КРЕСТЬЯНСКІЙ ВОПРОСЪ ПРИ ЕКАТЕРИНѢ II.
правитьVII.
правитьВъ то время, когда нѣкоторые депутаты предлагали поручить, изслѣдованіе крестьянскаго вопроса особой комиссіи, она уже нетолько существовала, но и приступила къ занятію этимъ предметомъ; это была частная комиссія «о разборѣ родовъ государственныхъ жителей».
Въ каждую изъ такихъ комиссій выбиралось по 5 членовъ, изъ которыхъ двухъ предлагали генералъ-прокуроръ и маршалъ (или одного оба вмѣстѣ); каждый изъ членовъ могъ выбрать себѣ еще помощника, но безъ права голоса. Всѣ частныя комиссіи находились въ непосредственной зависимости не отъ большаго собранія, а отъ одной изъ частныхъ комиссій, такъ называемой дирекціонной; даже выборы въ члены той или другой частной комиссіи происходили только по предложенію этой послѣдней. Правительство имѣло большое вліяніе на составъ частныхъ комиссій, во-первыхъ, потому, что два члена назначались маршаломъ и генералъ-прокуроромъ; а, кромѣ того, императрица нерѣдко совѣтовала черезъ маршала взять въ какую-нибудь комиссію то или другое лицо, члена того или другого сословія[1]. Лица, предлагаемыя маршаломъ или генералъ-прокуроромъ, иногда также указывались имъ самою императрицею, для этого она разспрашивала у лично извѣстныхъ ей депутатовъ о нѣкоторыхъ изъ ихъ товарищей[2].
5-го сентября 1767 г., маршалъ заявилъ въ засѣданіи большого собранія, что, по желанію дирекціонной комиссіи, нужно избрать членовъ въ комиссію о разборѣ государственныхъ родовъ. Стали называть кандидатовъ, которыхъ набралось болѣе 50-ти человѣкъ; при баллотировкѣ, продолжавшейся въ трехъ засѣданіяхъ, большинство голосовъ получили: гр. Ѳед. Орловъ (оберъ-прокуроръ въ сенатѣ), гр. Я. Брюсъ, кн. Голицынъ, генералъ-фельдцейхмейстеръ Вильбоа и адмиралъ И. Чернышевъ. Но маршалъ предложилъ депутата отъ города Архангельска, Свѣшникова, а генералъ-прокуроръ бар. Іогана-Адольфа Унгерна-Штернберга (послѣдній, впрочемъ, и во время баллотированія въ комиссіи, получилъ довольно значительное количество голосовъ). Эти два депутата заняли мѣста въ частной комиссіи вмѣсто Вильбоа и адмирала И. Чернышева, а остальными членами, согласно выбору, сдѣлались: Ѳ. Орловъ, Я. Брюсъ и князь Голицынъ[3]. Назначеніе Свѣшникова можно объяснить желаніемъ правительства, чтобы въ комиссіи, составляющей проэкты правъ различныхъ сословій, былъ бы представитель и купечества; но для сочиненія проэкта закона о правахъ «средняго рода людей» была впослѣдствіи избрана особая частная комиссія; поэтому гораздо полезнѣе было бы участіе въ комиссіи, которая много потрудилась надъ составленіемъ законовъ о крестьянахъ, кого-либо изъ представителей свободнаго сельскаго населенія Россіи. Что касается Унгерна-Штернберга, одного изъ депутатовъ отъ лифляндскаго дворянства, то въ немъ комиссія о государственныхъ родахъ пріобрѣла весьма дѣятельнаго члена, но по отношенію къ крестьянскому вопросу слишкомъ проникнутаго мнѣніемъ о превосходствѣ остзейскихъ порядковъ, хотя это не значитъ, чтобы онъ принадлежалъ къ числу консерваторовъ.
Тотчасъ по избраніи, члены комиссіи о разборѣ государственныхъ родовъ удалились въ особое засѣданіе, которое открыли чтеніемъ полученнаго ими наставленія изъ дирекціонной комиссіи. Во время третьяго засѣданія, члены объявили, кого они избрали своими помощниками[4]. Оказалось, что 4 изъ 11, засѣдавшихъ въ этой комиссіи, были остзейцы.
Г. Сергѣевичъ справедливо обратилъ вниманіе на тотъ существенный недостатокъ въ организаціи частныхъ комиссій, что дѣятельность ихъ не была приведена въ должную зависимость и связь съ работами большой комиссіи. Другимъ важнымъ недостаткомъ, вредившимъ успѣшности дѣйствій этихъ комиссій, была весьма частая смѣна ихъ членовъ, вслѣдствіе чего приходилось иной разъ вновь передѣлывать уже сдѣланное въ прежнихъ засѣданіяхъ, но оставшееся неизвѣстнымъ вновь вступившимъ членамъ. Не могло быть также полезно и нерѣдкое отсутствіе членовъ по случаю правительственныхъ командировокъ или по своей надобности.
Въ одномъ изъ первыхъ засѣданій, по предложенію Ѳ. Орлова, планъ работъ комиссіи былъ раздѣленъ на 3 части: 1) о дворянствѣ, которое составляетъ 4 степени: князья, графы, бароны и дворяне, 2) о среднемъ родѣ людей, или мѣщанахъ, въ составъ которыхъ входитъ 8 степеней: бѣлое духовенство, ученые, художники, купцы, ремесленники, приказные, разночинцы и вольноотпущенные и 3) о третьемъ родѣ или поселянахъ, которые раздѣляются на двѣ степени — свободныхъ и несвободныхъ. Планъ этотъ былъ утвержденъ дирекціонной комиссіей. Собрать матеріалы о дворянствѣ взялся гр. Брюсъ, о среднемъ родѣ или мѣщанахъ — Свѣшниковъ, о поселянахъ — Унгернъ Штернбергъ «и положили между собою», сказано въ дневныхъ запискахъ, «что изъ другихъ европейскихъ узаконеній и правъ, выбирая приличное къ онымъ матеріямъ, переводить каждому принадлежащее къ своей матеріи, которыя послѣ читать въ комиссіи для общаго разсужденія»; для этого потребовали изъ дирекціонной комиссіи книги и разные необходимые матерьялы.
Этимъ собраніемъ матерьяловъ о дворянахъ и крестьянахъ и занималась преимущественно комиссія въ началѣ своей дѣятельности[5]; но трудъ этотъ вовсе не палъ на однихъ Брюса и Унгерна-Штернберга. Началось съ того, что вслѣдствіе временной отлучки, графъ Брюсъ поручилъ собрать матерьялы изъ австрійскихъ законовъ кн. Тюфякину, что тотъ и исполнилъ, а потомъ, по желанію комиссіи, бар. Вольфъ, на основаніи ихъ, составилъ записку о положеніи крѣпостныхъ крестьянъ въ Австріи; затѣмъ, послѣ чтенія нѣкоторыхъ матеріаловъ, члены комиссіи въ началѣ декабря 1767 г. распредѣлили между собою трудъ «выбрать изъ разныхъ чужестранныхъ узаконеній права крестьянъ свободныхъ и крѣпостныхъ».
Первые мѣсяцы 1768 г. комиссія преимущественно занималась составленіемъ проэкта правъ благородныхъ, но затѣмъ въ апрѣлѣ и мнѣ членами были представлены обѣщанные ими труды о положеніи крестьянъ въ западной Европѣ, а одинъ изъ нихъ составилъ даже проэктъ законовъ о русскихъ крестьянахъ[6]. Такимъ образомъ, комиссія весьма внимательно занялась изученіемъ положенія иностранныхъ крестьянъ. Не задолго передъ тѣмъ, какъ было окончено собраніе этихъ матерьяловъ, императрица обнародовала (8-го апрѣля 1768 г.) «начертаніе о приведеніи въ окончанію комиссіи проэкта новаго уложенія». Третій отдѣлъ этого начертанія, гдѣ говорилось «о нижнемъ родѣ», служилъ прямою инструкціею для комиссіи, которой поручено было составленіе законовъ о крестьянахъ. Нижній родъ, говоритъ императрица, несмотря на пользу, приносимую имъ обществу, «иногда обремененъ бываетъ… изъ чего слѣдуетъ, что помышлять надлежитъ о такихъ учрежденіяхъ, отъ коихъ бы сей родъ людей нѣкоторую пользу почувствовалъ въ облегченію бремени». Начать это дѣло нужно съ изученія современнаго быта крестьянъ. Затѣмъ авторъ, которому изъ Монтескьё было извѣстно французское дѣленіе рабства на «servitude réelle» и «servitude personnelle» объясняетъ: "Извѣстны въ свѣтѣ два рода невольныхъ людей: 1) неволя существенная, 2) неволя личная. Существенная есть та, которая дѣлаетъ человѣка зависящимъ и принадлежащимъ къ тому мѣсту или землѣ, на которой онъ находится. Личная касается до услуженій въ домѣ. Иногда бываютъ обѣ совокупно — существенная и личная[7]. Въ разсужденіе разности состояній въ обширныхъ россійскихъ областяхъ всего нижняго рода, когда государственная какая причина или польза частная не дозволяютъ сдѣлать вездѣ земледѣльцевъ свободными или несвободными, въ томъ опасеніи, чтобы земли не остались не оранными черезъ ихъ побѣгъ, то не можно ли сыскать средства, чтобы… привязать въ землѣ и утвердить на ней сихъ самыхъ земледѣльцевъ. — Къ сему разныя есть средства, особливо же и преимущественно такія средства избирать надлежитъ, въ коихъ и хозяину и земледѣльцу равная прибыль окажется… Здѣсь еще и то примѣтить нужно, чтобы всѣ сіи положенія клонилися и поощряли всякаго въ обработыванію земли… Слѣдуя тѣмъ же правиламъ, говоритъ авторъ въ заключеніе: — нѣтъ ли способа найти основаніе, могущее произвести нечувствительно нѣкоторое полезное въ состояніи нижняго рода исправленіе, и пресѣчь всякія злоупотребленія, удручающія сихъ полезныхъ членовъ общества?[8] Такимъ образомъ, наставленіе задавало довольно трудную задачу: надо было обращать столько же вниманія на пользу помѣщика, какъ и крестьянина и произвести «нечувствительно» измѣненіе быта крѣпостного населенія. Словомъ, въ начертаніи императрица еще боязливѣе говоритъ о крестьянскомъ вопросѣ, чѣмъ въ печатной редакціи Наказа[9], но все*таки предписывалось ограничить злоупотребленія и рекомендовалось изученіе положенія крѣпостныхъ крестьянъ въ Россіи. Посмотримъ исполнила ли частная комиссія даже эти скромныя требованія.
