(*) Завѣдуя редакціей «Виленскаго Вѣстника» и благодаря просвѣщенной благосклонности графа Э. Т. Баранова, я имѣлъ возможность просмотрѣть нѣкоторыя изъ дѣлъ виленскаго генералъ-губернаторскаго архива, откуда извлечены документы, послужившіе матеріаломъ для предлагаемой статьи.
Съ 5-го на 6-ое ноября 1790 г. не стало Екатерины II. Россія лишилась государыни, довершившей ея величіе; русское общество — великой преобразовательницы, которая сообщила ему новыя формы жизни, успѣвшіе обрости костьми и плотію свѣжей юношеской силы. Не всѣ, конечно, реформы удались не всякое сѣмя, брошенное въ русскую почву, дало плодъ; но въ общемъ, въ цѣломъ, екатерининскій вѣкъ остался замѣчательнѣйшею эпохою въ нашей исторіи. Мрачныя стороны въ петровскихъ и екатериннискихъ преобразованіяхъ, въ нихъ самихъ и въ ихъ послѣдствіяхъ, были неизбѣжнымъ результатомъ положенія, въ которомъ находились преобразователи и преобразуемые, слѣдствіемъ предшествующаго и современнаго имъ положенія страны и народа. Страшно дорого обошлись Россіи петровскія преобразованія, не дешево стоили екатерининскія; но смотрѣть на однѣ траты и жертвы, не видя плодовъ, возиться въ подонкахъ и осадкахъ того соціальнаго процесса, который является результатомъ великихъ преобразованій, немыслимыхъ безъ жертвъ и страданія, выставлять на показъ только эти послѣднія, только общественныя язвы и раны, — такой обличительно-сатирическій пріемъ не достоинъ серьезной исторіи. И однакоже, Петръ и Екатерина подвергались и подвергаются обличительнымъ истязаніямъ со стороны нѣкоторыхъ изслѣдователей, отожествляющихъ скандалезную хронику съ исторіей. Екатеринѣ достается больше всего; за что же? За распространеніе крѣпостнаго права, за раздачу крестьянъ тысячами и десятками тысячъ своимъ любимцамъ; мрачная картина Пугачевскаго бунта представляется какъ оборотная сторона медали, какъ страшная язва блестящаго (будто бы) только по наружности вѣка. Объ вымершемъ историческомъ явленіи позволительно разсуждать sine ira et studio; исторія, по крайней мѣрѣ, не знаетъ никакихъ страховъ, даже передъ современностію, ея пріемами и кумирами.
Ужасы Пугачевскаго бунта никакъ нельзя считать явленіемъ, исключительно принадлежащимъ екатерининской эпохѣ; подобные же удары слышались въ XVII столѣтіи и гораздо ранѣе. Бунтъ Стеньки Разина, страшный не менѣе Пугачевскаго, антиобщественныя движеній крестьянскихъ массъ въ смутное время, бунты стрѣлецкіе при Петрѣ, до него — выдѣленія изъ общества казачества и повсемѣстное броженіе этого послѣдняго, разнаго рода броженія въ самомъ этомъ обществѣ, тамъ. гдѣ, повидимому, должна бы быть крѣпость и твердость, какъ въ войскѣ, — вся эта картина видимаго шатанія и кажущагося распаденія, хаотическая картина созиданія громаднѣйшаго въ мірѣ государственнаго организма, которую представляла Россія до Петра и Екатерины, только близорукимъ историкомъ можетъ быть объясняема, какъ слѣдствіе правительственнаго деспотизма и помѣщичьяго насилія. Помѣщичій произволъ, во всякомъ случаѣ, не идетъ такъ далеко. До Петра и при Петрѣ само тогдашнее правительство, при скудости тогдашнихъ финансовъ, насильно дѣлало служилыхъ людей помѣщиками, испомѣщало, — и эти испомѣщенные (родоначальники тѣхъ тирановъ, противъ которыхъ неистовствовалъ Пугачевъ) не только не пользовались данными имъ правами, но брели розно, разбѣгались, т. е. плыли тѣмъ же потокомъ движенія и броженія. Остановить его, заставить осѣсть, привязаться къ землѣ и окрѣпнуть, для этого у русскаго правительства не было другихъ средствъ, кромѣ закрѣпощенія, которое, поэтому, и пало на долю всѣхъ, а не однихъ крестьянъ. Даже при прогрессивныхъ правительственныхъ мѣрахъ, не посягавшихъ на свободу, приходили въ движеніе народныя массы, — спокойныя, повидимому, волны воздымались великою бурею: достаточно указать на нововведенія Никона и Петра, породившія расколъ, внесшій смущеніе съ одной и пробужденіе народной мысли съ другой стороны, всегда пособлявшій потомъ каждому антиобщественному движенію. Послѣднее, начиная съ ХѴП вѣка, уже ничего не имѣло въ себѣ деморатическаго, народоправнаго, въ западно-европейскомъ смыслѣ этого слова: наши революціонеры, государственные бунтовщики, возставая противъ государства, поднимали его же стягъ, дѣйствуя всегда во имя царя (самозванца) или церкви. При оцѣнкѣ событій нашего XVIII вѣка никогда не слѣдуетъ упускать изъ виду такого состоянія древняго русскаго общества: оно если не оправдываетъ, то объясняетъ самыя прискорбныя явленія петровскаго и екатерининскаго времени. Только въ эту эпоху являются русскіе помѣщики съ теперешнимъ ихъ значеніемъ, какъ сословіе. Существованіемъ своимъ они обязаны реформѣ Петра; они являются европейскими его воспитанниками, русской интелигенціей. Екатерина II завершаетъ общественное образованіе русскаго дворянства и своими учрежденіями воспитываетъ его болѣе духовно. Духъ этого политическаго воспитанія намъ теперь почти не понятенъ; часто мы называемъ раболѣпствомъ то, въ чемъ не было и тѣни этого постыднаго чувства, — какъ въ проникновеніи государственнымъ величіемъ Россіи всѣхъ и каждаго, отъ царедворца до степняка. Что же мудренаго, что Екатерина II, съ ея трезвымъ и смѣлымъ взглядомъ на русскую дѣйствительность, прошлую и настоящую, довѣрилась исключительно сословію, которое воспиталось въ ея школѣ и духѣ. Вѣдь на собственномъ опытѣ она неоднократно убѣждалась въ несостоятельности чужихъ пріемовъ, въ непримѣнимости и неприложимости къ тогдашней Россіи всѣхъ либеральныхъ идей, выработанныхъ временемъ. Помѣщичье право, естественно, казалось ей лучшимъ ручательствомъ въ прочности сдѣланныхъ ею преобразованій, а въ просвѣтительно-европейской реформѣ, каковой подвергалась при ней Россія, кому же было и довѣриться, какъ не сословію, во всякомъ случаѣ болѣе просвѣщенному, чѣмъ другія? Примѣры чужіе, примѣры свои, прежняго стараго времени, не могли подсказать ей другого отвѣта. При томъ же, крѣпостное право, по крайней мѣрѣ въ экономическомъ своемъ значеніи, нигдѣ не возбуждало еще въ ту пору ужасовъ; ибо либеральныя начала были сами по себѣ, а дѣйствительность продолжала существовать по прежнему сама собою. Ужасы, и «мерзости» крѣпостного права едва ли чѣмъ были меньше тѣхъ страданій, той общественной тяготы, которую испытывали низшіе классы народа, закрѣпощенные государству и церкви; возбуждать страданія, производить вещи, наводящія черезъ сто лѣтъ неподдѣльный ужасъ, выпадало на долю не одного русскаго помѣщика, но и чиновника, фабриканта, заводчика, нерѣдко духовенства. Намъ, болѣе чѣмъ кому-нибудь, ничто не давалось даромъ, за все платились мы дорогою цѣною огрубѣнія, одичанія, если угодно, варварства, — за все, начиная отъ необходимости сѣсть на мѣстѣ, привязаться къ территоріи. Чиновничество екатерининскаго времени, еще помнившее приказные порядки и отъ приказныхъ дьяковъ и служителей происшедшее, было несравненно невѣжественнѣе и грубѣе, чѣмъ тогдашнее помѣщичье сословіе, все же, хотя и съ грѣхомъ пополамъ, полировавшееся корпуснымъ воспитаніемъ, военною и вообще столичною службой. Если и до настоящаго времени признается за несомнѣнное, что чѣмъ помѣщикъ былъ богаче и многодушнѣе, тѣмъ лучше жилось его крестьянамъ; то, стадо быть, въ раздачѣ Екатериною тысячами и десятками тысячъ крѣпостныхъ душъ, съ точки зрѣнія ея времени, ровно ничего нельзя видѣть преступнаго: эта щедрая, возмущающая теперь насъ, раздача могла происходить, но тогдашнимъ взглядамъ на экономическое положеніе страны, въ интересѣ государственнаго благоустройства и благочинія, какъ это ни нелѣпо теперь намъ кажется. Несомнѣнно одно, что эта раздача не была похотью произвола или чего инаго: это была система, ложная, фальшивая, но послѣдовательная, вѣрная одной заданной себѣ мысли, система, обнявшая все государство, Малороссію, Бѣлоруссію, Литву и Остзейскій край. Но какъ бы то ни было, со временъ Екатерины II начинается второй, болѣе тяжелый періодъ крѣпостного права, и Пугачевскій бунтъ несомнѣнно не принялъ бы такихъ страшныхъ размѣровъ, если бы это было иначе. Подавленное возстаніе не успокоило народныя массы; духъ свободы, повѣявшій сверху, дунулъ и на нихъ, — и вотъ съ этого времени зарождается въ нихъ мысль о неизбѣжности и скорости освобожденія; съ каждымъ новымъ царствованіемъ закрѣпощенный народъ начинаетъ толковать, что Государь его освободитъ, что освобожденію препятствуютъ только помѣщики. Преемникъ Екатерины былъ встрѣченъ такими надеждами, почти повсемѣстно заколыхавшими народныя массы.
И. И. Дмитріевъ въ своихъ Запискахъ сообщаетъ любопытныя подробности о передрягѣ, которая случилась съ нимъ 25 декабря 1796 г. По пріѣздѣ изъ Москвы въ Петербургъ, Дмитріевъ поселился на Гороховой улицѣ, гдѣ жилъ также бывшій его сослуживецъ, штабсъ-капитанъ Лихачевъ. Однимъ изъ находившихся при нихъ сдутъ былъ сдѣланъ доносъ, будто бы они умышляютъ на жизнь государя. Тогдашній петербургскій военный губернаторъ Архаровъ, на руки котораго были отданы самимъ государемъ Дмитріевъ и Лихачевъ, обыскивая ихъ служителей, нашелъ въ сюртучномъ карманѣ одного изъ нихъ письмо, заготовленное имъ въ деревню къ своимъ родителямъ. Въ этомъ письмѣ говорилось о молвѣ, будто всѣмъ крѣпостнымъ дана будетъ свобода, а если этого не случится (добавлялъ сочинитель письма) «я надѣюсь получить вольность и другою дорогою.» Изъ Записокъ Дмитріева извѣстно, какъ благородно поступилъ Павелъ съ напрасно обвиненными: убѣдившись въ ихъ невинности, онъ въ присутствіи всего двора обнялъ ихъ; и этому случаю И. И. Дмитріевъ много былъ обязанъ своими служебными успѣхами. Между тѣмъ какъ все это происходило, правительство уже начало получать съ разныхъ сторонъ тревожныя извѣстія о крестьянскомъ движеніи. Сколько извѣстно, первое таковое извѣстіе было получено въ Петербургѣ 22 декабря о бунтѣ крестьянъ въ Олонецкой губерніи Лодейнопольскаго уѣзда, въ вотчинѣ помѣщика Алексѣя Полѣнова[1]. Генер.-прокуроръ А. Б. Куракинъ того-же числа доложилъ объ этомъ государю, который приказалъ разсмотрѣніе этого дѣла поручить Н. П. Архарову. Затѣмъ, съ января 1797 г., вѣсти о неповиновеніи крестьянъ своимъ помѣщикамъ стали приходить чаще; въ Пензенской губерніи взволновались и казенные крестьяне. Въ тайной экспедиціи, гдѣ производилось дѣло объ этихъ движеніяхъ (за № 21-мъ, начатое 22 декабря 1796 г. и конченное 4 марта 1797.), по 20-е января помѣчено только тринадцать рапортовъ, извѣщающихъ о крестьянскомъ неповиновеніи и безпорядкахъ въ губерніяхъ Орловской, Московской, Псковской, Новгородской, Новгородъ-Сѣверской, Ярославской, Нижегородской, Пензенской, Калужской, Костромской и Вологодской; но слухи о новыхъ безпорядкахъ приходили и позднѣе. Означенныя донесенія по настольному реестру не сообщаютъ подробностей, въ чемъ состояли эти неповиновенія крестьянъ; только въ двухъ говорится о разграбленіи господскаго имущества и о «великихъ дерзновеніяхъ и своевольствѣ» крестьянъ помѣщика Поздѣева, возставшихъ въ числѣ 3 тысячь въ Вологодской губерніи. Донесеніе о послѣднемъ возстаніи получено въ Петербургѣ 19-го января. До сихъ поръ къ подавленію возстанія предписывалось мѣстной адммнистраціи посылать для усмиренія крестьянъ военныя команды; но на донесеніи о вологодскихъ происшествіяхъ положена такого рода резолюція: «Мѣры для укрощенія ихъ дѣяній Его Величество принять изволилъ на себя.»[2] Къ счастію, сохранились подлинные документы, относящіеся до Поздѣевскаго дѣла, съ которымъ мы имѣемъ возможность познакомить читателей.
