У этой страницы нет проверенных версий, вероятно, её качество не оценивалось на соответствие стандартам.
Любви
автор Фёдор Кузьмич Сологуб
Дата создания: 1906.

Драма в двух действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

править

Р е а т о в, 44 года.

А л е к с а н д р а, 20 лет.

Д у н а е в, 26 лет.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

править

Комната в доме Реатовых. Александра в трауре, с фотографическим портретом в руках. Входит Реатов.

Р е а т о в. Моя дочь в приятном обществе.

А л е к с а н д р а (вздрогнула, уронила портрет). Ах, папа! Ты меня испугал, - я задумалась.

Р е а т о в. И жених на полу, - славно! Дай мне еще на тебя поглядеть. Ты похорошела.

А л е к с а н д р а. Ах, папа!..

Р е а т о в. А глаза красные, это нехорошо. Ты все плачешь. Давай-ка лучше подымем жениха и поставим его на стол.

А л е к с а н д р а. Отец, такое горе, такое горе!

Р е а т о в. Ну, полно, деточка, не плачь. Мама счастливее нас: у нее нет желаний, неисполнимых, безумных... Но как же ты похорошела! Как давно мы не виделись с тобой! Шесть лет. Ты девочкой была, таким нескладным подростком, а теперь - смотрите, жених какой-то уже нашелся.

А л е к с а н д р а. Какой-то! Он - милый и добрый.

Р е а т о в. Милые письма ты ко мне присылала раньше, до него.

А л е к с а н д р а. Я думала, тебе неинтересно и некогда читать мою болтовню.

Р е а т о в. Нет, Санечка. Присядем здесь, вот в этом уголке, и будем говорить много и долго. Расскажи мне о себе. Все по-прежнему, не правда ли? Трепетные огоньки перед иконами, и мольбы кому-то о чем-то, и странные жесты, - и эти долгие молитвы на коленях.

А л е к с а н д р а. Мы здесь живем в глуши. Что сказать? Вот мой жених - не правда ли, он милый? Зачем ты бледный такой и хмурый? Он тебе не нравится разве? Ты знал его когда-то... Ты видел много, побывал далеко... Ну, что же ты молчишь? Скажи мне сказочку, как сказывал ты девочке-дочке давно, - ты помнишь?- в старые годы... О чем ты так задумался?

Р е а т о в. Прости, дочка. Я отдыхаю... Кончились мои странствованья - и я начинаю жить. Я любуюсь тобою, смотрю на твое прекрасное лицо, и меня берет досада...

А л е к с а н д р а. На что?

Р е а т о в. Александра, неужели ты выбрала его себе в мужья?

А л е к с а н д р а. Что ж странного? Он добрый.

Р е а т о в. Кому охота быть злым!

А л е к с а н д р а. Мы будем счастливы... Вот ты увидишь его, узнаешь его поближе - и ты его полюбишь. Правда, полюбишь?

Р е а т о в. Полюблю? Нет, дочка, я тебя люблю, это так, а его не намерен заключать в родственные объятия. Разве у него есть такие белые руки? Разве умеет он так прятать свою голову на моей груди и разве у него есть такие глаза? И досадно мне, что возьмет он тебя, мое сокровище. Не стоит он твоей любви.

А л е к с а н д р а. Ах, нет!

Р е а т о в. А впрочем... Он добрый, да, не правда ли?

А л е к с а н д р а. Конечно, добрый, не то что ты.

Р е а т о в. Да, это хорошо. Я рад за тебя. Он ведь носит тебя на руках, вот так, как я тебя несу? И носит, и подкидывает, и лелеет? Поцелует губы и щеки и снова подкинет, вот так! Да?

А л е к с а н д р а. Ну довольно, довольно, пусти меня. Какой ты сильный! Ты спокойно дышишь, а я точно версту пробежала... Что это, мы, как дети, шалим и смеемся в такое время.

Р е а т о в. В какое время?

А л е к с а н д р а. Давно ли я потеряла маму!

Р е а т о в. Ну, деточка, что о том тужить, чего не воротить! Так он в эти траурные дни ведет себя скромно и не покачает мою дочку?

А л е к с а н д р а. Вот еще, - он не смеет.

Р е а т о в. Любит и не смеет! Любит и не знает, какое блаженство держать в своих объятиях трепещущее тело возлюбленной!

А л е к с а н д р а. Да и не у всех ведь такая силища, чтоб играть человеком, как мячиком.

