Мексиканский вопрос (Арсеньев)/ДО

Мексиканский вопрос
авторъ Константин Константинович Арсеньев
Опубл.: 1863. Источникъ: az.lib.ru • Текст издания: журнал «Отечественныя Записки», № 2, 1963.

МЕКСИКАНСКІЙ ВОПРОСЪ.

править

Французская экспедиція въ Мексикѣ принимаетъ все болѣе и болѣе обширные размѣры; цѣль ея до сихъ поръ еще не опредѣлена положительно и ясно. На чемъ остановится французское правительство, какого удовлетворенія потребуетъ оно отъ Мексики за понесенныя имъ потери, какъ отнесется къ внутреннимъ дѣламъ республики — всѣ эти вопросы нельзя признать окончательно разрѣшенными; а между тѣмъ нѣкоторые изъ нихъ заставляютъ ожидать важныхъ затрудненіи. Предпріятіе, начатое съобща Англіей, Испаніей и Франціей, продолжается теперь только послѣднею изъ этихъ державъ; можно ли предполагать, что первыя двѣ останутся равнодушными къ его исходу? Заинтересованныя въ дѣлѣ, онѣ едвали предоставятъ рѣшеніе его французамъ. Еще болѣе вѣроятно вмѣшательство Соединенныхъ Штатовъ, удерживаемыхъ отъ него только междоусобною войною. Чѣмъ большихъ усилій, чѣмъ большихъ пожертвованій стоитъ Франціи пребываніе ея войскъ въ Мексикѣ, тѣмъ выше должны становиться притязанія ея, тѣмъ шире ея планы; сообразно съ этимъ возрастаетъ и возможность сопротивленія со стороны державъ, принимающихъ участіе въ мексиканскомъ вопросѣ. Рано или поздно, онъ можетъ сдѣлаться вопросомъ общеевропейскимъ. Но и въ настоящемъ фазисѣ своемъ онъ не лишенъ интереса, преимущественно какъ новый матеріалъ для характеристики Наполеона III.

Впродолженіе трехъ столѣтій Мексика, подъ именемъ Новой Испаніи, входила въ составъ испанскаго королевства. Гордость испанцевъ, преобладаніе ихъ надъ туземнымъ населеніемъ страны, постоянное подчиненіе ея интересовъ экономическихъ и политическихъ интересамъ метрополіи приготовили движеніе, возникшее въ Мексикѣ одновременно съ другими испанско-американскими колоніями, въ началѣ XIX вѣка. Цѣлью его было освобожденіе изъ-подъ власти Испаніи; поводъ къ нему былъ данъ отреченіемъ Фердинанда VII отъ испанскаго престола (1808). Началась упорная, кровопролитная борьба, одно время — послѣ реставраціи бурбоновъ — почти безнадежно проигранная мексиканцами, но возобновившаяся съ новою силой, какъ только революція 1820 года отвлекла вниманіе центральнаго правительства отъ дѣлъ колоній. Въ сентябрѣ 1821 г. вице-король О’Допоху, лишенный всякой поддержки со стороны Испаніи, прекратилъ военныя дѣйствія противъ мексиканцевъ и призналъ независимость Мексики. Вѣрные еще монархической формѣ правленія и не желая окончательнаго разрыва съ испанскимъ королевскимъ домомъ, мексиканцы предложили корону Фердинанду VII или одному изъ братьевъ его; но предложеніе это было отвергнуто; дѣйствія О’Доноху не были утверждены кортесами. Тогда на престолъ новаго государства возведенъ былъ, съ титуломъ императора, Августинъ Итурбиде, одинъ изъ главныхъ виновниковъ освобожденія Мексики. Царствованіе его продолжалось менѣе года; мятежъ, во главѣ котораго стоялъ генералъ Санта-Анна, заставилъ его отказаться отъ престола. Изъ монархіи Мексика была преобразована въ федеративную республику; конституція 4-го октября 1824 года опредѣлила новую форму государственнаго устройства, скопированную съ Сѣверо-Американскихъ Штатовъ[1]. Въ 1837 г. уничтожена была самостоятельность отдѣльныхъ штатовъ, и вся республика соединена въ одно цѣлое, непосредственно подчиненное центральной власти; но въ 1846 г. возстановлена, въ главныхъ чертахъ, конституція 1824 г. Независимо отъ этихъ существенныхъ измѣненій въ государственномъ устройствѣ, исторія Мексики представляетъ цѣлый рядъ pronunciamento, мятежей, революцій, иногда безуспѣшныхъ, иногда ограничивающихся перемѣной въ личномъ составѣ правительства, иногда прерывающихъ законное теченіе дѣлъ и установляющихъ диктатуру[2]. Такъ напримѣръ, съ 1853 по 1856 г. Санта-Анна управлялъ Мексикою съ неограниченною почти властью, носилъ титулъ высочества, окружилъ себя дворомъ и чиновною іерархіей. Паденіе Санта-Анны становится сигналомъ новыхъ междоусобныхъ распрей: консервативная, клерикальная партія борется съ либералами, въ свою очередь раздѣленными на нѣсколько оттѣнковъ. Центральному правительству, пребывающему въ Мексикѣ, часто противупоставляется другое, соединяющее вокругъ себя революціонные элементы страны. Теперешній президентъ республики, Хуаресъ, считается предводителемъ либераловъ-реформистовъ. Онъ обязанъ своею властью побѣдѣ надъ Мирамономъ, главою консервативной партіи.

Смуты, обуревающія Мексику, безправіе, часто господствующее въ ней, не могли не отразиться на положеніи иностранцевъ, жительствующихъ или временно пребывающихъ въ предѣлахъ республики. Торжествующая партія облагаетъ ихъ контрибуціями, насильственными займами; партія, лишенная власти, грабитъ дома ихъ, захватываетъ транспорты принадлежащихъ имъ товаровъ[3]. Нетолько собственность, даже жизнь иностранцевъ подвергается опасности; въ одномъ 1861 г. было девятнадцать случаевъ нападенія противъ французовъ, въ томъ числѣ противъ самого французскаго посланника, Дюбуа-де-Салиньи. Еще чаще случаи убійства испанцевъ, вообще ненавидимыхъ въ Мексикѣ. Оскорбленіе дипломатическихъ агентовъ — явленіе довольно обыкновенное; однимъ изъ первыхъ дѣйствій Хуареса по достиженіи имъ власти было изгнаніе испанскаго посланника Пашеко. Европейскія державы неоднократно вступались за подданныхъ, за представителей своихъ. Заключаемы были конвенціи, по которымъ обиженные должны были получить полное удовлетвореніе, ограбленные — полное возмѣщеніе убытковъ; но конвенціи эти, за недостаткомъ денегъ, за перемѣной правительства, почти всегда оставались безъ исполненія. Въ іюлѣ 1861 г., въ управленіе Хуареса, мексиканскій конгресъ пріостановилъ дѣйствіе всѣхъ конвенцій, заключенныхъ съ иностранными государствами. Иногда западныя державы оставляли путь мирныхъ соглашеній и предъявляли свои требованія съ оружіемъ въ рукахъ; такъ напримѣръ, при Лудовикѣ-Филиппѣ французскій флотъ бомбардировалъ крѣпость Сен-Жан-д’Уллоа; но и этотъ способъ дѣйствій не имѣлъ никакихъ прочныхъ послѣдствій.

