(*) Сіи два образчика Персидской и Арабской словесности переведены чиновникомъ здѣшняго университета, недавно возвратившимся изъ Германіи, гдѣ обучался онъ восточнымъ языкамъ. Изд.
Упоенный млекомъ сосцовъ горести, вскормленный грудью тоски, плѣненный лилеями. лица и розами щекѣ Лейлы, подобный прелестному черному пятнышку на ланитѣ пустыни, — Мечжнунъ нашедши путь къ жилищу любви, сдѣлался порогомъ храма Амурска. Нѣкое безуміе простерло тѣнь свою надъ его главою. Исторія страсти его стала знаменитою. Вездѣ была сна предметомъ разговоровъ между Арабами; повѣствованіе оной было матеріею всѣхъ бесѣдъ ихъ.
Въ Аравіи господствовалъ одинъ могущественный Емиръ, славный богатствами и щедротою своею, испытавшій мученія горести въ разлукѣ и собравшій много цвѣтовъ въ колючимъ терніемъ любви. Онъ въ младенчествѣ еще почувствовалъ жгущую, печаль разлуки, горечь яда сего оставалась въ его чертогахъ. Услышавъ исторію сего горюющаго любовника, онъ тотчасъ далъ повелѣніе одному невольнику, сказавъ: «бѣги въ Наджедѣ быстро какъ звукъ; приведи въ одну минуту ко мнѣ ту, которая похитила сердце Мечжнуна.» — Невольникъ пустился и тотчасъ привели съ собою Лейлу, сію царицу области красоты." — Емиръ сказалъ другому невольнику: «бѣги и ты въ пустыню, сыщи Мечжнуна, это украшеніе неистовыхъ любовниковѣ, етотъ пылающій факелъ любви, и приведи, скорѣй ко мнѣ сего юношу, горящаго страстію и пожигаемаго пламенемъ горести.» — Невольникъ полетѣлъ и въ минуту возвратился съ повелителемъ царства любви. —
Емиръ, взглянувъ на него, увидѣлъ несчастнаго въ цѣпяхъ отчаянія любви. Безуміе поселилось въ его головѣ: раны разлуки были покровомъ его тѣла; волосы на тѣлѣ его служили ему вмѣсто одежды, — мозоли на ногахъ вмѣсто обуви, гребень изъ Аравійскаго тернія во волосахъ его; платье изъ песку пустыннаго на плечахъ его.
О ты, заблуждшійся въ долинѣ горести! сказалъ Емиръ: желаешь ли, чтобъ я вручилъ тебѣ предметъ любви твоей; чтобъ я возвелъ тебя на верхъ власти и достоинства и привелъ Лейлу, готовую увѣнчать твои желанія? — Нѣтъ нѣтъ! отвѣчалъ онѣ, не возможно пылинкѣ быть вмѣстѣ съ солнцемъ! — Скажи откровенно, возразилъ Емиръ, не уже ли не хочешь ты прохаживаться на долинѣ сей прекрасной ланиты? Не уже ли не любишь ея прелестей? Заклинаю тебя жизнію Лейлы, открой истину! — Мечжнунъ отвѣчалъ: о примѣръ людей великодушныхъ! пылинка праха дверей твоихъ есть корона на головѣ моей. Для сердца моего довольно одной мучительной любви къ Лейлѣ; желаніе обладать ею было бы неправосудно. Чтобы удовлетворить меня презрѣннаго довольно одного луча сего блистательнаго свѣтила! —
Съ сими словами бросился онъ бѣжать въ пустыню, обливаясь горькими обильными слезами.
[Низами Гянджеви] Мечжнун и Леила: [Отр. пер. в прозе] / (С персидскаго А. Блдрв) [Болдырев]; [Из Низами] // Вестн. Европы. — 1811. — Ч. 58, N 16. — С. 304-306.