ЛОРДЪ ПАЛЬМЕРСТОНЪ
правитьИсторія Англіи представляетъ не много фактовъ столь занимательныхъ и поучительныхъ, какъ судьба знаменитыхъ политическихъ дѣятелей этой страны. И здѣсь, какъ и вездѣ, случай управляетъ ходомъ жизни. Иногда инисіатива государственныхъ дѣлъ британскаго королевства выпадаетъ на долю представителя древняго аристократическаго рода, а иногда — сына простаго гражданина. Иногда мѣсто главнаго министра занимаетъ человѣкъ съ блистательнымъ правительственнымъ" умомъ, а иногда самая горькая посредственность, только по прихоти судьбы поставленная въ головѣ своихъ соотечественниковъ. Лордъ Чатамъ (Chatham), напримѣръ, былъ великій, пламенный, хотя нѣсколько театральный ораторъ; сынъ его Вилльямъ Питтъ обладалъ удивительными Финансовыми соображеніями и чрезвычайно твердымъ, рѣшительнымъ характеромъ; Чарльзъ Фоксъ (Fox) отличался даромъ слова, ученостью и тѣмъ благороднымъ сочувствіемъ къ ближнимъ, которое въ дѣлахъ правленія заставляетъ прибѣгать къ прогрессивнымъ мѣрамъ. Съ другой стороны, лордъ Нортъ (North), лордъ Ливерпуль (Liverpool) и лордъ Мельбурнъ (Melbourne) не имѣли никакихъ способностей, необходимыхъ для занятія такой важной должности, кромѣ искуства нравиться въ обществѣ. Далѣе, лордъ Дерби (Derby), нѣсколько разъ бывшій главнымъ министромъ, служитъ представителемъ одного изъ самыхъ древнихъ семействъ гордой англійской аристократіи, тогда какъ сэръ Робертъ Пиль (Peel) былъ сынъ богатаго мануфактуриста, который только однимъ поколѣніемъ отдѣлялся отъ предковъ, принадлежавшихъ къ рабочему классу. Представляя нашимъ читателямъ нѣсколько подробный разсказъ о карьерѣ нынѣшняго главнаго министра Англіи, мы надѣемся изложить нѣкоторыя подробности относительно современной англійской конституціи.
Судьба лорда Пальмерстона служитъ рѣзкимъ доказательствомъ того соблазна, какой, несмотря на свою скользкость, представляетъ государственное поприще въ Англіи. Пользуясь по праву рожденія всѣми привилегіями сословнаго положенія и богатства, онъ очень рано вступилъ въ парламентъ и принялъ общественную должность. Еслибъ онъ былъ сыномъ Французскаго дворянина, то, вѣроятно, занимался бы улучшеніемъ своихъ земель или какими нибудь мануфактурными предріятіями; еслибъ онъ былъ Нѣмецъ, то проводилъ бы время на охотѣ. Еслибъ онъ былъ сыномъ американскаго милліонера, то конечно пренебрегъ бы политикой своей родины и жилъ бы ради пустыхъ развлеченій въ европейскихъ столицахъ; но такъ какъ судьбѣ угодно было сдѣлать его Англичаниномъ, то онъ увидѣлъ передъ собой поприще, которое въ состояніи удовлетворить самому дѣятельному и неограниченному честолюбію; — поприще, какое представляли древній Римъ и Греція своимъ гражданамъ — поприще труда, почестей и нескончаемаго прогресса.
Званіе ирландскаго пэра, наслѣдованное Пальмерстономъ, не дозволяло ему вступить въ палату лордовъ. По въ этомъ случаѣ судьба была къ своему любимцу благосклоннѣе, чѣмъ казалось бы на первый взглядъ: она помогла Пальмерстону втереться въ палату общинъ, единственную арену, на которой честолюбивый государственный человѣкъ можетъ расчитывать на блистательный успѣхъ. Наслѣдовавъ своему отцу въ 1803 году, молодой, девятнадцатилѣтній виконтъ пользовался тѣмъ могущественнымъ значеніемъ, какое имѣетъ древность происхожденія почти во всѣхъ классахъ англійскаго народа. Предки семейства Темпль (Temple), къ которому принадлежитъ Пальмерстонъ, встрѣчаются на страницахъ исторіи еще во времена саксонской гептархіи, до вступленія на престолъ короля Альфреда. Одинъ изъ потомковъ этого рода, графъ лестерскій помогъ Эдуарду Исповѣднику взойти на престолъ и прославилъ себя въ преданіяхъ Англіи, давъ случай супругѣ этого короля Годивѣ выказать патріотизмъ и любовь къ гражданамъ города Ковентри — поступокъ, воспѣтый Дженнисономъ (Jennyson) въ нѣкоторыхъ изъ лучшихъ его стихотвореній[1].
Послѣ покоренія Англіи Норманнами, саксонскіе вельможи лишились своихъ владѣній и правъ. Графы лестерскіе превратились въ простыхъ лордовъ Темпля; послѣднее названіе сохранилось за землями, которыя нѣкогда графы лестерскіе подарили Тампліерамъ и которыя впослѣдствіи перешли къ потомкамъ прежнихъ своихъ владѣтелей. Изъ лѣтописей не видно, имѣлъ ли знаменитый мятежникъ и радикалъ тринадцатаго столѣтія, Симонъ де-Монфортъ, графъ Лестерскій, какое нибудь другое отношеніе къ этимъ Темплямъ, кромѣ владѣнія ихъ древняго титула. Богатство Темплей, повидимому, быстро приходило въ упадокъ, но они не теряли своей врожденной энергіи. «Flecti non Fracti» (согнуты, но не сломаны) — таковъ ихъ геральдическій девизъ, и они оправдали его на дѣлѣ и доказали, что судьбѣ не легко ихъ сломить. Когда они растеряли богатство и доходныя земли, то обратились къ труду для поддержанія жизни и чести. Въ царствованіе королевы Елизаветы, изъ двухъ братьевъ Темпль, старшій, Джонъ, наслѣдовалъ родовое имѣніе въ Сто (Stow) и былъ предкомъ настоящаго герцога Бёккингамскаго, а младшій, Антони, сдѣлался родоначальникомъ новой отрасли, оканчивающейся лордомъ Пальмерстономъ. Сынъ этого Антони Темпля, Вилльямъ, успѣшно занимался науками и сдѣлался преподавателемъ школы въ Линкольнѣ, а потомъ секретаремъ сэра Филипа Сидни (Sidney), который и умеръ на его рукахъ отъ раны, полученной въ сраженіи при Цутфенѣ. Вилльямъ Темпль наслѣдовалъ отъ своего знаменитаго друга, по завѣщанію, тридцать фунтовъ стерлинговъ ежегоднаго дохода и пріобрѣлъ расположеніе графа Эссекса. Но когда этотъ новый покровитель скончался на эшафотѣ и его друзья подверглись ненависти государственнаго секретаря Цециля (Cecil), Вилльямъ Темпль, не желая подвергаться преслѣдованію со стороны этого могущественнаго вельможи, удалился въ Ирландію и тамъ, благодаря своимъ заслугамъ и учености, сдѣлался превотомъ дублинскаго университета. Отростокъ, посаженный такимъ образомъ на новую почву, сталъ восходить къ почестямъ и богатству. Вилльямъ Темпль, благодаря своему знанію законовъ, получилъ государственную должность въ Ирландіи. Сынъ его, Джонъ, сдѣлался знаменитымъ юристомъ и судьею и выказалъ замѣчательную способность примѣняться къ обстоятельствамъ, не роняя своего достоинства, — способность, повидимому, наслѣдственную въ его родѣ. Физическая сила, кажется, также составляетъ характеристическую черту этого семейства. Сэръ Джонъ умеръ семидесяти семи лѣтъ, его отецъ, сэръ Вилльямъ семидесяти трехъ. Преемникъ сэра Джона, сэръ Вилльямъ Темпль, извѣстенъ какъ государственный человѣкъ и другъ Вильгельма Оранскаго. Онъ былъ главнымъ виновникомъ тройственнаго союза между Англіей, Голландіей и Швеціей, который нанесъ такой сильный ударъ честолюбивымъ замысламъ Лудовика XIV. Способность дипломатическая была у него наслѣдственная. Онъ умеръ на семидесятомъ году отъ рожденія. Его. братъ, сэръ Джонъ, былъ юристомъ, политикомъ и ораторомъ въ ирландской палатѣ общинъ и въ такой степени пользовался общимъ уваженіемъ современниковъ, что, по лестному для него замѣчанію архіепископа Щельдона, «всѣ о немъ отзывались хорошо». Онъ прожилъ семьдесятъ. одинъ годъ, и былъ отцомъ Гёнри Темпля, который въ 1722 году получилъ отъ короля Георга I титулъ барона Темпля и виконта Пальмерстона. Мы съ намѣреніемъ указали на глубокую старость, которой достигали члены этого семейства, такъ какъ долговѣчность, вообще, служитъ доказательствомъ здоровой физической организаціи. Первый лордъ Пальмерстонъ, скончался на восемьдесятъ четвертомъ году, переживъ своего старшаго сына, и, умирая, оставилъ своимъ преемникомъ внука, отца нынѣшняго пэра. Такимъ образомъ титулъ виконта перешелъ только къ третьему наслѣднику въ родѣ, хотя данъ былъ еще въ 1722 году и хотя первый обладатель его, прадѣдъ нынѣшняго лорда, родился въ 1673, въ царствованіе Карла II. Эти замѣчанія могутъ казаться мелочными, но мы ихъ считаемъ нелишними для объясненія характера главнаго министра Англіи, — характера, представляющаго смѣсь элементовъ прошедшаго и настоящаго времени: темпераментъ теплый и сангвиническій, увлекающійся всякимъ случайнымъ преимуществомъ, но сдерживаемый умомъ осторожнымъ и осмотрительнымъ, руководимымъ семейными преданіями и личной опытностью.
Генри Джонъ Темпль, нынѣшній главный министръ Англіи, родился въ 1784 году въ Бродлэндахъ (Broadlands), въ Гампширѣ, мѣстопребываніи своихъ родителей. Его мать, урожденная миссъ Мэри Ми (Мее), кажется, пріобрѣла своего благороднаго супруга вслѣдствіе романтическаго приключенія. Говорятъ, что старый лордъ Пальмерстонъ упалъ съ лошади и былъ въ опасномъ положеніи принесенъ въ домъ Авраама Мы. Такъ какъ онъ былъ сильно болѣнъ, то за нимъ стала ухаживать дочь хозяина. Благородной пэръ, бывшій уже четырнадцать лѣтъ вдовцомъ, влюбился въ нее и предложилъ ей свою руку. Замѣчательно, что этотъ второй виконтъ Темпль занималъ какую-то государственную должность въ то время, когда въ головѣ министерства находился маркизъ Роккинггамскій. Это обстоятельство доказываетъ, что тогда еще въ семействѣ вигизмъ сохранялся но наслѣдству. Уже впослѣдствіи, когда Французская революція произвела реакцію въ Англіи, многіе изъ либеральныхъ дворянъ перешли къ партіи Тори. Молодой Темпль выросъ подъ вліяніемъ этой реакціи. На его воспитаніе родители не пожалѣли издержекъ. Онъ посѣщалъ сначала школу въ Гарро (Harrow), потомъ въ Эдинборо, гдѣ слушалъ лекціи Дюгальда Стюарта (Dugald Stewart), и наконецъ получилъ степень магистра (magister artium) въ кембриджской коллегіи Св. Джона, въ 1806 году. Онъ никогда не имѣлъ притязаній на большую ученость. Его способности были хороши, но онъ не успѣлъ развить ихъ пауками. Дѣйствительно, онъ сталъ учиться позже, чѣмъ другіе мальчики, и вступилъ въ свѣтъ раньше другихъ молодыхъ людей. Сосѣди въ Гампширѣ часто упрекали его мать, что она слишкомъ долго оставляетъ при себѣ своего сына. Онъ былъ уже большимъ мальчикомъ, когда освободился отъ женскаго воспитанія и поступилъ подъ надзоръ гувернеровъ и учителей. Съ другой стороны, ему было всего восемнадцать лѣтъ, когда, онъ лишился отца и сдѣлался виконтомъ Пальмерстономъ. Отличаясь красивой наружностью и веселымъ, живымъ характеромъ, съ значительною примѣсью ирландской горячности, онъ, при вступленіи въ свѣтъ, долженъ былъ имѣть рѣшительный успѣхъ. Нѣтъ сомнѣнія, что онъ тогда имѣлъ болѣе права на титулъ «купидона», чѣмъ впослѣдствіи, во время служебной своей дѣятельности, когда это названіе дано было ему въ насмѣшку. Какъ бы то ни было, благодаря своимъ талантамъ и громко высказанному образу мыслей, онъ былъ избранъ представителемъ партіи Тори во время важной борьбы ея съ противниками. По смерти Питта, въ 1806 году, Фоксъ сдѣлался главнымъ министромъ, а молодой лордъ Генри Питти (Petty), нынѣшній маркизъ Лансдоунъ (Lansdowne), — канцлеромъ казначейства. Такимъ образомъ открылось мѣсто парламентскаго представителя со стороны кембриджскаго университета; Главнымъ популярнымъ кандидатомъ на это мѣсто явился молодой лордъ Генри, но партія Тори противупоставила другаго кандидата, еще болѣе молодаго, въ лицѣ лорда Пальмерстона. Она, однакожъ, потерпѣла въ этомъ дѣлѣ совершенное пораженіе. Но Пальмерстонъ все-таки поступилъ въ палату общинъ, бывъ избранъ представителемъ мѣстечка Блетшингли (Bletchingley). Вскорѣ потомъ онъ вкусилъ сладость государственной службы, такъ какъ министерство Тори, вступившее въ управленіе послѣ смерти Фокса, назначило его младшимъ лордомъ адмиралтейства. Два года спустя, онъ назначенъ былъ секретаремъ по военнымъ дѣламъ, которое и сохранялъ потомъ около двадцати лѣтъ. Съ этой должностью въ то время не соединялось званіе кабмнежз'-министра и лордъ Пальмерстонъ преимущественно ограничивался исполненіемъ необходимыхъ обязанностей въ палатѣ общинъ, гдѣ говорилъ рѣдко, — и то только, когда дѣло касалось военнаго вѣдомства, состава арміи и разныхъ въ ней преобразованій. Такимъ образомъ онъ служилъ при нѣсколькихъ главныхъ министрахъ партіи Тори, не стараясь защищать ихъ главную политику, но довольствуясь подачею голоса въ пользу предлагаемыхъ ими мѣръ и исполненіемъ своей собственной должности. Его первымъ начальникомъ былъ герцогъ Портлендскій, потомъ Персеваль, лордъ Ливерпуль, Каннингъ и герцогъ Веллингтонъ. Въ 1818 году, когда главнымъ министромъ былъ Кастльригъ (Castlereagh), лордъ Пальмерстонъ едва не поплатился жизнію отъ руки убійцы. Когда онъ всходилъ по лѣстницѣ военнаго департамента, лейтенантъ 62-го пѣхотнаго полка, Дэвисъ (Davies), получавшій половинное жалованье, выстрѣлилъ въ него изъ пистолета. Пуля прошла сквозь платье секретаря, посереди спины, и вышла у лопатки плеча, не причинивъ лорду серьёзнаго вреда. Преступникъ немедленно былъ схваченъ и, обратившись къ сторожу, сказалъ: «Вамъ извѣстно, что я обиженъ! Я его убилъ!» Въ чемъ состояла обида, понесенная имъ, доселѣ остается для насъ тайной. Во время слѣдствія, съ Дэвисомъ обращались не какъ съ преступникомъ, но какъ съ сумасшедшимъ, и потому причины ссоры не были раскрыты. Этотъ случай, едва не прервавшій карьеру Пальмерстона, ускользнулъ отъ вниманія нашихъ современныхъ писателей. Странно, что имя будущаго главнаго министра рѣдко встрѣчается въ скандалезной перепискѣ, изданной для объясненія временъ регентства и царствованія Георга, IV. Разъ, впрочемъ, тамъ упоминается о Пальмерстонѣ, какъ о близкомъ другѣ Каролины Брауншвейгской, несчастной супруги короля. Пальмерстонъ часто посѣщалъ ее и игралъ съ нею въ шахматы, когда она, въ качествѣ принцессы валлійской, жила въ Кенсингтонѣ. Описаніе его характера, сдѣланное въ то, время, очень интересно: а Лордъ Пальмерстонъ", сказано въ этой перепискѣ, «усердно ухаживаетъ за принцессой: онъ не изъ тѣхъ людей, которые пренебрегаютъ какимъ бы то ни было средствомъ для достиженія власти. Онъ направилъ къ этой цѣли всѣ свои помыслы и вѣроятно осуществитъ свои надежды, какъ и всякій, кто только настойчиво преслѣдуетъ одинъ какой нибудь предметъ, хотя этотъ честолюбецъ, кромѣ ловкости, не имѣетъ никакого права на отличіе. Замѣчательно, что, несмотря на свое кроткое и пріятное обращеніе, онъ не пользуется популярностью. Принцесса хотя и не положительно къ нему пристрастна, но удостоиваетъ его вниманія».
