Мечта-победительница (Сологуб)
Драма в трех действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА править
М а р и я (Марья Павловна), молодая, красивая; идеалистически настроена; восторженно любит новое искусство. В первом действии она готовится поступить на сцену. Во втором действии она - актриса, в короткое время обратившая на себя внимание публики. В третьем действии - замужем.
К у р г а н о в, Григорий Андреевич, молодой, очень талантливый художник, еще без имени и без денег.
К р а с н о в с к и й, Алексей Николаевич, молодой адвокат, уже с именем и с хорошею практикою.
Л и д и я, молодая танцовщица, маленькая, с виду неловкая. На ее некрасивом лице хорошо видны только глаза, похожие на глаза заклинательницы змей.
З о я, молодая актриса, веселая, жизнерадостная.
М о р е в, драматург, старик небольшого роста, с длинными белыми волосами и с седою бородою, спокойный, молчаливый. Кажется, что он всегда только созерцает, только пристально наблюдает жизнь, не принимая в ней никакого участия. Режиссер должен придать Мореву несколько отвлеченный образ, символизирующий вообще авторское начало, душу новатора.
Б и р к и н, Иван Кирилыч, антрепренер, человек практической складки.
З и н к а, горничная, очень молоденькая, миловидная, старающаяся подражать своей госпоже, Марии, в манерах и в одежде.
Молодежь обоего пола, без особых речей, но с большим запасом веселости.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ править
Комната в квартире Марии. Подробности обстановки выдают учащуюся молодость и девический, безукоризненно чистый вкус. На стенах фотографические снимки с картин Ботичелли и Луини. Пианино. Вечеринка. При открытии занавеса слышен гул молодых голосов, смех. Мария, Красновский, одетый, как на балу, Курганов в пиджаке и в цветном жилете, оба влюбленные в Марию. Зоя. Лидия. Морев спокойно сидит в кресле в углу, не двигаясь во все время действия и пристально глядя перед собою в пространство. Молодые люди и девушки сидят, ходят. Слышны голоса:
- Ну что же, мы ждем.
- Начинайте, Курганов.
- Зоя, где же вы?
- Да вы не ту книжку взяли, дайте, я вам найду.
- Валяйте на память, я суфлировать буду.
Чей-то солидный голос говорит:
- Ему не верьте. Он все исказит.
Все смеются. Морев сдержанно улыбается. За пианино садится Курганов, играет. Зоя становится рядом, читает стихи:
Водой спокойной отражены,
Они бесстрастно обнажены
При свете тихом ночной луны.
Два отрока, две девы творят ночной обряд,
И тихие напевы таинственно звучат.
Стопами белых ног едва колеблют струи,
И волны, зыбляся у ног, звучат, как
поцелуи.
Сияет месяц с горы небес,
Внимает гимнам безмолвный лес,
Пора настала ночных чудес.
Оставлены одежды у темного пути.
Свершаются надежды, - обратно не идти.
Таинственный порог, заветная ограда, -
Переступить порог, переступить им надо.
Их отраженья в воде видны,
И все движенья повторены
В завороженных лучах луны.
Огонь, пылавший в теле, томительно погас,
В торжественном пределе настал последний
час.
Стопами белых ног, омытыми от пыли,
Таинственный порог они переступили.
К у р г а н о в. Какой торжественно- прекрасный миг! Моя мечта - изобразить это на картине. Сияет месяц. Два отрока, две девы, юные, прекрасные. Тихо, безмолвно готовятся свершить последний обряд.
Л и д и я. Таинственный порог переступить разве не радостно? И разве не страшно?
З о я. Не мы это сделаем, потому что на одеждах наших слишком много пыли, и души наши темны.
М а р и я. Надежды наши свершатся, мечта преобразит нас и жизнь нашу, и мы радостно войдем в прекрасную новую жизнь.
З о я. Ты милая мечтательница, Мария, и за это я тебя люблю.
К у р г а н о в. Мария, когда я на тебя смотрю, я вспоминаю почему-то юность человечества и прекрасную царевну Навзикаю.
Л и д и я. А мне что ты скажешь?
К у р г а н о в. Ты знаешь больше, чем мы знаем. Хотя и не скажешь этого словами. Разве только глазами скажешь, глазами заклинательницы змей.
Л и д и я (подходя к Мореву). Дорогой учитель, отчего люди нас не понимают и не хотят слушать нас? Они - злые!
М о р е в. Не осуждай, милая Лидия. Будем делать наше дело, верить и ждать.
Л и д и я. Так грустно! Я прочла одну за другою все наши двадцать две драмы. Страшно подумать, что ни одна из них не шла на большой сцене, и только одну мы поставили сами.
М о р е в (говорит тихо, глядя перед собою в пространство). Я верю, я жду. Наше искусство - завтрашний день. Мы пришли в жизнь слишком рано, - нам приходится подождать.
Л и д и я. Мне грустно.
К р а с н о в с к и й. Итак, скоро мы увидим вас, Марья Павловна, на сцене?
М а р и я. Да, скоро. Через месяц. Я так волнуюсь. Боюсь. И так мечтаю.
К р а с н о в с к и й. Вам все еще не надоело мечтать? Вы счастливая.
М а р и я. А вы, Алексей Николаевич, разве никогда не мечтаете?
К р а с н о в с к и й. Предоставляю это занятие вам, артистам, художникам. А мы, юристы, народ положительный. Не очень размечтаешься, имея дело с сухими статьями законов и с разными запутанными казусами.
М а р и я. А я мечтаю, мечтаю.
К р а с н о в с к и й. Все о ваших будущих победах?
М а р и я. Да, и о будущих победах. О завоеваниях нового искусства, о работе в новом театре. И все будущее представляется мне таким ярким и радостным.
К р а с н о в с к и й. Однако мечты мечтами, а дело делом. Мечтая о новом театре, вы все-таки идете в старый, хороший, реалистический театр.
З о я. Мы его преобразим, когда в него войдут молодые силы, художники, артисты, поэты.
К у р г а н о в. Мария еще нигде по-настоящему не играла, но уже ее заметили так же, как и Лидию. Ее уже везде охотно приглашают.
К р а с н о в с к и й. А по-моему, Марья Павловна совершенно напрасно участвовала в этой пьесе с плясками. Показываться добрым людям в таком виде, по-моему, не следовало. Очень извиняюсь перед присутствующим автором, но, при всем уважении к его таланту, не могу восхищаться этою пьесою.
М а р и я. Нет, я очень рада, что в ней участвовала. Остался ряд таких милых воспоминаний.
К р а с н о в с к и й. А вы забыли, что о вас тогда писали в газетах? А как ловко и вас, и Морева прохватил Инфантерский? Целые реки злословия и клеветы.
М а р и я. О, это все нас не смущает. Прохватить, как вы выражаетесь, всякий сумеет, тем более что толпе это нравится. Мы дорожим мнением только тех, кто думает и чувствует свежо и молодо.
К р а с н о в с к и й. Лучше играйте Островского, Марья Павловна. Что вам еще надо? Зачем искать лучшего, когда у нас есть хороший театр с такими прекрасными традициями?
М а р и я. Что надо нам? Преобразить игру и зрелище в таинство, мистерию осуществить, слить все в театре одно в одно. Мы хотим, чтобы зритель не оставался холодным наблюдателем, хотим и его вовлечь в действие, заставить его вместе с нами соучаствовать в трагедии.
К р а с н о в с к и й. Нет уж, благодарю покорно! Не желаю! Как в суде помыкаешься, так отдохнуть хочется, позабавиться в театре, а не участвовать в ваших действах.
З о я. Да, вы все приходите такие скучные, вялые и хотите, чтобы вас забавляли.
К у р г а н о в. Лидия, теперь твоя очередь. Мы ждем твоего танца.
Л и д и я. Я боюсь, боюсь. (Уходит.)
М о р е в. Искусство это и есть отдых от жизни. И оно же источник новой жизни. Играли, пока были детьми. Потом залюбовались на зрелище. Потом придем к единению в таинственном обряде.
К р а с н о в с к и й (выслушав эти слова с видом скучающего человека, обращается к Марии). Я не спорю, конечно, - у вас, Марья Павловна, есть несомненный талант, есть прекрасная сценическая внешность, хотя пока еще младенческая техника. Я не сомневаюсь, что из вас выйдет, если вы не перестанете работать над собою, хорошая драматическая инженю.
М а р и я (смеется). Какие ужасные слова вы говорите, Алексей Николаевич.
К р а с н о в с к и й. Отчего же? Разве я неверно определил ваше амплуа? Тогда извините, Марья Павловна. Я ведь не профессиональный театрал.
М а р и я. Нет, не то что неверно. Но когда я мечтаю о том, что буду делать на сцене, меня коробит от таких слов, как амплуа, инженю, героиня. Зачем все это? Ведь каждый раз так индивидуально то, что делаешь!
К р а с н о в с к и й. Ну да, я знаю, вы мечтаете о том, чего не бывает, как говорится в стихах Зинаиды Гиппиус, и чего никому из нас не надобно.
К у р г а н о в. Всем нам надобно только то, чего не бывает. Для того только мы и в театр ходим. Для того и сами работаем в театре.
К р а с н о в с к и й. Ну, этого я что-то уж и не понимаю. Что-то уж слишком мудреное!
К у р г а н о в. Ходить в театр, чтобы смотреть, как мои знакомые пьют чай или водку, сплетничают и ссорятся? Это я и без театра вижу.
