Лондонский пустынник. Часть III (Мак-Доно)/ДО

Лондонский пустынник. Часть III
авторъ Феликс Мак-Доно, пер. Самойлы де Шапелета

Оригинал: англійскій, опубл.: 1819. — Перевод опубл.: 1825. Источникъ: az.lib.ru • Описание нравов и обычаев англичан в начале XIX столетия.
(The Hermit in London; Or, Sketches of English Manners.)

АНГЛІЙСКІЕ НРАВЫ.

ЛОНДОНСКІЙ ПУСТЫННИКЪ,
или
ОПИСАНІЕ
НРАВОВЪ и ОБЫЧАЕВЪ АНГЛИЧАНЪ
ВЪ НАЧАЛѢ XIX СТОЛѢТІЯ.

Перевелъ съ Французскаго С. де Шапелетъ.

Chaque âge а ses plaisirs, son esprit et ses moeurs.

Boileau.

ЧАСТЬ ТРЕТІЯ.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ,
въ типографіи Александра Смирдина.

1825.

ЧАСТЬ III.

Печатать позволяется

съ тѣмъ, чтобы по напечатаніи, до выпуска изъ Типографіи, были представлены семь экземпляровъ сей книги въ Цензурный Комитетъ, для препровожденія куда слѣдуетъ. Санктпетербургъ, Августа 20 дня 1824 года.

Цензоръ Александръ Бируковъ.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

No LXI. Прогулка въ лавки

— LXIX. Жестокое средство

— LXIII. Татерзаль

— LXIV. Можно ли оставаться въ Лондонѣ

— LXV. Гнусная скупость

— LXVI. Проказы молодости

— LXVII. Храбрость и долги

— LXVIII. Дилижансъ

— LXIX. Три характера

— LXX. Давать и принимать

— LXXI. Вальсъ

— LXXII. Заимствованный умъ

— LXXIII. Праздность

— LXXIV. Покровители

— LXXV. Внезапныя перемѣны

— LXXVI. Утонченныя различія

— LXXVII. Смѣшеніе званій

— LXXVIII. Гость не въ своемъ кругу

— LXXIX. Музыка въ Лондонѣ

— LXXX. Дѣтскій валъ

— LXXXI. Разговоръ

— LXXXII. Дождливая погода въ деревнѣ

— LXXXIII. Ученые звѣри

— LXXIV. Урокъ молодымъ людямъ

No LXXXV. Загадочное существо

— LXXXVI. Засѣданіе Парламента

— LXXXVII. Банкиры

— LXXXVIII. Общество ученыхъ

— LXXXIX. Любовь къ отечеству и скромность Шотландцевъ

— XC. Шотландскій праздникъ. Новый годъ

— XCI. Новые мосты на Темзѣ

— XCII. Осборнъ и Бетси

— XCIII. Доунингская улица

— XCIV. Коренные

— XCV. Промышленники

ЛОНДОНСКІЙ ПУСТЫННИКЪ.

No LXI.

ПРОГУЛКА ВЪ ЛАВКИ.

De fats, de freluquets, animaux domestiques,

Un essaim bourtomant remplissait les boutiques.

Swift.

«Какъ вы кстати пришли, вскричала Леди Марія, увидя меня входящаго къ ней въ уборную, съ красивымъ изданіемъ Метастазія, которое она просила меня для нее достать. Я должна ѣхать въ лавки для разныхъ закупавши очень бы желала, чтобы вы меня проводили. При чемъ прошу васъ быть увѣреннымъ, что я не избрала бы къ этому всякаго безъ разбора. Молодые люди почитаютъ за тягость провести цѣлое утро съ женщиной, а старики не имѣютъ довольно терпѣнія для того, чтобы ходить съ нею изъ лавки въ лавку, быть свидѣтелемъ разныхъ небольшихъ ея прихотей и слушать какъ она спрашиваетъ о цѣнѣ тысячи вещей, между тѣмъ какъ ничего не купитъ.»

Я съ большимъ удовольствіемъ согласился на ея предложеніе, потому что не забылъ еще пріятной прогулки нашей въ Гайдъ-Паркъ, гдѣ мы встрѣтили Мильфлоурса и притомъ я столько принималъ въ ней участія, что очень желалъ предостеречь ее, если бы случай опять привелъ къ намъ этаго вертопраха. — Утро было прекрасное; она приказала подавать карету, и мы совсѣмъ-было уже собрались ѣхать, какъ вдругъ экипажъ Леди Элеоноры остановился у подъѣзда. Леди Марія не могла не принять ее, потому что стояла въ это самое время на балконѣ.

Никогда еще не казалась она мнѣ столь прекрасною; я истинно гордился тѣмъ, что буду ее провожать, и въ полной мѣрѣ чувствовалъ всю цѣну предпочтенія, которое она оказывала лѣтамъ моимъ, дружбѣ и опытности. Молодой человѣкъ, въ подобномъ случаѣ, потерялъ бы свое сердце; даже и старикъ не могъ не восхищаться, смотря на такія прелести. Любовь, также какъ и вино, воспламеняетъ и приводитъ въ упоеніе юность; но умѣренное ими наслажденіе только согрѣваетъ и утѣшаетъ старость.

Леди Элеонора вошла; но замѣтивъ, что хозяйка сбирается со двора, пробыла очень недолго. Она пріѣзжала съ тѣмъ, чтобы просить у Леди Маріи мѣста въ ея ложѣ для одной молодой дамы, недавно прибывшей изъ Провинціи и пригласить ее къ вспоможенію вдовѣ одного офицера, находящейся въ самомъ крайнемъ положеніи, которое она изобразила въ короткихъ словахъ. Леди Марія тотчасъ исполнила обѣ ея просьбы, и въ ту минуту, когда она вручала ей дань своей благотворительности для бѣдной вдовы, я замѣтилъ на глазахъ у нее слёзы, которыя показались мнѣ алмазами и самою обворожительною изъ всѣхъ ея прелестей.

«Она слишкомъ добра, слишкомъ чувствительна для того, чтобы сдѣлаться женою вертопраха, подумалъ я, потому что Мильфлоурсъ безпрестанно приходилъ мнѣ на мысль.»

Въ продолженіе краткаго посѣщенія Леди Элеоноры, я замѣтилъ въ ней качество, очень рѣдкое между нашими свѣтскими дамами, а именно: истинную любовь къ ближнему, соединенную съ благороднѣйшимъ образомъ мыслей и самою тонкою разборчивостію. Она судила о другихъ снисходительно, и столько же была скора къ похвалѣ, какъ и медлительна къ охужденію; молчала слыша злословіе, и всячески старалась находить средства къ извиненію чужихъ погрѣшностей. Изо всѣхъ моихъ знакомыхъ, она почти единственная женщина, обладающая такимъ сокровищемъ.

Между прочимъ зашла рѣчь о г-жѣ Ракрентъ, которую разныя сумасбродства довели до разоренія. Леди Элеонора сказала, что очень жалѣетъ о затруднительномъ положеніи, въ которомъ находится эта дама; потому, прибавила она, что мнѣ извѣстно доброе ея сердце; объ ней разсказываютъ множество великодушныхъ поступковъ, и я увѣрена, что она сдѣлалась расточительною скорѣе отъ слабости и отъ несоблюденія должнаго порядка, нежели отъ дурныхъ правилъ. Отъ этого разговоръ дошелъ до вспыльчивости г-жи Мирабель. Она пожалѣла, что такая достойная женщина имѣетъ столь мало надъ собою власти, замѣтивъ, въ извиненіе ея что разстроенное здоровье и домашнія огорченія причиною такой перемѣны въ ея нравѣ, и что она столько самой себѣ тѣмъ вредила, что скорѣе должно бы было сострадать о ней, нежели хулить ее. Въ журналѣ, лежавшемъ на столѣ, помѣщенъ былъ со всѣми подробностями поступокъ Леди Лейгфутъ, которая, оставивъ своего мужа, уѣхала съ любовникомъ. Леди Элеонора тотчасъ перемѣнила разговоръ, сказавъ, что знавала эту женщину въ молодости, что она тогда имѣла превосходный нравъ, самыя счастливыя наклонности и что для нее весьма непріятно то, что она не можетъ сохранить къ ней прежняго уваженія, а потому и старается не вспоминать о ней.

Какая противоположность между этою почтенною женщиною и толпою вѣстовщиковъ обоего пола, для которыхъ злословіе составляетъ единственную пищу и всю занимательность разговора! Отъ пагубнаго дуновенія ихъ увядаетъ всё, къ чему они прикасаются, между тѣмъ какъ Леди Элеонора подобна благодѣтельной росѣ, освѣжающей и дающей новую жизнь всему, что только чувствуетъ благотворное ея вліяніе. Когда она уѣхала, то мы тотчасъ сѣли въ карету.

«Вспомнимъ всё, что мнѣ нужно сдѣлать, сказала она. Я должна заѣхать къ бриліантщику, отдашь ему для передѣлки мой алмазный крестикъ; къ купцу, торгующему кружевами, купить себѣ уборку; къ Скрибу, посмотрѣть новости, полученныя имъ изъ Парижа, и къ Кольборну, взять недавно вышедшій романъ. Надобно также побывать у модной торговки, чтобы разсказать ей, какъ переправить новое мое нарядное платье, и наконецъ, отправиться въ цвѣточной магазинъ, на Королевской улицѣ, выбрать тамъ цвѣтовъ и деревьевъ въ горшкахъ, потому что я намѣрена дать балъ и хочу украсить ими мою гостиную.» Дорогою расчитали мы, что этотъ праздникъ обойдется ей около 200 фунтовъ стерлинговъ, а кружевная уборка будетъ стоить 300 гиней^[1].

Послѣ этаго неудивительно, подумалъ я, что женщины, желающія слѣдовать модамъ, входятъ въ долги и наживаютъ себѣ хлопоты. Что касается до Леди Маріи, то она имѣетъ большое состояніе, позволяющее ей дѣлать такія издержки, которыя для многихъ другихъ были бы разорительны; но мнѣ случалось, напримѣръ, видѣть, что г-жа Проудъ купила себѣ платье, стоющее 300 гиней, между тѣмъ какъ мужъ ея получаетъ годоваго дохода не болѣе і5оо фунтовъ стерлинговъ. Впрочемъ, какъ бы то ни было, а ни одна изъ нашихъ прелестныхъ дамъ не захочетъ отстать отъ другихъ. Живя всѣ въ одномъ кругу, онѣ должны быть и одѣты всѣ съ одинаковою пышностью и вкусомъ. Я не могу постигнуть, какимъ образомъ половина нашихъ красавицъ хорошаго тона въ состояніи расплачиваться съ своими модными торговками, не смотря на то, что многія изъ нихъ гораздо лучше умѣютъ находить средства и источники, нежели самъ Канцлеръ Казначейства.

Вообще всѣхъ женщинъ, бѣгающихъ утромъ по магазинамъ, можно раздѣлить на три класса: однѣ дѣлаютъ это по необходимости, имѣя нужду что нибудь купить; другія изъ любопытства и слѣдуя законамъ моды; наконецъ, послѣднія отъ праздности и единственно съ тѣмъ намѣреніемъ, чтобы убить время. Число дамъ, составляющихъ два послѣдніе класса, есть самое большое, и тотъ, кто по несчастію бываетъ принужденъ провожать ихъ въ такихъ путешествіяхъ изъ лавки въ лавку по всей западной части города^[2], долженъ вооружиться терпѣніемъ, для того, чтобы дѣлать продолжительные роздыхи; смотрѣть, какъ показываютъ сотни различныхъ предметовъ; слушать, какъ хвалятъ ихъ или охуждаютъ, и наконецъ, видѣть, какъ ихъ обратно укладываютъ въ лирики и на полки.

Онъ также долженъ рѣшиться скучать, слушая глупые разговоры несносныхъ сидѣльцовъ, которые съ смѣшнымъ жеманствомъ и важностію наскажутъ вамъ тысячу вздоровъ о модѣ, о утонченномъ вкусѣ, о цвѣтахъ, о складкахъ на платьѣ и о фасонѣ шляпы; которые болтаютъ какъ сороки, обманываютъ какъ Жиды и лгутъ безъ всякаго зазрѣнія совѣсти. Эти обезьяны въ человѣческомъ образѣ, ежеминутно, готовы, для подтвержденія словъ своихъ, приводить самыя почтенныя имена: они тотчасъ назовутъ вамъ Герцогиню, которая купила кусокъ этой самой матеріи; Графиню, которая заказала себѣ шляпку точно такую же, какъ эта; если только вѣрить имъ, то перья, которыя вы видите, превосходнѣйшія въ своемъ родѣ, и что модныя дамы другихъ не носятъ; эти искуственные цвѣты сдѣланы такъ отмѣнно, что такихъ никто еще до сихъ поръ и не видывалъ; выкройка этаго платья прислана изъ Парижа за нѣсколько дней тому назадъ. (Можетъ быть, это самое платье уже мѣсяца три какъ висишь въ магазинѣ, но надобно же какъ нибудь сбыть его съ рукъ; а иногда они желаютъ ввести его въ моду, уговоривъ знатную женщину надѣть его на себя.)" Наконецъ, должно еще приготовиться перенести неудовольствіе, слушая какъ эти лавочные франты^[3] истощаютъ всё краснорѣчіе свое для убѣжденія молодыхъ, неопытныхъ и глупыхъ людей обоего пола къ покупкѣ множества совершенно безполезныхъ вещей, составляющихъ чрезъ нѣсколько времени ужасной длины счетъ, который часто бываешь причиною домашнихъ неудовольствій, причиняетъ раздоры въ семействахъ, а нерѣдко даже ведетъ къ потерѣ всего имѣнія или чести.

Если женщина, которую вы провожаете, покупаетъ тьму разныхъ вещей, вовсе не имѣя въ нихъ нужды, то вы не можете смотрѣть на это безъ огорченія; если же она перебираетъ цѣлый модный магазинъ, заставляя всѣхъ сидѣльцовъ раскладывать для нее товары, но не находя ничего такого, чтобы ей нравилось, все хулитъ, перемѣняетъ разъ десять свои заключенія, и наконецъ уходитъ, сказавъ съ пренебреженіемъ: «я подумаю, я заѣду въ другой разъ;» то вы краснѣете за нее; вы жалѣете о времени, которое вы потеряли и которое черезъ нее потерялъ купецъ. Впрочемъ не безпокойтесь очень много о послѣднемъ: онъ очень умѣетъ за то отмщать; онъ привыкъ уже къ такимъ безполезнымъ посѣщеніямъ; но притомъ увѣренъ, что наконецъ пріѣдетъ какая нибудь барыня, которая заплатитъ ему за время, потерянное имъ съ другими. Онъ нагружаетъ карету жены г-на Набоба самыми негодными товарами изъ всей своей лавки, которые между тѣмъ расхваливаетъ ей, какъ верьхъ щегольства и вкуса, и которые, въ слѣдствіе того, помѣстятся въ ея счетѣ. Я видѣлъ однажды, въ модной лавкѣ, двухъ бѣлошвеекъ, которыя, между тѣмъ какъ третья ихъ подруга таскала въ карету Леди Лавишъ кучу разныхъ бездѣлокъ, коварно посматривали одна на другую, какъ будто бы желая сказать: «славный денёкъ удался нашей хозяйкѣ! какъ она искусно сбыла съ рукъ вещи, которыхъ никто уже не хотѣлъ купить.»

Сверхъ того, вы иногда подвергаетесь еще и другимъ, болѣе важнымъ опасностямъ. Если спутница ваша изъявитъ желаніе имѣть пакую нибудь вещь, то вѣжливость обязываетъ васъ подаришь ей оную, а часто вы сами собою это дѣлаете, желая нѣкоторымъ образомъ вознаградить тѣмъ купца за потерянное время и труды. Такимъ образомъ, вы невольно тратите свои деньги, въ которыхъ, можетъ быть, сами имѣли нужду. Даже есть и такія женщины, которыя ясно намекаютъ вамъ, что подарокъ будетъ имъ не противенъ; или, полюбовавшись долгое время на какую нибудь вещь, отдаютъ ее купцу съ видомъ сожалѣнія; вздыхаютъ, качая головою, и говорятъ, что не въ состояніи теперь сдѣлать этой издержки. Тогда уже учтивый кавалеръ непремѣнно долженъ для нихъ потратиться.

Всѣ сіи различныя причины заставляютъ жителей столицы бѣгать по лавкамъ, и привлекаютъ толпы посѣтителей въ модные магазины. Въ нѣкоторыхъ изъ нихъ, гдѣ мы были съ Леди Маріею, собралась такая толпа народу, какъ будто бы на ярмонкѣ. Дамы, составя кружки, разговаривали между собою съ удивительною бѣглостью, и мы съ трудомъ могли пройти сквозь толпы щеголей и красавицъ, наполнявшихъ комнаты. Лѣстницы покрыты были людьми, а при выходѣ изъ лавки, стоялъ цѣлый полкъ дюжихъ слугъ, вооруженныхъ тростьми^[4]. Тунеядцы сіи, составляющіе свиту вельможъ и богачей, гораздо болѣе принесли бы пользы, употребляя время свое на воздѣлываніе земли или служа во флотѣ и въ арміяхъ своего отечества, вмѣсто того, чтобы злословить господъ своихъ и отнимать пропитаніе у бѣдныхъ. Осаждая двери магазиновъ, они часто, наглыми своими взглядами, отгоняютъ отъ оныхъ скромную женщину, которая бы хотѣла войти туда. Но, впрочемъ, всѣ почти лавки западной части города заведены для сословій большаго тона, и купцы въ нихъ расчитываютъ только на покупки, дѣлаемыя знатными и богатыми людьми.

Другой магнитъ, притягивающій модныхъ людей въ эти скопища роскоши, есть надежда встрѣтить тамъ кого-нибудь изъ знакомыхъ. Безъ этой причины, такое множество молодыхъ людей не сходило бы съ лошадей, или не останавливалось бы въ своихъ кабріолетахъ у извѣстныхъ въ городѣ лавокъ; но тамъ они имѣютъ случай пожать руку красоткѣ, которая прославилась своими приключеніями, бросить нѣжной взглядъ на слабую супругу своего пріятеля, положить украдкою въ прелестную ручку своей возлюбленной небольшое раздушемое письмецо и спросить у Миледи, будетъ ли она вечеромъ на балѣ, или въ какомъ другомъ мѣстѣ можно надѣяться ее встрѣтить; и потому число экипажей, лошадей и людей, всякое утро стоящихъ у подъѣздовъ нѣкоторыхъ изъ сихъ лавокъ, столько же велико, какъ и у дворца въ пріемный день.

Что касается до меня, то въ прогулкѣ моей съ Леди Маріею, я не имѣлъ ни одной изъ тѣхъ непріятностей, которыя теперь описалъ: я только замѣтилъ въ ней легкую наклонность къ вѣтрености, между тѣмъ какъ другія женщины, подъ обманчивою завѣсою привѣтливости, скрывали ядовитую зависть, а модные мотыльки наперерывъ старались изъявлять ей неограниченное свое удивленіе, наводили на нее лорнеты и всячески искали случая сказать ей нѣсколько словъ, собираясь около нашей кареты въ то время, когда я подавалъ ей руку, чтобы садиться въ нее или выходить: отличіе, которымъ я внутренно гордился, замѣчая во взорахъ окружающихъ насъ щеголей, сколько завидовали они тому преимуществу, которое я пріобрелъ своими лѣтами.

No LXII.

ЖЕСТОКОЕ СРЕДСТВО.

Prodiga non sentit pereimtem foeniina censum;

Ac, velut exhanstв redivivus pullulet arca
Nummus, et e pleno semper tollatur acervo,
Non unqnаm reputat quanti sibi gaudia constent.

Juvén.

Госпожа Коуртли, въ тридцать лѣтъ, сохранила еще остатки красоты и отмѣнно мила въ обращеніи. Она получила блестящее воспитаніе, жила всегда въ большомъ свѣтѣ: однимъ словомъ, это женщина лучшаго тона, образованная, ловкая и во всѣхъ отношеніяхъ совершенная. Шестьнадцати лѣтъ вышла она замужъ, а на двадцать-четвертомъ году овдовѣла. Мужъ ея любилъ всегда жить пышно, и по смерти своей оставилъ ей помѣстье, приносящее 5₃ооо фунтовъ стерлинговѣкодоваго доходу; такимъ образомъ, имѣніе ея и прелести привлекли къ ней многочисленныя толпы обожателей, которые ежеминутно готовы были преклонить колѣна предъ богатствомъ и красотою.

Между ними отличались: небогатый Перъ, Баронетъ, расточившій свое наслѣдство, расчетливый Шотландецъ, Членъ Парламента, четыре голодныхъ франта и три офицера гвардіи, младшіе братья очень хорошихъ фамилій, не говоря уже объ Ирландцѣ, искателѣ богатства, который получилъ отказъ съ перваго слова, и о томномъ судьѣ, который до сихъ поръ еще вздыхаетъ о прелестной вдовѣ, и прибѣгаетъ ко всѣмъ возможнымъ средствамъ, какія только въ состояніи внушить ему любовь, надѣясь наконецъ заслужить тѣмъ ея благосклонность. Впрочемъ, всѣ сіи любовные переговоры не имѣли дальнѣйшихъ послѣдствій отъ того болѣе, что г-жа Коуртли желала сохранить всё свое имѣніе, котораго бы она должна потерять половину, если бы опять вышла замужъ; а господа селадоны влюблены были въ кошелекъ ея по крайней мѣрѣ столько же какъ и въ особу.

Между тѣмъ, приманчивая вдова, которая — при свѣчахъ — не лишилась еще ни одной изъ своихъ прелестей, блистаетъ при Дворѣ и въ обществахъ, помрачая собою красавицъ, которыя гораздо моложе ее. Никто не можетъ перещеголять ее въ одеждѣ, въ экипажахъ, лошадяхъ и ливреяхъ, и никто не даетъ такихъ блистательныхъ праздниковъ, какъ она. Домъ ея походитъ на волшебный замокъ. Богатыя мебели, фарфоръ, хрусталь, статуи и картины лучшихъ художниковъ, наконецъ оконныя занавѣсы, зимой атласныя, а лѣтомъ кисейныя, шитыя золотомъ и серебромъ, придаютъ заламъ ея видъ восточной пышности; во время же баловъ, прекрасно расписанные полы^[5], богатая серебреная посуда, самые рѣдкіе цвѣты и растѣнія, вкусныя блюда, изобиліе мороженаго, плодовъ и лучшихъ винъ заставляютъ отдавать превосходство собраніямъ ея передъ всѣми прочими самаго большаго шона.

Всѣ такія преимущества причиною, что г-жу Коуртли вездѣ за удовольствіе считаютъ принимать и всячески стараются угощать; всё въ ней по видимому дышитъ блаженствомъ и изобиліемъ; но о вещахъ не должно: судить по наружности. Я учился вмѣстѣ съ ея мужемъ, зналъ ее еще прежде замужества и всегда былъ другомъ у нихъ въ домѣ, не возбуждая впрочемъ ни въ комъ зависти, потому что лѣта мои и званіе Лондонскаго Пустынника предохраняютъ меня въ подобныхъ случаяхъ отъ опасности. Часто, бывая у нее, я замѣчалъ, что она не столь счастлива, какъ то старалась показывать; это заставило меня подозрѣвать, что она внутренно страдаетъ, не смотря на весь блескъ великолѣпія и роскоши. Я зналъ, что подъ наружнымъ видомъ пышности и богатства часто скрывается недостатокъ въ самыхъ необходимѣйшихъ вещахъ; что дорогой горностаевой мѣхъ и золотыя блёстки часто украшаютъ растерзанную грудь, заключающую въ себѣ одну только нищету, грусть и отчаяніе. Наконецъ я удостовѣрился въ основательности моихъ подозрѣній.

Однажды, утромъ, она прислала звать меня къ себѣ; никогда не забуду я этаго свиданія. Глаза ея показывали, что она не спала цѣлую ночь; пульсъ примѣтнымъ образомъ сильно* бился; руки ея горѣли отъ внутренняго жара, а лице представляло вѣрное изображеніе скорби, скрывающейся подъ обманчивою завѣсою удовольствія. Въ то самое время, какъ я вошелъ, ей подавали завтракъ: увидя меня, она поспѣшно встала, стараясь казаться веселою; но я тотчасъ замѣтилъ, что она себя принуждала. Приказавъ слугѣ выдти, сказала она мнѣ: «Я очень желала видѣть васъ, для того, чтобы посовѣтоваться съ вами о большомъ балѣ, который я намѣрена дать чрезъ нѣсколько дней. — Въ городѣ, отвѣчалъ не перестаютъ еще говорить о послѣднемъ, который вы недавно дѣлали.»

Она глубоко вздохнула, и, приложивъ палецъ къ губамъ, остановилась на нѣсколько минутъ, походя на прекрасную статую молчанія. «Я знаю это, произнесла она наконецъ; этотъ день дорого мнѣ стоитъ; но, не смотря на то, я непремѣнно должна дѣлать у себя такіе праздники, для того, чтобы поддержать тонъ моего дома. Я не могу убавить у себя ни одной лошади, ни одного слуги, ни перемѣнить хотя что нибудь въ образѣ жизни моей или въ нарядахъ. Но, обыкновенно послѣ такого пышнаго бала слѣдуютъ утреннія размышленія, которыя, подобно плачевному флеру, облекаютъ удовольствія минувшей ночи: онѣ помрачаютъ блистательныя картины отравляютъ наслажденіе, разрушаютъ всѣ надежды и представляютъ въ будущемъ одно только разореніе и отчаяніе.»

Говоря сіе, она не могла удержаться отъ слезъ. Въ эту самую минуту постучались у дверей. Она бросилась въ переднюю и вскричала въ сильномъ движеніи страха: «Сказать, что меня нѣтъ дома!» Я услышалъ нѣсколько голосовъ: казалось, что кто-то очень сердился; — она едва переводила дыханіе. Наконецъ дверь затворили, и она нѣсколько успокоилась.

"Вотъ какъ провожу я всякое утро, сказала она мнѣ; стукъ у дверей заставляешь меня трепетать, а незнакомый голосъ приводитъ меня въ содроганіе. Заимодавцы безпрестанно мучатъ меня своими посѣщеніями и письмами; я принуждена переносить ругательства низкихъ негодяевъ и ропотъ слугъ моихъ, которыхъ я не могу удовольствовать. Повѣренный по дѣламъ моимъ, осмѣливается дѣлать мнѣ увѣщанія, управитель мой держитъ меня въ своей власти, а ростовщики меня пожираютъ. Сверхъ всего этаго совѣсть моя безпрестанно меня укоряетъ между тѣмъ какъ я, въ жизни, никому не сдѣлала зла. За что же осуждена я быть столь несчастною? Безъ спирту и опіуму, прибавила она, показывая мнѣ двѣ стоящія передъ нею сткляночки, я не могла бы существовать, хотя и знаю, что употребленіе ихъ убійственно, что оно приводитъ преждевременную старость; но чѣмъ тому помочь?

Такъ, продолжала она, наливая нѣсколько капель въ стаканъ съ водою, я нахожусь въ совершенной зависимости у слугъ моихъ и заимодавцевъ; я нисколько не имѣю собственной воли. Портниха моя, модная торговка, купцы, продающіе кружева и шелковыя матеріи, наконецъ горничная моя, заставляютъ меня покупать всё, что только имъ вздумается и увеличиваютъ тѣмъ подаваемые мнѣ счеты; когда же дѣло доходитъ до расчета, то я принуждена платить непомѣрные проценты, пріискивать за себя порукъ, дѣлать подарки, однимъ словомъ, всего невозможно пересказать.

«Сколько есть женщинъ, завидующихъ моему жребію, которыя пожалѣли бы обо мнѣ, если бы онѣ всё узнали! Я принуждена была заложить серебро мое и бриліанты; потребъ мой совершенно опустѣлъ, и я истинно не знаю, къ кому обратиться, чтобы мнѣ повѣрили въ долгъ: — такъ уже знаютъ меня всѣ купцы модной части города. Доходы мои забраны за полгода впередъ, а между тѣмъ я сегодня еще должна сдѣлать обѣдъ для двѣнадцати знакомыхъ моихъ большаго свѣта, которыхъ опытные глаза тотчасъ замѣтятъ, чего у меня недостаетъ и которые за мое угощеніе, будутъ на домною же смѣяться и безъ всякой жалости меня злословить. Послать къ нимъ карточку съ извиненіемъ, что я сдѣлалась нездорова, это уже слишкомъ обыкновенный и всѣмъ извѣстный способъ; къ тому же слуги мои измѣнили бы мнѣ, и это умножило бы ихъ наглость. Скажите же, что мнѣ остается дѣлать? — А сколько нужно денегъ, чтобы вывести: васъ сегодня изъ хлопотъ? спросилъ я. — Это можно сосчитать; отвѣчала прекрасная вдова: если заказать обѣдъ въ рестораціи, то онъ обойдется съ виномъ по двѣ гинеи на человѣка; дессертъ же и ликёры мнѣ повѣрятъ въ долгъ; но, сверхъ того, надобно еще будетъ взять на, прокатъ столовое серебро.» Наконецъ. она сдѣлала весь расчетъ; и я вручилъ ей сумму, въ которой она имѣла нужду. Я обѣдалъ въ тотъ день у нее: мы провели время очень весело, и поздо разъѣхались. Выходя, я далъ дворецкому гинею^[6], за что, въ продолженіе, цѣлой недѣли, онъ оказывалъ мнѣ отличное уваженіе.

На другой день, поутру, я опять пришелъ къ ней. Минута размышленій и посѣщенія заимодавцевъ снова наступила. Я нашелъ ее въ большемъ еще уныніи, нежели наканунѣ, потому что она сдѣлала новый шагъ къ своему разоренію. Наконецъ, она рѣшилась -совершенно открыть мнѣ всѣ свои затруднительныя обстоятельства. Узнавши всё пространство зла, я показалъ ей средства къ исправленію онаго, и она столько была благоразумна, что согласилась принять ихъ, хотя сначала нѣсколько и противилась слѣдовать моимъ совѣтамъ.

Шесть лѣтъ уже проживала она ежегодно болѣе нежели по 6,000 фунтовъ стерлинговъ, то есть вдвое противъ своихъ доходовъ. Для удовлетворенія такимъ несоразмѣрнымъ издержкамъ, она принуждена была войти въ долги, и платила однихъ процентовъ около 2000 фунт. ст. въ годъ. Серебреная посуда ея и бриліанты недавно были заложены въ 2,000 гинеяхъ; она задолжала 300 ф. ст. своему управителю и 500 прочимъ слугамъ; равнымъ образомъ должна была всѣмъ своимъ поставщикамъ и купцамъ, изъ которыхъ многіе ей уже угрожали, такъ, что она всякой день опасалась того, что наконецъ потребуютъ ее къ суду, а можетъ быть посадятъ и въ тюрьму. Ей болѣе уже никто не вѣрилъ, кромѣ однихъ только ростовщиковъ, которые грабили ее, заставляя платить сто на сто за всё, что они соглашались ей поставлять.

Я предложилъ ей продать мебели, поручить дѣда свой вѣрному человѣку, совершенно перемѣнить образъ жизни, отказаться отъ блестящихъ обществъ большаго свѣта и удалиться въ деревню. Сначала она сильно мнѣ противорѣчила. «Смерть будетъ менѣе для меня ужасна, восклицала она, нежели подобный стыдъ. Какъ можно оставить общества, въ которыхъ я привыкла жить? какъ подумать только о томъ, что я сдѣлаюсь предметомъ пересудовъ цѣлаго города? какъ рѣшиться заключить себя въ уединеніи?» — Не смотря на то однакожъ, я убѣдилъ ее, ѣхать лѣтъ на пять во Францію, и вызвался принять на себя распоряженія по ея дѣламъ. Къ удовольствію моему, я теперь уже могу сказать, что она скоро возвратится въ Англію, освободясь отъ всѣхъ своихъ долговъ и съ тѣмъ же самымъ имѣніемъ, съ которымъ она осталась по смерти мужа.

Назначивъ ей въ годъ на издержки по 500 ф. ст., а для услугъ одного только слугу и горничную, и продавъ множество безполезныхъ статуй, картинъ, мебелей, серебреной посуды и бриліантовъ, удалось мнѣ заплатить 24,000 ф. ст. ея долговъ; ростовщикамъ же, въ несправедливо-требуемыхъ ими процентахъ, было отказано.

При этомъ случаѣ, не лишнее будетъ замѣтить, что откладывать со дня на день исправленіе зла, не искореняя его при самомъ началѣ, слѣпо погружаться въ вихрѣ забавъ и удовольствій, не имѣть довольно твердости, чтобы отказаться отъ пріятностей модной жизни и бояться людскихъ сужденій: вотъ причины разоренія тысячи людей. Любви достойная женщина въ особенности заслуживаетъ состраданіе, если она находится въ подобныхъ обстоятельствахъ. Душевно желаю, чтобы примѣръ госпожи Коуртли не былъ безполезенъ.

No LXIII.

ТАТЕРЗАЛЬ (*).

Le mensonge impudent, la pins ville bassesse,

L'imposture, la fraude et la scélératesse,
Voilà ce que je trouve en mes plus chers amis.

Mickle.

(*) Извѣстный въ Лондонѣ лошадиный охотникъ, котораго манежъ находится близъ Гайдъ-Парка. У него собираются всѣ первѣйшіе въ городѣ закладчики составляющіе между собою родъ общества? въ которомъ назначается время для лошадиныхъ скачекъ въ разныхъ Графствахъ.

«Я бы желалъ, чтобъ всѣ они сквозь землю провалились!… — Куда вы такъ торопитесь, любезный Лордъ? сказалъ я Лорду Эглемонту, который, произнося такія выразительныя слова поспѣшно. выходилъ изъ Татерзалева манежа. — Ахъ! это вы, вскричалъ онъ, вы, никогда не теряющіе своего хладнокровія; но, прибавилъ онъ полусердитымъ голосомъ, позволить явнымъ образомъ себя обмануть! поступить противъ здраваго разсудка! и пробить объ закладъ важную сумму, кажется, что это всякаго заставитъ браниться отъ чистаго сердца.»

Въ эту самую минуту подошелъ къ нему одинъ высокой, худощавый молодой человѣкъ. «Истинно жалѣю, Милордъ, видя васъ столь разстроеннымъ; я никакъ не ожидалъ, чтобы это такимъ образомъ кончилось. — Напрасно вы безпокоитесь, милостивый государь; сожалѣть о томъ, чего уже нельзя воротить, почитаю я только новою глупостью; что же касается до состраданія, то я даже и названіе его ненавижу. Истиннаго состраданія не существуетъ въ мірѣ. Точно также, напримѣръ, если бы вы на охотѣ упали съ лошади. Какой нибудь молодчикъ скачетъ мимо и видитъ васъ, лежащихъ на землѣ. „Какъ сожалѣю я, милостивый государь, скажетъ онъ, что вижу васъ въ такомъ положеніи: не ушиблись ли вы? могу ли я, чѣмъ нибудь, быть вамъ полезенъ?“ А самъ между тѣмъ тотчасъ пришпоритъ свою лошадь, чтобы какъ можно скорѣе отъ васъ удалиться. Другой, замѣтя что вы упали, скачетъ къ вамъ во всю прыть, бросается съ лошади, находишь, что у васъ переломлена рука или ребро: не смотря на то, пособляя вамъ встать, онъ хохочетъ во все горло. „Не сердитесь за это, государь мой, говоритъ онъ вамъ, у меня такой нравъ: не могу въ подобномъ случаѣ не посмѣяться; впрочемъ, я прикажу слугѣ моему, подать вамъ помощь.“ Послѣ сего онъ спѣшитъ догнать пріятеля, на счетъ котораго онъ томно также бы позабавился, еслибъ съ нимъ тоже служилось, и разсказываетъ всякому, что вы самый худой ѣздокъ…. И вы называете это состраданіемъ? Это просто — лицемѣріе и недостатокъ любви къ ближнему. — Я не зналъ до сихъ поръ, Милордъ, что вамъ такъ извѣстно сердце человѣческое;» — сказалъ я ему, замѣтивъ, что по мѣрѣ какъ онъ словами изливалъ гнѣвъ свой, досада его уменьшалась отъ удовольствія, раздѣлить ее со мною. Тогда онъ пожалъ мнѣ руку, и, разставаясь со мною, сказалъ: "благодарю васъ, Г. Пустынникъ, но покорнѣйше прошу, уволить меня отъ состраданія: я его не желаю. У меня обобрали деньги, и всё тутъ. Томъ, подведи мнѣ лошадь, « Въ туже минуту онъ поскакалъ отъ меня прочь.

Минутное размышленіе показало мнѣ, что замѣчанія Лорда Эглемонта, на счетъ человѣческаго сердца, были не безъ основанія. Сколько есть людей, которые, показывая наружный видъ состраданія о нашихъ несчастіяхъ, торжествуютъ между тѣмъ въ глубинѣ своего сердца! Уста ихъ, кажется, о насъ соболѣзнуютъ; но сожалѣніе ихъ есть не что иное, какъ насмѣшка и, пустой звукъ, ничего не означающій.

Тогда взглянулъ я на высокаго худощаваго молодаго человѣка, который воротился опять къ Татерзалю, куда и я за нимъ вошелъ. Онъ очень щеголевато былъ одѣтъ и считалъ множество банковыхъ билетовъ въ 50 и 100 фунтовъ стерлинговъ, укладывая ихъ въ небольшой бумажникъ изъ краснаго сафьяна. Лице его было самое неблагородное, какое я когда-нибудь видѣлъ; на немъ выражались вмѣстѣ плутовство и хитрость^[7]. Я замѣтилъ, что онъ перемигивался съ однимъ старымъ Баронетомъ, стоящимъ въ толпѣ и старающимся поднять цѣну лошадей, которыхъ въ это время продавали; коварные ихъ взгляды, казалось, говорили: „славно же мы поддѣли бѣднаго Пера!“

Такъ какъ я вовсе не имѣю понятія о промышлености, въ которой такъ искусны члены Клуба Жокеевъ^[8], и такъ какъ я бываю только зрителемъ мастерскихъ уловокъ нашихъ дендіевъ и удальцовъ, то я никогда бы не узналъ, какую прикину имѣлъ Лордъ Эглемонтъ на нихъ жаловаться, еслибы не объяснилъ мнѣ оной старинный мой знакомой Томъ Маберли, который тутъ же: у Татерзаля продавалъ пару борзыхъ собакъ^[9] и жестоко смѣялся надъ Капитаномъ Лавендеромъ, недавно вышедшимъ изъ Университета. Неопытной молодой человѣкъ въ сердцахъ громко бранился и кричалъ, кто ему насильно навязали на шею четверку лошадей, которыхъ онъ вовсе не намѣренъ былъ покупать, но на которыхъ убѣдили его поднимать цѣну въ угодность одному мнимому пріятелю и наконецъ оставили ихъ за нимъ за самую непомѣрную сумму. Томъ (вѣроятно также изъ состраданія) скромнымъ образомъ предлагалъ ему за нихъ половину той цѣны, за которую онѣ ему достались. „По нести, сказалъ онъ ему, я жалѣю о случившемся съ вами, но этому помочь уже нельзя. Опытность не пріобрѣтается безъ пожертвованій; впрочемъ, если вы намѣрены продолжать ремесло, которое вы сегодня начали, то надобно вамъ быть гораздо осторожнѣе.“

Тогда увѣрился я, что Лордъ Эглемонтъ не совсѣмъ былъ неправъ въ дурномъ мнѣніи, которое имѣлъ онъ о людяхъ. Но время уже объяснить читателямъ моимъ эти два приключенія.

Томъ сказалъ мнѣ, что высокой, худощавый молодой человѣкъ, сговорившись съ честнымъ своимъ другомъ, старымъ Баронетомъ, обманулъ Лорда Эглемонта. Баронетъ предложилъ значительный закладъ на счетъ одной весьма ему извѣстной лошадиной скачки въ манежѣ. Сообщникъ его умѣлъ убѣдить Лорда, чтобы онъ побился въ противность собственному своему мнѣнію, предложивъ ему держать съ нимъ половину. Они проиграли закладъ; но старый Баронетъ возвратилъ пріятелю своему отданную имъ сумму, послѣ чего они раздѣлили пополамъ выигранныя у Пера деньги.

„Возможно ли, вскричалъ я, что бы люди, которые приняты въ лучшихъ обществахъ, могли позволять себѣ татя подлости? — О! безъ всякаго сомнѣнія, отвѣчалъ мнѣ Томъ; ничего нѣтъ этаго обыкновеннѣе.“

Что же касается до Капитана Лавендера, то вотъ что съ нимъ случилось. Нѣкто г. Скандеръ, проживъ три года въ Лондонѣ, нашелъ средства промотать большое состояніе. Онъ такъ много задолжалъ, что на расплату врядъ ли было бы достаточно остававшагося у него имущества. Къ тому же онъ предпочтительно долженъ былъ начать съ того, чтобы раздѣлаться съ долгами своими на честное слово, то есть, по игрѣ и притомъ такимъ людямъ, которые, посредствомъ искусства., умѣютъ обращать къ себѣ счастіе, а послѣ уже удовлетворить, какъ случится, трудолюбиваго ремесленника, расчетливаго купца и бѣдныхъ слугъ. Въ такомъ положеніи вещей, ему присовѣтовали ѣхать во Францію и продать оставшіяся еще у него вещи на издержки для этаго путешествія, прежде нежели гроза разразится надъ его головою. Онъ отдалъ лошадей своихъ для продажи къ Татерзалю; а многіе изъ друзей его обѣщали быть тамъ и поднять цѣну какъ можно выше. Молодой Лавендеръ, находясь въ числѣ ихъ, набавлялъ безъ всякой умѣренности. Одинъ изъ пріятелей Скандера, съ своей стороны дѣлалъ тоже, чтобы лучше заохотить Капитана. Тотъ безъ всякаго опасенія продолжалъ набавлять, въ полной надеждѣ, что ежели лошади останутся за нимъ, то покупка будетъ недѣйствительна. Но когда онъ увидѣлъ 5 что лошадей въ самомъ дѣлѣ ему присудили, когда узналъ, что долженъ заплатить за нихъ почти вдвое противъ настоящей цѣны, и что ложный другъ его отправился уже на твердую землю, то онъ ужасно какъ разсердился, проклиная пріятелей своихъ, которые такимъ безчестнымъ образомъ его обманули.

No LXIV.

МОЖНО ЛИ ОСТАВАТЬСЯ ВЪ ЛОНДОНѢ?

Moh terme échoit le Jour de Saint-Martin,

Je partirai le lendemain matin.

Swift.

У меня есть дальняя родственница, Бриджета Жонеръ, пожилая дѣвица, лѣтъ пятидесяти. Когда она была еще ребенкомъ, мать всегда звала ее Бидди; знакомые ея, по старой привычкѣ, продолжали также называть ее, и я прошу у читателей моихъ дозволенія, представить имъ ее подъ этимъ же именемъ.

Бидди была не дурна собою въ двадцать лѣтъ; въ тридцать, красота ея начала нѣсколько увядать; въ сорокъ, она ужасно похудѣла, и съ этихъ поръ рѣшительно заняла мѣсто между устарѣлыми невѣстами; наконецъ, въ пятьдесятъ лѣтъ, она сдѣлалась настоящимъ скелетомъ.

Между двадцатымъ и тридцатымъ годомъ, она отказала въ рукѣ своей богатому деревенскому помѣщику, бѣдному пастору, искусному лекарю и глупому адвокату, потому что намѣрена была выдти замужъ не иначе какъ развѣ за Лорда, за Баронета или за Штабъ-Офицера. Одинъ Полковникъ нѣсколько времени очень около нее ухаживалъ, но — какъ говоритъ Бидди, „онъ ни разу рѣшительно не объяснился.“

Послѣ тридцати лѣтъ, никто уже болѣе за нее не сватался; а теперь она громогласно объявляетъ что твердо положила себѣ никогда не выходить замужъ, при мемъ до такой степени сдѣлалась осторожна, что никакъ не пойдетъ подъ руку съ мужчиной, ни даже со мною, не смотря на то, что лѣта мои и степенный видъ, кажется, должны были бы разсѣять ея опасенія. Она предпочитаетъ ходить одна, вытянувшись какъ шестъ, въ сопровожденіи слуги, слѣдующаго за нею въ трехъ шагахъ.

Бидди воспитывалась въ Лондонѣ, но съ тѣхъ поръ уже около тридцати лѣтъ не была въ немъ, какъ вдругъ я получилъ отъ нее записку съ увѣдомленіемъ, что она пріѣхала въ столицу и наняла себѣ квартиру въ Бюрійской улицѣ, недалеко отъ Сентъ-жемскаго парка, желая быть въ одно время и въ сосѣдствѣ со мною и поблизости отъ Королевскаго дворца. Она занимала первый этажъ, а во второмъ жилъ Сиръ Оливіеръ Оксиженъ, Шотландскій Баронетъ, страстный охотникъ до разныхъ опытовъ. Химія была его любимою наукою, и онъ твердо надѣялся чрезъ нее открыть себѣ дорогу къ богатству. Хотя онъ и говорилъ, что живетъ повыше для того, чтобы имѣть выгоду дышать чистымъ воздухомъ, но всѣ знали, что это дѣлалось по другому расчету.

Миссъ Бидди не очень была довольна тѣмъ, что живетъ подъ одной кровлею съ холостымъ мужчиною; но она полагалась на исправный замокъ и на скромность Баронета, твердо вознамѣрившись никогда не подавать ему повода осмѣлиться придти къ ней; такимъ образомъ всѣ сношенія ихъ ограничивались тѣмъ, что они учтиво раскланивались, если имъ иногда случалось встрѣчаться на лѣстницѣ. Бѣдная Бидди! ты никакъ не воображала, что Баронетъ не согласился бы пожертвовать для тебя даже одною изъ трехъ чашекъ чаю, которыя онъ обыкновенно пилъ по утрамъ, и не далъ бы унціи поташу или нашатырю за всѣхъ женщинъ въ Лондонѣ. Не смотря однако же на то, безпрерывный дымъ, происходившій отъ его химическихъ опытовъ, несносный запахъ сѣроводороднаго газа и трескъ, который нерѣдко раздавался, казались моей родственницѣ весьма непріятными.

Наконецъ, однажды, очень рано поутру, Сиръ Оливіеръ произвелъ гремучимъ порошкомъ такую сильную вспышку, что самъ слетѣлъ съ ногъ и всѣ стекла въ его комнатѣ разбились. Хозяинъ дома, полагая, что жилецъ его застрѣлился, поспѣшно побѣжалъ на верхъ. Родственница же моя, вообразивъ себѣ, что домъ обрушивается, тотчасъ вскочила съ постели, и такъ какъ стараніе о сохраненіи себя есть первѣйшій законъ Природы, то она бросилась въ двери, вовсе не подумавъ о томъ, что на ней было одно только очень легкое, самое необходимое изъ всѣхъ одѣяніе. Въ такомъ эфирномъ нарядѣ она встрѣтила на лѣстницѣ не только хозяина дома, но еще и собственнаго своего слугу, прибѣжавшаго на шумъ, которые увѣрили ее, что домъ цѣлъ и что нѣтъ никакой опасности. Но явиться имъ въ этомъ видѣ, показалось ей такимъ стыдомъ, котораго она не могла перенести. Къ тому же она не почитала жизнь свою въ безопасности, находясь въ сосѣдствѣ съ такимъ глупымъ Каледоняниномъ; почему на другой же день выѣхала изъ этаго дома и тотчасъ отослала отъ себя бѣднаго слугу, на котораго не могла смотрѣть не краснѣя; счастливъ еще онъ былъ, что не въ ея состояло власти подвергнуть его участи Актеона.

Послѣ этаго наняла она себѣ комнату въ Боннской улицѣ, въ среднемъ этажѣ. Въ томъ же домѣ внизу жилъ молодой Капитанъ Гвардіи, котораго денежныя обстоятельства были не слишкомъ въ блистательномъ положеніи. Онъ всегда исправно платилъ за квартиру, потому что имѣлъ нужду въ убѣжищѣ, но впрочемъ былъ долженъ цѣлому свѣту, и не проходило дня, чтобы какой-нибудь заимодавецъ не пошумѣлъ у его дверей. „Я требую своихъ денегъ и безъ этаго не выйду отсюда, — кричалъ лошадиный барышникъ однажды, когда я былъ у у моей родственницы, — я знакъ что Капитанъ дома. — Вытолкай его вонъ, кричалъ должникъ, не показываясь.“ Вскорѣ послѣ этаго съигралъ онъ съ Миссъ Бидди слѣдующую шутку:

Два Полицейскіе офицера, которымъ велѣно было взять его подъ стражу, но которые не знали его лично, успѣли однимъ утромъ пробраться къ нему въ комнату. Капитанъ былъ еще въ халатѣ. Войдя, они спросили объ его имени: по этому вопросу онъ догадался о причинѣ ихъ посѣщенія, но, скрывъ свое замѣшательство, онъ тотчасъ нашелся и отвѣчалъ имъ съ величайшимъ хладнокровіемъ: „Я вижу, господа, кого вы ищите, но вы ошибаетесь: Капитанъ живетъ въ среднемъ этажѣ, и я думаю, онъ еще не всталъ, потому что вчера онъ очень поздо пріѣхалъ изъ маскарада.“

Обманъ удался: они тотчасъ побѣжали на верхъ; а между тѣмъ Капитанъ надѣлъ поскорѣе сертукъ и не разсудилъ за-благо ожидать ихъ возвращенія. Можно представить себѣ изумленіе и ужасъ бѣдной Бидди, когда она увидѣла вошедшихъ къ ней въ комнату Полицейскихъ чиновниковъ, которые хотѣли взять ее подъ стражу, увѣряя, что она переодѣтый Капитанъ. Зрѣлище сдѣлалось почти трагическимъ прежде, нежели они убѣдились въ своей ошибкѣ. Тогда отправились они опять въ нижній этажъ, гдѣ нашли дверь запертою. Послѣ переговоровъ, продолжавшихся около получаса, Капитанской слуга наконецъ отворилъ имк, громко смѣясь хитрости, съ которою провелъ ихъ господинъ его.

