Лондонцы (Мюррей)/ДО

Лондонцы
авторъ Дэвид Кристи Мюррей, переводчикъ неизвѣстенъ

Оригинал: англійскій, опубл.: 1889. — Источникъ: az.lib.ru • Романъ въ 2-хъ частяхъ.
Текст издания: журнал «Русскій Вѣстникъ», №№ 10-12, 1888, 1-3, 1889.

ЛОНДОНЦЫ.

Романъ въ 2-хъ частяхъ.

Э. X. Муррея.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

I.

Въ послѣднемъ засѣданіи уголовнаго суда въ Лондонѣ судился одинъ въ высшей степени респектабельный слесарь, обыватель Гольборна, — судился по обвиненію въ грабежѣ съ насиліемъ.

Дѣло возбуждало большой интересъ, и зала суда буквально ломилась отъ публики. Духота и пыль стояли въ воздухѣ, а судья, защитникъ, присяжные, судебные пристава и публика, — всѣ испытывали чувство страшной усталости пополамъ съ смертельнымъ любопытствомъ, подстрекаемымъ таинственностью разбираемаго дѣла.

Подсудимый по виду рѣшительно не походилъ на грабителя. Легко было представить себѣ его за прилавкомъ, какъ онъ потираетъ руки и съ чувствомъ собственнаго достоинства вопрошаетъ посѣтителя: — чѣмъ могу служить вамъ, сэръ? Не трудно было вообразить его на приходскомъ митингѣ или въ кругу семейства. Но положительно умъ отказывался вѣрить, чтобы этотъ человѣкъ пустился въ отчаянное и преступное ночное предпріятіе.

Онъ былъ средняго роста, худощавъ, мускулистъ и одѣтъ въ приличную черную пару, немного мѣшковато сшитую, и въ безупречномъ бѣльѣ. Сѣдина уже пробивалась въ темныхъ волосахъ, а тщательно подбритые на щекахъ бакенбарды были совсѣмъ сѣдые. У подсудимаго были большіе, темные глаза, мягкіе, наблюдательные и живые; волосы, старательно расчесанные и напомаженные, коротко острижены и съ проборомъ по срединѣ. На шеѣ у подсудимаго болтался двойной лорнетъ, который онъ, повидимому, не употреблялъ, а въ правой рукѣ онъ держалъ большой бѣлый носовой платокъ, свернутый мячикомъ, величиной съ апельсинъ. Онъ вытиралъ имъ по временамъ лицо, но не проявлялъ никакихъ другихъ признаковъ волненія. Но вѣдь десятки людей, лично не причастныхъ къ дѣлу, съ такимъ же усердіемъ вытирали свои потныя отъ удушливой жары лица.

М-ръ Уайнкотъ Эсденъ, адвокатъ подсудимаго, обратился къ присяжнымъ съ ясной и убѣдительной на диво рѣчью. Онъ не заливался соловьемъ, какъ иные адвокаты-криминалисты; онъ былъ спокоенъ, логиченъ, самоувѣренъ. Онъ бралъ каждаго изъ джентльменовъ присяжныхъ за пуговицу и очень убѣдительно разбиралъ всѣ обстоятельства дѣла. Его тонъ и манеры были такъ лестны для присяжныхъ, что каждый изъ нихъ чувствовалъ себя умнѣе и дѣльнѣе, когда адвокатъ говорилъ. Доводы его были такъ ясны, что ребенокъ понялъ бы ихъ отъ перваго слова до послѣдняго.

Наружность адвоката тоже помогала ему, такъ какъ внушительная внѣшность всегда выгодна для оратора. У него были крупныя и правильныя черты лица и большіе сѣрые глаза, очень хитрые и добрые. Физіономистъ почувствовалъ быкъ нему недовѣріе при первомъ взглядѣ, но только очень жестокосердый физіономистъ упорствовалъ бы въ своемъ недовѣріи. Болѣе открытой, ласковой и довѣрчивой манеры трудно было себѣ и представить. Онъ такъ былъ увѣренъ, что склонитъ васъ на свою сторону, такъ убѣжденъ, что правъ и всей своей фигурой выражалъ такое высокое мнѣніе объ умѣ своего слушателя, что не принять его доводовъ — значило какъ бы уронить самого себя.

Онъ зналъ — такъ говорили, повидимому, его ласковыя и убѣдительныя манеры — никто лучше его не зналъ, до какой степени невозможно провести такого умнаго человѣка, какъ вы. Безполезнѣйшая вещь въ мірѣ — это заявлялъ онъ всѣмъ своимъ видомъ — стараться обмануть васъ? Будемъ же играть въ открытую. Обсудимъ дѣло напрямки. Вотъ добытые слѣдствіемъ факты… Вотъ заключенія, къ какимъ васъ уже привели логика и вашъ проницательный умъ. Совершенно лишнее даже говорить съ вами объ этомъ, потому что вамъ все это извѣстно такъ же хорошо, какъ и мнѣ, да пожалуй еще и лучше. Но для убѣжденія постороннихъ глупыхъ людей приходится толковать о пустякахъ. Мы, тринадцать умныхъ людей, уже давно пришли къ заключенію, что невинный человѣкъ очутился на скамьѣ подсудимыхъ жертвой прихотливаго сплетенія случайныхъ обстоятельствъ. Мы протянемъ ему дружескую руку и поможемъ выпутаться изъ бѣды.

Публики набилось такъ много, что нѣкоторыя лица забрались на судейскую эстраду и, подталкиваемые другими, менѣе счастливыми зрителями, напирали все болѣе и болѣе, пока не оттѣснили самыхъ часовыхъ, оберегавшихъ судейскую лѣвую сторону. Ихъ неоднократно отгоняли, но они возвращались назадъ, какъ неотвязчивыя мухи.

Психологъ, взглянувъ на группу людей на эстрадѣ, навѣрно остановилъ бы свое вниманіе на одной личности. То былъ человѣкъ среднихъ лѣтъ, очень спокойный, очень рѣшительный и твердый. Этотъ человѣкъ, хотя и добродушный и на первый взглядъ какъ бы пошловатый, — казалось, говорилъ всѣмъ своимъ видомъ, что его ничѣмъ не удивишь, да и врасплохъ не застанешь. На шеѣ у него былъ надѣтъ шарфъ, заколотый булавкой самаго дурнаго тона, а въ обтянутой перчаткою рукѣ онъ держалъ цилиндръ, блестѣвшій какъ зеркало. Головка булавки изображала въ миніатюрѣ пятифунтовый билетъ англійскаго банка. Субъектъ, украшенный такой непозволительной булавкой, былъ Джозефъ Прикетъ, агентъ столичной сыскной полиціи, быстро входившій въ славу. Его стараніями почтенный гражданинъ, котораго теперь судили, попалъ на скамью подсудимыхъ, и сыщику, съ свойственнымъ спортсменамъ всякаго рода азартомъ, хотѣлось выиграть ставку.

Когда убѣдительная и самоувѣренная рѣчь м-ра Уайнкота Эсдена была кончена, судья подхватилъ мячъ въ свои руки и принялся катать его. Онъ наговорилъ комплиментовъ защитѣ, но его заключеніе при всемъ его кажущемся безпристрастіи направлено было противъ подсудимаго.

Прикетъ, на лицѣ у котораго было написано сомнѣніе, какъ у знатока винъ, не знающаго, къ какому году отнести пробуемое вино, просвѣтлѣлъ. Въ поведеніи подсудимаго не произошло никакой перемѣны, но онъ пересталъ вытирать лицо скатаннымъ въ мячикъ платкомъ и, крѣпко стиснувъ его въ рукахъ, оперся на рѣшетку, окружавшую его сидѣнье и пристально глядѣлъ въ лицо присяжнымъ. Мѣрные звуки голоса судьи еще усилили снотворное дѣйствіе спертаго воздуха и жары, и когда джентльменовъ присяжныхъ отпустили совѣщаться, присутствующихъ одолѣла скука и дремота.

Присяжные удалились, судья ушелъ въ свой кабинетъ, и подсудимый сидѣлъ полускрытйй рѣшеткой, окружающей скамью подсудимыхъ. Слабый шумъ доносился до залы суда съ улицы и изъ прилегающихъ корридоровъ. Темнѣло. Отголоски свободы и дыханіе свѣжаго воздуха доносились до заключеннаго, и разъ или два онъ обернулся и прислушивался. Въ галлереѣ разговаривали вполголоса, и чей-то голосъ сказалъ: — годиковъ на пятнадцать, съ убѣдительной краткостью.

Подсудимый оглянулся на говорившаго и какъ ни было жарко въ залѣ, отеръ холодный потъ со лба и рукъ.

Старый завсегдатель суда, человѣкъ въ истертомъ черномъ сюртукѣ, въ бѣломъ галстухѣ, отъ котораго несло ромомъ, стоялъ около Прикета. Онъ былъ увѣренъ въ своемъ мнѣніи, но искалъ подкрѣпленія у авторитета.

— Вѣдь ему присудятъ годковъ десятокъ каторги, сэръ, неправда ли? Видите ли — продолжалъ онъ, смакуя свои слова, точно горячій ромъ, зимнимъ вечеромъ, — вѣдь грабежъ-то съ насиліемъ, м-ръ Прикетъ. Вѣдь дѣло чуть-чуть не дошло до смертоубійства. Вѣдь чистое чудо, если человѣкъ поправился.

— Вотъ черезъ полчаса узнаемъ, отвѣчалъ Прикетъ. — Нельзя никогда поручиться, что умный защитникъ не вызволитъ своего кліента. Этотъ молодецъ — указывая кивкомъ головы на Уайткота Эсдена — уменъ, какъ бѣсъ. У него такой языкъ, что выманитъ птицу изъ гнѣзда.

Въ то время, какъ онъ это говорилъ, началось движеніе, предвѣщавшее возвращеніе суда. Судебный приставъ раскрылъ настежь двери въ кабинетъ судьи. Минуту спустя его лордство и присяжные заняли свои мѣста, а подсудимый опять привсталъ и вглядывался сквозь сгущавшіеся сумерки въ ихъ лица.

— Готовъ ли приговорх у г. присяжныхъ? спросилъ клеркъ.

— Да.

— Нашли ли они подсудимаго виновнымъ или невиновнымъ.

— Невиновенъ.

Въ одно мгновеніе ока въ залѣ воцарились шумъ и суета, а подсудимый, размотавъ скатанный платокъ, обтеръ имъ руки и рѣшительнымъ жестомъ положилъ его въ карманъ жилета. Судья обратился къ подсудимому немного въ родѣ того, какъ великанъ обращается къ Тору въ норманской сагѣ:

— Лучше не суйся больше въ Ютенгеймъ.

Подсудимому достался удивительно искусный защитникъ, и присяжные были милосердны. Подсудимый воленъ идти на всѣ четыре стороны.

Уайткотъ Эсденъ очутился въ центрѣ небольшой толпы, поздравлявшей его съ успѣхомъ, а одинъ или двое изъ болѣе талантливыхъ собратовъ превозносили его до небесъ. Онъ принималъ ихъ комплименты очень любезно, безъ застѣнчивости, какъ и безъ фатовства, а добродушно и привѣтливо.

— У васъ теперь, голубчикъ, на всю жизнь кусокъ хлѣба обезпеченъ, да еще и съ масломъ, какъ говорилъ тотъ-бишь, забылъ, какъ его звали, адвокату Эльдону. Всѣ воры, располагающіе денежными средствами, отнынѣ будутъ искать вашей защиты, сказалъ одинъ изъ адвокатовъ.

Судебная сессія была окончена, и начинались долгія каникулы. Между адвокатами, пока они стаскивали парики и свои мантіи, шли оживленные толки о томъ, кто какъ воспользуется каникулярнымъ временемъ; когда они всѣ разошлись одинъ за другимъ, вышелъ и Уайнкотъ Эсденъ и на улицѣ столкнулся съ м-ромъ Прикетомъ.

Сыщикъ дотронулся обтянутой свѣжей перчаткой рукой до края блестящаго цилиндра и улыбнулся адвокату многозначительно. Въ этой улыбкѣ выражалось и униженное восхищеніе, и нѣкоторая укоризна.

— Вы вызволили его, сэръ, сказалъ м-ръ Прикетъ съ кроткой грустью въ тонѣ; конечно, это въ порядкѣ вещей, и нашему брату приходится съ этимъ считаться.

Эсденъ засмѣялся и, положивъ фамильярно руку на плечо сыщика, дружески потрясъ его и хотѣлъ пройти мимо. М-ръ Прикетъ повернулся на каблукахъ и пошелъ за адвокатомъ, почтительно наклонившись къ нему.

— Я бы не далъ двухъ пенсовъ пол-пенни за его оправданіе, продолжалъ онъ, и не согласился бы поставить пенни противъ ста фунтовъ за его осужденіе. Я бы счелъ эту ставку безнравственной, м-ръ Эсденъ.

— Ну, разумѣется, Прикетъ, отвѣчалъ адвокатъ, устремляя на сыщика свои хитрые и ласковые глаза, вѣдь вы хорошо знали, что въ мои обязанности не входило помочь вамъ выиграть эти сто фунтовъ. Еслибы входило…

— Сэръ! сказалъ м-ръ Прикетъ, еслибы входило!

Онъ прошелъ шага два-три далѣе, все еще почтительно наклонившись къ собесѣднику.

— Вердиктъ «не виновенъ» возстановляетъ доброе имя человѣка. Не мнѣ приличествуетъ марать чью-либо репутацію и подвергать себя преслѣдованію за диффамацію. Я и не говорю, замѣтьте это, м-ръ Эсденъ, чтобы Рейбенъ не былъ невиненъ какъ маргаритка. Но не назвалъ бы дуракомъ и того, кто счелъ бы его виновнымъ, и мое мнѣніе таково, что счастливѣе его нѣтъ въ настоящую минуту человѣка въ мірѣ. Онъ много обязанъ вамъ, м-ръ Эсденъ, позвольте это вамъ сказать.

— Мы всѣ должны исполнять свой долгъ, Прикетъ, отвѣчалъ Эсденъ, подмигивая ему съ самодовольствомъ. Мы всѣ должны исполнять свой долгъ, каждый на томъ поприщѣ, какое отвело намъ Провидѣніе.

Сыщикъ улыбнулся печально и одобрительно, отступилъ на шагъ и, дотронувшись до полей своей блестящей шляпы, проговорилъ:

— Прощайте; сэръ.

Эсденъ пошелъ не спѣша по Людгэтъ-Гиллю и вдоль Флитъ-Стритъ, къ себѣ на квартиру въ Тэмплѣ. Послѣ мрачной залы, августовскій вечеръ казался свѣтлымъ, а уличный шумъ — оглушительнымъ послѣ сдержаннаго шопота толпы, ожидавшей рѣшенія присяжныхъ.

Эсденъ вышелъ изъ суда сіяющій, улыбающійся и торжествующій, но, пока онъ шелъ, радужное настроеніе его все болѣе и болѣе омрачалось, и онъ вернулся въ Тэмпль положительно не въ духѣ. Онъ поднялся по скучной лѣстницѣ одного изъ высокихъ, новыхъ домовъ въ Эльмъ-Кортѣ и, дойдя до верхней площадки, вошелъ къ себѣ и захлопнулъ за собою дверь не безъ раздраженія. За столомъ ящика для писемъ, онъ увидѣлъ нѣсколько пришедшихъ въ его отсутствіе посланій и, доставъ ихъ, прошелъ въ гостиную и тамъ, сдвинувъ шляпу на затылокъ и подложивъ, подъ руку трость, распечаталъ письма и, бѣгло пробѣжавъ ихъ, бросилъ на столъ. Въ письмахъ не было ровно ничего интереснаго для него и, собравъ ихъ въ груду, онъ бросилъ ихъ въ каминъ и зажегъ. Потомъ съ видомъ усталости и отвращенія прошелъ въ спальную и раскрылъ свою кассу, гдѣ по осмотрѣ оказалась чековая книжка только съ двумя листочками, да одинокій пяти фунтовый банковый билетъ. Онъ опорожнилъ карманы и высыпалъ то, что въ нихъ находилось, на туалетъ.

— Тридцать пять фунтовъ въ банкѣ на текущемъ счету и одиннадцать въ карманѣ. Очень весело, нечего сказать, а тутъ еще долгія каникулы!

Онъ бросилъ чековую книжку обратно въ пустой ящикъ и, смявъ банковый билетъ, сунулъ его въ карманъ. Затѣмъ собравъ всю мелокъ, вышелъ изъ квартиры и спустился съ безконечной лѣстницы не то сердясь, не то подсмѣиваясь надъ самимъ собою. Онъ прошелъ по Флитъ-Стритъ, мимо Грифона и, перейдя черезъ улицу, вошелъ въ таверну Кока. Тамъ замѣтивъ пустое мѣсто, сѣлъ и спросилъ себѣ скромную баранью котлетку и бутылку дешеваго вина, а въ ожиданіи развернулъ вечернюю газету. Когда скромный обѣдъ былъ ему поданъ, онъ вяло принялся за него, не переставая переглядывать столбцы газеты.

Другой посѣтитель вошелъ въ таверну и сѣлъ напротивъ Эсдена. Этотъ человѣкъ былъ одѣтъ въ приличную черную пару, немного мѣшковато сидѣвшую, и въ безукоризненномъ бѣльѣ. Онъ держалъ въ рукѣ бѣлый носовой платокъ, свернутый мячикомъ, величиной съ апельсинъ, и время отъ времени вытиралъ имъ лобъ. Когда слуга подошелъ спросить, что ему угодно, новый гость заговорилъ голосомъ какъ бы робкимъ и таинственнымъ, точно онъ чего-то конфузился, а его желаніе, чтобы ему подали бифштексъ и кружку эля, было довольно секретнаго свойства. Слуга ушелъ исполнять приказаніе, а человѣкъ въ черной парѣ, впервые взглянувъ на своего vis-а-vis, вздрогнулъ и сталъ пристально въ него вглядываться, точно изучая его. Онъ, очевидно, былъ удивленъ, неувѣренъ въ личности своего сосѣда и очень желалъ въ ней удостовѣриться. Его неувѣренность длилась до тѣхъ поръ, пока слуга не принесъ бифштексъ и не ушелъ. Тогда человѣкъ въ черной парѣ протянулъ руку къ судку съ уксусомъ и прованскимъ масломъ и сказалъ:

— Извините, сэръ.

Эсденъ взглянулъ на него и тотчасъ же узналъ, и самъ былъ, узнанъ. Нельзя было усумниться въ томъ, что оба человѣка узнали другъ друга, но адвокатъ, холодно и внимательно оглядѣвъ сосѣда, взялъ газету, примостилъ ее къ бутылкѣ съ виномъ и продолжалъ ѣсть и читать. Человѣкъ, доброе имя котораго было только-что возстановлено дюжиной его согражданъ, сталъ мять платокъ въ рукахъ, съ сконфуженнымъ видомъ. Но вскорѣ онъ оправился и принялся за бифштексъ съ энергіей и удовольствіемъ. Онъ такъ усердствовалъ, что кончилъ свой обѣдъ и уплатилъ за него прежде Эсдена.

Когда адвокатъ въ свою очередь заплатилъ и всталъ, чтобы уходить, Рейбенъ Гелъ, не подавая больше никакихъ знаковъ знакомства, тоже всталъ и вышелъ за нимъ.

Эсденъ пошелъ по улицѣ, а человѣкъ послѣдовалъ за нимъ. Адвокатъ свернулъ въ Ченсери-Лэнъ, и Гелъ, послѣ двухъ-трехъ нерѣшительныхъ шаговъ, нагналъ его съ шляпой въ рукѣ.

— Извините, сэръ, сказалъ онъ съ смиренной застѣнчивостью, вѣдь я имѣю честь говорить съ м-ромъ Уайткотъ Эсденомъ.

Эсденъ съ высоты своего огромнаго роста холодно оглянулся черезъ плечо.

— Въ чемъ дѣло? спросилъ онъ голосомъ холоднаго презрѣнія.

— Я такъ и думалъ, что не ошибся, сказалъ Гелъ, поспѣшая за нимъ со шляпой въ рукѣ. Голосъ его былъ неровенъ и дрожалъ. Онъ, безъ сомнѣнія, говорилъ и глядѣлъ точно отчаянный преступникъ. — Я право не знаю, сэръ, какъ благодарить васъ за великолѣпную…

Прохожій поровнялся съ нимъ въ эту минуту, и Гелъ умолкъ, пока тотъ не отошелъ.

— За великолѣпную защиту меня…

— Не стоитъ благодарности, отвѣчалъ Эсденъ все съ тѣмъ же безпечнымъ, презрительнымъ взглядомъ и тѣмъ же тономъ пренебреженія.

— Я увѣренъ, продолжалъ человѣкъ, что никто изъ другихъ адвокатовъ не сдѣлалъ бы для меня того, что вы сдѣлали, сэръ. Обстоятельства были противъ меня, сэръ, и не думаю, чтобы когда-либо невинный человѣкъ былъ въ такихъ тискахъ.

— Ладно, ладно! отвѣтилъ Эсденъ, ускоряя шаги.

Человѣкъ не отставалъ.

— Еслибы я могъ чѣмъ-нибудь отблагодарить васъ, сэръ, началъ онъ своимъ робкимъ, свистящимъ голосомъ, то мнѣ было бы очень отрадно.

— Послушайте, сказалъ Эсденъ, вдругъ останавливаясь и взглядывая на него, это одно дѣло защищать джентльмена вашей профессіи и другое разгуливать съ нимъ по улицѣ. Я долженъ пожелать вамъ добраго вечера, м-ръ Гелъ.

— Это вполнѣ законно и въ порядкѣ вещей, сэръ, отвѣтилъ Гелъ, все не отставая отъ Эсдена. Я вполнѣ признаю ту пропасть, какая насъ раздѣляетъ, но человѣкъ слѣдуетъ внушеніямъ своего сердца, сэръ. Вы оказали мнѣ такую услугу, сэръ, сегодня, какъ никто въ мірѣ. Простите меня, сэръ, но я не могъ не поблагодарить васъ.

— Мой добрый другъ, сказалъ Эсденъ, немного смягченный лестью, заключавшейся въ благодарности этого человѣка, но все еще презрительно, я исполнилъ только свой профессіональный долгъ и получилъ за то вознагражденіе.

— Ахъ! сэръ, поспѣшно ухватился м-ръ Гелъ за слабый признакъ уступки со стороны адвоката, много ли другихъ джентльменовъ могли сдѣлать то, что вы сдѣлали? Конечно, каждый джентльменъ желаетъ исполнить свои долгъ, это вполнѣ естественно, сэръ, потому что отъ этого зависитъ его имя, слава и состояніе, сэръ. Но многіе ли умѣютъ это сдѣлать, сэръ. Вотъ вопросъ, быть можетъ, вамъ интересно будетъ узнать, сэръ, какъ случилось, что я поручилъ своему стряпчему ни къ кому не обращаться, кромѣ м-ра Уайнкета Эсдена. Вотъ, сказалъ я, сэръ, своему стряпчему — тотъ джентльменъ, который мнѣ нуженъ. Я случайно былъ въ судѣ съ годъ тому назадъ и слышалъ, какъ м-ръ Эсденъ, сказалъ я своему стряпчему, защищалъ одного человѣка, по имени Гаретъ, который обвинялся въ томъ, что обокралъ ювелира. М-ръ Эсденъ не вызволилъ его, сказалъ я, но будь хоть малѣйшая возможность вызволить его, онъ бы это сдѣлалъ. М-ръ Эсденъ мастеръ своего дѣла. М-ръ Эсденъ умѣетъ говорить съ присяжными. Онъ на цѣлыхъ полтора часа сбилъ ихъ съ толку — вотъ, что я сказалъ моему стряпчему, и еслибы кто другой защищали, меня, они бы сказали «виновенъ», какъ Богъ святъ.

Эсденъ былъ несомнѣнно очень умный человѣкъ, но какъ многіе и другіе умные люди, до смерти любилъ, чтобы его хвалили. Онъ былъ внутренно убѣжденъ, что м-ръ Гелъ негодяй большой руки, но даже и адвокатъ не можетъ оказать услуги ближнему, не заинтересовавшись имъ; а слышать, какъ этотъ человѣкъ хвалитъ себя за выборъ защитника, такъ же пріятно послѣднему, какъ коту, когда у него щекотятъ за ушами.

Сумерки уже сгустились въ настоящую ночь и было крайне неправдоподобно, чтобы кто-нибудь изъ друзей или знакомыхъ увидѣлъ его бесѣдующимъ съ своими бывшими кліентами, да еслибы и увидѣлъ, то было бы пріятно сообщить ему, что человѣкъ этотъ, какъ его ни прогоняли, настоялъ-таки на томъ, чтобы выразить, какъ онъ благодаренъ своему спасителю.

— Ну и значитъ вы себѣ сказали, отвѣчалъ онъ, сдаваясь и почувствовалъ юмористическое участіе къ Гелу: — когда я опять попаду въ тиски, то знаю, кого возьму себѣ въ защитники?

— Сэръ, сэръ, мнѣ въ то время и въ голову не приходило, что со мной случится нѣчто подобное.

— Разумѣется, разумѣется. Странно только, что м-ръ Прикетъ цѣлыхъ пять лѣтъ питалъ свои несправедливыя подозрѣнія.

— Странно, сэръ? воскликнулъ Гелъ подобострастно. Извините меня, сэръ, тутъ слово «странно» не у мѣста, тутъ надо сказать «жестоко», сэръ, вотъ что.

Эсденъ нѣсколько замедлилъ шагъ, когда удостоилъ наконецъ вступить въ разговоръ съ слесаремъ. Они подходили теперь къ Гольборну, и онъ рѣшительно остановился.

— Я чрезвычайно какъ обязанъ вамъ, м-ръ Гелъ, началъ онъ съ тихой ироніей, за выраженіе вашего удовольствія на счетъ моего образа дѣйствій въ обстоятельствахъ затруднительныхъ, сознаюсь, и щекотливыхъ. Я полагаю, что мои услуги въ этомъ отношеніи вамъ больше не понадобятся, хотя онѣ всегда въ вашемъ распоряженіи, мы теперь вступаемъ въ долгія каникулы, и до истеченія трехъ мѣсяцевъ я не могу разсчитывать на удовольствіе съ вами встрѣтиться. А теперь позвольте еще разъ пожелать вамъ добраго вечера.

— Прошу вашего снисхожденія, сэръ, возразилъ Гелъ. Человѣкъ въ моемъ положеніи не можетъ разговаривать съ джентльменомъ. Онъ не умѣетъ высказать, какъ слѣдуетъ то, что нужно. Но еслибы вы соблаговолили, сэръ, войти въ мое торговое заведеніе, — оно тутъ по близости, сэръ, — то я бы могъ сдѣлать вамъ предложеніе дѣловаго характера.

Онъ нѣкоторое время какъ уже надѣлъ шляпу на голову, и теперь съ смущеніемъ потиралъ руки.

— Вы хотите сдѣлать мнѣ предложеніе дѣловаго характера? медленно проговорилъ Эсденъ съ сосредоточеннымъ удивленіемъ.

— Почту за милость, сэръ, если вы соблаговолите меня выслушать, только удостойте войти въ мое заведеніе…

— Dit l’araignée à la monelie, сказалъ Эсденъ, юмористически оглядывая свою фигуру и фигуру спутника. Это было бы новымъ способомъ выражать свою благодарность, добавилъ онъ про себя.

— Прошу прощенія, сэръ, я не понялъ вашего замѣчанія. Если вы сдѣлаете мнѣ честь войти, сэръ, то я сочту это за великую милость.

— Любезный другъ, отвѣчалъ адвокатъ, вы можете сказать здѣсь все, что хотите.

— Говоря правду, сэръ, я этого-то никогда не могу. Но если вы будете такъ добры завернуть всего только за уголъ, то это займетъ всего десять словъ или одну минуту времени, и я думаю, что вы не пожалѣете, что согласились.

Эсденъ глядѣлъ на него, все съ большимъ и большимъ удивленіемъ.

— Предосадно, говорилъ онъ самому себѣ, положительно никто еще такъ не задѣвалъ моего любопытства. Покажите дорогу, громко прибавилъ онъ.

— Благодарю васъ, сэръ, отвѣчалъ м-ръ Гелъ. Премного вамъ обязанъ.

Эсденъ, идя за нимъ, взялъ трость на перевѣсъ, какъ бы испытывая ея тяжесть. Его спутникъ быстро шелъ и, вынувъ изъ кармана связку ключей, позванивалъ ими. Пройдя сажень сто или около того, онъ остановился передъ темной, широкой лавочкой и отперъ ея двери съ привычной ловкостью. Лавчонка развернула темныя нѣдра, и слесарь, посторонившись, пригласилъ своего спутника жестомъ войти.

— Идите впередъ, сказалъ Эсденъ, помахивая тростью въ правой рукѣ.

— Очень хорошо, сэръ, отвѣтилъ Гелъ и, войдя, зажегъ спичку и засвѣтилъ газъ. Эсденъ, послѣдовавъ за нимъ, очутился въ атмосферѣ, гдѣ стоялъ смѣшанный запахъ оберточной бумаги, масла и гнилаго дерева. Отъ пола до потолка шли съ трехъ сторонъ полки, биткомъ набитыя симметрическими свертками въ сѣрой бумагѣ, аккуратно связанными и съ надписями и всѣ, повидимому, довольно тяжелые. На одной чашѣ большихъ вѣсовъ, красовавшихся на прилавкѣ, лежало пять или шесть фунтовъ гвоздей, и эта чаша свѣшивалась до прилавка, а пустая висѣла запутавшись въ цѣпи. Кругомъ на полу и на прилавкѣ разставлены были въ большомъ порядкѣ рычаги различныхъ размѣровъ, стамески, пилы, молотки, словомъ все то, что можно видѣть въ слесарной лавкѣ. Въ углу за прилавкомъ помѣщался желѣзный несгораемый шкафъ, окрашенный зеленой краской и вдѣланный въ стѣну.

Гелъ затворилъ дверь, а адвокатъ, прислонившись къ прилавку, слѣдилъ за нимъ холодными и зоркими глазами, не придугадывая, что затѣмъ послѣдуетъ и дивясь, что очутился въ такой компаніи. Его спутникъ, даже не взгляну въ на него, досталъ связку ключей и, пройдя за прилавокъ, отперъ несгораемый шкафъ. Изъ него онъ вынулъ шкатулку и поставилъ ее на прилавокъ, послѣ того, сконфуженный и растерянный болѣе чѣмъ когда-либо, онъ отперъ шкатулку и отсчиталъ пять грязныхъ ассигнацій въ десять фунтовъ каждая.

— Я не умѣю красно говорить, сэръ, но позвольте простому человѣку выразить свою благодарность….

И онъ протянулъ ассигнаціи.

— Честное слово, вы славный малый, сказалъ Эсденъ. Честное слово для джентльмена вашего сословія вы удивительно какъ порядочны.

— Благодарю васъ, сэръ, отвѣтилъ Гелъ, все еще протягивая ассигнаціи. Я боялся, какъ бы вы не обидѣлись.

— Видите ли, замѣтилъ адвокатъ, раздвигая тяжелый желѣзный товаръ на прилавкѣ, чтобы очистить мѣсто для своихъ локтей и, опершись ими въ прилавокъ, — оно и обидно, и нѣтъ. Спрячьте пожалуйста ассигнаціи. Сейчасъ спрячьте ихъ! прибавилъ онъ рѣзко, видя, что Гелъ уставился на него съ внезапнымъ разочарованіемъ и все еще не прибиралъ деньги.

— Я думалъ, вы ихъ возьмете, сэръ.

— Въ самомъ дѣлѣ? со злостью сказалъ Эсденъ.

Онъ бы не разсердился — и отлично сознавалъ это — еслибы его не подмывало взять деньги. Взять ихъ было невозможнымъ дѣломъ, хотя никто, конечно, объ этомъ не узнаетъ, а онъ такъ нуждается въ деньгахъ.

— Прошу прощенья, сэръ, сказалъ Гелъ, пряча деньги, я вѣдь не знаю, какъ думаютъ джентльмены.

Эсденъ съ досадой смотрѣлъ, какъ деньги были обратно водворены въ несгораемый шкафъ. Онъ почти сожалѣлъ, что такъ рѣшительно отказался отъ нихъ. Съ какой стати онъ разсердился? Съ какой стати разыгралъ такого осла, что выбросилъ за окно пятьдесятъ фунтовъ.

Гелъ для приличія приводилъ въ порядокъ товаръ на прилавкѣ. Единственный газовый рожокъ съ трескомъ вспыхивалъ, минутами, надъ его головою, и онъ слегка повернулъ его и поглядѣлъ на Эсдена, все еще опиравшагося локтями на прилавокъ.

— Пожалуйста не подумайте, сэръ, что я пригласилъ васъ сюда затѣмъ, чтобы оскорбить. Я слыхалъ, что такія вещи бывали и считалъ ихъ вполнѣ законными.

— Бываютъ разные люди, произнесъ Эсденъ не безъ величія.

Гела смущало присутствіе такого благороднаго джентльмена, и онъ перебиралъ товаръ на прилавкѣ.

— Вы болѣе порядочный человѣкъ, нежели я думалъ, покровительственно продолжалъ адвокатъ. Сознаюсь, что я сначала разсердился, но теперь вижу, что вы не хотѣли меня обидѣть и въ самомъ дѣлѣ благодарны мнѣ за оказанную услугу.

— Очень благодаренъ, сэръ, подобострастно подтвердилъ Гелъ.

— А знаете что, вдругъ улыбнулся Эсдепъ, перемѣняя свою позу на болѣе удобную, докажите же мнѣ свою благодарность, хотите?

— Отъ всего сердца, сэръ.

— Ладно, сказалъ Эсденъ съ хитрой, дружеской убѣдительной улыбкой, игравшей на его губахъ, когда онъ входилъ въ роль. Вы знатокъ своего дѣла, м-ръ Гелъ, неправда ли? Знаніе есть сила, какъ вамъ извѣстно, я присяжный повѣренный по уголовнымъ дѣламъ, и мнѣ могутъ очень пригодиться тѣ свѣдѣнія, какія я отъ васъ получу.

Слесарь принялъ важный видъ.

— Честнѣйшему ремесленнику моей профессіи, сэръ, съ достоинствомъ объявилъ онъ, приходится время отъ времени имѣть дѣло съ очень подозрительными людьми.

— Само собою разумѣется, отвѣчалъ Эсденъ, все еще улыбаясь. Ну вотъ и скажите мнѣ все, что только можетъ знать честнѣйшій ремесленникъ вашей профессіи.

Гелъ колебался.

— Напримѣръ о томъ, какіе инструменты употребляютъ воры?

— Собственно говоря, сэръ, отвѣтилъ честный ремесленникъ, такой штуки, какъ воровскіе инструменты, совсѣмъ не существуетъ. Другими словами, нѣтъ такого слесарнаго инструмента, какимъ не могъ бы воспользоваться и воръ. Возьмемъ, напримѣръ, буравъ, ломъ, или хотя бы отмычку, всѣ они круглый годъ употребляются въ честномъ трудѣ. Что касается вора, спеціалиста своего дѣла, то онъ закажетъ ихъ чуть-чуть потоньше и подороже, чѣмъ простой ремесленникъ, вотъ и все.

— Изъ профессіональной гордости?

— Можетъ быть, сэръ, а также и потому, что болѣе тонкіе инструменты надежнѣе. Конечно, такіе инструменты пригоднѣе для его дѣла. Надо, чтобы работа шла скорѣе, чтобы шуму было поменьше. Напримѣръ, приходитъ ко мнѣ человѣкъ покупать молотокъ — скажемъ вотъ хоть такой съ короткой ручкой и тяжелой головкой, какой употребляется мало ли въ какомъ ремеслѣ. Если онъ нуженъ ему для ночнаго дѣла, то онъ велитъ обить его толстой кожей и стамеску онъ тоже обиваетъ кожей, а прежде чѣмъ пустить въ дѣло, держитъ кожу часъ, два или три въ водѣ, чтобы его работы совсѣмъ не было слышно. Также бываетъ, что они обиваютъ кожей всѣ свои желѣзные инструменты, чтобы они не звенѣли, когда ихъ несутъ, а если ломъ слишкомъ длиненъ и его неудобно носить при себѣ, они заказываютъ его складнымъ.. Да вотъ, вдругъ какъ бы припомнилъ онъ, помолчавъ съ минуту, у меня есть на чердакѣ въ такомъ родѣ инструментъ и если вы согласны подождать, то я сейчасъ принесу его.

Онъ вышелъ изъ лавки и скоро вернулся, неся въ рукѣ небольшой ломъ, обитый кожей.

— Курьезная вещь, какъ этотъ инструментъ оказался въ моихъ рукахъ.

И юмористическая усмѣшка появилась на губахъ м-ра Гела, когда онъ говорилъ это.

— Я вамъ разскажу, сэръ. Однажды, шесть мѣсяцевъ тому назадъ, сэръ, а можетъ и семь, пришелъ ко мнѣ въ лавку господинъ почтенной наружности и хорошо одѣтый, и заказалъ мнѣ цѣлый ассортиментъ инструментовъ.

— Мнѣ надо, чтобы они были изъ самой лучшей стали и сдѣланы вотъ по этимъ образцамъ, и тутъ онъ подалъ мнѣ, вотъ на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ вы теперь стоите, сэръ, цѣлый ассортиментъ инструментовъ всѣхъ величинъ. Онъ былъ очень развязенъ и разговорчивъ и говорилъ, что любитъ очень токарное и столярное ремесла.

— Я цѣлыхъ три года, говорилъ онъ, употребилъ на то, чтобы отдѣлать свой домъ, но зато въ немъ нѣтъ ни одной вещи, отъ погреба до чердака, которую бы не я самъ сработалъ.

— Что жъ, такія вещи бываютъ, сэръ, не правда ли? Мало ли людей, которымъ некуда убить время, такъ они и придумываютъ себѣ разныя занятія. Меня удивляло только то, зачѣмъ ему такъ много отмычекъ и всѣ обитыя кожей, какъ вотъ эта. Но это меня не касалось, и я принялъ заказъ и получилъ два фунта въ задатокъ, а онъ ушелъ, и съ тѣхъ поръ, сэръ, о немъ и слухъ пропалъ.

— Онъ не приходилъ за инструментами?

— Нѣтъ, сэръ. Вотъ одинъ изъ нихъ. Ну, вотъ, если только существуютъ воровскіе инструменты, то вотъ одинъ изъ нихъ. И безъ хвастовства — скажу, что работа мастерская. Посмотрите, сэръ.

И съ ловкостью привычнаго человѣка онъ рознялъ инструментъ на двѣ части.

— Взгляните, сэръ, указалъ онъ на винтъ. Точно часовой механизмъ, и хотя и тонокъ, а нѣтъ такой двери въ цѣломъ Лондонѣ, которая бы не раскрылась какъ крышка въ спичечницѣ, если только въ ней найдется щель, куда можно просунуть эту штучку.

М-ръ Гелъ пришелъ въ волненіе, любуясь собственнымъ произведеніемъ, а руками, удивительно мускулистыми и сильными для такого тщедушнаго на видъ человѣка, онъ показывалъ, какъ надо употреблять инструментъ. Въ этотъ самый моментъ онъ поймалъ хитрую, подмигивающую улыбку Эсдена и вдругъ сконфузился.

— А вѣдь опасная штука для человѣка, заподозрѣннаго въ грабежѣ, держать у себя дома такой инструментъ, сказалъ Эсденъ.

— И вправду, сэръ, — отвѣтилъ Гелъ съ дѣланной откровенностью, опасная штука. А всего курьезнѣе, сэръ, то, что хотя полиція обыскивала мой чердакъ, когда арестовала меня, да и много разъ послѣ того, а не нашла этотъ инструментъ. Боже праведный! еслибы да она его нашла!

И внезапная дрожь, охватившая его при этой мысли, была уже не дѣланная, а настоящая, и онъ опять вытеръ лобъ носовымъ платкомъ.

— Провидѣніе хранитъ невинныхъ, сэръ. Инструментъ лежалъ такъ, что всякій могъ его найти между другими инструментами и, однако, они его не нашли. Перстъ Провидѣнія. Вотъ какъ я понимаю это, м-ръ Эсденъ, сэръ. Перстъ Провидѣнія.

Эсденъ, все еще подмигивая, взялъ обѣ части инструмента въ руки и разглядывалъ ихъ съ очевиднымъ интересомъ и затѣмъ завинтилъ.

— Да, сказалъ онъ, славная работа.

— Мнѣ пришла одна мысль въ голову, м-ръ Эсденъ сказалъ Гелъ, внезапно перегибаясь черезъ прилавокъ съ убѣдительной улыбкой. Вы не хотите брать денегъ — извините, сэръ, что я опять заговорилъ объ этой маленькой оплошности съ моей стороны. Но позвольте предложить вамъ сувениръ отъ благодарнаго кліента, сэръ.

— Вотъ этотъ? спросилъ Эсденъ, протягивая инструментъ, съ комическимъ удивленіемъ.

— Почему бы и нѣтъ, сэръ? Я бы никому не предложилъ его, кто бы могъ имъ злоупотребить. Но въ рукахъ такого джентльмена, какъ вы — и къ тому же онъ ничего ровно не стоитъ, то есть потому, что безполезенъ для васъ — вамъ не стыдно принять его отъ бѣднаго человѣка, который такъ много обязанъ вамъ, сэръ.

— Вотъ тебѣ на; но что же я буду съ нимъ дѣлать? спросилъ Эсденъ.

— Разумѣется, вы ничего съ нимъ не будете дѣлать. Но это интересная вещица, сэръ, интересная по ассоціаціи идей, такъ сказать. И хорошій, мастерской образчикъ самъ по себѣ. Возьмите его, м-ръ Эсденъ, сэръ. Для меня онъ не нуженъ; мало того, опасенъ и. быть можетъ, годы пройдутъ прежде, чѣмъ на него найдется покупщикъ. А вамъ очень легко положить его въ карманъ жилета. Вотъ такъ.

Онъ развинтилъ инструмента, и подалъ обѣ его части адвокату. Пожалуйста возьмите на память, сэръ.

— Ну, пожалуй, отвѣчалъ Эсденъ со смѣхомъ.

II.

Въ полдень слѣдующаго дня Эсденъ, сидя безъ сюртука на своей квартирѣ, съ неудовольствіемъ размышлялъ о томъ положеніи, въ какое былъ поставленъ. У него вошло въ привычку, когда его дѣла плохо шли, совсѣмъ, о нихъ не думать. Онъ хотѣлъ видѣть только свѣтлую сторону жизни, и отварачивался отъ мрачной Между тѣмъ въ настоящую минуту ближайшее будущее представлялось ему темнымъ какъ ночь, и созерцаніе этой умственной перспективы скоро утомило его. Однако необходимо было пораскинуть умомъ, и отъ этого занятія у него разстроились нервы.

— Я съума сойду, если не выкарабкаюсь! сказалъ онъ громко. Надо куда-нибудь пойти и съ кѣмъ-нибудь потолковать.

Онъ всталъ и побрелъ уныло въ спальную, гдѣ взялъ платяную щетку и, снявъ съ вѣшалки сюртукъ, сталъ лѣниво чистить его, нѣсколько разъ останавливаясь среди этой нехитрой операціи и впадая въ глубокую задумчивость.

Когда онъ вернулся изъ послѣдней экскурсіи въ міръ фантазіи, щетка задѣла за что-то твердое и, вспомнивъ о любопытномъ сувенирѣ м-ра Гела, онъ вынулъ разбойничій инструментъ изъ кармана и сталъ его разглядывать, все было хорошо для празднаго и недовольнаго человѣка, чтобы развлечься, и Эсденъ радъ былъ не думать объ настоящихъ своихъ обстоятельствахъ.

— Не вижу, въ чемъ тутъ волшебство, сказалъ онъ. Этотъ человѣкъ объявляетъ, что каждая дверь растворится, если только просунуть эту штуку въ щель. Рычагъ, конечно, большая сила, но думаю, что потребуется не мало и мускульной силы.

Онъ оглядѣлся, на чемъ бы ему испытать силу орудія, и рѣшилъ, что попробуетъ отпереть имъ дверь въ спальную. Съ этой цѣлью онъ вернулся въ гостиную, затворился и заперъ двери; затѣмъ, вложивъ инструментъ въ щель между дверью и косякомъ повернулъ его съ той силой, какая казалась ему соотвѣтствующей требованію минуты. На секунду или двѣ онъ остолбенѣлъ отъ удивленія, такъ какъ дверь, распахнувшись со свистомъ, сильно треснула его по головѣ, устранивъ такимъ образомъ всякія сомнѣнія въ силѣ рычага.

— Чортъ бы побралъ м-ра Гела съ его сувениромъ! сказалъ онъ, наконецъ, потирая ушибленную голову. Я все равно что выбросилъ за окошко соверенъ, потому, что починка двери будетъ стоить не менѣе того.

Онъ бросилъ инструментъ, куда попало, но тотъ угодилъ прямо подъ подушку постели, въ то мѣсто, гдѣ спускалось покрывало, и закатился въ складки послѣдняго.

— Въ этой штукѣ чертовская ловкость, сказалъ Эсденъ, все еще потиріая ушибленное мѣсто. Сама прячется, точно знаетъ, что дѣло сдѣлано и ей не слѣдуетъ быть на виду.

Поглядѣвъ еще на сломанную дверь и браня себя за глупость и неразуміе, онъ сталъ одѣваться. Когда онъ чесалъ голову щеткой, то крѣпко морщился и опять выбранился, увидѣвъ, что шляпа была слишкомъ мала, чтобы прикрыть синякъ.

— Не могу же я, говорилъ онъ, глядясь въ зеркало, надѣть ее набекрень, точно вырядившійся въ праздникъ жидъ-прикащикъ. Къ счастію, синякъ приходится подъ волосами. Я большой философъ, говоря, что могло бы быть хуже, хотя пожалуй долженъ благодарить судьбу за то, что не подбилъ себѣ глазъ.

Ворча такимъ образомъ, онъ услышалъ стукъ въ наружную дверь и пошелъ ее отворять съ трагическимъ лицомъ. Но не успѣлъ онъ растворить дверь и увидѣть человѣка, который за нею стоялъ, какъ тотчасъ же повеселѣлъ и отъ души пожалъ гостю руку. Гость былъ одѣтъ какъ клерикъ, но за исключеніемъ одежды въ его наружности не было ничего клерикальнаго. Онъ былъ шести футъ ростомъ, широкоплечъ, съ высокой грудью и походилъ на фронтовика, только-что отпущеннаго съ парада: съ лица онъ былъ что называется кровь сть молокомъ, носилъ длинные драгунскіе усы и еслибы не выраженіе лица, могъ бы сойти за переодѣтаго гвардейца. То былъ одинъ изъ тѣхъ здоровѣйшихъ людей, которые даже въ лѣтнюю жару въ Лондонѣ ухитряются быть опрятными и свѣжими на видъ. Такіе люди даже одеждѣ своей сообщаютъ здоровый видъ. Ихъ бѣлье не такъ пачкается какъ у другихъ менѣе счастливо одаренныхъ людей, ихъ сапоги не такъ пылятся, а платье не такъ мнется.

— Здорово, Арнольдъ, дружище! закричалъ Эсденъ. Я радъ тебя видѣть. Я только-что собирался идти въ Страндъ пить шербетъ. Но, честное слово, я такъ обрадовался тебѣ, что у меня прошла жажда.

Клерикъ съ наружностью драгуна вошелъ, смѣясь, и затворилъ за собой дверь, толкнувъ ее ногой.

— Что съ тобой? спросилъ Эсденъ. Пройди въ спальню и вымойся. У тебя ухо совсѣмъ черное.

Клерджименъ засмѣялся и даже чуть-чуть покраснѣлъ.

— Отъ мыла и воды ухо мое не побѣлѣетъ. Говоря по правдѣ — и клерджименъ покраснѣлъ еще сильнѣе — это мнѣ оставилъ на память одинъ изъ моихъ прихожанъ.

— Неужто въ твоемъ приходѣ побиваютъ духовенство камнями? спросилъ Эсденъ.

— Любезный Уайнкотъ, у насъ въ Леймгаузѣ есть люди, которые готовы побить камнями хоть самого папу.

— Почему ты не бросишь этого прихода и не перейдешь въ другой, болѣе приличный? Оказій представлялось много.

— Не знаю, какъ сказать. Мои прихожане интересуютъ меня. Мы полюбили другъ друга.

— Ессе signmn, сказалъ адвокатъ, указывая на подбитое ухо.

— Любезный другъ, ты этому не повѣришь, а вѣдь ты сказалъ сущую правду. Ессе signum! До сихъ поръ мнѣ еще не приходилось съ такимъ малымъ усиліемъ достигать такого крупнаго результата.

— Объяснись, потребовалъ адвокатъ, протягивая лѣниво ногу и придвигая стулъ къ сломанной двери.

— Разъ въ воскресенье вечеромъ, сказалъ Клерджименъ, опять покраснѣвъ, пришла ко мнѣ женщина, м-съ Перкинсъ и пожаловалась, что ея Вильямъ опять запилъ. А надо тебѣ сказать, что Вильямъ крѣпился передъ тѣмъ цѣлыхъ пять мѣсяцевъ, и мы съ нимъ пріятели. Раскажу тебѣ, какъ было дѣло. Я такъ удачно подвернулся, что засталъ Вильяма въ минуту раскаянія пять мѣсяцевъ тому назадъ, когда онъ пропилъ послѣдніе два пенса, и пріятели покинули его. Я поговорилъ съ нимъ по душѣ, накормилъ его обѣдомъ и заставилъ сознаться въ своихъ заблужденіяхъ. Онъ обѣщалъ не пить цѣлый мѣсяцъ. Мѣсяцъ вѣдь не вѣчность, а я люблю облегчать людямъ путь добродѣтели. Онъ сдержалъ слово. А когда мѣсяцъ прошелъ, я взялъ съ него слово не пить еще мѣсяцъ. Послѣ того онъ опять повадился по кабакамъ, и мнѣ удалось только вырвать у него обѣщаніе, что онъ искренно повѣдаетъ мнѣ, сколько пропилъ денегъ, всякій разъ какъ мы встрѣтимся. Я замѣтилъ, что съ ними это иногда помогаетъ. Эти люди, скажу тебѣ, совсѣмъ не умѣютъ лгать. Они не то, что люди нашего сословія, которые всю жизнь учатся какъ бы искуснѣе солгать. И не то, конечно, чтобы они не хотѣли лгать, а просто не умѣютъ. Вильямъ попробовалъ было разъ или два солгать, но я всегда уличалъ его, онъ и бросилъ. Я довольно таки крѣпко пожурилъ его, онъ обидѣлся и сталъ меня бѣгать, такъ что я не удивился, когда м-съ Перкинсъ пришла мнѣ сказать, что Вильямъ совсѣмъ не приходилъ въ субботу домой и не приносилъ недѣльнаго заработка. Какъ только я освободился, такъ пошелъ разыскивать его по кабакамъ и наконецъ нашелъ въ «Головѣ Турка».

— Ну, Вильямъ, сказалъ я, это противъ уговора.

Вильямъ сказалъ, что не хочетъ объ этомъ говорить и сталъ ругаться. Я сказалъ ему, что это и несправедливо, и недостойно мужчины.

