К вопросу о веротерпимости (Абрамов)/ДО

К вопросу о веротерпимости
авторъ Яков Васильевич Абрамов

Опубл.: 1882. Источникъ: az.lib.ru • Часть первая.

КЪ ВОПРОСУ О ВѢРОТЕРПИМОСТИ.

I.

Въ газетахъ появились извѣстія такого рода: «Мы слышали, что въ оффиціальныхъ сферахъ недавно вновь разсматривалось ходатайство московскихъ старообрядцевъ о распечатаніи алтарей въ часовняхъ извѣстнаго московскаго Рогожскаго кладбища, служащаго центромъ русскаго старообрядчества, „пріемлющаго священство“… По слухамъ, ходатайство это имѣетъ мало шансовъ на успѣхъ». «По слухамъ, предположено отложить на неопредѣленное время и осуществленіе общаго законопроэкта о дарованіи большинству раскольниковъ, принадлежащихъ къ менѣе вреднымъ сектамъ, религіозной свободы и гражданской равноправности»^[1].

Насколько справедливы эти извѣстія, неизвѣстно. Но нѣкоторыя обстоятельства даютъ поводъ думать, что извѣстія эти очень близки къ истинѣ. Въ этомъ насъ убѣждаютъ факты преслѣдованія раскольниковъ, которые продолжаются доселѣ и которые, конечно, не имѣли бы мѣста, еслибы правительство намѣрено было дать раскольникамъ полныя гражданскія права и краю свободнаго вѣроисповѣданія. Такъ, недавно «Страна» сообщала слѣдующій фактъ: "Шадринскій 2-й гильдіи купецъ С. П. Чекановъ пишетъ своимъ пріятелямъ: «Въ мое отсутствіе на праздникъ 20-го іюля, Ильи Пророка, пріѣхали въ мой домъ — слѣдователь, исправникъ, жандармскій офицеръ, полиція съ казаками и великороссійскій священникъ, взяли служебныя, патріаршія и письменныя крюковыя книги, всего 25 книгъ и 39 иконъ разныхъ размѣровъ; и еще были въ кладовой, взаперти, а ключи были при мнѣ; но замки и двери взломали, и взяли оттуда хранившуюся походную церковь, со всѣми принадлежностями, серебряные сосуды и подсвѣчники, и все это увезли»… «Всѣ эти вещи, прибавляетъ далѣе газета: — конфискованы и затѣмъ преспокойно разосланы по православнымъ приходамъ; стало быть, въ нихъ самихъ ничего противнаго православію нѣтъ»^[2]. Еще болѣе убѣждаетъ насъ въ томъ, что надежды раскольниковъ на измѣненіе ихъ положенія къ лучшему такъ и останутся однѣми надеждами, безъ всякаго реальнаго осуществленія, появленіе брошюры H. С.^[3] «О сущности и значеніи раскола!. Брошюра эта сама по себѣ ничтожна и ничѣмъ не отличается отъ множества подобныхъ же брошюръ и статей, въ которыхъ на разные лады поется все одна и таже старая-престарая пѣсня: не давать раскольникамъ правъ и не уничтожать тѣхъ тысячъ стѣсненій, которыми, какъ путами, охвачена вся жизнь раскольниковъ. Стара, очень стара эта пѣсня; много лѣтъ поютъ ее у насъ, много лѣтъ пѣли ее и на Западѣ, въ эпоху господства іезуитовъ; поютъ ее и вездѣ, гдѣ существуетъ религіозная нетерпимость, гдѣ существуютъ гоненія за религіозныя разногласія. Аргументы, приводимые въ подкрѣпленіе этой старой пѣсни, такъ же ветхи и не выдерживаютъ легчайшаго прикосновенія критики. Несостоятельность этихъ аргументовъ была уже доказана сотни разъ и приниматься за ихъ разборъ снова и скучно, и безцѣльно: кто не желаетъ убѣдиться въ томъ, что ясно и очевидно, того не проймешь никакимъ критическимъ анализомъ, никакими доказательствами и опроверженіями; а кто совсѣмъ не можетъ видѣть, кто слѣпъ, тотъ можетъ прозрѣть только вслѣдствіе чуда. Повторяю, что сама по себѣ упомянутая брошюра не заслуживаетъ никакого вниманія. Но на брошюрѣ этой мы видимъ надпись: „напечатано по распоряженію г. оберъ-прокурора святѣйшаго синода“. Эта надпись придаетъ брошюрѣ значеніе, котораго она сама по себѣ не имѣетъ. Фактъ появленія по распоряженію г. оберъ-прокурора брошюры, которая прямо и категорически заявляетъ, что правъ раскольникамъ давать не слѣдуетъ, что снимать стѣсненій съ ихъ жизни не должно, что вѣротерпимость по отношенію къ раскольникамъ не должна имѣть мѣста — фактъ этотъ очень знаменателенъ. Онъ придаетъ приведеннымъ выше извѣстіямъ „Новостей“ значеніе правдоподобности; онъ даетъ намъ право думать, что вопросъ о дарованіи правъ раскольникамъ, о нестѣсненіи ихъ богослуженія, что этотъ вопросъ рѣшается въ правительственныхъ сферахъ отрицательно, или, по крайней мѣрѣ, рѣшеніе его будетъ, какъ говорится, отложено въ долгій ящикъ. Фактъ появленія подобной брошюры по распоряженію такого авторитетнаго лица, какъ оберъ-прокуроръ синода, ясно показываетъ, что времена полной вѣротерпимости для насъ еще не наступили.

Что же такое за люди эти раскольники, которымъ отказываютъ въ гражданскихъ правахъ, съ жизни которыхъ не хотятъ снять существующихъ уже вѣка стѣсненій, по отношенію къ которымъ не хотятъ соблюсти той вѣротерпимости, которою пользуются въ Россіи католики, протестанты, евреи, магометане, буддисты и идолопоклонники? Вѣроятно, они — крайне вредные люди? Можетъ быть, они представляютъ собою жалкихъ нищихъ, отчаянныхъ пролетаріевъ, которымъ опасно, съ точки зрѣнія правящихъ классовъ, давать какія-либо права? Можетъ быть, они представляютъ собою толпу людей, настолько низко стоящихъ и въ умственномъ, и въ нравственномъ отношеніи, что стѣсненія, наложенныя на нихъ, необходимы какъ узда? Или они — враги общества, враги общественнаго порядка? Или, наконецъ, ихъ такъ мало, что о нихъ и заботиться особенно нечего? Посмотримъ.

II.

Экономическая состоятельность раскольниковъ и новыхъ сектантовъ, сравнительно съ массою православнаго населенія, поражаетъ всякаго наблюдателя, даже при самомъ поверхностномъ знакомствѣ съ ихъ бытомъ. Проѣзжая по мѣстности, сплошь заселенной раскольниками, вы не встрѣтите ни жалкихъ мазанокъ и покосившихся избушекъ, ни измученныхъ лошаденокъ-одровъ, ни крестьянъ съ запуганными, изможденными лицами; вмѣсто того вамъ будутъ попадаться просторные и крѣпкіе дома и избы, сытыя, крупныя лошади, рослый, сильный народъ. Способность къ труду, выносливость, разумная общественная организація, глубокое уваженіе къ труду — всѣ эти свойства сектантовъ производятъ чудеса и дѣлаютъ ихъ зажиточными при самыхъ неблагопріятныхъ условіяхъ. Загнанные религіозными преслѣдованіями въ далекую глушь Закавказья или Сибири, окруженные со всѣхъ сторонъ чуждыми народами, становящимися въ самыя враждебныя отношенія въ новымъ пришельцамъ, лишенные всякихъ средствъ и надежды на какую-либо внѣшнюю помощь и принужденные полагаться только на свои собственныя силы, сектанты нетолько не гибли и не исчезали, но въ короткое время покрывали страну цвѣтущими селеніями, превращали голую, безплодную степь въ плодороднѣйшія поля, покрытыя нивами, обращали безплодныя скалы въ сплошные сады и устраивались такъ зажиточно, что невольно вызывали всеобщее удивленіе» Вотъ что, напримѣръ, говоритъ одинъ сибирякъ по поводу сибирскихъ раскольниковъ: «Проѣзжая Сибирь изъ конца въ конецъ и видя съ истиннымъ ужасомъ, какъ здѣсь собрались всѣ условія, естественныя, экономическія, умственныя и соціальныя, для окончательнаго вырожденія сибиряковъ, съ радостью останавливаешься на нѣкоторой части сибирскаго населенія, сохранившаго себя физически здоровымъ и нравственнымъ. То старовѣры, спасшіеся отъ разгрома тѣмъ, что забрались въ неслыханную глушь, и живутъ какъ бы въ сторонѣ отъ высшихъ свѣтскихъ и духовныхъ властей»…^[4] «Семейскіе (такъ зовутъ въ Сибири старовѣровъ), опираясь на свою женщину — домовитую, энергическую, дѣятельную и въ полѣ и въ торговлѣ, производятъ громадное количество хлѣба. Они при Муравьевѣ спасли Амуръ отъ голодной смерти. Не будь семейскихъ, да еще бурятъ, усердныхъ хлѣбопашцевъ, такъ все Забайкалье и Нерчинскій край съ Амуромъ, съ ихъ сибиряками, помѣшанными на одномъ хищничествѣ, успѣли бы сто разъ пропасть съ голоду. Это подтверждаетъ цѣлая масса цифръ, находящихся у насъ подъ руками. Хлѣбъ семейскихъ господствуетъ на всѣхъ базарахъ, да и лучшіе продукты, какъ-то: мука, масло русское, чухонское (бѣлое), картофель, капуста, овесъ, огурцы, арбузы, коноплянное сѣмя, горохъ, свиньи, утки и т. д. — принадлежатъ единственно семейскимъ. Вообще семейскіе рѣзко отличаются отъ сибиряковъ относительно высокимъ экономическимъ и соціальнымъ благосостояніемъ»…^[5] Это благосостояніе сибирскихъ старовѣровъ не разъ приводило въ недоумѣніе даже сибирскихъ администраторовъ, которые никакъ не могли понять, почему старообрядцы въ Сибири достигли высокой степени благосостоянія, тогда какъ рядомъ съ ними православные переселенцы бѣдствуютъ и нищенствуютъ. Очень интересный въ этомъ отношеніи фактъ разсказываетъ г. Венюковъ. Военный губернаторъ Амурской области, Педашенко, посѣтилъ однажды старовѣрскія селенія, возникшія при рѣкѣ Зеѣ въ 50—100 верстахъ отъ Амура, и нашелъ ихъ цвѣтущими уже на 2-й или на 3-й годъ ихъ существованія, тогда какъ казенные поселенцы на богатомъ Амурѣ помирали съ голоду. Его поразило это обстоятельство, и онъ обратился съ распросами въ самимъ старообрядцамъ. «Славно вы живете, братцы! сказалъ онъ имъ: — гораздо лучше, чѣмъ казаки, даромъ, что у нихъ Амуръ подъ бокомъ. Отчего бы эта разница?» "А, батюшка, ваше превосходительство, отвѣчали простодушные старообрядцы: — оттого, что мы отъ начальства подальше!..^[6] Даже сибирское духовенство, относящееся къ старообрядцамъ крайне враждебно^[7], не можетъ не признать, что старообрядцы внесли культуру въ Сибирь, что безъ нихъ она была бы въ значительной степени голой пустыней^[8]. Экономическое благосостояніе сибирскихъ старовѣровъ отражается и на ихъ здоровьѣ и наружномъ видѣ. Это въ большинствѣ случаевъ, по словамъ одного наблюдателя, много лѣтъ жившаго въ Сибири, «крупный, сильный народъ», способный работать «за пятерыхъ» православныхъ сибиряковъ. Даже между женщинами встрѣчаются, «и не особенно рѣдко, вершковъ 8—8½ и болѣе росту». Сибирскіе старовѣры сохранили именно тотъ типъ лица, который признается чистокровнымъ русскимъ. Красота семейскихъ женщинъ поразительна. «Старики же бываютъ такіе красивые, сановитые, что прямо просятся на полотно. Они могли бы послужить отличными натурщиками для библейскихъ сюжетовъ». Живя окруженными со всѣхъ сторонъ сибирскими инородцами, «семейскіе сохранили свои бытовыя черты во всей ихъ чистотѣ». А между тѣмъ, рядомъ съ ними, православные русскіе «утратили массу своего хорошаго, позаимствовавъ многое у бурятъ. Одѣваются, напримѣръ, многіе совершенно „по братски“ (по бурятски), говорятъ по бурятски, женятся на буряткахъ». Случается, что православные мужики по русски говорятъ «съ замѣтнымъ акцентомъ», по-бурятски же «бѣгло и правильно». Многіе казаки даже бросили «хлѣбъ сѣять, занимаясь, какъ буряты, исключительно скотоводствомъ»^[9]. Не мало извѣстно, наконецъ, случаевъ превращенія православныхъ русскихъ въ инородцевъ: въ одномъ мѣстѣ русскіе «объякутились», въ другомъ «обурятились», въ третьемъ «отунгузились», забыли русскій языкъ и православную вѣру, покланяются идоламъ и ведутъ образъ жизни, одинаковый съ инородцами…

Тѣ же явленія замѣчаемъ мы на другомъ концѣ Россіи, на Кавказѣ. Какъ извѣстно, сюда ссылали и доселѣ ссылаютъ раскольниковъ и новыхъ сектантовъ за распространеніе сектъ. Нерѣдко сюда ссылали цѣлыя села и даже цѣлыя религіозныя согласія, по десятку тысячъ человѣкъ, для того, чтобы сразу остановить распространеніе какой-нибудь секты. Нерѣдко также массы сектантовъ выселялись сюда добровольно, чтобы уйдти подальше отъ тѣхъ порядковъ, отъ которыхъ имъ не было житья на родинѣ. Такъ, массами переселялись на Кавказъ молокане; также добровольно сюда переселилась цѣлая секта «общихъ», послѣ того, какъ ихъ главный учитель и основатель секты, Михайлъ Акинсьевичъ Поповъ былъ сосланъ въ Закавказье. Поэтому на Кавказѣ встрѣчаются представители всѣхъ главныхъ раскольничьихъ толковъ и сектъ; здѣсь есть и поповцы, и безпоповцы съ ихъ подраздѣленіями — поморцы, ѳедосѣевцы и филиповцы, сектанты-спиритуалисты — молокане, духоборцы, субботники, іудействующіе, прыгуны и общіе, и представители новыхъ сектъ — шалопуты и баптисты (штундисты). И всѣ эти раскольники и сектанты живутъ чрезвычайно зажиточно, рѣзко отличаясь въ этомъ отношеніи отъ окружающаго православнаго населенія, русскаго и туземнаго. Взглянете ли вы на молоканскія села Александропольскаго, Ленкоранскаго и Сигнахскаго уѣздовъ, на духоборческія — въ Ахалцыхскомъ, Тифлисскомъ и Елисаветпольскомъ, на субботническія поселенія Ленкоранскаго уѣзда и Ставропольской губерніи, на села прыгуновъ и общихъ въ Александропольскомъ и Ленкоранскомъ уѣздахъ или на улицы православныхъ селъ и станицъ сѣвернаго Кавказа, занятыя шалопутами и старообрядцами — вездѣ вы найдете довольство, обезпеченность, отсутствіе кулачества, хорошія постройки, полное хозяйство, тучныя нивы. А рядомъ съ сектантскими поселеніями вы встрѣтите православныя села, гдѣ все болѣе и болѣе воцаряется нужда, и гдѣ безжалостно свирѣпствуютъ кулаки.

Вотъ, напримѣръ, что пишутъ о сектантахъ Ленкоранскаго уѣзда: «Въ Закавказскомъ краѣ попадаются уѣзды и уголки, гдѣ урожаи хлѣбовъ и травъ смѣло могутъ соперничать съ урожаями самыхъ плодородныхъ мѣстъ Европы и другихъ частей свѣта. Изъ множества такихъ мѣстъ можно указать на большую часть Ленкоранскаго уѣзда, въ особенности на Аркеванское и Сибидажское приставства. Русскія села тутъ, благодаря плодородію почвы, живутъ если и не на широкую ногу, то положительно безъ всякихъ лишеній и нужды. Не говоря уже о крупныхъ молоканскихъ селахъ, какъ Пришибъ, Новоголка, Субботническое и Привольное, гдѣ встрѣчаются крупные торговцы изъ крестьянъ мѣстныхъ, ведущіе обороты тысячами, а остальныя мелкія села настолько обезпечены, что всѣ государственные налоги и прочія повинности несутъ безъ всякаго затрудненія; лишенія и нужда, свойственныя живущимъ по близости татарамъ, не имѣютъ тутъ мѣста; села эти настолько обезпечены матеріально, что почти всѣ молокане и субботники имѣютъ наемныхъ рабочихъ изъ татаръ на круглый годъ. Дома чрезвычайно опрятные, о двухъ и болѣе просторныхъ комнатахъ, выбѣлены снаружи и чисто убраны внутри. Словомъ, дворы, амбары, хлѣба, стога сѣна и видъ самихъ мужиковъ, ихъ женъ и дѣтей сразу говорятъ, что бѣдность еще не успѣла запустить въ среду ихъ свои желѣзные когти». «Бокъ-о-бокъ съ этими сектантскими селами расположено село Православное, состоящее изъ 100 слишкомъ душъ по камеральному описанію, населенное малороссами и велико-русскими крестьянами изъ разныхъ губерній Россіи. Одинъ внѣшній видъ этого села уже производитъ непріятное впечатлѣніе. Мелкія, убогія, искривленныя хаты, тощій, блѣдный видъ толпящихся около кабаковъ мужиковъ, исхудалая скотинушка, голыя и босыя дѣти краснорѣчиво говорятъ о господствующей нуждѣ»^[10]. Тоже самое говоритъ г. Максимовъ обо всѣхъ закавказскихъ сектантахъ: «Достаточно заглянуть хоть только разъ въ сектантскій поселокъ, чтобы изумиться той грязи, гнили и вони, среди которой живетъ православный крестьянинъ, и навсегда сохранить пріятное воспоминаніе о чистотѣ, порядкѣ и домовитости живущаго возлѣ него сектанта. Среди полуразрушенныхъ грязныхъ хатъ виднѣется нѣсколько хозяйственныхъ хорошихъ избъ — чьи онѣ? — молоканскія; среди оборванныхъ, сапатыхъ, грязныхъ дѣтей замѣтны чистенькія, умненькія, опрятно одѣтыя дѣти — кто они? — молоканскіе ребята»^[11].