Постоянно повторяющіяся злоупотребленія побудили, наконецъ, Испанію, Францію и Англію къ принятію болѣе рѣшительныхъ мѣръ противъ мексиканскаго правительства. Договоромъ, заключеннымъ въ Лондонѣ 31 октября 1861 года, опредѣленъ былъ планъ военныхъ дѣйствій, въ которыхъ должны были принять участіе морскія и сухопутныя силы всѣхъ трехъ договаривавшихся государствъ. Цѣлью договора было выставлено огражденіе безопасности и собственности европейцевъ, жительствующихъ въ Мексикѣ, и исполненіе конвенцій, существующихъ по этому предмету между Мексикою и западными державами; средствами къ достиженію цѣли — занятіе мексиканскаго прибрежья и другія военныя операціи, по усмотрѣнію предводителей союзныхъ войскъ. Договаривающіяся стороны обязались не искать ды себя въ Мексикѣ ни территоріальныхъ пріобрѣтеній, ни какихъ либо другихъ особыхъ выгодъ, и не стѣснятъ свободу мексиканцевъ въ выборѣ формы правленія и въ установленіи ея. Сѣверо-Американскіе Штаты были приглашены къ участію въ экспедиціи; но въ виду войны между сѣверомъ и югомъ приглашеніе это было ничѣмъ другимъ, какъ формальностью, лишенною всякаго значенія. Въ первой половинѣ декабря Вера-Крусъ былъ уже занятъ безъ бою испанскими войсками; въ январѣ 1862 г. къ испанцамъ присоединились англичане и французы. Испанскій контингентъ былъ самый многочисленный (до 6,000 человѣкъ); французовъ было вдвое меньше; англійскій десантный отрядъ не превышалъ 1,000 человѣкъ. Предводители испанскихъ и французскихъ войскъ, генералъ Примъ (извѣстный своими подвигами въ войнѣ съ Марокко) и вице-адмиралъ Жюрьенъ-де-ла-Гравьеръ, были уполномочены и на веденіе переговоровъ съ мексиканскимъ правительствомъ; дипломатическимъ представителемъ Англіи былъ сэръ Чарльзъ Уикъ, бывшій посланникъ ея въ Мексикѣ.

Затрудненія, встрѣченныя экспедиціей, были двоякаго рода. Полоса земли, прилегающая къ Мексиканскому Заливу (tierra ealiente, жаркая страна) отличается нездоровымъ климатомъ и болотистой почвой; съ наступленіемъ весны въ Вера-Крусѣ и окрестностяхъ его появляется желтая горячка, особенно губительная для европейцевъ. Чтобы избѣгнуть дѣйствія ея, необходимо было двинуть союзныя войска дальше въ глубину страны, въ такъ называемый умѣренный поясъ ея (tierra templada), начинающійся на разстояніи ста верстъ отъ берега моря. Но движеніе впередъ по пустынной, безводной мѣстности, въ виду непріятельскаго войска, требовало такихъ матеріаловъ, снарядовъ и припасовъ, которыми не была достаточно снабжена экспедиція. Съ другой стороны, между представителями союзныхъ державъ скоро возникли несогласія. Французскій уполномоченный желалъ открытія военныхъ дѣйствій; сэръ Чарльзъ Уикъ разсчитывала, преимущественно на успѣхъ переговоровъ. Генералъ Примъ все болѣе и болѣе склонялся на сторону послѣдняго. Въ сущности требованій, которыя слѣдовало предъявить мексиканскому правительству, уполномоченные также не могли сойтись между собою. Послѣдствіемъ этого положенія дѣлъ было заключеніе соледадской конвенціи (19 февраля), по которой рѣшено было прекратить военныя дѣйствія и открыть мирные переговоры. Въ началѣ конвенціи было выражено, что мексиканское правительство не нуждается въ поддержкѣ, такъ благосклонно предложенной ему союзными державами и что оно достаточно сильно, чтобы предупредить всякое революціонное движеніе внутри страны. Отсюда выводима была возможность окончить дѣло путемъ добровольныхъ соглашеній. Союзнымъ войскамъ предоставленъ былъ доступъ въ умѣренный поясъ страны (въ Кордобу, Орисабу и Тегуаканъ) съ тѣмъ, впрочемъ, чтобы въ случаѣ возобновленія военныхъ дѣйствій они немедленно возратились въ свои прежнія стоянки.

Соледадская конвенція была утверждена Хуаресомъ; оставалось только получить ратификацію союзныхъ державъ. Въ согласіи Англіи нельзя было сомнѣваться: съ самаго начала экспедиціи она изъявляла желаніе и готовность окончить ее полюбовно. Согласіе Испаніи было болѣе сомнительно: она имѣла всего болѣе причинъ негодовать противъ мексиканцевъ; ей принадлежала иниціатива переговоровъ, предшествовавшихъ заключенію конвенціи 31-го октября; ею, какъ мы увидимъ ниже, была въ первый разъ возбуждена мысль о преобразованіи Мексики въ монархію и о возведеніи на мексиканскій престолъ члена одной изъ царствующихъ династій Европы; ея войска первыя высадились въ Мексикѣ; ея флагъ прежде другихъ былъ поднятъ въ Вера-Крусѣ и Сен-Жан-д’Уллоа. Противъ ожиданія, нетолько Англія, но и Испанія ратификовали соледадскую конвенцію и вызвали свои войска изъ Мексики. Одна только Франція, всего менѣе заинтересованная въ дѣлѣ, продолжала настаивать на разрѣшеніи его вооруженною рукою. Соледадская конвенція была отвергнута Наполеономъ III-мъ; французское войско было подкрѣплено новымъ, сильнымъ отрядомъ; главнокомандующимъ былъ назначенъ генералъ Лорансе. Военныя дѣйствія начались въ половинѣ апрѣля. Наступательное движеніе французовъ было остановлено неудачей, испытанной ими при Пуэблѣ (5 мая)[4], и приближеніемъ періода дождей, почти прекращающихся в-ь Мексикѣ въ теченіе цѣлаго лѣта. Главная квартира генерала Лорансе была перенесена обратно въ Орисабу. Здѣсь всѣ усилія главнокомандующаго были обращены на то, чтобы привести свою позицію въ оборонительное положеніе и обезпечить сообщеніе съ Вера-Крусомъ, откуда войска получали большую часть продовольствія своего. Единственная попытка, сдѣланная мексиканцами противъ Орисабы, была отражена 14-го іюня; но это не уменьшило затрудненій, съ которыми должны были бороться французы. Доставка каждаго транспорта изъ Вера-Круса въ Орисабу стоила имъ огромныхъ трудовъ, а иногда и значительныхъ пожертвованій. Они должны были поправлять дороги, вообще крайне неудовлетворительныя и въ добавокъ еще испорченныя дождями, возстановлять мосты, разрушаемые мексиканцами, отражать безпрестанныя нападенія гверильясовъ, охранять, раздробляя свои силы, всѣ пункты, на которыхъ могъ бы укрѣпиться непріятель. Всего болѣе пострадали войска, занимавшія Вера-Крусъ и подвергшіяся дѣйствію желтой горячки. О продолженіи войны нельзя было и думать безъ новыхъ, сильныхъ подкрѣпленій, которыя въ настоящее время уже прибыли въ Мексику. Главнокомандующимъ, на мѣсто Лорансе, назначенъ генералъ форей, побѣдитель при Монтебелло. Затрудненія, окружающія его въ Мексикѣ, такъ велики, что прибывъ на мѣсто въ сентябрѣ прошедшаго года, онъ только недавно возобновилъ наступательное движеніе противъ Пуэблы.