Это мѣсто ясно представляетъ Пальмерстона, какъ осторожнаго политика-интриганта. Долго онъ не могъ осуществить своихъ надеждъ относительно «достиженія власти», но неудачи не отняли у него энергіи. Лѣтъ двадцать онъ подчинялъ себя волѣ людей, которыхъ, быть можетъ, презиралъ отъ всей души; онъ изучалъ свою роль, искуство защищать запутанные вопросы, пріобрѣтать друзей и представлять дурное дѣло съ хорошей стороны. Онъ пріобрѣлъ эти качества и постоянно ихъ совершенствовалъ нетолько въ палатѣ общинъ и въ департаментѣ военныхъ дѣлъ, но даже въ частныхъ домахъ и особенно въ обществѣ женщинъ высшаго круга, которыхъ благоволеніе болѣе заставляло обращать на него вниманіе публики, чѣмъ собственные его таланты.
Наконепъ, онъ почувствовалъ въ себѣ достаточно силы, чтобы быть независимымъ. Хотя онъ служилъ подъ начальствомъ столь многихъ лицъ, что казался совершенно равнодушнымъ относительно того, кто главный министръ и каковъ его образъ мыслей, — однакожъ рѣшился возстать противъ одного изъ самыхъ твердыхъ и настойчивыхъ министровъ — герцога Веллингтона. Онъ даже подалъ въ отставку, ссылаясь на свои личныя убѣжденія, будто недозволявшія ему продолжать карьеру. Поводомъ къ этому послужило увольненіе Гёскиссона (Huskisson), подавшаго голосъ противъ билля о лишеніи мѣстечка East-Betford права избирать представителя въ парламентъ. Казалось, этотъ вопросъ не долженъ былъ бы имѣть такихъ важныхъ послѣдствій, какова отставка двухъ или трехъ министровъ; но съ нимъ связаны были принципы общей политики, министерскаго и парламентскаго управленія, которые интересно было бы изложить подробно, еслибъ позволялъ объемъ нашей статьи. Ограничимся, для объясненія этого обстоятельства, нѣсколькими словами. Послѣдователи Каннинга, бывшіе представителями такъ называемыхъ нынѣ либерально-консервативныхъ принциповъ, пристали къ министерству Веллингтона въ томъ предположеніи, что ихъ мнѣніямъ дозволено будетъ имѣть вліяніе въ совѣтѣ министровъ. Гёскиссонъ, находившійся въ головѣ ихъ, вскорѣ замѣтилъ, что старинная партія Гори, предводительствуемая Веллингтономъ и Пилемъ, неслишкомъ расположена сдѣлать какую бы то ни было уступку духу реформы, распространившемуся въ обществѣ. Подавъ голосъ противъ Пиля по поводу означеннаго нами вопроса, Гёскиссонъ счелъ нужнымъ, въ видахъ приличія, просить объ отставкѣ, въ полной увѣренности, что его просьба будетъ, отвергнута. Но онъ ошибся въ расчетѣ. Веллингтонъ принялъ его просьбу и представилъ ее королю и Гёскиссонъ былъ, дѣйствительно, уволенъ. Онъ просилъ аудіенціи у короля, но не былъ допущенъ, по совѣту Веллингтона, и затѣмъ оставилъ службу. Лордъ Дёдли (Dudley) и Пальмерстонъ, служившіе съ Каннингомъ и проповѣдывавшіе его мнѣнія, также вышли въ отставку, вмѣстѣ съ своимъ другомъ. Весь свѣтъ тогда смѣялся надъ нецеремоннымъ, военнымъ способомъ герцога внушать своимъ подчиненнымъ уваженіе къ дисциплинѣ. Но упрямые противники Веллингтона не хотѣли подчиниться несправедливому авторитету. Гёскиссонъ по этому поводу сказалъ: «Избави Богъ всякаго быть государственнымъ секретаремъ и имѣть возможность видѣть своего короля не иначе, какъ только съ дозволенія главнаго министра. При такихъ условіяхъ, можно быть главнымъ клеркомъ, главнымъ начальникомъ какого нибудь исполнительнаго департамента, но нельзя оставаться государственнымъ министромъ, совѣтникомъ, который необходимо долженъ пользоваться довѣріемъ своего короля[2]». Когда Гёскиссонъ кончилъ необыкновенно-длинную рѣчь и когда секретарь Пиль (впослѣдствіи сэръ Робертъ) отвѣтилъ другою, тоже длинною рѣчью, виконтъ Пальмерстонъ всталъ и прямо и открыто одобрилъ поступокъ своего друга, выходившаго въ отставку, и объявилъ, что намѣренъ послѣдовать его примѣру. Въ этой рѣчи мы видимъ что-то похожее на публичное признаніе политическихъ вѣрованій со стороны оратора. «Главная причина», сказалъ онъ, «почему я присталъ къ министерству благороднаго герцога, заключалась въ довѣріи къ моему другу, сдѣлавшемуся членомъ этого правленія. Я очень строгъ въ отношеніи своихъ политическихъ принциповъ, большей части которыхъ мой почтенный другъ явился могущественнымъ адвокатомъ. Я не имѣю претензіи думать, что самъ былъ бы въ состояніи осуществить какую нибудь политическую систему, но, видя своего друга членомъ совѣта министровъ, я былъ увѣренъ, что безопасно могу слѣдовать своимъ принципамъ.»
Упоминая о внѣшней политикѣ Каннинга, лордъ Пальмерстонъ сказалъ въ своей рѣчи: «Въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ наши отношенія къ другимъ народамъ поставили Англію на такую высоту, какой она рѣдко достигала и выше которой никогда не поднималась въ прежнія времена. Этимъ положеніемъ она обязана была не беззаконному насилію, но довѣрію, внушенному нашей справедливостью и умомъ нашихъ совѣтовъ. Такъ мы пріобрѣли уваженіе образованнаго міра»… Эти слова, произнесенныя въ такое время, когда ораторъ добровольно оставлялъ свое мѣсто, не имѣя въ виду вскорѣ занять его снова, и когда онъ еще не могъ думать о вступленіи когда либо въ должность министра иностранныхъ дѣлъ, показываютъ основныя понятія Пальмерстона относительно иностранной политики и служатъ ключемъ къ разъясненію той системы вмѣшательства, которая ознаменовала позднѣйшую его политическую карьеру. Онъ очевидно восхищался дѣйствіями Каннинга. Эти дѣйствія всегда были слѣдствіемъ вдохновенія, и точно такъ же желаетъ дѣйствовать Пальмерстонъ. Каннингъ, по поводу подачи Англичанами помощи Португальцамъ, говорилъ ловкимъ, хвастливымъ тономъ: «Мы идемъ поставить знамя Англіи на знакомыхъ высотахъ Лиссабона. Гдѣ развѣвается это знамя, тамъ не бывать иноземному владычеству». Спустя двадцать четыре года, Пальмерстонъ, въ своей длинной рѣчи объ англійской политикѣ въ отношеніи Греціи, желая оправдать свое поведеніе въ дѣлѣ дона Пацифико, говорилъ не менѣе хвастливымъ тономъ: «Какъ древній Римлянинъ считалъ себя безопаснымъ отъ безчестія, когда могъ оказать: civis Romanus sum, такъ англійскій подданный, въ какой бы ни находился странѣ, долженъ быть увѣренъ, что зоркій глазъ и твердая рука правительства защитятъ его отъ несправедливости и обиды».
Неудивительно, что подобные министры пользуются популярностью въ Англіи, какъ бы ни значительна была ненависть къ нимъ со стороны иностранныхъ державъ: одно изъ самыхъ сильныхъ инстинктивныхъ чувствованій Джонъ-Булля, едва укрощаемое развитіемъ просвѣщенія, заключается въ желаніи посредствомъ удара кулакомъ въ лицо внушить иностранцамъ должное понятіе о своемъ значеніи.
Лордъ Пальмерстона, сохранилъ еще другую черту, скопированную имъ съ Каннинга, болѣе естественную, чѣмъ первая. Онъ часто прибѣгаетъ къ насмѣшкамъ въ парламентскихъ дебатахъ. Онъ не имѣетъ того тонкаго, вѣжливаго остроумія, какимъ отличался Каннингъ, но зато обладаетъ не малымъ талантомъ представлять своего оппонента съ смѣшной стороны и отдѣлываться шутками отъ затруднительныхъ вопросовъ. Его сарказмы не лишены ѣдкости, что доказываетъ досада, обнаруженная Брайтомъ, когда Пальмерстонъ, отвѣчая на одну изъ строгихъ, нравоучительныхъ рѣчей квакера, началъ, будто ненарочно, словами: «The reverent! gentleman» (преподобный джентльменъ), вмѣсто обыкновенно употребляемой фразы «The honorable gentleman» (достопочтенный джентльменъ). Громкій смѣхъ, вызванный этой выходкой оратора, привелъ Брайта почти въ бѣшенство.
Но мы сдѣлали отступленіе! Мы ужъ замѣтили, что вопросъ о лишеніи мѣстечка East-Betford права имѣть представителя въ парламентѣ, вопросъ, казавшійся самъ по себѣ маловажнымъ, послужилъ, однакожъ, исходной точкой политической карьеры Пальмерстона. Не далѣе, какъ за три года передъ тѣмъ, распространился всеобщій слухъ, что этотъ членъ парламента едва ли удостоится быть избраннымъ вновь, со стороны Кембриджа, и что онъ, вѣроятно, оставитъ нижнюю палату и перейдетъ въ верхнюю. Въ качествѣ члена палаты пэровъ, Пальмерстонъ явился бы второстепеннымъ лицомъ, и тогда міръ лишился бы назидательнаго зрѣлища его карьеры, въ должности секретаря иностранныхъ дѣлъ и въ должности главнаго министра Англіи…. Мы нѣсколько подробно распространились объ этомъ раннемъ періодѣ его жизни, такъ какъ онъ-покрытъ мракомъ, котораго до сихъ поръ еще не пытались разсѣять писатели. Мы надѣялись также открыть, въ какой степени оправдается здѣсь правило, что «начало будущаго значенія человѣка полагается въ его дѣтствѣ». Мы видимъ, что сильная физическая комплекція Пальмерстона въ продолженіе первыхъ сорока лѣтъ его жизни не разрушалась отъ чрезмѣрныхъ трудовъ и государственныхъ заботъ. Мы находимъ его въ цвѣтѣ силъ, когда онъ начинаетъ настоящую борьбу для осуществленія своихъ честолюбивыхъ видовъ, вооруженный долголѣтней служебной опытностью. И мы заключаемъ, что это медленно развивавшееся честолюбіе, это позднее стремленіе къ славѣ и могуществу дошло до степени энтузіазма вслѣдствіе симпатіи къ знаменитому министру, котораго подвиги казались достойными подражанія, потому что сопровождались такимъ необыкновеннымъ блескомъ. Держась за этотъ ключъ, мы теперь постарайся изложить коротко болѣе извѣстный періодъ карьеры лорда Пальмерстона, начавшійся со вступленія Вильгельма IV на престолъ Англіи.
