Медаль (Лейкин)/Изд. 1880 (ДО)

Медаль
авторъ Николай Александрович Лейкин
Опубл.: 1880. Источникъ: az.lib.ru • Шуточные сцены в одном действии.

H. А. Лейкинъ.
ШУТОЧНЫЯ СЦЕНЫ.
(Изданіе второе, дополненное).
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія (бывшая) А. М. Кетамина, у Обуховскаго моста, д. № 93.
1880.

МЕДАЛЬ.
ШУТОЧНЫЯ СЦЕНЫ
ВЪ ОДНОМЪ ДѢЙСТВІИ.

править

Иванъ Степановичъ Степановъ, небогатый купецъ, 50-ти лѣтъ.

Анна Кирилловна, жена его.

Настя, 20 лѣтъ, Вася 13 лѣтъ, дѣти Степанова.

Пименъ Захарычъ Кузькинъ, курьеръ, молодой человѣкъ.

Катерина, кухарка.

Дѣйствіе происходитъ въ Петербургѣ во время святокъ.
Театръ представляетъ гостиную въ квартирѣ Степановыхъ. Двѣ двери; прямо и на право. Старая мебель краснаго дерева, бронзовые часы подъ колпакомъ, на стѣнѣ почернѣлыя картины въ золотыхъ рамахъ и стѣнники съ незажженными свѣчами. При поднятіи занавѣса, Степановъ въ старомъ халатѣ сидитъ на диванѣ за столомъ и читаетъ «Полицейскія Вѣдомости». Около него на стулѣ помѣщается Вася, держитъ въ рукахъ маску и прорѣзываетъ у ней ножницами ротъ. За другимъ столомъ сидитъ Анна Кирилловна и Настя. Анна Кирилловна штопаетъ чулокъ, вздѣтый на стаканъ. Настя гадаетъ на «Царѣ Соломонѣ». Вечеръ. Комната освѣщена двумя свѣчами.
ЯВЛЕНІЕ I.
Степановъ, Анна Кирилловна, Настя, Вася.
СТЕПАНОВЪ (читаетъ).

«Вынуто изъ воды мертвое тѣло неизвѣстнаго мужчины, повидимому изъ крестьянъ». Три тѣла сегодня. Нѣтъ, стой! Вотъ еще четвертое: «на чердакѣ дома № 64 усмотрѣно»…

АННА КИРИЛОВНА.

Иванъ Степанычъ, брось! Ну что за чтеніе къ ночи! Дались тебѣ эти тѣла! Ужъ и такъ но ночамъ пугаемся, а тутъ вдругъ о тѣлахъ… Еще, чего добраго, сниться станутъ.

СТЕПАНОВЪ (оставляя читать).

А и то дѣло! (зѣваетъ и смотритъ на часы). Десять часовъ… Теперь спрашивается: чего сидимъ, да какъ совы глаза пялимъ? Даромъ только свѣчи жжемъ. Похлѣбали, ну и ко сну пора.

НАСТЯ.

Ну, папенька, у васъ только одно и на умѣ — спать да спать…

СТЕПАНОВЪ.

А что-жъ мнѣ дѣлать-то? Въ присядку плясать, что-ли? Погоди, вотъ бубенъ куплю я начну тебя забавлять.

НАСТЯ.

Смотрите, маменька, что мнѣ на Царѣ Соломонѣ вышло. (Читаетъ): «Разставь хитро-сплетенныя сѣти намѣченному кавалеру и сбудется твое желаніе.»

АННА КИРИЛЛОВНА.

Дура!

НАСТЯ.

Только и умѣете, что ругаться. (Читаетъ про себя).

СТЕПАНОВЪ (Васѣ).

Нешто я затѣмъ купилъ тебѣ маску, чтобъ ты ее портилъ?

ВАСЯ.

Я не порчу, папенька, а ротъ прорѣзываю. Завтра ряженые пойдемъ, такъ чтобы гостинцы можно было ѣсть. Теперь, и не снимаючи ее, можно что угодно въ ротъ запихать.

СТЕПАНОВЪ.

Гостинцы можно въ карманъ, а есть дома.

ВАСЯ.

Это вы про густое говорите, а ежели жидкое? Варенье, напримѣръ… Какъ его домой возьмешь?

СТЕПАНОВЪ.

Все таки не годится! Маска бы и на будущій годъ послужила.

АННА КИРИЛЛОВНА.

Ну, ужъ это дудки, чтобы послѣ крещенья погань въ домѣ была! Все въ печь! Тебѣ жалко, коли ребенокъ занимается.

СТЕПАНОВЪ.

Нешто это занятіе?

АННА КИРИЛЛОВНА (кивнувъ на Настю),

Все лучше, чѣмъ цѣлый день на царѣ Соломонѣ гадать да по окошкамъ вѣшаться.

НАСТЯ (отпихивая книжку).

Такъ и знала, что попрекнете! Что же мнѣ дѣлать-то?

АННА КИРИЛЛОВНА.

Дырья на себѣ штопать, а то цѣлый праздникъ иглы въ руки не брала.

НАСТЯ.

На то и праздникъ… Да и гдѣ же на мнѣ дырья? Въ гости не пускаете, къ себѣ никого не зовете… Отчего къ Скрыпинымъ не пустили? На святкахъ всѣ дѣвушки другъ у дружки гостятъ!

СТЕПАНОВЪ.

Ну, ужъ это изъ головы выбрось, чтобъ я тебя на святкахъ въ Ямскую гостить отпустилъ.

НАСТЯ.

Это еще отчего? Чтожъ тамъ поганое мѣсто, что-ли?

СТЕПАНОВЪ.

Не поганое, а испортишься, потому тамъ теперь солдаты и офицеры стоятъ.

НАСТЯ.

Ну, такъ что жъ, что солдаты и офицеры? Солдаты и офицеры не съѣдятъ!

СТЕПАНОВЪ.