Мы изложили въ главныхъ чертахъ ходъ мексиканской экспедиціи до января 1863 года. При самомъ поверхностномъ обозрѣніи ея, нельзя не остановиться на двухъ обстоятельствахъ, съ перваго взгляда совершенно необъяснимыхъ. Цѣлью экспедиціи — то-есть гласною, офиціальною цѣлью ея — было удовлетвореніе подданныхъ трехъ державъ за понесенныя ими оскорбленія и убытки, и огражденіе ихъ отъ дальнѣйшихъ притѣсненій со стороны мексиканскаго правительства. Между тѣмъ Испанія и Англія отзываютъ свои войска изъ Мексики, не достигнувъ этой цѣли, не сдѣлавъ почти никакихъ усилій къ достиженію ея; Франція, напротивъ того, употребляетъ въ дѣло такія силы, такія средства, которыя далеко превышаютъ цѣль экспедиціи, которыхъ, лучше сказать, цѣль эта вовсе не стоитъ. Уклоняясь отъ переговоровъ, которые могли бы привести къ миролюбивому разрѣшенію вопроса, французское правительство усиливаетъ вдесятеро свое войско въ Мексикѣ, посылаетъ туда одного изъ лучшихъ своихъ генераловъ, замышляетъ походъ въ самый центръ республики, тратитъ огромныя суммы (въ настоящее время простирающіяся уже до 100 мильноповъ франковъ), которыя и въ случаѣ побѣды едвали удастся возмѣстить съ Мексики. Итакъ, съ одной стороны — преждевременная остановка предпріятія, съ другой — продолженіе его въ неожиданно-громадныхъ размѣрахъ. Что и.е скрывается подъ этими фактами, въ чемъ заключаются тайныя побужденія, которыя они заставляютъ предполагать въ договаривавшихся державахъ? Матеріалы для разрѣшенія этого вопроса даетъ дипломатическая переписка, сообщенная англійскому парламенту въ послѣдней сессіи его. Она показываетъ, что французскій посланникъ въ Лондонѣ еще въ сентябрѣ 1861 г. заявлялъ графу Росселю о необходимости «составить планъ политической реорганизаціи Мексики», Испанія выражала желаніе содѣйствовать мексиканцамъ, на сколько это будетъ возможно, въ собственныхъ стараніяхъ ихъ установить у себя прочный порядокъ и монархическую форму правленія. Одно только англійское правительство постоянно настаивало на томъ, чтобы единственнымъ предметомъ, единственною цѣлью экспедиціи было удовлетвореніе законныхъ требованій европейскихъ державъ. Въ этомъ смыслѣ, какъ мы уже видѣли, и была заключена лондонская конвенція 31-го октября. Есть, впрочемъ, публицисты, распространяющіе эту конвенцію гораздо дальше ея буквальнаго смысла, видящіе въ ней узаконеніе вмѣшательства въ внутреннія дѣла Мексики. Не говоримъ уже объ офиціозной французской журналистикѣ, способной назвать бѣлое чернымъ и черное бѣлымъ, когда этого требуетъ начальство; но и «Revue des deux Mondes», органъ независимый и серьёзный, утверждаетъ, что главною цѣлью конвенціи 31-го октября было измѣненіе государственнаго устройства Мексики въ монархическомъ духѣ, съ тѣмъ только, чтобы измѣненіе это не было навязано Мексикѣ союзными войсками и произошло, въ присутствіи и подъ покровительствомъ ихъ, по доброй волѣ мексиканцевъ[5]. «Коалиція Франціи, Испаніи и Англіи противъ г. Хуареса», говоритъ Revue des deux Mondes, «съ цѣлью получить удовлетвореніе за обиды, нанесенныя европейцамъ, была бы неестественна, даже смѣшна, потому что подобная цѣль легко могла бы быть достигнута каждою изъ союзныхъ державъ безъ посторонней помощи; слѣдовательно — союзъ былъ заключенъ для какой-нибудь другой, болѣе важной цѣли.» Какая странная логика! Развѣ правительства всегда дѣйствуютъ благоразумно, развѣ современная политика европейскихъ державъ всегда представляется образцомъ послѣдовательности и мудрости? Предполагать, что средства въ политикѣ всегда соотвѣтствуютъ цѣли, что государства никогда не поднимаютъ много шуму изъ ничего, значило бы игнорировать исторію, значило бы объяснять событія нетакъ, какъ они совершились на самомъ дѣлѣ, а такъ, какъ должны были бы совершиться но субъективному воззрѣнію писателя. Еслибы даже коалиція, о которой говоритъ «Revue des deux Mondes», дѣйствительно была лишена всякаго смысла, это не давало: бы еще права отрицать существованіе ея; но мы не видимъ причины считать ее нелѣпою или смѣшною. Каждая изъ договаривавшихся державъ имѣла одинаковое основаніе, одинаковое право требовать удовлетворенія отъ мексиканскаго правительства; предъявленіе этого требованія сообща всѣми тремя державами очевидно должно было сообщить ему такой авторитетъ, такую неотразимую силу, какой не могла бы имѣть отдѣльная претензія каждаго государства. Конечно, одна изъ державъ могла быть уполномочена другими дѣйствовать отъ общаго имени, подобно тому, какъ во времена священнаго союза Австрія была уполномочена усмирить Неаполь, Франція — возстановить абсолютизмъ въ Испаніи; но эпоха такихъ полномочій прошла, и едвали слѣдуетъ желать, чтобы она возвратилась. Притомъ, затрудненія, съ которыми была бы сопряжена выдача довѣренности двумя державами третьей, были бы неисчислимы. Кому предоставлена была бы, вопервыхъ, роль довѣрителей, кому — роль повѣреннаго? Еслибы экспедиція могла быть выгодна для государства, предпринимающаго ее, послѣдняя роль была бы оспариваема всѣми; въ противномъ случаѣ — всѣ старались бы уклониться отъ нея. Вовторыхъ — на чей счетъ была бы совершена экспедиція? Если на счетъ государства уполномоченнаго, то это было бы явною несправедливостью, потому что оно одно приняло бы на себя тягость дѣла, одинаково полезнаго для всѣхъ; если на счетъ государствъ уполномочивающихъ или на общій счетъ, то государство уполномоченное снизошло бы на степень наемника, продающаго свою кровь и свою силу, на степень судебнаго пристава, исполняющаго приговоръ суда. Способъ дѣйствій, избранный Франціей, Испаніей и Англіей въ конвенціи 31-го октября, былъ единственный возможный, единственный согласный съ интересами и съ достоинствомъ этихъ державъ; несоразмѣрность между силами враждующихъ сторонъ была лучшимъ залогомъ скораго, успѣшнаго окончанія дѣла, съ возможно меньшими пожертвованіями и потерями для союзныхъ государствъ. Въ подтвержденіе своего взгляда на смыслъ и цѣль конвенціи 31 октября, «Revue des deux Mondes» указываетъ на то, что планъ военныхъ дѣйствіи, начертанный въ конвенціи, допускалъ нетолько занятіе мексиканскаго прибрежья, но и движеніе въ глубину страны (словами: другія военныя операціи, предоставляемыя усмотрѣнію предводителей союзныхъ войскъ); что договаривавшіяся стороны обязались не стѣснять свободу мексиканцевъ въ выборѣ формы управленія и въ установленіи ея — слѣдовательно онѣ предполагали, что послѣдствіемъ экспедиціи будетъ перемѣна формы правленія въ Мексикѣ. Слабость этихъ доводовъ очевидна. Движеніе въ глубину страны, точно такъ же какъ и занятіе прибрежья, могло не имѣть никакой другой цѣли, кромѣ принужденія мексиканскаго правительства къ исполненію законныхъ требованій союзниковъ; обязательство не стѣснять свободу мексиканцевъ въ выборѣ формы правленія и въ установленіи ея относилось, безъ сомнѣнія, къ тому случаю, еслибы появленіе иностранныхъ войскъ на почвѣ Мексики вызвало реакцію противъ правительства Хуареса и повлекло за собою замѣну его другимъ правительствомъ — можетъ быть, въ нѣсколько измѣненной формѣ — отъ котораго скорѣе можно было бы ожидать примиренія съ союзниками. Покровительство, о которомъ говоритъ «Revue des deux Mondes», неизбѣжно стѣснило бы свободу выбора, свободу дѣйствій мексиканцевъ, и потому нетолько не вытекало бы изъ смысла конвенціи 31-го октября, но напротивъ того, прямо противорѣчило бы ей. Наконецъ, лучшимъ доказательствомъ того, что конвенція 31-го октября не имѣла и не могла имѣть тѣхъ цѣлей, которыя приписываетъ ей «Revue des deux Mondes», служитъ, и?"нашихъ глазахъ, участіе въ ней Англіи, постоянно протестовавшей противъ «реорганизаціи Мексики», противъ революціонно-монархическихъ плановъ Испаніи и Франціи.

