Материалы для истории русской цензуры (Щебальский)/ДО

Материалы для истории русской цензуры
авторъ Петр Карлович Щебальский

Опубл.: 1871. Источникъ: az.lib.ru

МАТЕРІАЛЫ ДЛЯ ИСТОРІИ РУССКОЙ ЦЕНЗУРЫ
1803—1825.

I.
1803.

Московскій главнокомандующій, графъ Солтыковъ, представилъ на Высочайшее имя докладную записку отъ 12 февраля 1803 года слѣдующаго содержанія:

"Здѣшній оберъ-полицеймейстеръ представилъ мнѣ появившіяся здѣсь насчетъ Благороднаго Собранія сочиненія, колкую насмѣшку надъ нѣкоторыми изъ членовъ онаго въ себѣ заключающія. Хотя они по роду своему и не достойны вниманія, а больше презрѣнія, но я не смѣлъ не довести сіе до свѣдѣнія В. И. Величества. И для того, поднося оныя бумаги при семъ, всеподданнѣйше доношу, что при всемъ томъ, почитая ихъ сочиненіемъ обижающимъ не только благопристойность вообще, но означеніемъ именъ и самую личность тѣхъ особъ, приказалъ я полиціи какъ можно постараться узнать подъ рукою сочинителя или перваго издателя^[1] ихъ и не оставлю къ отвращенію таковой дерзкой шалости употребить приличныя мѣры.

Къ сему донесенію приложены были слѣдующіе документы:

а) Объявленіе.

«Нѣкоторое число людей, воспламенившихся усердіемъ забавлять здѣшнюю почтеннѣйшую публику, будутъ имѣть честь представить въ домѣ Благороднаго Собранія новую, нигдѣ не игранную комедію въ трехъ дѣйствіяхъ, въ стихахъ, подъ названіемъ: Трусъ, рогоносецъ, болтовня, или Ошельмованный Капитанъ, переводъ съ гишпанскаго. Намѣреніе ихъ было дать извѣстную драму Бѣглеца, въ которой первый ихъ актеръ имѣлъ уже счастіе оказать совершенное свое искусство, въ прошломъ 1789 году, августа 13 дня, на галерномъ флотѣ^[2], и удостоился получить за оное всевысочайшее благоволеніе отъ покойнаго короля Шведскаго. Но какъ онъ не имѣлъ еще случая играть сей роли на сухомъ пути, слѣдственно и предпринять не дерзаетъ, а смѣетъ увѣрить почтеннѣйшую публику, что и въ семъ характерѣ немногіе его превзойдутъ и строгая критика отдастъ ему справедливость.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Трусъ, рогоносецъ, болтовня — Г. Чо--новъ.

Жеманкина, жена его — Г-жа Че--нова.

Слѣпушкинъ, другъ Трусовъ и любовникъ Жеманкиной — Кн. Вол--скій.

Роскосъ Пьянкинъ, Подлипаловъ, преданные Трусу — Г. Кн-инъ. Г. Да--овъ.

Подляковъ, слуга — Г. Ры--новъ.

Начало въ обыкновенное время. За входъ ничего. 1803 г. Въ Москвѣ. Съ дозволенія здраваго разсудка.

б) Росписаніе должностей вновь избранныхъ двѣнадцати господъ старшинъ въ домѣ Благороднаго Собранія, съ приложеніями ихъ способностей.

Должности и старшины.	Примѣчанія
Дли главнаго управленія старшинами и при сохраненіи казны.
Графъ Орловъ.[3]	Общая къ нему довѣренность избираетъ его въ сію должность.
Для совѣтовъ. Масловъ.	Какъ онъ уже Высочайше удостоенъ быть начальствующимъ въ Совѣтѣ Опекуномъ, то сію должность легко занимать можетъ.
Волковъ.	По слабости здоровья и старости лѣтъ ни въ какую другую должность способенъ быть не можетъ, а притомъ еще рекомендуется ему имѣть немножко побольше твердости въ образѣ его мыслей и не всегда со всѣми соглашаться.
Для порядка въ услугахъ и чистотѣ. Булгаковъ.	Будучи посломъ въ Турціи, обязанъ знать церемоніалы и наблюдать строгую дисциплину, пріобыкши къ гордости восточнаго народа.
При картахъ и мѣлахъ. Фонъ Визинъ.	Частое съ оными обращеніе научили его знать доброту ихъ, хотя бы и многіе изъ старшинъ оную должность занять лучше бы могли; но изъ уваженія къ слабости здоровья ему поручается.
Начинанія и учрежденія танцевъ. Князь Дашковъ.	Какъ единственный предметъ его самолюбія, въ которомъ онъ и понынѣ ежедневно отличается.
При освѣщеніи. Обрѣсковъ.	Будучи моложе и ростомъ выше всѣхъ прочихъ, увѣрены что скоро пріобыкнетъ къ сему упражненію, а наипаче и потому что воспитывался въ Пажескомъ корпусъ и служилъ въ ономъ съ похвалою.
При напиткахъ. Князь Нес-- кій.	Служа у Двора долгое время тонкомъ и оберъ-шенкомъ, хотя и былъ безъ просьбы отставленъ, однакожъ надежно ему ввѣряется сія должность.
При собираніи денегъ за кушанье и карты. Небо--инъ.	Несомнительная его исправность доказывается опытомъ, когда онъ былъ здѣсь вице-губернаторомъ. Только строго смотрѣть, чтобы сборъ дѣлался въ прорѣзной запечатанный ящикъ, a не на тарелку.
При кушаньѣ и чисткѣ кострюль. Князь Ци--овъ.	Англійскій клубъ доказываетъ его исправность. Но запретить лгать.
Быть всегда въ швейцарской и всѣмъ кланяться. Князь Вол--скій.	По слѣпотѣ его и миломъ значеніи въ обществѣ другой должности занять всѣ можетъ.
При ву--хъ и ур--кахъ. Че--ковъ.	По сдѣланному имъ поступку на галерномъ слогѣ и сія должность дѣлаетъ ему много чести.

II

1804.

По разсмотрѣніи книги подъ заглавіемъ Опыта о просвѣщеніи относительно на Россіи, сочиненіе Ивана Пнина, и рукописнаго къ ней дополненіи, цензоръ Яценковъ находилъ ихъ противными правиламъ устава по причинѣ многихъ неосторожныхъ выраженій, каковыя сочинитель употребилъ на счетъ нравъ помѣщиковъ надъ крестьянами и за счетъ другихъ состояній государства. Мнѣніе Яценкова, по разсмотрѣніи его въ С.-Петербургскомъ цензурномъ комитетѣ, было призвано правильнымъ и представлено исправлявшему должность попечителя гр. П. А. Строганову, который согласился на исключеніе изъ сочиненія Пнина указанныхъ цензоромъ мѣстъ.^[4]

III.

1805.

Исправлявшій должность попечителя С.-Петербургскаго учебнаго округа графъ П. А. Строгановъ, отъ 23-го мая 1805 года, далъ знать С.-Петербургскому цензурному комитету, что Главное Правленіе Училищъ для пресѣченія ввоза въ Россію вредныхъ иностранныхъ книгъ, признало нужнымъ возложить на дрезденскаго книгопродавца Гарткноха обязанность увѣдомлять о всякой вновь вышедшей вредной книгѣ С.-Пстербургскій цензурный комитетъ, который съ своей стороны обязанъ сообщать о томъ прочимъ цензурнымъ комитетамъ. Графъ Строгановъ присовокуплялъ, что мѣра сія Ни въ какомъ случаѣ не измѣняетъ устава о цензурѣ, ибо принята Главнымъ Правленіемъ Училищъ съ тѣмъ единственно, дабы облегчить надзоръ цензоровъ за продажею иностранныхъ книгъ, не ослабляя той отвѣтственности, которой подлежатъ, на основаніи устава, книгопродавцы. При этомъ препровождались въ копіяхъ: выписка изъ журнала Главнаго Правленія Училищъ отъ 23-го марта 1805 года и инструкція на нѣмецкомъ языкѣ, данная гр. П. А. Строгановымъ Гарткноху.

IV.

С.-Петербургскій цензурный комитетъ разсматривалъ въ засѣданіи 25-го апрѣля 1805 года драму Увѣнченная Добродѣтель^[5], въ 5-ти дѣйствіяхъ, сочиненіе Антона Автушкевича, которую цензоръ Яценковъ призналъ подлежащею запрещенію послѣдующимъ причинамъ: „1) по совершенному незнанію сочинителя какъ законовъ, такъ и обычаевъ Россіи, гдѣ происходитъ дѣйствіе. 2) по несообразности съ отечественными постановленіями окончанія піэсы, гдѣ самыя узнанныя и доказанныя злодѣйства остаются безъ должнаго наказанія; 3) сочинитель, занявъ содержаніе піэсы своей изъ истиннаго происшествія, случившагося въ проѣмъ Государя Императора Александра I чрезъ Лифляндію, вымышляетъ, что работникъ, коему безпримѣрный монархъ сей лично оказалъ помощь въ приключившемся ему несчастій, во время работы его при судахъ, былъ крѣпостной человѣкъ того господина, котораго родной его братъ умышляетъ убить въ сочиненной имъ драмѣ. Сей вымыселъ, какъ оскорбительный для чести фамиліи сего господина, совершенно противенъ 15 пункту устава о цензурѣ.“

V.

1806.

На основаніи: прописаннаго донесенія цензора Яценкова, комитетъ опредѣлилъ предложить сочинителю, не согласится ли онъ піэсу свою исправить въ вышеприведенныхъ мѣстахъ и по исправленіи возвратить въ комитетъ на разсмотрѣніе.

Цензоръ Тимковскій доносилъ С.-Петербургскому цензурному комитету, что разсмотрѣвъ печатную театральную піэсу, доставленную придворнымъ актеромъ Шушеринымъ для одобренія къ представленію на театрѣ, подъ заглавіемъ Со, трагедія въ пяти дѣйствіяхъ, находитъ онъ, что оная не иначе одобрена быть можетъ къ представленію на театрѣ, какъ по исключеніи стиховъ, заключающихся на стр. 159, 164 и 196, ибо они, оскорбительны будучи для чести государей, произнесенные на театрѣ, могутъ сдѣлать неблагопріятное впечатлѣніе въ публикѣ.» Стихи сіи суть слѣдующіе:

Стр. 159, Лелій: *)

Остиви ты царя ничтожно титло Риму,

Предъ нимъ порфиру скрой рабомъ боготвориму

Коль хочешь, чтобы онъ тебя не пренебрегъ.

Ты Рима другъ, — вѣрь мнѣ, се титло выше всѣхъ.

Оно единое героевъ созидаетъ,

А часто даренію тиранство сокрываетъ.

На той же стр., Лелій:

Се титла царскаго все право и вся честь,

Чтобъ строгу истину отъ глазъ скрывала лесть.

Стр. 164, Лелій:

Къ покорству сихъ владыкъ **) намъ должно пріучать;

Часть римская — успѣть, а царска — трепетать.

Стр. 196, Масинисса:

Гдѣ скипетры, вѣнцы, та гордости утѣха,

Во прахѣ смѣшсены безъ славы, безъ успѣха.

• ) Лелій — Римлянинъ, наперсникъ Сципіона, Масинисса — владѣтель или «князь» нумидійскій. Послѣдній тщеславится званіемъ царя (совершенно произвольно ему присвоеннымъ), а республиканецъ Лелій доказываетъ, что быть другомъ Рима важнѣе и выгоднѣе, чѣмъ носить титло ничтожное въ глазахъ Римлянъ. Нумидіецъ оскорбляется этими словами, и Лелій замѣчаетъ, что такая щепетильность свойственна лишь людямъ привыкшимъ къ лести. Въ послѣдствіи, разговаривая со Сципіономъ, Лелій высказываетъ мнѣніе, что дикихъ князьковъ, подобныхъ Масиниссѣ, надо пріучить «къ покорству». Всѣ приведенные стихи напечатаны въ т. XXXIV Россійскаго Ѳеатра, гдѣ помѣщена Софонисба. Пьеса эта доказалъ г. Галаховъ (От. Зап. 1850, № 4), есть переводъ съ сокращеніиями изъ Вольтеровой трагедіи того же наименованія, хотя помянутую півсу и считаютъ вобще оригинальнымъ произведеніемъ Княжнина.

• ) Другихъ государей. Примѣч. цензора.

Комитетъ, разсмотрѣвъ упомянутые стихи, нашелъ ихъ противными уставу о цензурѣ, согласно съ мнѣніемъ цензора Тимковскаго, и опредѣлилъ сообщить въ контору дирекціи Императорскихъ театровъ объ исключеніи ихъ изъ трагедіи Софонисба.

VI.

1807.

Попечитель С.-Петербургскаго учебнаго округа, отъ 24-го августа 1807 года, изъяснилъ С.-Петербургскому цензурному комитету, «что дошло до свѣдѣнія Е. И. Величества, что въ 6-й и 7-й книжкахъ Сіонскаго Вѣстника,^[6] разсмотрѣннаго С.-Петербургскимъ цензурнымъ комитетомъ, содержатся разныя предосудительныя мѣста, съ духомъ правительства и съ правилами цензурнаго устава § 15 и 19 несообразныя. Примѣчательнѣйшія изъ оныхъ суть слѣдующія: а) въ іюнѣ, Пневматологическій анекдотъ^[7], Толкованіе Пророчествъ Даніиловыхъ^[8], стр. 373—376; Примѣръ дѣйствія простоты сердца^[9], стр. 394 и въ особенности извѣстіе объ Эккартсгаузенѣ, стр. 387, гдѣ упоминается о его сочиненіи Les sciences primitives de me retrouvées^[10], и стр. 389 и 390, гдѣ описываются его таинственныя видѣнія и кончина, б) Въ іюлѣ, статья О дарѣ прозорливости^[11], содержащая въ себѣ нелѣпыя пророчества (стр. 102) и различныя разсужденія (стр. 92, 98), и еще выше (87 и 88) о вѣроятіи и событіи таковыхъ предсказаній; Нѣчто изъ пневматолойи^[12], гдѣ встрѣчаются многія темныя и двусмысленныя выраженія, напр. 84 (о самодѣльныхъ образахъ), также стр. 73, 81 и проч., стр. 121 и 122, — примѣръ добраго духовника, который сочинителемъ особенно похваляется за то, что былъ неученый священникъ, и проч. и проч.» Его Императорское Величество повелѣлъ, сообщалъ попечитель, «дать сіе на замѣчаніе цензурному комитету съ тѣмъ, чтобы впредь въ разсмотрѣніи сочиненій и переводовъ онъ былъ осторожнѣе и не дозволялъ бы печатать ничего такого, что, съ одной стороны, противно здравому разсудку, а съ другой, можетъ произвести вредныя впечатлѣнія въ публикѣ, особенно же въ простолюдинахъ, большею частію суевѣрныхъ и охотно читающихъ книги, содержащія въ себѣ подобныя нелѣпости.»

VII.

1808.

Въ представленіи своемъ С.-Петербургскому цензурному комитету разсмотрѣнномъ въ засѣданіи 9-го іюня 1808 года, цензоръ Тимковскій прописывалъ, что разсмотрѣвъ рукопись подъ названіемъ Граммата милымъ женщинамъ, или собраніе піи-эротическихъ сочиненій въ двухъ томахъ, издаваемую Захаромъ Некрасовымъ, — нашелъ онъ, что рукопись сія не можетъ быть одобрена къ напечатанію по причинѣ «недостатка въ смыслѣ.»^[13]

VIII.

Изъ свѣдѣнія препровожденнаго 28-го мая 1808 года С.-Петербургскимъ цензурнымъ комитетомъ въ канцелярію Главнаго Правленія Училищъ, оказывается, что въ 1807 году въ С.-Петербургѣ выходили слѣдующія періодическія изданія:

1) Экономическій журнала, изданіе профессора Василія Кукольника

2) Геній времена, изданіе Шредера и Делакруа;

3) Статистическій журнала, изданіе адъюнкта Академіи Наукъ, Карла Германа;

4) Сѣверная Пчела, ежемѣсячное изданіе Василія Разторгуева;

5) Тестіада, изданіе Александра Рыкова, и

6) Талія, изданіе Беницкаго.

Въ 1808 году:

1) Геній временъ, изданіе Шредера и Греча;

2) Журнала каррикатуръ, изданіе Алексѣя Венеціанова;

3) Wiesenfrüchte, von Doctor Samuil Vogel;

4) Драматическій Вѣстника, изданіе Дмитрія Языкова, и

5) Поваренный Календарь, «издается неизвѣстнымъ.»^[14]

IX.

1814.

Министръ народнаго просвѣщенія, гр. А. К. Разумовскій, получилъ отъ попечителя Московскаго учебнаго округа, П. И. Голенищева-Кутузова, {П. И. Кутузовъ, подвизавшійся въ свое время и на литературномъ поприщѣ, извѣстенъ по своей жалобѣ за вредное вліяніе и опасный образъ мыслей Карамзина, а также по слѣдующей эпиграммѣ ка него кн. П. А. Вяземскаго:

Картузовъ сенаторъ,

Картузовъ кураторъ,

Картузовъ поетъ;

Вездѣ себѣ равенъ,

Во всемъ равно славенъ,

Оттѣнковъ въ немъ нѣтъ:

Худой онъ сенаторъ,

Худой онъ кураторъ.

