Люблю я вечеромъ къ деревнѣ подъѣзжать,
Надъ старой церковью глазами провожать
Воронъ играющую стаю;
Среди большихъ полей, заповѣдныхъ луговъ,
На тихихъ берегахъ заливовъ и прудовъ
Люблю прислушиваться лаю
Собакъ недремлющихъ, мычанью тяжкихъ стадъ;
Люблю заброшенный и запустѣлый садъ
И липъ незыблемыя тѣни; —
Не дрогнетъ воздуха стеклянная волна;
Стоишь и слушаешь — и грудь упоена
Блаженствомъ безмятежной лѣни…
Задумчиво глядишь на лица мужиковъ —
И понимаешь ихъ; предаться самъ готовъ
Ихъ бѣдному, простому быту…
Идетъ къ колодезю старуха за водой;
Высокій шестъ скрипитъ и гнется; чередой
Подходятъ лошади къ корыту…
Вотъ пѣсню затянулъ проѣзжій… Грустный звукъ!
Но лихо вскрикнулъ онъ — и только слышенъ стукъ
Колесъ его телѣги тряской;
Выходитъ дѣвушка на низкое крыльцо —
И на зарю глядитъ… и круглое лицо
Зардилось алой, яркой краской.
Качаясь медленно, съ пригорка, за селомъ,
Огромные возы спускаются гуськомъ
Съ пахучей данью пышной нивы;
За коноплянникомъ зеленымъ и густымъ
Бѣгутъ, одѣтые туманомъ голубымъ,
Степей широкіе разливы.
Та степь — конца ей нѣтъ… раскинулась, лежитъ…
Струистый ветерокъ бѣжитъ, не пробѣжитъ…
Земля томится, небо млѣетъ…
И лѣса длиннаго подернутся бока
Багрянцемъ золотымъ, и ропщетъ онъ слегка,
И утихаетъ, и синѣетъ…
