МѢСЯЦЪ НА ЦЕЙЛОНѢ
правитьВъ первыхъ числахъ января этого года я садился въ Кохинхиніи на одинъ изъ тѣхъ великолѣпныхъ пароходовъ общества Messageries Maritimes, такъ называемыхъ grands courriers, которые два раза въ мѣсяцъ отправляются изъ Китая въ Марсель, заходя по пути на двадцать четыре часа въ Сегонъ, столицу Кохинхиніи. Изъ Сегона до Цейлона намъ пришлось остановиться только разъ въ Сингапурѣ, для нагрузки угля, и затѣмъ, обогнувъ замѣчательно живописные берега острова Суматры, переѣхать безостановочно Индійскій океанъ, до Коломбо, главнаго порта острова, который лишь недавно, по удобству, предпочтенъ другому порту — Pointe de Galle. Съ тѣхъ поръ въ Коломбо останавливаются почти всѣ пароходы линій австралійской и индокитайской.
Весь нашъ переѣздъ былъ замѣчательно удаченъ: за все время ни малѣйшаго признака качки. Быстро разсѣкалъ гладкую, зеркальную поверхность моря нашъ великанъ-пароходъ, доходя иногда до скорости 15 и 16 узловъ въ часъ. Дни за днями проходили незамѣтно, то въ чтеніи, то въ разговорахъ съ посланными мнѣ судьбой спутниками, большею частью французами, возвращавшимися въ отпускъ изъ Кохинхиніи во Францію, — все народомъ замѣчательно веселымъ и любезнымъ. Ночью мы всѣ спали на палубѣ, хотя ложились очень поздно, проводя большую часть вечера, полулежа въ удобныхъ бамбуковыхъ креслахъ, которыя составляютъ въ длинныхъ переѣздахъ необходимую принадлежность каждаго пассажира. Не спалось какъ-то въ эти чудныя тропическія ночи. Яркія звѣзды, море, все освѣщенное матовымъ фосфорическимъ блескомъ, наконецъ, свѣжій морской воздухъ, который съ такимъ наслажденіемъ вдыхаешь въ себя послѣ знойнаго дня, — все отгоняло сонъ. Сидишь часъ за часомъ въ своемъ креслѣ, любуешься, да невольно мечтаешь.
Я ѣхалъ на Цейлонъ съ тѣмъ, чтобы, оставшись тамъ нѣсколько недѣль, подняться потомъ въ Индію, въ эту волшебную страну, о которой постоянно читаешь и слышишь столько чудеснаго, и затѣмъ пробыть тамъ столько, сколько хватитъ энергіи, времени и денегъ. И того, и другаго, и третьяго было, повидимому, достаточно на весьма долгое пребываніе, но, къ несчастію, впослѣдствіи явились разныя причины, заставившія меня значительно. сократить первоначальную программу моего путешествія. Такихъ причинъ было, главнымъ образомъ, двѣ: во-первыхъ, крайняя подозрительность англичанъ, видящихъ въ каждомъ русскомъ, которому удается пробраться въ Индію, непремѣнно шпіона, агента русскаго правительства, во-вторыхъ, одиночество, т.-е. отсутствіе спутника, сотоварища, съ которымъ можно было бы мѣняться мыслями, впечатлѣніями и дѣлить долгое и скучное время обязательнаго сидѣнія дома въ жаркіе часы дня. Чтобы отдать себѣ отчетъ, насколько важно послѣднее условіе, нужно вспомнить лишь то, что выходить въ Индіи возможно только рано утромъ, часовъ до 8 или 9, а вечеромъ отъ 4. Весь же день приходится сидѣть безвыходно въ бенгало или гостиницѣ, въ полутемнотѣ, причемъ жара, доходящая до 50 и иногда даже до 55R по Реомюру, убиваетъ положительно всякую энергію, лишаетъ возможности не только читать или писать, но и думать. И первое время ничего не помогаетъ: ни пунка, тотъ большой, висящій на потолкѣ каждаго бенгало и всякой комнаты гостиницы четырехугольный вѣеръ, приводимый въ движеніе изъ другой комнаты индусомъ, ни прохладительные напитки, ни ванны, отъ жары нигдѣ и ничѣмъ не спасешься, она вездѣ до васъ доберется, всюду дастъ себя знать.
Мнѣ приходилось проводить такимъ образомъ совершенно одному иногда цѣлыя недѣли и я могу сказать en connaissance de canse, что такое времяпровожденіе весьма часто не окупается даже тѣмъ исключительнымъ интересомъ, который представляетъ богатѣйшая природа, многочисленные историческіе памятники Индіи, ея оригинальные жители и ихъ нравы, т.-е. то, изученіемъ чего возможно заниматься въ немногіе часы относительной свѣжести.
Не говорю уже о томъ, насколько важно присутствіе спутника, на котораго можно было бы положиться въ случаѣ опасности или болѣзни въ тѣхъ далекихъ центрахъ, гдѣ, кромѣ какого-нибудь англійскаго коллектора, нѣтъ ни одного европейца, или въ джонгляхъ, гдѣ всегда болѣе или менѣе рискуешь всевозможнаго рода опасностями, начиная отъ такъ называемой jungle-fever — лихорадки, присущей джонглѣ, и кончая упущеніемъ змѣй или нападеніемъ какого-нибудь изъ дикихъ лѣсныхъ обитателей.
Намъ, русскимъ туристамъ, такой спутникъ въ Индіи важенъ еще и потому, что всѣ остальныя націи имѣютъ вездѣ въ странѣ своихъ представителей, въ лицѣ консуловъ, къ которымъ, въ случаѣ крайности, можно всегда обратиться за совѣтомъ или помощью; у насъ же, какъ извѣстно, такихъ представителей въ Индіи не имѣется, чѣмъ значительно затрудняется путешествіе.
Мнѣ говорили нѣсколько изъ встрѣченныхъ мною туристовъ, что, только благодаря ихъ консуламъ, они могли сдѣлать ту или другую экскурсію, собрать нужныя свѣдѣнія, завести тѣ или другія знакомства. Безъ всякихъ знакомствъ и не имѣя, слѣдовательно, никого, къ кому можно было бы обратиться за свѣдѣніями, особенно одному пускаться въ далекіе центры въ глубь страны весьма рискованно, тѣмъ болѣе, что пріѣзжаешь, конечно, безъ знанія языка. Оставаться же настолько долго, чтобы имѣть возможность изучить, по меньшей мѣрѣ, два наиболѣе распространенныхъ и необходимыхъ діалекта, — индустани для сѣвера и тамуль для юга Индіи, — положительно невозможно, не рискуя подвергнуться всевозможнаго рода непріятностямъ со стороны англичанъ.
Мнѣ случалось, за недостаткомъ другихъ, обращаться и къ нимъ, и нужно, между прочимъ, сказать, что, будучи хорошо знакомъ съ тѣмъ, что французы называютъ la morgue Anglaise, я обращался только въ тѣхъ случаяхъ, когда у меня къ данному лицу было рекомендательное письмо, и, несмотря на очень хорошія рекомендаціи, я встрѣчался всегда съ пріемомъ въ высшей степени недружелюбнымъ и нелюбезнымъ. Понятно, что послѣ нѣсколькихъ подобныхъ неудачъ я долженъ былъ отказаться отъ всякихъ дальнѣйшихъ попытокъ въ этомъ родѣ.
Не могу при этомъ съ благодарностью не упомянуть, хотя бы для сравненія, что вездѣ, во французскихъ ди колоніяхъ, въ другихъ ли странахъ, гдѣ мнѣ приходилось обращаться за свѣдѣніями или указаніями къ французамъ, я встрѣчалъ не только крайнюю любезность, но и мнѣ всегда оказываемо было съ ихъ стороны всевозможное содѣйствіе. Вотъ, между прочимъ, одинъ примѣръ изъ многихъ. Собираясь изъ Кохинхиніи ѣхать въ королевство Бамбоджъ на границу Анама, осмотрѣть знаменитыя, хотя мало еще извѣстныя, развалины Анкора и не имѣя въ Сегонѣ не только ни одного знакомаго, но даже ни одной рекомендаціи, я за нужными мнѣ свѣдѣніями обратился въ городскую публичную библіотеку. Директоръ библіотеки сообщилъ мнѣ не только все, что могло интересовать меня по этому поводу, но и самъ лично отправился со мной къ нѣкоторымъ старожиламъ города, посѣщавшимъ упомянутыя развалины, которые, въ свою очередь, любезно посвятили меня во всѣ подробности той экскурсіи, которую я предполагалъ совершить.