Черезъ три дня послѣ изданія «Начертанія» въ комиссія о разборѣ государственныхъ родовъ читано было наставленіе всѣмъ комиссіямъ, присланное изъ дирекціонной. 20-го мая въ ней разсуждали, какъ приступить въ «плану о крестьянствѣ», и вскорѣ затѣмъ стали читать собранные матерьялы о положеніи крестьянъ въ Малороссіи, Польшѣ и Западной Европѣ, причемъ происходила пренія и нѣкоторыя мѣста были отмѣчаемы членами. Послѣ того естественно было приступить къ изслѣдованію положенія крѣпостныхъ въ Россіи, тѣмъ болѣе, что на это обращало вниманіе «Начертаніе». Тутъ кстати подоспѣли пренія о крестьянскомъ вопросѣ, вызванныя рѣчью Боробыша; всѣ эти мнѣнія были въ это время переданы въ комиссію, о которой мы говоримъ; принялись за ихъ чтеніе, несмотря на то, что содержаніе ихъ было уже извѣстно, такъ какъ члены комиссіи присутствовали на засѣданіи большого собранія. Несмотря на то, что въ нихъ было весьма мало фактическихъ указаній о положеніи крестьянъ, комиссія ими удовольствовалась и не прибѣгла ни къ какимъ способамъ собранія нужныхъ для нея свѣдѣній, предполагая, вѣроятно, что положеніе нашихъ крѣпостныхъ достаточно извѣстно. Затѣмъ читали выписки, расположенныя въ систематическомъ порядкѣ изъ наказовъ отъ дворянъ и присутственныхъ мѣстъ.
Въ концѣ августа 1768 г., приступая къ составленію крестьянскихъ правъ, члены комиссіи рѣшили впредь собираться по 5 разъ въ недѣлю, между тѣмъ, какъ до того они съѣзжались 4 раза. Однако, и послѣ того продолжались еще подготовительныя занятія: читали различные указы, выписки изъ литовскаго статута, извлеченія изъ крестьянскихъ наказовъ. Кромѣ того, во многихъ засѣданіяхъ разсматривали проэктъ о среднемъ родѣ людей, составленный особою комиссіею. Въ концѣ октября, комиссія въ виду того, что всѣ свѣдѣнія, какія она могла, по ея мнѣнію, собрать, были прочитаны, поручила своимъ членамъ, Ренненкампфу и бар. Унгернъ-Штернбергу, собрать изъ всего читаннаго о третьемъ родѣ людей «замѣченныя и нужныя о оной части принадлежности, привесть оныя въ порядокъ и представить комиссіи на разсмотрѣніе», а пока эта работа не будетъ окончена, не собираться, а ѣздить только въ большое собраніе. Однако, собранія частной комиссіи хотя и сдѣлались рѣже, но все-таки не прекращались совершенно[10]. Между тѣмъ Унгернъ-Штернбергъ работалъ на дому (и притомъ работалъ одинъ, такъ какъ Ренненкампфъ въ декабрѣ выбылъ изъ комиссіи) и пріѣзжалъ только на тѣ засѣданія, въ которыхъ всего менѣе нужно было его присутствіе, а именно когда читали большой Наказъ.
Наконецъ, въ концѣ апрѣля 1769 г., т. е. черезъ полгода послѣ того, когда Унгерну-Штернбергу была поручена эта работа и когда большая комиссія уже была распущена, онъ представилъ составленный имъ на нѣмецкомъ языкѣ проектъ крестьянскихъ правъ. Послѣ того, какъ, по приказанію генералъ-прокурора, онъ былъ переведенъ на русскій языкъ, члены комиссіи втеченіе 2 мѣсяцевъ занимались его обсужденіемъ. Они представили на него письменныя замѣчанія, которыя, къ сожалѣнію, не всѣ сохранились; депутатъ Радванскій, кромѣ того, предложилъ вниманію комиссіи свой собственный проектъ. Выслушавъ всѣ эти документы, она въ концѣ августа 1769 г. приступила, наконецъ къ составленію своего проекта о правахъ крестьянъ[11].
Однако, прежде чѣмъ обратиться къ изученію проекта, составленнаго комиссіею, мы должны познакомиться съ проектами ея членовъ — Вольфа, Унгерна-Штернберга, Радванскаго и съ замѣчаніями Радванскаго и Титова (одного изъ новыхъ членовъ) на проектъ Унгерна-Штернберга.
Съ бар. Вольфомъ мы встрѣтились уже, когда говорили о крестьянскомъ вопросѣ въ вольномъ экономическомъ обществѣ; онъ находилъ тогда, что ни одно изъ сочиненій, которымъ было выражено одобреніе, его не заслуживаетъ. Такая строгость объясняется, вѣроятно, тѣмъ, что въ то время, когда въ вольномъ экономическомъ обществѣ происходили пренія о напечатаніи русскаго перевода сочиненія Беарде, Вольфъ уже представилъ въ комиссію о разборѣ государственныхъ родовъ свой собственный проектъ, сравнительно съ которымъ всѣ остальныя произведенія казались ему слишкомъ слабыми и ничтожными.
Вольфъ дѣлитъ всѣхъ крестьянъ на три разряда: 1) однодворцы и пахотные солдаты, 2) государственные крестьяне и 8) дворцовые, экономическіе и помѣщичьи. На первыхъ двухъ классахъ онъ останавливается довольно мало, за то подробно говоритъ о третьемъ, или лучше сказать, о крѣпостныхъ крестьянахъ, къ которымъ онъ хотѣлъ приравнять населеніе дворцовыхъ и экономическихъ вотчинъ.
Онъ находитъ нужнымъ, чтобы само дворянство точно опредѣлило, «сообразно съ мѣстными обычаями и мѣстною практикою», сколько дней въ недѣлю долженъ работать крестьянинъ въ пользу помѣщика съ каждой сохи и какіе вносить ему поборы, не желая, чтобы правительство вмѣшивалось въ это дѣло. Онъ признаетъ право помѣщика продавать крестьянъ безъ земли, считая только справедливымъ и гуманнымъ не разлучать родителей съ маленькими дѣтьми и мужа съ женой. Жениться крестьяне одного помѣщика должны, не внося ни какой платы, если же кто беретъ дѣвушку изъ чужой деревни, то долженъ заплатить за нее выводъ, если только владѣльцы этихъ имѣній не мѣняются невѣстами. Авторъ проэкта даетъ крестьянамъ нѣкоторую долю самоуправленія: «господинъ дозволяетъ крестьянскому обществу выбирать своихъ сельскихъ властей — старостъ, сотскаго, судью, которые должны судить крестьянъ за всякіе проступки: непослушаніе, пьянство, мелкое воровство и лѣность, разбирать всѣ споры и наказывать виновныхъ… Ни одинъ управляющій не долженъ помимо этихъ выборныхъ властей, утвержденныхъ господиномъ, мучить крестьянъ какъ ему вздумается и невинно наказывать ихъ». Выборные должны каждое воскресенье по утрамъ чинить свой судъ и расправу на помѣщичьемъ дворѣ въ присутствіи крестьянъ. Тѣхъ, кто не слушается господина, управляющаго или приказчика, не во-время является на работу или совершенно выходитъ изъ повиновенія, должно при всемъ мірѣ наказать розгами, причемъ выборныя власти, вмѣстѣ со всѣми крестьянами, опредѣляютъ размѣръ наказанія, а господину предоставляется право его уменьшить. Пойманнаго бѣглаго крестьянина господинъ можетъ наказать розгами передъ церковью въ присутствіи всего міра. Виновные въ подстрекательствѣ въ волненіямъ и безпорядкамъ предаются земскому суду, который и наказываетъ ихъ по закону.
Обязанность крестьянскихъ выборныхъ властей не ограничивается по проэкту Вольфа отправленіемъ правосудія: они должны собирать подушныя подати, разложенныя по тягламъ, наблюдать, чтобы мужья не тиранили своихъ женъ, чтобы крестьяне хорошо обработывали землю и не лѣнились; имъ предоставлена даже власть неженатыхъ парней распредѣлять между ослабѣвшими хозяйствами и вдовами (Вольфъ не дозволяетъ имъ уходить въ отхожіе промыслы, чтобы они не забыли земледѣлія). Старосты должны смотрѣть также, чтобы, въ случаѣ пожара, крестьяне всей вотчины привезли бревенъ для погорѣвшаго и помогли ему строиться; на ихъ обязанности лежитъ еще наблюденіе затѣмъ, чтобы не происходило семейныхъ раздѣловъ безъ согласія господина.