Мы вошли въ подробный разборъ конвенціи 31-го октября, потому что отъ толкованія ея въ томъ или другомъ смыслѣ зависитъ, до извѣстной степени, оцѣнка дальнѣйшихъ дѣйствій французскаго правительства. Съ точки зрѣнія «Revue des deux Mondes», Наполеонъ III представляется только исполнителемъ конвенціи, болѣе вѣрнымъ ея духу, нежели остальныя договаривавшіяся державы; съ точки зрѣнія, защищаемой нами — его слѣдуетъ признать нарушителемъ конвенція. Не прошло и двухъ мѣсяцевъ со дня подписанія конвенціи, какъ въ Парижѣ стали носиться слухи о предстоящемъ устройствѣ мексиканской имперіи, о кандидатахъ на мексиканскій престолъ. Кандидатомъ французскаго правительства называли эрцгерцога австрійскаго Максимиліана (бывшаго вице-короля ломбардо-венеціанскаго, зятя короля бельгійцевъ), кандидатомъ испанскаго правительства — герцога Монпансье (младшаго сына Лудовика-филпппа, женатаго на сестрѣ испанской королевы). Въ виду этихъ слуховъ, англійское правительство высказалось еще разъ противъ вмѣшательства въ внутреннія дѣла Мексики. Несогласіе между договаривавшимися державами отразилось, какъ мы уже видѣли, и на ходѣ военныхъ дѣйствій въ Мексикѣ. Прошло еще нѣсколько мѣсяцевъ: извѣстіе о соледадской конвенцій достигло Европы. Ратификація или нератификація ея должна была обнаружить настоящія намѣренія союзныхъ государствъ. Достиженіе цѣли, указанной въ трактатѣ 31-го октября, было невозможно безъ предварительныхъ переговоровъ съ мексиканскимъ правительствомъ; соледадская конвенція открывала путь этимъ переговорамъ, возбуждала надежду на успѣшное окончаніе ихъ. Въ то же самое время она обезпечивала положеніе союзныхъ войскъ, позволяла имъ собраться съ силами, приготовить все нужное на случай возобновленія военныхъ дѣйствіи. Въ этомъ отношеніи, можно сказать утвердительно, она была выгоднѣе для союзниковъ, нежели для мексиканцевъ. Отвергнуть соледадскую конвенцію, отказаться отъ всякихъ сношеній съ мексиканскимъ правительствомъ, значило сознаться, что цѣль экспедиціи — ниспроверженіе этого правительства, насильственный переворотъ во внутреннемъ устройствѣ Мексики. Понятно, что такое сознаніе было несовсѣмъ легко и удобно. Не подлежитъ никакому сомнѣнію, что испанское правительство раздѣляло, одно время, реорганизаціонные виды Франціи; но оно отступило отъ нихъ, какъ только настала рѣшительная минута. Какими соображеніями руководствовалось при этомъ министерство О’Доннелля — опредѣлить довольно трудно. Можетъ быть, оно остановилось потому, что кандидатура герцога Монпансье не была одобрена фракціею; можетъ быть, оно не захотѣло кассировать дѣйствія уполномоченнаго своего, генерала Прима[6]; можетъ быть, оно убѣдилось въ несправедливости предпріятія, испугалось затрудненій, съ которыми было бы сопряжено исполненіе его. Какъ бы то ни было, соледадская конвенція была отвергнута однимъ только французскимъ правительствомъ; и желаніе Испаніи и Англіи отказаться отъ всякой солидарности съ Франціей было такъ сильно, что онѣ вызвали войска свои изъ Мексики, не ожидая результата, отлагая до другаго времени даже самое открытіе переговоровъ.

