Милюков (Троцкий)
| Милюков (Думские депутаты) |
| Опубл.: 22, 23 сентября 1912. Источник: Троцкий, Л. Д. Сочинения. — М.; Л., 1926. — Т. 8. Перед историческим рубежом. Политические силуэты. — С. 171–176. |
В одном из сатирических журналов 1906 г. карикатурист дал портрет г. Милюкова. Хитро прищуренный глаз, самодовольная улыбка превосходства и уверенно прижатый к груди портфель лидера кадетской партии или просто портфель редактора «Речи» — не сказано. Но на вид портфель хороший, солидного качества и вместительный.
Похож ли Милюков на свой портрет, не знаю, но думаю, что следовало бы ему быть похожим. Просвещенная ограниченность и обывательское лукавство, поднявшееся на высоты политической «мудрости» — эти черты как нельзя более к лицу лидеру кадетской партии.
Г. Милюков очень гордится своей устойчивостью. Не последовательностью мысли, не широтой захвата, не энергией наступления, а устойчивостью. Сам он устойчивый, и партия у него устойчивая. И г. Милюкову трудно даже решить, кто тут кому больше обязан: он ли партии или партия ему.
Не то, чтобы г. Милюков так-таки совсем не колебался и не противоречил себе. Нет, и очень колебался и весьма противоречил. Но всегда в пределах: в надежных пределах собственной политической ограниченности.
От Выборга до Лондона[1], от призыва не платить податей до голосования за третьеиюньский бюджет — дистанция большая. Милюков проделал ее. Правда, он потом разъяснял, что Выборг был в сущности не Выборг, а так… полувыборг, совсем пассивный и почти что на точном основании основных законов; и что Лондон тоже ничего не менял, кроме падежа: была оппозиция режиму, стала оппозиция при режиме, только и всего.
Но все-таки разницы между Выборгом и Лондоном не смахнешь. Ведь в программе кадетской партии самый вопрос о форме государственной власти оставляется открытым (в случае чего — мы, мол, и фригийский колпак наденем!), а лондонское паломничество предполагало уж, конечно, не фригийский колпак, а картуз с позументами. Ведь мы-то знаем, что в 1904 г. г. Милюков тоже ездил в Лондон, но совсем для иной цели: для знакомства с левыми; а после первых двух Дум он разрешился своими счастливейшими политическими афоризмами: о левом осле и о красной тряпке. Правда, он сам разъяснил, что о тряпке он говорил совсем «не в том смысле», что красное знамя он «уважает». Но ведь это опровержение он сделал только недавно, после того как на «крылатом» осле, этом духовном сыне Милюкова, пять лет ездили взад и вперед жокеи «Нового Времени», конюхи «России» и конокрады «Русского Знамени». Пять лет молчал устойчивый Милюков, молчал — не разъясняя, а вот после ленского движения, после первомайского выступления, после появления открытой рабочей прессы — и все это ввиду надвигавшихся выборов — взял да и разъяснил: осел не осел, и тряпка не тряпка.
Под толчками событий и Милюков качался — как не качаться? — но в конце концов благополучно восстановлял каждый раз утраченное равновесие. У других — перелом, ренегатство, резкая смена идеологии, барабанный бой «Вех»[2], а у г. Милюкова все плавно и округлено, все рассчитано, все введено в пределы просвещенной ограниченности. Он и шуточку-то свою про «осла» пустил не в минуту острой схватки с левыми, не в порыве гнева, а тогда, когда политический отлив достиг самой низкой точки своей, когда левые были связаны по рукам и по ногам, юстиция работала, не покладая рук, а правые улюлюкали и лязгали зубами… Вот тогда г. Милюков и пошутил насчет демократии.
Но так как шуточка разъяснена, то отчего бы демократии и не голосовать за г. Милюкова.
Устойчивость Милюкова — оборотная сторона его политической «мудрости». А мудрость Милюкова, которою так сытно питается его самодовольство, состоит в органическом презрении к «утопии». Он живет сегодняшним и еще немножко — завтрашним днем. Утопия же — это все то, что относится к послезавтрашнему или еще более далекому дню. И оттого левые для него не просто политические противники и не только классовые враги, — они психологически враждебная для него человеческая порода.
«В Европе рабочие перестали уже верить, что сами они активными выступлениями добьются чего-нибудь».