Ни въ одной англійской колоніи я бы и съ рекомендаціями такихъ результатовъ не достигъ и долженъ былъ бы, по всей вѣроятности, за недостаткомъ свѣдѣній, отказаться отъ моей поѣздки.
Отношеніе англичанъ къ русскимъ туристамъ тѣмъ болѣе прискорбно, что Индія, будучи безспорно интереснѣйшею страной въ мірѣ, открываетъ какъ туристу, такъ особенно археологу или оріенталисту широкое поле для изученія замѣчательнѣйшихъ памятниковъ древности на самомъ мѣстѣ ихъ возникновенія и по источникамъ, иногда совершенно неисчерпаннымъ[1]. Не говорю уже объ интересѣ, представляемомъ ближайшимъ знакомствомъ съ нравами ея жителей, ихъ религіей, кастовымъ устройствомъ, природой, страны, разнообразными охотами и т. д., и т. д. Все это является для насъ, русскихъ, на неизвѣстное еще время почти запретнымъ плодомъ или, по крайней мѣрѣ, обставленнымъ большими затрудненіями.
Во всѣхъ же остальныхъ отношеніяхъ путешествіе по Индіи, особенно вдвоемъ, является и не труднымъ, и сравнительно не дорогимъ. Въ климату мало-по малу привыкаешь, всевозможнаго же рода лишенія, отсутствіе необходимаго комфорта и скука отъ невыносимаго бездѣйствія въ жаркіе часы дня вдвоемъ, конечно, переносятся весьма легко. Въ матеріальномъ отношеніи главный расходъ составляетъ переѣздъ, который стоитъ изъ Одессы до Портъ-Саида и тамъ на одномъ изъ австрійскихъ пароходовъ общества Austro-Hungarion Lloyd[2] до Бомбея около 450 рублей, до Коломбо же на Цейлонѣ или до Калькутты на одномъ изъ пароходовъ Messageries Maritimes немногимъ дороже. Все, конечно, въ первомъ классѣ. Что же касается жизни, то на всѣ переѣзды внутри страны, охоты съ необходимою прислугой, повозкой съ буйволами, провизіей, остановками въ бенгало и т. д. нужно считать не. болѣе 200 рупій въ мѣсяцъ (рупія равняется приблизительно 85 копѣйкамъ). Большіе города вызываютъ жизнь въ гостиницахъ, болѣе дорогихъ, чѣмъ простые бенгало, и увеличиваютъ ежемѣсячную трату рупій на 60, 70. Впрочемъ, изъ нихъ только нѣкоторые, какъ-то Агра, Дели, Бенаресъ и Лагоръ, заслуживаютъ внимательнаго изученія и осмотра, остальные же, какъ, напр., Калькутта, Мадрасъ и Бомбей, за исключеніемъ его окрестностей, представляютъ сравнительно весьма мало интереса и болѣе долгое пребываніе въ нихъ влечетъ за собой только безполезную трату денегъ. Располагая приблизительно указанными средствами, можно осмотрѣть всю Индію, отъ мыса Коморина до Гималаевъ, не отказывая себѣ положительно ни въ чемъ. Въ этотъ счетъ, конечно, не входятъ такіе исключительные случаи, какъ большія охоты на тигровъ, вызывающія много загонщиковъ, слоновъ и другія приготовленія, которыя требуютъ порядочныхъ расходовъ.
Я не могу не упомянуть о томъ, съ какою крайнею осторожностью нужно относиться ко всевозможнаго рода фантастическимъ описаніямъ Индіи, которыми изобилуетъ въ особенности французская литература. Талантливѣйшимъ представителемъ послѣдней въ этомъ смыслѣ является довольно извѣстный и у насъ Louis Jacolliot, авторъ Voyage aux pays des Fakirs charmeurs, des Bayaderes, des Perles, des Prahmes и т. п., десятка полутора томовъ весьма картинно написанныхъ небылицъ.
Прежде чѣмъ отправляться въ Индію, я, считая Жаколльо серьезнымъ писателемъ и искренно восхищаясь его дѣйствительно замѣчательно талантливыми описаніями охотъ, туземныхъ празднествъ и обычаевъ, факировъ и баядерокъ, внимательно прочиталъ и изучилъ всѣ его сочиненія. Но каково же было мое удивленіе, когда, проведя мѣсяцъ на Цейлонѣ и три мѣсяца въ Индіи и бывая лично во многихъ мѣстахъ, имъ описанныхъ, я нигдѣ ничего подобнаго его описаніямъ не увидѣлъ и не встрѣтилъ. Первое время, т.-е. мой первый мѣсяцъ въ Цейлонѣ и нѣсколько недѣль, проведенныхъ мной на югѣ Индіи, я себя скромно отнесъ къ тому разряду туристовъ, которыхъ Жаколльо называетъ des touristes de paquebots, говоря въ одномъ изъ своихъ сочиненій, что онъ пишетъ не для нихъ, что, чтобы видѣть тѣ чудеса, которыя онъ описываетъ, нужно удаляться въ глубь страны и знать, кромѣ мертваго санскритскаго языка, по меньшей мѣрѣ, одинъ изъ мѣстныхъ діалектовъ, т.-е. то, что знаетъ онъ.
Оставивъ Цейлонъ, я поднялся по Индіи, черезъ Мадуру, Такжоръ и Тришинополи, до Пондишери, французской колоніи, гдѣ намѣревался провести нѣсколько времени, какъ для того, чтобы отдохнуть послѣ утомительныхъ переѣздовъ, такъ и для того, чтобы собрать свѣдѣнія про экскурсію Жаколльо на мѣстѣ, гдѣ онъ провелъ и служилъ около восьми лѣтъ. Вотъ что мнѣ сказали мѣстные старожилы, близко его знавшіе и служившіе вмѣстѣ съ нимъ. Жаколльо былъ человѣкъ безъ всякихъ средствъ, жившій на одномъ только жалованьи, весьма скромномъ, и, слѣдовательно, по этому самому фактически лишенный возможности совершить и десятую часть тѣхъ экскурсій, которыя онъ такъ талантливо описываетъ. Вообще онъ отлучался изъ Пондишери только по дѣламъ службы въ Чандернагоръ, другую французскую колонію, расположенную въ получасовомъ разстояніи отъ Калькутты, и, кромѣ этихъ трехъ городовъ и самыхъ ближайшихъ окрестностей Пондишери, онъ изъ всей Индіи ровно ничего не знаетъ и не видѣлъ. Затѣмъ Жаколльо не понималъ не только санскритскаго, но и не говорилъ почти ни слова на мѣстномъ діалектѣ — тамулѣ, такъ что держалъ при себѣ постоянно boy`я, т.-е. слугу, переводчика. Изъ всѣхъ тѣхъ мѣстныхъ обычаевъ и чудесъ, которые онъ такъ краснорѣчиво описываетъ, половина существуетъ лишь въ его воображеніи, другая же половина, какъ, напримѣръ, истязанія факировъ при религіозныхъ празднествахъ, которыхъ онъ, по его словамъ, былъ неоднократно свидѣтелемъ, выведены были англичанами задолго до прибытія Жаколльо въ Индію. Наконецъ, его извѣстная книга La bible dans Finde, трактующая о браманизмѣ и сходствѣ его съ христіанскою религіей, была имъ присвоена у настоящаго автора, которымъ она поручена была Жаколльо въ рукописи, при отъѣздѣ послѣдняго во Францію, для изданія въ Парижѣ.
Все вышеизложенное неоднократно подтверждено мнѣ было многими французами же и въ Калькуттѣ, и въ Чандернагорѣ, т.-е. именно въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ Жаколльо бывалъ и гдѣ его знали.
И въ нашей литературѣ за послѣдніе годы начали появляться въ одномъ изъ періодическихъ журналовъ статьи объ Индіи, по фантастичности не уступающія описаніямъ французскаго автора, но о нихъ когда-нибудь поговорю при случаѣ.
Нельзя не пожалѣть, что такой авторъ, какъ Жаколльо, истратилъ тотъ талантъ, которымъ онъ безспорно обладаетъ, на вымышленныя описанія страны, которая сама по себѣ настолько интересна, что ни въ какихъ вымыслахъ и прикрасахъ не нуждается.
На седьмой день выѣзда изъ Сегона мы увидѣли на горизонтѣ гористые берега Цейлона и черезъ нѣсколько часовъ приставали уже въ хорошо закрытой бухтѣ Коломбо. Едва мы успѣли остановиться, какъ на палубу взобрались manager`ы, — управляющіе всевозможныхъ гостиницъ, --съ предложеніями непремѣнно выбрать ихъ отель, предпочтительный будто бы по удобству и дешевизнѣ всѣмъ другимъ, и черномазые туземцы, на отвратительномъ англійскомъ нарѣчіи пристававшіе къ намъ съ просьбами воспользоваться ихъ лодками.