Измѣнившееся положеніе французскаго правительства не могло не отразиться и на офиціальномъ тонѣ его депешъ и прокламацій. Отвергнувъ, безъ всякой видимой причины, послѣдній шансъ полюбовнаго разрѣшенія претензій, послужившихъ источникомъ спора, Франція не могла уже утверждать, что претензіи эти составляютъ единственный предметъ, удовлетвореніе ихъ — единственную цѣль экспедиціи[7]. Она должна была пріискать другой, болѣе благовидный предлогъ для своихъ дѣйствій. И вотъ она объявляетъ, что стремится только къ спасенію и возрожденію Мексики. Такъ по крайней мѣрѣ выражается генералъ Форей въ первой прокламаціи своей къ мексиканцамъ. Онъ увѣряетъ, что пришелъ сражаться не съ народомъ, а съ горстью безсовѣстныхъ людей, поправшихъ ногами и т. д., и т. д. — словомъ, съ правительствомъ Хуареса. «Мексиканцы», восклицаетъ генералъ, «освобожденные нашимъ оружіемъ (все отъ того же Хуареса), будутъ имѣть полную свободу избрать ту форму правленія, какая окажется соотвѣтствующею желаніямъ ихъ». Въ прокламаціи, обращенной къ жителямъ Кордобы (22-го окт.), генералъ Форей является еще болѣе великодушнымъ. «Мы пришли въ Мексику», говоритъ онъ, «чтобы видѣть, какого правительства желаютъ мексиканцы (?), и когда народъ, спрошенный объ этомъ предметѣ, свободно и откровенно выскажетъ свою волю, Франція признаетъ ее и соединитъ свои усилія съ вашими, чтобы сдѣлать изъ мексиканцевъ свободную націю, идущую по пути прогреса, во главѣ котораго, какъ вамъ извѣстно, стоитъ прекрасное отечество наше!» Если такъ, то почему бы Франціи не предпринять вооруженную прогулку но всѣмъ частямъ свѣта, съ цѣлью узнать, не желаетъ ли еще какой-нибудь народъ измѣнить свое государственное устройство? Тогда Франція будетъ имѣть еще болѣе правъ стоятъ во главѣ прогреса, и не останется уже ни одного народа, которому бы не были извѣстны ея нрава на это мѣсто… Но слова Форея еще болѣе возмутительны, чѣмъ нелѣпы. Наполеоновскій генералъ, говорящій о прогресѣ и свободѣ, и говорящій о нихъ въ странѣ, наводненной французскими войсками — это аномалія, на которую нелегко смотрѣть равнодушно. Какой же смыслъ таится въ туманныхъ фразахъ генерала Форея, какую будущность обѣщаютъ онѣ Мексикѣ? Возьмемъ самую благопріятную ипотезу; допустимъ, что побѣдоносное французское войско предоставитъ самому освобожденному народу опредѣлить, всеобщею подачею голосовъ, форму правительства своего. Въ этомъ предоставленіи будетъ уже заключаться насиліе, и насиліе довольно серьёзное; форма правительства опредѣлена конституціею, періодическое подтвержденіе ея не требуется закономъ — къ чему же возбуждать вопросъ, вовсе ненуждающійся въ разрѣшеніи? Единственнымъ логическимъ — хотя и невполнѣ законнымъ — послѣдствіемъ низверженія Хуареса было бы избраніе на его мѣсто новаго президента, въ порядкѣ, установленномъ конституціею. Приглашеніе мексиканцевъ къ подачѣ голосовъ не о личности правителя, а о формѣ самаго правительства, будетъ со стороны французовъ указаніемъ на то, что прежняя форма правленія должна быть замѣнена новою, болѣе угодною французамъ. Указаніе, исходящее отъ завоевателей страны, неизбѣжно стѣснитъ свободу мексиканцевъ. Узнать смыслъ этого указанія, узнать волю Франціи, для мексиканцевъ будетъ нетрудно: въ средѣ ихъ самихъ будетъ цѣлая партія, вполнѣ преданная, вполнѣ послушная французамъ. Зерно этой партіи составятъ мексиканцы, теперь уже сражающіеся въ рядахъ французскаго войска; окончательное торжество французовъ присоединитъ къ ней всѣхъ многочисленныхъ поклонниковъ успѣха и власти. Вліяніе ея будетъ тѣмъ болѣе сильно, что большинство населенія Мексики (около 2/3 — до пяти мильйоновъ изъ семи съ половиною) состоитъ изъ индійцевъ, почти вовсе чуждыхъ политической жизни. Если они будутъ призваны къ участію въ подачѣ голосовъ — что почти несомнѣнно, такъ какъ образцомъ ея, конечно, послужитъ французскій suffrage universel — то голоса ихъ, по всей вѣроятности, сдѣлаются добычей смѣлѣйшей изъ политическихъ партій, а перевѣсъ смѣлости и матеріальной силы будетъ на сторонѣ приверженцевъ Франціи. На людей болѣе просвѣщенныхъ можно будетъ дѣйствовать обѣщаніями, въ случаѣ надобности — и устрашеніемъ. Довольно сильнымъ способомъ устрашенія "ржетъ служить открытая подача голосовъ. Если присоединить ко всему этому вліяніе духовенства, враждебнаго Хуаресу и либераламъ, если принять въ соображеніе, что союзники Франціи — Альмонте, Миранда, Тамарисъ — принадлежатъ къ клерикально-консервативной партіи, то не трудно будетъ предугадать вѣроятный результатъ подачи голосовъ, совершающейся, по выраженію «Revue des deux Mondes», въ присутствіи и подъ покровительствомъ французскаго войска. Покровительство въ этомъ случаѣ равняется насилію, и всѣ громкія фразы о свободѣ выбора мексиканцевъ остаются ничѣмъ другимъ, какъ фразами, которымъ конечно не вѣритъ и само французское правительство. Итакъ, гласная, явная цѣль французской экспедиціи въ Мексикѣ — низверженіе правительства Хуареса; тайная цѣль ея — установленіе монархической формы правленія и возведеніе на престолъ какого нибудь protégé Франціи. Если первая изъ этихъ цѣлей уже далеко несовмѣстимъ принципомъ невмѣшательства, столько разъ провозглашеннымъ Франціею и подтвержденнымъ въ конвенціи 31-го октября, то что же должно сказать о послѣдней?… Для полной оцѣнки ея необходимо, впрочемъ, обратить вниманіе на побужденія, подъ вліяніемъ которыхъ дѣйствуетъ Наполеонъ III.

