которая въ этой его программѣ указывалась въ видѣ вольной федераціи снизу вверхъ»^[3]. Въ Неаполѣ. Бакунинъ и его друзья основали журналъ Liberia e Giustizia (Свобода и Справедливость), въ которомъ самъ Бакунинъ подробно развивалъ свои взгляды^[4]. Нѣкоторые изъ друзей Бакунина основали такія же общества въ Испаніи, а отдѣльныхъ членовъ, по словамъ Бакунина, общество имѣло въ Швеціи, Норвегіи, Даніи, Англіи, Бельгіи, Франціи и другихъ государствахъ. Но тогда уже возникло знаменитое «Международное Общество Рабочихъ», и Бакунинъ спѣшитъ принять въ немъ участіе. Но раньше, чѣмъ окончательно съ нимъ сблизиться, Бакунинъ сдѣлали, попытку увлечь на путь революціоннаго соціализма основанную въ 1867 году «Лигу Мира и Свободы». Пріѣхавши въ Швейцарію, онъ явился на первый конгрессъ Лиги въ Женевѣ, примкнулъ къ ней и даже сдѣлался членомъ ея центральнаго комитета. На второмъ конгрессѣ Лиги въ Бернѣ (въ 1868 г.) онъ и его нѣсколько товарищей по тайному обществу (Элиза Реклю, Жакляръ, Фанелли, русскій эмигрантъ Николай Жуковскій, полякъ Валерьянъ Мрочковскій и др., потерпѣвши неудачу въ проведеніи соціалистическихъ резолюцій, ибо большинство Лиги высказалось противъ этихъ резолюцій, вышли изъ Лиги и основали «Интернаціональный Союзъ Соціальныхъ Революціонеровъ», программу котораго редактировалъ Бакунинъ.

Въ этой программѣ говорилось, что "Союзъ объявляетъ себя атеистическимъ; онъ хочетъ окончательнаго и полнаго уничтоженія классовъ и уравненія политическаго, экономическаго и соціальнаго личностей обоего пола и съ этой цѣлью требуетъ прежде всего уничтоженія права наслѣдства, чтобы отнынѣ каждый пользовался пропорціонально своему производству, и чтобъ согласно рѣшеніямъ послѣдняго рабочаго конгресса въ Брюсселѣ, земля, орудія труда и всякій, вообще, капиталъ, обратились въ коллективную собственность всего общества и состояли бы въ пользованіи, исключительно, работниковъ, т. е. земледѣльческихъ и промышленныхъ ассоціацій. Онъ признаетъ, что всѣ нынѣшнія государства, политическія и авторитарныя, должны уничтожиться во всемірной федераціи земледѣльческихъ и промышленныхъ ассоціацій. Онъ отвергаетъ всякое политическое дѣйствіе, не имѣющее непосредственной и прямой цѣлью торжество рабочаго дѣла противъ капитала^[5].

Этотъ «Союзъ» объявилъ себя вѣтвью «Международнаго Общества Рабочихъ» и принялъ его статуты.

Когда началась между Франціей и Германіей война, то Бакунинъ выходилъ изъ себя, всячески ругая нѣмецкихъ рабочихъ за то, что они не пользуются отсутствіемъ изъ Германіи войскъ, выведенныхъ во Францію, и не совершаютъ соціальной революціи, а когда въ Парижѣ произошла страшная трагедія «Парижской Коммуны», — событіе, имѣвшее сильное вліяніе и на русскую радикальную молодежь того времени, — то Бакунинъ полетѣлъ въ Ліонъ и принялся за организацію революціонныхъ силъ «федералистовъ».

Сформировали батальоны, раздѣлили городъ на кварталы и поставили во главѣ каждаго квартала особые комитеты, въ которые вошли члены интернаціональныхъ секцій рабочихъ. Затѣмъ Бакунинъ редактировалъ «декретъ арміи», которымъ провозгласилъ «всѣхъ офицеровъ арміи разжалованными» и приказывалъ солдатамъ «немедленно избрать себѣ новыхъ начальниковъ». Эту прокланіацію развѣсили во всѣхъ казармахъ города Ліона. Издавши затѣмъ прокламацію отъ имени «федераціи революціонныхъ общинъ», въ которой объявлялось, что «правительство и администрація, признанныя безсильными, низлагаются» и составляется «конвентъ, который соберется тотчасъ въ городской ратушѣ города Ліона», и онъ, этотъ конвентъ, «опирающійся на народъ, спасетъ Францію» (прокламація была подписана Бакунинымъ, Сепемъ, Ривьеромъ, Ришаромъ, Паликсомъ, Бастелика и др.). Бакунинъ и его друзья овладѣли силой зданіемъ ратуши. Съ балкона ея Бакунинъ и другіе произнесли рѣчи къ народу. Затѣмъ они объявили, что Клюзере назначается начальникомъ ліонской національной гвардіи, и поручили ему арестовать всѣхъ офицеровъ и коменданта Мазюро. Клюзере отправился исполнять этотъ приказъ, но его арестовали самого, а вслѣдъ затѣмъ арестовали на улицѣ и Бакунина, и заперли его въ одной изъ комнатъ ратуши. Но нахлынула толпа его приверженцевъ, во главѣ которой находились бывшій русскій офицеръ Озеровъ и польскій типографщикъ Луцкевичъ, и освободили Бакунина изъ-подъ ареста. Тѣмъ не менѣе дѣло было проиграно и пришлось уѣзжать изъ Ліона. Уѣзжая, Бакунинъ написалъ Паликсу письмо, въ которомъ предсказывалъ наступленіе тяжелыхъ временъ: "Я покидаю Ліонъ съ глубокою грустью, съ мрачными предчувствіями. Я начинаю думать о томъ, что теперь будетъ съ Франціей. Она сдѣлается вассальнымъ княжествомъ Германіи. Мѣсто ея живаго дѣйственнаго соціализма займетъ доктринерскій соціализмъ нѣмцевъ, которые говорятъ лишь то, что позволяютъ имъ сказать русскіе штыки. Бюрократическій и военный разумъ Пруссіи въ союзѣ съ кнутомъ петербургскаго правительства, водворитъ спокойствіе и порядокъ, по крайней мѣрѣ, на пятьдесятъ лѣтъ на всемъ континентѣ Европы. Прощай свобода, прощай соціализмъ, прощай народная правда и торжество гуманности^[6].

Свои мысли по этому поводу Бакунинъ, возвратясь изъ Ліона въ Локарно, изложилъ въ брошюрѣ «L’empire knouto-germaniqua et la révolution sociale», а потомъ, когда къ голосамъ хулителей Коммуны присоединилъ свой голосъ и Маццини, онъ написалъ. «Réponse d’un internationale à Mazzini, и брошюру „La Théologi epolitique de Mazzini de l’Internationale“. По словамъ Гильома, эти произведенія имѣли огромный успѣхъ: „Бакунинъ, создавшій Интернаціоналъ въ Испаніи, благодаря отправкѣ туда Фанелли въ. 1868 г., теперь создалъ Интернаціоналъ въ Италіи, благодаря полемикѣ его съ Маццини въ 1871 году. Итальянскій Интернаціоналъ съ жаромъ бросился въ борьбу не только противъ господства буржуазіи надъ пролетаріатомъ, но и противъ покушеній отдѣльныхъ лицъ, — стремившихся въ этотъ моментъ установить принципъ власти въ Международной Ассоціаціи Рабочихъ“^[7].

Годы пребыванія Бакунина въ Интернаціоналѣ наполнены его борьбою съ Марксомъ. Такъ какъ теченіе и исходъ» этой борьбы, оказали на русское активное народничество очень большое вліяніе, то намъ надо на ней остановиться, а для этого мы должны возвратиться къ взаимнымъ отношеніямъ, существовавшимъ между этими дирія лидерами европейскаго революціоннаго движенія съ давнихъ, поръ.

Ихъ борьба, — сколько бы ни находилось въ ней личныхъ элементовъ взаимнаго раздраженія, — была, несомнѣнно, не борьбою личностей, а борьбою цѣлыхъ двухъ міросозерцаній, двухъ системъ, двухъ направленій и, — last not least — двухъ настроеній. Поэтому только она и заслуживаетъ самаго внимательнаго разсмотрѣнія. Бакунинъ, по его собственнымъ словамъ, познакомился съ Марксомъ въ 1845 году. «Марксъ, — пишетъ Бакунинъ, — былъ тогда болѣе крайній, чѣмъ я. Я совсѣмъ былъ незнакомъ тогда съ политической экономіей, я не освободился еще отъ метафизическихъ абстракцій, и мой соціализмъ былъ тогда инстинктивнымъ. Онъ же, хотя и моложе меня годами, былъ уже атеистомъ, научнымъ матеріалистомъ и сознательнымъ соціалистомъ. Именно въ эту эпоху онъ вырабатывалъ первыя основанія своей настоящей системы (цитируемыя строки написаны Бакунинымъ въ 1871 году. В. Б.). Мы довольно часто видѣлись другъ съ другомъ, потому что я очень уважалъ его за его знанія, за его страстную и. серьезную преданность дѣлу пролетаріата, хотя всегда съ примѣсью личнаго тщеславія; я съ интересомъ слушалъ его разговоры, всегда поучительные и умные, если только они не вдохновлялись жалкой злобой, что, къ сожалѣнію, бывало очень часто. Однако, между нами никогда не было полной близости; наши темпераменты не переносили этого. Онъ называлъ меня сантиментальнымъ идеалистомъ и былъ правъ; я его называлъ мрачнымъ, вѣроломнымъ, тщеславнымъ человѣкомъ и тоже былъ правъ»^[8]. Говоря въ другомъ письмѣ (отъ 1870 года) о Прудонѣ, какъ о человѣкѣ — «имѣвшемъ инстинкты генія, указывавшіе ему истинную дорогу», но который, «увлекаемый дурными идеалистическими привычками своего ума, всегда впадалъ въ свои старыя ошибки», Бакунинъ тутъ же говоритъ о Марксѣ такъ: «Марксъ, какъ мыслитель, идетъ правильнымъ путемъ. Онъ установилъ принципъ, что въ исторіи всѣ эволюціи политическія, религіозныя и юридическія — не причины, а слѣдствія экономической эволюціи. Эта великая и плодотворная идея не имъ придумана: она была предусмотрѣна, отчасти выражена многими другими; но, во всякомъ случаѣ, онъ ее обосновалъ и положилъ, какъ базу всей своей экономической системы. Съ другой стороны, Прудонъ лучше его понималъ и чувствовалъ свободу. Прудонъ обладалъ истиннымъ инстинктомъ революціонера; когда онъ не занимался доктриной и метафизикой, онъ поклонялся сатанѣ и провозглашалъ анархію. Вполнѣ возможно, что Марксъ теоретически (курсивъ Бакунина) могъ возвыситься до системы свободы болѣе раціональной, чѣмъ Прудонъ, но у него нѣтъ инстинкта свободы, онъ съ головы до ногъ autoritaire»^[9].

