Министру финансовъ
авторъ Власъ Михайловичъ Дорошевичъ
Источникъ: Дорошевичъ В. М. При особомъ мнѣніи. — Кишиневъ: Изданіе товарищества «Бессарабское книгоиздательство», 1917. — С. 5.

Гражданинъ министръ!

Я не имѣлъ никакого успѣха у царскихъ министровъ. Позвольте надѣяться, что хоть народные министры не похожи на прежнихъ.

Съ 1915 года какія ни бывали перемѣны, — былъ министромъ Николай Алексѣевичъ или замѣнялъ его Алексѣй Николаевичъ, — ко всѣмъ, къ Маклакову, къ Хвостову, къ Протопопову, къ Барку, къ общественнымъ дѣятелямъ, къ тогдашнему московскому городскому головѣ Челнокову, къ А. И. Гучкову, какъ къ человѣку съ огромными связями, — я ко всѣмъ обращался, всѣмъ надоѣдалъ однимъ и тѣмъ же:

— Въ Россіи, несомнѣнно, предстоятъ колоссальныя волненія. Какой характеръ они примутъ, превратятся ли въ «бунтъ безсильный и безпощадный»[1], — зависитъ отъ того, будетъ ли народъ трезвъ, или въ толпѣ будетъ много пьяныхъ. У насъ огромные склады водки, спирта, винъ. Это — пороховой погребъ, на которомъ взлетитъ на воздухъ Россія. Опившись, люди натворятъ такого, что сами потомъ, черезъ три дня, схватятся за голову: «Неужели это мы, — мы надѣлали?»

Общественные дѣятели говорили:

— Да это очень, очень серьезно!

Благодарили за «важное указаніе» и тѣмъ отпихивались отъ меня, какъ въ деревнѣ отпихиваются отъ плывущаго по рѣкѣ утопленника.

Министрамъ я говорилъ:

— Вѣдь, у васъ губернаторы есть «со всячинкой». Вдругъ какому-нибудь изъ нихъ придетъ въ голову показать вмѣсто свободы Кузькину мать, отличиться, создать у себя пугачевщину и ее усмирить? Разумѣется, онъ поставитъ около винныхъ складовъ по парѣ городовыхъ «для охраны». Но это будетъ перстомъ указующимъ:

«Вотъ, ребята, гдѣ водка!»

Маклаковъ и Хвостовъ ничего не возражали противъ того, что у нихъ губернаторы «со всячинкой».

А Протопоповъ даже съ оживленіемъ подхватилъ:

— И не говорите! Такіе есть мерзавцы, что и вообразить себѣ невозможно!

Г. Баркъ разводилъ ручками. Есть люди, про которыхъ слѣдуетъ говорить, какъ про самовары: у нихъ ручки.

Министръ Баркъ разводилъ ручками и говорилъ:

— Что жъ прикажете дѣлать? Уничтожить запасы? Но, вѣдь, я казначей. Не могу же я уничтожить ввѣреннаго мнѣ казеннаго имущества. Вѣдь, это стоитъ…

И онъ приводилъ мнѣ сумму въ нѣсколько десятковъ милліоновъ. Сколько стоятъ спиртъ и водка.

Но Россія-то стоитъ больше?

— Самое обидное, — говорилъ я, — платить за страховку. Платишь, платишь. Имущество, слава Богу, не горитъ. А все платишь! Неужели же Россія не стоитъ нѣсколькихъ десятковъ милліоновъ, чтобы ее застраховать? Вѣдь, это же страховая премія за Россію!

Г. Баркъ разводилъ ручками.

Наконецъ, когда я ему, вѣроятно, окончательно надоѣлъ, онъ встрѣтилъ меня весело:

— Все сдѣлано!

— Уничтожено?

— Н-нѣтъ. Но мной отданъ приказъ, — чуть что начнется, уничтожать немедленно.

— Вы хотите уничтожать порохъ, когда начнется пожаръ?

То, что я говорилъ, не замедлило оправдаться.

Вы помните московскій нѣмецкій погромъ.

Излишне повторять, что дважды два четыре, что всякій погромъ безобразенъ.

Всякій, я думаю, понимаетъ, что сыпать сѣмена изъ магазина Иммера на мостовую не значитъ «сѣять разумное, доброе, вѣчное»[2].

Но, даже павши до безобразія, благородный человѣкъ и въ этомъ паденіи сохраняетъ оттѣнокъ благородства.