— Вы знаете, сказалъ я, что лицо духовное не можетъ ругаться. Поэтому, Вильямъ, только трусъ можетъ ругать клерджимена, также какъ только трусъ пуститъ въ ходъ палку или ножъ противъ безоружнаго человѣка. — О! если такъ, говоритъ Вильямъ, давай на-кулачки. Ну, а говоря правду, продолжалъ оригинальный клерджименъ, смущенно смѣясь и поглядывая на хозяина, это упражненіе было всегда мнѣ по душѣ. Предложеніе не вытекало логически изъ того, что я оказалъ, но м-ръ Перкинсъ, казалось, думалъ иначе, и его товарищи раздѣляли его мнѣніе. Я пытался было образумить свою заблудшую овцу и убѣдить уйдти по-добру по-здорову, но мои благонамѣренныя усилія были подняты на смѣхъ Вильямомъ и толпой и приняты, очевидно, за выраженіе трусости. До тѣхъ поръ, хотя я и бывалъ въ критическихъ обстоятельствахъ, однако никогда еще не чувствовалъ себя обязаннымъ, по долгу христіанина, задать встрепку кому-либо изъ своихъ прихожанъ. Я сказалъ это Вильяму. Я мягко заявилъ ему, чтобы онъ не принималъ за похвальбу моихъ словъ, но что я считался лучшимъ борцомъ въ школѣ и что если дѣло дойдетъ до драки, то онъ не уйдетъ цѣлъ изъ моихъ рукъ. Короче сказать, мнѣ приходилось или удалиться съ Вильямомъ въ одинъ изъ сосѣднихъ дворовъ, или же потерять то слабое вліяніе, какое я начиналъ пріобрѣтать надъ нимъ и его товарищами. Поэтому я выбралъ меньшее, по моему мнѣнію, изъ двухъ золъ. М-ръ Перкинсъ оказался сильнымъ человѣкомъ, но менѣе искуснымъ нежели я, почему и былъ побитъ мною.

— Такъ, сказалъ Эсденъ, и ты положилъ его вдовѣ пенсію, какъ новый Коннингсби и по сикспенсу въ годъ каждому изъ его чадъ.

— Нѣтъ, отвѣтилъ смущенный клерджименъ, но я снискалъ уваженіе всѣхъ присутствующихъ. М-ръ Перкинсъ призналъ себя побѣжденнымъ, и я взялъ съ него слово, что если онъ опять запьетъ, то мы снова будемъ драться на-кулачкахъ. Я надѣюсь, что это поможетъ ему вести трезвую жизнь. Ты не повѣришь, прибавилъ онъ, какимъ я сталъ героемъ съ тѣхъ поръ, какъ вѣсть объ этой дракѣ разнеслась въ околодкѣ. Мнѣ теперь остается только пользоваться своимъ авторитетомъ.

— Какая жалость! засмѣялся Эсденъ, что человѣкъ хватилъ не по глазу, вмѣсто уха. Пасторъ съ подбитымъ глазомъ — зрѣлище весьма поучительное.

— Эге! вскрикнулъ клерджименъ, вдругъ увидѣвъ сломанный замокъ въ двери. Что это такое? у тебя побывали воры?

— Нѣтъ, это я самъ постарался. Это результатъ подарка, который мнѣ сдѣлалъ одинъ кліентъ. Я защищалъ вчера одного субъекта и вызволилъ его. Онъ обѣдалъ со мной въ тавернѣ за однимъ столомъ и оказался нелѣпо-благодарнымъ. Онъ хотѣлъ, во что бы то ни стало, подарить мнѣ… постой минутку. Вотъ почтальонъ.

Кучка писемъ шумно упала въ почтовый ящикъ наружной двери, и Эсденъ выбѣжалъ нзъ комнаты и вернулся съ письмами.

— Извини меня, Арнольдъ, сказалъ онъ, я жду важныхъ извѣстій. Позволь мнѣ просмотрѣть письма.

Онъ распечаталъ письма и быстро пробѣжалъ одно за другимъ съ неясными восклицаніями досады, пока не дошелъ до одного, которое, повидимому, серьезно разстроило его. Онъ подошелъ съ нимъ къ окну и, прислонясь къ стѣнѣ, прочиталъ нѣсколько разъ отъ начала до конца. Его лицо было разстроено и онъ будоражилъ волосы съ потеряннымъ видомъ.

— Кажется, почеркъ нашего пріятеля Д. П., сказалъ клерджименъ, указывая на конвертъ, валявшійся на столѣ. Надѣюсь, что съ нимъ не случилось бѣды?

— Съ нимъ та же бѣда, что и со мной, сказалъ Эсденъ. Онъ совсѣмъ безъ денегъ. Проситъ, не могу ли я послать ему сколько-нибудь.

— Надѣюсь, ты не занималъ у Д. П.?

— Занимать у Д. П.? закричалъ Эсденъ съ неожиданнымъ раздраженіемъ. Кому же придетъ въ голову занимать у Д. П. Онъ бѣденъ какъ церковная крыса и у него до полдюжины дѣтей.

Онъ, сложилъ письмо и сунулъ его въ карманъ жилета. Затѣмъ, подойдя къ столу, взялъ единственное оставшееся посланіе и распечаталъ его съ неудовольствіемъ.

Но вдругъ лицо его прояснѣло и м$по по малу онъ запѣлъ: Tra-la-la, на голосъ моднаго танца и завертѣлся съ воображаемой дамой.

— Это получше? спросилъ его товарищъ.

— Милый человѣкъ, повернулся вдругъ къ нему Эсденъ съ внезапной торжественностью, ты представить себѣ не можешь, на сколько получше. Провалиться мнѣ — полагаю, что человѣку позволительно такъ выразиться при клердинменѣ — провалиться мнѣ, если я зналъ, какъ провести долгія каникулы. И вотъ вдругъ приходитъ приглашеніе изъ Уаттонъ-Галля провести тамъ мѣсяца два, если мнѣ угодно. Если мнѣ угодно? Еще бы не было угодно! Старая лэди пишетъ, что миссъ Фарръ гоститъ у нихъ. Знаешь ли, другъ, что мнѣ кажется старая лэди желаетъ свести меня съ мносъ Фарръ. Ты, кажется, ее знаешь. Богатая невѣста, шотландка, съ веснушками, рыжая, но недурная. Старикъ Фарръ, ея дядя, умеръ въ началѣ года и оставилъ ей все свое состояніе.

Молодой клерджименъ всталъ и заходилъ по комнатѣ, искоса взглянувъ на Эсдена.

— Я былъ лучшаго о тебѣ мнѣнія, рѣзко замѣтилъ онъ, и не считалъ тебя искателемъ богатыхъ невѣстъ.

— Всѣ косятся на искателей богатыхъ невѣстъ, но никто отъ нихъ не бѣгаетъ. Найди мнѣ невѣсту съ пятнадцатью тысячами фунтовъ дохода, и я на ней женюсь. Да я ты также.

— Извини, отвѣтилъ сухо клерджименъ, и не подумаю.

Лицо его, голосъ и движенія выражали больше гнѣва, чѣмъ слѣдовало, но онъ сдержалъ себя и сѣлъ.

— Ты началъ исторію, сказалъ онъ все еще угрюмо, про человѣка, котораго защищали:, вчера.

— Въ самомъ дѣлѣ? Ахъ, да. Про вора. Никакого моральнаго сомнѣнія въ его винѣ не было, но я обошелъ присяжныхъ, и они оправдали его. Онъ захотѣлъ подарить мнѣ…

Исторіи про диковинный сувениръ м-ра Гела, очевидно, не суждено было быть разсказанной сегодня. Стукъ въ наружную дверь заставилъ Эсдена замолчать и идти отпереть дверь. Когда онъ увидѣлъ, кто пришелъ, то поспѣшно приложилъ палецъ къ губамъ, кивая головою, на дверь въ гостиную, чтобы предупредить о присутствіи третьяго лица. Наружная дверь выходила въ маленькія квадратныя сѣни и изъ нихъ, одна дверь вела въ спальную, другая въ гостиную. Дверь въ спальную была отперта, и Эсденъ указалъ на нее жестомъ, и посѣтительница на ципочкахъ молча и быстро прошла въ нее. Гостья была хорошенькая дѣвушка, походившая на барышню, но не барышня. У ней были красивые, черные, умные глаза и роскошные черные волосы. Она была одѣта очень просто, но безукоризненно чисто и почти изящно. Когда она прошла въ спальную, Эсденъ осторожно заперъ дверь на крючекъ. Затѣмъ сказалъ голосомъ слышнымъ клерджимену:

— Ладно, я найду бумаги въ какихъ-нибудь пять минутъ и явлюсь какъ только ихъ найду.

Онъ говорилъ это, какъ будто человѣку, стоявшему за входной дверью и, крѣпко захлопнувъ ее, явилсявпопыхахъ въ гостиную.

— Совсѣмъ, совсѣмъ некогда; не могу больше терять ни минуты, дружище, сказалъ онъ, бросаясь къ японскому жестяному сундуку, стоявшему въ углу комнаты. Очень, очень важное и сложное дѣло, продолжалъ онъ, хватая ключи и становясь на колѣни передъ сундукомъ, придется проработать всѣ долгія каникулы.

— Когда ты отправляешься въ Уаттонъ? спросилъ клерджименъ.

— Завтра. А теперь не мѣшай мнѣ,будь добрымъ другомъ. Постой, что мнѣ нужно: вотъ документы Филліота, вотъ копія завѣщанія Джеменсона, и вотъ довѣренность Уокера.

Онъ уже отперъ сундукъ и рылся въ бумагахъ.

— Хорошо, сказалъ гость, я уйду, если ты такъ занятъ. Можетъ быть, увижусь съ тобой черезъ недѣлю или двѣ?

— Непремѣнно, отвѣчалъ Эсденъ, вскакивая его проводить и пожимая руку пріятелю съ торопливымъ и разсѣяннымъ видомъ. Прощай, дружище. Очень жалѣю, что пришлось прогнать тебя. Я надѣялся, что мы хорошенько поболтаемъ.

Говоря это, онъ проводилъ гостя за дверь и, отдѣлавшись отъ него, сразу сбросилъ дѣловой видъ и вошелъ въ спальную, смѣясь легкому успѣху своей маленькой хитрости.

— Ну, душа моя, закричалъ онъ, идя навстрѣчу дѣвушкѣ, какъ бы собираясь поцѣловать ее. — Вотъ неожиданное удовольствіе. Вы не можете представить себѣ, какъ я радъ васъ видѣть.

Дѣвушка презрительно поглядѣла на него и вытянула руку, отстраняя его отъ себя.

— Пожалуйста безъ глупостей, м-ръ Эсденъ. Я пришла по дѣлу, которое касается васъ самихъ. Еслибы отъ меня зависѣло, я бы никогда не пожелала опять увидѣться съ вами.

— Не будьте жестоки, милочка, сказалъ Эсденъ. Еслибы вы знали, какъ я скучалъ по васъ, и какъ обрадовался, увидя васъ, вы были бы добрѣе.

Онъ наклонился къ ней въ почтительной и нѣжной позѣ, говоря это. Его голосъ звучалъ такой убѣдительной мольбой, что она испугалась и топнула ногой съ взрывомъ негодованія и гнѣва.

— Я не потерплю, чтобы вы говорили со мной такимъ образомъ, сказала она, сжимая руки и сверкая глазами. Я была когда-то глупа, вѣрила, что вы честный человѣкъ; но я не такъ глупа, чтобы слушать подлеца.

— Рѣзкія слова для такого хорошенькаго и нѣжнаго ротика, сказалъ Эсденъ все съ тѣмъ же почтительнымъ и нѣжнымъ видомъ. — Я бы желалъ, чтобы съ васъ сняли портретъ такъ, какъ вы теперь. Вы удивительно хороши, когда сердитесь. Конечно, въ иномъ настроеніи вы еще лучше. Но вѣдь, знаете, я не только влюбленъ въ васъ, но къ тому же отчасти и художникъ.

Она отвернулась отъ него и, раскрывъ дверь въ гостиную, пошла въ нее и сѣла въ кресло.

— Когда вы готовы будете выслушать меня, и скажу вамъ, что нужно, и уйду.

— Если вы подумаете хотя минутку, то увидите, какую плохую причину вы мнѣ даете, чтобы выслушать васъ. Скажите, что вамъ нужно и останьтесь.

— Я поступила въ горничныя, начала она безъ дальнѣйшихъ околичностей.

— Какой стыдъ! возопилъ Эсденъ. Нѣтъ, въ наши дни не существуетъ больше никакой справедливости. Тысячу лѣтъ назадъ на васъ непремѣнно женился бы король.

— Моя барыня, продолжала она гнѣвно, сдерживая себя, — нѣкая миссъ Фарръ — миссъ Дженетъ Фарръ.

— Чортъ возьми! закричалъ Эсденъ, утративъ огь удивленія всякую галантность.

— Миссъ Фарръ гоститъ у вашей тетушки въ Уаттонъ-Гиллѣ. Я была въ комнатѣ, когда они говорили о васъ вчера вечеромъ и слышала какъ м-съ Уайнкотъ сказала, что пригласитъ васъ пріѣхать. Я отпросилась сегодня изъ дому, нарочно, чтобы увидѣть васъ. Вы будете такъ добры, что не признаете меня, когда пріѣдете, и никому не скажите о томъ, что мы встрѣчались раньше.

— Какое счастье, что этотъ дурень Арнольдъ не видѣлъ насъ. Онъ вѣчно тамъ обрѣтается, когда можетъ урваться отъ занятій, и онъ былъ здѣсь, когда вы пришли. Вы могли бы положиться на мою скромность безъ всякихъ предупрежденій, дорогая.

— Еслибы вы были джентльменъ въ душѣ, сердито отвѣтила она, — то съ васъ было бы довольно одного слова. Я уже говорила вамъ, что мнѣ непріятно, что вы меня такъ называете.

— Какъ могу и звать васъ иначе? Вы — моя дорогая.

Она пошла къ двери, не удостоивъ другимъ отвѣтомъ, кромѣ сердитаго и презрительнаго взгляда, а онъ заступилъ ей дорогу.

— Пропустите меня.

— Вы были прежде совсѣмъ другая, закричалъ Эсденъ, — и такъ еще недавно. Вы даже говорили мнѣ, что любите меня.

Она поблѣднѣла какъ смерть, и голосъ, какимъ она ѳму отвѣтила, былъ прерывистъ и неровенъ.

— Я любила васъ. Стыжусь себя потому, что люблю васъ даже и теперь, когда узнала, что вы за человѣкъ. Я могу спокойно сказать вамъ это, м-ръ Эсденъ, и даже такъ будетъ лучше. Вы научили меня любить васъ, а затѣмъ презирать.

Она гдѣ-то вычитала это, и выраженіе, съ какимъ она произнесла эти слова, было нѣсколько театрально. Но тѣмъ не менѣе видно было, что она говоритъ совсѣмъ серьезно. Эсденъ покорно пожалъ плечами и отворилъ ей дверь.

— Разстанемся, по крайней мѣрѣ, друзьями, сказалъ онъ, протягивая рѵку.

— Разстанемся посторонними людьми, отвѣчала она, — и также и встрѣтимся. Я тысячу разъ такъ горячо желала, чтобы мы всегда были посторонними людьми.

Она быстро скользнула мимо него и побѣжала внизъ по лѣстницѣ. Онъ спустился было за нею на нѣсколько ступеней, но она не оглядывалась.

III.

Къ Уэйнкоту Эсдену въ тотъ день явился еще посѣтитель: длинноволосый, длиннорукій, нервный человѣкъ съ лицомъ, на которомъ прежде всего бросался въ глаза носъ. Онъ говорилъ заикаясь и, казалось, былъ очень слезливъ. Его звали Д. П. и онъ, повидимому, довольствовался такой сокращенной кличкой.

— Не считайте меня надоѣдливымъ, сказалъ Д. П. Но если вы не уплатите по этому векселю, то погубите меня. Я не могу ни уплатить, ни уклониться отъ платежа.

— Любезный другъ, отвѣтилъ Эсденъ, нѣтъ никакой причины вамъ такъ безпокоиться. Считайте дѣло улаженнымъ. Больше вы про него и не услышите.

Посѣтитель, удостовѣрясь, что большая тяжесть снята у него съ души, удалился и предоставилъ Эсдена самому себѣ.

— Мнѣ необходимо какъ-нибудь уладить это дѣло, согласился тотъ, и нужно теперь же, не откладывая сдѣлать это, хотя откуда же я возьму денегъ, и ума не приложу. Но не могу же я погубить Д. П. Это немыслимо. Повидаю Шельдона. Сейчасъ отправлюсь къ нему.

Онъ поспѣшно вышелъ на Страндъ и, кликнувъ извощика, поѣхалъ въ контору знакомаго ростовщика-стряпчаго въ Коркъ-Стритъ. М-ръ Шельдонъ, несмотря на свое христіанское имя, былъ по виду и по акценту чистый жидъ.

— Вамъ нужны деньги? сказалъ онъ, выслушавъ исторію Эсдена. И мнѣ тоже. И всѣмъ, конечно. Врядъ-ли вы достанете денегъ. Вашихъ векселей на рынкѣ больше, чѣмъ слѣдовало бы.

— Не могу же я не выручить пріятеля.

— Что жъ, выручайте.

Никогда Эсденъ не употреблялъ столько усилій, чтобы обработать жюри, сколько употреблялъ на этого упрямаго жида. Онъ льстилъ, убѣждалъ, просилъ.

Онъ наговорилъ тьму остроумныхъ вещей, и стряпчій, не лишенный юмористической жилки, хохоталъ до упаду. Но когда дѣло коснулось денегъ, жидъ опять сталъ угрюмъ и неподатливъ. Онъ выражался съ откровенностью, близко граничившей съ грубостью.

— Не дамъ ни копѣйки. Не вѣрю въ вашу состоятельность.

Было очевидно, что Эсденъ съ такимъ же успѣхомъ могъ тронуть камень, какъ извлечь золото изъ этого жидовскаго кварца, и онъ отказался отъ дальнѣйшихъ усилій, повидимому, очень добродушно.

— Не дадите, такъ дѣлать нечего.

— Не дамъ, отказалъ стряпчій.

Адвокатъ ушелъ испытывать свое краснорѣчіе на другихъ, но сообразилъ, что сегодня уже поздно. На завтра онъ изъѣздилъ вдоль и поперекъ Сити и истратилъ цѣлый фунтъ на извощиковъ и безъ всякаго успѣха. Не было человѣка среди лондонскихъ ростовщиковъ, который бы согласился дать полкроны подъ его вексель въ пятьдесятъ фунтовъ.

Надо отдать справедливость Эсдену, жалобный носъ Д. П. и его слезливые глазки неотступно преслѣдовали Эсдена, и сознаніе своего обязательства давило его какъ свинецъ. Несомнѣнно, что онъ и въ помыслахъ не имѣлъ обмануть бѣднаго Д. П. Онъ хотѣлъ только во что бы то ни стало достать полтораста фунтовъ, и ужасно подумать, что такая ничтожная сумма можетъ такъ тяготить человѣка. Съ своей стороны онъ чувствовалъ, что выдержалъ бы милліонъ. Еслибы нашлись люди, которые согласились дать ему взаймы капиталы, равняющіеся національному долгу, размѣры такого обязательства ни мало бы не удручили его. Но онъ былъ, такъ сказать, викарнымъ Д. П. и страдалъ за него. У Д. П. была жена и шестеро дѣтей, и грустно подумать, что бѣдняга разорится благодаря довѣрчивой услугѣ, оказанной пріятелю. Эсденъ чувствовалъ, отбросивъ всякое шарлатанство, что онъ очень, очень огорченъ. Но если денегъ негдѣ взять, то что же наконецъ дѣлать: приходится положиться на случай.

Послѣднее безплодное усиліе достать денегъ привело его въ сосѣдство со станціей и рестораномъ Сити. Онъ усталъ и проголодался, а часъ, въ который онъ собирался ѣхать въ Уаттонъ, уже наступилъ и прошелъ. Онъ рѣшился поэтому не терять долѣе времени и послалъ коммисіонера съ запиской къ своей хозяйкѣ, прося ее уложить изъ своихъ пожитокъ то, что требуется взять съ собой для мѣсячнаго пребынія въ деревнѣ. Онъ пообѣдалъ, пока человѣкъ сбѣгалъ къ нему на квартиру и, захвативъ принесенный имъ багажъ, сѣлъ на поѣздъ.

Эсденъ купилъ двѣ или три вечернихъ газеты, но сначала былъ такъ сердитъ, что не могъ читать. Но будучи эластическаго ума, который всегда возврапщется къ первоначальному состоянію, какія бы передряги ни приходилось переживать, онъ скоро успокоился и повеселѣлъ, самъ даже того не сознавая; читалъ и курилъ до тѣхъ поръ, пока не доѣхалъ. На станціи его знали, и станціонный смотритель съ уваженіемъ поклонился ему, что было особенно пріятно послѣ всей этой досадной возни, причиненной Д. П. Тетушка Эсдена была въ нѣкоторомъ родѣ особой въ околодкѣ, и ея гости натурально возбуждали интересъ мѣстныхъ жителей. Все это проливало цѣлебный бальзамъ въ душу человѣка, которому не вѣрятъ полутораста фунтовъ подъ вексель. Это возвеличивало его въ собственныхъ глазахъ.

— Очень жаль, сэръ, но мы никакъ не можемъ раньше часу прислать вашъ багажъ, сказалъ смотритель. По крайней мѣрѣ, большую часть его. Разсыльный только-что ушелъ и захватилъ тачку.

— Ладно, отвѣчалъ Эсденъ, доставьте мнѣ только багажъ до ночи.

— Разумѣется, сэръ. Будьте спокойны.

Эсденъ пошелъ въ домъ тетки, чувствуя себя въ нѣкоторомъ родѣ лэндлордомъ. Бѣдняга Д. П. и его дѣла совершенно вылетѣли у него изъ головы.

Гилль-Гаузъ былъ довольно обширной резиденціей съ отсутствіемъ почти всякихъ претензій на архитектурную красоту. Домъ стоялъ на горѣ, господствовавшей надъ окрестностью, и его было видно за милю или за двѣ. Вокругъ дома росли величественныя деревья и во всей усадьбѣ было что-то ясное, мирное, привѣтливое, не смотря на то, что она была, открыта всѣмъ вѣтрамъ и непогодѣ. Большая дорога вела черезъ холмъ, и ворота были не болѣе какъ ярдахъ въ двадцати пяти разстоянія отъ самаго дома. Промежутокъ былъ занятъ лужайкой съ зеленымъ дерномъ и съ нѣсколькими высокими деревьями, а передъ самымъ домомъ красовался рядъ прекраснѣйшихъ кустовъ рододендрона. Нижній этажъ дома раздѣлялся на двѣ половины открытыми сѣнями, проходившими насквозь отъ передняго фасада до задняго. И когда всѣ двери были раскрыты, какъ это часто бывало лѣтомъ, люди, проѣзжавшіе мимо, могли видѣть черезъ наружную стѣну лужайку, озаренную солнцемъ, и сѣни съ полированнымъ дубовымъ поломъ. Два верхнихъ этажа были тоже раздѣлены на двѣ половины корридоромъ, и на каждомъ концѣ зданія широкая винтовая лѣстница вела въ верхніе этажи.

Эсденъ, взбиравшійся не спѣша въ гору, увидѣлъ передъ собой человѣка съ ручной тачкой. Человѣкъ остановился, чтобы перевести духъ, и обтиралъ потный лобъ рукавомъ куртки. Адвокатъ поровнялся съ нимъ какъ разъ въ тотъ моментъ, какъ тотъ собирался двинуться въ путь.

— Вы отправляетесь къ Гилль-Гаузъ? привѣтливо спросилъ адвокатъ.

. Человѣкъ отвѣчалъ утвердительно.

— Доставьте и мой багажъ со станціи какъ можно скорѣе, пожалуыста.

Человѣкъ жилъ здѣсь еще недавно, и Эсдену было пріятно просвѣтить его на счетъ своей персоны и мѣста, куда онъ направляется. Человѣкъ немедленно снялъ шапку и принялъ почтительный видъ.

— У васъ, кажется, тяжелый багажъ на тачкѣ? снисходительно спросилъ Эсденъ.

— Да, сэръ. Фотографическіе приборы, сэръ. Лэди уже разъ двадцать справлялась о нихъ на станціи, сэръ.

— Фотографическіе приборы. Ихъ, кажется, довольно было бы и для фотографа по профессіи. Не забудьте же мой багажъ.

И, прибавивъ шагу, Эсденъ опередилъ носильщика и раньше его вошелъ въ домъ. У воротъ его онъ нашелъ небольшую группу дѣвушекъ, облеченныхъ въ бѣлую фланель и весело прохаживавшихся по лужайкѣ, безъ умолку болтая, точно стая воробьевъ. Позади престарелый джентльменъ велъ подъ руку немолодую даму въ сѣромъ платьѣ. Посѣтитель ускорилъ шагъ и подошелъ къ пожилой четѣ.

— Здравствуйте, тетушка. Вотъ и я, и очень радъ, что вижу васъ.

— Милый Уайнкотъ, мы тоже тебѣ очень рады.

Дѣвушки оглянулись на звукъ чужаго голоса, и одна изъ нихъ направилась къ Эсдену съ шаловливой мальчишеской усмѣшкой и протянутой рукой.

— Вы не забыли меня, м-ръ Эсденъ?

Въ говорѣ слышался легкій шотландскій акцентъ, и говорившая была бѣлорозовая и свѣтлорусая дѣвушка, истая шотландка. Ее врядъ-ли можно было назвать красавицей, но въ ней была какая-то своеобразная прелесть. У ней были сѣрые, открытые и смѣлые глаза, и густыя кудри съ рыжеватымъ отливомъ разсыпались по плечамъ. У нея была привычка встряхивать головой, и это вмѣстѣ съ ея безстрашнымъ и дружелюбнымъ взглядомъ, прямымъ станомъ я нѣсколько мужской манерой трясти руку, пожимая ее, придавало ей видъ мальчика, переодѣтаго въ женское платье, что не мѣшало однако ея фигурѣ быть женственной и граціозной.

Эсденъ весело протестовалъ противъ ея вопроса, объявляя его обиднымъ и для своего разума, и для своего сердца. Это вызвало новый взрывъ смѣха и новое рукопожатіе; послѣ чего, раскланявшись съ остальными присутствующими, Эсденъ направился вмѣстѣ со всѣмъ обществомъ въ домъ.

— Я принесъ вамъ хорошія вѣсти, миссъ Фарръ, объявилъ онъ. Я вѣстникъ радости.

— Пріятно слышать.

— Вашъ фотографическій аппаратъ у воротъ.

— Не можетъ быть! вскричала молодая леди съ неподдѣльнымъ восторгомъ и энергіей; и не говоря ни слова бросилась бѣжать къ воротамъ, въ которыя только-что вошелъ Эсденъ. Тамъ она остановилась, подпрыгивая на цыпочкахъ, при чемъ волосы ея развѣвались и отливали золотомъ. Эсденъ повернулся на каблукахъ и не спѣша послѣдовалъ за нею.

— Она совсѣмъ не дурна, говорилъ онъ самому себѣ, и очень мила. Я подозрѣваю, что и отношеніе ея къ книжкѣ съ чеками также милое. Я пріударю за вами какъ слѣдуетъ, миссъ Фарръ, будьте спокойны.

Молодая лэди была внѣ себя отъ нетерпѣнія и ожиданія. Когда разсыльный привезъ тачку къ воротамъ, она положила руки на свертки и нѣжно гладила ихъ, идя рядомъ съ тачкой.

Они взяла въ руки, одинъ изъ болѣе легкихъ свертковъ, понесла его съ тріумфомъ и, видя, что Эсденъ улыбается, тоже засмѣялась.

— Честное слово, она прехорошенькая! мысленно воскликнулъ Эсденъ. Она совсѣмъ не была такъ хороша въ прошломъ году.

Но въ прошломъ году доходы этой лэди были гораздо ограниченнѣе, чѣмъ въ нынѣшнемъ. Не было, значитъ, и причины такъ восторгаться ею.

Минутъ черезъ пять столовая превратилась въ товарное депо. Миссъ Фарръ была всегда избалована, всегда восторженна и своевольна. Теперь же, съ пятнадцатью-тысячами дохода, она стала избалованнѣе, восторженнѣе и своевольнѣе, чѣмъ когда-либо.

Такого обилія перерѣзанныхъ веревокъ, такого треска и шелеста оберточной бумаги и такого безпорядочнаго обращенія со стульями и столами, въ мигъ заваленными грудой вещей, эта степенная комната еще не видывала.

Все превозносилось до небесъ, и всѣ присутствовавшіе восторгались хоромъ, точно передъ ними развертывались великолѣпія Аладинова дворца. Затѣмъ позвонили въ колокольчикъ и приказали слугамъ поскорѣе убрать привезенныя сокровища и снова придать жилой видъ комнатѣ.

Старая лэди отстала отъ остальныхъ и задержала Эсдена въ то время, когда остальная компанія неслась вверхъ по лѣстницѣ. Старуха была толста и съ трудомъ ходила по лѣстницамъ, а потому ея покои были расположены внизу.

— Я посажу тебя, мой милый, рядомъ съ миссъ Фарръ, сказала она конфиденціальнымъ тономъ, подмигивая добрыми, старческими глазами. Ты вѣдь знаешь мои намѣренія. Не говоря уже про ея богатство, она чудесная дѣвушка и будетъ тебѣ лучшей женой, чѣмъ ты этого заслуживаешь.

— Я послушнѣйшій изъ племянниковъ, сказалъ Эсденъ.

— Ты уменъ и красивъ, отвѣтила старушка, хотя боюсь, не негодяй ли ты, какъ и твой покойный, милый отецъ. Ну, теперь бѣги и одѣвайся.

— Дорогая тетушка, я долженъ сознаться въ преступленіи. Я уже пообѣдалъ. У меня были дѣла въ Сити, и я не успѣлъ позавтракать и такъ проголодался, что рѣшительно не могъ долѣе вытерпѣть; и притомъ, я не могу переодѣться къ обѣду, такъ какъ на станціи никого не оказалось, кто бы доставилъ сюда мой багажъ.

— Ну все-таки сойди къ столу и займи ихъ разговоромъ. Я забыла сказать тебѣ: ты не получишь своей прежней комнаты, потому что миссъ Фарръ заняла ее. Тебѣ отведена голубая комната на другомъ концѣ корридора.

Эсденъ проводилъ старушку до дверей ея аппартаментовъ и затѣмъ поднялся по лѣстницѣ очень довольный. Д. П. и его дѣла были за сто верстъ отъ него и забыты такъ, какъ еслибы совсѣмъ, не существовали. Молодой джентльменъ чувствовалъ, что произвелъ прекрасное впечатлѣніе и въ этотъ разъ на богатую наслѣдницу. Она, очевидно, сохранила пріятное о немъ воспоминаніе и, прихорашиваясь насколько можно, онъ усѣлся у окна своей спальной и забылъ обо всемъ предыдущемъ, составляя планъ предстоявшей кампаніи. Онъ рѣшилъ, что по крайней мѣрѣ съ недѣлю будетъ держаться дружескаго тона. Затѣмъ постепенно станетъ застѣнчивъ… и онъ улыбался, представляя себѣ, какъ онъ разыграетъ эту комедію. Онъ представлялъ себѣ, какъ онъ будетъ вздрагивать и краснѣть при ея появленіи, какъ онъ будетъ устраивать нечаянныя встрѣчи и подтасовывать обстоятельства. Онъ даже старушку тетку проведетъ за носъ и изберетъ ее въ confidente. Онъ признается ей, что его сердце замираетъ отъ одной мысли, что его примутъ за искателя богатаго приданаго, тогда какъ онъ искренно влюбленъ. При этомъ онъ усмѣхнулся.и потеръ себѣ руки отъ удовольствія. Онъ доставитъ себѣ высшее наслажденіе до смерти напугать тетушку, пригрозивъ, что намѣренъ благородно и самоотверженно отказаться отъ любимой дѣвушки, лишь бы не быть заподозрѣннымъ въ корыстныхъ цѣляхъ… и затѣмъ дастъ убѣдить себя искать ея руки… прикинется, будто бы любовь пробудила даже опасенія показаться корыстолюбивымъ. Онъ заранѣе предвкушалъ всю прелесть такой комедіи, не говоря уже объ окончательной побѣдѣ и успѣхѣ. Онъ былъ ruseur по природѣ и не зналъ лучшаго наслажденія, какъ водить людей за носъ и при всемъ томъ бьтлъ честенъ по-своему. Если старанія его увѣнчаются успѣхомъ, онъ будетъ превосходнымъ мужемъ, и жена будетъ имъ гордиться.

Колоколъ, призывавшій къ обѣду, вывелъ его изъ мечтательности, и онъ сошелъ внизъ, какъ завоеватель.

IV.

Онъ былъ менѣе занимателенъ и разговорчивъ, чѣмъ намѣревался, потому что за обѣдомъ бесѣда коснулась такого предмета, который былъ ему совсѣмъ незнакомъ. Но благоразумно разсудивъ, что кто умѣетъ слушать, тотъ такъ-же интересенъ для другихъ, какъ тотъ, кто умѣетъ говорить интересно, онъ большую часть обѣда пріятно и оживленно промолчалъ.

Естественно, что послѣ прибытія покупокъ миссъ Фарръ, разговоръ вертѣлся на фотографіи. За столомъ находились два любителя-эксперта и одна неопытная энтузіастка.

Миссъ Эдита Уайнкотъ, единственная дочь хозяйки дома, величественная тридцатипятилѣтняя дѣва, забавлялась фотографическимъ искусствомъ такъ же усердно и съ любовью, какъ другія старыя дѣвы утѣшаются моськами или попугаями. Д-ръ Эльфпистонъ, престарѣлый джентльменъ, который водилъ подъ руку хозяйку дома по лугу, когда мы впервьте познакомились съ нимъ, былъ настолько старъ, что помнилъ первое появленіе этого искусства и слѣдилъ за его развитіемъ съ живымъ интересомъ. Міръ науки былъ обязанъ ему нѣсколькими замѣчательными серіями увеличенныхъ фотографій съ микроскопическихъ предметовъ, такъ что онъ былъ въ нѣкоторомъ родѣ авторитетомъ.

Разговоры этихъ двухъ лицъ убѣдили миссъ Фарръ посвятить свои досуги фотографическому дѣлу, и бесѣда почти исключительно вертѣлась на сухомъ и мокромъ способахъ, сѣромъ и бѣломъ свѣтѣ, камеръ-обскурахъ, негативахъ и т. д. Въ концѣ концовъ она стала слишкомъ технической для посторонняго, и тогда миссъ Фарръ предоставила арену двумъ авторитетамъ, а сама стала разговаривать съ Эсденомъ вообще о прелестяхъ фотографіи. Не каждый сумѣлъ бы воспользоваться этой темой, какъ средствомъ проявить мужественную теплоту души, но Эсденъ это сумѣлъ. Какъ пріятно имѣть такое воспоминаніе о видѣнныхъ людяхъ и мѣстахъ, не купленное за шиллингъ у торговцевъ, не банальное, но созданное своими собственными руками. Какъ отрадно, разсуждалъ онъ, будетъ въ старости перелистывать эту памятную книжку души, пользуясь при этомъ тѣмъ подспорьемъ, какое можетъ дать это чудесное искусство!.. Какъ отрадно было бы, напримѣръ, фотографировать, скажемъ, ребенка мѣсяцъ за мѣсяцемъ, пока онъ не выростетъ и такимъ образомъ прослѣдить всю исторію его постепеннаго роста и развитія! Даже спеціалисты умолкли и прислушивались къ тому, что онъ говорилъ.

— Еслибы я былъ фотографъ, продолжалъ Эсденъ, я бы поставилъ себѣ за правило отмѣчать числами всѣ мои произведенія, не изъ желанія слѣдить за успѣхами въ искусствѣ, а чисто изъ сантиментальныхъ причинъ. Подумайте, какой бы это былъ драгоцѣнный въ своемъ родѣ дневникъ.

— Вотъ счастливая мысль, м-ръ Эсденъ, сказала богатая наслѣдница, я воспользуясь ею и тѣмъ съ большимъ удовольствіемъ, что она высказана вами.

М-съ Уайнкотъ послала Эсдену многозначительную улыбку съ того конца стола, гдѣ сидѣла, какъ будто хотѣла сказать: — ты на хорошей дорогѣ, мой милый!

Но Эсденъ воздержался отвѣтить ей тѣмъ же, хотя это стоило ему большихъ усилій. Богатая невѣста глядѣла на него съ серьезнымъ и искреннимъ одобреніемъ. Она считала его очень добрымъ человѣкомъ, а онъ, къ своему удивленію, все болѣе и болѣе находилъ ее привлекательной.

Эльфинстонъ былъ шотландецъ, съ лицомъ необыкновенно доброй и умной старой охотничьей собаки. Онъ былъ чрезвычайно торжественъ даже для своего типа, и высшимъ проявленіемъ удовольствія у него было подергиваніе лицевыхъ мускуловъ. Онъ былъ серьезенъ во всѣхъ рѣшительно, хотя бы и самыхъ обыденныхъ, вещахъ, но тамъ, гдѣ дѣло касалось его лично, серьезность переходила въ бездонную глубину.

— Вы счастливая дѣвушка, миссъ Дженета, говорилъ онъ съ обычной торжественной и ласковой вѣжливостью, что начинаете заниматься фотографіей въ такое время, когда химія, примѣненная къ этому искусству, усовершенствовала его. Я съ своей стороны занимался имъ еще въ его младенчествѣ, такъ сказать. Я отлично помню время, когда вашъ покойный дядюшка купилъ удивительную коллекцію драгоцѣнностей: каменьевъ, цѣпочекъ и монетъ, брошей и колецъ. Онъ просилъ меня фотографировать ихъ для него. Онъ только-что тогда вернулся изъ Бирмы и Art Journal непремѣнно хотѣлъ напечатать снимки съ его драгоцѣнностей. Я сфотографировалъ ихъ. Тогда еще затѣялся великій споръ на счетъ достовѣрности нѣкоторыхъ монетъ, и нумизматы вмѣшались въ дѣло. Ну вотъ я и сфотографировалъ ихъ, а вашъ дядюшка, которому было нельзя ждать, вернулся въ Бирму съ оригиналами. Снимки посланы были изъ Эдинбурга въ Лондонъ по почтѣ и пролежали цѣлый мѣсяцъ въ портфелѣ у издателя, но когда бѣдняга понесъ ихъ къ гравёру, то оказалось, что рисунокъ совсѣмъ почти исчезъ. Остались лишь какія-то блѣдныя, неопредѣленныя; линіи и точки — но вотъ и все. Теперь ужъ ничего подобнаго не можетъ случиться и тотъ, что изучаетъ фотографію, можетъ быть по крайней мѣрѣ увѣренъ, что никакихъ такихъ, штукъ съ нимъ не произойдетъ.

Наслѣдница приложила палецъ къ губамъ и поглядѣла на престарѣлаго медика съ комически-таинственнымъ видомъ.

— Мы поговоримъ объ этомъ подробнѣе послѣ обѣда, м-ръ Эльфинстонъ; напомните мнѣ въ гостиной.

Когда обѣдъ кончился, Эсденъ, который при обыкновенныхъ обстоятельствахъ остался бы выкурить папироску, нашелъ наслѣдницу такой прелестной, а свое ухаживаніе такимъ заманчивымъ, что послѣдовалъ за нею. Когда принесли чай, и слуга, принесшій его удалился, Эльфинстонъ напомнилъ миссъ Фарръ объ ея обѣщаніи.

— Я знаю, сказала она съ прелестной, лукавой гримаской по адресу стараго джентльмена, что меня забранятъ за то, что я все это привезла сюда…

И безъ всякаго дальнѣйшаго объясненія выбѣжала изъ комнаты съ свойственной ей мальчишеской рѣзвостью и скоро вернулась съ сафьяннымъ футляромъ и, положивъ его на столъ, отперла ключемъ, который носила на поясѣ.

Д-ръ Эльфинстонъ, опершись обѣими руками въ столъ, вскрикнулъ отъ удивленія и восторга, когда футляръ былъ раскрытъ. Эсденъ уже стоялъ у стола, приготовясь удивляться и восхищаться ровно столько, сколько потребуется, а другіе столпились вокругъ него, когда докторъ вскрикнулъ.

— Ахъ, Дженета! да вѣдь это безуміе! вскричала старая лэди. Какъ рѣшаешься ты возить съ собой такія вещи?

И она указала пальцемъ, положительно дрожавшимъ отъ восхищенія, на громадный сапфиръ, лежавшій въ центрѣ футляра.

— Что стоитъ это? спросила она тономъ, представлявшимъ комическій контрастъ по своему благоговѣйному нетерпѣнію съ только-что высказаннымъ упрекомъ.

— Не знаю, отвѣчала миссъ Фарръ, полагаю, что дядюшка оцѣнилъ камни по ихъ стоимости. Они лежали на сохраненіи въ Парижѣ въ Crédit Lyonnais и были застрахованы въ полмллліона франковъ. За нихъ приходилось платить за одну страховку тысячу франковъ въ годъ. Чистое раззореніе. Я могу дешевле сберегать ихъ въ Англіи.

Всѣ вокругъ стола глядѣли на драгоцѣнные каменья и монеты, какъ на какое-то сказочное сокровище. Докторъ дотронулся до нихъ почтительно указательнымъ пальцемъ.

— Я помню, произнесъ онъ съ необычайной торжественностью, — я помню.

Футляръ былъ не больше листа почтовой бумаги большаго формата и закрывался на два отдѣленія и въ нихъ на лиловомъ бархатѣ покоились драгоцѣнные каменья вмѣстѣ съ кольцами, монетами и цѣпочками восточной работы. Наслѣдница граціознымъ движеніемъ выдвинула маленькій ящичекъ изъ нижней части футляра.

— Вотъ, сказала она, — настоящія сокровища.

Зрители наклонились, вытягивая шеи и сгибая плечи, забывъ про окружающихъ. Настоящія сокровища не были такъ привлекательны на первый взглядъ. Драгоцѣнные каменья были по большей части не отдѣлены отъ руды, но у каждаго верхняя сторона была болѣе или менѣе граненая и сверкала синимъ, зеленымъ или желтымъ блескомъ, смотря по тому, былъ ли это сапфиръ, изумрудъ или брилліантъ. Докторъ перевелъ духъ и протянулъ указательный и большой пальцы, дотронулся до одного большаго камня-изумруда. Затѣмъ поглядѣвъ на обладательницу драгоцѣнностей какъ-бы съ извиненіемъ и мольбой, вынулъ камень изъ ящика и положилъ себѣ на ладонь.

— Я кое-что смыслю въ драгоцѣнныхъ каменьяхъ, сказалъ онъ съ благоговѣйнымъ страхомъ въ голосѣ.

— Это большая похвальба въ устахъ доктора Эльфинстона, разсмѣялась миссъ Фарръ; когда онъ говоритъ: «я кое-что смыслю…» — и она смѣло передразнила тонъ и манеру стараго джентльмена — это значитъ, что онъ знаетъ предметъ вполнѣ.

Докторъ не сводилъ глазъ съ драгоцѣннаго камня, любуясь.его игрой, и затѣмъ благоговѣйно водворилъ на мѣсто.

— Дженета, сказала внушительно м-съ Уайнкотъ, вы не должны держать этихъ драгоцѣнностей здѣсь при себѣ. Я не усну спокойно, пока они будутъ находиться здѣсь. Вы сдѣлаете то, что насъ всѣхъ перерѣжутъ въ постели.

— Ни одна душа, кромѣ насъ, отвѣтила миссъ Фарръ, — не знаетъ, что они здѣсь. Я даже умолчала о нихъ за обѣдомъ при слугахъ. Кромѣ того, это не такая вещь, которая бы соблазнила вора. Они слишкомъ замѣтны, чтобы ихъ было легко сбыть съ рукъ.

— Пожалуйста не будьте въ этомъ такъ увѣрены, миссъ Фарръ, вмѣшался Эсденъ. — Я по своей профессіи встрѣчалъ десятки джентльменовъ, которые бы охотно рискнули головой изъ-за такого сокровища. Что касается сбыта, то въ Лондонѣ существуетъ настоящая фирма укрывателей краденыхъ вещей, у которой въ каждую минуту можно достать до пяти тысячъ фунтовъ.

— Уайнкотъ Эсденъ знаетъ эти вещи, сказала миссъ Уайнкотъ. Его профессія приводитъ его въ столкновеніе съ этимъ опаснымъ народомъ. Пожалуйста послушайтесь его совѣта, Дженета.

— Значитъ вы считаете неблагоразумнымъ держатъ ихъ при себѣ, спросила миссъ Фарръ, глядя на Эсдена.

— Да, я считаю это рискованнымъ и опаснымъ.

— Но, въ такомъ случаѣ, какой толкъ обладать ими, если я должна вѣчно держать ихъ въ банкѣ и платить за ихъ сбереженіе.

— Вопросъ очень дѣльный, замѣтилъ д-ръ Эльфпистонъ, но я бы тоже не чувствовалъ себя спокойнымъ, еслибы они принадлежали мнѣ, и я бы держалъ ихъ при себѣ.

— Полагаю, что мнѣ дозволятъ хранить у себя драгоцѣнности моей матушки, а они, по моему мнѣнію, еще опаснѣе, сказала миссъ Фарръ. Ихъ стоитъ только вынуть изъ оправы и никто ихъ не узнаетъ.

— Бѣдному Роберту было бы врядъ-ли пріятно, еслибы коллекцію разстроили, въ противномъ случаѣ, я бы посовѣтовалъ продать ихъ, замѣтилъ м-ръ Эльфинстонъ.

— Этого я никогда не сдѣлаю, рѣшительно заявила миссъ Фарръ.

Она заперла шкатулку.

— А пока, продолжала она смѣясь — не разглашайте моей опасной тайны. Въ моей спальнѣ есть очень крѣпкій и надежный шкафчикъ, и тамъ они пролежатъ въ цѣлости и сохранности, пока я не отвезу ихъ въ городъ. Я отдамъ ихъ на храненіе банкирамъ. Но какъ бы мнѣ не попался воръ на лѣстницѣ?

— Дженета, прошу не говорите шутя о такихъ страшныхъ вещахъ, замѣтила старая лэди. Это значитъ испытывать Провидѣніе.

Нѣкоторые думаютъ, что Провидѣніе такъ и сторожитъ подобныя маленькія оплошности людей. Это непочтительная теорія и приписываетъ Провидѣнію прихотливый нравъ по меньшей мѣрѣ.

Миссъ Фарръ убѣжала съ своими драгоцѣнностями, заперла ихъ въ старинный шкапъ и вернулась. Эсденъ такъ распорядился, что самымъ натуральнымъ, повидимому, образомъ очутился около нея, и они весело и пріятно разговаривали. Съ каждой минутой она все больше и больше ему нравилась, и онъ подумывалъ, если дѣла пойдутъ такимъ ходомъ, то ему не нужно будетъ притворяться уже черезъ какую-нибудь недѣлю. Насколько онъ могъ судить, — а онъ не былъ ни чрезмѣрно тщеславенъ, ни глупъ — впечатлѣніе, производимое имъ, было такъ же благопріятно, какъ и то, какое миссъ Фарръ производила на него. Онъ пошелъ спать съ легкимъ сердцемъ, но злополучный Д. П. неотступно мерещился ему въ потьмахъ, пока онъ не уснулъ и не увидалъ во снѣ миссъ Фарръ и ея драгоцѣнные камни…

V.

Эсденъ, по обыкновенію, очень поздно вставалъ въ деревнѣ, но на слѣдующее утро не успѣлъ слуга приготовить ванну и внести теплую воду для бритья, какъ онъ вскочилъ съ постели. Наканунѣ рѣшено было предпринять фотографическую экспедицію, и миссъ Фарръ была слишкомъ заинтересована новой игрушкой, чтобы ждать запоздалыхъ.

Эсденъ желалъ быть замѣтнымъ и рѣшилъ выказывать глубочайшій интересъ къ фотографіи.

Слуга, назначенный служить ему, раскрылъ его чемоданъ и вынулъ изъ него все нужное. Но несессера онъ не отпиралъ и это легкое дѣло было предоставлено самому господину. Эсденъ, сердясь на замедленіе, сталъ искать ключъ, нашелъ его и отперъ несессеръ. Тамъ на самомъ днѣ, къ его великому удивленію, лежали рознятыя двѣ половинки курьезнаго сувенира, полученнаго отъ м-ра Рейбена Гела.

— Съ какой стати старая дура положила это въ несессеръ, проговорилъ Эсденъ. Желалъ бы я знать, понимаетъ она, что это такое?

Онъ припомнилъ, что нашелъ инструментъ подъ подушкой, вечеромъ того дня, когда произвелъ опытъ надъ дверью. Онъ рознялъ его на двѣ части и положилъ въ комодъ; тамъ его. очевидно, и нашла хозяйка.

— Подумала навѣрно: авось понадобится, со смѣхомъ продолжалъ онъ, намыливая себѣ подбородокъ. Какъ разъ кстати теперь, когда драгоцѣнности миссъ Фарръ находятся здѣсь въ домѣ. Славная штука. Возьму его внизъ и потѣшу ихъ, разсказавъ имъ эту исторію.

У него мелькнула было мысль притвориться, что онъ нашелъ его здѣсь въ домѣ и вывести изъ этого заключеніе о присутствіи въ домѣ вора, но шутка показалась ему пошлою, и онъ тотчасъ же оставилъ эту мысль. Онъ замѣшкался съ туалетомъ, и колоколъ, призывавшій къ завтраку, уже прозвонилъ, а онъ еще не былъ готовъ. Онъ захлопнулъ несессеръ и, уже сбѣжавъ съ лѣстницы, вспомнилъ про инструментъ.

— Ну все равно, сказалъ онъ самому себѣ; поспѣю разсказать имъ послѣ обѣда.

И онъ сошелъ внизъ и поздоровался съ хозяйкой и ея гостями такъ же весело, какъ и прощался съ ними наканунѣ.

— Тебѣ есть письмо, Уаинкотъ, сказала старая лэди.

Эсденъ взялъ письмо изъ рукъ тетки и узналъ почеркъ Д. П. Онъ сѣлъ и разорвалъ конвертъ и сталъ читать. Его корреспондентъ писалъ, что узналъ новости, очень сильно его разстроившія. Онъ пришелъ къ нему на квартиру, и хозяйка зная ихъ короткое знакомство, сообщила ему адресъ Эсдена. Дѣйствительно ли улажено дѣло съ векселемъ? Д. П. Желалъ это узнать. Для него это былъ вопросъ жизни и смерти, а вѣсти, полученныя имъ, заставляютъ сомнѣваться въ томъ, что по векселю уплачено. Пусть Эсденъ телеграфируетъ ему.

Молодой адвокатъ съ трудомъ скрылъ свою досаду. Онъ ни за какія блага въ мірѣ не хотѣлъ бы обидѣть Д. П. Уже не говоря про то, что жаль было отъ души обидѣть такое безвредное существо, но кромѣ того обидѣть человѣка съ темпераментомъ Д. П. неудобно уже само по себѣ, потому что весь свѣтъ узнаетъ про его обиду и тому, кто нанесъ обиду, жизнь будетъ отравлена. Еслибы общество не было увлечено бесѣдой, сильно всѣхъ интересовавшей, то не преминуло бы замѣтить, что Эсденъ не въ духѣ и съ трудомъ удерживаетъ маску веселости. Чортъ бы побралъ Д. П.; чего онъ завылъ спозаранку! успѣетъ выть, когда наступитъ срокъ! Эсденъ бѣсился, что Д. П. не вѣритъ его неоднократно повторенному завѣренію, что все улажено.

По окончаніи завтрака составили планъ кампаніи и каждому дали что-нибудь нести. Послѣ того партія отправилась на поиски живописныхъ мѣстъ въ Уаттонъ-Вудѣ. Тамъ на указанномъ мѣстѣ ихъ ждалъ завтракъ, и трое изъ фотографовъ намѣревались во всякомъ случаѣ сдѣлать ему честь.