Объ Энгельсѣ Бакулинъ писалъ слѣдующее:

«Около 1845 года Марксъ сталъ во-главѣ нѣмецкихъ коммунистовъ и вслѣдъ затѣмъ вмѣстѣ съ Энгельсомъ, неизмѣннымъ своимъ другомъ, столь же умнымъ, хотя менѣе ученымъ, но зато болѣе практическимъ и не менѣе способнымъ къ политической клеветѣ, лжи и интригѣ, основалъ тайное общество германскихъ коммунистовъ или государственныхъ соціалистовъ^[10].

Уже изъ этихъ отрывковъ видно, что у Маркса и Энгельса съ одной стороны, у Бакунина съ другой, самыя натуры, темпераменты, были не только совершенно различны, но и совершенно противоположны. Сила мысли, мощь логики, объемъ знаній, все это было, по призванію самого Бакунина, на ихъ сторонѣ, но у нихъ Бакунинъ видѣлъ стремленіе къ «авторитарности» и отсутствіе «истиннаго инстинкта революціонера». Съ другой стороны, какое впечатлѣніе долженъ былъ (производить на Маркса и Энгельса Бакунинъ, этотъ, откуда-то взявшійся, скифъ съ его инстинктами «всемірнаго разрушенія», съ его апологіей «страсти къ разрушенію, какъ страсти творческой»? Да, въ нѣкоторомъ отношеніи приблизительно такое же, какъ «нигилистъ» Базаровъ на «культурнаго» дяДюшку-Кирсанова.

Высланный изъ Парижа, Бакунинъ снова встрѣтился въ Брюсселѣ съ Марксомъ и его друзьями. На этотъ разъ отношенія между нимъ и нѣмецкими эмигрантами оказались еще хуже: "Нѣмцы-ремесленники Бориштейнъ, Марксъ и Энгельсъ, въ особенности Марксъ, — писалъ Бакунинъ тогда же Гервегу, — сѣютъ здѣсь свое обычное зло. По ихъ мнѣнію — «Фейербахъ — буржуа (курсивъ Бакунина). Слово „буржуа“ до тошноты надоѣвшая ругань, а сами всѣ съ головы до ногъ, до мозга костей, мелкіе буржуа… Я держусь вдалекѣ отъ нихъ и рѣшительно заявилъ, что не вступлю въ ихъ коммунистическое ремесленное общество и не желаю имѣть съ ними никакого дѣла»^[11].

Но вотъ разразилась февральская революція, а вслѣдъ за ней и вся Европа «взяла одръ свой и пошла». Бакунинъ былъ въ Германіи, Марксъ и Энгельсъ были тамъ же, издавая въ Кельнѣ «Neue Rheinische Zeitung». Въ это время Гервегъ предпринялъ свое инсуррекціонное движеніе въ Баденѣ. Марксъ напалъ въ своей газетѣ на Гервега; Бакунинъ взялъ его подъ свою защиту, что кончилось его разрывомъ съ Марксомъ. Впослѣдствіи (въ 1871 г.) Бакунинъ объ этомъ писалъ такъ: «въ этомъ вопросѣ, какъ я думаю теперь и скажу это откровенно, Марксъ и Энгельсъ были правы; они вѣрно оцѣнивали тогдашнее положеніе дѣлъ. Но они напали на Гервега съ тою безцеремонностью, которая характерна для ихъ нападокъ; я же сталъ горячо защищать противъ нихъ отсутствующаго. Отсюда и начало нашей ссоры»^[12].

Потомъ Бакунинъ сталъ дѣйствовать среди славянъ въ Прагѣ. Тогда въ газетѣ Маркса вдругъ появляется корреспонденція изъ Парижа, въ которой находились такія строки: "что касается славянской пропаганды, то насъ вчера увѣряли, что Жоржъ-Зандъ имѣетъ въ своемъ распоряженіи документы, сильно компрометирующіе изгнаннаго отсюда русскаго Михаила Бакунина, которые изображаютъ его, какъ орудіе, или какъ агента Россіи, недавно завербованнаго, и которому приписываютъ главную роль въ недавнихъ арестахъ несчастныхъ поляковъ. Жоржъ-Зандъ показывала эти документы нѣкоторымъ изъ своихъ друзей^[13].

Бакунинъ письмомъ, написаннымъ въ «Allgemeine Oder Zeitung», конечно, протестовалъ противъ низкой клеветы и вмѣстѣ съ тѣмъ обратился къ Жоржъ-Зандъ съ просьбой разъяснить эту исторію. Получивши такую просьбу, Жоржъ-Зандъ немедленно послала Марксу для напечатанія въ «Neue Rheinische Zeitung» письмо отъ 20 іюля 1848 года, (въ которомъ писала: «факты, изложенные вашимъ корреспондентомъ, безусловно ложны. Я никогда не видѣла ни малѣйшихъ доказательствъ инсинуацій, распространяемыхъ вами противъ Бакунина; я никогда не была уполномочена высказывать какія бы то ни было сомнѣнія въ лойяльности его характера и искренности его убѣжденій. Я обращаюсь къ вашей чести и вашей совѣсти, немедленно напечатать это письмо въ вашей газетѣ»^[14].

Марксъ напечаталъ письмо, сопроводивши его такимъ удивительнымъ комментаріемъ:

«Такимъ образомъ, мы исполнили обязанность прессы строго наблюдать за поведеніемъ общественныхъ дѣятелей и дали возможность г. Бакунину разсѣять подозрѣнія, которыя, дѣйствительно были распространены въ извѣстныхъ кругахъ Парижа»^[15]…

Такимъ, ню меньшей мѣрѣ, оригинальнымъ образомъ понимала газета Маркса «обязанность прессы»..

Потомъ Бакунинъ очутился на много лѣтъ въ казематахъ, но черная клевета, несмотря на столь категорическое опроверженіе ея со стороны Жоржъ-Зандъ, продолжала виться около его имени въ лондонскомъ кружкѣ Маркса. Когда Бакунинъ вырвался, наконецъ, изъ неволи, онъ узналъ, что клевета на него не прекратилась, и не пожелалъ видѣться съ Марксомъ. Вспоминая съ благодарностью защиту, которую оказывалъ его чести Маццини, Бакунинъ самъ писалъ по этому поводу такія строки:

«Я имѣлъ также счастье встрѣчаться съ Маццини и даже очень часто во время моего пребыванія въ теченіе всего 1862 года въ Лондонѣ. Я никогда не забуду оказаннаго имъ мнѣ благороднаго пріема, когда я прибылъ въ этотъ городъ, бѣжавши изъ Сибири, куда я былъ сосланъ на всю жизнь, и гдѣ я прожилъ четыре года, проведя передъ тѣмъ около восьми лѣтъ въ различныхъ крѣпостяхъ Саксоніи, Австріи и Россіи. Я даже на всю жизнь въ долгу передъ Маццини, потому что, зная меня передъ, тѣмъ лишь до имени, онъ великодушно взялъ на себя мою защиту противъ низкихъ клеветъ, которыя нѣмецкіе эмигранты, въ особенности евреи, съ отличающею ихъ благородною деликатностью, справедливостью и изяществомъ (goût), принялись распространять на мой счетъ, не столько изъ ненависти ко мнѣ лично, сколько изъ ненависти вообще къ Россіи, къ славянамъ и въ особенности къ моему соотечественнику Герцену, который естественно не замедлилъ имъ на это отвѣчать, т.-е. сдѣлалъ то, чего не могъ я сдѣлать самъ, заключенный сначала въ русскихъ крѣпостяхъ, а потомъ, сосланный въ Сибирь и не зная даже о столь низкихъ на меня нападкахъ. Герценъ самъ сказалъ мнѣ, что гражданинъ Карлъ Марксъ, сдѣлавшійся потомъ однимъ изъ главныхъ основателей Интернаціонала, человѣкъ, на котораго я всегда смотрѣлъ, какъ на одареннаго большимъ интеллектомъ и отличающагося глубокой, исключительной преданностью великому дѣлу освобожденія труда, — принималъ дѣятельное участіе въ этихъ клеветахъ. Я этому особенно не удивился, зная изъ прошлаго опыта, ибо я знаю Маркса съ 1845 года, — что знаменитый нѣмецкій соціалистъ, великимъ качествамъ котораго я отдавалъ и всегда буду отдавать полную справедливость, — имѣетъ, тѣмъ не менѣе, въ своемъ характерѣ черты, которыя было бы менѣе удивительно встрѣтить у еврейскаго беллетриста, корреспондента нѣмецкихъ газетъ, а не у такого серьезнаго, пылкаго защитника гуманности и справедливости. Поэтому, прибывши въ 1862 г. въ Лондонъ, я воздержался отъ визита Марксу, имѣя естественно мало желанія возобновить съ нимъ знакомство. Но въ 1864 году, когда я проѣздомъ былъ опять въ Лондонѣ, Марксъ самъ пришелъ ко мнѣ и увѣрялъ меня, что никогда ни прямо, ни косвенно онъ не принималъ участія въ клеветахъ противъ меня, о которыхъ онъ самъ отзывался, какъ о гнусныхъ. Я долженъ былъ ему вѣрить. Какъ бы то ни было, но Маццини благородно сталъ тогда на мою защиту. Нужно ли мнѣ говорить, что я глубоко привязался къ этой изумительной личности, конечно, чистѣйшей и величайшей изъ всѣхъ, какихъ я когда-либо встрѣчалъ въ своей жизни? Я люблю Маццини, я чту его такъ же сегодня, какъ чтилъ девять лѣтъ тому назадъ, и все-таки я долженъ противъ него выступать. Я долженъ стать противъ него на сторону Маркса. Такова фатальность, уклоняться отъ которой мнѣ не позволяютъ ни мои убѣжденія, ни моя религія (курсивъ Бакунина), не менѣе глубокая и не менѣе чистая, чѣмъ его, Маццини»^[16].

