МЕМУАРЫ.
правитьВѣра, вдова, 22 лѣтъ.
Г-жа Старова, другъ Вѣры, замужняя женщина, 40 лѣтъ.
Алексѣй Петровичъ, помѣщикъ, 30 лѣтъ, холостой, неглупый, добрый малый.
Жевановъ, 43 лѣтъ, необходимое, повсемѣстное лицо, пріятель Алексѣя Петровича.
СЦЕНА I.
правитьГ-жа Старова. — Нѣтъ, не обманешь ты меня, моя дорогая именинница… Я читаю въ сердцѣ твоемъ такъ же ясно, какъ ты — въ этой книгѣ.
Вѣра (оставляя книгу).-- Ну что жь, напримѣръ, вы прочли въ моемъ сердцѣ?
Старова. — Да все, отъ доски до доски; не даромъ же сорокалѣтнимъ людямъ дается какая-нибудь опытность.
Вѣра. — Я знаю, что вы опытны; но, право, ваша опытность — въ-отношеніи меня — напрасный даръ, потому-что я ровно ничего не скрываю.
Старова (съ нѣжнымъ упрекомъ).-- Не скрываешь? ты не скрываешь?.. Нѣтъ, Вѣра, съ самаго твоего возвращенія изъ Петербурга, ты вся хочешь быть для меня загадкой; и я не говорила бы объ этомъ, если бы старая привязанность моя къ тебѣ не оскорблялась немножко такой перемѣною въ твоихъ чувствахъ ко мнѣ, ко мнѣ, отъ которой не было у тебя ничего тайнаго…
Вѣра (немного смущаясь).-- Но и теперь я, право, ничего отъ васъ не скрываю… Скажите же, наконецъ, какіе поступки мои кажутся вамъ загадочными?..
Старова. — О, за этимъ ходить недалеко! что, напримѣръ, ты скажешь о твоемъ возвращеніи сюда, въ провинцію?
Вѣра. — Что жь тутъ страннаго? у меня здѣсь имѣнье…
Старова. — У тебя здѣсь не одно имѣнье… у тебя здѣсь — воспоминанія и надежды…
Вѣра. — Что вы хотите сказать?
Старова. — Да то, что ты не пріѣхала бы изъ Петербурга въ нашъ, городъ, этотъ міръ сплетенъ, гдѣ тебѣ такъ больно достались за дружбу твою къ Алексѣю Петровичу; ты не вернулась бы снова въ этотъ міръ послѣ смерти твоего мужа, если бъ здѣсь, въ пятнадцати верстахъ отъ города, не жилъ тотъ же Алексѣй Петровичъ…
Вѣра (насмѣшливо).-- Удивительная проницательность!
Старова. — Не смѣйся, другъ мой; я скажу тебѣ еще что-нибудь; я объясню тебѣ, отчего ты, возвратившись въ провинцію, живешь не въ своемъ помѣстьи, а въ скучномъ городѣ, гдѣ тебя преслѣдуетъ всеобщая зависть…
Вѣра. — Продолжайте, я слушаю.
Старова. — Это для того, чтобъ имѣть въ городѣ болѣе-вѣрный наблюдательный пунктъ за тѣмъ же Алексѣемъ Петровичемъ; кромѣ-того, въ деревнѣ, слишкомъ-близкое сосѣдство съ нимъ повело бы къ слишкомъ-частымъ свиданьямъ… а мы боимся наскучить… Кромѣ-того, здѣсь болѣе разнообразныхъ средствъ поддерживать вниманіе, или даже возбуждать, быть-можетъ, охладѣвающія чувства неуловимаго и неумолимаго Алексѣя Петровича… Здѣсь мы можемъ являться и въ блескѣ бала, и въ выгодномъ свѣтѣ интимныхъ вечеровъ…. а въ деревнѣ все это было бы неумѣстно и невозможно…
Вѣра. — Ха, ха, ха! Это ужь черезчуръ! чтобъ я стала трудиться, придумывать средства къ увлеченію Алексѣя Петровича! Да за кого жь вы, наконецъ, меня принимаете?..
Старова (встаетъ и цалуетъ Вѣру въ голову).-- За женщину съ сердцемъ, которая не можетъ побѣдить своего сердца и страдаетъ отъ того, что любитъ человѣка достойнаго, прекраснаго, интереснаго, но немножко-испорченнаго, охлажденнаго, неумѣющаго любить просто, безъ особенныхъ какихъ-нибудь наркотическихъ возбужденій, какъ, напримѣръ, раздраженія нашего самолюбія, ревности, или трудностей въ достиженіи цѣли.
Вѣра (краснѣетъ, но не сознается).-- Благодарю васъ за комплиментъ: но, пожалуйста, продолжайте: ваши предположенія становятся очень-занимательны…
Старова. — Полно, перестань дурачиться! къ-чему вся эта комедія?.. Сама видишь, что я говорю дѣло, а не предположенія, и все еще упорствуешь… Ну, не обидно ли это, что ты до такой степени стала со мной скрытничать?..
Вѣра. — Да съ чего жь вы взяли, что я скрытничаю, что у меня есть какая-то небывалая страсть къ Алексѣю Петровичу, что я строю планы и веду осаду его драгоцѣнной особы?..
Старова. — А, притворщица! Если такъ, то я выведу тебя на свѣжую воду; я заставлю тебя сознаться въ притворствѣ и обратиться съ открытымъ сердцемъ къ старинному своему другу… Изволь-ка сказать мнѣ, чьи сегодня именины?
Вѣра. — Это еще что за вопросъ?.. Ну, конечно, мои и многихъ другихъ моего имени.
Старова. — А почему сегодня мы не принимаемъ ни поздравленіи, ни посѣтителей, кромѣ…
Вѣра (смущаясь).-- Кромѣ кого?.. Не правда, я не дѣлаю никакихъ исключеній; я не хочу видѣть никого — и никого не велѣла принимать…
Старова. — Кромѣ Алексѣя Петровича.