Худой онъ поэтъ.} слѣдующее письмо отъ 16-го марта 1814 года:

«Представляя при семъ на благоусмотрѣніе вашего сіят--ва одинъ экземпляръ книги подъ названіемъ Дружескій совѣтъ всѣмъ тѣмъ до кого сіе касаться можетъ^[15], пропущенной цензурою Императорскаго Московскаго университета въ прошломъ 1813 году сентября 12 дня, и въ томъ же году въ университетской типографіи ннисч; тайной, поставленъ я въ необходимость сдѣлать вашему сіят--ву донесеніе о бывшемъ по случаю сей книги слѣдующемъ происшествіи:

"Сего марта 14 дня, пополудни въ 8 часовъ, явился ко мнѣ частный приставъ Ивановъ съ словеснымъ приказаніемъ отъ оберъ-полицеймейстера Ивашкина, чтобы сей книги какъ всѣ печатанные экземпляры, такъ и рукопись взять жъ университетской типографіи и къ нему, г. оберъ-полицеймейстеру, доставить.

"Такъ необычайное, словесное и чрезъ частнаго пристава дѣлаемое приказаніе, ни чину, ни званію моему несообразное, безъ всякаго письменнаго отъ главнокомандующаго^[16], ниже отъ самого оберъ-полицеймейстера отношенія, а притомъ и извѣстность, что вышепомянутая книга, никакому сомнѣнію не подверженная, не заключаетъ въ себѣ ничего иного, кромѣ честнѣйшаго христіанскаго нравоученія, заставило меня г. частному приставу словесно же отозваться, что въ силу 34 ст. Высочайше утвержденнаго цензурнаго устава, въ коей сказано: "если же гражданское мѣстное "начальство полагаетъ запретить книгу находившуюся въ продажѣ, то «должно предварительно отнестись о томъ въ цензурный комитетъ», — не могу безъ письменнаго отъ него, г. оберъ-полицеймейстера, отношенія, по словесному токмо его, частнаго пристава, объявленію требуемаго исполнить, тѣмъ паче, что и по занимаемому мною мѣсту, я отъ частныхъ приставовъ приказаній ни словесныхъ, ни письменныхъ принимать не обязанъ, и просилъ его о семъ донести г. оберъ-полицеймейстеру, равно и о томъ, что я подтвержденія о семъ буду ожидать формальнымъ письменнымъ отношеніемъ.

"Послѣ сего прошло два дни безъ полученія отношенія ни отъ г. главнокомандующаго, ни г. оберъ-полицеймейстера, а между тѣмъ, рапортомъ у сего въ копіи прилагаемымъ, г. ректоръ университета донесъ мнѣ, что вышеупомянутая книга запечатана въ университетской книжной лавкѣ, что равно учинено и со всѣми въ городѣ книжными лавками, въ коихъ оная книга продавалась. Толь необычайное дѣйствіе, оскорбительное для вашего сіят--ва, яко верховнаго нашего начальника, для университета и для моей чести, а паче всего, противное Высочайшимъ указаніямъ, налагаетъ на меня обязанность представить вашему сіят--ву о защищеніи всего ввѣреннаго мнѣ корпуса отъ таковыхъ притѣсненій, а меня отъ могущихъ произойдти толковъ, яко бы я не исполнилъ здѣшняго мѣстнаго начальства приказаній, объявленныхъ мнѣ толь страннымъ и толь обиднымъ образомъ словесно, чрезъ полицейскаго чиновника, яко бы я не стою того уваженія, чтобы г. главнокомандующій, или хотя оберъ-полицеймейстеръ, сдѣлали во мнѣ письменное о семъ отношеніе, и убѣдительнѣйше васъ прошу, дабы вы благоволили: 1) сдѣлать распоряженіе и отнестись куда слѣдуетъ, чтобы я впередъ огражденъ былъ отъ объявленій мнѣ черезъ частныхъ приставовъ такихъ приказаній, кои неудобоисполнительны я коихъ объявленіе несовмѣстно съ чиномъ моимъ я съ званіемъ, Высочайше на меня возложеннымъ; 2) предписать мнѣ опредѣлительнѣйшимъ образомъ: въ каковыхъ отношеніяхъ должна быть цензура съ г. главнокомандующимъ; да и я самъ какъ долженъ располагать своя поступки при встрѣчающихся толь неожидаемыхъ запрещеніяхъ книгъ, кои и сама цензура, по ихъ содержанію, останавливать не имѣетъ права, дабы и она была ограждена какъ отъ взысканія со стороны его сіят--ва г. главнокомандующаго, такъ и отъ отвѣтственности, каковой она подвергнется, ежели не въ точности будетъ сообразоваться Высочайше утвержденному о цензурѣ уставу, коего 34 статьѣ образъ дѣйствованія г. главнокомандующаго совершенно противенъ и простирается, сколько я понимаю, далѣе предѣловъ власти, каковую надъ цензурою мѣстныя начальства имѣть могутъ. А поелику вышеупомянутая книга касается матеріи и христіанской и нравственной вкупѣ, то и разсудилъ я за благо сдѣлать мое по сему къ г. оберъ-прокурору святѣйшаго синода^[17] отношеніе, съ коего копію здѣсь же вашему сіят--ву представляю.

«Передавая все сіе прозорливому вашего сіят--ва благоусмотрѣнію, а себя начальническому вашему покровительству и заступленію» и пр.

Приложенный при семъ письмѣ рапортъ ректора Московскаго университета Гейма былъ слѣдующаго содержанія:

«Въ прошломъ 1813 году, въ сентябрѣ мѣсяцѣ, г. статскій совѣтникъ и кавалеръ Руничъ, отдавъ чрезъ меня въ цензурный комитетъ рукопись подъ заглавіемъ Дружескій Совѣтъ всѣмъ тѣмъ, до кого сіе касаться можетъ, которую я по просьбѣ его читалъ и, не найдя въ ней, по моему мнѣнію, ничего, которое противно было цензурному уставу, подписалъ для печатанія. Марта 11-го получилъ я отъ г. правителя канцеляріи (главнокомандующаго) Аркадія Павловича Рунича письмо, въ которомъ онъ меня просилъ извѣстить его объ имени издателя помянутой книги, и что онъ сіе дѣлалъ по приказанію г. главнокомандующаго, на что ему отвѣчалъ, что переводчикъ и издатель этой книги есть братъ его, Дмитрій Павловичъ^[18]. Сегодня г. начальникъ типографіи (университетской) рапортуетъ мнѣ, что 14-го дня сего марта Тверской части 1-го квартала квартальный надзиратель, г. Равинскій, пришедъ въ университетскую книжную лавку, запечаталъ своею печатью находящіеся въ оной лавкѣ въ продажѣ, по порученію г. статскаго совѣтника и кавалера Рунича, 81 экземпляръ помянутой книги, — о чемъ долгомъ поставляю вашему пр--ву донесть.»

Получивъ донесеніе московскаго попечителя, гр. Разумовскій сдѣлалъ Государю Императору о случившемся въ Москвѣ всеподданнѣйшій докладъ, о послѣдствіяхъ коего увѣдомлялъ слѣдующимъ, отъ 9-го августа, письмомъ назначеннаго между тѣмъ главнокомандующимъ Москвы гр. Солтыкова:

«Я имѣлъ случай докладывать лично Государю Императору о книгѣ подъ заглавіемъ Дружескій Совѣтъ и всѣмъ тѣмъ, до кого сіе касаться можетъ, московскою полиціею запечатанной. Его Величеству угодно было повелѣть разрѣшить выпускъ означенной книги въ продажу, и о томъ вашему сіят--ву сообщить для надлежащаго распоряженіи. Исполняя таковую Высочайшую волю, имѣю честь быть», и пр.

X.

1814.

Съ 1815 года начало выходить въ С. Петербургѣ довольно серіозное періодическое изданіе съ политическимъ характеромъ {Въ подтвержденіи этихъ словъ приводимъ оглавленіе книжекъ 24-й и 25-й 1815 года. № 24. Докладъ виконта Шатобріана о состояніи Франціи. Великобританскій парламентъ. Манифестъ короля Испанскаго о войнѣ противъ Буонапарта. Фуше. Какъ могутъ 23 мил. народа противъ воля покоряться нѣсколькимъ тысячамъ человѣкъ. Разныя извѣстія.

№ 25. Докладъ виконта Шатобріана (Прод.). Взглядъ на положеніе Франціи. Смятенія, происходившія въ первыхъ засѣданіяхъ обѣихъ палатъ Буонапартомъ созванныхъ. Опроверженіе того, будто конституція Буонапарта принята Французскимъ народомъ. При выступленіи изъ С.-Петербурга полковъ гвардіи и гренадерскихъ дивизій изданные приказы. Новѣйшія извѣстія.} подъ заглавіемъ Духа журналовъ, которому суждено было во весь пятшѣтвій періодъ своего существованія ссориться съ цензурой и даже обратить на себя ея вниманіе еще до выхода своего въ свѣтъ. 23го ноябри 1814 года, вслѣдъ за объявленіемъ объ изданіи Духа, министръ полиціи Вязьмитиновъ обратился къ грану Разумовскому съ слѣдующимъ письмомъ:

"Милостивый государь ной, гранъ Алексѣй Кирилловичъ!

«Въ программѣ о новомъ изданіи, подъ названіемъ Духъ Журналовъ, одобренной въ печатанію цензоромъ Яценковымъ, а потому пропущенной и особенною канцеляріею министерства полиціи, сказано, что въ VI статьѣ помѣщаемы будутъ замѣчанія о внутреннемъ состоянія Россіи, какъ-то: „великіе ея способы и выгоды, нѣкоторые недостатки и злоупотребленія, и пр.“ Находя сію статью совершенно неумѣстною, ибо упоминаемые въ ней предметы относятся до попеченія самого правительства я отнюдь не могутъ подлежать сужденію частныхъ лицъ публично, я долгомъ себѣ поставляю препроводить сію программу за благоусмотрѣніе вашего сіят--ва съ тѣмъ, что ежели вы, милостивый государь мой, также признаете помянутую статью непозволительною, въ такомъ случаѣ я покорнѣйше прошу васъ о приказаніи здѣшнему цензурному комитету имѣть въ виду, чтобы въ томъ журналѣ не было помѣщаемо предметовъ, по содержанію своему относящихся къ означенной VI статьѣ.

Графъ Разумовскій потребовалъ по содержанію этого письма объясненія у С.-Петербургскаго цензурнаго комитета, который представилъ, что періодическое изданіе Духъ Журналовъ предполагало цѣлію выборъ изъ газетъ и журналовъ всего лучшаго и любопытнѣйшаго появлявшагося въ печати, за исключеніемъ предметовъ медицинскихъ и богословскихъ; {Цѣль и задача Духа Журналовъ объяснялись издателями слѣдующемъ оригинальнымъ образомъ.

„Денисъ Ивановичъ фонъ-Визинъ, пользовавшіеся долгое время благоволеніемъ князя Потемкина, засталъ его однажды перебирающаго новые журналы, которыхъ большая куча лежала передъ винъ за столѣ, а другіе валялясь подъ столомъ и за полу. Князь бралъ каждую княжну по порядку, пробѣгалъ оглавленія, перевертывалъ нѣсколько листовъ я швырялъ на полъ.

— Камой вздоръ! повторялъ безпрестанно князь. Изъ двадцати книжекъ едва найдешь одну, которая стоятъ чтобъ въ нее хоть слегка заглянуть. Но нечего дѣлать“, надобно переносятъ эту муку хотя одинъ разъ въ мѣсяцъ», иначе же цѣлымъ вѣкомъ отстанешь въ просвѣщеніи.

— Ваша си — сть можете избавиться отъ этой муки, сказалъ фонъ-Визинъ.

— А какъ бы ты думалъ? спросилъ князь.

— Выберите человѣкъ двухъ или трехъ умныхъ и ученыхъ…

— Умныхъ довольно, прервалъ князь; къ чему еще ученыхъ!

— Какъ вашей св--сти угодно, продолжалъ фонъ-Визинъ, — только бы они были свѣдущи въ равныхъ частяхъ учености; поручите имъ читать журналы, каждому по своей части, и извлекать изъ нихъ только то, что есть лучшаго и достойнаго вашего вниманія"..

Это предложеніе, говорятъ издателя Духа Журналовъ, было принято, и князю Потемкину представляемъ былъ въ свободныя его минуты «не сборъ журналовъ, а духъ журналовъ».} что объявленіе объ этомъ изданіи разрѣшилъ цензоръ Яценкоыъ и что программа журнала и объявленіе о немъ вовсе не были представлены въ цензурный комитетъ. Получивъ это донесеніе гр. Разумовскій, въ письмѣ къ попечителю С.-Петербургскаго учебнаго округа С. С. Уварову, просилъ его сдѣлать цензору Яценкову строгій выговори" и находилъ нужнымъ остановить печатаніе журнала впредь до разрѣшенія. Цензоръ оправдывался тѣмъ, что разрѣшеніе печатанія объявленій о книгахъ Высочайше предоставлено министерству полиціи, а объявленіе объ изданіи журналовъ тѣмъ болѣе могло выдти съ разрѣшенія полицейской цензуры, что оно въ видѣ афиши роздано вмѣстѣ съ газетами; самыя же статьи изданія имѣлись въ виду представлять обыкновеннымъ путемъ на разсмотрѣніе цензурнаго комитета. Вязмитиновъ, спрошенный гр. Разумовскимъ, отвѣчали, что онъ нетолько не давалъ разрѣшенія на изданіе Духъ Журналовъ, во даже не знать имени издателя. Цензоръ Яценковъ, отъ котораго потребовали объявленія этого имени, отвѣчалъ слѣдующее:

«Цензоръ Яценковъ имѣетъ честь донести, что ему извѣстенъ одинъ изъ издателей, именно кол. асс. Вельяминовъ-Зерновъ, который я представилъ въ цензуру объявленіе о томъ изданіи.^[19] На вопросъ цензора: кто издатель? г. Вельяминовъ отвѣчалъ, что онъ одинъ изъ участвующихъ въ семъ изданіи, но что прочіе желаютъ быть неизвѣстными, увѣряя притомъ, что всѣ они люди уваженные въ публикѣ какъ по своимъ рангамъ, такъ и по свѣдѣніямъ; впрочемъ же во всемъ, что по цензурѣ до сего изданіи относиться имѣетъ, онъ, г. Вельяминовъ, уполномоченъ. Цензоръ Яценковъ, памятуя, что постановленіями цензурнаго устами позволено сочинителямъ и издателямъ скрыть свое имя, ежели они объявить его не пожелаютъ, считалъ себя не въ правѣ настоятельно требовать сего, зная притомъ лично г. Вельяминова какъ человѣка основательнаго я во многихъ частяхъ учености весьма свѣдущаго.»

Вельяминовъ съ своей стороны ходатайствовалъ у гр. Разумовскаго отъ имени общества издателей о разрѣшеніи Духа предоставляя его благоусмотрѣнію отмѣнить тѣ статьи программы, какія ему будетъ угодно, и представляя что издатели уже обязались передъ публикою выпущеннымъ объявленіемъ и понесли значительные убытки, выписавъ слѣдующіе иностранные журналы:

Journal des Débats,

Bibliothèque Britannique,

Magasin Encylopédique.

Annales des Arts,

Mercure de France,

Journal politique de Leyde,

Moniteur,

Archivée des Découvertes,

Hamburger Corrsepondent,

Archiv der Zeit, von Voss,

Hermstaedts Museum,

Hamburgisches politisches Journal,

Zeitung fuer die elegante Welt,

London, Paris und Wien;

The Pamphleter,

Edimburgh-Review.^[20]

Вслѣдствіе сего гр. Разумовскій писалъ С. С. Уварову:

«По полученіи надлежащихъ свѣдѣній о предполагаемомъ изданіи періодическаго сочиненія подъ названіемъ, не нахожу уже нужнымъ сіе изданіе запрещать; почему прошу ваше пр--во распорядиться, дабы цензурный комитетъ дозволилъ печатаніе сего журнала, съ тѣмъ однакожъ, чтобы, вопервыхъ, въ составъ онаго не входили газетныя статьи, а вовторыхъ, вопсе въ немъ не были помѣщаемы предметы, кои по содержанію своему относились бы къ VI статьѣ объявленія о семъ журналѣ, гдѣ подъ названіемъ Замѣчаній о внутреннемъ состояніи Россіи, предполагается помѣшать статьи „о великихъ ея способахъ и выгодахъ, нѣкоторыхъ недостаткахъ и злоупотребленіяхъ, средствахъ въ исправленію оныхъ и къ возвышенію тѣмъ благосостоянія отечества нашего“; вообще же предпишите цензурному комитету разсматривать сочиненіе сіе со всею осторожностью и возложите сіе въ особенности на цензора Тимковскаго. Впрочемъ я увѣренъ, что вы, м. г. мой, по отношенію моему не оставили сдѣлать цензору Яценкову строгій выговоръ за неправильный его въ семъ дѣлѣ поступокъ, хотя я и не получалъ о томъ вашего отзыва.»

Затѣмъ 28 Апрѣля 4815 года послѣдовало на имя гр. Разумовскаго слѣдующее отношеніе отъ министра полиціи Вязмитинова.