«Идея диктатуры пролетариата — ведь это идея чисто детская, и серьезно ни один человек в Европе ее не будет поддерживать».
Если бы этими афоризмами разрешился г. Родичев[3], дело другое. Г-н Родичев состоит при своем темпераменте, а темперамент г. Родичева, в свою очередь, давно стал его профессией. Г-н Родичев — человек так называемого экстаза, г. Родичев с Русью на «ты». Когда умрет Хавронья Прыщова[4], которая давно уже сделалась из легитимистки кадеткой, на сердце ее несомненно найдут начертанным имя г. Родичева. Словом, с г. Родичева взятки гладки.
Но ведь эти афоризмы высказал на одном из петербургских предвыборных собраний не кто другой, как Милюков, — ученый историк, политический вождь. Изумительно? Нисколько. Не по программе своей только, а и по всей натуре г. Милюков — juste milieu, золотая середина. Он не вмещает пространного. Он считает возможным и осуществимым только то, что «разумно». А разумно то, что вмещается в рамки политической ограниченности — его собственной и его круга. Ну кто же в редакции «Речи» верит в самостоятельную политику европейского пролетариата? Г-н Гессен не верит, г. Левин не верит, г. Изгоев не верит[5]. Когда Милюков ездил в Лондон и там имел беседу (из-за спины октябристов и националистов) с тузами биржи и биржевой журналистики, ни один из них не заявил себя убежденным сторонником диктатуры пролетариата. Асквит не верит. Клемансо не верит. Пуанкаре не верит[6]. «Ни один человек в Европе» не верит.
А Европа Бебеля, Виктора Адлера, Жореса, Геда, Кэр-Гарди? Но ведь это же Европа «утопии», Европа социалистического пролетариата, Европа послезавтрашнего дня. Какое дело руководящему политику выморочного русского либерализма до той единственной европейской партии, которая владеет сердцем массы и ключом от ворот будущего!..
До III Думы фигура г. Милюкова была окружена в глазах его политической паствы дымкой таинственности. В I Думу он не попал, во II — не попал — и руководил «ходом событий» из невидимой суфлерской будки. Но вот, наконец, он избран в III Думу. Кадеты при встрече друг с другом поднимали вверх указательные пальцы: «Погодите, теперь он себя покажет: у него есть план». — О, у него есть план!
Так же точно, как известно, говорили некогда про французского генерала Трошю, защитника Парижа в 1870 г., — а плана-то у Трошю, как на грех, и не оказалось: он просто сдал Париж пруссакам.
Но Милюков не Трошю. У него есть план. У Кутлера[7] — у того выдающийся административный опыт (школы Витте), у Маклакова[8] — дар оптовой и розничной искренности (по прейскуранту Тагиева), у Родичева — ну, ему поручено «глаголом жечь сердца людей»… Зато уж у Милюкова — у Милюкова есть «план».
И вот г. Милюков начал свою парламентскую карьеру с того, что принял демонстративное участие в овации Столыпину, которого «обидел» Родичев. В интересах «плана» Родичев немедленно поперхнулся огненным глаголом и — по поручению Милюкова — обещал премьеру, что «больше не будет». Бедный, бедный Мирабо!
Эту сцену следовало бы увековечить для синематографа и теперь можно было бы не без успеха показывать ее во всех собраниях, где Онорэ Габриэль Рикетти[9] Родичев повествует о том «мужестве, которое кадеты проявляли 5 лет — в дни тяжких испытаний и невзгод»…
Милюков искал общего языка с октябристами и Столыпиным. Вяще изломившись (самодовольство почти покинуло его в те дни), он суетливо предъявлял людям 3 июня свой патриотизм, он вторил Извольскому, он презрительно отмахивался от социал-демократической фракции, не желавшей замечать «новый курс» русской дипломатии, он тревожно стучался в комиссию государственной обороны, он развил необузданную германофобскую и славянофильскую фразеологию. Увы! все надежды Милюкова на роль покровительствуемого левого резерва при столыпинско-октябристском законодательстве рухнули. Ничего из этого не вышло, если не считать срама. Милюков стал строго уличать Столыпина в отсутствии государственного разума, — и все увидели, что никакого «плана» у Милюкова нет.