Туземныя лодки весьма оригинальной формы. Онѣ очень длинныя и узкія, выдолблены изъ цѣлаго дерева и на одной изъ сторонъ ихъ, при помощи двухъ согнутыхъ палокъ, прикрѣплено большое бревно или брусъ съ заостренными и слегка загнутыми кверху концами, плавающее на разстояніи 4—5 футовъ отъ самой лодки, для поддержанія равновѣсія и устойчивости, затѣмъ нѣсколько маленькихъ скамеечекъ для гребцовъ и пассажировъ, а посерединѣ лодки мачта съ парусомъ.
Послѣ необходимой возни съ вещами, мы, наконецъ, отплыли отъ парохода къ берегу, сопровождаемые мелодическимъ припѣвонъ какой-то мѣстной тамульской пѣсни при каждомъ мѣрномъ ударѣ веселъ.
Едва успѣлъ я, разложившись, сойти на общую веранду Oriental hôtel, гдѣ остановился, и, въ ожиданіи обѣда, удобно расположился на одномъ изъ тѣхъ креселъ-качалокъ, которыми была уставлена вся веранда, какъ буквально окруженъ былъ пятью, шестью туземцами — продавцами всевозможныхъ рѣдкостей. Каждый вновь пріѣзжающій въ первые дни своего пребыванія непремѣнно проходитъ черезъ ихъ руки. Всѣ они на видъ грязны и оборваны, между тѣмъ каждый поперемѣнно вытаскиваетъ изъ объемистыхъ кармановъ всевозможной величины футляры съ брошками, кольцами, ожерельями, усыпанными жемчугомъ, сапфирами, рубинами, изумрудами, oeil de chat и другими благородными и неблагородными камнями, стоимостью, по меньшей мѣрѣ, на нѣсколько сотъ, если не на нѣсколько тысячъ рублей. Кромѣ ювелировъ, тутъ же на верандѣ можно видѣть выставки продавцовъ всякаго рода мѣстныхъ рѣдкостей, со всѣхъ сторонъ Индіи: инкрустаціи по дереву изъ Бомбея, такія же инкрустаціи по мѣди изъ Мурадабада, филиграновыя серебряныя работы изъ Дели, мѣдныя чаши и блюда изъ Бенареса, мраморныя издѣлія Агры, вещицы изъ чернаго дерева и слоновой кости и т. д. въ безконечномъ разнообразіи.
Дорогіе каменья, особенно сапфиры, составляютъ дѣйствительно спеціальность Цейлона и находятся въ изобиліи въ горахъ внутри острова, но при этомъ продается еще болѣе искусно дѣлаемыхъ, главнымъ образомъ, въ Бирмингамѣ поддѣлокъ, которыя отличить отъ настоящихъ камней можно только знатоку.
Жизнь въ отелѣ оказалась сравнительно крайне дешевой. За 5 рупій въ день я получилъ комнату, ранній завтракъ — breakfast, поздній — luncheon и обѣдъ кухни, конечно, англійской, — синонимъ скверной, — но, по крайней мѣрѣ, въ количествѣ недостатка не было. Удивительно, какъ англичане всегда и во всемъ ведутъ себя, точно также какъ и у себя дома, нисколько не сообразуясь ни съ климатическими, ни съ другими мѣстными условіями и обстановкой. Это всего замѣтнѣе мнѣ было на кухнѣ. Вездѣ въ Индіи и на Цейлонѣ я, несмотря на страшные жары, получалъ обязательно все тѣ же кровавые бифштексы и ростбифы, столь любимые на туманныхъ берегахъ Темзы, хотя туземцы, съ которыхъ нужно въ этомъ случаѣ брать примѣръ, ничего, кромѣ растительной пищи, наиболѣе подходящей къ жаркому климату, не употребляютъ. Такое же несообразіе и въ напиткахъ. Всѣ bar’ы, т.-е. тѣ конторки въ отеляхъ и ресторанахъ, у которыхъ распивочно продается вино, постоянно полны народомъ, потребляющимъ неимовѣрное количество всевозможнаго рода спиртныхъ напитковъ. Изъ нихъ главную роль играютъ: whisky with soda, причемъ виски всегда втрое болѣе, чѣмъ соды, brandy или коньякъ и pale ale — крѣпкое англійское пиво. Нечего и говорить, что такой режимъ при мѣстныхъ климатическихъ условіяхъ страны не можетъ быть здоровъ, тѣмъ не менѣе, англичане ему слѣдуютъ всегда и вездѣ, въ полной увѣренности, что то, что хорошо въ сыромъ и холодномъ климатѣ Англіи, должно быть таковымъ и во всѣхъ другихъ странахъ земнаго шара. Осмотрѣвшись немного, я утромъ на слѣдующій день по пріѣздѣ поѣхалъ по городу. Онъ состоитъ изъ трехъ, ясно отдѣленныхъ другъ отъ друга частей. Во-первыхъ, предмѣстье города, населенное европейцами, все потонувшее въ темной зелени садовъ, той роскошной зелени, которая можетъ лишь развиться при обильныхъ тропическихъ дождяхъ и при палящихъ лучахъ тропическаго же солнца. Здѣсь подъ тѣнью кокосовыхъ пальмъ красиво пріютились изящныя, маленькія виллы, съ колоннадами, верандами или террасами наверху, всѣ большею частью въ одинъ этажъ. Во-вторыхъ, фортъ, стѣны котораго были выстроены еще голландцами, заключающій въ себѣ дѣловое населеніе города. Въ немъ помѣщаются всѣ магазины, изъ которыхъ десятка два подрядъ торгуютъ драгоцѣнными камнями и рѣдкостями, отели, конторы и въ срединѣ на возвышеніи большой электрическій маякъ. Наконецъ, въ-третьихъ, туземный кварталъ, отдѣленный отъ двухъ другихъ каналомъ, поражающій замѣчательною пестротой и разнообразіемъ своихъ жителей. Сюда какъ будто всѣ племена Востока сговорились послать своихъ представителей. Главный мѣстный контингентъ составляютъ сингалезцы, которыхъ можно отличить отъ женщинъ только вблизи, такъ какъ они носятъ тѣ же длинные волосы или распущенными, или въ видѣ шиньона, прикрѣпляя ихъ наверху женскимъ гребешкомъ, и цвѣтныя юбки, торчащія нерѣдко изъ-подъ накинутаго на плечи европейскаго пальто. Этотъ костюмъ, первое время въ особенности, кажется весьма страннымъ и смѣшнымъ. Женщины ходятъ босыми, одѣты онѣ въ такія же юбки, какъ и мужчины, но при этомъ эта юбка, обхватывая ихъ бедра, переносится какъ бы въ видѣ ленты черезъ плечо, закрывая своими складками часть плечъ и грудь и оставляя, такимъ образомъ, руки и одно изъ плечъ не покрытыми. Иногда же эту ленту замѣняютъ коротенькія бѣлыя или красныя кофточки, съ короткими же рукавами. Цвѣтъ лица у нихъ черный, что не мѣшаетъ, однако, многимъ изъ нихъ быть часто весьма миловидными, нерѣдко даже попадаются совершенно правильныя, красивыя черты лица. Сингалезки, какъ и индуски, большія охотницы до всевозможныхъ украшеній, поэтому на всѣхъ женщинахъ можно замѣтить ожерелья и браслеты, иногда серебряные, большею же частью металлическіе или мѣдные.
