Кустарная перепись 1894-95 года в Пермской губернии (Ленин)/Статья вторая/IV

Кустарная перепись 1894/95 года в Пермской губернии и общие вопросы «кустарной» промышленности — IV. Земледелие «кустарей»
автор Владимир Ильич Ленин

Дата создания: в августе — сентябре, не позднее 7 (19), 1897 г., опубл.: 1898. Источник: Ленин В. И. Полное собрание сочинений : в 55 т. / В. И. Ленин ; Ин-т марксизма-ленинизма при ЦК КПСС — 5-е изд. — М.: Гос. изд-во полит. лит., 1967. — Т. 2. 1895 ~ 1897. — С. 349—365.

Статья вторая

(IV. Земледелие «кустарей». — V. Крупные и мелкие заведения. — Доходы кустарей)

IV. Земледелие «кустарей»

Подворная перепись кустарей-хозяев и хозяйчиков собрала интересные данные о земледелии их. Вот эти данные, сведенные в «Очерке» по подгруппам:

Подгруппы:	Приходится на 1 двор			Процент дворов
	десятин посева	лошадей	коров	безлошадн.	бескоров- ных
1. Товаропроизводители	7,1	2,1[1]	2,2[1]	7,4	5
2. Ремесленники	6,2	1,9	2,1	9,0	6
3. Работающие на скупщик.	4,5	1,4	1,3	16,0	13
Всего	6,3	1,8	2,0	9,5	6

Итак, чем зажиточнее кустари как промышленники, тем состоятельнее они как земледельцы. Чем ниже они стоят по роли в производстве, тем ниже они как земледельцы. Данные кустарной переписи вполне подтверждают, следовательно, высказанное уже в литературе мнение, что разложение кустарей в промышленности идет рука об руку с разложением тех же крестьян как земледельцев (А. Волгин. Обоснование народничества и т. д. Стр. 211 и сл.). Так как наемные рабочие у кустарей стоят еще ниже (или не выше), чем работающие на скупщиков кустари, то мы вправе заключить, что среди них еще больше разоренных земледельцев. Подворная перепись, как уже было замечено, не коснулась наемных рабочих. Во всяком случае, и приведенные данные наглядно показывают, как забавно утверждение «Очерка», будто «общинное землевладение одинаково гарантирует трудовую промышленную самостоятельность и хозяину кустарно-промышленного заведения, и его наемному рабочему».

Отсутствие детальных данных о земледелии одиночек, мелких и крупных хозяев сказывается на разбираемых данных особенно резко. Чтобы пополнить хотя отчасти этот пробел, мы должны обратиться к данным по отдельным промыслам; иногда попадаются сведения о числе земледельческих рабочих у хозяев^[2], но общей сводки этих сведений в «Очерке» нет.

Вот кожевники-земледельцы — 131 хозяйство. У них 124 земледельческих наемных работника; 16,9 дес. посева на двор и 4,6 лошадей; коров по 4,1 (стр. 71). Наемные рабочие (73 годовых и 51 срочный) получают 2492 руб. заработной платы, т. е. по 20,1 руб. на одного, тогда как средняя плата рабочему в кожевенном промысле составляет 52 руб. И здесь, след., наблюдается общее всем капиталистическим странам явление более низкого положения рабочих в земледелии, чем в промышленности. «Кустари»-кожевники, очевидно, чистейший тип крестьянской буржуазии, и пресловутое, столь расхваленное народниками «соединение промысла с земледелием» состоит в том, что зажиточные хозяева торгово-промышленных заведений переносят капитал из торговли и промышленности в земледелие, платя своим батракам неимоверно низкие платы^[3].