Вѣра. — Это потому, что не отказывать же человѣку, если онъ, изъ вниманія къ намъ, прискачетъ изъ деревни за пятнадцать верстъ…
Старова. — Нѣтъ, это потому, что моя Вѣрочка, какъ существо съ прихотями и поэтическими фантазіями, хотѣла на этотъ разъ свой праздникъ праздновать по-своему, то-есть, видѣть только тѣхъ, кого сердце хотѣло видѣть. Конечно, эта мысль неглупа, вполнѣ-достойна твоей романической головки; а такъ-какъ ты удостоила включить меня въ число избранныхъ, то мнѣ остается только благодарить тебя.
Вѣра. — Благодарить; а между-тѣмъ вы очень-неблагодарны, потому-что замучили меня своими инквизиторскими подозрѣніями.
Старова. — А! ты ужь не смѣешься; добрый знакъ, и я ближе къ цѣли. Позволь же мнѣ окончательно побѣдить твое непонятное притворство. Позволь мнѣ спросить, чти это за книга, въ красномъ бархатномъ переплетѣ, вотъ та, что ты сейчасъ держала въ рукахъ?
Вѣра (сильно смущаясь).-- Которая? эта?
Старова. — Эта самая.
Вѣра. — Это… романъ…
Старова. — Не печатанный, а писанный твоей собственной рукою, это твои мемуары, не правда ли?
Вѣра. — Вы читали?!
Старова. — Нѣтъ, я не позволила себѣ этой нескромности; но, замѣчая за тобою, я часто видѣла тебя съ перомъ въ рукахъ за этой книгою… А соображая то, какъ часто ты читаешь ее и все-таки не оканчиваешь, я заключила, что это долженъ быть интереснѣйшій изъ всѣхъ напечатанныхь романовъ: романъ собственнаго твоего сердца… а героя угадать не трудно!.. (Вѣра опустила голову и задумалась.) Ну что? Ты болѣе не смѣешься? ты побѣждена?
Вѣра (послѣ нѣкотораго молчанія, съ улыбкой поднимаетъ взоръ на Старову и добродушно протягиваетъ къ ней руку).-- Побѣждена!
Старова. — Давно бы такъ!.. А за признаніе я тебя обрадую: Алексѣй Петровичъ удостоилъ вспомнить о днѣ твоего ангела и будетъ у тебя въ два часа.
Вѣра (видимо-обрадованная).-- Почему вы знаете?
Старова. — Мнѣ вчера встрѣтился Жевановь, называющій себя другомъ Алексѣя Петровича, знаешь, этотъ устарѣлый любезникъ, полинялый франтъ… Такъ вотъ онъ мнѣ сказалъ, что Mr. Alexis собирается къ тебѣ.
Вѣра (въ восторгѣ).-- Я совершенно-счастлива; лучшаго подарка въ именины я не могла получить. (Встаетъ и ходитъ по комнатѣ.) Ага! наконецъ-то вы рѣшились, милостивый государь, завязать правильное сраженіе… Пожалуйте, пожалуйте; мы знаемъ, чѣмъ васъ встрѣтить.
Старова — Ребенокъ! она въ восторгѣ!.. Вѣра Николаевна, позвольте спросить, чѣмъ же вы приготовились встрѣтить непріятеля? Въ этомъ случаѣ не худо бы и съ друзьями посовѣтоваться; не примитесь опять скрытничать.
Вѣра. — Душечка моя! мой милый, несравненный старый другъ! ты не повѣришь, какъ я обрадуюсь свиданію съ нимъ!..
Старова. — Вотъ это-то и худо! Въ твоихъ отношеніяхъ съ нимъ ненадо никакой радости показывать при свиданіи.
Вѣра. — Да вѣдь я больше года его не видала!
Старова. — Нужды нѣтъ… Я понимаю Алексѣя Петровича столько же, сколько знаю тебя желая добра вамъ обоимъ, скажу тебѣ, что съ людьми, подобными Алексѣю Петровичу, надо поступать осторожно, разсчетливо. (Смотритъ на часы) Однако, ужь первый часъ; не мѣшало бы тебѣ подумать о туалетѣ.
Вѣра. — Нѣтъ, нѣтъ, прежде скажите, какъ, по вашему мнѣнію, я должна принять его?
Старова. — Я пойду за тобой въ уборную, и пока ты будешь одѣваться, я успѣю развить тебѣ мою теорію. Если хочешь успѣть, положись на мое знаніе человѣческаго сердца. (Уходятъ въ сосѣднюю комнату.)
СЦЕНА II.
правитьЖевано въ (одинъ, со шляпой въ рукахъ, ходитъ взадъ и впередъ по комнатѣ).-- Такъ и есть, Алеша еще въ постели, или чиститъ ногти передъ зеркаломъ; оно и естественно: гдѣ жь намъ вставать ранѣе перваго часа! (Садится въ большія кресла.) Нѣтъ-съ, почтеннѣйшая М-me Staroff, не быть по-вашему, не попадетъ въ ваши сѣти мой Алёша, не женить вамъ его на интересной вдовушкѣ… Да и что за страсть у этихъ старыхъ барынь сватать да женить? И что ей за интересъ вмѣшиваться въ это дѣло! По-крайней-мѣрѣ хоть обратилась бы къ солиднымъ людямъ, попросила бы моего, напримѣръ, содѣйствія… (Помолчавъ.) А, впрочемъ, что жь и я-то суюсь въ чужое дѣло? Мнѣ-то что такое Алексѣй Петровичъ? Ни братъ, ни сватъ, ни племянникъ; по правдѣ сказать, женись онъ или не женись — мнѣ все равно; не съ кѣмъ, конечно, будетъ холостой вѣкъ коротать въ здѣшнемъ захолустьѣ; не съ кѣмъ ни пообѣдать съ толкомъ, ни потолковать о возвышенныхъ предметахъ: уменъ Алёша, знаетъ свѣтъ, и вино хорошее держитъ, ну, да вѣдь не онъ же одинъ на бѣломъ свѣтѣ; не Фениксъ же онъ какой-нибудь въ-самомъ-дѣлѣ!.. Порядочныхъ людей и кромѣ его можно найдти; такъ для меня оно въ-сущности все-равно, что женится онъ, что не женится, а притомъ и совѣтовъ чужихъ онъ небольно послушаетъ, слѣдовательно, мнѣ можно бы и не вклеиваться въ эту исторію… Такъ, вѣдь, опять и этой-воронѣ Старовой не хочется отдать поля безъ бою; она ужь давно у меня на дорогѣ стоитъ; гдѣ только можно, непремѣнно булавку впуститъ. Прозвала меня «полинялымъ»… Какъ полинялый!? (Быстро поднимается съ креселъ и подходитъ къ зеркалу) Какой я полинялый? Въ волосахъ, правда, боберъ заводится, да она-то гдѣ это видѣла? Краску изъ Москвы отъ Армянина выписываю, и каждую недѣлю всю голову перекрашиваю. Полинялый!.. Скажите, пожалуйста… полинялый! Отплачу я вамъ, милостивая государыня, за остроумное прозвище…
СЦЕНА III.