Вольфъ дозволяетъ крестьянину распоряжаться своимъ движимымъ имуществомъ, но лишь по уплатѣ всѣхъ податей и сборовъ на помѣщика и то съ условіемъ, чтобы о каждой продажѣ они доводили до свѣдѣнія господина и сохраняли бы все необходимое для полевыхъ работъ. — Права собственности на землю Вольфъ не предоставляетъ крестьянамъ: за лѣность, нерадѣніе пьянство, если не помогаютъ другія наказанія, помѣщикъ можетъ лишить его земли и сдѣлать хозяина батракомъ, точно также, какъ и обратно. Любопытно, что, несмотря на вліяніе на него во многихъ отношеніяхъ остзейскихъ порядковъ, Вольфъ не рѣшается требовать уничтоженія общиннаго землевладѣнія: какъ помѣщикъ петербургской губерніи, гдѣ существовали передѣлы земли, онъ видѣлъ силу и живучесть обычая пользоваться землею на общинномъ правѣ и признавалъ нѣкоторыя полезныя стороны такого порядка. Поэтому, онъ прямо говоритъ, что «землю, отданную господиномъ въ пользованіе деревни, крестьяне должны дѣлить между собою по числу взрослыхъ работниковъ»; онъ хотѣлъ бы только устранить слишкомъ частые передѣлы и потому прибавляетъ: «но, если земли довольно, они должны оставлять извѣстныя полосы для подростающаго поколѣнія, такъ чтобъ не производить, какъ это было по старому обычаю, ежегодныхъ передѣловъ земли; за этимъ должны присматривать старосты». Такимъ образомъ, общинное землевладѣніе остается неприкосновеннымъ, и участка земли не лишается вдова съ малолѣтними дѣтьми, если она можетъ обработать его съ помощью батраковъ; въ противномъ случаѣ, весь міръ долженъ взять на себя уплату за эту семью всѣхъ податей и сборовъ, и пользоваться ея землями, но только до тѣхъ поръ, пока подростутъ дѣти. Что касается размѣра крестьянскихъ надѣловъ, то, по мнѣнію Вольфа, на соху необходимо дать по три десятины земли въ каждомъ полѣ, т. е. по девяти десятинъ одной пашни. Такое требованіе высказываетъ человѣкъ, хорошо знающій крестьянскій бытъ и пользовавшійся въ свое время извѣстностью опытнаго хозяина, членъ вольнаго экономическаго общества; нельзя не обратить на это вниманія тѣхъ нашихъ публицистовъ, которые полагаютъ, что въ настоящее время у крестьянъ совершенно достаточно земли.
Если помѣщикъ мучаетъ крестьянъ или отнимаетъ у нихъ движимое имущество, то они могутъ жаловаться на него черезъ своимъ старшинъ, а не цѣлою толпой; въ случаѣ справедливости жалобы имѣніе виновнаго помѣщика отдаютъ подъ опеку.
Не признавая за правительствомъ права своею властью рѣшить крестьянскій вопросъ, авторъ проэкта говоритъ, что «только одинъ господинъ имѣетъ право отпустить своего крѣпостнаго на волю».
Хотя Вольфъ требовалъ опредѣленія крестьянскихъ повинностей сообразно старымъ обычаямъ, но онъ самъ ихъ нарушаетъ. По разсчету, приложенному имъ въ концѣ мнѣнія, оказывается, что доходъ съ 1,000 душъ можетъ простираться до 6,000 р., слѣдовательно, можно требовать оброка по 6 руб. съ души, а между тѣмъ, экономическіе и дворцовые крестьяне платили въ это время двухрублевый оброкъ, помѣщичьи всего чаще отъ двухъ до трехъ рублей, такъ что пятирублевый оброкъ императрица Екатерина считала большимъ притѣсненіемъ. Быть можетъ, такіе большіе сборы и существовали въ Петербургской губерніи, гдѣ находилось помѣстье Вольфа, такъ какъ тамъ крестьяне могли имѣть большіе заработки вслѣдствіе близости столицы, но очевидно, что такой размѣръ оброка вовсе не могъ быть принятъ общею нормою. (Мы увидимъ ниже, что онъ ошибочно оцѣнилъ доходность имѣнія). Проэктъ Вольфа вообще не заключаетъ почти никакихъ предложеній, осуществленіе которыхъ могло бы принести пользу крестьянамъ; можно упомянуть только о предоставленіи крестьянамъ права жаловаться, да еще сказать автору спасибо за то, что онъ не требовалъ, какъ нѣкоторые остзейскіе нѣмцы, уничтоженія общиннаго землевладѣнія. Тамъ же, гдѣ онъ становится въ разрѣзъ съ порядками и обычаями, выработанными народною жизнью (какъ напримѣръ, дозволеніе распредѣлять неженатыхъ парней по разнымъ дворамъ или запрещеніе отхожихъ промысловъ) его предложенія весьма неудачны[12].
Барону Унгерну-Штернбергу было поручено собирать матеріалы о «третьемъ родѣ людей» еще ранѣе, чѣмъ Вольфъ представилъ свой проэктъ. Вечеромъ того же дня, когда состоялось это постановленіе, помощникъ Унгерна, баронъ Зальцъ отправился къ депутату отъ города Дерпта, Гадебушу, и просилъ его составить записку о правахъ крестьянскаго сословія. Гадебушъ ссылался на то, что, по недостатку матерьяловъ, онъ не можетъ составить ничего обстоятельнаго и вполнѣ достовѣрнаго, но такъ какъ Зальцъ настаивалъ, то онъ обѣщалъ написать ему, что можетъ, по памяти.
Записка Гадебуша, написанная подъ заглавіемъ: «Мысли о крестьянскомъ сословіи», сохранилась въ приложеніи къ его неизданному дневнику. Она весьма не велика: въ ней можно найти нѣсколько отрывочныхъ свѣдѣній о положеніи крестьянъ въ западной Европѣ, но вслѣдствіе недостатка подъ руками источниковъ, его показанія весьма неопредѣленны, а своихъ желаній объ измѣненіи быта крестьянъ онъ высказываетъ мало. Однако, несмотря на краткость его записки, онъ включилъ въ нее требованіе, чтобы крѣпостнымъ дано было право собственности на движимое имущество, чтобы имъ предоставлено было жениться на комъ они хотятъ, безъ уплаты выводныхъ денегъ, такъ какъ это препятствуетъ увеличенію народонаселенія, и наконецъ, чтобы опредѣлена была сумма, за которую крѣпостной могъ бы выкупиться на свободу[13]. Такимъ образомъ, Гадебушъ идетъ все-таки нѣсколько далѣе Вольфа въ требованіяхъ относительно улучшенія быта крѣпостныхъ крестьянъ.
Проэкть Вольфа и записка Гадебуша послужили одними изъ матерьяловъ для Унгерна-Штернберга при составленіи его собственнаго проэкта; кромѣ того, у него были подъ руками свѣдѣнія о правахъ крестьянъ въ западной Европѣ, мнѣнія депутатовъ по вопросу, поднятому Воробьинымъ, выписки изъ наказовъ депутатамъ въ комиссіи уложенія и различныя прежнія постановленія, изданныя по этому предмету въ Россіи. Посмотримъ, какъ онъ воспользовался всѣми матерьялами и сопоставимъ его проэкть какъ съ замѣчаніями Радванскаго и Титова, такъ и съ проэктомъ Радванскаго, который самъ по себѣ представляетъ мало интереса.
Унгернъ-Штернбергъ раздѣляетъ всѣхъ крестьянъ въ Россіи на три разряда: 1) государственные крестьяне, а именно: черносошные, однодворцы, старыхъ служебъ служилые люди и проч.; 2) вольные крестьяне въ Украйнѣ, въ Финляндіи и на нѣкоторыхъ островахъ Балтійскаго моря и 3) «крестьяне невольные или крѣпостные», которые «крѣпки либо казнѣ, либо помѣщикамъ». Мы будемъ говорить только объ его предложеніяхъ относительно крѣпостныхъ крестьянъ. Унгернъ-Штернбергъ не предлагаетъ также, какъ и Вольфъ, опредѣлить закономъ размѣръ крестьянскихъ повинностей. Какъ барщину, такъ и оброкъ назначаетъ помѣщикъ, который «по платежѣ оброка и исправленіи господской работы не властенъ никакихъ поборовъ больше требовать и ничѣмъ не отягощать». Само собою разумѣется, что послѣднее правило вовсе не спасало крестьянина отъ притѣсненій со стороны помѣщика, такъ какъ въ слѣдующій годъ онъ могъ возвысить поборы, на сколько ему угодно. Весьма вѣроятно, что Унгернъ желалъ ограниченія въ этомъ отношеніи власти помѣщика, но, на основаніи преній по поводу мнѣнія Коробьина, полагалъ, что такое предложеніе не было бы принято. Мы думаемъ такъ потому, что къ вышеприведенному мѣсту онъ сдѣлалъ слѣдующее примѣчаніе: «въ завоеванныхъ провинціяхъ, яко то въ Лифляндіи, на островѣ Эзелѣ, Эстляндіи и Финляндіи назначены и установлены какъ поборы казенные, такъ и помѣщичьи и исправляемая крестьянами работа ревизіею на вѣчныя времена», и притомъ умолчалъ, что относительно помѣщичьихъ крестьянъ установленные размѣры повинности весьма часто нарушаются.
По проэкту Унгерищ помѣщикъ можетъ изъ своихъ крестьянъ брать въ себѣ въ услуженіе, сколько захочетъ, людей обоего пола, но за то долженъ кормить ихъ и давать имъ жалованье. Радванскій и Титовъ предлагали не упоминать о жалованьи, желая предоставить это усмотрѣнію помѣщика. Далѣе въ проэктѣ Унгерна сказано, что помѣщикъ можетъ отдавать своихъ людей въ обученіе мастерству, но только обученному долженъ давать содержаніе и плату за работу. Радванскій и на этотъ разъ протестовалъ противъ назначенія жалованья, а Титовъ, кромѣ того, требовалъ, чтобы лѣниваго мастероваго можно было посадить на пашню или опредѣлить въ другую работу.
При продажѣ людей, Унгернъ желалъ запретить разлучать мужа съ женой, родителей съ дѣтьми, нуждающимися въ ихъ присмотрѣ. Титовъ предлагалъ пояснить, что тутъ слѣдуетъ разумѣть дѣтей моложе семи лѣтъ. Унгернъ находилъ нужнымъ установить еще другое ограниченіе торговли людьми: господинъ можетъ продавать своихъ крестьянъ только такому помѣщику, который самъ имѣетъ деревни, чтобы, такимъ образомъ, они только переселялись съ одной земли на другую. Радванскій нашелъ это предложеніе полезнымъ, однако, въ своемъ проэктѣ измѣнилъ его въ худшему, формулировавъ его такимъ образомъ, чтобы помѣщику было дозволено продавать крестьянъ, въ случаѣ недостатка у него земли, такимъ лицамъ, которымъ по закону дозволено покупать крѣпостныхъ, слѣдовательно, по его проэкту могъ купить крѣпостныхъ и безземельный дворянинъ.