Но это нисколько не пошатнуло его роли лидера. Наоборот, даже упрочило. Да ведь он совсем наш — нашей плоти и нашего духа! — решила его паства. Попробовал бы в самом деле Милюков создавать стратегические планы! — ведь армия его состоит сплошь из людей отяжелевших, с жирной складкой самодовольства и серьезным доходом. «Речь» они читают охотно, особенно сытенькое остроумие Азова, охотно подают оппозиционный бюллетень, — но и только. С какой бы предвыборной благожелательностью Милюков ни похлопывал сейчас приказчиков и прочих «маленьких людей» по плечу, все же мы ведь прекрасно знаем, что вся политика Милюкова, все расчеты и надежды его не к приказчикам и к конторщикам приурочены, а к солидному, «устойчивому», дипломированному обывателю, который хочет культуры и прогресса, но еще больше хочет порядка и спокойствия. Какие же тут наступательные планы? Сиди у моря и жди погоды.
Г. Милюков сидит и ждет. Спорит с министрами, иногда недурно спорит, и пишет статьи, в которых обстоятельно доказывает, что г. Кассо[10] лишен истинного государственного смысла.
А попытайтесь его спросить: что же дальше? какие у него дальнейшие перспективы? что думает он противопоставить людям 3 июня, которые не хотят слушать либеральных резонов? — г. Милюков пожует глубокомысленно губами и ответит: «об этом мы поговорим в следующий раз».
О, достопочтенный либеральный обыватель, — ты, который ни холоден, ни горяч! Милюков — твой неоспоримый, твой прирожденный вождь. Что бы делал ты, несчастный, если бы природа забыла создать Милюкова? Но она не забыла. И ему нужно только оставаться верным самому себе, чтобы давать законченное выражение твоей ограниченности и твоему эгоизму.
Милюков — твой вождь. Владей им безраздельно, держись за него крепко, он — твой. Но скажи ему, вместе с тем, чтоб он не совался туда, где «маленькие люди» горят душою над большими вопросами, где требуют прямых ответов, где не любят шуточек о красных тряпках, где умеют хотеть, и бороться, и верить в победу.
Скажи ему, обыватель, что там ему делать нечего!
22 — 23 сентября 1912 г.
- ↑ «Выборг — Лондон». Имеется в виду быстрая эволюция кадетов от Выборга до Лондона. В Выборге кадеты, после роспуска I Думы, опубликовали так называемое «Выборгское воззвание», призывавшее русский народ не давать ни одной копейки в царскую казну, ни одного солдата в царскую армию. Однако очень скоро после опубликования этого воззвания кадеты самым решительным образом отрекаются от него. Во II и III Думах кадеты уже решительно идут нога в ногу с правыми партиями, открыто поддерживая царское правительство. Во II Думе они голосуют за утверждение бюджета, за увеличение расходов на армию и т. д. После разгона III Думы кадеты вместе с октябристами и др. участвуют в поездке в Лондон. Во главе кадетской делегации стоял Милюков. На завтраке у лорд-мэра Милюков заявил: «Пока в России существует законодательная палата, контролирующая бюджет, русская оппозиция останется оппозицией его величества, а не его величеству». Это выражение Милюкова означало полный отказ от анти-правительственных выступлений и было встречено единодушным одобрением и приветствиями со стороны всей реакционной и черносотенной печати в России. По этому поводу Ленин писал: «Дослужились г.г. кадеты. „Вехи“ вообще и Струве в частности одобрены Антонием Волынским, „владыкой“ черносотенных изуверов; вождь партии Милюков одобрен полицейской продажной газеткой. Дослужились!». (Собр. соч., т. XI, ч. 1-я, стр. 271.)
- ↑ Барабанный бой «Вех». «Вехи» — сборник статей либеральной интеллигенции, вышедший в эпоху реакции, в 1909 г. Под покровом туманно-мистической фразеологии авторы сборника в сущности проповедовали самую откровенную реакционную идеологию. (См. подробн. т. IV, примечание 247).
- ↑ Родичев — один из вождей кадетской партии, член всех четырех Государственных Дум. (См. подробн. т. II, ч. 1, примечание 111.)
- ↑ Хавронья Прыщова — персонаж романа Тургенева «Новь». Паклин в разговоре, между прочим, замечает: «Знавал же я одну барыню, Хавронью Прыщову по имени, которая вдруг с бухта-барахты сделалась легитимисткой и уверяла всех, что когда она умрет — то стоит только вскрыть ее тело — и на сердце ее найдут начертанным имя Генриха V… Это у Хавроньи Прыщовой-то!». (И. С. Тургенев, «Новь», гл. XXXVIII.)