Первый день погромъ носилъ характеръ своеобразной справедливости, даже благородства и великодушія.

Погромъ былъ направленъ противъ нѣмцевъ.

Толпа подходила къ магазину съ иностранной фамиліей.

Блѣдный, какъ полотно, хозяинъ выносилъ какія-то бумаги, патенты, доказывалъ, что онъ англичанинъ, французъ, бельгіецъ.

Толпа кричала «ура» и шла дальше.

Въ одномъ мѣстѣ при мнѣ приняли за нѣмецкій — еврейскій магазинъ.

Несчастный хозяинъ метался предъ толпой.

— Какой же я нѣмецъ? Я еврей! Еврей я! Еврей!

Послали за домовой книгой.

Прочли его еврейское имя.

И толпа… закричала «ура».

Въ первый разъ за всю русскую и еврейскую исторію.

Ничего не тронули.

Около громившей толпы спокойно гуляли, — именно «гуляли», — женщины, дѣти.

Надпись «фирма русская», національный флагъ, раненый изъ лазарета, стоявшій у магазина и говорившій: «братцы, это русская лавка», — спасали отъ всякаго насилія.

Толпа разрушала, но не оскверняла своихъ рукъ кражей.

Въ гнѣвѣ она священнодѣйствовала. При мнѣ противъ Жирардовскихъ мануфактуръ пожилой рабочій вырвалъ изъ рукъ старухи цвѣтную рубашку, которую она подобрала на мостовой.

— Постыдилась бы, бабушка! Нешто можно?

— Я внуку! — конфузливо возражала старуха, — все одно, пропадетъ!

— Это все равно, что воровать съ пожара.

Двѣ рабочія дѣвушки подобрали выброшенную изъ магазина Вейса пару бронзовыхъ туфель.

Боже, какъ онѣ ихъ разсматривали! Какъ любовались каждой «строчкой».

Мечта жизни!

Словно кусокъ отъ сердца онѣ оторвали. Бросили туфли на землю и начали топтать.

Ужъ очень было соблазнительно!

Противъ какого-то моднаго магазина молодой рабочій держалъ въ рукахъ большую связку шкурокъ шеншиля и съ любопытствомъ разглядывалъ:

— Крысы, что ли?

— Это называется шеншиля! — пояснила проходившая мимо и «залюбовавшаяся» дама, — вы знаете соболь? Дорогой мѣхъ.

— Слыхалъ.

— Ну, вотъ, такъ эти шеншили въ двадцать, въ тридцать разъ дороже соболя. По всей Москвѣ, можетъ-быть, найдется только десять милліонершъ, у которыхъ есть цѣльныя шубы изъ шеншиля.

— Скажи, пожалуйста.

Я передаю слова рабочаго, какъ фонографъ.

Онъ разорвалъ шкурки одна за другой.

— Еще подумаютъ, что я своему Демочкѣ на шапочку хочу взять!

Можно было гордиться, что принадлежишь къ народу, даже среди неистовства сохраняющему благородство.

Бѣдному, но величавому.

Но все это длилось только въ теченіе дня.

Къ вечеру разбили два винныхъ склада: на Ильинкѣ и на 1-й Мѣщанской.

Вы помните эту ночь. Поджоговъ, пожаровъ, неистоваго, сплошного грабежа.

Когда утромъ я прошелъ по тѣмъ же улицамъ…

По нимъ словно прошли другіе люди.

Все было разгромлено. Безъ разбора. Магазинъ, гдѣ вчера кричали «ура» хозяину-французу, былъ разбитъ въ дребезги. Надписи «магазинъ русскій» валялись среди щепъ и обломковъ.

Пронеслось «безсмысленное и безпощадное»[3].

Не русское. Просто — пьяное.

Введя трезвость по случаю войны, Николай II подрубилъ тотъ сукъ, на которомъ держалась его власть.

Возстаніе было неизбѣжно.

Но у пьянаго народа это превратилось бы въ дикій, безпорядочный бунтъ.

Который былъ бы, какъ огонь, залитъ кровью.

И только у трезваго народа бунтъ превратился въ революцію.

Ибо революція — это организованный бунтъ.

Планомѣрный, здравый, знающій, къ чему онъ стремится, владѣющій собой и выбирающій самыя лучшія, самыя вѣрныя средства.