О сектантахъ Терской области мы находимъ слѣдующій отзывъ въ трудахъ мѣстнаго статистическаго комитета: «Благодаря взаимной сплоченности и поддержкѣ, всѣ они (шалопуты) живутъ значительно зажиточнѣе православныхъ. Въ избахъ у нихъ всегда чисто; женщины одѣваются нетолько опрятно, но даже щеголевато. „По платью сразу узнаешь шалопутку, говорятъ православныя казачки: — мы и въ праздники такъ не одѣваемся, какъ онѣ въ будни“. Старообрядцы, какъ и остальные сектанты, всѣ живутъ зажиточно и заботливо оберегаютъ другъ друга отъ нищеты. Бѣднѣйшая же часть населенія станицы вся состоитъ изъ однихъ православныхъ, которые нетолько не получаютъ со стороны своихъ единовѣрцевъ ни малѣйшей поддержки, но даже грубо эксплуатируются ими при всякомъ удобномъ случаѣ»^[12].

Проѣзжая по многимъ станицамъ Кубанской области и селамъ Ставропольской губерніи, я не рѣдко замѣчалъ на самомъ краю села или станицы цѣлые кварталы, рѣзко отличавшіеся отъ остальныхъ улицъ своими чистыми, просторными избами и своими солидными хозяйственными постройками. Гуляя по вечерамъ по селу, я замѣчалъ, что въ каждый дворъ этихъ отдѣльныхъ кварталовъ шли съ выгона 3—4 коровы, тогда, какъ дворы остальной части села имѣли обыкновенно по одной коровѣ и рѣдко по двѣ. По праздникамъ обитатели этихъ кварталовъ выходили посидѣть на улицу одѣтые гораздо богаче и наряднѣе остальныхъ обитателей села. Когда по утрамъ, послѣ праздниковъ, мнѣ приходилось наблюдать выѣздъ Крестьянъ на полевыя работы, мнѣ невольно бросались въ глаза обиліе воловъ и лошадей у обитателей отдѣльныхъ кварталовъ и солидность всего ихъ сельскохозяйственнаго обзаведенія, сравнительно съ остальными крестьянами тѣхъ же селъ. Оказалось, что отдѣльные кварталы населяются шалопутами, которые всегда стараются селиться вмѣстѣ, къ одной сторонѣ села или станицы, и непремѣнно на самомъ краю.

Въ той же Ставропольской губерніи мнѣ пришлось видѣть субботниковъ, которые живутъ тамъ въ селахъ: Высоцкомъ, Медвѣдскомъ, Благодарномъ и Просянкѣ. Въ послѣднемъ селѣ, населенномъ исключительно одними субботниками, мнѣ пришлось увидѣть субботниковъ въ первый разъ. День былъ праздничный. Въѣхавъ въ село, я съ удивленіемъ осматривался кругомъ: все здѣсь было совершенно не похоже на то, что я видѣлъ въ другихъ селахъ губерніи. Здѣсь не было на краю села жалкихъ, покосившихся избъ, съ раскрытой крышей и съ разбитыми стеклами, каковое явленіе наблюдается при въѣздѣ во всякое село Ставропольской губерніи; не было здѣсь и дворовъ безъ всякихъ хозяйственныхъ построекъ, которыя составляютъ также необходимую принадлежность каждаго нашего села. Напротивъ, каждая здѣшняя изба была выстроена крѣпко, прочно, просторно и была убрана различными украшеніями — рѣзьбою, рисунками и т. п. Дворы были окружены сараями и другими хозяйственными постройками. Улицы были полны народу; но не было видно ни одного пьянаго, такъ какъ въ Просянкѣ нѣтъ и кабака. Молодежь предавалась разнымъ играмъ, старики сидѣли по завалинкамъ и чинно бесѣдовали. Всѣ были одѣты такъ чисто и нарядно, какъ въ нашей губерніи не одѣвается и масса городского населенія. Внутри домовъ, въ которые я входилъ, все было чисто и обличало довольство. Въ каждомъ домѣ есть самоваръ, и чаепитіе, замѣняющее у субботниковъ угощеніе водкой, вошло въ обычай и сдѣлалось потребностью, тогда какъ православные крестьяне губерніи почти совсѣмъ не знаютъ, что такое чай. Пища вкусная, чисто приготовленная. Въ домахъ попадается городская мебель. Сами субботники производятъ пріятное впечатлѣніе своею серьезностью и разсудительностью. Всѣ они граматны. Чистота нравовъ безупречна. На меня все это произвело крайне сильное впечатлѣніе, которое еще увеличилось, когда, вслѣдъ за тѣмъ, я на другой день попалъ въ православное село Орѣховское. Все здѣсь представляло полнѣйшій контрастъ съ видѣннымъ мною въ Просянкѣ. На каждомъ шагу попадались свидѣтельства бѣдности и нужды. По улицамъ встрѣчались толпы пьяныхъ въ изорванныхъ зипунахъ и въ однѣхъ рубашкахъ. Кабаки торговали бойко. Слышались гамъ, шумъ, брань…

Тѣже явленія зажиточности раскольниковъ и сектантовъ и ихъ экономическаго превосходства сравнительно съ православнымъ населеніемъ мы замѣчаемъ и внутри Россіи, въ коренныхъ великорусскихъ и малорусскихъ губерніяхъ. Такъ, изъ Архангельска сообщаютъ слѣдующее: «При общей бѣдности населенія, раскольники, по какой-то странной случайности (!), составляютъ во многихъ мѣстностяхъ наиболѣе зажиточный классъ»^[13]. О раскольникахъ Харьковской губерніи извѣстно слѣдующее: «Въ то время, какъ православные крестьяне, благодаря эксплуатаціи кулаковъ и міроѣдовъ разныхъ наименованій, никогда не выходятъ изъ гнетущей нищеты, а въ лучшемъ случаѣ несутъ свои гроши въ кабаки, ихъ односельцы раскольники, живя большими семьями для поддержанія хозяйства общими средствами и ведя дѣятельный и умѣренный образъ жизни, нетолько никогда не знаютъ никакихъ недоимокъ и строгихъ мѣръ при взысканіи податей, но положительно поражаютъ наблюдателя зажиточною жизнью, составляющею пріятный оазисъ въ пустынѣ крестьянскаго бездолья и нищеты»^[14]. Зажиточность рязанскихъ молоканъ настолько велика сравнительно съ православнымъ населеніемъ, что фактъ этотъ принуждено признать даже духовенство, которое вообще старается всегда выставлять положеніе сектантовъ въ дурномъ свѣтѣ; такъ въ отчетѣ рязанскаго миссіонерскаго братства св. Василія за 1880 годъ мы читаемъ о «гнетущей бѣдности крестьянъ сравнительно съ матеріальнымъ положеніемъ ихъ односельцевъ изъ сектантовъ, которые, при вспомоществованіи имъ со стороны единовѣрцевъ изъ другихъ губерній, живутъ безбѣднѣе нашихъ православныхъ»^[15]. О тамбовскихъ молоканахъ г. Атава утверждаетъ, что они «втрое и даже вчетверо живутъ богаче противъ православныхъ».^[16] Справедливость этого свидѣтельства подтверждается массою извѣстій изъ другихъ источниковъ. Относительно молоканъ Таврической губерніи г-жа Филибертъ говоритъ слѣдующее: «Изъ среды всего населенія (губерніи) особенно выдаются молокане. Люди эти, съ перваго на нихъ взгляда, обращаютъ на себя вниманіе разумнымъ выраженіемъ лицъ и особенною осмысленностью рѣчи. Вообще они отличаются своею трезвостью, хорошею нравственностью, трудолюбіемъ и предпріимчивостью. Села ихъ красиво и хорошо выстроены. Во всѣхъ отрасляхъ ихъ хозяйства много благоустройства, а въ овцеводствѣ они достигли поразительныхъ успѣховъ. Стада многихъ изъ нихъ, по отзывамъ безпристрастныхъ знатоковъ овцеводовъ, поведены по правиламъ разумнаго улучшенія породы… Овцеводы молокане, владѣя при своихъ селеніяхъ душевымъ надѣломъ земли собственно для хлѣбопашества, нанимаютъ для успѣшнаго и свободнаго разведенія стадъ мериносовъ казенныя и владѣльческія земли; поэтому хутора ихъ раскинулись по степямъ таврическимъ, а также, въ недавнее время, и за Кубанью въ Черноморіи… Можно по справедливости сказать, что молокане приносятъ нашему краю большую пользу своею дѣятельностью, богатствомъ и промышленностью»^[17]. Тоже благосостояніе замѣчаемъ мы среди молоканъ Самарской губерніи; они такъ рѣзво выдѣляются своею зажиточностью изъ среды несчастнаго обнищавшаго и одичавшаго православнаго населенія, что фактъ этотъ въ высшей степени поразилъ бывшаго гейдельбергскаго профессора Эшера, который провелъ нѣкоторое время на юго-востокѣ Россіи. Вотъ какъ онъ отзывается о тамошнихъ православныхъ поселенцахъ: «Эти другіе (т. е. православные) поселяне не многимъ выше, а въ нѣкоторыхъ важныхъ пунктахъ даже рѣшительно ниже сосѣднихъ киргизскихъ кочевниковъ. Ихъ селенія, весьма сходныя съ зимними жилищами зажиточныхъ киргизовъ, носятъ такой же сѣрый и однообразный колоритъ, какъ и поселки кочевниковъ. Низкія, продолговатыя мазанки, съ крышами изъ полусгнившей соломы, слѣплены изъ глины, пополамъ съ крошеной соломой, и стоятъ посреди обширныхъ неправильныхъ дворовъ, обнесенныхъ поломанными заборами изъ того же матеріала. Немногіе двухъ-этажные деревянные дома, принадлежащіе хлѣботорговцамъ и ростовщикамъ, нѣсколько разнообразятъ длинныя, извилистыя вереницы мазанокъ, съ глиняными заборами… Трудно сказать, чье убранство бѣднѣе: мазанки или кибитки, а что касается отвратительной грязи и безпорядка, то мазанки въ этомъ отношеніи безспорно хуже, чѣмъ кибитки. Даже хозяйственная экономія крестьянина и кочевника изумительно сходна между собою. Крестьянинъ вѣчно въ поискахъ за новью; онъ обработываетъ одно и тоже поле только въ продолженіи двухъ лѣтъ въ ряду, а затѣмъ оставляетъ его подъ паромъ, нѣсколько лѣтъ подъ рядъ, пока къ нему не вернется плодородіе, и эта систёма очень походитъ на систему кочевника, перекочевывающаго на свѣжія пастбища… Въ общемъ результатѣ выходитъ, что увеличеніе благосостоянія совсѣмъ не соотвѣтствуетъ приращенію населенія и что жизнь крестьянина поражаетъ такимъ же застоемъ, какъ и въ Азіи. Религія крестьянъ, хотя и именуемая христіанскою, гораздо болѣе носитъ языческій характеръ по своимъ обрядамъ и суевѣріямъ, чѣмъ чистѣйшій исламъ киргизовъ; и въ то время, какъ эти кочевники получаютъ нѣкотораго рода образованіе отъ своихъ муллъ, крестьяне остаются совсѣмъ непросвѣщенными. Нравственность ихъ такова, какою она можетъ быть при такихъ обстоятельствахъ»^[18]. Между тѣмъ, молоканъ, живущихъ рядомъ съ этимъ православнымъ населеніемъ, Эшеръ описываетъ такимъ образомъ: «Улицы молоканскаго квартала въ Александровомъ-Гаѣ — прямыя, широкія и длинныя, не содержатъ много домовъ, такъ какъ дворы, окружающіе послѣдніе, необыкновенно обширны. Заборы, идущіе отъ дома къ дому и отдѣляющіе дворы отъ улицъ, равно какъ и хлѣвы, конюшни и амбары, расположенные внутри дворовъ, хотя и выстроены изъ глины, но правильны и хорошо содержатся, и вся усадьба… замѣтно отличается отъ безпорядочнаго, нищенскаго вида обыкновенныхъ русскихъ крестьянскихъ усадебъ». «Благосостояніе молоканъ обусловливается ихъ смышленостью, трезвостью, довѣріемъ, которымъ они пользуются, добрымъ согласіемъ въ семьяхъ и взаимной помощью. Въ АлександровомъГаѣ, несмотря на обиліе земли, среди остальныхъ крестьянъ царствуетъ большая нищита, но каждое молоканское хозяйство, по крайней мѣрѣ, незнакомо съ нуждой»… «Контрастъ между молоканами и другими крестьянами еще разительнѣе, если мы вникнемъ въ подробности ихъ ежедневной жизни. Другіе крестьяне любятъ гвалтъ и шумъ кабаковъ. Въ ихъ домахъ грязно, безпорядочно и шумно; за днями грубаго пированья слѣдуютъ дни крайней нужды; жестокій семейный деспотизмъ и пороки, порождаемые имъ — вещь самая обыкновенная. Напротивъ того жизнь у молоканъ протекаетъ такъ тихо, какъ европейцы, привыкшіе къ шуму и суетѣ, не могутъ себѣ и вообразить. Работа дѣлается безъ спѣха, но неустанно и при добровольномъ содѣйствіи всѣхъ членовъ семьи; обученіе родителями дѣтей граматѣ, молитва, пѣніе псалмовъ, чтеніе Библіи и общественныя собранія наполняютъ всю жизнь молоканъ. Ихъ религіозныя занятія не отмѣченныя тѣмъ экстазомъ, который кажется намъ необходимой принадлежностью сектантскаго благочестія, служатъ для нихъ неисчерпаемымъ источникомъ тихаго наслажденія»^[19].

Переходя затѣмъ въ новымъ сектамъ и раскольничьимъ толкамъ, появившимся въ послѣдніе 25—30 лѣтъ, мы должны сказать, что и они, въ громадномъ большинствѣ случаевъ, оказываютъ самое благодѣтельное вліяніе на своихъ членовъ и сильно поднимаютъ ихъ благосостояніе. Изъ множества новыхъ сектъ мы остановимся только на двухъ, какъ имѣющихъ наибольшее число послѣдователей, штундѣ и шалопутствѣ. Первая секта воз-: никла въ Херсонской губерніи и распространилась отсюда въ губерніяхъ: Кіевской, Подольской, Волынской, Полтавской, Могилевской, Екатеринославской, Таврической и Бессарабской области; затѣмъ извѣстно, что штундисты появились даже въ Петербургѣ, гдѣ они образуютъ довольно многочисленную общину; наконецъ, на сѣверномъ Кавказѣ (въ г. Владикавказѣ и окрестностяхъ) и въ Закавказьѣ (главнымъ образомъ, въ Елисаветпольской губерніи) появились баптисты, вѣроученіе и образъ жизни которыхъ чрезвычайно сходны съ ученіемъ и жизнью штундистовъ, такъ что тѣхъ и другихъ можно считать за одну секту тѣмъ болѣе, что многіе штундисты называютъ себя баптистами и на этомъ основаніи ходатайствуютъ передъ правительствомъ о распространеніи на нихъ гражданскихъ правъ, которыми пользуются въ Россіи баптисты^[20]. Шалопутство, еще совсѣмъ неизслѣдованная до сихъ поръ секта, что даетъ возможность «батюшкамъ» распускать всевозможныя сплетни про ея послѣдователей и приравнивать ихъ ни болѣе, ни менѣе, какъ къ хлыстамъ и скопцамъ, распространено еще болѣе, нежели штунда. Шалопутство появилось, видимо, одновременно въ нѣсколькихъ пунктахъ — въ Полтавской губерніи, въ Тамбовской и на сѣверномъ Кавказѣ. Въ настоящее время шалопуты встрѣчаются въ губерніяхъ: Таврической, Херсонской, Полтавской, Екатеринославской, Харьковской, Курской, Воронежской, Тамбовской, Самарской, Рязанской и Ставропольской и въ областяхъ: Донской, Кубанской и Терской.