Клеветы на Бакунина, однако, и послѣ не прекратились.

«Лѣтомъ 1869 года, — пишетъ Гильомъ, — одинъ изъ друзей Маркса Борхгеймъ напечаталъ въ Берлинской газетѣ „Zukunft“ старую клевету, что „Бакунинъ — агентъ русскаго правительства“, а Либкнехтъ повторилъ ее въ своей газетѣ „Volksstaat“. Когда послѣдній пріѣхалъ на конгрессъ въ Базель, Бакунинъ приглашалъ его объясниться передъ третейскимъ судомъ. На этомъ судѣ саксонскій соціалистъ утверждалъ, что онъ никогда не обвинялъ Бакунина, что онъ ограничился только повтореніемъ того, что уже было напечатано въ другой газетѣ. Судъ единогласно объявилъ, что Либкнехтъ дѣйствовалъ въ этомъ случаѣ съ преступнымъ легкомысліемъ и вручилъ Бакунину эту декларацію, подписанную всѣми членами суда; Либкнехтъ, признавая, что онъ введенъ былъ въ заблужденіе, пожалъ руку Бакунина, а послѣдній передъ всѣми зажегъ декларацію и закурилъ отъ нея свою сигаретку»^[17].

Конечно, не въ этихъ клеветахъ, какъ бы сами по себѣ онѣ возмутительны ни были, дѣло. Сущность его состоитъ въ глубочайшемъ расхожденіи всѣхъ основъ міросозерцанія «бакунизма» и «марксизма». Марксисты составили на Бакунина взгляды, прекрасно выраженные сейчасъ же послѣ его смерти въ газетѣ «Tagwacht», (редакціи Гремлиха); «на Бакунина смотрѣли многіе, хорошіе спеціалисты, люди безпристрастные, какъ на русскаго агента; это подозрѣніе ложное, безъ сомнѣнія, основывалось на томъ, что разрушительная дѣятельность Бакунина приносила только зло революціонному движенію и въ то же время была очень полезна для реакціи»^[18].

Вотъ гдѣ самая сердцевина дѣла: «марксизмъ» смотрѣлъ на «бакунизмъ», какъ на явленіе по самому существу своему реакціонное, а «бакунизмъ» видѣлъ совершенно такое же реакціонное существо въ «марксизмѣ».

Теперь бросимъ бѣглый взглядъ на дѣятельность Бакунина въ Интернаціоналѣ.

Мы видѣли, что, проживая съ 1864 по 1867 годъ во Флоренціи, и въ Неаполѣ, Бакунинъ, не будучи членомъ Интернаціонала, работалъ, однако, все время, какъ соціалистъ, ведя борьбу съ «маццинистами». Послѣ короткаго пребыванія затѣмъ въ «Литѣ Мира и Свободы», онъ и его друзья вышли изъ нея и основали свой особый «Alliance», который потомъ сталъ вѣтвью Интернаціонала. Съ этого момента началась борьба бакунинскихъ «автономистовъ» и марксистовъ — «централистовъ», которая послѣ разныхъ перипетій, хотя и окончилась на Гаагскомъ конгрессѣ исключеніемъ Бакунина изъ Интернаціонала, но какою цѣною? Смертью самого Интернаціонала. Внося на этомъ же конгрессѣ предложеніе о перенесеніи Генеральнаго Совѣта Интернаціонала изъ Лондона въ Нью-Іоркъ, Марксъ и Энгельсъ не могли не поднимать, что этимъ актомъ, въ сущности, они заканчиваютъ самое существованіе Интернаціонала. И дѣйствительно, множество соціалистовъ разныхъ странъ не подчинилось рѣшеніямъ Гаагскаго Конгресса: собравшійся въ швейцарской Юрѣ (въ Сенть-Имьѣ) новый конгрессъ, въ которомъ приняли участіе представители испанской, итальянской и юрской федерацій, а также секцій американскихъ и французскихъ, единогласно постановилъ: «отвергнуть всѣ резолюціи Гаагскаго конгресса и отнюдь не признавать полномочій избраннаго послѣднимъ новаго Генеральнаго Совѣта, переведеннаго въ Нью-Іоркъ». Тогда же на развалинахъ Интернаціонала стараго возникъ Интернаціоналъ новый, на женевскомъ конгрессѣ котораго въ 1873 году приняли участіе представители федерацій Бельгіи, Голландіи, Италіи, Испаніи, Франціи, Англіи и Швейцарской Юры. Конгрессъ постановилъ совсѣмъ уничтожить «Генеральный Совѣтъ» и создать изъ Интернаціонала свободную федерацію входящихъ въ него группъ. Но и этотъ Интернаціоналъ, хотя онъ и просуществовалъ еще нѣсколько лѣтъ, оказался уже не жизненнымъ. Старое, видимо, уже отживало свое время. Марксъ и Энгельсъ занимались въ это время главнымъ образомъ нѣмецкими дѣлами. Какъ реагировалъ Марксъ на происходившія въ международномъ рабочемъ движеніи тогда событія, можно видѣть по такому, напр., отрывку изъ письма Маркса къ Зорге (отъ 23 ноября 1871 г.):

"Въ концѣ 1868 года Бакунинъ вступилъ въ Интернаціоналъ съ цѣлью образовать внутри его еще одинъ интернаціоналъ, съ нимъ во главѣ (здѣсь и далѣе курсивъ Маркса) подъ именемъ «Alliance de la Démocratie Socialiste». (Союзъ соціалистической демократіи). Будучи человѣкомъ безъ всякихъ теоретическихъ знаній, онъ претендовалъ на то, чтобы въ этой особой организаціи стать представителемъ научной пропаганды Интернаціонала и сдѣлать соціальной задачей этого второго интернаціонала эту пропаганду внутри Интернаціонала. Программа его составляла собою мѣшанину поверхностныхъ идей, нахватанныхъ имъ и справа и слѣва: равенство классовъ (!), уничтоженіе наслѣдственнаго права, какъ исходный пунктъ соціальнаго движенія (сенъ-симонистская чепуха), атеизмъ, какъ догматъ, обязательный для членовъ, и т. д., но главнымъ догматомъ должно было быть (прудонистская черта) воздержаніе отъ политическаго движенія.

"Эти дѣтскія сказки нашли себѣ отзвукъ (и еще держатся кое-какъ) въ Италіи и Испаніи, гдѣ еще не развиты реальныя условія для рабочаго движенія, а также среди немногихъ тщеславныхъ, мелочныхъ, пустыхъ доктринеровъ въ романской Швейцаріи и Бельгіи.

"Для господина Бакунина доктрина его (хламъ, собранный имъ у Прудона, Сенъ-Симона и другихъ) была и остается побочнымъ дѣломъ, — только средствомъ для того, чтобы пріобрѣсти личное значеніе. Въ теоретической области это нуль, но интриги, — это его стихія.

"Въ Женевѣ они (бакунисты) издали подъ покровительствомъ одной буржуазной дамы Андре Лео (не постыдившейся во время лозанскаго конгресса довести на Ферре его версальскимъ палачамъ) газету подъ названіемъ «Соціальная Революція» — «La Révolution Sociale»; въ своей полемикѣ съ нами эта газета употребляетъ почти дословно тѣ же выраженія, что и «Journal de Genève», реакціоннѣйшая изъ европейскихъ газетъ.

"Въ Лондонѣ они пытались организовать французскую секцію, образчикъ ея работы вы найдете въ прилагаемомъ 42 номерѣ «Qui vive?». (Прилагаю также номеръ, въ которомъ помѣщено письмо нашего французскаго секретаря Серайе). Эта секція, состоящая изъ 20 лицъ (въ томъ числѣ много шпіоновъ), не признана Генеральнымъ Совѣтомъ; другая, гораздо болѣе многочисленная секція признана.

«Дѣйствительно, несмотря на интриги этого сброда, мы ведемъ широкую пропаганду во Франціи и — въ Россіи, гдѣ знаютъ» кто такой Бакунинъ, и гдѣ теперь печатается русскій переводъ моей книги о капиталѣ.;

"Секретаремъ первой изъ названныхъ французскихъ секцій (непризнанной нами и близкой къ полному распаду) былъ тотъ же Дюранъ, котораго мы, какъ шпіона, исключали изъ Ассоціаціи.

«Приверженцы Бакунинскаго воздержанія ютъ политики, Кланъ и Альберъ Ришеръ изъ Ліона теперь состоять бонапартистскими агентами на жалованьи. Мы имѣемъ въ рукахъ доказательство этого. О корреспондентѣ (той же клики въ Женевѣ) Бурхе изъ Везье (въ южной Франціи) намъ донесено мѣстной секціей, что онъ полицейскій»^[19].