правитьАлексѣй Петровичъ (зѣвая, протягиваетъ Жеванову руку).-- Здравствуй, Саша; откуда?
Жевановъ. — Bonjour, mon petit!.. Я собственно направился къ Баладуровымъ, да заѣхалъ къ тебѣ узнать: ѣдемъ мы къ именинницѣ или нѣтъ?
Алексѣй Петровичъ. — Ѣдемъ, какъ условились. (Садится въ кресла.)
Жевановъ. — Ну и прекрасно; только ты далѣе втораго часа не жди меня: я, можетъ-быть, засижусь у Баладуровыхъ; у нихъ, вѣдь, тоже именинница, Соничка.
Алексѣй Петровичъ (отдѣлывая ногти).-- Желаю веселиться… А что? какъ на дворѣ? грязно? холодно?
Жевановъ. — Холодновато; да это бы еще ничего, а вотъ что скверно: дорога невыносимая кочки подмерзли, такъ тебя и бьетъ, какъ въ лихорадкѣ; но, впрочемъ, кто полетитъ на крыльяхъ любви, для того не будутъ замѣтны ни кочки, ни…
Алексѣй Петровичъ. — Это ты про себя говоришь? Что, видно Соничка Баладурова ранила?..
Жевнповъ. — Пѣгъ! куда намъ! не по лѣтамъ! Я говорю о моемъ добромъ пріятелѣ, Алексѣѣ Петровичѣ…
Алексѣй Петровичъ. — Вотъ какъ!.. Стало-быть, ты не пересталъ слушать уѣздныя сплетни?
Жевановъ. — Какія сплетни? Никто и не говоритъ о тебѣ… По я самъ…
Алексѣй Петровичъ. — Самъ выдумалъ? (Кладетъ въ каминъ дрова и звонитъ; входитъ слуга.) Затопи каминъ, да поскорѣе завтракать. (Жеванову.) Какого хочешь вина?
Жевановъ. — Вишь, злодѣй, уклоняется!.. Насчетъ вина мнѣ все равно, только бы не заболтаться намъ, да не опоздать къ Баладуровымъ…
Алексѣй Петровичъ. — Э, полно! И что ты тамъ дѣлаешь, у Баладуровыхъ? По моему, тамъ прескучно: неужто и въ-самомъ-дѣлѣ Соничка?..
Жевановъ. — Полно, пожалуйста; ну что мнѣ Синичка? Куколка — и больше ничего… А ѣзжу я къ нимъ оттого, что надо же поддерживать хоть какія-нибудь знакомства, когда всѣ порядочные люди либо разъѣхались изъ околотка, либо хотятъ съ ума спятить, какъ, напримѣръ, и ваша милость. (Приносятъ чаи и завтракъ; собесѣдники садятся передъ каминомъ у маленькаго столика.)
Алексѣй Петровичъ. — Я вижу, что у тебя сегодйя йГть какой-то планъ на мой счетъ… Ѣмъ и слушаю.
Жевановъ. — Никакого нѣтъ плана, parole d’honneur! А, конечно, какъ старому пріятелю твоему, мнѣ очень-интересно знать, угрожаетъ ли мнѣ огорченіе — потерять въ тебѣ добраго товарища…
Алексѣй Петровичъ. — Да отчего жь такое опасеніе?
Жевановъ. — Ахъ, Боже мой! Да не-уже-ли же могутъ сохраниться наши настоящія отношенія, если ты женишься?..
Алексѣй Петровичъ. — А, вотъ, наконецъ, и слово загадки!.. Ну, братъ, Жевановъ, хитро же ты меня мистифировалъ!..
Жевановъ. — Какая тутъ мистификація! C’esl lout simple: человѣкъ любилъ; она овдовѣла; что жь мудренаго, если страсть, освободившаяся наконецъ отъ препятствій, увѣнчается законнымъ бракосочетаніемъ?
Алексѣй Петровичъ. — Такъ это ты поешь старую пѣсню о Вѣрѣ?.. Не спѣть ли лучше что-нибудь поновѣе, хоть, напримѣръ, «Мальбругъ въ походъ поѣхалъ»? А?.. (Закуриваетъ сигару.)
Жевановъ. — Я знаю, что ты мастеръ отшучиваться; однако я стою на-своемъ, тѣмъ-болѣе, что, какъ мнѣ извѣстно, интересная вдовушка непрочь отъ взаимности.
Алексѣй Петровичъ. — Браво (Наливаетъ Жеванову и себѣ вина.) За твое здоровье!.. А позволь спросить, могу ли я разсчитывать на тебя, какъ на шафера?
Жевановъ (серьезно).-- Ему говорятъ дѣло, а онъ отшучивается!
Алексѣй Петровичъ. — Лѣто? Такъ, стало-быть, тебя очень занимаетъ моя будущая свадьба?
Жевановъ. — Нетолько занимаетъ, но, просто, огорчаетъ и… и… бѣситъ!..
Алексѣй Петровичъ — «О, дружба, это ты!».. Ну, Жевановъ, спасибо за откровенность и расположеніе, и знай, что дружескія чувства твои не будутъ обмануты: ты никогда не увидишь меня мужемъ. И чтобъ доказать тебѣ это, мы сегодня не ѣдемъ въ городъ къ именинницѣ… Поѣзжай къ своимъ Баладуровымъ, а я въ такую погоду предпочитаю каминъ и сигару… Доволенъ ли ты мною?..