Не успѣли они достигнуть мѣста своего назначенія и заняться кто работой, а кто наблюденіями, какъ сынишка садовника прибѣжалъ со всѣхъ ногъ съ телеграммой, адресованной на имя Эсдена. И эта телеграмма была отъ Д. II. Эсденъ, отойдя къ сторонкѣ, чтобъ распечатать ее, разразился проклятіями по адресу отправителя, пока не увидѣлъ около себя загорѣлаго мальчишку, глазѣвшаго на него съ разинутымъ ртомъ. У Эсдена явилось желаніе свернуть мальчишкѣ шею, но добродушіе въ немъ взяло верхъ надъ раздражительностью, и онъ разсмѣялся въ концѣ концовъ.

«Христа ради телеграфируйте, гласила телеграмма Д. П.» и Эсденъ, оторвавъ листокъ бумаги изъ записной книжки, набросалъ карандашемъ отвѣтъ: «Все благополучно, не будьте осломъ». Онъ отдалъ эту записку мальчику вмѣстѣ съ полкроной и приказалъ ему какъ можно скорѣе отправить ее.

— А сдачу, сэръ, куда прикажете доставить?

— Оставь себѣ, отвѣтилъ Эсденъ.

Лицо мальчика повеселѣло, и онъ убѣжалъ, приложивъ руку къ шляпѣ. Когда онъ подумалъ, что отошелъ, довольно далеко, онъ подбросилъ шляпу въ воздухѣ и выкинулъ удивительное колѣнце своими громадными сапожищами. Миссъ Фарръ, такъ же какъ и Эсденъ, увидѣла это и весело засмѣялась.

— Вы сегодня уже успѣли осчастливить одно человѣческое существо, м-ръ Эсденъ, шутливо замѣтила она.

Ея слова вернули Эсдену хорошее расположеніе духа. Не бѣда, что его теребятъ, если онъ при этомъ все выигрываетъ во мнѣніи миссъ Фарръ. Но Д. П. упорно не хотѣлъ стушеваться. Бывали моменты, когда воспоминаніе о немъ было до того противно Эсдену, что онъ готовъ былъ бы поколотить его, еслибы только это могло чему-нибудь помочь.

Со всѣмъ тѣмъ ему слѣдовало быть пріятнымъ и выказывать непрерывное вниманіе къ занятіямъ миссъ Фарръ. Докторъ и старая дѣва не скупились на совѣты и горѣли желаніемъ фотографировать. Избранный пунктъ былъ бы маленькимъ раемъ для пейзажиста. Съ каждымъ поворотомъ, на каждомъ шагу — новая картинка. Всѣ присутствующіе образовали группы и позировали, и были много разъ сняты. И даже когда появленіе завтрака положило конецъ операціямъ, художественный энтузіазмъ миссъ Фарръ еще не остылъ.

Скатерть постлали на небольшомъ дерновомъ столѣ на опушкѣ лѣса, и съ этого мѣста видѣнъ былъ домъ и извивавшаяся по полямъ тропинка, которая къ нему вела. Они еще не окончили завтракать, какъ Эсденъ, выглянувъ изъ-подъ дерева, нетерпѣливо простоналъ и всталъ на ноги. Онъ увидѣлъ злополучную фигуру Д. П., и мальчишка, сынъ садовника, служилъ ему провожатымъ.

— Въ чемъ дѣло, Уайнкотъ? спросилъ докторъ.

— А вотъ идетъ скучнѣйшій въ мірѣ человѣкъ. Онъ мой кліентъ и вдобавокъ знакомый. Пользуясь послѣднимъ обстоятельствомъ, онъ не даетъ мнѣ покоя. Я не могу долѣе этого вынести и отошлю его къ стряпчему.

Говоря это, онъ пошелъ навстрѣчу непрошенному гостю, который, увидя его, замахалъ тростью въ знакъ привѣтствія и сталъ рыться въ карманахъ, ища мелочи для мальчишки. На немъ были толстыя кожаныя перчатки и, будучи по природѣ неуклюжимъ, онъ все дѣлалъ медленно и неловко. Долго копался онъ, пока не вытащилъ трехпенсовую монету, которую искалъ и нашелъ, когда Эсденъ подошелъ къ нему: оба помолчали, пока мальчишка не получилъ монету и не ушелъ съ поклономъ.

— Ну, любезный другъ, что же однако вамъ отъ меня нужно? спросилъ Эсденъ съ нетерпѣніемъ.

— Да видите ли, промямлилъ посѣтитель себѣ подъ носъ, отчего вы мнѣ не телеграфировали. Вамъ бы слѣдовало телеграфировать

— Ахъ, какъ это несносно, вѣдь я же телеграфировалъ.

Д. П. вытаращилъ глаза на Эсдена и раскрылъ ротъ.

— Я не получалъ телеграммы, пролепеталъ онъ, куда вы ее адресовали?

— Въ контору и тотчасъ же по полученіи вашей телеграммы.

— О! ну тогда это понятно! Я не ходилъ сегодня въ контору. Я ждалъ дома весь день отвѣта. Что вы мнѣ телеграфировали?

— Что все въ порядкѣ, не будьте осломъ.

Эсденъ положилъ было руки на плечи Д. П. и легонько потрясъ его.

— Ступайте домой, старина, сказалъ онъ, вооружаясь самой привѣтливой и веселой улыбкой, и успокойтесь.

— Ну что жъ, конечно, если вы такъ говорите, то это успокоительно, съ сомнѣніемъ проговорилъ Д. П. Но они мнѣ сказали прошлой ночью въ Сити, что вы перевернули небо и землю, чтобы достать полтораста фунтовъ, и это меня встревожило.

— Ну послушайте, однако, Д. П., произнести Эсденъ не безъ строгости въ голосѣ, вѣдь я же вамъ писалъ, что все въ порядкѣ. Я телеграфировалъ, что все въ порядкѣ. Я сто разъ говорилъ вамъ лично, что все въ порядкѣ.

— Ну да, конечно, если вы такъ говорите, съ сомнѣніемъ протянулъ Д. П.

— Не кисните, вы больше не услышите про этотъ вексель.

Д. П. еще разъ подтвердилъ, что теперь онъ спокоенъ, хотя по виду его можно было думать, что онъ пуще прежняго безпокоится.

— Видите ли, Эсденъ, пробормоталъ онъ въ свое оправданіе, ужасно было бы, еслибы мнѣ пришлось платить изъ своего кармана. У меня, вы знаете, шесть дочерей, и всѣ такія здоровенькія и съ такимъ хорошимъ аппетитомъ, кабы вы знали. И притомъ м-съ Д. П. — повидимому, и жена его довольствовалась сокращеннымъ именемъ — постоянно нездорова и такъ слаба. И намъ пришлось взять еще женщину, чтобы, присматривать за дѣтьми, и доктору приходится платить много за визиты. Конечно, я долженъ пригласить къ ней лучшаго доктора, а хорошіе доктора берутъ такъ дорого.

— Знаю, дружище, знаю, сказалъ Эсденъ, кладя руку на его плечо. — Въ эту минуту сердце его полно было жалости и. раскаянія.

— Я не обижу васъ, Д. П. Нужно быть просто мерзавцемъ, чтобы обидѣть васъ, старина.

— Ну значитъ я могу положиться на васъ?

— Можете, можете.

Онъ проводилъ его на станцію, всю дорогу ободряя его, и бѣдный Д. П. уѣхалъ успокоенный. Зато Эсденъ вернулся несчастнымъ и горько бранилъ себя всю дорогу. Одно только изъ того, что онъ говорилъ Д. П., было вѣрно: надо было быть очень низкимъ человѣкомъ, чтобы обидѣть такое беззащитное созданіе. Но какъ помочь бѣдѣ, какъ выйти изъ этого позорнаго положенія — этого онъ рѣшительно не зналъ.

VI.

Добродушная м-съ Уайнкотъ съ нескрываемымъ удовольствіемъ слѣдила за успѣшнымъ ухаживаніемъ своего небогатаго племянника за богатой невѣстой. Она была изъ числа тѣхъ людей, которые полагаютъ, что понравившійся мотъ можетъ быть образцовымъ мужемъ. Это, въ сущности, такъ же вѣрно, какъ то, что удалившійся отъ дѣлъ карманный воръ будетъ надежнѣйшимъ душеприкащикомъ. Эсденъ несомнѣнно былъ мотомъ въ свое время. Разъ уже старая тетка заплатила его долги, но послѣ этой услуги съ ея стороны между ними поселилось такое охлажденіе, что Эсденъ, который естественно ждалъ отъ нея великихъ и богатыхъ милостей въ будущемъ, притворялся съ тѣхъ поръ, что финансовыя дѣла его процвѣтаютъ, хотя это было далеко отъ истины. Онъ дошелъ даже до того, когда ему удалось возстановить себя въ добромъ мнѣніи тетки, что предложилъ уплатить ей долгъ.

Старая лэди была очень этимъ тронута и пролила даже слезу надъ раскаявшимся и обратившимся на путь истинный блуднымъ сыномъ.

По ея мнѣнію, молодому человѣку слѣдовало перебѣситься, но она была увѣрена, что этотъ ея племянникъ кончитъ тѣмъ, что непремѣнно разбогатѣетъ.

Изъ своихъ двухъ племянниковъ., она сначала больше любила Арнольда; но Арнольдъ поступилъ въ пасторы. Отецъ же м-съ Уайнкотъ былъ завзятый вигъ и либералъ, и она заразилась отъ негосмутными понятіями о «богинѣ разума» и благодаря этому хотя и считала церковь респектабельнымъ учрежденіемъ, но нѣсколько отсталымъ и безсильнымъ. Человѣкъ съ фигурой Арнольда долженъ былъ бы поступить въ гвардію. Она была скупенька, но настолько любила его, что доставила бы средства вступить въ эту дорогую и не прибыльную карьеру. Но онъ предпочелъ церковь арміи вопреки ея желанію, и это охладило ея привязанность. Кончилось тѣмъ, что она больше полюбила адвоката, чѣмъ клерджимена.

Это былъ пунктъ разногласія между ею и ея дочерью. Эдита была набожная и приверженная къ церкви женщина и осуждала свободомысліе мама, не смотря на его неопредѣленность и невинность. При этомъ старая дѣва — съ тонкой проницательностью незамужнихъ женщинъ, которыхъ въ молодости никто не любилъ — проникла тайну, нераскрытую ея матерью. Арнольдъ былъ серьезно влюбленъ въ миссъ Фарръ, и только ея богатство отпугивало его. Она проникла и другую тайну, для пониманія которой не требовалось особенно серьезной проницательности. Деньги, отпугивавшія достойнаго изъ ея двухъ кузеновъ, притягивали менѣе достойнаго. Ей нравился Уайнкотъ Эсденъ — онъ всѣмъ нравился — и не особенно строго судила его. Но она безконечно выше ставила своего другаго кузена. И въ то время какъ мама добродушно интриговала въ пользу адвоката, миссъ Уайнкотъ покровительствовала клерджимену.

Миссъ Фарръ и Эсденъ и старикъ докторъ вмѣстѣ фотографировали, и старая лэди была очень довольна, что молодые люди такъ много времени проводили въ обществѣ другъ друга. Она не смѣла устранить Эдиту съ дороги, но торжествовала, что ей удалась маленькая хитрость, съ помощью которой она задержала ее сегодня утромъ дома. Мало-по-малу однако она открыла, что не она одна прибѣгаетъ къ хитростямъ.

— Какъ сегодня жарко, сказала Эдита, неторопливо работая иголкой. — Я рада, что осталась дома.

— И я также, моя душа, отвѣтила съ удовольствіемъ мама.

— И воспользовалась свободной минуткой, чтобы написать Арнольду.

Мама опустила книгу на колѣни и сложила жирныя руки почти съ отчаяніемъ.

— Не знаю, куда это дѣвается время, продолжала Эдита, какъ бы не замѣтивъ этотъ краснорѣчивый жестъ, — но только я никогда не поспѣваю передѣлать все, что нужно,

Она продолжала шить, опустивъ глаза, а старушка, стараясь говорить какъ можно спокойнѣе, спросила:

— Что ты написала Арнольду.

— Что мы будемъ очень рады его пріѣзду.

— Эдита! вдругъ воскликнула старушка.

— Да, моя милая! невинно поглядѣла на нее Эдита.

— Ради самаго неба, не принимай со мной этихъ минъ. Ты очень хорошо знаешь, что я не хотѣла бы, чтобы Арнольдъ пріѣзжалъ къ намъ теперь. Я не хочу, чтобы въ домѣ былъ еще молодой человѣкъ, кромѣ Уайнкота Эсдена. Я запрещаю тебѣ посылать это письмо.

Вмѣсто отвѣта миссъ Уайнкотъ встала и позвонила. Мама обмахивалась вѣеромъ съ видомъ торжествующаго негодованія, а дочь продолжала шить. На призывъ колокольчика явился слуга.

— Позовите сюда Гренджеръ, сказала Эдита.

— Гренджеръ. миссъ Эдита? вопросительно повторилъ слуга.

— Гренджеръ, повторила Эдита, горничную миссъ Фарръ.

Наступило минутное молчаніе, и вѣеръ м-съ Уайнкотъ выражали, сомнѣніе и тревогу.

Вскорѣ появилась Гренджеръ, хорошенькая и сдержанная особа. Она была одѣта въ скромное черное платье съ бѣлымъ воротничкомъ и манжетками, а блестящіе, черные волосы связаны были большимъ узломъ. Она казалась такой же надменной и несговорчивой, какъ и въ тотъ день, когда мы видѣли ее на квартирѣ Эсдена, недѣлю тому назадъ.

Молодая лэди даже не удостоила взглянуть на нее.

— Вы ходили въ деревню? спросила она съ ледяной кротостью.

— Да, миссъ Уайнкотъ.

— И сдали на почту письмо, которое я вамъ поручила отправить?

— Да, миссъ Уайнкотъ.

— Благодарю васъ. Больше ничего не требуется.

Гренджеръ ушла, притворивъ за собою дверь.

— Мнѣ очень жаль, мама, но вы видите сами, что уже поздно вернуть письмо.

— Ты сдѣлала это нарочно, чтобы досадить мнѣ, Эдита, и разстроить мои планы, закричала старушка съ досадой.

— Право, мама, вы говорите удивительныя и непостижимыя вещи. Какимъ вашимъ планамъ помѣшаетъ присутствіе Арнольда?

— О! никакого терпѣнія не хватитъ. Ты зовешь себя христіанкой, Эдита. Я не вѣрю въ набожныхъ людей. Если есть разница въ томъ, чтобы солгать словомъ или дѣломъ, то по-моему лучше солгать словомъ.

Эдита невозмутимо шила.

— Какъ смѣешь ты притворяться, что ничего не знаешь про мои планы?

— Мама, вамъ тяжелѣе будетъ вспоминать про то, какъ вы сердились, чѣмъ мнѣ.

— Вздоръ! если тебѣ удастся испортить, что я затѣяла, то я до самой смерти не прощу тебѣ и оставлю все свое состояніе до копѣйки Уайнкоту.

— У меня есть свои скромныя средства, мама, проговорила Эдита, можно сказать, со святостью въ голосѣ.

— Ну и будетъ съ тебя, сердито отрѣзала мать.

Будь она такъ же молода, какъ и ея дочь, она бы убѣжала изъ комнаты, шумя юбками. Но, будучи старухой, она стала ходить взадъ и впередъ болѣе быстрыми шагами, чѣмъ этого требовало ея достоинство.

— Не бѣгайте такъ, мама, сказала Эдита съ снисходительностью, усилившей раздражительность старушки. Вы разгорячитесь и разстроите себѣ нервы.

Эта сцена, послѣ того какъ было заявлено о мягкосердечіи миссъ Эдиты, можетъ показаться какъ-бы въ противорѣчіи съ этимъ заявленіемъ, но только для поверхностныхъ людей. Еслибы ея мать испытала сотую часть той досады и того раздраженія, какое проявляла теперь, отъ всякой иной причины, она могла бы вполнѣ разсчитывать на симпатію дочери. Но тутъ замѣшалась въ дѣло любовь, и каждая желала провести своего кандидата, а Эдита готова была на все, лишь бы только не дать матери восторжествовать надъ собой. Она во что бы то ни стало желала участвовать въ любовной исторіи, такъ какъ лично ей не довелось быть героиней на своемъ вѣку. Было нѣчто святое въ набожной мысли, что она можетъ спасти богатство миссъ Фарръ отъ суетнаго мота и передать его въ руки духовнаго лица.

Въ то время какъ миссъ Уайнкотъ шила, мысли ея вдругъ остановились съ большимъ неодобреніемъ на горничной миссъ Фарръ. Она не взлюбила новую горничную съ перваго ея появленія, но никогда еще она не казалась ей антипатичнѣе, какъ во время краткой утренней бесѣды. Манеры Гренджеръ были безпорно надменныя, а пока будутъ существовать горничныя на свѣтѣ, пріятельницы ихъ госпожъ никогда не согласятся, чтобы онѣ третировали ихъ de liant en bas. Чѣмъ болѣе раздумывала миссъ Уайнкотъ о манерахъ Гренджеръ, тѣмъ сильнѣе ихъ не одобряла.

Между тѣмъ Гренджеръ была по природѣ очень мягкаго и услужливаго характера, но мысль о томъ, что Эсденъ пріѣдетъ въ домъ, съ самаго начала заморозила ее, а когда она возвращалась домой, выполнивъ порученіе миссъ Уайнкотъ, она имѣла встрѣчу, совсѣмъ разстроившую ее.

Станція желѣзной дороги и домъ находились на большой дорогѣ, хотя и въ довольно значительномъ разстояніи другъ отъ друга, но дорога въ деревню вела черезъ густую рощу. Посреди этой рощи бѣжалъ ручеекъ, очень неширокій, и хотя очертаніе его береговъ показывало, что зимою онъ могъ разливаться, но въ настоящее время года ручей былъ не шире одного фута, и деревянный мостъ, перекинутый черезъ него, казался нелѣпо длиненъ. Въ то время какъ Гренджеръ подходила къ этому мосту, она увидѣла джентльмена, мрачно стоявшаго на немъ, опершись локтями на перила и помахивая тростью. Она подобрала платье и собралась живо прошмыгнуть мимо его, такъ какъ въ качествѣ городской дѣвушки пугалась уединенія, безмолвія и безлюдья лѣса. Незнакомая, пустынная улица въ городѣ темной ночью не показалась бы ей такой страшной, какъ эта рощица. Когда она находилась въ разстояніи двухъ-трехъ аршинъ отъ мрачнаго джентльмена, тотъ обернулся и такъ быстро выпрямился, что она почти налетѣла на него. Она отскочила назадъ съ подавленнымъ крикомъ.

— Пропустите меня, м-ръ Эсденъ!

— Вы кажется очень торопитесь, сказалъ Эсденъ, глядя ей въ лицо непривычно-мрачнымъ взглядомъ.

— Я тороплюсь. Меня послала миссъ Уайнкотъ съ порученіемъ, пропустите меня.

— Вы прежде не убѣгали отъ меня такъ поспѣшно.

— Я удивляюсь, сердито покраснѣла она, что у васъ достаетъ духа напоминать мнѣ про эти времена, я удивляюсь… тутъ голосъ ея задрожалъ, что вы смѣете…

И тутъ, къ великому смущенію и отчасти удивленію Эсдена, она заплакала. Отвернувшись отъ него, она достала носовой платокъ и закрыла имъ лицо. Рыданія ея перешли въ конвульсивныя, и вся она тряслась, стараясь подавить ихъ. Онъ охватилъ рукой ее за талію, собираясь утѣшать, но она отскочила отъ него и, отнявъ платокъ отъ заплаканнаго лица, взглянула на него съ гнѣвомъ.

— Какъ вы смѣете! вскрикнула она. Есть ли у васъ совѣсть! Какъ смѣете вы задерживать меня!

— Я никакъ не ожидалъ, что вы такъ меня любите, Полли, сказалъ Эсденъ.

— Какое право имѣете вы говорить, что я васъ люблю? Вы бы бросили меня на произволъ судьбы, еслибы я была такъ глупа и полюбила васъ.

— Душа моя, если вы считаете меня за скотину, который бросаетъ женщину, добившись отъ нея любви, то очень ошибаетесь. Съ своей стороны я никогда не думалъ, что вы разсчитываете на то, что я женюсь на васъ.

— Когда мужчина говоритъ дѣвушкѣ, что любитъ ее, то или хочетъ жениться на ней или же онъ негодяй. Развѣ вы разговариваете съ миссъ Фарръ такъ, какъ со мной? Развѣ вы смѣете думать о ней такъ дурно, какъ обо мнѣ?

— Оставьте въ покоѣ миссъ Фарръ. Я очень жалѣю, что оскорбилъ ваше самолюбіе. Очень жалѣю, что мы не поняли другъ друга.

— Оскорбили мое самолюбіе? Я за васъ оскорблена, а не за себя! Я считала васъ джентльменомъ!

— Ну хорошо, хорошо, Полли, успокоивалъ ее Эсденъ. Оставимъ прошлое. Я прошу у васъ прощенія. Право же, мнѣ очень жаль.

Она презрительно отказалась отъ протянутой руки, а онъ, пожавъ плечами, повернулся и пошелъ прочь, съ болѣе мрачнымъ и унылымъ, чѣмъ прежде, видомъ. Оставшись одна, дѣвушка невѣроятными усиліями подавила свои слезы и, сойдя съ берега къ ручью, намочила водой носовой платокъ и стерла съ лица всѣ слѣды недавнихъ слезъ.

Эсденъ тѣмъ временемъ пошелъ къ дому по порученію миссъ Фарръ, и скорая ходьба — какъ это всегда бываетъ съ людьми его темперамента — развлекла его и заставила позабыть о его заботахъ.

---

На слѣдующій день Арнольдъ пріѣхалъ изъ города съ первымъ же поѣздомъ и встрѣтилъ ледяной пріемъ со стороны старухи тетки. За то кузина была необыкновенно привѣтлива, и такого гостепріимства, и такого ласковаго обращенія съ ея стороны онъ еще не встрѣчалъ.

Миссъ Фарръ была неутомима въ занятіи новой игрушкой, и старикъ докторъ былъ ея покорнымъ рабомъ, такъ какъ она привыкла съ дѣтства владычествовать надъ нимъ. Она была очень ловка и толкова, и подъ руководствомъ такого опытнаго наставника, вѣчно торчавшаго около нея, дѣлала быстрые успѣхи. Они разбили палатку на лужайкѣ и теперь снимали домъ съ десяти различныхъ пунктовъ. М-съ Уэйнкотъ, читавшая книгу, сидя въ палаткѣ, въ моментъ прибытія Арнольда, была обрадована тѣмъ, что богатая невѣста совсѣмъ иначе встрѣтила его, нежели Эсдена. Миссъ Фарръ немножко дичилась джентльмена духовнаго и не выразила никакого удовольствія при встрѣчѣ съ нимъ.

Самъ Арнольдъ, казалось, былъ не въ духѣ, а молодой адвокатъ такъ неотступно занимался наслѣдницей, что если бы не Эдита, то бѣдному викарію не съ кѣмъ было бы и словомъ перемолвиться. За завтракомъ однако и онъ вступилъ въ общій разговоръ, причемъ совсѣмъ нечаянно произвелъ въ обществѣ смятеніе.

— Какъ ты думаешь, кого я встрѣтилъ въ городѣ прошлымъ вечеромъ, Уайнкотъ? обратился онъ къ кузену.

— Почемъ я знаю, небрежно отвѣчалъ Уайнкотъ.

— Я встрѣтилъ Бумера, Бумера Броунъ.

— Не можетъ быть! вскричалъ Эсденъ, выскакивая изъ-за стола.

Онъ выпрямился во весь ростъ съ разгорѣвшимся лицомъ и поспѣшно обвелъ взглядомъ присутствующихъ. Затѣмъ поблѣднѣлъ и снова сѣлъ, придвигая за собою стулъ.

— Прошу извиненія, проговорилъ онъ съ легкой дрожью въ голосѣ. Я слыхалъ, что Бумеръ умеръ. Ропсъ говорилъ мнѣ это. Извѣстіе Арнольда — онъ обратился къ теткѣ съ волненіемъ — меня поразило. Я точно увидѣлъ привидѣніе. Я долженъ ѣхать и повидаться съ Бумеромъ, Арнольдъ.

— Ну въ такомъ случаѣ торопись, отвѣчалъ Арнольдъ. Онъ, кажется, уѣзжаетъ снова сегодня вечеромъ.

— Уѣзжаетъ? куда?

— Назадъ, въ Гондурасъ.

— Дорогая тетушка, поднялся съ мѣста Эсденъ на этотъ разъ медленно. Я увѣренъ, что вы извините меня, такъ какъ это большой мой пріятель. Я думалъ, что онъ умеръ и что я никогда больше его не увижу. Я долженъ повидаться съ нимъ. Вы извините меня, не правда ли? Мы были вмѣстѣ въ Кембриджѣ, старикъ Бумеръ и я. Лучшаго человѣка въ мірѣ не существуетъ.

Онъ былъ страшно взволнованъ, и всѣ за столомъ это замѣтили.

— Ступай, конечно, Уайнкотъ, отвѣтила старушка.

— Ты знаешь, гдѣ онъ остановился, Арнольдъ?

— Да. У Лангама. Онъ тамъ пробудетъ до шести часовъ.

— Отлично. Когда идетъ отсюда поѣздъ?

— Поѣздъ идетъ черезъ четверть часа, сэръ, отвѣтилъ слуга, подававшій завтракъ. Въ часъ двадцать пять минутъ, сэръ.

— Я съ нимъ и поѣду. Возьму только ручной сакъ на тотъ случай, если мнѣ удастся уговорить Бумера остаться еще на одну ночь въ городѣ. Я бы ни за что въ мірѣ не хотѣлъ пропустить случая съ нимъ повидаться.

Съ этими словами онъ вышелъ и слышно было, какъ онъ побѣжалъ по лѣстницѣ, черезъ три ступеньки разомъ. Вскорѣ слышно было, какъ онъ сбѣжалъ съ лѣстницы и, просунувъ въ дверь голову, съ сіяющимъ лицомъ объявилъ:

— Если я не вернусь въ девять часовъ, то не ждите меня сегодня.

— Хорошо, мой другъ, отвѣтила м-съ Уайнкотъ. Но онъ уже исчезъ.

— Трогательно видѣть такую дружбу между молодыми людьми, продолжала старушка, обращаясь къ миссъ Фарръ; бѣдный, милый Уайнкотъ, онъ былъ очень растроганъ.

Что бѣдный, милый Уайнкотъ былъ очень растроганъ — было очевидно для самаго невнимательнаго наблюдателя. Но не теплота души и не привязанность къ другу играли тутъ роль. Говоря по правдѣ, причина этому была та, что Бумеръ былъ не только самый щедрый и любезный человѣкъ изъ всѣхъ знакомыхъ Эсдена, но и самый богатый. Ему стоило только разсказать о своихъ затрудненіяхъ, и тотъ непремѣнно выручитъ его. Эсденъ какъ будто слышалъ голосъ пріятеля: — тебѣ надо триста, говоришь ты? возьми пятьсотъ.

Не надо думать однако, что Гондурасскій милліонеръ былъ со всѣми такъ щедръ и податливъ, но ему случилось какъ-то спасти Эсдена, который тонулъ, и съ тѣхъ поръ онъ привязался къ нему, какъ еслибы самъ произвелъ его на свѣтъ.

— Спасти злополучнаго Д. П., спасти самого себя! какая пріятная перспектива! Никогда еще солнце не свѣтило такъ ярко, казалось Эсдену, какъ въ это утро. Широкая земля улыбалась его радостнымъ надеждамъ. Онъ пустилъ заботу по вѣтру и сидѣлъ, какъ царь, окруженный мыслями, точно своими царедворцами, въ то время, какъ поѣздъ медленно провозилъ его мимо зеленыхъ пастбищъ. Когда онъ достигъ мѣста назначенія и кликнулъ извощика, то былъ въ такомъ радужномъ настроеніи, что самъ кэбменъ усмѣхнулся въ отвѣтъ на его счастливую улыбку. Всю дорогу до Лангама улыбка не сходила съ его лица. У Лангама темная ночь окутала всю природу. Броунъ уѣхалъ. Онъ уѣхалъ съ утреннимъ поѣздомъ и не оставилъ адреса.

VII.

Вскорѣ послѣ завтрака миссъ Фарръ и докторъ вернулись на лужайку и снова занялись фотографіей. М-съ Уайнкотъ, все еще не смягчившаяся относительно Арнольда и не обращавшая на него никакого вниманія, послѣдовала за ними и засѣла въ палаткѣ, Эдита и Арнольдъ остались вдвоемъ.

— Я вижу, сказала старая дѣвица, что вы послушались моего призыва; садитесь, Арнольдъ, мнѣ надо серьезно поговорить съ вами.

Арнольдъ послушно сѣлъ и ждалъ, Эдита придвинула стулъ близко, близко къ нему и положила руку на его руку. — Я настолько стара, Арнольдъ, что могу говорить съ вами какъ старшая сестра. Я не стану прибѣгать къ изворотамъ, — я ненавижу намеки и секреты.

Послѣ этого предисловія, она заговорила однако не прямо.

— Одинъ молодой джентльменъ, большой мой пріятель и притомъ довольно близкій родственникъ, пріѣзжалъ сюда въ прошломъ году. Въ это же время здѣсь гостила одна молодая особа, и у меня есть всѣ основанія думать, что они полюбили другъ друга. Но вдругъ молодой джентльменъ открылъ, что молодая особа стала богатой невѣстой и, будучи самъ Донъ-Кихотомъ и гордецомъ, онъ обратился въ бѣгство при первой же возможности и, оставляя бѣдную дѣвушку подъ такимъ впечатлѣніемъ, словно она его чѣмъ оскорбила. Ну вотъ, Арнольдъ, если когда-нибудь вы встрѣтите этого юнаго джентльмена, то скажите ему отъ меня, что онъ поступилъ безразсудно и даже нехорошо.

— Мнѣ все это самому извѣстно, отвѣчалъ Арнольдъ.

Онъ покраснѣлъ, какъ дѣвушка, и уставился глазами въ дверь.

— Я знаю, что джентльменъ поступилъ такъ, какъ считалъ наиболѣе благоразумнымъ и достойнымъ при существующихъ обстоятельствахъ.

— Развѣ молодая особа отказала ему?

— Нѣтъ. Онъ не рискнулъ объясниться съ нею.

— Арнольдъ, милый, я думаю, что онъ очень былъ въ нее влюбленъ.

— Пожалуйста не говорите больше объ этомъ, сказалъ Арнольдъ, вставая. Если вы пригласили меня сюда, чтобы сказать мнѣ это, то, конечно, я вамъ благодаренъ; я знаю, что вы желаете мнѣ добра. Если даже молодой джентльменъ и питалъ надежды, то онѣ разсѣялись прошлою осенью, и у него нѣтъ больше никакихъ иллюзій.

— Но если то были не иллюзіи? Представьте, что дѣвушка оскорблена?

— Нѣтъ никакого основанія предполагать это, сказалъ онъ такъ рѣзко и рѣшительно, что даже испугалъ свою собесѣдницу.

— Еслибы я думала это, то должна быть очень глупой и дурной женщиной, возбуждая въ васъ надежду. Но я увѣрена, что она все еще не совсѣмъ равнодушна, хотя и болѣе равнодушна, чѣмъ была въ прошломъ году.

Теперь она сама покраснѣла, и на глазахъ ея засверкали слезы и при этомъ она вдругъ какъ бы помолодѣла и похорошѣла.

— Я знавала дѣвушку, продолжала она не то смѣясь, не то плача, — это было почти двадцать лѣтъ назадъ, — эта дѣвушка все на свѣтѣ дала бы за то, чтобы кто-нибудь сдѣлалъ то, что я теперь дѣлаю. Но никто этого не сдѣлалъ, и дѣвушка осталась старой дѣвой. Она не несчастна, конечно, о, вовсе нѣтъ! но далеко не такъ счастлива, какъ желала бы быть.

Арнольдъ нагнулся и поцѣловалъ, ее, а она на минутку прислонила голову къ его плечу. Послѣ того она отошла и, вытеревъ глаза, вернулась назадъ по-прежнему спокойная я вполнѣ овладѣвъ собой.

— Я не буду больше говорить о себѣ, а не то вы сочтете меня глупой и сантиментальной старухой.

— Не стану отрицать, сказалъ Арнольдъ, глядя въ пространство и говоря очень медленно и рѣшительно, — что у меня зародились было кое-какія фантазіи. Не стану отрицать, что фантазіи завлекли меня далеко. До сихъ поръ я ни съ одной душой не говорилъ объ этомъ и совсѣмъ не хотѣлъ говорить.

— Я увѣрена въ этомъ.

— Не думаю, продолжалъ онъ также рѣшительно, — чтобы я когда-нибудь нравился миссъ Фарръ. У меня были основанія предполагать, что я ей вовсе не нравлюсь. Тѣмъ не менѣе я рискнулъ бы признаться ей въ своихъ чувствахъ, еслибы она не разбогатѣла.

— Такъ и есть! глупый мальчикъ! закричала Эдита. Я была въ этомъ увѣрена.

— Но отъ женщины, съ ея состояніемъ и ея шансами на свѣтскіе успѣхи, продолжалъ Арнольдъ, не обращая вниманія на перерывъ, — нельзя требовать, чтобы она схоронила себя въ Истъ-Эндскомъ кварталѣ Лондона и жила бы тою жизнью, какою я живу, и водилась съ тѣми людьми, съ какими я вожусь. Я такъ люблю свое дѣло, что не брошу его ни для кого въ мірѣ. Я не имѣю права просить избалованную женщину раздѣлить мою долю. Говоря откровенно, милая Эдита, единственный недостатокъ, какой я открылъ въ характерѣ лэди, о дѣлахъ которой смѣю такъ дерзко разсуждать, это то, что она немножко избалована. То, что для многихъ женщинъ покажется сноснымъ, для нея будетъ нестерпимо. Ну, а теперь пойдемте отсюда и позабудемъ то, что мы говорили, это лучшее, что мы можемъ сдѣлать.

Она бы такъ легко не отошла отъ него, еслибы онъ не былъ такъ рѣшителенъ и стоекъ. Она побоялась, какъ бы онъ не далъ такого зарока, послѣ котораго уже нельзя будетъ отступить назадъ. Какъ искусный дипломатъ, она не хотѣла задавать генеральнаго сраженія и удовольствовалась пустой стычкой, отложивъ рѣшеніе до болѣе удобнаго случая.

Они поболтали о постороннихъ вещахъ и потомъ пошли на лужайку.

— Не благоразумно, шепнула ему Эдита, выходя изъ дому, — выказывать ей такую холодность, какъ сегодня утромъ. Она подумаетъ, что оскорбила васъ.

Это было не особенно хитро для женщины, но Арнольдъ попался на удочку и употребилъ всѣ усилія, чтобы бытъ любезнымъ.

Миссъ Фарръ тотчасъ же откликнулась на его любезность и, возстановивъ между ними добрыя отношенія, Эдита предоставила ихъ самимъ себѣ. Она подсѣла къ мама, ледяное обращеніе которой, казалось, охлаждало температуру палатки.

Старшая лэди дремала, а младшая вышивала; и это продолжалось съ часъ или два. Тріо на лужайкѣ, какъ казалось Эдитѣ, больше занималось разговорами, нежели фотографіей; откинувъ полу шатра, она увидѣла ихъ лѣниво возсѣдающими въ тѣни громадной березы. Шотландскій говоръ Эльфинстона походилъ издали на жужжаніе пчелы. Онъ, повидимому, не особенно усердствовалъ, такъ какъ голосокъ миссъ Фарръ частенько звенѣлъ, заглушая его голосъ. Было очень жарко, и глубокое и правильное дыханіе м-съ Уайнкотъ, и тихій и низкій баритонъ доктора произвели такое успокоительное дѣйствіе на нервы миссъ Эдиты, что она тоже было задремала, какъ вдругъ ее разбудилъ голосъ одной изъ служанокъ:

— Извините, миссъ, говорила служанка, — миссъ Фарръ прислала меня спросить: угодно ли вамъ, чтобы чай былъ поданъ на лужайку?

— Разумѣется, отвѣтила Эдита, совсѣмъ проснувшись.

Фотографическій аппаратъ снова работалъ, и на этотъ разъ имъ управлялъ докторъ. Миссъ Фарръ и Арнольдъ разговаривали другъ съ другомъ, повидимому, просто и непринужденно. Поэтому Эдита притворилась, что ее интересуютъ фотографическіе подвиги доктора и подошла къ нему, предлагая свои услуги.

— Нѣтъ, нѣтъ, отказался тотъ. Я побился объ закладъ съ Дженетой, что-обойдусь безъ всякихъ услугъ. Условія блистательныя, матеріалы тоже превосходнѣйшіе, я произведу chef-d’oeuvre.

Обѣ служанки пришли и принесли одна столъ, а другая подносъ съ чайнымъ приборомъ, а мальчикъ-пажъ принесъ самоваръ.

— Отойдите въ сторону, сказалъ Эльфинстонъ торжественно. Поставьте столъ вонъ тамъ, а не у меня на носу и не смѣйте подходить близко, пока я не скажу, что можно.

Трое слугъ двигались на цыпочкахъ, и м-съ Уайнкотъ, проснувшись, показалась въ дверяхъ шатра. Въ ту минуту, какъ она вступила на лужайку, въ камерѣ стукнуло, и Эльфинстонъ повернулся къ миссъ Фарръ и съ тріумфомъ ей поклонился.

— Надѣюсь, что не ударю лицомъ въ грязь, миссъ Дженета, сказалъ старикъ.

— Очень хорошо, отвѣчала Дженета, а теперь моя очередь.

Она весело принялась за дѣло, утверждая, что свѣтъ не такъ уже ярокъ и что условія конкурса не равны.

— И помните, что я требую такой же неподвижности, какой и вы требовали, прибавила она, передразнивая торжественный тонъ Эльфинстона.

— Хорошо, хорошо, Дженета, успокаивалъ ее докторъ. Ни одна душа не шевельнется подъ угрозою смерти.

Тотчасъ же всѣ затихли, а слуги такъ даже замерли на мѣстѣ, воображая, что съ нихъ снимутъ портреты. Мальчикъ-пажъ скорчилъ забавную гримасу, а дѣвушки-горничныя приняли позу, не лишенную кокетства.

Прошла минута или двѣ, и въ продолженіе этого времени никто не шевелился, кромѣ самой миссъ Фарръ. Она суетилась съ важнымъ и рѣшительнымъ лицомъ. Наконецъ раздался стукъ камеры.

— Можете опять дышать, объявилъ докторъ, и жизнь водворилась на лужайкѣ. Вы правы, миссъ Дженета Фарръ, продолжалъ онъ, конкурсъ не равномѣренъ, вы украли мой фокусъ.

Миссъ Фарръ уже направилась къ дому и, обернувшись, погрозила пальцемъ.

— Чай готовъ, Дженета, крикнула ей вслѣдъ м-съ Уайнкотъ.

— Сейчасъ вернусь, откликнулась она, поднимая руки въ воздухѣ, я должна вымыть руки. Не ждите меня. Я живо сбѣгаю.

И съ этими словами вбѣжала въ домъ, но всего лишь минуту спустя раздался сильный непривычный звонъ колокольчика и затѣмъ послышался звонъ металла, какъ будто бы самъ колокольчикъ ударился о дубовый полъ сѣней. И прежде чѣмъ кто-нибудь успѣлъ выразить удивленіе и спросить, что это значитъ, миссъ Фарръ появилась у одного изъ оконъ своей спальни, дѣлая почти бѣшеныя усилія, чтобы отворить его. Когда ей это удалось, она высунулась изъ него головой и плечами и закричала взволнованнымъ голосомъ:

— Арнольдъ! Эдита! мои брилліанты!

Арнольдъ, Эдита и докторъ, — всѣ побѣжали въ домъ, оставивъ м-съ Уайнкотъ внѣ себя отъ страха и какъ бы приросшею къ землѣ. Арнольдъ натурально всѣхъ опередилъ и, взбѣгая по лѣстницѣ, увидѣлъ черноволосую, черноглазую дѣвушку съ лицомъ, блѣднымъ, какъ мраморъ. Она ухватилась за притолоку двери спальни миссъ Фарръ, и взглядъ ея выражалъ неподдѣльный ужасъ. Она и Арнольдъ увидѣли другъ друга одновременно, и дѣвушка быстро проскользнула въ комнату, куда онъ вошелъ вслѣдъ за нею и увидѣлъ, что она стоитъ передъ миссъ Фарръ.

— Мои брилліанты! Мои брилліанты! украли мои брилліанты!

Черноволосая и черноглазая дѣвушка обвела взглядомъ комнату все съ тѣмъ же ужасомъ и Арнольдъ успѣлъ опомниться, какъ она съ крикомъ грохнулась на полъ. Головой она ударилась о рѣшетку камина и лежала на полу, какъ мертвая.

Миссъ Фарръ забыла про брилліанты, бросилась къ ней съ крикомъ ужаса и стала около нея на колѣни. Арнольдъ охватилъ руками неподвижное тѣло дѣвушки и приподнялъ его. При этомъ голова у ней закатилась, но въ ту же минуту вошелъ докторъ запыхавшись и размахивая руками.

— Что у васъ тутъ?

Онъ кинулъ подушку съ постели на кушетку и помогъ Арнольду положить на нее безчувственную дѣвушку. Послѣ того, ловко распустилъ густую косу и спросилъ дѣловымъ тономъ губку. Миссъ Уайнкотъ, вошедшая въ комнату по пятамъ м-ра Эльфинстона, принялась истерически рыдать при видѣ крови, и Эльфинстонъ, повернувшись къ миссъ Фарръ, которая стояла блѣдная и дрожащая около него, спокойно сказалъ:

— Не допускайте миссъ Уайнкотъ разстроивать себя, Дженета. Уведите ее отсюда и успокойте. Пришлите мнѣ нѣсколько большихъ носовыхъ платковъ и ножницы.

Дженета повиновалась. Обѣ служанки и молодой пажъ стояли въ корридорѣ испуганной группой, и когда она проходила мимо, то приказала имъ исполнить приказанія доктора.

— Не могу ли я быть вамъ полезенъ, докторъ Эльфинстонъ? спросилъ Арнольдъ.

— Да, сэръ. Вы можете держать языкъ за зубами. Подайте мнѣ этотъ тазъ съ водой. Подержите его вотъ такъ.

Дѣвушка упала на острый, почти какъ ножъ, край стальной полированной рѣшетки и серьезно поранила себя. Кровь обильно текла изъ раны, но пока нельзя было опредѣлить характеръ и размѣры послѣдней, когда же одна изъ служанокъ принесла ножницы, Эльфинстонъ отрѣзалъ большую прядь волосъ и критическимъ окомъ осмотрѣлъ рану.

— Что значитъ этотъ крикъ о брилліантахъ? спросилъ онъ, когда ему удалось остановить кровоизліяніе посредствомъ холодныхъ компрессовъ.

— Ничего не знаю, отвѣчалъ Арнольдъ, кромѣ того, что миссъ Фарръ объявила, что они украдены, что они очень цѣнны.

— Цѣнны ли? повторилъ Эльфинстонъ. Они стоятъ отъ тридцати до сорока тысячъ фунтовъ. Паціенткѣ пока нуженъ только покой. Слушайте-ка, Гарріета. Садитесь здѣсь и давайте ей время отъ времени нюхать соли.

— Вотъ, должно быть, шкафъ, сказалъ Арнольдъ, откуда они украдены!

Онъ вмѣстѣ съ докторомъ подошли и осмотрѣли шкафъ. Дверца его лежала на полу и въ одномъ мѣстѣ дерево было выломано. Арнольдъ указалъ на это.

— Ага! сказалъ докторъ, вотъ куда они засунули отмычку. Нужно обладать недюжинной силой для такого дѣла.

— Однако, сэръ, безполезно стоять тутъ, замѣтилъ Арнольдъ. Лучше послать за полиціей въ Лондонъ, не теряя времени.

— Возьмите это на себя, м-ръ Эсденъ, отвѣчалъ старикъ, а если потребуется, то я раздѣлю отвѣтственность вмѣстѣ съ вами.

Арнольдъ побѣжалъ въ деревню, на почту и послалъ депешу: «Украдены нѣсколько часовъ тому назадъ брилліанты, стоимостью въ тридцать тысячъ фунтовъ изъ Гилль-Гауза, Уаттонъ Гилль, Кентъ. Пришлите опытнаго сыщика немедленно».

До сихъ поръ ему некогда было размышлять, но когда онъ возвращался домой, то пораженное ужасомъ лицо дѣвушки, которую онъ увидѣлъ на площадкѣ лѣстницы, вспомнилось ему. Выраженіе этого лица нельзя было забыть, и оно неотступно преслѣдовало его. Что это было: угрызеніе нечистой совѣсти? И тутъ же отвѣчалъ себѣ: — нѣтъ. Но кромѣ угрызенія совѣсти, онъ не видѣлъ причины для такого волненія, жертвой какого была особа съ такимъ выраженіемъ лица. Онъ терялся въ догадкахъ, женская ли рука сломала дверцу шкафа? или она была только сообщницей? При всемъ своемъ волненіи онъ испытывалъ родъ жалости къ ней; ему жалко было, что она виновата, и что вину ея неизбѣжно откроютъ, хотя и допускалъ, что нѣтъ никакихъ основательныхъ причинъ подозрѣвать ее.

Въ такомъ настроеніи вернулся онъ домой. Онъ нашелъ тамъ неожиданные миръ и тишину. Старая лэди, ея дочь, миссъ Фарръ и докторъ сидѣли вмѣстѣ и дожидались его возвращенія. Всѣ они были очень спокойны, хотя лица были торжественно испуганныя.

— Вы получите свои брилліанты обратно, Дженета, сказалъ Эльфинстонъ, когда Арнольдъ сообщилъ о депешѣ. Можно держать пари тысячу противъ одного. — Оказывается, обратился онъ къ Арнольду, — что одна изъ служанокъ входила въ комнату миссъ Фарръ за десять минутъ до нея самой. Все было тогда въ порядкѣ, такъ что воръ не могъ успѣть уйти очень далеко. Они поймаютъ его, будьте спокойны.

— И какой-нибудь бѣднякъ будетъ посаженъ въ тюрьму по моей винѣ, вскричала Дженета. Я бы лучше хотѣла лишиться брилліантовъ.

— Душа моя, успокоивалъ ее докторъ, — вы говорите чувствительный вздоръ. Если человѣкъ не можетъ удержаться, чтобы не ударить меня по головѣ отъ того, что у меня въ карманѣ есть деньги и часы, то я не виноватъ въ томъ, что они лежатъ у меня въ карманѣ, а негодяй, который не можетъ безъ зависти видѣть это, долженъ быть удаленъ изъ общества ради безопасности.

Но Дженета была неутѣшна и горько оплакивала свою глупость и тщеславіе. М-съ Уайнкотъ и Эдита тоже утѣшали ее, хотя соблазнъ сказать: «вѣдь я вамъ говорила», — былъ очень великъ.

— Ну-съ лэди, сказалъ Эльфинстонъ, — въ естественномъ, волненіи мы пропустили пятичасовой срокъ. Я вовсе не хочу, чтобы у меня оказались еще три паціентки на рукахъ, а потому беру смѣлость приказать подавать чай. Тотъ, что стоитъ на лугу, уже остылъ и не годенъ.

Никто не противорѣчилъ, чай былъ принесенъ. Они медленно пили его изъ чашекъ, когда сильный звонокъ у входныхъ дверей заставилъ дамъ вскрикнуть. Онѣ не успѣли придти въ себя, какъ появилась одна изъ служанокъ съ докладомъ:

— Пріѣхалъ джентльменъ изъ Скотландъ-Ярда, ма’амъ. М-ръ Прикетъ.

VIII.

Докторъ всталъ и пошелъ въ сѣни, гдѣ стоялъ незнакомецъ, осторожно держа шелковый цилиндръ въ рукѣ и разсматривая сѣни съ такимъ видомъ, какъ будто бы онъ былъ архитекторъ и собирался выстроить другія, точь въ точь такія же.

— М-ръ Прикетъ? сказалъ докторъ, подходя къ нему.

— Онъ самый, сэръ, отвѣчалъ Прикетъ.

— Мы васъ такъ скоро не издали.

— Я случайно находился въ Ярдѣ, когда пришла депеша, и черезъ четверть часа уже сѣлъ на поѣздъ въ Гарингъ-Кросѣ.

— Очень радъ васъ видѣть. Пожалуйте сюда, я представлю васъ лэди, у которой украдены брилліанты.

М-ръ Прикетъ пошелъ за нимъ въ гостиную и отвѣсилъ четыре любезнѣйшихъ поклона.

— Здравствуйте, сэръ.

— Слуга покорный, лэди.

М-ръ Прикетъ отличался одной особенностью: спокойнымъ, блуждающимъ взглядомъ, которымъ онъ однако управлялъ въ совершенствѣ. Этотъ взглядъ озиралъ каждую вещь въ салонѣ, забирался во всѣ закоулки и ничего не пропускалъ безъ вниманія. Затѣмъ такъ же спокойно переносился на лица и изучалъ и ихъ въ подробности.

— Вотъ миссъ Фарръ, сказалъ докторъ, — владѣлица брилліантовъ.

— Желалъ бы встрѣтиться съ миссъ Фарръ при болѣе пріятныхъ условіяхъ, почтительно заявилъ м-ръ Прикетъ.

— Прошу садиться, сэръ, вмѣшалась въ разговоръ старая лэди. — Гадкое дѣло случилось, и я увѣрена, что хотя и читаешь объ этомъ въ газетахъ, но никогда не понимаешь, что чувствуетъ человѣкъ, пока самъ…

— Такъ точно сударыня, перебилъ м-ръ Прикетъ. — Всѣ испытываютъ то же самое.

— А теперь, сэръ, позвольте спросить васъ: есть у васъ что мнѣ показать? Не было ли взлома?

— Я долженъ показать этому джентльмену вашу комнату, миссъ Фарръ, сказалъ, какъ бы извиняясь, Э льфинстонъ.

— Я пойду съ вами, отвѣчала Дженета.

— Чѣмъ меньше народу, тѣмъ лучше, замѣтилъ Эльфинстонъ. — Не забывайте, что Гренджеръ лежитъ тамъ раненая. Вамъ интересно будетъ узнать объ этомъ, м-ръ Прикетъ, продолжалъ онъ, уводя сыщика изъ гостиной. Я сообщу вамъ позже, въ чемъ дѣло. А пока попрошу идти какъ можно тише и не говорить безъ крайней нужды въ комнатѣ.

Когда они пришли въ спальню миссъ Фарръ, Эльфинстонъ пальцемъ указалъ на сломанную дверцу шкафа, и сыщикъ, подойдя къ нему на цыпочкахъ, внимательно его осмотрѣлъ. Затѣмъ поднялъ дверцу и, тоже осмотрѣвъ, положилъ ее обратно безъ всякаго шума.

Оба джентльмена вернулись въ гостиную, и сыщикъ, вѣжливо дождавшись, чтобы старикъ сѣлъ, тоже усѣлся.

— Одно несомнѣнно, лэди и джентльмены, это не профессіональная работа. Это работа любителя и пренеловкаго любителя. Теперь слѣдуетъ какъ можно точнѣе опредѣлить время, когда это было сдѣлано.

— Оно было сдѣлано, сказалъ Арнольдъ, въ промежутокъ между четырьмя часами десять минутъ и пятью.

— Ого! отвѣчалъ сыщикъ, устремляя на Арнольда свой спокойный, зоркій взглядъ. — Это обстоятельство очень важно, сэръ. Но какъ могли вы опредѣлить его съ такою точностью?