При жизни Каннинга, ораторскія способности лорда Пальмерстона погружены были въ такой глубокій сонъ, что главный министръ изъявлялъ сожалѣніе, что лишенъ важной поддержки, благодаря молчанію своего военнаго секретаря, котораго онъ сравнивалъ съ военнымъ кораблемъ перваго ранга. "Кабъ бы я радъ былъ, « сказалъ онъ разъ, утомленный нападками со стороны противной партій, — „какъ бы я радъ былъ, еслибъ могъ заставить этотъ трехдечный корабль Пальмерстона, разить моихъ противниковъ!“
Въ то время, когда Пальмерстонъ выходилъ въ отставку, главнымъ вопросомъ, занимавшимъ англійское общество, былъ вопросъ о возвращеніи католическимъ подданнымъ Великобританіи тѣхъ политическихъ правъ, которыхъ они лишены были послѣ реформаціи и возстановленіе которыхъ устранено было по-крайней-мѣрѣ на цѣлое столѣтіе вслѣдствіе безразсудной попытки короля Іакова II заставить Англичанъ возвратиться къ католицизму. Въ этомъ вопросѣ лордъ Пальмерстонъ и послѣдователи Каннинга приняли сторону либеральной партіи и выказали рѣдкое умѣнье поддерживать свои мнѣнія въ парламентскихъ преніяхъ., Одной изъ лучшихъ рѣчей Пальмерстона была та, которую онъ произнесъ 18-го марта 1829 года по случаю билля объ эманципаціи католиковъ. Эта рѣчь дѣльная, и живая. Авторъ въ ней смѣется надъ опасеніями тѣхъ, которые въ допущеніи сорока или пятидесяти католическихъ джентльменовъ въ парламентъ видятъ возможность ниспровергнуть конституцію протестантской страны,.Что касается до вліянія, какое. католики пріобрѣтутъ на политику вслѣдствіе допущенія ихъ въ палаты, то авторъ замѣчаетъ, что это вліяніе будетъ гораздо менѣе вредно, чѣмъ то, которое они уже обнаруживаютъ посредствомъ своихъ митинговъ. Онъ смѣло утверждаетъ, что этотъ вопросъ не религіозный, а политическій, касающійся Ирландіи, и что справедливость и человѣколюбіе въ отношеніи къ этой странѣ требуютъ утвержденія билля; а также и здравая политика, потому что въ противномъ случаѣ неизбѣжно должна вспыхнуть междоусобная война. Тѣмъ, которые осмѣивали предположеніе относительно возможности со стороны Ирландіи противиться англійскому могуществу, Пальмерстонъ замѣтилъ: „Хорошо тѣмъ джентльменамъ Англіи, которые живутъ подъ покровительствомъ закона, которыхъ сонъ никогда не нарушался звукомъ перекрещиваемыхъ мечей и которыхъ жатва никогда не топталась непріятельской ногой, — хорошо имъ разсуждать о гражданской войнѣ, какъ о праздничномъ препровожденіи времени или о дѣтской игрѣ: надъ ранами смѣется тотъ, кто ихъ никогда не испыталъ. Но что джентльмены, видѣвшіе собственными глазами и слышавшіе собственными ушами всѣ ужасы, порождаемые междоусобной бранью, могутъ смотрѣть на подобное явленіе не какъ на величайшее изъ народныхъ бѣдствій, — это составляетъ для меня предметъ глубочайшаго удивленія“.
Безъ сомнѣнія, человѣкъ, который въ состояніи былъ произнести такую рѣчь въ присутствіи цѣлой Фаланги предубѣжденныхъ Англичанъ, имѣлъ всѣ качества, необходимыя для того, чтобы соперничать съ большею частію политическихъ ничтожностей, игравшихъ въ то время роль въ британскомъ парламентѣ. Хотя смерть является жестокимъ врагомъ, когда поражаетъ нашихъ друзей, но она вообще подаетъ надежду возвыситься на лѣстницѣ честолюбія тѣмъ, кто переживаетъ ихъ. Въ этомъ отношеніи Пальмерстонъ былъ счастливъ. Каннингъ скончался вслѣдствіе чрезмѣрныхъ трудовъ, едва переступивъ за цвѣтущій періодъ своей жизни. Три года спустя, Гёскиссонъ погибъ на первой англійской желѣзной дорогѣ, а потомъ люди, подобные лорду Дёргаму (Durham), лорду Мельбурну и сэру Роберту Пилю, удостоившіеся особеннаго вниманія публики, преждевременно сошли въ могилу. Точно такъ же Брумъ (Brougham), болѣе всѣхъ своихъ современниковъ любимый народомъ, рано попалъ въ сѣти, представляемыя палатой пэровъ, а единственно оставшійся соперникъ Пальмерстона, лордъ Джонъ Россель, торжественно побѣжденъ былъ въ борьбѣ за могущество и долженъ былъ отступить на второй планъ.
Какъ извѣстно читателямъ англійской исторіи, мнѣнія, поддержанныя лордомъ Пальмерстономъ относительно католическаго вопроса, окончательно восторжествовали въ парламентѣ. Веллингтонъ и Пиль, послѣ упорнаго сопротивленія, должны были уступить требованіямъ, изложеннымъ въ биллѣ объ эманципаціи католиковъ. Пальмерстонъ замѣтилъ сильный приливъ либеральныхъ идей, овладѣвшій обществомъ, и отказавшись отъ партіи Тори, рѣшился соединить свою участь съ прежними своими противниками, Вигами.
Іюня 26-го 1830 года, Георгъ IV скончался, оставивъ своимъ наслѣдникомъ брата, мореходца, герцога Кларенцкаго, который и вступилъ на престолъ подъ именемъ Вильгельма IV. Веллингтонъ и Пиль продолжали исправлять свои должности до ноября, но тогда принуждены были оставить ихъ, уступая общественному мнѣнію, выразившемуся въ пользу Виговъ.
Эта партія, подъ предводительствомъ графа Грея (Grey), овладѣла въ парламентѣ скамьею казначейства., на которую въ продолженіе двадцати-четырехъ лѣтъ напрасно посматривали съ завистью съ холодныхъ лавокъ оппозиціи.
Вмѣстѣ съ другими послѣдователями Каннинга, новообращенный Вигъ, Пальмерстонъ вступилъ въ государственный совѣтъ и перешелъ отъ однихъ мнѣній къ другимъ съ такою легкостью, что какъ будто онъ никогда не имѣлъ ихъ. Онъ принялъ печати государственнаго секретаря иностранныхъ дѣлъ, должность, отъ которой отказался его прежній товарищъ, лордъ Дёдли (Dudley).
Наши читатели, безъ сомнѣнія, знаютъ, что третье десятилѣтіе нынѣшняго вѣка было въ Европѣ періодомъ реакціи противъ либеральныхъ идей, которыя во времена низверженія Наполеона, до извѣстной степени, преобладали даже на престолахъ. Въ 1815 году Людовикъ XVIII вступилъ во Францію съ хартіею въ рукахъ; король прусскій обѣщалъ своимъ подданнымъ конституціонную свободу, въ награду за патріотическую борьбу противъ Наполеона; другіе германскіе правители казались готовыми сдѣлать подобную же уступку духу времени и даже владѣтели болѣе значительные не боялись теорій, которымъ покровительствовали Кастльригъ и Веллингтонъ. Дѣйствительно, конституціонная форма правленія казалась весьма Невиннымъ созданіемъ, неспособнымъ нарушить спокойствіе владыкъ. Но впродолженіе десяти лѣтъ она обнаружила свой безпокойный характеръ и свои плоды — свободу мысли и свободу книгопечатанія. Тогда многіе стали жалѣть о своей привязанности къ конституціоннымъ идеямъ. Образовался такъ называемой Священный союзъ и новая система политики стала прилагаться съ такою силой и съ такимъ успѣхомъ, что англійское министерство полагало, что консерватизмъ, достигшій высшей степени своего развитія, надолго воцарится въ Европѣ. Вслѣдствіе этого внѣшняя политика главнаго англійскаго министра приняла характеръ рутины и узкости взглядовъ. Поведеніе министровъ во время борьбы въ Португаліи между дономъ Мигуелемъ (Miguel) и дономъ Педро, вызвало со стороны сэръ Джэмсъ Мэкинтоша (Macintoch) требованіе ихъ къ отвѣту въ палату общинъ, 1-го іюня 1829 года. Онъ обвинялъ ихъ въ томъ, что они нарушили нейтралитетъ Англіи, покровительствуя дону Мигуелю и препятствуя планамъ дона Педро и его приверженцевъ. Пиль возражалъ Макинтошу и былъ поддерживаемъ Гёскиссономъ, который старался представить тождество современной политики правительства съ образомъ дѣйствій Каннинга. Тогда всталъ лордъ Пальмерстонъ и въ длинной энергической рѣчи далъ идеямъ Каннинга относительно внѣшней политики толкованіе, совершенно различное отъ того, какое предлагалъ Гёскиссонъ. Онъ откровенно признавался въ своихъ мнѣніяхъ, клонившихся въ пользу вмѣшательства въ дѣла иностранныхъ державъ, но только въ томъ случаѣ, когда это вмѣшательство ограничится исключительно нравственными вліяніемъ и не потребуетъ примѣненія матеріальныхъ силъ. „Есть двѣ большія партіи въ Европѣ“, сказалъ онъ: „одна, старающаяся пріобрѣсти власть посредствомъ общественнаго мнѣнія, а другая — посредствомъ физической силы. Принципъ, на которомъ основана система послѣдней партіи, по моему мнѣнію, совершенно ложенъ. Въ природѣ нѣтъ другой движущей силы, кромѣ духа, все остальное находится въ страдательномъ состояніи. Въ дѣлахъ частныхъ лицъ эта сила заключается въ ихъ личномъ мнѣніи, въ дѣлахъ политическихъ — во мнѣніи общества. Кто присвоиваетъ себѣ власть, тотъ вмѣстѣ съ тѣмъ подчиняетъ себѣ и физическую силу и заставляетъ ее осуществить задуманный имъ планъ.“ Подтвердивъ затѣмъ свое мнѣніе примѣромъ штурмана, который надъ глубокою бездною океана управляетъ по своей волѣ величественнымъ кораблемъ, подчиняя такимъ образомъ внѣшнюю природу силѣ своего собственнаго духа, Пальмерстонъ продолжалъ: „И эти государственные люди, умѣющіе воспользоваться страстями, интересами и мнѣніями другихъ, въ состояніи пріобрѣсти такое вліяніе на человѣческія дѣла, какое далеко превосходитъ силы управляемой ими страны.“
Въ этой рѣчи онъ ясно показалъ, какимъ, по его предположенію, долженъ быть англійскій министръ иностранныхъ дѣлъ, а слѣдовательно какимъ долженъ быть и самъ, въ, случаѣ занятія этой должности. Едва прошелъ годъ по прочтеніи этой рѣчи, какъ графъ Грей предложилъ, лорду Пальмерстону занять мѣсто государственнаго секретаря иностранныхъ дѣлъ, до всей вѣроятности не предполагая важности такого назначенія, которымъ могущество и авторитетъ Англіи, въ отношеніи къ иностраннымъ державамъ, вручалось человѣку шаткихъ политическихъ началъ.
Теперь относительно нашего понятія о поведеніи лорда Пальмерстона въ дѣлахъ, касающихся всеобщей европейской политики, мы должны замѣтить, что крайнія политическія партіи ошибаются, считая его злѣйшимъ врагомъ человѣчества. Чтобъ имѣть честь пользоваться такимъ положеніемъ, надо имѣть гораздо больше силы, чѣмъ сколько ея у перваго министра Англіи. Но напрасно также владѣтели Австріи и Неаполя, министры школы Меттерниха, все бремя своихъ преступленій и тупости сваливаютъ на плечи Пальмерстона, заклеймивъ его слѣдующимъ стихомъ:
„Hat der Teufel einen Sohn,
So ist er, sicher, Palmerston.“ (*)
(*) Если есть у чорта сынъ, то это, безъ сомнѣнія, Пальмерстонъ.