На стеклянномъ заводѣ помѣщика Поздѣева, при церкви Архангела Михаила, что на Кубенницѣ, находилась въ это время келья, гдѣ жила въ черничкахъ одна старуха, крѣпостная г-жи Поздѣевой. Въ эту келью крестьяне Поздѣевой зазвали ночью 4 января 1797 г. ученика вологодской семинаріи Григорія Коропацкаго, пріѣхавшаго на рождественскіе святки къ отцу своему, дьячку той же церкви Ивану Коропацкому, для приложенія руки къ написаннымъ отъ нихъ на высочайшее имя двумъ прошеніямъ, одного и того-же содержанія, написаннымъ отъ имени выборныхъ крестьянъ, старостъ и сотскихъ Поздѣевской вотчины. 16-лѣтній Григорій Коропацкій, по просьбѣ ихъ и по приказанію отца своего, находившагося въ той же кельѣ, приложилъ, за безграмотствомъ просителей свою руку. На другой день праздника Богоявленія, въ домъ дьячка Коропацкаго явились: староста г-жи Поздѣевой Яковъ Яковлевъ, выборный Андрей Осиповъ и крестьянинъ Аѳанасій Алексѣевъ, и упросили Григорія Коропацкаго, въ отсутствіе отца его, написать проходное письмо (подорожную) до Петербурга, для Яковлева и Алексѣева, «дабы ихъ въ городахъ и на учрежденныхъ заставахъ безъ задержанія пропустили, а въ Петербургѣ, до исправленія ихъ надобностей, держали безъ опасенія.» Подъ прошеніемъ на высочайшее имя подписались свидѣтелями 24 человѣка понятыхъ, старостъ, сотскихъ и крестьянъ, принадлежащихъ слѣдующимъ помѣщикамъ: кн. Касаткиной, Логовчиной, Отареву, гр. Головкину, Игнатьеву, Еропкину, Вакселевой, Бологовскому, Макшеевой, Суровцову, Извѣкову, Тайдалову, Воейкову, д-цѣ Измайловой, г-жи Шишковой, Медвѣдевой, Бибикову И. А.). Вотъ это прошеніе: «Всепресвѣтлѣйшій, самодержавнѣйшій, великій государь нашъ, императоръ Павелъ Петровичъ, самодержецъ Всеросійскій, государь всемилостивѣйшій.
„Просятъ Кадниковской округи. Михайловской волости, вотчины полковника Осипа Алексѣевича Поздѣева, староста Яковъ Яковлевъ, выборные — Андрей Осиповъ, Гаврила Прокопьевъ и всѣ той вотчины крестьяне, а o чемъ маніе прошеніе, — о томъ значитъ ниже сего.“
„Дошедшіе мы, именованные, во владѣніе означенному господину Поздѣеву по купчей, тому уже 18 лѣтъ, то онъ первые годы и бралъ съ насъ оброки, да къ тому бралъ отъ нашей вотчины въ Москву, въ топорную работу, человѣкъ по 9-ты и болѣе, да въ тѣ же. самые годы и въ нашей вотчинѣ строенія господскаго было не малое число, т. е. господскіе домы для пріѣзду его. Да въ нашей же вотчинѣ приказалъ построить заводъ стеклянный[3], тому уже 10 лѣтъ; да въ тожь самое время, когда заводъ строили, въ то время онъ, господинъ нашъ, разорилъ цѣлое селеніе, деревню Нелюбовскую, жителей поселилъ въ другія селенія, а на той деревнѣ приказалъ построить житные дворы и избы, а поля приказалъ пахать на себя, равножь и покосы; да и въ другихъ мѣстахъ приказалъ надѣлать усадебъ не малое число, — то бы (безъ этого) но нашей вотчинѣ и довольно было господской работы пашенной, сѣнокосной и строенія. Да онъ же, господинъ нашъ, сверхъ оныхъ работъ, на стеклянный заводъ нарядилъ съ каждаго человѣка мущинъ, отъ 15-ты лѣтъ и до 70-ти, на каждый годъ по 30-ти сажень дровъ, да по 30-ти четвертей золы. То мы, покамѣстъ были въ силахъ и люди были всѣ при вотчинѣ, такъ мы оные уроки всѣ и отправляли. Но какъ онъ, господинъ нашъ, свезъ въ другія мѣста 13 человѣкъ мужескаго пола, да многихъ продалъ въ рекруты, да многіе отъ таковыхъ несносныхъ работъ и отъ тяжчайшаго наказанія разбѣжалися, отъ чего въ нашей вотчинѣ и стадо людей великое умаленіе, а на заводъ требуетъ надобность какъ золы. такъ и дровъ: такъ онъ господинъ нашъ наложилъ на насъ уроки тяжчае и первыхъ: съ каждаго человѣка помянутаго возраста, на каждую недѣлю, по 3 четверти золы и по и сажени дровъ; а мы онаго урока уже выработать никакимъ способомъ и не можемъ, за то каждую недѣлю работныхъ людей и сѣчетъ (онъ) немилосердно“.
„Равно и нынѣ, минувшаго декабря 31 дня 1796 года, прибылъ онъ, господинъ нашъ, на стеклянный заводъ и насъ, работныхъ людей, сталъ головы обривать, и при немъ (были) пучки палокъ и кнутья, и намѣренъ (былъ) всѣхъ пересѣчь. И мы поклонилися ему и прочь отъ него отошли; только ему сказали, что мы изъ силъ своихъ вышли и нашихъ уроковъ сработать не можемъ, потому что мы хлѣба уже для пропитанія не имѣемъ, также одежи и обутки на насъ нѣту, а всегда и съ женами нашими на вашей господской работѣ непремѣнно день и ночь работаемъ, отъ мразу и гладу умираетъ, а пропитаніе имѣемъ только-только, какъ маленькія ребята наши, ходя въ міръ, напросятъ и насъ питаютъ!“ И, поклонившись ему, прочь отъ него отошли, о чемъ черезъ сотскаго (ими) объявлено и земскому суду сего 1797 года генваря 9 дня.»
,,Но какъ, по объявленіи, г. Кадниковскій исправникъ Иванъ Ивановичъ Торбѣевъ, прибывъ къ нашей церкви въ 4-й день сего генваря, т. е. въ праздничный воскресный день, приводилъ нашей волости всѣхъ людей къ присягѣ (государю?): и, по приведеніи, во время службы божественныя литургіи, всѣхъ нашей волости разныхъ вотчинъ людей изъ храма Божія выславъ, а насъ, Поздѣевыхъ, оставя въ Божіемъ храмѣ, и съ обою страну поставя военную строгость (команду) съ обнаженными тесаками и заряжеными ружьями, и самъ исправникъ, обнажа свой тесакъ, стоя въ храмѣ, и насъ 15 человѣкъ связалъ невѣдомо за что (или по просьбѣ господина нашего, — о томъ мы неизвѣстны), не объявя соцкому никакого дѣла. И повеля насъ связанныхъ къ господину нашему въ домъ; и мы, убояся смертельнаго наказанія и безвиннаго, другъ друга распутали и отъ него, исправника, отошли и ничего ему не противорѣчили, въ чемъ мы и ссылку имѣемъ на всю нашу волость, которые (люди) были у церкви и присяги, равножъ и другихъ волостей, прилучившихся у нашей церкви, также и священника и другихъ священно-церковнослужителей. "
«Того ради, и пріемлемъ смѣлость трудить Ваше Императорское Величество, дабы благоволено-бъ было сіе всенижайшее прошеніе всемилостивѣйше принять и погибающихъ отъ мраза и глада обиженныхъ людей въ ваши всемилостивѣйшія нѣдра принять; а мы, нижайшіе, желаемъ какъ Богу, такъ и Вашему Императорскому Величеству, служить. Генваря 5 дня 1797 года».
Свидѣтели, удостовѣрявшіе справедливость того, что говорится въ этомъ прошеніи, присовокупляютъ, что Лоздѣевскіе крестьяне «пришли въ крайнюю бѣдность, неимѣющи у себя дневнаго пропитанія, равножь одѣянія и обувенія, скитающіеся въ мірѣ, лишающіеся своихъ крестьянскихъ работъ, домы и поля у нихъ пришли въ запустѣніе», и что стеклянный заводъ завелъ Поздѣевъ тамъ, «гдѣ прежде были церкви святыя, т. е. Цъевецкая пустыня, церкви святыя сжегъ, а на томъ мѣстѣ построилъ хлѣвы скотскіе».
Теперь послушаемъ, что говоритъ другая сторона, заинтересованная въ этомъ дѣлѣ. Вотъ что пишетъ подполковникъ Поздѣевъ въ Петербургъ къ Ивану Владиміровичу (Лопухину) отъ 7-го января, одновременно съ составленіемъ семинаристомъ Коропацкимъ проходнаго письма для его крестьянъ:
«По распространившейся въ здѣшнемъ краю сильной молвѣ, что дѣлаемая нынѣ присяга государю для того (происходитъ), чтобы впредь не быть за помѣщиками, при случаѣ взятья мною. для отлучки въ Москву, безъ всякаго наказанія, одного изъ крестьянъ жены моей, побуждающаго паче прочихъ къ ослушанію, ночью, наканунѣ новаго года, изъ крестьянъ жены моей до 70-ти человѣкъ вломились съ полѣньями въ домъ мой и убили бы вѣрно меня и дворовыхъ моихъ людей до смерти, естлибы Богъ не даровалъ мнѣ безбоязненнаго духа вытти къ нимъ прямо, что ихъ нѣсколько остановило. Я, употребя на успокоеніе ихъ едиными словами чрезъ цѣлой часъ, чтобы они себя самихъ не губили, насилу, съ Божіею помощію, довелъ вытти изъ моего дома. А когда они разошлись по избамъ; то я, опасаясь на другой день вторичной отъ нихъ сцены, уѣхалъ въ городъ Кадниковъ, и взявъ оттуда исправника и двухъ токмо старыхъ солдатъ, коихъ и въ городѣ больше нѣтъ, пріѣхалъ въ деревни жены моёй, гдѣ исправникъ, по своей должности, при приводѣ цѣлую волость къ присягѣ, въ которой слишкомъ тысяча душъ, хотѣлъ взять зачинщиковъ бунта: то вся волость, взбунтовавшися, взятыхъ отняли и едва исправника самого не убили до смерти, еслибы онъ отъ нихъ уходомъ не спасся. И къ оному бунту и еще двѣ волости присоединились, въ коихъ всѣхъ около трехъ тысячь душъ; и естли не присланъ будетъ цѣлый полкъ въ губернію Вологодскую для квартированія, то это разовьется далеко. И кромѣ сихъ волостей, въ крестьянахъ видимъ явно готовящійся бунтъ, весьма похожій на Пугачевскій (!), ибо всѣ крестьяне имѣютъ оставшагося отъ времени Пугачева духа — дабы не было дворяна, да и теперь же у нихъ слышится, что и городовъ не будетъ[4] (?!): что есть точно иллюминантической духъ (!!) безначальства и независимости, распространившійся, какъ знаете, по всей Европѣ; естли не будетъ скоро утишаемъ, можетъ здѣшнему глухому краю крайне быть истребителенъ. Здѣсь въ Вологдѣ нѣтъ военныхъ людей, чѣмъ бы оный утишить, почему прошу васъ употребить ходатайство у государя, что, я думаю, здѣшній губернаторъ рапортомъ не упуститъ, дабы скорѣе хотя одинъ баталіонъ былъ посланъ для наведенія страху и на протчихъ (крестьянъ) здѣшняго краю, а взбунтовавшихся для приведенія въ надлежащее повиновеніе. Который бунтъ, по таковой всеобщей молвѣ, можетъ разлиться далеко и подвергнуть истребленію невинныхъ дворянъ таковому же, каковое было отъ Пугачева, изъ числа которыхъ и я теперь съ женою моею и двумя маленькими дѣтьми, немогущій скоро выѣхать, по економическимъ моимъ нуждамъ; хотя губернаторъ вологодской прислалъ мнѣ трехъ человѣкъ солдатъ для охраненія, что онъ только могъ, а вы сами знаете, сколь это мало значитъ! Спокойство здѣшняго краю требуетъ такова екзекутнаго духа, каковъ есть государевъ, для присылки помянутой команды. Желаю вамъ добраго здоровья и всякаго благословенія Божія; поручая себя въ вашу любовь, есмь вамъ съ моею искренною привязанностію и съ почтеніемъ покорнѣйшимъ и усерднымъ слугою Іосифъ Поздѣевъ.»
P. S. «Въ таковыхъ случаяхъ отъ неуваженія одна искра можетъ произвести великій пожаръ, какъ то было въ низовыхъ губерніяхъ при злодѣѣ Пугачевѣ. И теперь, сыщись какой-нибудь предпріимчивый злодѣй, то крестьяне, напоенные желаніемъ безначальства, уже готовы; нашъ же простой народъ охочій къ грабежамъ, изъ коего много сыщется охотниковъ грабежемъ понажиться. Здѣсь же, въ Вологодской, Ярославской, Костромской и Архангелогородской губерніяхъ, нѣтъ ниже какихъ командъ, коими бы можно было затушить, естли оное сумасбродство разольется. И здѣсь, въ Вологдѣ, въ новый годъ, въ соборѣ и внѣ онаго, великое было, какого никогда не запомнятъ, стеченіе простаго народу и поповъ, кои, т. е. деревенскіе, тѣже мужики, только что грамотные, — въ ожиданіи, что читать будутъ указы о вольности крестьянъ и яко бы соль будетъ дешевле и вино (будетъ) продаваться по два рубля ведро, — пріѣхали слушать изъ селеніевъ, верстъ за сто отъ Вологды отстоящихъ. Крестьяне, въ ожиданіи таковой мнимой вольности, во многихъ мѣстахъ не платятъ оброковъ своимъ господамъ, а особливо дожидались этакого указа о вольности въ новый годъ; и безразсудство черни до такой крайности (дошло), что думаютъ, будто въ Вологдѣ нарочно не распечатываютъ таковыхъ о вольности крестьянъ указовъ».
Участіе сельскаго духовенства въ крестьянскихъ движеніяхъ прошлаго вѣка несомнѣнно: это видно изъ матеріаловъ, относящихся до самозванцевъ — предшественниковъ Пугачева, Кремнева и Монацкаго, напечатанныхъ нами въ «Воронежской Бесѣдѣ»; это очевидно изъ самой исторіи Пугачевскаго бунта. Не входя въ объясненіе этого факта, не льзя допустить, что Поздѣевъ, только въ виду собственныхъ владѣльческихъ интересовъ, приводитъ въ связь сельское духовенство съ крестьянскимъ движеніемъ; не съ одною этою цѣлію онъ пишетъ къ вологодскому епископу Арсенію слѣдующее письмо, проливающее нѣкоторый свѣтъ какъ на самое происшествіе, о которомъ идетъ рѣчь, такъ и на тогдашнее сельское духовенство:
"Преосвященнѣйшій вдадыко, милостивый государь и мой архипастырь!