"Прошлаго 1814 года ноября 23 имѣлъ я честь относиться къ вашему сіят-ву о программѣ новаго изданія подъ названіемъ Духъ журналовъ, въ которомъ предполагалось помѣщать Замѣчанія о внутреннемъ состояніи Россіи, какъ-то, великіе ея способы и выгоды, нѣкоторые недостатки и злоупотребленія. Находя сію статью совершенно неумѣстною, ибо упоминаемые въ ней предметы относятся до попеченія самого правительства и отнюдь не могутъ подлежать сужденію частныхъ липъ публично, просилъ я покорнѣйше, м. г. мой, буде и вы признаете помянутую статью непозволительною, въ такомъ случаѣ дать приказаніе ваше здѣшнему цензурному комитету имѣть въ виду, чтобы въ томъ журналѣ не было помѣщаемо предметовъ, по содержанію своему къ означенной статьѣ относящихся. На сіе мое отношеніе тогда же почтили меня отвѣтомъ, что вы не оставите распорядить, дабы въ изданіи періодическомъ подъ названіемъ Духъ журналовъ не было помѣщено предметовъ относящихся къ VI статьѣ напечатаннаго объявленія о семъ журналѣ, которые выше сего изложены.

"Между тѣмъ въ выпущенной на сихъ дняхъ 16 книжкѣ помянутаго журнала помѣщена статья^[21], о стараніи Имератрицы Екатерины II о дешевизнѣ жизненныхъ потребностей, статья, наполненная разсужденіями не только самыми глупыми, безсмысленными, но и непозволительными, дерзкими, могущими имѣть вліяніе вредное на мнѣніе народное. Какъ дерзнуть человѣку, не имѣющему, — что все сплетеніе нелѣпыхъ его разсужденій доказуетъ, — ни малѣйшаго понятія о первыхъ началахъ науки, дѣлать примѣненія и сравненія относительно мѣръ, пріятныхъ и пріемлемыхъ правительствомъ въ разныя времена по части государственнаго хозяйства? Дабы разсуждать объ измѣненіи цѣнъ вещамъ, должно имѣть ясное понятіе о томъ, что составляетъ цѣну вещи, что представляетъ цѣну и какимъ она можетъ быть подвержена перемѣнамъ по многоразличнымъ какъ внутреннимъ, такъ и внѣшнимъ вліяніямъ. Народонаселеніе, курсъ денежный, умноженіе или уменьшеніе потребности, скорое или тихое обращеніе капитала, политическія сношенія съ иностранными государствами, усиленіе войскъ, — все сіе и множество другихъ причинъ, о коихъ ваше сіят-во конечно еще болѣе моего имѣете свѣдѣній, должны быть взвѣшены съ необыкновенною разсудительностью, дабы опредѣлить барометръ цѣнамъ. Сего конечно отъ ограниченнаго издателя Духа журналовъ и требовать грѣшно: — но тѣмъ болѣе дерзости!

"Далѣе, какое непростительное невѣжество помѣстить письмо Государыни Екатерины II на имя графа Брюса, называя его Яковомъ Алексѣевичемъ вмѣсто Александровича? Не въ правѣ ли каждый читатель спросить: откуда взялъ издатель сіи письма? Не самъ ли онъ ихъ вымыслилъ? Ибо неимовѣрно, чтобы особы, писавшія сіи письма по повелѣнію Императрицы, не знали настоящаго имени грана Брюса.

"Наконецъ, какое дерзкое заключеніе сравненію временъ: «Тогда не то было!» Сіе выраженіе одною только глупостію извиниться можетъ, ибо въ противномъ случаѣ было бы преступленіе, и преступленіе самое тяжкое.

«Изложивъ такимъ образомъ со всею откровенностью мысли мои вашему сіят-ву, препровождаю при семъ экземпляръ помянутой книжки Духа журналовъ и покорнѣйше прошу васъ, м. г. мой, учинить зависящія со стороны вашей распоряженія, чтобы, во избѣжаніе впредь случиться могущихъ непріятныхъ послѣдствій, положена была преграда обнародованію столь глупыхъ и неумѣстныхъ разсужденій, могущихъ имѣть вредное вліяніе на общее мнѣніе.»

Гр. Разумовскій отвѣчалъ министру полиціи, что цензурному комитету сдѣланъ строгій выговоръ и подтверждено дабы впредь онъ поступалъ съ большею осторожностью. Но въ полѣ С. С. Уваровъ получилъ отъ министра народнаго просвѣщенія слѣдующее предложеніе.

"Вижу себя вновь принужденнымъ сдѣлать вашему пр-ву слѣдующія замѣчанія на счетъ здѣшняго цензурнаго комитета.

"1. Въ 26-й книжкѣ Духа журналовъ напечатанъ отрывокъ изъ сочиненій Бентама, подъ заглавіемъ: О запрещеніи мануфактуръ,^[22] предъ коимъ издатель помѣстилъ собственныя свои разсужденія. Статья сія явнымъ образомъ клонится къ порицанію системы, принятой нашимъ правительствомъ, и мѣръ, приведенныхъ онымъ въ дѣйство; издатель не можетъ тѣмъ оправдаться, что сочиненія Бентама напечатаны и продаются въ Россіи: политическому писателю позволено изъявлять различныя мнѣнія о предметахъ относящихся къ государственному хозяйству, и обращеніе сочиненій его въ ученой публикѣ не можетъ имѣть никакого дурнаго вліянія на духъ народный и общественное мнѣніе; но журналисту не позволительно навлекать изъ него статьи, содержащія опроверженіе правилъ, принятыхъ правительствомъ, а еще менѣе выставлять сіи статьи какъ неоспоримыя истины.

«2. Въ 2-мъ номерѣ журнала Русскій Инвалидъ помѣщена неприличная статья противъ издателя Сына Отечества, содержащая въ себѣ не критику, а личности на счетъ того издателя, и споръ, который неприлично было сообщать публикѣ. Кажется, цензурный комитетъ не оказываетъ никакого уваженія къ дѣлаемымъ ему отъ моего имени замѣчаніямъ: иначе непонятно было бы, почему безпрестанно появляются статьи противныя уставу о цензурѣ и моимъ предписаніямъ, между прочимъ заключающемуся въ отношеніи моемъ къ вамъ, м. г. мой, отъ 3-го числа мая сего года, въ коемъ цензурному комитету подтверждено было обращать особенное вниманіе на Духъ журналовъ. Прошу васъ объявить цензурному комитету, что сіе замѣчаніе есть послѣднее, и при первомъ случаѣ виновные цензоры будутъ безъ всякаго снисхожденія отрѣшены отъ сей должности.»

Какъ Яценкову такъ и цензурному комитету неоднократно были однако и послѣ того дѣлаемы замѣчанія; между прочимъ, новый министръ народнаго просвѣщенія князь А. Н. Голицынъ писалъ въ С. С. Уварову 6 сентября 4816 года:

«Въ Духѣ журналовъ, издаваемомъ цензоромъ Яценковымъ, усмотрѣны мною разныя неприличности, какъ-то: статьи о послѣднихъ временахъ^[23] написаны такъ, что сей важный предметъ обращенъ въ шутку, и хотя время кончины и по Священному Писанію никому не извѣстно, но статьямъ симъ данъ такой оборотъ, что можно думать, что никогда оной не будетъ. Многія политическія статьи не въ духѣ нашего правительства, какъ напримѣръ, въ письмахъ изъ Америки^[24] весьма неприличны замѣчанія о тамошнемъ правительствѣ въ сравненіи съ другими; Бадайозскій Деканъ^[25] таковъ, что и понять нельзя что такое онъ значитъ; стихи нѣкоторые соблазнительны. Притомъ нѣкоторыя книжки сего журнала (№ 34 и 35) цензурованы и одобрены къ печати самимъ г. Яценковымъ, который не долженъ быть судьею въ своемъ дѣлѣ, и сверхъ того нарушается тѣмъ предписаніе бывшаго министра, дабы журналъ сей разсматриваемъ и одобряемъ былъ къ печатанію цензоромъ Тимковскимъ. Всѣ уваженія сіи побуждаютъ меня поручить вашему пр-ву обратить на журналъ сей особенное вниманіе ваше; издателю онаго сдѣлать замѣчаніе, чтобы духъ сего журнала перемѣнялъ онъ на другой, который былъ бы полезнѣе, не вмѣшивался бы впредь въ духовныя матеріи, каковы пророчества о послѣднихъ временахъ, и вовсе бы не помѣщать оныхъ въ своемъ журналѣ, — иначе, при первомъ усмотрѣніи оныхъ, журналъ будетъ запрещенъ; цензурному же комитету замѣтить, что ему не слѣдовало оныя пропускать, и чтобы сдѣлалъ распоряженіе о Духъ журналовъ дабы типографіи не принимали печатать онаго безъ подписей другаго цензора, кромѣ Тимковскаго.»

Вскорѣ послѣ того усмотрѣны были въ Духѣ журналовъ новыя «неприличности», хотя и другаго рода. Въ кн. 48 были изложены неудобства тогдашняго порядка отдачи писемъ на почту, пріемъ которыхъ производился лишь въ продолженіе весьма короткаго времени и въ одномъ пунктѣ столицы, а въ ни. 3 того же изданія за 1817 годъ предлагалось устроить при всѣхъ полицейскихъ будкахъ почтовые ящики подобные нынѣ существующимъ. Помѣщая это предложеніе, издатели сочли нужнымъ присовокупить оговорку, что приводимый проектъ требуетъ новыхъ и значительныхъ расходовъ и, кромѣ грубости будочниковъ съ которыми публикѣ пришлось бы имѣть дѣло, внушаетъ «подозрѣніе, что письменная корреспонденція между частными людьми будетъ подъ надзоромъ полиціи.» По поводу такихъ толковъ о полиціи и вообще о предметахъ касающихся только будтобы правительства, князь Голицинъ писалъ 28 января 1817 года С. С. Уварову, что "имѣлъ бы право запретить сей журналъ, такъ какъ онъ не выполняетъ предписаній начальства; но въ уваженіе того, что онъ долженъ потерпѣть убытокъ отъ возвращенія денегъ подписавшимся и прочихъ денежныхъ разстройствъ, я еще разъ хочу, " писалъ министръ, «его только предувѣдомить, что ежели онъ будетъ продолжать писать въ духѣ противномъ прежнимъ предписаніямъ графа Алексѣя Кирилловича и моимъ внушеніямъ, то будетъ журналъ немедленно запрещенъ, и не знаю оставлю-ли я его и цензоромъ послѣ такого ослушанія. А членамъ цензурнаго комитета сдѣлайте замѣчаніе, чтобы они впредь были осторожнѣе въ разсматриваніи издаваемыхъ въ свѣтъ сочиненій.»

Изданіе продолжало однако существовать и ссориться съ цензурой. 24 мая 1818 года за № 1036 министръ народнаго просвѣщенія кн. Голицынъ писалъ попечителю C-Петербургскаго учебнаго округа, что онъ замѣтилъ, что «издатель Духа журналовъ помѣщаетъ въ немъ статьи, содержащія въ себѣ разсужденія о вольности и рабствѣ крестьянъ и многія другія неприличности.» Кромѣ того, въ № 20 этого журнала, писалъ министръ, помѣщена статья, недозволенная къ напечатанію, {Статья, которую подразумѣвалъ министръ, была, какъ видно изъ слѣдующаго, Рѣчь произнесенная г-мъ малороссійскимъ генералъ-губернаторомъ кн. Н. Г. Репнинымъ при открытіи дворянскихъ выборовъ въ Полтавѣ и Черниговѣ въ 1818 году. Это была замѣчательная рѣчь по тѣмъ мыслямъ, которыя въ ней высказывались. Отдавъ справедливость заслугамъ дворянства въ минувшую войну, князь Репнинъ замѣчалъ, что наступило время заняться благоустройствомъ внутреннихъ дѣлъ и ссылался на торжественно выраженную волю Государя, что часть этой задачи должна быть разрѣшена дворянствомъ и попеченіями этого сословія о судьбѣ крѣпостныхъ крестьянъ. «Связь, существующая между помѣщиками и крестьянами, сказалъ при этомъ ораторъ, есть отличительная черта Русскаго народа. У иноземцевъ часто владѣлецъ помышляетъ только о доходѣ, а нисколько о тѣхъ, которые ему оный доставили…» «Но сколько пагубы было отъ сего послѣдствія! Пришли враги, и за родину никто не принесъ себя въ жертву. Мѣняли царей, опровергали древніе законы и обычая, ко всему были равнодушны.» Чтобы поддержать и утвердить общественную связь въ Россіи кн. Репнинъ предлагалъ дворянству цѣлую программу, очень замѣчательную, но слишкомъ длинную чтобъ ее здѣсь выписывать.

Самая эта рѣчь и особенно появленіе ея въ печати, притомъ же вслѣдъ за рѣчью Государя при открытіи сейма въ Варшавѣ (Д. Ж. № 14), въ которой развиваемы были начала народнаго представительства, взволновала и испугала партію начинавшую быть въ то время у власти.} и предлагалъ потребовать у издателя объясненія, —

"на какомъ основанія дозволено ему надавать свой журналъ, который сколько извѣстно и по самому названію его судить можно, могъ бы заключать въ себѣ только извлеченія изъ газетъ и другихъ журналовъ и періодическихъ сочиненій уваженія и примѣчанія достойнѣйшаго. На посвященіе же сего Духа Журналовъ сужденіямъ о томъ, что касается собственно до правительства, вѣрно не было даваемо ему позволенія. Таковыя матеріи могутъ быть токмо печатаемы, когда правительство, по усмотрѣнію своему, само находитъ то нужнымъ и даетъ свое приказаніе: ибо ему одному можетъ быть извѣстнымъ, что изъ такихъ матерій и въ какое именно время прилично сообщать для свѣдѣнія публики. Посему издателямъ не слѣдуетъ писать ни въ подкрѣпленіе какой-либо о подобныхъ предметахъ мысли, ни противъ оной; то и другое нерѣдко бываетъ равно вредно, поданіемъ повода къ разнымъ заключеніямъ и толкамъ…

«По всѣмъ симъ причинамъ нашелъ я себя въ обязанности препоручить вашему пр--ву обратить вниманіе цензуры на издаваемые журналы и другія сочиненія, дабы въ нихъ ни подъ какимъ видомъ не было печатаемо ничего ни въ защищеніе, ни въ опроверженіе вольности или рабства крестьянъ не только здѣшнихъ, но и иностранныхъ, ни вообще матерій, касающихся до распоряженій правительства.»

Кн. Голицынъ замѣчалъ притомъ, что № 20-й Духа Журналовъ не былъ вовсе на разсмотрѣніи цензора, о чемъ предлагалъ потребовать отвѣта какъ отъ издателя Яценкова, такъ и отъ содержателя типографіи, и писалъ въ заключеніе: «нужно подтвердить цензурѣ правило, что никто не имѣетъ права быть самъ цензоромъ издаваемаго имъ въ печати; тотъ же кто произведетъ цензуру какого-либо сочиненія, долженъ непремѣнно скрѣплять по листамъ оное и отвѣтствовать за сіе.»

Издатель представилъ на это слѣдующія объясненія:

4) Касательно права печатанія статей «до правительства относящихся» онъ ссылался на 22-й § цензурнаго устава; 2) касательно статей «о рабствѣ и вольности» онъ ссылался на нѣсколько статей, заключавшихъ "сужденія о семъ предметѣ несравненно въ сильнѣйшихъ выраженіяхъ, дозволенныхъ въ напечатанію въ прошломъ году.^[26] «Многократныя повторенія о пользѣ свободнаго книгопечатанія для самаго правительства, писалъ онъ, читаемыя въ Сѣверной Почтѣ, — газетѣ, издаваемой подъ руководствомъ министра, исправлявшаго должность министра народнаго просвѣщенія^[27], не оставляли ни малѣйшаго сомнѣнія, чтобы система сія, въ границахъ благоучрежденной цензуры, измѣнилась.» «Въ нынѣшнемъ же 1818 году, писалъ далѣе Яценковъ, въ 12 книжкѣ напечатана статья О рабствѣ и иностранныхъ государствахъ.^[28] Когда же въ опроверженіе Духа Ж напечатана была въ 19 книжкѣ Сына Отечества статья о иностранныхъ крестьянахъ, то начальство не только не нашло ничего предосудительнаго въ ученыхъ состязаніяхъ о семъ предметѣ, во еще гласно изъявило за то издателю Сына Отечества свое отличное одобреніе.» Далѣе, объясняя почему въ 20 книжкѣ его изданія напечатана рѣчь малороссійскаго генералъ-губернатора князя Репнина, онъ писалъ: «Рѣчь сія прислана къ главному издателю Духа журналовъ печатная. Она говорена была такимъ лицемъ, которое… есть органъ воли монаршей; слѣдовательно принята за офиціальную, а потому и не оставалось никакого сомнѣнія къ напечатанію оной съ печатнаго уже экземпляра….» «Принявъ рѣчь сію за офиціальную, заключалъ Яценковъ, какъ она и есть, я не счелъ необходимымъ испросить цензорскаго одобренія къ напечатанію оной вновь, основываясь на § 39 Высочайше утвержденнаго устава о цензурѣ.»

Впрочемъ Яценковъ былъ обязанъ подпискою впредь не печатать ничего безъ дозволенія цензуры. Цо это не устранило столкновеній его съ нею; 3-го февраля того жь 1818 за № 373 кн. Голицынъ писалъ къ Уварову.