Ужъ это мы знаемъ, съѣдятъ или нѣтъ. Зови этихъ Скрыпиныхъ къ себѣ гостить. Перинъ, слава Богу, хватитъ.

НАСТЯ.

Такъ сейчасъ онѣ теперь и пойдутъ отъ веселья! Онѣ теперь каждый день съ офицерами: то въ пріятныхъ разговорахъ, то въ клубѣ, то въ театрѣ. Третьяго дня говорящую куклу смотрѣли. А у насъ что?

СТЕПАНОВЪ.

Погоди, вотъ замужъ выдадимъ, такъ и у тебя будетъ говорящая кукла.

НАСТЯ.

Вотъ ужъ офицеры про этотъ сюжетъ говорить не будутъ! Постыдятся.

АННА КИРИЛЛОВНА.

А и въ самомъ дѣлѣ пора ей за мужъ. Совсѣмъ отъ рукъ отбилась дѣвчонка! Завтра же пошлю за свахой Лукерьей… Пусть ей жениха ищетъ.

НАСТЯ.

У Лукерьи все купцы, а я хочу благороднаго.

СТЕПАНОВЪ.

Такъ тебя благородный съ двумя тысячами и возьметъ! Дожидайся! Благородный ищетъ гдѣ погуще.

АННА КИРИЛЛОВНА.

Ну ужъ теперь и благороднымъ не та цѣна, что прежде. Всякіе есть. Я вонъ одного знала, такъ тотъ на шинели съ бобровымъ воротникомъ женился.

СТЕПАНОВЪ.

Ну, это голь, шмоль и компанія. Отъ этого и корысти немного.

НАСТЯ.

Хоть бы въ театръ сводили, а то никакого развлеченія!

СТЕПАНОВЪ.

Развлеченія, развлеченія! Иди вонъ завтра съ Васей ряженая. Вывороти мою старую шубу, а на маску я дамъ гривенникъ. Вотъ тебѣ и развлеченье!

НАСТЯ.

Чтобъ за мальчишку приняли да уши натрепали — благодарю покорно! Лучше ужъ дома страдать.

СТЕПАНОВЪ.

Гдѣ жъ это уши треплютъ? Вся бѣда, что не впустятъ…

НАСТЯ.

А то и выгонятъ вонъ. Сами же вы сегодня три компаніи ряженыхъ изъ молодцовой вонъ выгнали, да еще сулили за хвостъ да палкой… Ужъ коли идти ряжеными, такъ надо костюмъ въ табачной взять.

СТЕПАНОВЪ.

Карету золотую не прикажете-ли? Ну, баста! Молчи и иди спать! Пойдемте… Всѣмъ пора. (Беретъ со стола свѣчку и направляется къ двери на лѣво. Слышенъ сильный звонокъ. Всѣ вздрагиваютъ). Кто бы это былъ въ такую пору?

АННА КИРИЛЛОВНА.

Господи, ужъ не воры ли?

СТЕПАНОВЪ.

Экъ сморозила! Нешто воры станутъ звониться!

ВАСЯ.

Папенька! Это вѣрно опять ряженые?

СТЕПАНОВЪ.

А и то, пожалуй! Не пущать! Не пущать! Не пущать! Ну ихъ! Еще стянутъ что нибудь… Вонъ у Сидоровыхъ вчера часы пропади. (Отворяетъ среднюю дверь и кричитъ). Катерина! не пущай! Дома, молъ, нѣтъ! Спать легли! (Смотритъ въ дверь, слышанъ второй звонокъ).

Катерина (за сценою).

Дома нѣтъ! Дома нѣтъ!

НАСТЯ.

Ахъ, срамъ какой! Можетъ это женихи?

КАТЕРИНА (показывается въ среднихъ дверяхъ).

Хозяинъ! Васъ спрашиваютъ, говорятъ, что бумагу какую-то привезли.

СТЕПАНОВЪ.

Не впускай! Кричи, что дома нѣтъ! Знаемъ мы эти бумаги-то!

КАТЕРИНА сценой).

Дома нѣтъ! Хозяинъ въ гостяхъ, а сама въ банѣ!

КУЗЬКИНЪ (за сценой).

Господа, впустите же! У меня бумага! Такъ невозможно!… Пусть кто нибудь распишется!

СТЕПАНОВЪ (заглядываетъ въ двери и кричитъ).

А вотъ какъ спустимъ съ лѣстницы, такъ и будетъ возможно! Самъ распишешься!

КУЗЬКИНЪ (за сценой).

Какъ бы не такъ! За меня въ тюрьмѣ сгніешь! Л человѣкъ казенный! Я курьеръ, пріѣхалъ съ бумагой и медаль привезъ! Купцу Степанову медаль!

Степановъ (хватая себя за голову).

Батюшки, мнѣ медаль! Ахъ я дуракъ! (Кричитъ). Катерина! Дура! Впускай скорѣй! (Аннѣ Кирилловнѣ). Мнѣ медаль привезли. Вотъ осрамились-то! Скорѣй огня! Свѣту! Васютка, зажигай стѣнники! Приберите чулки-то! (Общая суматоха. Вася /начинаетъ зажигать стѣнники).

НАСТЯ.

Папенька, надѣньте хоть сюртукъ-то! Нешто можно въ халатѣ?

СТЕПАНОВЪ (увидѣвъ въ дверяхъ Кузькина).

Ну, ужъ теперь за одно погибать!

ЯВЛЕНІЕ II.
Тѣ же и Кузькинъ, а за нимъ Катерина.
КУЗЬКИНЪ (Катеринѣ).

Казеннаго человѣка не впускать! Знаешь куда тебя за это? Въ рабочій домъ! На островъ Сахалинъ.

КАТЕРИНА.

Батюшка, ваше благородіе, простите меня дуру-бабу! Вѣдь хозяинъ не велѣлъ впускать, а по мнѣ когда угодно. Простите, ваше благородіе! Вѣкъ за васъ молиться буду. (Цѣлуетъ Кузькина въ плечо).