Арнольдъ, какъ оказалось, поглядѣлъ на часы въ тотъ моментъ, какъ миссъ Фарръ уходила съ луга. Горничная, которая входила въ комнату миссъ Фарръ, тоже замѣтила время. Чай приказали подать въ пять часовъ, и она посмотрѣла на часы прежде, чѣмъ сошла съ лѣстницы.

Въ какихъ-нибудь четверть часа времени, м-ръ Прикетъ, благодаря дѣльнымъ разспросамъ, узналъ имя, возрастъ и прошлое всѣхъ слугъ, находящихся въ домѣ. Буфетчикъ и кухарка были мужъ и жена и отпросились въ это утро на свадьбу въ сосѣднюю деревню Гемсли. Двѣ служанки и мальчикъ-пажъ находились на лугу во время роковыхъ десяти минутъ. Единственная особа, остававшаяся въ домѣ въ этотъ промежутокъ времени, это горничная Гренджеръ, а ее-то какъ разъ и нельзя было допросить въ настоящую минуту.

— Я рѣшительно отказываюсь подозрѣвать Гренджеръ, объявила Дженета съ жаромъ. — Ея родители очень почтенные люди, и она мнѣ была рекомендована съ наилучшей стороны лэди Гильтонъ.

— Ну вотъ, видите ли, миссъ, вкрадчиво заговорилъ м-ръ Прикетъ, справедливость требуетъ, чтобы молодую особу выгородили совершенно изъ этого дѣла. Вѣдь подумайте только, пройдетъ много лѣтъ, и вдругъ кто-нибудь попрекнетъ ее тѣмъ, что она находилась въ домѣ, когда совершена была эта кража.

— Она была, вѣроятно, въ своей спальнѣ, отвѣчала Дженета.

Узнавъ, что спальня горничной расположена въ томъ же корридорѣ, какъ и спальня миссъ Фарръ, м-ръ Прикетъ призадумался.

— Вашъ полъ изъ чернаго дуба, сказалъ онъ, и очень звонокъ. Я замѣтилъ это. Она должна была слышать, если кто-нибудь шелъ по немъ. Представьте, что она слышала чьи-нибудь шаги и вдругъ потомъ узнала о покражѣ, ясно, что это могло ее испугать. Видите ли, миссъ, прибавилъ онъ съ успокоительною мягкостью, что она могла себѣ сказать: Эге! да это чьи-то чужіе шаги. Дай-ка погляжу, кто это? А затѣмъ тутъ же прибавила: — ну вотъ пустяки какіе! среди бѣлаго дня кто же чужой войдетъ въ домъ, у меня просто нервы разстроены. Не правда ли, миссъ, это можетъ вполнѣ объяснить ея испугъ и обморокъ, когда она услышала про то, что брилліанты украдены?

Дженета съ восторгомъ ухватилась за это объясненіе и составила очень высокое понятіе объ умѣ м-ра Прикета. Но этотъ хитрый человѣкъ замѣтилъ, что барышня пристрастна къ своей горничной, и старался только расчистить себѣ путь для будущаго допроса.

По его просьбѣ ему дозволили обойти всѣ ходы и выходы въ домѣ, а также и помѣщеніе Гренджеръ; и все подъ предлогомъ выгораживанія послѣдней изъ дѣла. Ничего не найдя достойнаго вниманія, онъ вернулся въ гостиную и изложилъ свой взглядъ на дѣло.

— Вотъ, лэди и джентльмены, что пока можно вывести изъ того, что намъ извѣстно. Сколько мы знаемъ, только двѣ миссъ Уэдсъ, гостившія здѣсь и нынѣ уже уѣхавшія, м-ръ Уайнкотъ Эсденъ, присяжный повѣренный, съ утра уѣхавшій въ Лондонъ да присутствующіе (за исключеніемъ достопочтеннаго клерджимена) единственные люди, знавшіе о томъ, что брилліанты находятся здѣсь въ домѣ. Всѣ вы къ тому же знали, гдѣ они хранятся, но, какъ говорится, никому о томъ ни слова не промолвили. Но оказывается далѣе, что въ тотъ вечеръ, какъ брилліанты показывались, лампы были зажжены, а вотъ этотъ балконъ, выходящій на дорогу, былъ открытъ. О цѣнѣ брилліантовъ заявлялось громко, и объ этомъ могли услышать со двора. А можетъ статься еще кто-нибудь и проговорился. Все это слѣдуетъ принять во вниманіе. Очень, очень жаль, что мы не можемъ разспросить эту молодую женщину. Она, можетъ быть, сообщила бы намъ что-нибудь проливающее свѣтъ на это дѣло. Вы, кажется, — докторъ, сколько я понялъ, сэръ, и какъ только вы позволите мнѣ это, я задамъ ей два или три вопроса.

— Я сейчасъ пойду и погляжу, въ какомъ она состояніи.

— Мнѣ жаль, продолжалъ сыщикъ, когда ушелъ докторъ, очень жаль, что м-ра Уайнкотъ-Эсдена не было здѣсь, когда все это случилось. Я имѣлъ честь профессіонально сталкиваться, съ м-ромъ Уайнкотъ-Эсденомъ въ двухъ или трехъ случаяхъ, не знаю во всей адвокатурѣ болѣе ловкаго джентльмена.. И настоящее дѣло въ ддномъ отношеніи походитъ на другія дѣла этого рода. Любительская кража такъ же плоха, какъ и любительскій розыскъ. Еслибы да профессіональный человѣкъ присутствовалъ здѣсь на мѣстѣ, за часъ до того какъ я пріѣхалъ!.. Боже! вы даже и представить себѣ не можете, что могло бы изъ этого выйти. Куда могъ скрыться воръ въ десять минутъ времени. Да м-ръ Уайнкотъ-Эсденъ давнымъ-давно извѣстилъ бы всѣ желѣзнодорожныя станціи по сосѣдству. Да онъ бы уже сбѣгалъ мѣстную полицію, разспросилъ бы обывателей про подозрительныхъ лицъ, шляющихся въ околодкѣ, и вора схватили бы, прежде нежели онъ успѣлъ отъѣхать пять миль по желѣзной дорогѣ. Въ промежутокъ времени когда были украдены брилліанты и по сіе время, лэди и джентльмены, шесть поѣздовъ успѣли отъѣхать изъ окрестностей, два на востокъ, и одинъ на западъ отъ соединительной вѣтви въ Гемсли и три изъ Уаттонъ-Гилля. Я бы не понадобился вамъ, будь съ вами м-ръ Уайнкотъ-Эсденъ, и имѣй онъ возможность дѣйствовать по такимъ горячимъ слѣдамъ.

Не смотря на свое волненіе и огорченіе, старой лэди пріятно было слушать, какъ выхвалялъ м-ръ Прикетъ ея любимаго племянника. Она рада была, что Дженета слышитъ эти похвалы. Слова м-ра Прикета показывали, какъ высоко цѣнились таланты Уайнкота людьми авторитетными.

Пока Прикетъ все это говорилъ, докторъ вернулся въ гостиную, и лицо его стало, если только можно, въ десять разъ серьезнѣе прежняго.

— Вы можете повидать дѣвушку, м-ръ Прикетъ, сказалъ онъ, но боюсь, что вы ничего отъ нея не добьетесь. Пойдемте со мной на верхъ. И пожалуйста будьте какъ можно тише и мягче, добавилъ онъ, когда они уже поднимались по лѣстницѣ. Только въ виду крайней важности настоящаго дѣла я разрѣшаю вамъ ее видѣть.

— Будьте спокойны, сэръ. Я ее не испугаю. Это не въ моихъ разсчетахъ.

Одна изъ служанокъ сидѣла около Гренджеръ и съ дѣловымъ видомъ подносила флаконъ съ солями къ ея носу. Докторъ отпустилъ ее. Гренджеръ сидѣла въ креслахъ у окна въ позѣ, изобличавшей крайнюю слабость и изнеможеніе. Обрѣзанные волосы и бѣлая повязка вокругъ головы придавали ей зловѣщій видъ, а большіе черные глаза слѣдили за всѣми движеніями обоихъ посѣтителей съ заботой, странно противорѣчившей общему характеру физической усталости.

— Вотъ, джентльменъ, сказалъ Эльфинстонъ, мягко наклоняясь къ ней и говоря медленно и по слогамъ, такъ, какъ еслибы обращался къ иностранцу, плохо знающему англійскій языкъ, — вотъ джентльменъ, который пріѣхалъ изъ Лондона, чтобы разслѣдовать дѣло.

Гренджеръ глядѣла поочереди то на доктора, то на Прикета взглядомъ, выражавшимъ, какъ показалось обоимъ, отчаянный вызовъ.

— Вы, кажется, очень сильно ушиблись, бѣдняжка, успокоивалъ ее Прикетъ. Не бойтесь и не утомляйте себя. Я спрошу только двѣ или три вещи у васъ, если вы въ состояніи отвѣчать, если нѣтъ, я приду завтра. Скажите, миссъ, не слыхали ли или не видали ли вы чего-нибудь, что могло васъ напугать?

Гренджеръ отвѣтила необыкновенно выразительнымъ взглядомъ, но рѣчи ея нельзя было понять. То были какіе-то нечленораздѣльные звуки. Она какъ-будто прочитала на лицѣ Прикета, что тотъ ее не понимаетъ и перевела глаза на доктора.

— Вы страдаете отъ сильнаго потрясенія, сказалъ Эльфинстонъ. Не пугайтесь, но вы говорите неясно. Попробуйте еще. Говорите очень медленно и такъ отчетливо, какъ только можно.

Она опять заговорила, и опять послышалось непонятное бормотанье.

Прикетъ поглядѣлъ на доктора, недовѣрчиво покачивая головой, но Эльфинстонъ погрозилъ ему пальцемъ и, вынувъ записную книжку изъ кармана, раскрылъ ее на чистой страницѣ и вложилъ въ руки дѣвушки.

— Напишите, что вы сказали, и подалъ ей карандашъ.

Она съ удивленіемъ поглядѣла на него и, взявъ карандашъ, стала писать медленно и съ трудомъ, точно ребенокъ, который учится выводить буквы. Когда она кончила, докторъ взялъ изъ ея рукъ книжку и, взглянувъ на нее, передалъ Прикету.

«Я не могу говорить».

Сыщикъ былъ того мнѣнія, что дѣвушка притворяется, и дивился терпѣнію и мягкости доктора.

— Я не буду больше безпокоить васъ разговорами, сказалъ Эльфинстонъ. Отвѣчайте знакомъ: да или нѣтъ. Вы были въ домѣ, когда миссъ Фарръ позвонила?

Дѣвушка кивнула головой, что, да.

— Въ вашей спальнѣ?

Опять кивнула: да.

— Вы были тамъ не меньше десяти минутъ?

Знакъ былъ повторенъ и на этотъ разъ съ энергіей.

— Можетъ быть, и больше?

— Да.

— Не слышали ли шаговъ или какого-нибудь подозрительнаго звука?

Рѣшительный знакъ отрицанія, сопровождаемый взглядомъ ужаса.

— Пока дѣлать больше нечего, объявилъ Эльфинстонъ, и Прикетъ послушно вышелъ за нимъ изъ комнаты, хотя и оглянулся разъ или два на дѣвушку.

— Вѣдь это чистое притворство, сэръ, не правда ли? спросилъ онъ у доктора въ корридорѣ.

— Это рѣдкая и очень мало изслѣдованная форма нервнаго разстройства, отвѣчалъ Эльфинстонъ и, насколько могу судить, — очень опасная. Это результатъ сильнаго нервнаго удара, осложняемаго аграфіей и аффазіей.

— Вы не думаете, что молодая женщина притворяется, сэръ? спросилъ Прикетъ.

— Я убѣжденъ, что нѣтъ. Искуснѣйшая актриса въ мірѣ не сумѣетъ такъ притвориться.

— Повторите, сэръ, будьте такъ добры названія болѣзней, только-что сказанныя вами.

Докторъ повторилъ, и Прикетъ задумчиво твердилъ ихъ, сходя съ лѣстницы: — афазія, аграфія, аграфія, афазія.

— Какъ вы думаете, сэръ, это долго продлится? Этой дѣвушкѣ что-то извѣстно. У нея есть что-то на умѣ.

— Это разстройство рѣдко бываетъ неизлѣчимо, когда паціентъ моложе сорока лѣтъ и умѣетъ писать и читать; но какъ долго оно продлится — этого я не могу сказать. Приходится ждать, дѣлать нечего.

Арнольдъ и три лэди тревожно дожидались въ гостиной, но докторъ ничего не сказалъ о настоящемъ положеніи дѣвушки, а только объявилъ, что она пока не можетъ отвѣчать ни на какіе разспросы.

— Я полагаю, сказалъ Прикетъ, что деревенской полиціи уже все извѣстно.

— Нѣтъ, нѣтъ, отвѣчалъ докторъ. Мы еще никому не давали знать о томъ, что случилось.

— Въ такомъ случаѣ я переговорю съ полицейскими. Они могутъ сообщить мнѣ, не видали ли чужихъ людей въ околодкѣ, а пока я буду въ отсутствіи, миссъ, то попрошу васъ исполнить одну очень важную вещь. Мнѣ нужно самое подробное описаніе вашихъ драгоцѣнностей.

— О! воскликнула Дженета, я могу сейчасъ же дать вамъ ихъ описаніе. Мой дядя составилъ каталогъ, напечатанный незадолго до его смерти. У меня есть нѣсколько копій, и вы можете взять, сколько вамъ требуется.

— Очень хорошо. Я возьму четыре экземпляра, если позволите — одинъ для себя, одинъ для Ярда и по одной штукѣ для двухъ большихъ агентствъ печати.

М-съ Уайнкотъ испустила жалобный вопль.

— Боже мой! Неужели мы попадемъ въ газеты?

— Непремѣнно, ма’амъ, отвѣчалъ м-ръ Прикетъ, и это большое счастье. Каждый закладчикъ въ странѣ, каждый честный ювелиръ и торговецъ драгоцѣнными камнями по всей Англіи будутъ завтра же на нашей сторонѣ и помогутъ намъ искать вора. Если вы соблаговолите сейчасъ же дать мнѣ каталоги, я пошлю три экземпляра въ Лондонъ со слѣдующимъ же поѣздомъ.

Дженета побѣжала по лѣстницѣ и черезъ минуту или двѣ вернулась, запыхавшись, съ каталогами въ рукѣ.

— Полагаю, сказалъ Прикетъ, заглядывая въ одинъ изъ каталоговъ, что ваши собственныя драгоцѣнности здѣсь не показаны, миссъ.

— Нѣтъ, но я могу составить ихъ каталогъ, если хотите.

— Пожалуйста. А теперь, сэръ, обратился Прикетъ къ доктору, я буду вамъ благодаренъ, если вы проведете меня до здѣшней полиціи.

Арнольдъ взялся проводить его въ мѣстную полицейскую контору, и оба вышли изъ дома.

— Вы ничего не записываете? спросилъ Арнольдъ, чтобы что-нибудь сказать.

— Обыкновенно, сэръ, люди моей профессіи полжизни проводятъ въ записываніи всего, что видятъ и слышатъ, но я не нахожу это нужнымъ.

— Неужели память никогда васъ не оставляетъ?

— Нѣтъ, сэръ. Большею частію люди портятъ память тѣмъ, что читаютъ романы, поэмы и всякую дребедень. У насъ въ Ярдѣ есть субъектъ, который знаетъ наизусть всего Байрона; конечно, голова у него такъ набита, что въ ней нѣтъ мѣста больше ни для чего другаго; вы говорите ему, въ которомъ часу отошелъ поѣздъ, какой цвѣтъ лица у субъекта, какого онъ роста, показываете ему планъ дома. Если онъ все это не запишетъ, то непремѣнно забудетъ. Сколько разъ я говорилъ ему: еслибы вы не набивали голову вздоромъ, изъ васъ вышелъ бы прекрасный сыщикъ, а теперь чего ждать, когда она набита у васъ какими-то стишками.

— Неужели вы никогда ничего не читаете? спросилъ Арнольдъ, заинтересованный.

— Судебные процессы, уголовныя дѣла, отвѣчалъ м-ръ Прикетъ. Просматриваю иногда объявленія въ «Daily Telegraph». Да, сэръ, вдругъ оживился онъ, и дотронулся пальцемъ, обтянутымъ перчаткой, до рукава собесѣдника, день-то деньской въ головѣ у человѣка точно машина заведена. Она должна идти и что-нибудь переработывать. Ну, вотъ, когда я поступилъ въ полицію, сэръ, я рѣшилъ, что непремѣнно составлю себѣ карьеру. Ну, вотъ, я сказалъ себѣ: — что нужно прежде всего для полицейскаго, и не долго думая: — ему нужно все видѣть, все помнить и не забывать ни лицъ, ни вещей, которыя онъ разъ увидѣлъ. Когда я дежурилъ на стражѣ — а я цѣлыхъ три года дежурилъ — я практиковался въ наблюденіи лицъ прохожихъ. Я узнаю человѣка, который семь лѣтъ тому назадъ прошелъ мимо меня. Я узнаю его изъ милліона людей. Скажите-ка это людямъ, и они подумаютъ, что это ложь, а это святая истина. Оставьте книги въ покоѣ, не засоряйте головы, и глядите во всѣ глаза на все, что кругомъ васъ происходитъ. Вотъ и весь ее секретъ. Не думайте, сэръ, продолжалъ помолчавъ м-ръ Прикетъ, очевидно осѣдлавшій своего конька, что я такъ глупъ, что презираю книжную ученость. Если я доживу до старости, и у меня будетъ досугъ, то я стану много читать, но теперь мнѣ недосугъ, и я не могу себѣ этого дозволить.

— Неужели же вы хотите сказать, что ничего никогда не забываете, спросилъ Арнольдъ.

— Конечно нѣтъ. сэръ. Но я ничего не забываю, что разъ видѣлъ. Замѣтьте, сэръ, что люди обыкновенно глядятъ на вещи, не видя ихъ, а потому забываютъ то, что видятъ каждый день. Да вотъ для примѣра, сэръ, вы должны бы знать комнату, гдѣ мы сидѣли, гораздо лучше, чѣмъ я. А вотъ не хвастаясь скажу, что знаю лучше васъ, что въ ней находится.

— Ну, да, отвѣчалъ Арнольдъ.

— Коверъ, началъ Прикетъ, словно диктуя инвентарь для записиклерку — брюссельскій, бѣлый фонъ, усыпанъ крупными розами. Обои подъ цвѣтъ ковру. Напротивъ двери картина водяными красками: дѣвушка переходитъ черезъ рѣку по камнямъ и дѣлаетъ знаки мальчику, который стоитъ на берегу. Надъ дверью картина водяными красками: старый джентльменъ, въ короткихъ штанахъ, читаетъ книгу въ лѣсу. Двѣнадцать креселъ различнаго фасона: четыре кушетки, три на тонкихъ, точеныхъ ножкахъ, позолоченныя. Небольшой круглый столикъ у окна, на немъ микроскомъ, и этажерка сть книгами: Поэмы Теннисона, переплетъ зеленый съ золотомъ, семь томовъ; «Подражаніе Христу» въ бѣлой кожѣ съ золотымъ обрѣзомъ; иностранная книжка въ желтомъ переплетѣ, не знаю заглавія, "Передовыя изъ «Times», два тома, подписаны Филипсъ. Маленькій шкапикъ въ углу, семь ящиковъ, ключъ въ среднемъ ящикѣ; корзинка съ цвѣтами и фотографія лэди надъ нею. На каминѣ украшенія изъ дрезденскаго форфора, олень, запутавшійся рогами въ деревѣ, лѣвый рогъ сломанъ…

— Я не берусь соперничать съ вами, м-ръ Прикетъ, сказалъ Арнольдъ.

Солнце тѣмъ временемъ скрылось за горой, и вся окрестность озарилась мягкимъ и ровнымъ свѣтомъ, отраженнымъ отъ восточной части неба. Кругомъ царила такая тишина, что слышно было, какъ въ отдаленной деревнѣ хлопалъ бичъ извощика, доносился его крикъ на лошадей и стукъ лошадиныхъ копытъ. Въ ста саженяхъ дальше, съ перекрестка послышался звукъ быстрыхъ, но ровныхъ шаговъ, и когда они свернули на него, то увидѣли Уайнкота-Эсдена, быстро шедшаго имъ на встрѣчу, съ чернымъ саквояжемъ въ рукѣ. Увидя ихъ, онъ пріостановился на секунду, затѣмъ пошелъ имъ на встрѣчу.

— Эге, Прикетъ, закричалъ онъ веселымъ голосомъ, какими судьбами вы сюда попали?

IX.

Сбоку дороги тянулась низенькая каменная ограда, и Уайнкотъ, услышавъ новость, оперся на нее рукой, точно нуждался въ опорѣ. Впродолженіе одной секунды онъ глядѣла, немного дико то на кузена, то на сыщика, а затѣмъ, сдвинувъ шляпу со лба и проведя по немъ рукой, опомнился отъ своего удивленія.

— Смѣлая штука, неправда ли, Прикетъ? сказалъ онъ. Вы, конечно, опытнѣе меня въ этихъ дѣлахъ; я же ни о чемъ подобномъ еще и не слыхивалъ. Вы не теряли времени?

— Нѣтъ, сэръ, нельзя сказать. Я не люблю зѣвать, если этого можно избѣжать.

— Располагайте мною, Прикетъ, если вамъ нужна моя помощь.

— Благодарю васъ, сэръ, мнѣ ваша помощь очень будетъ полезна.

И онъ вкратцѣ разсказалъ то, что узналъ самъ. Уайнкотъ внимательно слушалъ.

— Ну, сказалъ онъ, когда Прикетъ кончилъ разсказъ, намъ надо раздѣлить свои силы. Вы ступайте и разспросите Доджа, а я вернусь на станцію желѣзной дороги и тамъ наведу справки. Или нѣтъ, слушай, Арнольдъ, ступай лучше ты на станцію, а я пойду въ Гемсли и тамъ поразспрошу кое о чемъ. Какъ жаль, что ты не сдѣлалъ этого раньше. Теперь воръ навѣрное уже находится въ Бирмингамѣ или въ Дуврѣ. Ты не видѣлъ футляра, гдѣ хранились драгоцѣнности? Онъ величиной въ листъ бумаги in-quarto и четырехъ, а можетъ быть и пяти, дюймовъ толщины. Его нельзя спрятать подъ сюртукъ, чтобы тотъ не оттопырился. Но, можетъ, онъ несъ его прямо въ рукахъ, или же въ мѣшкѣ, а не то и просто завернутымъ въ газету или же въ плэдъ, словомъ на тысячу ладовъ. Главное, узнать бы, не видѣли ли чужаго человѣка съ сверткомъ въ рукахъ на первомъ поѣздѣ, на какой онъ могъ попасть послѣ пяти часовъ. Ты разспроси станціоннаго смотрителя и попроси его освѣдомиться и на ближайшихъ двухъ или трехъ станціяхъ. Я сдѣлаю то же въ Гемсли. Ну, а теперь, гдѣ мы сойдемся?

— Я оставилъ свой мѣшокъ въ «Angler’s Prest», когда пріѣхалъ сюда, сказалъ Прикетъ. Славный трактирчикъ. Можетъ быть, вы заглянете туда ко мнѣ, джентльмены, когда окончите свои развѣдки. Если позволите, м-ръ Эсденъ, я занесу туда вашъ саквояжъ.

— Отлично, отвѣчалъ Эсденъ, передавая саквояжъ. Я вернусь черезъ часъ. Я надѣюсь встрѣтиться тамъ и съ тобою, Арнольдъ.

Онъ ушелъ твердымъ, быстрымъ шагомъ, и Прикетъ съ секунду глядѣлъ ему вслѣдъ.

— Что я вамъ говорилъ, сэръ, м-ръ Уайнкотъ-Эсденъ не потерялъ бы ни минуточки даромъ, еслибы находился на мѣстѣ. Вотъ какъ слѣдовало дѣйствовать.

— Вы, конечно, правы, отвѣчалъ Арнольдъ уныло.

— О! сэръ, на вашемъ мѣстѣ я бы не сталъ упрекать себя. Такого рода дѣло не по вашей части, сэръ. И вы тожеине теряя времени телеграфировали въ Ярдъ. Кто же могъ бы ожидать, чтобы вы начали сами разслѣдованіе.

Съ того самаго момента какъ Прикетъ указалъ на вѣроятныя мѣры, которыя принялъ бы Уайнкотъ, Арнольдъ упрекалъ себя за то, что не догадался ихъ принять самъ. Но въ жизни каждаго человѣка не оберешься такихъ случаевъ, когда онъ что-нибудь прозѣвалъ и о чемъ-нибудь не догадался. Когда поздно спохватишься о томъ, какъ слѣдовало поступить, то бываетъ ужасно досадно. Поэтому понятно, что юный клерджименъ шелъ на станцію повѣся носъ. Ни онъ, ни Прикетъ, не разузнали ничего интереснаго, и когда Уайнкотъ сошелся съ ними, то оказалось, что и онъ узналъ не больше, чѣмъ они.

Сыщикъ заказалъ себѣ обѣдъ и съ философской флегмой занялся вареной говядиной и домашнимъ пивомъ.

— Аппетитно на видъ, Прикетъ, замѣтилъ Уайнкотъ. Я думаю, что послѣдую вашему примѣру.

— Пикули, сэръ, превосходныя, отвѣчалъ сыщикъ, изслѣдуя банку и разыскивая въ ней лакомые кусочки. Деревенскія пикули всегда лучше всякихъ другихъ, деревенскіе розини не настаиваютъ ихъ на мѣдныхъ монетахъ, чтобы онѣ были зеленѣе.

— Я тоже присоединяюсь къ вамъ, объявилъ Арнольдъ, я голоденъ, и мы къ тому же избавимъ хозяевъ дома отъ хлопотъ. Обѣдъ тамъ уже отошелъ, да тамъ я думаю и ѣда на умъ нейдетъ.

Всѣ трое сѣли за столъ и стали ѣсть, пока вдругъ Уайнкотъ не отодвинулъ тарелки и не принялся ходить взадъ и впередъ по комнатѣ.

— Прикетъ, сказалъ онъ, мнѣ пришла въ голову мысль. Я думаю, что мы получимъ украденное имущество обратно.

— Желательно было бы, сэръ, отвѣтилъ Прикетъ, облизываясь.

— Личныя драгоцѣнности миссъ Фарръ можно, вѣроятно, заложить фунтовъ за двѣсти. Я не особенный знатокъ въ этихъ вещахъ, но я видѣлъ ихъ и не думаю, чтобы они стоили дороже шести сотъ фунтовъ. Затѣмъ въ футлярѣ очень много старинныхъ монетъ, драгоцѣнныхъ въ глазахъ людей понимающихъ, но въ которыхъ металла собственно не наберется и на пятьдесятъ фунтовъ. Каждая изъ этихъ монетъ болѣе или менѣе знаменита, но въ рукахъ вора цѣнность представляетъ только металлъ. Каменья всѣ неграненые и отдать ихъ ювелиру для приведенія въ надлежащій видъ было бы страшно рискованно и дорого. Ювелиръ захотѣлъ бы, конечно, львиную долю, а вы знаете, за какую пустую сумму идутъ брилліанты въ безчестныхъ рукахъ.

— Я такъ и смотрю на воровство, сказалъ Прикетъ, ковыряя въ зубахъ и откидываясь на спинку стула съ сытымъ довольствомъ. Это обезцѣниваніе имущества, ничего больше. Еслибы я былъ воромъ, то ничего бы не кралъ кромѣ совереновъ. Всякая другая покража причиняетъ большую потерю владѣльцу и приноситъ очень мало дохода вору. Игра не стоитъ свѣчъ. Я всегда былъ того мнѣнія, что воръ — дуракъ. Покажите мнѣ вора, и я покажу вамъ природнаго дурака. Это такая профессія, въ которую не сунется здравомыслящій человѣкъ.

— Прекрасно, продолжалъ Эсденъ, терпѣливо выслушавшій эту тираду, мнѣ кажется, что если эта покража и не была произведена въ надеждѣ на вознагражденіе, то обѣщаніе награды можетъ побудить людей, совершившихъ ее, вернуть собственность владѣльцу.

— Не будетъ ли это равносильно наградѣ за воровство, м-ръ Эсденъ? спросилъ Прикетъ.

— Можетъ быть, можетъ быть, согласился Эсденъ. Но скажите мнѣ, взялъ онъ слегка Прикета за плечо, во что, вы говорили, оцѣнилъ драгоцѣнности д-рь Эльфинстонъ?

— Въ тридцать или сорокъ тысячъ фунтовъ, сэръ.

— Скажемъ тридцать. Остановимся на низшей цифрѣ и скажемъ тридцать. Еслибы вы были на мѣстѣ миссъ Фарръ, то, какъ вы думаете, удержало ли бы васъ чувство общественнаго долга отъ желанія спасти двадцать девять тысячъ? что скажете?

М-ръ Прикетъ улыбнулся.

— Что жъ, сэръ, можетъ быть, и не удержало бы. Не знаю даже, какъ бы я поступилъ, еслибы дѣло шло о четвертой части этой суммы. Это, конечно, не доктрина Ярда, а просто разсужденіе частнаго человѣка, м-ръ Эсденъ.

— Именно, сказалъ Эсденъ. Но власти не будутъ противъ того, чтобы мы предложили тысячу фунтовъ награды.

— Разумѣется, нѣтъ, отвѣчалъ Прикетъ. Въ такомъ случаѣ, какъ настоящій, вору приходится довѣряться цѣлой толпѣ народа и чѣмъ крупнѣе награда, тѣмъ больше шансовъ, что кто-нибудь ею прельстится. Но тысячи фунтовъ слишкомъ много. Пятисотъ достаточно.

— Пятьсотъ соблазнятъ соучастника, замѣтилъ Эсденъ, а тысяча прельститъ, пожалуй, самого вора. Главная забота миссъ Фарръ это получить обратно драгоцѣнности. Конечно, все это между нами, Прикетъ. Мы говорили теперь просто какъ свѣтскіе люди, а не какъ профессіональные ловцы воровъ. Я еще не имѣлъ случая говорить съ миссъ Фарръ, но почти увѣренъ, что она согласится, а на вашемъ мѣстѣ, прибавилъ Эсденъ съ прежней хитрой улыбкой, не спорилъ бы противъ размѣра награды. Воръ будетъ у васъ въ рукахъ, прежде нежели вы успѣете мигнуть.

Прикетъ сидѣлъ и улыбался; мысль, очевидно, ему нравилась.

— Намъ пора идти, Уайнкотъ, сказалъ Арнольдъ. Нашимъ лэди сегодня вечеромъ, будетъ страшновато.

— Я пойду съ вами, джентльмены, если позволите, объявилъ Прикетъ. Миссъ Фарръ хотѣла приготовить для меня кое-какія бумаги, и я хочу поспѣть съ ними на послѣдній поѣздъ.

— Вы сегодня ѣдете въ городъ? спросилъ Уайнкотъ.

— Нѣтъ, сэръ. Но вечеръ такъ прекрасенъ, луна взойдетъ черезъ полчаса и будетъ свѣтло почти какъ днемъ. Я хочу обойти мѣстность и хорошенько ознакомиться съ нею. Смотрите, джентльменъ, не пристрѣлите меня какъ-нибудь ненарокомъ изъ окна.

Миссъ Фарръ уже приготовила описаніе своихъ брилліантовъ, когда они пришли въ домъ, и Прикетъ, получивъ документъ, раскланялся и удалился. Уайнкоту пришлось вторично выслушать разсказъ о томъ, что было, и сообщить планъ о предполагаемомъ вознагражденіи. Всѣ съ нимъ согласились и немедленно хотѣли отрядить Арнольда въ городъ, чтобы помѣстить объявленіе во всѣхъ газетахъ, но Уайнкотъ сказалъ:

— Дайте Прикету день или два сроку. Посмотримъ, не найдетъ ли онъ чего-нибудь. Похоже будетъ на недовѣріе къ полиціи, если мы тотчасъ же предложимъ награду. Подождемъ немного. Я очень довѣряю Прикету. Они не могли прислать болѣе компетентнаго человѣка.

Тѣмъ временемъ м-ръ Прикетъ отправилъ свои документы и пошелъ назадъ къ дому на горѣ, наслаждаться хорошей сигарой. Ночь оправдала его пророчество, и луна, выплывшая изъ за-деревьевъ, озаряла всю окрестность съ особенной яркостью. Сыщикъ не торопясь обходилъ усадьбу вдоль наружнаго забора и осматривалъ всѣ ворота и калитки въ немъ. Нѣсколько секундъ простоялъ онъ у одной калитки, которая вела на лужайку передъ домомъ и замѣтилъ, что дорожка, на которую она выходила, была совсѣмъ прикрыта высокой линіей рододендроновъ.

— Всѣ они находились на лужайкѣ позади сада, размышлялъ онъ, и если кто-нибудь былъ въ домѣ, кромѣ этой дѣвушки, то онъ долженъ былъ войти въ домъ съ этой стороны и какъ разъ черезъ эту калитку. Если она подала знакъ, когда домъ былъ пустъ, то тотъ, кому этотъ знакъ былъ данъ, могъ пройти подъ прикрытіемъ этихъ кустовъ въ домъ и точно также уйти изъ него. Обойдемъ-ка теперь вокругъ забора. Такъ, навѣрное, шелъ и воръ.

Онъ медленно шелъ, оглядываясь направо и налѣво съ зоркостью почти инстинктивной.

— Этотъ старый шотландецъ, кажется, человѣкъ не глупый, размышлялъ онъ. Не думаю, чтобы его такъ легко было провести за носъ, особенно въ его собственной спеціальности. Афазія? Аграфія? Какъ жаль, что я не спросилъ у него, какъ это пишется, а то могъ бы черкнуть словечка два участковому врачу. Спрошу его, какъ увижу.

Онъ дошелъ до конца забора, окружавшаго усадьбу и очутился въ открытомъ полѣ. Съ того возвышеннаго пункта, на которомъ онъ стоялъ, онъ могъ видѣть черную прямую линію, перерѣзывавшую мѣстность за четверть мили отсюда.

— Это рельсы желѣзной дороги. Туда понятно долженъ былъ направиться воръ. Но, конечно, не открытымъ полемъ. Дай-ко поглядимъ, нѣтъ ли болѣе укромнаго пути. Ага! вотъ вдоль этой изгороди.

Около изгороди шла глубокая канава, и при яркомъ лунномъ свѣтѣ видно было, что сырая трава примята.

— Джозефъ! сказалъ себѣ м-ръ Прикетъ, внутренно ликуя, ты братъ не промахъ! Конечно, вдругъ отрезвился онъ, и деревенская корова могла забрести сюда. Да и ребятишки любятъ валяться по канавамъ. Нужды нѣтъ, Джозефъ! Пойдемъ и поглядимъ, куда приведетъ насъ эта канава.

Она привела къ полю, засѣянному горохомъ. Въ изгороди было отверстіе и, глядя въ него, м-ръ Прикетъ замѣтилъ чуть примѣтную кривую линію въ горохѣ, которая могла произойти отъ прохода человѣка.

— Полагаю, что это зовется правонарушеніемъ и будетъ убыткомъ для владѣльца. Не бѣда! Полѣземъ и мы!

Онъ пошелъ по полю, держась проложенной линіи, которая привела его до другой изгороди, тянувшейся по діагонали до желѣзнодорожной траншеи. Тутъ опять была канава, но изгородь бросала на нее густую тѣнь. М-ръ Прикетъ зажегъ восковую спичку и сталъ на колѣни на траву, открылъ новые слѣды шаговъ.

— Какъ разъ та дорога, которую долженъ былъ выбрать воръ, прошепталъ онъ. Все время можно идти въ тѣни, кромѣ небольшаго гороховаго поля.

Онъ осторожно подошелъ къ желѣзно-дорожной траншеѣ. Скатъ былъ крутъ и съ верху до низу шла открытая дренажная труба. Около дренажной трубы трава была сильно примята, какъ бы отъ скатившагося въ этомъ мѣстѣ тяжелаго тѣла. Сомнѣваясь въ томъ, найдетъ ли онъ продолженіе слѣдовъ, сыщикъ осторожно ступилъ на скатъ, но, ступивши, на первыхъ же порахъ скатился внизъ поспѣшнѣе чѣмъ разсчитывалъ, и съ секунду или двѣ просидѣлъ, оглушенный неожиданнымъ паденіемъ. Но тотчасъ же опомнился и закурилъ сигару такъ хладнокровно, какъ еслибы затѣмъ только сюда и забрался.

Вдругъ что-то свѣтлое мелькнуло въ его глазахъ и пропало. Онъ только-что принялъ другую болѣе покойную позу. Онъ сталъ наклонять голову вправо, влѣво, туда, сюда, чтобы поймать опять свѣтъ, съ фантастической мыслью, не идетъ ли онъ отъ потеряннаго здѣсь драгоцѣннаго камня; отъ этой мысли кровь быстрѣе стала вращаться въ его жилахъ. Опять блеснулъ свѣтъ, и онъ, наклонясь надъ нимъ, поднялъ съ земли, внутренно присвистнувъ, какой-то предметъ, отражавшій его. Онъ зажегъ съ полдюжины восковыхъ спичекъ, соединивъ ихъ въ одну кучу и разсматривалъ предметъ до тѣхъ поръ, пока спички не обожгли ему пальцевъ.

— Рейбенъ, старый пріятель, проговорилъ сэръ очень тихо, я думаю, что тутъ обошлось не безъ тебя. Дай-ка сообразить. Теперь половина одиннадцатаго. Добрая лошадка доставитъ меня въ городъ черезъ полтора часа. Надо мнѣ поговорить съ тобой по душѣ, пріятель Рейбенъ.

Съ этими словами онъ взошелъ на верхъ, выбралъ менѣе крутое мѣсто чѣмъ то, по которому онъ скатился внизъ и быстро направился къ деревнѣ. Время отъ времени онъ подпрыгивалъ на ходу, какъ довольный ребенокъ и, наконецъ, внутреннее довольство такъ охватило его, что онъ принялся шагать по полю такими шагами, точно на немъ были надѣты семимильные сапоги.

Подходя къ трактиру, онъ овладѣлъ собой и вошелъ какъ будто спокойно, хотя лобъ его былъ въ поту, а дыханіе прерывисто. Хозяинъ стоялъ въ дверяхъ, и Прикетъ подошелъ къ нему.

— Мнѣ говорили, хозяинъ, что у васъ водятся добрыя лошадки на конюшнѣ. Мнѣ нужно сейчасъ же ѣхать въ Лондонъ. Можетъ быть, я вернусь сегодня же ночью, а можетъ и не вернусь. Но мнѣ нужно попасть туда до полуночи. Какъ вы думаете, доставитъ меня туда вата лошадка?

— Это будетъ стоить вамъ соверенъ, сказалъ хозяинъ.

— Хорошо. Сказано — сдѣлано. По рукамъ, значитъ. Велите сейчасъ же запрягать. Я не могу терять ни одной минуты.

Хозяинъ взялъ соверенъ и пошелъ въ конюшню. Черезъ три минуты легкій догкартъ, запряженный невзрачнаго вида лошадкой, уже стоялъ у дверей.

— Прыгайте, сэръ, сказалъ возница. Куда прикажете васъ вести?

— Въ Гольборнъ.

— Ладно. Черезъ часъ и десять минутъ мы будемъ тамъ.

М-ръ Прикетъ засунулъ свою находку въ карманъ жилета и тщательно застегнулся.

Во время путешествія онъ нѣсколько разъ ощупывалъ жилетъ, чтобы убѣдиться, тамъ ли его находка, и разъ даже вынулъ ее, чтобы осмотрѣть при лунномъ свѣтѣ. Какими-то таинственными путями извѣстіе о покражѣ уже проникло въ деревню, и званіе м-ра Прикета уже было извѣстно.

— Нашли что-нибудь, сэръ? спросилъ возница, искоса оглядываясь на него.

— Да, молодой человѣкъ, отвѣчалъ сухо м-ръ Прикетъ, кладя обратно находку въ карманъ. Я нашелъ, что нѣтъ ничего глупѣе, какъ говорить о дѣлѣ, когда оно еще не додѣлано.

Послѣ этого они ѣхали молча, до тѣхъ поръ, пока широкая желтая полоса свѣта отъ лондонскихъ фонарей не обозначилась на горизонтѣ, а когда они, наконецъ, поѣхали по улицамъ, то тамъ и сямъ часы пробили половину. Экипажъ доѣхалъ до Гольборна, и тамъ на извѣстномъ ему мѣстѣ Прикетъ дернулъ кучера за рукавъ.

— Остановитесь у перваго двора направо. Вотъ вамъ полкроны. Смотрите, не пейте на всѣ, потому что вамъ придется ѣхать обратно одному. Вы мнѣ больше не нужны.

— Покойной ночи.

Онъ сошелъ съ догкарта, прошелъ во дворъ, вошелъ въ старомодную харчевню и подозвалъ знакомаго хозяина къ себѣ.

— М-ръ Гелъ здѣсь? Слесарь. Вы его знаете.

— Да, сэръ, отвѣчалъ хозяинъ. Онъ пьетъ эль во второй комнатѣ. Еслибы онъ ходилъ пить его въ другое мѣсто, мнѣ было бы пріятнѣе, но онъ посѣщаетъ мое заведеніе уже двадцать лѣтъ, и я не могу его прогнать.

— Скажите ему, что мнѣ надо его видѣть.

Хозяинъ, качая головой и вздыхая, какъ человѣкъ, который предвидитъ непріятности, повиновался, и м-ръ Гелъ немедленно появился. Онъ не выказалъ ни страха, ни удивленія при видѣ Прикета, но подошелъ къ нему, протягивая руку и спрашивая, чѣмъ прикажетъ гость угостить себя. М-ръ Прикетъ заказалъ пуншъ съ лимономъ и стоя выпилъ скромное питье.

— Рейбенъ, сказалъ онъ, поднявъ стаканъ къ газовому рожку и глядя сквозь стаканъ на жидкость, находившуюся въ немъ, если у васъ есть время удѣлить мнѣ пять минутъ, то я вамъ буду очень благодаренъ. Мнѣ надо поговорить съ вами о дѣлѣ.

— Я къ вашимъ услугами, м-ръ Прикетъ, отвѣтилъ вѣжливо Гелъ, и сыщикъ зорко оглядѣлъ его искоса, осушили, стаканъ, поставилъ его на прилавкѣ и направился къ двери.

— Если дѣло приватное, то милости просимъ ко мнѣ въ лавку, сказалъ Гелъ.

Когда они шли по двору, сыщикъ самымъ дружескимъ и фамильярнымъ образомъ взялъ честнаго торговца подъ руку, и Гелъ поглядѣлъ на него съ спокойнымъ любопытствомъ, но ничего не сказалъ. Когда они дошли до лавки, Гелъ отперъ дверь и первый вошелъ. Они, зажегъ газъ, который вспыхнулъ съ трескомъ, и затѣмъ зашелъ за прилавокъ. Прикетъ заперъ дверь, вынулъ находку изъ кармана жилета и шутливымъ голосомъ, помахивая ею передъ глазами Гела, спросилъ:

— Видали ли вы когда эту вещицу, Рейбенъ?

Гелъ съ удивленіемъ протянулъ руку за предметомъ и, получивъ, внимательно оглядѣлъ его.

— Можетъ статься, что и видалъ, м-ръ Прикетъ, отвѣчалъ онъ, а можетъ статься, что и не видалъ.

На его лицѣ выразилось сомнѣніе и удивленіе.

— Ну, шутки въ сторону, сказалъ Прикетъ, вѣдь это ваша работа, Рейбенъ.

— Можетъ быть. Не стану божиться, что не моя. Кажись, что это часть инструмента, дѣланнаго на заказъ. Въ чемъ дѣло, м-ръ Прикетъ?

— Это половина инструмента, которымъ совершено дѣльце сегодня послѣ полудня въ Уаттонъ-Гиллѣ, отвѣчалъ Прикетъ, осторожно постукивая пальцемъ по кончику инструмента.

Онъ, какъ кошка сторожилъ Гела, но тотъ глядѣлъ съ искреннимъ удивленіемъ.

— Я объ этомъ ничего не слышалъ, сказалъ онъ; въ вѣчернихъ газетахъ объ этомъ не говорится.

— О, конечно, вы этого не слышали, но вотъ почему я счелъ нужнымъ придти и сообщить вамъ объ этомъ. Я вѣдь, какъ вы знаете, принимаю въ васъ дружеское участіе, Рейбенъ.

— Натурально. Вы говорите, что дѣльце сдѣлано послѣ полудня, м-ръ Прикетъ? Это совсѣмъ неурочное время. А крупное дѣльце?

— Пропали брилліанты, Рейбенъ, оцѣненные отъ тридцати до сорока тысячъ фунтовъ.

— Святые угодники! закричалъ Гелъ, явно заинтересованный. Вотъ такъ штука! Гдѣ это было?

— Въ Гиллъ-Гаузѣ, Уаттонъ Гиллѣ, въ усадьбѣ м-съ Уайнкотъ.

Гелъ опустилъ глаза на инструментъ, лежавшій на конторкѣ. Онъ взялъ его въ руки и снова оглядѣлъ.

— Уайнкотъ? проговорилъ онъ задумчиво.

Прикету показалось, что онъ слышитъ легкую дрожь въ голосѣ Гела.

— Уайнкотъ? гдѣ я прежде слышалъ это имя?

— Какова игра случая, Рейбенъ, сказалъ Прикетъ шутливо. Молодой джентльменъ, спасшій васъ отъ каторги на прошлой недѣлѣ, можетъ васъ туда отправить черезъ нѣсколько недѣль.

— О! да, припоминаю м-ра Уайнкота-Эсдена. Онъ, кажется, родня этой лэди.

— Онъ ей племянникъ, и я имѣю счастіе пользоваться его содѣйствіемъ въ настоящемъ дѣлѣ. Онъ теперь на сторонѣ обвинительной власти, замѣтьте это.

— Ну что жъ, желаю вамъ обоимъ успѣха, сказалъ Гелъ, съ рѣшительностью кладя инструментъ на столъ. Что касается этой желѣзной штучки, я ничего не могу сказать навѣрное. Не побожусь, что это не моя работа, но не стану божиться, что и моя.

— Прекрасно. Вы пойдете теперь со мной безъ принужденія.

— Что жъ, м-ръ Прикетъ, если надо идти, такъ, конечно, пойду. Только это напрасно, м-ръ Прикетъ.

— Можетъ быть, можетъ быть.

— Я могу отдать отчетъ о каждой минутѣ времени сегодня. Я былъ у себя въ квартирѣ и разгружалъ товаръ, который приходитъ по каналу изъ Бирмингама. Я былъ тамъ отъ девяти часовъ утра до половины восьмаго вечера въ присутствіи авторитетныхъ и почтенныхъ свидѣтелей, м-ръ Прикетъ. Я столько же знаю объ этомъ дѣлѣ, какъ новорожденный младенецъ. Послушайте: въ которомъ часу было дѣло?

— Около пяти часовъ, Рейбенъ.

— Ну, такъ я спасенъ. Идемте, куда хотите. Съ четырехъ часовъ съ четвертью и до половины шестаго я и Ричардсъ, таможенный надсмотрщикъ, и м-ръ Джорджъ, хозяинъ «Чаша и Корона» были въ трактирѣ и пили джинжеръ-эль и разсуждали о новомъ ирландскомъ законѣ съ патріотической точки зрѣнія.

— Въ такомъ случаѣ, Рейбенъ, отвѣчалъ Прикетъ, подбирая инструментъ, кладя его въ карманъ жилета и застегивая плотно пальто въ знакъ готовности тронуться въ путь, вы будете свободны какъ вѣтеръ завтра въ девять часовъ утра. А пока пойдемъ и потолкуемъ. Вы вѣдь человѣкъ не семейный, кажется? Ну вотъ и прекрасно. Никто не будетъ о васъ тревожиться. Джентльмены, ведущіе жизнь полную приключеній, должны были бы по принципу оставаться холостыми. Жена съ ума бы сошла отъ вашихъ періодическихъ исчезновеній.

М-ръ Гелъ провелъ довольно пріятную ночь въ полицейскомъ участкѣ, гдѣ велъ дружескую бесѣду съ двумя или тремя агентами, которымъ нечего было дѣлать, и они до его прихода скучали до одури. Въ три часа утра, по его собственной просьбѣ, его отвели въ келью и тамъ онъ проспалъ сномъ праведныхъ до девяти часовъ. Въ этотъ часъ м-ръ Прикетъ разбудилъ его извѣстіемъ, что его alibi вполнѣ подтвердилось и что онъ воленъ идти на всѣ четыре стороны.

— Но, послушайте-ка, Рейбенъ, сказалъ м-ръ Прикетъ убѣдительно, вѣдь это все вздоръ, что вы не знаете, откуда взялся этотъ инструментъ. Они вѣдь обѣщаютъ награду, да и какую: тысячу фунтовъ, легко сказать. Всякое извѣстіе, какое вы доставите, будетъ щедро вознаграждено. Подумайте-ка объ этомъ, Рейбенъ.

— Я подумаю отвѣчалъ Гелъ съ обычнымъ спокойствіемъ. И надо отдать ему справедливость: онъ ни о чемъ иномъ весь день и не думалъ. И думы кончились тѣмъ, что послѣ полудня онъ заперъ свою лавку и отправился куда-то по дѣлу.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

I.

М-ръ Прикетъ всталъ спозаранку, чтобы выспросить свидѣтеля Гела въ Леймгаутѣ, а такъ какъ передъ тѣмъ, какъ выйти изъ дома, удовольствовался одной чашкой кофе, то съ большимъ удовольствіемъ помышлялъ о завтракѣ. Онъ простился, можно сказать, съ братскимъ дружелюбіемъ съ своимъ недавнимъ гостемъ и теперь шелъ домой свѣжимъ августовскимъ утромъ, весело поглядывая вокругъ себя, точно ему доставило сердечное удовольствіе выпустить на свободу Гела.

М-ръ Прикетъ для удобства поселился въ двухъ шагахъ отъ Скотлендъ-Ярда въ невзрачномъ на видъ и довольно глухомъ переулкѣ. По дорогѣ домой, они. прошелъ мимо полицейскаго участка и въ это время какъ разъ изъ дверей его вышелъ на улицу человѣкъ въ потертомъ платьѣ и бѣлой шляпѣ. Этотъ человѣкъ и м-ръ Прикетъ обмѣнялись мимоходомъ взглядомъ, и лицо сыщика омрачилось.

— О, Боже! простоналъ онъ себѣ подъ носъ, въ форменныхъ сапогахъ!

Онъ пошелъ дальше съ безутѣшнымъ лицомъ и, придя домой, сердито принялся за завтракъ, причемъ рѣзалъ свиное сало съ такимъ видомъ, какъ будто-бы оно лично и смертельно оскорбило его, а ложкой стукалъ по тупому концу яицъ такъ, какъ еслибы они были его исконные враги.

Его не порадовали сегодня утромъ и полицейскіе отчеты, а столбцы объявленій тщетно взывали къ его вниманію.

Въ то время, какъ онъ сидѣлъ, недовольный, пришла служанка доложить, что какой-то джентльменъ желаетъ его видѣть.

— Спросите по какому дѣлу? сказалъ м-ръ Прикетъ. съ необычной рѣзкостью.

Служанка ушла и черезъ нѣсколько секундъ пришла объявить, что джентльменъ присланъ изъ Ярда инспекторомъ Джонстономъ. Послѣ этого сыщикъ велѣлъ ввести посѣтителя.

Человѣкъ вошелъ: мѣшковатый, смахивающій на провинціала, малый, лѣтъ тридцати, съ красными, какъ яблоко, щеками, бараньими глазами, отвислой нижней губой и торчащими на головѣ, какъ копна сѣна, волосами.