Мы видѣли, что Гадебушъ настаивалъ на дозволеніи крестьянамъ жениться, на комъ они захотятъ, безъ платы выводныхъ денегъ. Это требованіе вошло и въ проэктъ Унгерна, который прибавилъ только, что для избѣжанія безпорядка, какъ женихъ, такъ и невѣста должны имѣть отъ своего господина вѣнечныя памяти, въ выдачѣ которыхъ помѣщикъ не можетъ отказать имъ безъ законной причины. При этомъ авторъ проэкта напоминаетъ, что въ Прибалтійскомъ краѣ крестьянинъ имѣетъ право жаловаться на помѣщика консисторіи, если тотъ безъ уважительной причины препятствуетъ браку. Радванскій, напротивъ, стоитъ за сохраненіе власти помѣщика и въ этомъ отношеніи, утверждая, что мѣра, предлагаемая Унгерномъ, будетъ вредна для самихъ крестьянъ, такъ какъ тогда «бѣдный крестьянинъ никогда женатъ не будетъ, а особливо вдовый, оставшись со многими малолѣтними дѣтьми: никто за него отдать не похочетъ, а помѣщики нынѣ покупаютъ или изъ своихъ сиротъ за таковыхъ выдаютъ, и льготу даютъ въ работѣ, и тѣмъ небогатый возстановляетъ свой домъ, а особливо, когда выдадутъ изъ достаточнаго дома вдову или дѣвку». Кромѣ того, въ подтвержденіе своего мнѣнія, Радванскій указывалъ, что обычай требовать выводныхъ денегъ нетолько привился къ нашимъ нравамъ, но что ихъ берутъ крестьяне и сами между собой[14]. Поэтому, онъ находилъ, что уничтожить плату за выводъ и устранить необходимость согласія помѣщика на женитьбу крѣпостныхъ, значитъ только лишить его дохода; крестьяне же одного помѣщика, по его словамъ, всегда будто бы вступаютъ въ бракъ безпрепятственно и по своему желанію. По поводу ссылки Унгерна на право крестьянъ въ Прибалтійскомъ краѣ жаловаться на помѣщика консисторіи, если онъ препятствуетъ женитьбѣ, Радванскій просилъ отвѣтить: «получалъ ли тамъ кто-либо изъ нихъ удовлетвореніе въ своей просьбѣ, хотя бы черезъ 50 лѣтъ». Однимъ словомъ, Радванскій и Титовъ предлагали постановить, чтобы крестьяне одного помѣщика вступали въ бракъ съ его согласія, но безъ всякой платы; при женитьбѣ же на посторонней дѣвушкѣ, нужно увольнительное письмо отъ ея господина.
Въ случаѣ женитьбы крѣпостнаго на свободной, Унгернъ находилъ необходимымъ, чтобы жена и дѣти дѣлались также крѣпостными. Радванскій соглашался съ этимъ, такъ какъ «по рабѣ холопъ и по холопѣ раба», но въ этомъ отношеніи онъ оказался нѣсколько либеральнѣе Унгерна и въ своемъ проэктѣ предлагалъ постановить, что дѣвушки изъ государственныхъ, экономическихъ, дворцовыхъ и т. п. деревень, выданныя замужъ за крѣпостнаго, могутъ возвратиться въ свое прежнее состояніе, если у нихъ не будетъ дѣтей[15].
Относительно права владѣльца наказывать крестьянъ, находимъ въ проэктѣ Унгерна такое правило: хотя помѣщики за упрямство, непослушаніе и другія вини могутъ подвергать крестьянъ всякимъ тѣлеснымъ наказаніямъ, «однако, не имѣютъ права такъ жестоко наказывать, чтобы отъ того вредъ сдѣлаться могъ ихъ тѣлу, здоровью или жизни, а только чтобъ это было умѣренное и христіанское домашнее исправленіе». Радванскій замѣтилъ, что такое «увѣщаніе» неумѣстно въ законахъ, а нужно категорически постановить, можетъ ли помѣщикъ наказывать крестьянъ или нѣтъ, «а въ наказаніи границъ положить не можно, потому что и судья штрафуетъ, смотря по винѣ, больно или легко»… Помѣщикъ «отвѣчаетъ въ излишнемъ наказаніи самому Богу».
Относительно суда въ крестьянскихъ дѣлахъ, Унгернъ предлагалъ установить три инстанціи: въ дѣлахъ гражданскихъ между крѣпостными, а также между ними и посторонними, первые подлежатъ прежде всего суду изъ деревенскихъ старшинъ подъ наблюденіемъ господина, помѣщикъ составляетъ вторую инстанцію, а третью — земскій судъ, учрежденный въ каждой провинціи или уѣздѣ; далѣе, крѣпостнымъ апелляціи не давать; въ уголовныхъ же дѣлахъ они подлежать исключительно правительственнымъ судамъ. Радванскій категорически высказывается противъ крестьянскаго суда изъ выборныхъ, такъ какъ это поведетъ въ бунтамъ противъ помѣщиковъ. Отдѣлять земскій судъ отъ помѣщичьяго, по его мнѣнію, также не надо, такъ какъ «дворяне правятъ деревнями по власти государевой, по той же власти и земскіе суды производятся». Земскій судъ онъ считаетъ нужнымъ только для разбора спорныхъ дѣлъ между крестьянами разныхъ владѣльцевъ. Семейные раздѣлы, по мнѣнію Унгерна и Радванскаго, должны производиться не иначе, какъ съ согласія помѣщика.
«Движимое имущество, говорить Унгернъ: — за уплатою податей и повинностей помѣщику, принадлежитъ крестьянину неограниченно»; напротивъ, Радванскій находитъ вреднымъ предоставленіе ему права собственности, такъ какъ онъ можетъ растратить свои пожитки, и въ своемъ проэктѣ требуетъ, чтобы крестьянинъ могъ продавать хлѣбъ, нужный для посѣва и прокормленія семьи, а также необходимыя для земледѣлія орудія — лошадей и скотъ, не иначе, какъ съ позволенія господина или приказчика.
Земля, разумѣется, оставалась собственностію помѣщика, и, по проэкту Унгерна, помѣщикъ могъ крестьянина, плохо ведущаго хозяйство, лишить его участка и отдать въ работники.
Унгернъ даетъ крестьянамъ право жаловаться на помѣщика, который мучаетъ ихъ и налагаетъ «несносныя тягости и поборы»; Радванскій находитъ это опаснымъ и въ своемъ проэктѣ предоставлялъ иниціативу преслѣдованія жестокихъ помѣщиковъ правительству, до котораго, при лишеніи крестьянъ права жаловаться, могла бы, разумѣется, доходить вѣсть лишь о самыхъ громкихъ, вопіющихъ злоупотребленіяхъ. Титовъ, хотя и не лишаетъ крѣпостныхъ этого права, но, еслибы были приняты предложенныя имъ правила, помѣщикъ едва ли когда-либо подвергся отвѣтственности. Если, говоритъ онъ, «отъ господина несносныя будутъ мученія или раззорительные поборы, каковыхъ въ томъ уѣздѣ ни у котораго господина на крестьянъ не налагается», въ такомъ случаѣ выборный изъ крестьянъ можетъ принести жалобу земскому судьѣ. Буде по изслѣдованію она окажется справедливою, то земскій судья объявляетъ господину, чтобы онъ "отъ того воздержался, а о необратившемъ вниманіе на это увѣщаніе при первомъ дворянскомъ съѣздѣ доводитъ до свѣдѣнія предводителя и дворянъ. Тамъ всѣ уговариваютъ его, чтобы онъ «поступалъ впредь великодушно»; если онъ все-таки не смирится и на него опять поступятъ жалобы, то на слѣдующемъ съѣздѣ онъ получаетъ выговоръ отъ всего дворянства; когда и это не подѣйствуетъ, то на третьемъ собраніи, съ согласія всѣхъ дворянъ, слѣдуетъ подвергнуть его денежному штрафу и записать о томъ въ журналъ. Только въ такомъ случаѣ, если помѣщикъ будетъ неистовствовать и послѣ всей этой длинной процедуры, дворянство, уже на четвертомъ съѣздѣ, предписываетъ произвести формальное слѣдствіе и просить правительство о назначеніи опеки. Крестьяне же во все это время обязаны находиться въ полномъ послушаніи и, слѣдовательно, переносить отъ помѣщика всевозможныя притѣсненія и истязанія.
Разсматривая въ цѣломъ проэктъ Унгернъ-Штернберга, нельзя не признать, что онъ заключаетъ въ себѣ нѣкоторыя мѣры, которыя могли бы нѣсколько улучшить положеніе крестьянина, какъ, напримѣръ, ограниченіе торговли крѣпостными людьми въ розницу, предоставленіе имъ полной свободы жениться на комъ они захотятъ и дозволеніе жаловаться на притѣсненія и мучительство отъ помѣщика. Важный недостатокъ этого проекта — что авторъ его не рѣшился потребовать опредѣленія крестьянскихъ повинностей. Нельзя не пожалѣть, что ни одна изъ предложенныхъ имъ мѣръ не была приведена въ исполненіе[16].
Выслушавъ проэктъ Унгерна-Штернберга и замѣчанія на него, члены комиссіи о разборѣ родовъ государственныхъ жителей 20-го августа 1769 г. рѣшили сообща трудиться надъ составленіемъ «проекта правамъ третьяго рода людей», чему и посвятили немало засѣданій[17]. Черезъ два мѣсяца проэктъ былъ совершенно оконченъ и представленъ дирекціонной комиссіи, послѣ чего, такъ какъ всѣ порученныя имъ дѣла были окончены, члены комиссіи рѣшили болѣе не собираться. Въ слѣдующемъ 1770 г., комиссія имѣла еще два засѣданія, на которыхъ не было уже Радванскаго и Унгерна-Штернберга (первый былъ отпущенъ домой, а послѣдній сдѣланъ президентомъ лифляндскаго гофгерихта); въ этихъ засѣданіяхъ разсуждали вмѣстѣ съ «комиссіею о разныхъ установленіяхъ, касающихся до лицъ», о правахъ незаконнорожденныхъ, а въ 1771. г. было одно, послѣднее засѣданіе.