Мы не вѣримъ въ справедливость этихъ обвиненій, и еще менѣе, въ нелѣпый навѣтъ Уркуарта (Urkuqart), что лордъ Пальмерстонъ былъ подкупленъ чтобы измѣнить интересамъ родной страны въ пользу одной изъ европейскихъ державъ. У лорда Пальмерстона нѣтъ никакого личнаго политическаго вѣрованія; онъ пріобрѣлъ искуство управлять массами людей, посредствомъ заискиванія популярности съ одной стороны, и посредствомъ ловкаго сопротивленія съ другой, пользуясь слабостями обѣихъ сторонъ. Не имѣя ни строгихъ правилъ, ни политическихъ убѣжденій, онъ слѣдитъ за теченіемъ общественнаго мнѣнія и, благодаря инстинкту, свойственному всѣмъ практическимъ людямъ, знаетъ, когда броситься въ этотъ потокъ и когда изъ него выплыть. Талейранъ сказалъ о Пальмерстонѣ: „C’est un homme qui n’а pas le talent du raisonnement.“[3] Онъ, повидимому, забылъ, что въ Англіи не должностныя лица, но самое общество создаетъ политическіе виды, и что сколько бы эти лица ни старались быть руководителями общественнаго мнѣнія, они на самомъ дѣлѣ только слѣдуютъ его предписаніямъ. Министръ Англіи такъ же мало въ состояніи принудить страну къ мѣрамъ, къ которымъ она не приготовлена, какъ и противиться требованіямъ, предлагаемымъ большинствомъ. Нѣкоторое исключеніе изъ этого правила, безъ сомнѣнія, представляетъ внѣшняя политика, въ отношеніи которой англійская публика до весьма недавняго времени довольствовалась совершеннымъ незнаніемъ. Этимъ обстоятельствомъ лордъ Пальмерстонъ не замедлилъ воспользоваться во время своего продолжительнаго завѣдыванія дѣлами внѣшней политики. Онъ велъ свои дипломатическія сношенія съ большею таинственностью, и только когда нуждался въ содѣйствіи народа, чтобы напасть на иностранную державу, знакомилъ публику съ предстоящимъ дѣломъ настолько, чтобы затронуть ея національное чувство и возбудить ненависть къ правительству, противъ котораго вооружался. Съ этою цѣлью необходимо было дѣйствовать на общественное мнѣніе посредствомъ печати, и въ этомъ отношеніи доказано, что никто изъ современныхъ политиковъ не пользовался съ такимъ умѣньемъ станкомъ типографіи и перомъ журналистовъ, какъ Пальмерстонъ. На это онъ не щадилъ ни средствъ, ни происковъ… Совершенно равнодушный къ тому, что справедливо или несправедливо, не имѣя ни малѣйшаго понятія о томъ, чего требуютъ, желаютъ и что чувствуютъ массы, онъ всегда искалъ опоры въ томъ или другомъ отдѣльномъ сословіи и т^кже легко становился на сторонѣ преобладающей силы, какъ искусно отступалъ отъ партіи, готовой пасть или потерпѣть пораженіе. И если Вольтеръ справедливо сказалъ, что люди успѣваютъ въ жизни не столько умомъ, сколько характеромъ, то въ отношеніи Пальмерстона это совершенно вѣрно. Никогда не имѣя искреннихъ отношеній къ народу, онъ всегда старался показаться добрымъ, благосклоннымъ и, подъ этой маской, очень удачно разыгрывалъ свою роль. Во всѣхъ, болѣе важныхъ предпріятіяхъ и реформахъ, онъ держался золотой или мѣщанской середины и подавалъ рѣшительный голосъ только тогда, когда видѣлъ, что большинство беретъ верхъ. Эта система половинныхъ дѣйствій отразилась во всей его политической карьерѣ, парламентскихъ дебатахъ и въ самой частной жизни, за исключеніемъ двухъ или трехъ случаевъ, когда онъ позволилъ себѣ откровенное увлеченіе и то въ юношескіе годы.
Но возвратимся къ исторіи общественныхъ дѣйствій Пальмерстона, начиная со времени вступленія его въ министерство внѣшней политики, въ качествѣ члена кабинета, образованнаго лордомъ Греемъ. Отличительные принципы новаго правительства выражались словами: „реформа, сокращеніе расходовъ и миръ“. Тѣ, которые желали слово „миръ“ объяснить словомъ „невмѣшательство“ въ дѣла другихъ державъ, вскорѣ имѣли причину разочароваться новымъ государственнымъ секретаремъ.
Французская революція и ея результаты немедленно были признаны лордомъ Абердиномъ, бывшимъ тогда членомъ министерства герцога Веллингтона. Эта политика чистосердечно поддерживалась послѣдующимъ поколѣніемъ. Франція представляла либерализмъ, какъ законченный фактъ; переворотъ, произведенный ею, былъ утвержденъ и удостоился даже похвалы со стороны англійскихъ министровъ.
Вскорѣ за тѣмъ выступилъ на сцену вопросъ относительно Бельгіи и Голландіи. Нашимъ читателямъ, безъ сомнѣнія, извѣстно, что, по рѣшенію вѣнскаго конгресса, фландрскія или бельгійскія провинціи Австріи присоединены были къ Голландіи, съ тою цѣлью, чтобы, вмѣстѣ съ этой морской! державой, образовать государство, которое было бы въ состояніи служить оплотомъ противъ честолюбивыхъ замысловъ Франціи. Къ несчастію, эти вновь присоединенныя провинціи не представляли условій, необходимыхъ для прочнаго соединенія ихъ съ старыми. Они отличались отъ послѣднихъ и религіею и своимъ характеромъ. Голландское правительство не возбуждало къ себѣ симпатіи въ Бельгійцахъ. Непріязненныя чувства этихъ новыхъ подданныхъ Голландіи обнаружились послѣ іюльской революціи.
Въ короткій промежутокъ времени голландскія войска были изгнаны изъ всѣхъ бельгійскихъ городовъ, за исключеніемъ цитадели Антверпена. Здѣсь представился удобный случай для примѣненія любимой теоріи лорда Пальмерстона относительно „нравственнаго вмѣшательства“. Нужно было поднять новое государство въ Европѣ, которое въ то-же время не оскорбляло бы рѣзко могущественныхъ сосѣдей, смотрѣвшихъ на него, съ завистью и досадой. Задача эта была трудная и требовала большой осторожности, такъ какъ здѣсь дѣло касалось перваго серьознаго нарушенія вѣнскихъ трактатовъ 1815 года. Это была первая попытка Пальмерстона выказать себя государственнымъ человѣкомъ. Къ сожалѣнію, нерѣшительность и странная уклончивость на первомъ же шагу завела его въ такую коллизію безразсудныхъ плановъ, что онъ едва не проигралъ дѣло, которое хотя нѣсколько оправдываетъ его политическій характеръ. На помощь ему явилось общественное мнѣніе, указавшее ему цѣль и руководившее его головой и энергіей. Только подъ вліяніемъ его и почти принужденный имъ, онъ принялъ за основаніе своихъ дѣйствій двѣ идеи: во-первыхъ, чтобъ Бельгія была конституціонной державой, а во вторыхъ, чтобъ интересы Англіи при этомъ не пострадали. Онъ внушилъ другимъ державамъ Европы, что Англія и Франція согласны въ одномъ отношеніи, а именно въ томъ, чтобъ Бельгія была независима, несмотря на рѣшенія вѣнскаго конгресса. Онъ разрушилъ интриги, созрѣвавшія какъ во Франціи, такъ и въ Бельгіи, относительна присоединенія послѣдней изъ этихъ странъ къ первой. Наконецъ онъ заставилъ избрать королемъ новаго королевства, принца Леопольда, овдовѣвшаго супруга покойной наслѣдницы британскаго престола, причемъ Франція должна была выдать за этого правителя дочь Лудовика-Филиппа. Нельзя не согласиться, что это маленькое королевство находилось, въ цвѣтущемъ состояніи въ-продолженіе тридцати лѣтъ своего существованія и что оно вышло благополучно и съ честью, какъ для Европы, такъ и для народа, изъ страшнаго, кризиса 1848 года.
Вскорѣ возникъ еще болѣе сложный вопросъ, въ которомъ Англія должна была принять самое живое участіе. Въ обоихъ королевствахъ пиринейскаго полуострова, Испаніи и Португаліи, почти одновременно произошелъ государственный переломъ. Извѣстно, что послѣ отдѣленія бразильской имперіи отъ Португаліи, донъ Педро, по смерти своего отца, въ 1826 году, сохранилъ для себя американскую корону, а престолъ португальскій отдалъ своей дочери, доннѣ Маріи, съ тѣмъ, чтобы она вышла замужъ за предполагавшагося наслѣдника этого королевства, своего роднаго дядю съ отцовской стороны, дона Мигуэля. Донъ Мигуэль воспротивился этому распоряженію и нетолько отказался отъ предложеннаго брака, но ставъ во главѣ партіи реакціонеровъ, низвергъ конституцію, данную его братомъ, и овладѣлъ престоломъ. Онъ управлялъ королевствомъ самовластно и въ высшей степени жестоко, а угнетеніе, которому онъ подвергалъ иностранныхъ подданныхъ, заставило Францію, Великобританію и Соединенные Штаты прибѣгнуть къ вооруженному вмѣшательству въ его дѣла. Между тѣмъ донъ Педро долженъ былъ отказаться отъ бразильскаго престола и наблюдать за событіями, совершавшимися въ Португаліи, съ Терцейры, одного изъ азорскихъ острововъ. Въ 1832 году онъ сдѣлалъ высадку на португальскій берегъ, которая удалась только отчасти, но въ слѣдующемъ затѣмъ году его флотъ, подъ предводительствомъ Англичанина, Чарльза Пепира, разбилъ флотъ дона Мигуэля близъ мыса Сенъ-Винцентъ. За этой побѣдой слѣдовали занятіе Лиссабона дономъ Педро, провозглашеніе конституціи и объявленіе королевой донны Маріи. И королева и конституція немедленно были признаны Франціей и Англіей. Въ продолженіе всѣхъ этихъ переворотовъ, лордъ Пальмерстонъ поддерживалъ приверженцевъ новаго правленія своимъ нравственными вліяніемъ, но не вмѣшивался въ эту борьбу посредствомъ физической силы, т. е., говоря проще, ограничился одними словами, но уклонился отъ самаго дѣла.
Въ дѣлахъ Испаніи онъ былъ еще менѣе счастливъ. Мы должны напомнить обстоятельства, вызвавшія гражданскую войну въ этой древней монархіи. Еще со времени воцаренія Бурбоновъ, въ Испаніи существовалъ законъ, лишавшій женщинъ права наслѣдовать престолъ. Этотъ законъ включенъ былъ въ число условій утрехтскаго трактата, съ цѣлью предупредить возможность присоединенія Испаніи къ Франціи посредствомъ брачныхъ союзовъ. Но король Фердинандъ, не имѣя другихъ дѣтей, кромѣ двухъ дочерей, и желая одной изъ нихъ передать корону, рѣшился посредствомъ дарованія конституціи склонить кортесы къ отмѣнѣ этого основнаго положенія. Кортесы согласились и постановили, что женщина можетъ занимать испанскій престолъ. Не будь этого постановленія, законнымъ наслѣдникомъ былъ бы братъ Фердинанда, донъ Карлосъ. Дѣйствительно, Карлосъ, по смерти Фердинанда, предъявилъ свои права на королевскій титулъ и естественнымъ образомъ сталъ въ головѣ противниковъ конституціи. Друзья новаго порядка присоединились къ молодой королевѣ Изабеллѣ, во имя которой королевствомъ управляла ея мать. Они рѣшились воевать за свободу дѣйствій и за свободу мысли противъ духовенства. Война длилась долго и была кровопролитна. Интересы Англіи, нѣтъ сомнѣнія, требовали самой дѣятельной поддержки конституціонной партіи. И Пальмерстонъ, можетъ быть, нигдѣ не имѣлъ случая такъ искренно и благоразумно вступиться за это дѣло, какъ въ настоящемъ вопросѣ. За всѣмъ тѣмъ, послѣ долгихъ сомнѣній и колебаній, онъ измѣнилъ еще разъ британской политикѣ и заключилъ союзъ. Правительство, котораго онъ составлялъ часть, не очень было твердо. Впрочемъ приверженцы дона Карлоса и тѣхъ принциповъ, которыхъ онъ служилъ представителемъ, были многочисленны въ Англіи, гдѣ господствовало мнѣніе, что основныя постановленія утрехтскаго трактата не должны быть нарушаемы. Кромѣ того нѣкоторыя державы сочувствовали дону Карлосу и жестоко ненавидѣли политику Пальмерстона. Онъ предупредилъ ихъ вмѣшательство, сдѣлавшись главнымъ виновникомъ знаменитаго союза между Англіей, Франціей, Испаніей и Португаліей. Согласно условію, каждая изъ союзныхъ державъ обязана была защищать существующія на полуостровѣ монархіи противъ всякаго непріязненнаго покушенія. Борьба приняла характеръ отчаяннаго междоусобія и приверженцы партіи. Изабеллы, обнадеженные англійскимъ министромъ, наконецъ убѣдились, что обѣщаніямъ Пальмерстона надо вѣрить очень осторожно…. Но и здѣсь обстоятельства выручили малодушнаго виконта. Мнѣніе, лучшіе органы журналистики и самый народъ громко заговорили въ пользу Португаліи, и лордъ Пальмерстонъ долженъ былъ послать англійскую эскадру къ сѣвернымъ берегамъ испанскаго королевства, съ инструкціей помогать войскамъ королевы и тревожить приверженцевъ дона Карлоса. Это одинъ изъ немногихъ примѣровъ, гдѣ онъ отступилъ отъ своего правила принимать участіе въ дѣлахъ постороннихъ державъ, исключительно посредствомъ нравственнаго вліянія. На Пальмерстона, какъ и надо было ожидать, жестоко напали въ англійскомъ парламентѣ и особенно въ палатѣ пэровъ. Полуумный старикъ Абердинъ осудилъ всю вигскую политику, хотѣлъ, чтобы подъ словомъ невмѣшательства разумѣли нейтралитетъ, и спросилъ, какимъ образомъ Пальмерстонъ исполнилъ бы условія союза, заключеннаго имъ между четырьмя державами, еслибъ дону Карлосу удалось овладѣть Мадритомъ и низвергнуть съ престола свою племянницу. Самымъ краснорѣчивымъ защитникомъ Пальмерстона въ палатѣ пэровъ, гдѣ онъ не могъ говорить самъ, былъ графъ Грей. Благодаря ему и нѣсколькимъ членамъ парламента, конституціонное правительство окончательно устроилось какъ въ Испаніи, такъ и въ Португаліи.
Въ другой разъ Пальмерстонъ вмѣшался въ португальскія дѣла, когда королева Марія, уступая вліянію реакціонеровъ, побудила свой народъ къ возстанію и обратилась къ Испаніи съ требованіемъ исполнить условія заключеннаго съ ней трактата. Лордъ Пальмерстонъ предложилъ свое посредничество между королевой и ея подданными, и когда послѣдніе, отказавшись отъ его предложенія, направились къ Лиссабону, чтобы изгнать свою правительницу, англійскій флотъ, стоявшій въ Таго, получилъ приказаніе воспрепятствовать экспедиціи инсургентовъ и возмущеніе вдругъ было прекращено. Но это приказаніе отдано было тогда только, когда королева обязалась возстановить конституцію во всей ея силѣ, согласно хартіи.