Улыбка его была добрая и смущенная и онъ, повидимому, не зналъ, что ему дѣлать со своей шляпой. Онъ искалъ на коврѣ мѣста, чтобы поставить ее, выбралъ, поставилъ шляпу, но затѣмъ очевидно передумалъ и поставилъ на другое.

Прикетъ отодвинулъ стулъ отъ стола и всталъ. Онъ подошелъ къ камину и принялся набивать табакомъ трубку, неособенно доброжелательно поглядывая на пришельца.

— Ну, холодно проговорилъ онъ, что вамъ нужно?

— Я видѣлся съ м-ромъ Джонстономъ, отвѣчалъ посѣтитель съ мягкимъ сѣвернымъ акцентомъ, представлявшимъ странный контрастъ съ металлическимъ лондонскимъ произношеніемъ Прикета, и онъ меня прислалъ къ вамъ.

— Вотъ какъ? сказалъ Прикетъ, такимъ тономъ, точно Джонстонъ совсѣмъ уронилъ себя въ его глазахъ, ну а зачѣмъ же вы пришли?

— Я уже пять лѣтъ, какъ служу въ полиціи, отвѣчалъ посѣтитель съ кроткой улыбкой, и мнѣ удалось оборудовать ловкое дѣльце въ Манчестерѣ, и теперь мнѣ дали отпускъ. Какъ вы думаете, сэръ, могу я понадобиться въ Лондонѣ?

— Берите-ка лучше билетъ на обратный проѣздъ по желѣзной дорогѣ, сухо объявилъ Прикетъ.

— Нѣтъ, я немного погожу; я заработалъ кое-какія деньжонки въ дѣлѣ Фильдинга и недѣльку-другую погощу въ Лондонѣ.

— Какое отношеніе имѣли вы къ дѣлу Фильдинга?

— Никакого; но я его велъ.

Лондонецъ вынулъ трубку изъ рта и съ интересомъ поглядѣлъ на провинціала.

— Какъ ваше имя, молодой человѣкъ?

— Мое имя Уайтъ, м-ръ Прикетъ, Джемсъ Уайтъ.

М-ръ Прикетъ поднесъ зажженную спинку къ трубкѣ и затянулся, пристально глядя на гостя.

— Ну, вамъ лучше знать. Можетъ быть, это и такъ. Но только я бы этого не подумалъ.

При этомъ сомнительномъ комплиментѣ физіогномія Джемса Уайта выразила полнѣйшее удовольствіе. Улыбка его была такъ же остра, какъ общее выраженіе лица незначительно.

— Я, какъ та молодая женщина въ извѣстной пѣснѣ, м-ръ Прикетъ, могу сказать: «мое лицо — кладъ, сэръ».

Сѣверный акцентъ почти совсѣмъ исчезъ изъ рѣчи провинціала, и сѣрые глаза его засверкали умомъ.

— Садитесь, Уайтъ, проговорилъ Прикетъ, вдругъ становясь привѣтливымъ. — Радъ съ вами познакомиться. Если мое мнѣніе имѣетъ цѣну въ вашихъ глазахъ, то скажу вамъ, что въ послѣдніе три года не было такого ловкаго дѣльца, какъ процессъ Фильдинга.

— Благодарю васъ, м-ръ Прикетъ. Мнѣ пріятнѣе услышать это отъ васъ, чѣмъ отъ кого другаго.

— Да; дѣло было знатно оборудовано. Если вы не сребролюбивы и не хотите терять даромъ времени, то я могу дать вамъ заработать десять фунтовъ.

— Какимъ образомъ?

— Вы читали сегодняшнія газеты? Ну, вотъ, я занятъ случаемъ въ Уаттонъ-Гиллѣ. У меня уже намѣченъ слѣдъ. Я нашелъ инструментъ, которымъ произведенъ взломъ, и знаю человѣка, дѣлавшаго этотъ инструментъ. Я заарестовалъ его прошлою ночью, но онъ доказалъ свое alibi, и я вынужденъ былъ его отпустить. Но инструментъ его работы, и онъ знаетъ, кому его продалъ. Еслибы дѣло шло не о такой колоссальной суммѣ, онъ могъ бы выдать сообщника и получить награду; но тутъ вѣдь — шутка сказать — тридцать тысячъ фунтовъ, и онъ захочетъ получить половину. Я приставилъ слѣдить за нимъ одного молодца, — я думалъ, онъ малый не промахъ, а онъ, чортъ бы его побралъ, не снялъ форменныхъ сапогъ. Я сейчасъ встрѣтилъ его по дорогѣ въ Гольборнъ. Весь видъ, какъ быть надлежитъ, совсѣмъ невинный, а сапоги-то и выдаютъ молодца! А слѣдить-то ему вѣдь приходится за самой хитрой, бѣдовой лисицей во всемъ Лондонѣ!

— Да, конечно, это неразумно, замѣтилъ Уайтъ.

— Неразумно! повторилъ Прикетъ съ отвращеніемъ. — Скажите, глупо до идіотизма. Ну вотъ, Уайтъ, если вы не сочтете для себя низкимъ, послѣ Фильдингова дѣла выслѣживать Рейбена Гела — такъ зовутъ лисицу — то сослужите мнѣ большую службу. Я бы взялъ это на себя, да только Рейбенъ знаетъ меня, какъ роднаго брата.

— Вѣдь я говорилъ вамъ, м-ръ Прикетъ, что пріѣхалъ въ Лондонъ поискать дѣла.

— Ну вотъ вамъ и дѣло. Но только вы должны знать, съ какимъ человѣкомъ будете имѣть дѣло. Поглядѣть на него, поговорить съ нимъ — такъ это невинный и кроткій младенецъ. Но онъ хитеръ, какъ бѣсъ, и какъ бѣсъ золъ и жестокъ. Онъ ничего и никого не боится. Онъ разъ уже чуть не убилъ человѣка, и если ему понадобится, то не задумается всадить вамъ пулю въ лобъ.

— Я читалъ про ваше слѣдствіе. По-моему, сомнѣнія никакого не было въ томъ, что онъ виноватъ.

— Сомнѣнія? вдругъ разъярился Прикетъ. — Ну, да что толковать, теперь онъ опять въ нашихъ рукахъ, и всѣ шансы на нашей сторонѣ. Вы можете сейчасъ приступить къ дѣлу, если возьметесь за него. Вы знаете Лондонъ? Прекрасно. Ступайте въ Гольборнъ; пройдя Ченсери-Ленъ, остановитесь у Стемфордъ-Кэстля, по лѣвую руку. Лавочка Гела напротивъ — слесарная лавка. Вы найдете того молодца съ рыжими усами, въ бѣлой шляпѣ, на видъ порядочнаго замухрышку. Но вы его узнаете тотчасъ по дурацкимъ сапогамъ. — «Сало», скажете вы ему; «горохъ», отвѣтитъ онъ вамъ; «французскій?» спросите вы его, «крупный», отвѣтитъ онъ и будетъ знать, что вы пришли его смѣнить. Постойте. У меня есть три портрета м-ра Рейбена во весь ростъ, сзади, спереди, въ профиль. Вы узнаете его теперь, я думаю.

— Узнаю ли я его? Несомнѣнно. Ну, а гдѣ я найду васъ, если что-нибудь добуду?

— Телеграфируйте въ Ярдъ. А теперь лучше уходите, потому что надо захватить его еще на мѣстѣ. Я бы не желалъ ни шагу дать ему ступить безъ надзора, но смотрите, тоже не слишкомъ усердствуйте. Онъ навостритъ лыжи, если только вы возбудите въ немъ тѣнь сомнѣнія.

— Постараюсь, какъ умѣю, м-ръ Прикетъ, былъ спокойный отвѣтъ.

И на этомъ они разстались.

— Такъ-то будетъ лучше, размышлялъ Прикетъ, оставшись одинъ. — Но что-за даръ природы — такое лицо. У него такая же почти маска, какъ у самаго Рейбена. Боже! какъ часто люди попадаются въ просакъ, когда судятъ по лицамъ!

Онъ просидѣлъ нѣкоторое время крѣпко задумавшись и сморщилъ лобъ, затѣмъ встрепенулся и пошелъ отправить слѣдующую телеграмму Уайнкоту Эсдену.

«Нашелъ слѣды. Иду по нимъ. Дайте знать, когда дѣвица Гренджеръ поправится. Прикетъ. Скотлендъ-Ярдъ».

Послѣ того онъ разыскалъ полицейскаго врача, который разсѣялъ всѣ его сомнѣнія на счетъ аграфіи и афазіи.

— Если д-ръ Эльфинстонъ опредѣлилъ такъ болѣзнь, Прикетъ, то будьте увѣрены, что онъ правъ. Онъ былъ знаменитый спеціалистъ по нервнымъ болѣзнямъ, когда оставилъ практику.

Больше пока дѣлать было нечего, но м-ръ Прикетъ привыкъ вести дѣла, требующія прежде всего терпѣнія, и былъ великій мастеръ въ этомъ искусствѣ. На этотъ разъ его энергія недолго оставалась безъ всякаго примѣненія, потому что еще до полудня пришелъ человѣкъ изъ Ярда и принесъ телеграмму изъ Уаттонъ-Гилля, приглашавшую его немедленно пріѣхать туда.

По пріѣздѣ, онъ засталъ весь семейный конклавъ въ сборѣ. Всѣ, за исключеніемъ Уайнкота, были серьезны, но адвокатъ словно посмѣивался про себя.

— Вотъ, сказалъ онъ Прикету, подавая ему распечатанный конвертъ, это пришло сегодня утромъ. Мы желаемъ узнать ваше мнѣніе на этотъ счетъ.

"Уважаемая миссъ, гласило письмо, какъ ни горько мнѣ убѣдиться, что единственный сынъ мой — преступникъ, но камни теперь у него, и хотя онъ всегда былъ бременемъ для отца, но еще печальнѣе видѣть, что онъ пустился на злое дѣло. Онъ говоритъ, уважаемая миссъ, что не уступитъ мольбамъ родителя и не возвратитъ украденнаго безъ вознагражденія. Онъ возьметъ тысячу фунтовъ, и сообщите, уважаемая миссъ, въ завтрашнихъ газетахъ, какъ вы думаете на счетъ этого

«Огорченному родителю».

Прикетъ, прочитавъ письмо, нѣкоторое время стоялъ, разсматривая этотъ странный документъ, испещренный самыми неожиданными и грубыми орѳографическими ошибками.

— Ну что, Прикетъ, спросилъ Уайнкотъ, улыбаясь. Что вы объ этомъ думаете?

— Многое, сэръ. Въ извѣстномъ отношеніи это bonâ fide. Лица, приславшія его, имѣютъ въ своихъ рукахъ брилліанты, потому что письмо послано изъ Лондона вчера вечеромъ, когда никто кромѣ насъ не зналъ о покражѣ. Но за всѣмъ тѣмъ письмо это подложное.

— Что вы хотите этимъ сказать, м-ръ Прикетъ? спросила Дженета.

— Да вотъ, миссъ, если вы хорошенько разсмотрите бумагу, то увидите, кто она смята и испачкана уже послѣ того, какъ письмо было написано. На измятой бумагѣ нельзя было бы написать такъ, чтобы чернила не размазались. Эти грязныя пятна не натуральны. Онѣ сдѣланы кофеемъ и сдѣланы нарочно.

— Но что же это однако означаетъ?

— А то, миссъ, что человѣкъ, писавшій это, прикидывается невѣжественнымъ и бѣднякомъ. Это несомнѣнно подлогъ. Кто бѣденъ по-настоящему, тому нечего прикидываться. Затѣмъ нѣкоторыя слова и притомъ болѣе трудныя, «бременемъ», «вознагражденіе», «уважаемая», написаны правильно. Человѣкъ, знающій, какъ написать такія слова, не напишетъ «ѣщѣ», вмѣсто «еще». Это поддѣлка. Я скажу, что письмо написано человѣкомъ болѣе образованнымъ, чѣмъ онъ прикидывается и что орѳографическія ошибки сдѣланы имъ нарочно, чтобы сбить съ толку, и что онъ писалъ печатными буквами лѣвой рукой.

— Очень вѣрныя замѣчанія, Прикетъ, сказалъ Уайнкотъ, и я съ вами вполнѣ согласенъ. Но это второстепенный вопросъ. Эти люди — если только «огорченный родитель» или преступный сынъ не фикція — имѣютъ въ своихъ рукахъ брилліанты. Миссъ Фарръ вполнѣ готова уплатить упомянутую здѣсь сумму, чтобы получить ихъ обратно.

— Если миссъ Фарръ, началъ Прикетъ необыкновенно торжественнымъ и внушительнымъ тономъ, послушается моего мнѣнія, то ничего подобнаго не сдѣлаетъ.

— Мой дорогой Прикетъ, заговорилъ Эсденъ впервые тономъ высшаго авторитета, вы не должны думать только о себѣ въ этомъ дѣлѣ. Я совѣтовалъ прошлой ночью — онъ обратился къ миссъ Фарръ — предложить вознагражденіе, и въ присутствіи м-ра Прикета предлагалъ назначить довольно значительную сумму, чтобы убѣдить вора возвратить украденное. Теперь въ интересахъ м-ра Прикета, очевидно, продолжать слѣдствіе, но я напомню ему, что въ нашихъ интересахъ его окончить.

— Извините меня, м-ръ Эсденъ, но я этого не вижу. Почему эти люди пишутъ миссъ Фарръ? Потому, что догадка, высказанная вами вчера вечеромъ, оказалась вѣрной. Брилліанты украдены ради вознагражденія. Этимъ людямъ нужны деньги до зарѣзу. Тотъ способъ, какимъ это дѣло было сдѣлано, показываетъ новичка. Глупѣе и непрактичнѣе я въ жизнь свою ничего не видывалъ. Это письмо доказываетъ, что воръ не знаетъ, что ему дѣлать съ брилліантами. Опытный воръ безъ труда получилъ бы за нихъ пять тысячъ фунтовъ. Протяните ему веревку, и онъ повѣсится. Онъ попытается сбыть ихъ, и мы его поймаемъ.

— Но м-ръ Прикетъ, закричала жалобно Дженета, я вовсе не хочу, чтобы кого-нибудь ловили. Я должна высказать вамъ, какъ я смотрю на это дѣло. Тщеславіе мое и безразсудство виною въ томъ, что бѣдняга соблазнился. Если только я получу обратно брилліанты за тысячу фунтовъ, то буду вполнѣ довольна. А, быть можетъ, бѣдняка эта сумма спасетъ на будущее время отъ такихъ соблазновъ.

М-ръ Прикетъ улыбнулся, и въ этой улыбкѣ сказалось почтительное восхищеніе, сожалѣніе и сознаніе своего превосходства.

— Неужели же, миссъ, вы въ самомъ дѣлѣ повѣрили въ «огорченнаго родителя»? Это притворство, миссъ, ложь и обманъ.

— О! мнѣ было бы грустно такъ думать, сказала Дженета.

— Простите меня, миссъ, отвѣтилъ м-ръ Прикетъ почти покровительственно, мнѣ было бы грустно, еслибы я такъ не думалъ. Мнѣ бы тогда пришлось отказаться отъ своей профессіи.

— Въ настоящемъ случаѣ, замѣтилъ Эльфинстонъ, теорія о человѣческой душѣ, выработанная въ Скотлендъ-Ярдѣ, правильнѣе вашей теоріи, Дженета.

— Ну-съ, лэди и джентльмены, началъ Прикетъ самымъ дѣловымъ голосомъ, я телеграфировалъ сегодня, что напалъ на слѣдъ. По правдѣ сказать, это такой слѣдъ, что преступно было бы пренебречь имъ. Я не хотѣлъ было его показывать до поры до времени.

Онъ разстегнулъ сюртукъ, говоря это.

— Но теперь передумалъ. Вотъ онъ. Вотъ орудіе, которымъ произведенъ взломъ.

Онъ направился къ столу и хотѣлъ положить орудіе на него, но Уайнкотъ перехватилъ его изъ его рукъ. Взгляды обоихъ мужчинъ встрѣтились: у Эсдена зрачки были расширены, а у Прикета прищурены, но зорки и наблюдательны. Когда адвокатъ схватилъ кусочекъ стали, обитой кожей, въ руку, то послѣдняя дрожала отъ волненія.

— Что бы это однако означало? сказали глаза Прикета, но языкъ его продолжалъ болтать безъ умолку. — Я знаю человѣка, который смастерилъ этотъ инструментъ, а онъ знаетъ того, кому онъ его передалъ.

Эсденъ направился къ окну и сталъ разглядывать инструментъ. Стоя у окна, онъ прочистилъ горло сухимъ кашлемъ.

— Когда я скажу м-ру Уайнкоту Эсдену, что Рейбенъ Гелъ смастерилъ этотъ инструментъ, онъ пойметъ, съ кѣмъ мы имѣемъ дѣло. Это такой человѣкъ, который продастъ мать за соверенъ, если нельзя продать за гинею, но запроситъ непремѣнно гинею. Онъ пока ничего не скажетъ, потому что ждетъ вознагражденія, но онъ обѣщалъ мнѣ сегодня утромъ подумать. А теперь, лэди и джентльменъ, позвольте мнѣ высказать вамъ откровенно мое мнѣніе. Если Рейбенъ Гелъ войдетъ въ соглашеніе съ ворами, онъ сумѣетъ распорядиться съ брилліантами. Онъ потребуетъ половину барыша, вынетъ камни изъ оправы и сбудетъ ихъ съ рукъ безъ хлопотъ. Если вы поручите мнѣ купить его, прежде чѣмъ онъ войдетъ въ сдѣлку съ тѣми, то получите обратно брилліанты, но если вы дадите ему время столковаться съ ворами, то все пропало.

— Почемъ вы знаете, что этимъ инструментомъ произведенъ взломъ, спросилъ Уайнкотъ, поворачиваясь отъ окна.

— Онъ соотвѣтствуетъ излому, сэръ, отвѣчалъ Прикетъ.

— Вы провѣряли это?

— Нѣтъ, сэръ; незачѣмъ было. Но, если вамъ угодно, мы провѣримъ вмѣстѣ.

Оба вышли изъ комнаты и пошли по лѣстницѣ. Во время ихъ отсутствія Эльфинстонъ обратился къ Дженетѣ.

— На вашемъ мѣстѣ, моя дорогая, я бы отдалъ себя въ распоряженіе властей предержащихъ. Я составилъ высокое мнѣніе объ этомъ Прикетѣ. Онъ знаетъ свое дѣло.

— Должно быть, нужно совсѣмъ отказаться отъ вѣры въ «огорченнаго родителя», отвѣтила Дженета съ печальною усмѣшкою.

— Я думаю, что лучше предоставить м-ру Прикету отереть его слезы, сказалъ Эльфинстонъ съ попыткой на шутливый тонъ, который былъ совсѣмъ ему не свойственъ, а потому, можетъ быть, и радовалъ его своей необычностью — по крайней мѣрѣ, онъ съ довольнымъ видомъ потеръ руки и замигалъ сильнѣе обыкновеннаго.

— Прикетъ правъ, закричалъ Эсденъ изъ сѣней, не доходя еще до двери. Это несомнѣнно тотъ инструментъ, которымъ произведенъ взломъ.

Онъ вошелъ, говоря это, и казался очень возбужденнымъ и даже взволнованнымъ.

— Человѣкъ, смастерившій этотъ инструментъ, продолжалъ онъ, мой кліентъ, и всего лишь дня три-четыре тому назадъ я выручилъ его изъ очень опаснаго положенія. Онъ былъ очень мнѣ благодаренъ. Я положительно имѣлъ удовольствіе отобѣдать съ нимъ послѣ его оправданія.

— Уайнкотъ! воскликнула тетушка съ глубочайшимъ удивленіемъ.

— Право же такъ! Онъ пришелъ и сѣлъ за одинъ со мною столъ въ тавернѣ Кока. Онъ хотѣлъ подарить мнѣ пятьдесятъ фунтовъ за успѣшную защиту. Я думаю, что могу имѣть на него нѣкоторое вліяніе и хочу предложить Прикету вмѣстѣ съѣздить къ нему и посмотрѣть, что мы можетъ отъ него вытянуть.

— Попытаться не лишнее, отвѣчалъ Прикетъ, задумчиво склонивъ голову на сторону. Быть можетъ, за спиной Рейбена Гела скрывается нѣкто, и съ нимъ недурно было бы переговорить, но мало надежды, чтобы этотъ нѣкто самъ вступилъ со мною въ переговоры. Можно было бы такъ же основательно ждать, чтобы вороны подлетѣли разговаривать съ мальчишкою, у котораго ружье за спиной.

— Если миссъ Фарръ, проговорилъ Эсденъ весело и развязно, довѣритъ м-ру Прикету и мнѣ переговорить съ этимъ Геломъ, то, быть можетъ, мы добудемъ брилліанты, и было бы верхомъ слабости платить деньги настоящему преступнику.

— Я даю вамъ carte blanche, м-ръ Эсденъ, закричала Дженета. Только пожалуйста употребите всѣ усилія, чтобы избѣжать уголовнаго преслѣдованія.

— Вы слышите это, Прикетъ? сказалъ Уайнкотъ. — Мы поѣдемъ со слѣдующимъ поѣздомъ и увидимъ, что можно сдѣлать.

Оказалось, что поѣзда не будетъ раньше какъ черезъ часъ, и въ этотъ промежутокъ времени Уайнкотъ, казалось, сгоралъ отъ нетерпѣнія. Онъ настаивалъ на томъ, чтобы Прикетъ показалъ ему то мѣсто, на которомъ онъ нашелъ инструментъ. Вернувшись съ осмотра задолго до истеченія часа, онъ побѣжалъ на верхъ укладывать свой багажъ и сбѣжалъ такъ поспѣшно, какъ еслибы ему нельзя было терять ни минуты времени.

— Вы принимаетесь за это дѣло, точно настоящая ищейка, Уайнкотъ, сказалъ докторъ. Я видѣлъ васъ прошлою ночью.

— Видѣли меня? поспѣшно повернулся къ нему Уайнкотъ. Гдѣ вы меня видѣли?

— Честное слово, Дженета, онъ стыдится своихъ профессіональныхъ ийстниктовъ, шутилъ Эльфинстонъ. Я наблюдалъ за нимъ съ добрый часъ вчера ночью при лунномъ свѣтѣ, какъ онъ бѣгалъ взадъ и впередъ, точно собака, разыскивающая слѣды.

— Извините, сэръ, вмѣшался Прикетъ, а какъ чувствуетъ себя та молодая женщина?

— Отъ нея нельзя пока добиться никакого толку, отвѣчалъ докторъ. Странное дѣло: она съ утра до ночи плачетъ и отказывается отъ пищи.

— Она думаетъ, что ее подозрѣваютъ, сказала богатая невѣста, и съ ума сходитъ отъ отчаянія, что не можетъ объяснить.

— Вѣроятно, вы правы, миссъ, отвѣтилъ Прикетъ съ невозмутимымъ видомъ.

II.

Когда Уайнкотъ Эсденъ и м-ръ Прикетъ повернули изъ Ченсери-Ленъ въ Гольборнъ, сыщикъ внезапно просунулъ руку въ переднее одно и остановилъ извощика.

— Мы проѣхали мимо нашего молодца, сказалъ онъ, выходя изъ экипажа и протягивая извощику шиллингъ. Онъ ходилъ куда-то за городъ. У него сапоги въ деревенской пыли.

И дѣйствительно, м-ръ Гелъ шелъ шагомъ на встрѣчу, на разстояніи какихъ-нибудь десятка или двухъ саженъ. Голова его была опущена на грудь, а большой палецъ поднесенъ ко рту. Когда онъ подошелъ ближе, они увидѣли, что онъ грызъ ногти и, очевидно, погруженъ въ глубокую думу. Прикетъ пропустилъ его мимо себя, и Гелъ прошелъ, не замѣтивъ встрѣчи.

— Рейбенъ! проговорилъ тихо сыщикъ.

Тотъ остановился и оглянулся; мягкіе темные глаза его устремились прямо въ лицо Прикета. Секунду позже, онъ увидѣлъ Уайнкота и вздрогнулъ, но тотчасъ же опомнился и снялъ шляпу.

— Мнѣ надо еще потолковать съ вами, сказалъ Прикетъ. Гдѣ мы можетъ побесѣдовать?

— Я въ двухъ шагахъ отъ дома, сэръ, какъ вамъ извѣстно, отвѣчалъ Гелъ вѣжливо, — и весь къ вашимъ услугамъ.

Всѣ трое вошли въ мрачную лавочку. Эсденъ впереди всѣхъ, а Гелъ вѣжливо посторонился, пропуская посѣтителей. За прилавкомъ стоялъ мальчикъ, и честный торговецъ, взглянувъ на него, замѣтилъ, что они могутъ переговорить безъ помѣхи въ задней комнатѣ, если только джентльмены будутъ такъ добры пройти въ нее. Онъ растворилъ настежъ дверь и снова посторонился, чтобы пропустить ихъ.

— Пока джентльмены здѣсь, сказалъ онъ мальчику, меня ни для кого нѣтъ дома.

— Очень хорошо, сэръ, сказалъ мальчикъ, съ ужасомъ взглядывая на Прикета, прежнее знакомство котораго съ его хозяиномъ было для него памятно.

— Ну, Гелъ, началъ Эсденъ, когда дверь за ними затворилась, я думаю, вы догадываетесь, зачѣмъ мы сюда пришли.

— Можетъ быть, сэръ, отвѣчалъ Гелъ съ выразительнымъ взглядомъ.

— Прикетъ разсказалъ мнѣ все, что произошло прошлой ночью и сегодня утромъ.

Эсденъ говорилъ особенно вразумительно и дѣловито.

— Вы успѣли надуматься за это время. Скажите, этотъ инструментъ вашей работы?

— М-ръ Эсденъ, отвѣчалъ Гелъ, устремляя на него спокойные, выпуклые глаза свои; я люблю откровенность въ дѣлахъ и, на сколько возможно, буду дѣйствовать за-одно съ вами.

— Ну что жъ, повернулся Уайнкотъ къ Прикету, это по крайней мѣрѣ ясно. Что же дальше, Гелъ?

— Инструментъ моей работы, сэръ; это вѣрно. Вотъ другой такой же, м-ръ Прикетъ. Я сдѣлалъ три инструмента такого образца и всѣ ихъ продалъ. Я ходилъ къ двоимъ изъ покупщиковъ; инструменты у нихъ цѣлы. Съ третьимъ мнѣ еще не удалось столковаться, но я намекнулъ ему кое-о-чемъ и думаю, что сегодня вечеромъ переговорю съ нимъ окончательно.

— Хорошо, Гелъ, отвѣчалъ Эсденъ. Полагаю, что безполезно торопить васъ; вы сами знаете, что зѣвать некогда.

— Я не могу дѣйствовать поспѣшно, сэръ, но зѣвать тоже не намѣренъ.

— Слушайте-ка, Рейбенъ, вмѣшался м-ръ Прикетъ, смотрите, чтобы не вышло голландскаго аукціона.

— Голландскаго аукціона, м-ръ Прикетъ? повторилъ Гелъ съ невиннымъ видомъ.

— Не погонитесь за двумя зайцами, пояснилъ м-ръ Прикетъ одну аллегорію другой.

— Я поставлю себѣ въ обязанность, Гелъ, сказалъ Уайнкотъ, устроить такъ, чтобы вы были щедро вознаграждены въ томъ случаѣ, если будете честно дѣйствовать. Вы мнѣ обязаны, неправда ли? Думаю, что имѣю право на вашу благодарность.

— М-ръ Эсденъ, отвѣчалъ Гелъ, будьте прямодушны со мною, сэръ, и я буду твердъ. Но я долженъ поставить вамъ одно условіе, джентльмены. Не приставляйте за мной шпіона, м-ръ Прикетъ. Я хочу помочь въ этомъ дѣлѣ, потому что въ немъ участвуетъ м-ръ Эсденъ, но не намѣренъ накликать Скотлендъ-Ярдъ на человѣка, который можетъ быть и виноватъ въ чемъ-нибудь, но въ этомъ дѣлѣ неповиненъ.

— Ну что же вы на это скажете, Прикетъ? спросилъ Эсденъ.

— Много бы я далъ, чтобы полминуты посидѣть въ вашей головѣ, Рейбенъ, отвѣчалъ Прикетъ, съ сомнѣніемъ качая головой.

— Ну, какъ знаете, джентльмены. Хотите да, хотите нѣтъ, а только безъ этого обѣщанія, я шагу не сдѣлаю.

— Ну, ладно, отвѣтилъ Прикетъ, подчиняясь необходимости, пусть будетъ по-вашему.

— Обѣщаете?

— До завтрашняго полдня у васъ развязаны руки, отвѣтилъ Прикетъ, но потомъ…

Онъ всталъ, кивнулъ головой и надѣлъ шляпу.

— Больше пока толковать не о чемъ? сказалъ Уайнкотъ, тоже вставая. Вамъ удобнѣе будетъ, Гелъ, сообщить ваши свѣдѣнія мнѣ, чѣмъ Прикету. Вамъ, вѣроятно, неособенно желательно, чтобы васъ видѣли въ сношеніяхъ съ полиціей. Я буду у себя на квартирѣ съ десяти часовъ вечера до полуночи.

Прикетъ согласился на это, и адвокатъ ушелъ вмѣстѣ съ нимъ. Гелъ, оставшись одинъ, долго сидѣлъ въ глубокомъ удивленіи, качая головой.

— Вотъ это такъ штука! сказалъ онъ наконецъ самому себѣ, тяжело переводя духъ.

Мысль его такъ сильно работала, что онъ невольно и безсознательно всталъ и сталъ ходить взадъ и впередъ по тѣсной комнаткѣ, заложивъ руки подъ полы своего чернаго сюртука, и съ лицомъ, выражавшимъ глубокое недоумѣніе. Вдругъ быстрые шаги раздались въ лавкѣ, дверь отворилась и передъ нимъ предсталъ Уайнкотъ Эсденъ, блѣдный какъ мѣлъ. Гелъ, молча глядя на него, опустился на стулъ и рукой указалъ Эсдену другой и ждалъ, невозмутимый какъ смерть. Эсденъ затворилъ дверь и остановился около стула, на который указалъ Гелъ и положилъ на него руку.

Нѣкоторое время царствовало гробовое молчаніе.

— Ну? сказалъ Эсденъ хрипло.

Онъ говорилъ, точно у него въ горлѣ что-то засѣло.

— Что прикажете, сэръ? отвѣтилъ Гелъ.

— Чортъ побери! говорите толкомъ, сказалъ Эсденъ пылко. Что вамъ извѣстно?

— Что жъ, сэръ, отвѣчалъ Гелъ, ни на минуту не выходя изъ своего кроткаго смиренія, мнѣ кажется, я знаю достаточно. Я много исходилъ сегодня мѣстъ, м-ръ Эсденъ.

Его кроткіе темные глаза глядѣли почтительно, а голосъ звучалъ довѣрчиво и жалобно.

— Я скажу вамъ, что я сдѣлалъ, сэръ. Во-первыхъ, я сходилъ на вашу квартиру, но узналъ, что васъ нѣтъ дома. Затѣмъ я отправился въ Уаттонъ-Гилль, сэръ, и бесѣдовалъ минутъ пять съ станціоннымъ начальникомъ. Я узналъ, что вы ѣздили вчера въ городъ въ часъ тридцать пять минутъ и опять уѣхали съ поѣздомъ, который уходитъ въ восемь часовъ три минуты. Послѣ этого я сходилъ въ Гемсли и узналъ тамъ, что какой-то джентльменъ уплатилъ добавочную плату по билету изъ Уаттонъ-Гилля на четырехъ-часовомъ поѣздѣ. У него въ рукахъ былъ черный саквояжъ и онъ пошелъ по полю къ Уаттонъ-Гиллю. Послѣ того я прошелъ въ Санди-Паркъ, ближайшую станцію къ Уаттону съ лондонской стороны и тамъ узналъ, что тотъ же джентльменъ сѣлъ на поѣздъ въ пять часовъ тридцать минутъ: время поѣздовъ какъ разъ сходится. Можетъ быть, вы припомните, сэръ, что такая же улика съ тремя станціями выставлялась противъ меня въ моемъ процессѣ. Вы отлично справились съ нею въ то время;

— Ну, сказалъ Эсденъ, поперемѣнно блѣднѣя и краснѣя, и чужимъ какимъ-то голосомъ, что же изъ этого слѣдуетъ?

— А я думаю, м-ръ Эсденъ, сэръ, что изъ этого слѣдуетъ, что барыши пополамъ. Вы знаете, сэръ, что брилліанты стоятъ, какъ говорятъ, отъ тридцати до сорока тысячъ фунтовъ. Конечно, нельзя ожидать, сэръ, чтобы мы продали ихъ за такую сумму. Мы можемъ выручить за нихъ отъ четырехъ до шести тысячъ.

— Можетъ быть и можемъ, сказалъ Эсденъ, но, конечно, не получимъ.

— Нѣтъ, сэръ? спросилъ Гелъ съ почтительнымъ удивленіемъ. Почему же, сэръ?

— Азартная игра сводитъ насъ порою съ странными партнерами, м-ръ Гелъ. Еслибы кто-нибудь сказалъ мнѣ полторы сутки тому назадъ, что мнѣ придется объяснять вамъ свои намѣренія, то меня бы позабавило такое предсказаніе.

— Понимаю, сэръ, отвѣчалъ Гелъ, почтительно.

— Такъ какъ судьба свела насъ на одной и той же грязной дорожкѣ, продолжалъ Эсденъ, съ такой горькой шутливостью, что ему самому было тошно, то я долженъ откровенно высказаться передъ вами. Я объяснюсь съ такой полной откровенностью, какой, конечно, не могъ бы ожидать съ вашей стороны, еслибы мы перемѣнились ролями. Я сдѣлалъ эту штуку по особенной причинѣ. Мнѣ страшно понадобились деньги, и я сдѣлалъ это въ разсчетѣ на вознагражденіе. Если вы предполагаете, что посвященіе васъ въ мою тайну заставитъ меня хотя бы на одинъ волосокъ зайти далѣе моего первоначальнаго плана, то вы очень ошибаетесь. На худой конецъ, я возвращу брилліанты и принесу повинную. Мои друзья не станутъ дѣлать скандала и преслѣдовать меня.

— Знаете ли, сэръ, отвѣчалъ Гелъ съ мягкой убѣдительностью, вѣдь это значитъ просто на просто выбросить за окно деньги. Я отлично знаю, какъ надо дѣйствовать, сэръ, и могу такъ же легко и безопасно вынуть камни изъ оправы и продать ихъ, какъ выпить стаканъ воды.

— Ваша опытность и ваше искусство не найдутъ себѣ примѣненія въ этомъ дѣлѣ, м-ръ Гелъ, отвѣчалъ Эсденъ.

Животный страхъ передъ открытіемъ его преступленія такъ тѣснилъ его грудь, что онъ задыхался и могъ, право, задохнуться до смерти. Иронія и краснобайство служили ему какъ бы лѣкарствомъ. Они причиняли инаго рода стыдъ и боль, и такимъ образомъ отвлекали боль.

— Очень хорошо, сэръ, сказалъ Гелъ. Но мнѣ бы желательно было знать, приняты ли какія-нибудь мѣры по этому дѣлу, сэръ. Вы бы сѣли, м-ръ Эсденъ. М-ръ Прикетъ говорилъ, что вознагражденіе назначено довольно значительное. Онъ упоминалъ объ этомъ сегодня утромъ, сэръ.

— Это письмо, отвѣчалъ Эсденъ, вынимая посланіе «огорченнаго родителя» и бросая его на столъ, получено владѣлицей брилліантовъ сегодня утромъ.

Гелъ протянулъ мускулистую руку и неловко взялъ письмо. Онъ съ усиліемъ прочиталъ его и взглянулъ на Эсдена съ улыбкой. Эсденъ никогда еще не видалъ его улыбающимся раньше, и веселость честнаго промышленника вселила въ него новое отвращеніе. Гелъ уже лишился нѣсколькихъ переднихъ зубовъ, и его полузакрытые глаза, сморщенныя щеки и беззубая пасть дѣлали его просто ужаснымъ. Онъ походилъ на какую-то старую Горгону, и Эсденъ, глядя на него, впервые по-лучилъ нѣкоторое представленіе о томъ лицѣ, которое скрывалось подъ этой смиренной и кроткой маской.

— Что умно, то умно, м-ръ Эсденъ, проговорилъ Гелъ, и лучшаго намъ бы и не придумать. Сядьте, прошу васъ, сэръ; я все-таки приду къ вамъ, сэръ, сегодня вечеромъ, не смотря на наше теперешнее маленькое объясненіе. Этакъ будетъ лучше на тотъ случай, чтобы потомъ не оказалось, что я у васъ совсѣмъ не былъ. А пока я навѣдаюсь въ одно мѣсто, какъ еслибы наводилъ справки.

— Какъ вы думаете, спросилъ Эсденъ, нервно взглядывая на него черезъ плечо, слѣдятъ за вами или нѣтъ? Какъ вы думаете, сдержитъ Прикетъ свое слово?

— О, да, сэръ. М-ръ Прикетъ честный человѣкъ, сэръ. Онъ далъ слово и сдержитъ его. Каждому опытному сыщику, сэръ, приходится идти на такого рода сдѣлки. Но я все равно пойду, куда хотѣлъ, и къ вамъ, сэръ. Не слѣдуетъ безполезно рисковать — вотъ мой лозунгъ, сэръ.

— Знаете ли, м-ръ Гелъ, что ваше случайное соучастіе въ этомъ дѣлѣ очень затруднитъ для меня честный путь?

— Неужели, сэръ? спросилъ Гелъ, не выказывая ни удивленія, ни досады. Какимъ образомъ, сэръ?

— Мнѣ будетъ очень трудно собрать ваши пятьсотъ фунтовъ. Поймите, пожалуйста, что я не воръ, а только заемщикъ. Способъ, избранный мной, чтобы занять деньги, эксцентрическій, съ этимъ я согласенъ, но каждый шиллингъ изъ этихъ денегъ будетъ уплаченъ.

— Что-жъ, сэръ, сказалъ Гелъ съ видомъ размышленія и одобренія, я могу понять, что джентельменъ питаетъ такого рода мысли. Я схожу въ одно мѣсто, сэръ, такъ, для вида, и приду къ вамъ въ десять часовъ вечера. Я очень много ходилъ сегодня, сэръ, и очень усталъ, а потому мнѣ бы хотѣлось пораньше отдѣлаться. Затѣмъ, сэръ, вамъ можно будетъ передать мои свѣдѣнія м-ру Прикету. Гелъ, скажете вы, все выпыталъ изъ человѣка, которому продалъ инструментъ. Этотъ человѣкъ, скажете вы, и «огорченный родитель» — одно и то же лицо. Гелъ, скажете вы, берется возвратить брилліанты въ двадцать четыре часа, спустя послѣ того какъ объявленіе появится въ утреннихъ газетахъ. Что касается Гела, скажете вы, то ему можно довѣрить войти въ соглашеніе съ «огорченнымъ родителемъ». Кромѣ этого сказать нечего, прибавилъ онъ, вставая съ мѣста, пока этого достаточно, думается мнѣ, м-ръ Эсденъ. На этотъ разъ Джозефъ Прикетъ совсѣмъ одураченъ, и могу сказать, что деньги достанутся намъ почти даромъ.

И на этомъ оригинальные заговорщики разошлись.

Тѣмъ временемъ м-ръ Прикетъ, разставшись съ диллетантомъ, помощникомъ своимъ, отправился въ участокъ и тамъ распорядился, чтобы Гела освободили изъ-подъ надзора. Онъ приказалъ, чтобы Уайтъ тотчасъ же пришелъ къ нему на квартиру. И пошелъ домой, испытывая чувство нѣкотораго разочарованія.

— Я съ такимъ же удовольствіемъ, думалъ онъ, — какъ и всякій другой, положилъ бы эту тысячу фунтовъ себѣ въ карманъ.

Но деньги-деньгами, и кромѣ того ему было досадно, что дичь ускользнетъ у него изъ рукъ. Охотничій инстинктъ былъ развитъ въ немъ до страсти.

— Я могъ бы накрыть этого «огорченнаго родителя», продолжалъ онъ разсуждать самъ съ собой, — и утѣшить его, если только десять лѣтъ каторги могли бы это сдѣлать. Рейбенъ, безъ сомнѣнія, съ нимъ за-одно. Я бы накрылъ также и Рейбена. Рѣшительно дѣло испорчено. И такое хорошее дѣло. Очень, очень жаль.

Подъ давленіемъ разочарованія онъ шелъ такъ тихо домой, что Уайтъ поспѣлъ туда почти вслѣдъ за нимъ.

— Ну? спросилъ Прикетъ.

— М-ръ Гелъ заставилъ-таки меня побѣгать. Я думаю, м-ръ Прикетъ, что всего лучше разсказать вамъ по порядку все, какъ было.

Прикетъ кивнулъ головой; Уайтъ вынулъ изъ кармана небольшую записную книжку и сталъ переворачивать страницы, мусля пакетъ, пока не дошелъ до того мѣста, какое ему было нужно. Принципалъ его прислонился къ камину, засунувъ руки въ карманы и слушалъ съ сухимъ, равнодушнымъ лицомъ.

— Я вышелъ въ десять часовъ семь минутъ, началъ Уайтъ, — время отъ времени заглядывая въ записную книжку. Три минуты спустя вышелъ Гелъ и пошелъ въ Тампль, д. № 3, Эльмъ-Кортъ. Онъ поднялся наверхъ по лѣстницѣ и постучалъ два или три раза. Затѣмъ спустился внизъ и спросилъ у старухи съ тряпкой и лоханкой воды, въ городѣ ли м-ръ Уайнкотъ Эсденъ. На дверной дощечкѣ стояло имя Уайнкота Эсдена.

— Продолжайте, сказалъ Прикетъ. Онъ вынулъ перочинный ножъ изъ кармана жилета и сталъ чистить имъ ногти, поворачивая голову направо и налѣво.

— Послѣ того, продолжалъ разсказчикъ, — онъ пошелъ на станцію Чарингъ-Кроссъ и взялъ билетъ въ Уаттонъ-Гилль.

Когда м-ръ Прикетъ бывалъ заинтересованъ, то становился особенно равнодушнымъ. Такъ и теперь; онъ глядѣлъ на своего собесѣдника съ лицомъ застывшимъ, точно маска.

— Въ Уаттонъ-Гиллѣ, продолжалъ Уайтъ, — Гелъ бесѣдовалъ съ станціоннымъ начальникомъ минутъ пять и затѣмъ пустился въ путь черезъ поле. Я счелъ за лучшее узнать, о чемъ онъ говорилъ съ начальникомъ станціи, и обратился къ нему съ разспросами. Тотъ было сначала хорохорился, но я сказалъ ему, что на службѣ у полиціи. Тутъ онъ сразу сталъ шелковый и сказалъ мнѣ, что Гелъ разспрашивалъ про Уайнкота Эсдена.

— О! сказалъ Прикетъ. — Что же ему понадобилось знать объ Уайнкотѣ Эсденѣ?

— Онъ хотѣлъ знать, съ какимъ поѣздомъ онъ уѣхалъ вчера въ Лондонъ и съ какимъ вернулся назадъ. Станціонный начальникъ сказалъ, что въ часъ двадцать пять минутъ и въ восемь часовъ три минуты. Тогда Гелъ спросилъ, какая ближайшая станція на линіи. Ему отвѣчали, что Гемсли и указали, какъ туда пройти. Я за нимъ увязался — по хорошенькой, большею частью тѣнистой дорожкѣ — и Гелъ вступилъ въ бесѣду съ начальникомъ станціи въ Гемсли.

— Съ нимъ о чемъ же? спросилъ Прикетъ, притворяясь, что зѣваетъ въ руку.

— Гелъ разспрашивалъ про джентльмена, гладко выбритаго, съ стеклышкомъ въ глазу, очень франтоватаго и красиваго, по всей вѣроятности въ бѣлой шляпѣ, въ бѣломъ жилетѣ и свѣтлыхъ перчаткахъ. Станціонный начальникъ отвѣчалъ ему, что видѣлъ такого джентльмена вчера на поѣздѣ, отходящемъ въ четыре часа двадцать семь минутъ. Онъ держалъ въ рукахъ черный саквояжъ и уплатилъ дополнительную плату за первоклассный билетъ изъ Уаттонъ-Гилля. Билетъ изъ Уаттонъ-Гилля бросилъ. Оказалось, что онъ прозѣвалъ станцію, заѣхалъ слишкомъ далеко и поѣхалъ обратно.

— Знаете ли что? сказалъ Прикетъ, поворачиваясь къ камину, чтобы набить трубку, и искоса взглядывая на Уайта, — вы очень, очень удивляете меня… но, все-равно. Я скажу вамъ потомъ, въ чемъ дѣло. Продолжайте.

— Гелъ дознался, что тотъ же самый господинъ приходилъ снова вчера вечеромъ въ Гемсли и спрашивалъ, не видали ли поутру какой-нибудь подозрительной личности съ тюкомъ въ рукахъ.

— Джемсъ Уайтъ, сказалъ сыщикъ, поворачиваясь и медленно и преувеличенно-торжественно забивая табакъ въ трубку, — вы въ жизни видали виды. Да и я также. Но все, что мы съ вами видѣли, — нуль въ сравненіи съ этимъ. Вотъ-такъ штука! Ну что жъ далѣе?

— Гелъ спросилъ, какая ближайшая станція на Лондонскомъ пути, за Уаттонъ-Гилемъ. Санди-Паркъ. Пошелъ туда черезъ поле, я за нимъ. Прошли около трехъ миль. Та же исторія. Тотъ же джентльменъ сѣлъ въ поѣздъ въ половинѣ шестаго. И на этомъ Гелъ, по видимому, покончилъ свои разспросы. Онъ сѣлъ на первый поѣздъ, отходившій въ Лондонъ. И я вернулся вмѣстѣ съ нимъ, но только въ другомъ вагонѣ.

— Отлично, сказалъ Прикетъ. Вы, конечно, прослѣдили за нимъ до самаго дома.

— Да.

— Вы видѣли меня съ нимъ? А до тѣхъ поръ никого у него не было?

— Нѣтъ. Вы перехватили его на пути. Онъ пошелъ послѣ того въ пивную въ Ченсери-Ленъ и тихо и раздумчиво выпилъ кружку пива.

— Кто-нибудь приходилъ къ нему послѣ меня?

— Джентльменъ, проходившій съ вами, опять вернулся.

— Не можетъ быть? Неужели же онъ въ самомъ дѣлѣ вернулся?

— Вернулся, и лицо у него было вытянутое и безпокойное. Пробылъ минутъ десять не болѣе и вышелъ съ такимъ лицомъ, точно его высѣкли.

— Какъ вы думаете, Гелъ замѣтилъ васъ? спросилъ Прикетъ.

— Ни разу даже и не взглянулъ на меня.

— Хорошо, сказалъ Прикетъ съ необыкновенно любезнымъ и улыбающимся видомъ. Я обѣщалъ Гелу, что не буду слѣдить за нимъ. Но, подумавъ хорошенко, думаю, что слѣдить все-таки надо. И думаю также, что совѣсть меня за это не замучаетъ.

— Вы хотите, чтобы я опять увязался за нимъ? спросилъ Прикетъ.

— Да, отвѣчалъ принципалъ, лучше вамъ сейчасъ же вернуться на вашъ наблюдательный постъ.

Когда Уайтъ ушелъ, Прикетъ сталъ ходить по комнатѣ, время отъ времени останавливась и съ удовольствіемъ потирая руки.

— То-то я никакъ не могъ взять въ толкъ лицо Рейбена, пробормоталъ Прикетъ. Теперь я его понимаю. Онъ восхищался мѣднымъ лбомъ этого юнаго диллетанта, осмѣлившагося придти къ нему вмѣстѣ со мной. Право же, пріятно имѣть дѣло съ двумя такими молодцами. Да-съ, м-ръ Уайнкотъ-Эсденъ, мы вытащимъ каштаны изъ огня, но увидимъ, кто-то при этомъ обожжетъ себѣ руки. Но все-таки какая странность, что такой ловкій молодецъ такъ глупо губитъ себя. Конечно, онъ очень ловко ведетъ свою игру, но какой въ этомъ толкъ, когда, всѣ козыри въ рукахъ у противника.

III.

Когда Уайнкотъ Эсденъ вышелъ изъ лавки Гела, то шелъ нѣкоторое время, не разбирая дороги, куда глаза глядятъ. Карточное зданіе, сооруженное имъ, рухнуло и оглушило его своимъ паденіемъ. Чтобы жить, необходима извѣстнаго рода система. Міръ, безъ всякаго плана, просуществуй онъ хотя бы одинъ только часъ, навлекъ бы безуміе на его обитателей. Мало того, отсутствіе всякой системы было бы въ сущности равносильно смерти, такъ какъ умственный планъ безумца только разстроенъ.

На дѣлѣ Эсденъ былъ одинъ изъ тѣхъ людей, которымъ необходимо собственное одобреніе столько же, какъ и похвалы другихъ. Онъ сумѣлъ увѣрить себя, что, онъ — человѣкъ щекотливой чести, хотя много разъ доказывалъ самъ себѣ противное. Будь онъ богатъ, онъ сошелъ бы въ могилу съ такимъ убѣжденіемъ. И несомнѣнно, что даже чувства чести въ немъ вовсе не было, въ томъ смыслѣ, какъ онъ это воображалъ, но до вчерашняго дня онъ не дѣлалъ ничего такого, что могло бы рѣзко вывести его изъ заблужденія.

Поступокъ съ Д. П. немного безпокоилъ его. Онъ пустилъ къ ходъ свое очаровательное и дружеское краснорѣчіе, чтобы заманить въ западню это слабое созданіе, но аргументы, которыми онъ убѣдилъ того, звучали въ его собственныхъ ушахъ далеко не такъ убѣдительно. И даже достигнувъ успѣха, онъ не могъ особенно радоваться. Онъ чувствовалъ, что такая легкая побѣда недостойна его; какъ бы чувствовалъ себя взрослый мужчина, которому удалось перехитрить ребенка.

И теперь когда онъ сталъ возстановлять шагъ за шагомъ все прошлое, ему горько было подумать, что лучшей сторонѣ своего характера онъ былъ обязанъ тѣмъ, что попалъ въ такое ужасное и невыносимое положеніе. Еслибы не жалость къ этому слабому ничтожеству, онъ никогда бы не ринулся въ этотъ омутъ. Конечно, онъ надѣялся выйдти сухъ изъ воды. И ужъ, конечно, не разсчитывалъ на услуги какого-нибудь чудища, — обитающаго на днѣ отвратительнаго омута.

Ничего нѣтъ курьезнѣе на свѣтѣ, какъ безусловная слѣпота, отличающая самыхъ умныхъ людей, когда они анализируютъ самихъ себя. Еслибы искушеніе, которому поддался Эсденъ, представлялось ему только въ видѣ теоріи, онъ пришелъ бы въ негодованіе отъ одной мысли, что могутъ думать, что онъ доступенъ такому искушенію. Но когда онъ уговорилъ Д. П. подписать вексель, онъ зналъ, что дѣлаетъ низость. Деньги, взятыя подъ этотъ вексель, пошли на уплату другихъ долговъ, возникновеніе которыхъ тоже слѣдуетъ считать низостью, зная, какъ честному человѣку не подобаетъ проигрывать въ карты больше того, что онъ можетъ уплатить. Всѣ эти оскорбленія идеала стоили ему угрызеніи совѣсти, но не подрывали серьезно его вѣру въ себя, какъ въ честнаго человѣка. Легкомысленный умъ въ соединеніи съ вѣтреннымъ характеромъ не позволяли уму углубляться въ смыслъ своихъ поступковъ и даже когда онъ упалъ до того, что присвоилъ себѣ собственность миссъ Фарръ, онъ не замедлилъ найти себѣ оправданіе.