Объ экономическомъ благосостояніи шалопутовъ на сѣверномъ Кавказѣ я уже сообщилъ выше кое-что изъ своихъ наблюденій. Что касается экономическаго положенія шалопутовъ въ другихъ мѣстностяхъ, то объ этомъ, какъ и обо всемъ, касающемся шалопутовъ, мы находимъ очень мало свѣдѣній; но эти немногія свѣдѣнія свидѣтельствуютъ о благостостояніи шалопутовъ. Такъ, напримѣръ, о шалопутахъ Миргородскаго уѣзда Полтавской губерніи г. Т., человѣкъ, видимо хорошо знакомый съ ихъ положеніемъ, пишетъ слѣдующее: «Въ хозяйствѣ шалопутовъ замѣчается довольство — и понятно, почему: съ одной стороны, большая часть ихъ занимается, кромѣ хлѣбопашества, т. е. закупкой мѣстныхъ произведеній: хлѣба, шерсти, сала и проч. и перепродажей ихъ въ другихъ мѣстахъ (вообще промышленно-торговый характеръ шалопутовъ имѣетъ немаловажное значеніе въ хозяйствѣ); съ другой стороны, богачи заботятся о доставленіи, большею частью у себя, работы для бѣдняковъ, принимаютъ ихъ въ свои торговыя операціи и дѣлятся барышами. Очень можетъ быть, что этихъ барышей приходится не мало на долю бѣдняковъ, такъ какъ они скоро поправляютъ свое хозяйство и сами дѣлаются людьми состоятельными. Такъ или иначе, все-таки хозяйство у шалопутовъ находится въ такомъ состояніи, въ какомъ бы желательно его видѣть у огромнаго большинства нашихъ крестьянъ»^[21]. Благосостояніе шалопутовъ настолько велико, что подаетъ поводъ православнымъ сочинять сказки о томъ, что шалопутамъ даетъ деньги чортъ. Въ виду той же зажиточности, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ распускаются о нихъ слухи, въ родѣ слѣдующаго: «Пользуясь неурожайнымъ годомъ и недостаткомъ хлѣба, шалопуты заявили, что всѣхъ неимущихъ будутъ кормить на свой счетъ и выдавать, при поступленіи въ секту по 25 рублей единовременно, а при полномъ поступленіи въ секту, послѣ трехлѣтняго испытанія, еще 100 рублей»^[22].

Всѣ извѣстія о штундистахъ рисуютъ намъ ихъ трудолюбивыми и очень зажиточными. Такъ, авторъ «Малорусской штунды» говоритъ слѣдующее: «Вообще, штундисты отличаются предпріимчивостью, любовью къ труду, настойчивостью и энергіей въ преслѣдованіи своихъ экономическихъ цѣлей и задачъ. Какъ работники и производители — это самый образцовый народъ между малороссами. Всѣ они болѣе состоятельны и обезпечены, чѣмъ православные». Не употребляя водки, штундисты замѣняютъ ее чаемъ и кофе; «оба эти напитка довольно распространены между штундистами, и послѣдній, по разсказамъ, въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ даже распространеннѣе перваго… Пищу штундисты употребляютъ всегда скоромную»…^[23] Г. Алексѣя Южнаго, бывшаго въ настоящемъ году въ с. Любомірскѣ, представляющемъ собою одинъ изъ центровъ штундизма, поразилъ слѣдующій фактъ: село замѣтно дѣлится на двѣ части, въ одной изъ которыхъ, какъ замѣтилъ г. Южный, «хаты поплоше», а въ другой живутъ люди «видимо зажиточные»; оказалось, что въ первой половинѣ живутъ православные, а въ другой — штундисты^[24]. Даже духовенство принуждено признать превосходство штундистовъ надъ православными въ экономическомъ отношеніи; такъ, одинъ священникъ заявляетъ въ «Православномъ Обозрѣніи»: «Пища, жилище и одежда штундистовъ отличаются лучшею доброкачественностью, чѣмъ у православныхъ общинъ»^[25].

Изъ всѣхъ этихъ фактовъ явно слѣдуетъ заключеніе, что раскольники и сектанты въ обѣднѣвшей и обнищавшей массѣ народа вездѣ являются зажиточными, пользующимися значительнымъ матеріальнымъ благосостояніемъ, живутъ ли они на сѣверѣ Россіи, въ среднихъ губерніяхъ, на крайнемъ югѣ или, наконецъ, въ далекихъ краяхъ Сибири. И это благосостояніе сектантовъ тѣмъ Тюлѣе удивительно, что, рядомъ съ общими условіями, не дававшими нашему народу развить свою экономическую предпріимчивость и приведшими къ общему обѣднѣнію, надъ жизнью сектантовъ тяготѣли особыя, спеціально для нихъ созданныя стѣсненія и тяготы, толкавшія ихъ на путь нищеты.

Какъ извѣстно, до начала прошлаго царствованія, раскольники и сектанты находились въ положеніи людей, лишенныхъ всякихъ правъ. Въ эти счастливыя для чиновниковъ времена, съ раскольниковъ драли всѣ, кто только хотѣлъ и имѣлъ мундирныя пуговицы. Это была отвратительная школа взяточничества, воспитывавшая настоящихъ виртуозовъ взятки. Такъ, г. Атава разсказываетъ объ одномъ исправникѣ, который такъ грабилъ молоканъ своего уѣзда, что для воспомоществованія имъ въ этомъ отношеніи ихъ единовѣрцы другихъ уѣздовъ производили между собою громадные сборы и, такимъ образомъ, разлагали на всѣхъ молоканъ Тамбовской губерніи контрибуцію, наложенную неистовымъ исправникомъ на свой уѣздъ^[26]. Не даромъ нашъ сатирикъ заставляетъ одного исправника, перечисляя «естественныя богатства» ввѣреннаго ему уѣзда, упомянуть въ числѣ ихъ и раскольниковъ. Теперь, конечно, времена измѣнились, но не такъ-то ужь сильно, и если несомнѣнно, что такъ называемая терпимость по отношенію къ раскольникамъ — выражающаяся пока только въ томъ, что не всѣ раскольники и сектанты попадаютъ въ преступники, какъ слѣдовало бы по нашимъ законамъ о раскольникахъ, такъ какъ законами этими жизнь раскольниковъ поставлена въ самыя невозможныя условія и всякій раскольникъ и сектантъ непремѣнно такъ или иначе нарушаетъ ихъ — если несомнѣнно, что эта терпимость въ значительной степени зависитъ отъ того, что какъ ни плохи наши чиновники, они все же гуманнѣе лицъ, составлявшихъ законы о раскольникахъ, то несомнѣнно также и то, что терпимость эта нерѣдко обусловливается просто-на-просто «даяніями».

Другой видъ спеціальныхъ налоговъ, лежащихъ на раскольникахъ, составляютъ сборы… для содержанія православнаго духовенства. Какъ ни странно, а это дѣйствительно такъ. Если отъ свѣтскаго начальства — станового, исправника и другихъ — сектантъ еще можетъ скрыть свое «преступленіе» — постройку или починку молельни, то или другое «оказательство» раскола, «совращеніе» въ секту и т. п., такъ какъ исправники и становые сравнительно не многочисленны и за всѣмъ услѣдить не могутъ; то отъ «батюшки», отлично знающаго всѣхъ своихъ прихожанъ, не скроешь ничего. Тутъ приходится только платить, платить и платить. Не даромъ, до послѣдняго времени, среди «батюшекъ» самыми доходными приходами считались именно населенные раскольниками. Откровенные священники нерѣдко прямо признавались, что раскольниками только и существуютъ: «наша горница ими только и кормится!»^[27]. Подкупленный «батюшка» въ такихъ приходахъ показывалъ раскольниковъ православными, отмѣчалъ ихъ, какъ являвшихся къ исповѣди и причастію, хотя они никогда не показывались въ церкви, отмѣчалъ несовершившіеся браки и проч. Иногда отношенія между «батюшкой» и прихожанами-раскольниками устраивались на столь прочныхъ основаніяхъ, что «батюшка» получалъ съ раскольниковъ опредѣленный годовой доходъ, разлагавшійся и собиравшійся раскольниками, подобно всѣмъ налогамъ и податямъ, по «душамъ». Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ подобныя отношенія сохраняются и доселѣ. Такъ, въ прошломъ году мы читали въ «Русскомъ Курьерѣ» слѣдующую корреспонденцію изъ Гуслицъ: «При сплошномъ старообрядческомъ населеніи, казалось бы, что священнослужителямъ православныхъ приходовъ въ здѣшнемъ краѣ должно бѣдствовать. Но въ Гуслицахъ это не замѣчается, а, напротивъ, мѣстный православный причтъ является гораздо болѣе обезпеченнымъ, нежели духовенство сосѣднихъ уѣздовъ, гдѣ расколъ распространенъ въ самой незначительной степени. Отношенія гуслицкихъ старообрядцевъ къ православнымъ священно-служителямъ самыя лучшія. Старообрядцы совершаютъ требы у своихъ собственныхъ, священниковъ австрійско-бѣлокриницкаго происхожденія, но въ пользу православнаго причта во всѣхъ почти гуслицкихъ старообрядческихъ обществахъ собирается особый сборъ отъ 40 до 60 коп. съ души, который прикладывается къ казеннымъ и мірскимъ податямъ и представляется приходскому духовенству ранѣе другихъ общественныхъ взносовъ»^[28]. Авторъ этой корреспонденціи — видимо мѣстный житель, вполнѣ свыкшійся съ описанными имъ порядками: его нисколько не удивляетъ такой странный фактъ, какъ существованіе особаго сбора съ раскольниковъ въ пользу православнаго духовенства. Его возмущаетъ только то, что «батюшки», получивъ «положенное», не хранятъ строгаго нейтралитета, за что именно имъ и платится контрибуція: «Къ сожалѣнію, говоритъ авторъ корреспонденціи: — православные священно-служители относятся къ старообрядцамъ какъ-то враждебно. Они строго наблюдаютъ за починкою и поправкою въ старообрядческихъ молельняхъ, донося объ этомъ куда слѣдуетъ, вслѣдствіе чего возбуждаются дѣла противъ старообрядцевъ, къ которымъ нерѣдко примѣняется отжившая 206 ст. Уложенія о наказаніяхъ».

Но не всегда раскольникамъ и сектантамъ удавалось откупаться отъ чиновниковъ и священниковъ. Между тѣми и другими попадались иногда такія жадныя натуры, которыхъ оказывалось невозможно удовлетворить ничѣмъ, и тогда безправное похоже ніе сектантовъ давало себя знать: ихъ мучили, губили, раззоряли, ссылали — все это сходило съ рукъ безнаказанно для ретивыхъ «дѣятелей». Читая ужасы преслѣдованія сектантовъ, положительно отказываешься вѣрить, что все это происходило въ XIX столѣтіи, и притомъ иногда менѣе десятка лѣтъ тому назадъ^[29]. Для примѣра, я приведу одинъ эпизодъ изъ исторіи духоборцевъ, эпизодъ далеко не самый возмутительный, но удобный для моей цѣли, такъ какъ по немъ можно будетъ отчасти судить о томъ, съ какими препятствіями приходилось бороться сектантамъ на пути къ достиженію экономическаго благосостоянія. Въ царствованіе Александра I, въ Таврическую губернію, на Молочныя воды были переселены вмѣстѣ съ молоканами духоборцы. «Люди эти оживляли тогда еще пустынныя степи наши своими богатыми и цвѣтущими довольствомъ селами. Женщины-духоборки славились по всей странѣ своимъ умомъ и красотою. Все говорило въ пользу ихъ — и честность безукоризненная, и развитость, умѣнье ихъ вести успѣшно свои предпріятія. Мѣстные старожилы и теперь еще не могутъ говорить о нихъ иначе, какъ съ теплымъ сочувствіемъ и сожалѣніемъ. И вдругъ, въ 1839 году, одинъ недоброжелательный мѣстный начальникъ полиціи, извлекавшій изъ этого богатаго населенія свои выгоды и которому они отказали въ какой-то просьбѣ, очернилъ духоборцевъ передъ тогдашнимъ новороссійскимъ генералъ-губернаторомъ. Онъ обвинилъ ихъ въ разныхъ преступленіяхъ, къ которымъ они, по отзывамъ мѣстныхъ старожиловъ, вовсе не были причастны. Вмѣсто того, чтобы разобрать эти обвиненія и, въ случаѣ дѣйствительныхъ преступленій, наказать однихъ виновныхъ, послѣдовалъ приказъ всему духоборскому населенію — красѣ нашихъ степей, оставить оживленный ими край и переселиться на Кавказъ или принятъ православіе. Несчастные, всѣ, за малымъ исключеніемъ, въ числѣ 10-ти или 12-ти тысячъ, приняли рѣшеніе переселиться и стали продавать свое имущество. Большія стада мериносовыхъ и другихъ овецъ, скотъ, лошади, хлѣбь, домашняя утварь, все было продано за безцѣнокъ. Настала весна, и они, ожидая окончательнаго распоряженія къ переселенію, конечно, не произвели обычныхъ посѣвовъ хлѣба. Но неизвѣстно, по какимъ причинамъ и съ какою цѣлью переселеніе ихъ отложили еще на одинъ годъ и этимъ въ конецъ раззорили духоборцевъ, такъ какъ они должны были впродолженіи этого времени кормиться на тѣ деньги, что они выручили за проданное свое имущество. Очевидцы разсказываютъ еще и теперь, какъ эти несчастные, оставляя свою землю, припадали въ ней грудью, цѣловали ее, рыдали, простирали руки къ небу и пѣли скорбные псалмы. Но и земля, въ которой они такъ горячо припадали, и люди, которые должны были ихъ слышать, все оставалось глухо къ ихъ печали. Эти, еще годъ тому назадъ богатые люди, были нищими переселены на границу Кавказа въ Персіи, въ Ахалцыхскій уѣздъ, недалеко отъ Ахалкалаки при Топорованскомъ озерѣ. Не умѣя владѣть оружіемъ, они должны были бороться съ совершенно чуждыми имъ условіями: страдали отъ набѣговъ, перемѣны климата, лихорадокъ, и большая часть ихъ погибала тамъ. Но теперь, однако, говорятъ, что остатки этихъ духоборцевъ съумѣли примѣниться ко всему, стали оживлять эту страну своею промышленностью и вообще живутъ зажиточно. Этотъ грустный эпизодъ доказываетъ, что все было можно сдѣлать съ сектаторомъ, былъ ли онъ духоборецъ или молоканинъ. Невзгода эта разразилась преимущественно надъ духоборцами только потому, что они были богаче. Всѣ они буквально должны были трепетать передъ каждымъ полицейскимъ чиновникомъ, какой бы онъ ни былъ нравственности, и можно себѣ представить, какъ было безпомощно ихъ положеніе!»^[30] Но безправное положеніе сектантовъ гибельно дѣйствовало и дѣйствуетъ на ихъ экономическое положеніе нетолько потому, что имъ приходилось и приходится платить взятки и поборы, и что можно безнаказанно всячески мудрить надъ ихъ жизнью; безправіе сектантовъ отражается на ихъ благосостояніи и непосредственно, ставя на каждомъ шагу препятствія для ихъ экономической дѣятельности. Вотъ что напримѣръ, пишетъ г-жа Филибертъ о молоканахъ: «И теперь еще молокане не пользуются всѣми правами, предоставленными православнымъ крестьянамъ. Напримѣръ, они не могутъ нанимать себѣ сотрудниковъ изъ православныхъ рабочихъ. Въ 4-й части ч судебныхъ уставовъ 20-го ноября 1864 года, статьи свода законовъ уголовныхъ 227, 203, 204 и 213 постановлено въ видахъ вѣротерпимости исключить изъ уложенія, а сходная съ ними статья 83 въ XIV т. свода законовъ не отмѣнена, и въ силу этой статьи было отказано въ просьбѣ избавить ихъ отъ преслѣдованія полиціи за наемъ православныхъ рабочихъ. И такъ, полиція дѣятельно преслѣдуетъ православныхъ рабочихъ и этимъ до крайности затрудняетъ всѣ хозяйственныя ихъ промышленности. Всѣ рабочіе большею частію приходятъ артелями во множествѣ изъ сѣверныхъ губерній Россіи, и всѣмъ сколько-нибудь состоятельнымъ хозяевамъ необходимо прибѣгнуть въ ихъ помощи. Молокане, зажиточные хозяева, лишены этой возможности и доведены до крайности нанимать въ пастухи татаръ изъ Казанской губерніи, тогда какъ другіе иновѣрцы: менониты, гернгутеры, реформаты и проч., имѣютъ полное право прибѣгать къ помощи православныхъ рабочихъ. Если молоканинъ хочетъ отлучиться по какимъ-нибудь дѣламъ изъ мѣста своего жительства въ другую губернію, онъ долженъ просить разрѣшеніе у мѣстнаго полицейскаго управленія; то должно отнестись къ губернатору, который, въ свою очередь, обращается, по этому случаю, въ генералъ-губернатору, и только послѣ нѣсколькихъ мѣсяцевъ ожиданія можно получить позволеніе ѣхать, напримѣръ, въ Харьковъ, продать свою партію шерсти, или для какого-нибудь хозяйственнаго оборота. Позволеніе обыкновенно получается тогда, когда надобность уже въ этомъ прошла. Лѣтъ 20 тому назадъ, въ нашихъ мѣстахъ гораздо легче было сдѣлаться зажиточнымъ крестьяниномъ, нежели теперь. Степи были менѣе заселены и, вслѣдствіе этого, наемъ земли подъ настбища былъ гораздо дешевле, цѣны же на шерсть были очень хороши; денегъ, однимъ словомъ, у крестьянина было больше. именно въ это время молокане не имѣли права пріобрѣтать земель въ свою собственность, и земли, проданныя помѣщиками послѣ крестьянской реформы въ нашихъ мѣстахъ, а также въ Херсонской и Екатеринославской губерніяхъ, были преимущественно куплены нѣмцами изъ колонистовъ. А наши молокане, несмотря на свое богатство, должны были упустить этотъ случай»^[31].