Во взглядѣ на какія же именно практическія дѣйствія, главнымъ образомъ разошлись между собою Марксъ и Бакунинъ? Во взглядѣ на политическую дѣятельность рабочаго класса: марксисты говорили, что рабочіе должны принимать участіе въ выборахъ въ центральныя и мѣстныя государственныя учрежденія, стараться овладѣть ими путемъ (проведенія въ нихъ все большаго и большаго количества своихъ представителей и затѣмъ направлять дѣятельность такихъ учрежденій въ интересахъ пролетаріата. Бакунисты же утверждали, что; это значитъ отказъ отъ «соціальной революціи», ибо въ самомъ многолѣтнемъ процессѣ «мирной» дѣятельности, состоящей въ выборахъ, законодательствованіи, реформированіи разныхъ сторонъ капиталистическаго строя и проч., непремѣнно притупится остріе революціоннаго соціализма, появятся новые навыки, а съ ними и новая психологія самихъ рабочихъ, которые будутъ все болѣе и болѣе обуржуазиваться и кончатъ отреченіемъ отъ «соціальной революціи», сдѣлавшись такими же «мѣщанами», какъ и ихъ враги. Отсюда и полное отрицаніе «бакунистами» участія рабочихъ (въ парламентской дѣятельности. Вотъ какъ смотрѣлъ Бакунинъ на дѣятельность Лаосіаля, выводя ее изъ «авторитарныхъ» идей Маркса.

Лассаль, — писалъ Бакунинъ, — пришелъ къ такому заключенію: «чтобы достигнуть свободы дѣйствительной, — свободы, основанной на экономическомъ равенствѣ, пролетаріатъ долженъ овладѣть государствомъ и обратить государственную силу противъ буржуазіи въ пользу рабочей массы точно такъ же, какъ теперь она обращена противъ пролетаріата въ единую пользу эксплоатирующаго класса. Какъ же овладѣть государствомъ? Для этого есть только два средства: или политическая революція, или законная народная агитація въ пользу мирной реформы. Лассаль, какъ нѣмецъ, — какъ еврей, какъ ученый и какъ человѣкъ богатый, совѣтовалъ второй путь. Въ этомъ смыслѣ и съ этой цѣлью онъ образовалъ значительную, преимущественно политическую партію нѣмецкихъ рабочихъ, организовалъ ее іерархически, подчинилъ строгой дисциплинѣ и своей диктатурѣ, словомъ сдѣлалъ то, что г. Марксъ въ послѣдніе три года хотѣлъ сдѣлать въ Интернаціоналѣ. Попытка Маркса вышла неудачная, а попытка Лассаля имѣла полный успѣхъ. Ближайшею цѣлью партіи онъ поставилъ всенародную мирную агитацію для завоеванія всеобщаго права избирательства государственныхъ представителей и властей. Завоевавъ это право путемъ летальной реформы, народъ долженъ будетъ послать только своихъ представителей въ народный парламентъ, — который рядомъ декретовъ и законовъ обратитъ буржуазное государство въ народное. Первымъ дѣломъ народнаго государства будетъ открытіе безграничнаго кредита производительнымъ и потребительнымъ рабочимъ ассоціаціямъ, которыя только тогда будутъ въ состояніи бороться съ буржуазнымъ капиталомъ и въ непродолжительное время побѣдятъ и поглотятъ его. Кода процессъ поглощенія совершится, тогда настанетъ періодъ радикальнаго преобразованія общества. Такова программа Лассаля, такова же и программа соціально-демократической партіи. Собственно она принадлежитъ не Лассалю, а Марксу, который ее вполнѣ высказалъ въ извѣстномъ „Манифестѣ Коммунистической Партіи“, обнародованномъ имъ и Энгельсомъ въ 1848 году. Ясный намекъ находится на нее также въ перовомъ „Манифестѣ Международнаго Общества“, написаннаго Марксомъ въ 1864 году въ словахъ: „первый долгъ рабочаго класса заключается въ завоеваніи себѣ политическаго могущества“ или, какъ говорится въ Манифестѣ партіи: „первый шагъ къ революціи рабочихъ долженъ состоять въ возвышеніи пролетаріата на степень господствующаго сословія“. Пролетаріатъ долженъ сосредоточить всѣ орудія производства. въ рукахъ государства т. е. пролетаріата, возведеннаго на степень господствующаго сословія. Не ясно-ли, что программа Лассаля ничѣмъ въ отличается отъ программы Маркса, котораго она признавала за своего учителя? Въ брошюрѣ противъ Шульце-Делича Лассаль съ истинно-геніальною ясностью, характеризующею его сочиненія, изложилъ свои основныя понятія о соціально-политическомъ развитіи новѣйшаго общества, говоритъ прямо, что эти идеи и даже терминологія принадлежатъ не ему, а т. Марксу, впервые высказавшему и развившему ихъ въ своемъ замѣчательномъ еще неизданномъ сочиненіи. Тѣмъ страннѣе кажется протестъ г. Маркса, напечатанный въ введеніи къ „Капиталу“. Марисъ только жалуется, что его обокралъ Лассаль, присвоивши его идеи».

«Программа Маркса, — продолжаетъ Бакунинъ, — сдѣлалась программою соціалъ-демократической партіи. Вначалѣ въ ней повторяются нѣкоторые изъ главныхъ §§ Интернаціональной программы, утвержденной первымъ женевскимъ конгрессомъ, но потомъ вдругъ совершается крутой переходъ къ „завоеванію политической власти“, и рекомендуется нѣмецкимъ работникамъ, какъ ближайшая и непосредственная цѣль новой партіи съ прибавленіемъ слѣдующей знаменитой фразы: „завоеваніе политическихъ правъ (всенароднаго права избирательнаго, свободы печати, свободы ассоціацій и публичныхъ собраній и т. д.), какъ необходимаго предварительнаго условія экономическаго освобожденія работниковъ“. Эта фраза имѣетъ вотъ какое значеніе: прежде чѣмъ приступить къ соціальной революціи, работники должны совершить политическую революцію или, что болѣе сообразно съ нравами нѣмцевъ, завоевать или еще проще пріобрѣсти политическія права посредствомъ мирной агитаціи. А такъ какъ всякое политическое движеніе не можетъ быть другимъ, какъ движеніемъ буржуазнымъ, то и выходитъ, что эта программа рекомендуетъ нѣмецкимъ работникамъ усвоить себѣ прежде всего буржуазные интересы и цѣли и совершить политическое движеніе въ пользу радикальной буржуазіи»^[20].

Мысль эту Бакунинъ развивалъ много разъ и на разные лады: онъ утверждалъ, что изъ такъ называемаго «революціоннаго соціализма» Маркса неизбѣжно, какъ его логическое слѣдствіе, какъ его самое законное дѣтище, произойдетъ соціальный реформизмъ, и что онъ, Бакунинъ, выступая противъ Маркса, выступаетъ, какъ революціонеръ противъ реформиста, въ какія-бы революціонныя одѣянія послѣдній ни облачался.

Но какія же средства предлагалъ самъ Бакунинъ для спасенія «соціализма революціоннаго»?

Мы еще будемъ говорить о дѣятельности Бакунина, какъ автора разныхъ произведеній, предназначенныхъ для русскихъ, но, дабы читателю теперь же сталъ ясенъ отвѣтъ на поставленный вопросъ, приведемъ слѣдующій отрывокъ изъ составленной и напечатанной Бакунинымъ въ журналѣ «Народное Дѣло» статьи, которая такъ и называется «Наша программа».

Въ «программѣ» этой заявлялось, что «земля принадлежитъ только тѣмъ, кто ее обрабатываетъ своими руками — земледѣльческимъ общинамъ. Капиталы и ўсъ орудія работы — работникамъ, рабочимъ ассоціаціямъ». (Въ подлинникѣ все это набрано жирнымъ шрифтомъ. В. В.). Что касается стороны политической, то фантастическая программа Бакунина излагала ее такъ: «Вся будущая политическая организація должи быть ни чѣмъ другимъ, какъ федераціею вольныхъ рабочихъ, какъ земледѣльческихъ, такъ и фабрично-ремесленныхъ артелей (ассоціацій). И потому, во имя освобожденія политическаго, мы хотимъ прежде всего окончательнаго разрушенія государства, хотимъ искорененія всякой государственности со всѣми ея церковными, политическими, военно и гражданско-бюрократическими, юридическими, учеными и финансово-экономическими учрежденіями»^[21].

И это, замѣтьте, «прежде всего», а что еще останется «искоренять» послѣ того, какъ будутъ «искоренены» не только всѣ «государственныя, церковныя» и прочія, но также и всѣ,юридическія и ученыя" учрежденія, — на таікой вопросъ даже и самъ Бакунинъ не отвѣчаетъ…

Это и значило спасать « -соціальную революцію» отъ грозившей ей опасности… Понятно, что при всякомъ движеніи народныхъ массъ въ Европѣ «бакунисты», не взирая на всю свою личную преданность идеѣ « -соціальной революціи», всегда терпѣли полное фіаско, что и давало « -марксистамъ» вполнѣ основательныя причины лишь смѣяться надъ «бакунистами» и выпускать противъ нихъ такія вещи, какъ, напримѣръ, «Bakunisten auf der Arbeit» Энгельса.