Жевановъ — Браво! Et, pour vous en dédommager, dans deux heures je reviendrai vous faire compagnie. (Встаетъ и прощается.)
Алексѣй Петровичъ (удерживая Жданова).-- Да посиди, еще рано, успѣешь къ своимъ Баладуровымъ… Знаешь ли что, Саша?.. Дѣло у насъ пошло на откровенность… Скажи, пожалуйста, отчего ты самъ не посватаешься за Вѣру? У нея, вѣдь, порядочное состояніе.
Жевановъ. — Вотъ что выдумалъ!
Алексѣй Петровичъ. — Да отчего жь?
Жевановъ. — Оттого, отчего я и тебѣ не совѣтовалъ бы на ней жениться.
Алексѣй Петровичъ. — Объяснись, пожалуйста…
Жевановъ. — Во-первыхъ, состояніе ея вовсе-невелико. Деревня разстроена и заложена, а капиталъ вполовину не такъ великъ, какъ всѣ увѣряютъ; я это знаю изъ вѣрныхъ источниковъ.
Алексѣй Петровичъ. — А во-вторыхъ?
Жевановъ. — Во-вторыхъ, она вдова… Ужь тамъ, что ни говори, а вдова все не то, что дѣвушка… Дѣвушка — воскъ, изъ котораго можно всякую форму вылѣпить по своему желанію; а вдова — слишкомъ-опытна и не обойдется безъ капризовъ…
Алексѣй Петровичъ. — Бальзакъ, чистый Бальзакъ!.. Ну, что далѣе?
Жевановъ. — Далѣе то, что Вѣра далеко некрасавица… Правда, она образованная, свѣтская, живая и умная женщина… Да чортъ ли въ немъ, въ женскомъ умѣ?
Алексѣй Петровичъ. — Совершенно-справедливо… Ну, продолжай…
Жевановъ. — Чего тебѣ еще? кажется, достаточно… Наконецъ, между мною и ею нѣтъ надлежащей симпатіи…
Алексѣй Петровичъ — Вотъ это-то не главное ли?
Жевановъ. — Можетъ-быть, по… по мнѣ пора. (Встаетъ.)
Алексѣй Петровичъ. — Къ Соничкѣ Баладуровой?
Жевановъ. — Да, братецъ; нельзя: добрые, обязательные старики
Алексѣй Петровичъ. — И глупенькая, но богатая дочка-невѣста. Прощай, пріятель, къ двумъ часамъ жду тебя… Я обѣдаю по-деревенски, не позже двухъ. (Жевановъ уходитъ.)
СЦЕНА IV.
правитьАлексѣй Петровичъ (одинъ, сидитъ на прежнемъ мѣстѣ, у камина, и куритъ въ глубокой задумчивости).-- И вотъ какъ судятъ о ней шуты, подобные Жеванову!.. Вотъ какъ цѣнятъ они эту пылкую, искренную, нѣжную душу!.. Пѣть, я хочу видѣть Вѣру; надо, чтобъ я видѣлъ ее. Сегодня это въ-особенности удобно, потому-что, въ толпѣ ея гостей, легко обойдтись безъ интимностей, которыя были бы некстати. (Звонитъ; входитъ слуга.) Каково на дворѣ?
Слуга. — Сильный дождь со снѣгомъ и вѣтеръ.
Алексѣй Петровичъ. — Ничего, прикажи тройкой заложить крытую коляску. (Слуга уходитъ) Конечно, я не измѣню своимъ убѣжденіямъ, я не стану играть въ любовь, нечувствуя въ себѣ никакой любви къ Вѣрѣ. Но, однакожь, я прежде какъ-будто увлекался, какъ-будто любилъ, и болѣе года одна только Вѣра занимала меня… Да и теперь я не могу не уважать ее, не цѣнить ея добродѣтели, не сожалѣть о ея положеніи… Но любви тутъ ужь нѣтъ… Странно! и отчета это? Не оттого ли, что теперь ужь нѣтъ поприща для хитрыхъ замысловъ праздной лѣни? Да, эти такъ; и если говорить правду, то я и въ то время не любилъ ее сердцемъ… Конечно, были минуты, когда я увлекался, но это потому, что Вѣра въ-самомъ-дѣлѣ часто бываетъ увлекательна. Демонъ тщеславія, а не геній любви преобладалъ въ душѣ моей, и чѣмъ болѣе разгоралась эта комедія, тѣмъ скучнѣе мнѣ было видѣть, что для меня недоступно чистое и непорочное сердце Вѣры. Она заставила меня уважать себя… Я уѣхалъ въ Петербургъ. Черезъ мѣсяцъ она привезла туда же больнаго мужа… Я былъ увѣренъ, что она пріѣхала для меня; по отъ этой увѣренности не встрепенулось мое сердце, а только надулось самолюбіе. Наконецъ, теперь снова между нами только пятнадцать верстъ разстоянія, но никогда еще сердце мое не было такъ спокойно. Игра наскучила и самая игрушка не занимаетъ болѣе… (Звонитъ и говоритъ вошедшему человѣку.) Прикажи отложить лошадей, если они заложены, да повару скажи, что я обѣдаю дома, не позже двухъ часовъ. (Слуга уходитъ.) Да, да, и игра, и игрушка наскучили!.. Вотъ свидѣтель, живой документъ разъигранной комедіи! (Подходитъ къ бюро и достаетъ изъ него небольшую записную книжку.) Вотъ здѣсь, въ этихъ мемуарахъ, по числамъ и даже по часамъ, записывались всѣ стратагемы, которыя, отъ скуки, придумывала моя лѣнь, чтобъ лучше обманывать Вѣру. (Перелистываетъ книжку.) Бѣдненькая! ты и не подозрѣвала того, какъ холодно, какъ разсчетливо я былъ страстенъ, напримѣръ, поутру 15 іюля Ты и не догадывалась, что восторженная нѣжность моя 20 августа была такъ притворна. И если бы ты знала, что угрюмая задумчивость моя отъ 9 до 12 сентября, цѣлые три дня, каково! была придумана мною заблаговременно, и записана въ эту книжечку еще 7 сентября, то ты не показала бы мнѣ столько участія, столько состраданія! -(Закрываетъ книжку. Послѣ нѣкотораго молчанія.) Однако, хорошо ли это будетъ, если я сегодня не поѣду къ ней?.. Жевановъ предупредилъ ихъ, да притомъ, не мѣшало бы поскорѣе опредѣлить наши дальнѣйшія отношенія… Уважая эту женщину, я не могу себѣ позволить оставлять ее въ недоумѣніи насчетъ моихъ чувствъ и намѣреній… Мнѣ кажется, что я обязанъ раскрыть ей глаза, хоть для того, чтобъ она не компрометировала себя въ губернскомъ мірѣ… Я долженъ поступать съ ней искренно, точно такъ, какъ она всегда поступала со мною… По какъ это сдѣлать? Какъ завести подобный разговоръ въ присутствіи цѣлой толпы поздравителей? (Задумывается.) Ба! счастливая мысль! чего же лучше? Отдать ей вотъ эти мемуары, эту записную книжку — и все будетъ объяснено. Она увидитъ всѣ мои ухищренія; она пойметъ, что была игрушкой моей праздности… Самолюбіе и гордость ея будутъ затронуты, и — положимъ, что она потеряетъ ко мнѣ уваженіе, зато все благополучно кончится между нами. Браво! прекрасно какъ гора съ плечъ! (Допивая стаканъ вина.) Да здравствуетъ спокойствіе и холостая беззаботность! (Звонитъ, и вошедшему слугѣ говоритъ.) Прикажи опять заложить въ крытую коляску вороныхъ, да поскорѣе… А мнѣ подай одѣваться…
СЦЕНА V.
правитьЖеванивъ (входитъ въ пальто, въ фуражкѣ и съ палкой, и обращается къ лакею, занятому уборкой комнаты).-- А гдѣ Алексѣй Петровичъ? Не въ манежѣ ли?
Слуга. — Никакъ нѣтъ-съ; они уѣхали въ городъ; а передъ вами приказали извиниться, и просили васъ кушать безъ нихъ.
Жевановъ. — Вотъ прекрасно! А я, дуралей, нарочно съѣздилъ домой, переодѣлся подомашнему, да за семь верстъ пріѣхалъ киселя ѣсть!
Слуга. — Кушанье пода но-съ.
Жевановъ. — Ну, хорошо; можно и не торопиться; пообѣдаю, выпью добраго вина, отдохну и лошадямъ дамъ отдохнуть, да и въ городъ… Застану въ-расплохъ моего плута, Алексѣя Петровича, и не дамъ ему никакого хода передъ вдовушкой, а то онѣ его тамъ какъ-разъ оплетутъ, и Старова сдѣлаетъ все по-своему…
СЦЕНА VI.
правитьВѣpa (одна, сидитъ у стола и разбираетъ цвѣты. На часахъ пробило два).-- Я слаба до ребячества! Я надѣла черное платье потому, что «ему» всегда нравился черный цвѣтъ… Я устроила tête-à-tête и «онъ», конечно, будетъ въ-правѣ заключить, что я ловлю его… Я занята составленіемъ букета изъ геліотроповъ, потому-что это «его» любимое растеніе… Сумасшедшая! Какъ-будто я не знаю его натуры, какъ-будто не привыкла видѣть, что малѣйшій шагъ на встрѣчу его желаніямъ, или самолюбію, заставлялъ его на десять шаговъ удаляться отъ меня? Первое проявленіе моей безразсудной страсти, потому только, что я неосторожно обнаружила ее, было послѣднимъ актомъ въ нашихъ отношеніяхъ! Какъ только онъ понялъ, чего онъ стоитъ для меня, такъ все между нами кончилось… Правду говоритъ моя мудрая наставница, что я женщина безъ всякой гордости, даже безъ всякаго самолюбія. Я ли не была игрушкой его наступательныхъ плановъ, созданныхъ имъ отъ скуки, отъ лѣни и отъ праздности? Я ли не была цѣлью безчисленныхъ хитростей разсчетливаго и холоднаго эгоизма? И если что-нибудь принесло мнѣ пользу, такъ это только небольшой запасъ проницательности. (Указываетъ на бархатную книжку и беретъ ее въ руки). Всѣ страницы этихъ грустныхъ мемуаровъ могутъ быть уликами его эгоизма и моей ежедневной борьбы… И что жь? За все это отъ меня никогда ни одного слова упрека! И теперь, когда на моей сторонѣ могъ бы быть перевѣсъ, когда я могла бы заставить его вымаливать мое вниманіе, я трепещу, я ничего не желаю, какъ только увидѣть его, простить все, все, и подать ему руку на возобновленіе прежней дружбы. (Подходитъ къ зеркалу и прикалываетъ къ груди букетъ.) Черезъ нѣсколько минутъ онъ будетъ здѣсь… Г-жа Старова совѣтуетъ мнѣ принять его съ холодностью перваго знакомства; но у меня не достанетъ силы. Онъ такъ самолюбивъ, что, обиженный моей холодностью, и не задумается прекратить всѣ наши отношенія и, пожалуй, еще уѣдетъ отсюда за тридевять земель. Обрадоваться ему тоже опасно: это увеличитъ его избалованную самоувѣренность и нисколько не подвинетъ впередъ моихъ задушевныхъ плановъ. Боже мой! что жь мнѣ дѣлать? (Послѣ нѣкотораго молчанія.) Буду поступать по вдохновенію, соображаясь съ тѣмъ, какъ онъ самъ поведетъ себя со мною. (Слышенъ звонъ дорожныхъ колокольниковъ)… Это онъ! (На минуту закрываетъ лицо руками и потомъ принимаетъ позу холоднаго спокойствія.)
СЦЕНА VII.
правитьВѣра (съ живостью приподнимается съ дивана и потомъ опятъ садится).-- Здравствуйте, Алексѣй Петровичъ…
Алексѣй Петровичъ. — Je vous présente mes félicitations… mais, mais… (Осматривается вокругъ.)