Слова эти написаны въ 1870 году, но они справедливы и для настоящаго времени, такъ какъ законы, стѣсняющіе экономическую дѣятельность сектантовъ, существуетъ и доселѣ. Не надо забывать также, что у насъ, сверхъ стѣсненій, существующихъ въ законѣ, представители власти не церемонятся создавать новыя, по собственному усмотрѣнію. Такъ, напримѣръ, въ газетахъ какъ-то сообщался слѣдующій фактъ: «Одинъ штундистъ пріѣхалъ по дѣламъ въ деревню, принадлежащую бобринецкому пригороду. Вдругъ его, по приказанію пристава, неизвѣстно по какой причинѣ, высылаютъ по этапу на мѣсто жительства за 100 почти верстъ, хотя у штундиста паспортъ былъ на лицо и въ исправности. Пришла пора убирать хлѣбъ. 7 штундиста возлѣ Бобринца былъ посѣянъ рапсъ, для уборки котораго онъ пріѣхалъ съ женою и дѣтьми. Его снова выслали по этапу на мѣсто жительства. Теперь только, по его настоянію, ему объяснили, что его высылаютъ только за то, что онъ штундастъ»…^[32]

И, несмотря на все это, сектанты богатѣютъ и, при всеобщемъ обѣднѣніи нашего народа, одни живутъ безбѣдно. Чѣмъ же это объяснить? Люди мрака, не желающіе допустить равноправности сектантовъ съ православными, развязно объясняютъ относительную зажиточность сектантовъ просто-на-просто тѣмъ, что они эксплуатируютъ православное населеніе и богатѣютъ на его счетъ. Но это, господа, ужь слишкомъ: не говоря уже о томъ, что въ подтвержденіе своей мысли вы не можете привести ничего, кромѣ немногихъ отдѣльныхъ фактовъ, на каждый изъ которыхъ можно привести десятки и сотни фактовъ эксплуатаціи православныхъ православными же — кого, позвольте узнать, эксплуатируютъ сектанты тамъ, гдѣ они живутъ сплошными массами, безъ православныхъ, какъ, напримѣръ, «семейскіе» въ Забайкальѣ, гдѣ ихъ живетъ около 40,000 тысячъ человѣкъ, или молокане и духоборы въ Закавказьѣ?..

Причины благосостоянія сектантовъ ясны и бросаются въ глаза всякому, кто наблюдалъ безъ предубѣжденія хоть одно сектантское общество. Причины эти слѣдующія: а) сильное развитіе у сектантовъ чувства общественности, б) ихъ умственное развитіе и в) ихъ нравственныя качества.

III.

Нерѣдко приходится встрѣчать разсужденія о томъ, что раскольники и сектанты — враги общества. Но если подъ обществомъ не разумѣть, подобно щедринскимъ «государственнымъ младенцамъ», огромный пирогъ, а нѣчто другое, то сектанты окажутся не врагами общества, а самцми лучшими его друзьями: чувство общественности развито у сектантовъ въ такой высокой степени, въ какой оно, конечно, не встрѣчается среди ихъ обвинителей, стремящихся къ лишенію значительной части нашего народа одной изъ существенныхъ основъ правильно устроеннаго общественнаго строя, свободы совѣсти.

Это чувство общественности выражается прежде всего сознаніемъ солидарности всѣхъ членовъ секты и сильнымъ развитіемъ вытекающей изъ этого сознанія взаимопомощи. Въ этомъ отношеніи сходятся всѣ раскольничьи толки, секты молсканско-духоборческаго пошиба и все множество новыхъ сектъ, появившихся въ послѣдніе 25—30 лѣтъ и продолжающихъ появляться доселѣ. Уже выше мы цитировали нѣкоторыя извѣстія, указывающія на существованіе взаимопомощи среди сектантовъ, какъ на одну изъ причинъ ихъ высокаго благосостоянія. Но для большей убѣдительности мы приведемъ еще нѣсколько свидѣтельствъ о томъ же предметѣ, выбирая извѣстія о разныхъ сектахъ и толкахъ и притомъ изъ разныхъ концовъ Россіи. Такъ, о шалопутахъ Терской области мѣстные статистики сообщаютъ слѣдующее: «Зажиточные шалопуты на сходахъ усердно и дружно охраняютъ и защищаютъ интересы своихъ единовѣрцевъ. Вообще можно сказать съ увѣренностью, что шалопуты живутъ между собою дружно и оказываютъ другъ другу поддержку… каждый изъ нихъ считаетъ своею обязанностью посылать своимъ единовѣрцамъ муку, хлѣбъ, сѣно, дрова и т. п.». О раскольникахъ «бѣгло-поповскаго толка» и пріемлющихъ австрійское священство, живущихъ въ терскихъ станицахъ вмѣстѣ съ шалопутами, тотъ же трудъ мѣстныхъ статистиковъ говоритъ, что они, «подобно шалопутамъ, дружно защищаютъ интересы своихъ единовѣрцевъ и оказываютъ своимъ нуждающимся матеріальную поддержку»^[33]. Между шалопутами Ставропольской губерніи, которыхъ мнѣ пришлось наблюдать лично, взаимопомощь развита въ самыхъ широкихъ размѣрахъ; въ случаѣ какаго либо несчастія съ однимъ изъ членовъ шалопутской общины, всѣ остальные оказываютъ ему надлежащую помощь. Если у кого падетъ лошадь или волъ, ему дастъ ихъ зажиточный членъ общины или всѣ члены сдѣлаютъ скадчину и выручатъ попавшаго въ бѣду товарища; если шалопутъ погоритъ, ему соберутъ денегъ для обзаведенія, дадутъ матеріалъ для постройки и общими силами выведутъ избу и дворовыя постройки. Въ случаѣ смерти члена шалопутской общины, его дѣти не пропадутъ, такъ какъ объ нихъ будетъ заботиться вся община. Такія же явленія солидарности и взаимопомощи замѣчаются и среди шалопутовъ Малороссійскихъ и Новороссійскихъ губерній. Точно также всѣ наблюденія, произведенныя надъ жизнью штундистовъ, свидѣтельствуютъ о сильномъ развитіи среди нихъ началъ взаимопомощи. Изъ множества извѣстій, свидѣтельствующихъ объ этомъ, мы возьмемъ только два, изъ которыхъ одно принадлежитъ священству. По словамъ этого священника, во многихъ шгундистскихъ общинахъ «заведены общественныя кассы для поддержанія своихъ братьевъ; гдѣ нѣтъ кассы, тамъ предлагается помощь во время собраній, въ особенности тѣмъ изъ членовъ, которые потерпѣли отъ болѣзни, пожаровъ и другихъ несчастій»^[34].

Другой наблюдатель говоритъ: «Самая высшая добродѣтель, по ученію штундистовъ, состоитъ въ томъ, чтобы накормить голоднаго, одѣть нагого, пріютить бѣдняка, укрыть странника, помочь несчастному, однимъ словомъ, быть готовымъ идти на помощь нуждающемуся въ этой помощи брату. Кто хочетъ быть большимъ, да будетъ всѣмъ слуга, часто твердятъ они, ссылаясь на слова писанія» (Марка 10 гл., 44 ст.)^[35]. У владикавказскихъ баптистовъ существуетъ такой обычай: въ концѣ богослужебныхъ собраній всѣ присутствующіе кладутъ на столъ деньги, кто сколько, можетъ, и этими деньгами одѣляютъ бѣдныхъ, вдовъ и сиротъ. Также и у закавказскихъ «общихъ» каждый, входя въ собраніе, кладетъ на столъ подъ утиральникъ деньги, «сколько кто можетъ», и изъ этихъ денегъ потомъ оказывается помощь нуждающимся. По словамъ г. Атавы, между тамбовскими молоканами "царствуетъ полнѣйшее согласіе и всегдашняя готовность выручить другъ друга. «Мнѣ говорили, пишетъ г. Атава: — что не было примѣра, чтобы раззорился молоканскій дворъ: до этого положительно не допустятъ. Случись съ нимъ бѣда — всѣ готовы на помощь, всѣ подѣлятся, кто чѣмъ достаточнѣе»^[36]. О старообрядцахъ Спасо-клепинской и другихъ сосѣднихъ волостей Рязанскаго уѣзда корреспондентъ «Порядка»^[37] сообщаетъ слѣдующее: «Взаимныя ихъ отношенія во многихъ деревняхъ отличаются дружелюбіемъ и стремленіемъ къ взаимопомощи, такъ что сосѣди-раскольники нерѣдко оказываютъ свою помочь упадающимъ раскольничьимъ семействамъ совершенно безвозмездно». У субботниковъ существуетъ даже особый институтъ «обреченныхъ Богу», которые должны отдавать десятую часть своего имущества неимущимъ, ходить за больными и вообще всю свою жизнь посвятить на добрыя дѣла^[38]. Можно было бы сообщить и еще множество фактовъ, подобныхъ приведеннымъ, но полагаю, что достаточно и этихъ, для того, чтобы убѣдить всякаго въ сильномъ развитіи среди сектантовъ взаимопомощи.

Но на частной взаимопомощи сектанты не останавливаются. Частная взаимопомощь, частная благотворительность имѣетъ лишь временное значеніе и носитъ характеръ случайности; самые размѣры ея опредѣляются случайными обстоятельствами. Сектанты чувствуютъ потребность въ созданіи такихъ учрежденій, которыя могли бы оказывать больнымъ, увѣчнымъ, раззорившимся, бѣднымъ постоянную помощь и притомъ опредѣленнаго размѣра. Подобныя учрежденія встрѣчаются у всѣхъ установившихся и болѣе или менѣе значительныхъ раскольничьихъ толковъ. Изъ разнообразныхъ видовъ такихъ учрежденій мы остановимся только на двухъ — общественныхъ кассахъ и богадѣльняхъ.

Общественныя кассы существуютъ у сектантовъ самыхъ разнообразныхъ толковъ. Основанія, по которымъ дѣйствуютъ кассы, источники доходовъ, изъ которыхъ слагаются капиталы кассы, способы заведованія ими, отчасти самое значеніе кассы — все это крайне разнообразно у разныхъ сектъ. Такъ, о молоканахъ мы читаемъ слѣдующее: «Нищихъ между сектантами нѣтъ. Бѣдность отвращается у сектантовъ, главнымъ образомъ, ихъ трудолюбіемъ и бережливостью, а также выдачею ссудъ и пособій лицамъ, потерпѣвшимъ какой-либо уронъ или потерявшимъ способность къ труду, изъ общественныхъ кассъ, существующихъ во всѣхъ почти сектантскихъ общинахъ и собираемыхъ съ 10 % дохода съ каждаго дома»^[39]. Закавказскіе «общіе» устроили общественный магазинъ и кассу, куда каждый глава семейства обязанъ вносить въ пользу неимующихъ десятую часть изъ своихъ доходовъ. Такъ «десятый рубль изъ прибыли общій. Десятый пудъ изъ умолотнаго хлѣба также общій»^[40]. Затѣмъ для распоряженія собранными деньгами выбирается особое лицо, носящее названіе судьи или жертвенника, которому вручаются пожертвованныя деньги и который раздаетъ ихъ нищимъ и бѣднымъ^[41]. У шалопутовъ общественныя кассы существуютъ для цѣлыхъ областей, напримѣръ, для сѣверной части Терской области, для юго-восточной части Кубанской области, и т. п. Кромѣ того, существуетъ центральная касса для всѣхъ шалопутовъ въ Тамбовской губерніи. Шалопутскія кассы слагаются исключительно изъ добровольныхъ пожертвованій отдѣльныхъ членовъ и изъ повторяющихся время отъ времени сборовъ со всѣхъ членовъ секты. О существованіи общественныхъ кассъ въ штундистскихъ общинахъ мы упоминали уже выше. Штундйстскія кассы предназначаются не для одного вспомоществованія бѣднымъ, потерпѣвшихъ уронъ и не могущимъ добывать себѣ средства къ жизни собственнымъ трудомъ; штундисты изъ своихъ общественныхъ кассъ оказываютъ также содѣйствіе членамъ своихъ общинъ, отправляющимся на проповѣдь въ «идолопоклонникамъ», какъ они называютъ православныхъ за почитаніе иконъ; средства тѣхъ же общественныхъ кассъ назначаются и для поддержки связей и сношеній между отдѣльными штундистскими общинами. Штундистскія кассы поддерживаются какъ пожертвованіями отдѣльныхъ членовъ, такъ и доходами съ разныхъ общихъ предпріятій: такъ, напримѣръ, для поддержанія своихъ кассъ штундисты устроивали общественныя запашки, производили на общій счетъ закупку и перепродажу овецъ, устраивали общественный постоялый дворъ, и т. п. Такія же общественныя кассы существуютъ и у старообрядцевъ. Такъ, напримѣръ, про старообрядцевъ Тамбовской губерніи мы читаемъ слѣдующее: «Все болѣе и болѣе распространяется между раскольниками Тамбовской губерніи обычай обязательнаго взноса каждымъ обывателемъ селеній на образованіе чего-то въ родѣ общественнаго капитала своей посильной лепты. По установившемуся порядку, каждый раскольникъ вноситъ почти обязательно избранному для того лицу, смотря по его достаткамъ, ту или другую сумму. Образующійся изъ этихъ взносовъ капиталъ пускается завѣдующимъ имъ лицомъ въ обороты, благодаря которымъ онъ быстро увеличивается. Подобнаго рода складочные капиталы существуютъ теперь уже во многихъ изъ раскольничьихъ деревень и служатъ для оказанія пособія нуждающимся раскольникамъ; выдача производится полновластно завѣдующими этими капиталами, принадлежащими по большей части къ числу такъ называемыхъ „старцевъ“. Замѣчательно, что, несмотря на отсутствіе всякихъ документовъ, до сихъ поръ не было еще ни одного случая злоупотребленія со стороны этихъ послѣднихъ ввѣренными имъ капиталами»^[42]. Богадѣльни существуютъ, по преимуществу, у старообрядцевъ. Первенствующее мѣсто въ этомъ отношеніи занимаютъ, конечно, старообрядческія богадѣльни обѣихъ столицъ. Такъ, въ Москвѣ находятся громадныя богадѣльни, содержимыя на средства поповщинскаго общества и извѣстныя подъ именемъ Рогожскаго кладбища, богадѣльня Преображенскаго кладбища, принадлежащаго ѳедосѣевцамъ, пріютъ для престарѣлыхъ и бездомныхъ старообрядцевъ-поморцевъ, извѣстный подъ названіемъ «Братскаго двора» и др. Въ Петербургѣ существуютъ богадѣльни Громовскаго кладбища, принадлежащія общинѣ поповцевъ, богадѣльня Волкова кладбища, содержимая ѳедосѣевцами, и богадѣльня Поморскаго кладбища на Малой Охтѣ. Къ сожалѣнію, у меня нѣтъ подъ руками полныхъ данныхъ о дѣятельности всѣхъ этихъ богадѣленъ и я принужденъ ограничиться сообщеніемъ отрывочныхъ свѣдѣній о нихъ. Такъ о богадѣльняхъ Рогожскаго кладбища я могу сообщить слѣдующее. Кладбище и состоящій при немъ богадѣльный домъ существуютъ со временъ Екатерины II, именно съ 1771 года, когда «во время морового повѣтрія, или чумы, взамѣнъ двухъ кладбищъ, одного у Донского монастыря, а другого за Тверскими воротами, для старообрядцевъ. пріемлющихъ священство, было учреждено за Рогожскою заставою кладбище, и затѣмъ, въ тоже время, при этомъ кладбищѣ былъ устроенъ богадѣльный домъ для мужчинъ и женщинъ. По плану 1844 г., при кладбищѣ значится земли 24 десятины, 2,184 сажени. Земля эта обнесена заборомъ; часть ея занимается погостомъ для погребенія умершихъ, а часть подъ богадѣльными зданіями». «Богадѣльныхъ зданій для призрѣваемыхъ имѣется въ настоящее-время 5 корпусовъ, каменныхъ двух-этажныхъ, два изъ нихъ съ подвальнымъ помѣщеніемъ для кухонь, квасной и хлѣбопекарни; одинъ двухъ-этажный, низъ каменный, а верхъ деревянный; два деревянныхъ одно-этажныхъ большихъ зданія для слабыхъ, и затѣмъ до пятидесяти домовъ отдѣльныхъ для жилья призрѣваемыхъ отъ 5 до 8 въ каждомъ домѣ, со всѣми къ нимъ домашними принадлежностями. Къ 1-му января 1879 года, состояло всѣхъ призрѣваемыхъ престарѣлыхъ: мужчинъ 113 и женщинъ 605, всего 718 человѣкъ; затѣмъ нѣсколько человѣкъ прислуги для ухода за призрѣваемыми. Всѣ получаютъ полное содержаніе отъ богадѣльнаго дома». «Рогожскій богадѣльный домъ всего содержитъ на средства своихъ прихожанъ не менѣе тысячи бѣдныхъ людей и даетъ имъ вполнѣ удовлетворительное содержаніе; и старообрядцы, оказывая такому количеству бѣдняковъ свое благодѣяніе, заслуживаютъ нетолько общественнаго, но и правительственнаго вниманія. При рогожскомъ богадѣльномъ домѣ въ прежнее время существовалъ отдѣльный пріютъ для пріема дѣтей бѣдныхъ родителей, а равно и незаконнорожденныхъ; ихъ удовлетворительно воспитывали, обучали граматѣ, рукодѣлью и т. п. Но примѣшался вѣроисповѣдный вопросъ, и пріютъ этотъ, въ 1835 году, по распоряженію мѣстной власти, былъ закрытъ. А также при рогожскомъ богадѣльномъ домѣ существовалъ и пріютъ для душевнобольныхъ, которыхъ сострадательные старообрядцы содержали на свой счетъ, давая имъ хорошее содержаніе, а главное — по заповѣди Спасителя — оказывая имъ, въ трудѣ ухода за больными, христіанскую любовь и милосердіе. И здѣсь примѣшанъ былъ вѣроисповѣдный вопросъ, и, по распоряженію мѣстной власти, пріютъ этотъ въ 1855 г. былъ закрытъ и бѣдные больные были удалены изъ пріюта, одни въ домъ умалишенныхъ, а другіе возвращены въ семьямъ своимъ. Дѣло это говоритъ само за себя и не требуетъ объясненій»^[43]. О старопоморскомъ «Братскомъ дворѣ» недавно сообщалось въ газетахъ, что на немъ до послѣдняго времени призрѣвалось около 270 человѣкъ, но въ настоящее время, послѣ происшедшихъ перемѣнъ въ управленіи «дворомъ», осталось около 160 человѣкъ^[44]. Петербургское Волковское кладбище, принадлежащее ѳедосѣевцамъ, основано въ 1777 г., по иниціативѣ ѳедосѣевцевъ Воробьева и Волкова. Семь лѣтъ спустя, на кладбищѣ была устроена богадѣльня для мужчинъ; а въ 1807 году тамъ же устроивается женская богадѣльня. Въ 1847 г. обѣ богадѣльни подчиняются попечительному совѣту заведеній общественнаго призрѣнія. Въ настоящее время въ богадѣльняхъ Волковскаго кладбища «находятъ пріютъ и православные, и старообрядцы обоего пола, причемъ первыхъ болѣе двухъ сотъ человѣкъ, а вторыхъ болѣе сотни. Между тѣмъ, расходъ на содержаніе богадѣльни, въ количествѣ 26,000 р. въ годъ, сталъ обезпечиваться нетолько пожертвованіями, но и доходами съ недвижимыхъ имуществъ, дающихъ болѣе 30,000 р. ежегодно. Наконецъ, капиталъ ея возрастаетъ до 100,000 р. Заботы заправителей богадѣльни идутъ далѣе. Закладывается зданіе для призрѣнія престарѣлыхъ и пріюта на 120 человѣкъ. Въ будущемъ году это зданіе новой богадѣльни съ пріютомъ будетъ докончено и отдѣлано»^[45].