Миссъ Бидди, въ продолженіе этаго неожиданнаго и непріятнаго посѣщенія, три раза падала въ обморокъ, какъ она мнѣ послѣ пересказывала: „Слыханное ли это дѣло — говорила она — такимъ образомъ поступать съ благородною дѣвицею!… Это меня убиваетъ!… чудовища!… принять меня за Капитана!… Въ чемъ же я имѣю сходство съ мужчиною?“

Само по себѣ разумѣется, что она тотчасъ перемѣнила квартиру; но переселившись на Бакерскую улицу, по несчастію, достались ей тѣ же самыя комнаты, которыя передъ нею занимала одна молодая красавица, болѣе славившаяся своими прелестями, нежели скромнымъ поведеніемъ. Бидди держала у себѣ канареекъ и охотница была до цвѣтовъ, которые разставляла у себя на окнахъ; между тѣмъ извѣстно, что въ Лондонѣ розы, гераніумъ и птички почитаются какъ бы приглашеніемъ для проходящихъ. Сверхъ того; такъ какъ господствующими страстями моей родственницы были наряды и любопытство, то ее часто видали сидящую въ полкомъ убранствѣ подъ окошкомъ, что не рѣдко доставляло ей незваныхъ гостей, съ которыми происходившія сцены могли бы конечно показаться забавными постороннему зрителю, но не ей. Молодые франты входили къ ней наглымъ образомъ, и, увидѣвъ ошибку свою, осыпали ее насмѣшками.

Всякой согласится, что этаго невозможно было переносить, и потому тотчасъ оставивъ такое оглашенное жилище, она переѣхала въ Манчестерскую улицу; но и тамъ трехъ дней не пробыла въ покоѣ: съ нею опять случилось слѣдующее приключеніе;

Родственница моя, которая, какъ читатели мои вспомнятъ, прозывалась Жонеръ, жила, въ домѣ подъ N 40. Акушеръ, одной съ ней фамиліи, занималъ по сосѣдству отъ нее N 46. Однажды вечеромъ, возвратясь домой, получаетъ онъ письмо съ слѣдующимъ адресомъ:

Г. Жонеръ, въ Манчестерскомъ улицѣ, N. 46 (какъ можно скорѣе.)

По несчастію, цифра 6 была такъ неявственно написана, что Акушеръ прочиталъ N 40. Литера Г. въ торопяхъ показалась ему сокращеніемъ слова Госпожа, и такъ какъ письмо было плотно сложено, то онъ не сталъ его распечатывать, почитая оное приглашеніемъ тотчасъ ѣхать въ назначенный на адресѣ домъ, для поданія помощи по его званію. Вообразите себѣ положеніе бѣдной моей родственницы, когда, въ десять часовъ вечера, она увидѣла вошедшаго къ ней Акушера, предлагающаго ей свои услуги! Этотъ послѣдній ударъ былъ жесточайшій изъ всѣхъ.

„Можно ли оставаться въ Лондонѣ? — писала она ко мнѣ на другой день — Нѣтъ! это не такой городъ, гдѣ бы скромная, женщина въ состояніи была жить. Здѣсь нельзя провести недѣли, не страшась потерять жизнь свою или добрую славу.“ Въ слѣдствіе чего, возвратясь въ свою Провинцію, она поселилась въ одномъ пансіонѣ, гдѣ честь ея въ совершенной безопасности; она еще и теперь живетъ тамъ, строго наблюдая правила скромности и цѣломудрія.

No LXV.

ГНУСНАЯ СКУПОСТЬ.

Qui ne plaindrait le sort de tes pauvres chevaux

Dont le cuivre desséché convre à peine les os!

Tu dépenses pour eux plus de fouet que d'avoine.

Когда я вижу тощихъ, голодныхъ лошадей, запряженныхъ въ карету; когда замѣчаю въ какомъ-нибудь домѣ безпрестанную перемѣну слугъ; когда бываю свидѣтелемъ, что богамъ съ жестокосердіемъ отказываетъ бѣдняку, просящему у него подаянія, и затворяетъ двери свои, увидя подходящаго къ нимъ несчастливца, — то заключаю, что гнусная скупость, исчадіе и раба гордости, причиною такого обращенія съ людьми и со скотами.

Напротивъ того, когда строгая во всемъ бережливость есть слѣдствіе честной бѣдности или происходитъ отъ опасенія превзойти свои способы, то сожалѣя о ней, я одобряю ее; когда она имѣетъ въ виду какую-нибудь похвальную цѣль, какъ напримѣръ уплату отцовскихъ долговъ; освобожденіе изъ-подъ залога своихъ помѣстьевъ; устроеніе состоянія бѣдныхъ родственниковъ, или такихъ существъ, которымъ Природа даетъ на насъ права, то я истинно уважаю ее; и никто, по моему мнѣнію, не заслуживаетъ болѣе почтенія какъ тѣ люди, которые отказываютъ себѣ въ немъ нибудь по такимъ причинамъ.

Но какъ рѣдки такіе примѣры! какъ мало есть даже и такихъ людей, которые согласились бы на подобныя пожертвованія для уплаты собственныхъ долговъ своихъ, въ особенности же когда чинъ или мѣсто въ Парламентѣ обеспечивають ихъ отъ тюремнаго заключенія. Между тѣмъ, мы всякой день видимъ примѣры презрительной и безчеловѣчной скупости, которая жаждетъ только доставлять пищу своему тщеславію, старается позлащать свою нищету и вселять къ себѣ кратковременное почтеніе, продолжающееся только до тѣхъ поръ, пока откроется настоящее положеніе вещей; въ ожиданіи того пользуется она тѣмъ, подобострастіемъ, которое ограниченные умы привыкли оказывать богатому платью, дорогимъ уборамъ, тощимъ лошадинымъ скелетамъ и пышнымъ ливреямъ, надѣтымъ на слугъ, терпящихъ голодъ и неполучающихъ своего жалованья.

Здѣсь видимъ мы высокомѣрную, устарѣлую дѣву, которая важничаетъ пустыми своими титлами. Умѣренные доходы ея достаточны были бы для того, чтобы жить не нуждаясь, держа у себя одну горничную, и сверхъ того, она еще могла бы удѣлять неимущимъ остатки со стола своего; но она непремѣнно всякую зиму даетъ два или три бала; хочетъ, чтобы ее провожалъ великорослый слуга по крайней мѣрѣ въ тесть футъ вышиною, облитый золотомъ, и для этаго она заставляетъ людей своихъ цѣлый годъ поститься, а бѣдные получаютъ отъ нее одни только сухіе отказы.

Тамъ вдова хорошаго тона, которой мужнина расточительность едва оставила средства жить въ приличной посредственности, непремѣнно желаетъ на той же самой ногѣ держать домъ свой, имѣть тоже число слугъ, лошадей и экипажей, какъ бывало при жизни покойнаго ея супруга. Какимъ же образомъ въ состояніи она это сдѣлать? Она не кормитъ лошадей своихъ и платитъ однѣми только тщетными обѣщаніями несчастнымъ людямъ, которые, находясь у нее въ услуженіи, издерживаютъ небольшія свои деньги., накопленныя ими у другихъ господъ.

Миссъ Пресси, купеческая дочь получила послѣ отца своего столько, что могла бы порядочно жить, угощать иногда у себя друзей своихъ и исполнять обязанности человѣколюбія. Но, не смотря на то, что на увядающія прелести ея никто уже болѣе не обращаетъ вниманія, она всё еще надѣется черезъ нихъ выгодно выдти замужъ, и потому, желая показать ихъ во всемъ блескѣ, прогуливается по Парку въ богатой коляскѣ, за которою стоятъ два лакея въ пышной ливреѣ. Чтобы имѣть къ тому средства, она отказываетъ себѣ въ прилично изготовленномъ столѣ и въ удовольствіи раздѣлять его съ пріятелями: сидитъ одна дома за кускомъ хлѣба съ масломъ и за стаканомъ дурна то пива. Никогда не допускаетъ она къ себѣ бѣдныхъ родственниковъ слугамъ даетъ одинъ только картофель, а лошадямъ рубленую солому, если же иногда умилостивясь и прикажетъ отпустить на конюшню нѣсколько овса, то кучеръ не упускаетъ случая пропить большую часть онаго, надѣясь на бичъ, которымъ онъ искусно умѣетъ придавать бѣднымъ животнымъ недостающія у нихъ силы. Несчастные благословляли отца, который имъ благодѣтельствовалъ, и проклинаютъ дочь, которая ихъ совершенно забыла и покинула.

Дворянство, пожалованное Сиру Роберту, сдѣлало изъ него совсѣмъ другаго человѣка. Прежде онъ представлялъ собою вѣрное изображеніе честнаго Жонъ-Буля. Столъ его не былъ роскошенъ, но изобиліе всегда за онымъ царствовало, и гостепріимство почиталъ онъ обязанностью: родственники, друзья, прикащики и слуги, не могли нахвалиться его щедростію; бѣдные также не были забыты; но едва небольшое словцо Сиръ прибавилось къ его имени, какъ тотчасъ родились новыя потребности, для удовлетворенія которымъ онъ рѣшился отказывать себѣ въ необходимомъ.

Что же касается до жены его, преобразившейся въ Миледи, то съ тѣхъ поръ, какъ она была представлена ко Двору, Ботольфъ-Ланская улица^[10] сдѣлалась ей ненавистною; церковь Св. Павла оскорбляетъ ея взоры, а звонъ колоколовъ тревожитъ утренній ея сонъ. Старое жилище ихъ пахнетъ сахаромъ, табакомъ, чаемъ, сандаломъ, словомъ: всѣми несносными произведеніями, входящими въ составъ Индѣйской торговли. Ей необходимо имѣть огромный домъ въ модной части Лондона, дачу въ Ричмондѣ или Виндзорѣ съ оранжереями и парниками; она непремѣнно должна всякую недѣлю перемѣнять наряды, всякой вечеръ ѣздить по гостямъ и играть въ большую игру: а всё это для того, чтобы не отстать отъ знати.

Чтобы поставить себя въ возможность дѣлать такіе расходы, слѣдовало уничтожить столъ, за которымъ принимали друзей и недостаточныхъ знакомцевъ. Модные наши супруги теперь даютъ только иногда, для хвастовства, праздники и званые обѣды, куда приглашаютъ однихъ тѣхъ людей, коихъ знакомство можетъ принести пользу. Прикащики сидятъ въ почтительномъ отдаленіи за особымъ столомъ, за которымъ царствуетъ самая строгая умѣренность. Желудокъ слугъ страдаетъ отъ прихотей Миледи. Кучера и конюхи, получая самое скудное содержаніе, заставляютъ лошадей поститься, и живутъ сами на ихъ счетъ. Словомъ сказать, всё въ домѣ у нихъ представляетъ роскошь или нищету; изобиліе или голодъ; наружную пышность, закрывающую собою гнусную скупость.

Такова безумная страсть къ модѣ, что для поклоненія ей готовы жертвовать всѣмъ на свѣтѣ. Сколько есть франтовъ, которые носятъ на себѣ всё свое имущество и на счетъ окружающихъ ихъ отличаются въ большомъ свѣтѣ! Иная кокетка истратитъ въ мѣсяцъ на румяны, на духи и на лоскутки, выписанные изъ иностранныхъ земель, столько, что того достаточно было бы на годовое содержаніе цѣлаго семейства. Впрочемъ, она сама себѣ во многомъ отказываетъ и часто доводитъ горничную свою до необходимости обманывать ее или рѣшиться дурно вести себя, а всё это единственно только для того, чтобы поддержать искусственныя лиліи и розы, блистающія у нее на щекахъ.

Я знаю одну госпожу изъ Эссекскаго Графства, которая, побывавъ одинъ разъ въ Лондонѣ, такъ пристрастилась къ расточительности, что рѣшилась покинуть въ Провинціи множество совершенно неимущей родни и переселилась въ столицу. Продавъ всѣ свои помѣстья, она отдала вырученныя за нихъ деньги въ пожизненные проценты для того, чтобы удвоить свои доходы: но и этаго было недостаточно для всѣхъ новыхъ ея прихотей. То, что прежде выходило на сытный обѣдъ, который она дѣлила съ родственниками своими, теперь опредѣлено было на Французскія кружева и перья; вмѣсто четырехъ трудолюбивыхъ служанокъ, завела она одну щеголеватую горничную и высокаго лакея; пансіонъ, который она давала бѣдной своей тёткѣ, былъ обращенъ на наемъ ложи въ театрѣ; деньги, вырученныя за продажу коровъ, овецъ и разныхъ хозяйственныхъ вещей, употреблены были на покупку жемчужнаго ожерелья; вмѣсто сохъ и лошадей, обрабатывавшихъ землю, явилась богатая карета и кара борзыхъ коней, у которыхъ теперь осталась одна только кожа и кости; то, что она прежде раздавала бѣднымъ, платится теперь за музыку для бала; цвѣты и картины, украшающія гостиную, отнимаютъ у слугъ ея по нѣскольку золотниковъ отъ ежедневной пищи; наконецъ, она дошла до такой низости, что сама собираетъ деньги за карты, и на нихъ нанимаетъ лакеевъ въ тѣ дни, когда у нее бываютъ гости, для того чтобы обмануть тѣмъ неопытныхъ людей и заставить ихъ думать, что она имѣетъ многочисленную прислугу.

Такая позолоченная нищета, такая постыдная скупость, безпрестанно во всёмъ замѣтныя, возмущаютъ взоры наблюдателя. Къ этому способны одни только ограниченные умы; но зависть, которая не рѣдко проникаетъ истину, обыкновенно умѣетъ за то наказывать, и когда легкая завѣса ниспадаетъ, то очень часто презрѣніе и насмѣшки заступаютъ мѣсто похвалъ и удивленія, такъ, что тѣ, которые старались пускать другимъ пыль въ глаза, сами бываютъ ослѣплены ею.

Можно еще упомянуть здѣсь объ одной вдовѣ, которая, давая слугамъ своимъ въ день только по селедкѣ или по яйцу, по полуфунту черстваго хлѣба и по кружкѣ кислаго пива, держитъ чрезъ то двухъ лакеевъ и подаетъ за ужиномъ дорогія вина, между тѣмъ какъ, если бы она довольствовалась нанимать одного лакея и подчивала бы гостей своихъ однимъ обыкновеннымъ виномъ, то могла бы пристойнымъ образомъ содержать весь домъ свой. Одинъ разъ, когда я ужиналъ у нее, то голодный желудокъ лакея, стоявшаго у нее за стуломъ, началъ громко ворчать. „Что я слышу?“ вскричала она, обратясь къ нему съ гнѣвнымъ видомъ. — „Ничего, ничего, Миледи, отвѣчалъ ей одинъ изъ гостей; это обыкновенное слѣдствіе пустоты.“ Эти слова разсмѣшили всѣхъ присутствующихъ; но хозяйка дома очень смутилась и не нашлась, чтобы сказать на нихъ.

No LXVI.

ПРОКАЗЫ МОЛОДОСТИ.

J'ai sans doute reèu du ciel un génie assez beau pour

toutes les fabriques de ces gentillesses d'esprit, de ces galanteries
ingénieuses, à qui le vulgaire donne le nom de fourberies; et je puis
dire sans vanité, qu'on n'a guère vu d'homme qui fut plus habile
ouvrier de ressorts et d'intrigues.

Moliere.

„Всталъ ли старый нашъ Тюрнпенни?“ спросилъ прикащикъ моего банкира, молодой, распутный вертопрахъ, который, прогулявъ цѣлую ночь, возвратился домой уже поутру. — Нѣтъ еще, господинъ Томасъ, отвѣчала ему Долли, но онъ вѣрно скоро сойдетъ въ низъ. — На случай, если онъ встанетъ прежде, нежели я успѣю переодѣться, то сдѣлай одолженіе, скажи ему, что, исполняя приказаніе его, я пошелъ къ Лорду Д***, объявить ему, что мы не можемъ болѣе давать ему Денегъ и что пора ему съ нами разсчитаться. Сверхъ того, милая Долли….» приближась къ ней, онъ хотѣлъ ее обнять. «Перестаньте, обманщикъ, сказала Долли, весьма слабо защищаясь. — Сверхъ того, милая Долли, я знаю, что ты вчера получила жалованье, и потому прошу тебя одолжить мнѣ на самое короткое время гинею: я непремѣнно долженъ расплатишься съ правкою, которая безпрестанно меня мучитъ.» Долли не могла отказать молодому франту, и вручила ему золотую монету.

Томасъ, сынъ одной бѣдной пасторской вдовы, и я полагалъ исполнитъ долгъ человѣколюбія, доставивъ ему мѣсто прикащика у моего банкира.

Онъ торопливо снялъ съ себя платье, сшитое по самой послѣдней модѣ, башмаки съ серебреными пряжками, бриліантовую булавку, кольца и лорнетъ на золотой цѣпочкѣ, спряталъ въ шкапъ узорчатую свою табакерку и часы съ дюжиною печатокъ; потомъ, надѣвъ поношеный черный фракъ, положилъ перо за ухо и поспѣшилъ въ контору. По несчастію, онъ не могъ также хорошо скрыть на лицѣ своемъ усталости, происшедшей отъ того, что онъ веселился и не спалъ цѣлую ночь.

"По лицу твоему кажется, что ты всю ночь работалъ, « сказалъ, увидя его, старый Тюрнпенни. — Точно такъ, отвѣчалъ молодой лицемѣръ, я ни на минуту не смыкалъ глазъ. Я разсчитывалъ, какъ велика будетъ потеря, которую мы понесемъ въ случаѣ банкротства Вандербутля съ компаніею, и перебралъ всѣхъ нашихъ сомнительныхъ должниковъ. Я полагаю, прибавилъ онъ со вздохомъ, что полезно было бы задержать молодаго погребщика, который, какъ мнѣ кажется, уже слишкомъ пышно начинаетъ жить: онъ завелъ себѣ кабріолетъ, познакомился съ актрисами и задолжалъ уже намъ болѣе двухъ сотъ фун. стерлинговъ. Я также опасаюсь, что новый банкъ въ Любекѣ но слишкомъ надеженъ, и, по моему мнѣнію, не слѣдовало бы по векселю его выдавать денегъ Ирландскому Баронету. — Я много тебѣ благодаренъ, любезный Томасъ: ты рѣдкой молодой человѣкъ; но я предсказываю, что, въ скоромъ времени, ты еще болѣе будешь принимать участія въ моихъ выгодахъ. — Я ласкаю себя надеждою, г. Тюрнпенни, что вы не сомнѣваетесь въ томъ, что я столько жъ забочусь о дѣлахъ вашихъ, какъ будто бы онѣ были мои собственныя. — Я совершенно въ томъ увѣренъ, вѣрный мой сотрудникъ, и весьма бы желалъ, чтобы всѣ прикащики мои также поступали. Теперь ты получаешь юо фунтовъ сіи. въ годъ: это конечно очень порядочное жалованье, но когда я возьму тебя къ себѣ въ товарищи, то предоставлю тебѣ шестую часть всѣхъ моихъ барышей.»,

Томасъ онѣмѣлъ отъ благодарности.

"Я не могу имѣть столько довѣренности къ прочимъ моимъ прикащикамь, продолжалъ Тюрнпенни: эти господа въ состояніи издержать въ Воскресенье пять гиней…. (Томасъ глубоко вздохнулъ). Да, Томасъ, пять гиней, а иногда даже и десять: они нанимаютъ кабріолеты, обѣдаютъ въ лучшей тавернѣ, угощаютъ своихъ возлюбленныхъ мороженымъ и…. кто знаетъ, чего они еще не дѣлаютъ. — Это ужасно! сказалъ Томасъ. — Конечно ужасно; но возвратимся опять къ нашимъ дѣламъ: постарайся выхлопотать указъ о задержаніи погребщика и приведи его въ исполненіе; поступай какъ можно осторожнѣе съ Любекскимъ Банкомъ и напиши окружное письмо ко всѣмъ нашимъ должникамъ о скорѣйшей уплатѣ. Ты можешь выдать гвардейскому офицеру за десять процентовъ сумму, которую онъ проситъ, и не забудь побывать на биржѣ, чтобы замѣтить, въ какомъ положеніи дѣла тѣхъ, съ которыми мы находимся въ сношеніяхъ. — Обязанностью себѣ почту всё это въ точности выполнить, " отвѣчалъ Томасъ.

Надобно знать, что этотъ будущій товарищъ, этотъ рѣдкой образецъ честности и степённой жизни, получающій только іоо ф. ст. въ годъ жалованья, имѣетъ въ предмѣстій кабріолетъ и наемнаго жокея, всякой день бываетъ въ театрѣ, иногда заходитъ въ N 66 на Ceнmъ-Жемской улицѣ^[11] и долженъ 300 гиней своему портному. Онъ умѣетъ заставлять всѣхъ себѣ вѣришь, разглашая въ одномъ мѣстѣ, что онъ скоро будетъ товарищемъ по торговому дому стараго Тюрнпенни, а въ другомъ, что онъ сватается на богатой наслѣдницѣ; притворяется влюбленнымъ въ свою прачку и намекаетъ Долли, что онъ на ней женится, всякой разъ, когда занимаетъ у нее деньги, или заставляетъ ее дожидать себя до пяти часовъ утра, желая войти домой потихоньку, такъ, чтобы никто не примѣтилъ. Когда старый банкиръ хочетъ задержать должника, то онъ старается заблаговременно его о томъ увѣдомить и получаетъ отъ него за такую услугу награжденіе. Имѣя у себя ключи отъ погреба, онъ подчиваетъ купцевъ, которымъ долженъ, виномъ стараго Тюрнпенни; а послѣ слагаетъ вину на кошку, которая будто бы опрокинула бутылки или на кирпичъ, который, оторвавшись отъ стѣны, разбилъ ихъ; и чтобы придать такимъ баснямъ болѣе вѣроятія, онъ всегда, высушивъ нѣсколько бутылокъ, разбиваетъ ихъ и относитъ на тоже мѣсто, гдѣ онѣ стояли въ погребѣ.

Такія плутни и тысяча подобныхъ имъ, до сихъ поръ не были еще открыты; но всѣ поступки наши современемъ обнаруживаются, и я очень опасаюсь, чтобы громъ не грянулъ надъ его головою, прежде нежели онъ войдетъ въ товарищество, на которое онъ такъ много надѣется, потому что заимодавцы начинаютъ уже его тревожить; кучеръ, влюбленный въ Долли, ревнуетъ ее къ Томасу, а прачка ревнуетъ Томаса къ Долли; жокей, котораго франтъ нашъ увѣрилъ, что онъ военный офицеръ и что живетъ съ женою своею на дачѣ близъ Лондона, провѣдалъ о настоящемъ его имени и жилищѣ; онъ уже нѣсколько разъ приходилъ къ нему требовать своего жалованья; хозяинъ же конюшни, гдѣ стоитъ его лошадь, грозитъ продать ее, если въ самомъ скоромъ времени не получитъ денегъ за наемъ. И такъ участь его скоро рѣшится, и мы увидимъ Томаса или товарищемъ Тюрнпенни или посаженнымъ въ тюрьму; но послѣднее, капъ мнѣ кажется, скорѣе сбудется. Желательно, чтобы примѣръ его былъ полезенъ для тѣхъ, которые ему подражаютъ.

No LXVII.

ХРАБРОСТЬ И ДОЛГИ.

Debita jura, vicesque superboe.
Hor.

Въ цѣлой Европѣ врядъ ли сыщется человѣкъ мужественнѣе Полковника Альворти. Онъ нѣсколько разъ на опытѣ доказалъ храбрость свою, съ которою можетъ сравниться развѣ одно только его хладнокровіе. Притомъ же, съ такимъ отличнымъ мужествомъ соединяетъ онъ и великодушіе, возвышающее сердце. Неоднократно помогалъ онъ товарищамъ кошелькомъ своимъ, и многихъ изъ нихъ избавилъ отъ заключенія. Онъ раздѣлилъ наслѣдство свое съ сестрою, которая не имѣла на оное никакого права, и предоставилъ получаемый имъ за раны пансіонъ двумъ вдовамъ, изъ которыхъ одна была за-мужемъ за деньщикомъ, служившимъ ему вѣрно во всѣхъ походахъ, а другая за фельдфебелемъ, который заступивъ мѣсто его въ то время, когда онъ оставилъ роту свою, чтобы перевязать рану, былъ убитъ ядромъ. Свято выполняя долгъ службы и ревностно приверженный къ пользѣ своего отечества, онъ отправился съ полкомъ своимъ въ Западную Индію, хотя по разстроенному своему здоровью онъ и могъ бы отъ этаго уклониться. Оттуда возвратился онъ съ новыми недугами, которые преслѣдовали его до самаго гроба.

Но рѣдко можно встрѣтить человѣка, одареннаго всегда одинаковымъ мужествомъ, которое не измѣнялось бы ни въ какомъ обстоятельствѣ жизни такъ по крайней мѣрѣ думаютъ Испанцы, и потому они никогда не говорятъ: такой-то храбръ, но такой-то былъ храбръ тогда-то. Однажды случилось мнѣ быть у Лорда Узелесса: разговоръ зашелъ о различныхъ родахъ храбрости въ людяхъ разныхъ характеровъ и о случаяхъ, въ которыхъ они могутъ доказать оную на дѣлѣ. Напримѣръ, солдатъ, который весело пойдетъ противъ пушекъ, можетъ быть, невольно содрогнется при одной только мысли о единоборствѣ съ убійцею, вооруженнымъ кинжаломъ, и на охотѣ побоится перескочить черезъ ровъ, черезъ заборъ или чрезъ ограду. Человѣкъ, который по предразсудкамъ, по воспитанію, или по привычкѣ, ежеминутно готовъ выйти на поединокъ, часто не рѣшится перейти въ бродъ самаго мелкаго ручейка для сокращенія дороги, если только не обязываетъ его къ тому долгъ, между тѣмъ какъ деревенскій житель, охотникъ, егерь и лѣсничій безпрестанно скачутъ чрезъ всякія преграды; безбоязненно подвергаютъ себя опасностямъ всякаго рода, для забавы или занятія, въ которомъ не предстоитъ имъ ни малѣйшей славы; а они же вѣрно струсили бы, если бъ имъ пришлось выступишь въ поле противъ непріятеля. Мореходецъ свищетъ и поетъ, плывя на кораблѣ во время бури; между тѣмъ какъ подлѣ него посѣдѣлый въ битвахъ воинъ, презиравшій всѣ опасности въ сраженіяхъ, блѣднѣетъ отъ страха.

Мнѣнія о храбрости были различны: одинъ говорилъ, что она есть слѣдствіе воспитанія; другой, что она не что иное какъ привычка; тотъ полагалъ источникъ оной въ понятіяхъ о чести; этотъ въ незнаніи предстоящей опасности и въ личныхъ выгодахъ, которыя иногда заставляютъ быть непоколебимымъ; но всѣ соглашались въ томъ, что никто не храбръ во всякомъ случаѣ и во всякомъ мѣстѣ. Солдатъ напримѣръ, прибавилъ одинъ изъ нашихъ ораторовъ, не смѣетъ отступить, а мореходцу нѣтъ возможности бѣжать: тотъ и другой храбры по необходимости. Честь и благополучіе офицера зависятъ отъ храбрости, оказанной имъ на полѣ сраженія. Человѣкъ, выходящій на поединокъ, иногда храбръ съ отчаянія, отъ вина или отъ увѣренности въ искусствѣ своемъ владѣть оружіемъ, которое представляетъ ему очень мало опасности для него и очень много для неумѣющаго противника его. Часто также гордость заставляетъ молчать страхъ, и множество поединковъ произошло отъ какого-нибудь маловажнаго оскорбленія, нанесеннаго самолюбію, или за женщину, достойную одного только презрѣнія.

«Но скажите мнѣ», вскричалъ Лордъ Узелессъ, можно ли сыскать такого человѣка, который ежеминутно бы готовъ былъ презирать всякаго рода опасности единственно только для того, чтобъ доказать, что страхъ ему не сроденъ? такого напримѣръ, который сѣлъ бы на дикую лошадь безъ всякой другой причины, какъ только желая увѣрить другихъ, что ничѣмъ нельзя устрашить его? —

«Человѣкъ этотъ, сказалъ Капитанъ О’Шогнесси, родомъ Ирландецъ, есть тотъ, который наступаетъ другому на ногу, единственно для того, чтобы имѣть удовольствіе измѣрить съ нимъ свои силы. — Но такой человѣкъ, сказалъ я, заслуживаетъ чтобы его посадили въ домъ съумасшедшихъ. Онъ былъ бы бичъ общества и сущій сумасбродъ. — Сумасбродъ! прервалъ онъ съ жаромъ: нѣтъ, это сдѣлалъ бы Ирландецъ. — А можетъ быть и Англичанинъ, сказалъ хладнокровно Полковникъ. — Или всякой человѣкъ, достойный названія человѣка, прибавилъ Капитанъ.»

Онъ, безъ сомнѣнія, разумѣлъ такого человѣка, которому нечего терять, нечѣмъ жертвовать равнымъ образомъ какъ и замѣчаніе Полковника не имѣло другой цѣли, кромѣ той, чтобы не отдать Ирландцамъ исключительной славы мужества. Всё это было довольно ясно.

Бутылка часто ходила кругомъ: почти всѣ головы были разгорячены. Одинъ молодой глупецъ, недавно вышедшій изъ Университета, предложилъ провести за столомъ остатокъ ночи, а на зарѣ доказать опытомъ свое мужество, проскакавъ во весь духъ верхомъ внизъ съ высокаго и довольно крутаго холма, находившагося противъ замка. Капитанъ одобрилъ его предложеніе, а Лордъ Узелессъ спросилъ Полковника, намѣренъ ли онъ также участвовать въ этомъ подвигѣ: тотъ, не колеблясь, согласился. Я всячески-было старался отклонить его отъ подобнаго сумазбродства, на которое онъ согласился единственно только желая показать, что онъ не трусъ; но онъ отвѣчалъ мнѣ, что отказываться было уже поздо. И такъ поутру они отправились: Полковникъ былъ впереди всѣхъ. Лошадь его на первомъ шагу споткнулась и сбросила своего всадника, который вывихнулъ себѣ руку; слѣдовавшіе же за нимъ друзья разсудили, что благоразумнѣе будетъ оставить попытку.

«Вотъ таковъ-то онъ былъ въ продолженіе всей своей жизни, сказалъ мнѣ одинъ изъ его сослуживцевъ: труды, препятствія и опасности никогда его не останавливали; онъ презираетъ ихъ, и отважность его столько же неизмѣнна, какъ и великодушіе.» Я записалъ имя его въ памятной моей книжкѣ, какъ человѣка, котораго мужество превышало всѣ происшествія въ жизни.

Нѣсколько лѣтъ былъ онъ въ походахъ и сраженіяхъ на твердой землѣ; когда же онъ возвратился въ Лондонъ, то я тотчасъ пошелъ посѣтить его; но какъ я удивился, замѣтивъ совершенную перемѣну въ его характерѣ. Когда я вошелъ къ нему въ комнату безъ доклада, то онъ затрепеталъ, увидя отворяющіяся двери: поблѣднѣвъ, онъ отступилъ нѣсколько шаговъ назадъ, располагая бѣжать въ другую комнату; это былъ заяцъ, котораго застали въ норѣ. Наконецъ онъ узналъ меня, и подходя ко мнѣ: «Извините, сказалъ онъ, запинаясь, я такъ разстроенъ…. вы вошли ко мнѣ сверхъ чаянія, потому что я приказалъ всѣмъ отказывать, но не смотря на это, я очень радъ васъ видѣть.» Онъ былъ чрезвычайно разсѣянъ во всё то время, которое я у него пробылъ, и содрогался всякой разъ, когда стучались въ двери. Проведя у него съ полчаса, я разстался съ нимъ, не постигая причины этаго страннаго состоянія, въ которомъ s я его нашелъ.

Чрезъ нѣсколько времени послѣ этаго встрѣтилъ я его въ Паркѣ, и мы вмѣстѣ пошли чрезъ Пикадильскую улицу. На поворотѣ къ Сеито-Желіской площади, онъ вдругъ измѣнился въ лицѣ, какъ будто устрашась какого-нибудь привидѣнія. «Прощайте, любезный другъ, сказалъ онъ мнѣ; я вижу одного негодяя, котораго встрѣчи я долженъ избѣгнуть;» и самъ тотчасъ бросился бѣжать въ переулокъ. Толстый человѣкъ, по видимому самаго простаго званія, задыхаясь, старался догнать его; но я не думаю, чтобы онъ успѣлъ въ этомъ: вскорѣ оба они скрылись изъ виду. На другой день это происшествіе для меня объяснилось, когда я узналъ, что бѣднаго Полковника за долги посадили въ тюрьму.

Какъ для меня огорчительно было узнать, что такой храбрый офицеръ сдѣлался игрушкою фортуны и что неосновательная щедрость завела его наконецъ въ долги, помрачившіе честь его и даже уничтожившіе въ немъ мужество! Тотъ, который не страшился пушекъ, изрыгающихъ смерть и пламя; не осмѣливается теперь показаться на глаза какому-нибудь презрѣнному портному или плуту ростовщику! Воинъ, обращавшій въ бѣгство непріятелей отечества, бѣжитъ самъ, преслѣдуемый, какъ робкая серна, приказнымъ, стряпчимъ, полицейскимъ офицеромъ или безжалостнымъ заимодавцемъ. Какъ можетъ человѣкъ, имѣющій благородную гордость, войти въ долги! Это значитъ поставить себя на одну черту съ послѣднимъ торгашемъ. И не смотря на то, сколько мы видимъ вельможъ, унижающихся передъ своими заимодавцами! Горделивецъ, который бывало не удостоивалъ даже и взоромъ честнаго мѣщанина, который не хотѣлъ знать людей, неимѣющихъ титловъ и не узнавалъ въ обществѣ того, который въ одеждѣ своей хотя сколько-нибудь отступалъ отъ правилъ, принятыхъ поклонниками моды, чрезъ нѣсколько послѣ того времени не краснѣетъ, унижаясь передъ купцемъ, съ которымъ онъ прежде говорилъ не иначе какъ съ надменностью; не стыдится брать его за руку, льстить ему и упрашивать его о снисхожденіи. Сколько онъ долженъ употребить уловокъ, чтобы не допустишь его до себя! сколько унизительныхъ привѣтствій и обманчивыхъ обѣщаній, если тому удастся войти къ нему!

Съ другой стороны, взгляните, какъ физіогномія заимодавца измѣняется подобно хамелеону, смотря по перемѣнамъ, замѣчаемымъ имъ въ состояніи своего должника, котораго денежныя обстоятельства заставляютъ подниматься и опускаться ртуть въ барометрѣ его терпѣнія. Сначала униженность его не знала никакихъ предѣловъ: онъ былъ всепокорный рабъ роскоши и богатства; но когда онъ видитъ, что имѣніе промотано, тогда прощай всѣ учтивости и привѣтствія. Колѣна его, прежде столь гибкія, твердѣютъ; чело, столь смиренное, становится гордымъ; взоры, столь пресмыкавшіеся, дѣлаются грозными. Онъ уже не говоритъ болѣе умоляющимъ и ласкательнымъ голосомъ: «Ваша милость оказываете мнѣ слишкомъ много чести — Приказанія ваши будутъ въ точности выполнены — Я всячески постараюсь заслужить милостивое расположеніе г-на Баронета.» Онъ смѣло и нагло кричитъ: «Я не могу ждать, Милордъ, мнѣ нужны деньги; вы столько уже давали мнѣ обѣщаній, что я не могу болѣе имъ вѣрить.» Онъ даже иногда доходитъ и до угрозъ: «Я перестану ходишь къ вамъ, милостивый государь, потому что я больше изношу на сапогахъ, нежели сколько вы должны мнѣ. Но мы сыщемъ другія средства. Милорда нѣтъ дома? такъ прошу сказать ему, что если я сегодня же не получу моихъ денегъ, то завтра выхлопочу указъ о заключеніи его въ тюрьму.» Между тѣмъ какъ этотъ же самый человѣкъ, за недѣлю дѣлалъ должнику своему десять поклоновъ, когда тотъ бралъ у него товаровъ на десять шиллинговъ.

Цѣня хотя нѣсколько честь свою, независимость и свободу, можно ли подвергаться подобнымъ униженіямъ? Покупщикъ и продавецъ должны пользоваться каждый своими правами: первый тѣмъ, чтобы его уважали, а послѣдній тѣмъ, чтобы ему платили.

No LXVIII.

ДИЛИЖАНСЪ.

.................Honorem et gloriam

Fortuna tribuit sensum communem abstuоit.

Phaedre.

«Это преупрямая голова, „ сказалъ одинъ изъ моихъ спутниковъ въ дилижансѣ, другому, сидящему противъ него путешественнику. — О комъ онъ это говоритъ? подумалъ я, спрятавъ подбородокъ свой въ широкой шелковой галстукъ и надвинувъ на уши дорожную шапку. Кто такой эта упрямая голова? Министръ ли какой, судья или инквизиторъ? она бѣсится и бьетъ задомъ — продолжалъ онъ — но я заставлю ее бросить эту привычку.“

Тутъ я понялъ смыслъ разговора, который начался въ ту минуту, какъ я садился въ почтовую карету, и догадался, что дѣло идетъ о бѣшеной лошади. Лунный свѣтъ позволилъ мнѣ разсмотрѣть человѣка, который говорилъ. Это былъ одинъ изъ нашихъ записныхъ франтовъ въ превысокомъ, затянутомъ галстукѣ и въ такомъ платьѣ, что его можно было принять за жокея. Не смотря на то, самодовольный видъ его показывалъ, что онъ почитаетъ себя образуемъ пріятности и хорошаго тона.

„Третьяго дня въ Паркѣ, продолжалъ онъ, я порядкомъ проучилъ ее за упрямство; но за то она такъ вспотѣла, что мнѣ совѣстно было на ней сидѣть, и я замѣтилъ, что всѣ знакомые мои усмѣхались, когда я проѣзжалъ мимо ихъ. Да! хорошо, что вспомнилъ: скажи мнѣ пожалуй, удалось ли тебѣ продать Пастору воронаго твоего жеребца?“ Пріятель его, худой какъ спинка, безпрестанно нюхая платокъ, напрысканный духами, и останавливаясь за каждымъ словомъ, отвѣчалъ ему съ забавнымъ жеманствомъ:, это дѣло наконецъ рѣшено, провались онъ сквозь землю!» — Къ кому это относится, спросилъ я самъ себя, къ Пастору или къ жеребцу? на кого онъ такъ изволитъ гнѣваться? Между тѣмъ я замѣтилъ, что этотъ господчикъ былъ совершенный невѣжа, потому что онъ повернулся спиною къ сосѣду своему, очень почтенной наружности старику, занявшись исключительно своею собакой, которая лежала у него на колѣняхъ и которая, по неопрятности своей, могла быть сносною развѣ только ему и пріятелю его, потому что они сидѣли подлѣ разбитаго окошка. Притомъ же одинъ изъ нихъ во всё время держалъ передъ носомъ раздушеный свой платокъ, а другой поминутно нюхалъ табакъ, разсыпая половину его на платье сидящей подлѣ него молодой, пригожей женщины., я боюсь, сказала она мнѣ съ вѣжливымъ и пріятнымъ видомъ, чтобы вы не простудились, сидя противъ разбитаго стекла. — Напротивъ того, сударыня, отвѣчалъ я ей, и еслибы я былъ увѣренъ, что вѣтеръ васъ не безпокоитъ … — Ни сколько, ни сколько, прервалъ меня франтъ «сосѣдъ ея, всякому долженъ быть пріятенъ чистый воздухъ.» Но только не твоя невѣжливость, подумалъ я, потому что такое опредѣленіе показалось мнѣ уже слишкомъ рѣшительнымъ., скажи же мнѣ., продолжалъ онъ, обращаясь къ худощавому своему знакомцу, что ты взялъ съ духовной особы за славнаго коня твоего?" — Восемьдесятъ гиней, — отвѣчалъ пріятель., котораго безсонница, безпорядочная жизнь и узкія перетяжки сдѣлали очень похожимъ на Египетскую мумію, — да! да! восемьдесятъ гиней: не правда ли, что я славно надулъ г. Пастора. Не проходило дня, чтобы я не посылалъ для этой скотины за коноваломъ. Какъ я жалѣю, что ты не видалъ сѣраго моего бѣгуна: надѣюсь, что онъ скоро будетъ однимъ изъ первыхъ въ цѣломъ Королевствѣ. Всѣ признаются, шло у него единственная рысь, и я нетерпѣливо желаю узнать о немъ мнѣніе Вальтона." Въ заключеніе этаго занимательнаго разговора, оба друга такъ сильно разхохотались, что послѣдній разсказчикъ началъ жаловаться на колики.

Старикъ, сидѣвшій подлѣ него впереди, попросилъ у него табаку, желая учтивымъ образомъ дать ему почувствовать, какъ непріятно для него сосѣдство собаки. Но хозяинъ ея, не говоря ни слова, съ надменностію открылъ свою табакерку, бросивъ на него презрительный взглядъ, показывающій въ полной мѣрѣ его грубость и нахальство. «Могу тебя увѣрить, — обратился онъ опять къ своему пріятелю, дѣлая такое удареніе на словахъ своихъ, какъ будто бы онъ произносилъ приговоръ судебъ, — могу тебя увѣрить, что этотъ Вальтонъ первый лошадиный знатокъ въ Лондонѣ.» — Драгоцѣнное и достойное уваженія качество! подумалъ я. « „Его врядъ ли кому удастся обмануть: онъ славится отличною своею опытностью.“ Которую вѣрно пріобрѣлъ самымъ, безчестнымъ образомъ, подумалъ я еще, безъ чего онъ былъ бы неслыханное чудо между лошадиными барышниками. „Однимъ словомъ, никто въ Англіи не умѣетъ такъ вѣрно оцѣнивать лошадей какъ онъ. Но кстати: не уступишь ли ты мнѣ верховую свою лошадь? мы бы въ этомъ какъ-нибудь сошлись, если хочешь, то я куплю ее у тебя или помѣняюсь на гнѣдаго моего рысака и легавую собаку, прикинувъ на придачу нѣсколько гиней.“ Желательно было бы, чтобъ обоихъ васъ выкинули изъ дилижанса, сказалъ я про себя.

Въ эту минуту, первый франтъ, взявъ отъ пріятеля своего къ себѣ на руки собаку, такъ много занялъ съ нею мѣста, что совершенно прижалъ въ уголъ сидѣвшую подлѣ него молодую женщину., ты меня такъ стѣснилъ, другъ мой, сказала она съ ласкою, что я не могу свободно вздохнуть. — Вотъ еще новость, сударыня, — отвѣчалъ онъ ей, — мнѣ кажется, для тебя скоро нужна будетъ особая карета!» По этой вѣжливой шуткѣ я догадался, что дама была жена его. «Впрочемъ, продолжалъ онъ, нисколько не думая подвинуться, мы скоро будемъ на мѣстѣ. Какъ мнѣ досадно, что этотъ проклятый дождь не позволилъ мнѣ ѣхать въ чудесномъ моемъ телеграфъ, (такъ называлъ онъ вновь выдуманный имъ кабріолетъ). — Ну что же ты ничего не говоришь, спросилъ его опять худощавой пріятель; согласенъ ли ты уступить мнѣ коня своего? по чести, лошади и собаки такъ меня разоряютъ, что, кажется, я скоро пойду отъ нихъ по міру, и потому не теряй времени, пока еще я въ состояніи тебѣ заплатить.» Скоро ли ты замолчишь, несносный враль, подумалъ я, и пощадишь уши тѣхъ, которые осуждены тебя слушать. Но этаго не случилось. Друзья наши продолжали разговаривать о лошадяхъ и собакахъ, любимыхъ ихъ товарищахъ, послѣ чего начали описывать другъ другу, какъ они убиваютъ время: предметъ весьма приличный для тѣхъ, которые не знаютъ ему цѣны!

Дилижансъ остановился въ Ричмондѣ, гдѣ я намѣренъ былъ пробыть нѣсколько дней. Кучеръ сошелъ съ козелъ, отворилъ дверцы и опустилъ подножку: я не заставилъ себя просить и тотчасъ вышелъ на свободу. Послѣ чего подалъ руку молодой дамѣ; но она сказала мнѣ, что ѣдетъ съ мужемъ своимъ далѣе. Старикъ дружелюбно пожелалъ мнѣ спокойной ночи, и мы распрощались.

Въ слѣдъ за мною выскочилъ изъ кареты молодой человѣкъ, котораго до сихъ поръ я совсѣмъ почти не замѣтилъ. Прижатый въ уголокъ кареты, подлѣ пригожей женщины, благодаря пространству, занимаемому собакою и франтомъ, онъ очень доволенъ былъ тѣснымъ своимъ мѣстечкомъ и во всю дорогу спалъ, или притворялся спящимъ. При свѣтѣ фонаря, съ которымъ насъ встрѣтили, по покрою его платья, по шляпѣ и по большому тафтяному зонтику я заключилъ, что онъ долженъ быть Французъ. Собака залаяла на чужеземца, а Англичанинъ громко захохоталъ, и желая надъ нимъ повеселиться, сказалъ ему самымъ изковерканнымъ Французскимъ языкомъ: Мое почтеніе, г-нъ Парижскій щеголь. На что молодой Французъ, болѣе скорый на возраженія, нежели какъ вѣроятно полагалъ насмѣшникъ, тотчасъ отвѣчалъ ему въ томъ же тонѣ: Много чести, г-нъ конюхъ. Послѣ чего, пожавъ съ презрѣніемъ плечами, удалился, насвистывая скорый маршъ.

Между тѣмъ какъ я шелъ къ пріятелю, у котораго располагалъ остановиться въ Ричмондѣ, мнѣ пришло на мысль, что этотъ иноземецъ., по видимому недавно еще только пріѣхавшій въ Англію, очень естественно долженъ былъ получить о насъ весьма невыгодное мнѣніе, и признаюсь, что я покраснѣлъ за моихъ согражданъ. Что ему слѣдовало заключить объ Англійскихъ нравахъ, если онъ понялъ разговоръ, продолжавшійся цѣлую дорогу? Даже въ такомъ случаѣ, еслибы онъ и ничего не понялъ, то не въ правѣ ли онъ почитать насъ за грубіяновъ, за людей необразованныхъ, гордыхъ, надменныхъ и неимѣющихъ понятія о приличіяхъ общества? Что касается до меня, то я очень былъ раздосадованъ, и мнѣ кажете я, что я столько-жъ бы нашелъ удовольствія быть въ сообществѣ лошадей, запряженныхъ въ карету, какъ и сидѣть въ ней съ такими двумя несносными глупцами, и вѣрно молчаніе первыхъ имѣло бы для меня болѣе пріятности, нежели безсмысленное вранье послѣднихъ.

No LXIX.

ТРИ ХАРАКТЕРА.

Facies non omnibus una.
Ovid.

Въ числѣ знакомыхъ моихъ находятся три дамы, которыхъ характеры, по разнообразію своему, заслуживаютъ быть описанными и, можетъ статься, займутъ на нѣсколько минутъ моихъ читателей.

Первая изъ нихъ. Леди отличается строгою своею нравственностію, благородными правилами и чрезвычайною во всемъ точностію. Не смотря однако жъ на то, обхожденіе ея такъ непривлекательно, что всякой боится подойти къ ней. Не будучи пригожа, она посвятила себя наукамъ; но образованіе умственныхъ способностей не сообщило ей той утонченной вѣжливости, которая часто чрезъ него пріобрѣтается. Имѣя одну ногу короче другой, она не могла думать о танцахъ, и потому, очень естественно, что не любитъ ихъ; но она не терпитъ музыки и въ этомъ случаѣ нельзя не пожалѣть о ней. Исключая это, она превосходная женщина.

Она благотворительна, но всегда сопровождаетъ благодѣянія, свои какимъ-нибудь огорчительнымъ наставленіемъ, которое оскорбляя получающаго оныя, подавляетъ въ сердцѣ его признательность. Черты лица ея правильны, но такъ суровы и холодны, что ребенокъ, котораго она хочетъ поцѣловать испугавшись, закрываетъ лице свое руками и бѣжитъ отъ нее прочь. Еслибы заблудившійся путешественникъ встрѣтился съ нею, то вѣрно бы скорѣе рѣшился идти наудачу, нежели, спросивъ ее о дорогѣ, подвергнуть себя дурному пріему., который обѣщаетъ ея фмзіогномія.

Одинъ изъ моихъ пріятелей сказывалъ мнѣ, что онъ за столомъ всегда старается не смотрѣть на нее; что онъ никогда не можетъ рѣшиться предложить ей выпить съ нимъ рюмку вина и что онъ лучше бы согласился, цѣлый обѣдъ быть безъ соли, нежели попросить ее, чтобы она подвинула къ нему солонку, потому что ежели взоры ея встрѣчаются съ вашими, то она нахмуриваетъ брови, хотя и вовсе притомъ не сердится; если вы вздумаете выпить за ея здоровье, то она напрямки отказывается отвѣчать вамъ, или согласится съ такимъ взглядомъ, который, кажется, говоритъ: «Я дѣлаю это. только для того, чтобы отъ васъ отвязаться.» Наконецъ, если вы просите ее, что нибудь къ вамъ подвинуть, то она исполняетъ ваше желаніе не говоря ни слова, съ видомъ разсѣяннымъ и сердитымъ.

Однажды велѣла она позвать обойщика для отдѣлки загороднаго своего дома. Ремесленникъ у который былъ большой франтъ, ожидая ее въ залѣ, посматривалъ въ окна; когда-жъ она вошла, то онъ поклонился ей, какъ умѣлъ ловчѣе и, желая полюбезничать, началъ расхваливать ей прекрасные виды, которыми онъ отъ нее наслаждался. «Вы можете отправиться домой, — сказала она ему, — я имѣю нужду въ обойщикѣ, а не въ живописцѣ.» — Я нисколько не досадую за урокъ, который получилъ этотъ вертопрахъ послѣдняго разбора; но ни за что въ свѣтѣ не рѣшился бы сказать того же. Проступокъ противъ человѣчества вдвое непростительнѣе.

Леди К.*** есть одна изъ лучшихъ женщинъ въ свѣтѣ; но она такъ мало заботится объ общемъ мнѣніи, что ни сколько не уважаетъ чужія сужденія и чувства. Самыя необыкновенныя вещи ничего для нее не значатъ. Она отвернется отъ человѣка, разговаривающаго съ нею и обратится къ другому, нисколько въ томъ не извиняясь и не думая краснѣть. Она займетъ назначенное для васъ мѣсто, никого за столомъ ничѣмъ не подчиваетъ, войдетъ въ комнату и уѣдетъ домой, ни съ кѣмъ не поздоровавшись и не простившись. Если вы ей что-нибудь разсказываете, то она васъ не слушаетъ и покидаетъ васъ въ самой срединѣ рѣчи; если она позоветъ васъ къ себѣ, то вѣрно вы не застанете ее дома; когда же дастъ слово съ вами танцовать, то вы нигдѣ не сыщете ее въ ту минуту какъ заиграетъ музыка. Если она желаетъ, чтобы вы ее проводили, если имѣетъ нужду въ вашемъ экипажѣ, или въ вашихъ услугахъ, то повелительнымъ голосомъ требуетъ отъ васъ того, что ей надобно. Охуждаютъ ли ея поступки? она громко хохочетъ. Увидитъ ли она въ Журналѣ на свой счетъ какую-нибудь насмѣшку: это для нее истинное наслажденіе. Если вы изъ участія увѣдомите ее о томъ, что въ свѣтѣ замѣчаютъ, какъ явно одобряетъ она волокитство какого-нибудь повѣсы: «Какая мнѣ нужда до того, что говорятъ въ свѣтѣ!» отвѣчаетъ она. Возбуждаетъ ли она зависть или подозрѣніе, то кажется, что она за удовольствіе почитаетъ наиболѣе подавать къ тому поводъ.