К р а с н о в с к и й. А я люблю, когда актер загримируется под известное лицо. Чем известнее оригинал, тем любопытнее посмотреть его на сцене. Особенно, если автор и актер сумеют его хорошенько высмеять.
К у р г а н о в. Нет, в театре я хочу другого. Хочу пламенного восторга, уносящего меня из оков этого бледного существования.
М о р е в. В театре мы хотим не быта, а преображения быта силою искусства.
К р а с н о в с к и й. Не лучше ли заботу о преображении быта предоставить Государственной Думе? Пусть она совершает это силою хороших законов.
М а р и я. Вы все шутите, Алексей Николаевич. А мы говорим серьезно.
З о я. Алексей Николаевич думает, что с нами не стоит говорить серьезно.
К р а с н о в с к и й. Помилуйте, Зоя Аркадьевна! Я серьезнейший из здешних присяжных поверенных.
М а р и я. Вот вы увидите сейчас пример преображения властью искусства. Можно это сказать, потому что она ушла одеваться для танца.
К р а с н о в с к и й. Кто это она?
М а р и я. Лидия.
К р а с н о в с к и й. Тоже, конечно, жрица новой красоты и нового искусства.
М а р и я. О, какой тон! Ну да, жрица, если хотите. Жрица, потому что она самоотверженно служит своему высокому искусству.
К р а с н о в с к и й. Это маленькое неграциозное существо? Воображаю, как она танцует!
М а р и я. Да, она кажется неловкою в своей глупой блузке и в этой своей скромной юбчонке. У нее нет денег на роскошные туалеты. Свои костюмы для танца она шьет себе сама по рисункам Курганова. В ее комнате нет даже большого зеркала.
К р а с н о в с к и й. Это и видно.
М а р и я. Когда она танцует при свете бедной свечки, она смотрит на свою тень на пустой стене и так учится. Нет, вы не должны, вы не смеете смеяться над нею! И вот вы сейчас сами увидите в танце эту заклинательницу, - тогда вы скажете другое.
К р а с н о в с к и й. Посмотрим. "На свете чудеса рассеяны повсюду".
З и н к а (З о е, вполголоса). Они уже оделись. Совсем стали хорошенькая. Велели мне к господину Мореву ковер поближе подвинуть. (Громко.) Лидия Николаевна оделись, сейчас танцевать выйдут. Просят всех сесть поближе к стенкам.
Оправляет ковер. Зоя играет. Курганов и Мария отходят в сторону.
К у р г а н о в. Этот краснобай Красновский - ходячий трафарет. Говорит готовыми словами и думает готовыми мыслями.
М а р и я. Он - милый. В нем все-таки есть что-то искреннее.
К у р г а н о в. Добродетельный уж очень. Отчего он к тебе так льнет? О чем вы с ним шептались?
М а р и я. Вовсе не шептались. Ты ревнуешь! Как тебе не стыдно! Я больше могла бы тебя ревновать, если бы на это была способна.
К у р г а н о в. Как же мне не ревновать, если ты не говоришь ни да, ни нет!
М а р и я. Милый, - не время теперь. У меня сердце горит в груди, и я не знаю, не знаю, ничего не знаю. Пока не осуществила я свою мечту, что могу сказать! Ты всегда увлечен кем-нибудь, у тебя всегда есть другая, или прекрасная дама, или твоя модель. Я думаю, что ты любишь Лидию. А я, - я пока люблю только искусство.
К у р г а н о в. Как ты не понимаешь, Мария! Лидия волнует меня как художника, а ты... ты - несравненная. Лидия преображается только в танце. Для нее танец, как священнодействие.
М а р и я. Вот видишь, ты ею очарован.
К у р г а н о в. Ее танцем. Только танцем. В танце вся ее душа. Когда я зарисовываю самые трудные позы ее, она позирует с терпением факира. А в жизни она маленькая и слабая. Ты же, Мария, ты всегда горишь.
Зоя играет.
М а р и я. Лидия, тебе пора выходить.
Голоса.
- Лидия, мы ждем!
- Выходите!
- Лидочка, поскорее!
Л и д и я (из соседней комнаты). Я боюсь, боюсь. Ни за что не выйду.
К у р г а н о в. Лидия, мы ждем. Отчего же ты не выходишь?
Л и д и я. Мне страшно. Я боюсь, что надо мною будут смеяться.
Голоса.
- Никто не будет смеяться!
- Как можно!
- Что вы придумали, вздор какой, Лидия!
- Мы не такие, Лидочка, чтобы над этим смеяться!
- Право, не бойтесь!
Л и д и я. Скажите Красновскому, чтобы он не смеялся. Или пусть он уйдет.
М а р и я. Она уже оделась и не решается выйти.
З о я. Иди же, Лидия, скорее. Я уж два раза начинала играть. Никто не будет смеяться, уверяю тебя.
Л и д и я (выглядывая из двери). Слишком светло. Погасите вот эти свечи, на стене. Зинка, милая, погаси, пожалуйста.
Зинка выбегает из той комнаты, где Лидия, и гасит свечи. Комната теперь освещена только свечами на пианино.
К у р г а н о в. Я пойду за нею. Иначе она так и не выйдет. (Уходит.)
К р а с н о в с к и й. Жрица нового искусства желает поломаться.
М а р и я. Вы несносны, Алексей Николаевич.
К р а с н о в с к и й. Я только справедлив, Марья Павловна. И я не сомневаюсь, что наш милый художник быстро уговорит ее. Да вот уж они идут.
Курганов выводит Лидию, одетую в тунику. В дверях она слегка упирается, схватившись за косяк двери. Курганов ее увлекает, Лидия вдруг быстро и легко выбегает на середину комнаты и останавливается.
К р а с н о в с к и й. Это вы называете оделась? Ну, такая одежда не по нашему климату, хотя и делает честь вкусу художника.
М а р и я. Молчите. Не смущайте ее. Здесь нет рампы, и наши замечания доходят до исполнителей. Мы должны участвовать сочувствием в действии, а не мешать ему.
Л и д и я. Ничего, пусть говорит что хочет, теперь уж мне все равно. Я никого не вижу. Нет стен. Вокруг меня ночь. Я стою в поле. Под моими ногами трава. Месяц встал. И душа моя вся - музыка.
Зоя играет. Лидия танцует.
К у р г а н о в (читает стихи Александра Блока):
Я не звал тебя, сама ты
Подошла.
Каждый вечер запах мяты.
Месяц узкий и щербатый.
Тишь и мгла.
Словно месяц встал из далей,
Ты пришла
В ткани легкой, без сандалий,
За плечами трепетали
Два крыла.
На траве, едва примятой,
Легкий след.
Свежий запах дикой мяты,
Неживой, голубоватый
Ночи свет.
И живу с тобою рядом,
Как во сне,
И живу под бледным взглядом
Долгой ночи,
Словно месяц там, над садом,
Смотрит в очи
Тишине.
Лидия кончила танец. Убегает. Похвалы и рукоплескания, если танец и чтение одобрены публикою.
М а р и я. Какие стихи, какая музыка! О, на что можно променять такие мгновения! Как радостно, что мы не одни, что с нами прекрасные, вдохновенные поэты наши в тоске и в мечтах своих! О дивная музыка дивных строк! Дивно поющее тело человека!
Зинка вносит вино, все берут стаканы.
К у р г а н о в. Друзья мои, мы все любим искусство и живем для него. Я поднимаю мой стакан за тесную дружбу всех искусств, за их объединение в театре, пью за новый театр!
Слышны приветственные и сочувственные восклицания. Лидия бежит к Мореву, во время действия неподвижно сидящему на одном месте, и чокается с ним. За нею и все чокаются с ним.
М о р е в (чокаясь). Я верю, я жду.
Застенчивый юноша. Позвольте, товарищи. Если за театр, то я хочу тоже прибавить... выпить за русское искусство, потому что хотя там, за границей... но вообще, у нас свои художники и поэты, и своя старина, и я пью за русское искусство.
Сочувственные возгласы. С ним чокаются.
К р а с н о в с к и й. Не понимаю, что хорошего в этом танце. Какие-то странные, ничего не выражающие движения. По-моему, уж если вальс, так вальс, мазурка, так мазурка.
М а р и я. Инженю, так инженю? Все в готовых формах, застывших раз навсегда?
К р а с н о в с к и й. Все в определенных формах. И зачем танцевать без башмаков, - тоже не понимаю.
Л и д и я. Танец - это радость свободного движения. Экстаз освобождения от всего, от всех земных, условных пут...
К р а с н о в с к и й. Мы понимаем освобождение иначе. Освобождение от чего? Вот свобода слова...
З о я. Знаем, знаем. Конституция? А я думаю, что гражданской свободы достоин только тот, кто свободен во всем и во всем правдив.
К р а с н о в с к и й. Какая же здесь правда, в этом танце? Разве радость и веселость надобно изображать непременно только этими движениями и в этой одежде? Разве я во фраке, танцуя вальс, не могу радоваться так же, как эта барышня в хитоне, слишком легком, "рассудку вопреки, наперекор стихиям"? Правда, я охотно признаю, что этот хитон к ней очень идет и что она в нем очень мила. Но и мой фрак имеет, надеюсь, свои достоинства.
З о я. Ваша страсть к цитатам заставила вас самого осудить ваш фрак. "Рассудку вопреки, наперекор стихиям" - ведь это о фраке сказано.
К р а с н о в с к и й. Позволю себе в данном вопросе не согласиться с Грибоедовым.