Отличительная черта французской публицистки[8], въ особенности офиціальной и полуофиціальной — отсутствіе или по крайней мѣрѣ недостатокъ простоты, прямого, здраваго, трезваго взгляда на вещи. Она заботится болѣе объ эффектѣ, чѣмъ объ истинѣ, вездѣ ищетъ поразительнаго, грандіознаго, постоянно, кстати и некстати, носится съ общими идеями, и отчасти сознательно, отчасти безсознательно, приписываетъ событія такимъ причинамъ, которыхъ нѣтъ, да и не можетъ быть въ дѣйствительности. Образчикомъ этой фразеологіи могутъ служить статьи и рѣчи самого Наполеона III, его министровъ-ораторовъ и вообще всѣхъ прорицателей и исполнителей его воли: припомнимъ прокламаціи генерала Форея. Мексиканская экспедиція, съ своими неопредѣленными стремленіями, съ своей загадочною цѣлью, представляетъ богатую тему для изобрѣтательности и краснорѣчія французскихъ публицистовъ. Благосостояніе Мексики, прогресъ, требованія правды, призваніе Франціи, военная честь ея — весь запасъ громкихъ словъ былъ пущенъ въ ходъ, съ обычными комментаріями, кое-какъ приспособленными къ новому предмету. Изъ всѣхъ хитросплетённыхъ объясненій мексиканской экспедиціи мы остановимся только на одномъ, потому что оно принадлежитъ перу извѣстнаго писателя, имперіалиста, но все таки не присяжнаго хвалителя имперіи — Мишеля Шевалье[9]. Онъ старается доказать, что установленіе въ Мексикѣ прочнаго, монархическаго правительства существенно важно для европейскихъ державъ, въ-особенности для Франціи — такъ важно, что оправдываетъ даже вмѣшательство во внутреннія дѣла Мексики. Вопервыхъ, оно положитъ предѣлъ постоянному расширенію Сѣверо-Американскихъ Штатовъ, остановитъ стремленіе ихъ къ господству надъ Средней Америкой, надъ Антильскими Островами. Два раза уже, въ 1837 и въ 1846 г., Сѣверо-Американскіе Штаты воевали съ Мексикой; въ первый разъ война окончилась присоединеніемъ Техаса, во второй разъ — присоёдиненіемъ Новой Мексики и верхней Калифорніи. Территорія мексиканской республики уменьшилась почти на половину (изъ 216,000 квад. миль болѣе 106,000 отошло къ Сѣверо-Американскимъ Штатамъ); но и остальная половина ея перейдетъ, рано или поздно, въ руки ненасытныхъ янки, если мексиканское правительство останется по прежнему безсильнымъ и шаткимъ. Пріобрѣтеніе Мексики повлечетъ за собою возобновленіе попытокъ противъ Кубы, противъ средне-американскихъ республикъ. Къ предупрежденію этого результата и направлена, по мнѣнію Мишеля Шевалье, мексиканская экспедиція; обновленная Мексика съумѣетъ отстоять свою независимость и цѣлость. И это мнѣніе высказано въ апрѣлѣ 1862 г., въ самый разгаръ борьбы между сѣверомъ и югомъ! Опасность, о которой говоритъ г. Шевалье, существовала — это безспорно; но существуетъ ли она теперь, когда силы американцевъ поглощены междоусобною войною, когда ни та, ни другая сторона не можетъ и думать о расширеніи своихъ владѣній, когда завоевательныя наклонности юга уступили мѣсто чувству самосохраненія, равнодушіе сѣвера ка, этимъ наклонностямъ — прямому противъ нихъ антагонизму? По справедливому замѣчанію г. Шевалье, войны съ Мексикой, равно какъ и попытки противъ Кубы, противъ Средней Америки, были дѣломъ южныхъ штатовъ; цѣлью ихъ было распространеніе рабства. Но развѣ онъ не понимаетъ, что въ этомъ именно обстоятельствѣ заключается лучшая гарантія противъ возобновленія такихъ попытокъ на будущее время? Положимъ, что югъ отдѣлится отъ сѣвера, упрочитъ самостоятельность свою. Не говоря уже о томъ, что онъ выйдетъ изъ борьбы истощеннымъ, ослабѣвшимъ, надолго неспособнымъ къ наступленію, интереса, сѣвера будетъ заключаться въ томъ, чтобы сдерживать югъ въ его предѣлахъ. Если Мексика не могла устоять противъ соединенныхъ силъ сѣвера и юга, то въ союзѣ съ сѣверомъ ей нечего будетъ бояться нападеній юга. Если же междоусобная война окончится торжествомъ сѣвера надъ югомъ, то въ такомъ случаѣ не можетъ быть и рѣчи о распространеніи рабства, о попыткахъ завоеванія Мексики съ цѣлью установить за. ней это ненавистное учрежденіе. Можетъ быть, возстановленный союзъ, исцѣленный отъ язвы невольничества, присоединитъ ка. себѣ, рано или поздно, мексиканскую республику; но это будетъ естественною побѣдою просвѣщенія и свободы надъ невѣжествомъ и анархіей, побѣдою, которая обратится въ пользу самой Мексики и не принесетъ никакого вреда Европѣ[10]. Политическое равновѣсіе Европы не можетъ пострадать отъ перемѣнъ, совершающихся, въ Америкѣ; какое же ей дѣло до этихъ перемѣни., лишь бы только онѣ не влекли за собою такихъ вопіющихъ результатовъ, какъ распространеніе рабства? Г. Шевалье чувствуетъ, кажется, слабость своего перваго довода и относитъ его нестолько къ Франціи, сколько къ Англіи, болѣе настойчивой и постоянной въ борьбѣ противъ рабства, чѣмъ Франція. Для Франціи собственно, г. Шевалье сочиняетъ другой, еще болѣе мудрёный доводъ. Онъ говоритъ, что Франція — душа и вмѣстѣ съ тѣмъ рука народовъ, принадлежащихъ къ латинской расѣ и составляющихъ главную опору католицизма. Со временъ Лудовика XIV-го, эти народы состоятъ какъ бы подъ покровительствомъ Франціи; и если они заинтересованы въ ея величіи и силѣ, если безъ нея вся латинская раса давно низошла бы на второй планъ въ исторіи Европы, то Франція точно такъ же заинтересована въ процвѣтаніи соплеменныхъ ей народовъ, въ возвышеніи могущества ихъ, въ обновленіи ихъ внутренней жизни. Впродолженіе двухъ послѣднихъ столѣтій, мѣсто, занимаемое католицизмомъ на земномъ шарѣ, становилось все меньше и меньше, въ сравненіи съ мѣстомъ, занимаемымъ націями другихъ вѣроисповѣданій, въ особенности протестантскихъ. Чтобы остановить это нисходящее движеніе католицизма, чтобы удержать латинскую расу на той высотѣ, которая принадлежитъ ей по праву, необходимо болѣе тѣсное единеніе между Франціей и Испаніей, Португаліей, Италіей, Бельгіей, американскими государствами, входящими въ кругъ испанской и португальской цивилизаціи. Съ этой точки зрѣнія, мексиканская экспедиція соотвѣтствуетъ, какъ нельзя болѣе, истиннымъ, высшимъ интересамъ Франціи, Это мнѣніе г. Шевалье — одна изъ тѣхъ колоссальныхъ фантасмагорій, которымъ такъ легко и такъ охотно поддаются французскіе публицисты, и которыя разлетаются въ-прахъ при первомъ соприкосновеніи съ фактами, съ дѣйствительностью. Гдѣ права Франціи на главенство между латинскими народами, гдѣ доказательства услугъ, оказанныхъ ею латинской расѣ? въ двукратныхъ ли попыткахъ поработить Испанію французскому игу? Въ предоставленіи ли Португаліи, безспорно и нераздѣльно, вліянію Англіи? Въ низведеніи ли Брюсселя, Женевы, Турина, Рима на степень chefs-lieux французскихъ департаментовъ? въ кампоформійскомъ ли трактатѣ, предавшемъ Венецію въ руки Австріи, или въ виллафранкскомъ, какъ бы повторившемъ эту уступку? Итальянскій походъ 1859 "года — явленіе единственное въ своемъ родѣ; но объясненіемъ ему служитъ, конечно, не племенное родство Италіи съ Франціей — ипритомъ, послѣ уступки Савоіи и Ниццы можетъ ли онъ быть вмѣненъ въ особенную заслугу французскому правительству? Историческая роль Франціи, ея могущество, ея нравственныя силы даютъ ей, безспорно, первое мѣсто между народами латинской расы; но первенство еще не есть преобладаніе, и сильнѣйшій, въ государственной жизни точно также какъ и въ частной, не имѣетъ никакого права подчинять себѣ слабѣйшихъ. Идеи, провозглашенныя или осуществленныя Франціей, не остались безъ благаго вліянія на Италію, на Испанію, даже на бывшія испанскія колоніи въ Америкѣ; но такое же точно вліяніе онѣ имѣли и на другія расы, на другія государства Европы — а между тѣмъ самъ Мишель Шевалье, надѣемся, не станетъ выводить отсюда какихъ-нибудь особыхъ правъ Франціи надъ Европой. Въ усиленіи латинской расы Мишель Шевалье видитъ лучшее средство поддержать, возвысить значеніе католицизма. Опроверженіе этого страннаго мнѣнія повело бы насъ за предѣлы нашей статьи; замѣтимъ только, что но собственнымъ словамъ г. Шевалье упадокъ католицизма начался два столѣтія тому назадъ, то-есть, именно въ то время, когда Франція, опять-таки по словамъ г. Шевалье, встала во главѣ латинской расы. Логичны ли послѣ того надежды, возлагаемыя г. Шевалье на это главенство?… Что касается собственно до Мексики, то. латинская раса составляетъ только одну седьмую или шестую часть населенія ея: еще довольно сильный доводъ противъ мнѣнія г. Шевалье. Наконецъ, если и допустить право Франціи заботиться объ обновленіи Мексики, то средство, выбранное Наполеономъ III и одобряемое г. Шевалье, едвали, какъ мы увидимъ, можетъ быть признано соотвѣтствующимъ своей цѣли[11].