КУЗЬКИНЪ.

Благодари Бога, что я повышеніе сегодня получилъ, а то бы я показалъ тебѣ!

НАСТЯ (тихо матери).

Маменька, я пойду переодѣнусь, а то при молодомъ мужчинѣ и вдругъ въ этакомъ видѣ! (Уходитъ въ дверь на лѣво).

СТЕПАНОВЪ.

Извините пожалуйста! Милости просимъ!.. Мы дома и завсегда рады, только думали, что какіе нибудь ряженые балуются. Сами знаете, теперь время святочное… Всякій наровитъ влѣзть въ домъ обманомъ. Ужъ вы извините.

КУЗЬКИНЪ.

Съ лѣстницы спустить! За спусканіе-то нашего брата съ лѣстницы знаете куда посылаютъ!

СТЕПАНОВЪ.

Ахъ, Господи! Да бросьте! Неужто мы и взаправду? Это все она дура-баба… (Указываетъ на Катерину). Извѣстно необразованность.

КУЗЬКИНЪ.

Все таки вы ей сдѣлайте строгое внушеніе, потому такъ нельзя… Тутъ препона закону.

СТЕПАНОВЪ.

Мало того, въ три шеи сгоню! (Катеринѣ). Вонъ, мерзавка! (Грозитъ ей кулаками. Катерина скрывается. Кузькину). Прошу покорно садиться. Вотъ на диванчикъ… Тутъ поспокойнѣй! Закусить не прикажете ли? Анна Кирилловна, водочки, винца, закусить и все эдакое… живо!

АННА КИРИЛЛОВНА.

Сейчасъ, сейчасъ! Ужъ очень я испугалась-то! Руки, ноги дрожатъ! Простите господинъ… Ужъ не знаю, какъ васъ и величать-то?

КУЗЬКИНЪ.

Безъ величаній! Распоряжайтесь, распоряжайтесь, только порасторопнѣе, потому мнѣ нѣкогда. (Анна Кирилловна манитъ Васю и уходитъ съ нимъ въ дверь на лѣво).

ЯВЛЕНІЕ III.
Степановъ и Кузькинъ.
СТЕПАНОВЪ.

Присядьте, осчастливьте…

КУЗЬКИНЪ.

Ага! теперь присядьте и осчастливьте, а давеча съ лѣстницы спускать!

СТЕПАНОВЪ.

Вы опять за старое! Каюсь и прошу прощенія… Простите великодушно! Прошу покорно присѣсть.

КУЗЬКИНЪ.

Позвольте прежде дѣло сдѣлать… Вы купецъ Степановъ?

СТЕПАНОВЪ.

Точно такъ-съ. Я самый… По второй гильдіи.

КУЗЬКИНЪ.

Это намъ наплевать! Отвѣчайте только на вопросъ. Женатъ, вдовъ или холостъ?

СТЕПАНОВЪ.

Женатъ-съ. Это вотъ давеча супруга была.

КУЗЬКИНЪ.

Дѣтей имѣете?

СТЕПАНОВЪ.

Двоихъ-съ. Сынъ тринадцати лѣтъ и дочь по двадцатому году.

КУЗЬКИНЪ.

Какой вѣры?

СТЕПАНОВЪ.

Русской-съ.

КУЗЬКИНЪ.

Коли такъ, такъ получите. Вотъ вамъ медаль и бумага. (Подаетъ коробочку съ медалью и бумагу). Ну, теперь съ наградой!

СТЕПАНОВЪ.

Чувствительно благодарю! Чувствую, что не достоинъ, но благодарю! (Жметъ Кузькину руку). Господа! за что это?

КУЗЬКИНЪ.

Ну, ужъ объ этомъ не разсуждайте. Про то мы, начальство, знаемъ, достойны вы или нѣтъ. (Садится на диванъ. Степановъ помѣщается около него на стулѣ).

СТЕПАНОВЪ.

Извините, что я въ халатѣ. Если желаете, я въ минутку переодѣнусь.

КУЗЬКИНЪ.

Помилуйте, что за церемонія! Будьте, какъ дома! Что это у васъ лѣстница не освѣщается? Чуть лобъ себѣ не расшибъ.

СТЕПАНОВЪ.

Это не отъ насъ-съ. Видитъ Богъ, не отъ насъ-съ. Домоскупится.

КУЗЬКИНЪ.

А вотъ мы съ нимъ завтра раздѣлаемся. Пошлемъ бумагу.

СТЕПАНОВЪ.

И стоитъ-съ. Ей-Богу, стоитъ-съ. Сквалыга страшная! За квартиру на меня десять рублей въ мѣсяцъ набавилъ и вдругъ эдакія пакости! Пугните пожалуйста!

КУЗЬКИНЪ.

Пугнемъ, будьте покойны. У насъ нынче на этотъ счетъ до смерти строго.

ЯВЛЕНІЕ IV.
Тѣ же, Анна Кирилловна и Вася (входятъ съ подносами въ рукахъ, на которыхъ разставлены, вина и водка и ставятъ ихъ на столы).
АННА КИРИЛЛОВНА.

Ужъ извините, господинъ офицеръ, на малости. Сами знаете — время ночное, всѣ лавки заперты. Что случилось дома, то и подаемъ.

КУЗЬКИНЪ.

Не извольте безпокоиться! Я насчетъ закусокъ очень мало… Было бы вино.

СТЕПАНОВЪ.

Такъ пожалуйте, осчастливьте.

КУЗЬКИНЪ.

Осчастливимъ, будьте покойны! Съ котораго стола начинать?

СТЕПАНОВЪ.

Да который глядитъ радостнѣе, съ того и начинайте.

КУЗЬКИНЪ.