При представленіи проекта правъ третьяго рода людей дирекціонной комиссіи, ея члены, присутствовавшіе въ этомъ засѣданіи, Д. В. Волковъ, кн. Вяземскій и гр. И. Орловъ (отсутствовали гр. З. Чернышевъ и епископъ Гавріилъ), благодарили комиссію за прилежаніе и труды. Приступивъ къ чтенію проекта, дирекціонная комиссія посвятила этому пять засѣданій въ ноябрѣ и декабрѣ, да еще въ одномъ засѣданіи въ мартѣ 1770 г. были прочтены присланныя консультантомъ Дювильеромъ примѣчанія на этотъ проектъ. Любопытно, что члены дирекціонной комиссіи вовсе не считали еще въ то время дѣятельности большой комиссіи поконченною навсегда: вѣдь она была не окончательно распущена, а только отсрочена; поэтому, противъ нѣкоторыхъ пунктовъ проекта ими было отмѣчено: «разсуждать въ полномъ собраніи». Частныя комиссіи еще долго существовали, въ томъ числѣ и комиссія о разборѣ государственныхъ жителей хотя, вѣроятно, и не было ея засѣданій, такъ какъ дневныя записки не идутъ далѣе 1771 г.; еще въ октябрѣ 1774 г. членъ ея, депутатъ г. Епифани, Свѣтушкинъ, смѣнившій архангельскаго депутата Свѣшникова, составилъ объяснительную записку къ проекту крестьянскихъ правъ, изъ которой мы приведемъ ниже нѣкоторыя мѣста.
Нужно замѣтить, что въ третьему или нижнему роду людей комиссія отнесла и всѣ кочующіе народы, поэтому она раздѣлила его на двѣ части: на земледѣльцевъ и кочующихъ, а земледѣльцевъ, согласно проэкту Унгерна-Штернберга, на три разряда: государственныхъ поселянъ, свободныхъ и крѣпостныхъ крестьянъ.
Отдѣлъ проекта, посвященный крѣпостнымъ крестьянамъ, такъ же, какъ и другіе, раздѣленъ на двѣ части: о правѣ личномъ я о правѣ надъ имѣніемъ. Среди личныхъ правъ фигурируетъ, между прочимъ, и право подвергаться наказанію отъ помѣщика. Объ этомъ въ проэктѣ сказано: «хотя помѣщики и властны за упрямство и непослушаніе и за другія вины налагать и исполнять всякія наказанія, однако, не имѣютъ права жестоко ихъ наказывать, но наблюдать умѣренность, чтобы тѣмъ наказаніемъ не повредить членамъ и не лишить жизни». Въ своемъ объясненіи на этотъ пунктъ Свѣтушкинъ говоритъ, что въ особомъ постановленіи должно быть объяснено, какъ велика должна быть «умѣренность» въ наказаніи. Составители проэкта не согласились на предложеніе Унгерна дать крѣпостнымъ право апелляціи на рѣшеніе помѣщика по гражданскимъ дѣламъ въ земскій судъ. Было постановлено, что дѣла между крестьянами одного помѣщика, а также и съ посторонними разбираются въ учрежденномъ помѣщикомъ судѣ изъ крестьянъ; въ случаѣ недовольства его рѣшеніемъ, разбираются помѣщикомъ, а далѣе имъ суда не давать; но если посторонніе будутъ недовольны деревенскимъ и помѣщичьимъ судомъ, то они могутъ просить на крѣпостныхъ крестьянъ въ земскомъ судѣ. Въ уголовныхъ дѣлахъ крестьяне подлежатъ исключительно вѣденію правительственныхъ учрежденій. Относительно ограниченія продажи крѣпостныхъ въ розницу было принято одно изъ предложеній Унгерна съ толкованіемъ на него Титова, а именно постановлено, что помѣщики при продажѣ своихъ крестьянъ не могутъ разлучать мужа съ женой и родителей съ малолѣтними дѣтьми менѣе семи лѣтъ. Слѣдовательно, восьми-лѣтній ребенокъ могъ уже быть проданъ отдѣльно отъ семьи. Жаловаться самимъ крестьянамъ не дозволялось: относительно этого была принята редакція проэкта Радванскаго[18]. Переходимъ теперь къ правамъ крестьянъ надъ имуществомъ.
Неограниченнаго права на движимое имѣніе крѣпостные крестьяне не получили: тутъ комиссія воспользовалась проэктами и Унгерна, и Радванскаго. Хотя въ проэктѣ заявлялось, что все движимое имущество составляетъ ихъ собственность, однако же, сдѣлана оговорка, что безъ позволенія помѣщика или управляющаго, крестьянинъ не можетъ продать хлѣба, нужнаго для посѣва и прокормленія семейства, а также необходимыхъ для хлѣбопашества орудій, лошадей и скота. Продавать самихъ крестьянъ владѣлецъ долженъ былъ вмѣстѣ съ ихъ пожитками. Въ случаѣ недоимокъ въ податяхъ или оброкѣ,1 помѣщикъ, согласно съ предложеніемъ Унгерна, могъ продать часть движимаго имущества крестьянина по оцѣнкѣ выборныхъ. Дирекціонная комиссія, замѣтивъ, что продажу имущества за недоимки едва ли можно отнести къ правамъ крестьянъ, постановила «разсуждать, куда сей пунктъ принадлежитъ». Крестьянинъ, не имѣющій наслѣдниковъ, можетъ завѣщать свое имущество кому захочетъ, но только изъ крѣпостныхъ того же господина; если же онъ умретъ безъ завѣщанія, то оно принадлежитъ помѣщику.
Вся земля составляетъ собственность помѣщика, за данную же въ пользованіе крестьянамъ, они обязаны были работать или платить оброкъ. Размѣръ повинностей опредѣленъ не былъ: предполагалось, что это сдѣлаетъ другая комиссія, а именно, какъ мы увидимъ ниже, комиссія о земледѣліи. Дрова крестьяне могутъ получатъ изъ лѣсовъ, назначенныхъ господиномъ, а на другія надобности могутъ брать бревна не иначе, какъ съ его позволенія. Ловить рыбу въ рѣкахъ для своего прокормленія дозволяется, но только на ловлю неводами они должны получить разрѣшеніе. Въ случаѣ недостатка земли, помѣщикъ можетъ опредѣлить крестьянамъ на денежный оброкъ «безъ тягости по разсмотрѣнію», и сверхъ положеннаго въ тотъ годъ болѣе брать не долженъ. Крестьяне, которые по бѣдности не въ состояніи заниматься земледѣліемъ, могутъ съ позволенія помѣщика наняться въ услуженіе и работу;деньги, выработанныя такимъ образомъ, за уплатою государственныхъ поборовъ и помѣщичьяго оброка, составляютъ ихъ собственность, «однако должны оныя употреблять въ свою пользу впредь для землѣделія по учрежденію». Жениться въ предѣлахъ одного имѣнія крестьянамъ дозволено было безъ всякой платы, но не иначе какъ съ согласія помѣщика; для женитьбы на посторонней дѣвушкѣ нужно также позволеніе ея владѣльца и письменный отъ него отпускъ.
Вотъ и всѣ постановленія проэкта, касающіяся крѣпостныхъ. Сравнивая его съ трудомъ Унгерна-Штернберга, мы видимъ, что онъ еще менѣе послѣдняго могъ улучшить бытъ крѣпостныхъ: отброшено требованіе Унгерна дозволить жениться на комъ бы то ни было, не дано права жаловаться, позволено продавать крестьянъ и безземельному дворянину. Такимъ образомъ, только одно постановленіе ограничиваетъ власть помѣщика: запрещеніе разлучать мужа съ женой и родителей съ дѣтьми моложе 7-ми лѣтъ; оно очевидно допущено потому, что на него согласились, за исключеніемъ одного, всѣ ораторы изъ дворянъ въ большой комиссіи. Требованіе императрицы, высказанное въ «Начертаніи», что нужно ограничить злоупотребленія помѣщиковъ, осталось не выполненнымъ. Нечего жалѣть разумѣется, что такой проэктъ не получитъ силы закона: ни въ чемъ не полагая предѣловъ злоупотребленіямъ помѣщичьей власти, онъ только санкціонировалъ бы ихъ своимъ молчаніемъ или даже прямымъ одобреніемъ[19].
Въ той же комиссіи о государственныхъ родахъ, былъ еще ранѣе составленъ проэктъ правъ благородныхъ, въ которомъ есть также нѣсколько статей относительно крѣпостныхъ крестьянъ; дирекціонная комиссія и здѣсь сдѣлала свои примѣчанія. Такъ, напримѣръ, противъ статьи: «благородные имѣютъ право владѣть деревнями по узаконеніямъ» было отмѣчено: «какъ далеко власть или права владѣльца надъ его деревнями простирается, о томъ поручено трудиться комиссіи о имѣніяхъ». Любопытна слѣдующая статья проэкта: «благородные могутъ, если пожелаютъ, право владѣнія крѣпостныхъ своихъ деревень перемѣнить на право деревень свободныхъ, но свободныхъ деревень паки на право крѣпостныхъ перемѣнить уже не можно». Для правильнаго пониманія этой статьи нужно замѣтить, что, по проэкту правъ третьяго рода людей, составленному комиссіей, свободные крестьяне (подъ которыми разумѣли жителей Малороссіи, Финляндіи и нѣкоторыхъ острововъ Балтійскаго моря) могли переходить съ мѣста на мѣсто, могли жаловаться на помѣщика, пользовались неограниченнымъ правомъ собственности на движимое имущество, но, не имѣя собственныхъ земель, они получали ихъ отъ дворянъ въ пользованіе «на сколько лѣтъ согласятся», а по истеченіи срока господинъ могъ согнать ихъ съ земли. Слѣдовательно, перемѣна права владѣнія крѣпостныхъ деревень на «право деревень свободныхъ» представляло освобожденіе крестьянъ безъ земли, которое поставило бы ихъ въ совершенную экономическую зависимость отъ помѣщиковъ.
