Левитан
правитьСегодня, 22 іюля, исполнилось 20 лѣт со дня смерти выдающагося русскаго художника, И. И. Леватана.
В исторіи развитія русскаго пейзажа Левитан оказался и роли русскаго «барбизонца». Он не только завершил и своем творчествѣ так называемое реалистическое направленіе, но и направил русскій пейзаж в новое русло. Подобно французским барбизонцам, пейзаж для него был не только декораціей, но и извѣстным состояніем души. Левитан обновил технику русскаго пейзажа, дал новый рисунок, обогатил палитру новыми красками. Главное же он сумѣл как бы заглянуть за грань вещественнаго лика природы, прочувствовать и передать психологію пейзажа, его настроеніе. А вмѣстѣ с тѣм он умѣя заставятъ заговорить природу языком человѣческих чувств. Вложить в пейзаж и настроеніе тихой грусти, и почти безнадежную теску, и умиленность предзакатнаго раздумья. Он не искал для пейзажа красивых утолков, эффектных сочетаній. Он искал красоту в повседневной, простой жизни природы. И находил, ибо умѣл соединить частное с общим. Умѣл вездѣ находить великое «нѣчто». В одном из писем он говорит: «Я никогда еще не любил так природу, не был так чуток к ней, никогда еще так сильно не чувствовал это божественное нѣчто, разлитое во всем, но что не всякій видит, что даже и назвать нельзя, так как оно не поддается разуму, а постигается любовью».. В другом письмѣ он также говорит о том, как глубоко он чувствует «безконечную красоту окружающаго, подмѣчает сокровенную тайну, видит Бога во всем»…
Он страдал от того, что не мог выразить с желаемой полнотой эти большія ощущенія. И он упорно боролся за эти достиженія.
О характерѣ этого упорнаго труда можно судить по слѣдующему свидѣтельству Александра Бенуа: «Как долго, иногда годами, бился он над иным простѣйшим мотивом, переиначивая все снова, недовольный тѣм или другим, еще замѣтным диссонансом, мѣнял иногда всю композицію, раз ему казалось, что, его поэтическая и живописная мысль недостаточно „очищена“. Иногда он только потому считал свою картину неоконченной, что на ней было слишком много подробностей, т. е. именно за то, что нравилось бы публикѣ».
В результатѣ этого упорнаго труда Левитан достиг не только высокаго техническаго совершенства, проложившаго новые пути для послѣдующих русских пейзажистов, но ему удалось передать на полотне «сокровенную тайну природы». И он научил нас открывать эту тайну и находить красоту и той повседневности скромнаго русскаго пейзажа, гдѣ до него, и не подозрѣвали ни тайны, ни красоты.
Всѣ его пейзажи, не смотря на кажущуюся их внѣшнюю неподвижность, пустынность, полны глубокой внутренней жизни, полны тепла и трепета великой матери-земли.
В его пейзажах не видно людей будто только для того, чтобы подчеркнуть, как интенсивно живет «мёртвая» природа.
Вот «Весна — большая вода». Сколько движенія таит в себѣ эта с виду неподвижная, большая, весенняя вода! А деревья залитыя водою, готовыя раскрыть свои почки, а весеннія легкія облака, будто застывшія, и вѣчно измѣнчивыя!
Вот «Буря дождь», разразившаяся над штабелями дров в вырубленном лѣсу. Развѣ эти одинокія, уцѣлѣвшія от порубки, мокрыя, гнущіяся от вѣтра березы не напоминают безутѣшно-склоненных родственников над могилами близких?
Будто финал к толстовскому разсказу о смерти березы…
А вот «В сумерки». Деревенская церковка, кладбище, озаренныя не заходящим солнцем, а уже только его отблесками на облаках. И все это отражается и тихой поверхности озера… Короткій момент; когда послѣдніе лучи свѣта так причудливо играют на облаках.
Даже дорожки («Тропинка») и гати («У Омута») живут у Левитана своей особой жизнью и невольно уводят зрителя и таинственную даль…
Но одной из характерный и значительных особенностей творчества Левитана было то, что он первый проникся своеобразной красотой именно русскаго пейзажа.
Сам Александр Бенуа признавался, что именно Левитан заставил его повѣрить и красоту русской природы. Оказалось, что «прекрасен холодный свод ея неба, прекрасны ея качающіяся в дождь березы, прекрасны синія тѣни по весеннему снѣгу, алое зарево закатнаго солнца и бурныя, весеннія рѣки. Прекрасны всѣ отношенія ея особых красок, самых даже вялых, чахлых, сѣрых. Прекрасны всѣ линіи, даже самыя спокойныя и простыя».
Левитан любил русскій пейзаж и его необходимый аксессуар, — русскія деревенскія церковки. Он любил заходить и час вечерней молитвы в эти старыя, уютныя церковки. Он любил их простую, наивную, милую архитектуру.
Любил закатное сіянье на церковных крестах. Послѣ него осталась цѣлая коллекція этюдов таких церковных крестов.
Левитан, еврей, как никто из русских до него проникся красотой русскаго пейзажа и научил русских художников понимать эту красоту. А понимать ее, как понимал сам Левитаи, доступно не чрез разум, а чрез великую любовь.
Своим творчеством, так глубоко проникнутый подлинным русским національным настроеніем, еврей Левитан засвидѣтельствовал глубокую любовь к родинѣ — Россіи.
Как не вяжется это с тем нездоровым «націонализмом», который не может осознать себя иначе, как враждебно противопоставляя себя всему «инородческому»!