Здѣсь кстати коснемся дѣятельности Пальмерстона относительно уничтоженія гнусной торговли африканскими невольниками. Въ 184-0 году нанесенъ былъ рѣшительный ударъ португальскимъ торгашамъ, занимавшимся этимъ промысломъ, посредствомъ уничтоженія барракъ. выстроенныхъ на берегу Африки для помѣщенія захваченныхъ Негровъ, привезенныхъ на рынокъ изъ внутреннихъ странъ. Капитанъ Дьюменъ, по предписанію лорда Пальмерстона, заключилъ съ начальникомъ области, покрытой этими строеніями, трактатъ, вслѣдствіе котораго имѣлъ право ихъ разрушить. Потомъ онъ освободилъ несчастныхъ невольниковъ, сжегъ зданія, въ которыхъ они были заключены, и уничтожила такимъ образомъ въ этомъ краѣ торговлю людьми. Замѣчательно, что португальскіе владѣтели барракъ подали на капитана Дьюмена жалобу въ англійскій судъ (Court of Queen’s Bench) за нарушеніе ихъ собственности. Но ни законъ, ни справедливость не были на ихъ сторонѣ, и потому истцы проиграли процессъ. Другой ударъ торговлѣ Петрами нанесенъ былъ посредствомъ усиленія эскадры, крейсеровавшей у африканскихъ береговъ, и посредствомъ назначенія подобнаго же флота крейсеровъ для наблюденія за бразильскимъ прибрежьемъ, гдѣ обыкновенно продавались невольники. Царь Ашантійскій, занимавшійся этою торговлей, также былъ наказанъ взятіемъ города Лагосъ. Благодаря этимъ и другимъ энергическимъ мѣрамъ, продажа Негровъ сдѣлалась менѣе выгоднымъ и удобнымъ занятіемъ, обратившись изъ открытаго рынка въ тайную спекуляцію.
Въ 1841 году Виги уронили свое министерство и затѣмъ около пяти лѣтъ занимали скамьи оппозиціи. Впродолженіе этого времени сэръ Робертъ Пиль приготовлялъ свой великій планъ относительно реформы тарифа и свободной торговли. Лордъ Пальмерстонъ, наблюдая издали за министрами консервативной партіи, дозволялъ себѣ подшучивать надъ ихъ поведеніемъ въ очень умѣренныхъ каламбурахъ, и вкрадчиво выжидалъ, на чьей сторонѣ будетъ рѣшительная побѣда. Женитьба лорда Джона Росселя и послѣдовавшее затѣмъ отсутствіе его въ парламентѣ предоставили Пальмерстону удобный случай стать въ головѣ Виговъ въ палатѣ общинъ, — обстоятельство, которымъ не замедлилъ воспользоваться ловкій виконтъ. Съ этого времени лордъ Джонъ Россель вмѣстѣ съ своими товарищами лишился того вліянія, какимъ пользовался прежде; оно перешло къ Пальмерстону и сдѣлало его сначала независимымъ государственнымъ секретаремъ, а потомъ главнымъ министромъ Англіи. Въ отношеніи иностранныхъ дѣлъ, перепутанныхъ въ то время лордомъ Абердиномъ, Пальмерстонъ принялъ либеральную сторону, но опять ограничился одними обѣщаніями и словами. — Онъ разобралъ трактатъ, заключенный лордомъ Ашбертономъ съ Соединенными Штатами по поводу сѣверовосточной границы и штата Мэны. Онъ насмѣшливо называлъ это дѣйствіе, „капитуляціей Ашбертона“ и доказывалъ, что министръ уступилъ Американцамъ болѣе, чѣмъ дозволяла честь Англіи. Палата, однакожъ, не была расположена возобновить вопросъ, который могъ бы повести къ войнѣ съ Америкой, и предложеніе эксъ-секретаря иностранныхъ дѣлъ относительно разсмотрѣнія трактата не удостоилось даже вотировки. Дальше онъ и не настаивалъ, какъ будто все желаніе его въ томъ и состояло, чтобъ пошумѣть и потомъ отступиться отъ вопроса. Съ того времени недовѣріе къ иностранной политикѣ лорда значительно усилилось даже между Вигами, и въ критическій моментъ отмѣненія хлѣбныхъ законовъ (1845—6), когда королева предложила лорду Джону Росселю составить новое министерство, исполненіе этого предложенія встрѣтило помѣху, потому что графъ Грей (сынъ бывшаго главы министерства реформы) отказался засѣдать въ кабинетѣ, если Пальмерстонъ будетъ назначенъ секретаремъ иностранныхъ дѣлъ. Такимъ образомъ Виги лишились того, что собственно должно было быть ихъ принадлежностью, — славы возстановленія свободной торговли. Эта слава досталась на долю предводителя консервативной партіи, сэра Роберта Пиля, министра, который долгое время защищалъ во внутренней политикѣ противное направленіе.
Немедленно послѣ исполненія этой великой мѣры, сэръ Робертъ отказался отъ своей должности, преслѣдуемый ненавистью протекціонистовъ, принадлежавшихъ къ его прежней партіи. Лордъ Джонъ Россель сдѣлался главнымъ министромъ, а Пальмерстонъ снова — секретаремъ иностранныхъ дѣлъ. Оба оставались въ этихъ. должностяхъ около шести лѣтъ (съ 1846 по 1852 г.). Вскорѣ возникли причины для вмѣшательства Англіи въ дѣла другихъ странъ. Швейцарскіе кантоны раздѣлились между собою по поводу религіозныхъ споровъ и вторженія іезуитовъ. Началась гражданская война, и континентальныя государства хотѣли вмѣшаться въ это дѣло, чтобы рѣшить вопросъ относительно католиковъ. Въ это время Пальмерстонъ потребовалъ, чтобы составлена была конференція всѣхъ державъ для опредѣленія началъ всеобщаго вмѣшательства. Между тѣмъ онъ совѣтовалъ правительству швейцарскаго союза скорѣе покончить дѣло съ католическими кантонами и подчинить ихъ силою оружія, что и было исполнено. Такимъ образомъ онъ вдругъ устранилъ дальнѣйшее вмѣшательство въ этотъ вопросъ со стороны великихъ державъ, и на этотъ разъ его ловкость оказалась очень полезной.
Въ 1847-8 году британскому правительству угрожалъ еще болѣе запутанный вопросъ вступленія въ бракъ членовъ испанскаго королевскаго дома. Мѣра предосторожности, принятая утрехтскимъ трактатомъ, чтобы предупредить соединеніе Франціи съ Испаніей подъ одной короной, была, какъ мы уже замѣтили, уничтожена. Поэтому Пальмерстонъ зорко наблюдалъ за Пудовикомъ Филиппомъ, который сильно старался увеличить свои семейныя связи посредствомъ заключенія брачныхъ союзовъ. Король Французскій не хотѣлъ отказаться отъ всякаго свойства съ испанскими Бурбонами, но онъ оставилъ притязанія своего семейства на руку королевы Испаніи и согласился, что сынъ его не женится на сестрѣ ея, пока не родится наслѣдникъ или наслѣдница испанскаго престола. Однакожъ, какъ только Изабелла вышла за своего двоюроднаго брата, ея сестра была выдана за герцога Монпансье. Лордъ Пальмерстонъ справедливо вознегодовалъ противъ такой вопіющей измѣны, которою король Французскій на дѣлѣ отмстилъ за дипломатическую выходку, сдѣланную англійскимъ министромъ по поводу сирійскаго вопроса. Возникла непріязненная переписка между лондонскимъ и парижскимъ кабинетами, продолжавшаяся до тѣхъ поръ, пока Лудовикъ Филиппъ не былъ свергнутъ съ престола, вслѣдствіе революціи, которая, съ быстротою электрическаго тока, распространилась почти по всѣмъ королевствамъ Европы. Нѣкоторые несправедливо приписывали это движеніе тайнымъ продѣлкамъ Пальмерстона. Тотъ не имѣетъ никакого понятія о политическихъ дѣйствіяхъ, ни о томъ, какъ образуется и направляется общественное мнѣніе, кто въ состояніи предположить, что подобное могущественное вліяніе возможно для министра, за которымъ зорко наблюдаютъ шестьсотъ членовъ палаты общинъ и нѣсколько сотъ пэровъ, ревностныхъ защитниковъ монархическихъ правъ и преимуществъ. Притомъ лордъ Пальмерстонъ всегда былъ далекъ отъ того, чтобъ сочувствовать демократическимъ интересамъ, тѣмъ болѣе подкрѣплятъ ихъ своимъ вліяніемъ. Говорятъ, что когда, во время этихъ революціонныхъ движеній, англійскіе хартисты сдѣлали 10-го апрѣля страшную демонстрацію, грозившую, повидимому, возстаніемъ въ Лондонѣ, Лудовикъ Наполеонъ, бывшій тогда съ ограниченными средствами, исправлялъ должность чрезвычайнаго констебля для сохраненія въ столицѣ мира и тишины, и нѣкоторые прибавляютъ, что товарищемъ его по исправленію этой временной полицейской обязанности былъ виконтъ Пальмерстонъ. Этотъ анекдотъ можетъ быть вымышленъ, но онъ служитъ выраженіемъ всеобщаго мнѣнія относительно антипатіи лорда къ демократическимъ принципамъ. Другимъ доказательствомъ этого отвращенія служитъ участь, постигшая несчастныхъ Сицилійцевъ, которые были отданы на произволъ неаполитанскаго короля Фердинанда… Послѣ войны съ Наполеономъ I, британское правительство обѣщало, что конституціонная форма правленія будетъ свято сохранена въ Сициліи. Но это обѣщаніе не было исполнено, и жители острова въ 1848 году возстали противъ неаполитанскаго правительства и взяли свою свободу. Пальмерстонъ тотчасъ вмѣшался въ это дѣло съ своимъ „нравственными вліяніемъ“ и обѣщался признать ихъ независимость, если они образуютъ изъ себя монархію, подъ управленіемъ одного изъ принцевъ савойскаго дома. Противъ этого плана сильно возстали и республиканская партія въ Италіи и радикальная партія въ Англіи, и Пальмерстонъ, видя безуспѣшность своихъ намѣреній, предоставилъ Сицилійцевъ ихъ собственной судьбѣ и они вынесли страшныя бѣдствія бомбардировавшаго ихъ короля Фердинанда.
Между тѣмъ Пальмерстонъ испыталъ непріятность съ другой стороны, вслѣдствіе духа реакціи, обнаруженнаго одной изъ представительницъ Бурбоновъ. Изабелла испанская находилась подъ вліяніемъ нѣкоторыхъ людей, старавшихся уничтожить представительную систему въ ея странѣ; Когда въ Европѣ возникли возмущенія, англійскій секретарь иностранныхъ дѣлъ счелъ своею обязанностью предостеречь испанское правительство отъ опасности, къ которой оно стремилось вслѣдствіе своихъ поступковъ. Такое вмѣшательство со стороны „варвара — островитянина“ возбудило негодованіе испанскаго двора и британскій посланникъ, сэръ Генри Бульверъ, былъ уволенъ изъ Мадрита. Единственнымъ отвѣтомъ на такую обиду служило увольненіе испанскаго посланника изъ Лондона. Дипломатическія сношенія между обоими дворами прекратились, но потомъ возстановлено было согласіе, посредствомъ увѣдомленія о приближающемся рожденіи испанской принцессы.
По самое тяжелое испытаніе, которому подверглась политика Пальмерстона, возникло по поводу жалкаго, пустаго вопроса относительно вознагражденія, потребованнаго отъ аѳинскаго правительства за оскорбленія, нанесенныя греческимъ народомъ нѣкоторымъ частнымъ лицамъ, находившимся подъ покровительствомъ британскаго флага. Однимъ изъ этихъ лицъ, котораго имя часто упоминалось въ парламентскихъ преніяхъ, возникшихъ по этому случаю, былъ Еврей Пацифико, уроженецъ одного изъ іонійскихъ острововъ, значительно преувеличивавшій количество слѣдующаго ему вознагражденія. Когда греческое правительство отказалось дать какое бы то ни было удовлетвореніе обиженнымъ, лордъ Пальмерстонъ настаивалъ, чтобы сумма, назначенная дономъ Пацифико, была уплачена сполна. Онъ принялъ за принципъ, что въ подобныхъ случаяхъ британскіе подданные имѣютъ право на возмездіе за нанесенныя обиды. Въ то время, когда шли переговоры объ этомъ предметѣ, возникло возмущеніе на іонійскихъ островахъ. Лица, считавшіяся зачинщиками возстанія, не могли быть подвергнуты судебному преслѣдованію, за отсутствіемъ положительныхъ доказательствъ ихъ виновности. Но такъ какъ дознано было, что цѣлью возмущенія было соединеніе этихъ острововъ съ Греціею, то Пальмерстонъ обратилъ претензію дона Пацифико въ орудіе для наказанія аѳинскаго правительства. Онъ потребовалъ, чтобы Еврею немедленно дано было полное удовлетвореніе, и когда это требованіе не исполнялось подъ разными предлогами, онъ отдалъ приказаніе британскому адмиралу захватить суда греческихъ купцовъ, на сумму, вдвое превышавшую ту, которая предъявлена была ко взысканію. Такая мѣра произвела всеобщее волненіе въ Европѣ. Франція предложила свОе посредничество въ этомъ дѣлѣ и ея предложеніе было принято, съ тѣмъ однакожъ условіемъ, чтобъ она ограничилась только опредѣленіемъ суммы вознагражденія, не вдаваясь въ разбирательство относительно справедливости основнаго требованія обиженныхъ. Въ этомъ отношеніи Англія не допускала никакого посредничества, твердо рѣшившись настоять на своемъ, посредствомъ „морскаго разбоя“. Французскій агентъ дѣйствовалъ однакожъ совершенно противно этому условію; онъ началъ разсматривать вопросъ, имѣютъ-ли обиженные право требовать какого бы то ни было удовлетворенія. Греческое правительство пріободрилось и вздумало шутить съ англійскимъ. Немедленно изъ Лондона даны были приказанія продолжать захватываніе купеческихъ судовъ, пока всѣ требованія не будутъ удовлетворены. Министры Оттона снова подверглись униженію и французскій агентъ съ досадой возвратился въ Парижъ. Республиканское правительство Франціи считало себя оскорбленнымъ и вызвало изъ Англіи своего посланника — мѣра, которая, безъ сомнѣнія, усилила ненависть Пальмерстона къ такому образу правленія. Наконецъ эти несогласія были устранены и французскій посланникъ чрезъ нѣсколько дней возвратился въ Лондонъ. Требованія Англіи были признаны справедливыми и посредничество Франціи въ дѣлѣ вознагражденія обиженныхъ снова принято. Вопросъ этотъ однакожъ не могъ быть окончательно рѣшенъ безъ двухъ парламентскихъ дебатовъ, изъ которыхъ одинъ происходилъ въ верхней, а другой въ нижней палатѣ. Графъ Дерби, въ рѣчи, исполненной колкости, которая съ давнихъ поръ доставила ему прозваніе „Скорпіона Стенли“, предложилъ въ палатѣ пэровъ вотировать за неодобреніе дѣйствій правительства по иностранной политикѣ. Престарѣлый маркизъ Лансдоунъ, защищавшій Пальмерстона, замѣтилъ, что въ палатѣ общинъ, гдѣ его благородный другъ самъ можетъ защищать себя, никто не осмѣлился бы сдѣлать такое предложеніе. Палаты раздѣлились, и несмотря на большинство голосовъ, осудившихъ министерство „пиратовъ“, руководимыхъ Пальмерстономъ, министры остались на своихъ мѣстахъ. Это скандалёзное происшествіе, давно небывалое въ Англіи, занимало публику, гораздо больше, чѣмъ травля медвѣдей въ столичномъ паркѣ, среди самаго города. Джонъ Россель защищалъ правительство на основаніи самой конституціи, обязанной покровительствовать британскимъ подданнымъ вездѣ, гдѣ они потерпятъ оскорбленіе. На этотъ аргументъ молодой Стэнли замѣтилъ, что „конституція никогда не смѣшивала покровительства съ разбоемъ и что право сильнаго не есть международное право“.