М а р и я. Радость поет во всем моем теле, и каждым моим движением я говорю о ней. Где соблазны, где нечистые мысли, там нет радости и не может ее быть. Только беспорочная нестыдливость радует сердце человека. Мы должны быть, как дети, невинны, чисты и нестыдливы.
М о р е в. Так, дитя мое.
К р а с н о в с к и й. Ну, если бы мы все...
М а р и я. Вы все делайте, как это у вас повелось. Но не мешайте искусству быть выше жизни и чище жизни.
К р а с н о в с к и й. Ну, я допускаю, когда мы в маленькой компании. Но выходить так на забаву толпе праздных людей - это, по-моему, не дело.
К у р г а н о в. Довольно мы замыкались в подполье, в домах, тесных и душных. Искусство должно быть всенародным, должно выйти через театр на площадь, на улицу, всех убедить, всех утешить, всем облегчить бремя тусклых, безрадостных будней. Великие судьбы ждут искусство будущего.
Зоя играет. Молодежь танцует.
К р а с н о в с к и й (отводя Марию в сторону). Марья Павловна, предоставим, как это говорится, астрономам доказывать, что Земля движется вокруг Солнца, а мне позвольте сказать вам о том, что меня наиболее занимает. Пока эта шумная молодежь веселится, а господин М о р е в с философическим спокойствием наблюдает коловращение света, я бы хотел сказать вам, что называется, пару искренних слов.
М а р и я. Говорите, Алексей Николаевич, я слушаю.
К р а с н о в с к и й. Вы меня извините, Мария Павловна, если мое красноречие мне изменяет. В некотором роде я выступаю новичком, и потому вы не осудите меня за это волнение, неизбежное при произнесении первой, в некотором роде, речи.
М а р и я. А вы бы, Алексей Николаевич, прямо перешли к делу, без всяких ораторских приемов.
К р а с н о в с к и й. Вы так приказываете? Слушаю-с! Ваша воля - для меня закон. Итак, позвольте сказать прямо, - Марья Павловна, я вас люблю.
М а р и я. Не говорите, не говорите мне об этом. Я занята одною своею мечтою. Я стремлюсь только к ней. Я вся поглощена этим, вне этого меня нет, все мои силы должна я отдать дорогому для меня искусству.
К р а с н о в с к и й. Вот потому-то я и говорю вам теперь то, что хочу сказать. Я хочу отвести вас от той ужасной и гибельной бездны, по краю которой вы так беспечно и неосторожно ходите. Вы не будете иметь успеха. Хуже того, - вы погибнете в этом омуте.
М а р и я. Почему? И какую вы видите под ногами моими бездну? Я вижу сияющие высоты и радужный мост к ним.
К р а с н о в с к и й. А мост над чем?
М а р и я. Если есть под этим мостом бездна, я не хочу глядеть в нее, чтобы у меня голова не закружилась.
К р а с н о в с к и й. Самообман!
М а р и я (не слушая его). Я не хочу брать с собою никакого груза, никаких привязанностей, чтобы легко и свободно перебежать опасное место.
К р а с н о в с к и й. Не поскользнитесь.
М а р и я (не слушая). Я счастлива, я молода, в груди моей радость, в сердце моем источник великих сил. В душе моей, как в Эдеме, поет райская птица.
К р а с н о в с к и й. Не верьте этой коварной птице.
М а р и я (не слушая). Когда я утром просыпаюсь, я вдруг вспомню о моей мечте, мое сердце бьется, бьется, и вся душа моя теснится в груди. О жизнь, молодость, мечта, - какое счастье, какое опьянение!
К р а с н о в с к и й. Вы хотите чего-то странного, что, поверьте, никому не нужно. Нам всем надобно не то, о чем вы мечтаете. Мы хотим искусства, изображающего нам реальную жизнь, научающего нас добру, отвращающего от зла.
М а р и я. Искусство это и есть то, что на ваш взгляд никому не нужно. Но потому-то оно и дорого всем. Оно говорит не о добре и не о зле, оно говорит о верховной красоте, потому что только в прекрасном истинная мера добра.
К р а с н о в с к и й. Не будем спорить, Марья Павловна, о предметах отвлеченных. Выходите за меня замуж. Мне жаль думать, что ваш юный энтузиазм будет потрачен на пустую погоню за призраками, на борьбу с ветряными мельницами.
М а р и я. Да как же, Алексей Николаевич, я выйду за вас замуж? Ведь вы не пустите меня на сцену? А без сцены я не могу жить.
К р а с н о в с к и й. Да, Марья Павловна, теперь не пущу. Для вашего же собственного блага не пущу. Потом - может быть.
М а р и я. Когда же потом?
К р а с н о в с к и й. Потом, когда вы успокоитесь. Потом, когда вы поймете, что любимое вами искусство - буржуазное искусство.
М а р и я. Это - неправда!
К р а с н о в с к и й. Что ваш художественный символизм и анархизм - утеха и услада благополучных и сытых людей.
М а р и я. Подобных вам?
К р а с н о в с к и й (словно не слыша). И что единственное хорошее, настоящее искусство - честный реализм. Только этим реализмом и сильны русская литература и русское искусство. Только этим честным реализмом они и прославились на весь мир.
М а р и я. Всегда люди, подобные вам, говорили, что хорош только вчерашний день. Мы вчерашнего дня не забываем, но хотим и завтрашнего!
К р а с н о в с к и й. Не верю я в ваш завтрашний день. Не верю и этому сумасбродному фантазеру Мореву.
М а р и я. Не говорите так о нем. Вам не понять его беззаветного служения искусству. Я преклоняюсь пред этим человеком, след его ног готова целовать. Вся жизнь его - один идейный подвиг. А вы - недобрый. Я вас не люблю.
К р а с н о в с к и й. Полюбите.
М а р и я. Нет, никогда не полюблю. Мы с вами совсем по-разному смотрим на вещи.
К р а с н о в с к и й. Разве это так важно? Вы сами скоро увидите, что ошибались.
М а р и я. Нет, я вас никогда не полюблю.
К р а с н о в с к и й. Вы говорите, как маленькая девочка. Что вы понимаете во всем этом? Вы еще никого не любили?
М а р и я (улыбаясь). Любила - маму, папу, няню.
К р а с н о в с к и й. Вы еще не знаете, Марья Павловна, что такое любовь. Любовь заразительна, как оспа.
М а р и я. О, избавьте меня от опасности заразиться ею от вас!
К р а с н о в с к и й. Только поверьте, что я вас люблю, как никто вас полюбить не может, и вы непременно полюбите меня.
М а р и я. Вы очень самоуверенны, Алексей Николаевич. Почему вы думаете, что никто не может полюбить меня так, как вы?
К р а с н о в с к и й. Потому, что я люблю вас за вас самих, а другой полюбит вас за ваши приятные слова о каких-то исканиях и настроениях, за вашу счастливую сценическую наружность, за ваши очаровательные плечи и жемчужную грудь, за ваши стройные ноги, наконец, может быть, за ваше бесстыдство, за все то, за что я готов был бы порою убить вас.
М а р и я. О, как грозно!
К р а с н о в с к и й. Как они смеют смотреть на вас? Как они смеют подходить к вам?
М а р и я. Кто же дал вам право говорить так со мною? О, какой вы недобрый! Я вас начинаю бояться.
К р а с н о в с к и й. Простите. Да, я увлекся. Мне лучше уйти. Прощайте, Марья Павловна. (Жмет ей руку и печально идет к выходу. На пороге останавливается и патетически говорит.) Вспомнишь меня, придешь ко мне.
М а р и я. Никогда.
Красновский уходит.
Л и д и я (К у р г а н о в у). Ты, милый художник, меня никогда не полюбишь?
К у р г а н о в. Я тебя люблю, Лидия.
Л и д и я. Ты любишь Марию. Мне иногда становится грустно, когда я позирую тебе и вдруг замечаю, что ты не смотришь на меня и думаешь о ней. Ты любишь Марию.
К у р г а н о в. Люблю Марию. Я люблю Марию навсегда. Она - моя роковая.
Л и д и я. А она тебя любит, как ты думаешь? Любит? Жить без тебя не может?
К у р г а н о в. Она меня томит и мучит. Любит, быть может, не любит.
Л и д и я. Полюби меня. Полюби, мой милый.
К у р г а н о в. Когда я думаю о Марии, я не могу тебя любить.
Л и д и я. Ты всегда о ней думаешь. Никогда не думаешь обо мне.
К у р г а н о в. Когда я гляжу на тебя, я забываю о ней. Когда же я вижу твои мелькающие в легком танце ноги, я забываю обо всем в мире, забываю даже о себе.
Л и д и я. Отчего же, когда я тебе позирую, ты иногда вспоминаешь о ней?
К у р г а н о в. Но ведь она же - моя госпожа, возлюбленная. Когда я пишу, я озабочен не тем, что передаю полотну, а тем, как это сделать, и тогда чары твоих глаз, милая заклинательница, теряют надо мною власть.
Л и д и я. Ты любишь меня немножко, иногда. Но мне и этого довольно. Я, может быть, и так любить не могу. Никого не люблю и только хочу, чтобы меня полюбили хоть немножко, чтобы хоть как-нибудь приласкал меня мой милый.
К у р г а н о в. Бедная Лидия! А я, - мне кажется иногда, что в моей груди две души, что одной любви мне мало.