Единственный серьёзный, по нашему мнѣнію, доводъ въ пользу вмѣшательства европейскихъ держанъ въ внутреннія дѣла Мексики приведенъ и развитъ, не безъ таланта, лъ брошюрѣ Эмиля Рихтгофена о мексиканскомъ вопросѣ[12]. Авторъ ея, долго жившій въ Мексикѣ, строго держится фактовъ, не даетъ воли своему воображенію и составляетъ въ этомъ отношеніи прямую противоположность г. Шевалье и большинству французскихъ публицистовъ. Ссылаясь на прежніе примѣры, онъ утверждаетъ, что никакія частныя мѣры, направленныя къ обезпеченію быта иностранцевъ въ Мексикѣ и къ удовлетворенію ихъ за понесенныя уже обиды и убытки, не приведутъ и не могутъ привести къ желанной цѣли. Конвенція, заключенная по этому предмету, обязательства, вынужденныя силою оружія, останутся безъ исполненія, какъ только союзныя войска удалятся изъ Мексики; новыя оскорбленія европейцевъ, новыя нарушенія международнаго права потребуютъ новыхъ репресалій со стороны европейскихъ правительствъ; репресаліи эти въ свою очередь останутся безъ прочныхъ, постоянныхъ послѣдствій — и такъ далѣе до безконечности. Изъ такого положенія дѣлъ, но мнѣнію Рихтгофена, одинъ только выходъ: устраненіе самой причины злоупотребленій, то-есть установленіе въ Мексикѣ правительства благоустроеннаго, твердаго, имѣющаго и охоту, и возможность охранять спокойствіе государства и права жителей его. Удовлетворить всѣмъ этимъ условіямъ можетъ только правительство монархическое. Но державы, взявшія на себя устроить будущность Мексики, должны сдѣлать свое дѣло вполнѣ, а не наполовину; онѣ должны нетолько установить монархію, но и утвердить ее, оградить ее отъ нападеній, которымъ она неминуемо бы подверглась, еслибы была предоставлена самой себѣ, дать ей время пустить глубокіе корни въ нравахъ и привычкахъ страны. Для достиженія этой цѣли Рихтгофенъ считаетъ необходимымъ десятилѣтнее занятіе Мексики европейскими войсками. Очевидно, что вторая часть аргументаціи Рихтгофена разрушаетъ первую, хотя и составляетъ логическое послѣдствіе ея. Мы готовы согласиться, что указываемое имъ средство — единственное для разрѣшенія затрудненій, такъ давно существующихъ между Мексикой и европейскими державами; но не будетъ ли лекарство хуже болѣзни? Издержки, которыхъ потребуетъ десятилѣтнее занятіе Мексики, не превзойдутъ ли своею тяжестью всѣ потери, понесенныя и могущія быть понесенными европейцами въ Мексикѣ? Чтобы сохранить яаізнь нѣсколькимъ иностранцамъ, угрожаемымъ случайностями междоусобныхъ распрей Мексики, слѣдуетъ ли приносить въ жертву цѣлыя тысячи людей, слѣдуетъ ли подвергать цѣлое войско губительному дѣйствію тропическихъ жаровъ, заразительныхъ болѣзней мексиканскаго прибрежья? Въ крайнемъ случаѣ, не лучше ли было бы всѣмъ европейцамъ оставить Мексику, нежели мексиканцамъ — подчиниться на нѣсколько лѣтъ господству европейцевъ? И притомъ, можно ли опредѣлить заранѣе время окончательнаго торжества монархіи? можно ли поручиться за то, что необходимость въ вооруженной поддержкѣ ея прекратится черезъ десять, а не черезъ двадцать, не черезъ тридцать лѣтъ? Если она будетъ опрокинута по истеченіи десятилѣтняго срока, неужели опять предпринимать войну для возстановленія ея? Это приводитъ насъ къ вопросу, какіе шансы успѣха имѣетъ монархія въ Мексикѣ, въ какой степени она представляется необходимою для окончательнаго устройства страны. Нетолько французскіе публицисты, но и писатели безпристрастные, напримѣръ Рихтгофенъ, предполагаютъ существованіе въ Мексикѣ цѣлой партіи, расположенной въ пользу монархическаго начала. Они указываютъ на то, что первою мыслью освобожденныхъ мексиканцевъ было установленіе монархіи, а не республики; что корона сначала была предлагаема ими одному изъ испанскихъ принцевъ, потомъ возложена на Итурбиде; что республиканская форма правленія, цѣликомъ заимствованная отъ Соединенныхъ Штатовъ, до сихъ поръ не принялась въ Мексикѣ и нѣсколько разъ уступала мѣсто диктатурѣ; что эпоха диктатуры Санта-Анны была, сравнительно, эпохой спокойствія и благосостоянія для Мексики; что монархическая партія, въ лицѣ генераловъ Герреры и Паредеса, стояла одно время (въ 1845 г.) во главѣ управленія республикою, и что отсутствіе кандидата, на которомъ могли бы соединиться голоса ея, одно только помѣшало ей тогда же установить монархію. Подъ вліяніемъ Альмонте и другихъ мексиканскихъ эмигрантовъ, увѣренность публицистовъ перешла и къ французскому правительству. Оно надѣялось встрѣтить въ самихъ мексиканцахъ сильную поддержку своимъ видамъ. До сихъ поръ надежда эта не оправдалась: обѣщанія Альмонте оказались ложными, число мексиканцевъ, принявшихъ сторону французовъ — крайне незначительнымъ. «Revue des deux Mondes» старается объяснить это строгостью мексиканскаго правительства, назначающаго смертную казнь за сношенія съ французами, изгнаніе или даже смерть — за открытое одобреніе предпріятія ихъ; но вѣдь были же принимаемы подобныя мѣры во время междоусобныхъ войнъ Мексики, и не мѣшали же онѣ революціонерамъ привлекать на свою сторону большинство страны, низвергать центральное правительство. Одно изъ двухъ: или монархистовъ въ Мексикѣ весьма немного, или они не хотятъ монархіи, навязанной оружіемъ иностранцевъ[13]. Притомъ, изъ кого можетъ состоятъ въ Мексикѣ монархическая партія? Изъ консерваторовъ, подобныхъ Альмонте и Мирамону, изъ духовенства, враждебнаго прогресу и озлобленнаго противъ республики секуляризаціею церковныхъ имѣній. Опираясь на такіе элементы, монархія нескоро пріобрѣтетъ популярность въ народѣ, нескоро исполнитъ задачу, предлагаемую ей Фореемъ — повести страну впередъ по пути прогреса — или исполнитъ ее слишкомъ буквально, то-есть не уклоняясь ни на шагъ отъ примѣра современной Франціи. Съ другой стороны, мы не думаемъ, чтобы единственный источникъ смутъ, раздирающихъ Мексику, заключался въ республиканской формѣ правленія, чтобы устраненіе ея немедленно привело къ спокойствію и порядку. Другими словами, мы не думаемъ, чтобы перемѣна къ лучшему была невозможна, пока Мексика не обратится въ монархію. Несчастное воспитаніе, полученное страною во время подчиненія ея Испаніи, смѣшанный составъ населенія, одна только треть котораго (метисы, мулаты, креолы и собственно испанцы) способна принимать участіе въ государственныхъ дѣлахъ, исключительное господство католицизма[14], задерживающаго просвѣщеніе и недопускающаго свободное развитіе народа — вотъ главная причина тѣхъ золъ, отъ которыхъ страдаетъ Мексика. Свобода вѣроисповѣданій, сближеніе племенъ, распространеніе образованія, въ особенности между индійцами — вотъ отъ чего, гораздо болѣе чѣмъ отъ насильственнаго установленія монархіи, можно ожидать обновленія для Мексики. Нельзя сказать, чтобы обновленіе это было немыслимо при теперешнемъ устройствѣ Мексики. Республиканскія учрежденія ея могутъ выдвинуть впередъ человѣка, способнаго взять на себя иниціативу реформы, могутъ дать ему поддержку, необходимую для производства преобразованій. Монархія — говорятъ многіе — предупредитъ борьбу честолюбій, изъ которой до сихъ поръ проистекали почти всѣ революціонныя движенія въ Мексикѣ. Намъ кажется, что она дастъ ей только другое направленіе, что борьба будетъ происходить не за власть, а за вліяніе, не за тронъ, а вокругъ трона. Много ли выиграетъ страна отъ этой перемѣны — не знаемъ. Наконецъ, не слѣдуетъ забывать, что всѣ аргументы, относящіеся къ монархіи, которую бы свободно, добровольно установили у себя сами мексиканцы, не имѣютъ никакого примѣненія къ монархіи, установленной въ присутствіи и подъ покровительствомъ французскаго войска.

