Любовь при господстве гильотины (Булгаков)/ДО

Любовь при господстве гильотины
авторъ Федор Ильич Булгаков
Опубл.: 1893. Источникъ: az.lib.ru • Рецензия на книгу Октава Юзана «Son Altesse la femme» (о судьбе Жакетты Обер, подруги деятеля Французской революции Эро де Сешеля).

Любовь при господствѣ гильотины.

править

Въ роскошно изданной книгѣ Октава Юзана «Son Altesse la femme» разсказана трагическая исторія любви одной гражданки къ извѣстному революціонеру. Тутъ героиня разсказа не только желала играть политическую роль, исполнять принятую на себя миссію, но и проявила рѣдкостную въ тѣ времена преданность къ избраннику своего сердца.

Кто не знаетъ Геро де-Сешелля, одного изъ наиболѣе юныхъ и наиболѣе страстныхъ членовъ Конвента, выказавшаго при взятіи Бастиліи такую же отвагу, какую отецъ его проявилъ на Минденскомъ полѣ сраженія. Благодѣтельныя феи осыпали его дарами красоты, богатства и ума. Самъ онъ, съ своей стороны, выработалъ въ себѣ желѣзное трудолюбіе, служащее ключемъ ко всякому таланту, и смѣлое, свободно льющееся краснорѣчіе. Въ 1791 году парижане выбрали его въ Законодательное Собраніе, и онъ оправдалъ ихъ довѣріе до послѣдней минуты. Геро отличался галантностью. У Лаузэнь и герцогини Полиньякъ онъ прошелъ школу по этой части. Мужественной и гордой красотой своей онъ расположилъ къ себѣ многія сердца, изъ которыхъ одно прозвало его «небеснымъ». 10 августа 1793 г. онъ предсѣдательствовалъ на годовомъ торжествѣ взятія Тюльери. Онъ изображалъ собой первосвященника, который, стоя у востра, предалъ сожженію гордыя игрушки королевства — скипетръ и корону.

Тутъ увидала его Жакетта Оберъ, затерянная въ толпѣ, молодая красивая вдова изъ предмѣстья Сентъ-Антуанъ. Ораторскій блескъ, наружность молодого человѣка, торжественность минуты вскружили ей голову. Она почувствовала къ Геро непреодолимую склонность. Она была не особенно заражена романтическимъ направленіемъ, ни въ отношеніи ума, ни въ отношеніи сердца. Это направленіе не свойственно было тому времени. Она мечтала о спартанскихъ добродѣтеляхъ и приняла участіе въ засѣданіяхъ «женщинъ — друзей Конституціи». Подъ вліяніемъ Руссо, она воображала Францію несокрушимой родиной съ Платоновыми и Ликурговыми законами. Она охотно повторяла фразу Дантона: «Все съуживается домашнимъ воспитаніемъ, — общественное воспитаніе расширяетъ всѣ умы. Говорятъ о родительскихъ чувствахъ. Конечно, я также мать, но мой сынъ принадлежитъ не мнѣ, а Республикѣ».

Жакеттѣ было въ то время двадцать пять лѣтъ. Трехлѣтнее вдовство ея слыло незапятнаннымъ. Повидимому, супругъ ея не рѣшался подойти въ ней слишкомъ грубо и ограничился тѣмъ, что окружилъ ее нѣжной заботливостью отца. Она была ему благодарна, но любви не испытала, сердце ея осталось нетронутымъ, душа, видимо, страдала отъ ожиданія и желаній. Геро внесъ разрушительный факелъ въ ея сердце, подобно тому, какъ онъ бросилъ этотъ факелъ въ костеръ независимости. Тщетно старалась Жакетта устоять противъ своей любви, противъ своего возлюбленнаго. Въ авторѣ «Théorie de l’Ambition» она видѣла генія, явно предназначеннаго для управленія судьбами Республики. Случай явился исполнителемъ желаній Жакетты. Она покаялась одной гражданкѣ съ каштановыми локонами, по имени Олимпѣ Одонъ, бывшей ея подругѣ и единомышленницѣ, которая немедленно принялась дѣйствовать. Случилось, что ея поклонникъ, храбрый гусаръ Сентъ-Амарантъ, былъ школьнымъ товарищемъ Геро. Немедленно былъ устроенъ совмѣстный обѣдъ въ излюбленномъ въ то время ресторанѣ у Роберта, на который, послѣ нѣкоторой внутренней борьбы, явилась Жакетта въ желто-лимонномъ платьѣ, съ большой косынкой на плечахъ, съ трехцвѣтной кокардой, кокетливо пришпиленной надъ лѣвымъ ухомъ.

Геро не замедлилъ увлечься прелестью молодой энтузіастки, и обѣдъ прошелъ въ возбужденномъ настроеніи. Сентъ-Амарантъ пѣлъ, а Геро продекламировалъ сентиментальный сонетъ. При дальнѣйшемъ знакомствѣ, онъ убѣдилъ Жакетту, что любовь и супружество суть двѣ различныя вещи и рѣдко уживаются въ добромъ согласіи. Они призвали божества природы и разума, прочли совмѣстно Руссо и отложили попеченія о предразсудкахъ общественнаго строя. Въ окрестности Парижа Геро нанялъ небольшой домикъ, который онъ назвалъ Pavillon dè l’Amitié. Въ этомъ домикѣ поселились они оба. Но вмѣстѣ съ ними поселился также и страхъ.