Л и д и я. Вот Мария подходит к тебе. Я люблю ее за то, что ты ее любишь, и боюсь ее. Я пойду к другим. Я не смею спорить с Мариею.
К у р г а н о в. Скажи, Мария, отчего Красновский ушел так рано и был так взволнован?
М а р и я (мечтательно). Он сказал, что любит меня.
К у р г а н о в. А ты?
Молодежь собирается танцевать. Шум, двигают стулья. Зоя садится за пианино. Слышны возгласы:
- У меня нет дамы.
- Танцуй с Зинкою.
- Зинка, иди к нам.
- Художник, осторожнее! Руку свернул!
- Приходите завтра на вернисаж.
- Увидимся, милый?
- Господа, не напирайте!
- Пощадите предметы искусства!
М а р и я. Он сказал, что любит меня так, как никто полюбить меня не может.
К у р г а н о в. Как сорок тысяч братьев любить не могут? О, как ненавистны мне эти люди, всегда говорящие чужими, готовыми словами! Самые пламенные и чистые слова они превращают в истертые двугривенные!
М а р и я. Он говорит чужие слова, как свои. Он думает и чувствует чужими мыслями и чувствами так искренно, как будто бы сам нашел все это.
К у р г а н о в. И ты ему веришь?
М а р и я. Кто повторяет чужие слова, повторит когда-нибудь и мои.
К у р г а н о в (повторяет настойчиво). И ты ему веришь?
М а р и я. Я хотела бы всегда верить себе самой.
К у р г а н о в. Только себе?
М а р и я. И тебе. Но как же я тебе поверю? Ты любишь другую. Вот, она все время сидела там в уголке и не спускала с тебя внимательных глаз. И глаза у нее странные, полные очарования, как у заклинательницы, которой послушны змеи. И мне было жутко. Слава Богу, Качаев повел ее танцевать.
К у р г а н о в. Верь мне, Мария, верь. Верь моей любви и не верь моим изменам. Я непостоянен, я, как ребенок, перебегающий от одной игрушки к другой. Но ты для меня больше, выше, чище всего, что я знаю. Никогда, никогда я не разлюблю тебя. Всегда, всегда, в мечтах и в жизни, я буду с тобою. Ты для меня единственная и роковая.
Мария смотрит на него нежно и молчит. Музыка и танцы. Морев сидит в углу все на том же месте и пристально смотрит перед собою в пространство.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ править
Прошло два года.
Квартира Марии.
Мария и Курганов.
К у р г а н о в. Вчерашний спектакль был настоящим торжеством искусства.
М а р и я. Торжество!
К у р г а н о в. Никогда еще в театре я не испытывал такого восторга. Наконец ваш театр вступил на настоящий путь. И как хороша была ты, Мария!
М а р и я. И все-таки провал! И какой жестокий! Как они ужасно свистали!
К у р г а н о в. Это было подстроено. Все это безобразие - кашель, смех, шиканье, свистки всегда начинались с одного и того же места в партере, где сидел этот господин, - я его знаю в лицо, но всегда забываю его фамилию. Я уверен, что все это - интрига Левиной. Зачем не ей дали эту роль.
М а р и я. Она сама высказывалась против пьесы Морева.
К у р г а н о в. Да, а вот когда мы с такими усилиями добились ее постановки, так и Левина непрочь была сыграть твою роль. И вот теперь мстит, и ее друзья нападают на тебя за твою игру, на меня за мои декорации и костюмы.
М а р и я. Нет, этому я не верю. Просто мы разошлись с общим вкусом.
К у р г а н о в. Ну, ведь это только публика первых представлений.
М а р и я. Вот, два года я на сцене. И все не так, не так, как я хочу, все мечта моя светлая рушится. Как все это было тяжело, - уступать беспощадным требованиям жизни, публики, дирекции театра, работать среди постоянных интриг, считаться с рецензентами, с авторами ходких пьес, с антрепренером! Какой ужас, - постоянно играть в пьесах, слишком приспособленных ко вкусам толпы! А толпе нет никакого дела до искусства, ей нужна только прописная мораль или то, что щекочет ее нервы. Когда наконец добьешься своего - провал.
К у р г а н о в. Мария, не унывай, не грусти. Я не могу тебя видеть такою. Вот и у меня тоже неудачи, до сих пор меня отвергают, картин моих не берут на выставку. Но я не хочу сдаваться - пусть останусь один, пусть меня никто, кроме тебя, не признает. Бери пример с Морева. Всю жизнь он работает, упорно идет к великим своим целям и не обращает внимания на брань, на издевательства, на травлю, на общественное равнодушие. Как он стоял вчера под градом свистков, такой же спокойный и даже менее печальный, чем всегда. Мне было его нестерпимо жалко, и в то же время я был горд за него.
М а р и я. Говорят, что его пьеса больше не пойдет, - Биркин боится повторения скандалов.
К у р г а н о в. Этого не может быть.
М а р и я. Говорят, все в труппе это говорят. И злорадствуют многие.
К у р г а н о в. Вчера провал, завтра будет торжество. Не надо падать духом. Мы победим. Верь в это, Мария. Настаивай, чтобы пьеса шла во что бы то ни стало.
М а р и я. Я так устала, так измучена. Где же новые горизонты, где эта идеальная работа? Почему меня хвалят, когда я играю ненужные, чуждые мне роли? Почему меня любят те, кто от меня так далеки? И почему меня не любит тот, кого я люблю?
К у р г а н о в. Мария, ты ко мне несправедлива. Я люблю тебя.
М а р и я. То же самое ты говоришь Лидии.
К у р г а н о в. Ты ревнуешь, Мария. Когда я говорю, что люблю тебя, и говорю, что люблю Лидию, я каждый раз говорю искренно, хотя это два совершенно различных чувства. Но что же мне делать, если так бедно человеческое слово и если так богата и широка душа человека! И если ты ревнуешь, Мария, ты ревнуешь напрасно.
М а р и я. Нет, я не ревную. Но я печальна. И это отнимает от меня все мои силы. Нас так мало! Подумай, вспомни, - вчера, в театре, какое беспощадное злорадство! Какие чужие, убийственно-равнодушные лица! Ни одного сочувствующего взгляда! Твои декорации назвали вываренной синькой. Вчера я в первый раз усомнилась, - не одни ли мы, сможем ли мы когда-нибудь пробить эту стену, увлечь их, заставить нам поверить?
К у р г а н о в. Но ты-то поверишь когда-нибудь мне, Мария! Ведь это жестоко, наконец! Два года я прошу твоей любви, но ты только ревнуешь меня, я измучен, теряю веру. Полюби меня, - я найду силы гору сдвинуть. Ревнуешь меня, а сама поощряешь ухаживания Красновского. Вот и теперь я вижу на твоем столе письмо от него. Он был вчера в театре и поспешил написать тебе. Знает, в каком ужасном состоянии ты должна теперь быть, и спешит этим воспользоваться.
М а р и я. Ты прочитал письмо?
К у р г а н о в. Не имею привычки читать чужие письма. Да и когда же бы я успел? Но его почерк бросается в глаза.
М а р и я. Обыкновенный почерк.
К у р г а н о в (язвительно). Как у всех! И все же я научился его различать, и он меня волнует и бесит.
М а р и я. Красновский опять предлагает мне руку.
К у р г а н о в. Что ж, Мария, тебя прельщают его деньги? Или его "честный реализм"?
М а р и я. Его возможности.
К у р г а н о в. Сколько бы у него ни было денег, он не сделает того, что ты хочешь, Мария. Он не устроит для тебя театра, если ты не уверуешь в дорогой его сердцу честный реализм.
М а р и я. Я верю в чудо. Верю в чудо, потому что в себя верю. Несмотря на всю мою печаль, вопреки всей моей слабости, все-таки верю в себя. Ведь я, как и всякий человек, пришла в мир для того, чтобы пройти путем единственным, еще никем не пройденным, свершить то, что еще не бывало, чего не бывает. Стоит только захотеть, сильно захотеть. Он создаст для меня театр. Я хочу, хочу, хочу! Ах, да нет, что же это я говорю! Я люблю тебя. И все же, все же... Нет, я не пойду за тобою. Не победив, ничего еще не сделав, нет, нет! Ни в себе, ни вкруг себя ничего не понимаю. Только хочу, хочу, хочу! Ах, какая тоска! (Падает на диван и плачет.)
К у р г а н о в. Мария, успокойся. У тебя нервы расходились.
М а р и я (вдруг вскакивает и смеется.) Нервы, нервы, нервы! Нервочки, матушка Марья Павловна, как говорит Биркин. (Смеется и плачет.)
З и н к а. Господин Морев пришли. Цветы принесли и сами очень веселы.
М а р и я. Проси, проси! Бедный автор! Как мне тяжело на него смотреть! Чем я его утешу! (Быстро идет навстречу Мореву.)
Входит Морев с букетом белых роз, сосредоточенный, но взволнованный.
М а р и я. Милый, дорогой учитель! Простите меня!
М о р е в. Прекрасной воплотительнице моей мечты хочу принести этот смиренный дар любви и преклонения. (Целует руку.) Благодарю! Благодарю!
М а р и я (беря цветы). Дорогой друг! Если бы не ваша ясная вера, не ваше мудрое терпение, мы бы совсем пали духом!
М о р е в (растроганно). Не думал никогда при жизни дождаться постановки хоть одной из моих пьес на большой сцене. И вот настал день. Вчерашний день был для меня большим, радостным праздником. Вы, Мария, и милый художник, - вы доставили мне эту радость.