Въ нарядахъ своихъ она преступаетъ всѣ предѣлы скромности. Видитъ, что на нее смотрятъ съ изумленіемъ; что всѣ между собою перешептываются; ей мало до того дѣла; это ее ни сколько не трогаетъ, и взоры ея, кажется, говорятъ: очень

рада, что доставляю случай, что нибудь обо мнѣ поболтать." Такое поведеніе подвергаетъ ее злословію; но общее мнѣніе въ глазахъ ея ничего не значитъ и она совершенно его презираетъ. Желанія свои объявляетъ она не иначе какъ съ повелительнымъ видомъ и непремѣнно хочетъ, чтобъ онѣ были исполнены; ни законы общественные, ни свѣтскіе обычаи, ни стараніе о сохраненіи добраго своего имени, ни опасеніе разстроить свое состояніе не могутъ заставить ее отъ нихъ отказаться. Она даетъ блистательные праздники, между тѣмъ какъ всѣ тѣ, которые на нихъ бываютъ, ругаютъ ее безъ всякой жалости. Она нарочно громко говоритъ въ театрѣ; видитъ, что цѣлый партеръ обращается къ ней съ ропотомъ, и это ее ужасно какъ забавляетъ. Сдѣлать на нее каррикатуру, значитъ — угодить ей какъ нельзя больше. Наконецъ, говорить и дѣлать то, чего бы не сказала и не сдѣлала никакая другая женщина, вотъ чѣмъ она тщеславится и въ чемъ находитъ удовольствіе!

Леди С*** истинно прекрасная женщина: она чувствительна, благоразумна и услужлива; обхожденіе ея ласково, а нравственность безпорочна; но — поспѣшность, съ которою она говоритъ и поступаетъ безъ всякаго размышленія и разборчивости; недостатокъ образованія, получаемаго чрезъ тщательное воспитаніе; безпорядокъ, царствующій въ ея мысляхъ; неловкость ея и грубыя ухватки не только вводятъ ее въ безчисленныя ошибки, но даже вооружаютъ противъ нее тѣхъ, съ которыми она находилась въ самой тѣсной дружбѣ.

Напримѣръ, приглашая васъ къ себѣ на обѣдъ, она скажетъ вамъ: «Я на дняхъ ожидаю къ себѣ прескучныхъ деревенскихъ гостей и непремѣнно имѣю нужду въ комъ-нибудь; чтобы ихъ занять: надѣюсь, что вы не откажетесь ко мнѣ пріѣхать?» Увидя на какой-нибудь дамѣ платье, бывшее на ней за годъ предъ тѣмъ, она поздравитъ ее съ такимъ искусствомъ сохранять вещи Говоря о лѣтахъ своей бабушки, она спрашиваетъ у пожилой женщины, не знавала ли она ее въ своей молодости? Даритъ вамъ билетъ на концертъ, примолвя къ тому, что у ней такое ихъ множество, что она не знаетъ, куда съ ними дѣваться. Пришлетъ вамъ плодовъ изъ своего сада съ замѣчаніемъ, что они ей ничего не стоятъ. Проситъ васъ принять отъ нее нѣсколько дичины для того, чтобы она неиспортилась и не пропала даромъ. Посѣтивъ пріятельницу она скажетъ ей, что не нашла чѣмъ бы лучше заняться въ этотъ вечеръ. Заѣхавъ къ больной: «Ахъ! какъ вы похудѣли — восклицаетъ она — совѣтую вамъ поберечься вашей горячки: тётка моя умерла въ этой же самой болѣзни.» Однако же она часто посѣщаетъ ее, потому что принимаетъ въ ней искреннее участіе, и между тѣмъ, всякой разъ непремѣнно скажетъ, что нисколько не находитъ ее лучше. Она дѣлаетъ тьму ошибокъ, говоря тогда, когда бы слѣдовало молчать; молча тогда, когда должно говорить, и безпрестанно дѣлая зло, въ намѣреніи сдѣлать добро. Она всегда старается быть учтивою, внимательною, услужливою, между тѣмъ какъ она вѣчно несносна, скучна и досадна; однимъ словомъ, движенія сердца ея никогда не управляются разсудкомъ.

Изъ этихъ трехъ характеровъ можно было бы извлечь качества для одного совершеннѣйшаго, соединя твердость Леди Б***, веселый духъ Леди К*** и доброе сердце Леди С***. Но порознь и въ сопровожденіи недостатковъ, ихъ уничтожающихъ, они становятся вредными и пагубными дарами Природы.

No LXX.

ДАВАТЬ И ПРИНИМАТЬ.

Ce qu'on nomine libéralité n'est souvent que la vanité

de donner, que nous aimons mieux que ce que nous donnons.

LA ROCHEFOUCAULT.

Никакое другое обстоятельство въ жизни не можетъ дать томнѣйшаго понятія о характерѣ человѣка, какъ ухватки его въ ту минуту, когда онъ что-нибудь даетъ или принимаетъ. Сердце въ этомъ случаѣ отверсто, и отпечатокъ его видѣнъ во всей осанкѣ: одно тѣлодвиженіе обнаруживаетъ всѣ его качества. Единственно потому, какимъ образомъ протягивается рука, можно заключить, что тотъ, который даетъ, великодушенъ, разборчивъ и хорошо воспитанъ, или что онъ тщеславенъ, высокомѣренъ и чуждъ всякой сострадательности. Тоже самое замѣчаніе можно примѣнить и къ тому, который принимаетъ: весьма легко различить, если онъ благороденъ, чувствителенъ и несчастенъ, или если онъ только низкій и корыстолюбивый обманщикъ.

Человѣкъ разборчивый и чувствительный даетъ съ пріятнымъ и ласковымъ видомъ: наклонившись нѣсколько впередъ, онъ непримѣтно опускаетъ дань своей благотворительности принимающему въ руку, которую пожимаетъ въ знакъ своего расположенія; находясь въ жилищѣ того, кому помогаетъ, онъ оставляетъ подарокъ свой на столѣ, или кладетъ его въ ящикъ, смотря по обстоятельствамъ, такъ, чтобы никто того не видалъ, и самъ поспѣшно уходитъ безъ шума, желая избѣжать всякихъ благодареній. Если же онъ у себя дома., то всячески старается ободрять того, кого хочетъ одолжить, и находитъ предлогъ приличнымъ образомъ распрощаться съ нимъ тотчасъ послѣ того, какъ вручитъ ему то, что намѣренъ былъ дать. Человѣкъ благовоспитанный, щадя разборчивость того, кто принимаетъ, разговариваетъ съ нимъ о постороннихъ вещахъ, и съ такими предосторожностями вручаетъ ему подарокъ свой, что кажется, какъ будто бы онъ самъ получаетъ благодѣяніе, а не оказываетъ его. Одинъ уже способъ отдавать деньги, отличаетъ человѣка истинно щедраго отъ грубаго невѣжи. Первый безъ всякаго жеманства прячетъ ихъ въ рукѣ своей, завертываетъ ихъ въ другой комнатѣ въ бумагу или письменно поручаетъ банкиру своему выдать деньги просто подателю, не означая имени для того, чтобы не сдѣлать извѣстнымъ того, кто будетъ получать ихъ; въ такомъ случаѣ, онъ складываетъ бумагу свою и подаетъ ее, говоря съ пріязнію: «Когда вы дома прочитаете эту записку, то я желаю, чтобы она доставила вамъ удовольствіе.» Или: «Я за счастіе себѣ почитаю, что могу оказать вамъ эту маловажную услугу.» Но человѣкъ, дѣлающій добро изъ одной только гордости и тщеславія, поступаетъ совсѣмъ иначе. Если онъ подписывается на какое-нибудь сочиненіе, поощряетъ художника, беретъ билетъ на бенефисъ или оказываетъ вспомоществованіе несчастному, то онъ всячески старается возвысить цѣну своего великодушія. Онъ оставляетъ какъ можно долѣе въ мучительной неизвѣстности того, кто къ нему прибѣгаетъ; шаритъ при немъ въ карманахъ своихъ и бренчитъ въ нихъ деньгами; потомъ, вынувъ бумажникъ и открывъ его, такъ, что ясно уже показываетъ намѣреніе свое, заставляетъ терпѣть Танталовы мученія актёра, художника или бѣднаго просителя, пересчитывая при немъ ассигнаціи въ 10, 20, 50 и 100 фунтовъ стерлинговъ, а кончитъ тѣмъ, что дастъ ему билетъ въ одинъ фунтъ, но и тотъ еще нѣсколько разъ пересмотритъ и перемнетъ въ рукахъ, опасаясь, чтобы вмѣсто одного не дать двухъ. Если онъ рѣшится дать деньги, то бросаетъ ихъ на столъ или подаетъ ихъ точно такимъ же образомъ, какъ нищему на улицѣ. Иногда онъ отнимаетъ всё достоинство у мнимой своей благодѣтельности какимъ-нибудь грубымъ упрекомъ и лишаетъ оказываемую имъ услугу всякой цѣны, оскорбляя разборчивость того., кто принимаетъ.

Въ замѣну денегъ своихъ, такіе самозванцы-благотворители непремѣнно требуютъ, чтобы имена ихъ были припечатаны въ Журналахъ и книгахъ; они берутъ росписки въ самыхъ маловажныхъ суммахъ, которыя выдаютъ; ожидаютъ за всё благодарственныхъ писемъ и стараются сдѣлать ихъ какъ можно болѣе извѣстными. «Предъявите это моему банкиру, говорятъ они громкимъ голосомъ, и вы получите отъ него деньги.» Или, позвавъ своего управителя:

,."Отпусти этому господину — говорятъ они ему, — за поднесенную имъ мнѣ книгу, 20 гиней, взявъ съ него росписку." Или: «Заплати этому художнику 50 фунтовъ стерлинговъ за его картину.» А иногда и просто: «Дай нѣсколько шиллинговъ этому человѣку.» Предлагаютъ ли имъ подписаться на какое-нибудь сочиненіе: «Я вовсе не имѣю въ немъ нужды, отвѣчаютъ они, но такъ какъ вижу между подписчиками имена моихъ знакомыхъ, то, пожалуй, прибавлю къ нимъ и мою фамилію, хотя я впрочемъ и никогда ничего не читаю.»

Эта жестокость, свойственная только ограниченнымъ умамъ и развращенному сердцу, этотъ отростокъ надменности, привитой къ невѣжеству, къ сожалѣнію, встрѣчается не въ однихъ тѣхъ людяхъ, которые, происходя изъ самыхъ низкихъ сословій общества, обязаны вновь-испеченною своею пышностью одному только случаю и подлымъ проискамъ. Люди, занимающіе отличныя степени въ свѣтѣ, нерѣдко имѣютъ этотъ недостатокъ разборчивости, унижающій ихъ въ глазахъ смиреннаго достоинства, которое прибѣгаетъ къ ихъ покровительству, и заставляющій разсудительнаго наблюдателя презирать ихъ. Часто благодѣянія ихъ дѣлаются обидою и оскорбляютъ того, кого они думаютъ одолжить.

Одинъ извѣстный вельможа приказалъ своему камердинеру дать 10 гиней просившему у него вспомоществованія бѣдному, но весьма почтенному человѣку, котораго онъ сказалъ ему имя, обнаруживъ такимъ образомъ его тайну и подвергнувъ его презрѣнію слуги. «А! это вы. сударь, сказалъ камердинеръ, когда проситель явился: Милордъ не имѣетъ времени видѣть васъ, но онъ поручилъ мнѣ дать вамъ 10 гиней, и потому вотъ онѣ. — Отдай эти деньги назадъ твоему господину, отвѣчалъ ему въ сильномъ огорченіи несчастный, и скажи ему, что я могъ бы взять ихъ отъ него самаго, но что, послѣ такого низкаго и горделиваго поступка, я не согласился бы принять ихъ даже отъ Государя.» Нѣсколько подобныхъ уроковъ не были бы безполезны нашимъ вельможамъ!

Равнымъ образомъ и принимая, человѣкъ благородный не теряетъ должнаго приличія. Если онъ продалъ плоды трудовъ своихъ или произведеніе талантовъ, то ему не отъ чего краснѣть; если онъ получаетъ вспомоществованіе, то сохраняетъ притомъ хотя и скромную но пристойную осанку. Онъ не спѣшитъ положить въ карманъ то, что ему дали; не старается сосчитать, сколько получилъ; благодаритъ вѣжливо, но безъ жеманства и уходитъ не истощаясь въ непомѣрныхъ изъявленіяхъ благодарности. Если онъ жестоко угнетенъ злополучіемъ, то принимаетъ благодѣяніе краснѣя и со слезами на глазахъ: въ такомъ случаѣ дающій, достаточно уже вознагражденъ за оказанную имъ услугу. Обманщикъ же, получивъ что-нибудь, тотчасъ сжимаетъ руку и прячетъ добычу свою въ карманъ, какъ будто бы для лучшей вѣрности: онъ, кажется, радуется тому, что успѣлъ васъ обмануть, осыпаетъ васъ выраженіями признательности, утомляетъ васъ своею униженностію, и схвативъ деньги, торопится, какъ воръ, бѣжать вонъ изъ дому.

Я знаю одного знатнаго господина, котораго столъ вѣчно заваленъ прошеніями и письмами. Онъ имѣетъ чрезъ то удовольствіе слыть благотворительнымъ; но когда я увидѣлъ, что онъ такимъ образомъ дѣлаетъ гласными тайны тѣхъ, которые прибѣгаютъ къ нему умолять его великодушіе, то я потерялъ принятое мною хорошее о немъ мнѣніе. Человѣкъ, одаренный чувствительностію, удовлетворивъ просьбу несчастливца, если только имѣетъ къ тому способы, старается тотчасъ изгладить всякое о томъ воспоминаніе. Здѣсь можно кстати привести весьма справедливую Французскую пословицу: «Всякое дѣло имѣетъ цѣну свою отъ того, какимъ образомъ оно сдѣлано.»

No LXXI.

ВАЛЬСЪ.

Motus cloceri gauclet Ionicos Matura virgo.
Hor.

Я люблю видѣть прелестный полъ осторожнымъ въ тѣхъ случаяхъ, гдѣ идетъ дѣло о его правилахъ и благополучіи; и такъ какъ бездѣлки, незамѣтныя для взоровъ обыкновеннаго наблюдателя, часто могутъ имѣть вліяніе на эти двѣ важныя статьи, то всегда охотно слушаю разсужденіе женщинъ о какомъ нибудь предметѣ, который покажется имъ заслуживающимъ вниманіе. Одна молодая дѣвица, столь же умная какъ и любезная, сдѣлала мнѣ на счетъ танцевъ нѣсколько замѣчаній, которыя я сообщаю моимъ читателямъ, приводя собственныя ея выраженія:

«Угодно ли вамъ вальсировать?» сказалъ мнѣ одинъ изъ нашихъ франтовъ на балѣ у Леди Ц***. Въ самое это время онъ улыбнулся, желая показать прекрасные свои зубы, согнулъ съ пріятностію локти и протянулъ руку, чтобы взять меня за талію, потому что музыка уже играла. «Извините меня» отвѣчала я ему. — «Какъ жаль!» вскричалъ онъ, вдругъ опустивъ руки, и не приглашая меня болѣе, посмотрѣлся въ зеркало, какъ будто бы желая сказать: «Какъ эта дерзновенная осмѣлилась отказать такому молодцу, какъ я?»

Онъ обратился потомъ къ Леди Маріи, которая пошла съ нимъ танцовать томно склонивъ голову и то потупляя глаза въ землю, то устремляя ихъ на него съ улыбкою. Наружность нашего франта показывала въ эту минуту жеманное самодовольствіе, смѣлость и торжество. Леди Марія прелестная женщина; кавалеръ ея былъ также довольно хорошъ собою и весьма строенъ. Наклоняясь, согласно съ музыкою, одинъ къ другому, они представляли въ чертахъ своихъ и тѣлодвиженіяхъ живую картину любовнаго упоенія.

Когда они поровнялись со мною, то франтъ взглянулъ на меня съ пренебреженіемъ, вѣроятно полагая, что тѣмъ приведетъ меня въ ужасное смущеніе; но эта стрѣла не достигла своего назначенія и безъ всякаго дѣйствія упала къ ногамъ моимъ. Леди Марія также бросила на меня торжествующій взоръ, который показывалъ, какъ она удивляется моему дурному вкусу, потому что я отказала самому искусному изъ всего общества въ танцахъ кавалеру: но и это также не произвело на меня никакого впечатлѣнія.

Музыка заиграла живѣе, и молодая чета начала вертѣться съ большею живостью. Оба они какъ будто бы то убѣгали, то преслѣдовали другъ друга, сохраняя между собою какое-то согласіе, которое, казалось, предвѣщало нѣчто болѣе нѣжное и дружественное. Никогда еще не чувствовала я живѣе какъ въ эту минуту, сколь не прилично дѣвушкѣ вальсировать съ кѣмъ нибудь другимъ кромѣ брата, или будущаго своего супруга. Пусть говорятъ, что вальсъ есть только простое условное движеніе, но, по моему мнѣнію, не бывъ нечувствительною какъ камень, безразсудно предаваться этой забавѣ. Знаю, что въ ней вообще находятъ также мало неудобствъ, какъ и во всѣхъ прочихъ танцахъ: но, не смотря на то, я не перестану утверждать, что женщина должна хоть нѣсколько обдуматься прежде, нежели она такимъ образомъ бросится въ объятія чужаго человѣка.

Французскія кадрили, напримѣръ, совсѣмъ другое дѣло: они состоятъ изъ множества различныхъ фигуръ, изъ которыхъ каждая имѣетъ свою музыку: въ нихъ можно показать пріятность въ тѣлодвиженіяхъ; не преступая однако же для этаго законовъ скромности и благопристойности, что почти неизбѣжно въ Испанскихъ и Азіятскихъ пляскахъ. Притомъ же кадрили представляютъ и гораздо болѣе разнообразія, нежели Англійскіе экоссезы, гдѣ вы должны сперва въ скукѣ ожидать своей опереди, а потомъ устанете до чрезвычайности, потому что непремѣнно обязаны протанцовать съ каждою парою.

По моему мнѣнію, кавалеръ, съ которымъ вы вальсируете, есть не что иное какъ человѣкъ, раздѣляющій съ вами удовольствіе танцевъ и обязанный, въ случаѣ нужды, поддержать васъ. Но весьма часто случается, что онъ считаетъ себя въ правѣ быть смѣлымъ даже до наглости "смотритъ на васъ съ вольностію и, кажется, хочетъ исключительно завладѣть вами. И такъ можно ли предоставить случаю этотъ выборъ, который многіе такимъ образомъ употребляютъ во зло. Если кавалеръ вашъ хорошо танцуетъ, то самолюбіе его чрезмѣрно. Кажется, онъ говоритъ вамъ: «Удивляйтесь мнѣ! благословляйте жребій вашъ, доставившій вамъ такого кавалера! вы чрезмѣрно счастливы! взгляните, какъ всѣ вамъ завидуютъ.» Если же онъ на минуту позабудетъ тщеславіе, то начинаетъ жеманиться и приводитъ даму свою въ замѣшательство взорами своими, разговоромъ, тѣлодвиженіями и приторными привѣтствіями,

"Неумѣющій танцовать причиняетъ другаго рода неудовольствія. Онъ наступаетъ вамъ на ноги, сбивается съ такты, теряетъ равновѣсіе и приводитъ въ замѣшательство какъ васъ, такъ и прочихъ танцующихъ; тотъ же, который вальсируетъ совершенно, летаетъ вокругъ васъ какъ мотылёкъ, вертитъ васъ какъ куклу и дѣлаетъ изъ своей дамы что ему угодно. Таковъ былъ франтъ, которому я отказала. Люди этаго разбора важничаютъ на балахъ своимъ искусствомъ: они ожидаютъ того, чтобы хозяйка дома попросила ихъ обратить вниманіе на какую-нибудь даму; тогда они начинаютъ отговариваться: «Они очень устали! имъ слишкомъ жарко! они должны ѣхать еще на другой балъ!» и тому подобное: всѣ такія извиненія клонятся только къ тому, чтобы придать болѣе цѣны своей снисходительности.

"Лучшіе наши танцоры почти всѣ иностранцы. Хотя походы на твердой землѣ образовали нѣкоторыхъ и изъ нашихъ соотечественниковъ, но первые всегда берутъ преимущество, по крайней мѣрѣ числомъ своимъ, потому что изъ Англичанъ рѣдко кто хорошо танцуетъ да и то въ высшихъ только сословіяхъ общества. Французъ любитъ показывать свои таланты: онъ дома приготовляется къ вальсу и къ кадрилямъ, томно такъ какъ актеръ, который долженъ играть на театрѣ. Джонъ-Буль гораздо болѣе скроменъ и застѣнчивъ: не будучи совершенно въ себѣ увѣренъ, онъ ни за что не рѣшится выставить себя на сцену. «Вы, конечно вальсируете, сударыня?» Это всегда первое слово, которое скажетъ вамъ Французской вертопрахъ на балѣ; онъ чрезъ то разумѣетъ: «Кто же вы такія, если вы не вальсируете.» Второй его вопросъ есть: «Любите ли вы вальсъ?» И если вы отвѣчаете утвердительно, то онъ восклицаетъ: «Въ этомъ я напередъ былъ увѣренъ, потому что Англійскіе экоссезы ужасно какъ утомительны!» Послѣ чего тотчасъ приглашаетъ васъ вальсировать, въ полной увѣренности, что вы съ радостью на то согласитесь; если же получитъ отказъ, то также изумится, какъ и мой франтъ Англичанинъ.

«Я совершенно охуждаю этотъ модный танецъ, и очень бы желала дать почувствовать мужчинамъ, что есть женщины, которыя весьма мало цѣнятъ ловкость кавалера въ танцахъ и жеманную его любезность; которыя презираютъ такихъ глупыхъ самолюбцевъ и столь же мало имѣютъ желанія танцовать съ ними, какъ и быть предметомъ несносныхъ ихъ угожденій.»

Такъ кончила рѣчь свою молодая моя пріятельница. Надѣюсь, что большая часть моихъ читателей найдутъ такія чувствованія молодой и знатной дѣвицы достойными того уваженія, съ какимъ вѣрно приметъ ихъ всякой благомыслящій человѣкъ.

No LXXII.

ЗАИМСТВОВАННЫЙ УМЪ.

Un paon muait: un geai prit son plumage,

Puis après se l'accomoda.

La Fontaine.

Однажды утромъ зашелъ я къ пріятелю моему, новому Члену Парламента, съ тѣмъ, чтобы попросить его объ освобожденіи отъ платы одного письма, Я нашелъ его окруженнаго ландкартами, глобусами, донесеніями въ Палату Депутатовъ и книгами разныхъ родовъ. Онъ дописывалъ бумагу, которой ожидалъ помощникъ издателя Журнала. На столѣ лежало множество писемъ, освобожденныхъ имъ отъ платы; эта работа, по видимому, до крайности его утомила. Всё это показалось мнѣ тѣмъ болѣе необыкновеннымъ, что въ Оксфордѣ всегда считали его человѣкомъ, предпочитавшимъ забавы наукамъ. Впрочемъ, ему иногда удавалось писать разсужденія о Философіи? и однажды онъ сказалъ на Латинскомъ языкѣ порядочную рѣчь.

«Мнѣ кажется ты очень занятъ, Карлъ, сказалъ я ему, и судя по этому множеству писемъ, я полагаю, что тебѣ невозможно будетъ надписать сегодня и мое? — Правда твоя, отвѣчалъ онъ, но если это для тебя не сдѣлаетъ разницы, то оставь здѣсь письмо твое до завтраго; а между тѣмъ сдѣлай одолженіе, садись: чрезъ нѣсколько минутъ я буду свободенъ. Ты не можешь себѣ представить, сколько у меня работы. Знакомые мои засыпали меня, какъ градомъ, своими письмами, на которыя требуютъ немедленнаго отвѣта; сверхъ того, я долженъ сегодня говорить въ Парламентѣ рѣчь о важномъ предметѣ, и если время позволитъ тебѣ придти туда, то, можетъ статься, ты будешь мною доволенъ.»

Онъ оставилъ меня одного размышлять на цѣлый часъ. Слуга нѣсколько разъ приходилъ за разными книгами, и я слышалъ какъ Ораторъ мой витійствовалъ въ ближней комнатѣ, вѣроятно протверживая рѣчь свою. Между тѣмъ, мнѣ пришло на мысль, что напыщенный почестями новаго своего достоинства, онъ вѣрно надписалъ болѣе писемъ, нежели сколько имѣлъ права, и что потому мое письмо весьма не скоро будетъ отправлено. Послѣдствія показали, что я не ошибся въ этомъ предположеніи.

Я началъ разсматривать книги; какой прекрасный выборъ! Цицеронъ, Горацій и Ювеналъ; Демосѳенъ. Платонъ и Гомеръ; Декартъ, Монтескьё и Корнель; Баконъ, Шекспиръ и Невтонъ. Мнѣ извѣстно было, что пріятель мой не слишкомъ силенъ въ Греческомъ языкѣ; но я замѣтилъ въ каждой книгѣ заложенные листочки, на которыхъ нѣсколько статей переведено было по-Англійски. Въ другихъ книгахъ загнуты были уголки и въ разныхъ мѣстахъ строчки подчеркнуты красными чернилами. На географической картѣ, разложенной по столу, въ тѣхъ мѣстахъ, которыя нужно было замѣтить, наколоты были булавки. Это не дурной способъ помогать памяти, подумалъ я.

Черезъ часъ пріятель мой явился. Наружность его показывала увѣренность и удовольствіе. Онъ извинялся въ томъ, что принужденъ былъ оставить меня одного, разсказывалъ о дѣлахъ, которыми былъ заваленъ, и важничалъ, посматриваясь въ зеркало; послѣ чего мы вмѣстѣ съ нимъ сѣли въ карету и отправились въ Палату Депутатовъ. Дорогою онъ прочиталъ еще нѣсколько замѣчаній, и въ разговорѣ своемъ со мною безпрестанно примѣшивалъ разныя приказныя выраженія, употребляемыя въ Парламентѣ. Наконецъ мы пріѣхали.

Я пробрался въ галлерею, — откуда видѣлъ, какъ пріятель мой вошелъ въ заду присутствія и съ ловкостію занялъ мѣсто свое, которое принадлежало ему на семь лѣтъ^[12]. Онъ раскланялся со своими знакомыми, и съ нѣкоторымъ нетерпѣніемъ ожидалъ окончанія рѣчи одного Оратора. Когда же онъ всталъ съ тѣмъ, чтобы начать говорить, то, взглянувъ на галлерею, перемигнулся съ однимъ человѣкомъ въ черномъ кафтанѣ, который сидѣлъ подлѣ меня.

Почтенный Членъ началъ рѣчь свою, которая не произвела большаго впечатлѣнія. Хотя друзья и старались поддержать его, восклицая: Слушайте! слушайте! но онъ нѣсколько разъ былъ прерываемъ сильнымъ кашлемъ, который никакъ нельзя было принять за одобреніе. Сосѣдъ мой, казалось, очень безпокоился. Онъ наклонился ко мнѣ и сказалъ: «Кажется, расположеніе этой рѣчи весьма не дурно. — Ваша правда, отвѣчалъ я ему. — Въ ней видна основательность. — Безъ сомнѣнія. — Она показываетъ человѣка, который много читалъ. — И притомъ съ пользою, подхватилъ я.»

Тутъ узналъ я одно мѣсто изъ тѣхъ замѣчаній, которыя я видѣлъ поутру на столѣ у Оратора, и сообщилъ это моему сосѣду. «Оно очень кстати приведено, отвѣчалъ онъ.» Пріятель мой сослался на Ювенала. «Браво! браво!» вскричалъ черный человѣкъ, сосѣдъ мой — и лице его заблистало надеждою.

Разсмотрѣвъ его со вниманіемъ, мнѣ показалось, что черты лица его нѣсколько мнѣ знакомы. — «Не родственникъ ли вы почтенному Оратору? спросилъ я у него. — Нѣтъ, отвѣчалъ онъ мнѣ, но я занимаю при немъ лучшую степень: я другъ его, старинный, искренній его другъ.» Въ эту минуту Карлъ сдѣлалъ довольно грубую географическую ошибку. «Можно ли быть такъ безпамятну, сказалъ въ полголоса мой сосѣдъ.» Но эта ошибка не обратила на себя никакого вниманія, потому что большая часть Членовъ вовсе не слушала Оратора, и даже нѣкоторые изъ нихъ, не въ состояніи будучи долѣе противиться могуществу Морфея, погрузились въ сладкій сонъ. Сосѣдъ мой, казалось, успокоился; но вскорѣ другая ошибка, еще грубѣе первой, заставила его покраснѣть, и онъ началъ кусать себѣ губы. Наконецъ, пріятель мой кончилъ, и человѣкъ къ черномъ платьѣ удалился.

"Мое почтеніе, господинъ докторъ Полейлогъ, " сказалъ ему одинъ Адвокатъ, мимо котораго онъ прошелъ. Услышавъ имя, я тотчасъ вспомнилъ, кто онъ такой. Этотъ, человѣкъ былъ наставникомъ Карла и провожалъ его во всѣхъ путешествіяхъ, что доставило ему пансіонъ по смерть и значущее мѣсто, полученное имъ чрезъ дядю его воспитанника. Тогда вся тайна для меня объяснилась. Онъ-то перевелъ всѣ Греческія мѣста, которыя должны были украсить рѣчь Витіи; онъ же подчеркнулъ и тѣ ссылки, которыя могли понадобиться. На особомъ листочкѣ означено было общее расположеніе рѣчи и самыя рѣзкія черты; журналистъ же приходилъ брать списокъ съ оной для того, чтобы заблаговременно сдѣлать ей разборъ, разумѣется, съ приличною похвалою, за которую онъ щедро будетъ награжденъ. Почтенный наставникъ пламенно желалъ, чтобы питомецъ его блеснулъ своею рѣчью, во-первыхъ изъ собственнаго самолюбія, такъ какъ большая часть оной была его сочиненія, а во-вторыхъ и потому, что онъ надѣялся получить, черезъ моего пріятеля, одно важное духовное мѣсто. И такъ очень естественно, что онъ досадовалъ, когда ученикъ его ошибался, и торжествовалъ, когда тотъ хорошо пересказывалъ заданный ему урокъ.

Хотя преимущество, подавать избирательный голосъ по довѣренности, принадлежитъ исключительно одной только Палатѣ Перовъ, но, какъ мы видѣли, и Члены Палаты Депутатовъ могутъ провозглашать чужія мнѣнія. Множество сочинителей ссужаютъ своими дарованіями, разумѣется, за деньги, богатыхъ Сенаторовъ, которые, съ помощію ихъ, отличаются въ Парламентѣ своимъ витійствомъ, и такимъ образомъ не рѣдко случается, что совершенный невѣжда слыветъ человѣкомъ краснорѣчивымъ и пожинаетъ лавры, принадлежащіе другому. Должно однако же замѣтить, что тѣ, которые съ такою увѣренностію говорятъ рѣчи, приготовленныя для нихъ другими, никогда не отвѣчаютъ на дѣлаемыя противъ нихъ возраженія, и по этому признаку можно тотчасъ отличить ихъ.

No LXXIII.

ПРАЗДНОСТЬ.

Dans le monde partout promenant ses débris,

A chacun elle fait part de l'ennui qu'elle éprouve.

Pope.

Пріѣхавъ на прошедшей недѣлѣ въ замокъ къ Герцогу П***, нашелъ я тамъ одну устарѣвшую дѣвицу, лѣтъ шестидесяти. Погода стояла дождливая, и надобно было чѣмъ-нибудь занять общество. Не смотря на мрачность неба, Герцогъ и прочіе мужчины рѣшились отправиться на охоту. Герцогиня, которая извѣстна примѣрнымъ своимъ человѣколюбіемъ, поѣхала въ каретѣ, посѣтить нѣкоторыхъ больныхъ, раздать подаянія, осмотрѣть заведенную ею школу и побывать на фабрикѣ, которую она устроила для того, чтобы доставить неимущимъ работу. Мнѣ предлагали верховую лошадь и ружье, или уду; но зная, что въ замкѣ есть прекрасная библіотека, я предпочелъ охотѣ и рыбной ловлѣ удовольствіе, разсмотрѣть нѣкоторыя рѣдкія и любопытныя книги.

Герцогиня приглашала Миссъ Ольдскинъ сопутствовать ей въ утреннихъ ея разъѣздахъ; но хижина страждущаго и школа казались ей самыми отвратительными предметами. «Въ первой, говорила она, подвергается опасности заразиться; а во второй глупые ребята оглушаютъ васъ своими б--а, ба и в--а, ва. Не понимаю, какъ можно находить въ этомъ забаву!» Притомъ же, одинъ видъ болѣзни и страданій производилъ въ ней такую дурноту, которой нервы ея никакъ не въ состояніи были перенести. И потому ей предоставили на выборъ, провести утро въ библіотекѣ или въ залѣ, гдѣ молодыя дѣвицы будутъ заниматься музыкою; но оба эти предложенія понравились ей не болѣе перваго, потому что она никогда не питаетъ и не любитъ музыки.

Сидя въ библіотекѣ, я слышалъ, какъ она разъ десять ходила въ верхъ и въ низъ по лѣстницѣ., безпрестанно останавливаясь передъ окномъ и посматривая на погоду, въ надеждѣ, что дождь усилится и заставитъ охотниковъ возвратиться домой. Наконецъ она вошла въ библіотеку, открыла тетрадь съ каррикатурами и, взглянувъ на меня, сказала съ сердитымъ видомъ: «Вы настоящій книжный червь; мнѣ кажется, что партія въ пикетъ столь же была бы занимательна, какъ и огромные томы, въ которыхъ вы себя зарыли!»

Я притворился, будто бы ее не слышу. Она подошла къ окошку, забавлялась ловя мухъ, зѣвала непомѣрнымъ образомъ, вышла вонъ, хлопнула дверью и отправилась въ свою комнату. Тамъ бросилась она на постелю, опять встала, сошла въ гостиную, поиграла съ обезьяною и съ попугаемъ, послѣ него, не зная болѣе что дѣлать, послала слугу въ ближнее мѣстечко, поискать тамъ какихъ-нибудь новыхъ романовъ: единственное чтеніе, которое иногда казалось ей еще нѣсколько сноснымъ. По несчастію, всѣ книги, которыя онъ принесъ, были ей уже извѣстны: она бросила ихъ съ сердцемъ, и наконецъ, отъ скуки и досады, сдѣлалась съ нею истерика. Она приняла опіуму, потомъ выпила рюмку ликеру, но ничто не помогало. Меня увѣдомили о состояніи, въ которомъ она находилась: я сошелъ въ низъ и, изъ сожалѣнія, предложилъ ей поиграть въ пикетъ. Но вѣжливость моя была уже не въ пору, и Мисъ Ольдскинъ слишкомъ страдала, чтобы ею воспользоваться: безпрестанныя судороги не позволили бы ей держать въ рукахъ картъ. Я послалъ за докторомъ, который тотчасъ прописалъ ей лекарство; но оно не прежде подѣйствовало какъ по возвращеніи общества въ замокъ. Вскорѣ послѣ того, позвали къ столу; она обѣдала съ большимъ апетитомъ, а нѣсколько рюмокъ мадеры совершенно возстановили ея здоровье, послѣ него карты доставили ей гораздо пріятнѣйшій вечеръ, нежели было утро,

Я полюбопытствовалъ узнать, не имѣетъ ли она какихъ-нибудь заботъ или огорченій, не заслуживаетъ ли она состраданія по разстроенному своему здоровью, не груститъ ли она о какомъ-нибудь семейственномъ несчастій, или наконецъ не въ худомъ ли положеніи ея денежныя обстоятельства. Напротивъ того, мнѣ сказали, что она получаетъ 700 фунтовъ стерлинговъ^[13] годоваго дохода; что она почти безпрерывно живетъ у знакомыхъ своихъ на ихъ счетъ; что вся прислуга ея состоитъ изъ одной только дѣвки; что она не имѣетъ никакого понятія о благотворительности и о любви къ ближнему, наконецъ, что она наслаждается совершеннымъ здоровьемъ, а страждетъ только тогда, когда отъ скуки и праздности дѣлаются у нее припадки. Всякой вечеръ, а часто и большую часть дня, если только есть къ тому случай, проводитъ она за картами, никогда не принимается за работу или за книгу; когда же принуждена бываетъ сидѣть одна дома, то заставляетъ горничную свою читать себѣ романы. Впрочемъ уединеніе для нее тягостно, и она усердно посѣщаетъ всѣ тѣ мѣста, гдѣ только собирается публика и общество. Свѣдѣнія ея до такой степени ограничены, что она однажды спросила: не въ Америкѣ ли находится Исландія и волнуется ли когда-нибудь Тихое море?

Такая грубая необразованность, которая очень естественно ведетъ къ праздности, возбуждаетъ соболѣзнованіе, если видишь оную въ молодыхъ людяхъ, и презрѣніе, когда встрѣчаешь ее въ пожилыхъ. Если что можетъ безчестить украшенные сѣдиною волосы, то это невѣжество и порокъ, изъ которыхъ первое внушаетъ къ себѣ отвращеніе, а послѣдній негодованіе. Старая, набѣленая и разрумяненая кукла, съ подкрашенными бровями, накладными волосами и фальшивыми зубами, представляетъ самое гнусное зрѣлище. Равнымъ образомъ и старый волокита въ бѣлокуромъ парикѣ, которымъ онъ старается прикрыть свои морщины, затянутый въ корсетъ и закутанный въ огромный галстукъ, есть предметъ не менѣе того презрительный. У первой весь умъ занятъ однѣми только модами и злословіемъ; второму извѣстны однѣ только карты; онъ не питалъ ни какой другой книги, кромѣ придворнаго календаря, никогда не занимался ни Науками, ни Литературою и даже не въ состояніи былъ бы занять дѣтей. Если онъ старается отличаться безбожными и противными нравственности своими правилами, то въ такомъ случаѣ онъ ставитъ себя ниже самыхъ презрѣнныхъ существъ и долженъ бы быть изгнанъ въ послѣднія сословія общества.

Я забылъ сказать, что охотники наши возвратились промокши до костей и очень недовольные дурнымъ успѣхомъ своей поѣздки. Въ продолженіе цѣлаго обѣда говорили только о лошадяхъ, собакахъ, оленяхъ и лисицахъ. Одинъ семидесятилѣтній старикъ хвасталъ, что онъ и теперь еще превосходный стрѣлокъ и что онъ не пропускаетъ ни одной охоты, бывающей въ окрестностяхъ, прибавя къ тому, что, лѣтомъ, онъ обыкновенно проводитъ въ сутки шесть часовъ верхомъ на лошади, тесть за столомъ, а остальное время въ постелѣ; то есть, что онъ теряетъ половину своей жизни на сонъ, а другую на то, чтобы пить и гоняться по лѣсамъ за звѣрьми. Этаго достаточно, чтобы дать понятіе, какой оборотъ принялъ разговоръ. Да и можно ли было ожидать чего-нибудь благоразумнаго отъ человѣка, который былъ пьянъ или спалъ три четверти своей жизни, а прочее время проводилъ на лошади? Герцогъ имѣлъ совершенно противныя этимъ понятія, но принужденъ былъ соображаться въ разговорахъ со способностями своихъ гостей. Что же касается до меня, то я считаю совершенно потеряннымъ время, проведенное мною за этимъ обѣдомъ, откуда здравый разсудокъ какъ будто бы съ намѣреніемъ былъ изгнанъ.

LXXIV.

ПОКРОВИТЕЛИ.

Nos protecteurs faisaient preuve autrefois

De goût, de sens; ils avaient quelques droits
Au bel esprit; quelques uns pouvaient lire
Tout couramment, et savaient même écrire.
Mais aujourd'hui, ce n'est qu'à contre-coeur
Qu'un parvenu s'érige en protecteur.
Il n'a ni goiit, ni bon sens en partage;
Il vous protège, et tout bas il enrage
Que le bon ton l'oblige à cet effort.

Churchill.

Подобно цвѣтамъ, украшающимъ садъ, геній также имѣетъ нужду въ благотворномъ вліяніи покровительствующаго свѣтила; безъ сего, сколь бы ни плодоносна была почва, подъ нимъ находящаяся, онъ не можетъ подняться и оканчиваетъ тѣмъ, что увядаетъ во мракѣ неизвѣстности. Правда, что встрѣчаются иногда такіе таланты, которые, какъ полевые цвѣтки, сіяютъ въ полномъ блескѣ безъ всякой посторонней помощи; но число ихъ весьма незначительно. Обыкновенно же, при самомъ возрожденіи въ юномъ умѣ искры генія, какой-нибудь покровитель, свѣтскій или духовный, какой-нибудь ученый, даже иногда и деревенскій школьный учитель воздѣлываютъ это еще слабое растлѣніе и оказываютъ ему необходимыя пособія; въ послѣдствіи же оно должно бытъ поддержано какимъ-нибудь знатнымъ вельможею, чтобы придти въ состояніе возвыситься и принести плоды.

Нѣтъ на свѣтѣ благороднѣе обязанности, какъ покровительствовать дарованіямъ, въ какомъ бы то родѣ ни было. Иногда побуждаетъ къ тому любовь къ Наукамъ, Словесности и Художествамъ, или человѣколюбіе; но гораздо чаще влечетъ къ тому гордость или ненасытное желаніе имѣть ласкателей. Не рѣдко бывало, что какое-нибудь похвальное Слово, или посвященіе пустой книжки, гораздо скорѣе и существеннѣе прославляли или обогащали своего сочинителя., нежели десятилѣтнія литературныя занятія, или изящнѣйшія произведенія Поэта и художника.

Вообще, всѣхъ людей, находящихся подъ покровительствомъ, можно раздѣлить на три разряда: въ первый помѣщаю сочинителя артиста и человѣка посвятившаго себя духовному званію или изученію Медицины и Нравъ. Во второмъ видимъ мы полезнаго сотрудника, который, подъ скромнымъ званіемъ Секретаря, или домашняго друга, управляетъ перепискою своего покровителя, издаетъ подъ именемъ его книги, сочиняетъ для него рѣчи, наконецъ направляетъ понятія его, если только не препятствуетъ тому самолюбіе. Третій разрядъ составляется изъ рабскихъ обожателей, которые будучи безотлучными спутниками вельможъ и знатныхъ людей, готовы всякаго глупца признать своимъ повелителемъ. Они слишкомъ презрительны для того чтобы говорить о нихъ; но первые два класса заслуживаютъ похвалу, за старанія ихъ о усовершенствованіи своихъ дарованій: не смотря на то, что они часто возбуждаютъ въ насъ состраданіе добровольнымъ пожертвованіемъ независимостью своею, въ угодность невѣжеству и гордости.

Между нашими вельможами и богачами многіе оказываютъ покровительство свое иностранцамъ и соотечественникамъ. Въ первомъ случаѣ, можно почти безошибочно почитать поступки ихъ притворствомъ; но въ послѣднемъ, нѣтъ причины сомнѣваться въ ихъ искренности, развѣ если только они сами Не подадутъ повода заключать тому противное, какъ напримѣръ Лордъ Долитле. Ему ничѣмъ нельзя болѣе польстить, какъ поручивъ кого-нибудь его покровительству; но для этаго онъ не жертвуетъ ни богатствомъ своимъ, ни малѣйшимъ изъ наслажденій. Онъ дозволяетъ пользующимся его расположеніемъ, сидѣть иногда на послѣднемъ мѣстѣ у себя за обѣдомъ; награждаетъ Поэта и художника тѣмъ, что прогуливается съ ними подъ руку и возитъ ихъ въ своей каретѣ. Наконецъ, всё, него только можетъ ожидать человѣкъ, состоящій подъ покровительствомъ этаго вельможи, ограничивается тѣмъ, что имя его будетъ извѣстно нѣсколькимъ знатнымъ особамъ и что онъ удостоится иногда ласковаго наклоненія головы или пожатія руки своего мецената.

Лордъ Долитле до такой степени любитъ выдавать себя за покровителя, что вы никогда не увидите его одного, но всегда въ сопровожденіи какого-нибудь сочинителя или художника. Пріѣхавъ. къ нему, вы непремѣнно найдете у него кого-нибудь изъ людей съ талантами, сидящаго въ темномъ уголку, или застанете его самаго пишущаго одобрительное письмо для одного изъ тѣхъ несчастливцевъ, которыхъ необходимость и нужда заставляютъ жить подъ покровительствомъ и въ зависимости вельможъ.

Не одинъ Литераторъ, вмѣсто того чтобы извлекать пользу изъ своихъ способностей, обнадеженный тѣмъ, что Лордъ Долитле доставитъ ему случай, съ выгодою употребить ихъ, износилъ всё свое платье, истратилъ всѣ деньги только на то, чтобы всякое утро быть въ передней у вельможи, за которымъ онъ, подобно тѣни, слѣдовалъ, сопутствуя ему во всѣхъ его прогулкахъ и пользуясь честію сидѣть у него за столомъ. Не одинъ художникъ такимъ же образомъ потерялъ свое время и упустилъ случаи, чрезъ которые онъ могъ бы сдѣлаться извѣстнымъ отъ того, что слишкомъ слѣпо вѣрилъ лестнымъ обѣщаніямъ Его Превосходительства, слишкомъ много посвятилъ времени на искательство его благосклонности, въ тщетной надеждѣ, что такое покровительство съ выгодной стороны познакомитъ его съ публикою, и что, можетъ быть, сдѣлаетъ извѣстнымъ даже при Дворѣ.

Пріятель мой Докторъ Дабле есть покровитель совсѣмъ другаго рода. Имѣя хорошее состояніе, доставляющее ему входъ въ лучшія общества, онъ вздумалъ принять на себя обязанность покровителя Наукъ и Словесности. Но покровительство его не ограничивается однѣми только безполезными утренними прогулками, ласковыми поклонами или приглашеніемъ къ обѣду: оно доставляетъ выгоды гораздо болѣе существенныя, хотя для этаго онъ прибѣгаетъ и не къ своему карману, а къ кошелькамъ друзей своихъ и знакомыхъ. Съ нимъ опасно встрѣтиться, если только не имѣешь такихъ денегъ, которыхъ не знаешь куда дѣвать; потому что карманы его всегда набиты объявленіями о вновь издаваемыхъ сочиненіяхъ, бенефисными билетами, подписками для вспомоществованія неимущимъ Литераторамъ или художникамъ и чертежами разныхъ памятниковъ, сооружаемыхъ посредствомъ добровольныхъ приношеній. Домъ его походитъ на лавку: онъ вѣчно наполненъ картинами, эстампами, бюстами., статуями, книгами и разными рѣдкостями. Всѣ эти драгоцѣнности принадлежатъ людямъ, состоящимъ подъ его покровительствомъ, и никто лучше его не умѣетъ сбывать ихъ съ рукъ за хорошую цѣну.

«Любезный другъ! не пожалѣйте гинеи за новую книгу, о которой вотъ вамъ и объявленіе: она будетъ превосходнымъ образомъ напечатана.» Или: «И подписался за васъ на издаваемое вновь собраніе гравированныхъ эстамповъ, или на слушаніе курса Словесности у г-на Лолифраза, напередъ будучи увѣренъ, что тѣмъ доставлю вамъ удовольствіе.» Или наконецъ: «Какъ я радъ, что васъ встрѣтилъ: вы такъ много имѣете знакомыхъ, что для васъ весьма легко будетъ раздашь полдюжины билетовъ на бенефисъ славнаго нашего актера, А***.»

Таково всегда первое слово Доктора при встрѣчѣ его съ кѣмъ-нибудь изъ пріятелей. Онъ проводитъ время свое принимая у себя художниковъ и сочинителей: поутру торгуется за нихъ съ книгопродавцами, а ввечеру расхваливаетъ достоинства ихъ въ обществахъ, и такимъ образомъ всё это ничего ему не стоитъ, кромѣ трудовъ и попеченій. Конечно это не маловажно; но, между тѣмъ, это занятіе льститъ его самолюбію: оно доставляетъ ему славу покровителя, которая есть цѣль всѣхъ его желаній.

Впрочемъ, онъ такъ уже всѣмъ извѣстенъ, что весьма часто всѣ уловки его въ пользу тѣхъ, кому онъ покровительствуетъ, остаются тщетными. Лишь только онъ опуститъ руку въ карманъ, то всякой уже навѣрно знаетъ, что оттуда явится каково нибудь объявленіе или подписка, по которой онъ заставитъ заплатить подать. Отъ того знакомые его, завидя его еще издали, тотчасъ стараются избѣжать съ нимъ встрѣчи. Даже есть такіе злые люди, которые намекаютъ, что онъ во всемъ этомъ находитъ свои выгоды и что онъ поступаетъ такимъ образомъ совсѣмъ не изъ одного только удовольствія поощрять достоинства.

Таковы характеры этихъ двухъ покровителей. Всякой согласится, что первый изъ нихъ не имѣетъ права ни на малѣйшую благодарность, потому что одно только тщеславіе есть побудительная причина его поступковъ. Бываютъ люди, но такихъ очень мало, которые дѣйствительно стараются о томъ, чтобы сдѣлать извѣстными въ свѣтѣ, находящіяся въ забвеніи достоинства и доставить человѣку съ талантами случай, съ пользою употребить ихъ. Нечувствительные къ лести., они не ожидаютъ другой награды, кромѣ удовольствія видѣть успѣхи тѣхъ, которыхъ благодѣтельная рука ихъ поддерживала при началѣ поприща, и любя человѣчество, они охотно жертвуютъ для этаго своимъ имуществомъ.

Такимъ людямъ слѣдовало бы воздвигать памятники, а имена ихъ начертывать золотыми буквами. Подобно мудрецамъ, заслуживаютъ они почести безсмертія, будучи столпами, на которые опираются мудрость и добродѣтели. Они способствуютъ возникающему изъ мрака неизвѣстности генію. Безъ нихъ таланты увядали бы, будучи забыты и покинуты.