Раскольничьи богадѣльни существуютъ не въ однѣхъ только столицахъ, но и во многихъ провинціальныхъ городахъ. Такъ, напримѣръ, еще недавно, какъ сообщалъ саратовскій корреспондентъ «Порядка»^[46], нижегородскіе хлѣбопромышленники, старообрядцы Бугровъ и Блиновъ, устроили въ Саратовѣ богадѣльню, въ которой «въ настоящее время находится до 60 призрѣваемыхъ, какъ раскольниковъ, такъ и православныхъ». Кромѣ того, «еще одинъ изъ мѣстныхъ капиталистовъ, также сектантъ, г. Г--й, намѣренъ устроить, въ центрѣ города, громадныхъ размѣровъ богадѣльню и моленную на свой собственный счетъ; на содержаніе богадѣльни онъ опредѣлилъ на вѣчное время всѣ доходы съ купленнаго имъ для этой цѣли участка земли до 1,500 десятинъ. Другой сектантъ П--въ уже приступилъ къ постройкѣ также богадѣльни, ассигновавъ на ея устройство и содержаніе капиталъ въ 70,000 рублей». Любопытно, съ какими препятствіями иногда приходится бороться раскольникамъ при устройствѣ такихъ заведеній, какъ богадѣльни, общеполезность которыхъ несомнѣнна для каждаго и въ устройствѣ которыхъ, казалось бы, нельзя видѣть ничего злонамѣреннаго. Вотъ что, напримѣръ, сообщаетъ тотъ же корреспондетъ «Порядка»: когда гг. Бугровъ и Блиновъ возъимѣли намѣреніе устроить богадѣльню и представили въ распоряженіе городской управы весьма солидный капиталъ, на проценты съ котораго должна содержаться богадѣльня, «одному миссіонеру пришла въ голову дикая мысль, будто бы черезъ устройство этой богадѣльни можетъ быть подорванъ авторитетъ православія. Пошла нескончаемая переписка между консисторіей и городской управой, которая кончилась тѣмъ, что дума, по докладу ей объ этомъ, поручила управѣ увѣдомить консисторію, что послѣдней нѣтъ никакого дѣла до распоряженій въ этомъ родѣ со стороны города». Не правда ли, очень любопытная «исторія» для характеристики нашего быта?..

Рядомъ съ богадѣльнями нужно поставить раскольничьи скиты, давно уже потерявшіе характеръ мѣстъ, въ которыхъ спасались «затворники» и «трудники», и въ настоящее время представляющіе собою пріютъ для убогихъ, старыхъ и увѣчныхъ. Такіе скиты существуютъ едва ли не вездѣ, гдѣ раскольники живутъ болѣе или менѣе сплошною массою. Такъ, скиты существуютъ въ Сибири, существуютъ на сѣверномъ Кавказѣ, существуютъ и въ центрѣ Россіи, въ Московской, Нижегородской и другихъ губерніяхъ, наконецъ, на дальнемъ Сѣверѣ, въ Архангельской губерніи. Въ скитахъ обыкновенно доживаютъ свой вѣкъ престарѣлые старики и старухи; послѣднія, обыкновенно, преобладаютъ. Скитники живутъ частью приношеніями окрестныхъ жителей, частью плодами рукъ своихъ. Обыкновенно окрестные жители относятся къ скитникамъ съ глубокимъ уваженіемъ, какъ къ людямъ, которые молятся за нихъ Богу, и на этомъ основаніи обнаруживаютъ большую заботливость о доставленіи имъ средствъ къ жизни. Такъ, напримѣръ, терскіе статистики описываютъ отношенія раскольниковъ въ обитателямъ мѣстныхъ скитовъ въ слѣдующихъ чертахъ: «Каждую субботу и каждый праздникъ, а иногда и въ будничные дни, скитники получаютъ обильныя приношенія. Жертвователи при этомъ строго придерживаются заповѣди св. писанія: чтобы лѣвая рука не знала того, что даетъ правая. Поэтому всѣ предметы подаянія передаются въ скиты черезъ маленькихъ дѣтей. Рыболовъ даетъ лучшую рыбу, хозяйка — курицу, яйца, разную утварь; охотникъ — лучшую часть добычи; хлѣбъ даютъ зерномъ, мукою, но чаще печеный. Дѣлается это такимъ образомъ: родные или знакомые ребенка поручаютъ ему отнесть приношеніе въ скитъ. Постучавши въ калитку, ребенокъ читаетъ молитву и ему отпираютъ; тогда онъ, снова сотворивъ молитву, кладетъ приносимое и называетъ имя, за кого надо помолиться. Скитницы благословляютъ его и, надѣливъ фруктами и сластями, отпускаютъ. Иногда приношенія просто вѣшаютъ на заборъ скита или кладутъ у калитки. И не было случая воровства этихъ вещей; даже за фрукты, взятые тайкомъ дѣтьми изъ садовъ скита, ихъ наказываютъ весьма строго»^[47]. О самыхъ скитахъ и ихъ обитателяхъ трудъ терскихъ статистиковъ отзывается слѣдующимъ образомъ: «Гребенскіе скиты отличаются отъ древнихъ раскольниковъ, можно сказать, самою идеею скитнической жизни. Прежніе скиты основывались гонимыми старообрядцами главнымъ образомъ съ тою цѣлью, чтобы укрыться отъ „мірской неправды“, для этого скитальцы прятались въ глухія трущобы, болота и дремучіе лѣса. Подкладкою была идея вѣры, которую требовалось спасти. Здѣсь же поступаютъ въ скитъ преимущественно изъ личныхъ невзгодъ: отъ бѣдности и неудачъ въ жизни, отъ физическаго убожества, по интересамъ семьи, и только весьма немногіе идутъ изъ тѣхъ побужденій, которыми руководствовались древніе скитники»^[48].

Казалось бы, что ужаснаго, опаснаго или незаконнаго въ существованіи скитовъ? Существуютъ учрежденія, которыя даютъ возможность частной благотворительности принимать болѣе раціональное направленіе, которыя представляютъ пріютъ всякому обезсилѣвшему въ жизненной борьбѣ, и которыя спасаютъ страну отъ значительнаго числа бродящихъ нищихъ^[49], чего бы, кажется, лучше? Не стѣснять, не преслѣдовать такія учрежденія, а, напротивъ, покровительствовать имъ, содѣйствовать ихъ распространенію — такого правила должны бы, казалось, держаться представители власти по отношенію въ свитамъ. Но не такъ разсуждаютъ становые пристава, исправники и другіе. Не говоря уже о систематическихъ гоненіяхъ на скиты въ прошломъ, гоненія эти продолжаются и доселѣ. Вотъ что писали въ прошломъ году изъ Архангельска: «Священникъ Солозскаго прихода пріѣзжаетъ въ Амбургскій свитъ, лежащій въ его приходѣ, и требуетъ подарковъ. Старухи, да больные престарѣлые старики, изъ которыхъ состоитъ все населеніе свита, по заведенному обычаю, даютъ ему картофель, рѣпу, лукъ и другія овощи, которыя они сами разводятъ. Но священникъ на этотъ разъ не довольствуется подобными приношеніями и требуетъ денегъ, угрожая, что, въ противномъ случаѣ, „будетъ худо“. У старухъ денегъ не было, поэтому онѣ не могли исполнить требованія священника, который, вслѣдствіе этого, уѣхалъ изъ свита раздосадованный. Спустя двѣтри недѣли послѣ этого происшествія, въ мѣстномъ полицейскомъ управленіи получается отъ священника бумага, въ которой сообщается, что состоящій въ его приходѣ Амбургсвій скитъ служитъ центромъ раскольничьей пропаганды, что тамъ проживаетъ множество безпаспортныхъ, что въ свитѣ скрываются разные бѣглые преступники, что полиція будто бы ничего не смотритъ, скитники возятъ себѣ лѣсъ и бревна для постройки новой молельной и проч. Вслѣдъ за этимъ въ сбитъ пріѣзжаетъ становой приставъ и прежде всего собираетъ всѣхъ бывшихъ въ это время въ скитѣ и требуетъ отъ нихъ паспорты. Оказалось, что всѣ бывшіе въ скитѣ изъ другихъ уѣздовъ имѣли вполнѣ законные паспорты; лица же, пришедшія въ скитъ навѣстить родныхъ изъ ближайшихъ селеній, имѣли вмѣсто паспортовъ установленныя свидѣтельства. Нечего, конечно, и говорить, что обвиненія въ укрывательствѣ бѣглыхъ преступниковъ оказались чистымъ вымысломъ и ни на чемъ не основанною клеветою. Потомъ приставъ отдѣляетъ скитниковъ „вѣдомостныхъ“, т. е. значущихся въ вѣдомости полиціи и составляющихъ коренное, постоянное населеніе скита, отъ тѣхъ, которые въ вѣдомости не значатся и потому считаются по закону пришлыми, хотя нѣкоторые изъ нихъ родились и прожили цѣлую жизнь въ скитѣ. И вотъ всѣмъ „невѣдомостнымъ“ объявляется, чтобы они тотчасъ же оставили скитъ и уходили по своимъ мѣстамъ».

«Кому неизвѣстно, что въ настоящее время старовѣрческіе скиты представляютъ собою не что иное, какъ богадѣльни, гдѣ находятъ себѣ пріютъ больные, престарѣлые, убогіе? Въ Амбургскомъ скитѣ въ числѣ „невѣдомственныхъ“ были, напримѣръ, совершенно дряхлыя, чуть не столѣтнія старухи, глухонѣмые, неспособные ни къ какой работѣ старики и т. п. Всѣ они съ давнихъ поръ жили въ скитѣ, молились Богу и думали только о томъ, чтобъ и кости свои положить тамъ, гдѣ они нашли себѣ пріютъ и гдѣ протекла почти вся ихъ жизнь. Двѣ изъ такихъ старухъ, Прасковья Бобина, 83 лѣтъ, и Настасья Емельянова, 90 лѣтъ, были тяжко больны и лежали въ постели. Несмотря на приказаніе, онѣ не могли сдвинуться, не могли подняться съ мѣста. Понятые и сотскіе вытащили ихъ на улицу и бросили на снѣгъ; было приказано немедленно положить ихъ въ сани и вывезти изъ скита. Куда именно вывезти — объ этомъ не было сказано. Вскорѣ послѣ этого Прасковья Бобина умерла; она умерла въ скитѣ, потому что хотя ее и возили по селеньямъ, но никто не хотѣлъ принять къ себѣ больную, умирающую женщину, и потому, волей-неволей, принуждены были отвезти ее обратно въ скитъ. Всего изъ скита было выселено 30 старухъ и 3 старика. Всѣ они имѣли паспорты и свидѣтельства. Особенно было безпомощно положеніе тѣхъ скитницъ, которыя, проживши цѣлую жизнь въ скитѣ, состарѣвшись тутъ, вдругъ должны были оставить этотъ пріютъ и искать себѣ другой среди совершенно чуждаго, незнакомаго населенія. Распоряженіе о выселеніи застало ихъ въ расплохъ. Имъ не оставалось ничего дѣлать больше, какъ начать просить милостыню, и вотъ на улицахъ губернскаго города появились амбургскіе скитники и скитницы съ болѣзненными, изнуренными лицами; они робко останавливали прохожихъ и просили о помощи, о милостынѣ. Кельи всѣхъ выгнанныхъ изъ скита были немедленно запечатаны. Всѣ же оставшіеся въ скитѣ были обязаны подпискою „впредь никого въ скитъ не впускать и въ себѣ никого не принимать, хотя бы пришедшіе и имѣли вполнѣ законные виды и паспорты. При этомъ было объявлено, что запечатанныя кельи будутъ разломаны и сожжены“^[50].

Несчастные скитники подали въ канцелярію архангельскаго губернатора прошеніе о распечатаніи келій и о дозволеніи выгнаннымъ изъ свита жителямъ вернуться въ свитъ. Не знаемъ, удовлетворено ли прошеніе скитниковъ; только дѣятельность архангельской полиціи по части разгрома скитовъ не превращалась. Такъ, еще въ началѣ нынѣшняго года въ газетахъ сообщалось о новомъ подвигѣ архангельскихъ „сокрушителей раскола“: „становой приставъ Баргузинъ, набравъ понятыхъ, десятскихъ и сотскихъ, пошелъ войною на свитъ, извѣстный подъ именемъ пустыни Лахты. Оцѣпивъ скитъ, онъ приказалъ своей рати ломать свитскія кельи. Три дома были разнесены по бревнамъ среди общаго плача и отчаянія скитницъ и скитниковъ, большинство которыхъ состоитъ изъ дряхлыхъ старухъ и стариковъ. Съ большимъ трудомъ удалось скитникамъ упросить разсвирѣпѣвшаго ревнителя православія не раззорять ихъ въ конецъ и пощадить остальныя кельи. Г. Баргузинъ изъявилъ согласіе подождать рѣшенія губернатора, которому скитники подали про шеніе, умоляя въ немъ г. Кошара войдти въ ихъ безвыходное положеніе. Какъ отнесется архангельская администрація къ этому прошенію, сказать заранѣе, конечно, трудно; между тѣмъ, этого рѣшенія съ нетерпѣніемъ ожидаетъ многочисленное старообрядческое общество, которое до сихъ поръ живетъ надеждою на то, что ихъ справедливыя жалобы будутъ, наконецъ, услышаны и что будетъ положенъ конецъ тѣмъ безчисленнымъ придиркамъ, претензіямъ и преслѣдованіямъ, которыми безпощадно терзаютъ ихъ разныя уѣздныя власти. Архангельскій исправникъ не перестаетъ до сихъ поръ угрожать старообрядцамъ, что онъ раззоритъ всѣ ихъ скиты. При этомъ онъ прибавляетъ, что потому ломаетъ ихъ кельи, что о немъ пишутъ въ газетахъ. Ближайшимъ послѣдствіемъ разгрома Лахотскаго скита было то, что нѣсколько скитниковъ, оставшись безъ крова, безъ пріюта, принуждены идти по міру и просить милостыню“^[51].

Не правда ли, какъ все въ этой картинѣ типично и характерно: и исправникъ, ломающій старообрядческіе скиты въ отместку тревожащимъ его спокойствіе газетамъ, и становой приставъ, разносящій по бревнамъ дома „среди общаго плача и отчаянія“ и сама „архангельская администрація“, допускающая безнаказанно совершаться всему этому на ея глазахъ?.. И какъ не удивляться необыкновенному развитію въ раскольничьей средѣ чувства общественности, функціонирующаго даже при такихъ противообщественныхъ условіяхъ жизни?!..