"По случаю воспослѣдовавшаго въ здѣшнихъ волостяхъ бунту, обязанъ я донести, что изъ крестьянъ жены моей присланною командою съ совѣтникомъ губернскаго правленія, нѣкоторые начинщики взяты и домашнимъ наказаніемъ наказаны, другіе жъ изъ оныхъ отданы подъ законное наказаніе, вмѣстѣ съ соцкими другихъ волостей и понятыми, кой возстали на исправника и команду его и убили бы его до смерти при семъ ихъ всѣхъ заговорѣ, когда они отважились (побуждаяся отъ злонамѣреннымъ людей слухомъ, что у помѣщиковъ крестьянъ не будетъ, называя мужичьимъ словомъ, что все будетъ государщина) сочинять и послать просьбу, мимо всѣхъ учрежденныхъ присутственныхъ мѣстъ и начальствъ, къ самому Его Императорскому Величеству. Взбунтовавшіеся крестьяне жены моей, собравшись ночью, дали, безъ вѣдома моего и жены моей, выборъ во священники сыну дьячка церкви Михаила Архангела, что на Кубенницѣ, вологодской семинаріи ученику Григорью Коропацкому, который, обольстясь симъ выборомъ и четырьмя рублями денегъ, данными ему, подписалъ дерзкое прошеніе къ особѣ Его Императорскаго Величества и далъ четыремъ мужикамъ жены моей фальшивые пашпорты, въ чемъ онъ, при совѣтникѣ губернскаго правленія, при мнѣ, исправникѣ и секретарѣ нижняго земскаго суда, и признался. И подлинное прошеніе къ Его Императорскому Величеству, подписанное имъ, взято у посланныхъ въ Вологду двухъ изъ бунтующихъ мужиковъ, съ коего копію г. губернаторъ вологодской и прислалъ сюда съ нарочнымъ курьеромъ, а подлинное находится въ губернскомъ правленіи. О чемъ симъ вашему преосвященству донеся, прошу, хотя присланный сюда для усмиренія совѣтникъ и я, сжалясь на юность помянутаго штудента, не отдали его съ прочими преступниками въ тюрьму, для поступленія съ нимъ по законамъ; — но долгъ обязанности моей побуждаетъ меня покорнѣйше васъ просить: — естли кто представитъ къ вамъ помянутой его выборъ, оному не вѣрить, и впредь отъ крестьянъ и людей жены моей и моихъ никакихъ выборовъ и прошеніевъ, безъ моей и жены моей подписи, въ церковнослужители къ церкви Михаила Архангела, что на Кубенницѣ, не принимать; а отца помянутаго ученика Коромацкаго, дьячка Ивана Иванова, за согласіе его и позволеніе на такое беззаконное дѣло (ибо точно, какъ слышу, и онъ въ ономъ-же согласія былъ и сыну своему позволялъ) прошу, какъ вы заблагоразсудите, примѣрно и протчимъ церковнослужителямъ, приказать наказать, — въ чемъ надѣюсь по сему моему прошенію, для воздержанія церковниковъ здѣшней глухой (около рѣки Кубены) стороны, ваше преосвященство, яко любящіе ввѣренную вамъ отъ Бога и государя паству, не упустите. Поручая себя вашимъ архипастырскимъ молитвамъ, есмь, съ моимъ истиннымъ почтеніемъ и т. д. — Стеклянный заводъ, генваря 18, 1797 года.
Этотъ отзывъ и, несомнѣнно, доходящія и изъ другихъ мѣстъ вѣсти объ участіи сельскаго духовенства въ крестьянскомъ движеніи заставили вологодскаго преосвященнаго обратиться къ нему съ слѣдующимъ пастырскимъ посланіемъ:
«Съ крайнему сожалѣнію моему, въ епархіи моей, въ противность Божіихъ и государственныхъ узаконеній, повѣлѣвающихъ рабамъ быть въ послушаніи у господей своихъ, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ открылись неповиновенія у крестьянъ противъ своихъ помѣщиковъ, причемъ оказались нѣкоторые изъ церковнослужителей (забывъ даваемыя ими, при производствѣ въ священно-церковпослужительскія степени, обязательства) въ составленіи и рукоприкладствѣ отъ тѣхъ крестьянъ на высочайшее имя Его Императорскаго Величества дерзкихъ прошеній. Крайне сожалѣя духомъ о таковомъ заблужденіи и имѣющемъ неминуемо постигнуть виновныхъ, по суду Божію и государственнымъ узаконеніямъ, временномъ и вѣчномъ наказаніи, долгомъ поставляю всѣмъ епархіи моей священно и церковно-служителямъ и ихъ дѣтямъ подтвердить: 1) дабы они внимали только тому званію, въ которое Промысломъ Божіимъ призваны, — чтобъ проходить оное по закону Божію, по святымъ правиламъ и по государственнымъ установленіямъ безпорочно. 2) Ежели бъ гдѣ и еще, паче чаянія, начали оказываться подобныя вышесказаннымъ, въ невѣжествующихъ крестьянахъ непослушанія; въ таковыхъ не только бъ не принимали ни малѣйшаго съ ними участія, но и паче, по долгу званія своего, старались бы таковыхъ невѣждъ всемѣрно отъ того удерживать, вразумляя ихъ, что они и закономъ Божіимъ обязаны повиноваться владыкамъ своими во всякомъ страсѣ, не только благимъ и кроткимъ, но (ежели бы, паче чаянія, то было) и строптивымъ, и высочайшее на то изволеніе, какъ прежде бывшихъ въ Россіи благочестивѣйшихъ монарховъ, такъ и нынѣ благополучно владѣющаго Всероссійскимъ скипетромъ, благочестивѣйшаго великаго государя нашего императора Павла Петровича, самодержца Всероссійскаго, было и есть. И что, наконецъ, собственная польза ихъ къ тому обязываетъ; ибо безначаліе неминуемо пагубными сопровождаемо бываетъ послѣдствіями, какъ то: междоусобіемъ и взаимнымъ другъ друга разореніемъ и истребленіемъ. Слѣдовательно, таковыя ослушанія противны и установленію Божію, и высочайшей волѣ Его Императорскаго Величества; и потому какъ виновные въ таковой продерзости, такъ и участвующіе въ оной согласіемъ, подстреканіемъ, послабленіемъ и, что всего горше, составленіемъ отъ нихъ (крестьянъ) продерзкихъ просьбъ и къ нимъ (просьбамъ) рукоприкдадствомъ, подвергаютъ себя какъ Божію, такъ и высочайшія власти жесточайшему гнѣву и наказанію; ибо сущія власти, какъ говоритъ Павелъ Апостолъ, отъ Бога учинены суть: тѣмъ же и противляйся власти, Божію повелѣнію противляется. Дано въ Вологдѣ 1797 года, генваря въ 31-й денъ. Арсеній, епископъ вологодскій».
Еще сильнѣе обнаружилось участіе сельскаго духовенства въ крестьянскомъ движеніи въ Псковской и Калужской губерніяхъ, гдѣ послѣднее приняло обширные размѣры. Въ первой волненія крестьянъ прежде всего обнаружились въ уѣздахъ Порховскомъ и Печерскомъ и отсюда уже перешли въ Ходмскій и разгорѣлись пожаромъ: здѣсь почти во всѣхъ помѣщичьихъ имѣніяхъ крестьяне не только отказались повиноваться, но, собираясь по погостамъ и вооружившись ружьями, дубинаии, топорами и т. п., открыто возстали, "предводимые къ тому и попами, " какъ гласитъ офиціальное извѣстіе. Такъ въ одномъ мѣстѣ этого уѣзда, въ церкви, они поставили аналой: священники вышли изъ алтаря въ полномъ облаченіи и вынесли крестъ и евангеліе, которые положили на аналой; крестьяне прикладывались къ св. иконамъ, ко кресту и евангелію и клялись «въ единодушномъ до смерти стояніи.» Присланная для усмиренія ихъ команда, подъ начальствомъ земскаго засѣдателя, была побита; «крайнія неистовства и озорничества», которыя они стали повсемѣстно дѣлать, были слѣдствіемъ такого успѣха. Въ Медынскомъ уѣздѣ Калужской губерніи, почти поголовно возставшемъ противъ помѣщиковъ, главными виновниками были священникъ села Кулигаева Григорій и еще какихъ-то два попа, разглашавшіе о мнимыхъ манифестахъ и сочинявшіе прошенія къ государю. — Высочайшій манифестъ, приводимый ниже, косвеннымъ образомъ подтверждаетъ участіе сельскаго духовенства въ крестьянскомъ возстаніи. Въ одномъ мѣстѣ Минской губерніи, впрочемъ, по слуху, какъ говоритъ офиціальное извѣстіе "одинъ дерзкій попъ вралъ, что у насъ (де) государя нѣтъ, потому что онъ не короновался. "
Какъ бы то ни было, а въ продолженіи всего января 1797 г. приходили въ Петербургъ все болѣе тревожныя извѣстія о крестьянскомъ движеніи почти отовсюду. Новый императоръ, пылкій и раздражительный, ревнивый поборникъ власти, и далеко уступавшій своей матери въ трезвомъ пониманіи русской дѣйствительности, увидѣлъ въ нихъ заговоры и бунты. Извѣстно, что императоръ Павелъ[5] считалъ помѣщиковъ лучшими блюстителями тишины и спокойствія въ государствѣ, лучшей земской полиціей; извѣстно его отвращеніе къ Французской революціи и мѣры, какія онъ употреблялъ для уничтоженія порядка, созданнаго въ западной Европѣ событіями 1789 г. Поэтому, нечего удивляться, что этотъ государь, для успокоенія движенія, шедшаго въ интересахъ государщины, прибѣгнулъ къ чрезвычайнымъ мѣрамъ. Не довольствуясь строгими предписаніями мѣстнымъ губернаторамъ о подавленіи возстанія, отправленіемъ на мѣсто его значительныхъ военныхъ командъ,, собственноручными высочайшими рескриптами къ ихъ начальникамъ, безпрестанными посылками курьеровъ, императоръ 20-го января 1797 г. назначаетъ одного изъ замѣчательнѣйшихъ государственныхъ людей того времени, генералъ-фельдмаршала князя Репнина, спеціально для усмиренія взбунтовавшихся крестьянъ, а 29-го издаетъ слѣдующій высочайшій манифестъ:
"Божіею милостію мы, Павелъ 1-й, императоръ и самодержецъ Всероссійскій и проч. и проч. объявляемъ всенародно:
"Съ самаго вступленія нашего на прародительскій нашъ имераторскій престолъ, предложили мы за правило наблюдать и того взыскивать, дабы каждый изъ вѣрноподданнаго намъ народа обращался въ предѣлахъ, званію и состоянію его предписанныхъ, исподняя его обязанности и удалялся всего, тому противнаго, яко разрушающаго порядокъ и спокойствіе въ обществѣ. Нынѣ увѣдомляемся, что въ нѣкоторыхъ губерніяхъ крестьяне, помѣщикамъ принадлежащіе, выходятъ изъ должнаго имъ послушанія, возмечтавъ, будто бы они имѣютъ учиниться свободными, и простираютъ упрямство и буйство до такой степени, что и самымъ прощеніямъ и увѣщаніямъ отъ начальствъ и властей, нами поставленныхъ, не внемлютъ. Соболѣзнуя милосердно о таковыхъ развращающихся съ пути истинваго и полагая тутъ виною болѣе заблужденіе внемлющихъ лживымъ внушеніямъ и огласкамъ, отъ людей праздныхъ по легкомыслію или и корыстнымъ видамъ разсѣеваемымъ, восхотѣли мы, предварительно всякимъ усиленнымъ мѣрамъ, къ укрощенію буйства подобнаго, влекущимъ обыкновенно за собою самыя бѣдственныя и разорительныя для непокорныхъ послѣдствія, употребить средства кроткія и человѣколюбивыя. Почешу монаршимъ и отеческимъ гласомъ нашимъ взываемъ всѣхъ и каждаго: да обратятся къ должному законамъ и власти повиновенію, вѣдая, что законъ Божій поучаетъ повиноваться властямъ предержащимъ, изъ коихъ нѣтъ ни единой, которая бы не отъ Бога поставлена была. Повелѣваемъ, чтобы всѣ, помѣщикамъ принадлежащіе крестьяне, спокойно пребывая въ прежнемъ ихъ званіи, были послушны помѣщикамъ своимъ въ оброкахъ, работахъ и словомъ — всякого рода крестьянскихъ повинностяхъ, подъ опасеніемъ за преслушаніе и своевольство неизбѣжнаго по строгости закона наказанія. Всякое правительство, власть и начальство, наблюдая за тишиною и устройствомъ въ вѣдѣніи, ему ввѣренномъ, долженствуетъ, въ противномъ случаѣ, подавать руку помощи, и крестьянъ, кой дерзнутъ чинить ослушаніе и буйство, подвергать законному сужденію и наказанію. Духовные, наипаче священники приходскіе, имѣютъ обязанность предостерегать прихожанъ своихъ противъ ложныхъ и вредныхъ разглашеній, и утверждать въ благонравіи и повиновеніи господамъ своимъ, памятуя, что небреженіе ихъ о словесномъ стадѣ, имъ ввѣренномъ, какъ въ мірѣ семъ взыщется начальствомъ ихъ, такъ и въ будущемъ вѣкѣ должны будутъ дать отвѣтъ передъ страшнымъ судомъ Божіимъ во вредѣ, отъ небреженія ихъ произойти могущемъ. Сей указъ нашъ прочитать во всѣхъ церквахъ всенародно. Данъ въ С. Петербургѣ генваря 29 дня 1797 г. Павелъ. «
Впрочемъ, правительство не могло оставаться равнодушнымъ, такъ какъ крестьянское движеніе, начавшееся съ толковъ о волѣ, о томъ, что новый государь освободилъ крестьянъ, но помѣщики и власти скрываютъ это отъ народа, дѣйствительно стало принимать характеръ возмущенія и сопровождаться значительными безпорядками. Манифестъ императора, для прекращенія этихъ безпорядковъ, категорически указываетъ на мѣры кротости и человѣколюбія; отъ лицъ, исполнявшихъ волю государя, зависѣлъ какъ выборъ этихъ мѣръ, такъ и самая постановка вопроса (какъ мы говоримъ теперь) объ усмиреніи. Мѣры для подавленія крестьянскаго движенія, какъ увидитъ читатель, принимались нерѣдко очень крутыя; но мы имѣемъ полное право утверждать, что это движеніе легко могло бы сдѣлаться народнымъ бунтомъ, если бы вмѣсто князя Репнина, былъ назначенъ другой, болѣе воинственный, генералъ.