No LXXV.

ВНЕЗАПНЫЯ ПЕРЕМѢНЫ.

La vie est une roue; elle tourne sans cesse,

Nous trame à droite, à gauche, en arrière, en avant;

Mais la mort qui la suit l'arrête en arrivant.

«Ахъ! сколько ошибокъ надѣлалъ я сегодня утромъ!» сказалъ мнѣ однажды вѣтреный мой племянникъ, Офицеръ Гвардіи. «Чортъ меня возьми, есіи я впередъ когда-нибудь осмѣлюсь разсуждать о Вѣрѣ, Политикѣ, или о чемъ бы то нибыло, кромѣ развѣ только о лошадяхъ у собакахъ, о винахъ и о модѣ. Я увѣренъ, что тётка моя, Леди Агнеса, лишитъ меня наслѣдства; /что покровитель мой, Генералъ П***, не будетъ впередъ даже говорить со мною и кто ростовщикъ мой не дастъ мнѣ болѣе въ долгъ ни шилинга. Какъ будто бы самъ сатана тутъ вмѣшался! Такія внезапныя перемѣны въ Вѣрѣ, въ Политикѣ и въ Нравственности! Это похоже на непостоянную нашу погоду, которая иногда заставляетъ разъ по шести въ день переодѣваться. Наконецъ, должно будетъ вести журналъ всѣмъ поступкамъ своихъ знакомыхъ, для того, чтобы соображать съ ними наружность свою и знать, что говорить. Можно ли было ожидать, что старая тётка моя вдругъ сдѣлается набожною Методисткою, Генералъ ревностнымъ приверженцемъ Правительства, а плутъ Процентинъ строгимъ проповѣдникомъ Нравственности? Тетка моя, какъ вамъ извѣстно, вела до сихъ поръ самую необстоятельную жизнь: двадцать лѣтъ уже къ ряду она проводила каждую ночь за игрою, и пила такъ, что не уступала любому драгуну. Генералъ усыплялъ всякаго длинными своими рѣчами противъ Правительства, злоупотребленій, лихоимства, нарушенія народныхъ правъ и пристрастія Министровъ. Чтоже касается до стараго Процентина, то онъ былъ самой безсовѣстный ростовщикъ, какого я когда-нибудь знавалъ, и у меня всякой разъ кружилась голова, когда я сбирался идти къ нему, занимать деньги. Теперь же онъ сдѣлался рѣдкимъ образчикомъ честности и воздержной жизни.»

— "Ты настоящій повѣса, сказалъ я ему, у тебя вѣчно шутки. — Совсѣмъ нѣтъ, отвѣчалъ онъ, выслушайте только мои похожденія/*

Здѣсь кстати замѣтить, что, не смотря на разницу въ лѣтахъ и въ образѣ жизни между мною и этимъ молодымъ вертопрахомъ, такъ какъ онъ знаетъ, что я всегда любилъ его съ дѣтства и притомъ не имѣетъ причины ни бояться меня, ни чего нибудь отъ меня надѣяться, то всегда откровенно разсказываетъ мнѣ всѣ свои приключенія и проказы.

«Узнавъ, что тётка моя очень больна, — продолжалъ онъ, — и полагая возможнымъ, что она отправится на тотъ свѣтъ, я разсудилъ, что благопристойность и собственныя мои выгоды требуютъ, побывать у нее и участіемъ моимъ постараться заслужить ея благоволеніе. „Какъ вы себя чувствуете, любезная тетушка? спросилъ я, входя къ ней въ комнату. Цвѣтъ лица у васъ очень не дуренъ.“ Я солгалъ, потому что она ужасно какъ похудѣла. „Какого рода болѣзнь ваша?“ — Доктора говорятъ, что это невареніе желудка, происходящее отъ слабости нервъ, отвѣчала она. Двѣ недѣли уже, какъ я ничего не ѣла.» Она ни слова не сказала мнѣ о томъ, что она въ продолженіе этаго времени выпила. «Но вотъ моя пища, прибавила она, положивъ руку на Библію.» — Это для меня новость, почтенная тётушка, сказалъ я ей; послѣ этаго неудивительно, что вы столько пострадали отъ такой внезапной перемѣны. — "Что ты хочеть чрезъ это сказать? спросила она такимъ голосомъ, который ясно показывалъ, что замѣчаніе мое ей не по вкусу. — Боже мой! тетушка, вскричалъ я, не зная какъ вывернуться…. я совершенно не узнаю васъ. — Она не позволила мнѣ вымолвить болѣе ни слова: начала длинную проповѣдь о необходимости вести примѣрную жизнь, безпрестанно приводя мѣста изъ Священнаго Писанія и обращая глаза къ небу, такъ, что вывела меня изъ терпѣнія, и я почелъ себя счастливымъ, когда успѣлъ отъ нее отдѣлаться.

"Разставшись съ нею, поѣхалъ я къ Генералу, и такъ какъ имѣлъ надобность попросить его объ одномъ дѣлѣ, то, какъ водится, притворился, что я совершенно согласенъ съ нимъ въ образѣ мыслей, желая доставить ему случай, побраниться и чрезъ то скорѣе достигнуть цѣли своей. Въ слѣдствіе сего, я началъ сильнымъ нападеніемъ на Министровъ, доказывая, что Англія угнетена и разорена ими; но я вскорѣ замѣтилъ, что если тётка моя озарилась новымъ просвѣщеніемъ, то и Генералъ принялъ совершенно другія политическія мнѣнія. Вѣроятно, ему предложили мѣсто въ Парламентѣ съ тѣмъ, что онъ будетъ держать сторону Министровъ, и честолюбіе заставило его согласиться на это условіе, почему выходка моя сдѣлана была очень не у мѣста. Остановивъ меня, онъ сказалъ, что всякому позволительно оставлять свои мнѣнія, когда увидишь свое заблужденіе, и что, такъ какъ онъ увѣрился въ несправедливости прежнихъ своихъ понятій, то и не краснѣетъ признаться, что перемѣнилъ ихъ. Онъ прибавилъ, что жалѣетъ, находя во мнѣ такія неумѣстныя и необузданныя чувства, между тѣмъ какъ всякой военный человѣкъ обязанъ поддерживать власть Правительства, и что, въ противномъ случаѣ, Государь не имѣетъ въ немъ надобности. Такое нравоученіе меня срѣзало. Довольно неловко извинившись, я оставилъ его, проклиная свое лицемѣрство.

"Нужда въ деньгахъ привела меня къ старому моему Еврею, съ которымъ я иногда бывалъ принужденъ цѣлый часъ пить, прежде нежели успѣвалъ преклонить его дать мнѣ въ долгъ денегъ за самые безсовѣстные проценты. Обыкновенно заставалъ я его навеселѣ, въ черномъ платьѣ, съ напудренною плѣшивою головою и съ перомъ за ухомъ; но въ этотъ разъ онъ, совершенно трезвый, лежалъ на софѣ, въ новомъ свѣтлооливковомъ кафтанѣ, въ черномъ парикѣ, въ бѣлыхъ панталонахъ и въ сѣрой шляпѣ, изъ-подъ которой багряный его носъ и покрытыя угрями щеки представляли самое рѣдкое зрѣлище.

«Здравствуй, старый колдунъ, сказалъ я ему. Сколько бутылокъ успѣлъ ты сегодня выпить? Какъ поживаетъ плутовка твоя Печжи? — Государь мои, отвѣчалъ онъ мнѣ, вы слишкомъ много себѣ дозволяете. Я по утрамъ болѣе не пью. Что же касается до Печжи, то она теперь уже госпожа Процентина, и я прошу васъ, не терять должнаго къ ней уваженія.»

«Я вспомнилъ объ уваженіи, съ какимъ я очень часто съ нею обходился; но увидѣлъ, что и въ этомъ домѣ также случилась перемѣна. Въ самомъ дѣлѣ, старый ростовщикъ вчера женился на молодой своей служанкѣ. Я по неволѣ воздержался, и очень учтиво началъ просить у него подъ росписку 100 ф. стерлинговъ, на два мѣсяца, предлагая ему за то десять процентовъ; но онъ начисто отказалъ мнѣ. Тогда уже я далъ полную волю своему негодованію. Называлъ его старымъ ханжею и гнуснымъ ростовщикомъ; сказалъ ему, что я слишкомъ часто забывалъ свое званіе, унижаясь до того, чтобы пить съ такимъ человѣкомъ, какъ онъ; что я не дамся ему болѣе въ обманъ, что онъ впередъ никогда меня у себя не увидитъ, и что онъ можетъ убираться въ преисподнюю, вмѣстѣ съ Печжи, почтенною его супругою.

„Испытавъ три такія пораженія, я пріѣхалъ, просить васъ, чтобъ вы одолжили мнѣ эту сумму, при чемъ даю вамъ честное слово военнаго человѣка, что возвращу вамъ ее черезъ два мѣсяца. Не хочу обижать васъ, говоря о процентахъ; но вы можете быть, увѣрены въ благодарности моей за эту услугу. Безполезно было бы дѣлать мнѣ увѣщанія: знаю самъ, что я очень расточителенъ и нерасчетливъ, но я принялъ намѣреніе — впередъ быть основательнѣе и воздержнѣе. Теперь вамъ всё извѣстно.“

Я ни богатъ, ни бѣденъ; но такъ какъ живу скромно и съ расчетомъ, то всегда имѣю деньги на непредвидимые случаи. Мнѣ такъ понравилась откровенность, съ которою племянникъ мой разсказалъ мнѣ свои похожденія, что я тотчасъ далъ ему 100 ф. ст., въ которыхъ онъ имѣлъ нужду, и онъ въ срокъ исправно мнѣ ихъ заплатилъ. Не рѣдко видимъ мы, что изнѣженные вертопрахи дѣлаются въ полѣ героями и не одинъ двадцатилѣтній вѣтреникъ, годовъ черезъ десять, становится благоразумнымъ и основательнымъ человѣкомъ. Я не отчаеваюсъ, что это случится и съ моимъ легкомысленнымъ племянникомъ.

No LXXVI

УТОНЧЕННЫЯ РАЗЛИЧІЯ.

Sous des habits troués le vice est bien visible;

Sous la pourpre et Pherniine il est imperceptible.

Shakespeare.

„Какъ мнѣ прискорбно было видѣть въ Журналахъ имя Маркизы С*** — сказала мнѣ однажды Леди Элеонора — я давно знала несчастную ея привязанность къ Полковнику. Жестоко было бы слишкомъ строго порицать ее! Ей бы слѣдовало выдти за него за-мужъ, но онъ для эшаго былъ недовольно богатъ. Связь ихъ продолжалась около десяти лѣтъ; какъ досадно, что наконецъ она такимъ образомъ выставлена предъ публикою! Бѣдная Маркиза истинно достойна сожалѣнія. — А мужъ ея? спросилъ я. — Мужъ ея, повторила она; не говорите мнѣ о немъ: это ненавистное твореніе!“

Прошу покорно, подумалъ я, потирая себѣ лобъ; мнѣ кажется, я умно сдѣлалъ, чхпо не женился. Вотъ каковы утонченныя различія большаго свѣта! Между людьми хорошаго тона непозволительная связь есть не что иное какъ несчастная привязанность, и потому, что женщина къ теченіе десяти лѣто поведеніемъ своимъ наносила безчестіе мужу, досадно, что наконецъ она обнаружена. Жестоко было бы порицать ее за то, что она, для богатства, вышла за-мужъ за человѣка, который ей не нравился; за то, что она покрывала имъ свои слабости и наконецъ за то, что предпочла ему любовника, который моложе его и пригожѣе. Что же касается до мужа, онъ не заслуживаетъ ни малѣйшаго состраданія: это ненавистное твореніе, потому что его наконецъ принудили увѣриться въ основательности его подозрѣній. По истинѣ сказать — превосходное нравоученіе!!

Чрезъ нѣсколько минутъ вошелъ въ гостиную одинъ господинъ. Онъ имѣлъ всѣ ухватки записнаго франта: жеманился, скучалъ, любезничалъ, жаловался на свою несчастную судьбину и пробылъ очень не долго.

„Я видѣла васъ вчера на Королевской улицѣ, сказала ему Леди Элеонора, провожая его. Вы знаете съ кѣмъ? прибавила она выразительно. — Точно такъ, сказалъ онъ воротившись; но почему же непремѣнно надобно, чтобы меня кто-нибудь да встрѣтилъ! истинно, я во всемъ несчастливъ!… До свиданія!… — Я очень люблю этаго молотаго человѣка, вскричала съ живостью Леди. Впрочемъ и всѣ его любятъ, кромѣ гнусной его жены. Не постигаю, какъ могъ онъ продашь себя этой кипѣ товаровъ!… Денежному мѣшку, вытащенному изъ грязи!… Купеческой дочери имѣть такого мужа!… Воображать хотя минуту, что она можетъ ему нравиться!… Онъ страстно влюбленъ въ г-жу Н***, и я даже боюсь, чтобъ это въ скоромъ времени не открылось. Видъ жены его для меня несносенъ: она безпрестанно мучитъ мужа своею ревностію. — И вы объ немъ жалѣете? спросилъ я ее. — Жалѣю ли я объ немъ? вскричала она: безъ сомнѣнія… и отъ всего моего сердца.“

Еще различіе того же рода, сказалъ я самъ себѣ. Между простолюдинами, мужъ, который расточаетъ имѣніе жены своей, обращается съ нею презрительно, и живетъ съ другого., почитался бы негодяемъ и нечестивцемъ; пожалѣли бы о несчастной, разореной и покинутой женѣ его; но гнутъ совсѣмъ другое дѣло; порядочный человѣкъ благоволилъ женишься на купеческой дочери; слѣдовательно жена его несносна, потому что она не довольно хладнокровно смотритъ на невѣрности мужа, котораго обогатила. Ее называютъ дерзновенною за то, что она осмѣлилась ожидать отъ него лучшаго поведенія!

Чрезъ нѣсколько дней послѣ того, случилось мнѣ встрѣтить въ Паркѣ одного знакомца моего, Капитана Гвардіи. Мы пошли вмѣстѣ съ нимъ, и намъ попался Георгъ Раккрентъ, я удивляюсь, что вижу здѣсь этаго человѣка, сказалъ я Капитану; меня увѣряли., что онъ сидитъ въ тюрьмѣ и что у него не осталось ни шилинга изъ огромнаго его имѣнія. Какъ онъ безразсудно промоталъ его! — Это правда, отвѣчалъ онъ; но мнѣ пріятно сообщить вамъ, что онъ отдѣлался уже отъ всѣхъ своихъ хлопотъ: воспользовавшись правами несостоятельныхъ должниковъ., онъ по прежнему отличается въ свѣтѣ и ни въ чемъ себѣ не отказываетъ. Къ тому же, онъ очень счастливо играетъ, хотя и подозрѣваютъ, что это счастіе происходитъ отъ искусства; впрочемъ, онъ прекраснѣйшій малой, благороденъ и имѣетъ превосходное сердце; на зло всѣмъ несчастіямъ, онъ не потерялъ ни одного изъ своихъ друзей и никому не долженъ но игрѣ.»

Замѣтьте утонченные оттѣнки этаго различія: человѣкъ расточаетъ имѣніе свое, предаваясь распутству и всякимъ сумасбродствамъ: онъ задолжалъ портному, мяснику и погребщику, множеству ремесленниковъ и купцовъ, которые ему вѣрили и которые, можетъ быть, разорятся отъ его безпутства; онъ унижаетъ себя, воспользовавшись закономъ, установленнымъ къ выгодѣ несостоятельныхъ должниковъ; вмѣсто того, чтобы стараться жить честнымъ образомъ, онъ опять пускается отлагаться въ свѣтѣ, единственно игрою доставляетъ себѣ средства къ существованію, навлекая при томъ на себя подозрѣніе, что замѣняетъ недостатокъ счастія искусствомъ; и, не смотря на всё это, онъ прекраснѣйшій малой, благороденъ и имѣетъ превосходное сердце, потому только, что исправно платишь долги свои по картамъ; онъ принятъ въ такъ называемыхъ хорошихъ обществахъ и не потерялъ ни одного изъ своихъ друзей. Чтобы сказали о купцѣ, который жилъ бы не по своему состоянію, который хотѣлъ бы поставишь себя выше своей сферы и который, разоривъ своихъ заимодавцевъ, поддерживалъ бы себя только обманами и грабительствомъ? … Я не вижу между ними никакой разницы, но свѣтъ судитъ иначе!

"Я старый служивый, « говоритъ иногда родственникъ мой, Томъ… — Почти по такому же утонченному различію даетъ онъ себѣ это имя. Онъ хочешь этимъ сказать, что онъ умѣетъ продашь лошадь вдвое дороже, нежели чего она стоитъ; обыграть новичка на биліярдѣ, попировать на счетъ какого-нибудь глупца, побиться объ закладъ тогда, какъ напередъ знаетъ что выиграетъ, и заставлять другихъ себѣ услуживать, ни когда самъ никого неодолжая; вотъ, что онъ называетъ; быть старымъ служивымъ…. Мнѣ кажется, что это скорѣе можно назвать: быть старымъ плутомъ.

Въ другой разъ, когда я былъ у Леди Элеоноры, явилась горничная желающая опредѣлиться къ ней въ услуженіе. „За чѣмъ ты оставила послѣднее твое мѣсто?“ спросила о на у нее. Бѣдная дѣвушка потупила взоры, и, покраснѣвъ, призналась ей, что она была обманута однимъ молодымъ человѣкомъ, который обѣщалъ на ней женишься. „Я не могу принять тебя къ себѣ, милая моя, — сказала ей суровымъ голосомъ Леди Элеонора, — потому что я никогда не потворствую порокамъ?“

Когда горничная вышла, и сказалъ Асли, что несчастіе этой молодой дѣвушки, по крайней мѣрѣ, столько же извинительно какъ и проступокъ пріятельницы ея, Маркизы С***, и что я полагалъ найти въ ней равное къ обѣимъ снисхожденіе; но она представила мнѣ самое утонченное различіе между сословіями общества, думая тѣмъ убѣдить меня въ величайшемъ несходствѣ этихъ двухъ случаевъ.

Такимъ образомъ то, что почитается порокомъ въ низшихъ классахъ, есть только заблужденіе въ высшихъ, то, что въ народѣ грубо, называютъ развратомъ, есть несчастная привязанность между людьми хорошаго тона; наконецъ, то, что признаютъ сумасбродствомъ въ людяхъ средняго состоянія, есть только необстоятельность въ Лордѣ; и человѣкъ слыветъ безчестнымъ или легкомысленнымъ, смотря по званію, которое онъ занимаетъ въ свѣтѣ. Грабить съ пистолетомъ въ рукѣ на большой дорогѣ, есть преступленіе, достойное висѣлицы; дѣлать тоже самое посредствомъ картъ или костей, за зеленымъ столикомъ, есть не что иное, какъ небольшое дѣйствіе искусства, на которое смотрятъ сквозь пальцы. Когда подумаешь о всѣхъ такихъ утонченныхъ различіяхъ, то по неволѣ вспомнишь стихи изъ Оперы Нищій:

Si Pon exécutait la loi

Sans distinction de partie,

А Tyburn on verrait, ma foi,

Meilleure compagnie (*).

(*) Если бы безпристрастно исполнялись законы, то вѣрно мы бы увидѣли на Тибурнѣ общество, почище нынѣшняго.

No LXXVII.

СМѢШЕНІЕ ЗВАНІЙ.

Allons, il en est terns, courons à l'Opéra

Le moyen d'y manquer. tout le monde y sera.

Cay.

Однажды былъ я въ театрѣ со старою Леди Гактонъ. Впереди насъ сидѣли двѣ пышно разряженныя женщины; съ которыми не было другаго провожатаго, кромѣ очень неловкаго мальчика лѣтъ тринадцати.

„Эти барыни совершенно закрываютъ отъ меня сцену, сказала мнѣ въ полголоса Леди, и не смотря на блестящіе ихъ наряды, я ручаюсь въ томъ, что онѣ изъ самаго низкаго званія. Какъ досадно, что мы не могли получить мѣста въ ложѣ сестры моей!“

Въ эту минуту, рѣзвый мой племянникъ, гвардейской офицеръ, увидѣвъ насъ изъ партера, тотчасъ явился къ намъ и сѣлъ подлѣ моей дамы. Когда же Леди Гактонъ повторила при немъ свое замѣчаніе, то онъ увѣдомилъ насъ, что одна изъ этихъ женщинъ ростовщица, другая жена Полицейскаго офицера, Боё; а мальчикъ, ихъ провожающій, сынъ послѣдней, отпущенный изъ школы домой на праздники.

Мы спросили его, по… какому случаю онѣ такъ подробно ему извѣстны? и онъ разсказалъ намъ, что г-ну Боё было поручено посадить подъ стражу одного изъ его товарищей и что желая смягчишь исполнителя правосудія, онъ былъ у него на дому, гдѣ видѣлъ жену его и сына. Что же касается до первой особы, то онъ узналъ ее случайно: проходя мимо ее съ Дикомъ Дирингомъ на театральномъ подъѣздѣ, они услыхали, какъ она говорила женѣ Полицейскаго офицера: „Я готова заложишь честь мою, если это не правда.“ Веселый Дикъ, захохотавъ, вскричалъ:, я дозволіѣ себя повѣсить, если эта женщина не ростовщица!» На что незнакомка, покраснѣвъ, сказала своей подругѣ: «Очень странно, почему они такъ хорошо насъ-знаютъ.»

«Какое подлое племя! воскликнула Леди: Гактонъ: ну, прилично ли, чтобы люди этаго разбора смѣшивались такимъ образомъ со знатью! можетъ ли быть что-либо оскорбительнѣе, какъ сидѣть рядомъ съ ростовщицею, которая готова взять подъ закладъ у несчастнаго послѣдніе его пожитки? Если бы это отъ меня зависѣло, то я бы положила, чтобъ каждое изъ этихъ сословій отличалось какимъ-нибудь особеннымъ знакомъ въ одеждѣ; чтобы женщины не смѣли носить ни перьевъ, ни кружевъ, ни бриліантовъ; чтобъ слугамъ ихъ не позволено было надѣвать ливреи и чтобы эти госпожи имѣли особенныя мѣста въ публичныхъ собраніяхъ. — Въ землѣ, гдѣ всѣ почти занимаются торговлею, это невозможно, сказалъ я ей, и притомъ, въ странѣ свободы, всякой воленъ поступать какъ ему угодно. Короны и гербы означаютъ экипажи дворянства, а учтивость, хорошій тонъ и ловкость въ обращеніи, должны отличать порядочныхъ людей. Для прочихъ деньги открываютъ входъ повсюду, и всякой, у кого есть этотъ общій способъ наслажденія, имѣетъ право употреблять его по своему произволу. — Вы заставляете меня краснѣтъ за васъ, прервала Леди Гактонъ; на это самое могущество денегъ я и жалуюсь. Оно причиною такого смѣшенія званій: мелочной лавочникъ хочетъ походить на дворянина, а модная торговка или швея важничаютъ, передразнивая знатныхъ женщинъ. Онѣ одѣваются точно также какъ и мы, посѣщаютъ тѣже самые театры и гулянья, столько же^; любятъ забавы и разсѣянную жизнь. Недавно заѣхала я къ родственницѣ моей, Герцогинѣ Р***. Вошедъ въ ея уборную, нашла я тамъ молодую женщину, которая обрѣзывала поблекшіе цвѣтки на розовомъ деревѣ. Она была такъ ловка и одѣта съ такимъ вкусомъ, что я почла ее принадлежащею къ семейству и препочтительно съ нею раскланялась. Жакъ же мнѣ досадно, было, когда я послѣ узнала отъ Герцогини, что это не болѣе, какъ ея горничная! — Но какимъ образомъ пріобрѣла она искусство одѣваться съ такимъ вкусомъ который вы замѣтили въ ея нарядѣ? спросилъ я. — Подражая образцамъ, находящимся у нее передъ глазами, отвѣчала Леди. — А эту ловкость и непринужденность въ обхожденіи, которыя васъ такъ обманули? — Почему знать, можетъ быть, она побочная дочь, какого-нибудь вельможи! — Въ такомъ случаѣ весьма неудивительно, что вы могли ошибиться. — Совершенные пустяки! сказалъ мнѣ на ухо съ усмѣшкою мой племянникъ. — Всё это странно и непристойно, продолжала она: вчера, напримѣръ, заѣхала я къ купцу Жалико, купить салфетокъ. Я приказала показать ихъ себѣ, одному человѣку, которой случился въ это время въ лавкѣ и котораго я приняла за сидѣльца. „Вы ошибаетесь, Миледи, сказалъ мнѣ Жалико, этотъ господинъ обучаетъ на арфѣ дочь мою.“ Прошу покорно! купеческая дочь имѣетъ учителя для арфы!… Въ другой разъ, покупая въ магазинѣ фарфоръ и замѣтивъ довольно пригожую маленькую дѣвочку, я потрепала ее по щекѣ, сказавъ притомъ: „Какой милой ребенокъ! — Вы очень милостивы. Миледи, сказалъ мнѣ хозяинъ лавки съ такою гордостью, какъ будто бы онъ былъ самъ Китайскій Императоръ: дочь моя, по лѣтамъ своимъ, оказала большіе успѣхи и я смѣю доложить вамъ, что вы вѣрно съ удовольствіемъ бы посмотрѣли, какая она мастерила танцовать. Эжвиль даешь ей уроки.“ — Я не отвѣчала ни слова этому наглецу и вышла изъ лавки, ничего не купивши. Наконецъ, сегодня еще утромъ, потому что примѣры смѣшенія званій, къ несчастію, столь же у насъ часты какъ и отвратительны, я нашла, у себя въ передней человѣка, очень порядочно одѣтаго. На вопросъ мой, кто онъ таковъ, незнакомецъ отвѣчалъ, что онъ главноуправляющій торговыми дѣлами г. Конгу, то есть, сидѣлецъ мелочнаго лавочника. Такимъ-то образомъ, послѣдніе разнощики; товаровъ называютъ себя повѣренными торговыхъ домовъ, простые прикащики величаютъ себя секретарями банкировъ, за портнихами, нашими ходятъ лакеи въ золотыхъ, галунахъ, а булочники, мясники, пивовары, имѣютъ свои кабріолеты и коляски, въ которыхъ каждое Воскресенье ѣздятъ въ Гайдъ-Паркъ, засыпать пылью тѣхъ, которымъ они услуживали въ прочіе дни недѣли. По моему мнѣнію, всё это ни съ чемъ несообразно и совершенно противно порядку вещей.»

Балетъ Зефиръ и Флора, который въ эту минуту начался, заставилъ почтенную Леди умолкнуть. Мы увидѣли на сценѣ живую картину любви, молодости и красоты, которая возбудила всеобщее вниманіе и участіе.

Этотъ балетъ, подумалъ я, представляетъ въ аллегоріи разительную истину, что тотъ, кто обладаетъ молодостью и красотою, вездѣ можетъ царствовать. Чины и богатство, въ подобномъ случаѣ, ничего не значатъ, и всѣ родословныя смиряются предъ жертвенникомъ богини любви. Можетъ быть, къ нашему собственному счастію, сердце человѣческое способно принимать такія впечатлѣнія, которыя уравниваютъ различія, изобрѣтенныя тщеславіемъ. Если бы этаго не было, то какую власть имѣла бы надъ людьми гордость и сколько новыхъ предметовъ вліяніе оной доставило бы для критики и размышленій!

No LXXVIII.

ГОСТЬ HE ВЪ СВОЕМЪ КРУГУ.

Il sentit qu'il était là comme une espèce de mouton noix.
Pière.

Умѣть дѣлать счастливыми всѣхъ, насъ окружающихъ, есть одинъ изъ самыхъ полезнѣйшихъ талантовъ въ жизни. Чтобы успѣть въ томъ, должно обстоятельно узнавать характеры другихъ, снисходить къ ихъ слабостямъ, соображаться съ ихъ вкусомъ, и въ присутствіи ихъ избѣгать всего, что только можетъ имъ не нравиться. Въ обществѣ? составленномъ изъ людей различныхъ званіи, предметы разговора, для всѣхъ понятные, почитаются самыми приличными, потому что они ни для кого не оскорбительны; найти ихъ не трудно: обыкновенно говорятъ тамъ о вещахъ, имѣющихъ наиболѣе связи съ удовольствіями и занятіями присутствующихъ, о модѣ, изящныхъ искусствахъ, Литературѣ, Исторіи и Политикѣ. Доставя случай человѣку, совершенно знающему одну изъ сихъ отраслей, показать свои свѣдѣнія, занявъ тѣмъ другихъ, вы пріобрѣтете въ немъ друга и заслужите одобреніе всѣхъ прочихъ.

Тотъ, кто беретъ на себя управлять разговоромъ, долженъ быть человѣкъ превосходный; но притомъ необходимо, чтобы онъ пользовался превосходствомъ сбоимъ неиначе какъ съ умѣренностію, благоразуміемъ и пріятностью; безъ чего, обращая на себя всё вниманіе и участіе, онъ можетъ возбудить зависть и сдѣлать себѣ враговъ. Самый благоразумный и удачный способъ научать и занимать другихъ, состоитъ въ томъ, чтобы давать разговору оборотъ вопроса: «Не правда ли, что вы того же мнѣнія?… Вы безъ сомнѣнія знаете, что…? Вы вѣрно замѣтили, что…?» Это непремѣнно всякому понравится, потому что, изъясняясь такимъ образомъ, мы какъ будто бы предполагаемъ, что тѣ, которые насъ слушаютъ, не менѣе насъ свѣдущи; какъ будто бы не имѣемъ другой цѣли, кромѣ той, что ищемъ взаимно научиться и утвердиться въ нашихъ мнѣніяхъ; причемъ, прежде всего, мы должны быть твердо увѣрены, что правила наши не совершенно противоположны правиламъ общества, въ которомъ мы находимся.

Сколько однако же есть хозяевъ, которые сажаютъ за столомъ гостей совершенно безъ всякой разборчивости. Отъ чего часто бываетъ, что сосѣди ваши такіе люди, которые не имѣютъ ни съ вами, ни между собою ничего общаго ни по занятіямъ, ни по дѣламъ, и которые не способны принимать участія въ разговорѣ; они едва понимаютъ то, о чемъ говорятъ, и находясь въ обществѣ, не могутъ извлечь, для себя ни забавы, ни пользы, а иногда даже случается, что они имѣютъ причину обижаться содержаніемъ разговора! Сколько, разъ жалѣлъ я о бѣдномъ иностранцѣ, которому посторонніе твердятъ: «Говорите по-Англійски, мы знаемъ, что вы умѣете, (что можетъ быть и неправда); это будетъ для васъ полезно;» между тѣмъ какъ хозяинъ дома, вовсе не заботясь о громъ у чтобы сказать ему отъ времени до времени нѣсколько словъ на его собственномъ языкѣ, и совершенно занявшись разговоромъ съ другими гостями, оставляетъ его во мракѣ забвенія, какъ будто бы лице, принадлежащее къ заднему плану картины!

Съ другой стороны, я не менѣе досадую и на того хозяина, который, важничая, занимается исключительно однимъ или двумя иностранцами, безпрестанно разговариваетъ съ ними на ихъ языкѣ, старается подражать имъ въ наружности и ухваткахъ, и подъ предлогомъ вѣжливости къ нимъ, не обращаетъ ни малѣйшаго вниманія на своихъ согражданъ, вмѣсто того, чтобы занять ихъ хотя полчаса благоразумнымъ разговоромъ о такомъ предметѣ., который бы могъ развлечь ихъ хотя на минуту, замѣни собою утомительные разсказы о Парижѣ и Неаполѣ, о удовольствіяхъ въ другихъ земляхъ, объ опасныхъ забавахъ Пале-Рояля и о таинствахъ Французской кухни, или прервать ученое разсужденіе, о различныхъ качествахъ Французскихъ винъ, достоинствѣ ихъ, цѣнѣ и крѣпости.

Даже и прелестная женщина бываетъ иногда препятствіемъ занимательности разговора. Всякой стремится угодить ей, осыпая ее привѣтствіями и ласкательствами, къ ней обращены всѣ взоры, и такимъ образомъ она невинно дѣлается причиною, разрушающею всѣ пріятности разговора. Педанты еще во сто разъ того хуже, потому что они обыкновенно бываютъ или пустословы, охотники всѣхъ учить и дурно воспитаны, или угрюмы и непреклонны въ своихъ мнѣніяхъ. Иногда они до такой степени молчаливы, что необходимо нужно дѣйствіе цѣлой бочки вина, чтобы заставить ихъ произнести хотя одно какое-нибудь слово, иногда же пускаются въ такія разсужденія, что совершенно не позволяютъ другимъ открыть рта. Тогда прочіе гости дѣлаются покорными спутниками сихъ блестящихъ свѣтилъ, и стараются занять хотя масть ихъ блеска, отразить на себя хотя нѣсколько ихъ лучей. Глупецъ смотритъ на нихъ съ удивленіемъ, умный человѣкъ ихъ презираетъ и никто не находитъ притомъ ни забавы, ни удовольствія.

Чтобы подтвердить сказанное мною примѣромъ, я приведу небольшое приключеніе, случившееся съ однимъ достойнымъ деревенскимъ дворяниномъ, который, по имѣнію своему, былъ ближайшій сосѣдъ ученаго Лорда, Виконта В***. Общія выгоды во время выборовъ, сблизили почтеннаго помѣщика съ именитымъ Перомъ, который часто приглашалъ его, приставать у него въ домѣ, когда онъ пріѣзжаетъ въ Лондонъ. Любовь къ независимости была причиною, что пріятель мой никогда не принималъ этаго предложенія. Не смотря на то однако же, Виконтъ, встрѣтивъ его однажды на Сентъ-Жемской улицѣ, такъ неотступно звалъ его къ себѣ обѣдать, что онъ никакъ не могъ отговориться.

Общество состояло изъ однихъ только Ученыхъ. «Любезный сосѣдъ, сказалъ Перъ, когда помѣщикъ нашъ вошелъ въ комнату, я чрезвычайно радъ, что васъ вижу.» Но, чрезъ нѣсколько минутъ, онъ совершенно оставилъ его; всѣ гости собрались около Лорда въ кружокъ и занялись разсужденіемъ о ученыхъ предметахъ, которые были совершенно чужды бѣдному моему пріятелю, такъ, что онъ не имѣлъ случая сказать ни одного слова до самаго обѣда.

Виконтъ сдѣлалъ ему честь, посадивъ его за столомъ подлѣ себя, но чрезъ то ни сколько не болѣе имъ занимался, и безпрестанно наклоняясь передъ нимъ, разговаривалъ о Химіи съ однимъ глубокомысленнымъ Профессоромъ. Приглашеніе выпить рюмку вина, были единственныя слова, сказанныя ему въ продолженіе цѣлаго обѣда, который показался ему столько-же длиннымъ, какъ и скучнымъ. На него не болѣе обратили вниманія и тогда, какъ встали изъ-за стола одинъ только Эдимбургскій журналистъ спросилъ у него съ пренебреженіемъ, дорого ли нынѣшній годъ сѣно; послѣ чего, не дождавшись отвѣта, оборотился къ нему спиною.

Можно себѣ представить, что пріятель мой не слишкомъ былъ доволенъ подобнымъ пріемомъ. Онъ признался мнѣ, что никогда еще не случалось ему находиться въ столь непріятномъ обществѣ, не смотря на то, что оно состояло изъ ученыхъ и свѣдущихъ людей; что онъ въ тысячу разъ предпочитаетъ дружескіе наши разговоры такимъ избраннымъ и притомъ несноснымъ собраніямъ; наконецъ, онъ далъ себѣ обѣщаніе, что впередъ уже его не заманятъ. Послѣдняя эта черта утвердила меня въ благопріятномъ мнѣніи, которое я имѣлъ о его благоразуміи.

No LXXIX.

МУЗЫКА ВЪ ЛОНДОНѢ.

Fille du Gielj séduisante Musique,

Quel langage peut t'égaler?
Devant ton talisman magique
Fhoeubus pâlit et semble chanceler.

MOORE.

Послѣ женскихъ прелестей, музыка имѣетъ наибольшее вліяніе на человѣческое сердце. Власть ея истинно волшебна: она возбуждаетъ поперемѣнно любовь, нѣжность, надежду, состраданіе и страхъ, выражая всѣ сіи страсти гармоническими звуками. Она заставляешь содрогаться, приводитъ въ восторгъ и вливаетъ въ героевъ воинственный жаръ и храбрость. Что можетъ воспламенить сердце человѣка благороднѣйшимъ огнемъ, какъ не военная музыка? Что располагаетъ чувства къ удовольствію и, по минованіи онаго, даетъ въ полной мѣрѣ вкусить сладость покоя? Также Музыка. Что непримѣтнымъ образомъ приводитъ въ забвеніе душу, снѣдаемую горькими заботами? Что усиливаетъ набожный восторгъ? Всё музыка же.

Признавая сіи неоспоримыя истины, не должно удивляться тому, что очаровательное это искусство вообще всѣми одобряется; что оно доставляетъ удовольствіе и наслажденія именитымъ и славнымъ мужамъ, и что оно находитъ въ Великобританніи столь усердныхъ, столь многочисленныхъ покровителей. Ни въ какой другой землѣ не поощряютъ столько тѣхъ, которые посвятили себя оной; нигдѣ не платятъ столько денегъ, дабы способствовать ея успѣхамъ. Эта черта дѣлаетъ честь нашему народу, потому что справедливо можно сказать о томъ, надъ кѣмъ музыка не имѣетъ никакой власти: «Не ввѣряйтесь этому человѣку.» По счастію, этаго упрека нельзя сдѣлать жителямъ Британскихъ острововъ. Эти важные, глубокомысленные люди, эти гордые островитяне, почитаютъ себѣ за честь быть друзьями гармоніи, и сердца ихъ весьма чувствительны къ пріятностямъ музыки.

Между множествомъ заведеній, устроенныхъ для распространенія и усовершенствованія этаго божественнаго искусства, Лондонское Филармоническое Общество занимаетъ отличную степень: оно находится подъ высокимъ покровительствомъ Герцога Суссекскаго. Принцъ сей, отличающійся привязанностію своею къ отечеству и человѣколюбіемъ, всегда является первый тамъ, гдѣ дѣло идетъ о пользѣ ближняго и вѣрно ничто болѣе не способствуетъ къ возбужденію благородныхъ чувствъ, къ смягченію и образованію народныхъ нравовъ, къ усовершенствованію вкуса, ко вкорененію великодушныхъ свойствъ, какъ занятіе искусствомъ, которое возвышаетъ душу и доставляетъ новую обворожительную прелесть, неизвѣстную грубымъ умамъ.

Дворянство нате доказало изящность своего вкуса, призвавъ въ свое отечество самыхъ отличныхъ артистовъ въ музыкѣ и поощряя таланты ихъ съ такою безпримѣрною щедростью, какой бы они не могли найти ни въ какомъ другомъ мѣстѣ. Лондонъ есть городъ, въ которомъ собрано всё, что только существуетъ совершеннѣйшаго въ музыкѣ. Неподражаемая Италія Германія, равно какъ и прочія земли, гдѣ искусство сіе съ успѣхомъ обработывается, доставляютъ въ наши музыкальныя заведенія славнѣйшихъ виртуозовъ, которые находятъ въ столицѣ Англіи вознагражденія, превосходящія ихъ ожиданія; не говорю уже о превосходствѣ собственной нашей музыки, о полезной ея цѣли, о вселяемой ею любви къ отечеству, о возраждаемомъ ею стремленіи къ славѣ и о совершенствѣ, къ которому она ежедневно приближается.

Но между тѣмъ, какъ я не нахожу довольно сильныхъ выраженій для того, чтобы достойно восхвалить поощреніе, оказываемое дарованіямъ, между тѣмъ какъ у меня не достаетъ словъ, дабы выразить то удивленіе, которое я чувствую, видя до какой степени совершенства достигло въ Англіи искусство гармоніи, я вовсе не намѣренъ хвалить тѣхъ- сумасбродныхъ знатныхъ модницъ, тѣхъ смѣшныхъ франтовъ, которые обмираютъ отъ притворной чувствительности въ Оперѣ и приходятъ въ изступленіе въ концертѣ, презирая между тѣмъ всё Англійское, имѣя уши только для того, что Италіянское, которые побывавъ въ Италіи и затвердивъ нѣсколько жалобныхъ стиховъ Гварини, Петрарка и Метастазія, полагаютъ, что на отечественномъ ихъ языкѣ не можетъ существовать ничего гармоническаго, и что Поэзія наша не имѣетъ никакихъ прелестей. Эти жеманные шарлатаны, эти жалкіе подражатели, эти истинные попугаи, болтающіе, часто весьма дурно, на сладкозвучномъ Италіянскомъ языкѣ, обыкновенно бываютъ люди имѣющіе самыя посредственныя дарованія, самыя ограниченныя способности ума и которые, гордымъ пренебреженіемъ своимъ, только болѣе выказываютъ свое невѣжество.

Живописные виды, ясное, безоблачное небо, холмы покрытые виноградниками, лимонныя рощи, миртовыя алеи, благоуханія луговъ, очаровательные звуки арфы и сладострастные тоны лютни не дѣлаютъ мудрымъ и необразуютъ нравственности. Сколь ни пріятны всѣ сіи вещи, но онѣ скорѣе разслабляютъ душу, нежели придаютъ ей твердости. Философія не обитаетъ въ храмѣ удовольствіи: ее не встрѣтишь ни въ концертной залѣ, ни въ роскошной уборной прелестной женщины: это цѣпи, обуздывающія свободу, приманки для уловленія человѣка. Повторяю еще разъ: хотя никто болѣе меня не цѣнитъ музыку и доставляемыя ею наслажденія, но я съ величайшимъ сожалѣніемъ вижу, что многимъ вельможамъ нашимъ нравятся однѣ только заморскія новости, что они добровольно подвергаютъ себя чужеземному: игу и дозволяютъ пріѣхавшимъ изъ дальнихъ странъ шарлатанамъ себя обманывать.

"Какой ангелъ эта Грассини, " сказалъ мнѣ въ Оперѣ, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, одинъ государственный Перъ, голосомъ, означающимъ изумленіе и: сильный восторгъ. «Какъ звуки ея голоса, идутъ прямо въ душу!» говорилъ другой знатный франтъ, жеманясь какъ кокетка. «Браво! прелестно! несравненно! еще разъ!….» кричали со всѣхъ сторонъ. Наши модныя дамы изъявляли восхищеніе свое еще болѣе страннымъ, даже осмѣлюсь сказать, неприличнымъ образомъ:, ахъ! какъ милъ Трамеццани! какой безподобный пѣвецъ! и какъ онъ строенъ! какъ хорошъ собою!«

Обученіе музыкѣ исполнено пріятностей: оно доставляетъ тысячу средствъ нравиться; но должно согласиться въ томъ, что преступающее приличныя границы пристрастіе къ оной можетъ ввести во множество заблужденій и быть причиною многихъ бѣдствій. Короткое обхожденіе съ тѣми, которые обучаютъ ей, и для которыхъ она есть ремесло, не рѣдко бываетъ опасно: оно иногда доводитъ до униженія и вообще противно- хорошей нравственности. Упоеніе музыки, непозволительная;любовь, сладострастіе, нѣга, отвращеніе^: отъ наукъ и лѣность, обыкновенно другъ другу сопутствуютъ; по одной уже этой причинѣ неумѣренную страсть къ музыкѣ можно почесть пагубною.

Я знаю одного человѣка, который въ продолженіе концерта обыкновенно сидитъ уединившись въ уголкѣ и слушаетъ съ такимъ вниманіемъ, что ни чѣмъ нельзя его развлечь. Иныя мѣста заставляютъ его проливать слёзы, другія трепетать отъ удовольствія: вся душа его обращена въ одинъ только слухъ. Но по выходѣ оттуда, въ немъ не остается ни малѣйшаго чувства благородства: онъ предается постыднымъ забавамъ, ожесточаетъ умъ свой и сердце, разстроиваетъ свое здоровье, и, не смотря на то, снова идетъ въ концертъ, гдѣ по видимому оживляется однимъ только изяществомъ и дышитъ одною только чувствительностью.

Въ музыкѣ, также какъ и во всѣхъ прочихъ удовольствіяхъ, отъ пресыщенія раздается отвращеніе. Очень естественно отдавать справедливость и удивляться талантамъ, но непростительно имѣть глупое предубѣжденіе. Чувствительность къ пріятностямъ гармоніи производитъ умиленіе въ сердцѣ и придаетъ благородство душѣ; но жеманство самозванца-знатока, который показываетъ притворное изступленіе, до крайности отвратительно, такъ какъ и всё то, что поддѣльно и противно. Природѣ»

No LXXX.

ДѢТСКІЙ БАЛЪ.

Tempus abire tibi est, ne potum largius aequo

Rideat, et pulset lasciva decentius aetas.

Hor.

«Гдѣ вы провели вчерашній вечеръ? (спросилъ я однажды у Леди Левисбюрнъ) васъ ожидали въ Обществѣ Синихъ Чулковъ.» — Я была на одномъ дѣтскомъ балѣ, (отвѣчала она), гдѣ мнѣ такъ было скучно, что я даже не въ состояніи вамъ выразить. Кто, кромѣ глупыхъ отцовъ и матерей, или выжившихъ изъ лѣтъ дѣдушекъ и бабушекъ, можетъ находить хотя малѣйшее удовольствіе въ томъ, чтобы смотрѣть, какъ эти маленькія куклы стараются выдѣлывать па, которымъ учили ихъ въ школѣ, и любезничаютъ подражая взрослымъ людямъ? Жакъ смѣшно было видѣть крошечнаго Лорда Лиллипута, когда онъ отличался въ вальсѣ съ Леди Жеммимъ, этою кокеткою въ уменьшенномъ видѣ, и дочерей стараго банкира Оленіума, которыя протанцовали передъ нами цѣлый балетъ, какъ будто бы онѣ были на сценѣ. Прибавьте къ тому удивленіе глупыхъ родителей, плоскія похвалы, расточаемыя льстецами этимъ малюткамъ, которыя въ высшей степени несносны неприличнымъ своимъ жеманствомъ…. Гораздо бы лучше было держать этихъ ребятъ въ школѣ, или въ дѣтской съ няньками, нежели разстроивать здоровье ихъ, дозволяя имъ проводить ночи на балахъ. Вмѣшиваться въ ихъ пляски, вовсе незанимательно; танцовать же послѣ нихъ, было бы для насъ весьма невыгодно; потому что эти жалкія обезьянки столько прилагаютъ старанія и такъ хорошо помнятъ свои уроки, что намъ нельзя и надѣяться сравниться съ ними. «Жалкія обезьянки! — повторилъ я про себя — какая завистливая женщина!»

«Истинно вовсе не согласно съ приличіями, продолжала она, давать такія дѣтскія собранія, хотя онѣ и обыкновенно дѣлаются не иначе какъ развѣ по какимъ-нибудь особеннымъ причинамъ. Доказательствомъ того, что вкусы наши день это дня становятся хуже, служатъ забавы наши и увеселенія, которыхъ половина скорѣе прилична школьникамъ, нежели знатнымъ людямъ хорошаго тона.»

Я замѣтилъ ей слова одного Писателя, который сказалъ: что всѣ люди не иное что какъ взрослыя дѣти; а въ другомъ мѣстѣ доказывалъ, что ничего на свѣтѣ не можетъ быть пріятнѣе обязанности развертывать юныя понятія. — "Пустое! я не вѣрю этѣмъ сказкамъ, вскричала она: пусть дѣти спускаютъ кубарь, или прыгаютъ черезъ веревку; но за-чѣмъ же вводить ихъ въ общество взрослыхъ людей. Не странно ли видѣть, что очень почтенныя особы отправляются смотрѣть дѣтскія комедіи и дурачества! Я всегда буду утверждать, что совершенно безразсудно позволять дѣтямъ шумѣть и заниматься своими играми въ той же комнатѣ, гдѣ взрослые играютъ въ большую игру; или допускать ихъ важничать въ кадриляхъ и выставлять дѣтскія свои прелести въ сладострастномъ вальсѣ. Онѣ ничего не могутъ тутъ перенять такого, чему бы имъ слѣдовало учиться, и вѣрно не тамъ должны онѣ искать хорошихъ примѣровъ. — Послѣдній этотъ упрекъ упадаетъ на самихъ насъ, сказалъ я. — Пустое, пустое, повторила Леди: то, что позволительно намъ, совершенно неприлично имъ. Небольшое стараніе нравиться, даже нѣкоторое кокетство, имѣя въ виду замужество, пристало знатной молодой дѣвицѣ, блистающей прелестями. Но благоразумно ли сдѣлать свидѣтелями тому ребятъ, находящихся еще въ школѣ или подъ надзоромъ няньки? Я чувствовала сильное отвращеніе, видя жеманство дѣтей и несносную глупость ихъ почтенныхъ батюшекъ и матушекъ. "Имѣя уже такихъ внуковъ. "Не правда ли, что я кажусь очень старою? спросила съ улыбкою безобразная Маркиза "Ф * * *, посматривая на прыгающихъ сыновей своей дочери: вотъ какъ невыгодно «слишкомъ рано выходить за-мужъ! сдѣлается бабушкой тогда, какъ самой еще можно бы потанцовать.» Леди Ловель такъ гордилась своими дѣтьми, какъ будто бы никто, кромѣ ее, не могъ имѣть ихъ. Она всё еще почитаетъ себя въ цвѣтѣ лѣтъ, а между тѣмъ имѣетъ такъ мало прелестей, что даже незамѣтно, какъ онѣ увядаютъ. А старый Герцогъ Б***! какой хвастунъ! Представляя мнѣ дражайшаго своего сынка, онъ съ гордостію спросилъ: «Не правда ли, что Генрихъ очень на меня подходитъ? — Нисколько отвѣчала я ему, желая, кромѣ уже того, что это была истинная правда, сказать ему что-нибудь огорчительнѣе. Сколько я видѣла тамъ матерей, гордящихся красотою малолѣтныхъ дочерей своихъ, какъ будто бы хорошенькія дѣти не могутъ подурнѣть, когда выростутъ. Другія съ полнымъ удовольствіемъ слушали волокитъ, которые твердили имъ на ухо: „Ни одна изъ дочерей нашихъ и въ половину не будетъ прелестна, въ сравненіи съ своею матушкой.“ Какъ это приторно! я совершенно теряла терпѣніе: словомъ, я никогда столько не скучала какъ вчера. Леди Елена даетъ на будущей недѣлѣ такой же дѣтской праздникъ; но отвѣчаю вамъ за то, что меня туда ничѣмъ не заманятъ. Вчера я въ послѣдній разъ въ жизни была на дѣтскомъ балѣ.» Такъ окончила Леди Левисбюрнъ, и я долженъ сознаться, что есть нѣкоторая справедливость въ замѣчаніяхъ ея на счетъ вреда, причиняемаго, дѣтямъ, тѣмъ, что ихъ слиткомъ рано дѣлаютъ свидѣтелями свѣтской разсѣянности и слиткомъ рано вводятъ въ общество; потому что молодымъ людямъ весьма свойственно желаніе подражать взрослымъ и вздыхать о томъ, чего они еще не имѣютъ въ своей власти. Впрочемъ праздники этаго рода имѣютъ основаніемъ своимъ родительскую нѣжность, любовь къ дѣтямъ, а иногда снисхожденіе къ родственникамъ и друзьямъ: въ этомъ отношеніи кто же рѣшится строго порицать ихъ? Но дѣло въ томъ, что судъ почтенной Леди не совершенно безпристрастенъ. За то, что ее нѣкоторымъ образомъ позабыли на этомъ дѣтскомъ балѣ, она получила такое сильное къ жену отвращеніе. Къ тому же она приближается къ своей осени, а въ это время обыкновенно всѣ предметы начинаютъ казаться не подъ тѣми уже цвѣтами какъ то было въ молодости. Она бы вѣрно совсѣмъ иначе разсуждала, если бы лѣта ея оставляли ей надежду, имѣть своихъ малютокъ, которыя могли бы участвовать въ этихъ привлекательныхъ зрѣлищахъ первой юности.