Теперь перейдемъ къ «бакунизму» русскому. Борьба Маркса съ Бакунинымъ окончилась исключеніемъ послѣдняго изъ Интернаціонала (поводомъ къ исключенію послужили несправедливыя обвиненія Бакунина въ грѣхахъ, виновнымъ въ которыхъ былъ Сергѣй Нечаевъ). Мы уже говорили, что множество лицъ и организацій въ разныхъ странахъ не признали рѣшеній Гаагскаго Конгресса, и нѣсколько лѣтъ Интернаціоналъ существовалъ съ центромъ въ Швейцаріи безъ всякаго участія Маркса и Энгельса. Молодая русская эмиграція 60-хъ годовъ и начала 70-хъ годовъ слѣдила съ напряженнымъ вниманіемъ за борьбою «государственника» Маркса съ «анархистомъ» Бакунинымъ и въ огромномъ большинствѣ своемъ стала на сторону послѣдняго. Послѣ исключенія Бакунина эмиграція эта опубликовала по-русски и по-французски протестъ противъ Маркса, гласившій въ существенныхъ частяхъ слѣдующее:

«Въ этомъ докладѣ (Гаагскому Конгрессу), внушенномъ, очевидно, ненавистью и желаніемъ отдѣлаться во что бы то ни стало отъ неудобнаго противника, рѣшились бросить нашему соотечественнику и другу Михаилу Александровичу Бакунину обвиненіе въ мошенничествѣ и шантажѣ… Г. Марксъ, ловкость котораго мы, впрочемъ, не думаемъ оспаривать, въ данномъ случаѣ ошибся въ расчетѣ. Честныя сердца во всѣхъ странахъ несомнѣнно почувствуютъ только негодованіе и отвращеніе при видѣ такой грубой интриги и такого явнаго нарушенія самыхъ простыхъ требованій справедливости. Что касается Россіи, то можемъ увѣрить г. Маркса въ томъ, что его старанія будутъ тамъ напрасны. Бакунинъ тамъ слишкомъ уважаемъ и извѣстенъ, чтобы клевета могла достигнуть его». Протестъ подписали: Николай Огаревъ, Варфоломей Зайцевъ, Владиміръ Озеровъ, Арманъ Россъ (М. П. Сажинъ), Владиміръ Гольштейнъ, Замфиръ Ралли, Александръ Эльсницъ и Валеріанъ Смирновъ^[22].

Собственно русскими дѣлами, послѣ активнаго участія въ польскомъ возстаніи, Бакунинъ сталъ снова заним-атыся тишь невозвращеніи изъ Италіи въ Швейцарію въ концѣ шестидесятыхъ годовъ. Весною 1869 года онъ вошелъ въ сношенія съ прибывшимъ изъ Россіи Нечаевымъ, съ которымъ у него и начались толки о крестьянскомъ возстаніи, Разинѣ, Пугачевѣ и проч. Тогда же Бакунинъ напечаталъ «Нѣсколько словъ молодымъ братьямъ изъ Россіи» и «Наука и насущное революціонное дѣло», о которомъ мы еще будемъ говорить въ другой главѣ. Теперь же скажемъ лишь, что именно въ это время Бакунинымъ былъ брошенъ, и знаменитый лозунгъ «въ народъ». Читатель припомнить, что въ первый разъ этотъ лозунгъ былъ брошенъ Герценомъ еще въ 1861 году, — теперь онъ былъ повторенъ Бакунинымъ. Но Герценъ вѣрилъ, что новый строй въ Россіи разовьется на основѣ уже существующаго въ Россіи общиннаго землевладѣнія, — а Бакунинъ? Какъ смотрѣлъ онъ на о-бщину? Разочаровавшись въ Европѣ, Герценъ писалъ: «бѣдное село наше, съ своей скромной общинной жизнью, — съ своимъ общиннымъ землевладѣніемъ, наша черная Русь и крестьянская изба невольно вырѣзываются на сценѣ, съ которой больше и больше исчезаютъ въ туманѣ фаланстеры, икаріи, національные рабочіе, государственныя потребы и проч.». На это Бакунинъ въ письмѣ къ Герцену отвѣчалъ такими словами:

«Почему ты не прибавилъ, что если фаланстеры исчезаютъ въ туманѣ, за то ваша хваленая русская община болѣе тысячи лѣтъ недвижно коснѣетъ въ навозѣ? Дикое невѣжество и суевѣріе, патріархальный развратъ, тупоуомное царство китайской обрядности, отсутствіе всякой личности, презрѣніе къ достоинству человѣка или, лучше сказать, незнаніе, совершеннѣйшее неподозрѣваніе его, безцеремонность наивнаго насилія, холодно-звѣрская жестокость и полнѣйшее рабство обычая, мысли, чувства и воли вотъ душа этого тысячелѣтняго, безсмысленнаго, гніющаго трупа»^[23].

Въ другомъ письмѣ (къ Герцену и Огареву) Бакунинъ писалъ о русской общинѣ еще и такія строки:

«Почему эта община, отъ которой вы ожидаете такихъ чудесъ въ будущемъ, въ продолженіе десяти вѣковъ прошлаго существованія не произвела изъ себя ни-чепо, кромѣ самаго печальнаго и гнуснаго рабства? Безобразное приниженіе женщины, абсолютное отрицаніе я непониманіе женскаго права и женской чести и апатичная, равнодушная готовность отдать ее, службы цѣлаго міра ради, подъ перваго чиновника, подъ перваго офицера. Гнусная гнилость и совершенное безправіе патріархальнаго деспотизма и патріархальныхъ обычаевъ, безправіе лица передъ міромъ и всеподавляющая тягость этого міра, убивающая всякую возможность, индивидуальной иниціативы, — отсутствіе права не только юридическаго, но и простой справедливости въ рѣшеніяхъ того же міра и жестокая, злостная безцеремонность его отношеній къ каждому безсильному или небогатому члену; его систематическая, злорадная, жестокая притѣснительность въ отношеніи къ тѣмъ лицамъ, въ которыхъ появляются притязанія на малѣйшую самостоятельность и готовность продать всякое право и всякую правду за ведро водки, — вотъ, вo всецѣлости ея настоящаго характера великорусская крестьянская община. Прибавьте къ этому мгновенное обращеніе всякаго выборнаго крестьянина въ притѣснителя — чиновника-взяточника, — и картина будетъ полная, — полная для всякой общины, мирно и покорно живущей подъ сенью всероссійскаго государства… „Земля наша, а мы государевы“, — съ этимъ понятіемъ, друзья мои, русскій народъ уйдетъ недалеко»^[24].

Но тогда, — зачѣмъ же идти «въ народъ»? Какую почву найдутъ тамъ соціалисты-революціонеры? Какъ бы чувствуя такой вопросъ, Бакунинъ начинаетъ говорить о Россіи «бунтовской, Стеньки-Разиновской, Пугачевской» и даже Россіи «раскольничьей», отъ которой и надлежитъ «ждать морализаціи и спасенія для русскаго народа». Не приводя, однако, никакихъ данныхъ въ пользу самаго существованія Россіи «бунтовской, Стеньки-Разиновской и Пугачевской», Бакунинъ вновь переходить къ общинѣ и находитъ въ ней «двѣ добродѣтели»: «отсутствіе римскаго и вообще всякаго юридическаго права, замѣленнаго въ великорусскомъ народѣ неопредѣленнымъ и въ отношеніи собственно къ лицамъ крайне безцеремоннымъ и даже совершенно отрицающимъ правомъ и весьма темное инстинктивное понятіе народа, которое, если разобрать его строго, отнюдь не утверждаетъ права всего народа на всю землю и чуть ли не заключаетъ въ себѣ другого весьма печальнаго понятія, присваивающаго всю землю государству и государю, — мнѣ ли объяснять вамъ, — какая огромная разница между этими двумя положеніями: земля принадлежитъ народу, земля принадлежитъ государю»^[25].

Но тогда опять таки, — зачѣмъ же «въ народъ»?…

И, вотъ, въ своемъ извѣстномъ сочиненіи «Государственность и Анархія» Бакунинъ пытается вывести революціонность русскаго народа изъ такого положенія: «онъ (народъ) можетъ похвалиться чрезмѣрною нищетою и рабствомъ примѣрнымъ. Страданіямъ его нѣтъ числа, и переноситъ онъ ихъ не терпѣливо, а съ глубокимъ и страстнымъ отчаяніемъ, выразившимся уже два раза исторически, двумя страшными взрывами: бунтомъ Стеньки Разина и Пугачевскимъ бунтомъ и не перестающимъ понынѣ проявляться въ безпрерывномъ рядѣ частныхъ крестьянскихъ бунтовъ»^[26]. Этого, однако, было уже слишкомъ мало для упованій на грядущее, — какіе тамъ, въ дѣйствительности, "безпрерывные крестьянскіе бунты! — и пришлось снова заговорить объ особыхъ «чертахъ» русскаго народа и той же общинѣ.

«Первая и главная черта (русскаго народа), — пишетъ въ томъ же „прибавленіи“ Бакунинъ, — это всенародное убѣжденіе, что земля, вся земля, принадлежитъ народу, орошающему ее своимъ потомъ и оплодотворяющему ее собственнымъ трудомъ. Вторая, столь же крупная черта, что право на пользованіе ею принадлежитъ не лицу, а цѣлой общинѣ, міру, раздѣляющему ее временно между лицами; третья черта, одинаковой важности съ двумя предыдущими, это квази-абсолютная автономія, общинное самоуправленіе и, вслѣдствіе того, рѣшительно враждебное отношеніе общины къ государству»^[27].

Обосновка для революціонной дѣятельности «въ народѣ», какъ видятъ читатели, чрезвычайно слабая, но всѣ условія времени толкали русскихъ соціалистовъ именно на этотъ путь. Прежде, чѣмъ идти, однако, дальше, вамъ надо сказать еще объ одномъ обстоятельствѣ, имѣвшемъ мѣсто до появленія въ свѣтъ бакунинской «Государственности и Анархіи».

Мы уже сказали, что съ 1 сентября 1868 года сталъ выходить періодическій органъ «Народное Дѣло», программа котораго (о ней мы упоминали выше), а также почти всѣ другія статьи перваго номера были написаны Бакунинымъ. Но уже со второго номера Бакунинъ отказался принимать въ «Народномъ Дѣлѣ» какое-бы то ни было участіе, и введеніе журнала перешло въ руки «марксиста» Утина. И тутъ то и имѣлъ мѣсто одинъ очень любопытный фактъ. Кружокъ «марксистовъ» съ Утинымъ во главѣ составилъ программу и статуты «русской секціи Интернаціонала» и послалъ ихъ на утвержденіе Генеральному Совѣту Интернаціонала въ Лондонѣ, — прося вмѣстѣ съ тѣмъ Маркса быть ихъ представителемъ въ Генеральномъ Совѣтѣ. «Основныя положенія» этой программы гласили слѣдующее:

"Принимая во вниманіе:

1) что экономическій гнетъ русскаго народа, поддерживаемый всѣмъ общественнымъ и политическимъ устройствомъ, совершенно одинаковъ съ гнетомъ, который душитъ весь европейскій и американскій пролетаріатъ.

