Сочиненія И. С. Аксакова. Славянофильство и западничество (1860—1886)
Статьи изъ «Дня», «Москвы», «Москвича» и «Руси». Томъ второй. Изданіе второе
С.-Петербургъ. Типографія А. С. Суворина. Эртелевъ пер., д. 13. 1891
Къ молодежи нужно относиться честно, любить ее.
править«Много, много жертвъ своему заблужденію принесено у насъ юностью, но вина не на ней, а насъ, воспитателяхъ»… Вотъ что сказали мы въ передовой статьѣ 4-го No[1], еще наканунѣ московскихъ университетскихъ событій прошлой недѣли. Эти событія не измѣнили нашего мнѣнія. Мы не станемъ входить въ ихъ подробное изслѣдованіе и не примемъ участія въ полемикѣ, возникшей между газетами по ихъ поводу. Московское происшествіе съ нашей точки зрѣнія только частный случай, — одинъ изъ сотни ему подобныхъ, и насъ гораздо болѣе занимаетъ ихъ общій смыслъ и значеніе. «Честности — говорили мы въ прошлый разъ — честности-то и недостаетъ нашей общественной жизни». И именно нѣтъ ея у насъ въ нашемъ обращеніи съ юношествомъ.
Съ молодежи нужно относиться честно — честно любить ее.
Думать ли, что она неспособна оцѣнить благородной прямоты въ отношеніяхъ съ собою, — что она можетъ быть руководима лишь потворствомъ, поблажкою, поддакиваньемъ? Не будетъ ли это клеветою на благородные инстинкты, несомнѣнно свойственные юности? Или ужъ она въ Россіи такъ выродилась? Или уже утратила то молодое, тонкое нравственное чутье, которое такъ легко распознаетъ лесть и искренность, фальшь и правду? Если выродилась, если утратила, — хотя бы и не вся, однакоже въ большинствѣ своихъ представителей, — то вина опять-таки лежитъ, главнымъ образомъ, на наставникахъ, на обществѣ и въ значительной степени на нашей печати.
Кто молодъ не бывалъ? Кто не вспоминаетъ съ любовію о своей юности, о годахъ своего общественнаго воспитанія, какъ бы даже тяжелы они ни были? Сочувствовать молодежи — это такое простое, естественное движеніе сердца, что ставить его кому-либо въ заслугу — болѣе чѣмъ странно. Но какъ скоро это сочувствіе возводится въ поклоненіе, самое поклоненіе въ догматъ моднаго либерализма — начинается вредная и опасная ложь. Эта-то ложь и погубила у насъ не одно молодое поколѣніе. Преклоняться не только передъ свѣжестью и откровенностью молодыхъ чувствъ, стремленій, порывовъ, но передъ мнѣніями, образомъ мыслей, какое бы ни било ихъ содержаніе, передъ дѣйствіями и волею юношей, потому только, что они юноши, творить изъ молодежи кумира — это въ лучшемъ случаѣ слабоуміе, — большею же частью лицемѣрное холопство. Ибо надо сказать правду, — въ противоположность чудовищно развившемуся на Руси человѣкоугодничеству предъ сильными міра — разрослось, расплодилось у насъ не менѣе чудовищное холопство и предъ всякой мишурой «либерализма»…
Подъ страхомъ прослыть «несочувствующимъ молодому поколѣнію», а потому и не «либераломъ», иной старикъ умышленно молодится, виляетъ, труситъ выказать передъ юношами, что онъ и въ Бога вѣритъ и чтитъ «предразсудки» христіанской нравственности. Подъ опасеніемъ лишиться благосклонности этого новаго властелина, иной маститый наставникъ не рѣшается произнесть осужденіе явно возмутительному поступку своихъ учениковъ и вмѣсто назиданія поетъ имъ гимны, подпускаетъ либеральнаго курева, — т. е. чаду въ ихъ юныя головы.