Вот кустари-маслобойщики. Земледельцев из них 173. На одно хозяйство приходится 10,1 дес. посева, 3,5 лошади и 3,3 коровы. Безлошадных и бескоровных дворов нет. Земледельческих рабочих 98 (годовых и сроковых) с платою 3438 руб., т. е. по 35,1 руб. на одного. «Выбой, или жмыхи, получаемые при маслобойном производстве как отбросы, служат лучшим кормом для скота, благодаря чему является возможность вести унавоживание полей в более широких размерах. Таким образом, от промысла для хозяйства получается тройная выгода: доход непосредственно от промысла, доход от скота и лучшие урожаи в полях» (164). «Земледелие ведется у них (маслобойщиков) в широких размерах, причем многие не довольствуются душевыми наделами, но арендуют еще землю у малосильных хозяйств» (168). Данные о распространении по уездам посевов льна и конопли показывают «некоторую связь между величиной посевов льна и конопли и распространением маслобойного промысла по уездам губернии» (170).

Торгово-промышленные предприятия являются здесь, след., так называемыми техническими сельскохозяйственными производствами, развитием которых всегда характеризуется прогресс торгового и капиталистического земледелия.

Вот мельники-хозяева. Большинство из них — земледельцы: 385 из 421. На один двор приходится 11,0 дес. посева, 3,0 лошади и 3,5 коровы. Земледельческих наемных рабочих 307 человек с платою 6211 руб. Подобно маслобойному, «мукомольное производство является для хозяев мельниц орудием рыночного сбыта продуктов их собственного хозяйства в форме наиболее для них выгодной» (178).

Кажется, этих примеров вполне достаточно, чтобы показать, как нелепо понимать под «кустарем-земледельцем» нечто однородное, само себе равное. Все приведенные земледельцы — представители мелкого буржуазного земледелия, и соединять такие типы с остальным крестьянством, в том числе и с разоренными хозяйствами, значит затушевывать самые характерные черты действительности.

В заключении описания маслобойного промысла составители пытаются возражать против «капиталистической доктрины», объявляющей расслоение крестьян эволюцией капитализма. Такое положение основывается будто бы на «совершенно произвольном утверждении, что указываемое расслоение есть факт позднейшего времени и представляет собой очевидный признак быстрого роста в крестьянской среде капиталистического режима de facto^[4], несмотря на существование общинного землевладения de jure^[5]» (176). Составители возражают, что община никогда не исключала и не исключает имущественных расслоений, но она «не закрепляет их, не создает классов»; «эти переходящие расслоения с течением времени не обострялись, а, напротив, постепенно сглаживались» (177). Разумеется, подобное утверждение, в доказательство которого приводятся артели (о них ниже, § VII), семейные разделы (sic!) и земельные переделы (!), может вызвать только улыбку. Называть «произвольным» положение о росте и увеличении крестьянской дифференциации — значит игнорировать общеизвестные факты массового обезлошадения крестьян и забрасывания земли наряду с фактами «технического прогресса в крестьянском хозяйстве» (ср. «Прогрессивные течения в крестьянском хозяйстве» г-на В. В.), развитие сдачи и заклада наделов наряду с ростом аренды, увеличение числа торгово-промышленных предприятий наряду с увеличением числа отхожих промышленников, этих бродячих наемных рабочих и т. д. и т. д.

Подворная перепись кустарей должна была дать богатый материал по крайне интересному вопросу об отношении доходов и заработков кустарей-земледельцев к доходам кустарей-неземледельцев. Все данные этого рода в таблицах есть, но сводки в «Очерке» не дано, и нам пришлось самим предпринять эту сводку по данным книги. Такая сводка основывалась, во-1-х, на сводках «Очерка» по отдельным промыслам. Нам оставалось лишь складывать данные о разных промыслах. Но эта сводка дана в табличной форме не по всем промыслам. Иногда приходилось убеждаться, что в нее вкрались ошибки или опечатки, — естественный результат отсутствия проверочных итогов. Во-2-х, сводка основывалась на выборке числовых данных из описаний некоторых промыслов. В-3-х, при отсутствии и того и другого источника приходилось обращаться прямо к таблицам (напр., по последнему промыслу: «добыча ископаемых»). Понятно само собой, что подобная разнохарактерность материала в нашей сводке не могла не вести к ошибкам и неточностям. Мы полагаем, однако, что хотя общие итоги нашей сводки и не могли сойтись с итогами таблицы, тем не менее выводы из сводки вполне могут служить цели, ибо средние величины и отношения (которыми мы только и пользуемся для выводов) изменились бы при всяком исправлении крайне незначительно. Напр., по итогам таблиц в «Очерке» размер валового дохода на 1 рабочего равен 134,8 руб., а по нашей сводке — 133,3 руб. Чистый доход на 1 семейного рабочего 69,0 руб. и 68,0 руб. Заработок 1 наемного рабочего 48,7 руб. и 48,6 руб.