Р е а т о в. Понимаю, дитя, понимаю. Ценю твой нежный вкус: он, твой жених, не груб, как я, - он изящен, тонок. Он обожает тебя по-рыцарски: он приляжет у твоих ног, вот так, и поет тебе про любовь свою, и сказывает тебе чудные легенды о том, как любили наши дедушки наших бабушек.

А л е к с а н д р а. Он не умеет петь, и он не профессор истории.

Р е а т о в. Разве? Ну, опять не так! Да, я знаю, он ведет в твоей гостиной только приличные разговоры и говорит о своей любви не иначе как по учебнику хорошего тона.

А л е к с а н д р а. Я не знаю такого учебника.

Р е а т о в. Оставим это. Иль нет, скажи мне, ты сама... сильно любишь его?

А л е к с а н д р а. О да!

Р е а т о в. Счастливые! А знаешь ли ты, как горят его поцелуи?

А л е к с а н д р а. Горят? О да, он целует мне руки, но это вовсе не горячо.

Р е а т о в. Только руки?

А л е к с а н д р а. И только раз - но это я тебе по секрету - он поцеловал меня вот в это место.

Р е а т о в. В эту бледную щеку, которая так очаровательно вспыхнула теперь?

А л е к с а н д р а. Но я очень рассердилась и простила его только тогда, когда он сказал, что этого больше не будет...

Р е а т о в. До свадьбы! Дети! Ромео, не дерзающий напоить свою Юлию сладчайшим нектаром любви, пока его не повенчают с нею!

А л е к с а н д р а. Что ты говоришь, папа!

Р е а т о в. Я рад, дитя мое, я рад. Ты сберегла невинность, и ты не знаешь любви. Я рад, дитя, тому, что вы не любите друг друга.

А л е к с а н д р а. О нет, я люблю его, и он меня любит.

Р е а т о в. Дитя, знай, что любовь, не запечатленная последними жертвами, - это облачко, которое растает под поцелуями могучего светила. Любовь не знает преград и запрещений, любовь на все дерзает, все смеет. Кто любит, тот силен, как Геркулес, - он рад нести на своих плечах мир, заключенный для него в возлюбленной. Кто любит, тот гениален, как Шекспир, и дело любви - творческое дело. Кто любит, тот безумец, маньяк и бешеный в одно и то же время: одна мысль сжигает его мозг, один образ царит над его душою, и все сокрушает непреодолимый ураган его неистовых желаний. Он берет возлюбленную, как законную добычу, в свои могучие руки...

А л е к с а н д р а. Ах, ты уронишь меня! Пусти меня. У тебя глаза горят. Я не понимаю твоих слов.

Р е а т о в. Когда стремится он к обладанию красотою, каменные стены падают перед ним, и нет преграды, которая не разорвалась бы под напором его исступленной воли, как разрывается хрупкая ткань твоего траурного платья.

А л е к с а н д р а. Отец! Что ты делаешь? Безумный, ты разорвал мое платье! Ну к чему это?

Р е а т о в. Не он научит тебя любить. Прости, дитя. Я так давно тебя не видел, и мне жаль твоего сердца, которое ты хочешь снести в сырой ледник семейного счастья.

А л е к с а н д р а. Вот, надо идти, переодеться, а то еще увидит кто-нибудь это разорванное...

Р е а т о в. Подожди. Дай мне обнять тебя... Молнии в твоих глазах, черных, как ночь... Скажи, видел ли когда-нибудь он, твой жених скромненький, вот эту прекрасную грудь и вот это место под золотым амулетом?

А л е к с а н д р а. Ну конечно, не видел. Пусти меня.

Уходит.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

править

Там же. Через несколько дней. Александра и Дунаев тихо разговаривают. Реатов входит.

Р е а т о в. Вот два голубка неразлучные. Воркуете?

А л е к с а н д р а. Воркуем.

Р е а т о в. Ну, здравствуйте, дети мои, воркуйте и будьте счастливы.

Д у н а е в. О да, я постараюсь, чтоб Александра была счастлива.

Р е а т о в. Постарайтесь, мой друг, но только поберегите ваше здоровье, не расточайте безрасчетливо ваших сил, как тот итальянский мальчишка, безумец Ромео, который в одну ночь готов был излить на свою супругу весь Эдем наслаждений. Будьте благоразумны, как гоголевский Шиллер, и вы будете пользоваться патентованным и непромокаемым счастием.

Д у н а е в. Мы будем счастливы, конечно.

Р е а т о в. "Как боги на недоступных небесах?"