- ↑ Гессен — один из руководителей кадетской партии. Был постоянным активным сотрудником всех кадетских органов. В настоящее время Гессен находится за границей и возглавляет правое крыло кадетов-эмигрантов. Под его руководством издается в Берлине газета «Руль». Изгоев — псевдоним А. С. Ланде. В 90-х годах Изгоев был легальным марксистом. Позднее, вместе со Струве и К°, проделал длительную эволюцию от социал-демократии к октябристам. В годы реакции усердно травил революционеров и участвовал в пресловутом сборнике «Вехи». После Октябрьской революции Изгоев за противосоветские выходки был выслан за границу. Левин — кадетский публицист.
- ↑ Асквит, Герберт Генри (род. в 1852 г.) — лорд, граф Оксфордский, вождь английских либералов и руководитель «Вестминстер Гезетт». Противник англо-советского сближения. В 1916 г. уступил место премьер-министра Ллойд-Джорджу. В настоящее время Асквит — член палаты лордов. Клемансо — (см. прим. 10). Пуанкаре, Раймонд (род. в 1860 г.) — видный французский деятель, один из главных вдохновителей мировой войны. Вождь черносотенного «национального» блока (союз партий французской биржи и промышленных королей). Непримиримый враг Советской России. В 1924 г. уступил место премьер-министра радикальному буржуа — Эррио. (См. подробн. т. III, ч. 1-я прим. 2.)
- ↑ Кутлер — видный специалист-финансист. В 1904 г. был назначен товарищем министра внутренних дел, а позднее — товарищем министра финансов. 28 октября 1905 г. занял пост главноуправляющего землеустройством и земледелием в кабинете Витте. В начале 1906 г. вошел в партию кадетов. После Октябрьской революции Кутлер активно работал в советских финансовых органах. Умер в 1923 г.
- ↑ Маклаков, В. — либеральный адвокат. Один из руководителей кадетской фракции в Государственной Думе. В эпоху Керенского был назначен послом в Париж. (См. подробн. т. III, ч. 2-я, прим. 30.) В 1912 г. Маклаков за большое вознаграждение выступил защитником на сенсационном процессе бакинского миллионера Тагиева, обвинявшегося в истязании. Этот поступок сильно уронил Маклакова в глазах либерального общества, в котором до того он пользовался большим авторитетом.
- ↑ Онорэ-Габриэль Рикетти, — см. Мирабо, прим. 13.
- ↑ Кассо, Л. А. (род. в 1865 г.) — министр народного просвещения царской России, богатый бессарабский помещик. Получив высшее образование за границей, Кассо с 1892 г. состоял доцентом по кафедре церковного права в юрьевском университете. В 1895 г. — профессор харьковского университета по кафедре гражданского права, а с 1899 г. — ординарный профессор московского университета. В 1911 г. был назначен председателем совета министров Столыпиным на пост министра народного просвещения. Немедленно после своего назначения Кассо начинает проводить непримиримо-реакционную политическую линию. Во время студенческих волнений 1911 г. он целиком передал московский университет в руки полиции; в ответ на эту меру президиум университета (Мануилов, Мензбир и Минаков) подал в отставку. Тогда Кассо увольняет их от должностей профессоров. В виде протеста 125 профессоров и преподавателей московского университета в свою очередь подают в отставку. Расправившись с Москвой, Кассо принимается за другие города. Он увольняет отдельных неблагонадежных профессоров и преподавателей, заменяя их своими ставленниками, запрещает студенческие кружки и собрания, принимает самые крутые и беспощадные меры против оппозиционного студенчества, вплоть до поголовного увольнения всех слушательниц женского медицинского института в 1912 г. Не менее решительно действовал Кассо и в области средней и низшей школы. Наиболее важными из относящихся сюда мероприятий являются: усиление внешкольного надзора за учащимися, фактическая отмена родительских комитетов, ограничение инициативы учителей, детальная выработка школьных программ и пр. Грубо-полицейские приемы Кассо не раз вызывали резкие протесты даже со стороны реакционной IV Думы. На посту министра народного просвещения Кассо пробыл до 1914 г.