За пять минутъ до совершенія кражи онъ даже и не грезилъ о ней. Онъ прозѣвалъ Уаттонъ-Гилльскую станцію совсѣмъ случайно, углубленный въ мучительныя мысли. Бумеръ выручилъ бы его изъ бѣды, еслибы онъ поймалъ его, но злобный рокъ судилъ иначе, и теперь онъ предвидѣлъ для себя раззореніе и скандалъ. Д. П. начнетъ вопить; дѣло дойдетъ до ушей м-съ Уайнкотъ; миссъ Фарръ узнаетъ объ этомъ, и всѣ золотыя мечты послѣднихъ дней разсѣятся. Онъ пустился по полямъ Гемсли почти въ безвыходномъ отчаяніи.

Когда Уайнкотъ Эсденъ желалъ чего-нибудь, то всегда нетерпѣливо загорѣлось въ немъ желаніе, ну, значитъ, вынь да положь — такое состояніе души онъ считалъ отличительнымъ признакомъ силы чувства и характера. Оно сообщало такую дикую рьяность его желаніямъ, что заставляло неудержимо стремиться къ ихъ исполненію. Въ настоящую минуту это свойство характера только усиливало его терзанія, онъ бился головой объ рѣшетку, которую самъ сковалъ и закрѣпилъ.

Когда онъ пришелъ въ домъ тетки, онъ увидѣлъ, что всѣ его обитатели собрались на лужайкѣ, и воспоминаніе о проклятомъ инструментѣ Гела и тотъ фактъ, что ему такъ легко достать брилліанты налетѣло какъ вихрь съ ужасной и непреодолимой силой.

Было нѣчто дьявольское въ томъ, какъ искушеніе встало передъ нимъ и какъ всѣ препятствія къ преступленію были устранены съ его пути, размышлялъ онъ впослѣдствіи. Онъ не хотѣлъ обокрасть миссъ Фарръ. Положа руку на сердце, онъ до глубины души возмущался одной мысли обч, этомъ. Какъ могъ человѣкъ его рожденія и воспитанія стать воромъ? Но имѣя въ рукахъ брилліанты, онъ могъ совершить принудительный заемъ, въ формѣ вознагражденія. Онъ уплатитъ строго до послѣдняго гроша. Положеніе отлаянное… время не терпитъ. Прежде нежели онъ опомнился, онъ уже какъ преступникъ крался подъ прикрытіемъ изгороди съ украденными брилліантами въ саквояжѣ. Нѣтъ, нѣтъ… не украденными… взятыми заимообразно…

Онъ вернулся на свою лондонскую квартиру, обуреваемый самыми противоположными чувствами: стыдъ, сознаніе вины, надежда восторжествовать надъ всѣмъ въ концѣ-концовъ и страхъ овладѣли имъ. Отраженіе въ зеркалѣ собственнаго лица привело его въ ужасъ, и онъ употребилъ съ часъ времени, чтобы овладѣть своими разстроенными нервами, и усилія его при этомъ доводили его чуть не до истерики. Въ концѣ-концовъ наилучшимъ лѣкарствомъ оказалось размышленіе. Кражи не было, было простое отчужденіе. Брилліанты будутъ возвращены, когда вознагражденіе будетъ уплачено. Самая ловкость, съ какою онъ вернетъ ихъ богатой невѣстѣ, будетъ новымъ отличіемъ съ его стороны. Затѣмъ, послѣ уплаты самыхъ настоятельныхъ долговъ, онъ станетъ копить деньги. Карьера его шибко двигается и, послѣ послѣднихъ тріумфовъ, ему не трудно будетъ нажить деньги. Онъ рѣшилъ жить анахоретомъ и работать такъ, какъ до сихъ поръ еще не работалъ.

Какъ бы то ни было, дѣло сдѣлано, и изъ всѣхъ безумствъ въ мірѣ, величайшее и самое безплодное — это снявши голову плакать по волосамъ.

Открытіе, что онъ потерялъ половину инструмента опять чуть-было не подняло бури въ душѣ. Но онъ помнитъ, какой дорогой шелъ въ Санди-Паркъ и рѣшилъ поискать его. Но въ томъ случаѣ даже еслибы онъ его не нашелъ, развѣ это можетъ служить уликой противъ него? Какіе бы ни были недостатки его характера, говорилъ онъ себѣ, но его нельзя упрекнуть въ отсутствіи мужества. Будетъ время подумать объ опасности, когда она возникнетъ. Когда онъ писалъ отъ лица «огорченнаго родителя» и мялъ, и пачкалъ затѣмъ бумагу, онъ усматривалъ нѣкоторый мрачный юморъ въ своемъ положеніи и сознавалъ, что вполнѣ хладнокровенъ и владѣетъ собою. Онъ рѣшилъ, что возьметъ на себя переговоры, и мысль, что послѣдніе не потребуютъ никакихъ усилій краснорѣчія, заставила его усмѣхнуться. Все это было очень горько, но, разъ дѣло сдѣлано, приходится идти до конца, а черезъ нѣсколько мѣсяцевъ онъ возстановитъ самого себя въ собственныхъ глазахъ, уплативъ деньги. Заемъ сдѣланъ неправильно — слова нѣтъ; но называть его кражей или очень сокрушаться о немъ, было бы, по его мнѣнію, просто слабостью.

До сихъ поръ ему легко было справиться съ своимъ характеромъ, но насильственное сообщничество съ Геломъ было ужасно. Гелъ былъ низкій негодяй, привычный преступникъ, и еслибы не презрительный юморъ, какимъ Уайнкотъ приправлялъ свое первое съ нимъ свиданіе, оно было бы для него нестерпимо. И теперь это якшанье съ Геломъ такъ усложняло все дѣло, что минутами казалось даже, что легче возвратить брилліанты и принести повинную тѣмъ, чьимъ довѣріемъ онъ злоупотребилъ, чѣмъ вступить дѣйствительно въ это убійственное соглашеніе съ Геломъ. Сношенія съ нимъ превратили все дѣло въ какой-то бредъ маніака.

Но пока онъ шелъ, его оглушенный мозгъ снова началъ работать. Недостойная комедія, въ которой, по первоначальному плану, онъ долженъ былъ быть единственнымъ актеромъ и единственнымъ зрителемъ, должна быть во чтобы то ни стало доведена до конца. И онъ задалъ себѣ вопросъ: такъ ли въ самомъ дѣлѣ важно, что Гелъ узналъ его тайну? Конечно, вознагражденіе придется теперь раздѣлить съ нимъ, и потребуется болѣе долгій срокъ на то, чтобы уплатить миссъ Фарръ. Онъ до нѣкоторой степени находится въ рукахъ у этого негодяя, но когда Гелъ получитъ свою часть, то всѣ сношенія будутъ прерваны, а что касается его мнѣнія обо всемъ этомъ, то какое Эсдену до того дѣло. Когда дѣло будетъ окончено, они больше никогда не встрѣтятся. Онъ не потерпитъ фамиліарности и не дозволитъ дальнѣйшихъ вымогательствъ. Весьма вѣроятно, что Гелъ будетъ грозить, но онъ можетъ повредить Эсдену, только повредивъ самому себѣ. Въ сущности, дѣло уже вовсе не такъ плохо.

Къ тому времени, какъ онъ пришелъ къ этому заключенію, онъ дошелъ до Мраморной Арки. Онъ нанялъ кэбъ, поѣхалъ въ клубъ и тамъ отобѣдалъ. Въ клубѣ его всѣ очень любили, какъ впрочемъ и вездѣ, и тѣ члены, которые еще оставались въ городѣ, поздравляли его съ успѣшной защитой въ послѣднемъ процессѣ. Это дѣло стало нѣкоторымъ образомъ cause célébré, и въ двухъ или трехъ газетахъ Эсдена превозносили до небесъ. Его называли новымъ свѣтиломъ и предсказывали ему блестящую будущность. Благодаря этому, да веселымъ собесѣдникамъ, да бутылкѣ краснаго вина и собственному умѣнью прогонять тяжелыя мысли, онъ подъ конецъ совсѣмъ пріободрился и разговорился и съ лихорадочной торопливостью и юмористическимъ оживленіемъ отправился на свиданіе съ Геломъ. Реакція не замедлила однако наступить и, поднимаясь по своей лѣстницѣ въ Эльмъ-Кортѣ, онъ чувствовалъ себя совсѣмъ несчастнымъ.

Придя къ себѣ, онъ зажегъ газъ въ пріемной, и чуть не крадучись на ципочкахъ, прошелъ въ спальню и, спустивъ шторы, закрылъ ставни. Вернувшись въ пріемную, онъ зажегъ свѣчу и, защищая пламя рукой, прокрался обратно въ спальню, невольно озираясь по сторонамъ, точно опасался чьего-то скрытаго присутствія. Послѣ того, поставивъ свѣчу на комодъ, онъ отперъ большой дорожный сундукъ, куда онъ спряталъ брилліанты. Сердце его колотилось въ груди, а руки дрожали, когда, раздвинувъ различное платье, лежавшее сверху, онъ добрался до дна. И тутъ онъ хрипло вскрикнулъ и началъ съ такой поспѣшностью опорожнять сундукъ, что разбросалъ все, что въ немъ лежало, по полу.

Сафьянный ящикъ съ брилліантами исчезъ.

Какъ долго простоялъ онъ на колѣняхъ, онъ бы не могъ сказать. Онъ точно оглохъ и ослѣпъ и совсѣмъ одурѣлъ, и когда, наконецъ, опомнился, то весь дрожалъ съ головы до ногъ, и былъ облитъ потомъ, а передъ глазами у него ходили какіе-то красные круги. Когда эти круги, наконецъ, поблѣднѣли, одинъ предметъ мало-по-малу привлекъ его вниманіе. Онъ околдовалъ его прежде, нежели онъ могъ сообразить, что это собственно такое. Онъ взялъ его дрожащей рукой. Конвертъ. На немъ какіе-то знаки. Онъ медленно прочиталъ ихъ, и смыслъ ихъ медленно проникъ въ его мозгъ. «У. Эсденъ, Эсквайръ». Онъ глядѣлъ на слова, все еще не поднимаясь съ колѣнъ, и затѣмъ машинально сломалъ печать и развернулъ листъ бумаги.

«Уважаемый сэръ, читалъ онъ, брилліанты въ цѣлости и сохранности у меня въ рукахъ. Я уже составилъ планъ, какъ оборудовать дѣльце и совсѣмъ не намѣренъ упускать такого удобнаго случая. Вашъ покорный слуга Р. Гелъ».

Онъ не сразу понялъ, но смутно почувствовалъ, что случилось нѣчто ужасное. Первый проблескъ сознанія показался страннымъ ему самому. Держа записку въ одной рукѣ, онъ взялъ свѣчу въ другую и пошелъ по разбросанному кругомъ платью въ сосѣднюю комнату. Тамъ при свѣтѣ газа онъ перечиталъ коротенькую записку Гела, съ неясной и безплодной надеждой, что при яркомъ свѣтѣ онъ скорѣе уяснитъ себѣ ея смыслъ.

Первая мысль, сформировавшаяся въ его мозгу, была та, что теперь онъ сталъ безповоротно воромъ. Онъ такъ ясно сообразилъ это, что почувствовалъ бы мучительную жалость ко всякому постороннему человѣку, который бы попалъ въ такое адское положеніе. И вдругъ мысли его прояснились, и онъ понялъ, что злополучный бѣдняга, — это какъ разъ онъ самъ. Онъ застоналъ отъ ярости и стыда, и въ тотъ же моментъ послышался стукъ въ дверь. Онъ быстро подбѣжалъ къ двери и раскрылъ ее съ такой силой, что она чуть не соскочила съ петель. Гелъ проскользнулъ въ дверь и очутился лицомъ къ лицу съ Эсденомъ, блѣдность котораго и дикій огонь въ глазахъ были замѣтны даже въ полумракѣ передней.

— Я вижу, что вы получили мою записку, сэръ, сказалъ Гелъ своимъ смиреннымъ, жалобнымъ тономъ. Лѣвая рука его проворно опустилась въ карманъ приличнаго чернаго пальто-сакъ. Еслибы судить по его лицу и голосу, то можно было бы ожидать, что онъ вынетъ носовой платокъ или записную книжку изъ кармана, но проворная лѣвая рука вынула револьверъ и съ такимъ же проворствомъ переложила его въ правую руку.

— Я надѣюсь, м-ръ Эсденъ, сказалъ Гелъ, что мы не станемъ ссориться другъ съ другомъ, сэръ.

Онъ не сводилъ своихъ кроткихъ темныхъ глазъ съ лица Эсдена и съ полупоклономъ обошелъ около него.

— Брилліанты въ цѣлости и сохранности, сэръ, сказалъ онъ, входя въ комнату, а честность между ворами была всегда моимъ лозунгомъ, м-ръ Эсденъ. Вы можете довѣрить ихъ мнѣ все равно какъ англійскому банку.

Еслибы Гелъ нарочно придумывалъ, какъ бы получше оскорбить Эсдена, то ничего бы не выдумалъ болѣе язвительнаго.

Гость говорилъ, уже находясь въ гостиной, а Эсденъ, запустивъ руки въ волосы, стоялъ прислонясь лбомъ къ стѣнѣ въ передней. Затѣмъ вдругъ точно посторонняя сила одушевила его, онъ собрался съ духомъ и вошелъ въ гостиную.

— Мой добрый сэръ, началъ онъ спокойно, хотя холодная дрожь въ голосѣ дѣлала его рѣчь неровной и прерывистой, мой добрый сэръ, вы обманулись въ разсчетѣ.

— Можетъ быть, сэръ, отвѣчалъ Гелъ кротко. Но я пока не вижу этого, м-ръ Эсденъ, извините меня.

— Ну такъ сейчасъ увидите! То, что я сдѣлалъ, я сдѣлалъ съ извѣстной цѣлью, и вы не заставите меня — да будетъ вамъ это извѣстно — ни на одну іоту зайти далѣе на этомъ пути.

Гелъ, повидимому, тутъ только вспомнилъ, что онъ не снялъ шляпы и торопливо поставилъ ее на столъ.

— Прошу прощенія, сэръ, сказалъ онъ, указывая на шляпу револьверомъ.

— Я взялъ эти брилліанты, продолжалъ Эсденъ, принуждая себя быть спокойнымъ, потому, что мнѣ понадобились деньги и потому, что я думалъ, что могу безопасно взять ихъ. Я зналъ, что будетъ обѣщано вознагражденіе, и я зналъ, что мнѣ поручатъ вести переговоры. Я намѣревался со временемъ вернуть деньги обратно и до сихъ поръ намѣренъ это сдѣлать. Если вопросъ зайдетъ о томъ, чтобы покаяться въ своей винѣ и рискнуть уголовнымъ судомъ или же войти въ преступную ассоціацію съ вами, я уже рѣшился выбрать первое. Если брилліанты не будутъ мнѣ возвращены черезъ часъ, я найму карету и поѣду въ Уаттонъ-Гилль и тамъ все разскажу. А передъ тѣмъ телеграфирую въ Скотлендъ-Ярдъ, что брилліанты въ вашихъ рукахъ.

Пока Эсденъ говорилъ это, Геллъ осторожно усѣлся на стулъ, и адвокатъ въ тотъ самый моментъ, какъ возвѣщалъ о своемъ отчаянномъ намѣреніи, бросился на другой. Честный торговецъ, не отвѣчая ни слова, устремилъ мягкій взглядъ на записку, лежавшую почти подъ его рукой на столѣ. Онъ медленно прочиталъ ее, точно ея содержаніе было ему незнакомо, и затѣмъ смялъ ее въ катушекъ, взялъ въ ротъ и принялся жевать, съ видомъ быка, пережевывающаго жвачку.

— Гораздо лучше, когда нѣтъ никакихъ уликъ, сказалъ онъ, когда записка была совсѣмъ разжевана. Видите ли, м-ръ Эсденъ, продолжалъ онъ, осторожно и разсѣянно играя револьверомъ, это было бы, если позволите мнѣ высказаться, неблагоразумно. Я бы не хотѣлъ злоупотреблять своими преимуществами и въ особенности съ джентльменомъ, которому я такъ много обязанъ. Но видите ли, сэръ, если мнѣ позволено высказаться откровенно — тутъ онъ проглотилъ разжеванную имъ бумажку — я скажу, сэръ, что между вооруженнымъ человѣкомъ и невооруженнымъ шансы неравны, такъ сказать. Кромѣ того, сэръ, вашъ журавль еще въ небѣ, а моя синица у меня въ рукѣ. Я не хочу ничего сказать невѣжливаго или непочтительнаго, но если вы сдѣлаете, такъ какъ говорите, то кто помѣшаетъ мнѣ пойти къ м-ру Джозефу Прикету въ Скотлендъ-Ярдъ и сказать: Джозефъ, я усталъ быть въ подозрѣніи полиціи. М-ръ Уайнкотъ Эсденъ — тотъ джентльменъ, которому я подарилъ этотъ инструментъ. М-ръ Уайнкотъ Эсденъ приходилъ ко мнѣ сегодня вмѣстѣ съ вами и у васъ подъ носомъ подкупалъ меня, а затѣмъ вечеромъ принесъ мнѣ брилліанты и просилъ ихъ продать. Но такъ какъ мнѣ надоѣло быть подъ вѣчнымъ полицейскимъ надзоромъ, то вотъ вамъ брилліанты, и я надѣюсь, что лэди меня не обидитъ. Ну-съ, м-ръ Эсденъ, сэръ, я уже васъ спрашивалъ, кто можетъ помѣшать мнѣ сдѣлать это?

— Дѣлайте, какъ знаете, сказалъ Эсденъ съ отчаяніемъ. Если брилліанты не будутъ возвращены мнѣ черезъ часъ, я пошлю телеграмму Прикету, а самъ уѣду въ Уаттонъ-Гилль и тамъ все разскажу. Я даю вамъ одну минуту, чтобы обдумать ваше рѣшеніе.

Съ этими словами онъ всталъ и, подойдя къ одному изъ оконъ, хотѣлъ его отворить. Гелъ пошелъ вслѣдъ за нимъ и сталъ между Эсденомъ и окномъ, безъ церемоніи оттолкнувъ послѣдняго плечомъ.

— Извините, м-ръ Эсденъ, сказалъ онъ торопливымъ и серьезно-повелительнымъ тономъ, ноя бы вамъ этого не совѣтовалъ.

— Я только хотѣлъ подышать свѣжимъ воздухомъ, дуракъ! сердито отвѣчалъ Эсденъ.

— Обойдитесь пока безъ свѣжаго воздуха, сэръ, отвѣчалъ Гелъ, впадая въ прежній почтительный тонъ. Сядьте опять вонъ на тотъ стулъ. Я увѣренъ, что мы покончимъ это дѣло безъ всякой ссоры. Курица — глупая птица, не правда ли, м-ръ Эсденъ, но даже и у курицы хватаетъ ума не клохтать до тѣхъ поръ, пока она не снесетъ яйцо. Сначала укусите, а ужь потомъ лайте — вотъ мои правила. Предположимъ, что я вамъ дамъ одну минуту, чтобы обдумать ваше рѣшеніе, сэръ? предположимъ, что я вамъ дамъ пять минутъ, м-ръ Эсденъ? Намъ вѣдь обоимъ торопиться некуда. Предположимъ, значитъ, что я вамъ дамъ пять минутъ. Сядьте и хорошенько подумайте, сэръ.

— Вы проглотили эту записку, сказалъ Эсденъ съ жалкой, безсильной яростью, чтобы уничтожить единственнупо улику, какая у меня была противъ васъ.

— Да, сэръ, отвѣчалъ Гелъ, разчесывая бакенбарды, для этого самого. Ну-съ, такъ скажемъ пять минутъ, не правда ли?

Онъ вынулъ часы-луковицу и положилъ ихъ на ладонь лѣвой руки. Среди гробоваго молчанія, воцарившагося въ комнатѣ, часы стучали такъ громко, точно большіе стѣнные. Эсденъ, откинувшись на спинку стула, съ выраженіемъ мрачной рѣшимости, ощущалъ такую пустоту на сердцѣ и въ умѣ, что ничего не придумалъ лучшаго, какъ считать удары часовъ. Онъ добросовѣстно насчиталъ пятьдесятъ и тутъ впалъ какъ бы въ забытье. Опомнившись, онъ опять принялся считать. Сто десять, сто одиннадцать, сто двѣнадцать. Мысленный стражъ продолжалъ исполнять свой долгъ, прислушивался и считалъ, не дожидаясь новаго приказанія. Эсденъ сердито простоналъ и перемѣнилъ позу. Стражъ продолжалъ дѣлать свое дѣло, а попавшій въ ловушку человѣкъ глядѣлъ въ лицо своему мучителю, пока не раздался свистящій голосъ Гела.

— Прощайте, м-ръ Эсденъ. Я сейчасъ же иду въ Скотлендъ-Ярдъ, если вы этого желаете. Я не стану терять времени и бѣгать за брилліантами, потому что въ это время вы можете съ своей стороны удрать. Но, кстати, ваши обѣ двери, выходящія въ переднюю, запираются снаружи. Я сейчасъ запру ихъ и возьму ключи съ собой.

— Говорите, чего вамъ надобно, сказалъ Эсденъ.

Ему не оставалось никакого выхода. Онъ видѣлъ, что попался безъ всякой надежды на спасеніе.

— Ну вотъ это благоразумнѣе, сэръ, отвѣтилъ Гелъ.

Онъ надѣлъ было шляпу и всталъ съ мѣста, но, видя, что Эсденъ сдается, опять снялъ шляпу, сѣлъ и придвинулъ стулъ немного ближе къ столу, съ конфиденціальнымъ видомъ.

— Конечно, сэръ, началъ онъ, наклоняясь черезъ столъ и говоря хриплымъ шепотомъ, съ вашей стороны было совсѣмъ разумно желать отослать камни обратно. Джентльмену въ вашемъ положеніи эти камушки только бы руки связали. Вы бы не знали, что съ ними дѣлать. Но со мной, видите ли, м-ръ Эсденъ, дѣло другое. Въ моихъ рукахъ они — цѣлый капиталъ, и я не могу упустить такого случая.

— Что же вы намѣрены дѣлать? простоналъ Эсденъ.

— Да то, сэръ, если ужь хотите знать, проговорилъ Гелъ съ почтительной строгостью, что мнѣ кажется самымъ благоразумнымъ и согласнымъ съ здравымъ смысломъ. Какъ можетъ человѣкъ надѣяться разбогатѣть, если онъ упуститъ такой случай. Вмѣстѣ съ вознагражденіемъ и той суммой, какую мы выручимъ за брилліанты, намъ придется въ дѣлежку тысячъ шесть фунтовъ.

— Вознагражденія! привсталъ Эсденъ со стула.

— Ну да, м-ръ Эсденъ, отвѣчалъ Гелъ невозмутимо, тысяча фунтовъ — вѣдь эту сумму называли большой кушъ. Я обдумалъ дѣло со всѣхъ сторонъ, сэръ; не располагая нѣкоторыми деньжонками, намъ пришлось бы сбыть всю исторію за полцѣны. Я все это обдумалъ на чистоту и такъ облажу дѣльце, что комаръ носу не подточитъ.

— Не знаю, какой чортовъ планъ задумали вы, закричалъ Эсденъ, снова возмущаясь, но отказываюсь его выслушать. Дѣлайте, что хотите, идите, куда хотите, разсказывайте, что хотите, я же вернусь на стезю чести и будь что будетъ. Я, можетъ быть, продамъ душу, Богъ вѣсть! но не стану торговаться съ такимъ злодѣемъ, какъ вы. Я не дамъ толкать себя отъ преступленія къ преступленію, отъ низости къ низости. Ступайте! я сказалъ свое послѣднее слово. Ступайте и будьте прокляты!

Онъ откинулся опять на стулъ, сложилъ руки и окаменѣлъ. Умъ его мѣшался отъ чувства раскаянія и стыда, отъ ярости и ужаса. Но послѣ этого страстнаго заявленія онъ почувствовалъ, что опять упалъ духомъ.

— Очень хорошо, отвѣчалъ Гелъ, спокойно. Это очень грустно для васъ и для меня, но будь по-вашему. Но только позволю себѣ сказать вамъ одно почтительное слово, м-ръ Эсденъ, прежде нежели уйду, потому что вы задѣли во мнѣ чувствительное мѣсто, а вѣдь я тоже щекотливъ, какъ и любой джентльменъ. Вы говорите, что я толкаю васъ на преступленія, сэръ. Знаете ли, что это и не справедливо, и не благоразумно, и я надѣюсь, что вы возьмете назадъ эти слова. Я бы съ такимъ же правомъ могъ ихъ сказать вамъ. Когда я стоялъ въ тотъ день въ судѣ, м-ръ Эсденъ, я далъ себѣ торжественную клятву, что если выкарабкаюсь, то больше никогда не возьмусь за ночное дѣло. Я сталъ думать, что игра не стоитъ свѣчъ. Я становлюсь старъ — это первое, и нервы у меня не прежніе — это второе. Я могу поклясться, что послѣ того какъ присяжные сказали: «не виновенъ», я бы на всякое такое дѣло говорилъ «нѣтъ», и такъ было до вчерашняго дня, хотя случаи представлялись и выгодные. Но тутъ вѣдь ужь дѣло сдѣлано, и если вы не хотите воспользоваться выгодами его, то должны будете взять на себя его послѣдствія. Я человѣкъ бѣдный и не стану гнѣвить Провидѣнія.

Онъ перешелъ въ грустный и укоризненный тонъ, и его манеры ясно показывали, что поведеніе Эсдена разочаровало его.

— Можно поставить милліонъ противъ одного, продолжалъ онъ, вставая и идя къ дверямъ, что ваши друзья не станутъ преслѣдовать васъ судомъ, когда узнаютъ. Мнѣ было бы очень непріятно, еслибы я думалъ, что они станутъ. Я не думаю, чтобы такой умный джентльменъ, какъ вы, нарочно обронилъ инструментъ, но еслибы я не могъ доказать, какъ провелъ каждую минуту вчерашняго дня, то мнѣ бы пришлось очень плохо отъ того, что вы его обронили. Вы злоупотребили моимъ довѣріемъ, сэръ, тѣмъ, что вообще воспользовались этимъ инструментомъ. Вотъ что я вамъ скажу. Да-съ, вы злоупотребили моимъ довѣріемъ, м-ръ Эсденъ. Такого рода вещи никакъ нельзя было бы ожидать отъ джентльмена и, по правдѣ сказать, я нѣсколько на васъ въ претензіи.

— О! бросьте эту дурацкую болтовню! закричалъ Эсденъ, корчась отъ презрѣнія къ самому себѣ.

Слова Гела о томъ, что друзья могутъ простить его, озарили его умъ точно молніей. Онъ увидѣлъ при ея свѣтѣ то море позора, въ которомъ готовъ былъ захлебнуться. Имъ овладѣлъ панической ужасъ, и онъ готовъ былъ ухватиться за всякій якорь спасенія.

— Сядьте, сказалъ онъ, говорите: какой у васъ планъ.

IV.

На слѣдующее утро, м-ръ Прикетъ, безъ сюртука и въ туфляхъ, прохлады ради, сидѣлъ за завтракомъ съ раскрытымъ письмомъ, прислоненнымъ къ маннику. Въ промежуткахъ между ѣдою, онъ перечитывалъ письмо. Онъ не желалъ портить себѣ аппетита, но ясно, что письмо, лежавшее передъ нимъ, его смущало. Позавтракавъ и набивъ трубку табакомъ, онъ даже забылъ закурить ее и, опрокинувшись на спинку креселъ, читалъ письмо въ пятый или шестой разъ. Письмо было отъ Уайнкота Эсдена и гласило слѣдующее:

«Гелъ приходилъ ко мнѣ вчера вечеромъ, какъ обѣщалъ, — но, къ сожалѣнію, мнѣ приходится сообщить вамъ, что мое свиданіе съ нимъ оказалось крайне неудачнымъ. Я боюсь, что миссъ Фарръ придется не только согласиться на требованія „огорченнаго родителя“, но и вступить съ нимъ въ корреспонденцію черезъ посредство „Standard“. Гелъ ничѣмъ не можетъ помочь намъ. Онъ ходилъ къ человѣку, котораго подозрѣвалъ, и убѣдился, что инструментъ у него цѣлъ. Онъ заключаетъ изъ этого, что по его модели былъ сработанъ четвертый инструментъ, и что онъ ошибочно призналъ свое мастерство. Я сначала думалъ, что у него есть какіе-то свои собственные разсчеты. Быть можетъ, полезно было бы вамъ повидаться съ нимъ и составить самостоятельное сужденіе на этотъ счетъ, хотя съ своей стороны я почти убѣжденъ, что онъ такъ же разочарованъ, какъ и я. Онъ сказалъ мнѣ, что надѣялся заслужить благоволеніе полиціи за свой образъ дѣйствій въ этомъ дѣлѣ, и увѣрялъ меня, что торжественно поклялся самому себѣ не сходить съ прямаго пути, если присяжные признаютъ его „невиновнымъ“. Можетъ быть, онъ и вретъ, хотя безъ сомнѣнія, отдѣлываясь незнаніемъ по этому дѣлу, онъ вредитъ себѣ, и у меня нѣтъ причинъ сомнѣваться въ его bona fides. Если вы не противъ этого, то я напечатаю завтра въ газетахъ слѣдующее объявленіе.

„Огорченному родителю. — Согласны. Адресуйте: У. Э. Оксфордъ-Кембриджскій клубъ“. Этого довольно. Если хотите меня видѣть, то застанете дома до полудня».

— Еще бы не желать васъ видѣть, проговорилъ м-ръ Прикетъ; я даже немедленно повидаюсь съ вами. Вы ведете ловкую игру, м-ръ Уэйнкотъ Эсденъ, и провели бы насъ за носъ, еслибы я не нашелъ половники Геловой штучки. Но такъ какъ я ее нашелъ, то и игра будетъ другая.

Онъ снялъ сюртукъ со стула и, медленно подойдя къ комоду, взялъ платяную щетку.

— Мнѣ кажется, пробормоталъ онъ, улыбаясь самому себѣ медленно и сухо, — я понимаю, въ чемъ дѣло. Гелъ долженъ оставаться совсѣмъ въ сторонѣ, но получитъ тѣмъ не менѣе половину вознагражденія, а м-ръ Уайнкотъ Эсденъ, alias «огорченный родитель», другую половину. Они не будутъ же такъ глупы, чтобы взять чэкъ или банковые билеты; если же потребуютъ всю сумму золотомъ, то должны будутъ сойтись вмѣстѣ или прислать повѣреннаго. Я уже почти накрылъ васъ, м-ръ Эсденъ, но не стану торопиться и портить игры. Ну-съ, а теперь маршъ въ дорогу, и посмотримъ, что изъ этого выйдетъ.

Послѣ этого онъ съ большой энергіей принялся чистить сюртукъ и, надѣвъ его, поправилъ манжеты, воротничекъ и галстукъ передъ зеркаломъ, провелъ шелковымъ платкомъ съ большой нѣжностью по своей блестящей шелковой шляпѣ и медленно пошелъ по Странду, дорогою натягивая щегольскія желтыя перчатки. Дойдя до квартиры Эсдена въ Темплѣ и съ улыбкой поднявшись по лѣстницѣ, онъ постучался къ дверь и ждалъ, при чемъ лицо его стало не выразительно, какъ стѣна. Пожилая хозяйка отперла ему дверь, и Эсденъ, услыхавъ его голосъ, крикнулъ, чтобы онъ вошелъ.

Прикетъ повиновался и остановился, увидѣвъ Эсдена лежащимъ на диванѣ съ лицомъ, завернутымъ съ полотняный платокъ.

— Плутуетъ! подумалъ Прикетъ. Боится не выдержать характера и хочетъ отвести мнѣ глаза.

Тѣмъ не менѣе онъ съ притворнымъ участіемъ освѣдомился о здоровьи хозяина.

— Зубная боль и невральгія, отвѣчалъ Эсденъ, сдвигая повязку. Поглядите.

Одна половина его лица какъ бы потемнѣла и распухла.

— Если меня утомляютъ или раздражаютъ, что эта проклятая болѣзнь по цѣлымъ недѣлямъ терзаетъ меня. Къ тому же въ моей спальнѣ страшно дуетъ, и отъ этого болѣзнь только усиливается.

Онъ провелъ мучительную ночь, но физическая боль пришла весьма кстати (какъ это часто бываетъ у людей нервныхъ и впечатлительныхъ) — какъ диверсія отъ нравственныхъ мукъ. Во всякомъ случаѣ, еслибы не физическая болѣзнь, то онъ не выдержалъ бы проницательно-спокойнаго взгляда Прикета. Прикетъ же при видѣ потемнѣвшаго и распухшаго лица отказался отъ первой своей мысли, что Эсденъ притворяется и рѣшилъ, что онъ захворалъ отъ мучительной тревоги, какую долженъ былъ испытывать.

— Если вы не въ состояніи разговаривать объ этомъ дѣлѣ, м-ръ Эсденъ, сказалъ Прикетъ съ участіемъ, то нѣтъ никакой причины, чтобы я сталъ васъ мучить. Мы, кажется, вообще стали въ тупикъ. Я наводилъ справки въ околодкѣ, но не могъ узнать, чтобы какое-нибудь подозрительное лицо показывалось тамъ.

— О! сказалъ Эсденъ, садясь и опираясь больной головой на руку. Я въ состояніи разговаривать. Напротивъ даже, боль забывается, когда что-нибудь отвлекаетъ отъ нея вниманіе. Мнѣ кажется, Гелъ не вретъ. Видите ли, у него есть такія же сильныя побудительныя причины быть честнымъ, какъ и безчестнымъ. Онъ можетъ одинаково получить половину вознагражденія, сказавъ то, что знаетъ, какъ и утаивъ. Поэтому я не вижу причины не вѣрить ему, когда онъ говоритъ, что ему важно заслужить ваше благоволеніе.

— Положимъ, какъ будто согласился Прикетъ, это похоже на правду. Онъ можетъ разсчитывать, что ему удастся запугать вора, хотя можно заключить, что воръ не изъ робкихъ. Кража совершена среди бѣлаго дня, съ отчаянной храбростью и рѣшимостью.

— Я думаю, тутъ помогъ и случай, простоналъ Эсденъ.

Разумѣется, въ разсчеты Прикета входило дѣлать пока видъ, что онъ относится къ Эсдену такъ, какъ тому желательно, а въ такомъ случаѣ естественно было сосредоточить всѣ подозрѣнія на Гелѣ, и м-ръ Прикетъ былъ слишкомъ ловокъ, чтобы упустить это обстоятельство изъ виду.

— Положимъ, однако, м-ръ Эсденъ, началъ онъ, какъ бы убѣждая своего собесѣдника, что Гелъ насъ обманываетъ. Я думаю, съ своей стороны, что онъ насъ обманываетъ, но я не такъ уже наивенъ и глупъ, чтобы предоставить ему полную свободу дѣйствій и повѣрить ему на слово. Я обѣщалъ ему, что не стану слѣдить за нимъ, но, придя домой, подумалъ, что это было очень глупо съ моей стороны. Повѣрите ли, м-ръ Эсденъ, что мнѣ просто тошно стало, когда я хорошенько поразмыслилъ объ этомъ. Подумайте, что вѣдь я далъ возможность Рейбену снюхаться съ человѣкомъ, въ рукахъ котораго брилліанты и, можетъ быть, спустить брилліанты и раздѣлить, выручку пополамъ.

— Клянусь Юпитеромъ, да! вскричалъ Эсденъ; это была ошибка.

— Еще бы не ошибка, отвѣчалъ лукавый Прикетъ, лицо, голосъ и манеры котораго въ совершенствѣ изобразили презрѣніе къ собственной глупости. Нарушить обѣщаніе, м-ръ Эсденъ, для меня вещь нестерпимая, но вчера вечеромъ пришлось волей-неволей это сдѣлать. Я знаю теперь, къ кому ходилъ Рейбенъ, и знаю, что ни воръ, ни самъ Гелъ еще никакихъ рѣшительныхъ мѣръ не принимали.

— Хорошо, подумалъ Эсденъ, что Гелъ сходилъ для виду къ этому человѣку.

Онъ содрогнулся при мысли, на какой тонкой ниточкѣ висѣла его собственная безопасность. Еслибы Гелъ прямо пришелъ къ нему, не сдѣлавъ предварительно своего хитраго маневра, то подозрѣніе пало бы на него, и ему бы отъ него не избавиться.

— По этому я заключаю, продолжалъ Прикетъ, что Рейбенъ пока еще ничего противъ насъ не сдѣлалъ; но онъ очень хитеръ, а потому я не желаю показывать ему свои карты.

— Я полагаю, спросилъ Эсденъ, внутренно содрогаясь отъ собственнаго нахальства, — что вы устроили за нимъ надзоръ.

— Боже, унаси насъ! Къ нему это, сэръ? отвѣчалъ Прикетъ. — Онъ разстрѣлялъ всѣ свои заряды. Въ Лондонѣ нѣтъ ни одной подозрительной личности, не говоря про Рейбена, за которою бы мы болѣе или менѣе не слѣдили. Я пойду и поговорю съ нимъ. Но не думаю, чтобы изъ этого вышелъ толкъ. Приходится входить въ сдѣлку съ «огорченнымъ родителемъ». Конечно, мы могли бы накрыть ихъ, еслибы они что-нибудь предприняли съ брилліантами, но если дѣло должно быть шито-крыто, сэръ, то я не вижу другаго пути, какъ напечатать это объявленіе.

Тѣмъ временемъ м-ръ Прикетъ, вѣрный своему обычаю умственно фотографировать все, что видитъ передъ собой, предоставилъ своимъ глазамъ произвести обычный обзоръ комнаты, въ которой сидѣлъ. И обычай не обманулъ его: во-первыхъ, онъ замѣтилъ легкое поврежденіе около замка двери, ведущей въ спальню Эсдена. Поврежденіе имѣло какъ разъ такой характеръ, какъ еслибы дверь отворяли отмычкой. Въ сущности оно было тожественно съ тѣми слѣдами, какіе оставила отмычка на дверцахъ шкапа въ спальнѣ миссъ Фарръ.

— Это онъ опытъ дѣлалъ, подумалъ Прикетъ. — Вотъ дуракъ-то!

Но лицо его ничего не выдало, и взглядъ уже больше не обращался на открытый имъ признакъ.

Во-вторыхъ, онъ замѣтилъ слѣдующее: на столѣ стояла массивная металлическая подставка съ хрустальной чернильницей, наполненной темно-лиловыми чернилами. А на каминѣ стоялъ пузырекъ съ дешевыми черно-синими чернилами, и около нихъ лежало перо.

— Если позволите, сэръ, сказалъ м-ръ Прикетъ, вставая, взять листокъ бумаги, то я напишу объявленіе и занесу его по дорогѣ въ контору газеты.

— Разумѣется, отвѣчалъ Эсденъ. — По-моему, это самое лучшее, что мы можемъ сдѣлать, и если вы того же мнѣнія, то чѣмъ скорѣе это будетъ сдѣлано, тѣмъ лучше.

Прикетъ, съ бумагой въ рукѣ, направился къ камину, взялъ перо, лежавшее тамъ, опустилъ его въ пузырекъ и вывелъ простое А на бумагѣ. Чернила были блѣдныя, очевидно, разбавлены водой. Прикетъ, съ невозмутимо-спокойнымъ лицомъ, поглядѣлъ въ зеркало, стоявшее передъ нимъ, и поймалъ въ немъ взглядъ Эсдена.

— Какъ думаете, сэръ, слѣдуетъ написать «огорченный», такъ, какъ пишетъ самъ родитель, — «огорченный», или же правильно? Я думаю, что онъ пойметъ, въ чемъ дѣло, если мы напишемъ «огорченный» правильно.

Эсденъ упалъ на диванъ со стономъ. Въ послѣднюю минуту нервы его были до крайности натянуты, но Прикетъ, очевидно, ничего не замѣтилъ, да и какъ бы онъ замѣтилъ?

Отъ души отлегло, но физическая боль отъ потрясенія еще усилилась.

— Будемъ вѣрны чувству собственнаго достоинства, попытался онъ улыбнуться. — Будемъ уважать орѳографію.

— Очень хорошо, сэръ, отвѣчалъ Прикетъ, снова склоняясь надъ бумагой.

Онъ написалъ и прочиталъ объявленіе:

— «Огорченному родителю». — Согласны. Адресуйтесь У. Э. въ Оксфордъ-Кембриджскій клубъ" и, помахавъ бумагой въ воздухѣ, сложилъ ее и упряталъ въ одинъ изъ обширныхъ кармановъ своего бѣлаго жилета.

— Я занесу это въ газету, идучи домой, сказалъ онъ, и надѣюсь, что исторія скоро окончится. Но вѣдь все-таки очень жаль, сэръ, не правда ли?

— Чего жаль? спросилъ Эсденъ голосомъ, нетерпѣливымъ отъ боли.

Онъ, въ самомъ дѣлѣ, очень страдалъ и былъ очень радъ физической боли, такъ какъ въ противномъ случаѣ боялся бы каждую минуту измѣнить себѣ.

— Съ моей точки зрѣнія, сэръ, продолжалъ Прикетъ, — гораздо лучше накрыть воровъ. Мнѣ бы это было выгоднѣе во всѣхъ отношеніяхъ. Никакъ не могу отказаться отъ мысли, что мы поступаемъ малодушно и противузаконно, это намъ обоимъ хорошо извѣстно, хотя, конечно, эти вещи каждый день повторяются. Еслибы мы имѣли капельку терпѣнія, можно пари держать на сто противъ одного, что мы бы ихъ накрыли. А теперь они уйдутъ на всѣ четыре стороны, подѣливъ между собой тысячу фунтовъ. Очень больно упустить такой случай самому отличиться и воровъ поймать. Но такъ всегда бываетъ въ мірѣ, сэръ. Горе и радость вмѣстѣ переплетаются, и горя всегда гораздо больше, чѣмъ радости.

— Вы можете быть увѣрены, что васъ не позабудутъ, Прикетъ, отвѣчалъ Уайнкотъ. — Я поставлю себѣ въ обязанность указать миссъ Фарръ, что безъ вашего согласія она не могла бы избрать этого пути.

— Премного вамъ обязанъ, м-ръ Эсденъ, сказалъ Прикетъ съ сардонической невозмутимостью. — Дайте мнѣ знать, сэръ, когда вы получите отвѣтъ отъ этихъ господъ — онъ похлопалъ по своему жилету. — Когда дѣло дойдетъ до переговоровъ съ этими господами, то я могу вамъ пригодиться.

— Конечно, отвѣчалъ Эсденъ съ притворной безпечностью и внутреннимъ содроганіемъ. — Я напишу миссъ Фарръ сегодня же и сообщу, что объявленіе будетъ напечатано.

— Когда придетъ время, сэръ, сказалъ Прикетъ, тѣмъ охотнѣе держась политики довѣрчивости и откровенности, что всѣ сомнѣнія у него въ виновности Эсдена, какія еще могли быть, разсѣялись — когда придетъ время, вы увидите, что эти господа не захотятъ взять банковыхъ билетовъ изъ боязни быть выслѣженными. Они потребуютъ золота. Ну, а отъ этого переговоры станутъ опасными. Вы не можете прослѣдить соверенъ, какъ бумажку. «Огорченный родитель» можетъ оказаться смѣлымъ негодяемъ, который пожелаетъ захватить тысячу фунтовъ, да и брилліанты оставить при себѣ. Не ходите къ нимъ безъ оружія, м-ръ Эсденъ. У меня есть прекрасный небольшой револьверъ. Я принесу его завтра съ собой, если вы назначите мнѣ часъ, когда я могу придти къ вамъ. Скажемъ завтра утромъ?

— Пожалуйста, Прикетъ. Я вамъ очень благодаренъ за этотъ совѣтъ. Самому мнѣ бы это не пришло въ голову. Принесите вашъ револьверъ. Я буду дома до двѣнадцати часовъ пополудни.

Прикетъ простился, почтительно сочувствуя невральгіи и зубной боли, и степенно сошелъ съ лѣстницы и такъ же степенно направился въ Флитъ-Стритъ. Тамъ онъ вошелъ къ оружейнику и былъ встрѣченъ хозяиномъ съ радушіемъ, граничившимъ съ подобострастіемъ.

— Пришли за револьверомъ, м-ръ Прикетъ? спросилъ оружейникъ, когда они поздоровались. — Онъ готовъ и надѣюсь, что вы будете имъ вполнѣ довольны.

— Мнѣ надо поговорить съ вами наединѣ, отвѣчалъ Прикетъ, и хозяинъ отвелъ его въ заднюю комнату, приперъ дверь и указалъ на стулъ.

— Я хочу, чтобы этотъ револьверъ, началъ Прикетъ, изъ осторожности, вполголоса, — былъ бы заряженъ патронами шестью, которые бы дали осѣчку. Выньте изъ нихъ порохъ, или что тамъ нужно для этого.

Оружейникъ, должно быть, привыкъ къ страннымъ прикасаніямъ. Онъ не выразилъ никакого удивленія, но исполнилъ желаніе заказника и пожалъ ему на прощанье руку.

Невозмутимая внѣшность Прикета, можетъ быть, и прикрывала внутреннее волненіе, но съ трудомъ или безъ труда, а только онъ имѣлъ видъ человѣка, занятаго самыми обыденными вещами. Онъ съ важностью вошелъ въ контору объявленій газеты «Standard» и тамъ переписалъ объявленіе, которое лежало у него въ карманѣ жилета, уплатилъ требуемую сумму, положилъ сдачу въ портмоне и послѣ того отправился въ лавку Гела въ Гольборнѣ.

Гелъ стоялъ за прилавкомъ и на видъ былъ, если можно, еще респектабельнѣе обыкновеннаго, въ безупречно чистомъ бѣльѣ и гладко выбритый.

— Здравствуйте, Рейбенъ, сказалъ Прикетъ, съ видомъ человѣка, сознающаго свое пораженіе.

— Здравствуйте, м-ръ Прикетъ, отвѣчалъ Гелъ точно такимъ же тономъ.

— Что? сорвалось, Рейбенъ?

— Что жъ, сэръ, пока этого не скажу. Я вижу, что вы видѣлись съ м-ромъ Эсденомъ. Я былъ у него вчера вечеромъ и сообщилъ о томъ, что случилось. Про эти инструменты, знаете. Что жъ, м-ръ Прикетъ, я право не могу отличить одного отъ другаго. Что же могло помѣшать молодцу заказать по моему образцу точь въ точь такую же отмычку? Если это такъ, то услышавъ, что я навожу справки…

— Ну, да, конечно, можетъ быть и такъ, перебилъ м-ръ Прикетъ.

Трудно было выразить, какъ онъ наслаждался про себя всѣми ловкими ходами и военными хитростями противниковъ. Быть можетъ, его природный юморъ только сильнѣе расходился отъ того, что не могъ проявиться наружу.

— Мнѣ нравится, когда вы такъ говорите, Рейбенъ, потому что я долженъ согласиться, что оно похоже какъ будто и на правду. Не скажу, что это мнѣ не приходило самому въ голову. Скажу даже, что приходило. Но тѣмъ не менѣе я радъ это слышать отъ васъ. Но если вы думаете, что не все еще потеряно, то я пришелъ вамъ сказать, чтобы вы не тратили по пустому времени и воспользовались бы сегодняшнимъ днемъ. Я не скажу вамъ почему, потому что вамъ этого незачѣмъ знать, но завтра уже будетъ поздно. Еслибы вы не были такъ алчны, Рейбенъ, то могли бы кое-что сдѣлать. Но вы забрали себѣ въ голову выжать весь сокъ изъ дѣла, а потому ничего и не получите. Ну что-за сказку вы разсказали м-ру Уайнкоту Эсдену? Вы хотите заслужить благоволеніе полиціи?

— Право же, м-ръ Прикетъ, отвѣчалъ Гелъ тономъ кроткаго удивленія, что ему преходится защищать себя отъ такихъ нареканій, — я не вижу, что могъ бы я сдѣлать больше того, что сдѣлалъ.

— Неужели? отвѣчалъ Прикетъ съ притворнымъ негодованіемъ. — Хорошо, я вамъ скажу. Вы бы могли посвятить меня въ тайну. Такой-то, молъ, такой-то и такой-то, могли вы сказать, заказали мнѣ инструменты. И вотъ, вмѣсто того, чтобы давать имъ время сговориться и замѣнить пропажу другимъ инструментомъ, мы могли бы, такъ сказать, одновременно переговорить съ ними, и тотъ, у кого бы инструментъ оказался не въ порядкѣ, и былъ бы тотъ самый, кого намъ нужно. Молодая лэди, которой принадлежатъ брилліанты, не желаетъ судебнаго преслѣдованія. Вы да я могли бы быть партнерами въ этомъ дѣлѣ, но вы слишкомъ пожадничали, и вотъ все лопнуло. Вы похожи на обезьяну, которая засунула лапу въ горшокъ и не могла ее вытащить обратно, потому что забрала слишкомъ много добра въ кулакъ. Вы лишили себя двухъ сотъ или трехъ сотъ фунтовъ, да и меня тоже, и все это благодаря вашему эгоизму.

— Не въ моихъ правилахъ, м-ръ Прикетъ, воззрился на него Гелъ, — выдавать кого бы то ни было. Это не изъ алчности, м-ръ Прикетъ, а потому, что я хочу поступать съ другими такъ, какъ хочу, чтобы поступали со мной. Таково было всегдашнее мое правило.

— Въ особенности съ буфетчиками, ѣдко отвѣтилъ Прикетъ.

— Послушайте, м-ръ Прикетъ, закричалъ Гелъ, — прошу прощенія, сэръ, но я не могу допустить этого рода намеки. Я признанъ «не виновнымъ» вердиктомъ моихъ согражданъ, и этого достаточно для всякаго.

— Можетъ быть, да, Рейбенъ, а можетъ быть, и нѣтъ. Можетъ быть, васъ случай спасъ. Можетъ быть, васъ спасла ваша невинность. Но одно вѣрно: вы погубили настоящее дѣло своей алчностью. Вы лишили меня возможности заработать малую толику деньжонокъ, да и себя тоже.

Гелъ протестовалъ противъ такого взгляда на вещи и защищалъ свой образъ дѣйствій съ такимъ же внутреннимъ торжествомъ, какое ощущалъ самъ Прикетъ. Оба стоили другъ друга, и еслибы Прикетъ не зналъ всего, что зналъ, то ушелъ бы съ носомъ.

— Ладно, Джозефъ, сказалъ самому себѣ Гелъ, когда ушелъ его посѣтитель. — Вамъ дѣло кажется хитрымъ уже и теперь. Погодите, черезъ день или два оно вамъ покажется еще хитрѣе.

Съ своей стороны Прикетъ ушелъ, тщательно придавъ лицу меланхолическое выраженіе. Даже на улицѣ онъ удерживалъ это выраженіе. Онъ не хотѣлъ рисковать, чтобы кто-нибудь сообщилъ Гелу, что Джо Прикетъ, уходя отъ него, казался очень довольнымъ.

V.

Впродолженіи двухъ дней, которые слѣдовали непосредственно за покражей брилліантовъ, жизнь въ Уаттонъ-Гиллѣ шла, само собой разумѣется, не обыденнымъ и безпорядочнымъ ходомъ. Но на третье утро почта привезла миссъ Фарръ извѣстіе, которое настолько успокоило ее, что исторія съ покражей приняла характеръ эпизода и уже не грозила больше поглотить всѣ мысли и всѣ чувства, какъ было до сихъ поръ.