Д у н а е в. Как боги? О нет! Все мы люди, все человеки. И зачем недоступные небеса? Мы хотим быть счастливы на миру, на людей посмотреть и себя показать. Наш рай будет доступен для наших друзей.

Р е а т о в. Для друзей? Мило сказано.

Д у н а е в. А вы сегодня чем-то словно недовольны?

Р е а т о в. Нет.

Д у н а е в. Вы так бледны. Вы, может быть, не совсем здоровы? Послать бы за доктором.

Р е а т о в. Нет, мой друг, благодарю вас, я совсем здоров. Но только я расстроен. Дела такие... Словом, я нашел, чего не ожидал.

А л е к с а н д р а. Он все больше сидит и читает. Какие страшные и очаровательные есть книги!

Р е а т о в. Хотел бы я, Алексей Сергеевич, вам два слова сказать наедине, если вы позволите.

Д у н а е в. Я готов слушать.

Р е а т о в. Это наша тайна, Санечка, строжайшая тайна.

А л е к с а н д р а. Я никому ее не выдам.

Р е а т о в. Да и мы ее тебе не выдадим.

А л е к с а н д р а. Он не должен иметь тайн от меня.

Р е а т о в. А все-таки это наша тайна.

А л е к с а н д р а. Так я, значит, лишняя! Вот мило!

Р е а т о в. Не сердись, мой друг: через короткое время я верну его тебе, а теперь ты нас оставь.

А л е к с а н д р а. Хорошо, что ж делать! Это как тогда, когда я была девочкой, и ты занимался, а я приходила тебе мешать, ты меня и выпроваживал, как теперь.

Р е а т о в. Да, а ты сердилась и объявляла, что больше ко мне не придешь.

А л е к с а н д р а. До свиданья, Алексей Сергеич, - секретничайте себе.

Р е а т о в. Только смотри, деточка, не вздумай подслушивать.

А л е к с а н д р а. Ну конечно, не буду. Я не такая любопытная.

Уходит.

Р е а т о в. Садитесь, Алексей Сергеич, и поговорим. Прямо к делу. Вы знаете, что имеет ваша невеста?

Д у н а е в. Аполлон Максимович! Это меня нисколько не интересует.

Р е а т о в. Решительно нисколько?

Д у н а е в. Конечно, мои средства невелики, а привычки Александры...

Р е а т о в. Одним словом, приданое не мешает?

Д у н а е в. Я за деньгами не гонюсь, но если Александра имеет деньги, то тем лучше для нее. Я осмелился искать ее руки только потому, что искренно люблю ее, и для меня все равно, хоть бы она ничего не имела.

Р е а т о в. Друг мой, позвольте мне обнять вас. Теперь я спокоен за Александру. Слава Богу, теперь я вижу, что ее судьба в добрых и верных руках. А если б вы знали, как я мучился последние дни, когда познакомился с состоянием наших дел!

Д у н а е в. Но разве?..

Р е а т о в. Дорогой мой, мы совершенно разорены.

Д у н а е в. Но неужели?..

Р е а т о в. Да, моя благоверная жила не по средствам. Я плавал, а здесь... Были сделаны рискованные нововведения в хозяйстве. Еще старые долги, которые надо выплатить.

Д у н а е в. Вот как!

Р е а т о в. Но это бы еще с полбеды. А вот беда: весь капитал был отдан в руки спекулянта, который внезапно обанкротился.

Д у н а е в. Все это очень неприятно. Я не смогу доставить Александре Аполлоновне всего того, что она привыкла иметь.

Р е а т о в. Что делать! Я отдам Александре все, что могу, но боюсь, что вряд ли уцелеют от нашего состояния и малые крохи. Александра, быть может, избалована жизнью. Любовь - дело хорошее, с милым рай и в шалаше, да только иногда браки по любви кончаются потасовками супругов. Лучше подавить в себе нежные чувства, чем потом всю жизнь плакаться на судьбу. Так и вы лучше подумайте, не отказаться ли вам от этого брака, пока не поздно.

Д у н а е в. Нет, Аполлон Максимович, если Александра Аполлоновна согласится делить мою бедность, то я буду счастлив назвать ее своей женой. Бог с ним, с этим богатством! Все это, пожалуй, и к лучшему.

Р е а т о в. Даже к лучшему?

Д у н а е в. Да, конечно: по крайней мере, ни люди не осудят, что из-за денег женился, да и жена будет знать, что я не за приданое ее беру, а по любви.

Р е а т о в. Так! Нечто вроде благодеяния делаете?

