1848 год. Корвет Пилад. Командир, капитан 2 ранга Н. Ф. Юрковский. (Чёрное море.) Этот корвет, и с ним нижеследующие четыре судна, потерпели крушение в ночи с двенадцатое на тринадцатое и 13 января у Новороссийска от сильной северо-восточной бури при морозе, доходившем до шестнадцати градусов.
Следующее описание страшного события этого крушения заимствую из описания очевидца, лейтенанта Аминова, в статье его, напечатанной в «Морском сборнике», 1848 год, том I, № 3.
«Около половины января в Новороссийском порте, на восточном берегу Чёрного моря, свирепствовала бора при сильном морозе, превосходившая страшною и разрушительною силою всякое вероятие. Отряд наш, под командою контр-адмирала Юрьева, находившийся в то время в Новороссийске, пострадал почти во всех своих судах, из которых одни совершенно погибли, другие же понесли весьма значительное повреждение.
Двенадцатого января на новороссийском рейде стояли следующие суда под командою контр-адмирала Юрьева, находившегося в Новороссийске: фрегат Мидия, капитан 1 ранга Касторф; корвет Пилад, капитан 2 ранга Юрковский; бриг Паламед, капитан-лейтенант Вердеман; шхуна Смелая, лейтенант Колчин; тендер Струя, капитан-лейтенант Леонов. Все на мёртвых якорях, имея две свои цепи приклёпанными к рымам бочек; кавказского ведомства пароход 120 сил Боец, капитан 2 ранга Рыкачёв, и транспорт Гостогай, лейтенант Щёголев, на своих якорях.
С утра погода стояла непостоянная и ветер попеременно дул со всех румбов, почему у нас подтянули цепь, оставя по 15 сажен на клюзе; в полдень начали образовываться смерчи, которые в разных местах показывались и исчезали; в 2 часа смерч, ворочаясь под носом, вдруг с ужасной силой обрушился на нас от NO; в одно мгновение обе наши цепи, толщиною в 1⅜ дюйма, лопнули; тотчас отдали дагликс и плехт и удержались, вытравя первого 55, а второго 35 сажен; в это же время бриг Паламед, бывший в расстоянии от нас на 1½ кабельтова, имел штиль, и цепи его даже не вытягивались. После этого ветер постоянно начал свежеть от NO, и показались все признаки близкой боры; почему адмирал сделал сигнал: спустить стеньги и нижние реи, что у нас тотчас и было исполнено.
Ветер всё более и более усиливался, горы и рейд покрывались непроницаемым туманом, воздух был наполнен оледенелыми водяными брызгами, которые, примерзая к снастям и рангоуту, образовали огромные глыбы льда. Так мы стояли до двух часов утра 13-го числа, когда ветер превратился в совершенный ураган и нас начало дрейфовать; оба запасные якоря тотчас отданы с тридцатью саженями пеньковых канатов, но, несмотря на это, нас стащило к берегу около шестидесяти сажен, прежде чем они забрали; тогда у нас под кормою осталось 18 футов. Ураган ревел с ужасающей силой, мрак был непроницаемый, куски льда величиною в пушечное ядро беспрестанно падали со снастей и многих переранили; мороз стоял 14° Реомюра. Поэтому легко можно судить, что мы с нетерпением ожидали рассвета. В восьмом часу начало рассветать, но положение наше не сделалось от этого лучше: ветер был в прежней силе, туман так густ, что, находясь антретно в восьмидесяти саженях от берега, ничего не было видно. Наконец в девятом часу туман начал редеть, и картину, представившуюся нашим глазам, нельзя описать. Пароход Боец на мели и на боку левее нас; правее за крепостью бриг Паламед, с переломленной грот-мачтой, на боку, бьётся на каменном рифе; а дальше за карантином транспорт Гостогай кормой на мели, но ещё удерживаемый прямо против ветра двумя цепями; у нас же под ветром буруны кипели, как вода в паровом котле. Ветер тогда же немного смягчился и надежда удержаться на якорях ожила; но после полудня он возобновился в прежней силе, и нас начало понемногу дрейфовать, так что в 7 часов вечера под кормою было 16½ фут. В исходе восьмого часа лопнул запасный канат с левой стороны и вскоре руль начало стучать; его тотчас сняли с петель и спустили на воду; корвет ещё немного стоял покойно, но в половине девятого часа почувствовали первый удар, и корвет начал сильно биться, всё более и более подвигаясь к берегу; в полночь открылась сильная течь, так что помпы едва успевали откачивать воду. На рассвете 14-го числа имели мы под кормою восемь футов, и корвет стоял довольно спокойно на песчаном грунте, в сорока саженях от берега.