Что же касается пришлаго элемента, представителей котораго можно увидѣть въ туземномъ кварталѣ Коломбо, то онъ состоитъ, во-первыхъ, изъ тамильцевъ, болѣе мужественныхъ, чѣмъ сингалезцы, выходцевъ изъ Южной Индіи, оставшихся на Цейлонѣ съ незапамятныхъ временъ послѣ походовъ и эмиграцій, индусовъ разныхъ кастъ съ разныхъ частей Индіи, потомковъ мавровъ — арабовъ, малайцевъ, на которыхъ большею частью лежитъ исполненіе мѣстныхъ полицейскихъ обязанностей, нѣсколькихъ китайцевъ, афганскихъ купцовъ, парзисовъ, въ ихъ высокихъ клеенчатыхъ шляпахъ, выходцевъ изъ Персіи, которые живутъ, главнымъ образомъ, въ Бомбеѣ и его окрестностяхъ, и, наконецъ, такъ называемыхъ half-caste — полу кастовыхъ, происшедшихъ отъ смѣшенія голландцевъ — бёргеры, португальцевъ — метисы и англичанъ съ туземцами[3], — все живые слѣды тѣхъ безчисленныхъ народовъ, съ которыми туземцы съ незапамятныхъ временъ входили въ сношенія или подъ властью которыхъ они находились. Островъ Цейлонъ подъ разными названіями, какъ-то: «блистательная Ланка» у браминовъ, «острова драгоцѣнныхъ камней» у китайцевъ, «земли рубиновъ» угревовъ и, наконецъ, «мѣстонахожденія Адама и Евы послѣ изгнанія изъ рая» у магометанъ, былъ извѣстенъ съ весьма давнихъ временъ. Преданіе, почерпнутое изъ разныхъ историческихъ памятниковъ и надписей, сохранило имена 170 королей или владѣтелей острова съ VI вѣка до P. X. по 1815 годъ, когда англичане низложили послѣдняго независимаго короля Канди, бывшей столицы острова. За все это время Цейлонъ подвергся одному вторженію китайцевъ и неоднократнымъ набѣгамъ князей Мадабарскаго берега и Южной Индіи, потомки которыхъ были найдены португальцами, при захватѣ ими острова въ 1505 году, окончательно утвердившимися въ сѣверной его части. Черезъ полтораста лѣтъ, а именно въ 1656 году, островъ перешелъ къ голландцамъ и, наконецъ, въ 1795 году — къ англичанамъ.
Коломбо, какъ городъ, самъ по себѣ не представляетъ большаго интереса и жизнь въ немъ также однообразно скучна, какъ и во всѣхъ англійскихъ колоніяхъ. Съ мѣстнымъ англійскимъ обществомъ познакомиться трудно, да и нежелательно, а затѣмъ, въ видѣ рессурсовъ, остается лишь гулянье на берегу моря подъ звуки плохой музыки, играющей два раза въ недѣлю, причемъ одинъ день видишь однихъ англичанъ, другой же — однихъ только ана, туземныхъ нянекъ съ дѣтьми, да бёргеровъ или вообще half-cast'овъ. Въ этотъ день всякій порядочный англичанинъ или англичанка сочли бы чуть ли не безчестьемъ показаться въ такомъ мѣстѣ, гдѣ столько полукастовыхъ.
Послѣдніе вообще въ самомъ незавидномъ положеніи. Они отстали отъ туземцевъ и не пристали къ европейцамъ и находятся, такимъ образомъ, между небомъ и землей. Спѣсивые англичане избѣгаютъ съ ними всякихъ сношеній, а если и входятъ въ таковыя, то всегда съ тѣмъ неизмѣннымъ видомъ сознанія собственнаго превосходства, съ которымъ они обращаются ко всѣмъ, не имѣвшимъ чести родиться на туманномъ Альбіонѣ. Съ безотвѣтными же half-cast'ами этотъ видъ ими усиливается насколько возможно. Что же касается туземцевъ, то эти тоже ихъ не признаютъ своими, да и сами half-cast’ы считаютъ себя выше ихъ. Между тѣмъ, между ними мнѣ случалось встрѣчать людей симпатичныхъ, любезныхъ и крайне неглупыхъ. Любимое препровожденіе времени у англичанъ, какъ у себя на родинѣ, такъ и въ колоніяхъ, это игра въ крикетъ, крокетъ и особенно лау-тенисъ, который состоитъ изъ перебрасыванія, по извѣстнымъ правиламъ, большаго мяча и которымъ часами занимаются, несмотря иногда на страшную жару, всѣ джентльмены и лэди (въ скобкахъ буде сказано, отличающіяся большею частью удивительнымъ отсутствіемъ всякой граціи).
Такимъ образомъ, исчерпать всѣ рессурсы Коломбо можно въ весьма непродолжительное время. Впрочемъ, обыкновенно разъ въ недѣлю городокъ оживляется прибытіемъ какого-нибудь парохода, который проѣздомъ изъ Европы въ Австралію и Китай или обратно останавливается въ гавани на 24 часа. Тогда всѣ отели наполняются; пассажиры, еще не знающіе, что съ бёргерами показываться неприлично, идутъ на прогулки во всѣ дни безъ различія, да и сама музыка какъ будто играетъ веселѣе. За то такихъ пріѣздовъ и ждешь съ нетерпѣніемъ.
Послѣдніе, однако, дни моего пребыванія въ Коломбо для меня прошли незамѣтно, вслѣдствіе пріѣзда нашего фрегата Владиміръ Мономахъ, на которомъ у меня оказалось нѣсколько знакомыхъ офицеровъ. Мы вмѣстѣ предпринимали прогулки по ближайшимъ окрестностямъ Коломбо и вмѣстѣ же собрались отправиться въ Канди, одну изъ старыхъ столицъ Цейлона, въ четырехчасовой ѣздѣ по желѣзной дорогѣ. Тамъ мои спутники должны были, оставшись одинъ день, вернуться назадъ на фрегатъ, я же намѣревался ѣхать далѣе внутрь страны и осмотрѣть тысячелѣтнія развалины другой столицы Цейлона — Анурадапуры.
Во все время своей пятидневной стоянки фрегатъ былъ усердно посѣщаемъ туземцами, которые съ женами и дѣтьми съ большимъ интересомъ осматривали машины, пушки и. каютъ-компанію, гдѣ особенно привлекали ихъ вниманіе на общей картѣ Европы гигантскіе размѣры Россіи. Прибытіе фрегата было развлеченіемъ и для мѣстной публики, такъ какъ каждый день, отъ 4 до 5 часовъ пополудни, на немъ играла музыка, и на молѣ, около котораго стоялъ фрегатъ, собиралось немало народу, особенно англійскихъ солдатъ и офицеровъ. Они все время стояли гордо и неподвижно въ своихъ бѣлыхъ курткахъ, шотландскихъ шапочкахъ на головахъ и съ неизмѣнною тросточкой въ рукахъ[4] и послѣ исполненія англійскаго гимна, которымъ ежедневно кончалась музыка, такъ же гордо поворачивали направо кругомъ, не изъявляя ни малѣйшаго знака одобренія. Видимо, они думали, что они дѣлаютъ честь фрегату своимъ присутствіемъ. Какъ-то въ это время пріѣхалъ въ Коломбо французскій транспортъ съ войскомъ по назначенію въ Китай и тоже сталъ недалеко отъ фрегата. Въ этотъ вечеръ, послѣ англійскаго гимна, въ честь французовъ съиграна была Марсельеза. Нужно было видѣть восторгъ всѣхъ солдатъ и офицеровъ; всѣ высыпали изъ каютъ и, собравшись на палубѣ, хоромъ подпѣвали подъ музыку. Послѣ окончанія потребовали еще и еще; по ихъ просьбѣ Марсельеза была повторена три раза и каждый разъ сопровождалась одинаковымъ восторгомъ. Еще и послѣ того, какъ разошлись музыканты, долго еще виднѣлось маханіе платками и слышались привѣтственные крики:
— Vive les Basses, vive la France et la Russie!
Въ одинъ изъ послѣднихъ дней пребыванія фрегата мы собрались привести въ исполненіе задуманную нами поѣздку и какъ-то утромъ, взявъ самый ранній поѣздъ, выѣхали въ Канди, городокъ, лежащій всего въ разстояніи 80 миль отъ Коломбо. Туда считаетъ долгомъ съѣздить каждый туристъ и не туристъ, бывающій на Цейлонѣ проѣздомъ, посвящая день остановки въ Коломбо на эту экскурсію. И дѣйствительно, хотя въ день самый городокъ Канди осмотрѣть и не успѣешь, за то одна дорога туда вполнѣ окупаетъ восьмичасовое, туда и назадъ, сидѣніе въ вагонѣ. Она безспорно принадлежитъ къ самымъ живописнымъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, возвышеннымъ дорогамъ въ мірѣ.
