Зачем живые выраженья
Моей приязни, каждый раз,
В вас возбуждают опасенья
И возмущают даже вас?
Страшитесь вы (страшитесь, право)
Не взволновали ль вы мне кровь
И голос дружества любовь
Не принимает ли лукаво?
Душа полна тоски её;
Но я рассудка не забуду
И на смятение моё
Ответа требовать не буду.
Не терпит бог младых проказ,
Ланит увядших, впалых глаз,
Надежды были бы напрасны!
Что ж? Я не жалок, и притом,
Любуясь вами, как цветком,
Я счастлив тем, что вы прекрасны.
Когда я в очи вам гляжу,
Предавшись нежному томленью,
Слегка о прошлом я тужу;
Но рад, что сердце нахожу
Ещё способным к упоенью.
Меж мудрецами был чудак:
«Я мыслю, — пишет он, — итак,
Я несомненно существую!»
Нет, любишь ты, и потому
Ты существуешь, — я пойму
Скорее истину такую.
Огнём, похищенным с небес,
Одушевил своё созданье
Япетов сын, — и в наказанье
Жестокий, мстительный Зевес
К вершине дикого Кавказа
Его цепями приковал;
Вран сердце грызть ему летал.
Кто от единого рассказа
Не цепенел, не трепетал?
И вы трепещете; но что же?
В огне любезных мне очей
Я занял жизнь души моей,
За это мстили вы мне тоже
И так же рады мстить, ей-ей!
Но в жар краса меня не вводит:
Тяжёлый опыт взял своё,
Я захожу в приют её,
Как вольнодумец в храм заходит.
Душою праздный с давних пор,
Вам лепечу я нежный вздор;
Увы! беру прельщенья меры,
Как он порою в храме том
Благоуханья жжёт без веры
Пред сердцу чуждым божеством.