Ну такъ съ этого. (Степанову). Пейте и вы… (Наливаетъ двѣ рюмки и пьетъ съ нимъ). Вы чѣмъ торгуете?

СТЕПАНОВЪ.

Краснымъ товаромъ-съ.

КУЗЬКИНЪ.

И хорошо грабите?

СТЕПАНОВЪ.

Помилуйте, какой грабежъ? Только бы жить! Наша торговля теперь самая плохая. Распродажи отбили. Разные города: Амстердамъ, Фениксы и, прахъ ихъ возьми, какіе тамъ еще есть. Иные по три года распродаютъ и каждый разъ увѣряютъ покупателей, что до закрытія магазина осталось только нѣсколько.дней. Ну? покупатель и валитъ, потому въ мысляхъ легкость имѣетъ. Теперь самое лучшее: или распродажу публиковать, или дровяной дворъ открыть, потому дрова эти самыя — такой товаръ, что за нихъ, что хочешь, то и возьмешь. Въ какихъ-то вѣдомостяхъ было разъ писано, что дрова скоро такъ вздорожаютъ, что дамы будутъ ихъ на шляпкахъ, какъ драгоцѣнности какія, носить. Шляпка и въ видѣ украшенія, значитъ — полѣно.

КУЗЬКИНЪ.

Отчего же вы сами распродажу не назначите?

СТЕПАНОВЪ.

Да надо будетъ-съ. Сосѣдъ по лавкѣ вонъ и то какъ-то смѣялся въ трактирѣ. Публикую, говоритъ, въ вѣдомостяхъ, что желая удавиться на первой осинѣ, назначаю быструю распродажу.

КУЗЬКИНЪ.

А знаете куда можно упрятать вашего сосѣда за эти слова?

СТЕПАНОВЪ (оробѣвъ).

Помилуйте, онъ шутя и больше съ пьяна.

КУЗЬКИНЪ.

Ну, ну, я вѣдь это такъ, не пугайтесь.

СТЕПАНОВЪ.

Выпьемте, ваше благородіе.

КУЗЬКИНЪ.

Выпьемте, только ужъ теперь у другаго стола. (Подходятъ къ другому столу).

СТЕПАНОВЪ.

И отлично. Теперь у другаго выпьемъ. Значитъ, такъ мы и будемъ ходить. Сначала къ одному столу, потомъ къ другому. И будетъ у насъ это какъ бы желѣзная дорога: станціи и на станціяхъ буфеты. Пожалуйте, — станція Малая Вишера! (Пьютъ).

КУЗЬКИНЪ.

А что же ваша супруга? (Аннѣ Кирилловнѣ). Мадамъ, долбаните!

АННА КИРИЛЛОВНА.

Не употребляю, ваше благородіе. Мнѣ на него и смотрѣть-то противно.

КУЗЬКИНЪ.

Пейте, пейте! Что за глупости? Я хочу, чтобъ всѣ пили.

СТЕПАНОВЪ (грозитъ Аннѣ Кирилловнѣ).

Не упрямься же! (Анна Кирилловна пьетъ и закашливается). Ну, раскудахталась, какъ курица передъ яйцомъ! Иди ужъ лучше… Не торчи тутъ! (Анна Кирилловна дитъ).

КУЗЬКИНЪ (указывая на Васю).

А это вашъ сынъ?

СТЕПАНОВЪ.

Сынокъ-съ. Онъ умный. Въ школѣ учится. Нынче мнѣ къ Рождеству поздравленіе напиралъ. Прикажите, ваше благородіе, такъ онъ прочтетъ.

КУЗЬКИНЪ.

Пускай читаетъ, а мы сядемъ, будемъ пить и слушать.

СТЕПАНОВЪ.

Читай, Васюкъ, не робѣй! Они ничего… Они смирные…

ВАСЯ (читаетъ).

Милый папа, мой безцѣнный,

Мой родитель дорогой,

Съ Рождествомъ, въ сей день священный,

Васъ пришелъ поздравить я.

Дай вамъ Боже многи лѣта!

И что бъ вашъ счастливый вѣкъ,

Какъ прекрасная комета,

Лучезарно бы истекъ!…

КУЗЬКИНЪ.

Довольно, довольно! Одобряю… какъ зовутъ?

ВАСЯ.

Васильемъ-съ.

КУЗЬКИНЪ.

Ну, а скажи мнѣ, Вася, что значитъ: мани, факелъ, фаресъ?

СТЕПАНОВЪ.

Не знаетъ. Гдѣ-жъ ему все знать!

КУЗЬКИНЪ.

Таинственныя словеса, зримыя царемъ богохульникомъ Бальтасаромъ написанными на стѣнѣ, а что это означаетъ, ни единая душа не отгадала. Учись, учись! Наука прежде всего…. (Степанову). Нѣтъ ли у васъ рубля? Дайте ему отъ меня.

СТЕПАНОВЪ.

Помилуйте, зачѣмъ же? Вы насъ обижаете.

КУЗЬКИНЪ.

Я вамъ говорю, что слѣдуетъ! (Степановъ даетъ). Вотъ что Вася: вынеси моему кучеру стаканъ водки. Онъ у воротъ. На парѣ гнѣдыхъ. (Подаетъ Васѣ стаканъ съ водкой). Иванъ, господина Кузькина. Запомнишь?

ВАСЯ.

Запомню-съ. (Уходитъ со стаканомъ).

СТЕПАНОВЪ.

Парочку лошадокъ-то держите?

КУЗЬКИНЪ.

Не мои…. Казенныя…. Стану я своихъ держать! Мнѣ по моему мѣсту полагается пара.

СТЕПАНОВЪ.

Хорошее мѣсто, значитъ!

КУЗЬКИНЪ.

Да, хорошее. А знаете, г. Степановъ, вѣдь и вы хорошій человѣкъ. Жалко, что мы раньше не знали, что вы такой хорошій человѣкъ, а то бы мы васъ вмѣсто серебряной къ золотой медали представили. Мы и то, признаться, съ генераломъ совѣтывались.