«Моя дорогая миссъ Фарръ, — писалъ Эсденъ. — Охота, въ которую пустились мы съ Прикетомъ вчера, ни къ чему не привела. Прикетъ все еще надѣется, что воры попытаются сбыть свою добычу, и ему удастся накрыть ихъ и захватить такимъ образомъ хоть одну часть, но и онъ согласенъ, что самый дешевый и быстрый способъ — это вступить въ сдѣлку съ вашимъ негоднымъ корреспондентомъ. Я безусловно того же мнѣнія и, пользуясь данною вами мнѣ „carte blanche“, уже послалъ Прикета съ объявленіемъ, которое должно броситься въ глаза „огорченному родителю“. Вы можете почти быть увѣрены, что дня черезъ два по полученіи этого письма, брилліанты снова будутъ въ вашихъ рукахъ. Все это очень непріятно, но надо утѣшаться тѣмъ, что могло бы быть еще хуже. Воры, конечно, не станутъ сообщаться съ полиціей, а потому вы прочтете въ объявленіи на второмъ столбцѣ „Standard“, что „огорченный родитель“ приглашается войти въ переговоры со мной».

Письмо, прочитанное вслухъ за завтракомъ, заставило всѣхъ наброситься на несчастную страницу объявленій, причемъ дамы, во всѣхъ невинныхъ на первый взглядъ объявленіяхъ, усматривали таинственный смыслъ, вызывавшій въ нихъ романическую дрожь. Надъ объявленіемъ Эсдена стояло какъ разъ другое, въ которомъ нѣкій Джекъ сообщалъ дамѣ своего сердца, что онъ умираетъ безъ извѣстій отъ нея и проситъ, сообщить о себѣ по старому адресу. Ниже стояло другое, приглашавшее лэди съ золотистыми волосами, которая вышла на станціи Шефердъ-Бушъ въ пять часовъ двадцать минутъ, на свиданіе въ № 231, улицы Виго, съ джентльменомъ, державшимъ въ рукахъ зонтикъ съ агатовой ручкой.

— Даже и эти объявленія, вскричала Дженета, широко раскрывая глаза, — могутъ быть замаскированными извѣстіями отъ однихъ грабителей другимъ.

Дамы пріятно трепетали. Преступленіе получало характеръ романа.

Садовникъ спалъ въ подвальномъ этажѣ дома ради безопасности, и мѣстную полицію кормили на убой, чтобы она особенно тщательно надзирала за чердаками. Благодаря всѣмъ этимъ предосторожностямъ, дамы чувствовали какъ разъ столько страха, сколько это было пріятно. Онѣ составили привычку заглядывать днемъ подъ диваны и подъ кровати, а подъ вечеръ, прежде чѣмъ разойтись по своимъ комнатамъ, производили генеральную рекогносцировку по всему дому.

Не одно только письмо Уайнкота получено было Дженетой въ то утро. Она получила также еще одно посланіе, въ которомъ сразу по виду узнала почеркъ «огорченнаго родителя». Она съ отвращеніемъ глядѣла на него и, можетъ быть, такъ бы и не распечатала, еслибы Эдита не высказала страшнаго предположенія.

— Негодяй могъ перемѣнить мнѣніе, душа моя. Можетъ быть, онъ пишетъ, что уже сбылъ съ рукъ брилліанты.

Послѣ этого Дженета неохотно взяла посланіе и торопливо разорвала конвертъ. Корреспондентъ писалъ, что онъ тщетно просмотрѣлъ газету въ ожиданіи отвѣта на свое письмо. «Пожалуйста поторопитесь, заключалъ онъ, я не могу ждать далѣе пятницы утромъ».

— Теперь онъ уже прочиталъ объявленіе, сказалъ Арнольдъ. Уайнкотъ могъ получить уже отъ него письмо и, вѣроятно, извѣститъ насъ по телеграфу.

— Ну, Дженета, замѣтилъ старикъ докторъ, тысяча фунтовъ, конечно, большая сумма, но она васъ не раззоритъ, и Уайнкотъ справедливо пишетъ, что могло бы быть и хуже, а потому васъ можно поздравить.

— Я вовсе не заслуживаю поздравленій, объявила Джанета, стойко придерживаясь своего оригинальнаго взгляда на предметъ. Я достойно наказана за свою глупость и тщеславіе и должна у всѣхъ рѣшительно просить прощеніе за причиненныя мною хлопоты и безпокойство.

— Въ такомъ случаѣ, продолжалъ докторъ, я могу вернуться къ прерваннымъ занятіямъ и буду даже такъ смѣлъ, что сознаюсь, что не терялъ понапрасну времени всѣ эти дни. Я становлюсь старъ, Дженета, и мнѣ не много остается времени какъ на дѣло, такъ и на удовольствія. Я работалъ въ своей комнатѣ и при чудесномъ освѣщеніи. Если вы хотите продолжать уроки, Эдита, хитро подмигнулъ онъ старой дѣвѣ, то я къ вашимъ услугамъ и жду васъ къ себѣ въ мастерскую черезъ полчаса.

Эдита отвѣчала на это приглашеніе полу-сдержанной улыбкой, доказывавшей, что она поняла его значеніе.

— Я думаю, Эдита, что вы больше не нуждаетесь ни въ чьихъ урокахъ, сказала Дженета, когда старикъ ушелъ.

— Можетъ быть, даже я сама могла бы поучить его кое-чему, отвѣчала Эдита, стараясь прогнать съ своего лица улыбку, но его тщеславіе никогда этого не допуститъ.

До истеченія назначеннаго д-ромъ Эльфинстономъ срока, она уже постучалась въ его дверь. Старый джентльменъ ходилъ безъ сюртука и съ засученными рукавами рубашки на худыхъ, смуглыхъ рукахъ. Руки его были мокрыя, но, увидѣвъ Эдиту, онъ взялъ полотенце и сталъ ихъ вытирать.

— У меня нѣтъ ни рода, ни племени, какъ я вамъ говорилъ вчера вечеромъ, когда ваша маменька прервала нашъ разговоръ, началъ онъ. Когда этихъ обоихъ молодцовъ было еще отъ полу не видно, я уже рѣшилъ, что оставлю имъ поровну все мое состояніе. Но въ мои годы, когда я сумѣлъ всю жизнь противустоять всѣмъ женскимъ ухищреніямъ я, конечно, не стану ихъ жертвой теперь, когда мнѣ семьдесятъ лѣтъ.

— Въ какомъ же это смыслѣ и кто желаетъ васъ сдѣлать своей жертвой? спросила Эдита.

— Я былъ неумолимый врагъ и злой критикъ женскихъ ухищреній всю мою жизнь, продолжалъ докторъ и ужь, конечно, женской хитрости не удастся свернуть меня съ моего пути.

— Но кто желаетъ свернуть Васъ съ вашего пути? спросила она съ юмористическимъ отчаяніемъ.

— Сама миссъ Уайнкотъ, отвѣчалъ докторъ. Вы желаете, чтобы я къ старости лѣтъ превратился въ свата… я же всю жизнь стоялъ за холостую жизнь, и вотъ теперь вы хотите, чтобы я перешелъ въ противуположный лагерь.

— Но, конечно, вы не проповѣдуете безбрачіе? спросила Эдита.

— Безполезно было бы его проповѣдывать, отвѣчалъ онъ. Меня бы никто не послушалъ. Я скажу вамъ, что я намѣренъ сдѣлать. Я сдѣлаю это, но ни шагу дальше. Я скажу молодцамъ о своихъ намѣреніяхъ. Обоимъ, слышите!.. Если Арнольдъ узнаетъ, то пусть узнаетъ и Уайнкотъ. Я скажу обоимъ и затѣмъ умываю руки во всякомъ сватовствѣ. Послѣ моей смерти имъ придется раздѣлить между собой около трехъ тысячъ въ годъ дохода, и молодой человѣкъ, съ обезпеченной карьерой, съ умомъ и тысяча пятью стами въ годъ дохода, можетъ жениться на какой угодно женщинѣ и чувствовать себя независимымъ, хотя бы она была богаче царицы Савской. Если Арнольду нравится Дженета, продолжалъ онъ юмористически ворчать, почему онъ ей этого не скажетъ? А если онъ ей нравится, то, душа моя, она, значитъ, черезъ чуръ уже проста, если не сумѣетъ дать ему это почувствовать.

Эдита подбиралась къ этому вопросу со всевозможной хитростью и осторожностью. Она совсѣмъ не желала заходить дальше тонкихъ намековъ, но хитрый докторъ насквозь проникъ ея маневры и вывелъ ихъ на свѣжую воду съ чисто шотландской прямотой и откровенностью. И такимъ образомъ онъ и старая дѣва оказались въ заговорѣ, имѣвшемъ цѣлью счастіе Арнольда. Старый медикъ уважалъ независимость молодаго клерджимена, при томъ одна старинная и давно позабытая исторія гласила, что и самъ Эльфинстонъ остался холостякомъ по мотивамъ такого же рода. Онъ любилъ Уайнкота, какъ и всѣ, впрочемъ, но болѣе уважалъ Арнольда и охотнѣе помогъ бы послѣднему жениться на любимой дѣвушкѣ, чѣмъ первому. Онъ считалъ, что Уайнкотъ не нуждался въ содѣйствіи. Не таковъ онъ былъ мальчикъ, чтобы не получить чего-нибудь только потому, что не рѣшился попросить.

— Я воспользуюсь первымъ случаемъ и шепну Арнольду словечко, сказалъ докторъ, и достигнувъ такого крупнаго результата, Эдита ушла, сіяя радостью за своихъ двухъ протеже. Эльфинстону не представилось случая раньше завтрака, а по окончаніи его, найдя Арнольда на лужайкѣ, онъ взялъ его подъ руку и пригласилъ пройтись съ нимъ.

— У меня есть нѣчто сообщить вамъ, мой милый, сказалъ онъ; пойдемте въ лѣсъ, а дорогой поговоримъ. День прекрасный и не слишкомъ жаркій для прогулки.

Арнольдъ согласился и они отправились, но судьба рѣшила, что дружескаго объясненія сегодня не будетъ, такъ какъ не успѣли они выйти на дорогу, какъ увидѣли м-ра Прикета, подходившаго съ дѣловымъ видомъ. Дойдя до нихъ на разстояніи сажени, онъ остановился и дотронулся до шляпы рукой, обтянутой перчаткой.

— Я радъ, что встрѣтилъ васъ внѣ дома, джентльмены, сказалъ онъ. Я бы не желалъ пока, чтобы лэди меня видѣли. Мнѣ нужно сказать вамъ нѣчто очень серьезное и я бы хотѣлъ сообщить вамъ это въ такомъ мѣстѣ, гдѣ бы насъ не могли ни видѣть, ни слышать.

Оба удивились такому предисловію, и каждому стало какъ бы неловко и даже боязно, хотя оба были, каждый на свой ладъ, очень мужественные люди.

— Мы будемъ совсѣмъ одни, если перейдемъ по этой тропинкѣ въ поле.

Они молча шли, пока не дошли до поля. Тамъ они остановились на небольшомъ пригоркѣ, а оглядѣвшись, увидѣли, что по близости нѣтъ ни души.

— Джентльмены, сказалъ Прикетъ, переводя глаза съ одного на другаго, пусть оффиціально считается, что я пріѣхалъ сюда затѣмъ, чтобы получить отъ миссъ Фарръ чэкъ для уплаты суммы, требуемой ворами. Изъ моихъ словъ можно заключить, что дѣло близится къ концу, а оно, напротивъ, только-что начинается. Я долженъ васъ предупредить, джентльмены, что то, что я вамъ сейчасъ скажу, будетъ для васъ тяжелымъ ударомъ. Вы, конечно, его выдержите, но васъ ожидаютъ, помните это, джентльмены, большія непріятности.

Было что-то зловѣщее, увѣренное и торжественное въ манерѣ этого человѣка, и слушатели впередъ, напугались, хотя не догадывались, чего имъ стало страшно.

— Не стоитъ играть въ прятки, сэръ, продолжалъ Прикетъ, обращаясь къ Арнольду.

Докторъ замѣтилъ нѣкотораго рода почтительное состраданіе въ его голосѣ и манерѣ, и удивился этому.

— Тяжелая правда, джентльмены, продолжалъ Прикетъ, очевидно собираясь съ духомъ прежде чѣмъ выговорить то, что ему было извѣстно, и переводя сверкающій взглядъ съ одного блѣднаго и внимательнаго лица на другое, тяжелая правда — это то, что человѣкъ, подписывающійся «огорченный родитель», никто иной, какъ самъ м-ръ Уайнкотъ Эсденъ.

Арнольдъ вытянулъ обѣ руки и, взявъ Прикета за лацкана сюртука, принялся отчаянно трясти его, не говоря ни слова. Доброе лицо Эльфинстона поблѣднѣло, какъ смерть, но онъ положилъ обѣ руки на руки Арнольда и съ убѣжденіемъ проговорилъ:

— Это ни къ чему не поведетъ, милый, это ни къ чему не поведетъ.

— Нѣтъ, сэръ, подтвердилъ Прикетъ спокойно и грустно, это нл къ чему не поведетъ. Я не сержусь на васъ, сэръ, ни-сколько, обратился онъ къ Арнольду, который стоялъ передъ нимъ, словно потерявъ голову и все еще разъяренный. Я не удивляюсь, что это такъ сильно на васъ подѣйствовало. Я самъ былъ пораженъ, но, видитъ Богъ, что я говорю правду: м-ръ Уайнкотъ и «огорченный родитель» — одно и то же лицо.

— Арнольдъ, проговорилъ старикъ дрожа, предоставь мнѣ объясниться съ м-ромъ Прикетомъ. Мнѣ отзывались о васъ, м-ръ Прикетъ, съ наилучшей стороны, и я полагаю, что вы никакъ не могли впасть въ такое ужасное заблужденіе, и что у васъ имѣются неопровержимыя доказательства того, что виг утверждаете, Скажите намъ ихъ.

— Ну такъ вотъ, джентльмены, продолжалъ м-ръ Прикетъ, съ тою же неумолимой ясностью, если вы сдѣлаете мнѣ честь выслушать меня, — вотъ обстоятельства дѣла. Во-первыхъ, — извѣстно вамъ это или нѣтъ, — а только м-ръ Эсденъ по уши въ долгахъ, и его очень тѣснятъ кредиторы. Онъ выдалъ кучу векселей, по которымъ не можетъ уплатить. Во-вторыхъ, джентльмены, онъ одинъ изъ немногихъ людей, которымъ было извѣстно о брилліантахъ, ихъ цѣнности и гдѣ они находятся. Въ третьихъ, въ то утро какъ брилліанты были похищены и когда м-ръ Уайнкотъ Эсденъ показывалъ видъ, что находится въ городѣ, онъ былъ по сосѣдству сть домомъ и какъразъ въ ту самую минуту, какъ совершена была кража.

— По сосѣдству! вскричалъ Арнольдъ, что вы говорите!

Прикетъ, прежде чѣмъ отвѣтить, вынулъ изъ кармана клочекъ бумаги и подалъ его Арнольду.

— Вотъ списокъ поѣздовъ, на которыхъ ѣздилъ въ то утром-ръ Уайнконъ Эсденъ, сэръ. Онъ доплатилъ за билетъ изъ Уаттонъ-Гилля въ Гемсли, когда возвращался назадъ, и уѣхалъ съ билетомъ перваго класса изъ Санди-Парка обратно въ городъ.

Оба джентльмена глядѣли другъ на друга и на Прикета съужасомъ и удивленіемъ.

— Вы можете доказать это? спросилъ Эльфинстонъ.

— Да, сэръ, я могу привесть въ свидѣтели станціоннаго начальника, если понадобится. Когда я показалъ м-ру Уайнкоту Эсдену отмычку, посредствомъ которой произведена была кража, онъ выдержалъ характеръ, но это стоило ему страшныхъ усилій. Когда я предложилъ отправиться къ Гелу, который дѣлалъ этотъ инструментъ, онъ захотѣлъ ѣхать со мной, какъ вы, конечно, помните. Онъ въ моемъ присутствіи, такъ сказать, сговаривался съ Геломъ; такой дерзости и такого присутствія духа я еще не встрѣчалъ, джентльмены. За Геломъ слѣдили и послѣ того какъ мы съ м-ромъ Уайнкотъ Эсденомъ ушли отъ Гела, м-ръ Эсденъ вернулся одинъ назадъ. Мой агентъ говоритъ мнѣ, что онъ выбѣжалъ оттуда черезъ десять минутъ точно изъ ада. Я былъ вчера на его квартирѣ и написалъ вотъ это объявленіе дешевыми чернилами, разбавленными водой, которыя стояли у него на каминѣ.

Онъ протянулъ объявленіе, написанное имъ, Эльфинстону.

— Если вы потрудитесь сличить это, сэръ, съ письмомъ «огорченнаго родителя», то увидите, что чернила одни и тѣ же. Мало того: инструментъ, посредствомъ котораго украдены брилліанты, былъ испробованъ на дверяхъ гостиной м-ра Эсдена. Я самъ видѣлъ вчера слѣды отмычки на двери.

— Великій Боже! застоналъ внезапно Арнольдъ. — Припоминаю! Тутъ какое-то ужасное стеченіе обстоятельствъ. Уайнкотъ объяснитъ все это.

— Вы припоминаете? спросилъ Эльфинстонъ. — Что вы припоминаете?

— Сломанную дверь въ комнатѣ Уэйнкота, отвѣчалъ Арнольдъ. Замокъ былъ испорченъ. Онъ началъ, смѣясь, разсказывать мнѣ про диковинный сувениръ, подаренный ему однимъ кліентомъ, но его два раза перебивали, и онъ не докончилъ исторіи,

— Когда это было, сэръ? спросилъ Прикетъ.

— Въ тотъ самый день, отвѣчалъ Арнольдъ, обращаясь къ Эльфинстону, когда онъ получилъ приглашеніе тетушки провести каникулы здѣсь.

— Значитъ, это было на другой день послѣ суда надъ Геломъ, сказалъ Эльфинстонъ.

Его блѣдное лицо еще поблѣднѣло, когда онъ говорилъ это.

— Отмычка дѣло рукъ Гела, сэръ, сказалъ Прикетъ, — и очень можетъ быть, что она совсѣмъ нечаянно попала въ руки м-ра Эсдена.

— Уайнкотъ все объяснитъ, закричалъ Арнольдъ съ мучительной болью въ сердцѣ, противорѣчившей твердости его словъ. — Намъ остается только одно; невыносимо, чтобы честный человѣкъ хотя часъ пробылъ подъ такимъ подозрѣніемъ. Мы поѣдемъ въ городъ, увидимся съ нимъ и разспросимъ его про эту исторію.

— Извините, сэръ, но это невозможно, отвѣчалъ Прикетъ. — Вѣдь не забудьте, что тутъ дѣло идетъ о пропажѣ имущества. Предстоитъ прежде всего получить обратно брилліанты миссъ Фарръ. Вы должны знать, джентльмены, что когда м-ръ Уайнкотъ Эсденъ пошелъ на это дѣло, онъ былъ одинъ. По всей вѣроятности искушеніе налетѣло на него внезапно, потому что еслибы онъ разсчитывалъ на что-либо такое, когда получилъ отмычку, то не сталъ бы пробовать ее на собственной двери; онъ слишкомъ уменъ и хитеръ для этого. Ясно, какъ Божій день, что онъ сдѣлалъ это ради вознагражденія, и что, затѣвая все дѣло, разсчитывалъ вернуть анонимнымъ образомъ всю сумму, когда справится. Такъ по крайней мѣрѣ я понимаю это дѣло. Но теперь, джентльмены, Рейбенъ Гелъ замѣшался въ дѣло. Рейбенъ Гелъ забралъ въ свои руки молодаго джентльмена, а когда джентльменъ соблазнился на преступное дѣло и вдругъ оказывается, что попалъ въ товарищи къ такому человѣку, какъ Рейбенъ Гелъ, то онъ катится внизъ какъ съ горы. Нѣтъ болѣе отчаяннаго преступника въ Лондонѣ, джентльмены, и я готовъ былъ бы прозакладывать милліонъ, еслибы онъ у меня былъ, что Рейбенъ намѣренъ получить вознагражденіе и удержать у себя брилліанты. М-ръ Эсденъ не такой дуракъ, чтобы держать при себѣ украденные брилліанты. Если вы теперь поѣдете къ нему, то заткнете ему ротъ, а если вы предоставите дѣйствовать мнѣ, то мы получимъ обратно деньги и брилліанты.

— Я. не хочу вѣрить этой чудовищной исторіи, закричалъ Арнольдъ. — Я читалъ, что бывали случаи, когда всѣ факты свидѣтельствовали противъ человѣка и, однако, въ концѣ концовъ, невинность его сіяла какъ солнце.

— Бывало, бывало, сэръ, кто говоритъ, сказалъ Прикетъ. — Можетъ, и теперь то же будетъ. Я былъ бы очень радъ, еслибы такъ было, но все это обнаружится, если мы выждемъ день или два. А пока, джентльмены, предположимъ, что я окажусь правъ, мнѣ желательно было бы получить заранѣе самыя опредѣленныя инструкціи. Предположимъ, что я вынужденъ буду арестовать м-ра Уайнкота Эсдена, то какъ я долженъ буду поступить?

— Развѣ это зависитъ отъ насъ? спросилъ Эльфинстонъ торопливо.

Онъ, кажется, увидѣлъ лучъ надежды.

— Никто не обязанъ, отвѣчалъ Прикетъ, выдавать преступника правосудію. — Вы можете поймать человѣка на мѣстѣ преступленія и отпустить его, если вы склонны къ милосердію и желаете потушить дѣло. Все, кромѣ убійства, можетъ быть потушено.

— Если такъ, то ради самого неба, если окажется, что это не кошмаръ какой-то, потушите все дѣло, сказалъ Эльфинстонъ.

— Согласны ли вы, сэръ, достать мнѣ инструкціи отъ миссъ Фарръ?

— Вы знаете, во всякомъ случаѣ, что миссъ Фарръ готова скорѣе заплатить тысячу фунтовъ, чѣмъ обращаться къ правосудію. Тѣмъ болѣе будетъ она противъ того, чтобы преслѣдовать такого хорошаго знакомаго… человѣка, которому она довѣряла… джентльмену… о, Боже! это такъ ужасно, что повѣрить невозможно!

— Ради самого неба, Прикетъ, съ жаромъ молилъ Арнольдъ: — не заставляйте насъ отравлять слухъ миссъ Фарръ такимъ подозрѣніемъ.

— Я былъ опекуномъ миссъ Фарръ всего лишь годъ назадъ, дрожащимъ голосомъ проговорилъ Эльфинстонъ. — Она была для меня все равно, что родная дочь цѣлыхъ восемнадцать лѣтъ. Я не хочу разбить ей сердце такимъ ужасомъ; скорѣе я пожертвую всѣмъ своимъ состояніемъ. Ступайте и передайте чэкъ этому негодяю и скажите ему, что все обнаружилось, и пусть онъ спасается бѣгствомъ.

— Все бы это было возможно, сэръ, еслибы не замѣшался Гелъ. Но Гелъ замѣшался, и мы не можемъ знать, гдѣ теперь находятся брилліанты. Намъ приходится выждать, сэръ, и накрыть ихъ, когда вопросъ о соучастіи станетъ вполнѣ доказаннымъ фактомъ. Я думаю, сэръ, принимая во вниманіе всѣ обстоятельства дѣла, что я могу потушитъ дѣло, если вы, джентльмены, оба дадите мнѣ полномочіе на это.

— Вы говорите, — сказалъ Арнольдъ не то съ яростью, не то съ отчаяніемъ, обращаясь къ Эльфинстону: — такъ, какъ еслибы подозрѣнія оказались уже правдой.

— Мой дорогой другъ, отвѣчалъ тотъ, я не знаю, что думать. Боже, помоги намъ! Я боюсь… сильно, сильно боюсь! Все такъ складывается печально. Я не могу забыть, какъ онъ бѣгалъ взадъ и впередъ при лунномъ свѣтѣ. Онъ искалъ половинку отмычки.

— Я такъ это и понялъ, сэръ, сказалъ Прикетъ. — Я пока не пойду въ домъ, джентльмены, прибавилъ онъ. Постарайтесь быть какъ можно натуральнѣе съ дамами. Отъ меня онѣ, безъ сомнѣнія, ничего не узнаютъ. Я получилъ письмо отъ м-ра Эсдена на счетъ чэка; онъ далъ мнѣ его сегодня утромъ. Я покажу его, получу чэкъ и вернусь въ городъ.

— Неужели необходимо продѣлывать всю эту отвратительную комедію, сказалъ Арнольдъ.

— Вы совершенно вѣрно называете это, сэръ, отвѣтилъ сочувственно Прикетъ. — Но, тѣмъ не менѣе, это неизбѣжно.

Онъ простился съ ними, и оба джентльмена остались вдвоемъ, удивляясь и ужасаясь. Когда они, наконецъ, рѣшились вернуться домой, они еще были такъ сильно потрясены, что Арнольду пришлось вести подъ руку старика-доктора. Но опасеніе, что его разстроенный видъ возбудитъ догадки и предположенія, заставило его овладѣть собою на столько, что когда они дошли до воротъ, то докторъ принялъ почти свой обычный видъ.

— Зайдите ко мнѣ въ комнату, голубчикъ, сказалъ онъ Арнольду, и посидите немного со мной. Мнѣ нужно общество, а остальнымъ я боюсь показаться на глаза.

Они поднялись по лѣстницѣ и заперлись въ мастерской старика.

— Я принесъ это сегодня утромъ, сказалъ докторъ, дотрогиваясь дрожащимъ, блѣднымъ пальцемъ до фотографіи, лежавшей передъ нимъ. Помните? Я снималъ ее какъ разъ въ тотъ моментъ, когда совершалось это преступное дѣло. Могли ли мы думать, когда стояли всѣ счастливые и весело шутили, что этотъ жалкій безумецъ, Господь да проститъ его! продалъ свою душу дьяволу.

— Я не повѣрю этому, пока не узнаю навѣрное, сказалъ Арнольдъ мрачно. — Я не позволю себѣ сомнѣваться въ Уайнкотѣ. Я лучше его знаю.

Онъ храбрился, но въ душѣ самъ не вѣрилъ тому, что говорилъ.

Машинально взялъ онъ фотографію въ руки, поглядѣлъ на нее, почти не видя. Душа въ немъ рвалась и ныла. Большой монокль, къ которому старый джентльменъ прибѣгалъ для критической оцѣнки своей работы, лежалъ по близости. Арнольдъ поглядѣлъ на фотографію въ монокль съ тѣмъ внезапнымъ интересомъ къ пустякамъ, который люди испытываютъ среди нестерпимыхъ терзаній, причиняемыхъ большой бѣдой. Вдругъ онъ вскочилъ съ мѣста съ громкимъ крикомъ, и Эльфинстонъ увидѣлъ, что онъ зашатался, точно готовился упасть. Старикъ вскочилъ въ свою очередь, поддержалъ его и усадилъ безпомощнаго Арнольда въ кресло.

— Что такое? спросилъ онъ тревожно.

Глаза Арнольда вдругъ приняли безумное выраженіе. Онъ устремилъ невыразимый взглядъ на старика и отвѣчалъ странноравнодушнымъ, точно чужимъ голосомъ:

— Все кончено. Его лицо тутъ на фотографіи. Позади рододендроновъ.

Эльфинстонъ дрожащими руками схватилъ стекло и фотографію и шатаясь побрелъ къ дому. Нѣкоторое время онъ такъ дрожалъ, что не могъ ничего разглядѣть. Но наконецъ овладѣлъ собой и увидѣлъ, что неподкупной свидѣтель, солнце, пригвоздило къ картинѣ лицо Уайнкота Эсдена, полное ужаса, вины и страха.

Докторъ отвелъ глаза отъ картины и, встрѣтивъ взглядъ Арнольда, оба безнадежно поглядѣли другъ на друга.

VI.

Облегченіе, испытанное обитателями Уаттонъ-Гилля послѣ полученія письма Эсдена, благодѣтельно отразилось и на дѣвушкѣ Гренджеръ. Прикетъ, возстановляя въ своемъ хитромъ умѣ картину преступленія по немногимъ имѣвшимся у него въ рукахъ, фактамъ, подобно Кювье, который по нѣсколькимъ костямъ возсоздавалъ образъ цѣлаго животнаго, все еще продолжалъ подозрѣвать ее въ соучастіи въ преступленіи. Слуги тоже подозрительно относились къ ней и даже во время болѣзни неохотно ухаживали за нею. Вполнѣ естественно, что для необразованныхъ людей потеря рѣчи казалась наглой хитростью, чтобы избѣжать разспросовъ, по ихъ мнѣнію, какъ и по мнѣнію болѣе образованныхъ людей, — волненіе есть признакъ вины. Одна изъ горничныхъ, искусный практикъ въ подслушиваніи у дверей, принесла въ дѣвичью извѣстіе о скорой находкѣ брилліантовъ, и общественное мнѣніе стало снисходительнѣе къ Гренджеръ и менѣе склонно къ подозрѣнію.

Сама дѣвушка почувствовала перемѣну къ окружавшей ее нравственной атмосферѣ, но настоящее облегченіе пришло вмѣстѣ съ открытіемъ, что товарищи-слуги перестали ее подозрѣвать. Будучи сильнаго и здороваго тѣлосложенія и рѣшительнаго характера, она достаточно оправилась отъ физическихъ послѣдствій своего паденія и предложила свои услуги госпожѣ. Но она мягко отвергла ихъ. Гренджеръ, очевидно, ясно понимала все, что говорилось въ ея присутствіи, но ея собственная неспособность говорить стоила ей острыхъ страданій, и часто попытки ея проговорить что-нибудь оканчивались потокомъ горькихъ слезъ. Самый характеръ болѣзни могъ вполнѣ объяснить эти взрывы отчаянія у женщины съ живымъ темпераментомъ, но Эльфинстона они сильно интриговали, и онъ слѣдилъ за ней съ большимъ интересомъ.

Гренджеръ сидѣла въ дѣвичьей за нѣсколько минутъ до отъѣзда Прикета изъ дому. Искусница по части подслушиванія у замочной скважины сообщила своимъ заинтересованнымъ товаркамъ, умалчивая объ источникѣ своихъ свѣдѣній, что м-ръ Уайнкотъ Эсденъ велъ переписку съ воромъ и что Прикетъ получилъ чэкъ на тысячу фунтовъ, чтобы передать ему, а затѣмъ украденные брилліанты будутъ возвращены миссъ Фарръ. Услышавъ это, Гренджеръ стиснула руки и, вставъ, пошла въ свою комнату, блѣдная и съ заплаканными глазами. Придя къ себѣ, она опустилась на колѣни въ позѣ полнѣйшаго отчаянія, охвативъ руками сундукъ, гдѣ лежали ея вещи, и принялась горько плакать, вся содрагаясь отъ рыданіи. Послѣ этого пароксизма слезъ, она нѣсколько успокоилась, освѣжила глаза холодной водой и, стоя у окна, глядѣла на мирную сельскую картину, разстилавшуюся передъ нею. Она простояла такъ нѣкоторое время, пока новый приливъ горя не прихлынулъ къ сердцу, и она стала ломать пальцы со стономъ:

— Боже мой! что мнѣ дѣлать, что мнѣ дѣлать?

Неужели она проговорила это? неужели рѣчь снова вернулась къ ней? Она стояла удивленная и почти устрашенная, и собственный голосъ точно застылъ въ ея ушахъ. Она схватила лѣтнюю накидку изъ чернаго кружева и, торопливо накинувъ ее на плечи, завязала ленты шляпы подъ подбородкомъ, при чемъ руки ея такъ дрожали, что она едва могла справиться съ ними, надѣла перчатки, удостовѣрилась, что ея жидкій кошелекъ у нея въ карманѣ и, продѣлавъ все это, осторожно выскользнула изъ комнаты и украдкой сошла съ лѣстницы. Она вышла изъ дому, медленно обошла лужайку и, пройдя линію рододендроновъ, проскользнула въ калитку, на которую опирался Прикетъ въ ту лунную ночь, когда онъ предпринялъ свои поиски. Дѣвушка вся горѣла нетерпѣніемъ, и не смотря на слабость, побѣжала бы со всѣхъ ногъ, еслибы не боязнь, что ее увидятъ и остановятъ.

Все было тихо кругомъ; большія деревья спали въ собственной тѣни на знойномъ солнцѣ, и дорога ослѣпляла глаза до головокруженія. Міръ казался такимъ безмолвнымъ, такимъ обширнымъ и пустыннымъ, что ей стало даже страшно, какъ бываетъ страшно ночью, когда человѣкъ одинъ въ безлюдномъ мѣстѣ. Она точно цѣлый годъ просидѣла въ заточеніи, до того привычныя мѣста представлялись теперь обширными, и до того она отвыкла отъ свободы.

Вдругъ дѣтскій лепетъ коснулся ея слуха, и на перекресткѣ ей попалось съ полдюжины деревенскихъ ребятишекъ, возившихся другъ съ другомъ. Въ арьергардѣ торжественно выступалъ плотный мальчишка лѣтъ четырехъ или около того, съ покрытой головой и съ леденцомъ въ рукахъ, важный и флегматичный, какъ старикъ. Другіе скрылись уже изъ виду, а Гренджеръ, ставъ на колѣни на дорогѣ, не обращая вниманія на пыль, протянула руки къ ребенку, съ страстной мольбой на лицѣ.

— Подойди ко мнѣ, малютка, хочешь?

Неужели она въ самомъ дѣлѣ проговорила это? Она сама не была въ томъ увѣрена. Дитя съ важностью поглядѣло на нее и ничего не отвѣчало.

— Голубчикъ, подойди ко мнѣ, миленькій, пожалуйста.

— Нѣтъ, отвѣчало дитя, не хочу. Дѣвушка вскочила съ колѣнъ и всплеснула руками.

— Слава Богу! произнесла она, слава Богу!

Дитя пошло дальше, нисколько не тронувшись этой сценой, точно она была въ порядкѣ вещей. Теперь Гренджеръ рѣшилась ускорить шагъ и, направляясь къ станціи желѣзной дороги, увидѣла издали паръ отъ медленно подходившаго поѣзда. Со страхомъ оглядѣвшись и не видя никого знакомаго кругомъ, она прибавила шагу. Касса была открыта и она остановилась передъ ней, холодѣя отъ опасенія: вдругъ рѣчь снова измѣнитъ ей, и она не въ состояніи будетъ высказать, что надо. Поселянинъ толкнулъ ее и спросилъ билетъ третьяго класса въ Лондонъ. Это тѣ самыя слова, которыя ей слѣдовало тоже проговорить. Она боялась, что не сможетъ этого и про себя проговорила ихъ, пока поселянинъ считалъ сдачу. Она спросила билетъ: ее поняли и дали ей то, что она просила. Послѣ того она подождала на платформѣ, пока не подошелъ поѣздъ и сѣла въ отдѣленіе третьяго класса, гдѣ находилась только одна пассажирка, чисто одѣтая, сморщенная, какъ печеное яблоко старуха-крестьянка.

Поѣздъ медленно тронулся въ путь, лѣниво пробираясь чрезъ поля и луга, испещренные цвѣтами и останавливаясь у каждой станціи. Дѣвушка не разъ оборачивалась, собираясь заговорить съ своей сосѣдкой, и останавливалась при мысли: вдругъ ей опять не удастся произнести ни слова. Наконецъ пересиливъ страхъ, она сказала:

— Какой прекрасный день, не правда ли?

Единственнымъ отвѣтомъ былъ пристальный взглядъ, и Гренджеръ съ ужасомъ откинулась на спинку скамейки.

— Что? спросила старуха.

— Прекрасный день, повторила Гренджеръ съ отчаяніемъ, сама неувѣренная, дѣйствительно ли она произнесла эти слова.

— Говорите громче, сказала старуха, я немного туга на ухо.

Гренджеръ повторила свои слова громче, и старуха еще сильнѣе испугала ее тѣмъ, что уставилась на нее строже прежняго и даже какъ бы подозрительно.

— Прекрасный день! повторила старуха, скажите на милость! стоитъ заводить объ этомъ рѣчь!

И старуха подальше отодвинулась отъ Гренджеръ, окидывая ее недовѣрчивымъ взглядомъ.

— Пожалуйста не бойтесь меня, сказала Гренджеръ, наклоняясь къ ней. Вы меня понимаете?

— Господи помилуй! понимаю ли я васъ? конечно, понимаю.

— Со мной приключилась болѣзнь, отъ которой у меня отнялся языкъ, объясняла Гренджеръ, и я не увѣрена, что могу опять говорить. Я ѣду въ Лондонъ по очень, очень важному дѣлу и боюсь, что меня не поймутъ, когда я заговорю.

— Вотъ что, бѣдняжка, сказала старуха, смягчаясь и становясь ласковой и участливой. Не бойтесь. Вы говорите совсѣмъ ясно и понятно. Будьте спокойны, все обойдется хорошо.

Дѣвушка откинулась на спинку скамейки, и молчаливыя слезы навернулись у нея на глазахъ. Пока поѣздъ доѣхалъ до Лондона, она еще разъ перекинулась нѣсколькими словами съ своей спутницей. Прибывъ въ Людгетъ-Гилль, она вышла изъ вагона и поспѣшно направилась въ Темпль. Она взошла по высокой лѣстницѣ, которая вела въ квартиру Уайнкота Эсдена и, постучавъ въ дверь, остановилась, съ трудомъ дыша и прижимая обѣ руки къ сердцу.

Эсденъ отворилъ дверь и съ удивленіемъ поглядѣлъ на нее. Его лѣвый глазъ все еще притухъ отъ невральгіи и зубной боли, и это вмѣстѣ съ страннымъ выраженіемъ, происходившимъ отъ безсонницы, такъ измѣнило его лицо, что она испугалась

— Вы здѣсь! сказалъ онъ сердито. Зачѣмъ вы сюда пріѣхали?

Она стояла и съ трудомъ переводила духъ, но такъ какъ онъ сдѣлалъ движеніе, точно хотѣлъ захлопнуть передъ нею дверь, то она проскользнула въ переднюю и схватила его руку обѣими руками.

— Богъ вернулъ мнѣ даръ слова, сказала она, и я пріѣхала предостеречь васъ.

— Предостеречь меня? повторилъ онъ, мѣняясь въ лицѣ. Я долженъ, вѣроятно, былъ бы благодарить васъ за участіе, но, ей Богу, не придумаю, въ чемъ вы хотите предостеречь меня.

Ея пристальный взглядъ смущалъ его, и онъ избѣгалъ глядѣть на нее. Рука, которой она его придерживала такъ дрожала, что этотъ трепетъ сообщался и ему.

— Уайнкотъ, сказала она страшнымъ шепотомъ, я видѣла, какъ вы выходили изъ комнаты.

Онъ такъ поспѣшно откинулся назадъ, что головой стукнулся о притолку.

— Изъ комнаты? изъ какой комнаты? Вы съ ума сошли?

— Изъ комнаты миссъ Фарръ, отвѣчала она. Я видѣла у васъ въ рукахъ сафьянный футляръ.

Онъ пытался отвѣчать, но языкъ прилипъ къ гортани, и онъ не находилъ ни мыслей, ни словъ. Она ухватилась за него по прежнему обѣими руками и, высказавъ свое страшное признаніе, опустила голову и горько заплакала. Такъ стояли они долгое время — какъ долго они, сами не могли бы сказать; наконецъ, онъ сдѣлалъ движеніе и пошелъ изъ передней. Она пошла за нимъ гостиную. Онъ опустился тамъ на диванъ и, отвернувъ голову, безсмысленно глядѣлъ въ окно, и кромѣ рыданій дѣвушки все было тихо кругомъ. Цѣлый міръ рухнулъ вокругъ него, и безлюдье воцарилось въ пустынѣ, гдѣ онъ одинъ переживалъ какую-то роковую и безумную катастрофу, и теперь прислушивался къ воцарившейся тишинѣ. Право, ему все равно; рѣшительно ему нѣтъ ни до чего дѣла.

Она тихонько подкралась къ нему и стала возлѣ него на колѣни, схватила его руку, безпомощно свѣсившуюся съ дивана.

— Уайнкотъ сказала она прерывисто, вы джентльменъ… честный человѣкъ…

Она не могла продолжать отъ слезъ, но слова ея пронзили ему душу. Они пробудили въ немъ жизнь и сознаніе, и онъ, какъ безумный, зашагалъ взадъ и впредъ по комнатѣ. Она осталась на колѣняхъ на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ онъ ее оставилъ, и вдругъ, вскочивъ такъ же внезапно, какъ и онъ самъ, она подбѣжала къ нему и, ухватившись за него, стала страстно молить его:

— Вы отошлете назадъ брилліанты… да! а также и чэкъ! Вы поступите, какъ честный, порядочный человѣкъ! О, мое сердце! мое сердце! Я такъ васъ любила, я охотно умерла бы за васъ! Никто не знаетъ — никто никогда не узнаетъ! но вы ихъ отошлете назадъ! Вы вѣдь честный человѣкъ, вы сдѣлали это нечаянно! я знаю, я увѣрена въ этомъ! Дьяволъ соблазнилъ васъ!

— Не могу! простоналъ онъ, не могу!

— Вы не можете быть честнымъ!

И она ловила его взглядъ, съ мольбой съ глазахъ.

— Не могу, повторилъ онъ, я связанъ… по рукамъ и по ногамъ. Я во власти самаго проклятаго мерзавца на свѣтѣ.

И онъ такъ страшно сталъ ругать и клясть Гела, что она затрепетала. Этотъ безумный взрывъ облегчилъ его и, умолкнувъ, онъ упалъ въ кресло. Она, ободрясь, подкралась къ нему, и онъ повернулся къ ней и заговорилъ съ напускнымъ спокойствіемъ.

— Садитесь. Вызнаете часть исторіи, узнайте и остальную.

Онъ разсказалъ ей все, какъ было, не утаивая и не смягчая ничего, находя мучительное удовольствіе каяться въ своемъ позорѣ. Онъ кратко пересказалъ о своей защитѣ Рейбена Гела, о благодарности этого негодяя, о курьезномъ сувенирѣ, которымъ онъ его надѣлилъ, о своихъ долгахъ, о приставаньи Д. П. и пріѣздѣ въ Лондонъ богатаго пріятеля, о трагическихъ, но напрасныхъ поискахъ этого пріятеля; о томъ, какъ онъ случайно проѣхалъ станцію Уаттонъ-Гилль и сошелъ въ Гемсли, какъ увидѣлъ, что домъ совсѣмъ пустъ, какъ соблазнъ внезапно опуталъ его, какъ онъ поддался ему; разсказалъ о своемъ невольномъ визитѣ къ Гелу, о своей сдѣлкѣ съ нимъ и о вторичной пропажѣ брилліантовъ.

Она слушала его молча, время отъ времени всхлипывая отъ слезъ. И вдругъ съ воплемъ жалости и страха сползла съ дивана и, опустившись на полъ, прислонилась лбомъ къ его колѣнямъ и стала ловить его руку.

Онъ далъ руку и сухо продолжалъ, не показывая вовсе, что тронутъ, но только два или три раза у него въ горлѣ что-то хрустнуло, точно что-то тамъ застряло и мѣшаетъ говорить.

— Гелъ приходилъ сюда ночью и сказалъ мнѣ, что намѣренъ удержать и брилліанты, и вознагражденіе, и что мы подѣлимъ и то и другое пополамъ.

— Нѣтъ, сказала она, но я оживъ его руку на его колѣни и прислонившись къ ней горячей щекой. Голосъ у нея былъ утомленный и ласковый, и она.какъ будто хотѣла выразить, что спасетъ его и смоетъ преступленіе.

— Я долженъ сойтись съ Геломъ, продолжалъ Уайнкоть, въ старомъ заброшенномъ домѣ, отъ котораго у него есть ключъ, завтра ночью — я заявилъ, что иду платить вору требуемую имъ сумму и получить обратно брилліанты. Я дамъ сыщику адресъ въ запечатанномъ конвертѣ и скажу, что если я не вернусь черезъ часъ, то чтобы онъ навѣдался за мной. Онъ найдетъ меня связаннымъ и деньги унесенными. Платье мое будетъ изорвано, и я долженъ буду сказать, что на меня въ потемкахъ напало трое или четверо негодяевъ, и такъ меня отдѣлали. Ну, а затѣмъ, заключилъ Эсденъ, мѣняя тонъ, я убью когда-нибудь Рейбена Гела, хотя бы черезъ двадцать лѣтъ.

— Вы всего этого не сдѣлаете, проговорила Гренджеръ тѣмъ же усталымъ и нѣжнымъ тономъ, все еще прижимаясь лицомъ къ его рукѣ.

— Нѣтъ, отвѣчалъ онъ, я это сдѣлаю, но за то негодяй поплатится жизнью.

— Вы не можете этого сдѣлать, Уайнкотъ, пока я съ вами, а я ни за что не уйду, прежде чѣмъ вы и меня тоже не убьете. Я пришла спасти васъ, милый, и спасу. Господь для того и вернулъ мнѣ даръ слова. Я имѣю право любить васъ по-своему, но какъ же бы я могла васъ любить, еслибы вы это сдѣлали? Подумайте объ этомъ, милый. Если вы порвете съ нимъ и скажете правду, вы можете снова быть счастливы. Господи! со всякимъ можетъ случиться несчастіе и соблазнъ. Верните себѣ самоуваженіе. Перенесите небольшой стыдъ, чтобы пскупить большой позоръ… одинъ часъ муки за цѣлую жизнь.

Въ пылу мольбы она встала съ пола и наклонилась къ нему, охвативъ его шею руками и тщетно стараясь заглянуть ему въ глаза.

— Подумайте объ этомъ, милый Уайнкотъ. Еслибы даже я этого не знала… Еслибы никто не зналъ… Но всю жизнь быть связаннымъ съ такимъ негодяемъ… Вѣчно думать, что онъ покорилъ и запугалъ васъ…

При этихъ словахъ Уайнкотъ Эсденъ всталъ и медленно, но съ силой отвелъ ея руки отъ себя.

— Благодарю васъ, Полли, оказалъ онъ; довольно объ этомъ. Я скажу правду и пристыжу чорта, а Гейбенъ Гелъ убѣдится, что со мною шутки плохи.

VII.

Если преступленіе Эсдена и его раскаяніе казались ему самому внезапными, то вѣдь какъ одно, такъ и другое обусловливалось вліяніями, на которыя онъ не разсчитывалъ. Никакой честный человѣкъ не дѣлается вдругъ воромъ, и никакой воръ не обращается по первому порыву въ честнаго человѣка. Можно было бы даже сказать, что между двумя категоріями людей: честныхъ и безчестныхъ, не бываетъ въ сущности ничего общаго, но къ чему гоняться за научной точностью. Тысяча увертокъ, уклоненій отъ истины, хитростей, поблажекъ пороку и сдѣлокъ съ совѣстью подготовили его паденіе и работали въ немъ безъ его вѣдома. А съ тѣхъ поръ какъ онъ совершилъ преступленіе, тысяча уколовъ стыда и оскорбленной гордости подѣйствовали на него. Быть можетъ, еслибы его мучитель и искуситель былъ джентльменъ, Эсденъ не испытывалъ бы такого сильнаго и непреодолимаго отвращенія. Такъ какъ тотъ не былъ джентльменомъ, то вліяніе воспитанія оказалось въ Эсденѣ чувствительнѣе совѣсти. Онъ могъ замазывать свой поступокъ въ собственныхъ глазахъ и дѣйствительно убѣдилъ себя, что онъ ничто иное, какъ заемщикъ. Но заемъ былъ совершенъ при такихъ обстоятельствахъ, что немного усилій требовалось, чтобы превратить его въ воровство. Для этого стоило только, чтобы кто-нибудь узналъ объ этомъ займѣ.

Гелъ или другой кто — это уже все равно. Въ глазахъ Гела онъ былъ воръ. Онъ самъ допускалъ, что такое безумное истолкованіе его поступка будетъ сдѣлано всякимъ, кто только узнаетъ о немъ. Только онъ одинъ зналъ конечную чистоту своихъ намѣреній. Только онъ могъ сказать, на какомъ базисѣ основано было похищеніе имъ брилліантовъ. Любопытно видѣть, что человѣкъ не глупый можетъ такъ обманывать самого себя, можетъ увѣрить себя въ такомъ безумномъ парадоксѣ, между тѣмъ какъ счелъ бы оскорбленіемъ для своего разума, еслибы кто-нибудь другой пытался его въ этомъ убѣдить; можетъ лгать единственному существу, знающему всю правду и вѣрить этой лжи.

То, что Гелъ узналъ объ его поступкѣ, превратило его въ вора не только теоретически или въ силу невѣжественнаго мнѣнія, но, къ его великому ужасу и вопреки оказанному имъ сопротивленію, и на практикѣ. Гордость бываетъ различнаго рода, и Уайнкотъ Эсденъ ни на волосъ не сталъ менѣе чувствителенъ къ собственному доброму мнѣнію отъ того, что онъ низкимъ способомъ заключилъ заемъ или отъ того, что заставилъ слабохарактернаго пріятеля оказать себѣ опасную услугу. Но насильственный союзъ съ Геломъ мучительно задѣвалъ всѣ фибры его души и тѣла. Онъ убивалъ въ немъ чувство собственнаго достоинства, и съ утра до ночи не давалъ забыться и успокоиться, хотя бы на минуту.

Сначала мысль, что другому извѣстенъ его поступокъ, казалась высшимъ наказаніемъ; но союзъ съ Геломъ показалъ ему, что это не такъ. Изъ двухъ золъ, говоритъ философія, выбирай меньшее. Это, очевидно, мудрое правило, но его гораздо легче проповѣдывать въ теоріи, нежели осуществить на практикѣ. Никакой дуракъ не выберетъ изъ двухъ золъ большее, да только бѣда въ томъ, что порою бываетъ очень трудно рѣшить, какое зло больше, а какое меньше. То ли, что обойтись безъ ста шестидесяти фунтовъ или поддѣть бѣднягу Д. П.? То ли, что предоставить Д. П. страдать или сдѣлать заемъ совсѣмъ необыденнымъ способомъ? То ли, что принять на себя бремя стыда и отдѣлаться отъ Гела путемъ покаянія въ винѣ или же глубже погрязнуть въ преступномъ болотѣ въ надеждѣ укрыться отъ бѣды? Злополучный человѣкъ.

Какъ бы ни былъ онъ легкомысленъ по природѣ, всегда выберетъ то, что кажется наименьшимъ зломъ. Никому нѣтъ охоты страдать болѣе того, сколько нужно.

Терзаемый внутренно стыдомъ и угрызеніями совѣсти, терзаемый извнѣ страдая и отъ безвыходности положенія, Эсденъ проводилъ жестокіе часы. Стыдъ и совѣсть уже начинали брать верхъ, когда дѣвушка, которую онъ когда-то пытался обмануть, пришла на помощь и положила конецъ если не самой борьбѣ, то по крайней мѣрѣ неопредѣленности ея исхода.

Но ему предстояло выпить чашу до дна. Онъ долженъ былъ сдѣлать свое признаніе или письменно или устно и долженъ сдѣлать его немедля. Затѣмъ возникалъ вопросъ: кому его сдѣлать? прямо миссъ Фарръ? Нестерпимо и невозможно. Своей теткѣ? Эдитѣ? Тоже нестерпимо и немыслимо! Эльфинстону или Арнольду? Неужели гордый человѣкъ, какъ бы ни былъ онъ униженъ, можетъ пасть такъ низко?