М а р и я. Но как ужасно вела себя публика!
М о р е в. Вы сделали свое дело прекрасно, а все остальное - суета.
К у р г а н о в. Слышишь, Мария! Настоящий взгляд мудреца на вещи.
З и н к а. Господин Биркин пришли. Очень сердиты, пыхтят с ожесточением и меня даже не ущипнули.
М а р и я. Проси. И не болтай глупостей.
К у р г а н о в. Может быть, мне лучше уйти? Я боюсь, что скажу ему лишнее. Я так взволнован тем, что ты говоришь.
М а р и я. Останься. Или нет, уйди. Пошли ко мне Лидию. Хочу поговорить с нею. Хочу взглянуть в глаза моей судьбе.
М о р е в. Позвольте и мне проститься с вами.
М а р и я. Милый, дорогой учитель! Как тяжело и как радостно! (Целует его.)
Входит Биркин. Целует руку Марии, пожимает руку Курганову и Мореву.
Б и р к и н. Художнику наше почтение! Господину автору! Много благодарен, уж истинно могу сказать! Удружили!
М а р и я. Автор заслужил благодарность, и не такую сердитую. И художника работа немалая и прекрасная.
Б и р к и н. Матушка Марья Павловна, что ж вы со мною сделали?
М а р и я (устало). Что я с вами сделала?
Б и р к и н. Голову вы с меня, матушка, сняли. Так подвели, так подвели, - мочи нет. Прямо в калошу посадили и мокрым лаптем накрыли.
М а р и я. Вот, послушайте его. (Смеется, точно плачет.)
К у р г а н о в. Напрасно, Иван Кирилыч, вы так волнуетесь. И сами волнуетесь, и Марию Павловну обескураживаете. Наше дело правое. И пьеса, и постановка.
Б и р к и н. Голубчик Григорий Андреевич, что вы! Полный провал. Продажи никакой, а расходов-то сколько было! Одни ваши, Григорий Андреевич, декорации, посчитайте-ка, во сколько мне влетели! Разорили, не в обиду вам будь сказано. Говорил я вам, матушка Марья Павловна, что такая пьеска не пойдет. Я старый воробей, меня на мякине не обманешь.
К у р г а н о в. Кто же вас обманывал? Мы вас честно и откровенно предупреждали, что рассчитываем только на литературный и художественный успех, а не на кассовый.
Б и р к и н. То-то вот я, старый дурак, поверил вам да и влетел.
М о р е в. Вы, Иван Кирилыч, очень раздражены и говорите слова, о которых потом сами пожалеете.
Б и р к и н. Это почему же-с?
М о р е в. Потому, что это - нехорошие и несправедливые слова. Моя пьеса поставлена очень хорошо, и вы можете этим гордиться.
Б и р к и н. Нечем гордиться-то, господин автор! Свисту что было, забыли?
М о р е в. Это ничего не доказывает. Вы - опытный театральный деятель. Ведь если вы взяли мою пьесу, значит, она вам понравилась.
Б и р к и н. Навязали, батенька, навязали! Турусы на колесах подпустили, облапошили меня, старого дурака.
К у р г а н о в. Иван Кирилыч...
М а р и я (перебивая). Вы забыли, Григорий Андреевич, о чем я вас просила. Пришлите мне Лидию, я хочу ее видеть, сейчас же, непременно хочу. (Тихо.) Теперь вы берите пример с Морева, не становитесь на одну доску с этим торгашом.
К у р г а н о в. Иду. Я только хочу сказать, что вот вы сами увидите, Иван Кирилыч, на втором представлении будет другая публика и другой прием. (Прощается и уходит.)
М о р е в (уходя и целуя Марии руку). Я верю, я жду.
М а р и я. Все-таки, Иван Кирилыч, эта пьеса должна идти... Прекрасная пьеса, достойная высоких задач театра! Она должна идти, хотя бы и при пустом зале. Да и не так же безнадежно отношение к ней публики. Поймут. Критика объяснит.
Б и р к и н. Матушка Марья Павловна, да уж все газеты изругали, хуже не надо. Стыдно глаза в люди показать, вот как облаяли. Никогда в моем театре такого скандала не было, и такой пустоты в кассе не бывало.
М а р и я. Мы должны продолжать во что бы то ни стало. Не может быть, чтобы в этом городе, таком большом и прекрасном, таком фантастическом, в городе, где так много чуткой, милой молодежи, в городе, где рождаются идеи, где живет дух великой страны, в городе, который и сам создан творческою мечтою венчанного преобразователя, чтобы в этом городе мы не нашли друзей истинного искусства. Вы это увидите. Они придут к нам, милые, чуткие друзья! Они скажут нам свое искреннее, верное слово! Для них мы должны играть эту пьесу.
Б и р к и н. Матушка Марья Павловна, что вы говорите! Никак нельзя! Убытки! Да никак нельзя! Нет, уж я распорядился снять пьеску, уж как вы хотите. Для кармана уж очень обидно. Да и самолюбие страдает.
М а р и я. Это невозможно! Я хочу играть! Я должна играть!
Б и р к и н. Матушка Марья Павловна, не беспокойтесь! Вы и будете играть. Вот я вам рольку принес. Вот так ролька - пальчики оближете! Без всякой стилизации, без символизма, без модернизма, без всего такого ядовитого, - все, как следует по христианскому обыкновению.
М а р и я (берет тетрадку, смотрит ее, бросает на стол). Это играть? Ни за что!
Б и р к и н. Матушка Марья Павловна, играли же вы раньше этого автора! Что же вы теперь на него так взъелись?
М а р и я. Раньше! Да, я уступала вам, я ждала. Я играла, чтобы ваша касса делала сборы. Разве я не поправила дела вашего театра? Разве публика не ходила смотреть мою игру? Как я работала для вас прошлые два года! В огне горела, в смоле кипела.
Б и р к и н. Что и говорить - все больше с аншлагом пьески шли. Играли вы, матушка Марья Павловна, концертно. Битковые сборы делали. Да и не одна вы постарались. Подобралась у меня труппочка, не стану Бога гневить, на редкость хорошая.
М а р и я. Если я играла все это, такое чужое мне, играла для вашей кассы, то и вы должны что-нибудь сделать для меня. Иван Кирилыч, миленький, Христом Богом прошу вас, не снимайте этой пьесы.
Б и р к и н. Матушка Марья Павловна, никак нельзя. Не могу торговать себе в убыток. Опять же и товарищи ваши пить-есть хотят. Хоть разорвись, первое число придет - всем жалованье подай. А из чего я буду платить, если сборов не будет?
М а р и я. Ставьте ее хоть два раза в неделю. Хоть один раз! Только не снимайте.
Б и р к и н. Это нам несподручно, канитель такая. Это, что называется, игра свеч не стоит, - за электричество больше заплатишь, чем касса выручит.
М а р и я. Ради Бога! Иван Кирилыч! Ну хотите, я на колени перед вами стану!
Б и р к и н. Что вы, матушка Марья Павловна! Стою ли я, старый дурак, такой чести! Дайте, я ручки ваши атласные расцелую! Раскрасавица вы моя, Марья Павловна! Да стоит вам захотеть только, ведь вы из меня, старого дурака, веревки вить станете.
М а р и я. Что вы говорите, Иван Кирилыч!
Б и р к и н. Несравненная вы моя, божественная! Так я вами очарован, сказать не могу. Все для вас сделаю, только будьте со мною поласковее. Стар, глуп, а сладенького хочется.
М а р и я. Иван Кирилыч, что вы хотите сказать?
Б и р к и н. Матушка Марья Павловна, осчастливьте меня, хрена старого, а и стар, да заборист, катнем ко мне сейчас завтракать. У меня способнее, прохладно до делов договорим. Конечно, если не погнушаетесь мною, автомобиль у подъезда...
М а р и я. Нет, нет, вы меня не поняли. (В волнении идет к окну и говорит сама себе, не замечая, что говорит вслух.) Боже мой, и это перенести, и это! Или в самом деле согласиться? Нет, что я, - искусству только чистыми средствами можно служить.
Б и р к и н. Человек я одинокий. Денег у меня не то чтобы куры не клевали, - не держу кур, - но все-таки могу предоставить. Вы меня, старого дурака, потешите, я вас, голубушку, раскрасавицу мою, уважу, и пьеска пойдет, куда ни шло, все будет по-хорошему.
М а р и я. Перестаньте!
Б и р к и н (войдя в азарт). Матушка Марья Павловна, яхонтовая, пользуйся, пока я в азарте, лупи с меня, старого дурака. Хошь так - окроме того, что по театру причитается, квартира моя со всем снарядом, пятьсот в месяц на булавки, выезд мой, - ну, по рукам?
М а р и я. Подите прочь! Что за гнусность!
Б и р к и н. Это к чему же такие слова? Как будто я по-хорошему, с моим уважением и с ласкою.
М а р и я. Спасибо за ласку. Хороша ласка! Форменный торг: чтобы вы не снимали пьесы, я должна... должна... как это поется:
Перед мальчиками
Ходит пальчиками,
А перед зрелыми людьми
Ходит белыми грудьми.
(Хохочет, едва сдерживая слезы.)
Б и р к и н. Хе-хе, вот оно самое! В точку потрафили. Вот именно - перед зрелыми людьми, хе-хе-хе! Шутница вы, матушка Марья Павловна! Ну что ж, по рукам?
М а р и я (строго). Этот торг не состоится. Нет, я не поеду к вам завтракать. И уйдите вы от меня, прошу вас.