Развѣ заискиваніе популярности у слушателей не общепризнанная черта значительной части нашихъ педагоговъ — высшихъ іерархическимъ степеней? Но заискиваемая популярность пріобрѣтается не иначе, какъ сдѣлками совѣсти съ ложью, какъ такими рѣчами, гдѣ подразумѣваемый, вѣрнѣе сказать подмигиваемый либерализмъ, опьяняя юношей, въ то же время не компрометтируетъ выгодъ офиціальнаго положенія, занимаемаго ораторомъ. Развѣ никому изъ насъ не случалось бытъ свидѣтелемъ разныхъ безсмысленныхъ, но искусственно подготовленныхъ овацій, въ которыхъ рьяная, легко подстрекаемая молодежь служила слѣпымъ орудіемъ постороннихъ цѣлей? Такое кажденіе «молодымъ силамъ» производится изъ двоякихъ побужденій. Во-первыхъ, ради снисканія благоволенія, потому что пользоваться репутаціей «либерала», а потому и расположеніемъ, поддержкою и при случаѣ рукоплесканіями толпы слушателей, очень пріятно, особенно когда это достается дешевыми либеральными фразами и дешевою лестью. Этимъ средствомъ не пренебрегаютъ и чиновные педагоги, которые въ душѣ своей далеки отъ всякихъ свободолюбимыхъ поползновеній. Во-вторыхъ, кадятъ иногда ѳиміамомъ люди искренно убѣжденные, желающіе провести свое убѣжденіе въ юные умы слушателей, для чего самое сподручное средство — опять-таки лесть. Но при этомъ убѣжденный педагогъ теряетъ изъ виду, что всякое, такимъ образомъ производимое либеральное насажденіе приноситъ либеральный плодъ совсѣмъ иного качества, чѣмъ предполагалъ насадитель. Онъ не соображаетъ, что придавъ ему значеніе запрещеннаго плода, онъ придаетъ ему вмѣстѣ съ тѣмъ фальшивую цѣнность, пускаетъ такъ сказать въ оборотъ фальшивую монету; онъ забываетъ, что молодежь не способна остановиться на полудорогѣ, удержаться на этой золотой серединѣ, на которой стоитъ самъ, оплачиваемый государственными деньгами, апостолъ кое-какихъ отрицательныхъ ученій. Молодежь, съ свойственной ей пылкостью и прямоіинейностью мысли и чувства, послѣдовательна въ своихъ выводахъ до самоотверженія; ей почти нечего терять, — опытъ жизни ей не помѣха, потому что его еще нѣтъ, — блаженства старыхъ людей, блаженства привычекъ, комфорта, удобствъ она еще не вкусила, — она по самой своей природѣ безстрашно-радикальна. Вотъ и выходитъ, что по мѣрѣ того, какъ ихъ наставники подвигаются въ чинахъ и обзаводятся болѣе умѣренными, болѣе приличными возрасту, чину и званію убѣжденіями, молодежь, ими воспитанная, повинуясь данному ей однажды толчку — мчится до крайняго предѣла, до такого радикальнаго абсурда, отъ котораго готовъ съ ужасомъ отпрянуть и самъ, несообразительный и не вполнѣ добросовѣстный учитель…
Но и тѣ и другіе педагоги, постоянною лестью кружа головы юношей, возвеличивая ихъ значеніе, вызывая на разныя неумѣстныя публичныя заявленія, — въ концѣ концовъ совершенно сбиваютъ молодежь съ толку и ставятъ ее на скользкій и опасный путь. Нельзя же требовать, чтобъ молодые люди добровольно отказались вѣрить всему тому, что цѣлому ряду молодыхъ поколѣній, въ теченіе пятнадцати лѣтъ и до сего дня, и многіе педагоги, и печать не перестаютъ твердить со всѣхъ сторонъ. Давно ли мы читали въ одной газетѣ, претендующей на серьезность и на связь съ педагогическимъ міромъ, что «молодежь есть значительная политическая сила»? Какъ же молодежи при этихъ словахъ не вообразить себя и въ самомъ дѣлѣ «силою», не попытаться дать и другимъ ее почувствовать, — пошалить, поиграть ею?! Если ее подстрекаютъ къ оваціямъ, то она не можетъ не признать за собою права выражать и хулу и порицаніе. Если ее употребляли какъ средство для постороннихъ цѣлей, то не трудно догадаться, что она непремѣнно пожелаетъ заставить и другихъ послужить ея собственнымъ цѣлямъ. Этимъ и объясняются намъ прискорбные безпорядки послѣднихъ лѣтъ, творимые юношами въ университетахъ, академіяхъ, институтахъ и другихъ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ. Но если виновники безпорядковъ и заслуживаютъ наказанія, такъ все же прокурорская роль обвинителя юношей не совсѣмъ въ лицу воспитавшимъ ихъ педагогамъ.