Оставляя станцію Коломбо, поѣздъ сначала ѣдетъ черезъ лѣсъ изъ кокосовыхъ пальмъ, густо посаженныхъ по обѣимъ сторонамъ рельсоваго пути, затѣмъ мало-по-малу начинается подъемъ, который на высшемъ своемъ пунктѣ достигаетъ вышины 1,600 футовъ надъ уровнемъ моря. Отсюда открывается единственный въ своемъ родѣ по красотѣ и величію видъ. Поѣздъ ѣдетъ по отвѣсному краю зіяющей бездонной пропасти, внизу широкая долина, вдали горы. И края пропасти, и долина, насколько глазъ можетъ обнять, все густо зарасло джонглей, покрывающей холмы, спускающейся въ равнины, переходящей болота, все такой же живой, свѣжей, полной дикой, величественной поэзіей. Изъ таинственной глубины вѣтвей и ліанъ иногда возвышается стволъ дикаго банана или пучекъ высокихъ бамбуковъ, иногда же въ темной зелени джонгли блеснетъ какой-нибудь не виданный яркій цвѣтокъ. Самый ея воздухъ въ своей сырости пропитанъ какими-то особенными странными ароматами. Вдали синѣетъ вершина Адамова Пика, той царственной горы, святость которой признается почти всѣми религіями[5].
Вообще по богатству и изумительной роскоши растительности и плодородію почвы врядъ ли иного найдется мѣстъ на земномъ шарѣ, могущихъ выдержать сравненіе съ тѣмъ громаднымъ тропическимъ садомъ, который носитъ названіе острова Цейлона. Кромѣ того, что производство, воздѣлываніе и плантаціи мѣстныхъ продуктовъ давали всегда блестящіе результаты, но и всѣ тѣ новыя растенія, которыя когда-либо привозились съ цѣлью быть акклиматизированными на островѣ, не только блестящимъ образомъ исполняли свою задачу, но и въ самое непродолжительное время окупали всѣ труды и расходы. Главныя плантаціи послѣ риса составляютъ плантаціи пальмовыя и изъ всѣхъ пальмъ особенно воздѣлывается пальма кокосовая, cocos, громадная польза которой положительно неизмѣрима. Дерево растетъ изумительно быстро и не требуетъ почти никакого ухода. Черезъ восемь, десять лѣтъ орѣхъ, посаженной въ землю, разрастается въ громадный стволъ, вышиной до 10 саженъ, съ широкимъ вѣнкомъ красиво согнутыхъ вѣтвей и листьевъ на верхушкѣ; затѣмъ производительность его идетъ безостановочно въ продолженіе нѣсколькихъ десятковъ лѣтъ. Кокосовый орѣхъ чрезвычайно пріятенъ на вкусъ и въ натуральномъ видѣ потребляется какъ питье; подвергнутый же броженію, онъ производитъ мѣстный крѣпкій напитокъ, такъ называемый калу: изъ него же дѣлается и кокосовое масло съ его разнообразными употребленіями. Затѣмъ изъ волокна, окружающаго орѣхъ, фабрикуются веревки, почки идутъ на овощи, изъ листьевъ же дѣлаются цыновки, корзины, шляпы, даже одежда, ими же кормятъ домашнихъ слоновъ. Само дерево служитъ великолѣпнымъ матеріаломъ для построекъ. Кокосовыя плантаціи — самыя распространенныя изъ пальмовыхъ плантацій вообще и покрываютъ свыше 300,000 акровъ, причемъ вычислено, что это пространство должно вмѣщать въ себѣ приблизительно двадцать шесть милліоновъ пальмъ.
Послѣ рисовыхъ и пальмовыхъ плантацій по важности и значенію до сихъ поръ слѣдовали плантаціи кофейнаго дерева, привезеннаго на Цейлонъ еще арабами задолго до прибытія и водворенія первыхъ европейцевъ — португальцевъ. Но въ тѣ времена употребленіе кофе туземцамъ было неизвѣстно и они пользовались лишь его листьями для приправы къ, мѣстному рисовому блюду, а его нѣжные бѣлые цвѣтки шли на украшеніе престоловъ Буды. Правильное воздѣлываніе кофейнаго дерева началось въ концѣ прошлаго столѣтія и достигло особенныхъ размѣровъ въ серединѣ нынѣшняго. Такъ, въ 1869 и 1870 годахъ вывозилось съ Цейлона одного кофе на четыре милліона фунтовъ стерлинговъ. Въ настоящее время это производство находится въ окончательномъ упадкѣ, вслѣдствіе появившагося въ послѣдніе годы какого-то грибка или нароста на листьяхъ, истребившаго до тла громадное количество плантацій. Но то, что плантаторы потеряли на кофе, они съ избыткомъ вернули на новыхъ продуктахъ, вывезенныхъ ими изъ другихъ странъ и отлично привившихся на плодородной почвѣ острова. Къ такимъ новымъ продуктамъ, плантаціи которыхъ увеличиваются съ каждымъ годомъ все болѣе и болѣе, слѣдуетъ отнести деревья: чайное, хинное, кокаовое, мускатное и, наконецъ, резиновое, изъ котораго добывается каучукъ, введенное лишь весьма недавно. Послѣднее, какъ и кокосовая пальма, отличается замѣчательною быстротой роста. Мнѣ случилось видѣть такое дерево черезъ восемь мѣсяцевъ послѣ его посадки; оно было вышиной около 14 футовъ и имѣло 9 дюймовъ въ діаметрѣ.
Съ такимъ же успѣхомъ воздѣлываются разныя пряности, какъ-то: перецъ, кардамонъ, корица, достоинствомъ которой славится Цейлонъ, затѣмъ табакъ и всевозможнаго рода тропическіе фрукты: ананасы, манги, бананы и др. плоды, требующіе лишь весьма незначительнаго ухода, чтобы давать прекрасные урожаи[6].
Въ отношеніи минеральнаго богатства островъ не такъ богатъ. Кромѣ сапфировъ, рубиновъ и нѣкоторыхъ другихъ камней, находимыхъ въ достаточномъ количествѣ въ горахъ, находится лишь весьма немного золота, желѣза и графита. Еще лѣтъ десять тому назадъ у береговъ острова ловилось громадное количество жемчуга, но за послѣдніе годы уловъ все уменьшался и, наконецъ, совсѣмъ прекратился. Говорятъ, въ недалекомъ будущемъ его можно будетъ опять возобновить.
Сдѣлавъ это отступленіе, могущее дать хотя маленькое понятіе о богатствѣ Цейлона, особенно его растительнаго царства, вновь возвращаюсь къ нашему переѣзду.
Проѣхавъ джонглю, поѣздъ сначала идетъ по значительному спуску и черезъ полчаса въѣзжаетъ въ маленькую станцію Канди, бывшую столицу Цейлона, въ настоящее время лишь маленькій городокъ съ двѣнадцатью тысячами жителей. Онъ расположенъ за берегу озера, которое со всѣхъ сторонъ окружаетъ аллея изъ кокосовыхъ пальмъ; посерединѣ возвышается островокъ съ насажденными немъ бамбуками; ихъ высокіе темно-зеленые стволы красиво отражаются въ спокойной зеркальной поверхности озера, по берегамъ котораго въ садахъ виднѣется рядъ маленькихъ виллъ и пагодъ.
Канди по своему положенію въ горахъ и умѣренному климату служитъ однимъ изъ любимыхъ лѣтнихъ мѣстопребываній жителей Коломбо. Сюда же иногда стекается масса пилигримовъ, приходящихъ со всѣхъ сторонъ на поклоненіе священному зубу Буды въ тѣхъ рѣдкихъ празднествахъ, когда онъ выставляется на показъ вѣрующимъ.
Исторія этого зуба полна всевозможнаго рода чудесъ и приключеній. Послѣ смерти Будды и сожженія его тѣла всѣ его останки были тщательно собраны и розданы разнымъ лицомъ и въ разныя мѣста. Такъ, весь пепелъ, оставшійся послѣ кремаціи, былъ раздѣленъ между восьмью владѣтельными князьями Сѣверной Индіи, металлическая урна, которая его содержала, сдѣлалась достояніемъ какого-то храма, всѣ зубы тоже были раздѣлены между вѣрующими, причемъ, между прочимъ, одинъ изъ зубовъ былъ посланъ въ священный городъ Дентануру — городъ зуба. Этотъ-то зубъ впослѣдствіи и перенесенъ былъ или, вѣрнѣе, перенесся въ Канди, на Цейлонъ, но до этого ему пришлось выдержать немало преслѣдованій. Враги буддизма неоднократно пробовали его разрушить и огнемъ, и водой, но все было тщетно. Когда его бросили въ огонь, онъ на цвѣткѣ лотоса неповрежденнымъ возносился надъ пламенемъ; когда его бросали въ глубокую помойную яму, онъ выходилъ и оттуда, обращая грязную воду въ чистую; наконецъ, его пробовали раскрошить ударами тяжелаго молота, но онъ невредимо вынесъ и удары. Въ XVI столѣтіи португальцы овладѣли Цейлономъ, между прочей добычей захватили и священный зубъ и, несмотря на громадный выкупъ, предлагаемый вѣрующими, не хотѣли его возвратить, но и это было напрасно. Какимъ-то чудеснымъ образомъ зубъ самъ вернулся въ свое святилище и съ тѣхъ поръ уже безпрепятственно служитъ предметомъ поклоненія многочисленныхъ вѣрующихъ.