Б и р к и н. Как желаете. А рольку эту я вам оставлю. Уж потрудитесь поучить.
М а р и я. Ни за что не возьму. Не буду играть этого. Не могу, не могу, поймите, не могу!
Б и р к и н. Обязаны играть, матушка Марья Павловна.
М а р и я. Не хочу.
Б и р к и н. Уволить в таком случае придется. Неиграющих актрис не требуется. Не столь богаты.
М а р и я. Как хотите.
Б и р к и н (дрожа от злости). В театр на порог не пущу. Жалованье платить буду, контракта не нарушу, а играть ничего не дам. И мазню эту синюю вашего дружка сегодня же на чердак велю вынести.
М а р и я. Не надобно мне ваших денег. Не надобно мне вашего балаганного театра. Вот ваш договор, не нужен он мне больше.
Дрожащими руками Мария выдвигает ящик стола, роется там, вынимает бумагу и рвет ее. Бросает ее на пол и бессильно опускается на стул.
Б и р к и н. Ну, это еще мы подумаем. Имеете ли вы право? Копию разорвали-с, а подлинник в конторе сохраняется. Посмотреть, велика ли у вас неустоечка.
М а р и я. Как я была слепа, когда шла к вам, надеясь на что-то! На что я могла надеяться, имея дело с таким человеком, как вы! Вы вашим театром не ведете людей вперед, вы не подымаете общество к высоким идеалам правды и красоты, вы только угождаете грубым вкусам толпы, вы заботитесь только о сборах.
Б и р к и н. Дело коммерческое.
М а р и я. Только о деньгах. Интересы искусства - вам ничто. Битком набитый театр - только это вас влечет. Вы не смеете стать выше толпы, - и становитесь ниже ее. Да, ниже, ниже! Вы клевещете на публику, когда говорите, что она требует того, что вы ей даете! Если публика плохо разбирается в вопросах искусства, то это потому только, что вы развращаете ее вкус!
Б и р к и н. Да вы ножками-то не топайте, матушка, - не испугаемся.
М а р и я. Вы обманываете сами себя, когда унижаете ваш театр до самого низменного уровня, чтобы завлечь самую большую толпу. Это - неправда, что люди хотят зрелищ грубых и банальных! Если бы вы были смелы, если бы вы до конца полюбили искусство, толпа пошла бы за вами, толпа поверила бы вам, увенчала бы вас.
Б и р к и н. Слышали мы эти сказки, достаточно учены.
М а р и я. Любой помещик, у которого были крепостные актеры, был выше вас, - потому что он знал, чего хотел, он служил музам, он приносил жертвы на алтарь чистого искусства.
Б и р к и н. Меценаты в наше время вывелись. Теперь, матушка, изволь-ка угодить публике. Это потруднее будет. Бывало, сказывают, помещик своих актеров за провинку на конюшню посылал посечься, а нонче публика вашего брата рублем бьет. Оно небось побольнее розог будет. Ну-с, прощенья просим. Счастливо оставаться. (Уходит.)
Оставшись одна, Мария в чрезвычайном волнении бегает по комнате, хватается за вещи, судорожно рвет платок.
М а р и я. Боже мой, что ж мне делать? Что я могу! (Опускается на пол, подбирает обрывки контракта, бормочет.) Неустойка! Неустойка! А, вот она! Шесть тысяч! (Смеется.) Друзья мои, Курганов, Морев, у вас есть шесть тысяч? О проклятые торгаши, как вы любите закабалить человека! (Звонит.)
Входит Зинка.
М а р и я (с волнением). Зинка, беги скорее к Крас-новскому. Чтобы сейчас приходил. Сейчас, сию минуту! Слышишь, сейчас же, пока я не передумала! Не смей стоять. Не смей смеяться! Лети, беги!
З и н к а. Бегу бегом. Только я хотела сказать, что там Лидия Николаевна ждут. Сидят смирнехонько на стуле и пальчиками перебирают.
М а р и я. Проси.
Зинка убегает.
М а р и я (плача). Не люблю, не люблю. Только верю в чудо.
Входит Лидия.
Л и д и я. Милая Мария, ты плачешь.
Mapия. Нет, смеюсь, смеюсь до слез.
Л и д и я. Милая Мария, не стоит плакать. Вот я, как надо мною смеются, а я все танцую! Учусь, мечтаю. А сколько насмешек, сколько злости, грубой, оскорбляющей!
М а р и я. Лидия, скажи мне правду: ты любишь Курганова? Смотри мне прямо в глаза и говори.
Л и д и я. Мария, ты уже много раз меня спрашивала об этом. Я тебе говорю всегда одно и то же. Никого я не люблю и не могу любить.
М а р и я. Зачем же ты с ним? Зачем?
Л и д и я. Я холодная и печальная. Смотрю на жизнь и не люблю ее. И людей не люблю. На что мне люди? Они надо мною смеются... Только люблю мой танец, дикий и странный для людей, люблю мои руки, и ноги, и все мое тело. Когда выхожу из танца, словно перестаю жить, и мне холодно и печально. И я хочу прижаться к чьему-нибудь сердцу, которое молодо бьется и любит, и погреться теплом, хотя бы и чужим. Хочу, чтобы меня немножко пожалели, шутя приласкали бы и отпустили бы. Вот, он пришел к тебе, я слышу его голос и ухожу. (Целует Марию и уходит.)
Входит Курганов.
К у р г а н о в. Мария, ты плачешь? Что же, Биркин отказал?
М а р и я. Да.
К у р г а н о в. Мария, в эти тяжелые дни мы должны быть вместе.
М а р и я. Вместе ныть и жаловаться на судьбу? Благодарю! Не хочу я этого! Нет, я совсем ухожу из театра. Если я ему не нужна - не надо. Вот он, мой контракт, на полу, разорван. Зинка подберет его и выбросит.
К у р г а н о в. Я помогу тебе. Будем вместе, Мария.
М а р и я. Ты великодушен. Слишком великодушен. Для меня оставил Лидию.
К у р г а н о в. Мария, ты знаешь, это было мимолетное увлечение.
М а р и я. Пусть так. Но мне больно было его пережить. И оно не последнее.
К у р г а н о в. Мария, не все ли равно? Кого бы я ни любил, тебе я не изменю, к тебе вернусь. Пойми, что роковою, единственною любовью я люблю только тебя.
М а р и я. Я устала верить и ждать. Не знаю, можешь ли ты любить. Не знаю, можно ли меня любить. Я слишком увлечена искусством, и все мои чары расточены для всех, и для моей личной жизни не осталось ничего. Меня любит только тот, кто сам хочет меня любить, а я бессильна победить разлучницу и в сердце милого сжечь все иные образы. Так, должно быть, и следует мне. Но не хочу, не хочу половинного счастья, не хочу делиться ни с кем. Уйди. Я повторяю тебе твои же слова: кого бы я ни любила, я приду к тебе, когда ты позовешь меня с великою силою и с великою властью. А теперь нет в тебе этой силы, нет власти, и я тебе не могу верить.
К у р г а н о в. Жестокая! Хорошо, я уйду, но знай, что мой день настанет! Я позову тебя, я уведу тебя, и ты пойдешь за мною, где бы ты ни была! (Уходит.)
М а р и я. Милый, милый! Люблю тебя, люблю и прогоняю. Люблю, и верю, и не верю. Чудо, чудо, на каком же пути я тебя встречу? Какая жестокая судьба моя!
З и н к а (входя, шепчет таинственно). Привела.
М а р и я. Кого?
З и н к а. Застала дома. Как только услышали, что вы их ждете, так очень даже обрадовались. Сейчас меня с собою в экипаж посадили, прямо в цветочный магазин. Цветы - одно очарование, поставлены в гостиной. И в таком забвении чувств всю дорогу были, что даже ни разу не ущипнули.
М а р и я. Не болтай. Проси его сюда.
Зинка уходит. Мария ждет, волнуясь.
К р а с н о в с к и й (входя). Милая, вспомнила меня!
М а р и я. Я получила ваше письмо. Я согласна быть вашею женою. Театр я оставлю.
К р а с н о в с к и й. И отлично делаешь, милая Маша. После таких провалов...
М а р и я. Ни слова об этом! Скажу вам откровенно - я все еще вас не люблю.
К р а с н о в с к и й. Полюбишь, дорогая.
М а р и я. Не знаю.
Красновский хочет ее обнять. Мария падает в кресло и громко рыдает.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ править
Прошло еще три года.
Гостиная в богатой квартире Красновского.
Мария и Красновский.
К р а с н о в с к и й. Опять ты хандришь, Маша.
М а р и я. Неужели ты сам доволен нашей жизнью?
К р а с н о в с к и й. Я-то доволен. И не понимаю причин твоей хандры.
М а р и я. Скучно у нас очень, серо.
К р а с н о в с к и й. Слава тебе, Господи! Скучно! Серо! Да у нас сколько людей бывает!
М а р и я. Какие же это люди, наши знакомые! Как они мне чужды - равнодушные, ничем не горящие, ничего не созидающие обыватели!
К р а с н о в с к и й. Люди как люди! У нас бывает два бала в сезон, маскарад, обеды, мы сами постоянно куда-нибудь званы, - и это серо!
М а р и я. Да, жизнь наша тусклая, без просвета, без борьбы, без всяких устремлений. И я в ней, как камбала в аквариуме. Мечусь среди таких же глупых пленниц, и нет мне ни света, ни радости.