Д у н а е в. Помилуйте, Аполлон Максимович, это, напротив, я буду считать себя осчастливленным, если Александра Аполлоновна согласится...

Р е а т о в. Да, да, я верю вашим благородным чувствам. А все-таки, мой друг, без денег плохо. Тем более что и в будущем, как оказывается, нет ни малейшей надежды.

Д у н а е в. Буду надеяться на себя, на свои силы, с нас и достаточно.

Р е а т о в. Был дядя у моей жены, вы знаете?

Д у н а е в. Разве уж скончался?

Р е а т о в. Нет, еще жив. Но я говорю: был, потому что если б он раньше умер, то жена была бы его наследницей, а теперь...

Д у н а е в. А теперь Александра Аполлоновна - наследница.

Р е а т о в. Александра - наследница? С чего вы это взяли?

Д у н а е в. Но как же? Ведь ваша супруга получила бы, если б не скончалась, - так почему же Санечка не может?

Р е а т о в. Почему не может?.. Ах, вот что, - так вы до сих пор ничего не знали... А я думал...

Д у н а е в. Но в чем же дело? Я, право, ничего не понимаю.

Р е а т о в. Так вам жена-покойница ничего не открыла?

Д у н а е в. Ничего.

Р е а т о в. Странно. А впрочем, это на нее так похоже. Всегда фантазии, тайны, неожиданности, капризы... Да Александра и сама не знает... Она выросла в нашей семье в таких мыслях...

Д у н а е в. Так неужели Александра Аполлоновна?..

Р е а т о в. Да, друг мой, - ведь вы все равно скоро узнали бы истину... Жена хотела непременно иметь девочку, - и вот...

Д у н а е в. Так вот в чем дело! А я ничего не знал. Мне почему-то не сказали.

Р е а т о в. Вы так любите ее, что вам все равно, как бы она ни называлась.

Д у н а е в. Да, конечно, но...

Р е а т о в. Не все ли равно, Реатова ли она или Александра Трофимовна Водохлебова, крестьянская девица? Конечно, фамилия немножко вульгарная...

Д у н а е в. Да, но...

Р е а т о в. Но она покроется фамилией мужа, не так ли? Деревенская родня не очень нам надоедала.

Д у н а е в. А бывали-таки?

Р е а т о в. Нельзя же, знаете, без того. Родственные чувства...

Д у н а е в. Да, да, конечно...

Р е а т о в. Эти деревенские гостинцы, кокорки, калитки из черного теста с кислым творогом... Точно Александра может их есть! Конечно, уписывала бы за обе щеки, но воспитание, вы знаете.

Д у н а е в. Да, конечно.

Р е а т о в. Вот только то досадно, что это обстоятельство лишает ее, как видите, права получать наследства от родственников моей покойной жены.

Д у н а е в. Ну что ж, и не надо.

Р е а т о в. Так не лучше ли вам, голубчик, отказаться? А? Пока не поздно. Вы найдете себе легко и богатую невесту. Право, лучше будет, а?

Д у н а е в. Нет, да отчего же! Я, право, не знаю.

Р е а т о в. Вы бы подумали, мой друг, прежде чем связывать себя.

Д у н а е в. Да, конечно, я подумаю...

Р е а т о в. Ну вот и отлично.

Д у н а е в. Да нет, впрочем, отчего же! Мне все равно, а вот как Александра Аполлоновна, это от Александры Аполлоновны зависит.

Р е а т о в. Так вот, я вам высказал. Теперь, если угодно, я пошлю к вам Александру.

Д у н а е в. Да, да, конечно, Александра Трофимовна...

Р е а т о в. Только знаете что, друг мой, вы ее пока Александрой Трофимовной не называйте, - пусть она пока Аполлоновной останется. Она, видите ли. привыкла, - а так, сразу, пожалуй, обидно покажется.

Д у н а е в. Да, да, я понимаю, это совершенно нечаянно, с языка сорвалось. Так я уж тут подожду.

Р е а т о в. Сейчас я вам ее пришлю.

Уходит. Дунаев мнется на месте. Берет шляпу. Очень расстроен. Прохаживается. Заглянул в зеркало. Подошел к двери направо. Постоял. Пожал плечами. Быстро пошел к выходной двери, в глубине. Взялся за ручку двери. Не отворить. Возится с ручкою, толкает дверь. Отходит красный, раздосадованный. Бормочет.

Д у н а е в. Черт знает, что такое!

Подходит к окну. Лезет на подоконник. Входит Александра.