Въ одномъ изъ засѣданій комиссіи о среднемъ родѣ людей, князь М. Щербатовъ предлагалъ установить, что помѣщики не должны отпускать на волю старыхъ и увѣчныхъ людей, такъ какъ тѣ не могутъ себя прокармливать, и дѣйствительно, извѣстны случаи, что освобождали и пускали на всѣ четыре стороны 65, 68-лѣтнихъ стариковъ, такъ что сенату приходилось дѣлать распоряженія о возвращеніи такихъ людей помѣщикамъ съ тѣмъ, чтобы они кормили и содержали ихъ до самой смерти. Однако, несмотря на важность такого предложенія, съ которымъ были согласны остальные члены комиссіи, оно не было включено ни въ одинъ изъ проэктовъ.
Много постановленій о крѣпостныхъ крестьянахъ должно была войти въ проэктъ, который составляла комиссія объ имѣніяхъ. На это указываетъ и приведенное выше замѣчаніе дирекціонной комиссіи, и свидѣтельство Гадебуша, что въ комиссіи объ имѣніяхъ «много толковали о свободѣ крестьянъ и о крѣпостномъ правѣ!» Наконецъ изъ дневныхъ записокъ видно, что въ ней были прочитаны свѣденія о правахъ иностранныхъ крестьянъ, собранныя комиссіею о разборѣ государственныхъ жителей, а затѣмъ и составленный ею проэктъ 6 третьемъ родѣ людей. Но комиссія объ имѣніяхъ была одна изъ тѣхъ, которыя очень затянули свои работы, несмотря на напоминанія маршала и даже имянной указъ, данный императрицею въ іюнѣ 1771 года, «чтобы господа члены всѣхъ частныхъ комиссій съ возможнымъ прилежаніемъ и постоянствомъ тщились начатое ими дѣло приводить къ окончанію, а усмотрѣнныя въ медленности, вспоминали бы евангельскую притчу о рабѣ, скрывшемъ таланты и той бы участи остерегались». Кончилось тѣмъ, что для рѣшенія крестьянскаго вопроса она не сдѣлала ничего, и намъ извѣстно только одно сдѣланное по ея настоянію прибавленіе относительно опеки надъ жестокими помѣщиками въ проэктѣ комиссіи о разныхъ постановленіяхъ, касающихся до лицъ.
Эта послѣдняя комиссія также не окончила возложеннаго на нея дѣла, и отъ нея остались лишь немногія проэкты «по предметамъ гражданскаго права». Между прочимъ, въ отдѣлѣ объ опекѣ она включила постановленіе, чтобы надъ имѣніемъ «жестокосердыхъ владѣльцевъ» опредѣлять опекуновъ, которые, надзирая за ихъ поступками, управляютъ имѣніемъ, но доходы съ него отдаютъ имъ сполна. Отданный подъ опеку владѣлецъ не можетъ уже никакъ наказывать своихъ крестьянъ. Опека установляется слѣдующимъ образомъ: когда судебному учрежденію сдѣлается извѣстно, что какой-либо владѣлецъ безчеловѣчно мучаетъ или отягощаетъ поборами своихъ крестьянъ, то оно должно чрезъ комиссара собрать о немъ свѣденія и потомъ потребовать его къ суду. Если онъ «принесетъ извиненіе», то судъ не назначаетъ надъ нимъ опеки, а, сдѣлавъ ему увѣщаніе, дозволяетъ самому управлять имѣніемъ, наблюдая въ теченіи годового срока, какъ онъ относится въ крестьянамъ; и только неисправившагося отдаетъ подъ опеку. Если же помѣщикъ въ судѣ во всемъ запрется, а по слѣдствію будетъ изобличенъ, то его имѣніе слѣдуетъ тотчасъ отдать подъ опеку. Нужно замѣ тить, что доносы отъ крѣпостныхъ крестьянъ не принимались. Казалось бы, помѣщики не могли пожаловаться на суровость такого закона, но когда проэктъ этотъ былъ внесенъ въ комиссію объ имѣніяхъ, то ея члены, опасаясь, "чтобы различное судей умствованіе иногда не могло послужить ко утѣсненію невинности, и чтобы нужная строгость не принята была за жестокость, по согласію съ членомъ комиссіи, внесшей проэктъ, постановили точнѣе обозначить признаки, «по которымъ жестокосердаго обличить можно». Признаки эти были указаны слѣдующіе: если отъ жестокихъ побоевъ будутъ увѣчные или «кто изъ подчиненныхъ явится въ судебное мѣсто, нося энаки суровыхъ наказаній, простое и обыкновенное наказаніе далеко превосходящіе, и наконецъ, если крестьяне приведены будутъ въ такую скудость, что земли засѣвать не будутъ въ состояніи, а притомъ поборы и оброки помѣщичьи будутъ знатнымъ числомъ превышать поборы и оброки другихъ сосѣднихъ помѣщиковъ». Кромѣ того, было постановлено, чтобы отдавало подъ опеку такого помѣщика «собраніе всего наличнаго дворянства».
Такимъ образомъ, и труды этихъ комиссій не прибавили ничего существеннаго къ проекту комиссіи о разборѣ государственныхъ родовъ. Единственное постановленіе, впрочемъ, не представляющее новости — объ отдачѣ жестокихъ помѣщиковъ подъ опеку, обставлено было такими условіями, что слишкомъ поздно давало возможность крестьянамъ защититься отъ мученій и преслѣдованій, и то если они принимали вопіющій характеръ и доходили до нанесенія увѣчій.
Изъ объясненія Свѣтушкина видно, что комиссія о разборѣ государственныхъ жителей предоставляла другому учрежденію опредѣлить размѣръ повинностей крѣпостныхъ крестьянъ. Вопросъ этотъ подлежалъ разсмотрѣнію комиссіи о земледѣліи и членъ ея, Голенищевъ-Кутузовъ, въ своемъ проэктѣ по этому предмету говоритъ: «надлежало бы, конечно, сдѣлать твердое положеніе о сборѣ податей съ крестьянъ помѣщикамъ, дабы каждый вѣдалъ свое право: что извѣстное одни давать, а другіе получать должны»; въ различныхъ мѣстахъ повинности и сборы должны быть неодинаковой величины. Но самъ Голенищевъ не разсмотрѣлъ подробнѣе этого вопроса.
За эту работу взялся депутатъ Титовъ, уже извѣстный намъ членъ комиссіи о разборѣ государственныхъ жителей. Въ своемъ проэктѣ, представленномъ имъ вѣроятно въ комиссію о земледѣліи, онъ предлагаетъ прежде всего надѣлить крестьянъ такимъ количествомъ земли, сколько они могутъ обработать; авторъ назначаетъ даже довольно значительный minimum того, сколько долженъ воздѣлать крестьянинъ, а именно, каждый работникъ отъ 16 до 60 лѣтъ можетъ обработать по 3 десятины въ каждомъ полѣ и накосить 500 пуд. сѣна, но желающіе могутъ обработать и больше. Такая заботливость о большомъ надѣлѣ объясняется тѣмъ, что, кромѣ барщины и другихъ поборовъ натурою, Титовъ требуетъ съ крестьянъ одной трети чистаго сбора съ отданныхъ въ ихъ пользованіе земель. Необходимость точно знать общую сумму сбора, что было бы довольно трудно, еслибы каждый крестьянинъ работалъ на себя, побуждаетъ Титова предложить, чтобы крестьяне сообща обработывали свои поля и косили сѣно, а затѣмъ дѣлили продукты по числу участвовавшихъ въ трудѣ работниковъ. Для сравненія упомянемъ, что въ Новгородской и Псковской губерніяхъ, а также въ Ямбургскомъ и Ораніенбаумскомъ уѣздахъ Петербургской губерніи, сверхъ трехдневной барщины, помѣщики взыскивали такъ называемую пятину, т. е. крестьяне отдавали помѣщику пятый снопъ хлѣба и пятую часть хмѣля, конопли и капусты. Титовъ, предлагая собирать съ крестьянъ не пятую, а третью часть хлѣба, не ограничивается этимъ и также требуетъ въ пользу помѣщика пятую часть отъ приплода скота, хмѣля и сотканнаго холста, «словомъ сказать, изъ всего домашняго пятую часть господину, а затѣмъ, что у крестьянина остается, все въ его собственности, и больше положеннаго, прибавляетъ онъ: — у крестьянъ господину не брать». Нѣкоторые помѣщики раздавали еще крестьянамъ свой скотъ съ тѣмъ, чтобы собирать съ нихъ потомъ опредѣленное количество масла. Титовъ не брезгаетъ и этимъ, требуя только, чтобы на каждый дворъ, въ которомъ, по его проэкту, должно быть не менѣе 3 взрослыхъ работниковъ, давали не болѣе 2-хъ коровъ; если же крестьянинъ не имѣетъ своего собственнаго скота, то помѣщикъ можетъ дать ему и третью. Господинъ долженъ получать съ каждой коровы по 20 ф. масла, а приплодъ отъ нея остается въ пользу крестьянъ; если же случится падежъ скота и во дворѣ будетъ всего одна корова, то господинъ не долженъ взыскивать масла, если не раздастъ новаго рогатаго скота. Ораніенбаумскіе и Ямбургскіе дворяне, сверхъ пятины, требовали еще трехдневной барщины; Титовъ установляетъ, что помѣщикъ можетъ требовать на барщину изъ трехъ работниковъ одного коннаго и отъ трехъ женщинъ по одной пѣшей работницѣ, но въ теченіи тѣхъ шести мѣсяцевъ, когда происходятъ полевыя работы, господинъ можетъ призывать на барщину только одну шестую часть работниковъ, другими словами, крестьяне должны быть на барщинѣ въ лѣтніе мѣсяцы по одному дню въ недѣлю, а въ зимніе по два, слѣдовательно, менѣе, чѣмъ было, напримѣръ, въ Ямбургскомъ и Ораніенбаумскомъ уѣздахъ Петербургской губерніи, но за то тамъ помѣщики взыскивали не треть хлѣба, сбираемаго съ крестьянскихъ полей, а только пятую часть, а эту разницу можно почти приравнять одному рабочему даю. — Сборы натурою, идущіе въ пользу помѣщика, крестьяне обязаны были, по проекту Титова, отвозить куда прикажетъ господинъ, лишь бы не далѣе 350 в.; притомъ, каждый взрослый работникъ обязанъ поставить въ годъ не болѣе 2 подводъ, которыхъ господинъ можетъ потребовать, еслибы и не потребовалось отвозить хлѣба за предѣлъ вотчины.