No LXXXI.

РАЗГОВОРЪ.

Pourquoi voit-on les arts, en mainte occasion,

Fleurir, s'élever presque à la perfection,
Quand celui pour lequel nous forma la nature
Reèut à peine encor sa première culture?

Stilling Fleet.

То, что вообще называется разговорамъ, но моему мнѣнію, состоитъ только изъ двухъ статей: изъ разговора общаго и частнаго, потому что я никакъ не признаю за разговоръ моднаго болтанья на гуляньяхъ и обыкновенныхъ разсказовъ при утреннихъ посѣщеніяхъ, гдѣ только перебираютъ разныя новости, — распространяемыя злословіемъ, или повторяютъ читанное, въ Журналахъ съ такими притомъ измѣненіями, что совершенно невозможно узнать подлинника. Равнымъ, образомъ не почитаю я разговоромъ сплетней, выдумываемыхъ клеветою, и вздорнаго вранья записныхъ пустомелей, которые стараются занимать общество сужденіями объ искусствѣ ученыхъ собакъ и свиней, или подробностями о томъ, какъ на выборахъ поколотили оратора Гунта.

Въ обширномъ и знатномъ кругу, разговоръ не есть такая легкая вещь, какъ многіе себѣ воображаютъ. Въ небольшомъ обществѣ, составленномъ изъ Литераторовъ или изъ охотниковъ до музыки, изъ важныхъ политиковъ, или изъ веселыхъ людей, человѣкъ съ посредственными дарованіями, не обладающій особеннымъ умомъ, можетъ удачно отдѣлаться и даже блеснуть, зная нѣсколько забавныхъ анекдотовъ, имѣя хорошую память и веселый нравъ. Но совсѣмъ иное дѣло въ многочисленномъ собраніи за столомъ, или въ гостиной: разговоръ тамъ долженъ занимать всѣхъ, никого не оскорбляя, и возбуждать общее участіе; причемъ требуется большая осторожность, потому что всякой изъ тѣхъ, которые васъ слушаютъ, можетъ быть вашимъ судьею и потому что каждый терпѣливый слушатель желаетъ быть. вознагражденъ. за то пожертвованіе, которое онъ дѣлаетъ, уступая; другому дѣятельнѣйшую ролю; пожертвованіе, требующее немалаго усилія, особенно же въ томъ полѣ, который составляетъ прелесть и украшеніе общества.

Я однако же замѣтилъ, что на большихъ обѣдахъ разговоръ рѣдко бываетъ общимъ; всякой довольствуется тѣмъ, что говоритъ съ сидящими подлѣ него и развѣ еще съ небольшою частію прочихъ, исключая случая, когда находится тамъ человѣкъ, одаренный превосходными и привлекательными талантами, который со скромностью и приличіемъ можетъ говорить о какомъ-нибудь предметѣ довольно занимательномъ для того, чтобы обратить на себя общее вниманіе. И о такъ какъ такого феникса рѣдко можно встрѣтить, то въ большихъ собраніяхъ разговоръ составляется только изъ обыкновенныхъ привѣтствій, изъ замѣчаній о погодѣ, изъ отдѣльныхъ ничего незначущихъ словъ, безъ всякой связи и порядка, не стоющихъ того, чтобы оставаться въ памяти, и наконецъ изъ отрывковъ, почерпаемыхъ въ частныхъ занятіяхъ, вкусахъ и привычкахъ безъ всякаго соображенія съ законами общежитія, требующими чтобы разговоръ состоялъ изъ предметовъ, вообще для всѣхъ занимательныхъ, не выставляя себя наставникомъ или проповѣдникомъ.

Такимъ-то образомъ сужденія о Парламентскихъ дѣлахъ весьма утомительны для женщинъ, которыя Любятъ, чтобы всё покорялось одному только всесильному могуществу ихъ взоровъ и не постигаютъ, какъ можно домогаться чего-либо другаго, кромѣ ихъ благосклонности. Воинъ, описывающій вамъ свои походы и сраженія, заставляющій васъ открывать траншеи и брать приступомъ крѣпости посреди убитыхъ и раненыхъ, вовсе не забавенъ для ученыхъ и очень скученъ для модныхъ бабочекъ, которымъ понятны одни только легкіе и пріятные предметы. Человѣкъ, который всё охуждаетъ, есть бичъ, а путешественники бываютъ по большой части безсовѣстные…. Здѣсь я долженъ остановиться; слово, которое сорвалось-было у меня съ языка, никогда не должно оскорблять разборчиваго слуха; но всѣмъ извѣстно, что гг. путешественники не всегда соблюдаютъ строгую истину въ своихъ повѣствованіяхъ.

Очень мало людей, имѣющихъ довольно обширныя умственныя способности, чтобы по волѣ извлекать изъ нихъ только то, что согласно со вкусомъ и образомъ мыслей общества, въ которомъ они находятся; но еще менѣе такихъ, которые были бъ столько разсудительны, что, сказавъ нѣсколько словъ, умѣли бы вовремя замолчать, и блеснувъ своими дарованіями, доставляли бы другимъ случай также отличиться. Первые должны имѣть превосходную голову; послѣдніе же, сверхъ того, еще превосходное сердце.

Отъ всего этаго нерѣдко разговоръ прерывается, да и не многое то, что сказано, не имѣетъ никакой цѣны. Звуки достигаютъ до слуха, но въ памяти ничего, не остается; а если, по несчастно, что-нибудь и упомнишь изъ того., что слышалъ, то обыкновенно бываеть принужденъ съ огорченіемъ сказать самому себѣ:, этотъ день совершенно потерянъ."

Недавно былъ я на большомъ обѣдѣ. Тамъ некому было отличаться, кромѣ одного флотскаго Капитана, который и не упустилъ воспользоваться случаемъ. Заставивъ насъ довольно долгое время слушать разсказы его о послѣднихъ происшествіяхъ, какъ то; о выборахъ, о свадьбѣ въ Королевской Фамиліи, о преобразованіи Парламента и о плутовствѣ Лондонскихъ воровъ, онъ заключилъ тѣмъ, что пустился въ открытое море, принудилъ насъ выдержать нѣсколько бурь, топилъ непріятельскія суда и осаждалъ приморскіе города съ такою сильною пальбой, что волосы у насъ становились дыбомъ. Между тѣмъ однако же, непріятельскія батареи повредили у него снасти, и общее вниманіе не продлилось до окончанія его повѣствованія; когда же Адмиралъ нашъ на минуту умолкъ, то всѣ поспѣшили принять участіе въ разговорѣ.

Я сохранялъ глубокое молчаніе, и слушалъ со вниманіемъ. Предлагаю то, что я могъ собрать изъ разговора, послѣдовавшаго за обильнымъ краснорѣчіемъ моряка:

Молодой Лордъ: «Клянусь честію, что мнѣ еще не случалось видѣть такой прелестной и такъ щегольски — одѣтой женщины, какъ Миссъ Фанни. Даже и мать ея очень еще хороша собою: многіе увѣряютъ, что она до сихъ поръ въ тѣсной дружбѣ съ однимъ знатнымъ вельможею, который, не смотря на лѣта ея и непомѣрное дородство, всё еще горитъ къ ней пламенною страстью. Эта женщина занимаетъ отличное мѣсто въ лѣтописяхъ Киприды, говорятъ даже, что нѣкогда она имѣла слабость къ Герцогу Р***. Позвольте, Миледи, налить вамъ рюмку Бургонскаго: оно отмѣнно какъ хорошо.»

Членъ Парламента: «Кажется, я имѣлъ удовольствіе видѣть васъ сегодня въ нашей Палатѣ. Вы были свидѣтелемъ, какъ я обремененъ дѣлами!… Просители завалили меня своими письмами: я желалъ бы, чтобъ они находились въ полярномъ поясѣ. Я принужденъ былъ читать предлинное и прескучное донесеніе о устроеніи новой дороги: признаюсь, что мнѣ гораздо пріятнѣе было бы, если бъ всякой шелъ своимъ гіутемъ, оставя меня въ покоѣ. Лордъ Жонъ! Маркиза говоритъ съ вами; (въ полголоса сосѣду) какъ она мила и какой дуракъ у нее мужъ!»

Альдерманъ: «Возьмите еще немного этаго соусу: онъ безподобенъ. Вчера, сударь, обѣдалъ я у Баронета, нашего общаго знакомца. Столъ былъ хорошъ, но не въ совершенномъ порядкѣ, отъ того, что Баронетъ держитъ кухарку, а не повара; правда, что онъ даетъ ей 100 фун. стер. жалованья и что она имѣетъ четырехъ помощниковъ; но поваръ всегда лучше готовитъ кушанье. Притомъ же Баронетъ не имѣетъ довольно утонченнаго вкуса для того, чтобы обратишь приличное вниманіе на подробности большаго обѣда. Дичь подавали хорошую, но за то ни одно блюдо не разогрѣвали въ столовой. Какое непростительное упущеніе противъ законовъ хорошаго стола!.. Рыба была приготовлена отмѣнно вкусно, но соусъ съ устрицами никуда не годился: въ него вовсе не положили лимону; а жаркое подали мнѣ совсѣмъ холодное. Хозяинъ нашъ былъ очень веселъ; но онъ разсказывалъ намъ такія длинныя, утомительныя исторіи о Серингапатамѣ, что я наконецъ уснулъ.»

«Повѣрьте, — сказалъ въ полголоса одинъ гвардейскій офицеръ, сидящей подлѣ него молодой хорошенькой дѣвицѣ — что я говорю вамъ истинную правду; я вовсе не умѣю льстить и постараюсь убѣдить васъ въ томъ, когда мы выйдемъ въ гостиную. Кстати, если вы будете на балѣ у Леди Фиджетъ, то сдѣлайте мнѣ месть — танцовать со мною: я знаю, что молодой Лордъ Лигтфутъ будетъ васъ приглашать, и вы очень огорчите его, если скажете., что дали уже мнѣ слово.» Тутъ хозяинъ замѣтилъ, что Адмиралъ нахмурился съ тѣхъ поръ, какъ батареи его перестали дѣйствовать. Онъ спросилъ его нѣчто объ осадѣ Алжира, и тѣмъ подвергъ насъ новой стрѣльбѣ, которая продолжалась до тѣхъ поръ, пока дамы вышли изъ-за стола. Гвардеецъ пожалъ ручку прелестной своей сосѣдкѣ, полагая, что этаго никто не замѣчаетъ. Тогда остались подлѣ меня съ одной стороны глухой Епископъ, а съ другой говорливый морякъ, такъ, что мнѣ неудалось разинуть рта. Возвращаясь домой, я расчиталъ, что я провелъ пять часовъ въ слушаніи. Предоставляю читателямъ моимъ, рѣшить, какую пользу могъ извлечь я изо всего, что слышалъ. Это бываетъ однако жъ на всѣхъ обѣдахъ, и они вѣрно скажутъ, что имъ самимъ не разъ случалось находиться подъ подобнымъ испытаніемъ.

No LXXXII.

ДОЖДЛИВАЯ ПОГОДА ВЪ ДЕРЕВНѢ.

Les champs et les bosquets, le pur cristal des eaux,

La verdure, les fleurs, le doux chant des oiseaux,
Les coteaux, les vallons, sont sans attraits pour elle.
Londres seul peut lui plaire, et son coeur est fidèle
Au bruit, à la poussière, à la boue, aux brouillards.

YOUNG.

Однажды разсказывалъ я вдовствующей Леди Эглемонтъ о поѣздкѣ моей въ деревню Лорда Ривербанка^[14]. Искренно пожалѣвъ обо мнѣ, она прибавила къ тому, что скорѣе согласится цѣлый годъ никуда не выѣзжать изъ Лондона, нежели провести хоть одинъ мѣсяцъ въ замкѣ своего сына.

"Не смотря на то, продолжала она, слѣдуя принятой всѣми модѣ, непремѣнно должно въ извѣстное время года оставлять Лондонъ, единственно только для того, чтобы послѣ можно было сказать: «Я ѣздила въ деревню.» Между тѣмъ однако, даже и въ то время, когда городъ почти совершенно пустѣетъ, когда въ цѣлое утро не встрѣтить ни одного знакомаго, всё еще найдешь себѣ разсѣянье, напримѣръ: можно поѣхать въ лавки купить какой-нибудь новыя сатирической романъ; завернуть къ кандитеру съѣсть рюмку мороженаго, или къ модной торговкѣ послушать разныхъ вѣстей; побывать иногда въ театрѣ; а въ Воскресенье, сидя у окна, посмѣяться надъ разряженными купеческими прикащиками и бѣлошвейками, которыя въ этотъ день, отправляются въ Гайдъ-Паркъ, выставлять тамъ свои прелести.

"Такихъ препровожденій времени нельзя найти въ деревнѣ. Я лучше рѣшусь провести мѣсяцъ на водахъ, гдѣ также, какъ и въ Лондонѣ, имѣешь случай играть цѣлый день, въ карты и цѣлую ночь танцевать. Тамъ по крайней мѣрѣ можно найти общество, ѣздиnь въ собранія, посѣщать книжныя лавки^[15] и наслаждаться удовольствіемъ — болтать сколько желаешь. Но заключить себя въ свой замокъ, въ такъ называемое свое наслѣдственное помѣстье, это значитъ: въ хорошую погоду быть плѣнникомъ на честное слово, а въ ненастную — сидѣть въ тюрьмѣ. Напримѣръ въ дождливый день: какое испытаніе терпѣнія! какое наказаніе для женщины, привыкшей жить въ большомъ свѣтѣ. Мнѣ кажется, что даже и въ тюрьмѣ можно еще услышать какія-нибудь новости: заключенные пересказываютъ другъ другу тьму чудесныхъ приключеній; но въ сельскомъ замкѣ, во всемъ видишь одно только убійственное единообразіе: всё тамъ распредѣлено по часамъ и по минутамъ; тамъ истинное царство уединенія и скуки.

"Я не охотница до рыбной ловли, не ѣзжу верхомъ, и люблю ходить только по Лондонскимъ тротуарамъ. Что же касается до прогулки въ каретѣ, то ничего не можетъ быть несноснѣе эта то въ деревнѣ. Заставлять возить себя по нѣскольку часовъ, между тѣмъ какъ не увидишь ни одной лавки, не встрѣтишь ни одного знакомаго лица; наконецъ, пріѣхать въ деревню, гдѣ ребятишки и собаки, съ крикомъ и лаемъ, васъ преслѣдуютъ; согнать тамъ съ мѣста бѣднаго осла, который спокойно расположился подлѣ дороги; перепугать всѣхъ индѣекъ, куръ и гусей; видѣть въ дверяхъ каждой хижины людей, разинувшихъ рты и устремившихъ на васъ изумленные взоры; я не знаю, кого всё это въ состояніи забавлять; но моему же мнѣнію ничего не можетъ быть несноснѣе. — Но за то какія тамъ можно имѣть и удовольствія! сказалъ я; напримѣръ, пойдешь въ лѣсъ за орѣхами. — Да, конечно, прервала она, а между тѣмъ, того и смотри, что сучьями нацарапаешь себѣ лице или изорвешь шляпку. — Какъ пріятно обѣдать посреди луга, на чистомъ воздухѣ. — Прекрасная забава! это совершенно уже по цыгански; вы имѣете развѣ только то удовольствіе, что.васъ искусаютъ комары, что лице ваше загоритъ отъ солнца, и что въ кушанье къ вамъ попадетъ множество насѣкомыхъ всякаго рода. По моему мнѣнію, самый дурной обѣдъ дома, лучше, нежели самый роскошный на открытомъ воздухѣ.

"Что жъ касается до общества, которое находишь въ деревнѣ, то ничего не можетъ быть утомительнѣе. Вы услышите тамъ пастора, повторяющаго охриплымъ и усыпляющимъ голосомъ то, что онъ всякое Воскресенье проповѣдуетъ съ каѳедры своимъ прихожанамъ, и деревенскаго аптекаря, который наводитъ дурноту подробнымъ своимъ описаніемъ всѣхъ существующихъ въ мірѣ болѣзней и разсказами о больныхъ, которыхъ онъ чудеснымъ образомъ исцѣлилъ; или мучитъ васъ часа четыре безсмысленными своими разсужденіями о углетворѣ, кислотворѣ и о множествѣ другихъ вещей, о которыхъ онъ и самъ такъ же мало имѣетъ понятія, какъ и тѣ, которые его слушаютъ.

"Бѣдный братъ мой, который, какъ вамъ извѣстно, недавно оставилъ службу, столько же какъ и я не любитъ сельскую жизнь и занятія. Но возвратимся къ дождливой погодѣ въ. деревнѣ: Прошедшаго лѣта, въ продолженіе цѣлаго Іюля мѣсяца, который я провела въ замкѣ у моего сына, мы не имѣли пяти дней хорошей погоды. Я это очень хороню помню, потому что я снижала не только дни, но даже часы и минуты; наконецъ, не въ состояніи будучи долѣе вынесши, я рѣшилась ѣхать въ Брентонъ.

"Въ особенности памятенъ мнѣ, между прочими 5 одинъ день, въ который дождь лилъ безпрерывно. Сынъ мой цѣлый день игралъ съ аптекаремъ на биліярдѣ; бѣдный братъ мой, страдая подагрой, сидѣлъ въ своей комнатѣ, а несчастныя женщины принуждены были приняться за работу, такъ, что я никакъ не могла, составить для себя партію въ вистъ. Я сѣла подъ окномъ, и, для забавы, вздумала считать на конюшенной кровлѣ черепицы: я начла ихъ семьсотъ четырнадцать. Шестьнадцать разъ вымѣривала я шагами мою комнату, и вычислила, сколько на коврѣ было кружковъ. Прочитала всѣ газетныя объявленія и, наконецъ, около часа смотрѣла на гуся, стоявшаго на лугу, который, вѣроятно скучая также какъ и я, забавлялся только тѣмъ, что держась на одной ногѣ, вытягивалъ другую, и тѣмъ напомнилъ мнѣ Вестриса въ большихъ балетахъ; это сравненіе заставило меня невольнымъ образомъ улыбнуться, что случилось одинъ только разъ въ продолженіе цѣлаго дня.

«День этотъ былъ убійственно длиненъ; мнѣ казалось, что онъ вѣкъ не кончится. Какое почувствовала я облегченіе, когда пробило шесть часовъ и позвали къ столу. Послѣ обѣда, я до тѣхъ поръ играла въ карты, что подъ конецъ едва уже могла различать червей отъ бубенъ. Братъ мой сказывалъ мнѣ, что однажды, также въ дождливую погоду, онъ, по сдѣланному имъ вычисленію, прошелъ десять миль по библіотекѣ, гдѣ, мимоходомъ сказать, онъ могъ бы заняться гораздо полезнѣйшимъ и пріятнѣйшимъ образомъ; послѣ чего онъ два часа забавлялся, качая шнурокъ отъ колокольчика, а отобѣдавъ, сыгралъ двадцать четыре партіи на биліярдѣ. Увѣряю васъ, что впередъ я ни за что не соглашусь остаться болѣе недѣли въ такъ называемомъ наслѣдственномъ помѣстьѣ, и на то еще рѣшусь развѣ только изъ одного снисхожденія и для исполненія принятыхъ всѣми обыкновеній.»

Такъ окончила Леди Эглемонтъ описаніе удовольствій, которыми наслаждалась она въ деревнѣ. Я также не могу забыть одного дня, проведеннаго мною довольно забавнымъ, или, лучше сказать, довольно скучнымъ образомъ у одного изъ моихъ пріятелей въ Ричмондѣ. Дождь лилъ какъ изъ ведра, и мы два раза принуждены были отсылать назадъ лошадей, которыхъ для насъ осѣдлали. Многіе гости, приглашенные къ обѣду, прислали извиняясь сказать, что они не могутъ быть. Биліярдъ сняли для передѣлки, пріятель мой не охотникъ былъ до чтенія и недавно проигралъ въ Батѣ такое множество денегъ въ пикетъ, что далъ себѣ слово, не браться болѣе за карты. Мы провели три часа, разсматривая собраніе каррикатуръ, потомъ играли въ соломенку по шиллингу, до тѣхъ поръ, пока я остался, безъ десяти гиней; послѣ чего, для перемѣны, мы начали угадывать, чётъ или нечетъ. Наконецъ, послѣ обѣда мы до полуночи играли съ нимъ въ шахматы. Я оставилъ его курящаго трубку, за которою онъ и заснулъ, такъ, что камердинеръ принужденъ былъ разбудить его въ четыре часа утра. Я всякой разъ краснѣю, когда вспомню, какъ я убилъ этотъ день. Но сколько есть людей, которые, разсмотря прошедшую жизнь свою, увидѣли бы, что они потеряли такимъ же образомъ безчисленное множество часовъ! Не говорю уже о препровожденіи времени многихъ нашихъ щеголей гусаровъ, или драгуновъ, которые, стоя на зимнихъ квартирахъ и не зная чѣмъ заняться, отправляются на ближній мостъ, биться съ товарищемъ объ закладъ, кто болѣе сдѣлаетъ камешкомъ по водѣ скачковъ, или прогуливаясь, играютъ въ копье и рѣшетку до самаго обѣда. Тогда стараются они виномъ залить свою скуку, и проводятъ за столомъ часть ночи; если же есть между ними благоразумный франтъ, желающій сохранить здоровье свое и свѣжесть лица, то выпивъ полбутылки мадеры или Бордосскаго, онъ встаетъ и отправляется провести вечеръ съ какою-нибудь молоденькою пригожею бѣлошвейкою, которую всячески старается соблазнить; послѣ чего возвращается домой для того, чтобы посмотрѣться въ зеркало или похвастать передъ товарищами своими успѣхомъ, котораго часто и вовсе не бываетъ.

Мнѣ кажется, что если кромѣ этаго ничего болѣе нельзя выиграть, находясь въ деревнѣ, то не должно осуждать меня за то, что я предпочитаю жить всегда въ городѣ Пустынникомъ.

No LXXXIII.

УЧЕНЫЕ ЗВѢРИ.

Quel étrange poisson! Si fêtais maintenant en Angleterre,

je voudrais le faire peindre, et il n'y aurait pas un sot à
Londres qui ne me donnât une pièce d'argent pour le voir.

Shakespeare.

«Неужели, — говорилъ Сиръ Планидъ Маркизѣ Бельами, — родъ человѣческій представляетъ вамъ такъ мало занятій, что вы принуждены искать ихъ между животными. Признайтесь мнѣ, изъ любопытства ли, слѣдуя ли модѣ или единственно только отъ бездѣлья, ѣздили вы сегодня смотрѣть собаку Мюнито? У меня есть Англійской пудель, который дѣлаешь почти тѣже самыя штуки, какъ этотъ ученый иностранецъ; и если только вамъ угодно видѣть его у себя., то онъ даромъ позабавитъ васъ своимъ искусствомъ, избавивъ васъ отъ труда ѣздить для этаго такую даль. — Вы уже слишкомъ строги, Сиръ Планидъ, отвѣчала Маркиза: вы вѣчно вооружаетесь всѣми правилами Нравственности и Философіи для того, чтобы охуждать мои удовольствія. Безъ этихъ заморскихъ звѣрковъ, которыхъ привозятъ сюда для нашей забавы, я истинно не знаю, что стала бы дѣлать цѣлое утро порядочная женщина. Нельзя же вѣчно бѣгать по лавкамъ или ѣздить взадъ и впередъ по пыльному парку; а прогуливаться для воздуха за городомъ, для меня несносная скука. Мнѣ всегда хочется спать, а иногда дѣлается даже дурно, когда я провожаю тетку мою въ утреннихъ ея разъѣздахъ, или когда я должна развозишь визитные билеты моимъ знакомымъ, и потому я рѣшительно отказалась отъ этой послѣдней обязанности и разсылаю свои карточки съ пустою каретою. Возьмите въ соображеніе только то, что если бы не надежда найти пріятное общество, услышать соблазнительную новость или посмотрѣть какого-нибудь изъ этихъ удивительныхъ твореній, то тысяча грустныхъ мыслей о заимодавцахъ, о сердитомъ мужѣ и о потерѣ прелестей, наполнили бы воображеніе…. Прибавьте къ тому мрачныя воспоминанія, неудачи и тьму другихъ бѣдствій, неразлучныхъ съ несчастнымъ человѣческимъ жребіемъ. Вчера, напримѣръ, пригласила я г. Профессора Моди, ѣхать вмѣстѣ со мною посмотрѣть новую панораму Аѳинъ; потомъ я повезла его въ модныя лавки, а оттуда на аукціонъ къ Филипсу, и благодаря этимъ занятіямъ, мы убили утро. Садясь въ карету, я чувствовала себя весьма нездоровою, но г. Моди насказалъ мнѣ объ Аѳинахъ столько любопытныхъ замѣчаніи, наполненныхъ Греческими и учеными выраженіями, что хотя теперь я ничего уже болѣе не помню., да и тогда не много могла понять, но это меня чрезвычайно какъ разсѣяло, и я совершенно позабыла болѣзнь свою, а кажется это всё, чего только можно желать. Но возвратимся къ собакѣ Мюнито: увѣряю васъ, что это дивный звѣрь, настоящій маленькой ученый; самое избранное общество ѣздитъ смотрѣть его, и это одна изъ причинъ, заставившихъ женя быть тамъ. Сегодня я намѣрена отправиться поглядѣть ученую свинью, которая теперь столько же дѣлаетъ шуму въ свѣтскомъ кругу, какъ и Баконъ отличался между остроумцами своего времени: теперь самая пора, въ которую собираются туда порядочные люди.»

Леди Бельами приглашала меня, ей сопутствовать, но я извинился, потому что у меня было назначено свиданіе по дѣламъ съ однимъ Парламентскимъ Членомъ, обѣщая впрочемъ, если успѣю, придти туда послѣ. Я простился съ Маркизою, и мы пошли съ Сиромъ Плакидомъ по Пель-Мельской улицѣ.

«Какая бы могла быть причина, спросилъ я у него, что Леди Бельами такъ вездѣ рыскаетъ и не можетъ минуты провести одна у себя дома? — Это очень просто, отвѣчалъ онъ: Маркиза по уши въ долгахъ; она разоряетъ глупаго своего мужа, и не смѣетъ остаться съ нимъ наединѣ, страшась его супружескихъ увѣщаніи. Никогда еще не знавалъ я женщины, которая бы имѣла такую нужду убивать время и которая столько бы безпокоилась о томъ, чтобы найти чѣмъ заняться въ продолженіе утра. Что же касается до вечеровъ, то она всегда впередъ звана въ два или три мѣста; и такъ какъ они съ мужемъ живутъ на разныхъ половинахъ, имѣютъ разные вкусы, разныя удовольствія и разное общество, то она и заботится только о первой половинѣ дня. Впрочемъ трудно, чтобы они и поутру могли встрѣтиться; потому что мужъ обыкновенно проводитъ время часовъ до трехъ на Бланфордской улицѣ въ одномъ маленькомъ домикѣ, гдѣ онъ платитъ за наемъ и расходы; потомъ гуляетъ верхомъ; и занимается развѣдываніемъ о имени какой-нибудь новой красавицы, которая попадется ему на встрѣчу; обѣдаетъ въ гостяхъ, порядочно тамъ напивается и оканчиваетъ день свой въ какомъ-нибудь клубѣ. Дражайшая же его супруга объѣзжаетъ поутру весь городъ, смотритъ панорамы, косморамы, Индѣйскихъ фигляровъ, ученыхъ звѣрей и птицъ, присутствуетъ на всѣхъ аукціонахъ, однимъ словомъ: спѣшитъ разсѣять себя всѣмъ, что-только придумано для занятія праздныхъ людей. Такая странствующая жизнь показываетъ, что внутренность не покойна; повѣрьте мнѣ, любезный другъ: всѣ эти искатели удовольствій, всѣ эти охотники до безпрестанныхъ забавъ, особенно, если они уже миновали первыя лѣта молодости, должны имѣть въ умѣ какое-нибудь безпокойство или пустоту, которую необходимо наполнить, какимъ бы то ни было образомъ. Женщины этаго рода не имѣютъ ни къ кому привязанности и вовсе не знаютъ семейственныхъ обязанностей: я всегда чувствую къ нимъ отвращеніе.»

Тутъ мы разстались;, послѣ чего, повидавшись съ кѣмъ мнѣ было нужно, я отправился къ жилищу ученой свиньи, размышляя о справедливости замѣчанія Сира Планида, которое можно бы примѣнить ко многимъ изъ его ихъ знакомыхъ. Я засталъ Маркизу Бельами въ жаркомъ разговорѣ съ Капитаномъ гвардіи, г. Боунсомъ.

"Увѣряю васъ, что это не собака, а чудо, говорила она ему. — Вы заставляете меня, жалѣть о томъ, что я не могу занять ея мѣсто. Миледи: тогда я имѣлъ бы смѣлость надѣяться, что вы удостоите меня своимъ посѣщеніемъ. — Какой льстецъ! вскричала она съ удовольствіемъ: но я знаю, что вы никогда не пропустите случая, сказать что-нибудь пріятное. — Когда имѣешь счастіе быть съ вами, Миледи, подхватилъ Капитанъ, то такіе случаи безпрестанно встрѣчаются.

«Почтеннѣйшіе посѣтители! — вскричалъ наставникъ свиньи, ведя за собой свою ученицу, — вы теперь увидите самаго удивительнаго и чуднаго звѣря: свинья моя кротка и хитра, она часто по цѣлымъ часамъ думаетъ, и если бы она умѣла говорить, то вѣрно сочинила бы книгу. Приступите, сударыня, сказалъ онъ, обращаясь къ своему животному, и позабавьте дамъ вашею пляскою: очень хорошо. Еслибы нашелся здѣсь желающій, то увѣряю, что она могла бы съ нимъ провальсировать. Теперь, сударыня, слушайте: скажите намъ, который годъ этой госпожѣ въ красномъ мериносовомъ капотѣ?»

Животное насчитало пятьдесятъ пять.

«Свинья твоя очень глупа, вскричала грознымъ голосомъ устарѣлая дѣва, къ которой относилось это привѣтствіе; да и самъ ты большой невѣжа, когда не умѣлъ лучше ее выучить. — Извините сударыня, отвѣчалъ фигляръ, воспитанника моя ошиблась; но кто въ мірѣ не ошибается! — Разсмотри хорошенько эту госпожу, закричалъ онъ съ гнѣвомъ на угадчику: неужели наружность ея показываетъ, что ей пятьдесятъ пять лѣтъ?» Нѣсколько молодыхъ дѣвицъ, недавно выпущенныхъ изъ пансіона, начали, улыбаясь, перешептываться, между тѣмъ какъ свинья сосчитала тридцать.

«Вотъ это такъ, моя профессорша, сказалъ хозяинъ, и впередъ прошу васъ, не дѣлать такихъ грубыхъ ошибокъ. Замѣтьте остроуміе и прозорливость, блистающія въ глазахъ ея, прибавилъ онъ, обращаясь къ Сиру Вилліаму Туртле, толстому Альдерману,^[16] который съ удивленіемъ разсматривалъ дородность животнаго.

„Гумъ!“ произнесъ Альдерманъ, такимъ голосомъ, что свинья тотчасъ повторила тотъ же самый звукъ, къ большой забавѣ зрителей. — „Гумъ!“ повторилъ еще разъ Альдерманъ. Свинья., которой понравились знакомые звуки, приближась къ нему, начала тереться около его ногъ. — Извините эту смѣлость, сказалъ надзиратель. — Ничего, ничего, отвѣчалъ Альдерманъ; признаюсь, что я еще не видывалъ въ этомъ родѣ такого прелестнаго звѣря.»

Въ эту минуту вошелъ одинъ знатный вельможа, и, не смотря на то, что тутъ было много знакомыхъ ему людей, онъ обратилъ всё свое вниманіе исключительно на свинью.

«Здѣсь видишь однѣ только рѣдкости!» сказалъ мнѣ Оксфордскій мой пріятель, Броунъ.

«Теперь, Миледи, — продолжалъ хозяинъ, обращаясь къ своей питомицѣ — скажите намъ, за-мужемъ, или нѣтъ, эта молодая дама въ розовомъ платьѣ? Если она за-мужемъ, то вы сочтете два, если же нѣтъ, то одинъ.» Молодая дѣвица до тѣхъ поръ держала голову томно, склонивъ внизъ; но тутъ она, улыбаясь, подняла ее и съ участіемъ смотрѣла на свинью, которая сосчитала одинъ.

"Прекрасный отвѣтъ, Миледи! но теперь, увѣдомьте насъ, выйдетъ ли эта дѣвица въ нынѣшнемъ году за-мужъ и отвѣчайте намъ по-Французски. — Oui, oui, произнесла свинья.

«Что! любезный Капитанъ, спросила Леди Бельами, какъ вы думаете объ этомъ звѣрѣ? Не правда ли, что онъ вполнѣ заслуживаетъ покровительство, которымъ удостоили его многія важныя особы? — Конечно такъ. Миледи! клянусь въ томъ честію, эта свинья дѣлаетъ удивительныя вещи! — Истинно чудесныя!» прибавила Маркиза, подавая ему руку, для того, чтобы онъ проводилъ ее до кареты.

Внутренній голосъ говорилъ мнѣ, что я напрасно теряю время, и между тѣмъ какъ прочіе смѣялись, я удалился, гораздо менѣе восхищенный этою ученою свиньею, нежели Маркиза Бельами.

«Долгое время послѣ того не встрѣчался я съ этою дамою; въ послѣдній разъ, когда я былъ у нее, она только что возвратилась отъ Анны Соуткотъ^[17] и тотчасъ опять собиралась ѣхать смотрѣть Индѣйскихъ фигляровъ. Какая сумасбродная страсть — всё видѣть! Сегодня собаки, завтра свиньи, шарлатаны, а тамъ опять какія нибудь новыя столько же занимательныя глупости, заступятъ ихъ мѣсто, потому что Жонъ-Буль любитъ даромъ бросать свои деньги*

No LXXXIV.

УРОКЪ МОЛОДЫМЪ ЛЮДЯМЪ.

.................L'aveugle et folle ambition

S'appela des grands coeurs la belle passion;
Du nom de fierté noble on onia l'impudence,
Et la fourbe passa pour exquise prudence.

Boileau.

„Какъ поживаетъ старая моя тетушка? спросила вѣтреная Миссъ Марчмондъ у своей матери, которая славится умѣньемъ жить въ свѣтѣ и знаніемъ всѣхъ модныхъ обыкновеній. — Старая твоя тетушка! повторила г-жа Марчмондъ съ изумленіемъ и гнѣвомъ: впередъ не осмѣливайся никого называть старымъ; ничего не можетъ быть невѣжливѣе этаго въ свѣтѣ. Притомъ же теткѣ твоей не болѣе пятидесяти лѣтъ отъ роду и она, по лѣтамъ своимъ, еще очень хороша собою. Между ею и мною очень мало въ годахъ разницы, и она крайне была бы недовольна, еслибъ узнала, что ее почитаютъ или называютъ старою.“

Вступаясь за тетку, г-жа Марчмондъ говорила такимъ образомъ отчасти и въ свою пользу.

„Однако же матушка, сказала Генріэтта; бываютъ и старые люди; я слыхала какъ вы сами изволили называть стариками кучера и лѣсничаго. — Какая надобность до названія, которое даютъ лѣсничему или кучеру, прервала мать; но повторяю тебѣ, что не должно называть такъ никого изъ людей большаго свѣта: въ модномъ кругу никто, никогда не бываетъ ни старъ, ни безобразенъ. Если ты говоришь о женщинѣ, которой не минуло пятидесяти лѣтъ и которая имѣетъ хотя слабые остатки красоты, то она еще молода; если она приближается къ шестому десятку, то говорится, что она входитъ въ зрѣлыя лѣта; наконецъ, еще позже, ты можешь сказать, что она приближается къ своей осени. Точно также и о мужчинѣ. Если онъ кажется тебѣ старымъ, то ты должна говорить, что -омъ въ лѣтахъ; если онъ приходитъ въ дряхлость, ты можешь пожалѣть о томъ., что слабое здоровье такъ рано его разстроило; но до тѣхъ поръ, пока онъ еще въ состояніи посѣщать общества, неприлично называть его иначе, какъ человѣкомъ среднихъ лѣтъ. Равнымъ образомъ, слово: безобразный, вовсе не должно быть употребляемо. Эта молодая дѣвица не дурна собою; эта дама порядочна; у этаго мужчины умное лице: вотъ какъ слѣдуетъ говорить о тѣхъ людяхъ, которые имѣютъ наружность, непозволяющую хвалить ихъ. Въ хорошемъ обществѣ нѣтъ ни заикъ, ни хромоногихъ, ни горбатыхъ, ни косыхъ, тамъ не встрѣчаются и рыжіе волосы: всѣ такіе недостатки принадлежатъ однимъ только низшимъ сословіямъ. Можно нѣсколько затрудняться въ произношеніи, имѣть нетвердую поступь, нѣкоторую неровность въ плечахъ, небольшую неправильность во взглядѣ, наконецъ отчасти рѣзкаго цвѣта волосы; но выраженія, которыя грубѣе этихъ, никогда не должны оскорблять слуха. Чрезъ это отличаются люди благовоспитанные; а учтивость иногда до такой степени умѣетъ смягчать образъ изъясненія и представлять намъ видимый недостатокъ въ такомъ благопріятномъ видѣ, что его можно даже почесть нѣкотораго рода красотою. Къ томуже изобрѣтательные Геніи нынѣшнихъ временъ открыли средства, съ такимъ успѣхомъ исправлять большую часть этихъ маловажныхъ несовёршенствъ, что онѣ почти вовсе исчезли изъ хорошаго общества.“

Я былъ свидѣтелемъ этаго урока, и долженъ отдать полную справедливость г-жѣ Марчмондь въ томъ, что она умѣетъ подтверждать примѣрами свои правила, мастерски убавляетъ свои лѣта и обладаетъ въ совершенствѣ искусствомъ скрывать свои недостатки или выказывать какую нибудь малѣйшую пріятность. Совершенно справедливо говорятъ, что Венеціянскій Карнавалъ представляетъ гораздо менѣе превращеній, нежели сколько можно открыть ихъ между нашими модными людьми, которые прогуливаются по Боннской улицѣ, выставляютъ прелести свои въ Гайдъ-Паркѣ, или возбуждаютъ своею красотою всеобщее удивленіе въ театрахъ.

Да и естественно ли, чтобы въ Лондонѣ можно было найти стариковъ или безобразныхъ лицемъ, подумалъ я, возвратясь домой и пробѣжавъ безчисленное множество объявленій, помѣщенныхъ въ Журналахъ:

„Лучшія румяны, незамѣтныя для самыхъ опытныхъ глазъ — небесная роса для умыванья — единственное мыло, которое мягчитъ кожу, придавая ей лоскъ и бѣлизну — составы для крашенія въ русый и черный цвѣта бѣлыхъ и рыжихъ волосъ — порошокъ для истребленія усовъ у пожилыхъ вдовъ; — помада для ращенія волосъ — эластическіе корсеты съ пружинами мужскіе и женскіе — накладныя груди — вставные зубы изъ слоновой кости, гораздо красивѣе нежели природные — фальшивые волосы и бакенбарды — поддѣланныя икры и прочія части тѣла….“ Вотъ, несравненный Лондонъ, сокровища и приманки, которыя ты представляешь обоимъ поламъ и всѣмъ возрастамъ.

Но Генріэтта, которой стройный станъ вовсе неимѣетъ нужды въ помощи искусной портнихи, которая богато надѣлена дарами Природы, которой розы и лиліи ничѣмъ не обязаны искусству, совершенно не понимала наставленій своей матушки. Она сообщила недоумѣніе свое подругамъ, имѣвшимъ болѣе опытности, которыя наконецъ убѣдили ее въ томъ, что она непремѣнно должна слѣдовать совѣтамъ матери и замѣнять Природу искусствомъ; что она много чрезъ то выиграетъ и ничего не можетъ потерять.

„Напримѣръ, сказала ей одна изъ пріятельницъ, положимъ, что ты нѣсколько времени благосклонно смотрѣла на какого нибудь молодаго человѣка, что онъ явно гордился преимуществомъ, которое ты отдавала ему предъ другими, и что тебѣ самой казалось, будто ты его любишь положимъ теперь, что явится другой женихъ, который гораздо богаче или знатнѣе его: въ такомъ случаѣ, всё, что происходило съ первымъ, есть не что иное какъ шалость и ребячество. Онъ, можетъ быть, вздумаетъ напомнить тебѣ обѣты твои, данное ему слово…. Всё это ничего не значитъ. Въ большомъ свѣтѣ только то важно, что согласно съ выгодами. Положимъ даже, что ты повѣрила эту тайну одной изъ подругъ своихъ и что ты въ томъ раскаеваешься: всего естественнѣе сказать ей, что это была одна шутка, испытаніе ея скромности, и что всё, что ты ей ни говорила, не имѣетъ ни малѣйшаго основанія.“

Точно такимъ же образомъ слова: старость, дряхлость и безобразіе; истина, чистосердечіе и прямодушіе не имѣютъ мѣста въ модномъ словарѣ. Уста, умѣющія по волѣ улыбаться или доказывать досаду; глаза, искусные проливать слёзы, а черезъ минуту блистать притворною радостью; сердце, трепещущее по произволу, безъ всякаго ощущенія удовольствія или горести; голова, склоняющаяся безъ униженности; рука, пожимающая другую безъ малѣйшаго чувства: вотъ, что необходимо должно имѣть мужчинѣ или женщинѣ хорошаго тона. Въ высшемъ кругу общества почитаютъ Природу какъ бы деревенскимъ родственникомъ, котораго стыдятся признавать и отъ котораго всячески стараются какъ-нибудь избавишься.

„А почему жъ бы и не такъ? сказала мнѣ Леди Флориморъ, которой я сдѣлалъ это замѣчаніе; мы вѣдь любимъ зимою убирать гостиныя наши розами, а лѣтомъ изгонять дневный свѣтъ изъ нашихъ столовыхъ. Для чего же человѣку, въ преклонныхъ лѣтахъ своихъ, не стараться украшать себя искусственными цвѣтами?“ — Можетъ быть, не трудно было бы дать хорошій отвѣтъ на ея доказательства; но, въ эту минуту, я не могъ пріискать его въ умѣ своемъ.

No LXXXV.

ЗАГАДОЧНОЕ СУЩЕСТВО.

Dum dubitat natura marem faceret ne puellam,

Factus es, ô puicher, penè puel-la, puer.

Auson.

Независимость и свобода, царствующія въ Лондонскихъ обществахъ, большею мастію происходятъ отъ малаго сообщенія и знакомства между сосѣдами. Въ провинціи, вы такъ тѣсно связаны съ своимъ сосѣдомъ, какъ прутья въ желѣзной рѣшеткѣ, и не имѣете средствъ, что-либо отъ него утаить. Онъ знаетъ, какое блюдо было у васъ вчера на столѣ и какое платье вы надѣли сегодня утромъ; ему извѣстны всѣ ваши склонности, привычки., забавы и хлопоты. Въ столицѣ нельзя было бы жить, еслибы и тамъ дѣла шли такимъ же образомъ; но тамъ совсѣмъ иначе. То, что дѣлаетъ самый ближайшій сосѣдъ вашъ, столько же вамъ неизвѣстно, какъ и то, что происходитъ въ Константинопольскомъ Диванѣ. Какой нибудь чудакъ, какой нибудь подобный мнѣ наблюдатель, можетъ двадцать лѣтъ съ ряду ходить въ одинъ кофейный домъ, между тѣмъ какъ никому изъ тѣхъ, которые его тамъ видаютъ, не придетъ даже и въ голову освѣдомляться о имени его и жилищѣ. Старый волокита могъ бы, въ теченіе половины жизни своей, держать въ какой-нибудь отдаленной части города Сераль, и, не смотря на то, въ глазахъ жены своей казаться самымъ вѣрнѣйшимъ и примѣрнымъ мужемъ. Наконецъ, важный судья можетъ быть игрокомъ, вольнодумцемъ и позволять себѣ всѣ проказы, свойственныя молодымъ людямъ, слывя въ тоже самое время, въ общемъ мнѣніи, человѣкомъ степеннымъ и славясь безпорочнымъ своимъ поведеніемъ.

Такая совершенная невнимательность къ поступкамъ другихъ, такая полная во всемъ свобода, существуютъ не только между сосѣдами, обитающими въ одной части города или въ одной улицѣ, но даже и между людьми, живущими въ одномъ домѣ. Два человѣка, знакомые между собою, могутъ по нѣскольку мѣсяцевъ жить подъ одною кровлею и не иначе встрѣтиться, какъ развѣ по какому-нибудь случаю. Это часто бывало и со мною. Однажды, нанималъ я покои въ томъ же самомъ домѣ, гдѣ жилъ Лордъ М***, старинный мой пріятель, и мы оба вовсе о томъ не знали; наконецъ, увидѣвъ одинъ разъ у подъѣзда его карету и замѣтя на ней гербъ его, я узналъ, что ужё болѣе мѣсяца мы живемъ въ нѣсколькихъ шагахъ одинъ отъ другаго.

Въ другой разъ, имѣлъ я въ сосѣдствѣ такое существо, котораго цѣлый мѣсяцъ не могъ даже узнать полъ, не смотря на то, что насъ раздѣляла одна только тонкая перегородка. Это существо проводило ночь въ гостяхъ, а почти цѣлый день въ по стелѣ, и я едва могъ замѣтить, что комната его была обитаема. Иногда слыхалъ я голосъ слуги и горничной, но господинъ или госпожа такъ тихо всегда говорила, что я никакъ не могъ хорошенько что-нибудь разобрать. Это загадочное существо училось вальсировать и довольно часто играло на мандолинѣ. Чай подавали ему обыкновенно на постелю; аппетитъ же его не могъ быть слишкомъ великъ, потому что однажды видѣлъ я, какъ ему пронесли на ужинъ только пару перепелокъ, а въ другой разъ небольшой кусокъ баранины съ рисомъ. Въ комнатѣ его такъ сильно было накурено разными благовоніями, что у меня захватывало ими духъ всякой разъ, когда отворялись двери, и я часто встрѣчалъ на лѣстницѣ слугу его, несущаго множество стклянокъ и пузырьковъ съ духами, розовою водою и разными эссенціями. Однажды, сквозь полуотворенную дверь, замѣтилъ я на столикѣ жасминное масло, банку съ румянами и накладные волосы. Это вѣрно женщина, подумалъ я. Множество романовъ, которые безпрестанно приносили, и маленькая собачка, которая спала тутъ же въ комнатѣ, утвердили меня въ этомъ мнѣніи; а посѣщенія ростовщика, Полицейскаго офицера и адвоката, также какъ и обыкновеніе превращать день въ ночь, заставили меня думать, что эта женщина безпрерывно предаваясь забавамъ издерживала болѣе, нежели получала. Бриліантщикъ нѣсколько разъ приходилъ съ разными вещами; наконецъ, самымъ вѣрнымъ признакомъ, по которому должно было причислишь это существо къ женскому роду, казалось мнѣ то, что туалетъ занималъ его по нѣскольку часовъ въ сутки; что прачка всякой разъ получала отъ него длинныя наставленія, какъ лучше мыть бѣлье и что я разъ слышалъ приказаніе: впередъ болѣе крахмалить кисею.

„Прошу покорно! вскричалъ однажды сосѣдъ мой или сосѣдка: посмотри, какъ ты изорвала мои кружева.“ Но эти слова такъ слабо были произнесены, что никакъ невозможно было узнать, мужчина ли сказалъ ихъ, или женщина; черезъ минуту послѣ того, зашла рѣчь о корсетѣ, что совершенно разсѣяло всѣ мои сомнѣнія.

Спустя нѣсколько дней, увидѣлъ я, что слуга пронесъ поутру на подносѣ рюмку водки: „Отчасу хуже, подумалъ я; эта женщина вѣрно имѣетъ самую испорченную нравственность.“ Между тѣмъ начали показываться заимодавцы; но слуга всегда говорилъ съ ними очень тихо, такъ, что я никакъ не могъ услыхать имени существа, у котораго онъ служилъ. Мнѣ вздумалось спросить о томъ швейцара; но онъ или не понялъ меня, или не хотѣлъ понять, потому что я не получилъ отъ него никакого отвѣта.

„Худое сосѣдство, сказалъ я самъ себѣ: женщина, которая употребляетъ крѣпкіе напитки и не бываетъ по ночамъ дома!“ Вскорѣ послѣ того перестали выходить со двора и сдѣлались нездоровы, а слуга говорилъ всѣмъ приходящимъ, что уѣхали въ деревню. Мандолина, романы, духи и собачка, были единственнымъ утѣшеніемъ въ этомъ добровольномъ заточеніи. Я также узналъ, что всякой вечеръ употреблялся опіумъ, средство, къ которому довольно часто прибѣгаютъ женщины, ведущія слишкомъ разсѣянную жизнь, изнуряющую здоровье.

