Менуэт на географической карте (Доувес Деккер; Чеботаревская)/ДО
Текст содержит фрагменты на иностранных языках. |
| Менуэтъ на географической картѣ |
| Оригинал: нидерландскій. — Перевод опубл.: 1873. Источникъ: Мультатули. Повѣсти. Сказки. Легенды. — СПб.: «Дѣло», 1907. — С. 150. • Отрывокъ изъ «Среди милліоновъ» |
Какъ хороша Мозелла! Посѣтите когда-нибудь милую Мозеллу, и скажите сами, развѣ не правъ, говоря о ней, Авзоній, — онъ писалъ въ третьемъ вѣкѣ, но я не могу отыскать текстъ, такъ какъ въ настоящее время наслаждаюсь благодатнымъ отсутствіемъ книгъ, — да, убѣдитесь сами, впадаетъ ли языческій писатель въ преувеличеніе, разсказывая объ этой красавицѣ, которая послѣ всѣхъ многочисленныхъ поклонниковъ, осаждавшихъ ее съ самаго дѣтства, бросается словно побѣжденная, на самомъ же дѣлѣ торжествующая, у Трира и Кобленца въ объятія удалого Рейна…
У «Confluentes[1]» (Кобленцъ)! Слышите ли, филологи: confluentes[1]! Здѣсь сливаются судьбы обоихъ: жениха изъ Гельвеціи и люксембургской невѣсты. Она робка, но полна страсти. Всякій разъ она словно хочетъ убѣжать, и всякій разъ бѣгство ея оказывается притворнымъ. Она мило коварна, по-женски привлекательна, благонравна, степенна и въ то же время рѣзва, страстна и цѣломудренна. Навѣрное, она уже издали замѣтила приближавшійся къ ней Рейнъ! Конечно, она и безъ вопросовъ знала, что онъ предназначенъ ей, а она — ему…
Между тѣмъ люди, жившіе по берегамъ «потока» (Rhein — потокъ), германскаго Машашабе, подобно озабоченнымъ родителямъ, задавали себѣ вопросъ, кого изберетъ себѣ въ жены ихъ гордый любимецъ.
— Онъ еще слишкомъ молодъ, — говорили швейцарцы. — Смотрите: онъ едва несетъ челнъ, который можетъ опрокинуть серна. Хотя для своихъ лѣтъ онъ силенъ.
— Силенъ? О да! — говорилъ другой. — Только слишкомъ буенъ и неугомоненъ. Впрочемъ, пусть пройдетъ бурная юность: все это еще уляжется, прежде чѣмъ…
— Прежде чѣмъ что? — спросилъ я. — Прежде чѣмъ онъ умретъ? Или прежде чѣмъ достигнетъ Эммериха и Лобита, гдѣ еще въ 1870 году — это могутъ подтвердить свидѣтели — все еще сидѣли чиновники въ мундирахъ и рылись въ сундукахъ и чемоданахъ? Прежде чѣмъ онъ превратится въ пошлаго и пустого филистера? Прежде чѣмъ будетъ занесенъ иломъ? Прежде чѣмъ достигнетъ Катвика?
О Гедьмерсъ! Въ сущности я тебя не уважаю, но все же мнѣ нравится, что ты оплакиваешь, хотя лишь въ стихахъ, горестное превращеніе такой юности и такого зрѣлаго возраста въ такую старость.
Но этого не знали эльзасцы и баденцы, на глазахъ у которыхъ крѣпкій отрокъ вырасталъ въ юношу; на недостатокъ у него силъ они дѣйствительно не могли пожаловаться, хотя иногда и приходилось ему выслушивать упреки въ томъ, что онъ, слѣдуя обычаю молодыхъ людей, расточаетъ эти силы…
— Ни одна красавица не уйдетъ отъ меня! — объявлялъ Рейнъ и не обращалъ вниманія на то, что между красавицами попадались и уроды.
Въ этомъ отношеніи онъ опять-таки ничѣмъ не отличался отъ другихъ молодыхъ людей. Аппетитъ въ эти годы развивается раньше, чѣмъ вкусъ. Позднѣе становятся разборчивѣе, потомъ «blasé[2]», наконецъ «dégoûté[3]». Этому послѣднему старческому состоянію приписываютъ утонченность вкуса; но я этому не вѣрю. «Nous ne quittons jamais nos vices, ce sont eux qui nous quittent[4]» (мы никогда не бросимъ нашихъ пороковъ, пока они не бросятъ насъ). Что касается меня, то если бы я былъ порокомъ, я поступалъ бы такъ же: управлять людьми неблагодарная задача, а Порокъ за всѣ его старанія еще вдобавокъ пробираютъ моралисты.