СТЕПАНОВЪ.

А напрасно не узнали. Пожаловали бы какъ нибудь вечеркомъ, выпили бы, закусили, въ горку бы сыграли, въ три листика…

КУЗЬКИНЪ.

Да вѣдь некогда-съ. Днемъ занятъ по горло, а вечеромъ: то въ театръ, то въ клубъ, то къ начальнику отдѣленія, то къ столоначальнику.

СТЕПАНОВЪ.

Пожалуйте, не задерживайте талію… хереску?

КУЗЬКИНЪ.

Да неловко съ одного-то на каменку поддавать… А впрочемъ пожалуй! Какая теперь станція?

СТЕПАНОВЪ.

Бологово-съ. (Пьютъ). А что, ваше благородіе, развѣ примѣрить мнѣ медаль да посмотрѣть, какъ она ко мнѣ пойдетъ? Только въ халатѣ-то неловко!

КУЗЬКИНЪ.

Какъ возможно въ халатѣ! Сюртукъ слѣдуетъ. Надѣньте сюртукъ.

СТЕПАНОВЪ.

Такъ я сейчасъ, а вы тутъ пообождите маненько, позабавьтесь закусочкой.

КУЗЬКИНЪ.

Позабавимся, будьте покойны. Слѣдующая какая станція?

СТЕПАНОВЪ.

А пожалуй хоть и Валдайка. (Указывая на закуску). Пожалуйте, два звонка было. (Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ V.
Кузькинъ и потомъ Настя.
КУЗЬКИНЪ (одинъ).

Совсѣмъ запугалъ купца! Угощеніе хорошее… Какую только денежную благодарность отвалитъ? Ну, Пименъ Захаровъ, наслаждайся! Гуляй во всю. (Разваливается на диванъ; входитъ Настя въ парадномъ платьѣ, Кузькинъ вскакиваетъ и подходитъ къ ней). Мамзель! Честь имѣю кланяться. Вы, надо статься, дочка господина Степанова?

НАСТЯ.

Да-съ…. Только я не затѣмъ… Я книжку пришла искать. (Ищетъ что-то на диванѣ).

КУЗЬКИНЪ.

Что книжка! Плюньте на книжку и давайте читать другъ друга…

НАСТЯ (робко).

Развѣ на насъ что нибудь написано?

КУЗЬКИНЪ.

А то какже? На васъ, напримѣръ, написано, что вы ангелъ.

НАСТЯ.

Я это должна принимать за насмѣшку.

КУЗЬКИНЪ.

Зачѣмъ такъ? Совсѣмъ напротивъ. Вамъ и зеркало объ этомъ скажетъ.

НАСТЯ.

А за тѣмъ, что всѣ мужчины насмѣшники. Имъ вѣрить нельзя. Они комплименты только изъ политики говорятъ.

КУЗЬКИНЪ.

Присядьте пожалуйста. Раздѣлите компанію.

НАСТЯ.

Стоя-то лучше. По крайности вырости можно. (Садится).

КУЗЬКИНЪ (помѣщается съ ней рядомъ).

Часто, барышня, въ театрѣ бываете?

НАСТЯ.

Рѣдко. Драму какъ-то смотрѣли да и то со срамомъ, почему папенька сидѣлъ, сидѣлъ въ ложѣ и вдругъ заснулъ. — Храпѣть началъ.

КУЗЬКИНЪ.

А вы любите спать?

НАСТЯ.

Нешто можно говорить съ дѣвицей объ этомъ?

КУЗЬКИНЪ.

Отчего-же-съ? Что-жъ тутъ постыднаго? Дѣло житейское…

НАСТЯ.

Вы статскій или военный?

КУЗЬКИНЪ.

Ни то, ни се… середка на половинѣ.

НАСТЯ.

А у васъ есть шпага?

КУЗЬКИНЪ.

Есть-съ и пребольшая… Только намъ полагается по большимъ праздникамъ, потому тяжела очень: пудъ десять фунтовъ.

НАСТЯ.

Ахъ, какая тяжесть!

КУЗЬКИНЪ.

Ужасти! Вѣрите, весь бокъ оттянетъ. Прошлый разъ надѣлъ, такъ на другой день бокъ бѣленнымъ масломъ смазывалъ. (Помолчавъ). А въ церковь куда изволите ходить?

НАСТЯ.

Къ Владимірской…

КУЗЬКИНЪ

Приходите въ субботу ко всенощной. Встрѣтимся.

НАСТЯ.

Вотъ еще что выдумали! (Потупляетъ глаза).

КУЗЬКИНЪ.

Барышня, подарите взглядомъ, удостойте улыбкой…

НАСТЯ (Смотритъ на него и улыбается).

Насмѣшники!

КУЗЬКИНЪ.

Такъ придете?!

НАСТЯ.

Не знаю.

КУЗЬКИНЪ.

Вотъ такъ-то лучше. Ужъ коли барышня говоритъ не знаю — значитъ придетъ! Ручку! (взять ее за руку).

НАСТЯ.

Ни за что на свѣтѣ! (Вскакиваетъ съ дивана и убѣгаетъ на другой конецъ сцены).

КУЗЬКИНЪ.

Прытки больно. (Входитъ Степановъ).

ЯВЛЕНІЕ VI.
Кузькинъ, Настя, Степановъ.
КУЗЬКИНЪ (увидя Степанова).

А, вотъ и хозяинъ! Ну что надѣлъ медаль?

СТЕПАНОВЪ.

Надѣть-то надѣлъ, а вотъ бѣда — ни капельки изъ подъ бороды-то ее не видать. Длинна больно.

КУЗЬКИНЪ.

Покажитесь-ка… (беретъ его руку выводитъ на авансцену). Дѣйствительно длинновата; всю медаль закрыла.

НАСТЯ.