Понятіе о солидарности сектанты не ограничиваютъ тѣснымъ кругомъ своихъ единовѣрцевъ, а напротивъ, расширяютъ его въ понятіе братства и равенства всѣхъ людей. Здѣсь, однако, я долженъ сдѣлать очень важную оговорку. Жизнь вообще не учитъ сектантовъ любви къ человѣчеству. Не говоря уже о преслѣдованіяхъ и гоненіяхъ, которымъ подвергаются сектанта со стороны духовенства и чиновниковъ, самая масса православнаго населенія, сама по себѣ лишенная всякаго фанатизма, часто вслѣдствіе подстрекательствъ извнѣ, идущихъ преимущественно отъ духовенства, относится къ сектантамъ крайне враждебно, иногда проявляетъ по отношенію къ нимъ самый дикій, необузданный фанатизмъ. Чтобы не быть голословнымъ, я приведу нѣсколько фактовъ такого фанатическаго отношенія православнаго населенія къ сектантамъ, взявъ эти факты исключительно изъ исторіи новыхъ сектъ, какъ менѣе извѣстной. Такъ, въ „Статистическихъ монографіяхъ терскаго войска“ мы читаемъ: „въ станицѣ Солдатской былъ случай, когда православные, по общественному приговору, собрали всѣхъ мѣстныхъ шалопутовъ и самымъ позорнымъ Образомъ высѣкли ихъ передъ цѣлымъ обществомъ“^[52]. Въ корреспонденціи „Порядка“ изъ Николаева, Херсонской губерніи, сообщалось, что въ мѣстечкѣ Широкомъ „на сходѣ, по желанію родителей, нѣкоторые изъ числа отпавшихъ въ секту (шалопутовъ) дѣтей наказаны были розгами“^[53]. Подобныя экзекуціи по общественнымъ приговорамъ практиковались и по отношенію къ штундистамъ. Такъ, въ одномъ изъ селъ Херсонской губерніи нѣсколько лѣтъ тому назадъ сельское общество высѣкло штундистовъ: жениха и невѣсту, за то, что они вздумали совершить штундистское бракосочетаніе на страстной недѣлѣ^[54]. 8-го ноября 1879 года, въ елисаветградскомъ окружномъ судѣ разбиралось дѣло по обвиненію 13 крестьянъ и мѣщанъ города Вознесенска въ совершеніи насилій противъ штундистовъ. Дѣло было такъ: послѣ того, какъ священникъ Бугскаго предмѣстья города Вознесенска призывалъ мѣстныхъ штундистовъ для словопренія, но не одержалъ надъ ними побѣды, жители предмѣстья и окрестныхъ селъ, собравшись въ числѣ болѣе 300 человѣкъ, совершили надъ штундистами возмутительнѣйшую экзекуцію. Нѣкоторымъ штундистамъ дали до 50 ударовъ розгами; одну же женщину, Прасковью Шименко, сѣкли три раза — два раза розгами, а въ третій — плетью. Несчастную сѣкли до такой степени сильно, что сами экзекуторы уставали и три раза смѣнялись. Въ промежуткахъ между сѣченіемъ Прасковьѣ предлагали поцѣловать крестъ и сотворить молитву, а когда она отказывалась исполнить это требованіе и только произнесла: „Господи, прости имъ, не вѣдятъ бо, что творятъ!“ — экзекуція продолжалась съ удвоенною силою». По врачебному освидѣтельствованію, удары были настолько жестоки, что еще немного — и Прасковьѣ угрожала смерть. На судѣ подсудимые не отрицали своей вины и относились къ судебному слѣдствію довольно равнодушно. На видъ это простые, сѣрые крестьяне, не обнаружившіе ничего фанатическаго«^[55]. Въ этомъ дѣлѣ уже замѣтно вліяніе духовенства на проявленіе взрывовъ фанатизма въ православномъ населеніи; но вотъ другой примѣръ, когда это вліяніе выступаетъ явно и съ необыкновенною силой. Лѣтъ пять тому назадъ, въ ставропольскомъ окружномъ судѣ разбиралось дѣло, къ которому были привлечены въ качествѣ обвиняемыхъ: священникъ Кримгиреевскаго села, Эрастовъ, и крестьяне того же села, по обвиненію: священника въ томъ, что онъ подстрекалъ православныхъ крестьянъ къ избіенію шалопутовъ Бримгиреевскаго села, а крестьянъ — въ томъ, что они совершили это избіеніе. Самый ходъ избіенія былъ таковъ. На Пасху о. Эрастовъ приказываетъ привести къ себѣ всѣхъ крестьянъ, подозрѣваемыхъ въ принадлежности къ сектѣ шалопутовъ, и подвергаетъ приведенныхъ къ нему силою крестьянъ особому экзамену, задавая слѣдующіе вопросы: „ты не шалопутъ? почему не пьешь водки? не куришь табаку? не ѣшь мяса? цѣлуешься ли въ своихъ собраніяхъ?“ Когда подвергнутые экзамену отвергали свою принадлежность къ сектѣ шалопутовъ, батюшка обращался къ присутствующимъ крестьянамъ, въ принадлежности которыхъ къ православной церкви не возникало сомнѣнія, съ словами: „прохладите его!“ Подозрѣваемаго въ шалопутствѣ выводили на батюшкинъ дворъ, „прохлаждали“ и избитаго, съ окровавленнымъ лицомъ представляли священнику. Священникъ снова командовалъ: „омойте его!“ Избитаго снова выводили на дворъ, окунали головой въ бочку съ водой и вели въ о. Эрастову для дальнѣйшаго экзамена…

Вражда православныхъ въ сектантамъ выражается не въ одномъ только физическомъ насиліи; нерѣдко сельскія общества высылаютъ по общественнымъ приговорамъ своихъ членовъ-сектантовъ» Такъ, напримѣръ, сходъ мѣстечка Широкаго, Херсонской губерніи, постановилъ ходатайствовать предъ правительствомъ объ удаленіи шалопутовъ изъ сельскаго общества^[56]. По словамъ «Одесскаго Вѣстника», «одно сельское общество Одесскаго уѣзда, исключая изъ своей среды односельца, какъ порочнаго члена, въ приговорѣ мотивируетъ это тѣмъ, что исключаемый ведетъ себя довольно дурно, совращаетъ другихъ изъ православной вѣры въ штундизмъ, собираетъ въ свой домъ компаніи крестьянъ, а въ особенности нѣмцевъ въ ночное время. Хотя общество крестьянъ предупреждало его нѣсколько разъ, говоритъ приговоръ, остепениться, но онъ не слушалъ»^[57]. И въ этихъ случаяхъ дѣло не обходится безъ вліянія духовенства. Мнѣ извѣстенъ случай, когда священникъ убѣждалъ сходъ одного села Ставропольской губерніи сослать но общественному приговору главу мѣстной шалопутской общины; когда этому священнику возражали нѣкоторые члены схода, что послѣ сосланнаго останется семья, которую некому будетъ содержать, ретивый батюшка предложилъ даже содержать осиротѣлую семью на свой счетъ. къ счастью, приговоръ былъ кассированъ крестьянскимъ присутствіемъ…

Удивительно ли, что при такомъ порядкѣ вещей, въ нѣкоторыхъ сектантскихъ толкахъ мы замѣчаемъ скрытность, недовѣріе и даже прямо враждебное отношеніе къ православнымъ. Было бы гораздо удивительнѣе, еслибы подобныхъ явленій не существовало… Но вотъ, дѣйствительно удивительно и заслуживаетъ самаго серьезнаго вниманія то, что, несмотря на совокупное воздѣйствіе преслѣдованій со стороны оффиціальныхъ лицъ и враждебнаго отношенія массы православнаго населенія, идея братства всѣхъ людей нетолько находитъ себѣ мѣсто въ міровоззрѣніи сектантовъ, но и примѣняется ими практически въ жизни. Вотъ что, напримѣръ, исповѣдуютъ штундисты, которыхъ, какъ мы видѣли выше, приводили къ православію посредствомъ розогъ, которыхъ до послѣдняго времени преслѣдуютъ за «оказательство», которыхъ нерѣдко по нѣсколькимъ годамъ морили въ тюрьмахъ, судили и даже ссылали въ Сибирь: «Всѣ люди должны быть братьями… Какъ братья, люди не должны рѣзать и грабить другъ друга, почему войны должны считаться вредными и безнравственными. Какъ братья, люди должны жить и трудиться въ мирѣ, любви и согласіи, почему мошенничество и кулачество должны строго преслѣдоваться»^[58]. Таже идея братства людей, развиваясь, переходитъ во многихъ сектахъ въ отрицанію войнъ и признанію ихъ беззаконными, противными совѣсти и религіи. На этомъ основаніи, напримѣръ, молокане, взятые въ солдаты, упорно отказываются принимать оружіе, и ихъ распредѣляютъ въ санитарныя части войска, въ госпитали, въ обозы и т. п.^[59].

Подъ вліяніемъ идеи братства всѣхъ людей, сектанты не рѣдко оказываютъ православнымъ и вообще не принадлежащимъ въ ихъ сектѣ или толку туже братскую помощь и поддержку, которую они считаютъ для себя обязательною по отношенію къ своимъ единовѣрцамъ. Такъ, напримѣръ, г. Майновъ разсказываетъ про субботниковъ, что они охотно помогаютъ православнымъ въ случаѣ какихъ либо бѣдъ: «Къ херамъ (такъ субботники называютъ сами себя) къ этимъ, что въ свою мошну полѣзай», говорятъ о субботникахъ православные^[60]. Появившіеся недавно въ Тверской губерніи сютаевцы оказываютъ матеріальную помощь всѣмъ бѣднымъ, какихъ бы религіозныхъ взглядовъ они ни держались. Подобное же отношеніе къ православнымъ приходится наблюдать и среди старообрядцевъ. Выше мы уже приводили примѣры того, что въ старообрядческихъ богадѣльняхъ, рядомъ съ немощными старообрядцами, призрѣваются и православные. Вотъ еще два примѣра: «На границѣ Саратовскаго и Аткарскаго уѣздовъ есть богатое раскольничье селеніе Озерки. Въ прошлые годы, въ этомъ селеніи принято было за обычай, по словамъ „Саратовскаго Листка“, подавать каждому нищему непремѣнно половину каравая хлѣба, а иногда и цѣлый каравай. Въ нынѣшній голодный годъ, эти по истинѣ благочестивые люди были поставлены въ очень затруднительное положеніе: нуждающіеся стоятъ подъ окномъ едва не постоянно; подавать нетолько по караваю, но и по куску тяжеленько, но наши мужики все-таки остались вѣрны голосу сердца и убѣжденія — ни одинъ нуждающійся не ушелъ изъ деревни безъ куска хлѣба, и каждой избѣ до сихъ поръ это обходится и обходилось по 1 руб. 40 коп. ежедневно, перелагая цѣнность хлѣба на деньги. Въ этой деревнѣ минимумъ 100 дворовъ; такъ какъ, каждый домохозяинъ издерживалъ не менѣе 1 руб. 40 коп. въ день на прокормленіе голодныхъ, то въ итогѣ, считая съ сентября прошлаго года по апрѣль нынѣшняго, получится весьма почтенная сумма — 29,400 рублей»^[61]. Объ архангельскихъ раскольникахъ мы находимъ въ печати слѣдующій отзывъ: «По образу жизни и домашнему быту, они замѣтно отличаются отъ остальной массы населенія. По общимъ, единогласнымъ отзывамъ, старообрядцы живутъ здѣсь богаче, чище, дружнѣе и трезвѣе православныхъ. Въ большинствѣ случаевъ, они религіознѣе и нравственнѣе ихъ. Они отличаются большею чуткостью въ бѣдѣ и горю ближняго. Въ годины различныхъ народныхъ бѣдствій, которыя нерѣдко посѣщаютъ нашъ край, старообрядцы всегда съ полной готовностью являются на помощь народной нуждѣ и горю. Такъ, во время страшнаго голода 1867 года, когда по деревнямъ люди умирали голодною смертью, когда народъ цѣлыми селами повидалъ родину и въ ужасѣ бѣжалъ куда глаза глядѣли, когда разные коммерсанты (православнаго исповѣданія), пользуясь общею бѣдою, обогащались отчаянными спекуляціями на хлѣбѣ, въ это время богатые кемскіе и поморскіе старообрядцы буквально кормили все Поморье, весь Кемскій уѣздъ. Огромныя деньги тратили они на закупку хлѣба, который немедленно же раздавали голодному, обнищалому народу. Толпы народа стояли около ихъ домовъ и каждый получалъ на свою семью. Больнымъ, которые, вслѣдствіе изнуренія, не могли выходить изъ дома, хлѣбъ развозился на особыхъ подводахъ. Если Кемскій уѣздъ всегда давалъ наименьшій процентъ выселеній во время подобныхъ бѣдствій, то фактъ этотъ слѣдуетъ приписать единственно той помощи и тому участію, съ которымъ богатое старообрядческое населеніе относится къ бѣдѣ и несчастію ближняго»^[62].

Благодаря тому же взгляду на всѣхъ людей, какъ братьевъ вообще, сектанты относятся къ наемнымъ рабочимъ значительно лучше, чѣмъ хозяева изъ православныхъ, и поэтому тамъ, гдѣ сектанты живутъ рядомъ съ православными, рабочіе нанимаются охотнѣе къ сектантамъ, чѣмъ къ православнымъ. Вотъ что, напримѣръ, говоритъ Эшеръ о взаимныхъ отношеніяхъ самарскихъ молоканъ и ихъ рабочихъ: «они (киргизы, живущіе у молоканъ въ качествѣ пастуховъ овечьихъ стадъ, отаръ) также, какъ и многочисленные работники-землепашцы, нанимаемые молоканами, очень преданы своимъ хозяевамъ, потому что тѣ обращаются съ ними не какъ съ вьючнымъ скотомъ, а какъ съ братьями. „Мы кормимъ своихъ рабочихъ говядиной, говорилъ мнѣ одинъ изъ крупнѣйшихъ молоканскихъ хозяевъ: — потому что то, что вкусно для насъ, вкусно и для нихъ“^[63]. Иногда эта заботливость и внимательность къ рабочимъ заставляетъ сектантовъ входить въ лишніе расходы, вызванные исключительно желаніемъ предоставить рабочимъ большія удобства. Такъ, г. Левицкій, наблюдавшій шалопутовъ на границѣ Полтавской и Екатеринославской губерній, говоритъ объ ихъ отношеніи къ рабочимъ слѣдующее: „Тѣ изъ православныхъ, которымъ приходится, работать у шалопутовъ, обыкновенно не нахвалятся, что ихъ до отвалу кормятъ мясомъ и щедро угощаютъ водкой, при чемъ хозяева не берутъ въ ротъ ни того, ни другого, даже готовятъ пищу рабочимъ отдѣльно“^[64].

Развитіе среди сектантовъ чувства общественности, всего сильнѣе отражается на внутреннемъ строѣ сектантскихъ общинъ. Сектантская община совсѣмъ не то, что обыкновенная русская сельская община или такъ называемое сельское общество. Узы, связующія во едино отдѣльныхъ членовъ сектантской общины, не ограничиваются совмѣстнымъ сожительствомъ, круговою порукою по уплатѣ податей, да общностью землевладѣнія; сектантская община основана на общности какъ матеріальныхъ, такъ и нравственныхъ интересовъ ея членовъ и на потребности каждаго изъ нихъ осуществить въ жизни тотъ идеалъ, который выработанъ сектою, какъ продуктъ массовой умственной работы и жизненныхъ условій. Сектантская община существуетъ не во имя подати, не во имя земли, а во имя человѣка, во имя его потребностей, матеріальныхъ и нравственныхъ. И именно эта-то ея отличительная черта, черта гуманности, человѣчности, это поставленіе на первомъ планѣ личности съ ея потребностями, а не безнедоимочной уплаты сборовъ, не обработки земли — вотъ это самое и привлекаетъ невольно въ сектантской общинѣ общее вниманіе и симпатіи и вызываетъ удивленіе всѣхъ наблюдателей.

Сектантская община охраняетъ своихъ членовъ отъ нищеты, содѣйствуетъ имъ въ стремленіяхъ къ достиженію благосостоянія, оказываетъ имъ помощь въ случаѣ какого-либо несчастія, заботится о сиротахъ, больныхъ, старыхъ и увѣчныхъ, защищаетъ отдѣльныхъ членовъ противъ всякихъ внѣшнихъ поползновеній, защищаетъ дѣтей отъ деспотизма родителей, родителей отъ дурного отношенія къ нимъ дѣтей и жену — отъ самодурства мужа, примиряетъ враждующихъ членовъ, заботится объ исправленіи порочныхъ и въ крайнемъ случаѣ устраняетъ ихъ изъ своей среды и, такимъ образомъ, предохраняетъ остальныхъ отъ дурного примѣра. Общинная жизнь, охватывая все существованіе отдѣльныхъ членовъ, дѣлаетъ радость каждаго члена общею радостью и индивидуальное горе — общимъ горемъ и, такимъ образомъ, служитъ источникомъ такихъ высоко-счастливыхъ впечатлѣній сочувствія, которыя далеко не доступны разрозненнымъ членамъ православныхъ общинъ.