К р а с н о в с к и й. Кроме того, мы занимаемся благотворительностью и, надеюсь, с толком. Или тебе и это надоело?
М а р и я. Ну да, надоело. Все это мне смертельно надоело. Поменяться бы с кем-нибудь своею долею. Хоть хуже, да по-иному!
К р а с н о в с к и й. Не понимаю, чего тебе недостает. Слава Богу, дом - полная чаша.
М а р и я. Молчи, молчи! Не смей мне говорить этих мещанских благополучных слов! У меня от этих слов изжога делается.
К р а с н о в с к и й. Туалеты у тебя всегда дорогие и самые модные. Вот и это домашнее платье стоит триста рублей.
Мария с апатичным видом нагибается и рвет свое платье.
К р а с н о в с к и й. Я не понимаю, Маша, право, не понимаю. Ты нервничаешь. Занялась бы хозяйством.
М а р и я. Благонравные домашние заботы! Кому они нужны!
К р а с н о в с к и й. Или хоть устроила бы какой-нибудь благотворительный вечер, маскарад, что ли. Ты - такая мастерица на всякие выдумки.
М а р и я. Ты ничего не понимаешь! Пойми, мне противны эти стены, эти картины, все, все.
К р а с н о в с к и й. Картины! Не понимаю! Картины этого художника я видел в самых лучших домах. Его картины есть во всех хороших музеях. Он в один год на двести тысяч продал.
М а р и я. Он мне противен, гладкий, сладкий. Он мне ничего не говорит, ничего не дает. Для искусства он не откажется от жизни и от ее благ, благополучный, благопристойный, чистенький господин в ловко сшитом фраке. Он не любит искусства, он любит только крупные заказы. О мои милые, бедные товарищи, как могла я вас оставить! Уйти от вас!
К р а с н о в с к и й (досадливо). Ну уж как ты хочешь, Матиса или Сарьяна я не повешу в своей квартире. Я не хочу, чтобы все мои знакомые смеялись надо мною. Наконец, я принципиально не могу этого допустить.
М а р и я (смеется и комкает платок). Пожалуйста, вешай кого хочешь, покупай что тебе нравится. Не обращай никакого внимания на мои вкусы, на мои желания. Говори своим друзьям, что я - гадкая, что я капризничаю, ссорюсь с тобою из-за картин.
К р а с н о в с к и й. Ничего такого я никому не говорю. Ты, Маша, в этом не можешь меня упрекнуть.
М а р и я. Твои деньги меня не утешают, твоя любовь никуда не двигает тебя. Я надеялась, что твоя любовь совершит чудо, зажжет, преобразит тебя! Но чуда в нашей жизни, как видишь, нет. Все по-прежнему серо, скучно, однообразно. Да и какая твоя любовь! Тебе начинает нравиться Берта.
К р а с н о в с к и й. Ну, Маша, разве можно принимать серьезно ресторанные встречи.
М а р и я. Вам все только шутки. Если бы ты меня любил, ты бы устроил для меня театр.
К р а с н о в с к и й. Послушай, Маша, ты же знаешь, что театр для тебя я охотно устроил бы. Правда, моих денег не хватило бы, да я и не хочу вкладывать все, что имею, в предприятие рискованное. Но легко было бы найти компаньонов и устроить это сообща.
М а р и я. Милый, милый, сделай же это для меня! Если ты это сделаешь, я словно из мертвых воскресну.
К р а с н о в с к и й. Да я не могу покровительствовать этой чепухе, этому вашему "новому" искусству!
М а р и я. Милый мой, отчего же ты не хочешь, чтобы это мое дело я вела по-своему? Где же твоя любовь ко мне? Разве нельзя думать по-разному и все-таки любить друг друга и помогать один другому?
К р а с н о в с к и й. Принципиально не могу.
М а р и я. Ты меня любишь?
К р а с н о в с к и й. Конечно, люблю, ты же это видишь.
М а р и я. Если ты меня любишь, отчего же ты не сделаешь для меня этого? Ведь это сводится только к тому, что ты достанешь для меня денег. Дал же ты мне денег внести неустойку Биркину.
К р а с н о в с к и й. Ты рассуждаешь, как девочка.
М а р и я. Ну, вот! Стена!
К р а с н о в с к и й. Пойми, я не могу способствовать тому, что считаю вредным.
М а р и я. Если бы ты меня любил, ты бы для меня преступление совершил охотно.
К р а с н о в с к и й. Совершенно дамская логика! Пойми, что мне, как человеку сложившемуся и серьезно относящемуся к жизни, дороги мои убеждения. Если на одной чашке весов лежат убеждения, а на другой каприз скучающей, хотя и очаровательной деточки, то ясно, которая чашка перетянет. В миллионный раз повторяю тебе, что в области искусства я принимаю только честный прогрессивный реализм.
М а р и я. То, что ты называешь прогрессивным, очень отстало. Ты называешь мое искусство буржуазным. Ты ненавидишь буржуазное, не правда ли? Это доказываешь ты всем образом своей жизни. (Смеется.)
К р а с н о в с к и й. Я убежденный реалист, это тебе хорошо известно. А свои деньги я трачу, как нахожу это нужным. Я вижу, что разговор со мною только раздражает тебя. Да и мне это действует на нервы. Лучше я уйду. (Целует ее руку и уходит.)
М а р и я. Чуда нет. Нет. Стоят себе стенки и не сдвинутся. Клетка, клетка, золотая клетка! Хоть бы ребенка дал мне Бог! Тоска, тоска смертная!
З и н к а. Зоя Аркадьевна. Вид у них очень веселый. Меня по щеке похлопали.
М а р и я. Проси.
Входит Зоя.
З о я. Здравствуй, Мария. Я с целым ворохом новостей.
М а р и я. Милая Зоя, как я рада! Как давно тебя не видно! Хочешь чаю?
З о я. Хочу.
Мария звонит. Зинка выглядывает из двери. Мария делает ей знак.
З о я. Встретила твоего мужа в гостиной. Он сегодня очень мрачен.
М а р и я. Да? Заметно?
З о я. Он любезен, как всегда, и хорошо скрывает свое настроение. Но у кого музыкальная душа, как у меня, того не обманешь. Он сегодня сбит с ритма, - это ясно чувствуется.
М а р и я. Он меня еще любит. Но он скучный, недаровитый, серый. Надоел он мне, - все надоело. Бежать надо, но куда? Скажи, куда?
З о я. Он такой светский, любезный. Ты, Мария, к нему очень строга.
М а р и я. Весь этот лоск - мишура. У него нет таланта к жизни. Он ничего не способен создать. Такие люди только держатся за принятое, за условное, за признанное, только старое повторяют. Никогда я его не любила! Потому, должно быть, и детей у нас нет.
Зинка приносит чай.
З о я. Вот свежая новость! Катя Кривцова выходит замуж за Бехтера.
М а р и я. Как за Бехтера? Говорили, что она помолвлена с Крайним.
З о я. Нет, это разошлось. Катя с Крайним из-за чего-то поссорились, - ты знаешь, Катя такая легкомысленная, а Крайний оказался очень ревнив.
М а р и я. Бехтер, кажется, был женат?
З о я. Да, представь, это был, по-видимому, такой счастливый брак, и вдруг, совершенно неожиданно, они разводятся и говорят, что Сонечка Бехтер выходит за графа Сиверского. Крайний очень мрачен был, но вдруг, должно быть, с досады, стал ухаживать за Варварою Гранцовой.
М а р и я. Что ты говоришь?
З о я. И говорят, имеет успех.
Смеются.
З о я. А с Лидией что, ты слышала? Ей запретили выступать.
М а р и я. Что ты? Кто ж мог запретить?
З о я. Полиция. Явились на вечер, протокол составили, и милую нашу заклинательницу теперь судить будут за оскорбление чего-то...
М а р и я. Городовой в делах искусства! Бедная милая Лидия! Такая нежная, тихая! Кого она оскорбить могла! Бедные мы, бедные все, разбиты, разъединены, слабы. Ничего достигнуть не сможем! А я, я хуже всех.
З о я. Я хотела тебе еще рассказать. Да боюсь, еще больше расстрою. Вижу, ты сегодня не в духе.
М а р и я. Говори. Ты, Зоя, мне точно из другого, моего мира, вестник. Того мира, из которого я сама ушла. Я люблю тебя слушать, даже когда ты о пустяках рассказываешь. Когда ты говоришь, у меня в груди словно птичка поет. Если бы я была не женщиною, я бы влюбилась в тебя. Говори, говори, какие у тебя еще новости.
З о я. Да ведь все равно ты к нам не пойдешь. Только будешь волноваться.
М а р и я (взволнованно хватает ее за руку). Ты о чем? Неужели? Я уже знаю, о чем ты хочешь сказать. Сердцем чую. Ты о театре, о новом театре!
З о я. Курганов каким-то чудом достал денег.
М а р и я. Неужели, Зоя? И много?
З о я. На год хватит. А там видно будет. Репертуар у нас, как ты знаешь, есть, молодых актерских сил немало, мы призовем всех друзей наших и начнем свое дело. Подробнее расскажет тебе все Курганов. Он сейчас у Морева. К нему полетел к первому.
М а р и я. Зоя, если ты шутишь, это так жестоко! Зоя, это правда? У вас будет свой театр?
З о я. Мария, не волнуйся. Еще неизвестно, выйдет ли что-нибудь из нашей затеи.