«Духа Журналовъ во второй книжкѣ сего года подъ статьею О сохранныхъ кассахъ помѣщены между прочимъ, насчетъ правительства два слѣдующія изъясненія: 1) стр. 8: „какъ часто мы винимъ людей въ томъ, въ чемъ виновны гражданскія наши учрежденія!“ и 2) стр. 10…. „о нашихъ гражданскихъ учрежденіяхъ, которыя наиболѣе благопріятствуютъ тѣмъ, кои и безъ того уже судьбою облагодѣтельствованы. У богатаго тысячи и милліоны растутъ сами собой, какъ будто хлѣбъ въ землѣ; а у бѣднаго малая лепта пропадаетъ какъ зерно падшее на камень или на распутіе. Имущему дано будетъ и прибудетъ; а у неимущаго отымется.“ Какъ сіи изъясненія на счетъ правительства никакъ не могутъ быть позволительны и сверхъ того вовсе противны наставленію, данному мною издателю сего журнала, статскому совѣтнику Яценкову, по сему о ре я мету, то прошу васъ покорно, м. г. мой, сдѣлать ему замѣчаніе за нарушеніе такимъ образомъ повелѣній начальства и объявить ему, чтобъ онъ ни подъ какимъ видомъ не осмѣливался отнынѣ издавать въ свѣтъ никакихъ сужденій на счетъ нашего правительства; въ противномъ случаѣ журналъ сей будетъ запрещенъ. Цензурному комитету прошу… поставить на видъ это упущеніе.»^[29]

Судьба однако хранила Духа Журналовъ еще почти три года, 1820 годъ былъ послѣднимъ его тревожнаго существованія. Въ началѣ этого тогда князь Голицынъ писалъ С. С. Уварову, пр случаю нѣсколькихъ статей, помѣщенныхъ въ Духѣ Журналовъ и въ журналѣ древней и новой словесности, касающихся правительства, что онъ «неоднократно замѣчалъ С.-Петербургскому цензурному комитету, что таковыя статьи могутъ быть токмо печатаемы, когда правительство, по усмотрѣнію своему, само находитъ то нужнымъ и даетъ свое приказаніе, безъ котораго ни подъ какимъ видомъ не должно быть печатаемо ничего ни въ защищеніе, ни въ опроверженіе распоряженій правительства.»

Вскорѣ послѣ того князь Голицынъ писалъ исправлявшему должность попечителя С.-Петербургскаго учебнаго округа слѣдующее:

«Въ періодическомъ изданіи, подъ названіемъ Духъ Журналовъ, всегда замѣчаемы были мною мысли и изъясненія непозволительныя и противны» уставу о цензурѣ. Прежде неоднократно позволялъ себѣ издатель онаго возставать на распоряженія министерства внутреннихъ дѣлъ по части мануфактурной, когда не позволяли ввозъ въ Россію чужестранныхъ произведеній; потомъ, когда по новому тарифу послѣдовало разрѣшеніе на свободный ввозъ оныхъ, журналъ сей осмѣлился критиковать и сіе распоряженіе, такъ что съ основательностію можно изъ сего заключить о намѣреніи издателя представлять въ глазахъ читателей своего журнала всѣ распоряженія правительства, какія бы они ни были, необдуманными и противными общей пользѣ, единственно изъ желанія охуждать оное во всѣхъ его дѣйствіяхъ. Журналъ сей нарушалъ правила устава и самого благоприличія даже и въ томъ, что осмѣливался судить и хулить разсужденія и соображенія лицъ самыхъ почтенныхъ, именуя ихъ въ своихъ замѣчаніяхъ.

«….Наконецъ нынѣ вновь оказалось въ № 17 и 18 сего журнала явное порицаніе монархическаго правленія,^[30] такимъ образомъ, что примѣтно безъ наималѣйшаго сомнѣнія постоянное направленіе изданія сего — дѣйствовать въ противность видамъ и интересамъ правительства, что ни въ какихъ земляхъ терпимо и допускаемо быть не можетъ…. Вслѣдствіе сего изданіе Духъ Журналовъ съ 1821 года необходимо прекратить.»

1816.

Попечитель С.-Петербургскаго учебнаго округа Уваровъ, отъ 24-го октября 1816 года подъ № 396, сообщилъ С.-Петербургскому цензурному комитету для должнаго свѣдѣнія и исполненія, что Государь Императоръ, по докладу управляющаго министерствомъ народнаго просвѣщенія, Высочайше указать соизволилъ: «Россійскую Исторію г. Карамзина печатать безъ цензуры.»^[31]

XII.

1817.

В. А. Жуковскій получилъ отъ министра народнаго просвѣщенія слѣдующее письмо отъ 4 января 1817 года:

"Милостивый государь, Василій Андреевичъ!

"Я имѣлъ счастіе представлять Государю Императору стихотворенія ваши, за которыя Его Императорское Величество пожаловать вамъ соизволилъ препровождаемый при семъ брилліантовый перстень съ вензелемъ Его Величества; книги же повелѣлъ доставить въ Свою библіотеку. При томъ Его Величество, во всемилостивѣйшемъ вниманіи къ трудамъ и дарованіямъ вашимъ, соизволилъ опредѣлить вамъ въ пенсіонъ по 4 тысячи рублей въ годъ, о чемъ данъ уже г. министру финансовъ Высочайшій указъ, который въ копіи при семъ прилагаю.

"Пребываю съ истиннымъ почтеніемъ и пр.

Кн. А. Голицынъ."

XIII.

1818.

Александръ Бестужевъ, прапорщикъ л. гв. Драгунскаго полка, въ прошеніи поданномъ въ 1818 году С.-Петербургскому цензурному комитету съ приложеніемъ къ нему послужнаго своего списка, изъяснялъ, что онъ намѣревается издавать съ будущаго 181!) года журналъ подъ заглавіемъ Зимцерла, коего представлялъ и программу; о сочиненіяхъ же своихъ объяснялъ, что, «будучи занятъ дѣлами по службѣ, не могъ еще быть извѣстенъ публикѣ, кромѣ слѣдующихъ піесъ, помѣщенныхъ въ журналѣ Сынъ Отечества (№№ 31 и 38): Духъ Бури (стихами, изъ Лагарпа) и О состояніи эстонскихъ и ливонскихъ крестьянъ; но что надѣется заслужить вниманіе оной изданіемъ помянутаго журнала, и просилъ разрѣшенія.»

Въ приложенной къ этому прошенію программѣ значилось, что въ составъ журнала Зимцерла имѣли входить «иностранная и отечественная литература, переводы въ стихахъ и прозѣ, сочиненія до всѣхъ отраслей гражданскихъ и военныхъ наукъ касающіяся, стихотворенія всѣхъ родовъ поэзіи, библіографія, критика и смѣсь.» Изданіе имѣло выходить чрезъ двѣ недѣли, т.-е. каждаго 15-го и послѣдняго чиселъ мѣсяца, по книжкѣ въ обыкновенномъ форматѣ, содержащей въ себѣ не менѣе четырехъ печатныхъ листовъ.

Цензурный комитетъ, разсмотрѣвъ прошеніе и программу Бестужева, опредѣлилъ:

"1. По содержанію программы, кругъ журнала, предполагаемаго г. Бестужевымъ, будетъ обширнѣйшій, заключая въ себѣ не только всѣ части словесности отечественной и иностранной, но также критику и всѣ отрасли гражданскихъ и военныхъ наукъ. Къ выполненію такого обширнаго плана потребны также и обширныя по всѣмъ частямъ свѣдѣнія, а не менѣе того и практическая опытность для правильнаго сужденія о предметахъ до государственнаго управленія относящихся, — чего въ г. Бестужевѣ ни отрицать, ни предполагать, по его слишкомъ еще молодымъ лѣтамъ, комитетъ не можетъ (ему отъ роду 20 лѣтъ).

"2. Хотя же въ послужномъ его, Бестужева, спискѣ значитъ, что онъ обучался языкамъ: латинскому, французскому и нѣмецкому, географіи и исторіи, риторикѣ, поэзіи, логикѣ, философіи, натуральной исторіи, физикѣ, механикѣ, химіи, вышней математикѣ, астрономія, статистикѣ, политической экономіи, правиламъ архитектуры, артиллеріи и фортификаціи; однакоже въ писанной имъ, Бестужевымъ, программѣ, комитетъ не безъ удивленія замѣтилъ въ десяти не болѣе строкахъ три ошибки противъ правописанія; что доказываетъ по меньшей мѣрѣ его невнимательность и небрежность.

"3. Что касается до двухъ статей его перевода, на которыя онъ указываетъ, то опыты сіи похвалены только потому, что свидѣтельствуютъ объ охотѣ его къ полезнымъ упражненіямъ. Впрочемъ переводъ въ прозѣ о состояніи эстонскихъ и ливонскихъ крестьянъ не отличается ни чистотою слога, ни правильностію языка.

"4. Для исправности въ изданіи періодическихъ сочиненій потребно имѣть издателю, кромѣ достаточныхъ свѣдѣній, еще величайшее терпѣніе, безпрерывную внимательность и навыкъ къ трудамъ. А какъ г. Бестужевъ въ прошеніи своемъ изъясняетъ, что онъ, будучи занятъ дѣлами по службѣ, не могъ быть извѣстенъ публикѣ, кромѣ по двумъ только вышеупомянутымъ піэсамъ, то комитетъ имѣетъ причину думать, что самый родъ его службы и занятія по оной будутъ часто отвлекать его отъ многотрудныхъ занятіи журналиста. Къ тому жь, на случай откомандировки его по службѣ, что случиться можетъ ежедневно, должно опасаться либо совершенной остановки, либо неисправности въ изданіи журнала.

«5. Комитетъ неоднократно имѣлъ случай замѣтить, что многіе, особливо изъ молодыхъ людей къ ученому сословію не принадлежащихъ, предпринявъ изданіе какого-нибудь журнала, послѣ нѣсколькихъ мѣсяцевъ прекращали оное, отъ чего не только публика оставалась обманутою (ибо деньги собраны впередъ), но и цензура нѣкоторымъ образомъ терпѣла нареканіе, поелику публика привыкла считать цензорское дозволеніе на изданіе журнала какъ бы ручательствомъ въ исправномъ и безостановочномъ продолженіи онаго, по крайней мѣрѣ на годичное время. Комитетъ не имѣлъ до сего времени никакихъ средствъ въ отвращенію отъ себя такого нареканія, не считая себя въ правѣ, по силѣ Высочайше утвержденнаго устава о цензурѣ, воспрещать кому-либо изданіе журнала. Впрочемъ комитетъ не относятъ сего на счетъ г. Бестужева, а представляетъ въ видѣ общихъ по сему предмету соображеній.»

На таковое заключеніе цензурнаго комитета Бестужевъ жаловался министру; комитетъ изложилъ вышеисчисленныя причины въ объясненіи своемъ, которое попечитель С.-Петербургскаго учебнаго округа С. С. Уваровъ представилъ при слѣдующемъ письмѣ отъ 2-го декабря на имя кн. Голицына:

«Я согласенъ съ таковымъ мнѣніемъ комитета, но полагаю дозволить прапорщику Бестужеву издавать подъ его отвѣтственностію оный журналъ только для опыта, вопервыхъ потому, что въ предположеніи, ежели изданіе будетъ хорошо, то въ такомъ случаѣ предварительное запрещеніе было бы нѣкоторымъ стѣсненіемъ охоты къ ученымъ и, можетъ быть, очень полезнымъ для публики занятіямъ; а вовторыхъ потому, что ежели бы журналъ впредь найденъ былъ недостойнымъ вниманія публики и безполезнымъ, или же бы прекратился неблаговременно по винѣ издателя, то тогда бы неудачный опытъ Бестужева послужилъ большимъ еще правомъ для правительства обуздывать несоразмѣрную съ силами предпріимчивость новыхъ подобныхъ издателей.»

Какъ мнѣніе Уварова, такъ и постановленіе комитета были разсмотрѣны въ Главномъ Правленіи Училищъ, которое журналомъ 4 декабря 1818 года, признавая заключеніе цензурнаго комитета основательнымъ, предоставило министру увѣдомить попечителя, для объявленія Бестужеву, что изданіе его журнала «можетъ еще на нѣсколько времени быть удержано, когда издатель успѣетъ пріобрѣсть трудами болѣе извѣстности въ ученой публикѣ.*

Министръ народнаго просвѣщенія, въ отношеніи на имя Уварова отъ 23 декабря, отозвался между прочимъ слѣдующимъ образомъ:

„Будучи согласенъ съ таковымъ заключеніемъ Главнаго Правленія Училищъ, я покорнѣйше прошу ваше пр--во увѣдомить объ ономъ прапорщика Бестужева.“^[32]

XIV.

1819.

Президентъ Россійской Императорской Академіи А. О. Шишковъ писалъ 28 августа 1819 года министру народнаго просвѣщенія кн. Голицыну слѣдующее:

„Въ прошедшихъ засѣданіяхъ Россійской Императорской Академіи читана была напечатанная въ журналѣ Сынъ Отечества подъ заглавіемъ, критика на изданную отъ ней грамматику,^[33] обидная два Академіи брань. Академія нашлась вынужденною поручить мнѣ бывшія но сему скучаю сужденія ея препроводить къ вашему сіят--ву, яко члену оной и министру духовныхъ дѣдъ и народнаго просвѣщенія, для свѣдѣнія, въ какомъ при такихъ обстоятельствахъ она находится положеніи, и притомъ донести что если и впредь журналисты, и всякій кто захочетъ, будутъ въ правѣ объ издаваемыхъ ею книгахъ возвѣщать публикѣ съ своими, ни разсудкомъ, ни пристойностію необузданными толками, то ей не останется ничего другаго, какъ или таковыя происшествія съ нею, для свѣдѣнія публикѣ, записывать и помѣщать въ своихъ изданіяхъ, или не издавать ничего, дабы не подвергать ее стыду быть предъ цѣлымъ свѣтомъ отъ всякаго, кто захочетъ, браненой и молчать. Прилагая при семъ бывшія по сему обстоятельству сужденія ея, съ истиннымъ и совершеннымъ почитаніемъ и преданностію» и пр.

Въ запискѣ Императорской Россійской Академіи, помѣченной 28-мъ тогожъ августа, сказано:

"Въ засѣданіяхъ академическихъ, сего августа 16 и 23 числъ, разсуждаемо было о нижеслѣдующемъ:

"Въ 1794 году, Императорская Россійская Академія, приступая къ сочиненію россійской грамматики, поручила сдѣлать начертаніе оной тремъ членамъ своимъ: протоіерею Іоанну Красовскому, Димитрію и Петру Соколовымъ, подъ руководствомъ его высокопр--ва, Гавріила митрополита новгородскаго и с.-петербургскаго.

"Сіе начертаніе, при сочиненіи коего руководствовались наиболѣе грамматиками Максима Грека и Ломоносова, сперва разсматриваемо было въ Невскомъ монастырѣ, въ домѣ преосвященнѣйшаго митрополита Гавріила, особымъ комитетомъ, который составляли, кромѣ помянутыхъ членовъ, еще слѣдующіе: преосвященный Меѳеодій (бывшій тогда архимандритомъ московскаго Новоспасскаго монастыря), Степанъ Яковлевичъ Руновскій, Иванъ Ивановичъ Лепехинъ (секретарь Академіи) и Петръ Борисовичъ Ипоходцовъ, а потомъ прочитываемо въ общемъ собраніи Академія.

"По утвержденіи начертанія и комитетомъ и Академіею, приступлено было къ сочиненію грамматики, надъ которымъ трудились вышеозначенные члены: протоіерей Красовскій и два Соколова. По окончаніи сего сочиненія до изданія въ свѣтъ, въ собраніяхъ академическихъ было оное двукратно читано, разсматривано и поправляемо.

"Въ первый разъ грамматика сія издана въ 1802 году, во второй разъ въ 1809; нынѣ же (въ 1819 году), по выходѣ всѣхъ экземпляровъ, напечатана вновь третьимъ тисненіемъ. При семъ новомъ изданіи, журналистъ, издающій журналъ подъ названіемъ, извѣщаетъ о ней публику съ своими хулительными замѣчаніями.

«Академія въ собраніи своемъ хотя и удивилась такому самовольному поступку журналиста, однакожь положила прочитать замѣчанія его съ тѣмъ: 1) найдется ли въ нихъ что-нибудь дѣльное и основательное, и 2) приличными или по крайней мѣръ образомъ оныя написаны».

Результатомъ чтенія этихъ замѣчаній было то, что Академія не нашла въ нихъ ничего кромѣ «пустоты». Она формулировала свое о томъ мнѣніе слѣдующимъ образомъ:

"Самый первый приступъ его (журналиста) довольно то (пустоту) показываетъ: "Мы начали, говоритъ онъ, читать книгу сію съ великими ожиданіями, полагая, что найдемъ въ ней многія перемѣны и новыя правила "противъ прежнихъ изданій; но, къ сожалѣнію своему, ошиблись въ семъ «предположеніи.» Академія не знаетъ о комъ говорится здѣсь мы; кажется одинъ журналистъ цѣлаго свѣта въ лицѣ своемъ представлять не можетъ. "Сіе третіе изданіе (продолжаетъ онъ) во всемъ подобно первому, кромѣ двухъ или трехъ мѣстъ, которыя перемѣнены, и не къ лучшему. Это «насъ изумило.» Кого насъ? и должна ли Академія воздерживаться отъ издаванія книгъ своихъ, опасаясь изумленія какого-нибудь журналиста?