Въ настоящее время онъ хранится въ особой пагодѣ, около стѣнъ стараго дворца королей Канди, единственнаго остатка прежняго величія. Четыре двери, одна за другой, ведутъ во внутренность пагоды, которая украшена причудливыми деревянными изображеніями, покрытыми позолотой. Самый зубъ, какъ говорятъ, имѣющій около двухъ дюймовъ длиной и слегка загнутый книзу, заключается въ маленькой, перегороженной желѣзной рѣшеткой комнатѣ, въ шести урнахъ, входящихъ одна въ другую, причемъ двѣ изъ нихъ украшены гирляндой рубиновъ и другихъ драгоцѣнныхъ камней. Самая большая изъ этихъ урнъ — первая; она имѣетъ пять футовъ вышины и сдѣлана изъ позолоченнаго серебра, остальныя же изъ чистаго золота.
Кромѣ многочисленныхъ будійскихъ пагодъ, — будизмъ — главная религія туземцевъ, — въ Канди, несмотря на сравнительно незначительное населеніе, находятся еще индусскій храмъ, мусульманская мечеть и нѣсколько церквей протестантскихъ и католическихъ.
Но главная достопримѣчательность города есть его великолѣпный ботаническій садъ Пераденія, лежащій отъ него въ шести миляхъ. Здѣсь собрано все въ смыслѣ растительнаго царства, что только тропики производить могутъ. Кромѣ массы тропическихъ фруктовыхъ деревьевъ, всѣ въ красивыхъ, не виданныхъ цвѣтахъ или плодахъ, здѣсь можно видѣть всевозможныя растенія, вывезенныя и акклиматизированныя съ острововъ Моллукскихъ, Филиппинскихъ, Явы, Мадагаскара, изъ Южной Америки и Африки, наконецъ, до двухъ сотъ родовъ мѣстныхъ ползучихъ растеній.
Сожалѣю, что, не будучи ботаникомъ, я лишенъ возможности перечислить все изумительное богатство и разнообразіе этого сада. Помню, однако, что мнѣ особенно бросились въ глаза по своей оригинальности два дерева, названія которыхъ я записалъ со словъ мѣстнаго садовника. Это, во-первыхъ, ficus elastica съ громаднымъ стволомъ и громадными же кореньями, которые, перепутываясь и переплетаясь другъ съ другомъ точно змѣи, идутъ извилинами по поверхности, окружая все дерево сѣткой, имѣющей около 25 метровъ въ діаметрѣ, и corypha umbraculifera, стволъ которой, совершенно прямой, доходящій до 30 метровъ вышины, кончается широкимъ вѣнкомъ стеблей и листьевъ, образующимъ надъ деревомъ какъ бы правильный, колоссальныхъ размѣровъ вѣеръ.
Проживъ нѣсколько дней въ Канди, я оставилъ городокъ, чтобы поѣхать осмотрѣть другую древнѣйшую столицу острова, въ настоящее время маленькое мѣстечко — Анурадапуру. Мнѣ предстояло сдѣлать часа три по желѣзной дорогѣ, а затѣмъ около сутокъ ѣхать черезъ джонглю въ такъ называемомъ буллокъ-карѣ (bullok’Car), вродѣ нашей арбы, крытой, запряженной буйволами повозкѣ. Та станція, гдѣ я оставилъ вагонъ, была, вмѣстѣ съ тѣмъ, и конечнымъ пунктомъ всей линіи. Далѣе тянулась довольно широкая, прорубленная въ джонглѣ дорога вплоть до Тринкомале — городка, лежащаго на сѣверо-восточномъ берегу острова.
Пріѣхавъ на станцію, я за нѣсколько рупій нанялъ повозку съ двумя крѣпкими буйволами и кучеромъ сингалезцемъ. Несмотря на то, что послѣдній ни слова не говорилъ и не понималъ по-англійски, а я не могъ объясняться ни на одномъ изъ двухъ діалектовъ, сингалезскомъ и та мулѣ, господствующихъ на Цейлонѣ, съ собой гида не взялъ, зная, что на мѣстѣ, въ Анурадалурѣ, всегда найдется служитель мѣстнаго бенгало, съ которымъ можно будетъ объясняться. Кромѣ того, мнѣ было извѣстно, что по дорогѣ въ такихъ пяти или шести бенгало, въ которыхъ мнѣ придется остановиться для перемѣны или кормленія буйволовъ и отдыха, тоже будетъ возможность объясняться на одномъ англійскомъ языкѣ.
Подъ именемъ бенгало, въ обширномъ смыслѣ слова, разумѣется вообще всякое жилище или домъ европейца, но, главнымъ образомъ, подъ этимъ словомъ подразумѣваются тѣ маленькіе домики, которые, вродѣ постоялыхъ дворовъ, разсѣяны для удобства путниковъ по всѣмъ новымъ дорогамъ Индіи и Цейлона, обыкновенно въ разстояніи четырехъ или пяти часовъ одинъ отъ другаго. Многіе изъ нихъ были построены прежними раджами, остальные же — англичанами.
Большой, хорошо устроенный бенгало состоитъ обыкновенно изъ четырехъ, пяти комнатъ, имѣющихъ каждая хорошую постель съ мустикеромъ — сѣткой, защищающей отъ москитовъ, этихъ неумолимыхъ враговъ человѣка подъ тропиками, пунка, тотъ громадный вѣеръ, который своимъ постояннымъ движеніемъ приноситъ, все-таки, свѣжесть, хотя искусственную, и, наконецъ громадный плоскій чанъ для обливанія водой, такъ же необходимый, какъ мустикеръ и пунка. Къ такимъ бенгало обыкновенно приставленъ туземецъ, говорящій или понимающій поанглійски и умѣющій готовить простую, незатѣйливую кухню; это такъ называемый мессманъ. Тамъ, гдѣ мессмана нѣтъ, можно всегда найти мѣстное, всюду распространенное карри — блюдо, сдѣланное изъ риса, приправленнаго пикантнымъ соусомъ. Конечно, въ джонгляхъ, далеко отъ большихъ дорогъ, такіе бенгало рѣдки и волей-неволей приходится позаботиться о консервахъ, запасъ которыхъ можно сдѣлать въ каждомъ городкѣ, и особенно достаточномъ количествѣ коньяку, чтобы разбавлять съ водой, не всегда хорошей.
Во всѣхъ бенгало плата одинакова — по одной рупіи въ день съ человѣка за квартиру, кромѣ пищи, которая обходится лишь немногимъ болѣе. Каждый имѣетъ право жить въ немъ мѣсяцъ; для того же, чтобы остаться болѣе долгій срокъ, нужно обращаться за позволеніемъ къ подлежащей англійской власти.
Часа въ два пополудни я, сдѣлавъ всѣ нужныя приготовленія, выѣхалъ со станціи. Со мной были лишь маленькій ручной чемоданъ, ящикъ для патроновъ да два ружья: отличный американскій карабинъ, купленный мною на мѣстѣ въ Соединенныхъ Штатахъ, да охотничья двухстволка. Къ сожалѣнію, мнѣ пришлось пустить въ дѣло лишь послѣднюю, поохотясь раза три за разнаго рода пернатою дичью, которой положительно кишатъ сосѣднія съ Анурадапурой джонгли. Что же касается крупнаго звѣря, то охота за нимъ требовала извѣстныхъ приготовленій и замедлила бы мой отъѣздъ, между тѣмъ какъ я торопился переѣхать въ Индію, чтобы застать тамъ хоть одинъ мѣсяцъ сравнительной прохлады, и долго оставаться въ Анурадапурѣ не могъ.
Мы выѣхали со станціи легкою рысцой. Буйволы могутъ бѣжать довольно быстро; они выносливѣе лошадей, нетребовательны и при перевозкахъ и переѣздахъ оказываютъ въ Индіи и на Цейлонѣ неоцѣнимыя услуги. Вскорѣ мѣстечко и станція скрылись у насъ изъ вида и мы очутились на широкой, прорубленной въ джонгляхъ дорогѣ.