Одновременно съ Псковскимъ, обнаружилось волненіе крестьянъ въ Полоцкомъ намѣстничествѣ, въ пяти уѣздахъ — Себѣжскомъ, Невельскомъ, Городецкомъ, Суражскомъ и Несвижскомъ; здѣсь возстаніе имѣло тотъ же самый характеръ, что и во Псковѣ. Усмиреніе возстанія крестьянъ въ этомъ краѣ поручено было государемъ минскому генералъ-губернатору М. М. Философову, который въ письмѣ своемъ къ Репнину, причину крестьянскихъ волненій объясняетъ „глупыми сослухами жителей одной губерніи отъ другой и глупыми подражаніями однихъ другимъ, безъ заговоровъ вообще.“ Замѣчательно, что въ Литвѣ и въ остальной Бѣлоруссіи, не давно присоединенныхъ, въ тоже самое время, когда въ одномъ изъ городовъ первой, въ Гроднѣ, еще имѣлъ свое пребываніе бывшій польскій король Станиславъ-Августъ Понятовскій, съ цѣлымъ придворнымъ штатомъ, когда уже зрѣлъ во мракѣ заговоръ ксендза Домбровскаго, — въ тогдашнихъ губерніяхъ Литовской и Минской, по свидѣтельству того же Философова, „нигдѣ ничего нѣтъ, и противу государя нигдѣ ничего не открыто.“
Самые серьезные безпорядки произошли въ южныхъ губерніяхъ — въ Орловской, Тульской и Калужской; южнѣе ихъ движеніе между помѣщичьими крестьянами, кажется, не распространялось, о чемъ мы заключаемъ по тому обстоятельству, что, напр., изъ Тамбовской губерніи (Липецкаго у.) вызывались войска въ Калужскую губернію для прекращенія безпорядковъ. Въ Орловской губернія волненія крестьянъ обнаружились въ Сѣвскомъ уѣздѣ, въ имѣніи бригадирши княгини Голициной, въ мѣстечкѣ Радогощи и въ селѣ Брасовѣ, имѣніи Апраксина. Въ первомъ изъ нихъ, крестьяне возстали вооруженною силою и рѣшились или овладѣть всѣмъ, принадлежащимъ ихъ помѣщицѣ и раздѣлить между собою, или быть побитыми; какіе размѣры приняло движеніе Апраксинскихъ крестьянъ, объ этомъ можно судить по обстоятельствамъ ихъ усмиренія, въ слѣдствіи которыхъ, какъ увидитъ читатель, село Брасово получило печальную извѣстность въ этихъ прискорбныхъ событіяхъ. Кромѣ этихъ двухъ мѣстъ, крестьянскіе безпорядки обнаружились также въ имѣніи помѣщиковъ Хлющина и Бодиски, въ селѣ Алешенкахъ. Число возставшихъ крестьянъ въ Сѣвскомъ уѣздѣ во всякомъ случаѣ было болѣе десяти тысячъ. Въ Тульскомъ намѣстничествѣ волненія обнаружились въ Алексинскомъ уѣздѣ, въ имѣніяхъ помѣщика Юрина, въ селѣ Никольскомъ и въ деревняхъ Соминкѣ, Лѣсновкѣ и Хрущовой. Здѣсь предводителемъ возстанія былъ Хрущевскій староста Василій Семеновъ, а подстрекателемъ какой-то бѣглый изъ дворовыхъ, называвшійся Никитою Прокофьевымъ. Возмутившіеся крестьяне не хотѣли слушать высочайшаго манифеста отъ 29 января, считая его подложнымъ, ударили, въ присутствіи исправника, въ набатъ, избили людей, преданныхъ помѣщику, и кричали: „Умремъ, а не хотимъ быхъ за помѣщикомъ! Желаемъ остаться казенными“. Въ Калужской губерніи самое сильное движеніе обнаружилось между крестьянами Медынской округи (уѣзда). Такъ, по свидѣтельству нашихъ источниковъ, въ имѣніи помѣщицы Давыдовой, возставшіе еще въ прошломъ году крестьяне всѣ разбѣжались, кромѣ женщинъ и малолѣтныхъ дѣтей, такъ что, но наивному выраженію офиціальной бумаги, и усмирять было не кого: этотъ побѣгъ, какъ надобно думахъ въ окрестныя селенія, также волнующіяся. произошолъ послѣ того, когда земская полиція, въ слѣдствіи манифеста 29 января, хотѣла привести крестьянъ въ повиновеніе ихъ помѣщицѣ. Въ томъ же уѣздѣ, въ имѣніяхъ помѣщиковъ братьевъ Воейковыхъ и ихъ сосѣдки Никифоровой, крестьяне возстали поголовно, въ числѣ болѣе тысячи человѣкъ. Во Владимірской губерніи, близъ города Петровска, въ имѣніяхъ Демидова и Рудакова, и въ Переяславлѣ-Залѣсскомъ у помѣщика Карцева и Макарова, крестьяне также отказались отъ повиновенія; тоже произошло и въ Александровскомъ уѣздѣ. Крестьяне этихъ помѣщиковъ причину своего непослушанія объясняли чрезмѣрно тяжелыми работами. Въ этой же губерніи, въ имѣніяхъ гр. Апраксина и кн. Голицина, съ помѣщичьими соединились экономическіе крестьяне и общими силами умертвили, какъ сказано въ донесеніи, „многихъ вотчинныхъ начальниковъ, денежный и хлѣбный заборъ какъ кн. Голицина, такъ и Апраксина разграбили, разоряя всякого рода господскіе заведенія“.
Источники, которыми мы пользуемся, не сообщаютъ дальнѣйшихъ подробностей о крестьянскомъ движеніи, какъ видитъ читатель, начинавшемъ переходить въ вооруженное возстаніе, если не противъ государственной власти, то противъ одного изъ ея органовъ. Идя отъ слуховъ, возбужденныхъ вступленіемъ на престолъ новаго государя, не имѣя организаторовъ и предводителей, крестьянское движеніе не успѣло далеко распространиться, не могло вспыхнуть такимъ же пламенемъ бунта, какъ назадъ тому 25 лѣтъ, при Пугачевѣ. Но уже кровь полилась; общественный порядокъ нарушался; выступили наружу самыя дурный страсти, угрожавшія знакомыми когда всѣмъ потрясеніями. Вспомнимъ, что въ эту эпоху еще не успѣло сойдти въ могилу поколѣніе, современное Пугачеву; что новое, смѣнявшее его, отъ крестьянской избы до господнихъ палатъ, наизусть знало всѣ подробности страшнаго пугачевскаго бунта, — и мы если не можемъ, съ нынѣшней точки зрѣнія, оправдать строгость и даже жестокость мѣръ, употребленныхъ для подавленія возстанія, покрайней мѣрѣ, онѣ могутъ быть объяснимы.
Современный читатель, мало знакомый съ исторіей нашего XVIII вѣка, въ которомъ въ одно и тоже время и завершался процессъ вашего государственнаго организма и входила въ него новая, производящая сильное броженіе, закваска европейской жизни и цивилизаціи, пожалуй не прочь будетъ приписать всѣ крутыя мѣры человѣку, распоряжавшемуся подавленіемъ крестьянскаго движенія; ибо князь Репнинъ, самолично усмиряя крестьянъ въ селѣ Брасовѣ, сдѣлалъ изъ этого настоящее военное дѣло, съ пушечной и ружейной пальбою, съ убитыми и ранеными, съ побѣдителями и побѣжденными. Побѣдители получили высочайшую награду; побѣжденные, кромѣ страшныхъ матеріальныхъ потерь, подвергнулись тяжкимъ нравственнымъ испытаніямъ: трупы 20-ти крестьянъ, павшихъ въ Брасовскомъ дѣдѣ, по приказанію князя Репнина, лишены были христіянскаго погребенія и зарыты въ одной ямѣ, украшенной надписью, свидѣтельствовавшей, что эти люди были недостойны погребенія со всѣми! И эти сцены, возмущающія теперь наше человѣческое чувство. дѣлаетъ человѣкъ, которому несомнѣнно принадлежитъ одна изъ начальныхъ страницъ въ исторіи нашего гуманизма!
Въ это время общественное положеніе, которое занималъ князь Николай Васильевичъ Репнинъ[6], было очень высоко. Въ послѣдніе годы царствованія покойной императрицы, Репнинъ былъ, въ чинѣ генералъ-аншефа, генералъ-губернаторомъ Остзейскихъ провинцій и Литвы и, вмѣстѣ съ тѣмъ, главнокомандующимъ войсками, въ нихъ расположенными. Новый императоръ, на другой день вступленія своего на престолъ пожаловалъ его генералъ-фельдмаршаломъ и оказывалъ ему болѣе душевное расположеніе, чѣмъ покойная императрица, не долюбливавшая Репнина, какъ масона, хотя высоко цѣнившая его заслуги. Мы мало знакомы съ людьми XVIІІ вѣка, и, кажется, еще не подготовились къ этому знакомству, по недостатку спокойствія, мѣшающаго видѣть, что русскій человѣкъ прошлаго вѣка постоянно стоялъ не только между двухъ, но и промежь трехъ огней, въ двойственномъ и тройственномъ положеніи, созданномъ всею русской исторіей: обвинять или восхвалятъ его не возможно, не разсмотрѣвъ всѣхъ этихъ сторонъ историческаго положенія современнаго ему общества. Князь Репнинъ не былъ замѣчательнымъ полководцемъ въ родѣ Румянцева, не говоря уже о Суворовѣ. Одъ принадлежалъ къ числу тѣхъ государственныхъ людей, которыми поистинѣ прославился екатерининскій вѣкъ, и между коими онъ занималъ одно изъ первыхъ мѣстъ. Профессоръ Соловьевъ въ своей книгѣ Исторія Паденія Польши блистательнымъ образомъ представляетъ его дипломатическія способности, въ качествѣ нашего резидента въ Варшавѣ. Эти способности, точнѣе болѣе духовная сторона ихъ, т. е. живое, непосредственное отношеніе къ живой, а не отвлеченной жизни, еще блистательнѣйшимъ образомъ обнаружились въ Репнинѣ на новомъ мѣстѣ, которое онъ занялъ послѣ 3-го раздѣла Польши, — на мѣстѣ литовскаго генералъ-губернатора, чуть не начальника Сѣверо-западнаго края, какъ бы мы теперь сказали. Что ни говорятъ теперь о древней русской исконности этого края, но въ прошломъ вѣкѣ она, по многимъ причинамъ, плохо замѣчалась, покрайней мѣрѣ не отъ нея начинали дѣло и не къ ней, не дождавшись конца, возвращались: идеалъ всероссійской имперіи, въ грандіозности его величія — вотъ откуда шли и къ чему возвращались государственные люди того времени; за этимъ идеаломъ не замѣтно было все народное, этнографическое, ибо все государственное отежествлялось тогда съ народнымъ. Россіи достался край Польскій (по тогдашнимъ понятіямъ), съ польской государственностію, языкомъ, цивилизаціей, законами, нравами и обычаями. Устройство этого края, управленіе имъ, почти на другой день его присоединенія, введеніе русскихъ государственныхъ формъ жизни, вмѣсто сгнившихъ польскихъ, пощада тѣхъ, которыя нисколько не мѣшали первымъ, меткіе, искусные удары въ слабыя, но добрыя струны человѣческой природы, мудрое примѣненіе пословицы: бей рублемъ, а не бей дубьемъ, — на все это мало однихъ административныхъ способностей, простаго исполненія чужой, непродуманной или отвлеченной мысли. Здѣсь, на управленіе Литвою, князь Репнинъ смотрѣлъ съ орлиной дальнозоркостію, отличающею всѣхъ екатерининскихъ питомцевъ: то, чѣмъ теперь мы такъ гордимся и изъ-за чего пролито столько чернилъ и желчи, обрусѣніе края, было имъ понято никакъ не уже нашего, начиная отъ необходимости поднятія мѣстныхъ русскихъ силъ до приглашенія людей изъ внутреннихъ губерній на службу и до водворенія русскихъ землевладѣльцевъ. Обрусѣыіе Литовскаго края въ государственномъ смыслѣ — дѣло Репнина, его историческая заслуга. Словомъ, репнинское управленіе Литвою, смѣемъ думать, поучительно въ высшей степени для настоящаго времени. Въ немъ, между прочимъ, выразилась вполнѣ спокойная, подобающая государству сила, увѣренная въ самой себѣ, и стало быть въ успѣхѣ. Это всего лучше доказывается возможностію пребыванія въ томъ же литовскомъ, недавно присоединенномъ, краѣ короли Станислава Понятовскаго, который со ступеней варшавскаго трона прямо очутился въ скромномъ гродненскомъ дворцѣ и съ которымъ Репнинъ возился два года. Добровольно отказавшись отъ престола, ех-король все же смотрѣлъ въ лѣсъ волкомъ, и нужно было имѣть зоркое недремлющее око, чтобы не упустить подобнаго звѣря; всего легче было струсить. Уже одни отношенія Репнина къ послѣднему польскому королю представляютъ его личность въ самомъ выгодномъ, во всѣхъ отношеніяхъ, свѣтѣ. Вполнѣ русскій, крѣпко и восторженно, какъ всѣ екатерининцы, держащій государственное знамя Россіи, славу и ея величіе, князь H. B. Репнинъ, управляя Нѣмцами и Поляками, умѣлъ заставить уважать себя не одною грозою и страхомъ. Князь Репнинъ принадлежалъ къ обществу масоновъ, которое едва ли не болѣе всѣхъ учрежденій смягчало наши правы, воспитывало, цивилизовало общество[7]. Прочтя множество черновыхъ бумагъ, его рукою исписанныхъ, его резолюцій, замѣтокъ, писемъ, мы не могли не убѣдиться, что въ этой личности было много обаятельнаго, — не въ этомъ ли надобно искать тайны его дипломатическихъ и административныхъ успѣховъ межи Нѣмцы и Ляхи? Отправляясь для подавленія крестьянскаго движенія, кн. Репнинъ положительно настаиваетъ на необходимости самыхъ кроткихъ мѣръ. Такъ въ его ордерѣ къ одному изъ военно-начальниковъ мы читаемъ: „Противъ крестьянъ не должно оказывать никакой строгости, ни крайности, а просто объявя имъ только высочайшую Его Императорского Величества волю, чтобъ крестьяне должное послушаніе имѣли къ помѣщикамъ, для чего точно (именно) я и посланъ, чтобы объявить о семъ высочайшемъ соизволеніи. Почему и требовать отъ нихъ должнаго къ помѣщикамъ повиновенія; въ прочемъ (въ остальномъ) по всему, до сего относящемуся, гражданскому производству (властямъ) оставить полную свободу, — нижнему земскому суду и исправнику“. Его царь — долгъ, его Богъ — правда…
Великодушія примѣры
Его всѣ мысли наполняютъ, —
Вотъ какъ выражается Державинъ о Репнинѣ въ стихотвореніи „Памятникъ Герою“ (изд. Я. К. Грота. Т. I. стр. 431). И. В. Лопухимъ въ своихъ Запискахъ превозноситъ его похвалами, называя его великими мужемъ. Съ его дѣятельностію въ иныхъ сферахъ мы еще будемъ имѣть случай познакомиться. Въ концѣ этой статьи мы помѣщаемъ собственноручный дневникъ кн. Репнина, веденный имъ во время пути, предпринятаго для подавленія крестьянскаго движенія. Онъ познакомитъ читателей съ нѣкоторыми любопытными подробностями, относящимися до этого дѣла (которые мы по этому опускаемъ въ нашемъ разсказѣ) и, между прочимъ, послужитъ нагляднымъ доказательствомъ неутомимой дѣятельности этого человѣка, несомнѣнно не желавшаго играть роль въ скорбныхъ событіяхъ при подавленіи крестьянскаго возстанія.