2) Что народъ русскій во всѣ времена стремился къ осуществленію великихъ началъ, провозглашенныхъ Международными Конгрессами Рабочихъ: къ общинному владѣнію землею и орудіями труда.

3) Что принципъ общности труда, какъ принципъ противодѣйствующій эксплоатаціи капиталомъ, — находилъ себѣ уже издавна выраженіе въ образованіи рабочихъ союзовъ, извѣстныхъ подъ именемъ артелей^[28]. И т. д.

Въ отвѣтъ на эту-то чисто народническую программу «русская секція» получила отъ Генеральнаго Совѣта Интернаціонала, за подписью Карла Маркса, оффиціальное извѣщеніе, — которое гласило:

"Граждане!

Въ своемъ засѣданіи 22 марта Генеральный Совѣтъ объявилъ единодушнымъ вотумомъ, что ваша программа и статуты согласны съ общими статутами Международнаго Товарищества Рабочихъ. Онъ поспѣшилъ принять вашу вѣтвь въ составъ Интернаціонала. Я съ удовольствіемъ принимаю почетную обязанность, которую вы мнѣ предлагаете, быть вашимъ представителемъ при Генеральномъ Совѣтѣ^[29].

Такимъ образомъ «община», «артель» и прочее, что характеризуетъ наше народничество, по какимъ-бы то ни было причинамъ, — но получили свою санкцію и отъ Генеральнаго Совѣта Международнаго Общества Рабочихъ съ Марксомъ во главѣ^[30].

Мы уже говорили, что корень разногласія Бакулина съ Марксомъ лежитъ, безъ сомнѣнія, очень глубоко, но на практикѣ главное разногласіе ихъ сводилось къ (вопросу, — долженъ или не долженъ рабочій классъ принимать участіе въ «политикѣ», другими словами, долженъ ли онъ дѣйствовать черезъ существующія «буржуазныя» (государства («государственность») или не только помимо, но и принципіально противъ нихъ («анархія»), — долженъ или не долженъ пролетаріатъ стремиться проводить своихъ представителей въ парламентъ? Марксъ и его сторонники говорили, что да, Бакунинъ и огромное количество тогдашнихъ соціалистовъ въ Европѣ, что нѣтъ^[31]. Послѣдніе утверждали, что нужно стремиться къ «соціальной революціи», направленной прямо на государство, въ цѣляхъ его уничтоженія, и отсюда истекало ихъ безусловное отрицаніе «политики» и тѣмъ болѣе «политики» въ такой ея «мирной» формѣ, какъ борьба избирательными бюллетенями. Но если возможенъ былъ еще споръ среди соціалистовъ Запада о томъ, какъ имъ относиться къ парламентамъ, если споръ этотъ и допускалъ (предположимъ) возможность и того и другого рѣшенія, то что было дѣлать соціалистамъ такой страны, — въ которой парламента не существовало? Начать борьбу за то, чтобы онъ былъ? Но съ такимъ рѣшеніемъ вопроса не согласился бы тогда никто изъ европейскихъ соціалистовъ, ибо борьба за парламентъ, какъ за таковой, была въ глазахъ всѣхъ ихъ уже борьбою чисто «буржуазною». Рекомендовалъ ли когда-нибудь тотъ же Марксъ такую тактику тѣмъ русскимъ соціалистамъ, съ которыми онъ находился въ непосредственныхъ сношеніяхъ? Что же удивительнаго, что предразсудокъ относительно «конституціи» и «политической свободы» пустилъ въ умахъ русскихъ активныхъ народниковъ такіе прочные корни?

Къ этому надо прибавить огромное впечатлѣніе, произведенное на русскую революціонную молодежь разгромомъ Парижской Коммуны. Сами собою явились вопросы, что песетъ съ собою для трудящихся не только конституція, но даже и республика? Вотъ, во Франціи уже третья республика, и что же дали онѣ рабочему классу? Первая — запрещеніе рабочихъ ассоціацій. — Вторая — іюньскіе дни. Третья — ужасы Парижской Коммуны. Какъ же было принять тогда въ Россіи программу о реорганизаціи государства капиталистическаго въ государство соціалистическое, дѣйствуя черезъ парламентъ, — котораго нѣтъ, который надо еще завоевать, и который сулитъ «четвертому сословію» Въ будущемъ въ той или иной формѣ «іюньскіе дни» или «Парижскую Коммуну»?

Предразсудокъ противъ политической свободы облекался, такимъ образомъ, какъ бы въ научно-историческіе доспѣхи.

Но и это еще не все. Если надо стремиться къ замѣнѣ абсолютизма представительнымъ образомъ правленія, то на какой основѣ послѣднее должно существовать? На основѣ всеобщаго избирательнаго права? Но въ описываемое время вся Европа еще жила подъ впечатлѣніемъ воцаренія Наполеона III, за которое при всенародномъ голосованіи подало свои голоса огромное большинство населенія, уже пережившей тогда три революціи, Франціи. Это обстоятельство дискредитировало на долгое время въ глазахъ европейской демократіи всеобщее избирательное право, привлекши въ то же время къ послѣднему симпатіи реакціонныхъ элементовъ Европы. Въ своихъ «Воспоминаніяхъ» Августъ Бебель разсказываетъ, что въ 1863 году онъ высказался противъ всеобщаго избирательнаго права, а въ 1865 г. Фридрихъ Энгельсъ писалъ, что впредь до вовлеченія въ движеніе сельскаго пролетаріата, для пролетаріата городского всеобщее избирательное право будетъ не «орудіемъ борьбы, а западнею». На этой почвѣ, между прочимъ, явилось и недовольство нѣмецкой демократіи противъ выдвинувшаго всеобщее избирательное право Лассаля. На лей же возникла и симпатія къ этому праву Бисмарка.

Такимъ образомъ, весь опытъ Европы какъ бы говорилъ русскимъ соціалистамъ противъ борьбы за политическое преобразованіе Россіи.

Теперь — черезъ сорокъ-пятьдесятъ лѣтъ послѣ то-го, — ясно, что весь вопросъ пугало введеніе въ него одинаково и марксистами и бакунистами утопической идеи «соціальной революціи», но тогда идея эта вовсе еще не представлялась утопическою. Мало того, « -соціальная революція» мыслилась въ качествѣ дѣла очень недалекаго будущаго. Тѣ же Бебель и Энгельсъ говорили въ 1891 1892 г., что нѣмецкіе соціалъ-демократы надѣятся осуществить всю свою программу еще до истеченія XIX вѣка. Конецъ такимъ утопіямъ положила лишь сама жизнь, и потому было бы крайне несправедливо говорить объ утопизмѣ однихъ лишь соціалистовъ русскихъ.

То было заблужденіе не ихъ, а заблужденіе вѣровавшей въ соціальную революцію эпохи, и русскіе соціалисты лишь вторили въ этомъ отношеніи вѣрованіямъ соціалистовъ европейскихъ.

Итакъ, — бороться за политическое преобразованіе Россіи не слѣдуетъ, а надо стремиться къ "соціальной революціи Правда «конституція» не исчерпывается одною лишь замѣною абсолютизма тою или иною формою представительнаго образа правленія, — въ нее входятъ еще и разнаго рода «свободы», но что значатъ и онѣ въ сравненіи съ тѣми благами, съ тою истинною свободою, которая принесетъ съ собою «соціальная революція»?… Вѣдь послѣ нея —

Настанетъ година свободы,

Сгинетъ зло, сгинетъ мракъ навсегда,

Воедино сольются народы

Въ вѣчномъ царствѣ святого труда.

Такъ, какая ужъ тамъ «конституція»!..

Ее что-же, однако, надлежитъ дѣлать для достиженія «соціальной революціи»? Какъ надо дѣйствовать? Да такъ, какъ говорилъ еще Добролюбовъ: «прямо и непосредственно на народъ». Вотъ и Герценъ писалъ, что «человѣкъ будущаго въ Россіи мужикъ (курсивъ Герцена), точно такъ же, какъ во Франціи — работникъ». И далѣе: не то же-ли самое слѣдуетъ и изъ единогласной санкціи народнической программы «Русской Секціи Международнаго Общества Рабочихъ» этимъ самымъ Обществомъ въ лицѣ его Генеральнаго Совѣта марксистскаго состава? Ясно, слѣдовательно, что надо, какъ къ тому призываетъ и Бакунинъ, «идти въ народъ».

Исключительно этою атмосферою только и можно объяснить явленія, которыя безъ того были бы совсѣмъ не понятны.

«Изъ Лассаля черпали мы, разсказываетъ одинъ изъ активнѣйшихъ „бакунистовъ“ 70-хъ годовъ В. К. Дебагорій-Мокріевичъ, — аргументы въ защиту нашихъ народническихъ воззрѣній, несмотря на то, что Лассаль, какъ извѣстно, въ своихъ сочиненіяхъ и рѣчахъ имѣлъ въ виду фабричный пролетаріатъ, а ничуть не крестьянъ, на которыхъ онъ прямо указывалъ даже, какъ на реакціонный элементъ. Это существенное различіе мы тогда игнорировали, и все, что Лассаль говорилъ о фабричныхъ, переносили на наше крестьянство, являвшееся для насъ нашимъ обездоленнымъ четвертымъ сословіемъ. Особенно близко къ сердцу мы приняли его разсужденія въ томъ родѣ, что всякій рабочій, отдавшійся борьбѣ за интересы своего класса и вмѣстѣ съ тѣмъ за свои личные интересы, совершаетъ этимъ даже высоконравственный актъ, ибо служитъ дѣлу общечеловѣческаго прогресса, такъ какъ въ настоящую историческую минуту рабочее сословіе является носителемъ прогресса, какъ буржуазія была прогрессивнымъ элементомъ въ прошломъ и т. п. Мы читали это, замѣняли фабричныхъ рабочихъ крестьянами, западно-европейскую буржуазію нашими привиллегированными сословіями и въ качествѣ „кающихся дворянъ“ съ одной стороны, предавались самобичеванію, а съ другой, еще болѣе крѣпли въ своей вѣрѣ въ народъ, признавая его и лучше и нравственнѣе насъ»^[32].