М а р и я. Выйдет, выйдет. Не может быть, чтобы опять рухнула мечта! Это было бы слишком жестоко!
З о я. Мария, ты будешь с нами? Пойдешь к нам?
М а р и я. О, как бы я была счастлива, если бы я могла быть с вами! Он будет удерживать меня. Что мне делать? Он все еще меня любит!
З о я. Разве он купил тебя? Разве ты не свободна?
М а р и я. Если бы я была свободна! Впрочем, что же связывает меня? Я так хотела ребенка, - но детей у нас нет. Правда, он меня любит.
З о я. Но ведь ты его не любишь?
М а р и я. Знаешь, Зоя, когда я вспомню, как он заботился обо мне, у меня сжимается сердце. Правда, он не хочет, да и не может устроить мне театр. Он смотрел на это мое желание как на детский каприз. Но все-таки, Зоя, жизнь связывает.
З о я. Милая Мария, для искусства, которое ты любишь, ты победишь это чувство, эту сентиментальность.
М а р и я. Искусство! Да, я хочу, хочу так, как еще никогда не хотела. Во мне опять так много веры! Так внезапно чувствую воскресающие во мне силы! Так жаль этих лет, которые отдала я нерасчетливо этой позолоченной жизни, потому что ждала чуда. Не было мне чуда, потому что я ушла с моей настоящей дороги. Но чудо будет, будет, - я опять верю в чудо, в победу. В новом, в нашем театре свершится это чудо, которого я жажду всем моим сердцем, всей моей душой! Я так рада! Мне так легко! С моих плеч словно соскочили эти годы.
З о я. Ну, не очень много лет ты здесь провела.
М а р и я. Эти три года были мне за целую вечность. А вот опять я чувствую себя молодою и сильною и с тем же детским восторгом готова начинать сначала. Мечта опять создает новый мир, новый и прекрасный.
З о я. А если твой муж не пустит тебя на сцену?
М а р и я. Тогда я совсем уйду от него. Если смогу. Зоя, мне страшно! Смогу ли я это сделать?
З о я. Захочешь - сможешь.
М а р и я. Мне жаль его! Бедный, ведь он не виноват, что так узок.
З о я. Мария, будь смелее! Помни, что для искусства ты это делаешь, для высокой нашей мечты. Или наши разговоры останутся только пустой болтовнёю?
М а р и я. Нет, нет! О Господи, помоги мне! А Лидия?
З о я. Лидия будет с нами.
М а р и я. Я боюсь ее жутких глаз.
З о я. Нет, Мария, она только странная. Мария, ты к ней не ревнуй. Она любит и не любит. У нее не такая душа, как у нас. Она каждую минуту готова уйти от него, как уже не раз уходила.
М а р и я. И возвращалась.
З о я. Если бы ты была с ним, она бы не вернулась. Уверяю тебя, она совсем не такая, как все. Поверь мне, у меня музыкальная душа, и я чувствую верно строй каждой души.
З и н к а. Господин Курганов и господин Морев пришли. С цветами. И не знают, куда поставить.
М а р и я. Проси.
Входят Курганов, радостно взволнованный, и Морев, спокойный и бледный, как всегда.
М а р и я. Здравствуйте, дорогие друзья! Зоя мне все рассказала. Поздравляю! Если бы вы знали, как я рада!
М о р е в. Радуйтесь, дитя мое! Перед вами встает то, о чем я только мечтал всю долгую жизнь.
К у р г а н о в. Помнишь, Мария: любовь сдвинет гору? Вот я и сдвинул гору из любви к тебе!
М а р и я. Ты мне все расскажешь?
К у р г а н о в. Милая Мария, если бы ты знала, сколько людей перевидал я за это время, сколько слов расточил! Какие типы встречались! Мне бы не художником, а беллетристом надо сделаться.
М а р и я. Но зато театр осуществится? Мечта наша!
К у р г а н о в. Театр будет. Пока мечты, планы, работа кипит. Но, кажется, наш день уже близок!
З о я. Покажи ей, что ты принес.
К у р г а н о в. Спасибо, Зоя, что напомнила. "Презренной прозой говоря", это программа нашего театра.
Мария читает молча.
М о р е в. То, о чем так много мы думали и говорили.
З о я. А там, на обороте, список участников.
К у р г а н о в. Вписать твое имя, Мария?
З о я. Зачем же ты ее спрашиваешь? Конечно, да.
М а р и я. Конечно, да, мой милый друг.
Слышен стук в дверь.
М а р и я. Войдите.
К р а с н о в с к и й (входя). Я вам не помешал? (Холодно здоровается с Зоею, с Кургановым и с Моревым.)
М а р и я. Напротив, ты пришел очень кстати. Вот прочти.
К р а с н о в с к и й. Что это? (Читает. Говорит резко). Вздор. Ерунда. Я на это не согласен.
М а р и я. На что ты не согласен?
К р а с н о в с к и й. Я решительно запрещаю тебе участвовать в этом нелепом предприятии.
М а р и я. Запрещаю! Какое деспотическое слово! Где же твои убеждения?
К р а с н о в с к и й. Вот во имя моих убеждений я тебе запрещаю.
М а р и я. Слушай, жалкий человек. Я свободная женщина, запрещать мне бесполезно. Я ошиблась, идя к тебе, но никакие ошибки не могут сковать человека навсегда. Я ухожу к людям, которые делают желанное мне, к людям, которые жизнь обращают в сладостную и прекрасную мечту, чтобы чарами искусства преобразить и самую жизнь, и из данной нам обычности сотворить очаровательную легенду.
К р а с н о в с к и й. Пока ты живешь в моем доме, пока ты носишь мое имя, я не могу этого допустить.
М а р и я. Ты гонишь меня из своего дома?
К р а с н о в с к и й. Нет, Маша, но этого я тебе не позволю.
М а р и я. Но это я должна сделать. Выбирай сам. Я должна быть свободна делать, что хочу. Или ты согласишься, чтобы я была с ними, или я уйду из твоего дома. Выбирай сам.
К р а с н о в с к и й. Помешать тебе безумствовать я, к сожалению, не в силах. Но не в моем доме. И не под моим именем.
М а р и я. Какой ты упрямый! Послушай меня последний раз. Пойми, это сильнее меня. Милый Алексей Николаевич, не принуждай меня. Вот я на колени перед тобой стала, прошу тебя.
К р а с н о в с к и й. Что за комедия! Встаньте.
М а р и я. Алексей Николаевич, во имя всего того, что было между нами, умоляю вас, дайте мне ваше согласие. Только одно слово скажите мне, скажите да.
К р а с н о в с к и й. Нет.
М а р и я. Нет? Только одно нет я слышу на все мои мольбы. Пусть будет так. Я ухожу из твоего дома. А твоим именем не собираюсь пользоваться. У меня есть свое, которое еще не всеми забыто. Я ухожу из этого постылого дома!
К р а с н о в с к и й (язвительно). Скатертью дорога! Но я уверен, что ты скоро вернешься. Ваша затея рухнет скоро, и тогда этот дом опять покажется тебе приятным приютом от житейских бурь. Только смотри, не будет ли тогда поздно!
М а р и я. Нет, я никогда не вернусь. Другой раз я этого безумия не повторю. И зачем ты мне грозишь? Я и сама знаю, что ты найдешь себе утешение. С Бертою или с иною ты не будешь скучать.
К р а с н о в с к и й. Вы уходите с господином Кургановым? Так, так. Посмотрю, долго ли это протянется. Господин Курганов человек увлекающийся. (Делает общий поклон и сердито уходит.)
К у р г а н о в. Мария, скажи, любишь ли ты меня теперь?
М а р и я. Ты знаешь, я люблю тебя. Я всегда любила тебя. Ушла от тебя, глупая, какого-то чуда искала на чужой дороге и не нашла. И вот, возвращаюсь к тебе, и вижу теперь огонь в твоих глазах, и слышу райскую музыку в твоей душе. И уже нет в этой музыке голосов, мне враждебных. Испытанные жизнью, теперь мы воистину будем вместе. Осуществим чудо, чудо любви нашей, и силою ее создадим новый, дивный мир, искусством преображенный! И теперь ты, милый, любишь только меня. Правда, только меня?
К у р г а н о в. Я всегда тебя одну любил, Мария.
М а р и я. Я заблудилась и ощупью возвращаюсь домой. Но не досадую на себя. Я слишком актриса, не могу разделять театр и дом. Я люблю тебя, как мечту мою победившую, и хочу быть с тобою в труде и торжестве. Вместе работать, вместе побеждать или падать.
К у р г а н о в. Да, мы с тобою, Мария, идем к новой работе, к новой любви.
М а р и я. Любовь горы двигает, любовь чудеса делает. С тобою, милый, пойду, хочу служить новому искусству, хочу увидеть новое солнце, испытать новое счастье.
К у р г а н о в. Работы ты не боишься? Очень будет трудно.
М а р и я. Пусть! Хочу и новых страданий, новых мук, новой борьбы. Эти годы тупого прозябания как могла я прожить, ослепленная! Хочу вступить снова на тернистый путь искусства, хотя бы для него надо было умереть, отказаться от жизни. От жизни нетворческой, серой и тусклой, такой тусклой под своею яркою позолотою.
М о р е в (подходя к ним). Дети мои, мечта-победительница будет вести вас от трудов к трудам, и на самые беды набросит она яркоцветное покрывало очарований, и даст вам силы войти в новую, прекрасную жизнь, творимую по воле вашей.
<1912>