Получивъ 20-го января высочайшее повелѣніе и сдѣлавъ нужныя распоряженія, на время своего отсутствія, по управленію Остзейскаго края и Литвы, на другой день, 21-го числа, князь Репнинъ отправился въ путь прямо на сѣверъ, въ Вологду, по поздѣевскому дѣлу. Зима въ этомъ году была снѣжная; отъ сугробовъ почти не было проѣзду. 2Т-го князь прибылъ въ Вологду, гдѣ прожилъ до 3-го Февраля. Поздѣевское дѣло удалось ему покончить самымъ миролюбивымъ образомъ: крестьяне принесли повинную и просили прощенія у помѣщика; военныя команды, которыя притянулъ было Репнинъ къ мѣсту своего пребыванія, пришлось отсылать обратно. Пребываніе Фельдмаршала въ Вологдѣ и кроткія мѣры, употребленныя имъ для успокоенія поздѣевскихъ крестьянъ, имѣли большое вліяніе на волновавшихся крестьянъ Ярославской и Владимірской губерній, гдѣ все пришло въ надлежащій порядокъ, безъ употребленія военной силы и кровопролитія, одними лишь распоряженіями мѣстной администраціи. Перемѣнивъ лошадей въ Ярославлѣ, князь Репнинъ на ночь съ 4-го на 5-е Февраля прибылъ въ Ростовъ. Здѣсь нагналъ его курьеръ съ высочайшимъ повелѣніемъ отъ 30 . января отправиться немедленно въ Орелъ, куда Фельдмаршалъ и прибылъ въ ночь 9-го числа.
Между тѣмъ орловскія событія, какъ видно, особенно тревожили императора Павла. Того же 30-го января онъ пишетъ шефу гусарскаго полка генералъ-маіору Фонъ-Линденеру слѣдующій рескриптъ.
„Господинъ генералъ-маіоръ Линденеръ! Съ полученіемъ сего вступите въ расноряженіе гражданскихъ и воинскихъ дѣдъ по Орловской губерніи. Употребите на прекращеніе волненія крестьянъ полкъ вашъ и мушкатерскій Ряжскій, о чемъ генералъ-маіору князю Горчакову отъ насъ предписано.[8] Извѣстите насъ какъ о мѣрахъ, вами принятыхъ, такъ обо всемъ, произойти могущемъ. Употребите силу и заставьте повиноваться власти гражданской и уважать войска наши. Пребываю вамъ благосклонный. Павелъ.“
И такъ Орловская губернія ставилась какъ бы въ военное положеніе, хотя на самомъ дѣлѣ этого и не было. Въ то время, какъ князь Репнинъ приближался къ предѣламъ возстанія, тамъ вотъ что происходило. Ряжскій полкъ кн. Горчакова замедлилъ прибытіемъ въ Сѣвскій уѣздъ: между тѣмъ сдѣлалось извѣстнымъ, что ослушные крестьяне княгини Голицыной, собиравшіеся обыкновенно въ мѣстечкѣ Радогощѣ, назначали 10-е февраля срокомъ для приведенія въ исполненіе своего намѣренія броситься на усадьбу помѣщицы и разорить ее. Орловскій губернаторъ Воейковъ и генералъ Линденеръ рѣшились, не дожидаясь князя Горчакова, предупредить мятежниковъ. Въ этотъ день, въ 8-мъ часу утра, они подошли съ полкомъ Линденера къ селу Радогощѣ и, остановившись у околицы, требовали, чтобы крестьяне принесли повинную своей помѣщицѣ и выдали бы главныхъ зачинщиковъ. Подучивъ отказъ, Воейковъ и Линденеръ приказали стрѣлять изъ двухъ оружій и зажечь въ двухъ мѣстахъ село. Отъ сильнаго вѣтра пожаръ распространился, причемъ сгорѣло нѣсколько крестьянскихъ дворовъ и господскій хлѣбный магазинъ, впрочемъ, почти опустошенный мятежниками. Крестьяне смирились. Заводчикъ возмущенія Куркинъ и нѣсколько его товарищей, засѣвшихъ было на колокольнѣ, должны были сдаться. Донося Государю объ этомъ дѣлѣ и отдавая честь распорядительности губернатора Воейкова, Линденеръ распространяется съ похвалою о дѣятельномъ участіи подполковника Уварова, совершенно случайно проѣзжавшаго чрезъ Радогощь и принявшаго команду надъ лейбъ-эскадрономъ и распоряженіе орудіями. кн. Репнинъ получилъ извѣстіе объ этомъ усмиреніи на другой день, уже находясь въ Кромахъ; 12-го февраля онъ былъ на самомъ мѣстѣ происшествія. Изъ Радогощи фельдмаршалъ отправилъ въ село Брасово, къ апраксинскимъ крестьянамъ, съ приложеніемъ высочайшаго мавнифеста, свое приказаніе представять къ нему главныхъ зачинщиковъ возмущенія; но получилъ на это дерзкій отвѣтъ: „Пусть-де пріѣдетъ самъ!“ Отсылая читателей за подробностями этого дѣла, о которомъ упомянуто выше, къ репнинскому журналу, здѣсь приводимъ приказъ фельдмаршала теперь соединившимся полкамъ Линдемера и кн. Горчакова.
„Отъ генералъ-фельмаршала кн. Репнина приказъ.
Завтра походъ въ село Брасово, для покоренія тамошнихъ крестьянъ генералъ-лейтенанта Апраксина.
1. Выступить отсель въ 8 часовъ по утру. Впереди идти г. генералъ-маіору Линденеру съ четырьмя ескадронами его полку.
2. За ними двѣ гранадерскія пушки Ряжскаго мушкатерскаго полку; потомъ полковыя пушки; за ними четыре единорога брянскіе; затѣмъ первый баталіонъ; за нимъ одна полковая пушка, а за ней второй баталіонъ; потомъ же, въ замкѣ, четыре ескадрона Линденерова полку.
3. Никому отъ своихъ мѣстъ не отлучаться, ни подъ какимъ предлогомъ.
4. Наистрожайше подтверждается, чтобы никто не дерзалъ ни малѣйшаго грабежа дѣлать, подъ опасеніемъ неминуемаго и строгаго наказанія, за что отвѣчаютъ командиры.
5. Никому нигдѣ и ничего не зажигать, безъ моего особеннаго и точнаго на сіе повелѣнія.
6. Какъ дѣйствовать должно будетъ, по прибытіи въ Брасову, о томъ на мѣстѣ приказано будетъ. Но г. генералъ-маіору Линденеру, подходя къ тому селу, обхватить оное четырьмя ескадронами, которые впередъ идутъ, чтобы всѣ изъ онаго выходы вполнѣ заграждены были, дабы преступники уйдти не могли. А какъ передовая кавалерія такимъ образомъ раздѣлится, то пѣхота, чрезъ то, откроется для продолженія дѣйствій; задніе же два ескадрона, за пѣхотой слѣдующіе, тогда пойдутъ на правое и лѣвое крыло пѣхоты, по одному ескадрону. а послѣдніе два слѣдуютъ въ резервѣ. Но все сіе начинать не прежде, какъ отъ меня повелѣно будетъ.
7. Два ескадрона Линденерова полку и двѣ орловскія пушки остаются здѣсь въ селѣ Радогощѣ, которымъ быть въ осторожности.
8. Въ походѣ, гдѣ положеніе мѣста потребуетъ и нужно будитъ, имѣть отъ кавалеріи боковые патрули.
9. Ружья, карабины и пистолеты зарядить пулями; равномѣрно и пушки имѣть заряженными ядрами; картечи же имѣть готовыми; также фитили заряженные; палительныя трубки и свѣчи въ готовности держать.
10. Никакой толпы, ближе ста шаговъ, къ фрунту ни къ которому не подпускать; а коли пойдутъ ближе, то по нихъ стрѣлять и дѣйствовать, какъ противъ непріятеля“. 12 февр 1797 г.
Брасовское дѣло продолжалось два часа. Крестьяне не имѣли огнестрѣльнаго оружія и дѣйствовали цѣпами и дубинами; имъ удалось поранить только двухъ гусаръ, но зато шефу полка, Линденеру, крѣпко досталось по спинѣ дубиной. За Брасовское дѣло кн. Горчаковъ подучилъ анненскую ленту, а полкъ его высочайшую благодарность и по рублю на человѣка; полку же Линденера, при паролѣ, велѣно объявить строгій выговоръ Государя.
Въ Сѣвскомъ уѣздѣ кн. Репнинъ пробылъ до 17 февраля, а въ Орловской губерніи по 23-е. Во все это время онъ заботился о возстановленіи спокойствія между крестьянами, оставаясь вѣренъ разъ принятымъ правиламъ. Такъ въ одномъ его приказѣ Малороссійскому кирасирскому полку, отъ 16-го февраля, мы читаемъ :
„Ежели бы, паче всякаго чаянія, крестьяне гдѣ-либо дерзнули противиться и упорствовать войскамъ, въ такомъ неожиданномъ случаѣ войски должны сохранить къ себѣ отъ народа почтеніе и уваженіе; и таковыхъ дерзкихъ ослушниковъ наказать и принудить къ повиновенію силою оружія. Но г. полковой командиръ отвѣчать за то станетъ по всей строгости законовъ, что подобное крайнее дѣйствіе строгости вынуждено было отъ него самою послѣднею необходимостію — (т. е.) чрезъ оказаніе отъ крестьянъ дерзкаго неуваженія къ войскамъ, тоже явнаго, наглаго и упорнаго сопротивленія поведѣніямъ гражданскимъ, отъ войскъ даваемымъ, — и что, прежде сего принужденнаго (вынужденнаго) поступка, истощены были всѣ мѣры и увѣщанія кротости, дабы ослушники образумились и пришли въ повиновеніе законной власти“.
„Войска“, требуемыя гражданскою властію для усмиренія крестьянъ, говорится въ приказѣ тому же полку, недѣлю спустя, „во всякихъ таковыхъ случаяхъ должны держать себя въ почтеніи у обывателей и соблюсти слѣдующее (должное) отъ нихъ къ себѣ уваженіе, но, однакожъ, обывателей не обижать и спокойно живущихъ отнюдь не притѣснять, наблюдая строгую дисциплину.“
Въ день окончанія брасовской катастрофы, 15-го февраля, князь Репнинъ пишетъ слѣдующее письмо орловскому губернатору:
„Благоволите, ваше превосходительство, въ извѣстіе всѣмъ обывателямъ Орловской губерніи, вамъ ввѣренной, приказать объявить, что село Брасово съ деревнями крестьянъ г. генералъ лейтенанта Апраксина, за ихъ упорное неповиновеніе правительству, отъ высочайшей власти установленному, и ихъ помѣщику, не внемля даже высочайшему манифесту Его Императорскаго Величества, отъ 29 января сего 1707 года, и за ихъ упорственное сопротивленіе войскамъ Его Императорскаго Величества, наказаны силою оружія и преданы, яко изверги, злодѣи и преступники, огню и мечу; что тѣла ихъ, справедливо погибшія отъ ихъ богопротивнаго преступленія, недостойныя погребенія общаго съ вѣрными подданными, зарыты въ особую яму, съ надписью, для всегдашняго омерзительнаго презрѣнія всѣмъ вѣрнымъ подданнымъ, что тутъ лежатъ преступники противъ Бога, Государя и помѣщика, справедливо наказанные огнемъ и мечемъ. по закону Божію и Государеву“[9] и, наконецъ, что домы ихъ и перваго начальника въ семъ богомерзкомъ преступленіи, деревни Ивановой крестьянина, Емельяна Чернодырова, истребленъ до основанія, такъ что и остатковъ онаго не видно. Дабы всѣ, о томъ бывъ извѣстны, въ подобныя пагубныя злодѣянія не впадали.»
Но страхъ, возбужденный жестокостію наказанія, былъ такъ великъ, что всѣ мѣры излишней предосторожности оказались не нужными, и самъ фельдмаршалъ нашелъ возможнымъ вывести, черезъ четыре дня, всѣ военныя команды, расположенныя въ бунтовавшей мѣстности.
Въ то время, когда происходили разсказанныя нами событія въ Орловской губерніи, въ Алексинскомъ уѣздѣ Тульской, въ имѣніи помѣщика Юрина. Въ селѣ Никольскомъ, Лаптево тожъ, взбунтовавшихся крестьянъ усмирялъ преміеръ-маіоръ князь Шаликовъ съ однимъ эскадрономъ гусаръ полка имени генералъ-лейтенанта Шевича. Съѣхавшись съ алексинскимъ земскимъ исправникомъ, маіоромъ Колюбакинымъ, 19 Февраля, кн. Шаликовъ немедленно отправился въ село Лаптево. Не доѣзжая до него версты за двѣ, они остановились. Исправникъ, съ ротмистромъ Еліатовымъ и шестью гусарами, отправились въ село. Здѣсь собралось народу изъ окрестныхъ деревень человѣкъ полтораста. Исправникъ и ротмистръ прочли высочайшій манифестъ 29 го января, начали было уговаривать крестьянъ повиниться помѣщику; но они не хотѣли и слушать, крича: «За помѣщикомъ быть не хотимъ!» Своего предводителя, старосту Василья Семенова, взять они не позволили. Узнавъ объ этомъ, князь Шаликовъ съ своимъ эскадрономъ въѣхалъ въ село. Онъ также пробовалъ было увѣщевать крестьянъ, но также безуспѣшно; велѣлъ, для острастки, зарядить ружья и обнажить сабли, но и это не испугало крестьянъ, вскричавшихъ въ одинъ голосъ: «умремъ, а за помѣщикомъ быть не хотимъ!» Тогда Шаликовъ, по согласію съ помѣщикомъ, приказалъ зажечь плетневый сарай и около него стоящій дворъ, гдѣ обыкновенно собирались возмутившіеся крестьяне; но и пожаръ ихъ не остановилъ. Вооруженные дубинами и вилами, крестьяне бросились къ фронту. Староста Семеновъ бросился на кн. Шаликова, одною рукою схватилъ лошадь его за повода, а другою за ногу, вѣроятно, съ намѣреніемъ повалить его на землю; но ударомъ сабли былъ отбитъ. Гусары сдѣлали атаку, ранили 6 человѣкъ и схватили 90, въ томъ числѣ и Семенова. Бѣгствомъ остальныхъ окончилось дѣло; двадцать человѣкъ изъ схваченныхъ преданы гражданскому суду, остальные прощены помѣщикомъ.