«Неужели, говоритъ онъ, въ продолженіи семнадцати лѣтъ нельзя было пріискать ничего новаго, хорошаго для исправленія и пополненія столь важной книги, какова грамматика? Неужели въ сіи семнадцать лѣтъ русскій языкъ, ни въ теоріи своей, ни въ практикѣ, не сдѣлалъ ни малѣйшаго шага? Или полагаютъ, что первое изданіе сей грамматики было non plus ultra совершенства, къ которому нечего прибавить, въ которомъ не чего перемѣнить?» Жаль, что подобными вопросами отъ журналиста на русскомъ языкѣ дѣлаются шаги, какихъ прежде въ немъ не примѣчалось. Но г. журналистъ не довольствуется сими первыми и никѣмъ доселѣ не дѣланными шагами; онъ простираетъ ихъ далѣе, продолжая въ непристойныхъ выраженіяхъ изливать на Академію слѣдующія хулы, брани, укоризны, насмѣшки и восклицанія…

Журналистъ обращаетъ сими словами вниманіе читателей на великую, по мнѣнію его, нелѣпость Академіи, которая говоритъ, что передъ простыми существительными именами приличіе слога требуетъ и прилагательныя ставить простыя же, т.-е. съ простымъ окончаніемъ, какъ напр. большой палецъ у руки, маленькой домикъ, ветхой сарай, ибо въ семъ случаѣ не хорошо бы было сказать: большій, маленькій, ветхій. Журналистъ говоритъ: "Почему же не хорошо, если смѣемъ спросить? Мы не находимъ тутъ никакой ошибки, никакой несообразности; и должны ли еще спросить разрѣшенія, «гдѣ находится предѣлъ употребленія окончаній ый, ой, ій, и ей?» — Академія опять повторяетъ, что она не знаетъ о комъ говорятся: не находимъ. Она видятъ одного журналиста и не можетъ ни по какому приличію располагать себя по его мнѣнію. Впрочемъ разрѣшеніе, какого требуетъ журналистъ, сказано выше; сказанное читаютъ и учатся, а не переспрашиваютъ о томъ, ибо въ подобныхъ сужденіяхъ объ языкѣ, кто не чувствуетъ приличія и неприличія слога, того никакая грамматика не научитъ.

"Излишне и недостойно выписывать здѣсь всѣ тѣ хулы и брани, которыми журналисту угодно было почтить Академію, называя правила ея неосновательными, сбивчивыми, несообразными, ложными, забавными и пр. Послѣ всѣхъ сихъ столько же справедливыхъ, сколько и скромныхъ выраженій, заключаетъ онъ сужденія свои стихомъ Ломоносова:

Что вы, о поздніе потомки, помыслите о нашихъ дняхъ, --

давая чрезъ то разумѣть, что потомки наши удивляться будутъ невѣжеству Академіи. По прочтеніи сихъ замѣчаній журналиста, Академія въ собраніи своемъ сдѣлала себѣ три вопроса:

"1-й вопросъ: должна ли Академія на сію публикованную противъ нее, подъ названіемъ критики, не дѣльную и грубую брань дѣлать свои возраженія?

"Общее мнѣніе по сему вопросу было слѣдующее:

"Россійская Императорская Академіи, учрежденная Екатериною и Александромъ для наблюденія пользѣ языка и словесности, не можетъ, безъ униженія достоинства своего входить въ состязаніе съ издателемъ журнала, а особливо когда видитъ въ немъ, при недостаткахъ знанія въ языкѣ, дерзновеніе судить Академію и говорить о ней презрительно. Таковое неприличное ей состязаніе съ журналистомъ, даже и между частными лицами предосудительное, могло бы подвергнуть ее несовмѣстности вдаваться въ преніе со всякимъ, кто захочетъ хулами своими вызывать ее на непристойную съ нимъ брань.

"2-й вопросъ: должна ли Академія промолчать?

"Общее мнѣніе по сему вопросу было слѣдующее:

"Академіи, по означеннымъ выше сего причинамъ, не остается конечно ничего какъ молчаніе. Но впрочемъ она съ прискорбіемъ чувствуетъ, что если подобные объ ней толки и укоризны отъ всякаго, кто захочетъ ихъ писать, будутъ публиковаться, то едвали можетъ она имя свое носить съ честію; ибо и отвѣтами своими и молчаніемъ она равному подвергается униженію.

"3-й вопросъ: имѣютъ ли журналисты право объ издаваемыхъ Академіею книгахъ извѣщать публику съ своими объ нихъ сужденіями и оцѣнкою?

"Общее мнѣніе по сему вопросу было слѣдующее:

«Цѣлая Академія не можетъ быть безграмотною; журналистъ же легко можетъ быть безграмотенъ, ибо всякій можетъ быть журналистомъ. Въ цѣлой Академіи предполагается болѣе знанія, нежели въ одномъ журналистѣ. Академія можетъ погрѣшать, но журналистъ еще больше. И такъ, по здравому разсудку, нѣтъ никакой пользы ни для нравовъ, ни для просвѣщенія и словесности, чтобъ изданныя отъ Академіи, и слѣдовательно оцѣненныя уже ею сочиненія, были вновь переоцѣниваемы журналистами. Въ государственныхъ постановленіяхъ также нигдѣ не сказано, что журналисты могутъ публиковать и оцѣнить академическія книги, какъ имъ угодно. Посему ясно, что издатель журнала подъ названіемъ Сынъ Отечества присвоилъ самъ себѣ это право. Поступокъ его не подлежитъ суду Академіи, но суду правительства; а потому она, не входя въ сужденіе о семъ полагаетъ только просить президента Академіи сіи бывшія въ засѣдай ихъ ея разсужденія приказать записать въ академическія Записки, и списокъ съ оныхъ препроводить къ г-ну министру духовныхъ дѣлъ и народнаго просвѣщенія.»

Вслѣдствіе приведеннаго письма Шилкова и записки Россійской Академіи, князь Голицынъ написалъ попечителю С.-Петербургскаго округа, между прочимъ, слѣдующее:

«Обстоятельство сіе предложено было мною на разсужденіе Главнаго Правленія Училищъ, котораго заключеніе, съ коимъ и я согласенъ, со* стоитъ въ томъ, что хотя дѣлать примѣчанія на всякую издаваемую въ свѣтъ книгу, а тѣмъ паче на грамматику, никакими узаконеніями не воспрещается, а потому не можетъ быть никому возбранено, и въ случаѣ неосновательности сихъ примѣчаній, критикъ подвергается самъ стыду предъ публикою и удобному на нихъ опроверженію тѣмъ же способомъ, какимъ его примѣчанія доведены до всеобщаго свѣдѣнія; но оскорбительные для Академіи выраженія и отзывы, каковыми наполнены помянутыя замѣчанія издателя Сына Отечества, совершенно противны уставу цензуры: слѣдовательно не могутъ быть никому дозволены не токмо въ отношеніи къ цѣлому сословію, но и ко всякому частному лицу.»

Вслѣдствіе сего князь Голицынъ просилъ учинить выговоръ цензору пропустившему оскорбительную для Академіи статью, самому же издателю Сына Отечества «поставить на видъ таковой противный законамъ поступокъ» и объявить, что за помѣщеніе подобныхъ отзывовъ издатель подвергнетъ себя отвѣтственности, и самый журналъ его должно будетъ запретить.^[34]

XV.

1820.

Министръ внутреннихъ дѣлъ, гр. Кочубей, увѣдомилъ въ 1820 году князя Голицына, что инспекторъ Александровскаго военнаго училища въ Тулѣ, капитанъ-лейтенантъ Броневскій, проситъ дозволить ему издавать еженедѣльныя вѣдомости. Ходатайство Броневскаго было препровождено на заключеніе Главнаго Правленія Училищъ, которое, въ засѣданіи своемъ 20 января 1821 года, опредѣлило:

«Издаваніе въ Тулѣ вѣдомостей будетъ, съ одной стороны, совершенно излишне, по причинѣ издаваемыхъ въ Петербургѣ Академіею Наукъ и въ Москвѣ тамошнимъ университетомъ, и содержащихъ въ себѣ всѣ тѣ извѣстія внутреннія и иностранныя, какія только могутъ быть въ предполагаемыхъ Тульскихъ; съ другой же стороны и затруднительно, по неимѣнію въ Тулѣ цензуры для предварительнаго просмотрѣнія и одобренія въ напечатанію. При всемъ томъ Академія Наукъ и университетъ, имѣя полное дарованное ямъ право на изданіе газетъ, признаютъ позволеніе издавать въ Тулѣ вѣдомости, подрывомъ права ихъ и нарушеніемъ», — почему и не послѣдовало согласія на предположеніе инспектора Александровскаго военнаго училища.

XVI.

1821.

Попечитель С.-Петербургскаго учебнаго округа, отъ 25 февраля 1821 года, сообщалъ С.-Петербургскому цензурному комитету къ непремѣнному и точному исполненію, что Государь Императоръ Высочайше повелѣть соизволилъ: 1) Цензурованіе издаваемыхъ частными лицами сводовъ и собраній законовъ предоставить кои миссіи составленіи законовъ, съ тѣмъ, чтобъ цензурованіе сіе состояло въ томъ единственно, дабы законы не были помѣшены въ превратномъ смыслѣ. 2) Печатаніе отдѣльныхъ помѣщичьихъ уставовъ, непосредственно до управленія крестьянъ относящихся, запретить, не подвергая впрочемъ таковому запрещенію сочиненій о предметахъ сельскаго хозяйства и объ изобрѣтеніяхъ и учрежденіяхъ по сей части могущихъ послужить къ общей пользѣ. Уваровъ извѣщалъ при этомъ, что распоряженіе о запрещеніи печатать помянутые уставы сообщено однимъ цензорамъ, и не будетъ публиковано во всеобщее извѣстіе.

XVII.

Въ началѣ 1821 года въ комитетѣ министровъ разсматривалась записка управлявшаго министерствомъ внутреннихъ дѣлъ, въ которой изъяснялось, что крестьяне проданные полтавскимъ помѣщикомъ гр. Кочубеемъ коллежской совѣтницѣ Свѣчиной и надворному совѣтнику Новикову, отказали въ повиновеніи и вздумали безъ всякаго основанія искать свободы, и что этому случаю, по мнѣнію военнаго губернатора Малороссіи, поданъ былъ поводъ напечатанною въ апрѣльской книгѣ Историческаго, статистическаго и географическаго журнала^[35] 1820 года статьей, «наполненою неумѣстными выраженіями и сужденіями, какъ-то что Государь Императоръ позволилъ крестьянамъ покупать свою свободу и что главное средство къ возведенію Россійскаго государства на высочайшую степень благосостоянія состоитъ въ томъ, чтобы доставить крестьянамъ большую гражданскую свободу и даровать въ полной мѣрѣ права и преимущества, приличныя имъ какъ существамъ разумнымъ.» Комитетъ министровъ поручилъ министру народнаго просвѣщенія потребовать объясненія отъ цензора пропустившаго помянутую статью и внести оное въ комитетъ съ своимъ заключеніемъ. Съ своей стороны князь Голицынъ предложилъ циркулярно попечителямъ учебныхъ округовъ воспретить цензорамъ пропускать къ напечатанію «всѣ таковыя сочиненія, кои касаться будутъ какъ до настоящаго политическаго состоянія крестьянъ въ Россіи, такъ и будущихъ въ отношеніи къ нимъ видовъ…» «каковые, по неизвѣстности намѣреній правительства, всегда будучи ложными, могутъ вводить и другихъ въ заблужденіе.»

Что касается до цензора пропустившаго статью которая подала, по мнѣнію малороссійскаго начальства, поводъ крестьянамъ къ безпорядкамъ, то таковымъ оказался профессоръ московскаго университета Черепановъ, о коемъ послѣдовала слѣдующая резолюція изъясненная въ отношеніи исправлявшаго должность попечителя С. Петербургскаго учебнаго округа къ тамошнему цензурному комитету, отъ и сентября 1821 года:

«Согласно положенія комитета министровъ Госудирь Императоръ Высочайше указать соизволилъ таковый неосмотрительный поступокъ профессора Черепанова опубликовать предъ прочими университетами, чтобы сіе послужило въ осторожность другимъ въ подобныхъ случаяхъ, а его не избирать впредь ни въ деканы, ни въ цензоры: ибо одобреніе къ напечатанію такой статьи, которая содержитъ въ себѣ столь неприличное разсужденіе о побудительныхъ причинахъ и видахъ правительства по толико важному предмету, есть всегда погрѣшность со стороны цензора, и не можетъ быть приписано неумышленной неосторожности, неосмотрительности или необдуманію послѣдствій, потому что частному человѣку нельзя никогда позволить публиковать догадокъ своихъ въ дѣлѣ государственномъ, если причины и виды высшей власти ему неизвѣстны, а еще менѣе, еслибы оные ему были открыты по какому-либо случаю.»

XVIII.

Князь А. Н. Голицынъ получилъ отъ Ѳ. Булгарина слѣдующее письмо помѣченное 19-хъ іюня 1819 года.

".. Votre Excellence voudra bien me permettre de Lui soumettre un plan basé sur les principes suivans:

Les moeurs des femmes ont une telle influence sur l’esprit national de chuque pays, que celui qui voudra propager les principes de la morale et de la Religion parmi les hommes, doit commencer par éclairer les femmes sur leurs vrais intérêts, qui sont inséparables de la vertu et de la sagesse. Les enfans élevés et surveillés par des mères vertueuses et instruites deviendront certainement, des hommes utiles à la patrie et réspectables dans la vie sociale. Mais les femmes, qui sont naturellement portées à chercher le beau dans tout ce qui les entoure, préfèrent toujours la lecture agréable et intéressante aux préceptes rigides des moralistes. Ainsi c’est par les sentiers riants parsemée de fleurs qu’il faut mener le beau sexe sensible et ingénieux au temple de la vertu. Voila le but dans lequel je me propose, de concert avec quelques savants de mon pays, de rédiger à St.-Pétersbourg un Journal des Dames dans la langue polonaise, et espérant que Votre Excellence daignera m’en accorder la permission, je prends la liberté d’exposer à Son sage discernement les matières qui seront traitées dans cet ouvrage.

1. Histoire des femmes célébrés, principalement des deux nations, Russe et Polonaise.

2. Moeurs et usages des anciens.

3. Contes moraux.

4. Réflexions sur les devoirs du beau sexe et sur l’instruction de la jeunesse.

5. Poésies Religieuses et agréables.

6. Esthétique.

7. Chante et Romances avec les notes de musique.

8. Modes parisiennes, anglaises et de St.-Pétersbourg avec des gravures.

Je supplie Votre Excellence de ne voir dans ma prière que le désir d'être

utile à mon pâys et d’agréer les assurances de ma haute considération et du profond respect avec lequel je suis, etc.

Въ другомъ письмѣ по тому же поводу Булгаринъ писалъ князю Голицыну между прочимъ:

«Il est étonnant de voir avec quel soin nos dames étudient l’art de plaire, qui ne peut leur convenir que dix ou douze ans tout au plus; tandis qu’elles négligent leur ésprit, qui doit leur servir toute la vie, et dont la culture peut seule leur donner des charmes à l’abri de l’outrage du terne. Je m’efforcerai de`persuader au beau sexe de conformer toujours leurs modes aux principes de pudeur et de décence qui sont les plus beaux ornements des femmes, en leur exposant le mépris qu’elles encourent en cherchant à plaire à notre sexe non par un mérite réel, mais par la coquetterie et l'élègance ruineuse des vêtemens. Je leur recommanderai surtout une nobh simplicité qui ne doit avoir pour règle que le bon gôut et le climat.»

XIX.

Предсѣдатель С.-Петербургскаго цензурнаго комитета, Уваровъ писалъ въ 1821 году къ кн. Голицыну, что этотъ комитетъ разсматривалъ Историческія записки о Россіи царствованіе Лжедимитрія, переводъ съ польскаго,^[36] «и найдя, что сочинитель усиливается дать вѣру толкамъ Поляковъ, будто истинный царевичъ не былъ убитъ въ Угличѣ», запретилъ оную къ напечатанію. «Получивъ таковое донесеніе, пишетъ Уваровъ, а не излишнимъ почелъ истребовать означенную рукопись и прочитать оную… Не принимая на себя рѣшительно сказать о удобности напечатанія сей рукописи, я могу только, по самой строгой справедливости, изъявить мое мнѣніе, что изслѣдованіе сіе писано весьма скромно и осторожно, содержитъ много любопытнаго, и въ глазахъ историка можетъ имѣть особенно то достоинство, что догадки (впрочемъ не новыя) не представляются въ видѣ истинъ и подчиняются вездѣ благоразумному сомнѣнію.» Но князь Голицынъ приказалъ «отвѣчать г. попечителю, что Польша имѣла свои причины писать, что Лжедимитрій былъ истиннымъ царевичемъ; поелику же сіе совершенно противорѣчитъ преданіямъ церкви, то сочиненія сего и нельзя одобрить къ напечатанію.»

XX.

Министръ духовныхъ дѣлъ и народнаго просвѣщенія далъ знать въ началѣ 1821 года попечителю С.-Петербургскаго учебнаго округа что, по случаю вышедшей вновь изъ печати книги безъ употребленія въ оной буквы 8, во всѣхъ тѣхъ мѣстахъ гдѣ тому слѣдовало быть по общимъ правиламъ россійскаго языка, Высочайше повелѣно наблюдать цензурамъ, чтобы въ издаваемыхъ книгахъ не было допускаемо подобное отступленіе ихъ общихъ правилъ языка.

XXI.

1822.