Такъ обрѣйтесь, папенька, вотъ тогда и будетъ видно.

СТЕПАНОВЪ.

Обрѣйтесь! Я вотъ тебѣ языкъ обрѣю, чтобы ты меньше молола.

НАСТЯ.

Это-то мы отъ васъ слышали, а вы вотъ скажите-ка что нибудь путное.

КУЗЬКИНЪ (осматриваетъ Степанова).

Брить не брить, а обрѣзать слѣдуетъ. Выкроить изъ нея этакую французскую. Давайте я вамъ обрѣжу.

СТЕПАНОВЪ.

Ваше благородіе, побойтесь Бога! Двадцать лѣтъ ее ростилъ. Весь приходъ нашъ на нее любуется. Нельзя ли подвернуть какъ нибудь, или за галстухъ спрятать?

КУЗЬКИНЪ.

Да что вы, раскольникъ, что ли? Рѣзать, рѣзать!

СТЕПАНОВЪ.

Невозможно-съ! Меня сосѣди въ рынкѣ засмѣютъ. Въ лавку нельзя показаться будетъ… Нельзя ли какъ нибудь самую медаль спустить пониже?

КУЗЬКИНЪ.

Какъ спустить? Да вы въ своемъ ли умѣ? Сказано для ношенія на груди, а ежели мы ее спустимъ, такъ вы на немъ будете носить? (Настѣ). Барышня, давайте ножницы. Такую бороду вашему тятенькѣ выкрою, что кто бы ни взглянулъ — сейчасъ скажетъ: французъ!

СТЕПАНОВЪ.

Вотъ этого-то я и боюсь. Нельзя ли какъ нибудь сдѣлать изъ русскихъ по круглѣе?

КУЗЬКИНЪ.

Нельзя, нельзя! Самую французскую на гишпанскій манеръ.

НАСТЯ.

Что-жъ, папенька, давать ножницы-то? Чего вы боитесь, вѣдь живы останетесь!

СТЕПАНОВЪ.

Давай! Дѣлать нечего! (Настя бѣжитъ къ дверямъ на лѣво). Или, эй, Настасья! Стой! Въ той комнатѣ пострижемся… (Кузькину). Можно въ той комнатѣ?

КУЗЬКИНЪ.

Можно, можно… (Беретъ его за руку и ведетъ къ дверямъ на лѣво),

СТЕПАНОВЪ.

Позвольте, ваше благородіе, на нее въ послѣдній разъ въ зеркало посмотрѣть.

КУЗЬКИНЪ.

Ну, ну, смотритесь… Да только скорѣе!

СТЕПАНОВЪ (зеркало).

Настя, будешь ты послѣ этого отца своего почитать?

НАСТЯ.

Да ужъ стригитесь, — буду…

СТЕПАНОВЪ.

Даже слеза прошибаетъ — вотъ какъ жалко! (Кузькину). Нельзя ли, ваше благородіе, подогнуть?

КУЗЬКИНЪ.

Нельзя, нельзя! Не задерживайте, господинъ купецъ. Я человѣкъ казенный и мнѣ время дорого. Думаете, пріятно тутъ съ вами валандаться?

СТЕПАНОВЪ.

Ахъ ты жизнь человѣческая! Ботъ не было печали!… Ужъ вы, пожалуйста, не очень коротко. (Въ дверяхъ встрѣчаются съ Анной Кирилловною). Что, братъ, жена — стричь ведутъ.

КУЗЬКИНЪ.

Такую вашему супругу бороду смастеримъ, что даже собаки лаять начнутъ. (Оборачивается, посылаетъ Настѣ; летучій поцѣлуй и уходитъ вмѣстѣ съ Степановымъ).

ЯВЛЕНІЕ VII.
Анна Кирилловна и Настя.
АННА КИРИЛЛОВНА.

Куда его это повели? Въ чемъ дѣло?

НАСТЯ.

Бороду стричь. Господинъ офицеръ говоритъ, что такъ невозможно… потому изъ подъ нея медали не видать.

АННА КИРИЛЛОВНА.

Такъ неужели онъ своей красоты-то лишиться долженъ? Ахъ, старый человѣкъ! Совсѣмъ изъ ума выжилъ. Ростилъ, ростилъ и вдругъ…

НАСТЯ.

Что-жъ дѣлать, маменька, коли такъ слѣдуетъ по закону. Не остриги-ко, такъ пожалуй въ часть возьмутъ.

АННА КИРИЛЛОВНА.

Ахъ ты Господи! Настюша, да нельзя ли попросить господина офицера? Пойдемъ попросимъ. Попроси, голубушка.

НАСТЯ.

Суньтесь-ко, такъ онъ вамъ покажетъ!

АННА КИРИЛЛОВНА.

Боюсь я одна-то. Онъ такой строгій, кричитъ все. Должно быть не малаго чину. Пойдемъ вмѣстѣ попросимъ.

НАСТЯ.

Вотъ еще что выдумали! Чтобъ я изъ-за папенькиной бороды, да унижаться стала! Ни за что на свѣтѣ!

АННА КИРИЛЛОВНА.

Ахъ Иванъ Степанычъ! И вздумать не могу, что онъ будетъ безъ бороды. Эдакую красоту и вдругъ долой.

НАСТЯ.

Не всю вѣдь стричь будутъ. Немножко-то останется. Да и стоитъ ли жалѣть объ эдакой дряни! Что такое борода? Такъ волосъ одинъ…

АННА КИРИЛЛОВНА.

Стыдись говорить-то такъ объ отцовской бородѣ. Срамница.

НАСТЯ.

Ну ужъ пошли! Теперь и конца не будетъ! А вы лучше вотъ что послушайте… Какой этотъ офицеръ прекрасный человѣкъ! Какой учтивый! Я сейчасъ съ нимъ въ пріятныхъ разговорахъ время проводила. И все комплименты! все комплименты! Кажется заинтересовался мною.