Революція — это порядокъ. Революція — это организація.

Въ революцію превращается только трезвый бунтъ.

На моихъ глазахъ произошла турецкая революція. Я былъ тогда въ Константинополѣ.

И оставалось только удивляться, съ какой странностью, съ какой легкостью прошла турецкая революція.

У какого темнаго, какого граждански совсѣмъ неразвитаго, у какого совсѣмъ ужъ несознательнаго народа!

Только потому, что этотъ народъ, какъ мусульмане, трезвъ.

У насъ про старый режимъ можно сказать то же, что во Франціи говорили про вторую имперію.

— Онъ не былъ ниспровергнутъ. Онъ палъ.

Въ какіе-нибудь два дня пала не только монархія. Но идея о монархіи.

Мысль о монархіи.

Эта идея пала въ трезвыхъ головахъ. И новыя идеи загорѣлись въ трезвыхъ головахъ.

Своей легкостью, своимъ невиданнымъ въ мірѣ единодушіемъ, своимъ благородствомъ небывалая, никому никогда не снившаяся, почти безкровная русская революція обязана тому, что ее дѣлали трезвые люди, трезвый народъ.

Мы совершили колоссальную революцію у себя дома и зажгли великую революцію на весь міръ, — послѣ войны вы увидите, что мы зажгли ее! — потому, что мы дѣлали ее:

— Въ здравомъ умѣ и твердой памяти.

Трезвые.

Теперь «губернаторовъ», какъ называли ихъ всѣ мы, или нѣсколько иначе, по министерскому опредѣленію, — уже не существуетъ.

Но остались ихъ помощники, ихъ пособники, ихъ исполнители.

Знающіе ходы къ пороховымъ погребамъ, чтобъ взорвать революцію.

Монархическая контръ-революція не страшна.

Она удаться не можетъ. Ея не можетъ быть.

Нѣтъ веретена, на которое накрутилась бы эта нить.

Пасть абсолютизма никому не можетъ улыбнуться. Въ ней не осталось ни одного цѣльнаго зуба. Однѣ гнилушки.

Но контръ-революціонныя попытки возможны. Много осталось людей, для которыхъ нѣтъ другого выбора, — только «рисковать». Которые со старымъ режимомъ потеряли все, которые въ новомъ строѣ должны подохнуть съ голода. Много осталось людей, не понимающихъ значенія того, что совершилось. Мечтающихъ, радуясь разрухѣ Россіи, вернуть старое.

Ихъ попытки не удадутся. Но онѣ могутъ стоить крови. И потому страшны.

Ваша обязанность, гражданинъ министръ финансовъ, — ваша обязанность, граждане министры, застраховать новую Россію, застраховать русскую революцію отъ величайшей изъ опасностей.

Отъ самой главной.

Вы должны, обязаны, не смѣете не застраховать революціи, ея главную основу, — народную трезвость.

Г. Терещенко подтвердитъ вамъ о гнуснѣйшихъ покушеніяхъ, которыя уже дѣлались на русскую революцію.

Онъ подтвердитъ вамъ, что было сдѣлано покушеніе превратить въ Петроградѣ скорбный и величественный день 23-го марта, день всенародныхъ похоронъ жертвъ революціи, — самый величественный день новой исторіи Россіи, — въ пьяное побоище и рѣзню.

Какъ случайно удалось это предотвратить.

Дѣло было такъ.

21-го марта близъ Петрограда, около станціи «Лигово», оказались пригнанныя откуда-то 40 цистернъ. Съ помѣткой, что онѣ должны быть доставлены въ Петроградъ 23-го утромъ.

Къ счастью, въ ночь на 22-ое расположенные въ деревнѣ около солдаты какъ-то провѣдали, что на путяхъ стоитъ спиртъ.

Вскрыли три цистерны, перепились, открыли пальбу.

Никого не ранили, не убили. Стрѣляли въ воздухъ, «для веселья».

Спиртъ этотъ они ведрами растащили по окрестнымъ деревнямъ. Началось пьянство.

Увидѣвъ все это, разузнавъ, что спиртъ предназначенъ въ Петроградъ на день великихъ народныхъ похоронъ, — мой знакомый, жившій тамъ, поблизости, въ ужасѣ прискакалъ ко мнѣ въ Петроградъ и все разсказалъ.

Больной, я немедленно снесся съ однимъ вліятельнымъ въ революціи человѣкомъ и просилъ его довести обо всемъ до свѣдѣнія г. Терещенко.

