Маленькій отвѣтъ критику.
правитьЗамѣтка Pro domo sua, помѣщенная мною въ XII книгѣ Русской Мысли за прошлый годъ, вызвала со стороны критика моихъ Основныхъ вопросовъ философіи исторіи, г. Слонимскаго, отвѣтъ въ январской книгѣ Вѣстника Европы за 1884 г. Въ этомъ отвѣтѣ есть вещи, касающіяся лично меня и касающіяся моей книги. Избѣгая личной полемики, я останавливаюсь въ новомъ своемъ возраженіи г. Слонимскому только на существѣ дѣла, т.-е. обхожу молчаніемъ тѣ обвиненія, которыя касаются лично меня, и говорю лишь о томъ, что относится прямо къ дѣлу.
Каждый авторъ, серьезно относящійся къ критикѣ, естественно стремится доискаться причины того или другаго возраженія: есть возраженія, объясняющіяся различіемъ точекъ зрѣнія автора и критика; есть возраженія, основанныя на недоразумѣніи; есть возраженія, проистекающія отъ недостаточно внимательнаго отношенія къ разбираемой книгѣ, и т. д. и т. д. Многія возраженія г. Слонимскаго на мои Основныя вопросы философіи исторіи, по моему мнѣнію, относятся къ послѣдней категоріи, что я и старался поставить на видъ въ замѣткѣ Pro domo sua, отложивъ до другаго раза разборъ остальныхъ возраженій г. Слонимскаго въ связи съ разборомъ того, что будетъ сказано по поводу моихъ взглядовъ другими критиками. Новая «Замѣтка» г. Слонимскаго даетъ мнѣ поводъ представить нѣсколько объясненій вопроса, причемъ я воздерживаюсь отъ какого бы, то ни было вывода относительно его критики вообще, за исключеніемъ одного: г. Слонимскій не разсматриваетъ по существу тѣхъ девяти пунктовъ. на которые распадается мой первый отвѣтъ ему. Теперь я ставлю новые пункты.
1) Мой критикъ и я даемъ различное опредѣленіе понятію прогресса: у него это понятіе вытекаетъ «изъ анализа всей совокупности историческихъ фактовъ», у меня — изъ идеи высшей, разумной (субъективно установленной) — цѣли исторіи. Г. Слонимскій въ своей статьѣ Законы исторіи (B. E. 1883. XI, 278) прямо говоритъ: «прогрессъ обнимаетъ не одни умственные, нравственные и соціальные успѣхи, но и многое другое; совершенствуется искусство повальнаго истребленія людей на войнѣ» и т. д. Это прямо стоитъ у г. Слонимскаго, а по «Замѣткѣ» выходитъ, будто я «вывожу» такое мнѣніе изъ разсмотрѣнія моимъ критикомъ «произвольности» моей теоріи прогресса. Но подобныхъ явленій я и не игнорирую въ своей книгѣ: о борьбѣ за существованіе, къ которой относится и истребленіе людей, у меня говорится много. Я различаю между понятіями эволюціи, т.-е. развитія, осуществляющаго равнодушно добро и зло, и прогресса, т.-е. развитія, ведущаго только къ добру. Г. Слонимскій говоритъ теперь, что «все дѣло сводится къ вопросу о названіи». Далеко нѣтъ: цѣлый большой отдѣлъ моей книги посвященъ «субъективнымъ элементамъ въ философіи исторіи», чтобы установить наше право понимать прогрессъ субъективно, а не объективно, какъ это дѣлаетъ г. Слонимскій. Различеніе названій есть логическій выводъ изъ этого отдѣла и имѣетъ существенное значеніе во всей книгѣ.
2) Г. Слонимскій еще разъ возстаетъ противъ моего взгляда на исторіософію, который, по словамъ его, «никуда не годится», такъ какъ я будто бы создаю исторіософію «рядомъ съ соціологіей и независимо отъ нея». Смѣю увѣрить, что дѣло у меня представлено иначе. Соціологіи я ставлю ограниченную задачу быть теоріей соціальной организаціи и ея эволюціи, но для занятія философіей исторіи этого мало: тутъ нужны еще и общефилософскія идеи, и методологическіе принципы, и данныя психологіи и т. д., совокупность чего плюсъ данныя соціологіи я и называю исторіософіей (Основ. Вопр. I, 109—111); слѣдовательно, по моей мысли исторіософія и соціологія существуютъ не рядомъ и первая — не независимо отъ второй, разъ соціологія входитъ въ составъ исторіософіи.
3) Что я «во второмъ томѣ опровергаю содержаніе перваго», г. Слонимскимъ, по моему мнѣнію, доказано не было. Воздерживаюсь отъ какого бы то ни было объясненія того, почему мой критикъ нашелъ «противоположныя мнѣнія, развиваемыя въ различныхъ мѣстахъ моего труда».
4) Въ статьѣ Законы исторіи г. Слонимскимъ сказано: «Картина историческаго хаоса, приведенная авторомъ, можетъ быть повторена буквально по отношенію ко всей вообще внѣшней природѣ» (263). Г. Слонимскому показалось тогда, что я явленія природы исключаю, но въ своемъ отвѣтѣ я указалъ, что дѣло у меня представленно именно такъ; теперь мой критикъ сводитъ вопросъ къ тому, что я не признаю будто бы «въ исторіи такихъ же законовъ, какъ и въ природѣ». Прошу въ Основныхъ вопросахъ прочесть слѣдующее: «Историческій процессъ отъ процесса природы не отличается; оба подчиняются внутренней необходимости управляющихъ ими законовъ» (I, 209). Въ сущности г. Слонимскій въ статьѣ Законы исторіи противъ меня выставилъ то же самое, что у меня самого есть. Въ шестомъ пунктѣ Pro domo sua я это только выставилъ на видъ.