Вот результаты этой сводки, определяющие величину валового дохода, чистого дохода и заработка наемных рабочих по группам и подгруппам.

Группы	Подгруппы	Число заведений	Число рабочих			Валовой доход в руб.		Чистый доход хозяйст. в руб.		Заработная плата в руб.		Чистый доход и зара- ботная плата вместе	Число задолжен. хозяйств
			Семейных	Наемных	Всего	Всего	На 1 рабоче- го	Всего	На 1 семей- ного раб.	Всего	На 1 наемно- го раб.
I.........................	1 ...................	2 239	4 122	1 726	5 848	758 493	129,7	204 004	49,5	74 558	43,2	278 562	225
» ........................	2 ...................	2 841	4 249	712	4 961	383 441	77,3	186 719	43,9	34 937	49,0	221 656	93
» ........................	3 ...................	1 016	1 878	586	2 464	236 301	95,9	91 916	48,9	20 535	35,0	112 451	304
Итого по I группе...................		6 096	10 249	3 024	13 273	1 378 235	103,8	482 639	47,1	130 030	43,0	612 669	622
II .......................	1 ..................	959	1 672	738	2 410	605	509 251,2	220 713	132,0	45 949	62,2	266 662	176
» ........................	2 ..................	595	876	272	1 148	178 916	155,8	90 203	102,9	18 404	67,6	108 607	51
» ........................	3 ..................	1 320	2 231	852	3 083	492 347	159,7	229 108	102,7	43 289	50,8	272 397	202
Итого по II группе .................		2 874	4 779	1 862	6 641	1 276 772	192,2	540 024	113,0	107 642	57,8	647 666	489
Всего .............		8 970	15 028	4 886	19 914	2 655	007 133,3	1 022	663 68,0	237 672	48,6	1 260 335	1 111

Вот главные результаты этой таблицы:

1) Неземледельческое промышленное население принимает несравненно большее участие в промысле (по сравнению с своей численностью), чем земледельческое. По числу рабочих неземледельцев вдвое меньше, чем земледельцев. По валовому же производству они составляют почти половину, давая 1 276 772 руб. из 2 655 007, т. е. 48,1 %. По доходу же от производства, т. е. по размеру чистого дохода хозяев плюс заработная плата наемных рабочих, неземледельцы даже преобладают над земледельцами, давая 647 666 руб. из 1 260 335, т. е. 51,4 %. Оказывается, следовательно, что, будучи в меньшинстве по числу, неземледельцы-промышленники не уступают земледельцам по величине производства. Факт этот весьма важен для оценки традиционного народнического учения о земледелии, как «главном устое» так называемой кустарной промышленности.

Из этого факта, естественно, следуют и другие выводы:

2) Валовое производство неземледельцев (валовой доход), по расчету на 1 рабочего, значительно выше, чем земледельцев: 192,2 руб. против 103,8, т. е. без малого вдвое больше. Как увидим ниже, рабочий период неземледельцев длиннее, чем земледельцев, но эта разница далеко не так велика, так что большая производительность труда у неземледельцев не может подлежать сомнению. Меньше всего эта разница в 3-й подгруппе, у кустарей, работающих на скупщиков, что вполне естественно.