Споръ продолжался и во время его сэръ Робертъ Пиль въ послѣдній разъ обратился къ палатѣ общинъ. Онъ говорилъ съ свойственными ему ловкостью и хладнокровіемъ и, похваливъ Пальмерстона офиціально, охуждалъ его политику, которая употребляетъ дипломатическія сношенія, какъ средство производить волненіе и неудовольствіе въ другихъ народахъ. „Дипломація“, замѣтилъ онъ, есть драгоцѣнное средство для сохраненія мира, орудіе, употребляемое образованными націями для отвращенія войны. Если вы станете прибѣгать къ ней съ тѣмъ, чтобъ растравлять раны и возбуждать противъ себя неудовольствіе другихъ націй, чтобъ затѣвать непріятныя переписки, подъ предлогомъ поддержанія какихъ-то предполагаемыхъ интересовъ Англіи, и чтобъ пользоваться случаями для раздора, — то это драгоцѣнное средство, это орудіе, употребляемое образованнымъ обществомъ для поддержанія мира, нетолько будетъ безполезно, но поведетъ къ непріязни и войнамъ». Эти слова выражали мнѣніе, раздѣляемое многими Англичанами относительно политики не всегда ловкаго виконта.
За всѣмъ тѣмъ, окончательнымъ результатомъ этого замѣчательнаго пренія было совершенное торжество Пальмерстона и министерства, къ которому онъ принадлежалъ. При необыкновенно многочисленномъ собраніи, состоявшемъ изъ 574 членовъ, правительство имѣло на своей сторонѣ большинство 46 голосовъ.
Между тѣмъ общественное мнѣніе было раздражено и недовольно; Джонъ Россель, съ обыкновеннымъ отсутствіемъ политическаго такта, еще болѣе содѣйствовалъ этому неудовольствію, вдругъ удаливъ своего стараго сослуживца отъ должности и тѣмъ едва не поставилъ его на сторонѣ оппозиціи. Причиной несогласія, происшедшаго въ англійскомъ кабинетѣ, служило coup d'état, совершенное Пудовикомъ Наполеономъ въ декабрѣ 1851 года. На другой день послѣ этого важнаго событія, 3-го декабря, графъ Валевскій, французскій посланникъ въ Лондонѣ, имѣлъ продолжительную бесѣду съ лордомъ Пальмерстономъ, который при этомъ выразилъ свое удовольствіе направленію, принятому президентомъ республики для подавленія соціализма и анархіи. Въ тотъ-же самый день англійскій посланникъ въ Парижѣ написалъ въ Англію письмо, прося инструкцій для руководства при новомъ порядкѣ вещей. Лордъ Джонъ Россель немедленно собралъ членовъ государственнаго совѣта и тогда рѣшено было предписать министру, жившему во Франціи, продолжать тѣ-же отношенія къ новому французскому правительству, въ какихъ онъ находился къ старому, и не вмѣшиваться въ вопросы, касавшіеся мѣстной внутренней администраціи. Норманби, не слишкомъ отличающійся своими талантами, безъ всякой надобности, сообщилъ эти инструкціи французскому министру и потомъ извинялся, что откладывалъ увѣреніе въ прежней дружбѣ англійскаго правительства къ Франціи. Тюрго отвѣчалъ, что эта отсрочка не имѣетъ особой важности, такъ какъ онъ уже за два дня передъ тѣмъ получилъ извѣстіе объ искреннемъ одобреніи Пальмерстономъ поступка президента. Это замѣчаніе изумило лорда Норманби и затронуло его самолюбіе. Онъ написалъ письмо къ англійскому секретарю иностранныхъ дѣлъ, прося объясненія по поводу этихъ ужасныхъ словъ французскаго министра, и немедленно получилъ отвѣтъ такого содержанія, «что Пальмерстонъ предпочитаетъ анархіи водвореніе во Франціи единства и порядка, болѣе согласныхъ съ интересами Англіи». Между тѣмъ, подобное же требованіе объясненія поступило въ вѣдомство иностранныхъ дѣлъ изъ бёкингамскаго дворца и было передано секретарю главнымъ министромъ Росселемъ. На это требованіе Пальмерстонъ не спѣшилъ отвѣтомъ, по причинамъ, которыя отчасти можно угадать. Нѣмецкая партія при дворѣ, пользующаяся покровительствомъ принца Альберта, супруга Викторіи, никогда не любила ни Пальмерстона, ни его политику. Передъ самыми событіями, о которыхъ мы упомянули, министръ иностранныхъ дѣлъ получилъ письмо отъ имени королевы, написанное, по всей вѣроятности, ея супругомъ. Въ этомъ письмѣ предлагалось не дѣлать ни одного шага по дѣламъ иностранной политики, безъ одобренія ея величества, и не отправлять ни одной депеши, безъ предварительнаго ея прочтенія королевой. Пальмерстонъ обѣщался слѣдовать этому правилу и объявилъ, что всегда имъ руководствовался. Это распоряженіе казалось ловушкой, данной въ руки главному министру, съ цѣлью поймать лукаваго секретаря. Джонъ Россель ни слова не говорилъ объ одобреніи coup d'état Наполеона, сдѣланномъ безъ всякаго полномочія, но придрался къ тому, что Пальмерстонъ отправилъ свое, объяснительное письмо къ лорду Норманби, не представивъ этой бумаги ни королевѣ, ни государственному совѣту. При этомъ онъ предложилъ оставить управленіе иностранными дѣлами, и Пальмерстонъ сошелъ съ политической арены.
Еще до сихъ поръ нельзя знать съ полной достовѣрностью, вслѣдствіе какихъ придворныхъ интригъ «des Teufels Sohn») былъ отставленъ отъ должности; свѣдѣній, распространяемыхъ съ «задняго крыльца» двора мы имѣемъ на этотъ счетъ столько же, сколько и наши современники. Носилась молва, что отставка Пальмерстона была слѣдствіемъ вліянія, въ Виндзорѣ, нѣкоторыхъ германскихъ дворовъ, преимущественно австрійскаго. Правда, два раза происходила горячая стычка, едва не окончившаяся публичнымъ скандаломъ между супругомъ королевы и лордомъ Пальмерстономъ, который возставалъ противъ принца, дозволявшаго себѣ читать и писать депеши отъ имени королевы. Другимъ доказательствомъ недружелюбныхъ отношеній между его высочествомъ и секретаремъ иностранныхъ дѣлъ служитъ ругательный памфлетъ, появившійся назадъ тому нѣсколько мѣсяцевъ, подъ заглавіемъ «Der entlarvte Palmerston»[4] и котораго авторомъ считается герцогъ Кобургскій, братъ принца Альберта. Какъ бы то ни было, уволенный министръ вскорѣ отмстилъ своимъ прежнимъ сослуживцамъ. Онъ оставилъ должность въ декабрѣ 1851 года, и 3-го Февраля слѣдующаго года собрался парламентъ и 20-го того же мѣсяца министры, въ свою очередь, должны были выйдти въ отставку, такъ какъ послѣ одной вотировки оказалось, что на ихъ сторонѣ было одинадцатью голосами меньше противъ стороны ихъ противника, Пальмерстона. Дѣло шло о введеніи билля относительно устройства милиціи для внутренней защиты королевства. Мы находимъ любопытный и поучительный примѣръ дѣйствія британской конституціи въ ничтожномъ, повидимому, случаѣ, который, однакожъ, произвелъ перемѣну министерства, а слѣдовательно и перемѣну политики этого оригинальнаго и могущественнаго государства. Предложенія Росселя озаглавлено было: «Билль объ измѣненіи законовъ относительно мѣстной милиціи.» Лордъ Пальмерстонъ замѣтилъ, что, по его мнѣнію, мѣстная милиція почти безполезна, а нужна общая милиція, которая бы переходила изъ одной части страны въ другую, и вслѣдствіе этого предложилъ выпустить слово «мѣстной» изъ заглавія билля.
Тогда лордъ Джонъ Россель возразилъ, что такъ какъ министры не пользуются болѣе довѣріемъ палаты, то произойдетъ то, что обыкновенно бываетъ въ подобныхъ случаяхъ. Этимъ онъ хотѣлъ сказать, что намѣренъ выдти въ отставку, и дѣйствительно вышелъ. На самомъ дѣлѣ главный вопросъ состоялъ не въ мѣстной или общей милиціи, по въ степени довѣрія и поддержки, какою пользуется министерство въ палатѣ общинъ. Какъ бы ничтоженъ ни былъ разсматриваемый вопросъ самъ по себѣ, но министры неизбѣжно должны имѣть противъ себя большинство, если не находятъ довѣрія въ членахъ парламента. Безъ всякаго сомнѣнія, Пальмерстонъ доказалъ, что такое недовѣріе существуетъ ко многимъ изъ приверженцевъ Росселя и д’Израэли и оппозиціи были сильны и еще болѣе усилились, вслѣдствіе присоединенія къ нимъ небольшой толпы прежнихъ приверженцевъ Роберта Пиля, между тѣмъ какъ радикалы, Брайтъ и его друзья, обыкновенно поддерживавшіе Росселя, въ этотъ вечеръ ему измѣнили. Пальмерстонъ на этотъ разъ ничего не выигралъ своей побѣдой, кромѣ чувства торжества надъ лордомъ Джономъ. Лордъ Дерби, д’Израэли и ихъ партія образовали новое министерство, въ которое старались вовлечь и Пальмерстона, но напрасно. Онъ не занялъ никакой должности и оставался празднымъ; впрочемъ, въ двухъ или трехъ важныхъ случаяхъ поддерживалъ консервативное правительство. Министры, однакожъ, не въ состояніи, были удержаться на мѣстахъ долѣе нѣсколькихъ мѣсяцевъ. Финансовые планы д’Израэли подверглись сильнымъ нападкамъ со стороны Гладстона, послѣдователя Пиля, который своимъ мнѣніемъ помогъ министрамъ вступить въ должность, но при введеніи ихъ бюджета употребилъ свое удивительное краснорѣчіе на то, чтобы снова ихъ. уронить. Они были удалены и образовалось новое министерство изъ либераловъ и послѣдователей Пиля, подъ начальствомъ пре жняго политическаго противника Пальмерстона, лорда Абердина. Это министерство, по составу самыхъ разнообразныхъ мнѣній и людей разныхъ партій, было самое странное, какое такою встрѣчается въ англійской исторіи XIX вѣка. Начальникъ его представлялъ изъ себя что-то въ родѣ настройщика разбитаго музыкальнаго инструмента, въ которомъ не было ни одного звука согласнаго съ другимъ. Вовремя мира, Абердинъ еще могъ кое-какъ дѣйствовать, но приближеніе войны было слишкомъ сильнымъ испытаніемъ для союза, состоявшаго изъ старыхъ враговъ и новыхъ друзей. Когда внутри министерства снова возникли зависть и соперничество между его членами, а извнѣ бушевала злоба непріязненныхъ друг ъ другу партій и когда надъ Европой повисла страшная туча опасности, положеніе лорда Абердина сдѣлалось въ высшей степени затруднительнымъ. Его обвиняли въ малодушіи и называли "старой бабой, какъ будто можно было ожидать отъ него какой нибудь государственной способности. Убѣжденный, что война замедляетъ цивилизацію, онъ сначала старался отклонить ее, но потомъ, согласившись начать, продолжалъ ее изо всѣхъ силъ. За бѣдствія, постигшія британскую армію въ Крыму, нельзя впрочемъ обвинять администрацію лорда Абердина. Система управленія военною частью въ Лондонѣ была долгое время въ запущеніи. Когда исторія откроетъ тайны кабинетовъ, тогда сдѣлается извѣстнымъ, что никто не настаивалъ на эту борьбу такъ сильно и никто не вступалъ въ нее такъ неохотно, какъ Абердинъ.