Видное мѣсто въ жизни сектантскихъ общинъ занимаютъ общественныя собранія. Такія собранія въ той или другой формѣ существуютъ положительно во всѣхъ раскольничьихъ толкахъ и сектахъ. Въ однихъ толкахъ они бываютъ періодическими, въ другихъ происходятъ тогда, когда въ нихъ чувствуется надобность. Однѣ секты знаютъ только однообразныя собранія, въ другихъ они бываютъ различныхъ родовъ. Въ собраніяхъ однѣхъ сектъ преобладаетъ богослужебный элементъ, въ собраніяхъ другихъ — бытовой; но всегда и вездѣ собранія носятъ характеръ смѣшанный, религіозно-бытовой. Сектантскія собранія замѣняютъ собою для сектантовъ общественныя богослуженія и въ то же время являются своеобразными клубами, гдѣ обсуждаются общественныя дѣла, гдѣ происходятъ своеобразныя литературныя чтенія и религіозные диспуты и которыя замѣняютъ для сектантовъ всякія увеселенія. Значеніе общественныхъ собраній громадно. Они доставляютъ сектантамъ тѣ тихія и мирныя наслажденія, которыя спасаютъ ихъ отъ необходимости, подобно православнымъ, идти въ кабакъ искать забвенія отъ тяжелой трудовой жизни и пьянствомъ наполнять свой досугъ; они имѣютъ большое воспитательное вліяніе въ нравственномъ и умственномъ отношеніи на сектантовъ, такъ какъ на нихъ нерѣдко обсуждаются жизненные вопросы практической нравственности, представляются нравственные образцы, совершаются дѣла благодѣянія, ведется живой обмѣнъ мыслей и представляется широкій просторъ каждому высказать все, что онъ думаетъ, что Занимаетъ его, безпокоитъ, тревожитъ, мучитъ, и найдти носильную помощь для рѣшенія мучительныхъ сомнѣній и вопросовъ. На собраніяхъ слагается и вырабатывается общественное мнѣніе сектантскаго міра и на нихъ же сектантъ научается уважать это общественное мнѣніе. Въ сектантскихъ обществахъ общественное мнѣніе замѣняетъ и страхъ предъ внѣшнею властью и голосъ печатнаго слова. Одобреніе общественнаго мнѣнія — высшая награда для сектанта, порицаніе его — самая страшная кара. Это значеніе общественнаго мнѣнія всего явственнѣе выступаетъ въ институтѣ сектантскаго суда.

Сектантскій судъ — явленіе крайне любопытное и замѣчательное. Существуя рядомъ съ легальнымъ, оффиціальнымъ судомъ, онъ такъ успѣшно конкуррируетъ съ нимъ, что въ оффиціальный судъ почти никогда не попадаютъ дѣла и споры, возникающіе между сектантами. Вотъ что говорятъ по этому поводу штундисты: "Уже-ль и между нами не найдется такого, чтобы уладить спорное дѣло? Не даромъ же сказалъ апостолъ Павелъ: «Какъ смѣетъ кто у васъ, имѣя дѣло съ другимъ, судиться у нечестивыхъ, а не у святыхъ». (1-е посланіе Кор., глава 6, ст. 1)^[65].

И на этомъ основаніи сектанты улаживаютъ всѣ спорныя дѣла сами между собой. Это особенно должно быть сказано о сектахъ раціоналистическаго пошиба, но въ значительной мѣрѣ можетъ быть отнесено и ко всѣмъ раскольникамъ и сектантамъ. Самая процедура сектантскаго суда довольно разнообразна у различныхъ сектъ, но тѣмъ не менѣе, въ основѣ ея всегда лежитъ одинъ и тотъ же принципъ: прежде чѣмъ дѣло переносить на судъ, испытываются всевозможныя частныя мѣры для примиренія спорящихъ и улаженія дѣла. Такъ, у штундистовъ судъ «основывается на правилѣ апостольскомъ, т. е. сначала штундисты пробуютъ помирить поссорившихся одинъ на одинъ. Если это не удается, тогда; разбирательство производится при постороннихъ гадахъ, при свидѣтеляхъ. Это, такъ называемый, судъ братскій. Если же и этотъ судъ не достигаетъ своей цѣли, тогда тяжущихся передаютъ на „судъ церкви“, подъ каковымъ можно разумѣть вообще судъ собраній».^[66] Право суда въ однѣхъ сектахъ принадлежитъ главѣ общины, въ другихъ — общественному собранію: первый порядокъ наблюдается преимущественно въ старообрядческихъ толкахъ, второй — въ сектахъ раціоналистическаго пошиба. Для примѣра самаго хода сектантскаго суда, привожу описаніе суда у молоканъ. Разбиралась жалоба молоканки на мужа, обозвавшаго ее браннымъ словомъ. Разбирательство производилъ церковный совѣтъ публично предъ 300—400 человѣкъ, пришедшихъ на богослуженіе; онъ состоялъ изъ убѣленныхъ сѣдинами старцевъ, изъ коихъ нѣкоторымъ было за 100 лѣтъ. По выслушаны жалобы, тотчасъ развернута была библія (огромнаго формата, извѣстная у насъ подъ именемъ параллельной) и изъ нея прочитаны тексты объ отношеніяхъ мужа къ женѣ и жены къ мужу. «Мужъ, читалъ сѣдой какъ лунь членъ церковнаго совѣта: — отдавай женѣ должное, подобно и жена мужу; жена не властна надъ своимъ тѣломъ, а мужъ, равно и мужъ не властенъ надъ своимъ тѣломъ, а жена. Внемлите сему, взывалъ старикъ: — не свои словеса говорю вамъ, а словеса библіи, вѣчныя и неизмѣнныя». Жены, дочери, парни, дѣти, бывшіе при богослуженія, слушали внимательно слово наставленія, произносимое старцемъ, коему было за плечами 96 лѣтъ. «Худое обращеніе мужа съ женой легко можетъ повести жену къ нарушенію брачнаго союза, говорилъ другой членъ совѣта, такой же какъ и первый: — и тогда, хотя жена не будетъ безъ вины предъ Господомъ Богомъ, но мужъ самъ первый дастъ отвѣтъ предъ Господомъ Богомъ за грѣхи жены, ибо ему было повелѣно любить свою! Жену, какъ Христосъ возлюбилъ церковь, а Христосъ самого себя предалъ за нее, чтобы освятить ее, очистить и представить ее себѣ славною церковью, не имѣющею пятна или порока… А ты нетолько не исполняешь заповѣди Бога, но и вводишь жену въ искушеніе. Не помилуетъ тебя Господь! Покайся, и по-христіански испроси у жены твоей прощенія. Утѣшь насъ и не посрами наше общество истинныхъ христіанъ, котораго ты сдѣлался недостойнымъ!» Послѣ этихъ словъ, «мужъ обнялся съ женою, поцѣловалъ ее публично, въ виду всего собранія, и испросилъ у ней прощенія въ своей винѣ, а собраніе запѣло благодарственный Богу гимнъ»…^[67] Наказанія, налагаемыя сектантскимъ судомъ на виновныхъ, упорствующихъ сознать и загладить свою вину, носятъ почти исключительно нравственный характеръ; напримѣръ, лишеніе права присутствовать на собраніяхъ, лишеніе права на братское привѣтствіе и т. п. Только въ очень рѣдкихъ случаяхъ налагается нѣчто въ родѣ штрафа, напримѣръ, раздача 40 милостынь, вкладъ на сиротъ и вдовъ и др. Вообще къ наказаніямъ приходится прибѣгать рѣдко, такъ какъ всѣ сектанты подчиняются приговору своего суда, какъ выраженію общественнаго мнѣнія. Въ случаѣ упорства и нежеланія подчиниться суду общественнаго собранія, сектанты прибѣгаютъ въ исключенію упорствующаго изъ членовъ общины. Къ этому наказанію, впрочемъ, прибѣгаютъ въ самыхъ исключительныхъ случаяхъ и примѣняютъ его только по отношенію къ тѣмъ членамъ, которые обнаруживаютъ крайнюю безнравственность и по отношенію къ которымъ всѣ другія мѣры оказались недѣйствительными.

Говоря о внутреннемъ строѣ сектантскихъ общинъ, мы должны упомянуть о попыткахъ сектантовъ построить на совершенно новыхъ началахъ свою экономическую жизнь. Собственно говоря, эти попытки переустройства экономическихъ отношеній и составляютъ самую любопытную сторону въ сектантскихъ общинахъ, такъ какъ въ нихъ всего сильнѣе выражается тенденція человѣчности, стремленіе поставить счастье человѣка основною цѣлью его жизни и дѣятельности общества, стремленіе привести въ гармонію-индивидуальныя и общественныя потребности и нужды и уничтожить разладъ между интересами личности и общества. Подобныя попытки повторялись много разъ въ теченіи двухвѣковой исторіи стараго раскола, повторяются онѣ и въ настоящее время. Попытки эти не составляютъ принадлежности какой-либо отдѣльной секты или толка; онѣ красной нитью проходятъ чрезъ всѣ развѣтвленія стараго раскола и новаго сектантства. Это и понятно: расколъ является слѣдствіемъ глубокихъ жизненныхъ невзгодъ, серьёзнаго недовольства жизненными отношеніями и условіями, въ него идутъ люди, ищущіе лучшаго, и естественно, что они ищутъ этого лучшаго путемъ измѣненія прежнихъ экономическихъ отношеній.

Въ менѣе радикальномъ видѣ подобныя попытки переустройства экономическихъ отношеній принимаютъ характеръ взаимнаго вспомоществованія другъ другу трудомъ. Это явленіе въ настоящее время встрѣчается всего чаще у шалопутовъ и штундистовъ. Такъ тѣ и другіе часто общими силами возводятъ хозяйственныя строенія отдѣльнымъ членамъ общины. Шалопуты нѣкоторыхъ мѣстностей сѣвернаго Кавказа и Воронежской губерніи ведутъ свои полевыя работы такимъ образомъ, что сперва, напримѣръ, пашутъ полосу одного члена общины, потомъ другого и т. д., причемъ то обстоятельство, что у одного могутъ быть три пары воловъ, а у другого — одна, одинъ дворъ выставитъ трехъ рабочихъ, а въ другомъ не найдется и одного, въ счетъ не принимается, и каждый даетъ то количество рабочихъ силъ, какимъ располагаетъ. Но эта форма общаго труда еще носитъ характеръ благотворительности. Слѣдующею по совершенству является форма общаго труда, наблюдаемая у старообрядцевъ нѣкоторыхъ станицъ Терской области: отдѣльные домохозяева составляютъ компаніи, «спрягаются», и такіе «спрягачи» нетолько пашутъ сообща землю, но часто и сѣютъ, и убираютъ, и обмолачиваютъ ее сообща, «по-братски»; затѣмъ изъ полученнаго зерна выдѣляются посѣвныя сѣмена; остальной же продуктъ дѣлится или поровну или пропорціонально труду. Такимъ образомъ, бѣднякъ здѣсь поправляется^[68]. Это далеко не то, что «спряжки» православныхъ, въ которыхъ, въ дѣйствительности, богатый эксплуатируетъ бѣднаго, заставляетъ его работать на себя за пользованіе скотомъ. Слѣдующую ступень въ дѣлѣ переустройства экономическаго быта составляетъ веденіе сообща всего хозяйства. Попытки вести все хозяйство сообща возникали еще въ первыя времена исторіи раскола и съ тѣхъ поръ настойчиво повторяются. Не заходя далеко въ глубь прошлаго, мы приведемъ нѣсколько болѣе свѣжихъ примѣровъ. На сѣверѣ Россіи мы находимъ очень распространеннымъ ученіе «бѣгуновъ» или «странниковъ», многіе изъ учителей которыхъ, основываясь на словахъ основателя секты, знаменитаго Евфимія (умершаго въ 1792 г.): «глаголъ мое, свое — проклятый и скверный, вся бо вамъ общая сотворилъ еси», проповѣдуютъ общинное владѣніе всякой собственностью и полное отреченіе отъ индивидуальныхъ правъ на нее. Къ сожалѣнію, секта «бѣгуновъ» принадлежитъ къ числу наименѣе обслѣдованныхъ, несмотря на то, что про нее писалось очень и очень много^[69], и мы не знаемъ, насколько осуществляется въ жизни проповѣдь «бѣгуновъ». Въ средней Россіи мы очень часто встрѣчаемъ попытки основать общинное хозяйство. Такъ въ 50-хъ годахъ подобная община была основана дьякономъ села Бавыкина Макарьевскаго уѣзда, Поповымъ. Немного ранѣе, въ Самарской губерніи, жители селенія Малые Узени, «прочитавъ въ Дѣяніи апостоловъ фразу: „вси вѣровавшіе бяху вкупѣ и имяху вся обща“, продали свои дома и устроили общежитіе, учредивъ общую кассу у своего духовнаго главы». Попытка эта «рухнула»^[70]. Въ Самарской же губерніи возникло около 20-хъ годовъ настоящаго столѣтія ученіе «общихъ», изложенное основателемъ скиты, бывшимъ молоканомъ, крестьяниномъ Михаиломъ Акинфьевимъ Поповымъ, въ сочиненіи «Уставъ упованія общаго ученія». Познакомясь съ ученіемъ «общихъ» даже только по тому краткому изложенію его, которое намъ оставилъ покойный Щаповъ^[71], невольно проникаешься глубокимъ уваженіемъ въ силѣ соціальнаго творчества, таящагося въ сектантскомъ мірѣ. Удивительно и заслуживаетъ глубокаго вниманія, что такую сложную систему, какъ ученіе «общихъ» объ общественномъ строѣ, могъ выработать умъ простого крестьянина, единственнымъ учителемъ котораго была сама жизнь; удивительно и то, что въ средѣ простыхъ деревенскихъ обитателей нашлась масса лицъ, усвоившихъ эту систему и самоотверженно рѣшившихся осуществить ее. Для этого послѣдователямъ Попова пришлось отрѣшиться отъ воспитанныхъ вѣками понятій и привычекъ, совершенно отказаться отъ своего прошлаго и начать жизнь на новыхъ началахъ, и «общіе» это сдѣлали. Сначала на родинѣ, въ Самарской губерніи, а потомъ въ Закавказьѣ, куда общіе добровольно переселились вслѣдъ за сосланнымъ туда Поповымъ, «общіе» устроили свою жизнь на основахъ новаго ученія. Въ этомъ новомъ общественномъ устройствѣ все, начиная съ земли и кончая пищею и одеждою, было общее. Вся община дѣлилась на братства, «партіи». Работа производилась сообща за счетъ всей общины, отдѣльныя братства получали все необходимое для жизни изъ общественныхъ магазиновъ и складовъ и затѣмъ распредѣляли между отдѣльными членами. Было установлено строгое распредѣленіе обязанностей и работъ. Для наблюденія и распоряженія всѣмъ былъ учрежденъ цѣлый штатъ чиновъ, изъ которыхъ одинъ завѣдывалъ полевымъ хозяйствомъ, другой — скотоводствомъ, третья (женщина) — приготовленіемъ одежды, и т. д. Въ первые годы своего существованія община очень процвѣтала, но потомъ разложилась, частью подъ вліяніемъ преслѣдованій (самъ Поповъ былъ сосланъ въ Сибирь), частью вслѣдствіе излишняго стѣсненія въ общинѣ личности, стѣсненія, доходившаго до того, что, напримѣръ, у «общихъ» не было свободы толкованія священнаго писанія, а каждый обязанъ былъ вѣрить «судьѣ» (особый чинъ) и признавать его толкованіе, хотя бы оно не соглашалось съ его личнымъ убѣжденіемъ. Тѣмъ не менѣе, отъ стараго порядка у «общихъ» осталось многое, что дѣлаетъ ихъ жизнь далеко не похожею на жизнь православныхъ. Такъ подъ непосредственнымъ вліяніямъ ученія «Упованія общихъ» у нихъ, какъ я упоминалъ выше, образовались общественный магазинъ и касса, которые пополняются взносомъ десятой части дохода отдѣльныхъ домохозяевъ и служатъ для вспомоществованія бѣднымъ.

Общины, подобныя разложившейся общинѣ «общихъ», устраивались и въ другихъ мѣстностяхъ Россіи; такъ, напримѣръ, такая община была основана въ 60-хъ годахъ въ Тамбовской губерніи. Община эта исчезла также подъ вліяніемъ преслѣдованій, послѣ ссылки ея главы и основателя.

Изъ новыхъ сектъ, появившихся въ послѣдніе 30 лѣтъ, тенденція къ устройству жизни на основаніи общности имуществъ замѣчается всего сильнѣе въ сектахъ нашихъ, шалопутовъ и сютаевцевъ.

«Не наши» безусловно отрицаютъ право собственности. Къ сожалѣнію, нѣтъ никакихъ извѣстій о томъ, какъ они устраиваютъ свои имущественныя отношенія, такъ какъ секта «не нашихъ» принадлежитъ къ числу тѣхъ, которые считаются особенно вредными, и достаточно одной принадлежности въ этой сектѣ, чтобы стать человѣкомъ «внѣ закона», такъ что «не нашихъ», кромѣ остроговъ и каторги, почти нигдѣ нельзя встрѣтить^[72], хотя, по словамъ самарскаго корреспондента «Русскихъ Вѣдомостей»^[73] «не наши» изрѣдка попадаются въ Самарѣ, а въ Саратовѣ ихъ можно встрѣтить безъ особыхъ «изысканій». Основателемъ секты «не нашихъ» былъ саратовецъ Василій Шишкинъ, который и былъ сосланъ съ первыми своими послѣдователями въ Сибирь.