3) Чистый доход хозяев и хозяйчиков у неземледельцев более чем вдвое выше, чем у земледельцев: 113,0 руб. против 47,1 руб. (почти в 2½ раза). Различие это проходит по всем подгруппам, но всего выше оно в 1-й подгруппе, у кустарей, работающих на вольную продажу. Само собою разумеется, что эта разница тем менее может быть объяснена различием рабочих периодов. Не может подлежать сомнению, что эта разница зависит от того, что связь с землей понижает доход промышленников; рынок усчитывает доход кустарей от земледелия, и земледельцы вынуждены довольствоваться низшим заработком. Сюда присоединяются, вероятно, и большие потери на сбыте у земледельцев, и большие расходы на закупку материалов, и большая зависимость от торговцев. Факт во всяком случае тот, что связь с землей понижает заработок кустаря. Нам нечего распространяться о громадном значении этого факта, выясняющего истинное значение «власти земли» в современном обществе. Стоит вспомнить, какое громадное значение имеет низкий размер заработка в удержании кабальных и примитивных способов производства, в задержке употребления машин, в понижении жизненного уровня рабочих^[6].

4) Заработная плата наемных рабочих тоже везде выше у неземледельцев, чем у земледельцев, но разница эта далеко не так велика, как в доходе хозяев. Вообще по всем трем подгруппам наемный рабочий у хозяина-земледельца зарабатывает 43,0 руб., а у неземледельца — 57,8 руб., т. е. на ⅓ больше. Эта разница может в значительной степени (но и то не вполне) зависеть от различий работ периода. Об отношении же этой разницы к связи с землей мы не можем судить, ибо не имеем данных о наемных рабочих земледельцах и неземледельцах. Кроме влияния рабочего периода сказывается, конечно, и тут влияние разного уровня потребностей.

5) Разница между величиной дохода хозяев и заработной платой наемным рабочим несравненно больше у неземледельцев, чем у земледельцев: по всем трем подгруппам у неземледельцев доход хозяина почти вдвое выше заработка наемника (113 руб. против 57,8), тогда как у земледельцев доход хозяина выше на незначительную сумму — 4,1 рубля (47,1 и 43,0)! Если эти цифры поразительны, то еще более приходится сказать это о ремесленниках-земледельцах (I, 2), у которых доход хозяев ниже заработной платы наемных рабочих! Однако это явление станет вполне понятным, когда мы приведем ниже данные о громадных различиях величины дохода в крупных и мелких заведениях. Повышая производительность труда, крупные заведения дают возможность платить наемную плату, превосходящую доход бедноты, — одиночек кустарей, «самостоятельность» которых оказывается, при подчинении их рынку, совершенно фиктивной. Эта громадная разница между доходами крупных и мелких заведений сказывается в обеих группах, но у земледельцев гораздо сильнее (вследствие бòльшего принижения мелких кустарей). Ничтожная разница между доходом хозяйчика и заработком наемника показывает наглядно, что доход мелкого кустаря-земледельца, не держащего наемников, не выше, а зачастую и ниже заработной платы наемному рабочему. В самом деле, величина чистого дохода хозяина (47,1 руб. на 1 семейного рабочего) есть средняя величина для всех заведений, крупных и мелких, для фабрикантов и одиночек. Понятно, что у крупных хозяев разница между чистыми доходами хозяина и заработком наемника составляет не 4 рубля, а в 10—100 раз больше, а это означает, что доход мелкого кустаря, одиночки, значительно ниже 47-ми рублей, т. е. этот доход не выше, а часто и ниже заработной платы наемному рабочему. Данные кустарной переписи о распределении заведений по чистой доходности (см. ниже, § V) вполне подтверждают этот, повидимому, парадоксальный вывод. Но эти данные касаются всех заведений вообще, без различения земледельцев и неземледельцев, и вот почему для нас особенно важен данный результат вышеприведенной таблицы: мы узнали, что самые низкие заработки принадлежат именно земледельцам, что «связь с землей» громадно понижает заработки.

Говоря о различии доходов у земледельцев и неземледельцев, мы уже упомянули, что нельзя объяснить его различием рабочих периодов. Посмотрим же на данные кустарной переписи по этому вопросу. В программу переписи, как мы узнали из «введения», вошло исследование «напряженности производства в течение года, на основании числа семьян и наемных рабочих, занятых производством по месяцам» (с. 14). Так как перепись была подворная, т. е. каждое заведение исследовалось отдельно (к сожалению, к «Очерку» не приложена форма подворного бланка), то надо предположить, что о каждом заведении собирались данные о числе рабочих по месяцам или о продолжительности рабочих месяцев в году в каждом заведении. Эти данные сведены в «Очерке» в одну таблицу (с. 57, 58), в которой для каждой подгруппы обеих групп указано число рабочих (семьян и наемных вместе), занятых в каждый месяц года.