Учащаяся молодежь — значительная политическая общественная сила! Какое вредное, губительное празднословіе! Учащаяся молодежь — это наша надежда, наше чаяніе, наше будущее. Это зелени, радующія взоръ земледѣльца… Но зелени еще не хлѣбъ. До жатвы еще далеко. При дурномъ уходѣ, ихъ могутъ заглушить сорныя травы; при неблагопріятныхъ атмосферическихъ условіяхъ, онѣ могутъ пойти въ траву, дать пустой волосъ. Такъ почти и вышло у насъ съ цѣлымъ преемственнымъ рядомъ поколѣній, которыхъ можетъ-быть наилучшій цвѣтъ, вслѣдствіе пагубнаго за нимъ ухода, по своему крайнему радикализму, по своему невѣжеству, по отрицательному отношенію въ Русской жизни и народности, оказался совсѣмъ непригоднымъ въ скромной, невзрачной, потребной для родной земли, зиждительной работѣ, и погибъ безплодно для Россіи, въ тщетныхъ попыткахъ разрушенія…
Говоря «молодежь», «молодость» — никто однако изъ поклонниковъ и льстецовъ ея, да и никто изъ ея собственныхъ рядовъ не спросилъ себя — кого же причислять къ молодежи и на какомъ основаніи? Если на метрическомъ, то съ какого возраста и до какого? Если первокурсникъ гордится своею юностью и признаетъ въ ней источникъ своего права на особенное къ нему благоволеніе и уваженіе, то окончившій курсъ кандидатъ университета смѣетъ ли причислять себя къ одному съ нимъ разряду полноправной молодежи? А вѣдь разница въ степеняхъ развитія довольно значительная. Наоборотъ: если заслуга и основаніе права заключаются только въ молодости, то гимназистъ еще моложе студента, стало-быть еще полноправнѣе? Это напоминаетъ анекдотъ про одного австрійскаго аристократа, который съ почтеніемъ снималъ шляпу предъ своимъ малолѣтнимъ сыномъ, такъ какъ этотъ сынъ былъ уже на цѣлую степень (quartier) древнѣе, стало-быть родовитѣе и знатнѣе своего отца!