Много есть поэзіи въ джонглѣ, и своей, особой поэзіи, какой-то странной, таинственной. Направо и налѣво по обѣимъ сторонамъ дороги густыя вѣтви съ ихъ темно-зеленою листвой такъ переплелись, такъ сцѣпились другъ съ другомъ, что и глазу человѣческому трудно проникнуть въ ихъ таинственную чащу. Иногда изъ этой чащи возвышается какой-нибудь стройный стволъ пальмы съ красивою короною листьевъ и вѣтвей, иногда въ просѣкѣ цѣлая группа такихъ пальмъ прикрываетъ своею тѣнью или какой-нибудь бѣлый бенгало, или убогую хижину туземца. Выбѣгаютъ изъ нея черномазыя дѣтишки, совершенно голыя, курчавыя, красивыя, и бѣгутъ за повозкой, прося милостыню. И они почему-то кажутся подходящими въ джонглѣ, точно другихъ обитателей тамъ и быть не могло. Ночью джонгля еще какъ-то таинственнѣе: фосфорическій блескъ свѣтящихся жучковъ, которые поминутно то вспыхиваютъ, то потухаютъ, сплошь покрывая листья и вѣтви, не объяснимые ночные звуки, какой-то особый, ей присущій сырой, сильный запахъ, — все увеличиваетъ впечатлѣніе. Невольно вглядываешься въ темноту, будто ждешь, не бросится ли ужь изъ этой темной чащи какой-нибудь бродячій ей обитатель, нервною рукой ощупываешь холодный стволъ ружья и бьется сердце сильнѣе и какъ-то и сладко, и жутко.
Впрочемъ, на такихъ большихъ дорогахъ серьезно опасаться нечего. Случая нападенія дикихъ звѣрей не запомнятъ; для джонгли такія дороги слишкомъ людны, но чуть удалишься немного въ сторону, ни за что ручаться нельзя и нужно быть всегда наготовѣ. Какой-то half-caste, свободно говорящій по-англійски, который просилъ позволенія воспользоваться моею повозкой, чтобы доѣхать до слѣдующаго бенгало, разсказывалъ мнѣ, однако, что когда онъ наканунѣ подъ вечеръ ѣхалъ по дорогѣ и дремалъ въ своей повозкѣ, онъ вдругъ былъ внезапно разбуженъ какимъ-то страннымъ движеніемъ назадъ и буйволовъ, и повозки. Буйволы начали дрожать и пятиться и, несмотря на понуканія возницы, не хотѣли подвигаться впередъ. Онъ высунулся, посмотрѣлъ и, къ своему удивленію и страху, увидѣлъ въ пятидесяти метрахъ отъ него стадо дикихъ слоновъ, переходящихъ дорогу съ одной стороны джонгли на другую. «Откровенно вамъ признаться, — говорилъ мнѣ онъ, — я думалъ, что пришелъ мой послѣдній часъ, но, къ счастью, слоны будто и не примѣтили моего присутствія, такъ же спокойно перешли дорогу и вскорѣ исчезли въ другой сторонѣ джонгли, оставляя за собой еще долго слышный трескъ вѣтвей и сучьевъ, которые они ломали своими могучими стопами, прокладывая себѣ дорогу».
Къ сожалѣнію или къ счастью, я ничего подобнаго по дорогѣ не встрѣтилъ, но, сильно усталый, совершенно благополучно пріѣхалъ подъ вечеръ къ мѣсту моего назначенія — бенгало Анурадапуры.
Анурадапура была выбрана столицей острова въ V столѣтіи до P. X. и оставалась таковой до VIII столѣтія нашей эры, т.-е. приблизительно 1,200 лѣтъ. О прежнемъ богатствѣ и величинѣ столицы говоритъ слѣдующее, переведенное со старинныхъ надписей описаніе[7]:
«Великолѣпный городъ Анурадапура знаменитъ безчисленными храмами и дворцами, золотые куполы и башни которыхъ блестятъ на небѣ. Всѣ улицы города, по бокамъ усыпаны чернымъ пескомъ, а посрединѣ бѣлымъ, и надъ ними возвышаются арки съ золотыми и серебряными знаменами. На каждой ихъ сторонѣ поставлены сосуды, сдѣланные тоже изъ золота или серебра, а въ нишахъ красуются статуи, держащія въ рукахъ драгоцѣнные свѣтильники. Вездѣ на улицахъ толпы народа, вооруженныя стрѣлами и луками; между ними есть люди, могущественные, какъ боги, и которые съ громадными своими мечами кажутся способными разсѣчь на двое слона. Лошади, слоны, повозки, тысячи народа, — все оживлено, все въ постоянномъ движеніи; сюда приходятъ со всѣхъ сторонъ міра фокусники, танцоры и музыканты; ихъ инструменты украшены золотомъ и драгоцѣнными каменьями. Разстояніе отъ главныхъ воротъ города до южныхъ равняется четыремъ гаусамъ (шестнадцати милямъ). Такое же разстояніе и отъ воротъ сѣверныхъ до южныхъ. На одной изъ четырехъ главныхъ улицъ, — улицѣ Луны-Чандравакка-видія, — находится 11,000 домовъ, многіе изъ которыхъ въ два этажа, всего же улицъ безчисленное количество. Дворецъ состоитъ изъ громаднаго ряда зданій, иныхъ въ два, другихъ въ три этажа; его подземныя помѣщенія тоже очень велики».
Въ VIII вѣкѣ столица быка перенесена въ другой гбродъ, Болланаруа, и Анурадапура предана была забвенію. Прошли вѣка и мало-по-малу все обратилось въ развалины. Мѣсто, гдѣ прежде стоялъ богатый городъ, покрыла густая, непроницаемая джонгля, и когда изъ прорубленной чащи онъ черезъ нѣсколько столѣтій вновь вышелъ на свѣтъ, отъ прежнихъ дворцовъ и храмовъ оставались лишь колонны, а вмѣсто грандіозныхъ дагобъ, виднѣлись однѣ полуразвалившіяся стѣны.
Впрочемъ, для нѣкоторыхъ изъ останковъ этой почтенной старины время прошло почти безслѣдно. Такъ, отлично сохранились двѣ, три цистерны, выкопанныя въ землѣ и обложенныя со всѣхъ сторонъ камнемъ, и лишь однѣ ступени нѣсколько повреждены вѣками; также остались почти неприкосновенными высѣченныя искусною рукой на твердомъ гранитѣ скульптурныя изображенія Будды или разныхъ священныхъ животныхъ: слоновъ или змѣи кобри-капеллы на нѣсколькихъ ступеняхъ, которыя когда-то вели, вѣроятно, къ какому-нибудь храму или дворцу, да еще четыре или пять дагобъ изъ покрывающей ихъ темной зелени деревьевъ и ліанъ показываютъ уцѣлѣвшія сѣрыя стѣны и пирамидальныя верхушки.
При раскопкахъ Анурадапуры найдены были разныя плиты, покрытыя надписями, золотыя статуетки Будды, женскія украшенія и т. п. Все это въ настоящее время хранится въ музеѣ Коломбо, но чтобы возстановить всѣ прежніе размѣры города, вырубить всю покрывающую его чащу, нужно еще немало времени, труда и денегъ, такъ какъ вся его поверхность, въ то время, когда городъ былъ столицей, равнялась 250 квадратнымъ милямъ.
Развалины начинаются почти у самаго моего бенгало и колонны такъ называемаго Мѣднаго дворца видны изъ окна или съ веранды. Остатки его состоятъ изъ 1,600 каменныхъ четырехугольныхъ колоннъ, вышиной около 11 футовъ, шириной и толщиной около двухъ, расположенныхъ въ сорокъ параллельныхъ рядовъ, по сорока колоннъ въ каждомъ. Среднія колонны немного выше остальныхъ и имѣютъ подобіе капителей, остальныя же ниже и безъ всякихъ украшеній. Заложенъ былъ дворецъ во II вѣкѣ до P. X. и высота его въ то время равнялась 270 футамъ. Онъ заключалъ въ себѣ помѣщенія для священно-служителей, состоявшія изъ 1,000 комнатъ, причемъ въ верхнихъ этажахъ жили тѣ изъ нихъ, которые были извѣстны своимъ благочестіемъ и святою жизнью, остальные же располагались въ нижнихъ. Онъ неоднократно былъ съ тѣхъ поръ возобновляемъ и разрушаемъ и послѣдній разъ отдѣланъ былъ заново въ IV столѣтіи по P. X. Названіе Мѣднаго дворецъ получилъ потому, что покрытъ былъ металлическими листами.