Лѣтомъ 1822 года кн. Голицынъ писалъ къ Жуковскому:

«Государь Императоръ Высочайше указать соизволилъ: изданныя уже сочиненія ваши дозволить печатать вновь точно такъ, какъ прежде они были напечатаны съ одобреніи цензуры, безъ новаго просмотрѣли; прочія же, кои не были еще напечатаны, подвергнуть цензурѣ по установленію.

Во исполненіе таковой Высокомонаршей воли, давъ надлежащее предписаніе здѣшнему цензурному комитету чрезъ кого слѣдуетъ, за нужное считаю сообщить объ оной и къ вашему свѣдѣнію.»^[37]

XXII.

12 августа 1-S22 года Жуковскій адресовалъ на имя министра народнаго просвѣщенія слѣдующее письмо:

"Милостивый государь, князь Александръ Николаевичъ!

"Непріятный случай заставляетъ меня прибѣгнуть къ вашему сіят--ву и просить у васъ защиты противъ несправедливости петербургской цензуры. Я на сихъ дняхъ отдалъ для напечатанія въ листкахъ мой переводъ одной баллады англійскаго стихотворца Вальтера Скотта, Eve oj St. John (Ивановъ Вечеръ). Гг. цензоры видятъ ли въ моей балладѣ то, чего въ ней нѣтъ, или произвольно предполагаютъ въ ней дурное, — не знаю. Во всякомъ случаѣ передъ такимъ обвиненіемъ нѣтъ оправданія! Но я не передъ ними хочу оправдываться. Мое желаніе и обязанность были отдать себя на судъ вашего сіят--ва. Увѣренный въ чистотѣ моихъ намѣреній, я смѣю думать, что и вы, милостивый государь, равно увѣритесь въ томъ, есть-ли благоволите обратить вниманіе на мой переводъ баллады Вальтера Скотта, который имѣю честь при семъ представить.

"Чтобы совершенно извинить себя передъ вашимъ сіят--вомъ въ томъ, что утруждаю ваше вниманіе длиннымъ письмомъ своимъ, я почитаю нужнымъ замѣтить, что не оскорбленное самолюбіе автора, который дорожитъ каждою строкою своею, заставило меня къ вамъ обратиться. Здѣсь дѣло идетъ не о стихотворной бездѣлкѣ, которую легко бросить и забыть, но о томѣ, долженъ ли я быть признанъ вами такимъ писателемъ, который можетъ позволять себѣ въ своихъ сочиненіяхъ вредное и не въ состояніи различить его отъ полезнаго. Я обязанъ защитить передъ вами свой характеръ, который до сихъ поръ, смѣю надѣяться, и вамъ и обществу былъ не съ дурной стороны извѣстенъ. Покориться приговору цензуры, столь поспѣшно надо мною произнесенному, значило бы признаться, что написанное мною (одинъ ли это стихъ, или цѣлая поэма, — все равно!) не согласно съ постановленіями закона, и что я не имѣю яснаго понятія о томъ, что противно или не противно нравственности, религіи и благимъ намѣреніямъ правительства: осмѣливаюсь свидѣтельствоваться вами самими, что здѣсь приговоръ сей совершенно неоснователенъ. Бсть-ли бы просвѣщенное покровительство вашего сіят--ва не было надежною защитою противъ подобныхъ странныхъ и непонятныхъ обвиненій цензуры, то благомыслящему писателю, при всей чистотѣ его намѣреній, надлежало бы отказаться отъ пера и рѣшиться молчать: ибо въ противномъ случаѣ онъ не избѣжалъ бы незаслуженнаго оскорбленія передъ лицемъ своего отечества.

"Съ истиннымъ высокопочтеніемъ честь имѣю быть, « и пр.

Вслѣдствіе этой жалобы кн. Голицынъ потребовалъ объясненія у С.-Петербургскаго цензурная» комитети, который представилъ слѣдующее:

"Издатель Русскаго Инвалида, г. коллежскій совѣтникъ Воейковъ, 3 числа минувшаго августа прислалъ къ г цензору Бирукову переведенную съ англійскаго языка г. коллежскимъ ассессоромъ Жуковскимъ шотландскую балладу Ивановъ Вечеръ, для одобренія ее къ напечатанію въ издаваемыхъ при Инвалидѣ Новостяхъ литературы.

"Г. цензоръ Бируковъ нашелъ въ сей балладѣ разсказъ объ одномъ Смальгольмскомъ баронѣ, сдѣлавшемся убійцею, о невѣрной его женѣ и о убитомъ ея любовникѣ, смѣшанный съ суевѣрнымъ разсказомъ о явленіи сего послѣдняго, уже послѣ своей смерти, женѣ барона и молодому пажу, и притомъ неприличное, но его (цензора) мнѣнію, въ шотландской простонародной пѣснѣ представленіе панихиды, священника и монаховъ, о которыхъ г. переводчикъ говоритъ языкомъ свойственнымъ болѣе греко-россійской, нежели какой-либо другой христіанской церкви, несмотря на то, что поминаемый мертвецъ не принадлежалъ къ первой. Наконецъ г. цензоръ въ содержаніи баллады нашелъ главный недостатокъ — недостатокъ яснаго изложенія нравственной цѣли и развязки всей піэсы. По симъ причинамъ усумнясь одобрить сіе стихотвореніе къ напечатанію, онъ внесъ его въ собранье цензурнаго комитета того же числа августа, для разрѣшенія его сомнѣній.

"Комитетъ нашелъ, что дѣйствительно трудно будетъ опредѣлить, какая цѣль этой баллады, ибо:

"Во первыхъ, удержанное въ русскомъ переводѣ самое названіе сего стихотворенія, Ивановъ Вечеръ, можетъ показаться страннымъ по содержанію шотландской баллады, совершенно противоположному тому почтенію, какое сыны господствующей здѣсь грекороссійской церкви обыкли хранить къ дню сего праздника, и г. переводчикомъ называемаго "великимъ днемъ, " — между тѣмъ какъ читателямъ предлагается чтеніе о соблазнительныхъ дѣлахъ, которыя они должны воображать себѣ происходившими передъ святымъ симъ праздникомъ и въ самую его ночь. Противуположность между названіемъ баллады и содержаніемъ ея тѣмъ чувствительнѣе для русскаго читателя, что въ Ивановъ день (въ іюнѣ и августѣ мѣсяцахъ) обыкновенно бываетъ постъ по уставу греко-россійской церкви.

"Во вторыхъ, описаніе соблазнительныхъ дѣйствій, и особливо страшныхъ явленій убитаго рыцаря Кольдингама, котораго молодой пажъ и молодая жена барона нѣсколько разъ видятъ не во снѣ, а на яву, принадлежитъ къ числу суевѣрныхъ повѣстей и можетъ болѣе разгорячать и пугать воображеніе, нежели наставлять простыхъ или мало просвѣщенныхъ читателей, особливо молодыхъ людей и женщинъ.

"Въ третьихъ, баллада эта безъ историческихъ примѣчаній темна.

"Въ четвертыхъ, для многихъ читателей покажется удивительнымъ и даже неприличнымъ то, что въ шотландской простонародной пѣснѣ, въ суевѣрномъ разсказѣ о явленіяхъ мертвеца, въ соблазнительномъ съ нимъ разговорѣ невѣрной жены дѣлаются весьма некстати обращенія къ Творцу, кресту, великому Иванову дню, представляются священникъ, монахи, панихида, поминки, часовня съ такою малою разборчивостію, что русскій читатель, находя въ шотландской сказкѣ часовню, панихиду чернецовъ, невольно подумаетъ, что ему хотятъ представить разсказываемое происшествіе случавшимся, или по крайней мѣрѣ могущимъ случиться и въ Россіи: ибо у католиковъ, а тѣмъ менѣе у протестантовъ (прежнихъ и нынѣшнихъ жителей Шотландіи) нѣтъ ни часовень, ни панихидъ; названіе же иноковъ чернецами, то-есть употребляющими черную одежду, исключаетъ монаховъ, носящихъ бѣлую одежду, которые есть въ нѣкоторыхъ монашескихъ орденахъ римской, но которыхъ вовсе нѣтъ въ греко-россійской церкви. Всякій согласится въ томъ, что протестанту, сочинителю шотландской баллады, въ землѣ, гдѣ господствуетъ протестантское исповѣданіе, скорѣе простятъ подобную неразборчивость выраженій въ разсказѣ о происшествіи, относящемся ко времени, когда римско-католическое исповѣданіе было общимъ въ западной Европѣ; но отъ русскаго переводчика, пользующагося въ Россіи именемъ извѣстнаго писателя, можно было ожидать большей разборчивости въ названіи священныхъ предметовъ; по крайней вѣрѣ можно было требовать, чтобы онъ не подавалъ повода русскому читателю смѣшивать понятія объ установленіяхъ церкви греческой съ понятіями и подобныхъ установленіяхъ, которыхъ касается авторъ, говоря о чужой для него и для переводчика церкви — римской. Словомъ, въ переводѣ баллады мало видно заботливости о соблюденіи приличій и различія въ священныхъ предметахъ. Наконецъ,

«Въ пятыхъ, развязка всей піесы не имѣетъ той силы, какую хотѣлъ бы найти въ ней читатель и какой дѣйствительно требуетъ великость пороковъ и преступленій, описываемыхъ здѣсь съ такою подробностію. Послѣ впечатлѣній, сдѣланныхъ надъ читателемъ представленною ему картиною соблазнительной жизни трехъ лицъ (выбранныхъ изъ людей высшаго состоянія), читатель не видитъ сокрушенія преступной жены, сдѣлавшей несчастнымъ вмѣстѣ и своего мужа, и любовника, и себя; не находитъ сильнаго раскаянія въ мужѣ, который, отъ ревности и свирѣпства, сдѣлался убійцею одного своего врага, и желалъ открыть другихъ подобныхъ враговъ» «О состояніи ихъ въ монастырскихъ стѣнахъ упомянуто холодно, съ равнодушіемъ, даже съ нѣкоторымъ видомъ неуваженія къ сей перемѣнѣ, между тѣмъ какъ здѣсь-то особливо надлежало бы показать живое участіе христіанскаго человѣколюбія, чего имѣли право требовать, если не несчастливцы, можетъ быть вымышленные, то по крайней мѣрѣ читатели, желающіе увидѣть въ заключеніи наставительную развязку всей повѣсти.»

Министръ, отъ 4-го ноября 1822 года увѣдомилъ попечителя С.-Петербургскаго учебнаго округа, Рунича, что, прочитавъ объясненіе сіе и нашедши, что печатаніе означеннаго стихотворенія не совершенно воспрещено, въ предупрежденіе непріятныхъ толковъ признано нужнымъ, во первыхъ, объясненіе историческими примѣчаніями нѣкоторыхъ обстоятельствъ сочиненія, во вторыхъ, перемѣна нѣкоторыхъ выраженій, присвоенныхъ установленіямъ грекороссійской церкви, и въ третьихъ, открытіе нравственной цѣли сочиненія съ большею ясностью и чистотою, — онъ полагаетъ, что предосторожность сія не столь излишни, чтобы она подвергла уничтоженію рѣшеніе комитета. "Перемѣнить нѣсколько идей и выраженій весьма легко г-ну Жуковскому, " заключалъ князь Голицынъ и далъ знать сему послѣднему о своемъ рѣшеніи.^[38]

XXIII.

1823.

Министръ духовныхъ дѣлъ и народнаго просвѣщенія получилъ и, отъ 30-го апрѣля 1823 года, препроводилъ къ попечителю С.-Петербургскаго учебнаго округа Руничу, жалобу капитанъ-командора Головнина^[39] на непропущеніе цензурою написаннаго имъ возраженія на статью подъ названіемъ Замѣчанія на 10-го, помѣщенную въ четвертой части (съ прибавленіями) Описанія достопримѣчательныхъ кораблекрушеній. Въ этой жалобѣ прописывалось, между прочимъ, слѣдующее:

"Въ журналѣ Отечественныя Записки, къ книжкахъ на декабрь 1821 го да и на генварь и февраль^[40] 1822 года, напечатана статья подъ названіемъ Разбитіе русскаго военнаго корабля у Швеціи въ году, Отрывокъ изъ жизни N. Въ сей статьѣ безъименный сочинитель назвалъ себя гардемариномъ, служившимъ на помянутомъ кораблѣ, выставилъ на позорище нравы и поступки почти всѣхъ своихъ офицеровъ въ самомъ презрительномъ видѣ; корабельнаго капитана описалъ онъ человѣкомъ пьянымъ, безразсуднымъ, малодушнымъ, но дерзкимъ и безчеловѣчнымъ; кадетскаго капитана представилъ въ смѣшной роли надменнаго, худо воспитаннаго, обыкновенныхъ правилъ учтивости незнающаго человѣка, и только-что не назвалъ шутомъ; перваго лейтенанта изобразилъ картежникомъ, а второго почти прямо назвалъ дуракомъ; капитанъ морскихъ солдатъ представленъ симъ неизвѣстнымъ сочинителемъ не только человѣкомъ глупымъ, грубымъ, но и жестокосердымъ варваромъ, который, для своей собственной корысти, подвергалъ опасности жизнь служителей и похищалъ казенное имущество; гардемариновъ также выставилъ онъ съ самой дурной стороны, — словомъ, на всемъ кораблѣ никого не похвалилъ кромѣ самого себя и констапеля; но и сему послѣднему похвалы можно принять за ироническія, ибо, по словамъ сочинителя, достоинство констапеля состояло въ томъ, что когда корабль стоялъ на мѣли, то онъ съ распущенными волосами «бѣгалъ, и поминутно кричалъ: пали!» И какъ въ сей статьѣ нигдѣ не замѣчено, что такіе безпорядки нынѣ у насъ во флотѣ уже не существуютъ, то при изданіи четвертой части Описанія корабликрушеній я счелъ обязанностію, для чести нынѣшняго нашего флота и моихъ сослуживцевъ, помѣстить оную статью о дополнить се замѣчаніями, въ которыхъ ни одного слова оскорбительнаго для сочинителя ея, кто бы впрочемъ онъ ни былъ, я не употребилъ. Не взирая однакожъ на сіе, онъ напечаталъ въ Отечественныхъ Запискахъ (на мартъ мѣсяцъ сего года) возраженіе^[41] я, опять утаивъ свое имя, наполнивъ оное противорѣчіями, запирательствами въ томъ, что самъ писалъ и напечаталъ, грубостями, и даже неслыханною дерзостію, почти прямо называетъ меня лжецомъ въ томъ, на что я имѣю офиціальное доказательство.

"Ругательную сію статью неизвѣстнаго; С.-Петербургскій цензурный комитетъ одобрилъ и позволилъ напечатать, но когда я препроводилъ въ оный (18 числа прошедшаго мѣсяца) мой отвѣтъ за подписаніемъ моего чина и имени, то онъ, продержавъ его шесть дней, возвратилъ ко мнѣ посредствомъ г. цензора Красовскаго, который при семъ случаѣ меня извѣстилъ что будто комитетъ не можетъ приступить къ рѣшительному разсмотрѣнію моего отвѣта, доколѣ я не получу согласія высшаго морскаго начальства на напечатаніе офиціальныхъ доводовъ въ немъ приведенныхъ, и на помѣщеніе именъ, на кои я ссылаюсь, хотя имена сіи упоминаются мною съ похвалою.

"Имѣя основательныя, ниже сего изъясненныя, причины думать, что цензурный комитетъ, по какимъ-либо связямъ съ безъяменнымъ сочинителемъ, выискиваетъ съ намѣреніемъ препятствія въ напечатаніи моего отвѣта, клонящагося къ изобличенію несправедливости и превратнаго толкованія неизвѣстнаго сочинителя, я осмѣлился прибѣгнуть къ правосудію вашего сіят--ва и просить васъ дать цецзурному комитету повелѣніе не препятствовать въ напечатаніи моего отвѣта, клонящагося къ защищенію моей чести передъ публикою, и тѣмъ болѣе, что книга, на которую цензурный комитетъ пропустилъ ругательную статью тайнаго сочинителя, напечатана по повелѣнію государственнаго адмиралтейскаго департамента, включена въ число статныхъ корабельныхъ книгъ и по указу его нынѣ продается въ пользу казны въ книжной лавкѣ Морской типографіи.

"Что С.-Петербургскій цензурный комитетъ препятствія свои въ напечатанія моего отвѣта не на справедливости и законахъ основываетъ, но поступаетъ въ семъ случаѣ пристрастно я руководствуется лицепріятіемъ, тому нижеслѣдующее можетъ послужить доказательствомъ:

"1) Въ разныхъ книжкахъ Отечественныхъ Записокъ нынѣ печатается статья подъ заглавіемъ Памятныя Записки Александра Васильевича Храповицкаго; въ нихъ помѣщаются разговоры, сужденія и замѣчанія Императрицы Екатерины Великой, слышанныя самимъ Храповицкимъ при докладахъ его, когда онъ былъ статсъ-секретаремъ Государыни; но кто удостовѣрилъ гг. цензоровъ, какой министръ засвидѣтельствовалъ имъ подлинность сихъ памятныхъ записокъ, и что Храповицкій точно все записывалъ справедливо и безпристрастно? Между тѣмъ мы въ нихъ находимъ мѣста, оскорбительныя для тѣхъ самыхъ особъ, о которыхъ теперь цензура и съ похвалою не позволяетъ мнѣ говорить безъ согласія морскаго начальства, а именно: въ отвѣтѣ моемъ я похваляю покойнаго адмирала Василія Яковлевича Чичагова за его безпристрастіе и строгое наблюденіе законовъ, а въ книжкѣ на апрѣль 1832 года Отечественныхъ Записокъ, на страницѣ 78-й напечатано, будто бы Государыня, получивъ извѣстіе о выходѣ шведскаго флота, «велѣла понудитъ Чичагова, чтобъ скорѣе выходилъ.» Въ правѣ ли цензурный комитетъ такое выраженіе печатать? Понуждаютъ только лѣнивыхъ и неусердныхъ въ службѣ, а покойный адмиралъ Вас. Як. въ сію войну удостоился получить многоразличныя и особенныя Монаршія милости и награды и сохранилъ довѣренность и уваженіе Государыня. То какъ же можно печатать такія статьи, которыя приведутъ въ сомнѣніе будущихъ историковъ на счетъ достохвальной службы однаго изъ знаменитѣйшихъ россійскихъ вождей?