Нечестно величать учащуюся молодежь политическою силою; нечестно туманить ей головы льстивымъ либеральнымъ куревомъ. Намъ дорога учащаяся молодежь, залогъ будущей общественной силы, разсадникъ будущихъ дѣятелей, но именно, серьезно и основательно учащаяся. Никуда негодны юные неучи, вспрыснутые нѣсколькими каплями либеральнаго эликсира или вѣрнѣе — либеральной жижи Русской поддѣлки (въ родѣ Русскаго шампанскаго) — которые, принявъ это кропленіе какъ помазаніе, считаютъ себя призванными уже не учиться, а учить, — судить и рядить народную жизнь и всплошную отрицать все, чего не вѣдаютъ и не разумѣютъ. Много печальныхъ событій, въ которыхъ главными дѣятелями были люди очень молодые, пережили мы въ послѣдніе два-три года. Не говоримъ объ отвратительныхъ преступленіяхъ, о которыхъ у порядочныхъ людей двухъ мнѣній быть не можетъ. Но было не мало всяческихъ манифестацій, подпольныхъ афишекъ и изданій, обращавшихся, неизвѣстно какимъ образомъ, въ рукахъ учащихся юношей; много вообще скрытой агитаціи, которая не могла не смущать воспріимчивую, отзывчивую юность. Положительно и рѣшительно не знаемъ, какъ поступали въ это время наши педагоги; но намъ кажется — это была самая удобная пора для благотворнаго воздѣйствія на молодые умы и сердца. Надо было прежде всего отложить всякое попеченіе о томъ, чтобъ не угасъ въ душахъ юношей «священный пламень либерализма». Если не нашъ пошлый, условный либерализмъ (отъ котораго мы желаемъ для нихъ избавленія), то святой огонь любви въ истинной свободѣ никогда не можетъ угаснуть въ благородномъ, особенно молодомъ сердцѣ. Объ этомъ и заботиться нечего. Но что было бы въ то время, да и всегда вполнѣ благовременно — это прежде всего не молчать, не обходить щекотливой матеріи двусмысленными намеками, а именно говорить о ней и ставить молодымъ людямъ вопросъ на прямикъ, въ упоръ, — не о томъ, что «либерально», что не «либерально», а o томъ, что подло и что благородно, что честно, что безчестно, что нравственно, что безнравственно и гнусно. Думаемъ, что такая твердая, исполненная сердечной искренности постановка и таковое же рѣшеніе этихъ вопросовъ — не могли бы остаться безъ добраго дѣйствія хотя бы только на нѣкоторыхъ изъ молодыхъ людей. Мы бы пошли и дальше. Намъ кажется, что слѣдовало бы, иному авторитетному профессору просто взять любой изъ подпольныхъ листковъ и прочесть его вслухъ съ критической оцѣнкой, съ обращеніемъ въ молодымъ свѣжимъ умамъ, — прочесть тѣмъ, которые и безъ того читаютъ втайнѣ, — и не выдержало-бы ни одно это подпольное разглагольствіе дневного свѣта критики, и звонкимъ смѣхомъ огласилась бы аудиторія при громогласномъ прочтеніи какого нибудь вздора, въ родѣ сравненія «идеалиста» Пугачева съ Вашингтономъ «страдавшимъ отсутствіемъ идеаловъ»…
До какой степени фальшиво отношеніе нашей quasi-либеральной печати въ нашей Русской молодежи — видно всего ярче изъ извѣстной старой исторіи о мясникахъ Охотнаго рынка. Ее опять вспомянули на дняхъ, и опять умышленно или безсознательно — въ свѣтѣ невѣрномъ, недобросовѣстномъ. Вмѣсто того, чтобъ въ свое время, да и теперь пользоваться этою исторіею для назиданія молодежи, обвиняютъ въ подстрекательствѣ то полицію, то редакцію одной газеты, зная очень хорошо, что никогда никакого и ничьего подстрекательства тутъ не было, а что произошелъ болѣе чѣмъ естественный взрывъ народнаго негодованія. Въ томъ именно и дѣло, что съ народомъ шутить не слѣдуетъ; не слѣдуетъ будить въ немъ стихійной его силы, вызывать наружу инстинкты звѣря, которыхъ выразителемъ въ подобныхъ случаяхъ всегда является самый грубый, злокачественный осадокъ простонародья — чернь (особенно городская). Молодые люди (въ счастію, не студенты университета) вздумали сдѣлать глупую и дерзкую