Я рѣшился искать случая увидѣть это таинственное существо, и наконецъ успѣлъ въ томъ въ прошедшее Воскресенье, около четырехъ часовъ послѣ полудня. Вопервыхъ, очень долго занимались туалетомъ приказывали подать щетки для ногтей, для зубовъ и для волосъ, шнуровку, корсетъ, румяны; помады и духи всѣхъ возможныхъ родовъ. Наконецъ, слуга отправился за наемною каретою, и когда я услышалъ, что она остановилась у подъѣзда, то вышелъ тотчасъ въ сѣни и сталъ на караулѣ такимъ образомъ, чтобы мнѣ можно было увидѣть предметъ моего любопытства при выходѣ его изъ комнаты. Прежде всего показалась маленькая круглая шляпка. „Можетъ быть, она одѣлась такъ для верховой ѣзды, подумалъ я.“ Но, къ величайшему моему изумленію, въ слѣдъ за тѣмъ явился человѣкъ въ мужскомъ платьѣ, до такой степени перетянутый, что онъ походилъ на песочные часы; огромный галстукъ закрывалъ весь подбородокъ, щеки были съ большимъ искусствомъ нарумянены, а лобъ украшался прекраснѣйшими накладными волосами, расположенными въ симметрическомъ порядкѣ; узкое платье съ трудомъ позволяло ему переступать. „Это однако же походитъ на мужчину, подумалъ я: неужели это переодѣтая женщина?“ Надѣвъ шляпу, я сошелъ съ лѣстницы, показывая видъ, будто бы иду со двора, и на подъѣздѣ услышалъ, какъ слуга говорилъ швейцару, что господинъ его возвратится домой очень поздо.

Въ то время почиталъ я это существо единственнымъ въ своемъ родѣ, но въ послѣдствіи сколько мнѣ случалось видѣть подобныхъ ему! Не смотря на то, мнѣ сказывали, что этотъ франтъ играетъ первое лице въ модныхъ обществахъ и что онъ служитъ предметомъ удивленія для всѣхъ молодыхъ людей хорошаго тона. Никогда не видывалъ я человѣка, который казался бы мнѣ столько презрительнымъ, какъ этотъ; но съ тѣхъ поръ число подражателей сему единственному образцу до такой степени умножилось, что они уже потеряли для меня заманчивость новизны, которая сначала обратила на себя мое вниманіе.

No LXXXVI.

ЗАСѢДАНІЕ ПАРЛАМЕНТА.

Le jour où le peuple anglais prendrait la justice pour

base de ses déterminations, serait la veille de sa ruine.

Chatam.

По одному изъ странныхъ случаевъ, нерѣдко встрѣчающихся въ продолженіе нашей жизни, обѣдалъ я на дняхъ въ такомъ мѣстѣ Лондона, которое богаче всѣхъ прочихъ историческими воспоминаніями. Старый Вестминстеръ (Old Westminster), есть безобразная громада зданій, которыхъ видъ не представляетъ ничего благороднаго и величественнаго. Это не что иное, какъ смѣсь древнихъ и новыхъ строеній, примкнутыхъ одно къ другому безъ всякаго порядка и вкуса; смотря на нихъ, можно подумать, что каждое столѣтіе хотѣло оставить тутъ образцы дарованій своихъ архитекторовъ. Зданія сіи расположены между Темзою и Вестминстерскимъ Аббатствомъ; въ нихъ-то происходятъ Парламентскія засѣданія. Палата Перовъ занимаетъ одну часть оныхъ; другая же предоставлена Палатѣ Депутатовъ, которую благородные Лорды называютъ Нижнею Каморою (Chambre basse). Всё это окружено галлереями, коридорами и переходами, въ которыхъ находятся двѣ или три таверны и столько же кофейныхъ домовъ для челобитчиковъ, для приказныхъ и для лакеевъ Парламентскихъ Членовъ.

Я зашелъ въ лучшую изъ этихъ тавернъ и сѣлъ къ послѣднему столу, остававшемуся еще незанятымъ. Слуга поставилъ мнѣ приборъ противъ одного человѣка, который очень усердно трудился около огромной части ростбифа, приправляя обѣдъ свой картофелемъ и цвѣтною капустою, сваренными въ водѣ. Слегка наклонивъ голову въ отвѣтъ на мое учтивое привѣтствіе, онъ безъ всякихъ чиновъ предложилъ мнѣ, отобѣдать съ нимъ вмѣстѣ. Впрочемъ, въ Англіи, такое приглашеніе ни сколько не избавляетъ отъ обязанности платить всякому за себя.

Наружность новаго моего знакомца меня поразила: живой цвѣтъ лица его, темные волосы, быстрые глаза, насмѣшливая улыбка, нѣкоторый безпорядокъ въ одеждѣ, показавшійся мнѣ болѣе умышленнымъ, нежели происходящимъ отъ небрежности, отборныя выраженія въ разговорѣ, несоотвѣтствующія довольно грубому его обхожденію; болѣе же всего этаго, чувствованіе превосходства своего, которое, не смотря на всѣ его усилія скрывать оное, видно было во всѣхъ его поступкахъ; всё въ немъ казалось мнѣ необыкновеннымъ и содѣйствовало къ поддержанію меня въ высокомъ о немъ мнѣніи.

Онъ пришелъ въ таверну, также какъ и я, съ тѣмъ намѣреніемъ, чтобы присутствовать въ этотъ день при славномъ засѣданіи Палаты Депутатовъ, въ которомъ Сиръ Францискъ Бурдетъ долженъ былъ говорить относительно преобразованія Парламента. Я до сихъ поръ не имѣлъ еще случая видѣть святилище Англійскаго судопроизводства, и онъ охотно вызвался быть моимъ проводникомъ.

Докончивъ вмѣстѣ двѣ кружки портеру и заключивъ скромный нашъ обѣдъ рюмкою рому, который мы выпили за здоровье одинъ другаго, мы расплатились въ тавернѣ, и пошли, въ ожиданіи открытія засѣданія, осмотрѣть залы Стараго Вестминстера.

Самая большая изъ нихъ славится въ Англіи не только величиною своею, которой подобной не существуетъ въ цѣломъ свѣтѣ, между тѣмъ какъ сводъ ея не поддерживается ни однимъ столбомъ, но и знаменитыми собраніями, которыя въ ней происходили. Въ этой-то огромной залѣ Парламентъ собирается въ необыкновенныхъ случаяхъ; въ ней бываютъ чрезвычайныя государственныя засѣданія; наконецъ, здѣсь же несчастный Карлъ І-й явился предъ мятежнымъ судилищемъ Кромвеля. И теперь еще показываютъ мѣсто, которое занималъ злополучный Монархъ сей и то, гдѣ сидѣлъ свирѣпый Брадшау. Вожатый мой, который повидимому не охотникъ былъ молчать, показывая мнѣ мимоходомъ присутственныя мѣста, помѣщенныя въ Вестминстерѣ, какъ то: Департаментъ Лорда Канцлера, Кингсбенчской и нѣкоторые другіе подвѣдомственные Суды, вездѣ находилъ нужнымъ, что нибудь преобразовать. Изъ этаго заключилъ я, что спутникъ мой былъ одинъ изъ тѣхъ недовольныхъ, которыхъ называютъ коренными (les radicaux).

Часъ открытія засѣданія приближался; мы пробрались на небольшую, довольно темную лѣстницу, наполненную уже любопытными и встали въ общую цѣпь. Я съ удивленіемъ замѣтилъ, что тутъ небыло женщинъ, и сообщилъ это моему сосѣду, который увѣдомилъ меня, что онѣ не имѣютъ входа въ Палату Депутатовъ. Взглянувъ на окружающихъ меня Англичанъ и увидя, что каждый изъ нихъ имѣлъ въ рукѣ билетъ, я признался проводнику моему, что я вовсе объ этомъ не позаботился., не безпокоитесь, отвѣчалъ онъ мнѣ съ горькою улыбкою вы находитесь въ такой землѣ, гдѣ всё продажное; если вы не имѣете права на входъ, то можете пріобрѣеть его, заплативъ полкроны; развѣ вамъ не извѣстно, что здѣсь всё покупается; мы торговцы въ высшей степени: продаемъ все, что угодно. Положите смѣло въ открытую руку пристава два съ половиною шиллинга, и вы получите мѣсто лучше, нежели самъ Принцъ Регентъ, если бы онъ пришелъ не заплативъ денегъ.» Я послѣдовалъ этому совѣту; дверь отворилась, и я вступилъ въ святилище Англійскаго Сената, за половинную цѣну противъ того, что стоитъ билетъ для входа въ Ковентъ-Гарденъ или Дрюриленъ.

Зала засѣданій Палаты Депутатовъ не отличается пышностію, но имѣетъ особенный видъ простоты и величія, внушающій уваженіе. Прежде была въ ней древняя церковь, которую Генрихъ VIII отдалъ Депутатамъ; готическая ея архитектура имѣетъ въ себѣ нѣчто почтенное. Она освѣщена тремя большими полукруглыми окнами, находящимися за Президентскими креслами и обращенными къ Темзѣ. Украшенія не богаты: онѣ состоятъ изъ дубовыхъ скамеекъ, расположенныхъ уступами и покрытыхъ зелеными сафьянными подушками. Кругомъ залы устроены галлереи, поддерживаемыя чугунными колоннами Коринѳскаго ордена съ мѣдными, вызолоченными капителями" Галлерея, собственно назначенная для публики, находится противъ Президента, называемаго Ораторомъ, надъ главнымъ входомъ. Знатныя же особы имѣютъ мѣста свои въ боковыхъ галлереяхъ.

Благодаря сильнымъ толчкамъ моего проводника, который, какъ мнѣ показалось, съ большимъ навыкомъ обхожденія съ чернью соединялъ удивительную способность пробиваться сквозь толпу, мы успѣли занять мѣсто на первой скамейкѣ. Только что мы сѣли, какъ большая часть взоровъ обратилась къ намъ. По видимому, товарищъ мой одинъ былъ предметомъ такого чрезвычайнаго вниманія. На всѣхъ лицахъ, его разсматривающихъ, замѣтна была смѣсь удивленія, удовольствія, презрѣнія, гнѣва и почтенія, что возбудило во мнѣ нетерпѣливое желаніе обстоятельнѣе узнать этаго почтеннаго человѣка, который, по благосклонности своей, принялъ меня въ свое покровительство.

Человѣкъ тридцать Членовъ были разсѣяны по залѣ: одни читали, другіе разговаривали между собою, прохаживались, выходили вонь и опять возвращались, между тѣмъ какъ Ораторъ провозгласилъ Биль, предложенный Министрами. Онъ одинъ только былъ въ парадномъ платьѣ. Огромный, напудренной парикъ его и длинная черная епанча, представляли забавную противоположность съ небрежнымъ нарядомъ большой части Членовъ Палаты. Я замѣтилъ, что въ началѣ засѣданія, секретари, безпрестанно подзывая къ себѣ приставовъ, говорили имъ на ухо. Тѣ выходили и вскорѣ потомъ возвращались назадъ, приводя съ собою двухъ или трехъ Депутатовъ, которые вѣроятно запасались терпѣніемъ въ близъ-лежащихъ кофейныхъ домахъ.

Такая несообразность въ одеждѣ Оратора и Депутатовъ, показалась мнѣ весьма странною; сосѣдъ мой, замѣтивъ это, сказалъ мнѣ, что первый есть человѣкъ, состоящій въ Королевской службѣ, получающій жалованье отъ Правительства и которому платятъ за то, что онъ занимаетъ свое мѣсто, между тѣмъ какъ напротивъ того послѣдніе, будучи хорошими или дурными представителями народа, сами платятъ за право исправлять столь почетную должность. Послѣ этаго, я пересталъ удивляться, видя людей, входящихъ въ сапогахъ со шпорами, покрытыхъ пылью и потомъ, которые являлись туда прямо съ прогулки верхомъ въ Гайдъ-Паркѣ. «Шитое золотомъ платье, прибавилъ проводникъ мой, не всегда можетъ служить порукою чувствованій того, на комъ оно надѣто: здѣсь одни только солдаты и слуги носятъ мундиры и ливрею.»

Всѣ пустые обряды, наблюдаемые при открытіи засѣданія, заставляли сосѣда моего пожимать плечами. Казалось, что онъ содрогался всякой разъ, когда видѣлъ входящаго Члена Министерской партіи. Въ замѣну того, взглядъ на Депутатовъ оппозиціи чрезмѣрно его радовалъ. Впрочемъ, не всѣ они были совершенно одинакаго съ нимъ мнѣнія; тѣмъ болѣе, что онъ очень мало уважалъ тѣхъ умѣренныхъ людей, которые желаютъ однѣхъ только улучшеній конституціи, которые уважаютъ то, что освящено временемъ и обычаями, и которые, видя что конституція ихъ держится одною только своею древностью, не осмѣливаются вознести на оную дерзновенную руку, опасаясь, чтобы съ нею не случилось того же, что бываетъ со старыми зданіями, нерѣдко разрушающимися тогда, какъ ихъ начнутъ починивать. Я заключилъ, что Англичанинъ мой есть одинъ изъ числа людей, желающихъ совершеннаго преобразованія славной Хартіи, и которые полагаютъ, что до этаго иначе нельзя достигнутъ, какъ посредствомъ возмущенія черни.

Оппозиціонныя скамьи наполнились прежде прочихъ, и сосѣдъ мой за удовольствіе себѣ почиталъ, называть мнѣ но именамъ всѣхъ Членовъ Парламента, по мѣрѣ того, какъ они входили. Я увидѣлъ Сира Франциска Бурдета, котораго появленіе ознаменовалось небольшимъ движеніемъ любопытства во всей публичной галлереѣ. Онъ занялъ мѣсто въ срединѣ лѣвой стороны, между почтеннымъ своимъ сочленомъ Сиромъ Робертомъ Вильсономъ, очень умнымъ человѣкомъ, и Альдерманомъ Вудомъ, котораго имя сдѣлалось извѣстнымъ по знаменитому процессу Королевы Каролины. Вскорѣ послѣ того вошелъ съ довольною живостью небольшаго роста человѣкъ съ сѣдыми волосами, которому каждый изъ Членовъ правой стороны предлагалъ подлѣ себя мѣсто. Я спросилъ, кто эта важная особа, которую всякой желалъ посадить подлѣ себя? «Этотъ человѣкъ, сказалъ мнѣ нахмуривъ брови мой Англичанинъ, есть самой большой соблазнитель изъ всей Англіи: онъ выдаетъ деньги тѣмъ, которыхъ подкупаетъ Лордъ Кастльригъ. Достаньте себѣ недавно вышедшую небольшую книжку, подъ заглавіемъ Black-Book (Черная книга), и вы можете изъ нее узнать, во сколько нынѣ обходится большинство голосовъ. Въ ней обнаружены всѣ упущенія народныхъ представителей и всѣ подкупы Министровъ. Сочинитель подробно исчисляетъ старанія, происки, почести и награды, противъ которыхъ не могли устоять честность и патріотизмъ Депутатовъ. — Подкупать и унижать, прервалъ я моего сосѣда, этого уже слишкомъ много: довольно было бы и половины; но, между тѣмъ, скажите мнѣ, что это за человѣкъ? — Это нашъ почтенный Канцлеръ Казначейства, одинъ изъ тѣхъ ораторовъ, которыхъ въ Англіи называютъ обѣденными колокольчиками.

Мнѣ не слишкомъ казалось понятно, какая могла быть связь между ораторомъ и колокольчикомъ; но я вскорѣ узналъ причину такого уподобленія, господинъ Канцлеръ, продолжалъ проводникъ мой, пріѣхалъ сюда для того, чтобы поддержать одинъ выгодный для казны Биль, котораго онъ желаетъ утвержденія; только что онъ разкроетъ ротъ., вы увидите, что большая часть Членовъ, которые не отдали еще на откупъ своей свободы, встанутъ и, пользуясь счастливымъ случаемъ, отправятся обѣдать. Такимъ образомъ, голосъ этаго человѣка замѣняетъ трактирщику звонъ обѣденнаго колокольчика.» Замѣчаніе оказалось справедливымъ: большая половина Членовъ скрылась въ ту минуту, когда Президентъ далъ позволеніе говорить Канцлеру Казначейства; изъ числа же оставшихся многіе въ табакеркахъ своихъ искали помощи прошивъ сна, начинавшаго клонишь ихъ. Нѣкоторые однако же не могли долѣе противиться могуществу Морфея.

Засѣданія Парламента въ Англіи, начинаются въ то время, когда во Франціи онѣ уже почти оканчиваются. Присутствіе открывается въ четыре часа вечера, и часто, непрерываясь, продолжается до пяти часовъ утра. Въ Англіи исполняютъ общественныя должности съ благоговѣйнымъ уваженіемъ, котораго не знаютъ въ другихъ земляхъ и которое можетъ произвести одна только долговременная привычка. Члены Парламента гордятся пріобрѣтеніемъ довѣренности, которой они всѣми средствами добивались, и отъ того безъ усталости выдерживаютъ засѣданія по тринадцати часовъ съ ряду. Французы гораздо менѣе ревностны въ исполненіи представительныхъ обязанностей и нѣтъ на свѣтѣ вещи, на которую бы невозможно преклонить ихъ тогда, какъ насглупитъ насъ обѣда. Тогда они съ жаромъ стараются объ окончаніи пренія, находивъ томъ единственный способъ согласить исполненіе своей должности съ аппетитомъ и раздѣлить такимъ образомъ рвеніе свое между удовольствіями стола и отечествомъ.

Глубокое молчаніе, наступившее въ залѣ, возвѣстило намъ, что герой засѣданія наконецъ начнетъ говоритъ. Палата, опустѣвшая во время рѣчи г. Лорда Канцлера и нѣкоторыхъ послѣдовавшихъ ему ораторовъ, наполнилась тотчасъ, какъ только дошла очередь до Сира Франциска Бурдета. Поговоривъ нѣсколько минутъ съ окружавшими его пріятелями, онъ всталъ и началъ свою рѣчь. Этотъ именитый Членъ оппозиціи есть человѣкъ лѣтъ сорока пяти, довольно высокаго роста, имѣющій черты лица хотя неправильныя, но выразительныя. Онъ говоритъ краснорѣчиво и весьма свободно; одѣвается очень хорошо, но ухватки его имѣютъ въ себѣ нѣчто простонародное. Онъ безъ благородства дѣлаетъ тѣлодвиженія., размахиваетъ руками сжимая кулаки и перекачивается единообразно на право и на лѣво. Напротивъ того, голосъ его очень пріятенъ и онъ съ большимъ искусствомъ умѣетъ измѣнять его.

Рѣчь его была хотя длинна, но занимательна. Разсужденія на счетъ преобразованія показались мнѣ очень основательными. Сиръ Бурдешъ приступилъ къ изложенію дѣла съ чистосердечіемъ нѣсколько колкимъ, которое сильно подѣйствовало на галлереи. Сосѣдъ мой былъ въ изступленіи; онъ слѣдовалъ взорами за каждымъ движеніемъ оратора, которому народныя бѣдствія и умноженіе Министерской власти доставили рѣзкія и смѣлыя черты, заслужившія явные знаки одобренія его сообщниковъ. «Слушайте! слушайте!» восклицалъ проводникъ мой, какъ будто бы опасаясь, чтобы присутствующіе отъ удивленія не проронили какого-нибудь слова.

Предметъ сдѣлался щекотливѣе, когда дѣло дошло до лихоимства Парламента; Палата весьма неохотно слушаетъ такія вещи. Сосѣдъ мой улыбался нападеніямъ оратора на Министерскую партію, которая съ своей стороны отвѣчала ему восклицаніями: order! order! (въ порядокъ!) Наконецъ доводы Сира Бурдета сдѣлались такъ язвительны, что Ораторѣ-Президентѣ принужденнымъ нашелся напомнить Вестминстерскому Грахку о порядкѣ. Это ужасно какъ разсердило проводника моего, не находите ли вы, сказалъ онъ мнѣ, что эти люди походятъ на игроковъ, которые плутуютъ и не хотятъ, чтобы ихъ въ томъ укоряли?" Не смотря на сопротивленіе и на ропотъ своихъ сообщниковъ, Сиръ Бурдетъ остроумнымъ образомъ извинился предъ Палатою; но предложеніе его было отвергнуто. Засѣданіе кончилось, и зрители, бывшіе въ галлереѣ, желая по крайней мѣрѣ изъявить признательность ревностному своему защитнику, толпами бросились къ нему на встрѣчу; сосѣдъ мой поспѣшилъ сдѣлать тоже. Разставаясь со мною, онъ пригласилъ меня посѣтить одно Смитфильдское собраніе, обѣщая мнѣ тамъ свое покровительство. Я спросилъ у него, какъ его зовутъ: «Гунтъ, закричалъ онъ мнѣ, торопясь самъ бѣжать; что же касается до жилища моего, то всякой Англичанинъ вамъ его покажетъ.»

No LXXXVII.

БАНКИРЫ.

On peilt s'enrichir dans quelque art ou quelque

commerce que ce soit, par l'ostentation d'une certaine probité.

Labruyére.

Нѣтъ города въ свѣтѣ, въ которомъ бы издерживали болѣе денегъ нѣмъ въ Лондонѣ; потребности и прихоти умножены тамъ до безконечности, а купцы умѣютъ приманивать къ себѣ покупщиковъ самою обольстительною выставкою своихъ товаровъ и всевозможными уловками хитрости. Къ такимъ средствамъ вовлекать въ издержки, присоединяется еще другая странная причина расточительности, а именно: рѣдкость наличныхъ денегъ. Это безъ сомнѣнія покажется неимовѣрнымъ, но, между тѣмъ, ничего не можетъ быть справедливѣе. Такъ какъ въ столицѣ сей, для обыкновенныхъ въ жизни надобностей, употребляются однѣ только ассигнаціи, то всякой дѣлаетъ привычку, очень свободно ихъ издерживать, и Банковые билеты отъ одного до пяти фунтовъ стерлинговъ, болѣе прочихъ находящіеся въ обращеніи, исчезаютъ изъ кармановъ съ удивительною быстротою. Изъ всего этаго весьма естественно слѣдуетъ, что Банкиры, по большому ихъ вліянію на политическія дѣла Англіи, гдѣ торговля введена даже въ составъ государственнаго управленія заслуживаютъ особенно быть описанными.

Всѣ почти иностранцы пріѣзжаютъ въ Лондонъ съ векселями на одинъ изъ тамошнихъ Банковъ; но если они желаютъ быть благосклонно приняты, то должны, сверхъ этой полезной предосторожности запастись еще одобрительнымъ письмомъ. Во Франціи, почти вообще принято соединять вмѣстѣ сущность сихъ двухъ предметовъ: одного векселя уже довольно для того, чтобы доставить вамъ расположеніе того банкира, на чье имя онъ написанъ, а одобрительное письмо въ свою очередь служитъ предъявителю его вмѣсто векселя. Но съ Англіи совсѣмъ иначе, и въ этомъ существуетъ большое различіе. Если вы явитесь съ однимъ только векселемъ, то васъ даже не пригласятъ сѣсть; а съ простымъ одобрительнымъ письмомъ вы не получите отъ банкира ни шиллинга. Англія есть страна порядка и точности, гдѣ всякой дѣлаетъ ни болѣе, ни менѣе того, что должно.

Одинъ молодой Французъ, купеческій сынъ, котораго отецъ, во время пребыванія моего въ Парижѣ, оказалъ мнѣ большія услуги и одолженія, на дняхъ пріѣхалъ въ Лондонъ и явился ко мнѣ. Хотя онъ и привезъ съ собою одобрительныя письма, но я за долгъ почелъ сопутствовать ему во всѣ мѣста, гдѣ онъ имѣлъ дѣла и между прочимъ къ г. Адамсону, одному изъ нашихъ главнѣйшихъ банкировъ въ Ломбардской улицѣ.

Въ девять часовъ утра отправились мы въ Странде, самую торговую часть Лондона. Лавки не всѣ еще были отворены. Товарищъ мой замѣтилъ мнѣ, что онъ удивляется такой лѣности у людей, которые столь же хорошо знаютъ цѣну времени, какъ и деньгамъ. «Здѣсь всё расчислено, „ сказалъ я ему, и такъ какъ покупщики никогда не являются ранѣе девяти часовъ, то эта лѣность есть слѣдствіе опытности) притомъ же всякой товаръ имѣетъ для продажи свои особенные часы: чулочникъ, напримѣръ, открываетъ свою лавку двумя часами прежде сосѣда своего, золотыхъ дѣлъ мастера. Бѣдный человѣкъ можетъ очень рано имѣть нужду въ парѣ чулокъ, но богачъ не станетъ тревожить сна своего для того, чтобы купить какую-нибудь драгоцѣнную бездѣлку; за то въ семь часовъ вечера чулочникъ запираетъ уже свою лавку между тѣмъ какъ еще въ полномъ, магазинъ ювелира сіяетъ въ полномъ блескѣ.“ Мы продолжали путь нашъ.

Страндъ и окрестности его составляютъ занимательнѣйшую часть Лондона. Множество большихъ улицъ, идущихъ къ Биржѣ, представляетъ самое блистательное и разнообразное зрѣлище. Кажется, что въ нихъ помѣщена промышленость цѣлаго свѣта. Единообразіе лавокъ прерывается великолѣпными зданіями; чертоги Лорда находятся подлѣ магазина какого-нибудь купца, и часто владѣльцы того и другаго принадлежатъ къ одному семейству. Въ Англіи, люди знатнѣйшаго происхожденія иногда ограничиваютъ честолюбіе свое тѣмъ, чтобы оставить по себѣ славное имя въ торговлѣ. Для большаго пріобрѣтенія народной довѣренности, Англійскіе вельможи выбираютъ цѣхъ какого-нибудь ремесла и записываются въ оный. Въ Лондонѣ есть Графы-лавочники, Баронеты-столяры, Маркизы-парикмахеры и Лорды- башмачники. Это почитается изъявленіемъ должнаго уваженія къ торговлѣ и промышлености.

Проходя чрезъ Страндъ, мы удивлялись Нортумберландскому замку и Соммерсетскому дворцу; взглянули также на ворота, ведущія въ Сити, которыя хотя весьма старинной и грубой архитектуры, но заключаютъ въ себѣ многія важныя воспоминанія и особенныя преимущества. Здѣсь начинается владычество Лорда-Мера: вооруженныя войска не имѣютъ права войти въ ворота Сити безъ его позволенія, и даже самъ Король, не испросивъ онаго, въ нихъ не поѣдетъ^[18].

Наконецъ мы пришли въ Ломбардъ-Cmpumъ. Это небольшая, довольно узкая, близъ Биржи улица, въ которой легко можно бы сыскать чѣмъ купить цѣлый Лондонъ, если бы онъ продавался: въ ней живутъ самые богатѣйшіе Лондонскіе банкиры. Имя г. Адамсона, по принятому обыкновенію, было вырѣзано на мѣдной дощечкѣ, прибитой къ дверямъ. Жилище его есть очень скромный домикъ, ни сколько не похожій на огромные и великолѣпные чертоги Парижскихъ банкировъ, которые съ длинными ихъ каштановыми алеями, съ подъѣздами и колоннадами, въ Лондонѣ почли бы за дворцы. Англичане не охотники до безполезной пышности.

Я сильно постучался въ двери четыре раза для того, чтобы дать хорошее о насъ мнѣніе; слуга въ курткѣ вышелъ насъ встрѣтить. Я замѣтилъ молодому Французу, что по обѣимъ сторонамъ дверей были колокольчики. Находящаяся подъ каждымъ изъ нихъ надпись показываетъ, въ который звонить, смотря потому, имѣешь ли дѣло въ конторѣ, или въ домѣ.

Ничего не можетъ быть простѣе и красивѣе внутренности покоевъ г. Адамсона. Полъ въ передней обтянутъ крашенымъ холстомъ, который постланъ также и по лѣстницѣ. Въ двухъ большихъ комнатахъ множество прикащиковъ и писцовъ стоя писали посреди глубокой тишины раздавался одинъ только скрыпъ перьевъ. Милліоны обращались въ этой торговой храминѣ, между тѣмъ какъ въ ней не слышно было звука даже и одной кроны. Только Банковые билеты и векселя, за подписью купцевъ четырехъ странъ свѣта, переходили съ одного стола на другой.

Почти всѣ Лондонскіе банкиры живутъ на дачахъ: они пріѣзжаютъ въ городъ только для того, чтобы взглянуть на производство дѣлъ, побывать на Биржѣ, подписать векселя и прочитать письма, послѣ чего опять отправляются къ семействамъ своимъ, въ загородные домы. Такъ какъ г. Адамсонъ еще не пріѣхалъ., то мы нѣсколько минутъ подождали въ гостиной: вскорѣ остановился у подъѣзда кабріолетъ, и мы увидѣли хозяина дома.

Вошедъ, онъ довольно холодно спросилъ насъ: что намъ угодно? Молодой Л*** подалъ ему одобрительныя хвои письма, къ которымъ я прибавилъ нѣсколько словъ, и г. Адамсонъ сказалъ ему, ласково улыбаясь: „Лѣта мои и подагра препятствуютъ мнѣ быть самому вашимъ проводникомъ; но одинъ изъ моихъ племянниковъ, молодой человѣкъ, имѣющій обширное знакомство, замѣнитъ меня и поможетъ вамъ съ пріятностію провести время, которое вы у насъ пробудете.“

Онъ пригласилъ насъ въ свои кабинетъ; эта обширная комната не была богато убрана: золото, бронзы и хрусталь не блистали въ ней; но изящная простота, украшенная вкусомъ и опрятностью, прельщала взоры. Двое креселъ обитыя чернымъ сафьяномъ, нѣсколько стульевъ, Кровать краснаго дерева съ кисейными занавѣсами, большой письменный столъ со множествомъ бумагъ подъ стальными дощечками, часы, стоящіе на каминѣ, котораго углы украшались двумя Японскими вазами и кораллами, стеклянный шкафъ, наполненный заморскими бабочками и калибріями, мраморный бюстъ Принцессы Шарлотты, портреты Питта, Нельсона и Фокса, нѣсколько большихъ ландкартъ подъ лакомъ, наконецъ статуя пожилой женщины, облокотившейся на колонну чернаго дерева, составляли уборы и украшенія этаго кабинета.

Г. Адамсонъ, человѣкъ лѣтъ шестидесяти, имѣетъ большое богатство и пользуется отличнымъ уваженіемъ. Лишенное волосъ чело его, когда оно не покрыто сѣрою шляпою, имѣетъ въ себѣ нѣчто почтенное. Онъ просилъ у насъ позволенія раздѣться, и старый его слуга подалъ ему красныя сафьянныя туфли, черный шелковой колпакъ и бѣлый, канифасный халатъ. Приказавъ изготовить завтракъ, въ ожиданіи его, г. Адамсонъ занялся дѣлами съ своими прикащиками. Казначей подалъ ему векселя, предъявленные для полученія по онымъ денегъ чрезъ переводъ. Банкиръ нашъ съ удивительнымъ проворствомъ раздѣлилъ ихъ на двѣ части, изъ которыхъ одна долженствовала поступить въ его казну, а другая, по сомнительности подписей, быть возвращена предъявителямъ. Одинъ изъ прикащиковъ подалъ ему подписать бумаги, слѣдующія къ отправленію, а другой полученныя письма. Г. Адамсонъ прочиталъ послѣднія съ большимъ вниманіемъ, сдѣлавъ на полѣ каждаго письма карандашемъ свои отмѣтки. Онъ представилъ намъ одного изъ своихъ прикащиковъ: это былъ сынъ Лорда Ал***, отданный отцемъ для науки въ контору.

Тутъ старый слуга внесъ круглый столикъ съ чайнымъ приборомъ и со всѣми принадлежностями къ завтраку, который г. Адамсонъ пригласилъ насъ раздѣлить съ нимъ; мы очень были рады, что это доставитъ намъ случай подробнѣе узнать человѣка, котораго товарищи почитаютъ образуемъ Лондонскаго купечества.

Молодой Французъ сказалъ ему, что онъ удивляется, видя его въ такихъ трудахъ, тогда, какъ онъ могъ бы вести весьма беззаботную и пріятную жизнь. — „Милостивый государь — отвѣчалъ старикъ, положивъ на колѣни свой черный шелковый колпакъ, — работа, которою я такъ давно занимаюсь, сдѣлалась для меня необходимостью, съ тѣхъ поръ какъ я могъ бы отъ нее себя уволить. Я очень люблю жить за городомъ, но дача моя казалась бы мнѣ гораздо менѣе пріятною, если бы я не принужденъ былъ всякое утро оставлять ее для того, чтобы провести нѣсколько часовъ въ Лондонѣ. Долгое время я долженъ былъ весьма прилѣжно трудиться для достиженія независимости, которою теперь не пользуюсь по привычкѣ.“ — Товарищу моему вздумалось привести въ примѣръ нѣсколько изъ главнѣйшихъ Парижскихъ банкировъ. Г. Адамсонъ зналъ всѣхъ ихъ еще лучше его и уважалъ изъ числа ихъ весьма не многихъ, причемъ самые богатые, какъ мнѣ показалось, не были у него на лучшемъ счету: вещь довольно странная въ Лондонѣ, гдѣ золоту оказывается первѣйшее почтеніе! — „Положеніе торговли во Франціи, продолжалъ онъ, заманило къ вамъ множество пронырливыхъ людей, которые вознамѣрились обогатиться на вашъ счетъ. По моему мнѣнію, въ короткое время невозможно нажить милліоны, не будучи бездѣльникомъ или съумасшедшимъ, а вы согласитесь, что оба эти качества не слишкомъ похвальны въ торговыхъ дѣлахъ* Ремесло банкира, такъ какъ я исполнялъ его въ теченіе всей моей жизни и такъ какъ теперь исполняютъ его многіе почтенные наши купцы, есть самое вѣрное средство пріобрѣсти современемъ состояніе. Всѣ выгоды его благоразумно предусмотрѣны и съ точностію расчислены: безразсудный, желающій ускорить свое обогащеніе, подвергаетъ себя опасности споткнуться на дорогѣ. Если ему удается, то всѣ кричатъ, что онъ отмѣнно какъ счастливъ, а между тѣмъ берутъ отъ него свои капиталы. Торговые обороты требуютъ большаго искусства и долгаго терпѣнія; отважныя предпріятія, весьма часто дѣлающія подрывъ самому большому богатству, даже и въ такомъ случаѣ, когда онѣ увѣнчаны успѣхомъ, не подаютъ высокаго понятія объ умственномъ образованіи: того, кто рѣшается въ нихъ пускаться. Это случилось, прибавилъ онъ, насмѣшливо покачивая головою, не съ однимъ изъ вашихъ зажиточныхъ откупщиковъ, которые посредствомъ непостижимаго счастія открыли тайну доставить цѣну своей подписи при всемъ безразсудствѣ своихъ оборотовъ. Совсѣмъ не такимъ образомъ, прибавилъ онъ возвыся голосъ, Барнетъ, Симсонъ, Лойдъ, Рамсонъ и многіе другіе составили себѣ состояніе.“

Говоря это, г. Адамсонъ съ большимъ наслажденіемъ пилъ чай, и мнѣ показалось, что Англійскій банкиръ любилъ медленно завтракать для того, что въ это время можно говоришь о дѣлахъ. Молодой Л*** изумлялся простотѣ, откровенности его обращенія и порядку, царствовавшему въ умѣ его. Положеніе всѣхъ значительныхъ городовъ Европы было начертано въ головѣ его съ удивительною ясностью: въ каждомъ изъ нихъ г. Адамсонъ имѣлъ повѣреннаго, который доставлялъ ему свѣдѣнія, показывающія кому можно дѣлать довѣріе, предохраняя его отъ обманчивыхъ расчетовъ и отъ опасныхъ заемщиковъ.

Боясь помѣшать г. Адамсону въ обширныхъ его занятіяхъ, мы съ нимъ раскланялись. Банкиръ спросилъ моего спутника, желаетъ ли онъ принятъ тотчасъ всю сумму, на которую предъявилъ вексель, или ему будетъ угодно, какъ то болѣе водится, получать ее частями по мѣрѣ надобности. Молодой человѣкъ избралъ послѣднее, и казначеи вручилъ ему нѣсколько небольшихъ печатныхъ билетовъ, называемыхъ дрефтсами, которые составляли полную сумму и по которымъ деньги выдаются предъявителю. Ничего нѣтъ обыкновеннѣе этаго и приличнѣе хорошему топу въ Англіи: посредствомъ такихъ билетиковъ можно показать, будто бы имѣешь своего банкира. Промышленники, т. е. люди ничего не имѣющіе и живущіе разными обманами на счетъ ближняго, пользуясь этимъ, умѣютъ внушать къ себѣ довѣренность и не рѣдко обманываютъ купцевъ. Порядочные люди въ Лондонѣ никогда не платятъ иначе, какъ чрезъ своего банкира, у котораго положены ихъ деньги.

Разставаясь съ нами, г. Адамсонъ взялъ отъ насъ обѣщаніе, пріѣхать къ нему отобѣдать въ Гакней, прелестную небольшую деревеньку съ окрестностяхъ Лондона, тогда уже мы отложимъ дѣла, сказалъ онъ намъ, и вы увидите во мнѣ не банкира, а гостепріимнаго и веселаго хозяина.»

LXXXVIII.

ОБЩЕСТВО УЧЕНЫХЪ.

Le plus sage est celui qui ne pense pas l'être.
Boileau.

"Если это уже непремѣнно должно, то нечего дѣлать? я поѣду: « сказалъ я г-жѣ Вентвортъ, одной изъ тѣхъ самовластныхъ женщинъ, которыхъ воля есть законъ для ихъ знакомыхъ и которыя, хотя и просятъ васъ, но съ тѣмъ, чтобы вы непремѣнно имъ повиновались.

Леди Вентвортъ удостоивъ меня своимъ посѣщеніемъ, приступила ко мнѣ, говоря по своему обыкновенію: „Дорогой Пустынникъ! старинный мой пріятель! лучшій изъ друзей моихъ! я обѣщала привезти васъ въ одно ученое общество хорошаго тона и надѣюсь, что вы не откажетесь сдѣлать мнѣ удовольствіе. — И такъ, отвѣчалъ я ей, меня вѣчно будутъ принуждать волею или неволею присутствовать въ этихъ собраніяхъ? Вы знаете, сударыня, что у меня самый угрюмый нравъ; что для меня несносно быть въ незнакомомъ мѣстѣ, и что я вовсе не люблю, чтобы на меня смотрѣли какъ на заморское чудо.“ Но всѣ мои отговорки были тщетны: я видѣлъ ясно, что женя назначали для увеселенія общества, и хотя это не слишкомъ показалось мнѣ лестно, но я принужденъ былъ согласишься и отправился въ каретѣ съ моею покровительницею въ ученое общество, куда я прошу читателей моихъ за мною слѣдовать. Я вошелъ съ нѣкоторою недовѣрчивостью и неловкостію, полагая, что меня начнутъ разспрашивать съ тѣмъ, чтобы на мой счетъ позабавиться; но я скоро замѣтилъ, что эти гг. ученые, занимаясь только собственно собою, очень мало заботятся о чужихъ свѣдѣніяхъ, лишь бы имъ только дали случай говоришь о своихъ. Это было совершенно по моему вкусу, потому что я могъ по обыкновенію своему слушать и наблюдать.

Засѣданіе уже началось, и въ самое то время, какъ мы вошли, одинъ ораторъ говорилъ предлинную рѣчь, въ которой онъ охуждалъ неосновательную политику Германскихъ Дворовъ и бездѣйствіе Сенъ-Льежскаго Кабинета. Онъ объявилъ намъ, посматриваясь въ зеркало., что всѣ народныя бѣдствія происходятъ отъ того, что Правительство не хочетъ обратить вниманія на людей съ истинными талантами.

Послѣ него вступила на поприще Леди Больдъ: она весьма неосновательно возставала противъ разныхъ обрядовъ вѣры, и бранила священниковъ, которые, по словамъ ея, всѣ были лицемѣры и обманывающіе добрыхъ людей. Улыбка одобренія показалась на лицахъ всѣхъ присутствующихъ.

Одинъ древняго происхожденія Баронетъ завелъ рѣчь о политикѣ; насказалъ намъ тьму разныхъ вещей о превосходствѣ бывшей Римской республики и проч. Онъ кончилъ предсказаніемъ, что въ Англіи непремѣнно въ скоромъ времени будетъ революція, и что она есть единственное средство, которымъ еще можно спасти Британскую Конституцію.

Италіянскій шарлатанъ острился на счетъ духовенства, разсказывалъ разные забавные анекдоты; читалъ стихи, которые онъ обязался сдѣлать извѣстными и показывалъ намъ медали, которыя поручены были ему для продажи.

Французъ, который оставилъ свое отечество по причинамъ, вѣроятно, не дѣлающимъ ему чести, порицалъ Бурбоновъ и старался возвысить славу похитителя престола; по видимому, онъ мѣтилъ на то, чтобы привести въ сомнѣніе будущее благополучіе своего отечества подъ управленіемъ законнаго Монарха и желалъ помрачить древній блескъ его оружія. Я не могъ удержаться, чтобы не спросить его: слыхалъ ли онъ когда-нибудь о Тюренѣ и о Конде, о сраженіяхъ при Рокруа и при Фонтенуа, и неужели въ тѣ времена не было великихъ людей, храбрыхъ воиновъ, которыхъ слава гремѣла во вселенной. Онъ посмотрѣлъ на меня съ недовольнымъ и сердитымъ видомъ, бросивъ значительный взглядъ на всё общество.

Молодая Леди Амаранта, дождавшись своей очереди, краснорѣчиво старалась убѣдить насъ въ томъ, что она принадлежитъ къ числу записныхъ остроумцевъ, которые ни во что ставятъ самые важнѣйшіе предметы общежитія. „Возможно ли, сказалъ я про себя, чтобы такая молодая и прелестная женщина имѣла такія развращенныя правила?“ Всё это показалось мнѣ очень необыкновеннымъ; въ самомъ дѣлѣ, не странно ли видѣть такихъ законодателей и законодательницъ, которые воображаютъ, что они имѣютъ право за чаемъ распоряжать и управлять цѣлою Европою по своему произволу!

Улучивъ время, я потихоньку ушелъ вмѣстѣ съ однимъ изъ старинныхъ моихъ знакомыхъ, который, подобно мнѣ, неволею попалъ въ этотъ ученый кругъ и который разсказалъ мнѣ похожденія большой части этихъ оригиналовъ.

Витія былъ одинъ изъ тѣхъ сочинителей, которые, не дорожа общимъ уваженіемъ, пишутъ иногда въ пользу, а иногда прошивъ Правительства, единственно съ тою цѣлью, чтобы какимъ бы то ни было образомъ прославиться или обогатиться. Но такъ какъ всѣ происки его были неудачны, то онъ наконецъ рѣшительно принялъ сторону недовольныхъ. Путешествуя по Германіи, сдѣлался онъ тамъ извѣстнымъ чрезъ сочиненіе и продажу безстыдныхъ своихъ лжеумствованій, за что два раза сидѣлъ въ тюрьмѣ и наконецъ былъ оттуда высланъ.

Леди Діана Больдъ дурною своею нравственностію довела себя до того, что ее перестали принимать въ хорошихъ обществахъ; съ самой юности своей сведя знакомство съ записными остроумцами она сама пріобщилась къ ихъ сословію, почитаетъ себя выше всѣхъ предразсудковъ; утверждаетъ, что врожденное побужденіе и Природа важнѣе всего на свѣтѣ, и всенародно объявляетъ себя послѣдовательницею чувственной Филозофіи.

Леди Амаранта, незадолгое передъ тѣмъ время развелась съ мужемъ, весьма почтеннымъ человѣкомъ, который не въ состояніи былъ долѣе переносить развратнаго ея поведенія. Баронетъ нашъ разорился, и потому всякая перемѣна казалась ему благопріятною для поправленія разстроенныхъ его обстоятельствъ: вмѣсто того, чтобы держаться въ своемъ кругу, онъ старался сблизиться съ чернью, поддерживая себя кое-какъ остатками имущества; онъ всѣмъ былъ долженъ и всячески старался умилостивить и усыпить своихъ заимодавцевъ, обнадеживая ихъ тѣмъ, что въ случаѣ революціи онъ получитъ важное мѣсто.

Италіянецъ соглашался съ людьми всѣхъ возможныхъ партій и не имѣлъ никакой другой цѣли, кромѣ той, чтобы сбыть съ рукъ свои товары. Прежде онъ былъ въ духовномъ званіи, но въ послѣдствіи предпочелъ оному безпечную жизнь и независимость.

Французъ былъ прежде камердинеромъ одного вельможи; потомъ успѣлъ выдти въ люди посредствомъ своей шпаги, и, кромѣ офицерскаго чина, ничего не имѣлъ за душенъ Онъ безпрестанно разсказывалъ о походахъ и битвахъ, въ которыхъ онъ находился: къ несчастію, Королевскій указъ преградилъ ему дорогу къ славѣ и запретилъ въѣздъ въ отечество. Миръ былъ для него тягостенъ, древнее дворянство ненавистно, прежнія постановленія унижали его, а новыя, кажется, его отвергали: такимъ образомъ всѣ дѣйствующія лица сцены, на которой мы присутствовали, были болѣе или менѣе движимы личною выгодою, обманчивыми расчетами честолюбія, или угрызеніями совѣсти.

Освѣдомленія, собранныя мною о различныхъ характерахъ людей, составлявшихъ это общество мнимо-ученыхъ, были достаточны для утвержденія меня во всегдашнемъ моемъ мнѣніи, что вѣра и законная власть непремѣнно должны управлять обществомъ, которое во всякомъ случаѣ имъ подчиняется. По моему мнѣнію, тотъ, кто берется осуждать другихъ, долженъ быть ко всѣмъ снисходительнымъ, а строгимъ только къ самому себѣ, потому что столько же опасно почитать себя умнѣе всѣхъ другихъ, сколь полезно быть скромнымъ, разсудительнымъ и умѣть повиноваться. Буало очень справедливо сказалъ въ эпиграфѣ, приведенномъ при началѣ сей статьи:

Мудрѣйшій есть тотъ, который не почитаетъ себя мудрымъ.

No LXXXIX.

ЛЮБОВЬ КЪ ОТЕЧЕСТВУ и СКРОМНОСТЬ ШОТЛАНДЦЕВЪ.

A tous les coeurs bien nés que la patrie est chère!
Voltaire.

Изъ всѣхъ народовъ, освѣщаемыхъ солнцемъ, не существуетъ ни одного, который болѣе бы любилъ свое отечество, нежели Шотландцы. Къ этому чувству, заставляющему принимать живѣйшее участіе въ славѣ, величіи и счастіи своей родины, Шотландецъ присоединяетъ самую нѣжную привязанность къ обиталищу своихъ предковъ, которое безпрестанно представляется его воображенію и которое онъ почитаетъ предѣломъ своего поприща, наградою за свои подвиги.

Конечно это чувство свойственно всякому человѣку, и его можно найти во всѣхъ народахъ; но, кажется, нигдѣ оно не существуетъ въ такой сильной степени, какъ у обитателей Каледоніи. Выгоды, представляемыя нѣкоторыми странами, обыкновенно бываютъ виною грусти тѣхъ, которые удалены отъ своей родины. Шотландецъ не имѣешь тѣхъ же причинъ и, не смотря на то, онъ предпочитаетъ необработанныя свои болота, безплодные утесы, печальныя сосны, дикіе кустарники и убогую свою хижину — плодоноснымъ долинамъ, холмамъ увитымъ виноградомъ, благоухающимъ цвѣтникамъ и великолѣпнымъ чертогамъ чужихъ странъ. Иногда переселяется онъ туда для выгодъ и живетъ тамъ долгое время, но сердце его всегда стремится къ родинѣ и питается воспоминаніями отеческаго крова.

Горы, озера, народная одежда и дикіе цвѣты Каледоніи возбуждаютъ въ немъ восторгъ и служатъ предметомъ его похвалъ. Онъ не умѣетъ говорить о Шотландіи въ такихъ возвышенныхъ выраженіяхъ, какими г. Далласъ описалъ Севиллу; онъ не въ состояніи начертать ей такое блестящее изображеніе, какое Камоэнсъ оставилъ намъ объ островѣ Мадерѣ; но пѣсни его льются прямо изъ души и живо представляютъ сердечное его умиленіе.

Племянникъ мой. Гвардейской офицеръ, разсуждая съ однимъ изъ своихъ товарищей объ Испанской войнѣ, завелъ рѣчь о любви къ отечеству, выхваляя притомъ красоты и пріятности Англіи. „Я увѣренъ, любезный Дональдъ, сказалъ онъ ему, что ты часто тоскуешь о своей родинѣ, не смотря на то, что Аргайльское Графство гораздо меньше плодоносно и гораздо менѣе представляетъ удобностей въ жизни, нежели наша Англія.“ — Тоскую ли я о моей родинѣ! вскричалъ съ восторгомъ молодой Шотландецъ: возможно ли мнѣ не тосковать объ ней? Въ эту минуту я живо вижу домъ отца моего; слышу у воротъ лай старой нашей собаки; считаю всѣ изгибы ручейка, окружающаго наше помѣстье! Какъ сладостно воспоминать объ этомъ! Какой пріятный пламень разливается въ сердцѣ моемъ, когда эти предметы занимаютъ его! М что же заставило бы меня переносить труды военной жизни, пренебрегать опасностями и смертью, платить такою дорогою цѣной за мое содержаніе, если бы не надежда, когда-нибудь опять всё это увидѣть.» Въ эту минуту забили сборъ: Дональдъ поспѣшно всталъ и отправился къ своему мѣсту, насвистывая народную пѣсню; впрочемъ никто исправнѣе его не исполнялъ обязанностей службы.

Въ достопамятномъ Ватерлосскомъ сраженіи звуки волынокъ напоминали Шотландцамъ о ихъ отечествѣ, и благородное рвеніе прославить его, болѣе нежели желаніе лично отличиться, заставляло ихъ стремиться на встрѣчу опасностямъ. Одинъ изъ ихъ ратниковъ, былъ сбитъ съ лошади и раненъ въ ногу: онъ не произнесъ ни малѣйшей жалобы. "Я вовсе о томъ не думалъ — разсказывалъ онъ мнѣ послѣ, — мнѣ только больно было то, что Французу удалось меня побѣдить.

«Объ чемъ же ты размышлялъ въ эту минуту? спросилъ я его. — Я грустилъ только о томъ, отвѣчалъ онъ, что можетъ быть не увижу болѣе бѣдную мою мать, и страшился, не раненъ ли также меньшой братъ мой, Вилли, служившій въ другомъ полку.»

Не выводя изъ этаго никакихъ заключеній, предоставляю читателямъ моимъ судить о чувствахъ этихъ двухъ воиновъ, изъ которыхъ первый былъ офицеръ, а послѣдній простой солдатъ. Они конечно увидятъ, что оба одушевлены были одинаковыми правилами чести, одинакою любовью къ отечеству.