Попытка кустарной переписи 1894/95 года определить с такой точностью число рабочих месяцев у кустарей чрезвычайно поучительна и интересна. Действительно, без таких сведений данные о доходах и заработках были бы не полны, и статистические выкладки были бы лишь приблизительны. Но, к сожалению, данные о рабочем периоде обработаны весьма недостаточно: кроме этой общей таблицы даны лишь сведения для некоторых промыслов о числе рабочих по месяцам, иногда с разделением по группам, иногда без такого разделения; разделения же по подгруппам нет ни по одному промыслу. Выделение крупных заведений было бы по этому вопросу особенно важно, ибо мы вправе предположить, — и a priori, и по данным других исследователей кустарной промышленности, — что рабочие периоды у крупных и мелких кустарей не одинаковы. Кроме того, самая таблица на стр. 57 составлена, видимо, не без ошибок или опечаток (напр., в месяцах: февраль, август, ноябрь; столбец 2-ой и 3-ий во II группе, видимо, перепутаны, ибо число рабочих в 3-й подгруппе больше, чем во второй). Даже по исправлении этих неточностей (исправлении, иногда приблизительном) эта таблица возбуждает не мало сомнений, которые делают пользование ею рискованным. В самом деле, рассматривая данные этой таблицы по подгруппам, мы видим, что в подгруппе 3-й (гр. I) maximum занятых рабочих приходится на декабрь, составляя 2911 рабочих. Между тем всего в 3-й подгруппе «Очерк» считает 2551 рабочего. То же в 3-й подгруппе II группы: maximum — 3221, а действительное число рабочих — 3077. Наоборот, по подгруппам maxima занятых в один из месяцев рабочих меньше действительного числа рабочих. Как объяснить это явление? Тем ли, что по данному вопросу собраны сведения не о всех заведениях? Это очень вероятно, но в «Очерке» ни слова об этом. По 2-й подгруппе II группы не только maximum рабочих (февраль) больше действительного числа рабочих (1882 против 1163), но и среднее число рабочих, занятых в один месяц (т. е. частное, полученное от деления суммы рабочих, занятых в 12 месяцев, на 12), больше действительного числа рабочих (1265 против 1163)!! Спрашивается, какое же число рабочих регистраторы считали действительным: среднее ли за год, среднее ли за какой-нибудь период (напр., за зиму) или наличное число в один определенный месяц года? Рассмотрение данных о помесячном числе рабочих в отдельных промыслах не помогает разрешить все эти недоумения. По большинству из тех 23-х промыслов, о которых даны эти сведения, maximum занятых в один из месяцев года рабочих ниже действительного числа рабочих. По 2-м промыслам этот maximum выше действительного числа рабочих: по медно-издельному (239 против 233) и кузнечному (II группа — 1811 против 1269). По двум промыслам maximum равен действительному числу рабочих (веревочный и маслобойный, II-ые группы).

При таких условиях пользоваться данными о помесячном распределении рабочих для сравнения их с суммами заработка, с действительным числом рабочих и т. п. оказывается невозможным. Остается только брать эти данные безотносительно к другим, сравнивать maxima и minima занятых по месяцам рабочих. Так и делается в «Очерке», но при этом сравниваются отдельные месяцы. Мы находим более правильным сравнивать зиму и лето: тогда мы можем проследить, насколько земледелие отвлекает рабочих от промысла. Мы брали среднее число рабочих, занятых зимой (октябрь — март), за норму и, прилагая эту норму к числу рабочих, занятых летом, получали число летних рабочих месяцев. Сумма зимних и летних месяцев давала число рабочих месяцев в году. Поясним примером. В 1-й подгруппе I группы в шесть зимних месяцев занято 18 060 рабочих; значит, в один зимний месяц занято в среднем (18 060 : 6 =) 3010 рабочих. Летом занято 12 345 рабочих, т. е. рабочий период летом составляет (12 345 : 3010) 4,1 месяца. След., рабочий период в 1-й подгруппе I группы составляет 10,1 месяцев в году.