Итакъ, французская экспедиція въ Мексикѣ не имѣетъ никакихъ высшей цѣлей, не оправдывается ни необходимостью, ни конвенціею 31 октября, не соотвѣтствуетъ ни интересамъ Франціи, ни желаніямъ Мексики, и едвали можетъ привести къ правильному устройству мексиканскихъ дѣлъ, одинаково благопріятному для Европы и для самихъ мексиканцевъ. Она представляется ничѣмъ другимъ, какъ новымъ произведеніемъ той неугомонной политики, которая искала и ищетъ себѣ пищи во всѣхъ концахъ земнаго шара, кромѣ собственной страны своей — которая защищала Турцію противъ Россіи, Сербію и дунайскія княжества — противъ Турціи, которая освобождала Ломбардію и порабощала Тоскану, содѣйствовала и препятствовала единству Италіи, высылала французскія войска въ Сирію, въ Китай, въ Кохинхину, и наконецъ забросила ихъ въ Вера-Крусъ и Орисабу. Побужденія и цѣли этой политики слишкомъ извѣстны: отвлеченіе силъ отъ центра къ окружности, отъ внутреннихъ дѣлъ къ внѣшнимъ, постоянное занятіе умовъ въ народѣ и въ войскѣ чѣмъ нибудь чрезвычайнымъ, далекимъ, мало касающимся Франціи, пріобрѣтеніе военной славы, могущества, преобладанія, а по возможности и новыхъ территоріальныхъ владѣній. На обязанности будущихъ поколѣній Франціи будетъ лежать тяжелый трудъ исчислить, чего стоила уже, чего будетъ еще стоить Франціи эта политика; но исчисленіе это будетъ неполно, потому что кто же можетъ опредѣлить количество нравственныхъ силъ, растрачиваемыхъ народомъ въ безплодныхъ предпріятіяхъ, въ постоянной погонѣ за военной славой? Къ числу такихъ безплодныхъ предпріятій, безъ сомнѣнія, будетъ отнесена и война съ Мексикой, отличающаяся отъ другихъ только тѣмъ, что она основана на несправедливости и по всей вѣроятности окончится несправедливостью, явнымъ нарушеніемъ народнаго и международнаго права.

К. АРСЕНЬЕВЪ.
"Отечественныя Записки", № 2, 1963



  1. Въ настоящее время мексиканская республика раздѣляется на 21 штатъ и четыре территоріи.
  2. Рихтгофенъ, бывшій прусскій посланникъ въ Мексикѣ, насчитываетъ впродолженіе тридцати лѣтъ (съ 1821 по 1854 г.) девять революцій и 237 отдѣльныхъ возстаній. Верховная исполнительная власть, то-есть званіе президента, принадлежала, въ этотъ промежутокъ времени, сорока шести различнымъ лицамъ (законный срокъ, на который избирается президентъ — четыре года). Е. K. Н. v. Richthofen, die äusseren und inneren Zustände der Republik Mexico. Berlin, 1859.
  3. Такъ напримѣръ, приверженцы Мирамона недавно овладѣли транспортомъ съ 600,000 піастровъ, слѣдовавшимъ на имя англійскаго посольства.
  4. Въ неудачѣ этой обвиняютъ преимущественно генерала Альмонте, мексиканскаго эмигранта, игравшаго прежде важную роль въ консервативной партіи, а теперь присоединившагося къ французскому войску (эмигранты и недовольные правительствомъ Хуареса составляютъ цѣлый отрядъ, дѣйствующій заодно съ французами). Онъ увѣрилъ Лорансе, что Пуэбла полна приверженцами его и готова сдаться французамъ; отсюда преждевременная попытка Лорансе овладѣть этимъ городомъ. Вообще, во Франціи распространено убѣжденіе, что Альмонте и Дюбуа-де-Салиньи обманули Наполеона III-го насчетъ расположенія умовъ въ Мексикѣ и представили ему успѣхъ экспедиціи гораздо болѣе легкимъ, нежели онъ есть на самомъ дѣлѣ. Въ этомъ предположеніи нѣтъ ничего невѣроятнаго.
  5. Livraison du 1 Août 1862, «La guerre du Mexique», par Ch. de Mazade.
  6. Что побудило генерала Прима къ заключенію соледадской конвенціи — это также вопросъ очень спорный, разсмотрѣніе котораго не входитъ въ планъ нашей статьи.
  7. Когда мы писали эти строки, мы не могли предвидѣть, до чего дойдетъ милость офиціальныхъ органовъ французскаго правительства. Вопреки очевидности, вопреки прокламаціямъ г. Форея, г. Бильйо повторяетъ увѣренія, казавшіяся палъ невозможными. Въ объясненіе этого факта необходимо замѣтить, что г. Бильбо говоритъ передъ законодательнымъ корпусомъ, 49/50 котораго рукоплескали бы ему и тогда, еслибы онъ выставилъ цѣлью экспедиціи — ознакомленіе французскихъ войскъ съ тропическими красотами Новаго Свѣта (см. «Спб. Вѣд.» 29: пренія въ законодательномъ корпусѣ, и № 31: руководящую статью).
  8. Мы говоримъ, конечно, о большинствѣ газетъ и журналовъ, а не объ исключеніяхъ, подобныхъ «Courrier du Dimanche», «Temps», отчасти «Journal des Débats» и «Revue des deux Mondes».
  9. L' expédition européenne au Mexique, «Revue des deux Mondes», livraisons du et du 15 avril 1862.
  10. Въ мѣстностяхъ, перешедшихъ отъ Мексики къ Соединеннымъ Штатамъ, въ моментъ присоединенія было около 50 т. жителей, а теперь — около мильйона.
  11. Разобранная нами статья Мишеля Шевалье пріобрѣтаетъ теперь тѣмъ большее значеніе, что всѣ главные доводы ея — образованіе оплота противъ завоевательныхъ стремленій Сѣверо-Американскихъ Штатовъ, возвышеніе и укрѣпленіе латинской расы — повторены въ письмѣ императора къ генералу Форею, написанномъ передъ отправленіемъ послѣдняго въ Мексику, въ іюлѣ 1862 г., и обнародованномъ въ началѣ нынѣшняго года. Отсюда можно заключить, что статья Мишеля Шевалье была составлена по внушенію свыше.
  12. Die Mexikanische Frage, beleuchtet von Emil Freiherrn v. Richthofen. Berlin, 1862.
  13. Генералъ Примъ объявилъ недавно въ испанскомъ сенатѣ, что мексиканцы, по глубокому убѣжденію его, не хотятъ монархіи.
  14. Остальныя вѣроисповѣданія положительно запрещены въ Мексикѣ.