Въ случаѣ недостатка земли, помѣщикъ можетъ опредѣлить крестьянъ на оброкъ, но съ тѣмъ, чтобы взималось не болѣе 2 р. 50 к. съ души (это былъ обычный средній оброкъ въ то время); но кромѣ того, какъ и съ барщинныхъ крестьянъ — требовалась пятая часть приплода скота, птицъ и проч. кромѣ хлѣба.
Если кто изъ крѣпостныхъ не будетъ исправно вносить податей, оброка и поборовъ, такихъ помѣщикъ можетъ отдавать другимъ своимъ крестьянамъ въ работники, съ тѣмъ, чтобы они несли за нихъ всѣ повинности, а также давали платье и пищу ихъ женамъ и дѣтямъ, а не то можетъ отдать ихъ и въ чужую вотчину за договоренную плату. На тѣхъ же условіяхъ помѣщикъ можетъ отдавать лѣнивыхъ крестьянъ на пополненіе тѣхъ дворовъ, въ которыхъ не окажется трехъ работниковъ.
Если крестьяне не выйдутъ на работу въ назначенный часъ, то помѣщикъ взыскиваетъ штрафъ съ коннаго рабочаго по 10 к., а съ пѣшей женщины — по 5 и еще велитъ работать другой день безъ зачета; лѣнивыхъ наказываетъ по своему усмотрѣнію. Напротивъ, въ награду крестьянамъ, хорошо ведущимъ хозяйство и аккуратно исполняющимъ повинности, помѣщикъ освобождаетъ ихъ отъ рекрутчины, сдавая вмѣсто нихъ лѣнивыхъ недурного поведенія.
Для пропитанія безроднымъ старикамъ, увѣчнымъ и дѣтямъ Титовъ предлагалъ выдѣлять пятидесятую часть сбора хлѣба до раздѣла его между крестьяниномъ и помѣщикомъ; если же такихъ въ селеніи не найдется, то помогать изъ него бѣднымъ, а также отдавать взаймы съ небольшими процентами, устроивъ такимъ образомъ запасный магазинъ.
По разсчету, приложенному въ концѣ мнѣнія Титова, выходитъ, что, при его системѣ, доходъ помѣщика, оцѣненный на деньги, равнялся бы при барщинномъ хозяйствѣ 4 руб., а при оброчномъ 3 руб. съ души. Если сравнить проэкты Титова и Вольфа, то въ нихъ сразу замѣтны нѣкоторыя черты сходства, такъ, напримѣръ, и тотъ и другой предлагаетъ дать по 3 десятины въ полѣ пахатной земли на работника; что касается барщины, то Титовъ требуетъ зимою трети работниковъ, лѣтомъ шестой части, слѣдовательно, среднимъ числомъ, четверти всего взрослаго населенія; Вольфъ также требуетъ одного работника изъ четырехъ. Между тѣнь результаты у послѣдняго выходятъ менѣе благопріятными для крестьянъ; именно по его оцѣнкѣ, доходъ съ крестьянъ равняется 6 руб. съ души, а по разсчету Титова только 4 руб.; разница происходитъ отъ того, что Титовъ перелагаетъ на деньги только продукты труда, т. е. чистый доходъ, достающійся помѣщику, а Вольфъ оцѣниваетъ все время барщины и считаетъ все это доходомъ, что, очевидно, совершенно ошибочно. Но разногласіе между авторами обоихъ проектовъ оказывается только при оцѣнкѣ дохода на деньги; что же касается работъ и повинностей, требуемыхъ ими съ крестьянъ, то онѣ почти совершенно одинаковы.
Проектъ Титова представляетъ не что иное, какъ узаконеніе средней нормы работъ и разныхъ сборовъ, существовавшихъ въ то время въ помѣщичьихъ имѣніяхъ; постановленіе подобной нормы работъ и другихъ повинностей, но нѣсколько болѣе снисходительной для крестьянъ (оброкъ, впрочемъ, Титовъ назначаетъ умѣренный) было бы полезно, такъ какъ оно сразу ограничило бы чрезмѣрныя требованія нѣкоторыхъ помѣщиковъ и затѣмъ остановило бы быстрое возрастаніе оброковъ въ помѣщичьихъ имѣніяхъ, которое весьма замѣтно втеченіи всего Екатерининскаго царствованія. Но разумѣется введеніе такихъ навѣянныхъ остзейскимъ вліяніемъ мѣръ, какъ пополненіе въ каждомъ дворѣ числа взрослыхъ работниковъ до одинаковаго уровня — было нежелательно[20].
VIII.
правитьПока въ большой комиссіи для составленія новаго уложенія и въ ея частныхъ отдѣлахъ шли споры о томъ, дозволить ли крестьянину жаловаться на помѣщика, предоставить ли ему право собственности на движимое имущество и т. п., крѣпостные продолжали попрежнему стонать подъ игомъ тяжкаго рабства. Ихъ челобитчиковъ, послѣ того, какъ они тщетно искали правды въ разныхъ мѣстныхъ учрежденіяхъ, наказывали плетьми, ихъ отдѣльныя волненія, неимѣвшія между собою связи, быстро подавлялись вооруженною рукою. Созваніе законодательной комиссіи возбудило нѣкоторыя надежды въ крѣпостномъ населеніи Россіи, хотя въ немъ и не было ея депутатовъ[21]; вѣсть о томъ, что въ этой комиссіи поднятъ вопросъ объ улучшеніи быта крѣпостныхъ, могла дойти до нихъ черезъ другихъ крестьянъ, имѣвшихъ въ комиссіи своихъ представителей. Депутаты, присланные для участія въ столь важномъ дѣлѣ, какъ составленіе новыхъ законовъ, не могли не давать вѣстей о томъ, что дѣлается въ комиссіи, своимъ землякамъ. Правда, до насъ не дошло ни одного такого письма, но мы можемъ предполагать объ ихъ существованіи на основаніи аналогичныхъ явленій. Мы видимъ, что когда крестьянское общество посылаетъ въ столицу выбраннаго имъ челобитчика, то всегда получаетъ отъ него письменныя извѣстія о ходѣ дѣла; немало такихъ посланій сохранилось въ слѣдственныхъ дѣлахъ по поводу различныхъ крестьянскихъ волненій. Что выборъ депутатовъ и созваніе комиссіи возбуждали извѣстныя надежды въ обремененномъ непосильными тяготами крестьянскомъ населеніи, это, кромѣ указаннаго оффиціальнаго свидѣтельства, видно и изъ того, что крестьяне Соликамскаго и Чердынскаго уѣздовъ, приписанные въ частнымъ горнымъ заводамъ и слѣдовательно подобно крѣпостнымъ исполнявшіе тяжелыя принудительныя работы — по выборѣ депутатовъ, отказались продолжать работу на заводахъ: черезъ нашихъ выборныхъ мы представили разныя жалобы и прошенія, разсуждали они, и до того, пока придетъ на нихъ рѣшеніе, работать не слѣдуетъ. — По возвращеніи депутатовъ домой, слухи о предполагаемыхъ реформахъ должны были еще болѣе распространиться въ крестьянскомъ населеніи. «Въ бывшей… комиссіи о сочиненіи уложенія», говоритъ авторъ одного изъ разсужденій по крестьянскому вопросу, «неосторожно предлагаемыя мнѣнія отъ господъ депутатовъ, а паче отъ Коробьина, всѣяли паче сію заразу въ сердца низкихъ людей, тутъ находящихся депутатами, и… тщетно многими лучшими сынами отечества совсѣмъ испровержено было мнѣніе г. Коробьина: упившіяся сердца лестнымъ ядомъ симъ не могли вкусить представляемаго имъ лекарства, и духъ неподданства и разврата въ грубыя и несмысленныя души вкоренился, зарождающійся отъ равныхъ несправедливыхъ слуховъ и отъ разглагольствій крестьянскихъ, однодворческихъ, старыхъ служебъ и другихъ низкихъ чиновъ депутатовъ, которые по разъѣздѣ своемъ сѣмена сіи злыя и въ отдаленнѣйшія области Россіи распростерли»[22]. Сѣмена однако-же не принесли плодовъ немедленно, напротивъ, какъ бы въ ожиданіи близкаго закона объ облегченіи ихъ участи, крѣпостные на время превращаютъ волненія и безпорядки, весьма частыя въ 1767—68 гг.[23]
Но вотъ проходитъ нѣсколько лѣтъ послѣ того какъ депутаты вернулись по домамъ, а желанный указъ съ вѣстью если не о волѣ, то, по крайней мѣрѣ, объ облегченіи рабства все не появляется. Крестьяне терпѣливо ждутъ: въ теченіи 1770—73 гг. намъ неизвѣстно ни одного волненія крѣпостныхъ. Но помѣщики продолжаютъ попрежнему расправляться со своими людьми, попрежнему продаютъ ихъ по одиночкѣ, еще болѣе увеличиваютъ оброки — и вотъ, мѣра терпѣнія наконецъ переполняется: нуженъ только какой-нибудь благопріятный предлогъ, чтобы произвести общій взрывъ негодованія; онъ не замедлилъ явиться. Сигналъ къ волненію подаютъ уральскіе казаки, давно уже раздраженные систематическими стѣсненіями ихъ£ прежнихъ вольностей. Первая искра находитъ слишкомъ много горючаго матеріала въ Заволжскомъ и Пріуральскомъ краѣ: тамъ инородцы, уже и прежде пытавшіеся возставать противъ пришлой власти, тамъ крестьяне, обязанные работать на заводахъ и ходить для этого за нѣсколько сотъ верстъ, измученные притѣсненіями и истязаніями приказчиковъ, почти поголовно принимавшіе участіе въ волненіи 1760—64 гг. Понятно, что все Заволжье вспыхиваетъ какъ бочка смолы. Пугачеву со своими полчищами нетрудно подвигаться на сѣверъ; все ему благопріятствуетъ — и общее сочувствіе народа, и бездарность правительственныхъ военачальниковъ: всѣ эти Кары, Муффели, Деколонги и т. п. безсильны остановить надвигающуюся грозу. Способнѣе другихъ Бибиковъ, тотъ самый, который предсѣдательствовалъ въ комиссіи, обсуждавшей мнѣнія Коробьина, Козельскаго, Чупрова и др., который съ Унгернъ-Штернбергомъ и Родванскимъ обсуждалъ проэктъ правъ третьяго рода въ комисіи о разборѣ государственныхъ жителей. Онъ все-таки гораздо умнѣе своихъ предшественниковъ; онъ видѣлъ уже увертюру Пугачевщины — волненіе на Уралѣ въ 1760—64 гг., онъ понималъ, что «не Пугачевъ важенъ — важно общее негодованіе»; но и этого защитника потрясенной монархіи, защитника правъ дворянъ, трепещущихъ на всемъ протяженіи Россіи, отъ Волги до Финскаго залива, скоро похитила смерть: судьба видимо благопріятствуетъ дѣлу возставшихъ. Волненіе не ограничивается Пріуральскимъ краемъ: вотъ полчища Пугачева перевалили уже черезъ Волгу. Прибытіе ихъ было желаннымъ дѣломъ для громаднаго числа крѣпостныхъ, населявшихъ эту мѣстность. Давно уже ждали они избавителя, съ жадностію читали манифесты, обѣщавшіе нетолько осьмиконечный крестъ (онъ одинъ приманилъ бы далеко не всѣхъ), но также жаловавшіе землями, рѣками и другими вольностями. Теперь возбужденіе еще увеличилось такими рѣчами самого Пугачева: «Я — вашъ законный императоръ. Жена моя увлеклась на сторону дворянъ, и я поклялся передъ Богомъ истребить ихъ всѣхъ до единаго. Они склонили ее, чтобъ всѣхъ васъ отдать имъ въ рабство, но я этому воспротивился и они вознегодовали на меня, подослали убійцъ, но Богъ меня спасъ»[24]. — И вотъ тутъ-то началась особенно кровавая расправа съ тѣми, кто до того тѣшился страданіями своихъ несчастныхъ подданныхъ, тутъ подвергался позорной казни тотъ, кто думалъ перенести въ Россію въ его первобытномъ видѣ отжившее уже свой вѣкъ на Западѣ право первой ночи. Пугачевъ, какъ истый представитель стихійной силы, дробился на части; изъ Пугачева образовалось много Пугачей. Тутъ-то начался тотъ «прекрове жаждущій на благородныхъ рыскъ», о которомъ говоритъ Державинъ.