АННА КИРИЛЛОВНА.

Ну вотъ, заинтересуется тобою этакій человѣкъ! Какже, дожидайся! Онъ и почище тебя найдетъ. Ему вонъ пара лошадей казенныхъ полагается. Ты, Настасья, кажется, очень много въ голову себѣ забиваешь.

НАСТЯ.

Много въ голову забиваешь! А какъ по вашему это называется, коли онъ даже просилъ меня придти въ субботу во всенощной? Приходите, говоритъ, въ субботу ко Владимірской, ко всенощной — я тамъ буду.

АННА КИРИЛЛОВНА.

Врешь?!

НАСТЯ.

Мало того, — руку даже просилъ поцѣловать, да я не дала.

АННА КИРИЛЛОВНА.

Что ты! Ну, Настасья, кажись, только посватайся къ тебѣ такой человѣкъ — минутки бы не подумала и сейчасъ бы тебя за него отдала.

НАСТЯ.

Погодите, будетъ нашъ; нужно теперь только коварную интригу подъ него подвести: онъ ко мнѣ, а я отъ него; онъ къ рукѣ, а я къ нему спиной.

АННА КИРИЛЛОВНА.

Да не думаетъ ли онъ, что мы за тобой золотыя горы дадимъ?

НАСТЯ.

Ну вотъ еще! Благородный человѣкъ нешто объ этомъ думаетъ? Это только купцы на деньгахъ женятся. Это только тѣмъ подавай непремѣнно чернобурый салопъ, крытый гранатнымъ бархатомъ, да розовое атласное одѣяло. Да наконецъ и я не голая. Слава Богу, у меня двѣ тысячи есть, да бабушкина брилліантовая серьга.

ЯВЛЕНІЕ VIII.
Анна Кирилловна, Настя, Кузькинъ, Степановъ.
КУЗЬКИНЪ (выводитъ Степанова).

Ну, теперь совсѣмъ готовъ. И чего плакался? Такъ-то лучше. По крайности теперь лѣтъ двадцать съ костей долой!

НАСТЯ.

Ахъ, папенька, какіе вы смѣшные! (Смѣется).

АННА КИРИЛЛОВНА (жалобно смотря на мужа).

Что ты, голубчикъ, это изъ себя надѣлалъ? Взглянись-ко въ зеркало: на кого ты похожъ? Совсѣмъ облѣзлый сталъ. Какъ пѣтухъ общипанный…

СТЕПАНОВЪ.

Дура, не жалоби меня… Не вытерплю, заплачу. Ты думаешь, мнѣ не больно? [Кузькину). Ну, ваше благородіе, кажись, что и тысячи рублей не взялъ бы я за это безобразіе!

КУЗЬКИНЪ.

За то ужъ теперь совсѣмъ кавалеръ!

Какъ есть на французскій манеръ.

НАСТЯ.

Какой же кавалеръ? Кавалеры въ танцахъ бываютъ.

КУЗЬКИНЪ,

Въ танцахъ особь статья, а это настоящій кавалеръ. Ну, господинъ Степановъ, теперь вамъ только звѣзду. Какую нибудь персидскую: Льва и Солнца.

СТЕПАНОВЪ.

Какъ льва? Нешто у нихъ по звѣрью называются?

КУЗЬКИНЪ.

А то какже? Вѣдь они нехристи. У нихъ святыхъ нѣтъ. У насъ, къ примѣру, Анны, Александра, Станислава, а у нихъ змѣя какого нибудь, тигра тамъ… крокодила… У мухоѣданъ есть даже орденъ аспида и василиска.

СТЕПАНОВЪ.

Скажи на милость! Вотъ народъ-то! Другъ, выпьемъ! Авось, черезъ это свое бородиное горе забудемъ.

КУЗЬКИНЪ.

А отчего-жъ не выпить? Нацѣживай! (Пьютъ). Ну теперь, вали вторую! желаю выпить за здоровье вашей распрекрасной дочки.

НАСТЯ.

Пожалуйста не насмѣхайтесь. Вы вотъ теперь такъ говорите, а черезъ часъ и забудете.

КУЗЬКИНЪ.

Совсѣмъ не въ то мѣсто попали. Вотъ гдѣ буду носить васъ… (Показываетъ на сердце).

НАСТЯ.

Оставьте, пожалуйста!

КУЗЬКИНЪ.

Бутонъ!

СТЕПАНОВЪ.

Ну, пей, ваше благородіе! (Пьютъ).-- А что, ваше благородіе, ежели бы мнѣ теперь мундиръ и шпагу?

КУЗЬКИНЪ.

Въ самомъ бы разѣ были!

АННА КИРИЛЛОВНА.

Ну вотъ, задумай еще что нибудь, такъ тогда не токма что бороду, а и голову обрѣютъ.

СТЕПАНОВЪ.

Молчи, старуха! Не твое дѣло!

НАСТЯ.

Ну, папенька, вамъ, шпага не къ лицу.

СТЕПАНОВЪ.

Отчего-же не къ лицу?

НАСТЯ.

Оттого, что шпага только офицерамъ къ лицу, а вы купецъ.

СТЕПАНОВЪ.

Что-жъ, что купецъ? Нешто купцы не имѣютъ? Вонъ у насъ на рынкѣ фруктовщикъ Вѣринъ, такъ у того мундиръ и шпага. Кажинный праздникъ наряжается и шпагу прицѣпляетъ. Настоящая шпага и вынимается даже. Самъ мнѣ показывалъ. Вынулъ это и помахиваетъ!..

КУЗЬКИНЪ.

А за помахиваніе-то знаете, что бываетъ? Это называется обнаженіе…

СТЕПАНОВЪ.

Господи! онъ шутя. Какое тутъ обнаженіе?.. Больше для того, чтобъ передъ своими похвастаться. Ваше благородіе, ей-Богу, ты мнѣ по нраву пришелся! (Обнимаетъ Кузькина). Кажись, теперь для тебя ничего не пожалѣю. Хочешь сейчасъ балъ сдѣлаю? Перебужу молодцовъ и пусть ихъ пѣсни поютъ.