Такой прием обработки данных казался нам и самым правильным и самым удобным. Самым правильным — потому что он основан на сравнении зимних и летних месяцев, след., на точном определении того, насколько отвлекает рабочих от промысла земледелие. Что зимние месяцы взяты правильно, это подтверждается тем, что именно с октября и именно по март по обеим группам число рабочих выше среднего в году. Именно с сентября по октябрь число рабочих всего сильнее повышается, именно с марта по апрель оно всего сильнее падает. Впрочем, выбор других месяцев изменил бы выводы весьма незначительно. Самым удобным мы считаем взятый прием потому, что он выражает рабочий период точным числом, позволяя сравнивать в этом отношении группы и подгруппы.

Вот полученные по этому способу данные:

	Группа I				Группа II				По обе- им группам
	Подгруппы			Всего	Подгруппы			Всего
	1	2	3		1	2	3
Рабочий период в ме- сяцах	10,1	9,6	10,5	10,0	10,0	10,4	10,9	10,5	10,2

Эти данные приводят к выводу, что разница в рабочем периоде у земледельцев и неземледельцев крайне мала: у неземледельцев рабочий период всего на 5 % длиннее. Ничтожность этой разницы вызывает сомнение в правильности цифр. Мы предприняли некоторые вычисления и сводки разбросанного в книге материала для проверки их и пришли к следующим выводам:

Из 43-х промыслов по 23-м даны в «Очерке» сведения о помесячном распределении рабочих, причем по 12 (13)^[7] промыслам эти сведения проведены по группам, а по 10 не проведены. Оказывается, что по трем промыслам (смоло-дегтярному, синильному и кирпичному) число рабочих летом больше, чем зимой: в шесть зимних месяцев занято всего 1953 человека по всем этим трем промыслам, а в 6 летних — 4918 человек. Число земледельцев в этих промыслах громадно преобладает над неземледельцами, составляя 85,9 % всего числа рабочих. Понятно, что соединение в общих итогах по группам этих летних, так сказать, промыслов с остальными было совершенно неправильно, ибо это значило соединять разнородные вещи и искусственно повышать число летних рабочих во всех промыслах. Чтобы исправить происходящую от этого ошибку, есть два средства. Первое — вычесть данные по этим трем промыслам из итогов «Очерка» по I и II группам^[8]. Получаем рабочий период для I группы 9,6 месяцев, для II —10,4 месяца. Здесь разница между обеими группами больше, но все-таки она очень невелика: 8,3 %. Второе средство исправить ошибку состоит в сводке данных по тем 12-ти промыслам, для которых даны в «Очерке» сведения о помесячном распределении рабочих в I и во II группе отдельно. Такая сводка охватит 70 % всего числа кустарей, причем сравнение между I и II группой будет правильнее. Оказалось, что по этим 12-ти промыслам рабочий период для I группы равен лишь 8,9 месяцам, а для II—10,7 месяцам, а по обеим группам вместе 9,7 месяцев. Здесь рабочий период у неземледельцев на 20,2 % длиннее, чем у земледельцев. Земледельцы прекращают работы летом на 3,1 месяца, а неземледельцы только на 1,3 месяца. Если мы возьмем максимальное отношение рабочих периодов во II и 1 группе за норму, то и тогда окажется, что не только различий в валовом производстве рабочих I и II группы или в чистой доходности их заведений, но даже различий и заработной плате наемных рабочих у земледельцев и неземледельцев нельзя объяснить различием рабочих периодов. След., сделанный выше вывод, что связь с землей понижает заработки кустарей, остается в полной силе.

Поэтому следует признать ошибкой мнение составителей «Очерка», желающих объяснить различие в заработке земледельцев и неземледельцев различием рабочих периодов. Ошибка их произошла оттого, что они не пытались выразить различий рабочих периодов точными цифрами, и потому впали в заблуждение. Напр., на стр. 106-й в «Очерке» говорится, что различие заработков скорняков-земледельцев и скорняков-неземледельцев «определяется главным образом количеством рабочих дней, которые посвящаются промыслу». Между тем доходы неземледельцев превышают доходы земледельцев по этому промыслу в 2—4 раза (на одного семейного рабочего в 1-й подгруппе 65 и 280 руб.; во 2-й—27 и 62 руб.), а рабочий период у неземледельцев длиннее всего на 28,7 % (8,5 месяцев против 6,6).