Несмотря на то, негодованіе націи по поводу событій въ Крыму, выраженное и усиленное въ печати, было такъ велико, что могло быть сдержано только отставкой министровъ. Здѣсь мы должны обратить вниманіе на другую особенность дѣйствія британской конституціи. Хотя пренію министерства содѣйствовали нападки со стороны оппозиціи, но оно совершилось не столько вслѣдствіе неблагопріятной вотировки, сколько вслѣдствіе непреложнаго общественнаго мнѣнія, сосредоточившагося при подачѣ голосовъ въ палатѣ общинъ, по поводу предложенія, сдѣланнаго Ребёкомъ, относительно изслѣдованія состоянія арміи. Слѣдствіемъ этого обстоятельства было то, что оппозиція не была приготовлена или не желала принять на себя отвѣтственности правительства обыкновеннымъ путемъ, какъ бы поступила она, еслибъ лордъ Абердинъ вышелъ въ отставку, по поводу пораженія, нанесеннаго какой либо партіей. Лордъ Дерби не могъ образовать министерства Тори, лордъ Россель былъ въ отсутствіи, по случаю несчастнаго посольства въ Вѣну и Берлинъ, гдѣ онъ вздумалъ выказать себя самодуромъ, недостойнымъ имени Англичанина. Не оставалось ни одного человѣка, выдавшагося изъ толпы, который могъ бы сдѣлаться главою правительства, кромѣ этого, ненавистнаго, «Teufels Sohn», Пальмерстона. Онъ дѣйствительно не имѣлъ въ парламентѣ такихъ благопріятелей, какихъ Россель имѣлъ сотню, которые готовы были бы вотировать въ его пользу, ради его самого, а не ради его мѣръ, не ради мира, войны или законодательства. Но Пальмерстонъ, хотя не былъ главой партіи, былъ силенъ своей популярностью и опять вступилъ въ должность главнаго лорда казначейства, несмотря на оппозицію со стороны придворныхъ, со стороны консерваторовъ, приверженцевъ Пиля и многихъ членовъ либеральной партіи, неодобрявшихъ его внѣшнюю политику. Среди самаго разгара крымской войны, онъ вступилъ въ должность и изъ прежняго пропагандиста мира вдругъ сдѣлался восторженнымъ ораторомъ будущихъ побѣдъ англійской арміи, на самомъ дѣлѣ едва неумиравшей съ голоду подъ стѣнами Севастополя. Пальмерстонъ не въ состояніи былъ бы удовлетворить желанію народа, громко требовавшаго большихъ побѣдъ и меньшихъ неудачъ. Величайшее благодѣяніе, какое только могла ниспослать ему судьба при этомъ затруднительномъ положеніи, была надежда на миръ, которая скоро и сбылась. Дружеская связь между Лудовикомъ Наполеономъ и Пальмерстономъ, безъ сомнѣнія, оказала обоимъ большую услугу.-Какая-то тайна скрывается въ этой дружбѣ, которая такъ тѣсна, что не можетъ не имѣть вліянія на взаимныя формальныя отношенія между этими близнецами современной политики. Французскій императоръ поспѣшилъ заключить переговоры съ Россіей, потому что миръ для него въ это время былъ еще необходимѣе, чѣмъ для Англіи, которая всегда отличалась медленностью въ своихъ приготовленіяхъ къ войнѣ и потому только, что успѣла поставить свою армію и свой флотъ на твердую ногу. Дружбѣ Лудовика Наполеона суждено было впослѣдствіи повредить Пальмерстону. Между тѣмъ старый соперникъ главнаго министра Англіи былъ ловко устраненъ отъ должности, потому что принялъ въ Вѣнѣ такія условія мира съ Россіей, на которыя не соглашался лондонскій кабинетъ.
Въ полдень 1-го Февраля 1856 года министрами Россіи, Франціи, Англіи, Австріи и Турціи бытъ подписанъ въ Вѣнѣ, протоколъ, принимавшій за основанія мира условія, предложенныя австрійскимъ правительствомъ. Открылась конференція въ Парижѣ, 25-го числа того же мѣсяца. На ней представителемъ британскаго кабинета, явился лордъ Кларендонъ, Онъ долженъ былъ употребить всю проницательность ума и твердость характера, чтобы перомъ добыть для Англіи то, чего не успѣла она добыть мечомъ. Русскіе и Французскіе дипломаты соединенными силами старались воспрепятствовать исполненію англійскихъ проэктовъ. Въ лицѣ Кларендона, однакожъ, Пальмерстонъ имѣлъ ловкаго и преданнаго посредника, который, дѣлая уступки по нѣкоторымъ пунктамъ своей главной политической программы, выигрывалъ по другимъ. Переговоры эти происходили такъ недавно, что въ настоящее время нѣтъ надобности говорить о нихъ подробно. Безъ сомнѣнія, тамъ въ первый разъ, въ видѣ очерка, набросанъ былъ планъ войны, имѣвшей цѣлью доставить Италіи независимость и единство, подъ управленіемъ Виктора Эмануила. Съ этихъ поръ отношенія между англійскимъ министромъ и Французскимъ императоромъ сдѣлались еще тѣснѣе, такъ что когда Наполеонъ III въѣхалъ въ Лондонъ, еще такъ недавно пріютившій его въ качествѣ бездомнаго скитальца, Пальмерстонъ подалъ ему ключи отъ старыхъ воротъ города и безотлучно находился съ нимъ въ Виндзорѣ. Соединеніе Англіи и Франціи подъ однимъ политическимъ горизонтомъ, повидимому, ручалось 5а спокойствіе Европы и за прочное положеніе Пальмерстона, но событія на востокѣ подготовили ему неожиданный ударъ. Въ Февралѣ и мартѣ 1857 года онъ подвергся жестокому испытанію во время знаменитаго пренія, происходившаго по поводу китайскаго вопроса. Всѣ полагали, что споръ окончится его паденіемъ. Разскажемъ самый ходъ этого дѣла. 8-го октября 1856 года въ Кантонѣ возникли непріязненныя столкновенія между Англичанами и Китайцами, по поводу поимки, китайскимъ правительствомъ, лорхи, или маленькаго купеческаго судна, подъ названіемъ «Стрѣла», плывшато подъ англійскимъ флагомъ. Главный коммисіонеръ Кантона, Іе (Yeh), не хотѣлъ вступить съ англійскимъ адмираломъ ни въ какіе переговоры, чтобъ уладить это дѣло. Тогда Англичанинъ прибѣгъ къ обыкновенному средству въ спорахъ съ Китайцами-заставить своего противника быть вѣжливымъ посредствомъ пушечныхъ выстрѣловъ. Англійское правительство оправдывало этотъ грубый поступокъ, ссылаясь на то, что Китаецъ нарушилъ трактатъ 1842 года. Оппозиція, однакожъ, увидѣла, что изъ этого дѣла можетъ возникнуть вредъ для правительства и выгода для нея самой. 24-го Февраля 1857 года, лордъ Дерби въ палатѣ пэровъ предложилъ разобрать дѣйствія въ Кантонѣ и обвинить министерство за то, что оно не сдѣлало выговора адмиралу, находящемуся въ Китаѣ. Послѣ пренія, происходившаго двѣ ночи сряду, большинство объявило себя противъ мнѣнія лорда Дерби. Въ то самое время (26 февраля), когда друзья Пальмерстона одержали это торжество въ верхней палатѣ, подобное же предложеніе сдѣлано было въ нижней мистеромъ Кобденомъ, который вмѣстѣ съ своими товарищами манчестерской партіи мира образовалъ огромный союзъ съ приверженцами партіи консервативной. Возникло жаркое преніе, продолжавшееся четыре ночи. Воинственная политика Пальмерстона, въ отношеніи къ мелкимъ европейскимъ державамъ, подробно разбиралась во время парламентскаго дебата, происходившаго по поводу греческаго вопроса. Этотъ споръ кончился торжествомъ министра и руководящаго имъ купеческаго класса. Въ настоящемъ случаѣ, протестъ противъ воинственныхъ наклонностей Пальмерстона и противъ примѣненія, въ отдаленныхъ странахъ Азіи, принципа, выраженнаго въ его цитатѣ «Civis Romanussum» поддержанъ былъ 263 голосами противъ 247. По обыкновенному такъ называемому конституціонному порядку вещей, главный министръ, претерпѣвшій пораженіе при раздѣлѣ голосовъ въ палатѣ общинъ, прибѣгаетъ къ одному изъ двухъ средствъ, для выхода изъ ненормальнаго состоянія: онъ или слагаетъ съ себя свою должность, на томъ основаніи, что не пользуется довѣріемъ народныхъ представителей, или, предположивъ, что палата, при настоящемъ своемъ составѣ, не выражаетъ истинныхъ чувствованій народа, предлагаетъ распустить парламентъ и обратиться къ рѣшенію общественнаго мнѣнія посредствомъ новаго избранія членовъ. Полагаясь на любовь Англичанъ ко всякой борьбѣ и на ихъ симпатію къ отвагѣ, министръ ввѣрилъ судьбу своего правленія новому избранію и надѣялся вновь пріобрѣсти значительное большинство. Результатъ оправдалъ его ожиданія. Партія мира была на время уничтожена: Кобденъ, Брайтъ и Мильнеръ Джибсонъ (Gibson) потерпѣли пораженіе и лишились своихъ мѣстъ въ палатѣ общинъ. Новый парламентъ, собравшійся 7 мая, объявилъ себя рѣшительно противъ манчестерской лиги, такъ что Пальмерстонъ нѣкоторое время пользовался огромной популярностью и былъ на дѣлѣ неограниченнымъ диктаторомъ британской имперіи. По едва онъ занялъ свое мѣсто по правую сторону спикера, какъ пришло страшное извѣстіе, что въ Индіи вспыхнуло возстаніе, грозившее отпаденіемъ этой страны отъ англійской метрополіи. Этому непредвидѣнному несчастію тѣмъ труднѣе было помочь, что оно совершилось внезапно и что сцена происшествія была слишкомъ отдалена отъ мѣста, главнаго правленія. Но что было возможно для устраненія бѣдствія, предпринято было немедленно. Войска, подъ предводительствомъ способныхъ генераловъ, отправлены были на помощь, и, вмѣстѣ съ британскими резидентами въ Индіи, выказали себя достойными самой лучшей награды, какая только можетъ быть дана храбрости и постоянству. Возмущеніе свирѣпствовало отъ мая до октября и Англія оставалась въ неизвѣстности, чѣмъ оно кончится, пока не были взяты Дельги и Лёкно (Lucknow), и не обезпечено за королевой Викторіей господство надъ древней имперіей великаго Могола. Затруднительное состояніе главнаго министра, повидимому, кончилось и его правленіе казалось твердымъ болѣе, чѣмъ прежде. Но вдругъ 14-го января 1858 года совершено было несчастное покушеніе Орсини на жизнь императора Французовъ. Тогда Пальмерстонъ, при всей его ловкости въ подобныхъ случаяхъ, очень неудачно споткнулся о дружбу Лудовика Наполеона.