Въ Калужской губерніи усмиреніемъ крестьянъ распоряжался вице-губернаторъ Митусовъ. Онъ хотя и располагалъ военными командами (эскадрономъ полка генерала Шевича; полкъ Линденера также ожидался въ губерніи) но къ счастію, до оружія дѣло не доходило. Съ наиболѣе упорствующими крестьянами помѣщицы Давыдовой, разбѣжавшимися, какъ мы видѣли, изъ деревни, Митусовъ поступилъ своеобычливымъ образомъ: «по прибытіи туда, говоритъ онъ во всеподданѣйшемъ рапортѣ, не нашедъ никого изъ крестьянъ, пересѣкъ кнутьемъ женъ ихъ и средняго возраста дѣтей… Въ страхъ другимъ… дабы вызвать ихъ (старостъ и начинщиковъ возмущенія) изъ скрытности, сожегъ особо стоящую клѣть; но и изъ-за сего никого изъ скрывающихся не явилось». Въ имѣніи Воейковыхъ, Митусовъ, какъ кажется, человѣкъ добродушный, встрѣтилъ было упорное сопротивленіе, подобно кн. Шаликову; но дѣло было уже 23 февраля: слухъ о брасовскомъ происшествіи уже успѣлъ дойти до крестьянъ; не могло быть тайной скорое прибытіе въ губернію самого Репнина, поэтому крестьяне склонились на увѣщанія Митусова. «И не столько мои увѣщанія и угрозы, говоритъ онъ въ донесеніи, сколько высочайшая Вашего Императорскаго Величества воля, въ высочайшемъ манифестѣ изображенная, возмогла подѣйствовать на развращенные ложными на какіе-то яко бы указы дѣлаемыми, разсудки ихъ. Поверглись всѣ передо мною съ раскаяніемъ и испросила у помѣщиковъ прощенія». «Развратителей крестьянъ», сельскихъ священниковъ, Митусовъ предалъ суду духовнаго правленія, препроводивъ ихъ чрезъ депутата отъ духовенства, а остальныхъ «начинщиковъ» представилъ въ уѣздный судъ. 26-го февраля прибылъ въ Кадугу самъ фельдмаршалъ; но губернія уже вся была успокоена, что лично подтвердилъ ему вице-губернаторъ, распустившій по домамъ военныя команды. Изъ Калуги кн. Репнинъ разсчитывалъ ѣхать прямо на Смоленскъ; но полученныя изъ Петербурга бумаги заставили его обратиться въ Москву.
Подавленіе крестьянскаго движенія въ Псковскомъ и Полоцкомъ намѣстничествахъ было поручено государемъ генералу отъ инфантеріи М. М. Философову, но подъ главнымъ наблюденіемъ того-же князя Репнина. Когда происходили въ Холмѣ выше разсказанные нами безпорядки, въ это время проходилъ черезъ городъ Бѣлозерскій полкъ, на пути слѣдованія своего въ постоянныя квартиры, въ Новгородъ. Кипѣвшій въ уѣздѣ мятежъ принудилъ командира полка, кн. Долгорукова, остановиться въ Холнѣ и подать помощь тамошнему гражданскому начальству. Отряженный имъ, на помощь капитанъ-исправнику Черткову, съ отрядомъ гренадеръ маіоръ Лисаневичъ отправился на усмиреніе какого то погоста; но мятежники встрѣтили ихъ, не допустивъ до погоста, напали и принудили къ ретирадѣ. Въ происшедшей схваткѣ несчастный Чертковъ былъ схваченъ крестьянами и, исколотый рогатиной, брошенъ замертво: одинъ капралъ и четыре гренадера были ранены; потеря крестьянъ состояла изъ одного убитаго и четырехъ раненыхъ. Узнавши объ этомъ происшествіи, генералъ Философовъ тотчасъ же послалъ на мѣсто возмущенія подполковника, имени своего Московскаго гренадерскаго полка, Тучкова, прославившагося своею храбростію при виленской ретирадѣ. Давъ ему полномочіе казнить на мѣстѣ, и для того палача, подробную инструкцію и (говоримъ словами Философова) «какъ бунтъ больше предводимъ былъ неистовствующими попами, — одного добраго священника съ полновластною надъ попами духовной властію по отлученью». Тучковъ, взявъ три роты Бѣлозерскаго полка и одну пушку, въ пять дней усмирилъ волненіе, безъ кровопролитія, какъ говорится въ донесеніи; но, однакоже, на мѣстѣ 80-ти крестьянамъ произведены «легкія казни безъ дальнихъ судовъ, по выраженію Философова, батоги и плѣтьми». Впрочемъ, главные возмутители, десять человѣкъ поповъ и дьяконовъ, и четверо крестьянъ были преданы гражданскому суду. Тучковъ получилъ отъ государя орденъ Анны 2 степени. Отъ крестьянскихъ волненій въ губерніи, въ слѣдствіи распоряженій Тучкова, «ниже и слѣда безпокойствія не осталось», увѣряетъ офиціальное донесеніе. Въ Полоцкомъ намѣстничествѣ мятежъ усмиренъ дней въ восемь, безъ кровопролитія, а одними передвиженіями полковъ Псковскаго драгунскаго и С. Петербургскаго. Здѣсь ничего важнаго не произошло, кромѣ развѣ того, что крестьяне въ одномъ мѣстѣ посадили подъ караулъ исправника и засѣдателя и заарестовали военную команду изъ 50-ти человѣкъ, вмѣстѣ съ ея капитаномъ.
Въ нашихъ источникахъ не находится болѣе никакихъ свѣдѣній, относящихся до крестьянскаго движенія при императорѣ Павлѣ. Въ слѣдующихъ поденныхъ запискахъ князя Репнина, веденныхъ имъ во все время поѣздки своей въ Вологду, Орелъ и Калугу, читатель найдетъ нѣкоторыя подробности, опущенныя въ нашемъ разсказѣ:
Журналъ Князя Репнина.
править«1797 г. генваря 21-го. Выѣхалъ я изъ С. Петербурга по утру въ 10-мъ часу, ночевалъ въ Шельдихѣ, отъѣхавъ 91 версту. Дорога была ухабистая, съ раскатами, отчего ѣхать скоро было не льзя, и оглобли ломались.
22. — Выѣхалъ въ 6 часовъ по утру, ночевалъ въ Воскресенскомъ погостѣ, отъѣхавъ 119 верстъ. Отъ большихъ снѣговъ по сторонамъ и отъ узкой дороги, лошади были запряжены гусемъ.
23. — Отправляясь изъ Воскресенскаго погоста ровно въ 6 часовъ утра и отъѣхавъ 111 верстъ, при весьма дурной и ухабистой дорогѣ, ночевалъ въ сІущахъ. Въ проѣздъ черезъ городъ Тихвинъ, отдалъ тамошнему почтмейстеру, для отправленія на естафетѣ, пакетъ къ генералъ прокурору[10], съ извѣщеніемъ о дорогѣ.
24. — Изъ Чущовъ выѣхалъ въ 1/4 седьмаго часа утра и, проѣхавъ 125 верстъ весьма дурной дороги, при почти безпрерывно ненастномъ времени, ночевалъ въ Долоцкѣ, куда пріѣхалъ около полуночи.
25. — Выѣхалъ изъ Долоцка въ 6 часовъ поутру и, весь день ѣхавъ, отъ вьюги и снѣжныхъ надувовъ, переѣхалъ только 93 версты и остановился ночевать въ селѣ Николѣ Старомъ. Ѣхалъ все гусемъ, отъ чрезмѣрно узкихъ дорогъ. Перемѣняя лошадей въ селѣ Лентьевѣ, князя Владиміра Ивановича Щербатова, узналъ, что большая часть сей деревни пришла въ непослушаніе помѣщику и послала къ государю отъ себя людей на него жаловаться на разореніе, что, сверхъ оброка, на тяжбу противъ (съ) одного господина Досадина, съ которымъ та тяжба мировою прекращена за 10 тысячъ, которыя (деньги) тоже деревня платитъ. Я призывалъ къ себѣ нѣсколько изъ тѣхъ ослушныхъ крестьянъ и, побожась имъ именемъ Христовымъ, объявилъ милость государеву тѣмъ, которые помѣщикамъ послушны и что государь то усердіе отъ крестьянъ себѣ желаетъ и признаетъ, чтобы они оставались спокойно въ законномъ повиновеніи у своихъ помѣщиковъ, а противники бы остерегались надлежащаго наказанія; и что Его Величество, по своей милости къ народу, меня послать изволилъ — въ осторожность, объявить всѣмъ таковымъ, дабы они знали его отеческое о нихъ попеченіе. Крестьяне тѣ, выслушавъ все съ тишиной, при знались, что они, по глупости, вѣря обманчивымъ разглашеніемъ, будто государь противъ помѣщиковъ за нихъ стоитъ, благодарили меня, что я имъ правду сказалъ, и обѣщались тотчасъ войти въ послушаніе и передъ помѣщикомъ повиниться.
26. — Изъ села Стараго Николы отправясь по утру въ 6 часовъ, съ невѣроятнымъ затрудненіемъ переѣхать можно было 97 верстъ до деревни, въ Вологодской губерніи, въ Грязовецкомъ уѣздѣ лежащей. Отъ вчерашней вьюги, дорогу, и безъ того претѣсную, такъ задуло, что ежеминутно вязли лошади и погружались сани въ преглубокомъ снѣгѣ.
27. — Выѣхавъ въ 7 часовъ поутру, пріѣхалъ въ 3 часа пополудни въ Вологду, переѣхавъ 63 версты. Тотчасъ по пріѣздѣ, посланъ совѣтникъ правленія Станиславскій за г. Поздѣевымъ и за крестьянами его и окружными, которые въ ослушаніи главное участіе имѣли. Въ Петербургъ отправленъ курьеромъ фельдъегеръ Павелъ Корсаковъ въ 10-мъ часу по полудни, съ донесеніемъ къ Его Величеству и съ письмами къ Николаю Петровичу Архарову и къ князю Алексѣю Борисовичу Куракину.
28. — По полудни въ 5 часовъ возвратился изъ Володиміра курьеръ, фельдъегерь Кабановъ, и, по небытности тамъ вицъ-губернатора Граве, привезъ обратно пакетъ, съ нимъ къ нему посланный, который онъ никому тамъ не отдалъ, объявляя, что и курьеръ его императорскаго величества, туда же въ Владиміръ отправленный, возвратился въ Петербургъ, не отдавъ своего пакета. По таковому обстоятельству, посланъ въ 8 часовъ сего же вечера другой курьеръ, фельдъегерь Морозовъ, прямо въ Владиміръ, чрезъ Кострому, съ тѣмъ же самымъ пакетомъ, прибавя къ тому, чтобы главный въ Володимірѣ начальникъ тотъ пакетъ открылъ и по оному исполненіе учинилъ. И какъ жаловался упомянутый фельдъегерь Кабановъ, что ему по дорогѣ въ нѣсколькихъ мѣстахъ съ трудомъ лошадей давали и его въ ѣздѣ замедляли; то писано въ Москву, въ Ярославль, въ Кострому, въ Володиміръ, къ тамошнимъ начальникамъ, а равно и къ здѣшнему, вологодскому г. губернатору, чтобы лошади курьерамъ были даваемы безъ задержанія и чтобы ни малѣйшей имъ остановки не дѣлали. Наконецъ, тотъ же фельдъегерь Кабановъ привезъ рапортъ отъ московскаго военнаго губернатора Архарова, отъ 24-го сего мѣсяца, № 20, о томъ, что баталіонъ его полку, съ двумя полковыми орудіями, подъ командою маіора Сомова, выступилъ сюда изъ Москвы 24-го того же числа. Почему я, дабы имѣть коль можно болѣе извѣстій отъ помянутаго московскаго военнаго губернатора Архарова о томъ, что дѣлается въ Володимірѣ съ баталіономъ гренадеръ, изъ Москвы туда отправленнымъ подъ командою подполковника Дельгама, послалъ къ нему въ тотъ же часъ курьеромъ фельдъегеря Крепиша, сообща ему содержаніе моего въ Володиміръ предписанія; а притомъ прошено, коль ему извѣстно, что дѣлается въ Коморичахъ противъ помѣщика Степана Степановича Апраксина? Фельдъегерь же Кабановъ объявилъ словесно, что въ Володимірской губерніи все покойно, но баталіона гренадеръ и подполковника Дельгама онъ нигдѣ не видалъ.
29. — Ничего не происходило.
30. — Были приведены въ 6 часовъ по подудни крестьяне ослушные г. Поздѣева и окрестные другихъ помѣщиковъ, въ томъ ослушаніи участіе имѣющіе, --при чемъ былъ и самъ г. Поздѣевъ, коимъ была истолкована вся важность ихъ преступленія и строгость законнаго наказанія, которому они себя подвергли, съ объявленіемъ высочайшаго повелѣнія, чтобы они непремѣнно оставались въ законномъ повиновеніи своимъ помѣщикамъ и отнюдь не дерзали изъ онаго выходить, подъ опасеніемъ неизбѣжнаго наказанія по всей строгости закона, въ чемъ, по милосердію его величества, повелѣлъ онъ мнѣ ихъ остеречь. По сему объявленію, крестьяне всѣ бросились на колѣни и валялись въ ногахъ, прося всемилостивѣйшаго помилованія; а равномѣрно, тѣмъ же образомъ, и у г. Поздѣева прощенія просили и обѣщаніе давали быть вѣрными и послушными. Почему, видя ихъ искренное раскаяніе, я, высочайшимъ именемъ его императорскаго величества, ихъ простилъ, съ подтвержденіемъ, чтобы они не забывали милости государевой и своего обѣщанія быть повинными, дабы, въ противномъ случаѣ, сами на себя не навлекли неминуемаго несчастія, объявя имъ притомъ, что и войска сюда уже наряжены были и шли для приведенія ихъ въ надлежащее повиновеніе и порядокъ. Г. Поздѣевъ также своихъ крестьянъ простилъ, а они всѣ молили Бога за государя и благодарили за оказанное имъ его императорскимъ величествомъ милосердіе. Послѣ чего отпущены они съ тѣмъ, чтобы имъ формально сія высочайшая милость объявлена была въ губернскомъ правленіи и чтобы они свободно и немедленно были отпущены въ ихъ домы.
31. — Предъ обѣдомъ отправлены были курьеры: къ его имп. величеству фельдъегерь Ѳедоровъ, со всеподданнѣйшимъ донесеніемъ о происшедшемъ наканунѣ, а къ г. маіору Сомову, на встрѣчу, фельдъегерь Кабановъ съ предписаніемъ, чтобы онъ, съ порученнымъ его командѣ баталіономъ, возвратился въ Москву; о чемъ къ г. генер.-лейтенанту и московскому военному губернатору, для извѣстія, писано.