Факт понижения заработка вследствие связи с землей не мог ускользнуть и от составителей «Очерка», которые, однако, выразили его обычной народнической формулой о «преимуществе» кустарной формы перед капиталистической: «соединяя земледелие с промыслом, кустарь… может продавать свои изделия дешевле фабричных» (с. 4), может, другими словами, довольствоваться меньшим заработком. Только в чем же тут «преимущество» связи с землей, если рынок настолько уже владычествует над всем производством страны, что усчитывает эту связь, понижая заработок кустаря-земледельца? если капитал умеет пользоваться этой «связью» для большего давления кустаря-земледельца, менее способного к самозащите, к выбору другого хозяина, другого покупателя, другого занятия? Понижение заработной платы (и промышленного заработка вообще) при наличности у рабочего (и мелкого промышленника) клочка земли есть явление, общее всем капиталистическим странам, явление, прекрасно известное всем предпринимателям, давным-давно оценившим громадные «преимущества» привязанных к земле рабочих. Только на гнилом Западе вещи прямо и называют их именем, а у нас понижение заработка, понижение жизненного уровня трудящихся, задержку введения машин, укрепление всяческой ка- балы называют «преимуществом» «народного производства», «соединяющего земледелие с промыслом»...

В заключение обзора данных кустарной переписи 1894/95 года о рабочем периоде нельзя опять-таки не выразить сожаления по поводу необработанности полученных данных и не пожелать, чтобы эта неудача не смутила других исследователей этого интересного вопроса. Прием исследования — определение помесячного распределения рабочих сил — нельзя не признать выбранным весьма удачно. Выше мы привели данные о рабочем периоде по группам и подгруппам. Данные по группам мы могли еще несколько проверить. Данные по подгруппам совершенно не проверимы, ибо в книге нет еще абсолютно никаких сведений о различии в рабочем периоде по разным подгруппам. Поэтому, излагая эти данные, оговоримся, что нельзя ручаться за полную надежность их, и если мы делаем дальнейшие выводы, то лишь для того, чтобы поставить вопрос и обратить на него внимание исследователей. Важнейший вывод тот, что наименьшая разница в рабочих периодах I и II группы оказывается в 1-й подгруппе (всего на 1%: 10,1 и 10,0 месяцев), т. е. всего меньше отвлекаются от земледелия самые зажиточные кустари и самые крупные и состоятельные земледельцы. Всего больше различие у ремесленников (2-я подгруппа: 9,5 и 10,4 месяца), т. е. у наименее затронутых товарным хозяйством промышленников и средних земледельцев. Выходит как будто, что у зажиточных земледельцев малое отвлечение от земледелия зависит либо от большего состава их семей, либо от большей эксплуатации наемного труда в промысле, либо от найма ими земледельческих работников и что наибольшее отвлечение от земледелия ремесленников стоит в связи с наименьшим разложением их как земледельцев, с наибольшим сохранением патриархальных отношений и непосредственной работы на потребителей-земледельцев, которые сокращают свои заказы летом^[9].

— «Связь с земледелием», по данным переписи, отражается чрезвычайно рельефно на грамотности кустарей; — грамотность наемных рабочих, к сожалению, не исследована. Оказывается, что неземледельческое население^[10] значительно грамотнее земледельческого, причем это отношение наблюдается без исключения по всем подгруппам и для мужчин, и для женщин. Вот in extenso^[11] данные переписи по этому вопросу в процентных отношениях (стр. 62):