манифестацію, учинить публичную по улицамъ процессію при сопровожденіи каретъ съ государственными преступниками, — держать рѣчи въ изумленной простонародной толпѣ, требовать снятія шапокъ и т. п. Вѣдь не къ привилегированнымъ же, въ самомъ дѣлѣ, причисляли себя молодые люди, требовавшіе, чтобъ за ними признано было право безнаказанно производить уличную демонстрацію, оскорблять публично власть, которую народъ чтитъ, слѣдовательно оскорблять нахально и явно народное чувство, насмѣхаться надъ нимъ? Такъ какъ плохая въ то время наша полиція не нашлась что дѣлать, то жители улицы на уличную наглую демонстрацію отвѣтили уличною же расправой, — омерзительной, гадкой, звѣрской безъ сомнѣнія, при чемъ разъяренная толпа (но виноваты первые тѣ, кто ее разъярили) не различала ужъ ни праваго, ни виноватаго. Выводъ изъ этой исторіи, который бы слѣдовало педагогамъ внушить всѣмъ молодымъ людямъ, таковъ: «извольте не забывать, что въ Россіи есть народъ, что безнаказанно. раздражать и дразнить его нельзя, что въ вашихъ либеральныхъ фантазіяхъ вы должны считаться съ народомъ, въ которому сами принадлежите, уважать его, принимать его мысли и чувства въ соображеніе. Пусть это послужитъ вамъ урокомъ». Но что за рѣки вздорныхъ словъ самаго грошеваго либерализма и лицемѣрнаго негодованія пролило при сей оказіи большинство нашихъ газетъ! Какіе гнѣвные перуны пущены ими были (и тогда, и на дняхъ снова) въ «чернь»! А давно ли эта самая «чернь» ими же возвеличивалась! Пушкинъ развѣнчивался изъ великихъ поэтовъ за недостатокъ либеральнаго отношенія къ «черни» въ извѣстномъ разговорѣ поэта съ чернью; Стенька Разинъ, предводитель черни, возводился въ истиннаго героя!! — Кстати вспомнить, что точно такая же исторія разыгралась черезъ нѣсколько мѣсяцевъ въ Петербургѣ, при извѣстной демонстраціи у Казанскаго собора, за которою послѣдовала точно такая же отвратительная расправа — справедливаго въ своемъ существѣ народнаго суда, — и что же? ни одна газета почему-то не пришла тогда въ негодованіе, напротивъ всѣ обрушились на молодыхъ же виновниковъ демонстраціи, какъ будто произошло не совершенно одно то же, что и въ Москвѣ!
Мы вынуждены были напомнить съ подробностью объ этихъ гнусныхъ исторіяхъ, чтобы показать образцы фальшиваго отношенія къ молодежи очень многихъ нашихъ органовъ печати. Развѣ все это не сбиваетъ ее съ толку? не губитъ ее? Развѣ позднія, хотя и вполнѣ справедливыя назиданія со стороны тѣхъ, которые столько лѣтъ, какъ мы видѣли выше, искажали ея понятія, величали ее «политическою силою», могутъ оказать надлежащее благотворное дѣйствіе, внушить должное довѣріе? Конечно лучше поздно, чѣмъ никогда, но не мѣшало бы въ такомъ случаѣ принести напередъ нѣкоторое покаяніе.
Страшно сказать, какъ мало у насъ свободныхъ, независимыхъ мыслью и духомъ людей, сколько человѣкоугодничества и душевнаго холопства во всѣхъ видахъ!.. Весь нашъ либерализмъ въ сущности долженъ бить пока сведенъ въ одному: въ внутренней независимости, въ честности. Пріобрѣсти ее не можетъ помѣшать человѣку никакая внѣшняя сила въ мірѣ; никакая же внѣшняя сила не властна и отнять ее. Если благородный Шиллеръ рекомендуетъ Männerstolz vor Königsthronen, — т. е. человѣческое достоинство, честность, гордость мужа предъ престолами царей, то такая же честная независимость требуется и по отношенію въ власти, хотя беззаконной, но тѣмъ не менѣе сильной — модныхъ повѣтрій и доктринъ, печати, такъ-называемаго общественнаго мнѣнія и тому подобныхъ божковъ и временщиковъ.
Не знаемъ, выродилась ли въ Россіи молодежь, но если не выродилась, то въ средѣ ея, мы не сомнѣвается, найдется хоть нѣсколько людей, въ души которыхъ заронится наше искреннее слово, и если заронится, то безплоднымъ не останется.
- ↑ См. предыдущую статью.