Черезъ четверть часа на станцію «Лигово» уже отправилась «экспедиція» для изслѣдованія таинственнаго груза.

Все подтвердилось.

Три опорожненныхъ цистерны. Тридцать семь полныхъ, со спиртомъ.

Поѣздъ этотъ прибылъ неизвѣстно по чьему распоряженію. Нарядъ — доставить «срочно» въ Петроградъ 23-го утромъ.

Никакого спирта казна не выписывала. Никакого спирта на станціи «Лигово» находиться не могло. Никакого приказа доставить спиртъ въ Петроградъ въ день похоронъ жертвъ революціи дано не было.

Кто-то готовилъ покушеніе на народъ.

Началось разслѣдованіе.

Не знаю, чѣмъ оно кончилось.

Но покушеніе было предотвращено только благодаря случайному свидѣтелю.

Мнѣ тогда же сообщили изъ министерства, что это второй случай.

Въ Гельсингфорсъ было прислано 11 цистернъ спирта:

— Въ подарокъ гарнизону.

Но гарнизонъ его, слава Богу, сжегъ.

То, что разыгралось въ Мценскѣ и въ нѣсколькихъ другихъ еще несчастныхъ мѣстахъ Россіи, наполнило всѣхъ ужасомъ:

— Анархія!

Да не анархія.

Съ анархіей борется Россія. Вся Россія.

Какъ здоровый организмъ борется съ болѣзнью.

Возьмите карту нашей страны. Отмѣтьте крестиками тѣ мѣста, гдѣ проявилась «анархія».

Что вы увидите?

Нѣсколько прыщиковъ на огромномъ, здоровомъ тѣлѣ.

Что это? Оспа?

Да. Настоящая оспа.

Но организмъ здоровъ, могучъ. Могуче борется.

Вмѣсто того, чтобъ покрыться сплошной корой, — кое-гдѣ только выскочило нѣсколько отдѣльныхъ прыщей.

Опасно? Опасно.

Но всякій врачъ скажетъ вамъ:

— Болѣзнь протекаетъ сравнительно легко.

И это не анархія, гдѣ на слѣдующій день послѣ пьянства водворяется порядокъ.

Анархія съ похмелья не проходитъ.

Это пьяныя безобразія.

Это спиртовые огни, какъ болотные огни, перебѣгающіе по трясинѣ, которую намъ оставилъ старый строй.

Строй кабацкаго государства.

Настоящій строй «Петра Смирнова отъ чугуннаго моста».

И ваша обязанность, вашъ долгъ передъ народомъ, который васъ сдѣлалъ своими министрами, довѣрилъ вамъ честь заботиться о немъ, — уничтожить эти пороховыя мины, заложенныя подъ новой Россіей, ея свободой, ея революціей.

Благоволите немедленно, ничего не дожидаясь, — дожидаться нечего! — уничтожить всѣ запасы водки и всѣ излишніе запасы спирта, оставивъ подъ дѣйствительной, подъ настоящей, подъ мощной и могучей охраной ровно столько, сколько необходимо спирта для дѣйствительныхъ техническихъ надобностей.

Пусть гг. винокуры сократятъ свое производство до размѣровъ дѣйствительной необходимости для техническихъ надобностей, по опредѣленію государственной власти.

Ибо больше этихъ размѣровъ ихъ производство становится преступнымъ.

До того, что они отъ этого потерпятъ, — намъ нѣтъ никакого дѣла.

Лишь бы не потерпѣла отъ этого Россія.

Вѣдь не разрѣшите же вы какой-нибудь бабѣ торговать мышьякомъ или дурманомъ, потому что она:

— Отъ этого живетъ.

Рожь и картофель Россія лучше съѣстъ, чѣмъ выпьетъ.

«Питейный капиталъ» былъ слишкомъ силенъ въ старой Россіи. Его интересы ставились выше всѣхъ трезвыхъ интересовъ страны.

Въ новой Россіи царству этого гнуснѣйшаго изо всѣхъ капиталовъ нѣтъ, не можетъ быть мѣста.

Вы должны обратить вниманіе на безобразное распространеніе денатурата. Разрѣшенія даются съ преступной легкостью. Это отрава, служащая на девять десятыхъ для приготовленія ханжи, цѣлыми рѣками вливается въ страну.