Ужасъ, будто бы возбужденный въ немъ этимъ покушеніемъ, заставилъ его опромѣтчиво согласиться на требованіе французскаго министра — предложить въ парламентѣ законъ о надзорѣ за эмигрантами, живущими въ Англіи. Билль этотъ при первомъ прочтеніи былъ принятъ значительнымъ большинствомъ; но вдругъ нѣкоторыя лица узнали, что онъ былъ слѣдствіемъ происковъ французскаго министра и тайныхъ сношеній Пальмерстона съ Парижемъ. Гордость націи, уже возмущенная обидными рѣчами нѣкоторыхъ французскихъ полковниковъ, вспыхнула яркимъ пламенемъ при такомъ извѣстіи. Газеты подняли ропотъ, палата общинъ все болѣе и болѣе проникалась патріотическимъ негодованіемъ и при второмъ чтеніи билля лордъ Пальмерстонъ пораженъ былъ большинствомъ девятнадцати голосовъ. Онъ сложилъ съ себя должность, вмѣстѣ съ своими сослуживцами. Неожиданному его паденію содѣйствовали два члена партіи мира, Джибсонъ и Брайтъ, снова занявшіе свои мѣста въ палатѣ общинъ. Переворотъ этотъ произошелъ 19-го Февраля 1858 года. Лордъ Дерби и д’Израэли сдѣлались министрами и либералы перешли на сторону, оппозиціи. Надо замѣтить, что паденіе Пальмерстона совершено было посредствомъ союза Джона Росселя съ радикалами, предводительствуемыми Брайтомъ и Джибсономъ, съ послѣдователями Роберта Пиля, во главѣ которыхъ былъ Гладстонъ, и съ консерваторами, находившимися подъ предводительствомъ д’Израэли. Поэтому положеніе Тори, вступившихъ въ должность, было въ высшей степени ненадежно, такъ какъ оно зависѣлъ отъ людей, не чувствовавшихъ никакой политической симпатіи къ партіи, которой сами же доставили власть. Бывшій главный министръ, въ продолженіе своего quasi диктаторства дозволилъ себѣ раза два или три забыть свою прежнюю ласковость и привѣтливость, располагавшія въ его пользу палату общинъ. Нѣсколько членовъ выразили свое неудовольствіе на поводу его надменности и запальчивости, и во время роковаго раздѣленія голосовъ, 19 Февраля 1858 года, соединились съ врагами Пальмерстона, чтобъ наказать и унизить его гордость. Въ продолженіе пятнадцати мѣсяцевъ онъ въ холодной тѣни оппозиціонныхъ скамеекъ размышлялъ объ урокахъ, данныхъ ему судьбой и народомъ, никогда не любившимъ на своей землѣ шпіонства. И не напрасно: онъ снова сдѣлался ласковымъ и привѣтливымъ со всѣми, постепенно опять сталъ сближаться съ Джономъ Росселемъ и старался забыть недавнюю ссору и вспомнить старую дружбу. Радикалы скоро почувствовали неудовольствіе по поводу своего союза съ консерваторами и когда д’Израэли, въ угожденіе имъ, предложилъ билль о парламентской реформѣ, они только осмѣяли эту мѣру, слишкомъ отзывавшуюся романтизмомъ. Такая перемѣна въ расположеніи либеральной партіи рано начала проявляться во время засѣданій 1859 года. Когда предложено было второе чтеніе билля о реформѣ правительства (21-го марта), лордъ Джонъ Россель предложилъ неодобреніе этой мѣры. Рѣшеніе парламента было отложено на нѣкоторое время и послѣ пренія, происходившаго въ продолженіе нѣсколькихъ ночей, предложеніе относительно измѣненія билля было принято большинствомъ 39 голосовъ. Тѣмъ не менѣе министры не слагали съ себя своихъ должностей. Слѣдуя примѣру Пальмерстона, лордъ Дерби предложилъ королевѣ распустить парламентъ и прибѣгнуть къ новымъ выборамъ. Но билль д’Израэли о реформѣ не могъ произвести въ народѣ энтузіазма и новые выборы не усилили министерства въ палатѣ общинъ. Послѣ собранія новаго парламента, существованіе консервативнаго привительства продолжалось только вслѣдствіе несогласія, возникшаго между членами оппозиціи. Для устраненія этого несогласія принимались различныя мѣры и наконецъ 2-го іюня въ залахъ Виллиса, близъ сквера Сентъ-Джэмсъ, собрался огромный митингъ изъ трехъ сотъ либеральныхъ членовъ, имѣвшій цѣлью соединеніе враждовавшихъ сторонъ либеральной партіи. Результатомъ начатыхъ такимъ образомъ переговоровъ было присоединеніе радикаловъ къ лорду Джону Росселю, вслѣдствіе обѣщанія билля о либеральной реформѣ, и примиреніе Пальмерстона съ этимъ бывшимъ его врагомъ, посредствомъ обѣщанія предоставитъ послѣднему завѣдываніе дѣлами иностранной политики. Между тѣмъ начало итальянской войны, сильно взволновавшее умы Англіи, и нелѣпое поведеніе Дерби, не прямо, но очень ясно высказавшаго свою симпатію къ австрійскому правительству, окончательно уронили ^министерство въ общественномъ мнѣніи. Когда возстановлено было согласіе между предводителями обѣихъ сторонъ и ихъ приверженцами, въ парламентѣ, существовавшемъ еще только одну недѣлю, открылись дѣйствія противъ министерства предложеніемъ измѣненія въ адресѣ, сдѣланномъ въ отвѣтъ на рѣчь королевы. Этотъ поступокъ имѣлъ цѣлью доказать, что министры не пользуются довѣріемъ палаты. Предложенное измѣненіе поддержано было большинствомъ 13 голосовъ. Лордъ Дерби и его товарищи сложили съ себя свои должности и Пальмерстонъ снова сдѣлался первымъ лордомъ казначейства и главнымъ министромъ Англіи. Этотъ выборъ былъ принятъ холодно; общество чувствовало, что Пальмерстонъ не удовлетворяетъ народнымъ желаніямъ, что онъ, нѣкогда измѣнившій Сициліи и бросившій Венецію на произволъ судьбы, не можетъ съ честію поддержать италіянскій вопросъ, но за неимѣніемъ болѣе видной дипломатической способности должно было уступить обстоятельствамъ. Война между Сардиніею и Австріей) вспыхнула почти къ удивленію консервативныхъ министровъ, которые до самаго открытія непріязненныхъ дѣйствій увѣряли парламентъ, что не предвидится никакого нарушенія мира. Они, очевидно, не пользовались довѣріемъ Лудовика Наполеона, который замѣтилъ ихъ расположеніе къ Австріи. Вѣнское правительство было такъ поражено отставкой Дебри и назначеніемъ Пальмерстона, что, говорятъ, оно поспѣшило войной и велѣло своимъ войскамъ немедленно вступить на сардинскую территорію, какъ только узнало объ ожидаемой перемѣнѣ въ англійскомъ министерствѣ. Такимъ образомъ Пальмерстонъ снова пріобрѣлъ власть въ критическій моментъ и пошелъ рука объ руку съ Наполеономъ III… Когда послѣдній наносилъ одинъ ударъ за другимъ Австріи, министръ Англій восторгался успѣхомъ своего союзника; но когда императоръ 3-го декабря отмежевалъ себѣ Савою и ницу, высаживая одинъ полкъ за другимъ въ Римскія владѣнія, Пальмерстонъ молчалъ или отдѣлывался пустыми фразами на сомнѣнія парламента и тревожные вопросы націи. Правда, онъ не противорѣчилъ публичному объявленію Джона Росселя, что Англія должна искать другихъ союзниковъ, онъ не препятствовалъ, но скорѣе способствовалъ собранію корпуса волонтеровъ и постройкѣ крѣпостей, справедливо считавшихся признакомъ недовѣрія къ Франціи; но всѣ эти демонстраціи были крайне вялы, уклончивы и недостойны британскаго могущества. Этого мало, Пальмерстонъ допустилъ вмѣшательство французскаго флота въ дѣло Гаеты, и тѣмъ навлекъ на себя громкій ропотъ Англіи. Эта двоедушная и близорукая политика ловкаго виконта ясно показала, что онъ, при всѣхъ средствахъ и силахъ націи, не способенъ былъ овладѣть ходомъ событій, въ которыхъ первая роль безъ сомнѣнія принадлежала Англіи.
Въ сирійскомъ вопросѣ, лордъ Пальмерстонъ, всегда опасавшійся Французскаго и русскаго вліянія на востокѣ, выказалъ больше сочувствія къ Друзамъ, чѣмъ къ христіанамъ, но онъ предложилъ наказать главныхъ виновниковъ кровопролитія, съ цѣлью предупредить вмѣшательство Франціи. На кризисъ въ австрійскихъ дѣлахъ онъ сравнительно смотритъ съ равнодушіемъ, такъ какъ никогда не чувствовалъ глубокой любви къ правительству этой страны. Едва ли онъ питаетъ болѣе рсположенія къ Пруссіи. Въ борьбѣ ея съ Даніею по поводу Шлезвига-Гольштейна, онъ безъ сомнѣнія приметъ сторону Датчанъ. Но постоянное его убѣжденіе и отличительный характеръ его иностранной политики заключается въ необходимости твердаго союза между Англіей и Франціей. Естественно, что такая мысль преобладала въ продолженіе восемнадцати лѣтняго мирнаго правленія Лудовика-Филиппа, когда Пальмерстонъ велъ борьбу протоколовъ съ Тьеромъ и Гизо и въ столкновеніяхъ съ ними впервые пріобрѣлъ извѣстность на дипломатическомъ поприщѣ. Тогда Англія и Франція имѣли общіе политическіе интересы, содѣйствуя развитію въ Европѣ конституціонныхъ началъ. Но теперь, когда Франція управляется на основаніи совсѣмъ другихъ началъ, — теперь странно видѣть, что Англія желаетъ быть въ такомъ же тѣсномъ союзѣ съ этой державой, какъ во времена мирнаго правленія Лудовика-Филиппа. Однакожъ, оно дѣйствительно такъ. Эта мысль составляетъ, повидимому, ideé fixe Пальмерстона. До сихъ поръ этотъ союзъ былъ насильственной теоріей дипломаціи и современемъ угрожаетъ столь же насильственнымъ разрывомъ. Анклія это чувствуетъ, и потому военныя приготовленія все еще продолжаются на обоихъ берегахъ британскаго канала. Люди, заглядывающіе впередъ, предвидятъ, что политика Пальмерстона заведетъ въ такія сѣти, изъ которыхъ выпутаться будетъ очень трудно…
Но вопросъ, наиболѣе затрудняющій въ настоящее время правленіе Пальмерстона, заключается въ разрывѣ соединенныхъ штатовъ Америки. Виконтъ всю свою жизнь былъ ревностнымъ поборникомъ уничтоженія рабства, и потому питаетъ сильное сочувствіе къ сѣвернымъ провинціямъ. Но съ другой стороны значительная часть промышленнаго богатства Англіи находится въ совершенной зависимости отъ торговли хлопчатой бумагой, составляющей предметъ производства южныхъ штатовъ, которые, отдѣляясь отъ союза, стараются склонить на свою сторону Англичанъ уничтоженіемъ въ своихъ портахъ всѣхъ таможенныхъ пошлинъ. До сихъ поръ Англія устояла противъ всѣхъ искушеній и продолжаетъ поддерживать сѣверные штаты, защищающіе свободу. Такое поведеніе, конечно, дѣлаетъ честь министерству и мы надѣемся, что британская нація, ради нѣсколькихъ мѣшковъ хлопчатой бумаги, не станетъ на сторонѣ рабовладѣльцевъ. Это было бы послѣднимъ униженіемъ Англіи и самымъ отвратительнымъ лицемѣріемъ ея министра.
Мы разсмотрѣли подробно политическую карьеру одного изъ современныхъ дѣятелей эпохи. Изъ нашего очерка можно видѣть ясно, что у Пальмерстона никогда не было строгихъ принциповъ и руководящихъ идей. Онъ шелъ вмѣстѣ съ теченіемъ внѣшнихъ событій, и если успѣвалъ ловко примѣняться къ нимъ, то никогда не становился выше ихъ и не управлялъ ими. Какъ администраторъ, онъ обладаетъ тактомъ, навыкомъ, быстрымъ соображеніемъ и отличной памятью, по какъ государственный человѣкъ, онъ не могъ сообщить своей дѣятельности никакого отличительнаго характера, ничего полнаго и цѣлаго. Это одинъ изъ тѣхъ серединныхъ умовъ, которыхъ вліяніе и власть создается случаемъ и обстоятельствами, но не внутренней силой человѣческаго генія. Между Пальмерстономъ и Питтомъ, управлявшимъ Англіей во времена Наполеона I, существуетъ странный контрастъ. Питтъ чрезвычайно рано созрѣлъ и преждевременно умеръ; Пальмерстонъ поздно сдѣлался политикомъ и теперь также силенъ и свѣжъ, какъ и прежде. Первый былъ главнымъ министромъ двадцати четырехъ лѣтъ; второй только сорока лѣтъ заявилъ политическое честолюбіе и отличился, какъ предводитель въ парламентѣ, когда ему уже минуло пятьдесятъ. Дѣла онъ ведетъ съ такимъ умѣньемъ, какого и надо ожидать отъ человѣка, всю свою жизнь занятаго угожденіемъ собственнымъ интересамъ.
Онъ, безъ сомнѣнія, не имѣетъ качествъ придворнаго человѣка. Извѣстно, что королева Викторія глядѣла въ потолокъ, когда благородный виконтъ проходилъ мимо нея во время выхода при дворѣ. То было нѣсколько лѣтъ назадъ; теперь министръ и его королева находятся въ лучшихъ отношеніяхъ другъ къ другу. Лудовикъ-Филиппъ не могъ терпѣть англійскаго секретаря иностранныхъ дѣлъ. Даже Изабелла, королева испанская, для которой онъ сдѣлалъ столько добра, удалила отъ своего двора его посланника, сэра Генри Бульвера. Единственная милость, которой добивается Пальмерстонъ, состоитъ _въ благосклонности и симпатіи преобладающаго класса въ Англіи.
Личный недостатокъ Пальмерстона заключается въ чрезвычайной безпечности, заставляющей его дѣйствовать опромѣтчиво въ дѣлахъ важныхъ, и въ излишнемъ довѣріи къ собственному уму, пренебрегающему совѣтами другихъ. Въ частной жизни онъ пріятный собесѣдникъ и добрый хозяинъ въ отношеніи къ своимъ фермерамъ. Онъ живетъ умѣренно и любитъ физическія упражненія. Путешественникъ, посѣщающій его домъ въ Бродлендахъ, можетъ видѣть высокую конторку, за которой долго работалъ лордъ. Подлѣ нея находится скамейка, на которой въ порядкѣ расположены нѣсколько шляпъ и коллекція перчатокъ различнаго рода: для прогулокъ пѣшкомъ, для верховой ѣзды и для занятій въ саду или въ парнѣ, гдѣ хозяинъ, обыкновенно, самъ отмѣчаетъ деревья, назначаемыя для срубки. Пальмерстонъ отличный ѣздокъ; не далѣе, какъ въ прошломъ году, семидесяти шести лѣтъ отъ роду, онъ проѣзжалъ верхомъ передъ обѣдомъ двадцать миль. Онъ средняго роста, все еще держится прямо и отличается эластической походкой. Черты его рѣзки, губы толсты, вся наружность носитъ на себѣ печать болѣе ирландскаго типа, чѣмъ англійскаго.
- ↑ Прелестная и благочестивая Годива должна была, какъ гласитъ прежніе, по условію съ своимъ жестокосердымъ супругомъ, проѣхать верхомъ на лошади нагая по улицамъ Ковентри, чтобы избавить несчастныхъ жителей этого города отъ тяжкихъ налоговъ. Благодаря мѣрамъ, принятымъ въ городскомъ совѣтѣ, всѣ граждане на время ея поѣздки закрыли свои окна. Только одинъ нескромный человѣкъ подсмотрѣлъ прелестную наѣздницу, по за то лишился зрѣнія. До сихъ поръ на мѣстныхъ народныхъ празднествахъ этотъ несчастный представляется въ видѣ соломеннаго болвана, подъ названіемъ the peeping Tom (подсматривающій Томъ). O’Keefe (О’Кифъ) избралъ это преданіе сюжетомъ для комедіи. Примѣчаніе переводчика.
- ↑ См. Hansard’s Parlamentary Debates, іюня 2-го, 1828.
- ↑ Это человѣкъ, не имѣющій таланта разсуждать.
- ↑ Пальмерстонъ безъ маски. Отд. I.