Каледоняне вообще отличаются храбростью, благоразуміемъ, вѣрностью, гостепріимствомъ и трезвостью; но они особенно одарены въ высшей степени одною добродѣтелью, которая избавляетъ ихъ отъ многихъ непріятностей, отъ многихъ замѣшательствъ, отъ многихъ затрудненій: добродѣтель сія есть скромность. У Шотландцевъ это выраженіе имѣетъ гораздо обширнѣйшій смыслъ, нежели какой обыкновенно ему приписываютъ* Оно означаетъ у нихъ не одну только благоразумную воздержность въ словахъ и поступкахъ, но примѣняется еще ко множеству другихъ случаевъ.

Напримѣръ, посовѣтуютъ дѣвушкѣ полюбить молодаго человѣка, который старается ей понравиться, за тѣмъ, что онъ скроменъ. Но это не значитъ, что она можетъ ввѣриться ему болѣе, нежели позволяетъ благоразуміе, что она можетъ для него преступить предѣлы цѣломудрія потому только, что онъ не обнаружитъ тайны; нѣтъ…. всякой увѣренъ, что Шотландка для этаго сама слишкомъ скромна. Но это потому, что скромный любовникъ будетъ и скромнымъ мужемъ, который станешь заботишься о семейныхъ дѣлахъ, будетъ скроменъ во всемъ, что только коснется до общихъ ихъ выгодъ. Если между ними случатся какія-нибудь домашнія несогласія, то онъ будетъ довольно скроменъ для того, чтобы не дѣлать ихъ гласными; если онъ самъ впадетъ въ заблужденія, то будетъ столько скроменъ, что жена его ничего не узнаетъ: сердце менѣе огорчается тѣмъ, чего не видятъ взоры.

Сандей и жена его — оба имѣютъ слабости, но они слишкомъ скромны для того, чтобы сдѣлать сосѣдовъ свидѣтелями оныхъ; для того, чтобы выставлять ихъ предъ цѣлымъ свѣтомъ, какъ поступаютъ люди хорошаго тона въ Англіи и Ирландіи. Вообще они превосходные супруги и живутъ очень согласно; если же иногда и случается между ними размолвка, то они стараются, по крайней мѣрѣ, по наружности того не показывать.

Шотландецъ любитъ выпить, но только съ умѣренностью; онъ охотникъ хорошо поѣсть ~и угостить пріятеля, если имѣетъ къ тому способы; но скромность не позволяетъ ему пить до тѣхъ поръ, пока потеряетъ разсудокъ, какъ то дѣлаютъ наши щеголи и модные повѣсы. Онъ всегда скромно удаляется когда видитъ, что уже пора, и никогда не споритъ о томъ, кому платишь въ трактирѣ за расходы, какъ то часто весьма не скромно дѣлаетъ Ирландецъ. Онъ слиткомъ скроменъ для того, чтобы драться съ Полицейскими, и благоразумно избѣгаетъ всякаго съ ними дѣла; онъ слишкомъ любитъ трезвость для того, чтобы напившись до пьяна не подвергнуть себя насмѣшкамъ, и слишкомъ честенъ — для того, чтобы расплачиваться съ должниками посредствомъ хлыста, къ чему нерѣдко прибѣгаетъ Англичанинъ.

Скромностъ замѣтна даже и въ понятіяхъ его о чести. Въ какой бы землѣ ни случилось ему быть, онъ слишкомъ скромно для того, чтобы сдѣлать стыдъ своему отечеству. Говорить оскорбительно о древней Каледоніи, значило бы — лично его обидѣть, а онъ ни за что въ свѣтѣ не дозволитъ ни того ни другаго. Рѣдко бываетъ, чтобы надъ Шотландцемъ насмѣхались; но если это и случается, то не иначе, какъ тогда, когда онъ самъ находитъ въ томъ пользу. Житель Валлиса, восточной Англіи и другіе провинціалы, пріѣхавъ въ Лондонъ, обыкновенно показываютъ большое невѣжество и дѣлаютъ тьму ошибокъ; но если съ Шотландцемъ бываетъ тоже, то вѣрно потому, что собственныя выгоды заставляютъ его притворяться.

Онъ говоритъ мало, но вознаграждаетъ себя за молчаніе тѣмъ, что обстоятельно всё замѣчаетъ и со вниманіемъ всё слушаетъ, извлекая изъ всего пользу для личной своей выгоды и для чести своей родины. Если онъ даетъ какой-нибудь совѣтъ, то не иначе какъ съ чрезвычайною осторожностію, зная, что совѣты не всегда благосклонно принимаются, и, какъ человѣкъ скромный, вступаетъ на эту скользкую стезю не прежде, какъ увѣрясь, что услуга, которую онъ хочетъ оказать, будетъ хорошо принята и что его станутъ за нее благодарить.

Каледонянинъ слишкомъ скроменъ, слишкомъ степененъ для того, чтобы любить сатиры. Онъ обращаетъ вниманіе свое на предметы болѣе прочные, зная, что слава остроумія есть не что иное какъ дымъ. Разсудокъ говоритъ ему, что насмѣшникъ всегда мало имѣетъ друзей, да и не заслуживаетъ имѣть ихъ, потому что предаваясь страсти своей говорить острыя слова, онъ не щадитъ ни враговъ своихъ, ни друзей.

Скромность Шотландца заставляетъ его всегда хорошенько обдумать всѣ обстоятельства прежде, нежели онъ рѣшится произнести какое-нибудь новое мнѣніе или говорить о предметѣ, могущемъ оскорбить кого-нибудь изъ общества, въ которомъ онъ находится. Онъ столь благоразуменъ и хладнокровенъ, столь не хвастливъ и мало увѣренъ въ самомъ себѣ, что тогда только скажетъ что горитъ, когда увидитъ пламя и въ такомъ только случаѣ, когда кто-нибудь говоритъ вещи совершенно сумасбродныя и которыя всѣмъ кажутся странными, онъ осмѣлится произнесть, что этотъ человѣкъ поступаетъ нѣсколько неприлично.

Но впрочемъ эта скромность, какъ они называютъ ее, происходитъ не отъ робости, а отъ осмотрительности. Хорошій военачальникъ всегда старается брать предосторожности прошивъ нечаяннаго нападенія. Ни кто столько не услужливъ и не столь щедръ, какъ Шотландецъ; но прежде, нежели рѣшится одолжить васъ, онъ захочетъ узнать, съ кѣмъ имѣетъ дѣло. Если о чемъ-нибудь просятъ его, то онъ всегда требуетъ дозволенія подумать; и такъ какъ многіе изъ его соотечественниковъ одарены двоякимъ зрѣніемъ,^[19] то и онъ всегда имѣетъ нужду подумать раза два, или даже иногда три.

Рѣдко Каледонянинъ бываетъ строгъ къ земляку своему, менѣе изъ личнаго къ нему снисхожденія, нежели изъ уваженія къ чести своего отечества. Ему извѣстно, что нападать на Шотландца, значило бы — слишкомъ на многое отваживаться: стрѣла, направленная въ него, отразившись можетъ попасть въ того, кѣмъ она пущена. Притомъ же, это несвойственно и съ его характеромъ, который заставляетъ его принимать столько же участія въ своемъ согражданинѣ, какъ и въ самомъ себѣ. Если же онъ видитъ, что на него нападаетъ кто-нибудь другой и если сшибка слишкомъ сильна для того, чтобы можно было унять ее, то онъ самъ притворяется противникомъ осаждаемаго и держитъ его подъ водою; но это единственно съ тѣмъ намѣреніемъ, чтобы дашь ему случай — иногда вздохнуть и не допустить, чтобы его совсѣмъ утопили.

№ XC.

ШОТЛАНДСКІЙ ПРАЗДНИКЪ: НОВЫЙ ГОДЪ.

Adsit laetitiae Bacchus dator, et bona Juno.
Virg.

Бьетъ полночь…. начинается новое счисленіе, и протекшіе двѣнадцать мѣсяцевъ погружаются въ бездну ничтожества. Минувшій годъ, исчезнувъ навсегда, отдѣлился какъ звено отъ цѣпи вѣковъ. Мудрецъ, пораженный такимъ неизбѣжнымъ приговоромъ, составляющимъ непремѣнное условіе кратковременнаго нашего существованія, останавливается, съ сожалѣніемъ обозрѣвая пролетѣвшее время; онъ сравниваетъ его съ пескомъ, высыпавшимся изъ стклянки; пересчитываетъ — сколько разъ онъ видѣлъ восходящее солнце; вспоминаетъ — сколько разъ весна заступала мѣсто зимы и цвѣты украшали вновь сухую, поблекшую землю. Потомъ обращаетъ взоры на самаго себя: уже прелесть юности въ немъ исчезаетъ, силы его начинаютъ ослабѣвать. Какимъ образомъ провелъ онъ время, ничѣмъ невозвратимое? какое сдѣлалъ употребленіе изъ драгоцѣнныхъ даровъ, навсегда исчезнувшихъ? Былъ ли онъ счастливъ? дѣлалъ ли онъ столько добра, сколько отъ него зависѣло?….. Онъ воздыхаетъ, и воображеніе его обрѣтаетъ въ прошедшемъ одни только тщетные замыслы и обманчивыя надежды.

Но такія важныя размышленія не занимаютъ молодыхъ людей въ подобные этому дни. На зарѣ жизни, когда путь едва только начатъ, цѣль представляется юнымъ умамъ въ самомъ смѣющемся видѣ, и печальныя мечтанія не смѣютъ къ нимъ приближиться. Веселые странники отправляются въ дорогу съ надеждами и неустрашимостью, видя въ будущемъ однѣ только радости и благополучіе; они вовсе не замѣчаютъ, какъ быстро мчится время, и въ нетерпѣливомъ жару своемъ, даже готовы: обвинять его въ медленностяхъ.

Перенесемся на минуту въ древнюю Каледонію. Въ этотъ торжественный день, котораго приближеніе столь драгоцѣнно для ея обитателей, семейственное благополучіе, кажется, вновь оживаетъ и увеличивается. Ввечеру, наканунѣ Новаго года, приглашаютъ всѣхъ, даже самыхъ дальнихъ родственниковъ, и такимъ образомъ каждая семья становится многочисленною отъ присутствія всѣхъ ея членовъ. Усѣвшись вокругъ гостепріимнаго стола, они начинаютъ приносить жертвы Бахусу: шумная веселость наступаетъ мѣсто сердечнаго умиленія, рюмки стучатъ, и острыя слова сыплются со всѣхъ сторонъ. Наконецъ приближается толико ожидаемый часъ полу ночи; часъ, который увѣнчаетъ тысячи желаній, который обнаружитъ новыя любовныя связи и утвердитъ другія, прежде уже извѣстныя. Съ какимъ нетерпѣніемъ, съ какимъ сладкимъ восторгомъ ожидаетъ его любовникъ, который надѣется получить первый поцѣлуй отъ прелестной своей возлюбленной! Какъ радуется почтенный отецъ семейства, видя вокругъ себя всё, что его занимаетъ, всё, что для него драгоцѣнно въ свѣтѣ, и приготовляясь благословишь дѣтей своихъ! Въ эту минуту счастливая супруга, нѣжная мать — чувствуетъ, что сердце ея трепещетъ при помышленіи о протекшей юности. Хотя она и совершенно счастлива, но воспоминаніе минувшихъ удовольствій, болѣе пріятныхъ, нежели настоящія, представляется ея воображенію. Ахъ! кто можетъ безъ сожалѣнія обратить взоры на прошедшее? Прелесть молодыхъ лѣтъ, упоеніе первыхъ дней юности теряются для насъ безвозвратно! Природа ежегодно возобновляется; каждая весна придаетъ ей новыя силы, новыя красоты… а мы!… Но нѣжная мать спѣшитъ изгнать изъ мыслей своихъ такія грустныя мечтанія; вотъ супругъ ея, вотъ дѣти, которыхъ она первая обниметъ — и одно только настоящее благополучіе наполняетъ ея душу. Далѣе рѣзвая молодёжь забавляется невинными хитростями и веселыми шутками. Какъ, напримѣръ, не посмѣяться надъ бѣднымъ деревенскимъ родственникомъ, котораго несчастный случай помѣстилъ между двумя устарѣвшими тетушками, уже сорокъ лѣтъ вздыхающими о своемъ одиночествѣ? Приговоръ его произнесенъ: едва колоколъ ударитъ двѣнадцать часовъ, какъ онъ будетъ принужденъ принести невольную дань обветшалымъ прелестямъ своихъ сосѣдокъ. Тщетно поглядываетъ онъ на толпу молодыхъ красавицъ, которыхъ пламенные взоры и коварныя улыбки приводятъ его въ смущеніе; жребій его неизбѣженъ Наконецъ бьетъ желанный часъ, и радость не знаетъ болѣе границъ; можно бы назвать ее общею, если бы не явное безпокойство этой молодой дѣвицы, которой возлюбленнаго нѣтъ за столомъ. Она поспѣшно встаетъ, желая избѣгнуть проницательныхъ взглядовъ и сколько можно приблизиться въ любимому предмету. Страшась, чтобы первый поцѣлуй при началѣ Новаго года, этотъ обѣщанный уже залогъ любви не достался которой-нибудь изъ подругъ ея, она становится подлѣ самыхъ дверей, чтобы милый, при входѣ, ее первую встрѣтилъ.

Но не въ однѣхъ только гостиныхъ этотъ часъ, столь драгоцѣнный для влюбленныхъ, ожидается съ нетерпѣніемъ: чувственныя удовольствія принадлежатъ всѣмъ сословіямъ! Взгляните на пригожую бѣлошвейку, на ловкую горничную, которыя растворивъ немного двери, ожидаютъ своихъ возлюбленныхъ. Вѣрныя своимъ клятвамъ, онѣ считаютъ удары колокола болѣе сердцемъ, нежели устами. Бѣда, если бы какой-нибудь знатный молодой повѣса вздумалъ похитишь у нихъ этотъ драгоцѣнный залогъ любви! Но и любовникъ не долженъ заставлять себя дожидаться; въ подобную минуту всякое замедленіе непростительна. Смѣйтесь, люди суровые, сердца холодныя, смѣйтесь, ненавистники человѣчества! Вы не знаете, сколь важны въ любви всѣ эти бездѣлки. Если души ваши не постигаютъ такой невинной. радости, если онѣ не чувствительны къ такимъ наслажденіямъ, то, при наступленіи Новаго года, бѣгите изъ Шотландіи или запритесь въ уединенныхъ вашихъ кабинетахъ, и не мѣшайте веселиться другимъ. Но вы, дѣти Природы, вы, горные охотники, предавайтесь свободна шумной вашей радости въ этотъ торжественный день; не забывайте однако же, что благоразуміе должно быть неразлучно съ вашими забавами; уважайте нѣжную стыдливость вашихъ красавицъ и остерегайтесь привести ихъ въ краску вашею нескромностью. Въ награду же, за почтительную любовь вашу, да предстоитъ вамъ въ будущемъ непрерывно возрастающее благополучіе! Счастливые дѣти Каледоніи! да процвѣтаютъ въ отечествѣ вашемъ слава, миръ и согласіе!…

На другой день всѣ родственники и родственницы, обнимаясь, поздравляютъ другъ друга; каждый слуга получаетъ какой-нибудь подарокъ, и многочисленное семейство располагается въ полукружіи передъ каминомъ.

Мать гордится глядя на взрослыхъ дѣтей своихъ: она всѣхъ ихъ ласкаетъ, и каждый изъ нихъ находитъ мѣсто въ ея сердцѣ. На челѣ отца начертана заботливость, но улыбка появляется на устахъ его; лице его дышитъ родительскою любовію, но взоры его показываютъ неусыпность: онъ умѣетъ заставить дѣтей своихъ любить себя и уважать. Видъ его и осанка показываютъ главу дома; но нѣжность сіяетъ сквозь притворную суровость, отчасти нужную для сохраненія порядка и устройства въ семействѣ. Старшая дочь, подъ надзоромъ своихъ родителей управляетъ хозяйствомъ, и потому Анни имѣетъ нѣкоторыя преимущества передъ прочими дѣтьми. Но, кромѣ этаго небольшаго на ея сторону перевѣса, по довѣренности, копирую она заслужила, не существуетъ никакого предпочтенія ни для котораго изъ дѣтей; никто изъ нихъ не пользуется особеннымъ расположеніемъ: отецъ взираетъ на всѣхъ съ равною нѣжностію, вспоминая, какихъ трудовъ стоило ему воспитаніе такого многочисленнаго семейства.

Анни смотритъ за кухнею и заботится о томъ, чтобы индѣйка^[20] поспѣла вовремя. Она сама приготовляла разныя пирожныя, и надѣется заслужить похвалу за труды свои. Неловкій горный житель, составляющій домашнюю прислугу, получилъ отъ молодой госпожи своей всѣ нужныя наставленія и, по приказанію ея, одѣлся въ новую ливрею. Анни всячески старалась придать ему видъ городскаго лакея, для того, чтобы онъ не сдѣлалъ стыда семейству въ присутствіи Генерала, богатаго родственника, который недавно пріѣхалъ изъ Индіи съ золотыми горами и которому она очень бы желала понравиться. «Не скажу, что Анни моя красавица, — говоритъ отецъ, — но могу ручаться въ томъ, что она будетъ доброю хозяйкою и скромною женою.»

Бетси подходитъ къ родителямъ своимъ съ утреннимъ привѣтствіемъ: она обнимаетъ отца своего, которыхъ отвѣчая на ея ласки, думаетъ про себя: «Она не такъ хороша какъ Маргарита, но у ней золотыя уста и природный умъ; никто лучше ее не умѣетъ разсказать какую-нибудь повѣсть и пріятнѣе занять общество.»

Наконецъ, Генералъ пріѣзжаетъ; никого болѣе не ждутъ и всѣ садятся за столъ. Отецъ смотритъ вокругъ себя съ неизъяснимымъ удовольствіемъ: онъ считаетъ своихъ дѣтей; ихъ тутъ двѣнадцать. Увы! почему недостаетъ Дональда, Санди и Андрея? Это размышленіе заставляетъ его вздохнуть. Дональдъ и Санди служатъ отечеству своему въ Индіи; они ожидаютъ производства, потому что покровитель ихъ, Лордъ Б*** обѣщалъ доставить обоимъ имъ Капитанскіе чины. Но Андрей не думаетъ уже о чинахъ: онъ умеръ героемъ на Ватерлосскомъ сраженіи. Что дѣлать! гораздо лучше потерять сына на службѣ отечеству, нежели имѣть такого, который наносилъ бы безчестіе своему семейству. Это размышленіе утѣшаетъ его и удерживаетъ слёзы, готовыя навернуться у него на глазахъ.

Бутылки часто ходятъ кругомъ, и веселость имъ сопутствуетъ. Женщины оживляютъ бесѣду пріятными разговорами; наконецъ онѣ встаютъ изъ-за стола. Отецъ разсказываетъ друзьямъ своимъ старинные анекдоты, военные свои подвиги и успѣхи въ любви; но о послѣднихъ онъ говоритъ только вообще, не называя себя и притомъ въ полголоса, для того, чтобы не соблазнить дѣтей своихъ и молодыхъ родственниковъ. Онъ слегка хвалитъ дочерей своихъ, и признается, что очень желалъ бы видѣть ихъ пристроенными; изъ нихъ одна еще только Елена за-мужемъ и живетъ очень счастливо; молодой сосѣдній помѣщикъ, кажется, имѣетъ склонность къ Бетси; но онъ до сихъ поръ не объявилъ еще ничего рѣшительнаго.

Музыка призываетъ къ танцамъ. Молодые люди обоего пола спѣшатъ туда. Дѣвушки наперерывъ желаютъ танцовать съ виднымъ Капитаномъ Шарли и съ пригожимъ Жонеромъ, богатымъ адвокатомъ. Наконецъ, всѣ становятся по мѣстамъ и увеселенія начинаются: кажется, что у этихъ молодыхъ людей вся душа перешла въ ноги…. Тотъ, кто полагаетъ, что Шотландская пляска есть самая простая вещь, весьма ошибается: она требуетъ особеннаго искусства и ловкости, проворства и пріятной осанки, представляя собою отличительную черту народнаго характера.

Между тѣмъ однако же ревность не дремлетъ на этомъ праздникѣ: безъ умысла брошенный взглядъ, оказанное въ бездѣлкѣ предпочтеніе — заставили трепетать не одно сердце и были причиною безсонницы. Даже замѣтили нѣкоторые сухіе отвѣты, нѣкоторые холодные взгляды; но это не возмутило общаго веселія. Проницательные глаза соперницы тотчасъ открыли, что Маргаритка была гораздо болѣе обыкновеннаго одушевлена., танцуя съ Капитаномъ; пренебреженная красавица ясно видѣла, что молодой помѣщикъ особенно былъ ловокъ тогда, какъ танцовалъ съ Бетси. Родственникъ Жонеръ видѣлъ одну только Сузанну и не обращалъ вниманія на другихъ. Анни восхищалась тѣмъ, что Генералъ былъ однимъ изъ лучшихъ танцоровъ.

Отецъ семейства, подкрѣпившій себя нѣсколькими рюмками портвейна и мадеры, уподоблялся древнему дубу, который стоя посреди лѣса, гордится тѣмъ, что сохранилъ еще всѣ свои вѣтви и листья. Онъ беретъ за руку ту, которая въ продолженіе тридцати лѣтъ составляла его счастіе. Всеобщее вниманіе устремилось на нихъ, и они пошли танцовать экосезъ. Голова старика была нѣсколько разгорячена, члены его не имѣли уже прежней гибкости, ноги ему измѣнили, и онъ упалъ бы, если бъ не успѣли его поддержать. Молодыя дѣвушки готовы были надъ нимъ посмѣяться; но строгій взглядъ старшей сестры и собственное размышленіе удержали ихъ отъ того: «Что ты хочешь дѣлать? сказалъ имъ разсудокъ. Найдется ли въ свѣтѣ отецъ нѣжнѣе его, человѣкъ честнѣе и почтеннѣе? Что будетъ въ шестьдесятъ лѣтъ съ твоими прелестями, которыми ты теперь такъ гордится?» Добродѣтель восторжествовала и всѣ ощутили новое удовольствіе, видя достойнаго старца въ объятіяхъ дѣтей его, которые радовались тому, что онъ по счастію избѣжалъ угрожавшаго ему паденія.

Пляска кончилась. Генералъ предложилъ, чтобы каждый кавалеръ поцѣловалъ свою даму: такъ по крайней мѣрѣ водилось прежде: но молодыя дѣвушки, какъ будто бы нехотя согласились на возобновленіе этаго стариннаго обычая.

За ужиномъ Анни пѣла со вкусомъ, образованнымъ самою Природою, и въ тотъ же вечеръ Генералъ просилъ руки ея. Помѣщикъ также наконецъ изъяснился, родственникъ Жонеръ, какъ слѣдуетъ, посватался на Сузаннѣ, а Капитанъ имѣлъ съ отцемъ разговоръ, котораго предметомъ, кажется, была Маргарита. Всё по видимому означаетъ скорое приращеніе этаго многочисленнаго семейства.

№ XCI.

НОВЫЕ МОСТЫ НА ТЕМЗѢ.

Et l'art, ornant depuis sa simple architecture,

Par ses travaux hardis surpassa la nature.

Voltaire.

Ничто не дѣлаетъ столько чести человѣческому генію, какъ средства, придуманныя имъ для преодолѣнія преградъ, поставленныхъ Природою: въ числѣ ихъ находятся мосты. Сколь ни обширна въ этомъ отношеніи изобрѣтательность новѣйшихъ временъ, но должно признаться, что никакая страна Европы не можетъ похвалиться мостомъ, подобнымъ тому, который Китайцы соорудили чрезъ рѣку Сафраки: мостъ сей, состоя изъ одной арки, соединяетъ двѣ горы. Длина его шестьсотъ, а возвышеніе отъ горизонта семьсотъ пятьдесятъ футъ. Такое смѣлое зданіе изумляетъ воображеніе! Великолѣпный чугунный мостъ, который Гг. Тельфортъ и Дугласъ предполагали построить на Темзѣ, можетъ быть почтенъ весьма обыкновеннымъ, если сравнить его съ тѣмъ, которому примѣръ представляютъ намъ Китайскіе Инженеры.

Въ Англіи начали строишь первые чугунные мосты; счастливую и полезную къ тому мысль подалъ г. Буртонъ. И дѣйствительно нельзя ничего лучше придумать, какъ изобрѣтеніе обращать чугунъ въ ящики такой величины, чтобы, соединившись, они могли составить прочныя арки, между тѣмъ какъ пустота, остающаяся внутри ихъ, облегчаетъ тяжесть давленія сводовъ на основанія. Однако же остается еще нѣкоторое сомнѣніе относительно употребленія чугуна въ этотъ родъ построеній. Точно ли доказано, что чугунные мосты не подвержены никакой порчѣ отъ воздушныхъ перемѣнъ? Извѣстно, что металлы отъ теплоты разширяются, а отъ холода сжимаются, и потому можетъ быть, что разрушеніе нѣсколькихъ мостовъ, недавно еще построенныхъ въ Англіи, должно приписать дѣйствію воздуха на сіе вещество. Притомъ же, много еще нужно времени, чтобы узнать опытомъ, не можетъ ли осадка причинить пагубныя Послѣдствія.

Оставя сіи разсужденія, скажемъ, что замѣчательнѣйшій изъ всѣхъ мостовъ въ Англіи есть Зундерландскій, на рѣкѣ Верѣ. Онъ заложенъ былъ 24 Сентября 1796 года, а 9 Августа 1797 открытъ для публики. Онъ состоитъ изъ одной арки, имѣющей отверстія двѣсти (тридцать шесть футъ и высоты отъ обыкновеннаго горизонта воды шестьдесять футъ. Большіе корабли могутъ проходить подъ нимъ съ распущенными парусами.

Сутваркскій мостъ.

Значительное распространеніе города Лондона въ продолженіе послѣднихъ пятидесяти лѣтъ но Кентской и Суррейской дорогамъ, заставило почувствовать необходимость въ новыхъ сообщеніяхъ. По этой причинѣ предположено было построить новый мостъ, наименованный Сутваркскимъ. Онъ весь чугунный, кромѣ каменныхъ быковъ, и соединяетъ улицу Королевы съ южными и западными дорогами. Онъ сооруженъ по чертежу г. Ренни и состоитъ изъ трехъ аркъ, изъ которыхъ средняя имѣетъ въ діаметрѣ двѣсти сорокъ, крайнія же, примыкающія къ берегамъ, по двѣсти десяти футъ. Построеніе его стоило шесть милліоновъ франковъ, а пошлина, собираемая за переходъ чрезъ оный, приноситъ ежегодно 50.000 ф. ст.

Воксальный мостъ.

Это первый изъ чугунныхъ мостовъ, построенныхъ въ Лондонѣ. Сынъ Герцога Брауншвейгскаго заложилъ его въ Іюлѣ мѣсяцѣ 1815 года, а Іюля 1816 онъ былъ приведенъ къ окончанію. Длина его между берегами 809 футъ. Онъ состоитъ изъ девяти сводовъ 5 поддерживаемыхъ восемью каменными быками, толщиною каждый около двухъ сажень. Своды имѣютъ 78 футъ отверстія и 9.7 футъ высоты отъ горизонта воды до замка; широта моста съ тротуарами 56 футъ. Однимъ концемъ примыкаетъ онъ къ Суррейскому, а другимъ къ Мидльсекскому Графству.

Кажется, что онъ былъ бы гораздо красивѣе, если бы сдѣлать арки нѣсколько положѣ и уменьшить высоту быковъ. Притомъ же, чугунъ его отдѣланъ весьма грубо, чему не трудно было бы помочь, изобразивъ на немъ разныя украшенія, какъ то сдѣлали на мосту, построенномъ почти въ тоже самое время чрезъ рѣку Конвай.

Нельзя не пожалѣть и о томъ, что рѣшетки въ перилахъ вылиты по рисунку весьма дурнаго вкуса. Я уже не упоминаю о фонарьныхъ столбахъ, которыхъ ничего не можетъ быть хуже.

Ватерлоосскій мостъ.

Мостъ сей первоначально долженствовалъ получишь скромное названіе сѣверной части города, съ которою посредствомъ она-то предполагалось устроишь сообщеніе, т. е. Странда; но Парламентскимъ указомъ 1816 года повелѣно было наименовать его Ватерлоосскимъ, въ память побѣды, которую Англичане несправедливымъ образомъ присвоиваютъ исключительно однимъ себѣ, между тѣмъ какъ въ оной участвовали Ганноверскія, Голландскія., Брауншвейгскія, Бельгскія и Гессенскія войска; не говоря уже о Генералѣ Блюхерѣ, который, обошедъ Маршала Груши, нечаяннымъ своимъ нападеніемъ рѣшилъ жребій этаго дня; Англичанъ же находилось въ настоящемъ дѣлѣ только 50,000 человѣкъ.

18 Іюня 1817 года, день соотвѣтствующій Ватерлоосской битвѣ, назначенъ былъ для торжественнаго освященія и открытія моста. Двѣсти пушечныхъ выстрѣловъ означили число орудій, доставшихся въ тотъ день во власть побѣдителей.

Тріумфы Римлянъ не представляютъ намъ такой пышности, какую Англійское Правительство показало въ этомъ случаѣ. Принцъ Регентъ, сопровождаемый Герцогомъ Іоркскимъ и всѣми знатнѣйшими придворными чиновниками, отправился въ три часа изъ Уайтгалла, сѣлъ на яхту и, окруженный множествомъ судовъ, проѣхалъ по Темзѣ подъ среднюю арку моста. При этой церемоніи находилась конная и пѣшая гвардія, которой шляпы украшены были лаврами; надъ ними развѣвалось знамя. Герой Британніи, Герцогъ Веллингтонъ, Лордъ-Меръ и всѣ гражданскіе чиновники Сити тутъ же присутствовали. Темза, покрытая безчисленнымъ множествомъ шлюбокъ, богато и красиво убранныхъ, представляла великолѣпное зрѣлище.

Ватерлоосскій мостъ, соединяя Страндъ съ Ламбетскою улицею, имѣетъ длины 2890 футъ, считая вмѣстѣ съ пологими раскатами, сдѣланными по обоимъ концамъ, которые доходя до примыкающихъ улицъ, представляютъ длинную прямую перспективу. Мостъ поддерживается девятью каменными быками, толщиною въ три сажени, изъ которыхъ каждый основанъ на 320 сваяхъ. Но не должно ли удивляться тому, что этотъ мостъ, построенный съ такими большими издержками, не прилегаетъ ни съ одного конца къ прямой улицѣ? Кажется, что нельзя было выбрать для него хуже этаго мѣста.

Прохожіе наслаждаются тутъ удовольствіемъ, котораго нельзя имѣть на Лондонскомъ и Вестминстерскомъ мостахъ, по причинѣ высоты глухихъ каменныхъ перилъ. Когда Темза не покрыта туманомъ, то отсюда можно свободно обозрѣвать отдаленные предметы въ разныя стороны. Балюстрадъ сдѣланъ изъ прекраснаго Альберденскаго гранита. Высота моста около пятидесяти футъ отъ горизонта воды. Построеніе его продолжалось почти шесть лѣтъ.

Сумма, употребленная на это предпріятіе, такъ велика, что, по примѣрному расчету, общество, котораго иждивеніемъ выстроенъ мостъ, не прежде какъ черезъ девяносто лѣтъ возвратитъ употребленный на сіе капиталъ, полагая, что сборъ за переходъ будетъ доставлять въ день по 1800 франковъ; но онъ не приноситъ и десятой части сей суммы. Говорятъ, что этотъ сборъ не составитъ даже и шиллинга на сто въ годъ процентовъ. Одна покупка земель и домовъ, которые были сломаны, стоила 44,000 фун. стерлинговъ.

Ватерлоосскій мостъ выстроенъ по рисунку и подъ надзоромъ Инженера Жона Ренни: онъ находится между Блекфрейерскимъ и Вестминстерскимъ мостами.

Лондонскій мостъ.

Лондонскій мостъ, также какъ и многія другія историческія статьи, представляетъ затрудненіе, которое не легко объяснить. Въ 1016 году, когда Лондонъ осажденъ былъ Датчанами подъ предводительствомъ Канута, существовалъ уже на Темзѣ мостъ, который при этомъ случаѣ былъ весьма хорошо укрѣпленъ и упорно защищаемъ. Современные лѣтописцы говорятъ, что Канутъ, желая болѣе стѣснить осажденныхъ и принудить ихъ къ скорѣйшей сдачѣ, приказалъ отвести теченіе рѣки, вырывъ каналъ, ведущій воду Темзы въ Суррейскія болота. Такое предпріятіе поражаетъ своею неимовѣрностію, и если оно не совершенно ложно, то по крайней мѣрѣ весьма увеличено.

Впрочемъ, хотя время построенія сего моста, равно какъ имя его архитектора, совершенно неизвѣстны, но изъ лѣтописей видно, что въ началѣ двѣнадцатаго столѣтія онъ былъ разрушенъ пожаромъ. Огонь, сдѣлавъ ужасныя опустошенія въ Сутваркскомъ предмѣстіи, быстро распространился и захватилъ построенные на мосту домы, которые всѣ, не смотря на старанія жителей затушить пламя, сдѣлались добычею онаго. Увѣряютъ, что при этомъ бѣдственномъ случаѣ погибло до трехъ тысячъ человѣкъ, вѣроятно увлеченныхъ въ рѣку вмѣстѣ съ обломками при внезапномъ паденіи части моста.

Весьма естественно, что Правительство тотчасъ приняло мѣры для возстановленія прерваннаго чрезъ разрушеніе моста сообщенія между Графствами Кентскимъ и Суррейскимъ, причемъ, для издержекъ на построеніе вновь моста, исключительно назначена была подать съ шерсти. Отсюда произошла пословица, что Лондонскій моста основано на шерстяныхъ клубкахъ.

Сколь ни велико было невѣжество тогдашняго времени, однако же нашелся изъ духовнаго званія человѣкъ, который взялся сочинить планъ новому мосту: это былъ Лондонскій священникъ, Петеръ. Онъ самъ надзиралъ за построеніемъ, прочность котораго свидѣтельствуетъ протекшее съ тѣхъ поръ время. По несчастію, вѣроятно для того, чтобы ускоришь производствомъ работы, употребили старыя основанія, такъ что быки, которые прежде всегда были большимъ препятствіемъ для судовъ, и теперь представляютъ тоже самое неудобство. Опытность, пріобрѣтаемая навыкомъ, не всегда достаточна для избѣжанія опасностей этаго рода и бывающихъ слѣдствіемъ ихъ несчастныхъ случаевъ: весьма часто, суда, влекомыя быстротою теченія, шутъ разбиваются, и рѣдко проходитъ годъ, чтобы эта ошибка въ построеніи не стоила жизни нѣсколькимъ человѣкамъ.

Всякой, кто читалъ Англійскую Исторію, помнитъ славное возмущеніе Дартфортскаго кровельщика, Ватъ-Тилера, вспыхнувшее въ Кентскомъ Графствѣ, въ 1382-мъ году. Поводомъ къ тому была поголовная подать, наложенная Ричардомъ, и наглость повѣренныхъ, собиравшихъ оную. Ватъ-Тилеръ соглашался внести деньги за себя, за жену свою и работника, но не хотѣлъ платить за дочь, которая была двѣнадцати лѣтъ, и которую, по его мнѣнію, должно было почитать ребенкомъ. Сборщикъ до такой степени былъ наглъ, что вздумалъ самъ въ томъ удостовѣриться: такое нахальство привело въ ярость мать, и на крикъ ея сбѣжались всѣ сосѣди; отецъ, работавшій въ это время на кровлѣ, услышалъ шумъ., сошелъ поспѣшно внизъ, бросился въ свое жилище и, въ порывѣ бѣшенства, разсѣкъ повѣренному голову. Народъ одобривъ это убійство, обѣщалъ защиту свою Ватъ-Тилеру, и онъ вскорѣ увидѣлъ себя главою ста тысячъ возмущенныхъ, которые убивали всѣхъ чиновниковъ и приказныхъ, гдѣ только могли ихъ найти. Король, узнавъ объ этомъ бунтѣ, хотѣлъ унять его кроткими средствами, но Архіепископъ Канторберійскій отклонилъ его отъ такого намѣренія. Бунтовщики направили путь свой къ Лондону и силою ворвались въ его ворота; они сожгли дворецъ Герцога Ланкастерскаго, самое прекраснѣйшее зданіе во всей Англіи, множество домовъ, принадлежащихъ знатнѣйшимъ вельможамъ, и намѣревались поступить также съ Тауеромъ, если Король не согласится выслушать ихъ жалобъ. Они толпами вошли въ эту крѣпость, разорили тамъ всё и вломились въ Королевскіе покои; другіе бросились искать Архіепископа Канторберійскаго, котораго и принесли въ жертву своему бѣшенству. Также безчеловѣчно поступили они со многими вельможами, съ Лордъ-Меромъ и со всѣми иностранцами, которые имъ попадались.

Въ переговорахъ, которые имѣлъ съ ними Король, онъ требовалъ отъ нихъ прекращенія непріязненныхъ дѣйствій; но это было безуспѣшно, потому что Королю невозможно было согласиться на предлагаемыя ими условія, которыя состояли въ томъ, чтобы предоставить имъ полную власть казнить всѣхъ чиновниковъ. Они замышляли умертвить Короля, весь Дворъ его., всѣхъ Епископовъ и священниковъ; не извѣстно, до какой степени они успѣли бы исполнить свое намѣреніе, безъ мужества и твердости духа Лондонскаго Лордъ-Мера, который съ негодованіемъ видя наглость и грубость Ватъ-Тилера во время разговора его съ Королемъ, нанесъ ему своею булавою такой сильный ударъ въ голову, что онъ безъ чувствъ удалъ съ лошади. Увидя это, бунтовщики подняли ужасный крикъ, располагаясь отомстить Ричарду и окружающимъ его за смерть своего предводителя; но Ричардъ, пришпоривъ свою лошадь, смѣло поскакалъ къ нимъ на встрѣчу и твердымъ голосомъ сказалъ имъ: «Друзья мои! выберите меня начальникомъ, и я исполню всѣ ваши требованія.» Онъ сдержалъ свое слово и одна минута прекратила смятеніе и страхъ, царствовавшіе въ цѣломъ городѣ.

Въ тотъ же самый день, голова Ватъ-Тилера была выставлена на Лондонскомъ мосту, и народныя толпы, проходя мимо, осыпали проклятіями того самаго человѣка, котораго поутру еще признавали главою и за которымъ слѣдовали со слѣпымъ ожесточеніемъ.

Другой анекдотъ, случившійся въ 1559 году, относится также къ Лондонскому мосту, на которомъ тогда по обѣимъ сторонамъ выстроены были домы, сломанные чрезъ двѣсти лѣтъ послѣ того. Это занимательное происшествіе составляешь содержаніе слѣдующей статьи.

No CXII.

ОСБОРНЪ И БЕТСИ.

Vous lui avez donné la vie dans un moment rie délire et d'oubli;

et moi j'ai risqué, avec le plein usage de ma raison, de périr pour
lui donner une seconde fois la vie.... Examinons qui de nous deux
a sur elle les droits les mieux fondés.

Shakespeare.

Сиръ Вилліамъ, именитый и зажиточный купецъ, жилъ въ одномъ изъ выстроенныхъ имъ на Лондонскомъ мосту домовъ. Онъ имѣлъ четырехъ дѣтей, изъ которыхъ послѣднимъ была десяти-мѣсячная дочь. Однажды, кормилица, стоя съ него у открытаго окна, уронила ее изъ рукъ своихъ прямо въ Темзу. Всё семейство находилось тутъ же и подняло ужасный вопль: молодой шестьнадцатилѣтній прикащикъ, прибѣжавъ на оный, смѣло бросился изъ окна въ рѣку и, къ счастію, успѣлъ снасти маленькую дѣвочку, которая тѣмъ драгоцѣннѣе казалась своимъ родителямъ, что изъ всѣхъ дѣтей, она одна только была женскаго пола.

Съ этой минуты, молодой прикащикъ, котораго звали Осборномъ, пользовался особеннымъ уваженіемъ въ семействѣ Сира Вилліама. Онъ полюбилъ ребенка, котораго спасъ и совершенно посвятилъ себя образованію юной своей питомицы. Едва только маленькая Бетси достигла тѣхъ лѣтъ, когда могла понимать всю цѣну услуги, оказанной ей Осборномъ, какъ сердце ея вполнѣ предалось пріятному чувству признательности: мало по-малу, чувство это превратилось въ любовь, которою Осборнъ давно уже пылалъ къ ней; Они имѣли такъ много причинъ любить другъ друга и столько случаевъ то показывать!… Преданіе не говоритъ, когда и какъ они изъяснялись, но вѣроятно, что это произошло также, какъ это всегда дѣлается и какъ всегда будетъ дѣлаться. Когда робкая молодая дѣвушка и благородныхъ правилъ любовникъ, почувствуютъ взаимную склонность, то обыкновенно начинаются испытанія; сомнѣваются, вздыхаютъ, стараются одинъ другаго убѣгать; потомъ, краснѣя, изъясняются, наконецъ клянутся любить другъ друга вѣчно и соединишься, не смотря ни на какія препятствія.

Но шутъ предстояли имъ большія затрудненія. Сиръ Вилліамъ, будучи очень богатъ и всѣми отлично уважаемъ, могъ доставишь дочери своей самое блестящее замужство. Случай къ тому представился, и тогда-то открылъ онъ, что сердце Бетси принадлежало Осборну: въ эту минуту, воспоминаніе о важной услугѣ преданнаго прикащика нагладилось изъ его памяти; забывъ избавленіе своей дочери, онъ видѣлъ въ немъ только ея соблазнителя и преграду своимъ намѣреніямъ, почему рѣшился прогнать его отъ себя безъ всякой жалости.

Разставшись со вторымъ отцемъ своимъ, съ другомъ, съ возлюбленнымъ, бѣдная Бетси, утопая въ горькихъ слезахъ, произнесла клятву — не принадлежать никому другому. Она сдержала свое обѣщаніе и не соглашалась выдти за-мужъ, не смотря на неотступныя просьбы своихъ родителей. Конечно нельзя хвалишь такое сопротивленіе ихъ волѣ, но должно также согласиться, что причины привязанности ея къ Осборну извиняли оное: я ссылаюсь въ этомъ случаѣ на сердце первой молодой дѣвицы, которая будетъ читать мою повѣсть.

Въ это самое время приготовлялась къ отправленію въ Россію большая торговая экспедиція, подъ непосредственнымъ покровительствомъ Королевы Елисаветы, которая походатайствовала Англичанамъ, у Царя Іоанна Васильевича Грознаго, исключительныя права торговли съ его подданными. Въ замѣну того, она обязалась обезпечишь ему въ Англіи убѣжище и защиту въ случаѣ народнаго бунта или изгнанія, которыхъ Монархъ сей, извѣстный въ Исторіи своею жестокостью, безпрестанно опасался. Царь же, съ своей стороны, желая еще болѣе укрѣпить дружественный съ нею союзъ, сдѣлалъ предложеніе, женишься на знатной Англичанкѣ, и Королева назначила ему въ супруги, племянницу свою, Леди Марію Гастингсъ, дочь Владѣтельнаго Графа Гонтингдонскаго.

Англійскіе мореплаватели, ободренные выгодами, дарованными имъ Іоанномъ, рѣшились проникнуть въ средину Россіи, тогда еще необразованной и весьма мало населенной. Чрезъ нѣсколько времени послѣ того пронесся слухъ, что одинъ предпріимчивый молодой человѣкъ, управляя значительною торговою экспедиціею съ рѣдкимъ счастіемъ и удачею, проѣхалъ почти чрезъ всё Россійское государство. Онъ доставилъ грузъ свой на небольшихъ судахъ Двиною до Вологды; оттуда сухимъ путемъ въ семь дней прибылъ въ Ярославль, изъ коего по Волгѣ достигъ до Астрахани. Построивъ въ семъ послѣднемъ городѣ корабль, онъ переплылъ Каспійское море и съ большою выгодою продалъ товары свои въ Персіи. На возвратномъ пути его, Царь пожелалъ видѣть мужественнаго путешественника; принялъ его съ отличнымъ уваженіемъ, и, осыпавъ его подарками, поручилъ ему доставленіе писемъ къ Королевѣ Елисаветѣ и къ прекрасной Леди Гастингсъ, будущей Россійской Государынѣ.

Но прибытіи своемъ въ отечество, предпріимчивый мореходецъ былъ принятъ Королевою Елисаветою съ особеннымъ отличіемъ; она долго разсуждала съ нимъ о выгодахъ, которыя можетъ доставить Англіи торговля съ Россіею; причемъ изъявила желаніе, чтобы дальнее и опасное путешествіе, сдѣланное имъ въ страны, дотолѣ неизвѣстныя, было вторично возобновлено; но молодой купецъ не скрылъ отъ нее, что ненадежность и трудности подобнаго предпріятія достаточны были для того, чтобы устрашить самыхъ отважныхъ купцовъ; и въ самомъ дѣлѣ, съ тѣхъ поръ, никогда уже болѣе никто не покушался проѣхать Россію тѣмъ же путемъ.

Раскланявшись съ Королевою, путешественникъ явился къ Леди Гастингсъ и вручилъ ей вмѣстѣ съ письмомъ отъ Царя подарокъ, состоящій изъ драгоцѣнныхъ собольихъ мѣховъ, которые были первымъ плодомъ открытія Сибири.

Прелестная Гастингсъ хотѣла знать всѣ подробности о той землѣ, въ которой ее назначали занять тронъ, и описаніе, сдѣланное путешественникомъ, ее устрашило. Въ то время, Москва была еще только собраніемъ деревянныхъ хижинъ, и хотя Кремль уже существовалъ, но всё достоинство Царскаго дворца состояло въ одной наружной архитектурѣ, потому что въ комнатахъ не было почти никакихъ домашнихъ уборовъ и спали на доскахъ, покрытыхъ медвѣжьею кожею; улицъ не мостили, ремесленниковъ было очень мало, да и тѣ только самые грубые; Царь и придворные его, не смотря на драгоцѣнныя свои одежды и крашенія, совершенна не имѣли понятія объ утонченномъ вкусѣ и свѣтскомъ обращеніи; мѣсто театровъ и баловъ занимали однѣ только буйныя пиршества, часто оканчивавшіяся кровавыми распрями; въ заключеніе же всего самъ Царь, жестокостію своею превосходилъ всякое вѣроятіе.

Какое различіе между этою грубою картиною Русскихъ нравовъ тѣхъ временъ и блестящимъ состояніемъ Англійскаго Двора, котораго прелестная Марія была однимъ изъ главнѣйшихъ украшеній, гдѣ толпа молодыхъ вельможъ платила дань красотѣ ея, гдѣ пышность блистала на празднествахъ, гдѣ существовали уже стихи Спенсера и трагедіи Шекспира!… Всѣ замыслы честолюбія, которыми Леди Гастингсъ себя обольщала, въ эту минуту уничтожились, и такъ какъ дѣла были еще въ такомъ положеніи, что несогласіе съ ея стороны могло совершенно разрушить предполагаемый бракъ, то она твердо положила себѣ, не ѣздить въ Москву и отказаться отъ почести раздѣлять съ свирѣпымъ Іоанномъ желѣзный его тронъ и жесткое ложе.

Поблагодаривъ путешественника за такія полезныя и справедливыя свѣдѣнія, при изліяніи своей признательности, она хотѣла подробно узнать его приключенія. Простымъ, но трогательнымъ описаніемъ оныхъ, онъ столь живо возбудилъ ея участіе, что она въ тотъ же вечеръ всё пересказала Королевѣ, которая вторично призывала къ себѣ молодаго купца, желая услышать отъ него самаго исторію его жизни.

На другой день, придворный чиновникъ Елисаветы явился къ Сиру Вилліаму, именитому купцу, жившему на Лондонскомъ мосту, съ приглашеніемъ его во дворецъ. Сиръ Вилліамъ повиновался не безъ нѣкотораго удивленія. Онъ былъ введенъ въ кабинетъ Королевы, которая имѣла съ нимъ продолжительный разговоръ. По возвращеніи же своемъ, онъ собралъ жену и дѣтей и говорилъ имъ слѣдующимъ образомъ:

«Необыкновенный случай, любезныя дѣти, можетъ сдѣлаться источникомъ благоденствія для всего нашего семейства; отъ тебя, Бетси, зависитъ воспользоваться имъ и доставить намъ тѣ выгоды, которыя онъ обѣщаетъ. Ты знаешь, дочь моя что въ глубокой меланхоліи твоей, продолжающейся уже нѣсколько лѣтъ и причиняющей всѣмъ намъ большое огорченіе, я до сихъ поръ уважалъ печаль твою и не хотѣлъ употребить родительскую власть для того, чтобы принудить тебя выдти замужъ: мнѣ дѣлали самыя блестящія предложенія, ты отъ всѣхъ отказывалась. Но теперь я не могу бытъ долѣе снисходительнымъ къ твоему неумѣстному упорству, не вредя какъ самой тебѣ, такъ и видамъ другихъ дѣтей моихъ: Монархиня наша удостоила обратить вниманіе на устроженіе судьбы твоей. Супругъ, котораго она тебѣ назначила, приличенъ во всѣхъ отношеніяхъ; надѣюсь, что въ этотъ разъ, ты не захочешь презрѣть власть Государыни, волю отца, и выгоды всего нашего семейства.»

Бѣдная Бетси залилась слезами и не въ состояніи была отвѣчать. «Дочь моя, продолжалъ Сиръ Вилліамъ, я даю тебѣ сроку до завтрашняго дня, для того, чтобы ты могла успокоишься, послушать совѣтовъ матери твоей и братьевъ и наконецъ сказать мнѣ рѣшительный отвѣтъ: — я буду ожидать, тебя въ моемъ кабинетѣ, но знай, что я требую отъ тебя совершеннаго повиновенія и что отказъ твой подвергнетъ тебя моему проклятію.»

На другой день, поутру, молодая дѣвица пришла къ отцу своему съ покраснѣвшими отъ слезъ глазами и блѣдная какъ смерть. Сиръ Вилліамъ встрѣтилъ ее, улыбаясь. «и такъ, дочь моя, скоро ли будетъ свадьба? — Вдтюшка, сжальтесь надо мною!… если этаго нельзя уже перемѣнить, то я согласна повиноваться вамъ; но умоляю васъ, не оставлять въ заблужденіи назначеннаго мнѣ супруга. Можетъ быть, онъ почитаетъ сердце мое свободнымъ; но пусть онъ узнаетъ, что это сердце совершенно наполнено воспоминаніемъ о другомъ; что благодарность…. привязанность…. могу ли я забыть моего благодѣтеля, того, который спасъ мнѣ жизнь, друга моей юности, несчастнаго Осборна? — Я не охуждаю разборчивости твоей, любезная дочь, и полагаю, что ты сама можешь во всемъ открыться будущему твоему супругу. — Я сама… Боже Всемогущій! какъ же онъ это приметъ? — А вотъ мы узнаемъ сію же минуту.»