Широкое распространеніе денатурата диктовалось до сихъ поръ совсѣмъ не потребностью населенія, а желаніемъ поддержать винокуренные заводы, «на которые люди истратились», помѣщиковъ и земельныхъ арендаторовъ, которые поставляютъ на заводы картофель.

Спаиваніе народа было когда-то спеціальностью министерства финансовъ.

Теперь оно перешло въ министерство торговли и промышленности.

Что вы будете бороться суровыми карами съ какими-то бабами, фабрикующими «самосядку», когда парфюмерныя фабрики тысячами ведеръ покупаютъ спиртъ въ казнѣ и дѣлаютъ изъ него одеколонъ «для питья».

Этотъ одеколонъ можно доставать вездѣ: въ аптекахъ, аптекарскихъ, парфюмерныхъ магазинахъ, овощныхъ лавочкахъ.

Составъ одеколона извѣстенъ. Настоящаго одеколона пить нельзя. Отъ него дѣлается воспаленіе мозга.

Гг. народные отравители фабрикуютъ просто водку, прибавляя въ нее для запаха «безвредныя капли».

Необходимъ дѣйствительный, настоящій контроль, чтобъ «парфюмерныя» фабрики не превращались больше въ водочные заводы.

Чтобъ дѣлался настоящій одеколонъ, непригодный для питья.

Прекратите даже выдѣлку его совсѣмъ, если бы надзоръ оказался невозможнымъ.

Пусть Россія останется безъ одеколона, чѣмъ съ водкой.

Россія не умретъ безъ одеколона, съ водкой ей прожить труднѣе.

Никогда еще «разрѣшенія на вино» не добывались такъ легко. Его пьютъ въ домахъ, платятъ въ ресторанахъ по 70 рублей за бутылку шампанскаго, по 5 рублей за рюмку коньяку.

Эти господа курятъ въ пороховомъ погребѣ.

Прекратите это безобразіе.

Безтрепетной рукой, настоящей рукой слугъ народа, уничтожьте эти склады «драгоцѣнныхъ» коньяковъ, винъ, водокъ, принадлежащіе трактирщикамъ, виноторговцамъ, частнымъ любителямъ.

Это товаръ? Это собственность?

Заплатите за товаръ.

Заплатите за уничтожаемую, въ интересахъ государства, страны, народа, собственность.

Конечно, заплатите разумно, по дѣйствительной, по настоящей стоимости, а не по тѣмъ бѣшенымъ цѣнамъ, по которымъ гг. кабатчики уповаютъ сбыть свои «запасы» публикѣ.

Это будетъ стоить дорого государству, народу, странѣ?

Это будетъ стоитъ столько, сколько стоятъ нѣсколько дней войны.

Это дешевле, чѣмъ Россія.

Дешевле, чѣмъ свобода.

Дешевле, чѣмъ всеобщая безопасность.

Неужели Россія не стоитъ такой страховой преміи?

Эти пороховые погреба притягиваютъ къ себѣ огонь, какъ это было въ Мценскѣ, какъ это было въ имѣніи Святополкъ-Мирскаго.

Уничтожьте же эти мины, которыми минирована Россія въ эти грозные часы.

Уничтожьте безъ сомнѣнья.

Всѣ эти винокуры, «парфюмѣры», виноторговцы, кабатчики — это черви, которые завелись у открытыхъ народныхъ ранъ.

Съ червями не церемонятся.

Вы собираетесь суровыми наказаніями бороться съ пьянствомъ.

Это прекрасно.

Но вы отлично знаете, что одними наказаніями нельзя бороться съ преступленіями.

Оздоровьте, прежде всего, ваше вѣдомство, не дѣлайте изъ него поставщика отравителей народа, пусть прежде всего, здѣсь, у васъ, не выдѣлывается и не хранится тотъ порохъ, которымъ можетъ быть взорвана Россія, ея свобода, ея счастье, ея будущее, — а вмѣстѣ съ ея трезвымъ, здоровымъ разумомъ, ея свѣтлая, ея благородная, ея прекрасная, великая революція.

Примѣчанія

править
  1. Неточная цитата изъ А. С. Пушкинъ «Капитанская дочка». Прим. ред.
  2. Неточная цитата изъ Н. А. Некрасовъ «Сѣятелямъ». Прим. ред.
  3. А. С. Пушкинъ «Капитанская дочка». Прим. ред.