Вѣpa. — По вы удивляетесь, что не видите здѣсь толпы поздравителей?
Алексѣй Петровичъ. — Да, я думалъ найдти у васъ цѣлый городъ…
Вѣра (указываетъ на стулъ; Алексѣй Петровичъ садится).-- Цѣлый городъ! То-есть, вы хотите сказать: цѣлое собраніе искреннѣйшихъ моихъ доброжелателей… Нѣтъ, ихъ такъ много, что я рѣшилась не принимать ни одного…
Алексѣй Петровичъ. — Въ такомъ случаѣ, значить, вы рѣшились принимать только враговъ, и поэтому я попалъ въ число исключеній?.. Въ-самомъ-дѣлѣ, но вашимъ словамъ, или я врагъ вашъ, или я не былъ бы сегодня принятъ вами! (Смѣется.)
Вѣра (грустно).-- Можетъ-быть, оно и такъ… По я прошу васъ лучше думать, что вы приняты сегодня, какъ не здѣшній, какъ человѣкъ, проѣхавшій пятнадцать верстъ по дурной дорогѣ, съ цѣлью показать свое вниманіе къ моему празднику… Скажите, вы давно ужь здѣсь, въ этихъ краяхъ?
Алексѣй Петровичъ. — Болѣе двухъ мѣсяцевъ; я зналъ, что вы пріѣхали изъ Петербурга, но нездоровье мнѣ мѣшало быть у васъ.
Вѣра. — Нездоровье? желчь и мигрень, попрежнему?
Алексѣй Петровичъ. — А вы не забыли? (Слегка кланяется.) Да, это мои постоянныя пріятельницы… Но, кромѣ-того, я ожидалъ, что вы возвратитесь въ мое сосѣдство, въ вашу деревню…
Вѣра. — Нѣтъ, я рѣшилась остаться въ городѣ; въ деревнѣ теперь грязно и скучно.
Алексѣй Петровичъ. — Я въ городѣ вы думаете веселиться?
Вѣра. — Да, я хочу возобновить здѣшнія знакомства, сдѣлаю два-три бала…
Алексѣй Петровичъ. — Потребность въ разсѣянной жизни?
Вѣра. — Не скажу; но вѣдь надо же что-нибудь дѣлать. А вы, Алексѣй Петровичъ?
Алексѣй Петровичъ. — Я почти проститься пріѣхалъ къ вамъ
Вѣра. — Вы уѣзжаете? (Роняетъ букетъ.]
Алексѣй Петровичъ (поднимаетъ букетъ, по не отдастъ Сю).-- Да, я былъ намѣренъ зиму провести въ Одессѣ, или на южномъ берегу… Вы, попрежнему, любите этотъ цвѣтокъ? (Отдаетъ ей букетъ геліотроповъ.)
Вѣра (нѣсколько смущаясь).-- Я сохранила всѣ прежніе вкусы и слабости: я женщина!.. Мы, конечно, вмѣстѣ обѣдаемъ сегодня?
Алексѣй Петровичъ (кланяется).-- Благодарю васъ; съ удовольствіемъ, если мое tête-à-tête не будетъ скучно вамъ.
Вѣра (оправившись отъ смущенія, Лукаво).-- Нѣтъ, мы не будемъ одни: г-жа Старова обѣдаетъ со мною, да вашъ пріятель, г. Жовановъ. котораго она. кажется, пригласила.
Алексѣй Петровичъ (нѣсколько сконфуженный).-- Очень-пріятное общество!
Вѣра. — Я люблю г-жу Старову: въ ней столько ума и знанія жизни: а Жовановъ будетъ нелишнія, чтобъ вамъ не было скучно… онъ, вѣдь, другъ вашъ.
Алексѣй Петровичъ (почти-взбѣшенный).-- Можетъ-быть… Но только увѣряю васъ, что я предпочелъ бы ваше общество sans aucun entourage… Надѣюсь, мы нашли бы предметъ для разговора…
Вѣра. — А я такъ именно и боялась противнаго… Вы такъ часто хандрите.
Алексѣй Петровичъ — Благодарю за похвалу; но еслибъ даже я не умѣлъ занять васъ блестящимъ разговоромъ о пустякахъ и новостяхъ, то, во всякомъ случаѣ, я думаю, намъ достало бы матеріаловъ для бесѣды, еслибъ мы заглянули въ минувшее…
Вѣра. — Ради Бога, оставьте въ покоѣ минувшее; вы лучше, чѣмъ кто-нибудь, знаете, что между имъ и настоящимъ нѣтъ и не должно быть никакой связи. Не ваши ли это любимыя слова: «жизнь идетъ, не останавливаясь, и человѣкъ не возвращается къ тому, что одинъ разъ имъ пережито». У меня очень-хороша память.
Алексѣй Петровичъ. — Я и не отказываюсь отъ своихъ убѣжденій; но, сказавъ о минувшемъ, я думалъ угодить вамъ. Вы сейчасъ только сказали, что вы, какъ женщина, сохраняете прежніе вкусы и слабости.
Вѣра. — Да, въ цвѣтахъ и нарядахъ. (Выходитъ въ другую комнату.) Pardon! кладите вашу шляпу, а мнѣ надо хозяйничать.
СЦЕНА VIII.