Но как описать вам чувство, овладевшее нами, когда при редеющем тумане напрасно начали мы искать тендера. Вскоре удостоверились в ужасной истине, что он с офицерами и с командой затоплен; ибо на поверхности воды виднелся только топ мачты. Ужасная участь наших сослуживцев сильно подействовала на нас; но скоро мысль о собственной опасности заставила думать о себе. Так как ветер и волнение немного утихали, то с помощью береговых жителей протянули к берегу леер, и по нём капитан решился начать перевозку больных и части экипажа на берег; но с второго часа пополудни снова засвежело, и тогда прекратили переправу до следующего утра; вечером и ночью корвет стоял довольно покойно, и его только изредка постукивало, но вода начала с большою силою прибывать. С рассветом 15-го числа погода утихла и тогда перевозили всю команду на берег; после чего и офицеры переправились; в половине двенадцатого переправился и я, вместе с старшим лейтенантом; тогда на корвете остался один капитан, но и он тотчас после нас переехал; и так вся команда спасена благополучно (большая часть с отмороженными членами), а корвет оставлен. В течение всех этих бедственных дней я с любопытным удовольствием наблюдал благородные распоряжения нашего капитана. Когда доложили ему об ужасной участи тендера, он, увидев только топ его мачты, прослезился и благоговейно перекрестился; тогда только чувство человечества взяло своё; остальное время он был капитаном, в прекраснейшем смысле этого слова.
Нас всех приняли в госпитали, где до нас уже были офицеры с других выкинутых судов; из нашей команды более сорока человек поступило в госпитали с отмороженными членами и со всех других судов почти половина команды. Мы в этом горе ещё счастливее других, ибо в последние дни имели случай перевести с корвета как служительский, так и офицерский багаж; но служащие на бриге Паламед потеряли всё, и из брига ничего нельзя было достать, потому что он наполнен водою. На бриге потонуло пять человек; остальные спасены. По собранным сведениям, вероятно, тендер был затоплен тяжестью льда. Со шхуны объявили, что тендер 13-го числа вечером палил пушки и делал сигналы, но за густотою тумана и рёвом ничего разобрать не могли, и какая человеческая сила могла бы тогда дать помощь? Командир тендера оставил жену и пятерых детей в самом бедственном положении; вместе с ним утонули мичмана Обезьянинов и Ковалевский 1 и 45 матросов. Шхуна Смелая избавилась от одной участи с тендером только тем, что отрубила свой утлегарь, брифок-рею и весь свой бегучий такелаж с висевшим на них неимоверным количеством льда. (Командир шхуны намеревался бросить в море пушки для облегчения судна; но пока успели сбросить лежавший на орудиях спущенный рангоут и другие тяжести, слившиеся в одну плотную массу льда, шхуна села так глубоко, что портов пушечных не было уже возможности открыть.) О количестве льда, облепившего такелаж, можете судить по тому, что у нас новый фор-марса-шхот оборвался от его тяжести. Из всей прекрасной эскадры, ещё 12-го числа украшавшей новороссийский рейд, теперь только фрегат Мидия может идти в море, а потому мы с нетерпением ожидаем прибытия другой эскадры, под командою контр-адмирала Колтовского.
Адмиральский фрегат Мидия от тяжести намёрзшего на скулах и бушприте льду погрузился носом в воду почти до клюзов, и если бы ветер не стих, то, может быть, и он не избавился бы от страшной участи, постигшей несчастный тендер Струя».
Корвет, чрез две недели был снят.
(См. ещё далее: крушение парохода «Боец».)