ФЕВРАЛЬ.
править1. — Читано было въ соборѣ всемилостивѣйшее прощеніе крестьянамъ Поздѣевскимъ; болѣе же сего ничего не происходило.
2. — Получено письмо изъ Владиміра отъ дѣйств. тайнаго совѣтника Заборовскаго, послѣ обѣда въ 5-мъ часу, съ фельдъегеремъ Морозовымъ, о содержаніи коего донесено его импер. величеству симъ же вечеромъ, съ фельдъегеремъ Крепишемъ. Фельдъегерь Кабановъ посланъ въ Переяславль-Залѣсскій для заготовленія лошадей. Съ нимъ о томъ писано Ярославскому губернатору, и ордеръ посланъ къ маіору Сомову. Такожъ посланъ естафетъ въ Москву къ генералу отъ инфантеріи, ко князю Долгорукому[11], съ извѣщеніемъ, что подполковникъ Дельгамъ съ баталіономъ не нуженъ въ Володимірской губерніи, на основаніи помянутаго письма г. Заборовскаго.
3. — Въ 7-мъ часу утра отправился изъ Вологды и, переѣхавъ 114 верстъ безъ всякаго достопамятнаго происшествія, ночевалъ въ Даниловскомъ яму.
4. — Выѣхавъ въ 3-мъ часу съ полуночи изъ Даниловскаго яму. Пріѣхалъ въ 1-мъ часу по полудни въ Ярославль, гдѣ перемѣнилъ лошадей и отправился до Ростова, гдѣ остановился ночевать, переѣхавъ всего 135 верстъ.
5. — Передъ разсвѣтомъ пріѣхалъ фельдъегеръ Поповъ съ высочайшимъ именнымъ указомъ, отъ 30 января, повелѣвающимъ ѣхать въ Орелъ, вслѣдствіе коего отправленъ тотчасъ нарочный съ письмами къ начальникамъ Московской. Тульской и Орловской губерній о заготовленіи лошадей. Равномѣрно отправленъ и въ С. Петербургъ курьеръ съ всеподданнѣйшимъ донесеніемъ его импер. величеству о полученіи рѣченнаго повелѣнія и о томъ, что, для прекращенія оказавшагося въ нѣкоторыхъ деревняхъ Владимірской и Ярославской губерніи непослушанія крестьянъ противу ихъ помѣщиковъ, оставленъ въ Переяславлѣ-Залѣскомъ маіоръ Сомовъ съ пѣхотнымъ батальономъ, которому и велѣно расположиться нѣкоторыми частями въ тѣхъ, вышедшихъ изъ повиновенія, деревняхъ, для содѣйствія земской полиціи, самыми кроткими мѣрами, для приведенія въ должную подчиненность всѣхъ тѣхъ непослушныхъ[12]. А по исполненіи всего сего, въ половинѣ 2-го часа по полуночи выѣхалъ изъ Ростова и, доѣхавъ до Переяславля Залѣсскаго, 60 верстъ, остановился на нѣсколько часовъ въ семъ городѣ.
6. — Въ 3 часа утра оттоль выѣхалъ, доѣхалъ въ Москву въ 8 часовъ въ вечеру, переѣхавъ безъ всякаго приключенія 126верстъ. 'Пріѣхавъ въ Москву, нашедъ курьера съ высочайшимъ его импер. величества указомъ отъ 31-го генваря,[13] на который всеподданнѣйше въ тотъ же часъ и съ тѣмъ же курьеромъ отвѣтствовано. При самомъ же выѣздѣ получено еще высочайшее повелѣніе отъ 3-го февраля,[14] на которое всеподданнѣйшій отвѣтъ доставленъ г. генералу отъ инфантеріи и разныхъ орденовъ кавалеру, князю Юрію Владиміровичу Долгорукому, для отправленія съ тѣмъ же курьеромъ, который то повелѣніе привезъ.
7. — Въ половинѣ 3-го часа по полудни отправился изъ Москвы и. при весьма дурной дорогѣ и почти безпрерывной вьюгѣ, переѣхалъ 128 верстъ, остановившись въ Вильменскомъ заводѣ ночевать.
8. — За вьюгою нельзя было ранѣе выѣхать 11-ти часовъ утра. Въ полдень наѣхалъ въ Тулѣ генерала маіора князя Горчакова и 2-ой его Ряжскаго полку баталіонъ, а въ селѣ Сергіевскомъ, что на Пловѣ, нашелъ и первый того полку баталіонъ. Сей день переѣзда было 121 верста.
9. — Изъ Сергіевскаго выѣхалъ въ 4 часа утра и пріѣхалъ въ Орелъ на ночь, переѣхавъ 123 версты.
10. — Даны повелѣнія вицъ-губернатору о доставленіи для войскъ пропитанія въ городѣ Дмитріевскѣ. 1-ый баталіонъ г. генералъ-маіора кн. Горчакова Ряжскаго мушкатерскаго полку прибылъ въ 6-мъ часу по полуночи и, отдохнувъ три часа, отправленъ въ Кромы. Отправленъ курьеръ, фельдъегерь Кабановъ, въ Сѣвскъ къ преосвященному, съ приглашеніемъ его въ Дмитріевскъ. Съ нимъ же писано къ г. губернатору о моемъ пріѣздѣ и о приготовленіи въ Дмитріевскѣ квартиръ и пропитанія для Ряжскаго подку; равномѣрно и г. генералъ маіоръ Линденеръ ордеромъ увѣдомленъ о моемъ пріѣздѣ. Въ 9-мъ часу по полудни пришелъ 2-ой баталіонъ Ряжскаго полку, которому приказано далѣе выступить, отдохнувъ 6 часовъ. Къ его императ. величеству послано донесеніе отсель на естафетѣ по утру въ 10 часовъ.
11. — По причинѣ чрезвычайнаго вѣтра и вьюги, выѣхалъ уже по разсвѣтѣ. Въ Кромахъ получилъ извѣстіе, что крестьяне княгини Голицыной генералъ-маіоротъ Линденеромъ, вкупѣ съ Орловскимъ г. губернаторомъ Воейковымъ, покорены. Въ 7 часовъ вечера прибылъ въ Дмитріевкъ, куда и 2-ой баталіонъ Ряжской въ 10-мъ часу пришелъ. Тутъ извѣстился отъ вышесказанныхъ г. г. Линденера и губернатора, что крестьяне Апраксина еще упорствуютъ. Почему приказано завтра рано полку Ряжскому слѣдовать къ соединенію съ полкомъ Линденеровымъ въ село Радогощь кн. Голицыной. Писалъ къ преосвященному, чтобы онъ уже не ѣздилъ въ Дмитріевскъ
12. — По утру въ 8 часовъ поѣхалъ въ село Радогощь, гдѣ нашелъ полкъ Линденеровъ и куда въ полдень прибылъ и Ряжскій полкъ. Тотчасъ же попріѣздѣ въ Радогощь, послано мое повелѣніе, съ приложеніемъ манифеста его импер. величества, чрезъ засѣдателя нижняго земскаго суда, въ село Апраксина Брасово, приказавъ представить къ себѣ начинщиковъ-злодѣевъ; но, по упорству и неповиновенію крестьянъ, которые въ отвѣтъ велѣли сказать, чтобъ я самъ къ нимъ пріѣхалъ, приказалъ я обоимъ полкамъ туда на завтра слѣдовать, давъ обоимъ шефамъ приказъ, который при семъ въ копіи прилагается.[15]
13. — Выступили войска повелѣннымъ порядкомъ изъ Радогощи въ 8 часовъ поутру, а прибыли къ селу Брасову въ 12 часовъ съ четвертью. И какъ, не смотря на всѣ увѣщанія, крестьяне, коихъ было болѣе двухъ тысячъ человѣкъ, не сдавались и не покорялись, то силою начато ихъ покореніе. Сдѣлано во все дѣйствіе 33 выстрѣла пушечныхъ и выпалено 600 патроновъ изъ мелкаго ружья, причемъ сдѣлался пожаръ и сгорѣло 16 домовъ крестьянскихъ. Убито крестьянъ 20, ранено всякихъ ихъ же 70 человѣкъ. Линденерова полку упавшихъ съ лошадьми двухъ гусаръ и тѣхъ лошадей дубинами и цѣпами больно ранили, такожь и самаго меня сзади, бывъ онъ по своему усердію между толны народа, дубиною по спинѣ зашибли. Въ 3-мъ часу пополудни пали, наконецъ, крестьяне на колѣни и стали просить помилованія, покоряясь законной власти. Тогда все прекратилось: пожаръ стали тушить и раненыхъ крестьянъ собирать и перевязывать, начинщиковъ же злодѣянія отыскивать, изъ коихъ самый первый, крестьянинъ Емельянъ Чернодыровъ, схваченъ, скрываясь въ погребу. Всѣ преступники, для законнаго изслѣдованія по гражданской части, отданы Орловскому г-ну губернатору. Въ 9 часовъ вечеромъ отправленъ фельдъегеръ Наумовъ со всеподданѣйшимъ донесеніемъ къ его импер. величеству о всемъ бывшемъ. Съ нимъ же писано къ генералъ-прокурору.
14. — Собраны были крестьяне всей вотчины г. генералъ-лейтенанта Апраксина въ церковь въ селѣ Брасовѣ, гдѣ имъ говорено было пристойное увѣщаніе, съ изображеніемъ всего пространства преступленія, въ которое они впали и за которое такъ жестоко наказаны; послѣ чего взята съ нихъ подписка въ непрекословномъ впредь помѣщику повиновеніи. Въ вечеру получено высочайше повелѣніе, отъ 7 числа, о обстоятельномъ донесеніи о всемъ томъ, что, по поводу непослушанія крестьянъ, въ Орловской губерніи происходитъ. Отправленъ естафетъ, чрезъ Орелъ и Москву, въ Литву, съ предписаніемъ о присылкѣ имянныхъ вѣдомостей о отлучныхъ, на основаніи его импер. величества указа, отъ 7-го сего мѣсяца.
15. — Зарыты въ особую яму тѣла убитыхъ 13 числа преступниковъ, яко недостойныхъ быть погребенными съ вѣрными подданными на обыкновенномъ кладбищѣ. Надъ той ямой приказано поставить знакъ, съ надписью: „Здѣсь лежатъ преступники противъ Бога, Государя и помѣщика, справедливо наказанные огнемъ и мечемъ, по закону Божію и Государеву“.[16]
16. — Получилъ рапортъ отъ Малороссійскаго кирасирскаго полка, что 17-го числа оный будетъ въ Дмитріевскѣ, а четыре ескадрона онаго ночуютъ тогожъ числа въ селеніи Упорой; почему и приказано первымъ 6-ты ескадронамъ слѣдовать до села Радогощи, а послѣднимъ 4-мъ прямо на Брасово итти и остановиться въ обѣихъ сихъ вотчинахъ, для дальнѣйшаго удержанія въ нихъ тишины и покорности. Тогожь числа ѣздилъ г. губернаторъ Воейковъ, въ препровожденіи 2-хъ Линдемерова полка ескадроновъ, въ деревню Иваново, для истребленія дома начинщика неповиновенія, крестьянина Емельяна Чернодырова; такоже пойманъ и другой изъ начинщиковъ, Григорій Сухоруковъ, и отданъ сужденію гражданскаго правительства. Отправленъ фельдъегерь Корсаковъ со всеподданѣйшишъ донесеніемъ о всѣхъ подробностяхъ крестьянскаго неповиновенія и вчера писанное, что вѣдомости о отлучныхъ требованы изъ дивизіи.
17. — Выступили полки Ряжскій и Линденерова, взявъ маршъ свой на село Алешенки, гдѣ такожь начали было крестьяне не повиноваться ихъ помѣщикамъ, Хлющину и Бодискѣ; но, устрашены будучи примѣромъ наказанныхъ апраксинскихъ крестьянъ, повинились и просили еще наканунѣ помилованія. Я самъ въ село Алешенки отправился, выѣхавъ изъ Брасова въ половинѣ 2-го часа по полудни, и прибылъ въ Алешенки въ 6-мъ часу, гдѣ и остановился ночевать; переѣзда же было 40 верстъ.
18. — Поутру учинилъ г. губернаторъ Воейковъ наказаніе оказавшимся начинщиками неповиновенія крестьянамъ помѣщиковъ Бодиски и Хлющина, а потомъ и онымъ всѣмъ крестьянамъ, подобно какъ брасовскимъ, дѣлано было увѣщаніе, и такая же съ нихъ взята подписка. Въ 10-мъ же часу отправился я обратно, чрезъ Брасово и Радогощь, въ городъ Дмитріевскъ; а въ проѣздъ чрезъ тѣ два села видѣлъ полкъ Малороссійскій кирасирскій, въ нихъ расположенный, полки же Линденеровъ и Ряжскій пошли далѣе въ походъ въ ихъ непремѣнныя квартиры. Полученъ естафетъ съ высочайшимъ повелѣніемъ отъ 9-го февраля объ арестованіи служащихъ офицеровъ, которые безъ письменнаго вида являться станутъ.
19. — Выѣхалъ изъ Дмитріевска по утру въ 7-мъ, а прибылъ въ Орелъ пополудни въ 5-мъ часу, отколь отправленъ тогоже числа курьеромъ фельдъегерь Морозовъ съ донесеніемъ къ его импер. величеству. Равномѣрно отправленъ естафетъ чрезъ Москву въ Вильну съ предписаніемъ, на основаніи вышесказаннаго высочайшаго повелѣнія отъ 9 сего мѣсяца.
20-21-22. — Ожидая разрѣшительныхъ о себѣ высочайшихъ повелѣній, упражнялся отвѣтами на разныя письменныя дѣла, присланныя чрезъ Петербургъ изъ Риги и Литвы и накопившіяся въ большомъ количествѣ. отправленъ естафетъ съ всеподданнѣйшимъ донесеніемъ о королѣ Польскомъ, съ которымъ (эстафетомъ) писано къ графу Александру Андреевичу Безбородку[17], съ письмомъ дочери Игнатія Потоцкаго; а къ фельдмаршалу графу Салтыкову и государственному казначею посланы отчеты. по 1-е Генваря, въ экстраординарной суммѣ.