правитьАлексѣй Петровичъ (встаетъ съ своего мѣста и съ живостью ходитъ по комнатѣ).-- Какъ хороша! какъ она похорошѣла съ-тѣхъ-поръ, какъ мы не видались… Но зато, Боже мой, какая же и перемѣна во всемъ! Откуда взялась эта бойкость, это хладнокровіе? Куда дѣвались прежнія деревенскія качества — застѣнчивость, способность краснѣть?.. «Ни Слова о минувшемъ». Это что значитъ? Одно изъ двухъ: или кто-нибудь другой успѣлъ утѣшить васъ, Вѣра Николаевна, или вы разъигрываете комедію. По, въ первомъ случаѣ, Богъ съ вами: тѣмъ легче намъ будетъ раззнакомиться; а во второмъ — не провести вамъ меня! Я распутаю или разорву всѣ ваши сѣти. (Помолчавъ.) Да, да, вы дорого заплатите за желаніе склонить меня къ ногамъ вашимъ. И если для этой цѣли вы избрали средствомъ притворное хладнокровіе и даже какіе-то признаки ироніи, то какъ же разобьются всѣ ваши надежды вотъ объ эту маленькую книжку! (Вынимаетъ изъ кармана свою записную книжку и снова прячетъ.) Какъ невыносимо-тяжело все видѣть, все знать и предугадывать! Я былъ бы гораздо-счастливѣе, еслибъ могъ, какъ мальчикъ, довѣрчиво падать въ паутину женскихъ замысловъ . А какъ она похорошѣла! какъ похорошѣла!.. (Входитъ Вѣра.)
СЦЕНА IX.
правитьВѣра. — Что вы такъ задумались? Это совсѣмъ не попраздничному… А я хотѣла васъ спросить, какое вино должно быть теплое и какое холодное… Я приказала лафитъ поставить въ ледъ.
Алексѣй Петровичъ (смѣясь).-- Прекрасно!.. А шампанское въ тепло?
Вѣра. — Ну да…
Алексѣй Петровичъ. — Прикажите же поскорѣе сдѣлать все наоборотъ, иначе намъ не достанется ни капли шампанскаго.
Вѣра смѣется, звонить и вошедшему слугѣ отдаетъ приказанія. Алексѣй Петровичъ смотритъ на нее съ нѣкоторой досадой).-- Алексѣй Петровичъ, мнѣ говорили, что мужчины пьютъ по вдохновенію, или расположенію. Расположены ли вы сегодня пить до опьянѣнія?
Алексѣй Петровичъ — Я чрезвычайно-расположенъ къ разговору съ вами.
Вѣра. — О чемъ?.. Очень-рада! (Садится на прежнее свое мѣсто.) Очень-рада, только не о минувшемъ…
Алексѣй Петровичъ. — Напротивъ, я хотѣлъ, и очень-серьёзно, поговорить съ вами о будущемъ…
Вѣра (съ живостью).-- Вы хотите гадать? Я вся вниманіе.
Алексѣй Петровичъ. — И я могу говорить откровенно? по-старинѣ?..
Вѣра. — Совершенно-откровенно; только не о старинѣ…
Алексѣй Петровичъ. — II вы обѣщаете мнѣ платить такою же откровенностью?
Вѣра. — Обѣщаю… только ни слова о прошедшемъ.
Алексѣй Петровичъ. — Очень-хорошо; по позвольте мнѣ вамъ замѣтить, что настойчивость ваша въ отвращеніи къ минувшему доказываетъ, что вы несовсѣмъ-равнодушны къ нему, что вы не забыли его.
Вѣра. — Можетъ-быть; но какая вамъ до этого надобность?
Алексѣй Петровичъ. — На этотъ вопросъ позвольте мнѣ отвѣчать вамъ другимъ вопросомъ: скажите мнѣ, Вѣра, какого вы мнѣнія обо мнѣ… о моемъ поведеніи съ вами?..
Вѣра (подумавъ). — Вы… вы очень-любезный человѣкъ; а поведеніе ваше со мною очень-просто и понятно. На вашемъ мѣстѣ всѣ на свѣтѣ вели бы себя точно такъ же.
Алексѣй Петровичъ. — Всѣ на свѣтѣ? это еще неочень-лестно. По далѣе?..
Вѣра. — Вамъ было скучно въ деревнѣ.
Алексѣй Петровичъ. — Я слушаю.
Вѣра. — Я вамъ нравилась.
Алексѣй Петровичъ. — Очень-естественно.
Вѣра. — Вы были увлечены.
Алексѣй Петровичъ. — Не знаю.
Вѣра. — То-есть, вы отрицаете; но я не хотѣла сказать, чтобъ вы были увлечены истинной любо… привязанностью ко мнѣ; нѣтъ, выбыли увлечены пустымъ тщеславіемъ, желаніемъ сдѣлать меня игрушкой.
Алексѣй Петровичъ. — Какъ! вы объ этомъ догадывались? Вы это видѣли, замѣчали?
Вѣра. — А вамъ хотѣлось бы думать, что я, какъ простодушная провинціалка, безусловно вамъ вѣрила?
Алексѣй Петровичъ. — Да, я такъ думалъ и думаю. Я даже убѣжденъ, что мысли, высказанныя вами теперь, внушены вамъ гораздо-позже.
Вѣра. — Внушены? Кѣмъ же?
Алексѣй Петровичъ. — Временемъ, охладившимъ ваша чувства, и разсужденіями вашихъ друзей, напримѣръ, г-жи Старовой…
Вѣра. — Какъ горько, какъ страшно вы ошибаетесь! Я предполагала въ васъ болѣе проницательности…
Алексѣй Петровичъ. — Какъ вамъ угодно; но пока вы не представите болѣе-убѣдительныхъ доказательствъ…
Вѣра. — Доказательствъ… вы хотите доказательствъ? Мнѣ очень-легко удовлетворить этому желанію. Во все время нашего знакомства съ вами, то-есть почти два года, я вела дневникъ, я записывала все, что думала о васъ и о вашихъ дѣйствіяхъ. Вотъ мои мемуары. (Указываетъ на лежащую на столѣ бархатную книжку.) Потрудитесь перелистовать ихъ.
Алексѣй Петровичъ (беретъ книжку Вѣры и читаетъ. Вѣра, съ улыбкой слѣдить за его движеніями).-- Боже мой! Что это такое? (вполголоса.) «15-е іюля, утро, въ саду. Сейчасъ уѣхалъ Алексѣй Петровичъ. Мы долго вмѣстѣ ходили по саду и я позволила ему, — какъ это говорится въ романахъ, объясниться въ любви. Онъ чудесный актёръ, и приготовленныя заранѣе фразы повторяетъ съ неподражаемой неподдѣльностью. Я слушала его и не успѣла охладить страсти, такъ хорошо имъ разъигранной, потому-что намъ помѣшали.» Я уничтоженъ! я не знаю, что остается мнѣ дѣлать!