КУЗЬКИНЪ.

Эко важное кушанье! Пѣсенъ-то я этихъ на Крестовскомъ слушалъ да и переслушалъ.

СТЕПАНОВЪ.

Ну, такъ заберемъ молодцовъ и поѣдемъ въ Елдараду — медаль вспрыскивать. Пусть всѣ пьютъ! Всѣмъ разрѣшеніе вина и елея!

КУЗЬКИНЪ.

Не лафа сегодня, нельзя, потому что еще въ одно мѣсто медаль везти нужно.

СТЕПАНОВЪ.

Ужъ больно мнѣ угодить-то тебѣ хочется. Хочешь, такъ даже дочь родную, можно сказать, единородную дщерь, и ту за тебя отдамъ.

КУЗЬКИНЪ.

Отчего же-съ, это можно. Барышня вы согласны?

НАСТЯ.

Ни за что на свѣтѣ!

СТЕПАНОВЪ.

Ну, вотъ, стоитъ спрашивать! Бери изъ полы въ полу!

АННА КИРИЛЛОВНА (Настѣ).

Настасья, да что ты одурѣла, что ли?

НАСТЯ (тихо).

Ахъ, оставьте маменька! Дайте интригу сдѣлать.

КУЗЬКИНЪ (Настѣ).

Барышня, на колѣнахъ васъ умоляю! (Становится на колѣни).

СТЕПАНОВЪ.

Полно, ваше благородіе, брось! Дѣло поконченное. Скажи лучше, какъ зовутъ-то тебя?

КУЗЬКИНЪ.

Пименъ Захаровъ Кузькинъ. А васъ какъ величать?

СТЕПАНОВЪ.

Иванъ Степановъ сынъ Степановъ.

КУЗЬКИНЪ.

Какъ Иванъ Степановъ? Что-то, братъ, не такъ. Ты врешь! Нѣтъ ли тутъ подвоху какого?

СТЕПАНОВЪ.

Что-жъ, имя какъ имя. Какой же тутъ подвохъ?

КУЗЬКИНЪ.

Нѣтъ, шалишь, не тѣмъ пахнетъ! Гдѣ бумага, что я тебѣ далъ? Стой, погоди! Эти фокусы такъ не проходятъ. Давай бумагу!

СТЕПАНОВЪ (подаетъ ему бумагу).

Вотъ она.

КУЗЬКИНЪ

Купцу Харлампію Кузьмину Степанову. Такъ ты не Харлампій Кузьминъ?

СТЕПАНОВЪ.

Никакъ нѣтъ-съ. Харлампій Кузьминъ Степановъ живетъ надъ нами, выше…

КУЗЬКИНЪ.

Выше? Такъ хорошо же! Такъ какже ты смѣлъ послѣ этого чужую медаль принимать? Нешто она тебѣ слѣдуетъ?

СТЕПАНОВЪ.

Ваше благородіе, помилуйте! Вѣдь вы сами-же мнѣ ее привезли и отдали.

КУЗЬКИНЪ (наступая).

Нѣтъ, спрашивается: какую ты имѣлъ праву ее брать? Да, знаешь ли, за этотъ пасажъ гдѣ тебѣ мѣсто?

СТЕПАНОВЪ.

Помилосердуйте ваше благородіе! Сами же вы и надѣвали ее на меня; сами и бороду мнѣ стригли. Нешто я тутъ въ чемъ причиненъ.

НАСТЯ.

Ахъ, какой срамъ!

КУЗЬКИНЪ.

Нѣтъ, ты мнѣ скажи, какую ты за собой провинность чувствуешь? За что тебѣ медаль? Нешто медали такъ зря человѣку даются?

СТЕПАНОВЪ.

Помилуйте, ваше благородіе, я тоже жертвовалъ. По запрошлый годъ, передъ парадомъ, солдатъ въ Ямской водкой поилъ и въ ноги имъ кланялся. Пять ведеръ споилъ!

КУЗЬКИНЪ.

Пять ведеръ? Нѣтъ, братъ, ты такъ не отвертишься. Въ тюрьму тебя! Въ рабочій домъ! Въ арестанскія роты! Подай медаль!

СТЕПАНОВЪ (отдаетъ ему медаль).

Ваше благородіе, будьте милостивы! Жена, дѣти… Сами зятемъ хотѣли быть.

КУЗЬКИНЪ.

Какимъ зятемъ! Я три года женатъ. Вишь, что выдумалъ! (Беретъ фуражку и идетъ къ среднимъ дверямъ). Засужу за эту штуку! Въ гробъ вколочу! (Уходитъ).

СТЕПАНОВЪ.

Вотъ до чего дожили! И бороду остригли, и сраму натерпѣлся, да еще что впереди-то! (Машетъ рукой). Узнаютъ въ рынкѣ, такъ проходу давать не будутъ. Да и какъ не узнать?! Сейчасъ, первый вопросъ: гдѣ борода? Что въ отвѣтъ-то скажешь?

НАСТЯ.

А все вы, папенька, съ вашей пужливостью. Нешто не могли пообстоятельнѣе пораспросить?

АННА КИРИЛЛОВНА.

Вотъ срамъ-то! Чтожъ мы будемъ теперь дѣлать?

СТЕПАНОВЪ.

А вотъ что… (Подходитъ къ столу и пьетъ рюмку водки).

КУЗЬКИНЪ (выглядываетъ изъ среднихъ дверей въ шинели и фуражкѣ).

Смотри, стриженая борода, даромъ тебѣ это не пройдетъ. Туда упеку, куда и Макаръ телятъ не загонялъ!

(Степановъ всплескиваетъ руками. Анна Кирилловна плачетъ).
ЗАНАВѢСЪ.