Недалеко отъ дворца, на возвышеніи, окруженное крѣпкой рѣшеткой, стоитъ знаменитое священное дерево Бо или Бо-чага. Это дерево, такъ называемое ficus, еще и теперь служитъ предметомъ поклоненія множества пилигримовъ, такъ какъ, по преданію, оно вырасло изъ вѣтви того дерева, подъ которымъ отдыхалъ Будда. Вокругъ него еще видны развалины маленькихъ храмовъ съ остатками ступеней и лѣстницъ, покрытыхъ изображенінми разныхъ священныхъ животныхъ.
Но важнѣйшими по величинѣ своей остатками старой Анурадапуры являются дагобы, т.-е. тѣ монументальныя гробницы или памятники, которые построены надъ мѣстомъ, гдѣ хранились какіе-либо останки или мощи Будды. Всѣ онѣ имѣютъ одинаковую форму и назначеніе. Дагоба имѣетъ внѣшній видъ колокола, съуживаясь кверху, какъ бы въ формѣ пирамиды, и сдѣлана изъ твердаго кирпича и особеннаго рода известки, приготовленной на сокѣ кокосоваго орѣха и клейкой жидкости, получаемой изъ сока какого-то мѣстнаго дерева. Здѣсь-то при раскопкахъ и найдены были упомянутыя выше золотыя статуи Будды, жемчуги, женскія украшенія и т. п., подносимыя въ прежнее время вѣрующими, такъ какъ мѣста, гдѣ бывали дагобы, привлекали массу богомольцевъ, приходившихъ на поклоненіе указаннымъ выше мощамъ.
Изъ всѣхъ дагобъ лучше всѣхъ сохранилась одна, по имени Руванвелли, которая стоитъ въ серединѣ возвышенной четырехугольной платформы, четыре стороны которой имѣютъ каждая приблизительно около 500 футовъ длины. Изъ середины каждой стороны выдвигаются громадныя, сдѣланныя изъ камня головы слоновъ, которыя будто на себѣ поддерживаютъ тяжесть всего зданія. Выстроена была дагоба въ 140 году до P. X. и высота ея въ то время равнялось 250 футамъ; въ настоящее же время она почти на половину ниже.
Недалеко отъ Руванвелли виднѣются еще двѣ дагобы: Тупхарамана, построенная надъ ключицей Будды, и Ланкарамана. Полуразрушенныя ступени ведутъ сначала на платформу, передъ каждой изъ нихъ и здѣсь стоятъ или лежатъ на землѣ правильныя восьмиугольныя колонны, футовъ въ двадцать вышиной, съ квадратнымъ основаніемъ. Наверху каждая колонна имѣетъ довольно большой, кругообразный, красиво украшеный капитель.
Нѣсколько далѣе отъ этихъ двухъ дагобъ, на вершинахъ двухъ горъ, стоятъ еще двѣ: Абаягири, считавшаяся самою высокой и достигавшая когда-то высоты 400 футовъ, и Джетаванарамана. По дорогѣ въ послѣдней, въ самой джонглѣ, почти ею покрытая, стоитъ колоссальная статуя Будды изъ чернаго гранита, изображеннаго въ той позѣ спокойнаго самосозерцанія, которая составляетъ одну изъ добродѣтелей, заповѣданныхъ имъ вѣрующимъ. Обѣ горы, на которыхъ расположены дагобы, до того зарасли джонглей, что изъ-за вѣтвей и листьевъ, ихъ покрывающихъ, видны лишь однѣ ихъ пирамидальныя верхушки. Внизу у подошвъ этихъ горъ полуразвалившіяся лѣстницы и высокія колонны указываютъ мѣста, гдѣ прежде стояли какіе-нибудь дворцы или храмы. Нѣкоторыя изъ ступеней этихъ лѣстницъ покрыты красиво сдѣланными рельефными изображеніями разныхъ животныхъ. Наверху на тумбахъ стоятъ нѣсколько покрытыхъ крышками каменныхъ сосудовъ, гдѣ прежде хранилась пища или вода для священниковъ.
А кругомъ всѣхъ развалинъ, вездѣ, куда ни глянешь, сплошь джонгля, которая будто опять подбирается и подкрадывается, и если бы не рубить ее отъ времени до времени, она вновь бы, кажется, захватила свое царство. Да, много еще чудеснаго, должно быть, кроется въ ея таинственной чащѣ. Стоитъ только тутъ же, у какой-нибудь дагобы, на нѣсколько шаговъ проникнуть въ эту густую сѣть вѣтвей, немного прорубить этотъ живой заборъ, и глазамъ вездѣ представятся обломки колоннъ, стоящихъ или упавшихъ на землю, ступеней цѣлыхъ лѣстницъ, развалины дворцовъ, съ ихъ остатками перистилей, храмовъ и цистернъ, густо заросшими ползучими растеніями.
Вообще развалины Анурадапуры по тому красивому мѣстоположенію, въ которомъ онѣ расположены, по той сказочно-роскошной растительности, которая ихъ окружаетъ, и по своей оригинальности окупаютъ не только сравнительно незначительныя трудности поѣздки, но и стоятъ весьма долгаго пребыванія^ изученія и осмотра.
Не менѣе интересны, судя, по крайней мѣрѣ, по фотографіямъ, и развалины другой цозднѣйшей столицы острова — Полланаруа. Да и весь Цейлонъ съ его вѣчною весной, съ его джонглями и горами, съ его никогда неувядающею природой, которая щедрою рукой расточила въ немъ всѣ свои дары, съ его жителями, часть которыхъ населяетъ далёкія горы и джонгли, по словамъ нѣкоторыхъ писателей, стоитъ до сихъ поръ еще на первыхъ ступеняхъ человѣческаго развитія и представляетъ, безспорно, интересъ совершенно исключительный.
Конечно, одного мѣсяца пребыванія достаточно лишь для того, чтобы имѣть обо всемъ этомъ только весьма поверхностное понятіе и, пожалуй, чтобы придти въ заключенію о томъ, сколько теряешь, когда не имѣешь возможности оставаться дольше. Я лично, въ силу обстоятельствъ, былъ лишенъ этой возможности, но могу ручаться лишь за то, что если тѣ свѣдѣнія, которыя я даю въ настоящей статьѣ о сравнительно незначительной стоимости и легкости поѣздки на Цейлонъ, убѣдятъ кого-нибудь пожертвовать нѣсколько мѣсяцевъ на такую поѣздку, то такой туристъ не потеряетъ ни своего времени, ни денегъ.
Оставшись нѣсколько дней въ Анурадапурѣ, я тою же дорогой, сначала черезъ джонглю вернулся въ Канди, а потомъ по желѣзной дорогѣ въ Коломбо. Оттуда я сѣлъ на пароходъ, который черезъ тридцать часовъ перевезъ меня на Тутикоринъ, первую южную гавань Великой Земли.
- ↑ Во время моего пребыванія въ Бомбеѣ въ джонгляхъ Средней Индія были, напр., открыты развалины цѣлаго громаднаго города, съ многочисленными санскритскими надписями.
- ↑ Австрійскіе пароходы предпочтительнѣе, потому что при удобствѣ, равномъ съ пароходами англійскими, они значительно дешевле. Пароходы же общества Messageries Maritimes въ Бомбей не ходятъ.
- ↑ Послѣднихъ очень мало.
- ↑ Это, повидимому, обязательная принадлежность всѣхъ солдатъ и офицеровъ; по крайней мѣрѣ, я никогда ни одного изъ нихъ безъ такой тросточки не видѣлъ.
- ↑ На вершинѣ этой гори находится колоссальный отпечатокъ человѣческой ноги. Въ отпечаткѣ этомъ индусы видятъ ногу Сивы, буддиста — Будды, китайцы — Фо, мусульмане — Адама, даже португальцы — святаго Томаса, который, какъ ни странно сказать, по народному повѣрью, вмѣстѣ съ тѣмъ, считается и патрономъ скепткковъ. Въ настоящее время на вершинѣ коры находится маленькій буддійскій храмъ, привлекающій сюда массу пилигримовъ.
- ↑ Вотъ нѣкоторыя цифра, показывающія количество воздѣланной земли въ акрахъ и главное предмета воздѣлыванія: рису 600,000 акровъ, кокосовыхъ пальмъ 300,000, кофе 280,000, фруктовыхъ деревьевъ, апельсинъ, банановъ, манги и др. 160,000, пальмъ не кокосовыхъ 300,000, корица и кардамона 40,000, остальныхъ пряностей 10,000, хиннаго дерева 42,000, чайнаго дерева 2,000, какаоваго 8,000, табаку 25,000.
- ↑ Major Forbes’s: «Eleven Years in Ceylon».