Мелочи иностранной литературы.
правитьЖизнь каждаго человѣка, какъ жизнь общественныхъ классовъ, цѣлыхъ обществъ и народовъ, вся слагается изъ мелочей. Крупныя событія въ жизни частнаго лица, или цѣлаго народа, великія удачи и большія несчастья суть ничто иное, какъ результаты множества мелкихъ, иногда едва замѣтныхъ и отдаленныхъ причинъ. Эти мелочи житейскія характеризуютъ отдѣльныя лица, общества и эпохи лучше, чѣмъ геройскіе подвиги и вообще крупныя дѣянія и черты, являющіяся всегда исключительными, болѣе или менѣе случайными и неизбѣжно обусловленными тѣмъ агломератомъ мелочей, изъ которыхъ слагалась вся предшествовавшая жизнь. Въ литературѣ мелочи играютъ почти такую же роль, что и въ дѣйствительной жизни. Крупное беллетристическое произведеніе очень рѣдко затрогиваетъ тотъ микроскопическій міръ, который приготовилъ характеры и событія, составляющіе фабулу разсказа; а если и затрогиваетъ, если даже тщательно изображаетъ и анализируетъ, то, непремѣнно, въ связи съ самой фабулой и въ той мѣрѣ, въ какой это необходимо для ея уясненія и для характеристики извѣстной категоріи лицъ, вызванныхъ авторомъ къ дѣйствію. Этотъ пріемъ, т.-е. излишняя мелочность и детальность, служитъ всегда въ ущербъ роману, порождаетъ несоразмѣрность частей, иногда несоотвѣтствіе между причинами и слѣдствіями. Въ первомъ случаѣ выходитъ скучно, во второмъ — комично, въ обоихъ случаяхъ — не художественно. Истинными художниками это давно сознано, и потому они никогда не пренебрегали литературными мелочами, на нихъ иногда основывали всю свою славу, свое значеніе. Намъ, русскимъ, это извѣстно лучше, чѣмъ какому-либо другому народу; стоитъ только вспомнить Записки Охотника и то значеніе, которое онѣ имѣли и котораго никогда не утратятъ.
Въ современной намъ иностранной литературѣ мы не можемъ указать ничего такого, что бы могло равняться съ Записками Охотника въ ихъ совокупности. Французы, такъ высоко цѣнившіе И. С. Тургенева, съ своею обычною чуткостью, давно поняли высказанное нами положеніе, и лучшіе ихъ романисты взялись за тотъ genre мелочей, который долженъ служить дополненіемъ къ крупнымъ литературнымъ произведеніямъ для ихъ уясненія и для полноты характеристики переживаемой эпохи. Въ этомъ отношеніи они, какъ всегда и во всемъ, увлекаются нѣсколько болѣе, чѣмъ нужно, и мелочи начинаютъ появляться у нихъ въ изобиліи чрезмѣрномъ. Этому въ значительной мѣрѣ способствуетъ развитіе ежедневныхъ газетъ, помѣщающихъ обязательно въ каждомъ нумерѣ одинъ или два беллетристическихъ разсказа, кромѣ большаго романа, занимающаго нижній этажъ газеты. По прошествіи нѣкотораго времени авторы соединяютъ такіе разсказы и издаютъ ихъ отдѣльною книжкою подъ болѣе или менѣе заманчивыми заглавіями. Иногда цѣлая компанія издаетъ сборную книжку вродѣ, напримѣръ, Chaqu’un la sienne или L’enfant de 36 pères.
Чуть ли не самыми плодовитыми и несомнѣнно очень талантливыми оказываются Гюи де-Мопассанъ и Теодоръ де-Банвиль. Съ мелкими произведеніями перваго русская читающая публика могла уже ознакомиться въ переводахъ, напечатанныхъ въ нѣкоторыхъ журналахъ и въ газетѣ Русскія Вѣдомости. Большинство же изъ разсказчиковъ мелкихъ повѣстей и «сказочекъ не для дѣтей» нашимъ читателямъ неизвѣстны даже по имени, хотя между ними есть такіе таланты, какъ Катулъ Мендесъ, Л. В. Мёнье, Орельенъ Шоль, А. де-Лоне и многіе другіе, иные только начинающіе создавать себѣ литературное имя во Франціи.
Мы считаемъ очень не лишнимъ познакомить нашихъ читателей съ этого рода произведеніями иностранныхъ литературъ и начинаемъ съ Захеръ-Мазоха, автора, уже извѣстнаго русской публикѣ, и затѣмъ съ мелочей французской литературы, какъ наиболѣе богатой въ этомъ отношеніи и представляющей чрезвычайное разнообразіе для выбора. Не мало мелочей появляется и въ нѣмецкой печати; но тамъ выборъ затруднительнѣе. У нѣмцевъ нѣтъ ни бойкости, ни откровенной веселости, ни задушевной драматичности, которыми такъ и искрятся мелочи французскихъ разсказчиковъ. Нѣмцы, за очень немногими исключеніями, сентиментальны и чопорны и, въ особенности, не любятъ выставлять на показъ того, что не къ авантажу ихъ національности служитъ, — они не откровенны. Выдающагося у нихъ нѣтъ, спросъ на этотъ родъ произведеній, очевидно, не великъ и новыхъ именъ появляется мало, кромѣ уже извѣстныхъ русскимъ читателямъ Захеръ-Мазоха и Пауля Гейзе. Въ такой же мѣрѣ небогаты мелочами англійская и итальянская литературы. По мѣрѣ возможности мы постараемся познакомить читателей съ наиболѣе новымъ и выдающимся въ этомъ родѣ.