— "Да не бойся же! — утѣшалъ Геро дрожавшую на груди его Жакетту. — Человѣкъ долженъ подчиняться своей судьбѣ. Жизнь есть ничто иное, какъ наклонная крыша. Неловкіе падаютъ и проламываютъ себѣ затылокъ, мудрые скользятъ, но держатся притомъ за черепицу. Вѣрь мнѣ, что я хорошій кровельщикъ и не подверженъ головокруженію! "

Между тѣмъ, несмотря на преданность свою дѣлу республики, уже 16 декабря 1793 года Геро былъ обвиненъ Бурдономъ де л’Уазъ въ измѣннической перепискѣ съ роялистами, которую онъ якобы велъ, какъ бывшій аристократъ. Исторія повѣствуетъ о томъ, какъ онъ съумѣлъ оправдаться и добиться единодушнаго устраненія факта исключенія его изъ членовъ комитета общественной безопасности. Геро предусмотрительно пригласилъ своихъ друзей и единомышленниковъ въ «Павильонъ Дружбы». Убѣжище любви обратилось въ родъ клуба, гдѣ доктрина и партійность смѣшивались съ остроуміемъ и свѣтскостью. Жакетта здѣсь изображала изъ себя остроумную, любезную хозяйку этихъ маленькихъ сборищъ. Въ одномъ случаѣ подстрекая, въ другомъ успокоивая, умѣла она кружить головы террористамъ. Тутъ влюбился въ нее Сенъ-Жюстъ, красавецъ собой, съ безупречнымъ поведеніемъ. Онъ полагалъ, что появленіе его неразрывно съ побѣдой. Но въ отношеніи Жакетты ожиданія его не оправдались, — она отвергла его.

9-го марта Геро былъ заключенъ въ Люксанбургскую тюрьму. Жакетта, жившая вдали, безутѣшно предалась своему горю и доказала притомъ величіе своей души и республиканскую твердость. Она все пустила въ ходъ для освобожденія своего любовника, обращалась къ Робеспьеру, но не въ качествѣ просительницы, а высоко поднявъ голову. Тѣмъ временемъ Сенъ-Жюстъ осаждалъ несчастную свою жертву всякими соблазнами, обѣщая ей оказать важныя услуги. Но она скорѣе предпочла бы смерть своего возлюбленнаго, нежели поцѣлуй его предателя. Она не предчувствовала близости развязки.

2-го апрѣля 1794 года обвинитель Фукье-Теннилль держалъ свою рѣчь противъ Геро, Сенъ-Жюстъ поддерживалъ его. Дантонъ, Демуленъ и Геро были приговорены къ гильотинѣ. Послѣдній, улыбаясь, вошелъ на эшафотъ и приблизилъ лицо свое къ лицу Дантона, чтобъ еще разъ облобызать его, но палачъ отдернулъ его назадъ. Жакетта присутствовала при казни. На той-же самой площади кивнула она ему въ знакъ прощанья, гдѣ восемь мѣсяцевъ тому назадъ сжигалъ онъ королевскія регаліи. Жакета сама видѣла все — страшныя приготовленія, прибытіе позорной колесницы, восхожденіе на послѣднія ступени и фигуру возлюбленнаго подъ ножемъ, который опустился на него. Когда съ глухимъ гуломъ скатилась голова Геро, Жакетта безъ чувствъ упала на руку человѣка, стоявшаго около нея.

На другой день, не особенно тому удивляясь, торжествовавшій Сенъ-Жюстъ получилъ слѣдующее письмо: «Гражданинъ представитель! Ты предлагалъ мнѣ свою любовь. Я отвергла ее. Ты сдѣлалъ меня вдовой физически, духовно и умственно. Если тебѣ пріятно видѣть, какъ я отдаюсь, разъ я отдаюсь, то будь сегодня вечеромъ до захода солнца въ моей комнатѣ. Двери раскроются предъ тобою». Сенъ-Жюстъ трижды перечелъ записку. Ему рисовались засада, кинжалъ, а затѣмъ опять быстрая измѣна женскаго сердца. Страхъ удерживалъ его, страсть влекла впередъ. Наконецъ, посвистывая, шествуя стопами завоевателя, достигъ онъ Pavillon dè l’Amitié. Ему пришлось только толкнуть двери. Третья комната была освѣщена. Тихо вошелъ онъ въ нее, причемъ на лицѣ его отразился страшный ужасъ. На одной и той-же подушкѣ ютились двѣ головы, которыя, казалось, слились въ поцѣлуѣ. То была изящная головка Жакетты Оберъ и блѣдное лицо Геро де-Сешелль. Сенъ-Жюстъ бѣжалъ, охваченный ужасомъ.

Вечеромъ въ день казни Жакетта потащилась на кладбище Монсо. Мѣшокъ съ золотомъ доставилъ ей голову ея друга изъ рукъ могильщиковъ. Сладкій и страшный ядъ помогъ ей, — все приготовившей въ великому послѣднему часу, — въ моментъ перехода отъ жизни къ смерти представить, какъ будто она цѣловала безкровныя уста своего возлюбленнаго. «Такимъ образомъ, эти женщины Революціи являются статуями скорѣе римлянокъ, нежели француженками. Смерть ихъ скорѣе интересуетъ, нежели трогаетъ. Этимъ юнымъ головкамъ скорѣе присущъ вѣнецъ, нежели ореолъ, вѣнецъ, который, однако, остается символомъ добродѣтели». Таково заключеніе Юзана объ этой трагической исторіи.

Ѳ. Булгаковъ.
"Вѣстникъ иностранной литературы", № 1, 1893