А л е к с а н д р а. Что вы там делаете? Зачем вы на подоконник влезли?

Д у н а е в (спрыгнул с подоконника). Ах, это вы, Александра Аполлоновна!.. Я, видите ли, я... так... то есть я уронил платок за окошко.

А л е к с а н д р а. Так вы за платком! Какой вы смешной! Да вы бы послали кого-нибудь.

Д у н а е в. Да мне, видите ли, здесь ближе...

А л е к с а н д р а. Побоялись, чтобы не унесли вашего платка? Какой вы скупой! Покажите же мне этот драгоценный платок. (Смотрит в окно.) Что-то я его не вижу.

Д у н а е в. Ветер унес, ветер, Александра Аполлоновна.

А л е к с а н д р а. Полноте, какой теперь ветер!

Д у н а е в. То есть нет, это вот сейчас, когда я с вами говорил, мальчишка пробежал, подхватил платок да и был таков. Теперь я вспомнил, что тут вертелся мальчишка, белоголовый такой мальчишка, оборвыш, дыра на коленке.

А л е к с а н д р а. Белоголовый оборвыш похитил ваш платок, а вы за ним в погоню через окошко устремились? Похвально!

Д у н а е в (мямлит). Да, ну что ж.

А л е к с а н д р а. Положите вашу шляпу и садитесь. И вперед не роняйте платков за окошко и не убегайте через окно - на то двери есть.

Д у н а е в. Извините, Александра Аполлоновна, но мне надо идти. Если позволите, я приду вечером, а пока...

А л е к с а н д р а. Подождите. Тут дело неспроста. Объясните мне, что это значит. О чем вы говорили с отцом? Что с вами? Отчего вы так смущены?

Д у н а е в. Право, ничего, Александра Аполлоновна, ничего, - все это разъяснится своевременно, разъяснится к общему удовольствию.

А л е к с а н д р а. Да что разъяснится? Что случилось? Отчего вы хотели прыгать из окна? Кажется, про платок вы сфантазировали зачем-то.

Д у н а е в. Право, я не знаю, как сказать...

А л е к с а н д р а. И если вы хотели уйти, не встретившись со мной, отчего вы не прошли через эту дверь?

Д у н а е в. Но эта дверь заперта на ключ.

А л е к с а н д р а. Заперта? Вот странно! А вы разве уже пробовали там пройти? Да, в самом деле, заперта. (Нажимает кнопку электрического звонка. Медленно подходит к двери направо. Тихо говорит что-то, приоткрыв дверь. Возвращается.) Что это за шутки, объясните ли вы мне это наконец?

Д у н а е в. Хорошо, Александра Аполлоновна, если вы непременно требуете, я буду откровенен. Я думал, что нам сегодня лучше было бы не встречаться. Аполлон Максимович разъяснит вам, что ваше положение оказывается теперь другим, то есть в имущественном отношении... то есть... что средства ваши теперь уж не те... то есть нельзя сказать, что разорение...

А л е к с а н д р а. То есть, то есть! Как вы тянете! Сказали бы прямо, что моих денег для вас мало...

Д у н а е в. Нет, я не то имел в виду. Но мои средства так ограничены, я не могу доставить вам того, что вы привыкли иметь, и я думал, что вы, узнав настоящее положение дел, сами откажетесь...

А л е к с а н д р а. От чести быть вашей женою? Вы этого хотите?

Д у н а е в. Поверьте...

А л е к с а н д р а. Довольно. Я поняла. Вы свободны. Идите.

Д у н а е в. Поверьте, Александра Трофимовна...

А л е к с а н д р а. Как?

Д у н а е в. Виноват, совершенно нечаянно.

А л е к с а н д р а. Вам хочется показать, что вы уже забываете, как меня зовут? Это забавно. Придумал - Трофимовна!

Д у н а е в. Виноват, я думал... мне послышалось... Аполлон Максимович сказал...

А л е к с а н д р а. Вы думали, вам послышалось, вам сказали, - ничего не пойму.

Д у н а е в. Но я думал, что вы знаете. Виноват, я, кажется, смешал.

А л е к с а н д р а. Смешали меня с какой-то Трофимовной? Это ваша новая невеста? Да? Прощайте.

Быстро уходит в дверь направо. Дунаев в нерешительности ходит по комнате, тихонько, словно крадучись, подбирается к выходной двери - исчезает в нее.

А л е к с а н д р а (возвращаясь). Ушел...

Молча стоит у окна. Входит Реатов.