Вѣра. — Читайте далѣе.
Алексѣй Петровичъ (скрывая свое смущеніе, отходитъ къ окну и продолжаетъ читать вполголоса).-- «12-е августа. Mr. Alexis долго игралъ на фортепьяно; онъ удивительный актёръ, et je le laisse faire, потому-что это такъ идетъ къ нему, онъ такъ искусенъ въ своей роли, такъ мило окружаетъ меня своимъ нѣжнымъ вниманіемъ…» Кто бы подумалъ! какая нелѣпая ошибка! какое смѣшное положеніе! (Продолжаетъ читать.) «10-го, 11-го и 12-го сентября. Если Алексѣй Петровичъ ведетъ, какъ я, свои мемуары, го, вѣроятно, въ нихъ есть всѣ планы его нападеній на меня; вѣроятно, онъ заблаговременно пишетъ отъ скуки, что онъ будетъ говорить и дѣлать у насъ въ домѣ. Любопытно было бы прочитать. Въ послѣдніе три дня онъ былъ задумчивъ и мраченъ, какъ наступившая осень, и эта мрачность столько же идетъ къ нему, какъ и страстность, и нѣжность… Да, онъ удивительный актёръ!..» Нѣтъ, это невѣроятно, это невозможно!..
Вѣра. — Что это кажется вамъ невѣроятнымъ и невозможнымъ?
Алексѣй Петровичъ (преодолѣвая свое смущеніе).-- Мнѣ кажется невѣроятнымъ, чтобъ женщина вашихъ лѣтъ…
Вѣра. — Имѣла маленькій запасъ проницательности? Къ-чему же такое мнѣніе о женщинахъ?
Алексѣй Петровичъ. — Но, умоляю васъ, объясните мнѣ еще два недоумѣнія. Скажите мнѣ, прежде-чѣмъ я признаю себя совершенно-уничтоженнымъ, скажите мнѣ, что же вы думали обо мнѣ въ то время, когда такъ безжалостно анализировали мои дѣйствія? Вы почитали меня низкимъ, лживымъ, смѣшнымъ эгоистомъ?
Вѣра. — Нисколько! Я очень-хорошо понимала, что для многихъ «игра въ любовь» замѣняетъ истинную любовь, и мои мемуары были для меня только средствомъ обороны…
Алексѣй Петровичъ. — По какимъ-образомъ, отчего въ два года всей этой недостойной комедіи вы ни разу, ни одного разу не обнаружили, что понимаете смыслъ ея? Почему вы не разоблачили моихъ дѣйствій, не оттолкнули меня, какъ недостойнаго?
Вѣра (нерѣшительно и смущаясь въ свою очередь).-- Почему? Потому-что видѣла въ васъ много другихъ прекрасныхъ качествъ и прощала вамъ одинъ недостатокъ. Я была добрѣе васъ…
Алексѣй Петровичъ. — Нѣтъ, этого недостаточно, чтобъ имѣть такое ангельское терпѣніе.
Вѣра. — Но развѣ вы забыли, или не видѣли, или не вѣрили, что тогда я… любила васъ истинно?
Алексѣй Петровичъ (глубоко-тронутый). — Вѣра Николаевна, послѣ всего мнѣ остается одно изъ двухъ или проститься съ вами сейчасъ же и навсегда, или, изумляясь вамъ, на колѣняхъ благодарить васъ за урокъ, и… и… (Становится на колѣни.)
Вѣра (хочетъ поднятъ его онъ овладѣваетъ ея рукою).-- И что жь далѣе?..
Алексѣй Петровичъ. — И… еслибъ я не чувствовалъ, что я не достоинъ мизинца этой руки, я просилъ бы руки вашей… (Покрываетъ поцалуями руку Вѣры.)
Вѣра (поднимая его).-- Встаньте, вставьте; зачѣмъ все это?
Алексѣй Петровичъ. — Вы можете однимъ своимъ словомъ или осчастливить меня, или сейчасъ же выгнать отсюда… Пощадите! пощадите!..
Вѣра. — По кто же мнѣ поручится, что увѣренія ваши, что вся эта новая сцена не одна изъ тѣхъ, которыя вы такъ любили разъигрывать?
Алексѣй Петровичъ. — Въ истинѣ чувствъ моихъ пусть будетъ порукою ваша проницательность; взгляните на меня: не-уже-ли я и теперь похожъ на безумнаго, холоднаго эгоиста?.. (Вѣра смѣется сквозь слезы и подаетъ ему руку.)
СЦЕНА X.
править(Тамъ же. Входятъ съ одной стороны г-жа Старова, съ другой Жевановъ.)
Жевановъ (сначала незамѣченный, говоритъ вполголоса).-- Вотъ тебѣ разъ! Кажется, тугъ все дѣло и безъ меня устроилось… (Подходя къ Вѣрѣ.) Честь имѣю поздравить со днемъ ангела!
Алексѣй Петровичъ. — Лучше меня, меня поздравить съ ангеломъ! Вотъ съ этимъ ангеломъ! (Указываетъ на Вѣру.) Вѣра Николаевна, позвольте представить вамъ злѣйшаго изъ враговъ вашихъ.
Жевановъ. — Предатель!
Вѣра. — Я немножко знала, что г. Жевановъ нерасположенъ ко мнѣ: но сегодня у меня нѣтъ враговъ… Soyez le bienvenu…
Старова. — Mr Alexis, я никогда не была вашимъ врагомъ, и теперь первая поздравляю васъ..Алексѣй Петровичъ (цалуетъ руку Старовой).-- Знаю, все знаю, и нынѣшній день считаю счастливѣйшимъ въ жизни!.. (Входитъ лакей.)
Лакей. — Кушанье подано.
Старова (на пути въ столовую), — Qu’en dites vous, Mr. Жевановъ?
Жевановъ. — Rien, absolument rien, Madame! Мнѣ только пришла въ голову старая поговорка.
Старова. — Какая же?
Жевановъ. — «Нашла коса на камень!» (Проходятъ въ столовую.)