Материалы к истории новой Польши (Аверченко)
| ← Сила убеждения | Материалы к истории новой Польши | Куклы → |
| Из сборника «Пять чемоданов». Опубл.: 1915. Источник: Аверченко А. Т. Собрание сочинений: В 13 т. Т. 6. О маленьких — для больших. — М.: Изд-во "Дмитрий Сечин", 2014. — az.lib.ru • Дешевая юмористическая библиотека "Нового Сатирикона" |
Из газетных статей и расспросов очевидцев нам удалось выяснить с приблизительной точностью, каково положение познанского поляка, воюющего в рядах германской армии.
Прежде всего, для залучения молодого, дикого поляка в ряды армии — его нужно поймать. Много требуется хитрости и охотничьей ловкости, чтобы поймать такого дикого поляка.
Пойманный поляк недели две-три выдерживается в темном месте «чтобы привык». Все это время несколько приставленных к нему специальных людей горячо убеждают пойманного, что «Германия — превыше всего».
Поляк долго не сдается, спорит, капризничает. Но к концу третьей недели ему так все это надоедает, что он вскакивает однажды с блуждающими глазами, растерянный, страшный, — и кричит:
— Ну, хорошо! Верю. Довольно.
— Чему веришь?
— Вот этому самому. Что вы говорили.
— Насчет Германии??
— Да, да!!!
— Что Германия превыше всего?
— Ну, да — это самое! Слышал уже. Нечего повторять! Верю.
— Я думаю, он готов — посоветовавшись немного с товарищем, говорит профессор приготовительного класса. — Можно его передавать дальше.
Поляка перебрасывают в следующее отделение:
— Эй, кто там! Примите поляка для обработки.
— Есть!
Ощупав, обыскав поляка, приступают к дальнейшей обработке:
— Послушайте, вы там… поляк. Наш император обещает дать полякам после войны автономию, самоуправление, свободу языка: — ну, и как вообще полагается. Слышите??
Поляк молчит.
— Вам я говорю или не вам? После войны для вас наступит буквально золотой век. Поняли?
— Так, пан, — задумчиво качает головой поляк.
— И вот, значит, по этому самому вы и должны проливать кровь свою за дорогое отечество. Поняли?
Поляк молчит.
— Потому что судьба поляков дорога сердцу кайзера, и он не допустит, чтобы волос упал с головы германского поляка.
Поляк задумчиво кивает головой.
— Так, пан.
— Всякий поляк для кайзера, как родной сын. Понимаете? Значит, вы должны сражаться за своего отца-кайзера. А если ты, польская свинья, не будешь сражаться, так мы с тебя шкуру с живого сдерем… На медленном огне поджарим! Лучину под ногти запустим!
— Так пан, — вздыхает поляк.
— Ну, вот и хорошо, что ты это понимаешь…
— Кажется, он готов, collega? Все сделали, как предписано циркуляром: и обласкали, и попугали. Эй, мальчик! Отведи в следующее отделение.
Следующее отделение — обмундировочная.
— Поляк?
— Поляк.
— Давайте ему штаны без карманов.
Поляк выходит из задумчивости.
— Позвольте… Почему без карманов?
— Нельзя вам, полякам, карманы иметь, — циркуляр есть. Мало ли что вы можете в карманы спрятать. Стащишь где-нибудь план расположения окопов, положишь в карман, а потом передашь русским. Подавайте ему сапоги!
— Ой, больно! Там что-то такое есть, в сапогах…
— Есть. Это — гвозди. Чтобы ты не очень-то бегал от русских, или, что еще хуже, — к русским. У нас, братец ты мой — все предусмотрено.
— Мундир не по мне, — жалуется поляк. — Узок так, что рук нельзя поднять.
— Так и расчитано. Знаем мы, для чего вы руки поднимаете! Ну, вот… оделся? Теперь — вооружим тебя. Вот тебе, братец, сабля…
— Какая странная… — удивляется поляк. — Не вынимается из ножен.
— Чего же ей выниматься, когда эфес к ножнам наглухо припаян. Тебе только дай настоящую саблю… Знаем мы вас, поляков. Получай ружье.
— А… Патроны?
— Что-о? С ума ты сошел? Прыткий ты паренек, я вижу. Тебе, как мед, так уж и ложка. Патроны будут у другого солдата. Ну, а теперь — готово! Эй, кто там?! Забирайте поляка.
— Готов?
— Готов.
— Несите его в вагон! Запирайте в одиночное купе.
— Куда? — пугается поляк. — Почему в одиночное?
— А что ж, тебя в общее посадить, что ли? С другими солдатами? Знаем мы, какие ты разговоры будешь с ними разговаривать. Внесли?
— Есть. Рот прикажете завязать?
— Ну, да! Как, обыкновенно. Поляк ведь.
С треском и шумом несется поезд на театр военных действий.
— Привезли?
— Есть. Тут в купе лежит. Развяжите его, вытаскивайте!
— Патроны отобрали? Штык ему отвинтили?
— Маленькие, что ли… Учи еще.
— А теперь — айда в окопы! Рядовые Швайне, Трюкман и Шлиппе!
— Здесь, г. вахмистр!
— Вы будете состоять при поляке. Ты, Швайне, будешь давать ему патроны при стрельбе, Трюкману поручается держать приклад, когда поляк будет стрелять, а ты, Шлиппе, назначаешься состоять при шашке: чтобы он, упаси Боже, не хватил ножнами кого-нибудь из своих.
После этого вахмистр обращается к поляку.
— Заметьте, ясновельможный пан, что кайзер любит поляков, как своих родных детей… А если ты, польская свинья, побежишь к русским — семь шкур спущу, да потом в соленой воде вымочу. Ведите его!! Да не забудьте, когда бой кончится — отобрать у него ружье, связать руки и засунуть в землянку до завтрашнего боя… Завтра снова вынете.
В окопах кипит работа: Швайне хлопотливо подсовывает задумчивому поляку патроны. Трюкман, поглощенный польскими делами по горло, придерживает ружейный приклад, направляя польское дуло именно в сторону врага, а не в какую-нибудь другую сторону; Шлиппе судорожно уцепился за шашку, висящую сбоку у задумчивого поляка.
Задумчивый поляк делается еще более задумчивым.
— Урра! — ревут издали тысячи русских глоток.
Крики приближаются… Поляк вздыхает, бьет ружьем по голове Трюкмана, тычет прикладом в грудь Швайне, отбрасывает ногой уцепившегося за шашку Шлиппе и, выйдя медленными шагами из окопа, задумчиво идет сдаваться в плен.
Если нами какой-нибудь штрих или черточка в данном случае упущены, то это только потому, что мы, избегая преувеличений, стремимся всегда лучше сказать меньше, чем больше.