Штундисты, исходя изъ идеи братства и равенства людей, отрицаютъ чьи-либо исключительныя права собственности на землю, воду, камень, растенія, животныя, ибо они даръ Божій. На этомъ основаніи брать плату за землю грѣшно. У каждаго должно быть столько земли, сколько нужно для удовлетворенія потребностей. Трудиться должны всѣ. Люди должны жить общинами, съ раздѣленіемъ и спеціализаціею труда и обмѣномъ продуктовъ натурою. Денегъ и торговцевъ не должно быть^[74]. Эти убѣжденія штундистовъ, однако, всецѣло остаются въ области теоріи и не переходятъ въ практическую жизнь. Причина этого, по объясненію самихъ штундистовъ, заключается въ томъ, что для созданія новаго строя жизни, на вышеуказанныхъ началахъ, люда далеко еще не подготовлены нравственно, и вотъ, именно, въ этой нравственной подготовкѣ и заключается задача штундизма. Когда эта подготовка будетъ кончена, когда люди, подъ вліяніемъ новаго ученія, нравственно преобразуются, тогда убѣжденія штундистовъ и получатъ осуществленіе въ жизни. А пока штундисты ограничиваются сильно развитою взаимопомощью въ самыхъ разнообразныхъ формахъ.

У шалопутовъ мы встрѣчаемъ общины съ широкимъ развитіемъ общаго труда, съ общимъ веденіемъ хозяйства и съ общимъ владѣніемъ имуществомъ. Такихъ общинъ мнѣ извѣстно въ Терской области одна и три — въ Кубанской области. Къ сожалѣнію, точное указаніе станицъ, въ которыхъ находятся эти общины, по нѣкоторымъ причинамъ оказывается неудобнымъ^[75].

«Сютаевцы» проповѣдуютъ общность имуществъ и эту проповѣдь стараются проводить и въ жизнь. На свое имущество они смотрятъ, какъ на принадлежащее всѣмъ людямъ, и на этомъ основаніи не запираютъ домовъ и амбаровъ: если кому что нужно, пусть придетъ и возьметъ. Исходя изъ того же понятія общности имуществъ, они щедро помогаютъ всѣмъ нуждающимся. Г. Пругавинъ разсказываетъ объ основателѣ секты, крестьянинѣ Василіѣ Сютаевѣ, что онъ однажды привезъ цѣлый возъ досокъ одной бѣдной мѣщанкѣ и, когда та очень удивилась его поступку и выразила мысль, что ей нечѣмъ будетъ уплатить за доски, отвѣчалъ, что теперь ей нужны доски и онъ привезъ ихъ ей, а когда ему будетъ нужна шапка (мѣщанка была по профессіи шапочница), тогда она сошьетъ ему даромъ шапку. Подобныхъ разсказовъ о сютаевцахъ ходитъ масса по Тверской губерніи, гдѣ появилась секта, и нѣкоторые изъ нихъ успѣли принять легендарный характеръ. Такъ разсказываютъ, что вскорѣ послѣ того, какъ Сютаевъ пересталъ запирать свое имущество, къ нему въ амбаръ забрались сосѣдніе крестьяне-православные, повытащили все, что было въ амбарѣ, и поклали навозъ, намѣреваясь увезти; какъ разъ, въ это время откуда-то взялся самъ Сютаевъ и спокойно сказалъ ворамъ: «постойте, вы забыли еще одинъ мѣшокъ»; затѣмъ вынесъ изъ амбара забытый мѣшокъ и положилъ на возъ. Пристыженные крестьяне возвратили все украденное^[76]. Изъ идей сютаевцевъ извѣстны, кромѣ признанія общности имуществъ, отрицаніе торговли, признаніе братства всѣхъ людей и отрицаніе войнъ. Любопытно будетъ видѣть, къ чему придетъ въ своемъ дальнѣйшемъ развитіи эта замѣчательная секта.

Внутренній строй сектантскихъ общинъ въ значительной степени послужилъ прототипомъ взаимныхъ отношеній между отдѣльными сектантскими общинами. И здѣсь остаются въ той же силѣ принципы взаимопомощи и солидарности. Такъ, мы постоянно видимъ, какъ болѣе богатыя сектантскія общины оказываютъ вспомоществованіе бѣднѣйшимъ общинамъ. Въ нѣкоторыхъ сектахъ эти вспомоществованія получаютъ даже характеръ постояннаго явленія и собственно для нихъ существуютъ особые сборы; такой порядокъ существуетъ, напримѣръ, въ нѣкоторыхъ шалопутскихъ общинахъ сѣвернаго Кавказа, которыя оказываютъ постоянное содѣйствіе своимъ единовѣрцамъ Тамбовской и другихъ губерній. Между отдѣльными сектантскими общинами существуютъ постоянныя сношенія, для которыхъ, вслѣдствіе стѣсненій, тяготѣющихъ надъ сектантами, они изобрѣтаютъ особыя азбуки^[77] и устраиваютъ свою собственную почту. Представители отдѣльныхъ общинъ нерѣдко съѣзжаются на съѣзды, «соборы», на которыхъ обсуждаютъ вопросы нетолько религіознаго характера, но и чисто административнаго и экономическаго. Иногда, на такихъ собраніяхъ совершается судъ надъ наставниками и вообще лицами, стоящими во главѣ секты. Въ нѣкоторыхъ сектахъ и толкахъ существуетъ даже центральное управленіе, какъ, напримѣръ, бывшій сопѣлковскій «верховный совѣтъ» странниковъ или существующій нынѣ въ Москвѣ «духовный совѣтъ» старообрядцевъ-поповцевъ, пріемлющихъ австрійское священство. Только при такихъ живыхъ и тѣсныхъ связяхъ, существующихъ между отдѣльными сектантскими общинами, при такомъ братствѣ общинъ и возможны такія явленія, какъ существованіе не легальной, тѣснимой со всѣхъ сторонъ, іерархіи поповцевъ или конфедеративное устройство шалопутскихъ общинъ.

Кажется, изъ всего того, что я сообщилъ въ настоящей главѣ о развитіи среди сектантовъ чувства общественности, можно ясно видѣть, насколько правы люди, желающіе выставить сектантовъ и раскольниковъ врагами общества. Не служатъ ли на руку противообщественнымъ элементамъ, напротивъ, именно, тѣ гг. Субботины, Ливановы, Нильскіе, Виноградовы et tutti quanti, которые желаютъ оставить значительную часть русскаго народа «внѣ закона» и которымъ хочется наложить цѣпи на то, что разрываетъ всякія цѣпи, на свободу совѣсти? Не вслѣдствіе ли именно тѣхъ стѣсненій, снятію которыхъ съ сектантовъ противятся эти господа, и возможно появленіе въ сектантствѣ такихъ нелѣпыхъ, противообщественныхъ сектъ и ученій, каковы скопчество, морельщики, подпольники и другіе? Характерный въ этомъ отношеніи фактъ сообщался въ прошломъ году въ газетахъ. Въ Корчевскомъ уѣздѣ Тверской губерніи существуетъ, между прочимъ, секта «подпольниковъ»^[78]. "Отличительной чертой ихъ ученія и жизни служитъ то, что они, совершенно отрекаясь отъ семьи и дома, уничтожаютъ всякіе документы о своемъ происхожденіи и живутъ скрытно, не показываясь почти никому. Число послѣдователей этой секты здѣсь весьма не велико: есть развѣ ихъ около 100 человѣкъ. Недавно одинъ изъ «подпольниковъ» донесъ кому слѣдуетъ изъ корчевскаго начальства о существованіи этихъ сектантовъ, съ указаніемъ на имена и мѣстожительства нѣкоторыхъ изъ нихъ. Причиной, побудивши послѣдняго на доносъ, по его собственному заявленію, заслужитъ то, что за послѣднее время «подпольники» стали жить довольно открыто, начали якшаться съ православными, однимъ словомъ, повели себя «слабо» и отъ этого самаго, по его мнѣнію, впали въ большой грѣхъ, а потому онъ, посредствомъ своего доноса, хочетъ сдѣлать то, чтобы они, «подпольники», приняли гоненіе и попрежнему скрывались бы. Отсюда ясно видно, добавляетъ корреспондентъ, что начальство, въ видахъ собственной выгоды, не должно преслѣдовать «подпольниковъ», такъ какъ послабленіе за послѣдніе годы, дѣйствительно, оказало большое вліяніе на эту секту, въ смыслѣ ея самостоятельнаго разложенія и постепеннаго уменьшенія числа послѣдователей, и настоящій доносъ служитъ весьма характернымъ доказательствомъ этого^[79]. Кажется, ясно, откуда берутся противообщественныя, изувѣрныя секты? Подумайте объ этомъ, господа гонители раскола!..

Я. Абрамовъ. (Окончаніе слѣдуетъ.)

"Отечественныя Записки", № 1, 1882

---

1. «Новости», 1881 г., № 281.
2. «Страна», 1881 г., № 133.
3. Подъ этими иниціалами, какъ передаетъ «Страна», скрывается имя одного московскаго профессора, давнишняго сотрудника «Московскихъ Вѣдомостей», гдѣ онъ пишетъ «статьи о старообрядцахъ, со включеніемъ всевозможныхъ сплетней о частной жизни старообрядческихъ архіереевъ и мірянъ, причемъ этотъ авторъ ужъ совсѣмъ не церемонился. О простомъ пастухѣ онъ бы не рѣшился писать того, что сообщалъ о старообрядческихъ архипастыряхъ, въ той увѣренности, что они суду жаловаться не станутъ, а то вѣдь иногда возможно немножко и сослать». («Страна», 1881, № 127). По сообщенію «Русскихъ Вѣдомостей» (1881, № 321), собраніе московскихъ старообрядцевъ постановило заявить свой протестъ противъ брошюры H. С., выработавъ замѣчанія на нее и представивъ ихъ г. оберъ-прокурору св. синода.
4. «Русскій Курьеръ» 1881 г., № 11. «Старовѣры въ Сибири» Благовѣщенскаго.
5. Тамъ же № 15.
6. «Русская Старина» 1879 г., II, стр. 279.
7. См. напримѣръ, газету «Сибирь» 1878, № 31, 1879 г., № 19; «Русскія Вѣдомости», 1879, № 237; «Недѣля», 1878, №№ 26 и 38 и др.
8. «Иркутскія Епархіальныя Вѣдомости», 1879, №№ 51 и 52, въ статьѣ о скопцахъ.
9. «Русскій Курьеръ», 1880 г., № 337. «Очерки Забайкалья». М. О--ва.
10. «Обзоръ», 1880, № 549.
11. Максимовъ, «Закавказье», «Отечественныя Записки», 1867.
12. «Статистическія монографіи по изслѣдованію станичнаго быта Терскаго казачьяго войска». Владикавказъ 1881 стр. 171 и 173.
13. «Новое Время» 1881 г.
14. «Биржевыя Вѣдомости» 1876 г. № 266. Перепеч. изъ «Голоса».
15. «Рязанскія Епархіальныя Вѣдомости», 1881, № 11.
16. «Отеч. Записки» 1870 г. № 4. «Въ степи», стр. 621.
17. «Отечественныя Записки», 1875, № 11. «Нѣсколько словъ о молоканахъ», стр 292 и 293.
18. «Вѣстникъ Европы». 1879, № 9, «Молокане или христіане-спиритуалисты Восточной Россіи», стр. 369 и 370.
19. Тамъ же, стр. 371, 372, 374.
20. См. объ этомъ «Порядокъ» 1881, № 162, а также «Голосъ», 1881, № 180.
21. «Кіевлянинъ», 1873, № 3. «Секта шалопутовъ».
22. «Новости», 1881, № 88.
23. «Недѣля», 1877, № 2.
24. «Вѣстникъ Европы», 1881, № 7. «На днѣпровскихъ порогахъ и два дня у штундистовъ», стр. 412.
25. 1878, стр. 358.
26. «Отеч. Зап.», 1870, № 4. «Въ степи».
27. Сборникъ Кельсіева, вып. 2-й, стр. 20.
28. «Русскій Курьеръ», 1880, № 122.
29. Ниже я приведу возмутительныя подробности гоненія раскольниковъ Западной Сибири въ семидесятые годы и разгрома архангельскихъ скитовъ въ 1879 и 1880 гг.
30. «Отеч. Зап.», 1870, 6. «Нѣсколько словъ о молоканахъ». Анна Филибертъ. Cтр. 293 и 294.
31. Тахъ же, стр. 294 и 295.
32. «Голосъ», 1881, отъ l-го февраля. Изъ Елисаветградскаго уѣзда; перепеч. изъ газеты «Молва».
33. «Статистическія монографіи по изслѣдованію станичнаго быта Терскаго войска», стр. 171 и 173.
34. «Православное Обозрѣніе», 1878, стр. 358.
35. «Слово», 1880, № 8. Старынкевичъ: «Религіозное движеніе на югѣ Россіи», стр. 119.
36. «Отечественная Записки», 1870 г., № 4, стр. 623.
37. «Порядокъ», 1881 г., № 276.
38. «Русскіе Общественные Вопросы», сборникъ «Недѣли»; ст. Майнова: «Странная секта».
39. «Вѣстникъ Европы», 1881, № 7. «Русскіе раціоналисты». Е. Р., стр. 283.
40. «Православный Собесѣдникъ» на 1859 г. Ч. I, стр. 439, и «Дѣло», 1867 г., № 6, ст. С. Максимова, стр. 17.
41. Варадиновъ, «Ист. Мин. Внутр. Дѣлъ», т. VIII, стр. 500.
42. «Новое Время», 1876, отъ 3-го августа, корреспонденція изъ Тамбова.
43. «Страна», 1880 г., № 87.
44. «Русскія Вѣдомости», 1881, отъ 10-го ноября.
45. «Петербургскій Листокъ», 1881, № 73. «У петербургскихъ старообрядцевъ», Н. Скороботова. Всеподданнѣйшій отчетъ спб. попеч. совѣта завед. общ. призрѣнія за 1878 г., стр. 46 и 48 и за 1879 т., стр. 27, 28 и 40.
46. 1881 г., № 144.
47. «Статистическія монографіи по изслѣдованію станичнаго быта терскаго казачьяго войска», стр. 254.
48. Тамъ же, стр. 254—255.
49. Напримѣръ, скиты Семеновскаго уѣзда, Нижегородской губерніи, какъ-то: Комаровъ, Оленицкій, Шарпановскій, Липовскій и другіе, содержали, въ 50 годахъ громадное количество народу: такъ въ Комаровомъ скитѣ жило до 500 человѣкъ обоего пола, въ Оленицкомъ такое же число и т. д. (Кельсіевъ, вып. 2-й, стр. 24).
50. „Молва“, 1880, отъ 5-го марта перепеч. изъ „Голоса“.
51. „Русскія Вѣдомости“, 1881, № 30.
52. Стр. 426.
53. 1881 г., отъ 5-го апрѣля.
54. „Голосъ“, 1876, № 77. Перепет. изъ „Новоросс. Телегр.“.
55. „Молва“, 1879, корр. изъ Елисаветграда.
56. «Порядокъ», 1881, отъ 5-го апрѣля.
57. «Биржевыя Вѣдомости». 1876, № 143.
58. «Недѣля», 1877 г., № 2. «Малорусская штунда», стр. 54 и 55.
59. «Русскій Міръ», отъ 5-го ноября 1876 г.
60. «Русск. Общ. Вопросы», сборникъ «Недѣли», «Странная секта», стр. 235.
61. «Голосъ», 1881, № 144.
62. «Русскій Курьеръ». 1880, № 90. Перепеч. изъ «Голоса».
63. „Вѣстникъ Европы“, 1879, № 9. „Молокане“, стр. 372.
64. „Кіевскій Телеграфъ“, 1875 г., № 42. „Шалопуты на границѣ Полтавской я Екатеринославской губерній“. Рефератъ, читанный г. Левицкимъ въ юго-за» чадномъ отдѣлѣ географическаго общества.
65. «Отеч. Зап.», 1878, № 5. «Раціонализмъ на югѣ Россіи», стр. 211.
66. «Недѣля», 1877, № 2. «Малорусская штунда», стр. 58.
67. «Современная Извѣстія» 1870, № 51.
68. «Статист. Моногр. Терскаго войска», стр. 266—267.
69. Исключительно на основаніи данныхъ слѣдственныхъ производствъ — матеріала неполнаго, односторонняго и совершенно недостаточнаго для составленія яснаго представленія о сектѣ.
70. «Новое Время» 1880, № 1608. «По голодной территоріи». Молчановъ.
71. «Дѣло» 1867, № 10. «Умственныя направленія русскаго раскола», страницы 326—327.
72. См. объ этой сектѣ любопытную статью г. Мишла «Не наши» въ «Отеч. Зап.» 1881, № 6.
73. 1881, № 222.
74. «Недѣля», 1877, № 2, «Малорусская штунда».
75. Подробнѣе о внутреннемъ строѣ этикъ общинъ я уже сообщалъ въ «Словѣ», 1881, № 2, ст. «Среди сектантовъ».
76. «Русская Мысль», 1881, № 10, «Алчущіе и жаждущіе правды», А. Пругавинъ.
77. См., напримѣръ, шалопутскую азбуку въ моей «программѣ вопросовъ для собиранія свѣдѣній о сектантствѣ», «Отеч. Записки», 1881, № 5, стр. 153 и 154.
78. «Русскій Курьеръ», 1881, № 163.
79. Секта «подпольниковъ» существуетъ и въ нѣкоторыхъ другихъ мѣстностяхъ; такъ въ прошломъ же году въ «Саратовскомъ Листкѣ» сообщалось о существованіи «подпольниковъ» въ с. Синенькихъ Саратовскаго уѣзда. Кажется, несомнѣнно, что эта секта тождественна съ крайними проявленіями «бѣгунства».