1880
правитьВъ спальной на диванѣ сидитъ вдова купчиха. На видъ — глыба тѣла. Лицо заплыло жиромъ. Зубы подвязаны носовымъ платкомъ. Изъ-за платка торчитъ вата. Уши заткнуты морскимъ канатомъ. На плечи накинута заячья душегрѣйка. Передъ купчихой ведерный самоваръ; около купчихи двѣ старухи въ черныхъ суконныхъ платкахъ. Въ комнатѣ жарко и душно, пахнетъ деревяннымъ масломъ, бабковой мазью. Всѣ сидятъ и прѣютъ. Входитъ полная и румяная дѣвушка въ ситцевомъ сарафанѣ и съ лентой въ косѣ.
— Кучеръ, тетенька, найматься пришелъ, докладываетъ дѣвушка.
— Кучеръ, — ахъ ты Господи! Сюда его звать-то, что-ли? заклохтала купчиха. — Гдѣ-жъ мнѣ на крыльцо или въ кухню къ нему выходитъ! Ноги словно тумбы тратуарныя, сама словно тыква. Тронешься съ мѣста, а опять и заноетъ что-нибудь. Ужъ такъ я рада-то, что у меня всякая боль застыла.
— Конечно, позовите его, матушка, сюда. Что вамъ себя тревожить, заговорили старухи.
— А вдругъ это взамѣсто кучера-то мазурикъ?
— Да вѣдь братецъ вашъ съ своей камердаціей его прислалъ, такъ какой-же мазурикъ.
— Ну, на братца тоже положиться, такъ трехъ дней не проживешь. Онъ эфіопъ извѣстный и какъ во хмѣлю, то все съ насмѣшками. Просила я это у него лѣтось канарейку купить, а онъ мнѣ лягушку въ клѣткѣ прислалъ. Загадать развѣ на картахъ: мазурикъ это или кучеръ?
— Не стоитъ, тетенька. На видъ онъ мужчина совсѣмъ обстоятельный, сказала дѣвушка. — Да чего вы боитесь? Велите позвать.
— Боюсь я какъ-бы не сталъ онъ высматривать, гдѣ у меня билеты лежатъ. Высмотритъ да и схватитъ насъ за горло. Что мы тогда подѣлаемъ? Мы женщины сырыя.
— Не посмѣетъ. Его дворникъ Никита привелъ и стоитъ вмѣстѣ съ нимъ въ кухнѣ. Коли ежели что — сейчасъ можно дворника кликнуть.
— Ну, зови. Да дворнику-то скажи, чтобъ онъ не выходилъ изъ кухни.
Вошелъ кучеръ въ сѣрой нанковой поддевкѣ — здоровенный мужчина съ окладистой бородой и съ серьгой въ ухѣ.
— Желаемъ здравствовать-съ! Въ кучера къ вашей милости наниматься пришелъ, сказалъ онъ.
Купчиха смотрѣла на него подозрительно.
— Да ты не татаринъ? задала она ему вопросъ.
— Боже избави! Что вы, помилуйте! Мы даже самые настоящіе христіане, потому къ старикамъ на кладбище ходимъ. Я въ Москвѣ въ одной моленной кадило подавалъ. Таперича заставь насъ на шестой гласъ «пойте Господеви, пойте» пропѣть — въ лучшемъ видѣ.
— А чтожь ты вошелъ и на икону не перекрестился?
— Да въ тѣхъ горницахъ крестился. Извольте, коли вамъ желательно. Вонъ какой крестъ-то! показалъ кучеръ. — Настоящее перстосложеніе, а не щепоть.
— Ну, это хорошо, что ты въ нашей вѣрѣ. Кто-же тебя прислалъ-то?
— Братецъ вашъ Иванъ Пантелеичъ и деверь Анисимъ Калинычъ.
— Вотъ это хорошо что деверь, а то братецъ у меня человѣкъ невѣроятный.
— Извѣстно юность свою производятъ, а войдутъ въ года постоянные, такъ такая-же битка будетъ какъ и Анисимъ Калинычъ. Теперь у нихъ малодушіе къ безумству, а тамъ малодушіе къ капиталу начнется.
— Такъ вотъ мнѣ кучера надо. Лошадей у меня еще пока нѣтъ, но деверь обѣщался купить. Какъ тебя звать-то?
— Захаромъ-съ. На Захарія и Елизавету празднуемъ. А что до лошадей, то это наплевать. Были-бы деньги, а лошади найдутся. У барышника Бычка два такіе коня продаются, что хоть сейчасъ подъ генеральшу, а не токма что подъ купчиху. Насчетъ этаго будьте покойны.