"2) Въ той же книжкѣ, на страницѣ 84-й, сказано, что будто у Поль-Джойса,^[42] который, какъ извѣстно, императрицею Екатериною былъ принятъ въ нашу службу, офицеры не хотѣли служить въ командѣ, и что бригадиръ Рибасъ ихъ уговорилъ не выходить въ отставку. Спрашивалъ ли цензурный комитетъ у морского министра разрѣшеніи на пропускъ такого замѣчанія, которое показываетъ явное неповиновеніе морскихъ офицеровъ къ верховной власти? И еслибъ это было точно такъ, то преступленіе сіе навлекло бы Монаршій гнѣвъ и вѣчное безславіе на морскую службу того времени: но вся Россія знаетъ по манифестамъ и другимъ публичнымъ актамъ, сколь великія милости Государыня изволила оказать всѣмъ служившимъ во флотѣ въ ту войну, въ которую будто бы произошло означенное неповиновеніе.

"3) Въ тѣхъ же Отечественныхъ Запискахъ въ нумерѣ на августъ 1822 года, на страницѣ 200-й напечатано: «Рыл--въ рапортовалъ, что гребная флотилія остановилась у Подзорнаго дворца за неимѣніемъ провіанта. Посылавъ къ гр. Ив. Гр. Чернышеву, чтобъ стороннимъ образомъ о томъ развѣдать. Онъ сказалъ, что остановилась за противнымъ вѣтромъ и что гвардейцы были нетрезвы.» Съ позволенія ли военнаго министерства сіе выраженіе о гвардейцахъ одобрено цензурнымъ комитетомъ?

"4) Всей Россіи, или лучше сказать, всей Европѣ извѣстно, что первое путешествіе Русскихъ вокругъ свѣта совершено подъ начальствомъ флота-капитана Крузенштерна. Въ повѣствованіи о семъ путешествіи, напечатанномъ по повелѣнію и на иждивеніе Государя Императора и Его Императорскому Величеству посвященномъ, именно сказано, что начальникомъ сей экспедиціи былъ капитанъ Крузенштернъ. По возвращеніи кораблей его въ Россію, въ Высочайшемъ рескриптѣ на имя его данномъ въ 10 день августа 1806 года и въ томъ же году въ № 71 С.-Петербургскихъ Вѣдомостей напечатанномъ, сказано: "Совершивъ съ вожделѣннымъ "успѣхомъ путешествіе кругомъ свѣта, вы тѣмъ оправдали справедливое "о васъ мнѣніе, въ какомъ, съ воли Нашей, было вамъ ввѣрено главное руководство сей экспедиціи.* Но не взирая на сіи столь ясныя, никакому сомнѣнію не подлежащія и публично извѣстныя событія, цензурный комитетъ позволилъ напечатать въ Отечественныхъ Запискахъ (май, 1822,) статью подъ заглавіемъ Первое путешествіе около свѣта, описанное Н. Розановымъ, чрезвычайнымъ посланникомъ ко двору, и пр. Чьимъ свидѣтельствомъ гг. цензоры удостовѣрились, что рукопись сія есть дѣйствительно сочиненіе г. Резанова, за пятнадцать лѣтъ предъ симъ умершаго? Если почеркъ руки сіе доказываетъ, то чѣмъ они убѣдились что Резановъ писалъ не для себя, а для публики, когда вопреки истиннѣ онъ говоритъ (стр. 214): "Государь соизволилъ поручить мнѣ главное надъ обоими судами начальство, а потомъ (на страницѣ 218): "Морскія записки и астрономическія наблюденія, какъ часть, принадлежащую собственно искусству флотскаго офицера, поручилъ я командующему мореною частію капитанъ-лейтенанту Крузенштерну. Спрашивалъ ли цензурный комитетъ у морскаго начальства позволенія на одобреніе такой статьи, которая въ потомствѣ будетъ вредить имени и славѣ капитана Крузенштерна, и которой еслибы публика повѣрила, то возъимѣла бы подозрѣніе, что капитанъ Крузенштернъ въ своемъ путешествіи назвалъ себя начальникомъ экспедиціи несправедливо! И наконецъ,

"5) Даже самая статья, подавшая первоначально поводъ къ сей жалобѣ, Разбитіе русскаго военнаго корабля въ 1771 году, въ которой но одинъ флотскій офицеръ, и не два, но почти всѣ до одного на цѣломъ кораблѣ выведены на сцену въ самомъ унизительномъ состояніи, съ позволенія ли моренаго министерства одобрена цензурою къ обнародованію отъ неизвѣстнаго сочинителя?

"Послѣ всего этого, требованіе цензурнаго комитета какъ иначе назвать, какъ не притѣсненіемъ и хитрыми изворотами, коими онъ хочетъ отклонить напечатаніе моего отвѣта? Обязанность его была отмѣтить тѣ мѣста онаго, которыя онъ, по уставу своему, не въ правѣ допустить до печатанія, и означить причины, предоставя мнѣ самому просить начальство, если бы я счелъ то за нужное; но комитетъ, какъ я полагаю, не сдѣлалъ сего потому что и могъ бы указать на многія статьи имъ пропущенныя, въ которыхъ въ тысячу разъ болѣе сказано, нежели въ моемъ отвѣтѣ и (гдѣ) были ссылки на офиціальныя бумаги; акты же, на кои я ссылаюсь, но существу, своему никогда не подлежали и теперь не подлежатъ ни малѣйшей тайнѣ.

"Умышленное препятствіе цензурнаго комитета еще доказывается и тѣмъ что при самомъ объявленіи г. цензору Красовскому о намѣреніи моемъ прислать въ комитетъ отвѣтъ мой, онъ мнѣ сказалъ, что если комитетъ и одобритъ его, то съ тѣмъ только, чтобы онъ былъ напечатанъ въ Отечественныхъ Запискахъ. Откуда происходитъ такое предпочтеніе? Не существуетъ никакой законъ, по которому надлежало бы отвѣчать на критики къ одномъ съ ними періодическомъ сочиненіи, и не видно чтобъ и самъ комитетъ когда-либо держался сего правила: сему служатъ доказательствомъ ежедневно являющіеся въ разныхъ журналахъ споры. А сверхъ того г. издатель Отечественныхъ Записокъ самъ лично мнѣ объявилъ въ книжномъ магазинѣ Плавильщикова, что примѣчаніе противъ меня въ критикѣ неизвѣстнаго сочинителя, напечатанное отъ имени издателя, не онъ писалъ, а прописано оно въ цензурномъ комитетѣ.

«Я вполнѣ увѣренъ, что ваше сіят--во, по долгу вашего званія, предпишите цензурному комитету но отнимать у меня права, коимъ пользуются всѣ, на коихъ сочиненія нападаютъ въ печати, и особенно писатели ругательствъ, обыкновенно скрывающіе отъ публики имена свои; и прошу права, котораго законы не лишаютъ послѣдняго студента.»

Цензурный комитетъ на это прошеніе, препровожденное къ нему для доставленія объясненій, отвѣчалъ слѣдующею выпиской изъ своихъ протоколовъ:

"…Г. Головнинъ во свидѣтельство и подкрѣпленіе своихъ утвержденій не только дѣлаетъ въ ней (статьѣ своей) указанія и ли же выписки изъ офиціальныхъ бумагъ, принадлежащихъ до морской службы, но называетъ еще и нѣкоторыхъ высшихъ чиновниковъ оной. Но симъ уваженіямъ комитетъ находятъ нужнымъ прежде окончательнаго разсмотрѣнія сей статьи: 1) предоставить г. флота капитанъ-командору Головнину довести ее въ настоящемъ ея видѣ до свѣдѣнія высшаго морскаго начальства, съ тѣмъ, чтобы г. Головнинъ самъ испросилъ отъ него предварительное согласіе на печатаніе въ частномъ журналѣ именъ знаменитѣйшихъ чиновниковъ морскаго вѣдомства, равно какъ и актовъ приведенныхъ имъ въ видѣ офиціальныхъ свидѣтельствъ, отъ которыхъ статья его получаетъ уже видъ не литературной статьи; ибо разрѣшеніе сомнѣній комитету по сему новому обстоятельству тѣмъ нужнѣе для него, что упоминаемыхъ именъ лицъ и актовъ не было напечатано въ тѣхъ статьяхъ Отечественныхъ Записокъ на которыя отвѣчаетъ нынѣ г. Головнинъ.

«Сверхъ сего комитетъ постановилъ сообщить г. сочинителю, что цензурный комитетъ желаетъ удостовѣриться и въ томъ, не найдетъ ли высшее морское начальство несовмѣстнымъ съ порядкомъ службы дѣлать гласными чрезъ посредство журналовъ, издаваемыхъ частными лицами, нѣкоторые новые случаи и сужденія объ оной, относящіеся къ прежнему и нынѣшнему времени, и вообще угодно ли будетъ ему, чтобъ публикѣ открыты были, такъ сказать, всѣ подробности несчастнаго происшествія 1771 года, о которомъ уже говорено частнымъ образомъ въ Отечественныхъ Запискахъ, а потомъ сообщено было дополненное ффиціальными и другими прибавленіями извѣстіе въ самомъ Описаніи кораблекрушеній.

„По полученіи отъ высшаго морскаго начальства согласія его на пропускъ въ частномъ отвѣтѣ г. флота капитанъ-командора Головнина всѣхъ или нѣкоторыхъ только мѣстъ, касающихся до неизвѣстныхъ цензурѣ дѣлъ _ч морской службы, опредѣлено заняться окончательнымъ разсмотрѣніемъ сей рукописи я въ свое время сообщить ему другія замѣчанія комитета на прочія мѣста въ его статьѣ, которая, по мнѣнію комитета, можетъ пропущена быть къ печатанію только въ видѣ прямого отвѣта на оправданія и примѣчанія г. сочинителя Отрывка изъ жизни N., потому не должна содержать въ себѣ никакихъ постороннихъ обстоятельствъ и выраженій.“

Комитетъ присовокуплялъ между прочимъ, что онъ тѣмъ болѣе затруднялся пропустить нынѣ въ какомъ либо частномъ журналѣ статью просителя безъ точнаго соизволенія на сіе высшаго морскаго начальства, что уже сочинителю отвѣта, равно какъ и цензурному комитету, извѣстенъ Авторъ Отрывка изъ жизни N. и Замѣчаній^[43] напечатанныхъ въ Отечественныхъ Запискахъ, и что сіе лицо въ 4-й части Описанія достопримѣчательныхъ кораблекрушеній, напечатанной не съ позволенія цензурнаго комитета, объявленное на стр. 210-й въ числѣ лицъ находившихся на кораблѣ Вячеслава, не можетъ сдѣлаться болѣе извѣстнымъ публикѣ по многимъ относимымъ прямо къ нему обстоятельствамъ службы и особеннымъ выраженіямъ г. сочинителя отвѣта.»

XXIV.

Олинъ^[44] принесъ попечителю С.-Петербургскаго учебнаго округа, Руничу письменную жалобу на цензуру за непропускъ стихотворенія его, подъ названіемъ Стансы къ Элизѣ, переведеннаго имъ изъ Вальтеръ-Скотовой поэмы-баллады подъ заглавіемъ Замокъ Литтелькотъ.Находя что въ этомъ стихотворенія не заключается ничего противнаго уставу о цензурѣ, Олинъ присовокуплялъ, что онъ объяснялся по этому поводу съ цензоромъ Красовскимъ и получилъ отъ него отзывъ, что сочиненія его, Олина, «безъ особеннаго разрѣшенія министра духовныхъ дѣлъ и народнаго просвѣщенія разрѣшены быть не могутъ.» Олинъ приложилъ къ своему прошенію тѣ изъ своихъ стиховъ, которые возбудили сомнѣнія Красовскаго, самыя замѣчанія этого цензора и возраженія свои на оныя, какъ слѣдуетъ ниже:

Замѣчанія цензурнаго комитета.	Возраженія Олина на эти замѣчанія.
1 «Улыбку устъ твоихъ небесную ловить» Слишкомъ сильно сказано; женщина недостойна того, чтобы улыбку ея называть небесною.	1. Выраженіе, кажется, воооще и весьма употребительное, особенно въ поэзіи. Не говоримъ ли мы: небесные взоры, небесная улыбка; она мила какъ ангелъ, и проч?
2. «И молча на тебѣ свои покоить взоры» Тутъ есть какая-то двусмысленность.	2. Странно, кажется, искать двусмысленности тамъ, гдѣ она ни для кого не существуетъ.
3. «И поняла, чего душа моя искала» Надобно объяснить, чего именно, ибо здѣсь дѣло идетъ о душѣ.	3. Въ стихахъ и прозѣ писатель оставляетъ иногда читателей, какъ извѣстно, подразумѣвать то, что хотѣлъ сказать онъ; и если бы подъ симъ выраженіемъ скрывалась какая нибудь непозволительная мысль, въ такомъ только случаѣ, думаю, можно было бы требовать объясненіи.
4. «Что въ мнѣньи мнѣ людей? Одинъ твой нѣжный взглядъ Дороже для меня вниманья всей вселенной». Сильно сказано; къ томужъ во вселенной есть и цари и законныя власти, вниманіемъ которыхъ дорожить должно.	4. Выраженіе также общее и употребительное, не заключающее въ себѣ, кажется, никакой вольнодумной мысли, и ужели въ поэзіи и краснорѣчіи въ подобныхъ случаяхъ должно говорить всегда съ оговорками?
5. О какъ бы я желалъ пустынныхъ странъ въ тиши, Безвѣстный близь тебя къ блаженству пріучаться" Такихъ мыслей никогда разсѣвать не должно", это значитъ, что авторъ не хочетъ продолжать своей службы Государю для того только, чтобъ быть всегда съ своею любовницей; сверхъ сего къ блаженству можно только пріучаться близъ Евангелія, а не близь женщины.	5. Стихи сіи не заключаютъ въ себѣ ничего болѣе, кромѣ неясныхъ чувствъ, перелитыхъ въ слова, не исключающія впрочемъ обязанностей гражданскихъ и духовныхъ; и какъ возможно, по мнѣнію моему, подводить подъ подобный масштабъ мечты поэзіи?
6. «О какъ бы я желалъ всю жизнь тебѣ отдать». Чтожъ останется Богу?		6. Правота, чистая совѣсть, здравый разсудокъ.
7. «У ногъ твоихъ порой для пѣсней лиру строить». Слишкомъ грѣшно и унизительно для христіанина сидѣть у ногъ женщины.		7. Я истинно не знаю, что мнѣ отвѣчать на сіе мнѣніе.
8. «И на груди моей главу твою покоить». Стихъ чрезвычайно сладострастный!		8. Во первыхъ, слѣдовало бы сказать почему этотъ стихъ сладострастенъ; во вторыхъ, сколько есть подобныхъ стиховъ, пропущенныхъ цензурою безъ малѣйшаго сомнѣнія!
9. «Тебѣ лишь посвящать, разлуки не страшась, Дыханье каждое и каждое мгновенье, И сердцемъ близь тебя, другъ милый, обновясь»… Всѣ эти мысли противны духу христіанства, ибо въ Евангеліи сказано: Кто любитъ отца своего или мать паче Мене, тоть нѣсть Мене достоинъ.		9. Мнѣ кажется, что нельзя и не должно смѣшивать съ вымыслами и чувствами поэзіи священныхъ истинъ религіи.

Жалоба Олина была сообщена Руничемъ С.-Петербургскому цензурному комитету, который, прочитавъ стансы Олина, и «узнавъ изъ собственнаго его объясненіи, что подразумѣваемая имъ въ заглавіи піесы Элиза была ни жена, ни невѣста, ни родственница автора, а идеалъ любовницы, долженъ былъ таковое стихотвореніе но самому предмету его признать эротическимъ или сладострастнымъ. Содержаніе піэсы отвѣчало надписанію ея: она дышала одною нѣгою чувственности и страстію любви, сверхъ того заключала въ себѣ двусмысленныя и непристойныя обращенія молодаго автора къ своей любовницѣ.»