Никакой еще философъ не изучилъ такъ глубоко человѣческую природу, чтобы добраться до конечныхъ пружинъ воли. Случается, и довольно часто, что окончательное и неизмѣнное рѣшеніе принимается безсознательно для самого дѣйствующаго лица; и въ эти-то моменты, когда жизнь какъ будто замерла, совершаютъ отчаянные поступки. Когда Эсденъ до того усталъ отъ этой борьбы и нерѣшительности, что, казалось, неспособенъ былъ ничего предпринять, онъ сдѣлалъ отъ крайняго утомленія то, чего бы не могъ сдѣлать силой воли.

Прикетъ, ради собственныхъ цѣлей, передалъ Эсдену чэкъ, выданный миссъ Фарръ. Эсденъ уже побывалъ съ нимъ въ банкѣ и превратилъ клочекъ бумажки въ солидное золото. Еслибы онъ не обронилъ, когда бѣжалъ на желѣзную дорогу того роковаго доказательства, которое Прикетъ обрѣлъ въ желѣзно-дорожной траншеѣ, то все уладилось бы такъ, какъ онъ хотѣлъ. Деньги уже находились бы у него въ рукахъ, когда Гренджеръ пришла съ извѣстіемъ о томъ, что ей извѣстна его тайна. Онъ вынулъ золото почти механически изъ ящика, куда его спряталъ, и положилъ на столъ. Золото находилось въ двухъ крѣпко увязанныхъ мѣшкахъ; онъ раскрылъ одинъ изъ нихъ и отсчиталъ сто шестьдесятъ фунтовъ. Онъ погубилъ себя изъ-за этого и доведетъ дѣло до конца наперекоръ всему. Онъ даже ощутилъ нѣкоторое геройство въ мысли, что спасаетъ своего слабаго друга цѣною собственной гибели. Онъ опять завязалъ мѣшокъ, сложилъ сто шестьдесятъ фунтовъ въ плотный пакетъ, запечаталъ его и прикрѣпилъ къ нему записку карандашемъ. Затѣмъ обернулъ все это листомъ крѣпкой бумаги, запечаталъ, надписалъ адресъ и для большей безопасности обвязалъ красной бичевкой. Послѣ того положилъ остальное золото въ небольшой черный ручной сакъ и, надѣвъ небрежно шляпу, сошелъ съ лѣстницы. По дорогѣ въ Флит-Стритъ, онъ встрѣтилъ коммиссіонера и вручилъ ему пакетъ, приказалъ снести его по адресу и дождаться отвѣта. Онъ далъ человѣку полкроны за трудъ и сказалъ ему, что отвѣтъ онъ можетъ отпустить въ ящикъ для писемъ, прибитый у дверей его квартиры. Послѣ того мрачно пошелъ по улицѣ, нанялъ извощика и велѣлъ отвезти себя на квартиру Прикета.

Сыщикъ былъ дома и въ очень хорошемъ расположеніи духа, когда ему доложили о приходѣ Эсдена.

— Просите, моя милая, сказалъ м-ръ Прикетъ служанкѣ, улыбаясь.

«Что-то онъ еще затѣваетъ? спросилъ онъ самого себя. Кажется, уже достаточно пустилъ пыли въ глаза?»

Онъ отложилъ въ сторону трубку, пошелъ къ дверямъ, и остановился въ нихъ, дожидаясь гостя. Гость прошелъ мимо него въ комнату, не снимая шляпы, и свалилъ мѣшокъ, съ золотомъ на столъ.

— Заприте дверь, сказалъ онъ, мнѣ нужно вамъ кое-что сообщить. Вотъ здѣсь въ мѣшкѣ восемьсотъ сорокъ фунтовъ золота. Я передаю его на ваше попеченіе, и… — онъ стиснулъ зубы и покачнулся, но, ухватившись за спинку стула и не глядя на Прикета, хотя и повернувъ лицо къ нему, прибавилъ:

— И сдаюсь вамъ. Арестуйте меня.

Тутъ впервые ничему не удивлявшійся сыщикъ удивился и съ секунду не находилъ даже слова въ отвѣтъ.

— Что жъ, сэръ, сказалъ онъ наконецъ, когда пришелъ въ себя, это самое лучшее, что вы могли сдѣлать.

Къ нему вернулось все его хладнокровіе, точно онъ ожидалъ такой развязки.

— Садитесь, м-ръ Эсденъ, спокойно проговорилъ онъ, пододвигая стулъ. Эсденъ повиновался какъ автоматъ, когда заведутъ пружину.

— Я получилъ сегодня утромъ свои инструкціи, продолжалъ Прикетъ, самъ садясь у противуположнаго конца стола, и по этимъ инструкціямъ вынужденъ отказаться отъ всякаго преслѣдованія, когда наступитъ развязка.

Уайнкотъ поднялъ глаза и уставился на него. Его вѣки были совсѣмъ коричневаго цвѣта. Глаза красны отъ двухъ или трехъ безсонныхъ ночей, а самый зрачекъ сталъ почти безцвѣтенъ.

— Вы знали? спросилъ онъ вялымъ безучастнымъ тономъ, точно ему, меньше чѣмъ кому-нибудь въ мірѣ, было до этого дѣла.

— Разумѣется, зналъ, м-ръ Эсденъ, отвѣчалъ Прикетъ съ почтительнымъ состраданіемъ въ голосѣ. Я такъ ясно возстановилъ все дѣло, что съѣздилъ сегодня въ Уаттонъ-Гилль, чтобы узнать, какъ мнѣ дѣйствовать при развязкѣ. Вы извините меня, если я скажу, сэръ, что я очень радъ и счастливъ за васъ, что вы избрали этотъ путь. Я не желаю позволять себѣ вольностей, м-ръ Эсденъ, вслѣдствіе того положенія, въ какое вы себя поставили, но я всегда принималъ въ васъ почтительное и дружеское участіе, если позволите мнѣ такъ выразиться, съ первой минуты, какъ васъ увидалъ. Чувства — чувствами, а дѣло — дѣломъ, сэръ, но мнѣ было очень грустно выслѣживать васъ, и я былъ радъ, что меня освободили отъ этой обязанности. Вы вольны идти на всѣ четыре стороны, сэръ, но я съ величайшимъ удовольствіемъ сообщу о томъ, что было. Конечно, мы ждемъ, что вы въ свою очередь поможете намъ и не помѣшаете изловить Рейбена.

— Я воленъ идти на всѣ четыре стороны? спросилъ Эсденъ тѣмъ же вялымъ и безучастнымъ тономъ.

— Да, сэръ, отвѣчалъ Прикетъ. Таковы мои инструкціи.

— Кто далъ ихъ? спросилъ Эсденъ, глядя въ столъ.

— Д-ръ Эльфинстонъ, сэръ, и м-ръ Арнольдъ Эсденъ.

Уайнкотъ молча просидѣлъ съ минуту и, снявъ шляпу, вытеръ лобъ платкомъ. Послѣ того сталъ пальцами барабанить по столу.

— Что навело васъ на мой слѣдъ? спросилъ онъ, не поднимая глазъ.

Почему-то ему смутно хотѣлось узнать это. Хотя его это и не особенно занимало, да, казалось, что врядъ-ли отнынѣ что-нибудь можетъ особенно занимать его.

— Много было признаковъ, сэръ, отвѣчалъ Прикетъ, какъ бы считая такое любопытство вполнѣ законнымъ и естественнымъ. Во-первыхъ, поѣздка до Гемсли и до Санди-Парка. Затѣмъ вашъ видъ, когда я показалъ вамъ инструментъ. Затѣмъ вашъ разговоръ съ Геломъ въ моемъ присутствіи. Ваше возвращеніе къ нему, когда я ушелъ. Въ вашей квартирѣ я видѣлъ чернила, которыми было написано письмо. Затѣмъ на вашей двери остались слѣды отъ взлома, точь въ точь такіе же, какъ и на томъ шкапчикѣ, откуда взяты брилліанты. Многое множество признаковъ, м-ръ Эсденъ.

— Ахъ! сказалъ Эсденъ, просидѣвъ въ каменной неподвижности послѣ этого перечисленія. Я былъ такъ глупъ!

Прикетъ съ горестнымъ согласіемъ покачалъ головой, но не отвѣчалъ словами.

— Вы, я вижу, принесли часть денегъ обратно, м-ръ Эсденъ. Но вѣдь все дѣло въ брилліантахъ. Гдѣ они?

— Гелъ укралъ ихъ изъ моей квартиры, отвѣчалъ Эсденъ, не глядя на Прикета.

Теперь, когда все кончено, ему было какъ будто все равно. Борьба прошла, и стыдъ какъ будто-бы разсѣялся и вмѣстѣ съ нимъ всѣ заботы. На плечахъ у него лежало какое-то бремя, но ему казалось, что его несъ кто-то другой и онъ очень жалѣлъ этого другаго — бремя тупаго, слѣпаго удивленія, вотъ и все.

— Клянусь Георгомъ, сказалъ Прикетъ, этому молодцу самъ дьяволъ ворожитъ. Теперь онъ у насъ въ рукахъ, но мы должны отпустить его на всѣ четыре стороны, точно онъ ни въ чемъ не повиненъ.

— Они не хотятъ его преслѣдовать? спросилъ Эсденъ. Вѣроятно, чтобы спасти мою репутацію?

— Вѣроятно, сэръ.

— Ну, такъ они разсчитали безъ меня. Я пойду и обвиню Гела, какъ только уйду отсюда.

— Видите ли, м-ръ Эсденъ, я получилъ инструкціи и намѣренъ сообразоваться съ ними. Они хотятъ, чтобы исторія эта не всплывала наружу, и она не всплыветъ. Я не говорю, чтобы эти лэди и джентльмены совсѣмъ не думали о васъ, желая замять дѣло, но они еще больше думаютъ при этомъ о себѣ.

— Неужто вы серьезно увѣряете меня, сказалъ Эсденъ, поднявъ глаза, въ которыхъ засвѣтилась смертельная ненависть, и уставивъ ихъ въ лицо Прикета, что Гелъ останется на свободѣ?

— Какъ же иначе, сэръ. Какая бы судьба ни постигла Гела, вы ее раздѣлите. Предположивъ, что вамъ дадутъ средства бѣжать, а Гела схватятъ, какой будетъ изъ этого толкъ для этихъ лэди и джентльменовъ?

Уайнкотъ не думалъ ни о лэди, ни о джентльменахъ. Ему даже и въ голову не приходило, чтобъ онъ вообще черезчуръ мало о нихъ думалъ во воемъ этомъ дѣлѣ. Въ сущности, храбрость, выказываемая имъ, была скорѣе истерическая, но по виду онъ казался непоколебимо твердымъ.

— Что бы ни было, съ свирѣпой сосредоточенностью объявилъ онъ, а Гелъ не уйдетъ безъ наказанія.

— Я не вижу способа, какъ этому помѣшать, отвѣчалъ Прикетъ. Вы слишкомъ тѣсно связаны съ нимъ, м-ръ Эсденъ. Я не думаю, чтобы вы захотѣли отрѣзать себѣ носъ, чтобы насолить другому, а вѣдь было бы нѣчто въ этомъ родѣ, еслибы вы погнались за Геломъ. Между нами будь сказано, вы не можете желать ему больше зла, чѣмъ я. Вы вырвали его изъ моихъ рукъ, такъ сказать, чуть не вчера, а я вѣдь охотился за нимъ цѣлыхъ пять лѣтъ. Еслибы онъ понесъ должную кару въ томъ дѣлѣ, то ничего бы больше не натворилъ по сю сторону океана, хотя Богъ-вѣсть чего онъ теперь не надѣлаетъ въ Соединенныхъ Штатахъ. Но теперь толковать объ этомъ поздно.

— Что вы разумѣете, говоря, что онъ Богъ-вѣсть чего натворитъ въ Соединенныхъ Штатахъ?

— Какъ что? Да вѣдь само собой разумѣется, онъ туда теперь отправится, или, по крайней мѣрѣ, намѣревается туда отправиться. Онъ уже взялъ билеты на проѣздъ для себя и для товарища, искуснаго гранильщика. Онъ собирается отплыть въ субботу, если только это ему удастся.

— Проклятый мерзавецъ! вскричалъ Эсденъ, забывая о собственномъ стыдѣ при этомъ открытіи. Онъ назначилъ мнѣ свиданіе на завтра вечеромъ, на которомъ долженъ былъ получить половину денегъ.

— Ахъ! сказалъ Прикетъ, улыбаясь. Такъ вотъ на что онъ разсчитываетъ? Я такъ и думалъ, впрочемъ, и, вѣроятно, онъ обѣщалъ принести половину брилліантовъ. Ну, право же, м-ръ Эсденъ…

Сожалѣнія Прикета къ простотѣ своего собесѣдника нельзя было выразить въ словахъ.

— Боже мой, Боже мой! Подумать, что вы могли повѣрить ему хоть на минуту. Честное слово, это невѣроятно и кажется нѣтъ конца краю…

Онъ откинулся на спинку стула и какъ будто обозрѣвалъ людскую глупость во всемъ ея объемѣ. Онъ то какъ бы съ упрекомъ качалъ головой, то какъ бы съ покорнымъ отчаяніемъ.

— Я полагаю, сэръ, продолжалъ онъ съ кроткой горестью, что было условіе насчетъ воображаемой борьбы?

Уайнкотъ только взглянулъ на него, но ничего не сказалъ.

— Ахъ! продолжалъ Прикетъ тѣмъ же тономъ, принимая взглядъ за утвердительный отвѣтъ, я такъ и думалъ. Васъ должны были найти связаннымъ и все такое… Боже мой! Боже мой!

— Неужто вы думаете, яростно спросилъ Эсденъ, что я допущу мерзавца, одурачившаго меня такимъ образомъ, уйти безъ всякой царапины?

— Оно непріятно, сэръ, кто говоритъ, отвѣчалъ Прикетъ, но я не вижу, какъ вы этому помѣшаете.

— Если они отказываются его преслѣдовать, мрачно произнесъ Эсденъ, то я застрѣлю его, какъ собаку.

— Только не вы, сказалъ Прикетъ съ добродушной снисходительностью, не безъ легкаго оттѣнка пренебреженія. Вы такъ думаете теперь, и я вполнѣ соглашусь, что это натурально. Но это не въ вашей власти, м-ръ Эсденъ, такъ же, какъ и не въ моей.

Онъ перевелъ разговоръ на другую тему.

— Не можете ли сказать, гдѣ было назначено ваше rendezvous? Вѣроятно, въ какомъ-нибудь очень тихомъ и уединенномъ мѣстѣ. Если такъ, то это мнѣ съ руки, такъ какъ я бы желалъ захватить его какъ можно тише и безъ скандала.

— Хватайте его, гдѣ и какъ хотите, отвѣчалъ горько Эсденъ, мнѣ все равно.

Онъ описалъ мѣсто, въ которомъ долженъ былъ разыграться безстыдный фарсъ, угаданный Прикетомъ. На полпути между западнымъ концомъ Гольборна и Циркомъ Пикадилли стояла группа домовъ, уже наполовину сломанныхъ, чтобы расчистить мѣсто для проспекта Шефтсбэри. Одинъ изъ пріятелей Гела купилъ на сломъ всѣ замки, ключи и дверныя ручки, и Гелъ безпрепятственно входитъ въ покинутыя зданія, не возбуждая ни въ комъ подозрѣнія. Эсденъ указалъ домъ и комнату, гдѣ должна была произойти условленная встрѣча, и передалъ ключъ, данный ему Геломъ.

— Благодарю васъ, сэръ, сказалъ Прикетъ, кладя ключъ въ карманъ.

Онъ почти ни на секунду не вышелъ изъ предѣловъ почтительности, какихъ держался бы въ присутствіи м-ра Уайнкота Эсдена, еслибы ихъ свиданіе происходило прежде, нежели пятно позора легло на человѣка, стоявшаго выше его въ общественной іерархіи.

— Нѣтъ ли при васъ, сэръ, печати? мы бы запечатали вашъ ручной сакъ, и я бы сейчасъ же отвезъ его въ Уаттонъ-Гилль.

Эсденъ снялъ печатку съ часовой цѣпочки и бросилъ ее на столъ, а Прикетъ, позвонивъ, спросилъ свѣчу, вынулъ изъ ящика сургучъ и тщательно запечаталъ ручной сакъ.

— Вы можете своимъ вмѣшательствомъ только повредить себѣ и своимъ друзьямъ, сказалъ онъ. Но я надѣюсь, что вы не станете связываться съ Геломъ. Въ моей игрѣ ничего не измѣнится отъ того, будете вы вмѣшиваться или останетесь въ сторонѣ. Гелъ ни за что не уѣдетъ же изъ Англіи, не имѣя при себѣ украденныхъ брилліантовъ, а на этомъ-то я его и словлю.

Онъ положилъ съ силою кулакъ на столъ, не спуская глазъ съ Эсдена.

— Я его словлю, какъ Богъ святъ. А потому, то, что я вамъ говорю, м-ръ Эсденъ, я говорю для вашего блага. Вы счастливо отдѣлались, клянусь Богомъ. Но не портите своего дѣла и не принимайте его слишкомъ близко къ сердцу. Богъ васъ да хранитъ, м-ръ Эсденъ! и вы не первый и не послѣдній джентльменъ, которому случилось нечаянно оступиться; и будете не первымъ и не послѣднимъ, который снова выберется на прямой путь. Утѣшьтесь, сэръ, я могъ бы поразсказать вамъ много кой-чего про разныхъ господъ. Успокойтесь, сэръ, и благодарите Бога.

Съ этими словами Прикетъ всталъ, взялъ свою блестящую шляпу съ вѣшалки у дверей и тщательно вычистилъ ее щеткой. Онъ натянулъ аккуратно перчатки на руки и, взявъ сакъ въ руки, стоялъ, готовый къ отъѣзду.

— Я полагаю, что имѣю право защищаться, сказалъ Эсденъ, съ глухимъ, но ѣдкимъ презрѣніемъ къ самому себѣ. Чувство вновь просыпалось въ немъ, но онъ слишкомъ усталъ даже для того, чтобы сильно мучиться.

— Лучше скажите имъ всю правду, какъ она есть.

— Гелъ далъ мнѣ отмычку на память, и когда хозяйка укладывала мои вещи, то уложила нечаянно и отмычку, и прислала въ Уаттонъ-Гилль. Я пропустилъ станцію Уаттонъ-Гилль совсѣмъ нечаянно. Въ прошлый понедѣльникъ мнѣ и въ голову не приходило сдѣлать то, что я сдѣлалъ, пока я не увидѣлъ, что домъ пустъ и искушеніе не охватило меня въ ту же минуту. Я удержалъ изъ тысячи сто шестьдесятъ фунтовъ, чтобы уплатить по векселю, на которомъ одинъ бѣдняга пріятель поручился за меня три мѣсяца тому назадъ. Я хотѣлъ взять эти деньги и только при первой же возможности я отослалъ бы анонимнымъ образомъ эту тысячу фунтовъ. Я готовъ былъ уплатить Гелу половину изъ вознагражденія, хотя зналъ, что мнѣ бы пришлось жить какъ нищему впродолженіи года, чтобы уплатить эти деньги. Ему этого показалось мало, но я не намѣренъ, прибавилъ Уайнкотъ съ жалкимъ сознаніемъ ничтожества своихъ словъ, чтобы онъ или другой мерзавецъ вынудилъ меня къ преступленію.

— Джентльменъ, поручившійся за васъ, былъ, должно быть, въ большой нуждѣ? спросилъ Прикетъ.

— Еслибъ эти деньги не были уплачены, онъ бы раззорился. У него больная жена и шесть человѣкъ дѣтей, и я думаю, что въ цѣломъ мірѣ не найти другаго такого слабохарактернаго и жалкаго человѣка.

— Хорошо, сэръ, сказалъ Прикетъ. Я передамъ имъ все это и постараюсь, чтобы мой разсказъ произвелъ должное впечатлѣніе.

Больше они ничего не сказали другъ другу, молча дошли до Чарингъ-Кроса и простились у дверей станціи.

VIII.

Лѣтнія сумерки уже наступили, и Прикетъ, сидя одинъ въ отдѣленіи вагона, предавался философическимъ размышленіямъ, подъ вліяніемъ обстоятельствъ, мѣста и времени. Излишне было бы, можетъ быть, говорить, что онъ не былъ сантиментальнымъ человѣкомъ по природѣ. Но несмотря на свою профессію, онъ былъ добродушный человѣкъ и долго питалъ профессіональную нѣжность къ Уайнкоту Эсдену.

Въ обширной гаммѣ умственныхъ способностей не было способности болѣе доступной пониманію и восхищенію Прикета, какъ тотъ родъ ума, какой выказывалъ молодой адвокатъ. Прикетъ былъ просто очарованъ талантомъ Эсдена, его ловкимъ и изворотливымъ краснорѣчіемъ и мягкой убѣдительностью и вкрадчивостью рѣчи. Въ своемъ почтительномъ родѣ — такъ какъ онъ былъ тори въ душѣ и преклонялся передъ людьми хорошей фамиліи — онъ питалъ почти отеческія чувства къ Эсдену въ послѣдніе два-три года. Они работали съ самаго начала знакомства въ одной сферѣ, и между ними образовалась та дружеская связь, на какую инспекторъ Прикетъ былъ способенъ претендовать въ отношеніи человѣка, стоявшаго гораздо выше его въ обществѣ.

Ему пріятно было думать, что если первое его путешествіе сегодня по утру въ Уаттонъ-Гилль причинило горе и страданіе, то теперь за то онъ ѣхалъ, чтобы въ нѣкоторомъ родѣ пролить цѣлительный бальзамъ на рану, нанесенную имъ. Дѣловая практика научила его быть жесткимъ, какъ камень, относительно страданій обыкновенныхъ преступниковъ, и сердце его очерствѣло даже относительно страдающихъ друзей. Но въ этомъ частномъ случаѣ онъ былъ настроенъ мягче обыкновеннаго.

На маленькой сельской станціи уже привыкли къ его фигурѣ, а дѣло, по которому онъ ѣздилъ въ Уаттонъ-Гилль, было уже всѣмъ хорошо извѣстно. Начальникъ станціи дружески и любезно встрѣтилъ его. Прикетъ былъ воплощенною любезностью, но окруженъ непроницаемой тайной. Онъ легко отдѣлался отъ начальника станціи и пошелъ пѣшкомъ въ домъ. Тамъ Эльфинстонъ и Арнольдъ держали частный совѣтъ, и Прикету удалось добраться до нихъ такъ, что дамы не замѣтили его прихода. Съ одной стороны это было выгодно, но съ другой имѣло свои неудобства, такъ какъ пять или шесть минутъ спустя послѣ его прихода Дженета провѣдала объ этомъ и, желая узнать, не возникло ли новыхъ осложненій въ дѣлѣ, взбѣжала вверхъ по лѣстницѣ въ мастерскую доктора.

Оба, какъ Арнольдъ, такъ и докторъ, старались изо всѣхъ силъ такъ держать себя за обѣдомъ, чтобы не возбуждать ни любопытства, ни комментарій. Они старались изо всѣхъ силъ, повторяемъ, но не успѣли. Три женщины такъ приставали съ разспросами, что докторъ вынужденъ былъ признаться, что исторія вступила въ новый фазисъ развитія. Онъ рѣшительнымъ образомъ отказался сказать больше этого, но у него вытянули признаніе, что брилліанты будутъ возвращены за вознагражденіе. По мнѣнію дамъ, тутъ не было ничего такого, надъ чѣмъ слѣдовало очень печалиться и, оставшись втроемъ, онѣ принялись взапуски судить и рядить объ этомъ обстоятельствѣ. Въ самомъ разгарѣ этихъ толковъ, Дженета узнала, что пріѣхалъ Прикетъ и послалъ доложить о себѣ спеціально «джентльменамъ» и теперь сидитъ съ ними запершись въ мастерской д-ра Эльфинстона.

Но теперь, когда они все переговорили, Дженета вдругъ сообразила, что брилліанты принадлежатъ ей, и что сыщикъ нанятъ на ея счетъ, а потому она имѣетъ полное право участвовать въ секретѣ, какой бы онъ тамъ ни былъ. Поэтому, не долго думая, она взбѣжала по лѣстницѣ въ воинственномъ настроеніи, готовая полу-шутя, полу-серьезно настаивать на своихъ правахъ. Но когда она достигла послѣдней площадки, ее точно остановила заботливая рука; въ ней проснулось одно изъ тѣхъ предчувствій, какія располагаютъ къ суевѣрію самые твердые умы. Что, подумала она, если Арнольдъ и Эльфинстонъ скрываютъ отъ нея нѣчто страшное, чего бы ей лучше совсѣмъ не знать? Тайный страхъ охватилъ ее, и она въ смущеніи остановилась у дверей комнаты Эльфинстона. Въ комнатѣ чей-то голосъ, повидимому, повѣствовалъ что-то, чего она не разслышала, хотя и узнала голосъ Прикета,

— Сознался! вдругъ вскрикнулъ Арнольдъ. — О! Уайнкотъ, Уайнкотъ!

При этомъ, сама не зная, что дѣлаетъ, она растворила дверь и появилась передъ мужчинами. Прикетъ, стоя за столомъ посреди комнаты, освѣщенной лампой, поглядѣлъ на нее серьезно съ тѣмъ выраженіемъ, которое она уже не разъ замѣчала на его лицѣ: за-одно спокойнымъ и внимательнымъ. Обѣ руки его лежали на небольшомъ мѣшкѣ изъ черной кожи. Арнольдъ и Эльфинстонъ стояли по обѣимъ сторонамъ Прикета и уставились на нее, когда она вбѣжала въ комнату.

— Милая! закричалъ Арнольдъ, бросаясь къ ней, — вамъ не годится тутъ быть.

Онъ и самъ не сознавалъ, что назвалъ ее «милая». Оба сообразили объ этомъ уже впослѣдствіи. Въ настоящую минуту имъ было не до того.

Она затворила за собою дверь и оперлась на нее.

— Я не хотѣла… пробормотала она, я не знала…

— Пожалуйста уходите, сказалъ Арнольдъ.

— Должна же быть причина такому странному волненію, начала она, съ трудомъ переводя духъ. Она вся дрожала и едва держалась на ногахъ.

— Если я имѣю право это знать, то скажите мнѣ, а если не имѣю права, то я уйду.

Эльфинстонъ былъ сраженъ и упалъ въ кресло, которое, по счастію, оказалось позади его. Арнольдъ тоже казался внѣ себя отъ волненія; одинъ Прикетъ сохранялъ неизмѣнное спокойствіе.

— Скажите вы мнѣ, сэръ, въ чемъ дѣло, обратилась она къ нему, если это что-нибудь относящееся къ кражѣ, то я имѣю право знать, и вамъ нечего бояться сообщить мнѣ.

— Позвольте… миссъ, сказалъ Прикетъ, подходя и подавая ей руку.

Она приняла ее, и онъ довелъ ее до кресла.

— Эти джентльмены не желали бы огорчать васъ.

— Я не сомнѣваюсь, что намѣренія ихъ добрыя, отвѣчала она, часто дыша и оглядываясь на всѣхъ съ блѣднымъ, но рѣшительнымъ лицомъ. Сядьте, м-ръ Эсденъ. Разскажите намъ, сэръ, пожалуйста, въ чемъ дѣло, обратилась она къ Прикету.

Арнольдъ опустилъ голову на руки и сидѣлъ съ закрытымъ лицомъ. Докторъ оправился въ креслѣ съ видомъ человѣка, испытавшаго сильный испугъ и побѣдившаго его. Прикетъ занялъ прежнее мѣсто за столомъ и положилъ снова руки на черный сакъ, наклонился впередъ, какъ это дѣлаютъ лекторы, и заговорилъ.

— Съ вашего позволенія, миссъ, и съ вашего, джентльмены, вотъ исторія того, что было.

Онъ передалъ исторію коротко и ясно, напирая на внезапность искушенія, овладѣвшаго преступникомъ, на гуманную причину, побудившую его къ преступленію, на его раскаяніе и покаяніе. Уайнкотъ самъ врядъ-ли могъ бы разсказать такъ трогательно свою исторію, какъ это сдѣлалъ сыщикъ, такъ какъ въ настоящемъ случаѣ Прикетъ дѣйствительно испытывалъ всѣ тѣ чувства, въ которыхъ адвокатъ умѣлъ притворяться: участіе, искреннюю жалость и вѣру въ раскаяніе и исправленіе. Скотлендъ-Ярдъ превратился въ адвоката.

— Онъ въ страшномъ отчаяніи, кончилъ Прикетъ, и я не удивлюсь, если онъ покончитъ съ собой. Джентльменъ, поручившійся на векселѣ за него, очень нуждается. Шестеро человѣкъ дѣтей и больная жена, и совсѣмъ разстроенныя дѣла въ Сити. Это во всѣхъ отношеніяхъ печальная исторія, но это семейная исторія, такъ сказать, и ее можно сохранить въ тайнѣ. Д-ръ Эльфинстонъ и м-ръ Арнольдъ Эсденъ, миссъ, считали за лучшее оставить ее подъ спудомъ, и полагаю, что и вы того же мнѣнія.

Дженета плакала, слушая исторію, но теперь отерла слезы. Время отъ времени она украдкой взглядывала на Арнольда, и его пристыженный и убитый видъ трогалъ ее до глубины души. Эта исторія, повидимому, всего тяжелѣе сказывалась на немъ. Она не могла сердиться или презирать Уэйнкота за его паденіе, какъ это вообще бываетъ съ женщинами, оно сказывалось въ ней скорѣе отраженнымъ, нежели непосредственнымъ и личнымъ образомъ, ее больше трогало то, что для Арнольда, такого щепетильнаго въ дѣлѣ чести, съ такими возвышенными чувствами и цѣлями, нестерпимо знать, что человѣкъ, котораго онъ любилъ, какъ брата, оказался такимъ.

— Вотъ это, миссъ, продолжалъ Прикетъ, отводя руки отъ мѣшка и затѣмъ снова складывая ихъ на немъ, — передано было мнѣ два часа назадъ м-ромъ Уайнкотомъ Эсденомъ. Тутъ восемьсотъ фунтовъ и сорокъ совереновъ. М-ръ Эсденъ запечаталъ сакъ по моей просьбѣ своей собственной печатью, а теперь я бы желалъ, чтобы вы вскрыли печать и пересчитали деньги.

Онъ подалъ мѣшокъ Арнольду, который взглянулъ на него и кивнулъ головой затѣмъ Эльфинстону, который надѣлъ pince-nez и оглядѣлъ печать съ излишнимъ вниманіемъ, чтобы скрыть волненіе.

— Прекрасно, сказалъ Прикетъ. Теперь я сломаю печати и передамъ вамъ, миссъ, ваши деньги.

Онъ сдѣлалъ, какъ говорилъ, и вынулъ два полотняныхъ мѣшка и положилъ ихъ на столъ.

— Д-ръ Эльфинстонъ, закричала Дженета, Арнольдъ! помогите мнѣ! скажите, что мнѣ дѣлать.

Они встали на ея призывъ и подошли къ столу въ нерѣшительности. Арнольдъ протянулъ-было руку къ золоту, но опять отдернулъ ее.

— Пусть онъ уѣдетъ, сказала Дженета; намъ невозможно больше видѣться съ нимъ, а ему невозможно видѣться съ нами. Арнольдъ, съѣздите къ нему! поговорите съ нимъ. Возьмите съ собой эти ужасныя деньги и заставьте его взять ихъ и уѣхать и дать слово, что мы никогда больше о немъ не услышимъ.

— Это наилучшій исходъ, сказалъ Эльфинстонъ. Вы доброе созданіе, Дженета, какъ я всегда и зналъ. Мы уладимъ это дѣло между собой. Мнѣ не долго жить на свѣтѣ, и я разсчитывалъ оставить половину того, что имѣю, этому полоумному идіоту. Теперь все достанется тебѣ, Арнольдъ, а это мы отдадимъ этому жалкому идіоту.

Онъ указалъ рукой на столъ и сталъ ходить по комнатѣ въ глубокомъ уныніи.

— Вы съѣздите? обратилась Дженета съ умоляющимъ видомъ къ Арнольду.

— Да, отвѣчалъ онъ. Благодарю васъ это всего сердца; я поѣду. Вы готовы, м-ръ Прикетъ?

Прикетъ отвѣтилъ простымъ наклоненіемъ головы, собралъ деньги, положилъ ихъ обратно въ сакъ, почтительно пожелалъ миссъ Фарръ добраго вечера и вышелъ изъ комнаты вслѣдъ за Арнольдомъ. Клерджименъ захватилъ въ передней шляпу и перчатки и молча вышелъ изъ дому.

— Все это очень великодушно, сэръ, сказалъ Прикетъ, когда они пошли по безлюдной дорогѣ, но м-ръ Уайнкотъ Эсденъ человѣкъ въ своемъ родѣ гордый, сэръ, и не думаю, чтобы онъ согласился взять деньги.

— Онъ долженъ будетъ согласиться, мрачно отвѣтилъ Арнольдъ.

Они дошли до станціи, не говоря больше ни слова, молча сѣли на поѣздъ и молча доѣхали до города и затѣмъ до квартиры Уайнкота. Покаявшійся преступникъ отворилъ дверь на стукъ Прикета и, при видѣ двоюроднаго брата, опустилъ голову. Онъ вспыхнулъ при этомъ, какъ огонь, и затѣмъ снова поблѣднѣлъ и, войдя въ комнату раньше посѣтителей, молча опустился въ кресло. По знаку Арнольда, Прикетъ заперъ дверь.

— Мы желали, сказалъ Арнольдъ, скрыть истину, въ которой вы сознались, отъ миссъ Фарръ, но она нечаянно подслушала нашу тайну. Она останется между нами. Она присылаетъ вамъ эти деньги и проситъ васъ уѣхать и не тревожить насъ больше.

— Я не буду васъ больше тревожить, отвѣчалъ Эсденъ. Но не возьму денегъ. Я уже не такой подлецъ…

— Вы возьмете ихъ, какъ заслуженную кару и униженіе, сказалъ Арнольдъ съ холоднымъ и медлительнымъ презрѣніемъ. Вы возьмете эти деньги и уѣдете. Выслушайте меня, прошу васъ, и поймите. Мы, которыхъ вы осрамили навѣки, не намѣрены подвергаться еще новому позору черезъ васъ. Мы не допустимъ позора вашего здѣсь пребыванія и не допустимъ позора вашего новаго паденія отъ нищеты, ожидающей васъ въ новомъ мѣстѣ, куда вы переселитесь. Эти деньги предлагаются вамъ вовсе не въ видѣ отместки. Мы просто обороняемся отъ васъ. Вы дали намъ право искать отъ васъ обороны, мы пользуемся этимъ правомъ.

— Вы можете выдать меня правосудію, отвѣтилъ Уайнкотъ. Я и самъ объ этомъ думаю.

— Вамъ мало того позора и горя, которые вы намъ уже причинили? спросилъ Арнольдъ.

— О! отвѣчалъ Уайнкотъ, съ мрачной ненавистью къ самому себѣ, — съ меня довольно, будьте спокойны.

Онъ всталъ и пошелъ въ спальню; Прикетъ слѣдилъ за нимъ глазами. Наступило минутное молчаніе, и затѣмъ голосъ Уайнкота прокричалъ: — прощайте! Послѣ того послышался выстрѣлъ, и еще, и еще…

Прикетъ бросился въ спальню, и Арнольдъ послѣдовалъ за нимъ… Съ минуту происходила борьба въ потемкахъ и наконецъ оба осилили Уайнкота и вытащили его на свѣтъ. У него шла кровь изъ случайной царапины на лицѣ, и онъ держалъ въ рукахъ револьверъ.

— Это ваше дѣло, закричалъ онъ неистово, обращая отчаянное лицо къ Прикету.

— Да, сэръ, спокойно отвѣчалъ Прикетъ. Это мое дѣло. Я велѣлъ вынуть порохъ изъ патроновъ. А теперь успокойтесь. Никто вамъ не желаетъ зла.

Уайнкотъ вырывался изъ рукъ сыщика изо всей силы; Прикетъ выпустилъ его, и онъ хлопнулся бы со всѣхъ ногъ, еслибы Арнольдъ не поддержалъ его. Но не смотря на эту поддержку, онъ сильно ушибъ руку, и физическая боль успокоила его.

— А теперь извольте сѣсть, сэръ, сказалъ Прикетъ, усаживая его на диванъ. Попробуйте только двигаться, и я васъ мигомъ успокою. Истинное слово, — мнѣ за васъ стыдно! Вы такъ малодушны! а я-то всегда считалъ васъ молодцомъ. Неужели вамъ не дорого ваше доброе имя? Неужели вамъ не жаль своихъ друзей? Это просто недостойно. Это просто презрѣнно! Если этотъ джентльменъ желаетъ съ вами еще разговаривать, то пусть его; а я больше не хочу послѣ такого малодушества съ вашей стороны.

Онъ бросилъ на Арнольда быстрый, многозначительный взглядъ и шепнулъ ему:

— Я пойду, захвачу его бритвы. Онъ теперь на все отважится.

Съ этими словами онъ проскользнулъ въ спальню Уайнкота и зажегъ тамъ газъ, отыскалъ бритвы и положилъ ихъ къ себѣ въ карманъ. Пошаривъ еще въ комнатѣ и убѣдившись, что въ ней не находится ничего опаснаго, онъ вернулся въ гостиную. Арнольдъ сидѣлъ около двоюроднаго брата и держалъ его безсильную руку въ своей рукѣ. Прикетъ одобрительно кивнулъ головой.

— Они теперь поладятъ между собой, подумалъ онъ, и громко прибавилъ:

— Джентльмены, я пойду посидѣть въ сосѣднюю комнату.

Арнольдъ взглянулъ на него, но Эсденъ не пошевелился.

Сыщикъ наклонилъ голову одобрительно и ушелъ, притворивъ за собою дверь.

— Возьми эти деньги, Уайнкотъ, началъ Арнольдъ, когда они просидѣли въ молчаніи нѣкоторое время. — Примирись съ этимъ униженіемъ ради тѣхъ, кого такъ огорчилъ и пристыдилъ. Уѣзжай и воспользуйся дарованіями, данными тебѣ Богомъ. Постарайся загладить прошлое, и если современемъ тебѣ удастся сбросить это бремя съ своихъ плечъ, то уплата будетъ принята съ гордостью и радостью. Но теперь возьми деньги, и пусть это будетъ первымъ знакомъ истиннаго раскаянія. Ты не можешь вознаградить насъ за наши страданія тѣмъ, что падешь еще ниже, а только тѣмъ, что возвысишься.

Арнольдъ почувствовалъ конвульсивное пожатіе руки, которую онъ держалъ въ своей, и отвѣчалъ сильнымъ пожатіемъ. Онъ многое хотѣлъ-было сказать и высказалъ бы молодому человѣку, болѣе неопытному, чѣмъ его двоюродный братъ. Но, конечно, отъ того, что онъ деликатно воздержался отъ дальнѣйшихъ замѣчаній, вовсе не слѣдовало, что онъ сплоховалъ, какъ человѣкъ и какъ клерджименъ, а совсѣмъ наоборотъ.

— Ты уѣдешь? спросилъ онъ, наконецъ, послѣ долгаго молчанія. — И постараешься выбиться изъ унизительнаго положенія?

Пожатіе руки было единственнымъ отвѣтомъ на вопросъ.

— И исполнишь наше желаніе?

Послѣ этого наступило молчаніе, и пришлось повторить вопросъ. То же пожатіе руки отвѣтило, наконецъ, и на этотъ вопросъ, какъ и на всѣ другіе.

— Ты даешь мнѣ честное слово?

— Да, отвѣтилъ Уайнкотъ едва слышнымъ голосомъ. — Я васъ больше не увижу. Прощайте.

— Прощай, Уайнкотъ. Боже, спаси тебя! Боже, благослови тебя!

Они разстались на этомъ, и Арнольдъ, войдя въ спальню, притянулъ къ себѣ Прикета.

— Побудьте съ нимъ еще немного.

Сыщикъ кивнулъ головой.

— Вы добрый человѣкъ, Прикетъ. Дайте руку. Покойной ночи.

Имѣетъ ли право клерджименъ быть лучшаго мнѣнія о грѣшникѣ за то, что тотъ пытался совершить самоубійство — пусть остается вопросомъ открытымъ. Но, несомнѣнно, что отчаянная рѣшимость Уайнкота измѣнила отношеніе къ нему его кузена. По крайней мѣрѣ, она показала глубину его отчаянія, а отчаяніе — такая страшная вещь, что немногіе люди могутъ видѣть его и остаться нечувствительными.

IX.

Гелъ, тѣмъ временемъ, считалъ себя счастливѣйшимъ изъ людей. При мысли о томъ, чему онъ обязанъ тому чувству благодарности къ Эсдену, которое онъ выказалъ послѣ своего оправданія, онъ готовъ былъ сдѣлаться вполнѣ добродѣтельнымъ человѣкомъ.

Развѣ не торжество, что одно доброе движеніе дало такую богатую жатву? Будь онъ обыкновеннымъ, безчувственнымъ преступникомъ, онъ бы не отблагодарилъ своего защитника — не предложилъ бы ему сувенира, и такимъ образомъ ничего не случилось бы изъ всего того, что теперь воспослѣдовало.

Благодарность была добродѣтель, и вотъ что для него сдѣлала добродѣтель. Онъ будетъ теперь всю жизнь проявлять добродѣтели… когда это будетъ для него удобно…

Теперь пока это время еще не наступило. Ему еще никогда не приходилось такъ дорого продавать своего молчанія. Пикантной новостью было и то, что онъ обокралъ человѣка, который не могъ на это пожаловаться. Это послѣднее обстоятельство доставляло ему немалое удовольствіе.

Но Гелъ получилъ порядочное воспитаніе и былъ, можно почти сказать, религіознымъ человѣкомъ, еслибы только религія не заглушалась въ немъ сильными и порочными страстями. Онъ намѣревался серьезно исправиться, но не прежде, чѣмъ брилліанты миссъ Фарръ и его собственная персона окажутся въ безопасности въ Нью-Іоркѣ. Онъ представлялъ себѣ самого себя въ ближайшемъ будущемъ въ высшей степени респектабельнымъ, зажиточнымъ гражданиномъ, усерднымъ въ исполненіи всѣхъ христіанскихъ добродѣтелей.

Планъ былъ соблазнителенъ, и стоило потрудиться для его выполненія.

Въ числѣ его знакомыхъ былъ нѣкій банкротъ, голодный негодяй, бывшій когда-то извѣстнымъ гранильщикомъ. Онъ былъ искусный ремесленникъ и считался экспертомъ по части драгоцѣнныхъ каменьевъ, но проворовался, отсидѣлъ полдесятка лѣтъ въ тюрьмѣ и не могъ найти себѣ занятій. Гелъ забралъ его въ руки, и тотъ привыкъ, въ теченіе столькихъ лѣтъ, такъ бояться своего принципала, что послѣдній могъ безусловно разсчитывать на его услужливость.

Рейбенъ нашелъ этого субъекта въ худшихъ обстоятельствахъ, нежели воображалъ. Онъ купилъ ему приличное платье, обѣщалъ перевезти черезъ Атлантическій океанъ и найти выгодныя занятія въ Нью-Іоркѣ. Обо всѣхъ этихъ обстоятельствахъ шустрый Джемсъ Уайтъ, успѣвшій уже завязать сношенія, съ кѣмъ слѣдовало, донесъ Прикету.

Другое обстоятельство, сообщенное шустрымъ Уайтомъ, это покупка Геломъ денежнаго пояса, необыкновенныхъ размѣровъ, раздѣленнаго на нѣсколько отдѣленій. Этотъ поясъ былъ заказанъ съ тѣмъ, чтобы былъ готовъ въ то самое утро, когда Рейбенъ назначилъ свиданіе Уайнкоту Эсдену. Послѣднею новостью было извѣстіе, присланное Джемсомъ Уайтомъ Прикету, что поясъ готовъ и взятъ Геломъ, который унесъ его къ себѣ домой.

Какъ ни былъ хитеръ и опытенъ Гелъ, а его перехитрили, и когда онъ направился въ пустынный домъ, обвязавъ вокругъ, туловища поясъ съ украденными брилліантами и небольшимъ мѣшкомъ въ рукахъ, въ которомъ припасено было лишь самое необходимое для дороги, онъ пошелъ на встрѣчу одному изъ сторожившихъ его людей, тогда какъ другой спокойно шелъ за нимъ по пятамъ.

Было около девяти часовъ вечера, но сумерки сгустились раньше обыкновеннаго, потому что небо было покрыто тучами. Часомъ раньше блѣдный свѣтъ отражался на лицахъ прохожихъ отъ грозно хмурившагося неба. Въ настоящую минуту свѣтъ погасъ, облака сгустились и какъ бы повисли надъ крышами домовъ. Рѣдкіе газовые фонари сверкали тамъ и сямъ, озаряя старыя деревянныя строенія и полуразрушившіеся дома, изъ которыхъ бѣжали ихъ обитатели. Мѣстами дорога была даже опасна отъ ямъ, вырытыхъ для закладки новыхъ фундаментовъ и сложенныхъ грудъ кирпича, известки и черепицы. Но Гелъ хорошо зналъ дорогу и шелъ вѣрнымъ шагомъ. Развѣдчикъ усталый, но осторожный, слѣдовалъ попятамъ.

Оба дошли уже до половины этого пустыря, когда разразилась надвигавшаяся гроза. Одна или двѣ тяжелыхъ капли упали въ видѣ предостереженія, какъ вдругъ все небо озарилось пламенемъ, и громъ раздался страшно громко и страшно близко. Вѣтеръ сразу поднялся, точно ждалъ этого сигнала, и дождь полилъ, какъ изъ ведра. Гелъ наклонилъ голову и побѣжалъ, и преслѣдователь побѣжалъ за нимъ со всѣхъ ногъ, не боясь больше, чтобы шаги его были услышаны, такъ какъ ревъ вѣтра и шумъ дождя заглушалъ ихъ.

Грабитель направился въ домъ, стоявшій позади груды мусора, и, отворивъ дверь, остановился на минуту, чтобы отереть дождь съ лица. Послѣ того онъ пошелъ по темной лѣстницѣ твердыми и привычными шагами. На полдорогѣ онъ остановился и прислушался. Онъ услышалъ шумъ позади себя.

— Гей! сказалъ онъ, это вы? Вы опоздали.

— Нѣтъ, Гейбенъ, отвѣчалъ неожиданный голосъ съ верхнихъ ступенекъ. Мы какъ разъ во-время.

Полоса свѣта изъ потаеннаго фонаря вдругъ ударила ему въ лицо и чуть-было не ослѣпила его. Шаги за нимъ быстро приблизились. Захваченный въ западню негодяй опустилъ руку въ карманъ пальто, пощупалъ тамъ револьверъ и, не выдергивая его изъ пальто, выстрѣлилъ сквозь сукно по направленію къ свѣту, находившемуся надъ его головой. Затѣмъ повернулся и, увидѣвъ при свѣтѣ фонаря насмѣшливо глядѣвшее на него лицо, снова выстрѣлилъ.

— Скорѣе, Джемсъ! заревѣлъ Прикетъ сверху лѣстницы и въ то же время спрыгнулъ съ площадки, и выстрѣлилъ въ упоръ въ Гела и вмѣстѣ съ нимъ свалился съ ногъ. Въ этотъ моментъ снова раздался громъ, но и сквозь него слышенъ былъ третій выстрѣлъ. Громъ замеръ, и наступила мертвая тишина…

— Кто-нибудь раненъ? спросилъ Прикетъ, съ трудомъ приподнимаясь съ лѣстницы.

— Я раненъ въ двухъ или трехъ мѣстахъ, отвѣчалъ Уайтъ, но главное дѣло сдѣлано! Вы наповалъ сразили его.

— Держите его крѣпче, сказалъ Прикетъ. Онъ силенъ какъ сатана, какъ левъ. Джемсъ, я боюсь, что сломалъ себѣ руку. Если вамъ придется урезонивать молодца, когда я уйду, такъ вы съ нимъ не очень-то церемоньтесь и скажите, что я такъ велѣлъ.

— Его не придется урезонивать, отвѣчалъ Уайтъ. Мнѣ кажется, онъ и не дышетъ.

— Смотрите, не притворяется ли онъ, отвѣчалъ Прикетъ. Да вотъ какъ разъ фонарь, слава Богу, не потухъ. Вотъ что называется удачей!

Онъ спустился съ лѣстницы, кряхтя и хромая, и вообще преувеличивая свои страданія, чтобы ввести въ искушеніе арестанта, если онъ притворялся.

Онъ навелъ фонарь на лицо Гела и увидѣлъ, что тотъ мертвъ.

---

Утреннія газеты принесли новую и страшную вѣсть жителямъ Уаттонъ-Гилля. Дженета съ крикомъ выскочила изъ-за стола, за которымъ завтракали, и выбѣжала изъ столовой. М-съ Уайнкотъ и Эдита поспѣшили вслѣдъ за ней. Она стояла въ сѣняхъ, точно статуя, конвульсивно сжимая газету въ рукахъ.

— На нихъ кровь, закричала она. Человѣкъ — одинъ изъ участниковъ — убитъ.

Они отвели ее обратно въ столовую и старались ее успокоить, хотя и не понимали, чѣмъ она такъ испугана. Но Эльфинстонъ и Арнольдъ поняли причину испуга, когда прочитали напугавшую ее статью.

Она была озаглавлена: «Отчаянная и роковая борьба съ воромъ», и сообщала о смерти Рейбена Гела и о томъ, что на немъ найдены брилліанты, украденные у миссъ Фарръ. Арнольдъ и докторъ кратко посовѣщались между собой, и молодой клерджименъ поѣхалъ въ городъ, чтобы посовѣтываться съ Прикетомъ. Достойный человѣкъ лежалъ въ постели со сломанной рукой, и ему велѣно было лежать смирно, во избѣжаніе лихорадки.

— Вамъ нечего опасаться, сэръ, сказалъ онъ, когда Арнольдъ объяснилъ причину своего пріѣзда. Имени м-ра Уайнкота Эсдена не будетъ упомянуто во всемъ этомъ дѣлѣ. Слѣдствіе будетъ назначено, и я сообщу безъ дальнѣйшихъ околичностей, что пошелъ подкарауливать Гела «на основаніи доноса». Такова обычная форма и коронеръ не станетъ доискиваться большаго. Если же начальство станетъ меня допрашивать, то я повторю то, что уже сказалъ вчера вечеромъ. — Ихъ было двое, сказалъ я, но одинъ былъ новичекъ, поклялся и донесъ мнѣ обо всемъ. Будьте спокойны: имени м-ра Уайнкота Эсдена не будетъ произнесено.

И слова его оправдались. Уайнкотъ Эсденъ отправился въ Новый Южный Валлисъ и тамъ занялся адвокатурой. Годъ спустя къ нему пріѣхала Мэри Гренджеръ, и они поженились. Не много женъ знаютъ такія страшныя вещи о прошломъ своихъ мужей, но она не попрекнетъ ими Уайнкота.

Говоря отъ себя, скажу, что не смотря на то, что мнѣ извѣстно, я не поручусь, что въ настоящую минуту не оказалъ бы большаго довѣрія Уайнкоту Эсдену, нежели многимъ другимъ людямъ, которые провели и безукоризненную жизнь. Не всѣмъ намъ доводится быть зрителями землетрясенія и заглянуть въ разверзшуюся страшную бездну….

Кто заглянулъ въ нее и былъ спасенъ отъ паденія, тотъ, конечно, не пожелаетъ больше въ нее заглядывать. Счастливы тѣ, которымъ не нужно было испытать этого спасительнаго страха. Но счастливы также и тѣ, которые, нуждаясь въ этой спасительной острасткѣ, испытали ее, и она навѣки запечатлѣлась въ ихъ сердцахъ.

КОНЕЦЪ.

"Русскій Вѣстникъ", №№ 10—12, 1888, 1—3, 1889