— Ни одна красавица отъ меня не уйдетъ! — говорилъ Рейнъ и сталъ разыгрывать Донъ-Жуана. — Въ каждомъ городишкѣ найду я свою милую…
Одну? сотни, тысячи… милліоны!
— Идемъ со мною, милая Аннабрюнхенъ. Сюда, Марихенбахъ! Гдѣ же моя миленькая лѣсная рѣчка? Ахъ, ты была стиснута тамъ въ ущельѣ? Бѣдняжка! я обожаю тебя; само собою разумѣется, что я ради тебя спустился съ горъ… Отправимся же вмѣстѣ въ Голландію!
И лѣсная рѣчка попадается въ сѣти, и вскорѣ замѣчаетъ, что она вовсе не связана узами брака, а стала только номеромъ тысяча первымъ въ гаремѣ своего далеко не добродѣтельнаго поклонника.
Какъ прирученная самка слона, она вслѣдъ затѣмъ помогаетъ ловить другихъ слоновъ, хотя и не самцовъ, какъ на Цейлонѣ.
Каждая струйка воды, каждый ручеекъ, каждый источникъ сначала жалуется, какъ обманутая Эльвира, а потомъ очень скоро начинаетъ пѣть въ общемъ хорѣ:
«Подай мнѣ руку, жизнь моя,
Идемъ со мной въ мой замокъ…»
О, эти соблазнительницы!
А красавица Мозелла все ждетъ!
Придетъ ли онъ?
— Я сдѣлаю видъ, что не хочу съ нимъ встрѣчаться…
И она поворачиваетъ вправо.
— Мнѣ все-таки хотѣлось бы знать, приближается ли онъ…
И она оглядывается.
— Пусть онъ не думаетъ, что я о немъ забочусь…
Скорѣе вправо!
— Гдѣ онъ тамъ застрялъ? Просто терпѣнья нѣтъ…
Скорѣе влѣво.
— Что онъ о себѣ воображаетъ! Ужъ не думаетъ ли онъ, что я не найду дороги къ морю безъ него?
Снова вправо, снова влѣво, назадъ, впередъ, поперекъ, вкривь, вкось, на востокъ, на западъ… куда еще? Ахъ, бѣдная влюбленная Мозелла!
То она полна упованій, то теряетъ послѣднюю надежду. Вотъ она въ восторгѣ: онъ идетъ. Скорѣе, прямо въ его объятія!
О, горе!
— Этотъ повѣса далъ себя увлечь грязной Майнъ! Ну какъ не стыдно!
Ей донесли объ этомъ злые языки, и на протяженіи цѣлыхъ трехъ километровъ она была въ отчаяніи.
Напрасно ее увѣщевали:
— Онъ еще молодъ, милая Мозелла. Ты можешь быть увѣрена, что эта баба Майнъ тебѣ не будетъ помѣхой. У нея манеры франкфуртской биржи. Это скоро перестаетъ нравиться. Не падай духомъ и береги свою красоту. Въ подобномъ случаѣ есть всегда возможность…
Мозель хотѣла утопиться. Но рѣкѣ сдѣлать это трудно. Да и другіе съ этимъ обыкновенно не торопятся. Случаевъ несчастной любви на свѣтѣ мало… Можетъ быть, къ нимъ причисляютъ случаи любви ненесчастной, а скучной; это, пожалуй, и правильно…
Что касается Мозеллы, — только ради Бога никому объ этомъ не разсказывайте — то она въ отместку стала кокетничать съ сосѣдями.
Вѣдь надо же ей было подумать о томъ, чтобы не изсохнуть до появленія настоящаго жениха?
Новая сплетня. «У колодца», — на этой биржѣ, корсо и форумѣ нѣмецкихъ кумушекъ, — супруга портного сообщила супругѣ сапожника, что долгожданный женихъ увлекся Ланомъ…
Да, да, милая Мозелла!
Res est solliciti plena timoris amor![5]
Наконецъ бракосочетаніе было отпраздновано въ Кобленцѣ, и при опусканіи занавѣса добрый старикъ фогтъ — онъ же посаженный отецъ, благословлявшій молодыхъ, — сказалъ (обращаясь къ публикѣ): «Итакъ, мы видимъ, что вѣрная любовь бываетъ всегда награждена».