5) Я сказалъ, что, по мнѣнію г. Слонимскаго, я запрещаю историкамъ оказывать помощь соціологамъ. Мой критикъ утверждаетъ, что этого не говорилъ. Въ такомъ случаѣ я не понимаю, въ какомъ же смыслѣ у него въ видѣ возраженія мнѣ написано слѣдующее: «Почему историкъ долженъ ждать указаній отъ соціолога, когда самъ можетъ снабдить его множествомъ историческихъ наблюденій, примѣровъ и выводовъ?… Философы-историки должны доставлять соціологамъ обобщенія… Соціологія должна получать часть своего матеріала отъ исторической науки… а по автору выходитъ наоборотъ» (Законы исторіи, 261). Къ чему вообще вся аргументація г. Слонимскаго на стр. 261 Законовъ исторіи въ защиту права историка дѣлать обобщенія, которыми могъ бы воспользоваться соціологъ, если бы ему не казалось, что я не позволяю историку дѣлать все это?
6) Г. Слонимскій, разбирая мой взглядъ на законы, находить, что я не понимаю ихъ условности, и аргументируетъ такъ: «ненаучно было бы утверждать, что извѣстныя формы государственнаго устройства возникаютъ въ такомъ-то послѣдовательномъ порядкѣ, независимо отъ условій, съ которыми онѣ неразрывно связаны» (Зак. ист., 266). Съ той точки зрѣнія, которая мнѣ приписывается г. Слонимскимъ, дѣйствительно такъ должно было бы выходить, но въ пунктѣ седьмомъ своего отвѣта я показалъ, что мой критикъ не такъ меня понялъ, а теперь онъ утверждаетъ, что въ мое пониманіе законовъ онъ не вкладывалъ указаннаго смысла. Во всякомъ случаѣ г. Слонимскій приписывалъ мнѣ въ статьѣ Законы исторіи такое пониманіе законовъ, противъ котораго въ самой моей книгѣ кое-что сказано.
У г. Слонимскаго сказано противъ меня: «называть обычный естественный процессъ ненормальнымъ странно» (3ак. ист., 277), и все это мѣсто въ его статьѣ основано на отождествленіи нормальнаго съ естественнымъ. Почему же теперь г. Слонимскій находитъ, что я не такъ передалъ его мысль, говоря, что для него нормальное и естественное синонимы? Не самъ ли критикъ мой говоритъ, что тутъ я долженъ былъ бы заняться анализомъ «условій и причинъ», вмѣсто «поисковъ за нормами и идеалами»?
8) По мнѣнію г. Слонимскаго, не одобрять войны, быть противъ замкнутости и враждебности націй и т. п. равносильно неодобренію землетрясеній, бурь и непогоды. Нѣтъ, разница есть, и у меня она выяснена, основанія ея показаны: бури и землетрясенія не отъ насъ зависятъ, а воевать или не воевать, замыкаться за китайской стѣной или стремиться къ общечеловѣческому сближенію отъ насъ зависитъ. Судъ возможенъ только надъ людскимъ поведеніемъ и его принципами.
9) Въ статьѣ Законы исторіи г. Слонимскій находитъ страннымъ, что я, теоретикъ прогресса, ставящій свой идеалъ въ благѣ личностей безъ всякаго минуса, обрекаю мелкія этнографическія группы на погибель. Опустивъ пожеланіе, которое при этомъ мною было высказано, г. Слонимскій усмотрѣлъ противорѣчіе между моимъ идеаломъ и моимъ приговоромъ. Теперь онъ объясняетъ, что опустилъ мое пожеланіе по его безцѣльности. Какой смыслъ оно имѣетъ, это другой вопросъ, но если бы г. Слонимскій не опустилъ моей оговорки, то не нашелъ бы и противорѣчія, а въ этомъ-то и все дѣло[1].
10) Я могъ бы распространиться еще о задачахъ серьезной критики и о пріемахъ научной полемики, но здѣсь пришлось бы вступить на путь личныхъ пререканій, отъ которыхъ я уклоняюсь. Замѣчу только, что я остаюсь при прежнемъ своемъ мнѣніи о задачахъ критики: критикъ долженъ всегда имѣть въ виду точку зрѣнія и терминологію автора и тщательно изучать разбираемое произведеніе во всѣхъ его подробностяхъ. Не думаю, чтобы г. Слонимскій сталъ спорить противъ этого принципіально: возможна ли основательная критика того, что недостаточно изучено?
- ↑ Страннымъ мнѣ кажется вотъ еще что: г. Слонимскій говоритъ, что "безцѣльныя личныя пожеланія не имѣютъ смысла въ серьезномъ научномъ разсужденіи, " а вмѣстѣ съ тѣмъ одобряетъ идеалы. Если пожеланіе соотвѣтствуетъ идеалу, вытекаетъ изъ него, есть ли ему мѣсто въ научномъ трудѣ? Съ другой стороны, для крайнихъ объективистовъ и идеалы имѣютъ ту же цѣну, что и безцѣльныя личныя пожеланія: законны ли идеалы въ наукѣ? Точка зрѣнія автора намъ неясна.