Лексикологія Языка. Критическія изслѣдованія А. Студитскаго. Москва. Въ университетской типографіи. 1846. Въ 8-ю д. л. 340 стр.
Въ прошедшемъ году, г. Студитскій издалъ Начальныя Основанія Русской Этимологіи. Брошюрка эта; по собственному свидѣтельству автора, не имѣла никакого успѣха, что и заставило его сократить сколько возможно изложеніе настоящаго сочиненія, въ древности, что истинно-ученые люди поймутъ дѣло и въ этой формѣ. Удивительнаго здѣсь очень-мало. Мы предсказываемъ автору, что и настоящее его сочиненіе, хотя сокращенное, тоже не будетъ имѣть успѣха. Причинъ тому много; укажемъ нѣкоторыя.
Во-первыхъ, есть люди, которымъ мѣшаютъ самыя выгоды и преимущества человѣка. Что у одного принесло бы обильный плодъ, то у другихъ обращается въ щепетильное педантство, желающее малѣйшимъ мелочамъ дать строгую логическую послѣдовательность, привести ихъ въ непоколебимую систему, оправдать ихъ умозрѣніемъ, начиная ab ovo. Не странно ли, въ-самомъ-дѣлѣ, предметъ совершенно-ясный уяснять еще-болѣе логическими подмостками? У людей такъ много важныхъ занятій, а вы толкуете имъ, какъ лучше раздѣлить грамматику, которая, какъ и всѣ науки, мало полагается отъ раздѣленій? Черезъ-чуръ добросовѣстная отчетливость и діалектическая строгость въ изслѣдованіяхъ о какой-нибудь ижицѣ, воля ваша, роняетъ самые важные предметы, къ какимъ причисляются добросовѣстность и научная форма. Всякій увѣренъ, конечно, въ необходимости, пользѣ и важности вникать въ сущность предметовъ, но не при каждомъ же предметѣ толковать о его сущности. Кто упалъ въ яму, тотъ скорѣе вылѣзай изъ нея, не спрашивая: что такое веревка? Вотъ, что разумѣемъ мы подъ невыгодами самихъ выгодъ: это ихъ крайнее употребленіе въ ненужномъ мѣстѣ. Никто не усомнится, прочитавъ сочиненіе г. Студитскаго, въ его начитанности и, особенно, страсти систематизировать; но когда вы кончите послѣднюю страницу «Лексикологіи», то невольно вздохнете, примолвивъ: къ-чему гибель сія бысть?
Во-вторыхъ, наклонность въ опредѣленіямъ, раздѣленіямъ, систематическимъ постройкамъ до того иногда увлекаетъ автора, что онъ начинаетъ не шутя вѣрить ихъ безусловной непогрѣшительности; онъ не хочетъ видѣть возможности исключеній и скорѣе усомнится въ дѣйствительности факта или фактовъ, чѣмъ въ односторонности своей задушевной теоріи, въ шаткости своей прекрасно-построенной системы. Но жизнь своенравнѣе и сильнѣе теорій: она часто, мимоходомъ, не думая о самодовольныхъ философахъ, бросаетъ имъ подъ ноги явленіе, которое сбиваетъ ихъ съ толка и съ ногъ. Хорошо еще, если они образумятся и сознаютъ свою ошибку, а то большая часть изъ нихъ, упавъ больно, начинаетъ, въ утѣшеніе себѣ, строить систему паденій. Такъ и въ грамматикѣ: какой-нибудь житель Океаніи выговоромъ словъ своихъ приведетъ въ тупикъ физіологическій способъ г. Студитскаго, такъ-что они оба (т. е. способъ и авторъ его) не приложатъ ума, что дѣлать съ «Лексикологіей Русскаго Языка», хотя она досконально объяснила, что «звукъ а произносится совокупнымъ дѣйствіемъ мускула подбородочно-язычнаго съ одной, шиловидно-язычнаго и подъязычно-язычнаго, съ другой стороны, отъ-чего языкъ приходитъ въ положеніе прямое». Возводить къ единству разнообразіе явленій, излагать въ научной формѣ многія отдѣльныя познанія — необходимо и полезно, но не должно при этомъ мечтать, что ужь этимъ-то исчерпали мы всю полноту человѣческаго слова, и намъ стоитъ только, при каждомъ новомъ явленіи, подводятъ его подъ открытыя начала, въ ту или другую главу, въ тотъ или другой параграфъ. Клѣтки системы сдѣланы — сажай въ нихъ настоящія и будущія изслѣдованія! Такая увѣренность — своего рода фанатизмъ. т. е. фанатизмъ смѣшнаго рода.
Въ-третьихъ, наконецъ, сколько авторъ увѣренъ въ самомъ-себѣ, столько же читатели не увѣрены въ немъ — но естественной недовѣрчивости во всѣмъ окончательнымъ открытіямъ, рѣшеннымъ изслѣдованіямъ, ко всѣмъ nec plus ultra, хотя бы они принадлежали въ породѣ филологическихъ. «Отъискать начала грамматики, въ особенности славянской и русской, и приложить ихъ къ языку и письменности — вотъ какая была мысль моихъ изслѣдованій» (Предисловіе). Шутка сказать: отъискать начала грамматики! Слѣдовательно, они не были прежде отъисканы? Слѣдовательно, вы первые нашли ихъ, господинъ авторъ? И всѣ труды великихъ филологовъ не сдѣлали того, что сдѣлала брошюрка въ 31 страницу? Конечно, это дѣло не невозможное, но не все возможное принадлежитъ къ числу дѣлъ вѣроятныхъ.
Г. Студитскій до такой степени увлекся физіологическими изслѣдованіями, что, по его мнѣнію, начертанія буквъ суть тѣ самыя фигуры, которыя строитъ ротъ при произнесеніи звуковъ. Онъ говоритъ: «Представимъ, что голова разрѣзана вертикально по средней линіи, и разсмотримъ фигуру этого разрѣза, соображая ее съ произношеніемъ каждаго изъ первоначальныхъ звуковъ: мы найдемъ слѣдующее: А. Языкъ неподвиженъ и лежитъ горизонтально. Отъ корня языка идетъ дуга по задней части рта до конца язычка: отсюда другая дуга по небу до конца верхнихъ рѣзцовъ. Получится фигура а со всѣми измѣреніями». То-есть и наше прописное А, и маленькое а, которое различается еще въ печати и на письмѣ, и греческое α, все это получится въ означенной фигурѣ!!… Любопытно бы разрѣзать головы иныхъ философовъ и посмотрѣть, что тамъ такое…