23. — Поутру получено высочайшее своеручное повелѣніе отъ 18-го сего мѣсяца, съ фельдъегеремъ Наумовымъ, въ слѣдствіе коего тѣмъ же утромъ, и съ нимъ же, посланъ ордеръ и лента г. генералъ-маіору кн. Горчакову, а съ здѣшнимъ губернскимъ курьеромъ Смаловскимъ ордеръ къ г. генералъ-маіору Линденеру. Послѣ обѣда отправленъ адьютантъ маіоръ Инзовъ въ Смоленскъ[18] для заготовленія лошадей, а фельдъегерь Кабановъ съ донесеніемъ къ Государю Императору; съ нимъ же (посланы) два пакета къ г. генералъ-маіору Ростопчину и одинъ къ дѣйств. стат. совѣтнику Трощинскому. Посланъ также ордеръ къ Малороссійскому кирасирскому полку, чтобы онъ, за моимъ отъѣздомъ, болѣе ко мнѣ не относился, а въ случаѣ надобности подавалъ бы помощь, для удержанія общественнаго спокойствія гражданскому правительству, по его требованію[19]. Сей ордеръ, при письмѣ, отдамъ подъ открытою печатью, для доставленія, Орловскому г. губернатору.
24. — Послѣ полудня выѣхалъ изъ Орла, а передъ отъѣздомъ полученъ отзывъ отъ генерала отъ инфантеріи кн. Долгорукаго, что онъ, по извѣстіямъ изъ Калужской губерніи, о усиливающихся тамо, въ Медынскомъ уѣздѣ, непослушаніяхъ крестьянъ, отправилъ туда Астраханскаго гранадерскаго полку двѣ роты, съ одной пушкой, и приказалъ онымъ состоять подъ вѣдомствомъ гражданскаго правительства. Равномѣрно и отъ донскаго Ефремова казачьяго полку (полученъ) рапортъ изъ села Сокольникъ[20], Тамбовской губерніи въ Липецкой округѣ лежащаго, что онъ, по данному ему высочайшему повелѣнію, идетъ въ городъ Сѣвскъ и испрашиваетъ дальнѣйшихъ повелѣній, — и притомъ представляетъ о неимѣніи никакихъ на путевое продовольствіе суммъ полку: въ отвѣтъ тотчасъ писано, чтобы онъ шелъ прямѣйшей дорогой на Калугу, а въ казенную палату Орловскую объ отпускѣ ему двухъ тысячъ рублей сообщено. которые тотчасъ квартирмистру того полку, Миллеру, отпущены, и оный немедленно къ полку назадъ отправленъ. А при самомъ уже отъѣздѣ получены отъ Орловскаго губернатора Воейкова и отъ коллеж. совѣтника Казачковскаго рапорты, что всѣ Голицинскіе и Апраксина крестьяне совершенно уже успокоились, производя опять попрежнему всѣ господскія работы. Переѣздъ сего дня былъ до города Болхова, 56 верстъ отъ Орла.
25. — Въ шесть часовъ изъ Болхова выѣхалъ и доѣхавъ до Бѣлева узналъ, что генералъ Линденеръ съ своимъ гусарскомъ полкомъ взялъ маршъ на Козельскъ, чего ради, для нѣкоторыхъ распоряженій, по поводу выше сказаннаго въ Калужской губерніи оказавшагося неповиновенія, туда же отправился (я) и наѣхалъ рѣченный полкъ въ городѣ Козельскѣ, переѣхавъ въ сей день 78 верстъ.
26. — Въ 6 мъ часу утра выѣхалъ изъ Козельска, чрезъ Перемышль до Калуги, куда прибылъ въ 1-мъ часу по полудни, переѣхавъ 62 версты. Тотчасъ по пріѣздѣ, посланъ курьеръ къ вицъ-губернатору Митусову, отправившемуся въ Медынскій уѣздъ для приведенія въ повиновеніе крестьянъ разныхъ той округи помѣщиковъ. Полкъ гусарскій Линденера вступилъ въ городъ въ 7-мъ часу, сдѣлавъ одинъ переходъ отъ Козельска до Калуги. Въ 7 часовъ отправленъ естафетъ въ С. Петербургъ съ донесеніемъ Его Императорскому Величества о прибытіи въ Калугу и другими письмами.
27. — Въ ожиданіи отвѣта отъ вицъ-губернатора, занимался отправленіемъ разныхъ бумагъ по части управленія Литовской губерніею и иныхъ и отправилъ курьера въ Смоленскъ, съ предписаніемъ къ адьютанту, маіору Инзову, ѣхать съ посылаемымъ къ г. генералу отъ инфантеріи Философову письмомъ, въ коемъ просилъ о извѣщенія, что, по поводу безпокойствъ, около Полоцка и Себѣжа происходитъ.[21]
28. — Рано по утру получено извѣстіе отъ г. вицъ-губернатора Митусова о приведеніи въ совершенное повиновеніе всѣхъ ослушныхъ Медынской округи помѣщикамъ крестьянъ, безъ употребленія силы и оружія, въ слѣдъ зачѣмъ и самъ г. вицъ-губернаторъ въ Калугу прибылъ, подтвердя словесно письменное его увѣдомленіе и прибавилъ къ тому, что онъ и роты астраханскія уже отпустилъ. Послѣ чего, тотчасъ на естафетѣ отправлено всеподданнѣйшее Его Импер. Величеству донесеніе о томъ, что въ слѣдующій день отравляюсь въ Смоленскъ.
1. — Поутру рано прибылъ фельдъегерь Брахмамъ съ высочайшимъ указомъ отъ 22 февраля, коимъ мнѣ отдается на волю ѣхать къ государю императору, а въ слѣдъ за симъ курьеромъ пріѣхалъ фельдъегерь Андреевъ и привезъ именное высочайшее своеручное повелѣніе отъ 21 февраля о томъ, чтобы неустройство, въ Медынскомъ уѣздѣ происшедшее, укротить[22]. Оба сіи курьера обращены тотъ же часъ со всеподданнѣйшимъ донесеніемъ, что немедленно въ слѣдъ за ними ѣду, понеже медынскія неповиновенія усмирены. Вицъ-губернатору объявлено, чтобы Шевичевъ ескадронъ отпустилъ и г. генералъ-маіору Линденеру — тоже, и чтобы, глядя по надобностямъ, отъ своего полку оный отмѣтилъ. На вечеръ же того дня выѣхалъ я изъ Калуги и, неостанавдиваясь нигдѣ, прибылъ
2. — на вечеръ въ Москву.
3. — Послѣ обѣда выѣхалъ изъ Москвы въ С. Петербургъ».
4-мъ марта 1797 года дѣло объ открывшихся непослушаніяхъ крестьянъ значится, по настольному журналу, оконченнымъ.
По характеру подлинныхъ бумагъ, которыми мы пользовались, выходитъ, что въ статьѣ нашей говорится больше объ усмиреніи крестьянскаго движенія при императорѣ Павлѣ Петровичѣ, чѣмъ о самомъ движеніи. Журналъ князя Репнина также сообщаетъ лишь подробности объ этомъ усмиреніи, о подавленіи движенія, но опять таки не о самомъ движеніи; при томъ же этотъ журналъ нисколько не рисуетъ въ выгодномъ свѣтѣ масона-фельдмаршала: князь Репнинъ самъ сознается въ жестокости наказанія Апраксинскихъ крестьянъ; онъ является лишь карателемъ ослушниковъ, а не правдивымъ судьею, ни разу не выслушавшимъ обвиняемыхъ, большая часть которыхъ была, безъ всякаго сомнѣнія, ни въ чемъ неповинна; онъ, государственный человѣкъ, князь и фельдмаршалъ, намѣстникъ императора въ обширномъ нерусскомъ краѣ, съумѣвшій заставить уважать себя всѣхъ, начиная отъ Польскаго короля и оканчивая литовскимъ паномъ и остзейскимъ барономъ, онъ доходитъ, при объясненіи съ крестьянами, до божбы Христовымъ именемъ!. Если не великій, то несомнѣнно-величавый, сановитый мужъ умаляется до крайней степени… Положеніе, дѣйствительно, не завидное и несомнѣнно фальшивое; но оно нисколько не зависѣло отъ личныхъ свойствъ князя Репнина: оно объясняется сущностію государственнаго порядка, продолжавшагося до 19-го февраля 1861 года, за который историческій дѣятель не отвѣтственъ. Нельзя не сознаться, что эта роковая, поворотная въ нашей исторіи черта, славная эпоха освобожденія крестьянъ, все еще продолжаетъ слѣпитъ намъ глаза и, кажется, еще гуще наволакиваетъ непроглядный мракъ на все прошлое; естественно, что такое несвободное отношеніе къ прошлому порождаетъ тотъ раболѣпствующій передъ современностію, но кичащійся духъ, который теряетъ всякую способность безпристрастной оцѣнки по отношенію къ русскому человѣку прежняго времени. Люди, жившіе за чертою 19 февраля, не могутъ быть оцѣниваемы лишь похвальнымъ чувствомъ негодованія ко всѣмъ видамъ произвола; такой судъ будетъ не только несправедливъ, во и ограниченъ въ пониманіи, ибо онъ непремѣнно долженъ будетъ отнять у нихъ то, что всегда принадлежитъ человѣку всѣхъ временъ, и навязывать имъ другое, недоступное ихъ времени. Общественной дѣятельности, пониманія «общественныхъ интересовъ» въ нашемъ смыслѣ слова, нашего народолюбія, нашихъ симпатій и антипатій, нашего романтизма и сентиментальностей, — мы не въ правѣ требовать отъ людей, которые жили другими идеалами и вполнѣ ихъ въ себѣ воплотили: въ этой полнотѣ и законченности, безъ которыхъ немыслима нравственная сила, и заключается привлекательная, поучительная сторона подобныхъ характеровъ. Чѣмъ далѣе мы отходимъ отъ черты, отдѣляющей старую Россію отъ новой, тѣмъ чаще и тѣмъ цѣльнѣе встрѣчаемъ типъ русскаго человѣка, проникнутаго государственной дѣятельностію, государственными, всероссійскими интересами, подобно тому какъ ревниво проникались ими древніе Римляне. Екатерининское время — ихъ живой разсадникъ: отсюда идутъ люди этого закала и еще они выносятъ на плечахъ своихъ грозныя событія 12-года. Въ слѣдующемъ поколѣніи типъ видоизмѣняется…
Крестьянское движеніе при императорѣ Павлѣ, какъ видитъ читатель, ничего особенно-новаго въ себѣ незаключало. Конечно, оно должно было имѣть вліяніе на образъ мыслей его преемника, какъ извѣстно, очень расположеннаго къ освобожденію крестьянъ; но сравнительно съ Пугачевскимъ оно было очень мелко, потому что не могло, или не успѣло соединиться съ элементами, всегда пособлявшими броженію и смутамъ, какъ, наприм. съ расколомъ; потому наконецъ, что элементы броженія вообще начали терять свою терпкость.
Почти въ томъ же родѣ, и въ тѣхъ же размѣрахъ, крестьянскія движенія продолжались при двухъ царственныхъ сыновьяхъ императора Павла, — Александрѣ и Николаѣ. Эти движенія, повторяемъ, никогда не имѣвшія характера демократическихъ, антигосударственныхъ бунтовъ, суть не что иное, какъ обычныя, вѣковыя поднятія русской народной волны на безбрежной поверхности русскаго океана. Теперь болѣе, чѣмъ когда-нибудь, настоитъ крайняя необходимость знать всѣ подробности этихъ движеній: теперь время историческихъ счетовъ и разсчетовъ съ прошлымъ. Всѣ наши крестьянскія движенія идутъ издалека и далекимъ прошлымъ объясняются, но и сами въ свою очередь онѣ объясняютъ тѣ народныя движенія, которыя произошли не отъ одного закрѣпощенія, какъ: казачество, смутное время, самозвавщина всѣхъ родовъ, расколъ и проч.
С. Петербургъ.
2-го октяб. 1868 г.
- ↑ Сличи Р. Архивъ 1865, стр. 511—540. А. Я. Полѣновъ, тридцать лѣтъ передъ тѣмъ, представлялъ въ Вольное Экономич. Обшество свои соображенія объ отмѣнѣ крѣпостнаго состоянія крестьянъ въ Россіи. П. Б.
- ↑ Бывшій морякъ Поздѣевъ, Осипъ Алексѣевичь, былъ масонъ, и вѣроятно государь зналъ его лично и по морской службѣ. Сличи о немъ выше, стр. 157—158. Любопытно, что ходятъ преданія о крутомъ обращеніи съ крестьянами и главы масоновъ Н. И. Новикова. Это разсказывалъ между прочимъ его сосѣдъ по бронницкому имѣнію Д. И. Бутурлинъ (авторъ исторіи смутнаго времени), человѣкъ одностороннихъ мнѣній, но въ отзывахъ правдивый и осторожный. П. Б.
- ↑ Химія, какъ извѣстно, входила въ составъ масонскихъ упражненій. П. Б.
- ↑ Замѣчательная антигосударственняя зараза, если она только дѣйствительно была сказана крестьянами. Не секретъ что и теперь многія мѣстности нашего отечества, по патріархальности своего быта, не сочувствуютъ нѣкоторымъ либеральнымъ учрежденіямъ.
- ↑ Сл. Р. Архивъ 1864, стр. 781. П. Б.
- ↑ Родился 1734, умеръ 1801 года.
- ↑ Впрочемъ, отношенія О. А. Поздѣева въ своимъ крестьянамъ нисколько не говорятъ въ пользу гуманности этого масона
- ↑ При Павлѣ всѣ генералы, отъ фельдмаршала, подѣланы были шефами полковъ, которые, сверхъ своего, носили и имена этихъ шефовъ.
- ↑ См. ниже въ репнинскомъ журналѣ, стр. 570.
- ↑ Кн. А. Б. Куракину (1759—1829).
- ↑ Юрію Владиміровичу, командующему московской дивизіей, подобно тому, какъ кн. Репнинъ, называвшійся при Екатеринѣ главнокомандующимъ арміей, въ Лифляндіи и Литвѣ расположенной, теперь, при Павлѣ, назывался главнокомандующимъ Литовской дивизіей.
- ↑ Сличи выше стр. 552.
- ↑ При дѣлѣ его нѣтъ.
- ↑ Тоже.
- ↑ См. выше стр. 555.
- ↑ Сравн. выше стр. 558. Любопытно бы знать, какъ долго сохранялась эта надпись и помнятъ ли о ней старожилы.
- ↑ Онъ былъ тогда приставомъ при ех-королѣ Станиславѣ-Августѣ Понятовскомъ, въ Гродно.
- ↑ См. выше.
- ↑ Извѣстный впослѣдствіи Иванъ Никитичь.
- ↑ Сокольскъ бывшій городъ въ 5 вер. отъ Липецка.
- ↑ Отвѣтъ Философова см. выше, стр. 561.
- ↑ Этого и предыдущихъ указовъ при дѣлѣ не находится.