Такъ продолжалось это до самаго конца эпохи, о которой у насъ идетъ рѣчь.

Составляя для русской революціонной молодежи евангеліе, которое называется «Государственность и Анархія», Бакунинъ, въ сущности, не особенно вѣрилъ въ эту молодежь. Послѣ разгрома Парижской Коммуны, онъ, какъ мы видѣли, предсказывалъ въ письмѣ къ Поликсу, что теперь «мѣсто живого, дѣйствительнаго соціализма французовъ, займетъ доктринерскій соціализмъ нѣмцевъ», и это приводило его въ мрачное настроеніе духа. Не веселило его и русоское молодое поколѣніе. По словамъ Мокріевича, въ 1873 тоду, Бакунинъ «далеко уже не увлекался русскими революціонными дѣлами. Напротивъ, по отношенію къ русскимъ у него звучала скептическая нота»^[33].

— Да что русскіе, — говорилъ Бакунинъ Мокріевичу. — Всегда они отличались стадными свойствами. Теперь они всѣ анархисты! На анархію мода пошла. А пройдетъ нѣсколько лѣтъ, — можетъ быть ни одного анархиста среди нихъ не будетъ"…^[34]

Тѣмъ не менѣе свою «Государственность и Анархію» Бакунинъ закончилъ и издалъ. Книжка эта и явилась главнѣйшимъ орудіемъ пропаганды «бакунизма» въ 70-хъ годахъ.

Въ іюнѣ 1876 года Бакунинъ, уже серьезно больной, пріѣхалъ въ Вернъ и сказалъ своему другу доктору Адольфу Фогту: «я пріѣхалъ сюда, чтобы ты поставилъ меня на ноги, или-же чтобы умереть здѣсь». Его помѣстили въ клинику, гдѣ онъ былъ окруженъ заботами Фогта и извѣстнаго композитора Рейхеля. Больному дѣлалось все хуже. Рейхель выразилъ сожалѣніе, что Бакунинъ не написалъ своихъ воспоминаній. На это получился такой отвѣть: «скажи-ка, для кого я сталъ бы ихъ писать? Не стоитъ открывать рта. Въ настоящее время народы всѣхъ странъ утеряли революціонный инстинктъ»^[35].

Перваго іюля того же 1876 года Бакунина не стало.

Въ своей книгѣ «Интернаціоналъ» Іеккъ называетъ Бакунина «чудовищно-политически-преступной натурой»^[36]. Такъ не улеглись до сихъ поръ страсти, возбужденныя былой враждой двухъ направленій.

Бакунинъ былъ революціонный романтикъ до мозга костей; въ реализмѣ Маркса онъ видѣлъ явный поворотъ отъ «революціоннаго соціализма» къ столъ ненавистному ему, Бакунину, соціальному реформизму, и отсюда всѣ его усилія плыть «противъ теченія». Высоко ставя Маркса во многихъ отношеніяхъ, онъ находилъ отсутствіе въ немъ «инстинкта революціонера». Такое наблюденіе болѣе справедливо въ отношеніи къ Энгельсу, чѣмъ къ Марксу, хотя ихъ всегда сливаютъ воедино. Еще Руге въ письмахъ къ Фейербаху говорилъ о Марксѣ, что "по своимъ ученымъ склонностямъ онъ всецѣло принадлежитъ нѣмецкому міру, а но своему революціонному образу мышленія онъ стоитъ внѣ его^[37]. Такое раздвоеніе было чуждодуховному складу натуры Энгельса. Можно себѣ представить, — съ какимъ чувствомъ прочелъ бы Бакунинъ знаменитый гимнъ Энгельса «законности», какъ наилучшему средству достиженія пролетаріатомъ его цѣлей:

«Иронія міровой исторіи оборачиваетъ все вверхъ дномъ. Мы, „революціонеры“, мы, „переворотчики“ (die „Umstürzler“), мы преуспѣваемъ въ гораздо большей степени, дѣйствуя законными средствами, чѣмъ незаконными и „переворотными“. Партіи порядка какъ они сами себя называютъ, погибаютъ въ ими же созданномъ законномъ порядкѣ. Съ отчаяніемъ они восклицаютъ вмѣстѣ съ Одиллономъ Барро — la légalité nous tue — законность для насъ смертельна, тогда какъ мы, — на почвѣ этой самой законности пріобрѣтаемъ крѣпкія мышцы да румяныя щеки (pralle Mulskeln und rothe Backen bekomen) и выглядимъ, какъ сама вѣчная жизнь»^[38].

Эти строки написаны Энгельсомъ въ мартѣ 1895 года, въ послѣдней изданной имъ его литературной работѣ, и потому работа ста справедливо разсматривается, какъ его духовное завѣщаніе.

Именно эта точка зрѣнія и стала вытѣснять окончательно не въ одной только Германіи точку зрѣнія былого «революціонизма», именно это и дало основаніе Эдуарду Бернштейну сказать вскорѣ своей партіи словами Шиллера — «пусть она не боится и казаться тѣмъ, чѣмъ она является въ дѣйствительности»; именно это положеніе вещей и предвидѣлъ Бакунинъ, когда на смертномъ одрѣ говорилъ, что теперь «народы всѣхъ странъ утеряли революціонный инстинктъ».

И вотъ, — называютъ его и донынѣ «чудовищно-политически-преступной натурой». Между тѣмъ онъ вовсе не таковъ. Онъ романтикъ и, въ сущности, глубоко религіозный типъ, — направившій коренныя свойства своего духа въ ту область, гдѣ требуются не они, а самые позитивные масштабы. Тутъ онъ и потерпѣлъ, — не мотъ не потерпѣть, — самое полное пораженіе. Вѣра, чисто религіозная вѣра въ живущій въ массахъ духъ «творческаго разрушенія», а отсюда и вѣра въ преобразованіе міра этими массами, путемъ «соціальной революціи», — такова основная черта всего душевнаго склада Бакунина. Изъ своей вѣры въ массы Бакунинъ выводитъ и свое «право» дѣйствовать всѣми способами въ интересахъ соціальной революціи. "Нужно общее представленіе о своемъ правѣ и глубокая, страстная, можно сказать, религіозная вѣра въ это право, " — писалъ, излагая свой-символъ вѣры, Бакулинъ^[39]. Отстаивая въ полемикѣ съ Маццини «соціальную революцію», онъ же писалъ, что долженъ стать въ этомъ вопросѣ противъ глубокоуважаемаго имъ итальянскаго патріота на-сторону своего врага Маркса, ибо «такова фатальность, уклониться отъ которой мнѣ не позволяютъ ни мои убѣжденія, ни моя религія (курсивъ Бакунина), не менѣе глубокая и не менѣе чистая, чѣмъ его, Маццини»^[40].

Съ «государственнымъ соціализмомъ» Бакунинъ рѣшительно не мирился. Почему?

Еще въ половинѣ сороковыхъ годовъ, изучая соціалистическія идеи Фурье, Консидерана и другихъ, Герценъ набросалъ въ своемъ дневникѣ слѣдующія замѣчательныя строки: «хорошо, чрезвычайно хорошо; но не полное рѣшеніе задачи. Въ широкомъ, свѣтломъ фаланстерѣ ихъ тѣсновато. Это устройство одной стороны жизни, — другимъ неловко».

Бакунинъ, не отдавая себѣ яснаго отчета, въ чемъ, именно, дѣло, чувствовалъ, тѣмъ не менѣе, что въ построяемомъ нѣмецкими архитекторами своего рода «фаланстерѣ», заключается «неполное рѣшеніе вопроса», что это устроеніе лишь «одной стороны жизни», а другимъ «неловко», «тѣсновато». И онъ ринулся на самихъ строителей, не замѣчая, что въ устроеніи той «стороны жизни», надъ которой они работаютъ, — а устроеніе ея имѣетъ для массъ трудящихся значеніе первостепенное, — романтизмъ менѣе всего долженъ имѣть мѣсто. Бакулинъ думалъ, что массы могутъ завоевать себѣ хлѣбъ и волю однимъ революціоннымъ вдохновеніемъ, и въ этомъ онъ кореннымъ образомъ заблуждался. Не предвидѣлъ онъ и того, что дѣятельность ненавистныхъ ему строителей вовсе не сведется къ одному «парламентарскому кретинизму», и что, наряду съ «законодательствовашемъ» въ парламентѣ, будетъ происходить непрерывно и широкая организаціонная работа среди массъ, не на словахъ, а de facto приготовляющая эти массы быть полновластными хозяевами всѣхъ средствъ къ жизни.

Всѣ аттаки Бакунина были, поэтому, отбиты, рабочее движеніе потекло не по руслу «соціальной революціи», и «нѣмецкіе доктринеры» съ изумительной выдержкою кладутъ кирпичъ за кирпичомъ, "возводя зданіе, контуры котораго начинаютъ уже вырисовываться и въ настоящее время. Это, говоря словами Герцена, «хорошо, чрезвычайно хорошо», но это все-таки «неполное рѣшеніе вопроса», это «устройство одной стороны жизни, другимъ — неловко, тѣсновато».