Комитетъ прибавлялъ, что онъ не могъ согласить пропуска такихъ любовныхъ стиховъ Олина съ статьями Высочайше утвержденнаго устава о цензурѣ; во второй статьѣ устава сказано, замѣчалъ комитетъ, что главный предметъ разсматриванія (всякаго рода книгъ и сочиненій назначаемыхъ къ общественному употребленію) состоитъ въ томъ, чтобъ «доставить обществу книги и сочиненія способствующія къ истинному просвѣщенію ума и образованію нравовъ и удалить книги и сочиненія противныя сему намѣренію,» а въ пятнадцатой статьѣ между прочимъ изъяснено, что цензурный комитетъ и каждый цензоръ въ особенности, при разсматриваніи книгъ и сочиненій, наблюдаетъ, «чтобы ничего не было въ оныхъ противнаго закону Божію и нравственности.» Чтеніе же Стане Элпяѣ г. Олина, писалъ комитетъ, —

"могло возбудить въ читателяхъ, особливо молодыхъ, нечистыя чувствованія, которыя, какъ извѣстно, запрещаются седьмою заповѣдію и осуждаются Спасителемъ въ Евангеліи св. Матѳея (гл. 5, ст. 28). Такое чтеніе должно было произвесть большой соблазнъ, особенно въ Страстную недѣлю, въ которую авторъ могъ уже сіи коротенькіе стихи распустить по полученіи позволенія цензуры на напечатаніе ихъ: а извѣстно, какъ строго запрещены въ словѣ Божіемъ соблазны. Сверхъ сего цензурному комитету неоднократно объявлено было чрезъ г. цензора Бирукова приказаніе его сіят--ва, господина министра духовныхъ дѣлъ и народнаго просвѣщенія, чтобы цензура вообще сколько можно болѣе остерегалась пропускать эротическія, или любострастныя стихотворенія…..

«….Между тѣмъ г. Олинъ распространилъ въ публикѣ слѣдующія насмѣшливыя примѣчанія. „Гг. цензоры, сказавъ, что вся эта піеса и грѣшна и соблазнительна, спросили меня, къ кому она писана: къ женщинѣ, или къ дѣвицѣ, къ ближайшей родственницѣ, или посторонней, говоря, что что имъ необходимо нужно знать, потому что по многимъ стихамъ видно, что будто бы съ этой особой имѣлъ я тѣсную связь; я отвѣчалъ имъ, что на будущей недѣлѣ стану говѣть и исповѣдоваться, и что тогда покаюсь священнику въ грѣхахъ моихъ; но какъ цензура не есть исповѣдная, а цензоры не попы, то и не нахожу никакой нужды объясняться съ ними по сему предмету.“ Изъ сего любопытнаго примѣчанія г. Олина довольно видно, что Стансы къ Элизѣ онъ самъ признавалъ нескромнымъ чтеніемъ и что онъ представлялъ ихъ въ цензуру точно въ Великій постъ. Приличны ли здѣсь сдѣланные имъ отзывы объ исповѣди и согласны ли съ послѣдующими его дѣйствіями, на сіе не нужно изъясненія.»

Эти пререканія заключились отзывомъ Рунича цензурному комитету, отъ 17-го апрѣля 1823 года, слѣдующаго содержанія: «Получивъ представленіе комитета отъ 2-го сего августа на жалобу титулярнаго совѣтника Олина, и находя изъясненныя въ ономъ обстоятельства не принадлежащими къ моему разсмотрѣнію, за даннымъ отъ господина министра духовныхъ дѣлъ и народнаго просвѣщенія комитету въ руководство приказаніемъ не пропускать эротическихъ или любострастныхъ стихотвореній, я объявилъ г. Олину, чтобы онъ, если имѣетъ справедливыя причины къ неудовольствію, поступилъ на основаніи § 40 Устава о цензурѣ.»

XXV.

1824.

Попечитель Московскаго учебнаго округа, кн. Оболенскій, писалъ министру народнаго просвѣщенія А. С. Шишкову между прочимъ слѣдующее: «Курскій 2-й гильдіи купецъ, Николай Полевой, желая съ января мѣсяцѣ будущаго 1825 года издавать здѣсь въ Москвѣ повременное сочиненіе подъ названіемъ Московскій Телеграфъ, проситъ позволеніе на изданіе онаго. Касательно же ученія своего объявляетъ, что, не оставляя купеческаго званія, слушалъ онъ лекціи въ Московскомъ университетѣ въ 1811 и 1812, также въ 1820 и 1821 годахъ; изъ сочиненій же его и переводовъ многія статьи помѣщены въ Вѣстникѣ Европы, Сынѣ Отечества, Сѣверномъ Архивѣ, Русскомъ Вѣстникѣ, Благонамѣренномъ и въ Трудахъ Московскаго Общества Любителей россійской Словесности, къ сотрудникамъ коего причисленъ онъ въ 1822 году; а за разсужденіе, подъ названіемъ Новый способъ спряженія русскихъ глаголовъ, въ томъ же году представленное въ Императорскую Россійскую Академію, удостоенъ награжденія серебряною медалью.» Князь Оболенскій прибавлялъ, что цензурный комитетъ при Московскомъ университетѣ съ своей стороны не встрѣчаетъ препятствія къ изданію Московскаго Телеграфа.

Въ предположеніи же Полеваго объ изданіи этого журнала между прочимъ значилось:

"Опытъ и здравое разсужденіе научаютъ насъ, что взглядъ на состояніе наукъ и словесности въ какомъ-либо государствѣ, есть вѣрный размѣръ его нравственной силы и могущества, а цвѣтущее состояніе наукъ и словесности есть вѣрное доказательство просвѣщенія народнаго: "Степень просвѣщенія, " сказалъ почтеннѣйшій нашъ писатель,^[45] открывая Бесѣду Любителей русскаго Слова «опредѣляется большимъ или меньшимъ числомъ людей, упражняющихся и прилѣжащихъ къ полезнымъ знаніямъ и наукамъ.» Сколь же пріятно сердцу русскому, обозрѣвая отечество, видѣть умудряющуюся повсюду ревность къ ученымъ занятіямъ, къ упражненіямъ умственнымъ, утверждающимъ въ насъ вѣру въ Бога, любовь къ отечеству, вѣрность къ избранному Богомъ Монарху нашему, — ибо главнѣйшее основаніе просвѣщенія есть вѣра, добродѣтель и тщательное исполненіе обязанностей человѣка и гражданина: человѣкъ просвѣщенный — есть человѣкъ добродѣтельный. Столь же и лестно для каждаго Русскаго участвовать въ семъ великомъ дѣлѣ посильными своими способностями.

«Сими одушевляясь чувствами, нижеподписавшійся осмѣливается предположить съ будущаго 1825 года изданіе новаго повременнаго сочиненіе.»

Сообщилъ д. ч. П. Щебальскій.

"Бесѣды въ обществѣ любителей Россійской словесности". Выпускъ третій. Москва, 1871

---

1. Имена этихъ лицъ намъ неизвѣстны.
2. См. объ этомъ обстоятельствѣ въ Запискахъ Храповицкаго подъ 22 авг. 1789 г.
3. Графъ А. Г. Орловъ-Чесменскій.
4. Опытъ о просвѣщеніи былъ напечатанъ въ 1804 году, а въ слѣдующемъ авторъ скончался.
5. Ни названія этой драмы, ни имени ея автора мы не находимъ въ каталогахъ Сопикова, Плавильщикова и Смирдина.
6. Ежемѣсячное изданіе А. Лабзина, начавшееся въ 1806 году и прекратившееся въ 1821. О жизни и сочиненіяхъ Лабзина см. Русск. Архивъ 1866 г., и въ томъ же изданіи 1870 г. Письма Лопухина къ Руничу.
7. Приведенъ изъ Монитера 1802 года примѣръ сверхъ-естественнаго пощенія, какъ подтвержденіе мнѣнія, что невозможное повидимому — возможно и что слѣдовательно нельзя отрицать существованіе ангеловъ и дьявола, потому только, что это кажется невозможнымъ.
8. Исполненное мистицизма толкованіе Юнга Шилинга.
9. Примѣръ этотъ состоитъ въ слѣдующемъ. Одному молодому вольнодумцу, вслѣдствіе молитвы его матери, пришло желаніе говѣть^, онъ отправился къ „неученому“ священнику и признался ему что ни чему не вѣритъ, а тотъ сталъ креститься и отступать отъ безбожника, опасаясь чтобъ земля не разступилась и не поглотила обоихъ. Это привело въ ужасъ самаго грѣшника, который тутъ же покаялся и вслѣдъ за тѣмъ былъ допущенъ къ причастію, совершенно измѣнившему его образъ мыслей.
10. Въ этой первобытной наукѣ, говоритъ авторъ, „всѣ статьи науки сводились въ одну и основывались на познаніи союза между Богомъ, натурою и человѣкомъ.“
11. Авторъ говоритъ, что подобно тому, какъ существуетъ математика обыкновенная, трансцедентальная и божественная (?), есть и три степени разума. Если вѣра помогаетъ разуму, то онъ достигаетъ 3-й степени, ибо „труба (зрительная) для вѣдѣнія, какъ и для видѣнія, есть вѣра“. Далѣе слѣдуютъ ссылки на извѣстнаго астролога Нострадамуса.
12. Мысль автора состоитъ въ томъ, что разумъ безъ любви и вѣры недостаточенъ для спасенія; что касается до выраженія обратившаго вниманіе цензуры: „наилучшіе наши самодѣльные образа намъ не помогаютъ“, то оно очевидно заключаетъ въ себѣ иносказаніе.
13. Ни названія помянутой здѣсь книги, ни имени Захара Некрасова не находится въ каталогахъ Сопикова, Плавильщикова и Смирдина.
14. Имени этого издателя, а равно и само то изданія нѣтъ въ каталогахъ Сопикова, Плавильщикова и Смирдина.
15. Дружескій Совѣтъ есть тоненькая княжна, или правильнѣе, брошюра религіозно аскетическаго содержанія. Духъ ея выражается въ слѣдующихъ строкахъ: „не думай, чтобы заслуга собственныхъ добрыхъ дѣлъ твоихъ, могла спасти тебя… Если ты когда-либо спасешься, то спасетъ тебя единая заслуга Іисуса Христа.“ Эта брошюра продавалась въ пользу разоренныхъ и неразоренныхъ» — вѣроятно, французскимъ нашествіемъ.
16. Гр. Ростопчинъ былъ въ то время московсикмъ главнокомандующимъ.
17. Кн. А. Н. Голицыну.
18. Въ послѣдствіи попечитель С.-Петербургскаго учебнаго округа.
19. Въ числѣ издателей, какъ извѣстно и какъ оказывается изъ послѣдующаго, былъ самъ Яценковъ. Это обстоятельство подало безъ сомнѣнія поводъ Воейкову назвать его въ своемъ Парнасскомъ Адресъ-календарѣ „статскимъ совѣтникомъ и тайнымъ издателямъ.“
20. Этотъ списокъ не совершенно схожъ съ тѣмъ, который напечатанъ въ предисловія къ № 1 Д. Ж. (Цѣль сего журнала.)
21. Статья о которой здѣсь говорится есть одна изъ глазъ цѣлаго отдѣла подъ заглавіемъ Духъ Екатерины II, въ которомъ помѣщались «нѣкоторыя мысли и сужденія» Императрицы и который полученъ былъ «отъ нѣкоторой Особы, въ кругу тогдашняго времени обращавшейся».
22. Кажется что это замѣчаніе относится къ ряду статей подъ заглавіемъ Замѣчанія о земледѣліи, мануфактурахъ и торговлѣ въ отношеніи къ Россіи.
23. О Преставленіи свѣта, кн. XXXII слѣд.
24. Въ продолженіе всего 1816 года въ Духѣ журналовъ помѣщалась подъ равными заглавіями извѣстія изъ Америки весьма сочувственныя этой странѣ.
25. Насмѣшливый разсказъ о честолюбивомъ деканѣ, который предается магіи подъ руководствомъ нѣкоего дона Торрибіо, постоянно сулитъ ему награды и наконецъ, сдѣлавшись папой, адресуетъ своему учителю слѣдующій рескриптъ. „Съ сердечнымъ соболѣзнованіемъ узнали мы какъ ты, подъ видомъ сокровенныхъ наукъ, съ духомъ тьмы и лжи беззаконное имѣлъ сообщеніе. Почему отечески увѣщаемъ тебя очистить грѣхъ сей церковнымъ покаяніямъ, а притомъ повелѣваемъ: немедленно въ три дни оставить наше царство“…
26. Надо отдать справедливость русской литературѣ десятыхъ годовъ: она настойчиво проводила мысль о свободѣ, по крайней мѣрѣ личной, крестьянъ, хотя заявленія подобнаго рода грозили непріятностями и автору и издателю, не говоря о цензорѣ. Годы послѣдовавшіе за окончаніемъ войны съ Франціей, особенно богаты подобными заявленіями.
27. Іос. Пет. Козодавлева, управлявшаго мин. нар. просв. въ 1813 году.
28. Статья о которой говоритъ Яценковъ старалась доказать, что положеніе крестьянъ въ другихъ государствахъ хуже, чѣмъ въ Россіи, но за то положеніе первыхъ онъ выставлялъ въ таковъ яркомъ свѣтѣ, что защитники крѣпостнаго права въ Россіи не могли быть довольны. Притонъ, предпочитая полное рабство имущественное и личное экономической зависимости при личной свободѣ, авторъ, или правильнѣе, издатель журнала во многихъ мѣстахъ онаго требуетъ имущественнаго обезпеченіи дли крестьянъ въ случаѣ ихъ освобожденія, — требованіе предъ воинъ съ недоумѣніемъ останавливались самые передовые люди тогдашняго времени.
29. Въ статьѣ О сохранныхъ кассахъ развивается мыслью важности хоть нѣкоторое экономической независимости рабочаго человѣки: а для этого надо, говоритъ авторъ, пріучать къ бережливости людей живущихъ работой, — цѣль для которой, какъ извѣстна и устроиваются сберегательныя кассы.
30. Къ какимъ именно статьямъ относится это замѣчаніе министра — мы не можемъ рѣшить.
31. 26 того жъ октября Карамзинъ извѣщалъ объ этомъ Дмитріева, см. Н. М. Карамзинъ, Погодина, II, 171.
32. Альманахъ Зимцерла былъ изданъ въ Москвѣ на 1829 годъ, но, разумѣется, уже не А. Бестужевымъ, который находился тогда въ Якутскѣ; имя издателя этого Альманаха на немъ не выставлено.
33. С. О. 1819 года, части XXXI, XXXII и XXXIII. Критика подписана буквою Г безъ сомнѣнія принадлежитъ самому издателю С. О., Гречу, извѣстному уже своимъ Опытомъ о русс. спряженіяхъ (1811) и въ то время приготовлявшагося свою грамматику (1823), Очень любопытно слѣдующее замѣчаніе кретина: онъ утверждаетъ, что въ числѣ примѣровъ приводимыхъ составителями академической грамматики, нѣкоторые неправильны въ грамматическомъ отношеніи, а другіе противорѣчатъ смыслу, какъ напримѣръ: безразсудная расточительность бываетъ слѣдствіемъ нищеты“, (вмѣсто того, чтобъ сказать: „нищета бываетъ слѣдствіемъ“ и пр.), и что эта забавная ошибка повторена во всѣхъ трехъ изданіяхъ академической грамматики.
34. Наложенная здѣсь переписка напечатана во 1-мъ томѣ Записокъ, мнѣній и переписки адмирала А. С. Шишкова, только-что изданныхъ въ Берлинѣ гг. Киселевыхъ и Сахариныхъ.
35. Исm., ст. и геогр. Журналѣ или Современная исторія свѣта издавался въ Москвѣ.
36. Этого сочиненія мы не нашли въ каталогахъ Смирдина, Глазунова и Базунова.
37. На этомъ основаніи послѣдовало изданіе 1824 года сочиненій Жуковскаго.
38. Извѣстно что баллада, о коей идетъ рѣчь, получила заглавіе Смальгольмскій Замокъ впрочемъ и «чернецы», и «панихида» остались въ ней.
39. Вас. Мих. Головнинъ, авторъ Путешествія вокругъ свѣта на военн. шлюпѣ Камчатка, и Путешествія росс. имп. шлюпа Діаны, а также весьма уважавшагося между моряками Описанія кораблекрушеній, извѣстныхъ болѣе всего читателямъ не-морякамъ своими Записками о приключеніяхъ въ плѣну у Японцевъ.
40. А также на мартъ; статья эта напечатана была безъ всякой подписи, но она принадлежитъ А. С. Шишкову, см. т. XII его сочиненій (изд. Рос. Акад.).
41. Подъ вышеприведеннымъ заглавіемъ Замѣчанія на 10-ю статью и пр.
42. Paul Jones, прославившійся отважными крейсерствами въ войну за независимость Соединенныхъ Штатовъ.
43. Надо имѣть въ виду, что Шишковъ былъ президентомъ Рос. Академіи, членомъ Государственнаго Совѣта и принадлежалъ къ кружку тѣхъ вліятельныхъ въ то время лицъ, которые черезъ годъ послѣ описываемого случая добились удаленіи князя А. Н. Голицына изъ министерства народнаго просвѣщенія.
44. Валер. Никол. Олинъ, нынѣ забытый писатель, занимался литературой лѣтъ 30 сряду (Панегирикъ Державину написанъ имъ въ 1809 году, а Разсказы на станціи изданы въ 1839-мъ), переводилъ Милота (Римскую исторію) издавалъ журналы (Журналъ древней и новой словесности и Рецензентъ), много переводилъ въ стихахъ и прозѣ изъ древнихъ, преимущественно изъ Горація, подражалъ Оссіану, Байрону, а позднѣе Пушкину, ко всему прикасался слегка и ничему не оставался вѣренъ, — кромѣ какъ эротическому настроенію своей музы."
45. А. С. Шишовъ, въ рѣчи прочтенной имъ при открытіи Бесѣды Любит. рус. Словн.