			Группа I (земледельцы)				Группа II (земледельцы)				По обеим группам
			Подгруппы			Итого	Подгруппы			Итого
			1	2	3		1	2	3
«Процентное отношение (грамотных к налично- му числу лиц»	${\mathcal {f}}$	муж. п.	32	33	20	31	41	45	33	39	33
		жен. п.	9	6	4	7	17	22	14	17	9
«Процент грамотных из числа тех, которые при- нимают личное трудо- вое участие в производ- стве»	${\mathcal {f}}$	муж. п.	39	37	26	36	44	57	51	49	40
		жен. п.	13	17	4	10	53	21	23	30	19
Процент семей с грамотными			49	43	34	44	55	63	50	55	47

Интересно отметить, что в неземледельческом населении грамотность гораздо быстрее распространяется среди женщин, чем среди мужчин. Процент грамотных мужчин во II группе в 1½—2 раза больше, чем в I, а процент грамотных женщин в 2½—5¾ раза.

Резюмируя те выводы, которые дала кустарная перепись 1894/95 года о «земледелии в связи с промыслом», мы можем констатировать, что связь с земледелием:

1) задерживает наиболее отсталые формы промышленности и тормозит экономическое развитие;

2) понижает заработки и доходы кустарей, так что наиболее обеспеченные подгруппы земледельцев-хозяев получают, в общем и среднем, меньше, чем наихудшие поставленные подгруппы наемных рабочих у неземледельцев, не говоря уже о неземледельцах-хозяевах. Даже сравнительно с наемными рабочими в I группе хозяев этой же группы получаются весьма низкие доходы, лишь очень немногим превышающие заработки наемных рабочих, а иногда даже спускающиеся ниже их;

3) задерживает культурное развитие населения, имеющего более низкий уровень потребностей и далеко отстающего в грамотности от неземледельцев.

Эти выводы пригодятся нам ниже, при оценке народнической программы промышленной политики.

4) Среди кустарей-земледельцев констатируется разложение, параллельное разложению промышленников. При этом высшие (по обеспеченности) категории земледельцев представляют из себя чистый тип крестьянской буржуазии, основывающей свое хозяйство на найме сельских батраков и поденщиков.

5) Рабочий период у земледельцев короче, чем у неземледельцев, но разница эта очень невелика (5%—20%).

---

1. В «Очерке» в этих цифрах, видимо, опечатка (см. стр. 58), исправленная нами.
2. Известно, что у крестьян нередко и промышленные рабочие принуждаются исполнять земледельческие работы. Ср. «Куст. пром. и т. д.», III, стр. 7.
3. Сроковой рабочий в земледелии получает всегда больше половины годовой платы. Положим, что здесь сроковые рабочие получают лишь половину платы годового рабочего. Тогда плата годового рабочего будет (2492 : (73 + —)) = 25,5 руб. По данным департамента земледелия, средняя за 10 лет (1881—1891) заработная плата сельскому годовому рабочему на хозяйских харчах составляет в Пермской губернии 50 руб.
4. фактически. Ред.
5. юридически. Ред.
6. Заметим по поводу этого последнего (по важности первого) пункта, что в «Очерке», к сожалению, нет данных об уровне жизни земледельцев и неземледельцев. Но другие исследователи отметили и для Пермской губ. обычное явление несравненно более высокого уровня жизни у промышленников-неземледельцев сравнительно с «серыми» земледельцами. Ср. «Отчеты и исследования по кустарной промышленности в России», изд. министерства земледелия и государственных имуществ, т. III, статья Егунова. Автор указывает на совершенно «городской» уровень жизни в некоторых безземельных селах, на стремление кустаря-неземледельца одеваться и жить «по-людски» (европейская одежда до крахмальной сорочки включительно; самовар; большое потребление чая, сахара, белого хлеба, говядины и т. д.). Автор опирается на бюджеты земско-статистических изданий.
7. Роговой промысел имеет лишь одну I группу.
8. Распределение рабочих этих трех промыслов между I и II группой делается приблизительно, взяв за норму 85,9 % для I.
9. Есть исключение: синильный промысел — исключительно ремесленный, и в нем преобладает летняя работа над зимней.
10. Напомним, что город (и то уездный) вошел сюда лишь один по исключению: из числа 4762 семейных рабочих II группы горожан только 1412, т. е. 29,6%.
11. в полном объеме. Ред.