Что же, однако, необходимо для того, чтобы и «другимъ сторонамъ жизни» было «широко и свѣтло», — это и составляетъ ту великую проблему, которую Бакунинъ не понималъ, но чувствовалъ…

Нѣтъ, не словами Іекка о Бакунинѣ, какъ о «чудовищно-политически-преступной натурѣ», долженъ быть помянутъ знаменитый агитаторъ, а словами Бѣлинскаго, давшаго Бакунину слѣдующую проникновенную характеристику: «онъ во многомъ виноватъ и грѣшенъ, но въ немъ есть нѣчто, что перевѣшиваетъ всѣ его недостатки, — это вѣчно движущееся начало, лежащее въ глубинѣ его духа»…

В. Богучарскій.

"Современникъ". Кн. VII. 1912

---

1. «Колоколъ», 15 января 1862 г. № 119—120.
2. Такъ разсказывалъ объ этомъ Герценъ (см. «Посмертныя сочиненія», стр. 195). З. К. Ралли разсказываетъ, какъ въ его присутствіи спросили Бакунина шутя, поступилъ-ли бы онъ такъ и въ томъ случаѣ, или бы пришлось защищаться отъ начальниковъ русскихъ войскъ? — «Ну, братъ, нѣтъ, — отвѣчалъ Бакунинъ. — Нѣмецъ человѣкъ цивилизованный, а русскій человѣкъ — дикарь; онъ и не въ Рафаэля станетъ стрѣлять, а въ самую какъ есть Божью Матерь, если начальство прикажетъ. Противъ русскаго войска съ казаками грѣшно пользоваться такими средствами; и народа не защитишь, и Рафаэля погубишь». З. Ралли". «М. А. Бакунинъ. — Изъ моихъ воспоминаній». «Минувшіе годы». 1908 г. Октябрь, стр. 147).
3. Историческое развитіе Интернаціонала. Изданіе соціально-революціонной партіи 1873 года. Глава XXXI, стр. 301.
4. Существуетъ одно чрезвычайно характерное для «бакунизма» письмо Бакунина (1872 года) къ итальянцу Чельсо Черегги. «Вашъ крестьянскій нагродъ, — писалъ въ этомъ письмѣ Бакунинъ, — по природѣ революціоненъ, несмотря на духовенство, вліяніе котораго только поверхностно. Вашъ крестьянинъ по необходимости соціалистиченъ, и съ революціонной точки зрѣнія можно сказать, что онъ находится въ самыхъ лучшихъ условіяхъ, такъ какъ онъ находится въ отвратительномъ экономическомъ положеніи… Вообразите себѣ, что во всѣхъ итальянскихъ деревняхъ раздается кличъ: „guerre aux chattaux et paix aux chaumières“ — какъ во время возстанія нѣмецкихъ крестьянъ въ 1520 году или тотъ другой, еще болѣе выразительный — „земля крестьянамъ, т. о. всѣмъ тѣмъ и только тѣмъ, — кто ее обрабатываетъ своими руками!“ — Вы думаете много найдется въ Италіи крестьянъ, которые останутся спокойны? При этомъ жгите побольше оффиціальныхъ бумагъ, и соціальная революція будетъ сдѣлана». (Письмо это найдено извѣстнымъ біографомъ Бакунина Нетлау и напечатано въ Брюсселѣ въ февральскомъ номерѣ Société Nouvelle sa 1896 т. Русскій переводъ былъ напечатанъ въ 1907 г. въ историческомъ сборникѣ, наша «Страна». Цитируемое мѣсто на стр. 12—13). Если здѣсь замѣнить слова «Италія» — «Россіей» и «итальянскій» — «русскимъ», то получимъ главныя основы «бакунистской» программы, съ которою двинулась въ 70-хъ годахъ «въ народъ» русская революціонная молодежь.
5. Интернаціональный союзъ соціальныхъ революціонеровъ. Историческое развитіе Интернаціонала, стр. 212—213.
6. Изъ воспоминаній 3. К. Ралли. «Минувшіе Годы». 1908 г. Октябрь, стр. 163—167.
7. Гильомъ. — „М. А. Бакунинъ“. Былое. 1906 г. августъ, стр. 247.
8. Ibid. Стр. 231.
9. Ibid. Стр. 232.
10. Бакунинъ. Государственность и Анархія» (Борьба двухъ партій въ интернаціональномъ обществѣ рабочихъ). 1873 г., стр. 224. — Это произведеніе Бакунина было переиздано и въ Россіи, занявши весь второй томъ «Полнаго собранія сочиненій М. А. Бакунина», въ изданіи Балашова. Въ дальнѣйшемъ мы будемъ дѣлать ссылки по этому изданію. Цитируемое мѣсто на стр. 174.
11. Гильомъ, стр. 232.
12. Ibid. Стр. 233.
13. Ibid.
14. Ibid. Стр. 234.
15. Ibid.
16. La théologie politique de Mazzini et l’internationale. Par М. Bakounine, membre de l’Association internationale des travailleurs. 1871 ps. 45-46.
17. Гильомъ, стр. 242.
18. Ibid. стр. 254.
19. Письма Маркса, Энгельса и др. къ Ф. Зорге и др. Библіотека «Общественной Пользы». Петербургъ 1908 г., стр. 46—48. — Марксъ отличайся, производящей самое отталкивающее впечатлѣніе легкостью, съ которой омъ разбрасывалъ самыя тяжелыя обвиненія на своихъ противниковъ. Вотъ что, напр., писалъ Марксъ въ одномъ изъ циркулярныхъ посланій къ своимъ единомышленникамъ: "Умеръ Герценъ. Бакунинъ, который съ того времени, какъ онъ захотѣлъ выдавать себя за руководителя европейскаго рабочаго движенія, облыжно отзывался о своемъ другѣ и покровителѣ Герценѣ, сейчасъ же послѣ его смерти принялся громко его восхвалять. Почему? Герценъ, не смотря на то, что онъ самъ былъ богатымъ человѣкомъ, получалъ ежегодно 35.030 р. на пропаганду отъ дружественной ему псевдо-соціалистической панеславитской партіи въ Россіи Благодаря громкимъ славословіямъ Бакунина, эти деньги перешли къ нему, и онъ такимъ образомъ, въ денежномъ и моральномъ отношеніи sine bénéficio inventarii вступилъ во владѣніе «наслѣдствомъ Герцена», «malgré sa haine de l’herbage» (Письма Маркса къ члену Интернаціонала Кугельману. Библіотека научнаго соціализма. 1807 г. стр. 82). И всему этому легкомысленному вздору въ Германіи вѣрили, потому что онъ былъ освященъ авторитетомъ Маркса… Конечно, и это имѣло свое значеніе среди причинъ рѣзко отрицательнаго отношенія русскихъ бакунистовъ къ Марксу и его партіи.
20. М. А. Бакунинъ. Полное собраніе сочиненій, Т. II, стр. 213—215 и 226.
21. «Народное Дѣло». 1 Сентября, 1868 т. № 1. стр. 7.
22. Цитируемъ по подлиннику.
23. Письма Бакунина къ Герцену стр. 522.
24. Ibid. Стр. 176—177.
25. Ibid. Стр. 177.
26. «Государственность и Анархія». Приложеніе А., стр. 247.
27. Ibid. стр. 251—252.
28. «Народное Дѣло», 15 февраля, 1870 г.
29. Ibid.
30. Въ этомъ письмѣ къ «русской секціи» Марксъ вовсе не ограничивается вышеприведенными словами. Онъ говоритъ, что слѣдовало бы дополнитъ программу секціи указаніемъ на то, что «захватъ Польши есть пагубная опора, и настоящая причина существованія военнаго режима въ Германіи и вслѣдствіе того, на цѣломъ континентѣ», пишетъ о полученіи имъ книги Флоренскаго «Положеніе рабочаго класса въ Россіи», употребляетъ извѣстную, многократно цитировавшуюся въ русской литературѣ, фразу, гласившую, что «такіе труды, какъ Флеровскато и вашего учителя Чернышевскаго, дѣлаютъ дѣйствительную честь Россіи и доказываютъ, что ваша страна также начинаетъ участвовать въ общемъ движеніи вѣка» (все это напечатано въ томъ же номерѣ «Народнаго Дѣла»), и не обмолвливается ни словомъ въ возраженіе на полное народническаго духа утвержденіе авторовъ «основныхъ положеній» о. томъ, что «народъ русскій во всѣ времена стремился къ осуществленію великихъ началъ, провозглашенныхъ международными конгрессами рабочихъ, — къ общинному владѣнію землей и орудіями труда» (!) и т. д. Что должны были думать активные народники 70-хъ годовъ? Не имѣли ли они основанія считать, что, отправляясь «въ народъ» вести пропаганду среди крестьянъ, они дѣйствуютъ въ полномъ согласіи съ основными идеями европейскаго соціализма? И получалось такое положеніе: черезъ общину, артель и проч. Россія пойдетъ къ соціализму, конечно, своимъ особымъ путемъ, но путь этотъ въ основѣ своей тотъ же, что и въ Европѣ… Словомъ, старая славянофильская мысль, что Россія въ бытѣ своемъ заключаетъ отвѣтъ «на послѣдній вопросъ Запада», всплыла во всей своей силѣ.
31. «Соціальная революція» и «государство», — писалъ Бакунинъ, «вотъ два полюса, антагонизмъ которыхъ составляетъ самую суть настоящей общественной жизни въ цѣлой Европѣ, но во Франціи осязательнѣе, чѣмъ въ какой-нибудь другой странѣ». «Государственность и Анархія». Стр. 23).
32. Воспоминанія, стр. 77.
33. Ibid. Стр. 96.
34. Ibid. Стр. 100
35. Гильомъ, стр. 259.
36. Іеккъ (русскій переводъ). Стр. 113.
37. Мерингъ. Исторія германской соціалъ-демократи. (Изданіе Гранатъ). T. I, стр. 209.
38. См. предисловіе Энгельса къ «Die klassenkämpfe in Frankreihe 1848—1850» Маркса, стр. 18.
39. «Государственная Анархія». Стр. 37.
40. La théologie, etc. р. 46.