— Ну, то-то. И лошадей мнѣ по настоящему не надо, но, главное, изъ-за кучера, чтобы мужчина былъ въ домѣ. А то домъ у насъ совсѣмъ женскій. Живемъ особнякомъ, два дворника у воротъ, когда ихъ сюда докличешься? А сзади дома садъ. Перелѣзетъ лихой человѣкъ съ задовъ черезъ заборъ — ну, что мы сырыя женщины подѣлаемъ? Такъ больше для подозрѣнія кучера нанимаю, чтобъ отъ пронзительнаго человѣка берегъ.
— Это дѣйствительно. А ужъ на меня положитесь. Деверь вашъ Анисимъ Калинычъ такъ и сказалъ: «своего къ своимъ посылаю, у своихъ при одной вѣрѣ лучше уживешься». Я и кафизму отмахаю, ежели когда случится.
— Ну, этого не надо. У меня псалтырь вонъ старицы читаютъ, — сказала купчиха и кивнула на старухъ. — Такъ ужъ ты, Захарушка, такъ въ кухнѣ и сиди, чтобы насъ караулить.
— На счетъ сидѣнья будьте покойны. Ѣзды не много будетъ?
— Какая ѣзда! Развѣ только по субботамъ въ баню. Бываетъ, что въ мѣсяцъ раза два на кладбище къ старикамъ ѣздимъ, къ духовникамъ то-есть нашимъ. На счетъ кулака-то ты, голубчикъ, здоровъ?
— На счетъ кулака постоимъ-съ. Во! похвастался кучеръ и показалъ кулакъ. — Живой не уйдетъ.
— Вотъ и безподобно. Сиди въ кухнѣ, либо спи. Пища у насъ хорошая. Хоть цѣлый день зобли — запрету нѣтъ. У меня старухи вонъ, походя, грешневую крупу жуютъ. По постамъ къ чаю медъ… Чай четыре раза въ день. Ты женатый?
— Вдовый-съ.
— Вотъ это не хорошо, потому у меня двѣ племянницы изъ деревни взяты, чтобъ замужъ отдать, по здѣшнему мѣсту за какихъ нибудь приказчиковъ. Ну и сама я богоспасаемая вдова. Зазорно будетъ съ вдовымъ-то кучеромъ.
— Въ этомъ будьте покойны. На вашихъ племянницъ и на васъ и вниманія не обратимъ. Солидарность всегда при насъ будетъ. Давно ужъ мы заклятіе дали, чтобы не связываться.
— Нѣтъ, я къ тому, что для посторянняго-то ока соблазнъ. Скажутъ: вдовецъ въ женскомъ курятникѣ завязался. Да и къ тому-же дѣвки-то у меня огонь. Въ одно ухо вдѣнь, въ другое вынь.
— Что вы, тетенька, какъ насъ конфузите! фыркнула стоявшая у дверной притолки племянница и закрылась рукавомъ сарафана.
— А мы вотъ что: мы съ перваго-же дня ругаться промежъ себя начнемъ, предложилъ кучеръ.
— Содомъ и Гомора выйдетъ. Нѣтъ, это не модель. У насъ домъ тихій, такъ зачѣмъ-же столпотвореніе вавилонское?
— Обойдется безъ столпотворенія. Мы только при постороннихъ людяхъ.
— Нѣтъ, ужъ ты поворачивай оглобли. Мнѣ нужно человѣка женатаго, чтобы и жена вмѣстѣ съ нимъ.
— Да вѣдь жениться дѣло плевое. Взялъ да и женился. Коли жалованья отъ васъ будетъ хорошее; такъ отчего-же…
— Жалованье у насъ пятнадцать рубленъ, а только ты спервоначала женись, а потомъ и приходи. А то до женитьбы-то ты какъ здѣсь набѣдокурить можешь! Вѣдь это все равно, что козелъ въ огородѣ, а женскую слабость самъ знаешь.
— Пусть открещиваются, коли такъ… А про себя скажу, такъ я и не таковскихъ бабъ на своемъ вѣку видывалъ, мнѣ женскій человѣкъ не въ диво. Да я вамъ вотъ что скажу: у васъ и польститься-то бабьему охотнику не на что.
— Врешь, врешь! Мои дѣвки кровь съ молокомъ, и это ты такъ только теперь говоришь. Да главное-то для чужаго глазу не хорошо. Нѣтъ, ужъ ты поварачивай оглобли! закончила купчиха и замахала руками.
— И поворочу… Что лаешься да какъ вѣтряная мельница крыльями машешь! огрызнулся кучеръ и сталъ уходить. — Хозяйка! Десять цалковыхъ вмѣсто пятнадцати возьму! Мѣсто-то ужъ мнѣ очень понравилось да и работа на руку! раздался его голосъ изъ другой комнаты.
— Сгинь, пропади окаянный!
— Такъ пусть-же тебя сегодня ночью мазурики обворуютъ! хлопнулъ дверью кучеръ.
— Охъ, охъ! Что онъ сказалъ! застонала купчиха и упала на диванъ.
Старухи со всѣхъ ногъ бросились къ ней.