Произнеся эти слова, Сиръ Вилліамъ отпираетъ двери, и Осборнъ, счастливый Осборнъ, бросается къ ногамъ Бетси, которая обомлѣла отъ удивленія и радости. Вилліамъ поддерживаетъ ее, поднимаетъ молодаго человѣка и благословляетъ ихъ. Чрезъ минуту послѣ того радостныя восклицанія раздались во всемъ домѣ; потому что всѣ живущіе въ немъ искренно сожалѣли объ отъѣздѣ Осборна и съ восторгомъ узнали о благополучномъ его возвращеніи.

Леди Гастингсъ непремѣнно хотѣла сама одѣвать новобрачную подъ вѣнецъ. Королева подписала свадебный договоръ и почтила присутствіемъ своимъ пиршество, которому, по великолѣпію, не бывало еще подобнаго въ Сити. Осборнъ, осыпанный милостями Государыни и пользуясь уваженіемъ согражданъ, оказывалъ себя болѣе и болѣе достойнымъ судьбы своей и въ і583 году избранъ былъ въ Лондонскіе Лордъ-Меры. Отъ него произошла знаменитая фамилія Герцоговъ Лидскихъ. Въ половинѣ прошедшаго столѣтія показывали еще, то окно, изъ котораго бросился въ рѣку молодой прикащикъ для спасенія привлекательной дѣвицы, долженствовавшей въ послѣдствіи быть виновницею его благоденствія и подругою счастливой его жизни.

No ХСІІІ.

ДОУНИНГСКАЯ УЛИЦА.

La bureaucratie est une puissance en France; c'est le ver

rongeur du budget. Elle finira par ruiner l'Etat en firaix de bureaux.

Camley.

Во Франціи, каждый путешественникъ непремѣнно долженъ познакомишься съ жандармами. Это почтенное сословіе имѣетъ тамъ за всѣмъ бдительнѣйшій надзоръ. Жандармы смотрятъ за тишиною въ театрахъ и пекутся о безопасности большихъ дорогъ; вы встрѣтите ихъ у подъѣзда на балахъ, у каждаго общественнаго памятника и во всѣхъ судебныхъ мѣстахъ; они препровождаютъ арестантовъ и присутствуютъ при церковныхъ обрядахъ; однимъ словомъ, эти господа вездѣ вамъ попадаются и вы не можете сдѣлать шагу, не испытавъ надъ собою несносной ихъ докучливости.

Не странно ли, что во Франціи нельзя проѣхать четырехъ миль безъ того, чтобы не являлись жандармы — скрѣплять, помѣчать и прописывать вашъ паспортъ который, хотя онъ и дается Королевскимъ именемъ отъ Министра, но за двадцать пять миль отъ столицы не будетъ имѣть никакой силы, ежели жандармскій начальникъ не утвердитъ его своею подписью, а полицейскій виновникъ приложеніемъ печати. Въ Англіи вы свободны отъ вліянія этаго письмоводства и Полиціи. Если исключить исполненіе законовъ таможни и нѣкоторыхъ правилъ для пріѣзжихъ, то иностранецъ можетъ прожить въ Лондонѣ десять лѣтъ даже и не подозрѣвая, что Полиція тамъ существуетъ. Лордъ Сидмоутъ, которому внѣдрена эта часть, обнаруживаетъ власти своей не болѣе, какъ сколько нужно для спокойствія его согражданъ и для соблюденія должнаго порядка по его управленію.

Всякому путешественнику, по прибытіи его въ Дувръ, вручаютъ родъ пропуска съ увѣдомленіемъ, что онъ обязанъ, подъ опасеніемъ заключенія на двѣ недѣли въ тюрьму, прописать его въ Иностранной Конторѣ въ Лондонѣ.

Молодой мой знакомецъ, Парижанинъ Флорвиль, прожилъ съ мѣсяцъ въ столицѣ Англіи, вовсе не заботясь о своемъ паспортѣ. Однажды, взглянувъ нечаянно на объявленіе, припечатанное внизу его пропуска, онъ вообразилъ себя уже въ Лондонской темницѣ и потому вознамѣрился немедленно отправишься въ Иностранную Контору, но такъ какъ онъ не рѣшался идти туда одинъ, то и сообщилъ мнѣ свое замѣшательство. «Не безпокойтесь, — сказалъ я ему, — виновникъ, съ которымъ вы будете имѣть дѣло, человѣкъ очень честный и обремененъ большимъ семействомъ; онъ благосклонно приметъ ваши извиненія, если вы подарите ему за то крону, (около пяти рублей). — Вы вѣрно разумѣете какого-нибудь писаря этой Конторы? — Совсѣмъ нѣтъ: я говорю о самомъ начальникѣ. Наши чиновники несравненно сговорчивѣе, нежели у васъ во Франціи, гдѣ должно издержать много денегъ, чтобы расположить въ свою пользу послѣдняго приказнаго и гдѣ, щадя разборчивость того, чью желаютъ купишь благосклонность, стараются возвысить цѣну небогатаго подарка множествомъ угожденій и учтивостей. Эта утонченность здѣсь вовсе неизвѣстна и потому услуги у насъ гораздо дешевле: приказный ни мало не стыдится продать покровительство свое такому человѣку, который, при другомъ случаѣ, продастъ ему также и свое. Притомъ же, главные чиновники подаютъ примѣръ къ такому торгу: всѣ поступаютъ одинаковымъ образомъ, и разница существуетъ только въ цѣнѣ. Тотъ, къ которому вы должны обратишься, самый умѣренный изъ всѣхъ ихъ и не возметъ съ васъ лишняго..

Я было вызывался проводить молодаго человѣка, но онъ учтиво отклонили мое предложеніе, сказавъ, что не желаетъ меня безпокоить, зная уже теперь средство какъ избавиться отъ угрожающаго ему заключенія и что притомъ онъ пойдетъ въ Иностранную Контору не одинъ, а съ другимъ Французскимъ же путешественникомъ, который не имѣлъ причины опасаться Англійской строгости. Я просилъ его, увѣдомить меня о тома», какъ ихъ примутъ, и на другой день онъ разсказалъ мнѣ слѣдующее:

"Вмѣстѣ съ соотечественникомъ моимъ пошелъ я въ Уайт-галлъ. Тамъ-то въ небольшомъ переулкѣ, находится главное управленіе Лондонской Полиціи. Человѣкъ лѣтъ сорока принималъ иностранцевъ въ тѣсной комнаткѣ. Мы оба вмѣстѣ подали ему наши паспорты: онъ съ пренебреженіемъ взглянулъ на тотъ, который не былъ просроченъ, и казался очень доволенъ тѣмъ, что хоть въ одномъ открылъ неисправность. «Кто изъ васъ мѣсяцъ уже проживаетъ въ Лондонѣ?» спросилъ онъ ломанымъ Французскимъ языкомъ со строгимъ видомъ, который показался мнѣ совершенно неумѣстнымъ. — Вашъ покорный слуга, отвѣчалъ я ему, опустивъ правую руку въ карманъ. — "Онъ взглянулъ на меня украдкою и, замѣтивъ движеніе моей руки, смягчилъ нѣсколько голосъ. «Вы были очень безпечны, сказалъ онъ, но мы постараемся этому помочь.» По первому его вопросу, я взялъ-было въ руку съ дюжину шиллинговъ; учтивость послѣднихъ словъ его заставила меня опустить три или четыре изъ нихъ обратно въ карманъ. Этотъ звонъ по видимому былъ весьма пріятенъ для уха, привыкшаго его слышать, и почтенный чиновникъ конечно не подозрѣвалъ утонченной моей расчетливости: ему вѣрно и на умъ не приходило, сколько онъ теряетъ чрезъ свою вѣжливость. По мѣрѣ умноженія его снисходительности, сумма, ему назначенная, уменьшалась, и я не знаю, чѣмъ бы это кончилось, если бы онъ не поторопился отдать мнѣ прописанный и засвидѣтельствованный мой паспортъ. Я сунулъ ему въ руку четыре шиллинга, которые онъ положилъ въ карманъ, не считавши; послѣ чего проводилъ меня до дверей своей комнаты. Что касается до моего товарища, который, представляя паспортъ свой въ должномъ порядкѣ, не имѣлъ нужды платить за просрочку, то господинъ приказный поступилъ съ нимъ по самой строгой справедливости. Время, назначенное для прописки, уже прошло и онъ сухо сказалъ ему: «Пожалуйте завтра.» Но, судя потому, что случилось со мною, соотечественникъ мой твердо рѣшился явиться въ Иностранную Контору не прежде, какъ черезъ мѣсяцъ.

"Кромѣ этаго, пріятель мой, располагая по окончаніи дѣлъ своихъ въ Лондонѣ, отправишься въ Шотландію, долженъ былъ зайти къ одному изъ начальниковъ Отдѣленій Министерства Иностранныхъ дѣлъ, для полученія одобрительныхъ писемъ въ Эдимбургъ. Я просилъ у земляка моего дозволенія, ему сопутствовать, нетерпѣливо желая видѣть это удивительное управленіе Министерствъ.

"Выходя изъ Иностранной Конторы, мы спросили у одного Англичанина, гдѣ расположены Министерства. Мы находились очень близко отъ нихъ и, поворотивъ только за уголъ, вошли въ Доунингскую улицу. На концѣ узкаго глухаго переулка стоитъ четвероугольное зданіе, довольно не обширнаго размѣра, состоящее изъ четырехъ или пяти домовъ. Въ нихъ-то помѣчаются всѣ высшія присутственныя мѣста Великобританніи. Министерство Иностранныхъ дѣлъ, въ которое мы вошли, отличается отъ прочихъ подъѣздомъ о трехъ ступеняхъ: въ темной передней комнатѣ увидѣли мы нѣсколько писарей, которые печатали и надписывали конверты.

"На крыльцѣ, передъ самымъ входомъ, человѣкъ, въ синемъ фракѣ, разговаривалъ со старикомъ, очень просто одѣтымъ. Подошедъ къ послѣднему, я спросилъ его, гдѣ находится то Отдѣленіе, котораго мы желали видѣть начальника? Незнакомецъ, по видимому очень занятый, не имѣлъ времени отвѣчать мнѣ, а указалъ только пальцемъ на одного изъ писарей, который, замѣтивъ это движеніе, тотчасъ бросился къ намъ на встрѣчу. Онъ провелъ насъ чрезъ темный коридоръ въ небольшую комнату, гдѣ мы нашли начальника Отдѣленія, г. Кемлея, который указавъ на единственный стулъ и табуретъ, находящіеся въ этой горницѣ, пригласилъ насъ присѣсть, прося дозволенія окончить небольшое весьма нужное дѣло, только-что къ нему поступившее.

"Это небольшое дѣло — была уступка Туркамъ области Парги положенная въ общемъ совѣтѣ и означенная на полѣ рапорта Генерала Майгаланда. Продолжая разговаривать съ нами, начальникъ Отдѣленія заготовлялъ приговоръ о судьбѣ 50,000 семействъ. Восьми или десяти строкъ, обдуманныхъ и написанныхъ менѣе нежели въ четверть часа, было достаточно для опредѣленія жребія цѣлой страны и для приведенія въ отчаяніе ея обитателей. «Сколько проклятій соберется надъ моею головой! ворчалъ про себя г. Кемлей, засыпая пескомъ написанный имъ указъ; но если бы государственные люди затруднялись такими мелочами, то малѣйшее препятствіе ихъ бы останавливало!»

Я похвалилъ справедливость и скорость дѣлопроизводства Сентъ-Жемскаго Кабинета. «Да, сказалъ г. Кемлей, у насъ дѣла идутъ весьма поспѣшно; но если бы мы вздумали быть сострадательными, то вѣрно никогда бы не кончили. Выгода частная исчезаетъ передъ пользою общественною, и пожертвованіе участью нѣсколькихъ тысячъ человѣкъ, ничего не значитъ тогда, какъ дѣло идетъ объ увеличеніи могущества и богатства цѣлаго государства. Потому-то у насъ всё рѣшается очень скоро и не уклоняясь отъ принятыхъ правилъ. Нигдѣ въ другихъ мѣстахъ не сыщете вы такъ мало сложности въ дѣлопроизводствѣ.»

«Пять Отдѣленій составляютъ всё Министерство Иностранныхъ дѣлъ, и съ нашимъ Министромъ свободнѣе можно говорить, нежели во Франціи говорятъ съ Секретарями.»

«Я бывалъ во Франціи, продолжалъ Англичанинъ, и видѣлъ, что тамъ многимъ жертвуютъ наружности и тщеславію. Министры ваши занимаютъ огромные чертоги, имѣютъ швейцаровъ часовыхъ и проч.; Секретари сидятъ въ великолѣпныхъ залахъ, распоряжая безчисленнымъ множествомъ писцовъ. Но всё это не приноситъ никакой пользы, не говоря уже о непомѣрныхъ издержкахъ.» Между тѣмъ г. Кемлей отдалъ писарю небольшой конвертъ, заключающій въ себѣ судьбу Парганіотовъ, итакъ какъ онъ обѣщалъ обѣдать съ нами, то мы отправились вмѣстѣ. Менѣе нежели въ двѣ минуты, прошли мы всѣ комнаты, занимаемыя Министерствомъ Иностранныхъ дѣлъ; два человѣка, которыхъ мы при входѣ нашемъ видѣли на крыльцѣ, всё еще стояли на томъ же мѣстѣ. Я спросилъ г. Кемлея о имени одного изъ нихъ, который перебиралъ между пальцами небольшое письмецо… «Это, отвѣчалъ онъ мнѣ, Министръ Лордъ Касстельригъ, который разговариваетъ съ г. Гамильтономъ, помощникомъ Государственнаго Секретаря. По выраженію лицъ ихъ, иной бы подумалъ, что они разсуждаютъ о балѣ, бывшемъ вчера у Маркизы Ф***, или о маскарадѣ Леди Жервей; но, между тѣмъ, дѣло идетъ не менѣе какъ о независимости Новаго Свѣта. Отъ одного этаго разговора зависитъ отправленіе флота, стоящаго въ Портсмутской гавани, который нѣсколько уже лѣтъ какъ обѣщаютъ дать въ помощь Королю Испанскому. Его Сіятельство Графъ Кастельригъ разговариваетъ тутъ, на улицѣ отъ того, что въ Министерскомъ Кабинетѣ передѣлываютъ каминъ, и если дождь, который начинаетъ накрапывать, имъ не помѣшаетъ, то судьба Новаго Свѣта вѣрно рѣшится тутъ же на крыльцѣ.»

"Я не вѣрилъ глазамъ своимъ…. Первый Министръ Англіи, разсуждающій о дѣлахъ Европы, на улицѣ, какъ простой маклера, казался мнѣ чудомъ. Мы, Французы, до того привыкли къ пышности, что не можемъ себѣ вообразить Министра иначе, какъ въ шитомъ золотомъ кафтанѣ, а начальника Отдѣленія съ великолѣпнымъ портфелемъ изъ краснаго сафьяна.

"На углу улицы, верховый жокей держалъ за повода, красивую, но очень просто-осѣдланную лошадь; почтенный Лордъ ловко вскочилъ на нее и, облокотившись правою рукой на сѣдло, съ разсѣяннымъ видомъ продолжалъ нѣсколько времени разговаривать съ г. Гамильтономъ; въ эту минуту подъѣхалъ также верхомъ, въ сопровожденіи слуги, важнаго вида человѣкъ, который безъ всякихъ чиновъ поздоровался съ Лордомъ Кастельригомъ; г. Комлей увѣдомилъ меня, что это Лордъ Батурстъ, Государственный Секретарь Военныхъ дѣлъ и управленія колоніями. Вельможи вступили между собою въ разговоръ, играя поводами, Послѣ него они рядомъ выѣхали изъ Доунингской улицы, направя путь свой къ Сентъ-Жемскому парку, и рѣшили дорогою еще умаешь нѣсколькихъ Индѣйскихъ Владѣльцевъ, и Набобовъ. Можетъ статься, что прежде нежели они достигнутъ большой алеи парка. Англія чрезъ проэкты Министровъ своихъ, присоединитъ къ Азіатскимъ своимъ владѣніямъ еще два или три Королевства.

"Я изумился тому, что такія малыя колеса приводятъ въ движеніе такую огромную машину. Эта привычка столь свободно располагать цѣлыми народами и во время прогулки заключать торгъ областями, показалась мнѣ высочайшею степенью превосходства Европейской Дипломатики. Мы гораздо болѣе употребляемъ времени на разсмотрѣніе самыхъ маловажныхъ дѣлъ и, какъ говоритъ Бомарше, важные наши чиновники часто запираются на нѣсколько часовъ… чинить перья.

"Соотечественникъ мой имѣлъ еще дѣло въ Канцеляріи Лорда Канцлера, и г. Кемлей взялся проводить насъ туда. Мы постучались у небольшихъ дверей, противъ дома Департамента Иностранныхъ дѣлъ. Молодая женщина, по видимому, ключница намъ отворила. Пройдя чрезъ столовую, въ которой накрытъ былъ столъ на четыре прибора, вошли мы въ комнату, гдѣ занимались четыре чиновника: намъ сказали, что это Канцелярія Лорда Канцлера. Во Франціи я въ полгода не привели бы въ порядокъ такой кипы бумагъ, какую Секретарь, къ которому мы обратились, при насъ записалъ въ книгу, разложивъ ихъ по содержанію. Онъ объявилъ, что векселя Г. М*** (нашего спутника) совершенно дѣйствительны и располагалъ-было доложить о нихъ г. Канцлеру, какъ въ эту минуту самъ Лордъ Эльдонъ вышелъ изъ кабинета. Секретарь подалъ ему бумаги, которыя Его Превосходительство изволилъ разсмотрѣть съ большимъ еще вниманіемъ, нежели его подчиненный, послѣ чего взявъ дурно-очиненное перо и попробовавъ его раза два, подписалъ тутъ же на столѣ указъ о выдачѣ, о которой уже болѣе года старались и хлопотали. Мы простились съ господиномъ Канцлеромъ, которому ключница его доложила, что обѣдъ поданъ на столъ.

«Возможно ли! сказалъ я г. Кемлею, который улыбался, видя мое удивленіе — такъ шутъ всѣ ваши Министерства?… Въ уголкѣ улицы., въ которой не захотѣлъ бы жить самый посредственный изъ нашихъ Парижскихъ банкировъ, помѣщаются всѣ присутственныя мѣста вашихъ Министровъ!… У каждаго изъ нихъ менѣе помощниковъ, нежели сколько прикащиковъ въ большой масти нашихъ торговыхъ домовъ!…. И въ этомъ небольшомъ зданіи Англія помѣстила всѣ свои политическія мастерскія; здѣсь составились союзы, сдѣлавшіе такіе страшные перевороты въ Европѣ; здѣсь обдуманія всѣ расчеты, преобразившіе цѣлый Свѣтъ; здѣсь рѣшается существованіе царствъ и участь народовъ, цѣна побѣдъ; и объ это незначущее зданіе разбилось могущество величайшаго деспота вселенной!…. „Не удивляйтесь этому, сказалъ мнѣ г. Кемлей, сила Архимедова рычага происходитъ отъ простоты его сложности, и вы находитесь въ отечествѣ Невтона, который просилъ только одной точки упора, для того, чтобы повернуть цѣлый земной шаръ.“

№ XCIV.

КОРЕННЫЕ. *

• Les Radicaux. Такъ называются люди, недовольные правленіемъ и желающіе перемѣны онаго.

Malheureux! toi qui serais le premier a te sauver des coups,

tu conduis les mitres au désordre où tu penses trouver ton profit.

Shakespeare.

Знакомецъ мой, ГГерси Гаркоуртъ, весьма странный человѣкъ. Съ природною веселостью соединяетъ онъ наблюдательный и любопытный характеръ, заставляющій его мгновенно переходить изъ блестящей гостиной въ собраніе самаго низкаго сословія черни. Онъ столь же охотно разговариваетъ съ вельможею, украшеннымъ орденами, какъ и съ простымъ извощикомъ, разсматривая съ одинаковымъ вниманіемъ нравы того и другаго. Долго почиталъ я безполезнымъ стараться узнать нѣкоторыя сословія и нѣкоторыя мѣста Лондона, но теперь я почти одного мнѣнія съ пріятелемъ моимъ Перси, который поставилъ себѣ за правило, что если лучшія вещи имѣютъ свои неудобства, то и дурныя имѣютъ также свои выгоды. Какъ бы то ни было, но я спѣшу достигнуть моей цѣли и кратчайшимъ путемъ довести моего читателя въ клубъ Коренныхъ, находящійся въ Сентъ-Жильской^[21] улицѣ.

Окончивъ со мною игру въ шахматы, Перси спросилъ меня, вставая со стула: Скажите мнѣ, любезный Пустынникъ, случалось ли вамъ когда-нибудь обѣдать въ погребныхъ харчевняхъ? — Ни разу. — А ужинать въ клубѣ Пѣтуха и Курицы?-- Также нѣтъ. — Слѣдовательно вы вѣрно не бывали и въ собраніи Коренныхъ? — Никогда. — Въ такомъ случаѣ., сказалъ онъ, вы еще многаго не знаете. Тотъ, который подобно вамъ разсматривалъ человѣка только въ гостиныхъ и въ пышныхъ обществахъ видѣлъ одну лицевую сторону медали несли изнанка ея не такъ же блистательна, то увѣряю васъ, что она представляетъ въ своемъ родѣ много любопытнаго. Если вы желаете, я готовъ быть вашимъ проводникомъ.» Я поблагодарилъ моего наставника и сказалъ ему, что готовъ слѣдовать за нимъ въ это поприще свободныхъ преній.

Мы сѣли въ карету, но, не доѣзжая до клуба, оставили ее, потому что неприлично было бы явиться туда въ такомъ экипажѣ. Соображаясь съ обычаями общества, въ которое мы отправлялись, я надѣлъ темный кафтанъ и бѣлую шляпу; Перси же нарядился настоящимъ Преобразователемъ.

Пошедъ въ залу, гдѣ происходило засѣданіе, мы поклонились Президенту, который, какъ мнѣ сказали, занималъ это мѣсто только временно до прибытія одного славнаго оратора, знаменитаго поборника свободы; послѣ него, разсмотрѣвъ со вниманіемъ это столь новое для меня сборище, замѣтилъ многихъ женщинъ, которыхъ смѣлые взгляды и наглая поступь ясно показывали званіе, занимаемое ими въ свѣтѣ. «Неужели и это Преобразовательницы? спросилъ я у Перси. — Везъ всякаго сомнѣнія, отвѣчалъ онъ: вы видите самыхъ жаркихъ республиканокъ; онѣ находятся здѣсь въ почетномъ качествѣ уполномоченныхъ отъ женскихъ политическихъ обществъ. — Посмотримъ, каково онѣ знаютъ свое дѣло.»

Тутъ помощникъ Президента открылъ засѣданіе чтеніемъ именъ присутствующихъ Членовъ, замѣтя, что многихъ недостаетъ. Страшный шумъ поднялся во всѣхъ углахъ залы.

«Какъ можно забывать исполненіе своей обязанности въ то время, когда отечество въ опасности? вскричалъ продавецъ собачей похлебки. — Позвольте мнѣ доказать злоупотребленія этихъ негодныхъ Министровъ, воскликнулъ грознымъ голосомъ купецъ, торгующій мышьякомъ. — Не ваша очередь, сударь, отвѣчалъ ему Президентъ: теперь будетъ говорить Елена Кингъ, уполномоченная отъ почтеннаго общества Преобразователѣницъ.» Гражданка откашлялась и охриплымъ голосомъ начала свою рѣчь: «Хотя фамилія моя и означаетъ Короля (King); хотя имя мое и принадлежало славной въ древности Государынѣ; но клянусь, что это единственное отношеніе, которое я имѣю съ нею и со всѣми Королями на свѣтѣ: я ненавижу какъ ихъ, такъ и тѣхъ, которые къ нимъ привержены. Будучи истинною республиканкою, я никогда не была покорною ни одному мужчинѣ, ни даже мужу. (Рукоплесканія). Не признавая Королевскихъ правъ и преимуществъ, почитаю ихъ не иначе, какъ странными химерами. Свобода! вотъ знамя, подъ которымъ я желаю сражаться; права народныя! вотъ единственныя, законныя права!!» — Между тѣмъ, какъ продолжительныя рукоплесканія прервали этотъ порывъ краснорѣчія, я представлю читателямъ нѣсколько замѣчаніи на счетъ Елены Кингъ. Около года тому назадъ развелась она съ мужемъ, и съ жаромъ посвятила себя на пользу общую, обнаруживая во всякомъ случаѣ пламенную любовь къ безначалію. Когда восторги Членовъ клуба нѣсколько утихли, то она опять начала сильною выходкою противъ Вѣры и духовенства.

Но ея мнѣнію, Библія не заслуживала никакого вѣроятія, а священники были волки въ овечьей кожѣ; она доказывала, что духовныя мѣста должно бы продавать въ пользу народа, а духовенство, вмѣсто того чтобы получать десятину, обязано было бы воспитывать неимущихъ дѣтей. Громкія рукоплесканія и хохотъ раздавались въ собраніи; краснорѣчивая гражданка съ язвительностію напала потомъ на Манчестерскихъ Судей и заклинаясь ужаснымъ образомъ, выхваляла ревность свою къ защитѣ независимости; она показала знаки, полученныя ею въ битвѣ съ полицейскими служителями, и заключила предложеніемъ набрать на общенародный счетъ войско, состоящее изъ вооруженныхъ амазонокъ, которыя содѣйствовали бы сынамъ свободы къ возстановленію ихъ нравъ. — «Я восхищенъ образомъ мыслей почтенной нашей согражданки, сказалъ Президентъ: всѣ слова ея дышатъ истиною и любовью къ общему благу: желательно бы, чтобъ эта рѣчь была произнесена въ присутствіи Парламента; впрочемъ, хотя я и ничего не страшусь, но если бы только подозрѣвалъ, что между нами есть переносчикъ, то готовъ бы былъ собственною своею рукой заколоть его.»

Послѣ этаго онъ замѣтилъ, что народъ лишенъ всѣхъ способовъ, между тѣмъ какъ государственные долги возросли до такой степени, что нѣтъ возможности ихъ уплатить. Въ слѣдствіе чего, онъ за лучшее полагалъ уничтожить всѣ старые счеты, объяви себя несостоятельными и потомъ начать снова. Содержатель харчевни, всѣми силами воспротивился этой послѣдней мѣрѣ, доказывая, что гораздо справедливѣе и благороднѣе будешь, если должники его честнымъ образомъ съ нимъ расплатятся. Президентъ прервалъ доводы господина харчевника, предложивъ изъявить отъ имени общества г-жѣ Кингъ благодарность, а Лорду-Меру неудовольствіе и составить подписку по полушиллингу съ человѣка на сдѣланіе мраморной патріотической доски, съ надписью золотыми буквами именъ Гунта и другихъ славныхъ Преобразователей.

Тутъ всталъ одинъ пріѣзжій и объявилъ, что онъ недавно возвратился изъ ссылки въ Ботани-Бей, куда онъ былъ посланъ за отличную его ревность къ обращенію частной собственности въ общее достояніе (т. е. за то, что онъ переводилъ къ себѣ лишнее изъ чуткихъ кармановъ). Объяснивъ, что намѣренъ предложить краткія замѣчанія на счетъ конституціи, онъ началъ доказывать, что промышленость всякаго рода позволительна и что отечество должно быть еще благодарно тѣмъ, которые, какими бы то ни было средствами, наказываютъ богачей за ихъ скупость, возстановляя равенство между различными сословіями общества. Рукоплесканія сдѣлались такъ сильны, что оратора нельзя было болѣе слышать; онъ сошелъ съ бочки, на которой проповѣдывалъ, и республиканка Елена Книга въ восторгѣ обняла его, желая тѣмъ вознаградишь его за все претерпѣнное имъ при защитѣ благородныхъ правъ равенства.

Послѣ этаго сѣли ужинать и такъ часто пили тосты за свободу, за благо народное и за великихъ мужей Англіи, что головы разгорячились и въ залѣ поднялось страшное волненіе. Президентъ, воспользовавшись минутою молчанія, сказалъ нѣсколько словъ о благоразуміи, воздержаніи и благопристойности; кончивъ это, самъ первый повалился съ креселъ подъ столъ, гдѣ и растянулся, не въ состояніи будучи встать. Тогда одинъ изъ Членовъ взгромоздился на столъ, разбивъ нѣсколько бутылокъ и двѣ или три тарелки. По его мнѣнію, слѣдовало вооружить весь народъ, привести силою въ исполненіе законъ о раздѣлѣ земель, и открыть всѣ порты для свободной торговли безпошлинно. Между тѣмъ напало разсвѣтать; ораторъ, замѣтивъ это обществу, кончилъ рѣчь свою слѣдующими словами: «Почтенные сочлены! удалитесь мирно въ домы ваши безъ шума и смятенія; бейте стекла и фонари у однихъ только Судей и полицейскихъ; въ особенности же старайтесь вести себя такимъ образомъ, чтобы поддержать славу благородной цѣли, къ которой вы стремитесь и честь великаго народа, котораго вы представители.» Произнеся эти слова, почтенный витія, желая поклонишься обществу, наступилъ ногою на блюдо, поскользнулся и упалъ прямо на Елену Кингъ, которая, опрокинувшись назадъ, повалила за собою столъ со всѣми приборами и нѣсколько почетнѣйшихъ Членовъ клуба. Громкія восклицанія, хохотъ, смятеніе и стукъ разбитой посуды, такъ меня оглушили, что, заткнувъ уши, я бросился бѣжать вонъ, таща за собою Перси Гаркоурта, который отъ души смѣялся. "Признаться, сказалъ я ему, вы показали мнѣ очень полезныя вещи, и мы прекраснымъ образомъ употребили наше время! — Гораздо лучше, нежели вы думаете, сказалъ онъ съ важностью; и если вы только потрудитесь сдѣлать сравненіе, то увидите, что это есть точное изображеніе нашихъ проповѣдниковъ преобразованія высшихъ классовъ. Пустословіе, необузданность въ выраженіяхъ и ненависть къ тѣмъ, которые пользуются властью, вотъ разительныя черты, довольно показывающія сходство побудительныхъ причинъ, соединяющихъ всѣхъ людей этаго рода. Тронъ и олтарь всегда служатъ цѣлью ихъ нападеніямъ, и я не вижу между ними никакой разницы, кромѣ развѣ того, что въ черни Природа болѣе обнажена и что, не имѣя нужды быть осторожною, она не скрываетъ ни чувствъ своихъ ни намѣреній.

No CXV.

ПРОМЫШЛЕННИКИ.

Paresseux, désoeuvrés, qu'on cherche vainement

A la cour, a l'église, ou daws le parlement.

Pope.

Во время одного изъ лунныхъ моихъ наблюденій у Лонга (потому что модные обѣды обыкновенно бываютъ уже послѣ захожденія солнца), вбѣжали въ залу два франта и расположились у стола, недалеко отъ меня, между тѣмъ какъ я оканчивалъ обѣдъ мой, состоящій изъ тарелки супу, вареной рыбы и котлетки съ зеленью, допивая полбутылки вина, обыкновенную мою мѣру. Это было около восьми пасовъ. Они вошли съ ужаснымъ шумомъ, ступали обтирая ноги, говорили очень громко и повелительно потребовали къ себѣ мальчика, поправляя, въ ожиданіи его, передъ зеркаломъ свои галстуки и прическу.

Одинъ изъ нихъ, въ полномъ смыслѣ повѣса., пріѣхалъ въ кабріолетѣ; другой, того же разбора соколъ, жилъ шутъ же въ домѣ. Слуга принесъ послѣднему три табакерки: одну узорчатую, другую съ портретомъ

Наполеона, свидѣтельствующую о томъ, что господинъ ея путешествовалъ; а третью съ картинкою, которая не отличалась ни красотою живописи, ни благопристойностію изображенныхъ на ней предметовъ.

Слуга важно разложилъ всѣ эти табакерки на столѣ и ломанымъ Англійскимъ языкомъ спросилъ у господина своего: имѣешь ли онъ въ немъ еще надобность? на что лютъ еще хуже по-Французски отвѣчалъ, что онъ можетъ идти, вѣроятно желая блеснуть знаніемъ своимъ въ этомъ языкѣ.

Первый щеголь вынулъ изъ кармана два плашка, батистовый и шелковой, обтеръ себѣ лобъ, обмахнулся и понюхалъ табаку. Онъ былъ одѣтъ по самой послѣдней модѣ: высокой стоячій воротникъ, подобно забору, окружалъ длинную тонкую его шею, обмотанную галстукомъ, изъ котораго вышла бы цѣлая скатерть; а въ таліи онъ такъ былъ перетянутъ, что походилъ на песочныя часы.

«Что жъ мы будемъ ѣсть, Жонъ? спросилъ онъ у своего товарища; любишь ли ты черепаху? — Нашелъ, что выбрать, Жакъ! отвѣчалъ тотъ: ну кто нынчѣ ѣстъ черепаху? Насъ почтутъ за какихъ-нибудь Альдермановъ, или Набобовъ. Лучше позаботься о томъ, чтобы Донгъ поставилъ для насъ вино на ледъ.»

Тогда подошелъ къ пріѣхавшему гостю трактирный мальчикъ и спросилъ, прикажетъ ли онъ, чтобы кабріолетъ его дожидался. «Нѣтъ, отвѣчалъ онъ ему, ты можешь сказать моему жокею, чтобы онъ ѣхалъ домой и отложилъ лошадей: онѣ очень устали и должны отдохнуть. А вечеромъ пусть онъ пріѣдетъ за мною въ коляскѣ, на гнѣдой моей парѣ: я буду сегодня въ театрѣ, а потомъ отправлюсь въ клубъ.»

Четверня лошадей! сказалъ я про себя: онъ долженъ быть человѣкъ достаточный!

«Подавайте же намъ скорѣе обѣдать, закричалъ Жонъ, то есть тотъ, который жилъ въ домѣ.»

Вмѣстѣ съ нимъ прибѣжала любимая его собака, на которую я обратилъ вниманіе, потому что онъ приказала, подать собственно для нее кусокъ вареной говядяны и котлетку съ рисомъ.

Эти три особы по видимому истратятъ не мало денегъ, подумалъ я.

«На закуску, сказалъ Жонъ прислужнику, приготовь намъ хорошій ананасъ, лучшаго винограду, варенья, мороженаго и еще что тебѣ заблагоразсудится.»

«Покури здѣсь духами, прибавилъ Жакъ, и подай намъ еще днѣ свѣчи. Да не забудь приготовить для полосканья розовой воды, и вели сварить шампиньоны на шампанскомъ. Закажи также ананасныя аладьи, которыя должны быть тонки какъ листочикъ и поданы прямо съ огня. — Всё будетъ въ точности исполнено, отвѣчалъ прислужникъ. — Какое же мы будемъ пить вино? спросилъ Жонъ. — Какое тебѣ угодно. — Я думаю, мадеру; потомъ бутылку шампанскаго, бутылку эрмитажу, по рюмкѣ Кипрскаго, а въ заключеніе всего — Бургондское. — Выборъ не дурень, сказалъ я самъ себѣ; но это не дешево будетъ стоишь! — Былъ ли ты вчера въ театрѣ? спросилъ Жакъ у своего пріятеля. — Нѣтъ, мнѣ не удалось; я только на минуту показался въ гдѣ видѣлъ одно дѣйствіе Мѣщанина во дворянствѣ, и украдкою пожалъ ручку моей возлюбленной. Оттуда поѣхалъ я на балъ, гдѣ поссорился съ какимъ-то чудакомъ и приколотилъ полицейскаго, который вздумалъ-было вмѣшаться не въ свое дѣло. — А я обѣдалъ вчера съ Лордомъ Б*** въ клубѣ, по пяти гиней съ человѣка, и довольно позабавился на счетъ этаго стараго нечестивца. Потомъ завернулъ я въ извѣстный тебѣ домъ на Беннетской улицѣ, испытать счастія: кончилось тѣмъ, что я остался безъ трехъ сотъ гиней; но объ этомъ не стоитъ говорить.»

Какое богатство должны имѣть эти молодые шалуны! подумалъ я.

Дорогая уха, шесть Французскихъ соусовъ, жареная индѣйка и нѣсколько пирожныхъ составили обѣдъ ихъ: изъ шести различныхъ винъ ни одно не было имъ по вкусу. Они долго разговаривали о Лордѣ объ охотничьихъ ружьяхъ, трубкахъ и табакеркахъ; хвалились умѣньемъ своимъ жить въ свѣтѣ; отзывались съ презрѣніемъ о томъ, чего не знали, и начали такъ пространно разсуждать о модныхъ панталонахъ, объ искусствѣ повязывать галстуки и о средствахъ навѣрное выигрывать въ карты, что мнѣ наконецъ наскучило ихъ слушать. Когда же они начали четвертую бутылку и спросили оливокъ, для того, чтобы, по словамъ ихъ, сдѣлать вино болѣе вкуснымъ, то я всталъ изъ-за стола и вышелъ въ другую комнату.

Подозвавъ къ себѣ слугу, спросилъ я у него, кто такіе эти молодые люди, которые назывались просто Жономъ и Жакомъ, безъ всякихъ другихъ титловъ. Какъ велико было мое удивленіе, когда я узналъ, что это промышленники, то есть люди, не имѣющіе другихъ средствъ къ существованію, кромѣ игры, дающей имъ вѣрный доходъ, разумѣется нечестнымъ образомъ! Тотъ, который пріѣхалъ въ кабріолетѣ, платилъ очень исправно. Этотъ молодой человѣкъ имѣлъ прежде порядочное состояніе, но прожилъ его при помощи задушевнаго пріятеля, съ которымъ онъ обѣдалъ и который былъ побочный сынъ одного разорившагося Лорда. Этотъ молодчикъ, живя тутъ, ни за что не платитъ; но его не высылаютъ изъ дому, въ надеждѣ, что счастливый оборотъ игры приведетъ его въ состояніе раздѣлаться, и не смѣютъ посадишь въ тюрьму, опасаясь, чтобы онъ не объявилъ себя несостоятелѣнымъ и не насмѣялся бы потомъ надъ своими заимодавцами….. Какой вѣкъ!!

Конецъ. ИМЕНА ОСОБЪ ПОДПИСАВШИХСЯ НА КНИГУ ЛОНДОНСКІЙ ПУСТЫННИКЪ Въ Санктпетербурѣ:

Статскій Совѣтникъ Василій Андріяновичъ Борисовъ.

Статскій Совѣтникъ Иванъ Осиповичъ Тимковскій.

Статскій Совѣтникъ Петръ Лукичъ Крыловъ.

Генералъ-Maiоръ Павелъ Осиповичъ Деріардъ.

Капитанъ Артиллеріи Иванъ Петровичъ Древецкий.

Инженеръ-Полковникъ Андрей Петровичъ Сапожниковъ.

Инженеръ-Порутчикъ Лука Лукичъ Германъ.

Флота Капитанъ-Лейтенантъ Николай Ивановичъ Кошелевъ.

Курской помѣщикъ Ульянъ Агѣевичь Изъѣдиновъ.

Его Высокоблагородіе Сергѣй Васильевичъ Болотниковъ.

Надворный Совѣтникъ и Кавалеръ Андрей Андреевичь Жандръ.

Коллежскій Совѣтникъ и Кавалеръ Петръ Александровичъ Шамшевъ.

Инженеръ-Штабсъ-Капитанъ Александръ Михайловичъ Павловскій.

Его Высокоблагородіе Александръ Маркеловичъ Дитловъ.

Докторъ Коллежскій Ассесоръ и Кавалеръ Иванъ Васильевичъ Волькенау.

Инженеръ-Прапорщикъ Александръ Карловичъ Шнегасъ.

Титулярный Совѣтникъ Александръ Яковлевичъ Андрѣевъ.

12 класса Александръ Ивановичъ Фроловъ.

Надворный Совѣтникъ и Кавалеръ Степанъ Федоровичь Любавскій.

Инженеръ-Порутчикъ Карлъ Петровичъ Ганзенъ.

Двора Его Императорскаго Величества Камеръ-Юнкеръ Валерій Ивановичъ Кошелевъ.

Инженеръ-Подпорутчикъ Демосфенъ Васильевичъ Васильевъ 1-й.

Инженеръ-Подпорутчикъ Александръ Петровичъ Кноррингъ.

Его Высокоблагородіе 7-го класса Александръ Яковлевичъ Глотовъ.

Его Высокоблагородіе Константинъ Кириловичь Яновской.

Его Высокоблагородіе Иванъ Николаевичъ Владимировъ.

Его Высокоблагородіе Андрей Леонтьевичъ Воробьевъ.

Его Высокоблагородіе Владиміръ Павловичъ Романовъ.

Его Высокоблагородіе Андрей Андреевичъ Ивановскій.

Его Благородіе Дмитрій Андреевичъ Бакавиковъ.

Алексѣй Васильевичъ Семеновъ.

Г-нъ Гурьевъ.

Г-нъ Смолинъ.

Г-нъ Румянцовъ.

Иванъ Семеновичъ Крашенинниковъ.

Михайло Александровичъ Леонтьевъ.

Александръ Григорьевичъ Жебелевъ.

Владиміръ Григорьевичъ Жебелевъ.

С. Петербургскій купецъ Павелъ Михайловичъ Пивоваровъ.

Неизвѣстный.

С. Петербургскій книгопродавецъ Леонтій Леонтьевичъ Снѣжниковъ 75 экз.

С. Петербургскій книгопродавецъ Иванъ Ивановичъ Заикинъ больш. 25 экз.

Книгопродавецъ Иванъ Васильевичъ Слёнинъ 20 экз.

Книгпродавецъ Козьма Ивановичъ Шамшинъ 25 экз.

Въ Херсонѣ.

Контръ-Адмиралъ и Кавалеръ Михайло Тимофеевичъ Быченскій.

Гражданскій Губернаторъ Дѣйствительный Статскій Совѣтникъ и Кавалеръ Августъ Ѳедоровичъ Комстадіусъ.

Ея Превосходительство Анна Петровна Гансъ.

Губернскій Почтмейстеръ и Кавалеръ Тимофей Николаевичъ Пятницкій.

Инспекторъ Врачебной Управы Надворной Совѣтникъ и Кавалеръ Петръ Федоровичь Даниловъ.

Артиллеріи Полковникъ Степанъ Акимовичъ Зварковскій.

Членъ Контрольной Экспедиціи, г. Докторъ Медицины Антонъ Гавриловичъ Гладкой.

Флота Капитанъ 2 ранга Александръ Николаевичъ Васильевъ 2.

Его Высокоблагородіе Предводитель Дворянства Кардъ Федоровичь Комстадіусъ.

Его Высокоблагородіе Василій Гавриловичъ Сибирской.

Коллежскій Асессоръ и Кавалеръ Яковъ Федоровичъ Бѣлоусовъ.

Его Благородіе Николай Васильевича Касперовъ.

Его Благородіе Григорій Михайловичъ Кореницкій.

Его Благородіе Александръ Григорьевичъ Абрамовъ.

Его Благородіе Яковъ Карловичъ Гаевскій.

Его Благородіе Дмитрій Васильевичь Леонтовскій.

Его Благородіе Иванъ Ивановичъ Деллеръ.

Въ Одессѣ:

Подполковникъ и Кавалеръ Левъ Ивановичъ Атрѣшковъ.

Въ Мозырѣ:

Его Высокоблагородіе Венедиктъ Павловичъ Жуковскій.

Въ Курскѣ:

Его Высокоблагородіе Степанъ Гавриловичъ Гладкой.

Его Высокопреподобіе Протоіерей Романъ Гавриловичъ Гладкой.

Въ Могилевѣ:

Его Высокопреподобіе Протоіерей, Гекторъ и Профессоръ Яковъ Гавриловичъ Гладкой.

Г. Надворный Совѣтникъ и Кавалеръ Алексѣй Егоровичъ Богдановъ.

Въ Красномъ Холмѣ:

Штабсъ-Капитанъ Иванъ Алексѣевичъ Жолобовъ.

Въ Екатеринославѣ:

Полковникъ Василій Павловичъ Бураковъ.

Его Высокоблагородіе Константинъ Ивановичъ Апсентовъ.

Въ Черкасахъ:

Генералъ-Маіоръ Крестьянъ Крестьяновичь Граве.

Въ Минскѣ:

Совѣтникъ Губернскаго Правленія Иванъ Федоровичъ Чмыховъ.

Въ Ростовѣ:

Гвардіи Штабсъ-Капитанъ Властовъ.

Въ Вознесенскѣ:

Генералъ-Маіоръ Мезенцовъ.

Начальникъ артиллеріи поселенныхъ войскъ въ Херсонской и Екатеринославской губерніяхъ: Его Превосходительство Иванъ Карловичъ Арнольди.

Въ Нижнемъ Ломовѣ:

Его Высокоблагородіе Федоръ Ивановичъ Никифоровъ.

Въ Динабургѣ:

Великолуцкаго пѣхотнаго полка Подполковникъ Богдановъ-Калинскій.

Въ Свеаборгѣ:

Комендантъ, Генералъ-Маіоръ Павелъ Николаевичъ Гибнеръ.

Въ Торжкѣ:

Коллежскій Совѣтникъ Евграфъ Андреевичъ Давыдовъ.

Въ Петразаводскѣ:

Его Благородіе Георгій Филипповичъ Деревянцовъ.

Въ Ореховѣ:

Его Высокоблагородіе Василій Васильевичъ Курилинъ.

Въ Береславлѣ:

Артиллеріи Полковникъ Гилленшмитъ.

---

1. Богатство и пышность Лондонскихъ лавокъ, истинно заслуживаютъ удивленіе. Товары разложены въ такомъ порядкѣ и съ такою тщательностью., какихъ не можно видѣть ни въ какомъ другомъ городѣ. Лавки примкнуты одна къ другой безъ всякихъ промежутковъ; и хотя часто случается, что находящіеся въ нихъ предметы бываютъ совершенно противнаго между собою рода, но взоры тѣмъ нисколько не оскорбляются. Окна въ сихъ лавкахъ по большой части дѣлаются изъ цѣльныхъ стеколъ, очень дорого стоющихъ.
2. Въ которой живетъ дворянство и люди хорошаго тона.
3. Послѣ великолѣпія лавокъ, кажется, самое любопытное есть толпа молодыхъ сидѣльцовъ. По утрамъ бѣгаютъ они по улицамъ такъ щеголевато одѣтые, что иностранцу никакъ не придетъ въ голову, чтобы эти разряженные господчики были люди, которые занимаютъ ея продажею товаровъ въ столицѣ.
4. Слуга, идущій за дамою по улицѣ, или стоящій за каретою, всегда имѣетъ при себѣ большую трость.
5. Когда даютъ балъ, то обыкновенно снимаютъ съ полокъ ковры, и расписываютъ первые цвѣточными гирландами, вензелями, девизами, гербами и проч. Даже очень извѣстные художники занимаются этою работою.
6. Въ Англіи водится, уѣзжая, давать что-нибудь слугамъ въ томъ домѣ, гдѣ обѣдаешь.
7. Въ этомъ-то манежѣ очень часто обогащаются люди, извѣстные въ Лондонѣ подъ именемъ черно-ногихъ (jambes-noites), и которыхъ, въ Парижѣ, назвали бы просто мошенниками. Совершенное знаніе всего, относящагося до лошадей, доставляетъ имъ большой перевѣсъ и выгоды въ случаѣ закладовъ., которыми они удивительнымъ образомъ умѣютъ пользоваться, основываясь на утонченныхъ своихъ расчетахъ. Не рѣдко бываетъ, что нѣкоторые изъ этихъ людей, самаго низкаго происхожденія, дѣлаютъ себѣ такимъ ремесломъ значительное состояніе.
8. Въ Лондонѣ есть общество, извѣстное подъ именемъ клуба Жокеевъ, Самые знатнѣйшіе вельможи въ Англіи и богатѣйшіе помѣщики, охотники до лошадей, считаются членами онаго. Недавно былъ тамъ Предсѣдателемъ помощникъ Государственнаго Статсъ-Секретаря. Въ этомъ клубѣ рѣшаются всѣ споры и недоумѣнія, случающіяся на скачкахъ, при покупкѣ лошадей, и проч.
9. Борзыми собаками производится такой же честный торгъ, какъ и лошадьми.
10. Находящаяся въ Сити и населенная купечествомъ.
11. Игорный домъ. Въ Англіи домы сіи строго запрещены; но, не смотря на то, въ Лондонѣ ихъ много. Почти всѣ они расположены въ окрестностяхъ Сентъ-Жемскаго дворца: ихъ обыкновенно посѣщаютъ послѣ спектакля. Около полуночи, толпа молодыхъ людей, изъ театровъ, изъ клубовъ и трактировъ., собирается туда проигрывать важныя суммы, а иногда терять и честь свою!… Тамъ можно получишь холодный ужинъ, разныя закуски и лучшія вина.
12. Члены Палаты Депутатовъ избираются на семь лѣтъ; но Король имѣетъ право распустить Парламентъ и прежде этаго времени.
13. Около 17,000 рублей.
14. Смотри: День въ деревнѣ, часть ІІ-я, № XLIX.
15. Въ Англіи, на водахъ, обыкновенно въ книжныхъ лавкахъ собирается лучшее общество.
16. Всякой разъ., когда надобно въ романѣ, въ комедіи или въ сатирѣ изобразить объѣдалу, то Альдерманъ обыкновенно представляетъ лице его.
17. Анна Соуткотъ была, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, славная Лондонская ворожея. Есть люди, которые даже и теперь еще вѣрятъ ея прорицаніямъ.
18. Сіе не наблюдается когда Король ѣздитъ за простора только при торжественныхъ случаяхъ.
19. Двоякое зрѣніе, которое воображаютъ имѣть нѣкоторые Шотландцы, есть способность видѣть то, что происходитъ въ дальнемъ разстояніи, и предузнавать будущее.
20. Непремѣнное блюдо во всѣхъ Англійскихъ семействахъ. между праздникомъ Рождества и Крещеніемъ.
21. Лондонская улица, въ которой живетъ чернь и собираются такъ называемые Преобразователи.