Р е а т о в. Ушел? Александра, какие у тебя холодные руки. Дай мне обнять тебя. Скажи мне свое горе...

А л е к с а н д р а. Жалкий такой... Ушел... Назвал меня Трофимовной...

Р е а т о в. Тебе жаль его?

А л е к с а н д р а. Любви моей жалко! Любить такого! Стыд!

Р е а т о в. Прости меня, дитя, за то, что я сделал. Я заставил его снять перед тобою маску, чтоб рассеять твои иллюзии. Я знаю тебя: у тебя гордое сердце, и ты выберешь лучше смертную муку, чем сладкую ложь.

А л е к с а н д р а. Да... Благодарю тебя... Но это жестоко - то, что ты сделал.

Р е а т о в. Только жестокая воля - воля.

А л е к с а н д р а. Что ты ему сказал?

Р е а т о в. Немногое. Я сказал, что мы разорены, что наследства ты не получишь, потому что ты - наш приемыш, крестьянская девочка.

А л е к с а н д р а. Разве это правда?

Р е а т о в. Мы богаты. Он это скоро узнает и вернется к тебе.

А л е к с а н д р а. Да я к нему уж не вернусь. Но зачем ты это сказал?

Р е а т о в. Затем, чтобы разом сорвать с него маску. Я не хочу, чтоб ты ему досталась, потому что я тебя люблю, я сам тебя люблю, люблю не так, как любят дочь, люблю тебя пламенною, непобедимою любовью. Не гляди на меня в ужасе своими молниями-глазами. Любовь - не грех, любовь - закон природы. Не мы сами распалили ее в себе - неотразимая сила вложила ее в нас, и мы должны быть счастливы, хотя бы пришлось за это счастие заплатить ценою всей жизни. Мы уедем с тобой далеко, в чужие края, где нас не знают, - мы будем счастливы бурным и жгучим счастием, сестра души моей, надменная и кроткая... Кто захочет отнять от нас наше счастье, доколе мы, пресыщенные им, не отбросим его от себя, вместе с ненужной жизнью?

А л е к с а н д р а. Ужасно то, что ты говоришь. Это грех.

Р е а т о в. Любовь - не грех.

А л е к с а н д р а. Ты сказал ему, что я приемыш, что я не дочь тебе. Может быть, это правда? Скажи мне, дочь я тебе или нет?

Реатов молчит.

А л е к с а н д р а. Если б я не была твоей дочерью!

Р е а т о в. Хорошо, Александра, я скажу тебе правду, но раньше ответь мне на два мои вопроса. Обещай, что скажешь мне правду.

А л е к с а н д р а. Хорошо, я скажу тебе правду.

Р е а т о в. Как бы это ни было тяжело?

А л е к с а н д р а. Как бы мне ни было тяжело, я скажу тебе правду. Я скажу тебе правду даже и тогда, если и сама еще этой правды не знаю теперь. Я обнажу свое сердце и из самой глубины его выну правду. И тогда ты мне скажешь, дочь я тебе или нет.

Р е а т о в. Да. Скажи мне: отец я тебе или не отец - это сейчас ты узнаешь наверное, - но и в том и в другом случае чувство твое останется то же? Сердце твое не перегорит же от одного моего слова, которое притом будет слово о прошлом, далеком прошлом?

А л е к с а н д р а. Да, сердцу моему все равно, отец ты мне или не отец.

Р е а т о в. Теперь скажи, любишь ли ты меня? Хочешь ли быть моею? Ты побледнела и молчишь, - но ты обещала сказать мне правду. Я жду... Какое долгое молчание! Да, не торопись ответом, испытай свое сердце, - ты скажешь правду.

Долгое молчание. Александра отошла. Стоит. Возвращается.

Р е а т о в. Какую тайну ты несешь мне? Тебе страшно сказать ее. Скажи только одно слово: если ты любишь меня, если ты хочешь быть моею, скажи мне: "Да". А если не так, скажи: "Нет".

А л е к с а н д р а (поспешно). Да.

Р е а т о в. Я достиг цели. Но как тяжело! Это почти не радует меня. Да, теперь мой черед сказать последнее, роковое слово.

А л е к с а н д р а. Скажи, я дочь твоя или нет?

Р е а т о в. Я люблю тебя.

А л е к с а н д р а. Я не дочь тебе? Да? Не дочь?

Р е а т о в. Дочь.

А л е к с а н д р а. Дочь!.. Что же, сожжем ветхие слова, которые нас разделили. Я хочу...

<1906>