Но, разумѣется, рано или поздно, безпорядочныя народныя полчища должны были уступить лучше ихъ вооруженнымъ войскамъ, и какъ усмирена была французская жакерія, какъ кроваво подавлено волненіе германскаго народа въ памятную эпоху крестьянскихъ войнъ, такъ залито было кровью и пламя пожара, охватившаго нашъ Востокъ.
Но надоумилъ ли этотъ печальный опытъ принять, наконецъ, какія-либо дѣйствительныя мѣры въ пользу крестьянъ? Нѣтъ. Помѣщики, напротивъ того, желали всевозможныхъ казней народу и еще большаго его обремененія. «Таковое почти, можно сказать, всеобщее преступленіе, говоритъ по поводу Пугачевщины авторъ упомянутаго нами выше разсужденія по крестьянскому вопросу: — кажется, долженствовало бы, еслибы они и право имѣли вольности и собственности, на немалое время ихъ оного лишить, и еслибы не были рабами, предать ихъ въ рабство, дондеже искоренятся злыя сѣмена изъ сердца ихъ». Такое окончательное порабощеніе крестьянъ, въ видѣ наказанія за кровопролитное волненіе не было бы безпримѣрнымъ въ исторіи: извѣстно, что такой случай представляетъ Венгрія въ XVI в. Но у насъ сдѣлать это было довольно трудно, во-первыхъ, потому, что крестьяне и безъ того были лишены всякихъ правъ, и безъ того не пользовались защитою закона отъ произвола помѣщиковъ (оставалось развѣ только предоставить послѣднимъ право смертной казни надъ своими подданными), а во-вторыхъ, и опасно, потому что подобныя мѣры могли бы вызвать новое возстаніе.
Были, однако, люди, которые правильно поняли, что слѣдуетъ дѣлать по окончаніи народнаго бунта; къ числу ихъ принадлежалъ новгородскій генералъ-губернаторъ Сиверсъ. Въ 1775 г. онъ напоминалъ императрицѣ, что весьма значительная часть ея подданныхъ, именно крѣпостные крестьяне «лишены ея милостей».-- «Я позволю себѣ сказать, писалъ онъ по усмиреніи пугачевскаго бунта: — что неограниченное рабство погубитъ государство, и мнѣ кажется, я не ошибаюсь, считая невыносимое рабское иго главною причиною волненій отъ Оренбурга до Казани и на нижнемъ теченіи Волги. Я знаю, продолжаетъ онъ: — что это щекотливый вопросъ: мы недавно видѣли это въ Богеміи» (намекъ на волненія, вызванныя манифестомъ Маріи-Терезіи объ ограниченіи барщины); «но пусть в. в., по крайней мѣрѣ, ограничитъ чрезмѣрную власть помѣщика, пусть, по крайней мѣрѣ, господинъ не будетъ имѣть права безъ судебнаго разбирательства наказывать людей своихъ кнутомъ (что почти равняется смертной казни)… установите, чтобы крѣпостной, семья котораго состоитъ изъ двухъ или трехъ душъ мужскаго пола, могъ выкупиться хоть за 500 р.». Вообще, Сиверсъ требовалъ неоднократно улучшенія быта крѣпостныхъ крестьянъ; такъ онъ настаивалъ на томъ, чтобы имъ предоставлена была полная свобода въ дѣлѣ женитьбы, а также энергически протестовалъ противъ дозволенія помѣщикамъ ссылать своихъ крестьянъ на поселеніе въ Сибирь. «Вслѣдствіе позволенія, даннаго дворянству произвольно по своему усмотрѣнію отправлять въ ссылку ему подвластныхъ, писалъ онъ императрицѣ въ 1768 г.: — причемъ судъ даже не можетъ спросить о причинѣ ссылки и изслѣдовать дѣло, ежедневно совершаются дѣла самыя возмутительныя. Всѣ, кто не годится въ рекруты вслѣдствіе малаго роста или другаго какого недостатка, должны отправляться въ ссылку въ зачетъ ближайшаго рекрутскаго набора, а зачетныя квитанціи многіе помѣщики продаютъ. Признаюсь, не проходитъ дня, чтобы мое сердце не возмущалось противъ подобной привилегіи. Какая потеря для войска и для земледѣлія! Къ тому же Сибири достигаютъ сравнительно немногіе, если принять во вниманіе огромное разстояніе и убыль ссылаемыхъ на пути. Мнѣ кажется, что дворянство могло бы удовольствоваться правомъ отправлять въ ссылку въ зачетъ рекрутъ виновнаго, изобличеннаго въ довольно тяжеломъ приступленіи. Если же помѣщикъ захочетъ сослать кого-нибудь по собственному усмотрѣнію, то могъ бы сдѣлать это безъ зачета въ рекруты». Въ 1773 г., Сиверсъ вновь возвращается къ тому же предмету: «при предшествующемъ рекрутскомъ наборѣ, войско потеряло отъ 7 до 8 тысячъ хорошихъ солдатъ, и я могу сильно сомнѣваться, дошла ли въ Сибирь хоть четверть этого огромнаго числа». «Подвергать этихъ несчастныхъ наказанію, продолжаетъ онъ: — потому что они не имѣютъ роста, необходимаго для рекрутчины, или старѣе возраста, опредѣленнаго для пріема въ военную службу — это, мнѣ кажется, значитъ попирать всѣ законы. Я могъ бы набросать поразительныя картины того, что я видѣлъ, и къ какимъ уловкамъ заставляло меня прибѣгать человѣколюбіе, чтобы помѣшать пріему присланныхъ для отправленія въ ссылку». Вслѣдъ за Сиверсомъ предлагалъ улучшить бытъ крѣпостныхъ еще одинъ изъ высшихъ администраторовъ. Ярославскій генералъ-губернаторъ, Мельгуновъ, подалъ императрицѣ докладную записку, въ которой, на основаніи законовъ прежняго холопьяго приказа, старался доказать, что крѣпостные имѣли право на выкупъ, но другіе оспаривали это мнѣніе[25]. Правительство само имѣло случай убѣдиться, какихъ громадныхъ денегъ требовалъ помѣщикъ за выкупъ своего крѣпостного, если онъ былъ убѣжденъ, что самая неумѣренная его просьба будетъ удовлетворена. Когда однажды Мельгуновъ получилъ приказаніе выкупить на свободу художника, платившаго своему господину 50 р. оброку, ему пришлось внести 1,000 р. По этому случаю вновь былъ поднятъ вопросъ, чтобы крѣпостнымъ было дано право выкупаться на волю. Много спорили при этомъ о цѣнѣ, предлагали назначить отъ 300 до 500 рублей за взрослаго мужчину и половину за женщину, но, по словамъ Сиверса, «императрица не осмѣлилась на это рѣшиться, какъ ни была она убѣждена въ справедливости и пользѣ такого постановленія»[26]. Въ 1777 г., въ одномъ частномъ разговорѣ императрица сказала, что крестьянскій вопросъ — дѣло весьма трудное: «гдѣ только начнутъ его трогать, онъ нигдѣ не поддается»[27].
Императрица, однако, не оставляла вовсе намѣренія объ ограниченія крѣпостного права и говорила объ этомъ приближеннымъ; доказательствомъ служитъ мнѣніе, составленное по всей вѣроятности въ 1780 г., которое начинается такимъ образомъ: «высочайшее е. и. в. соизволеніе состоитъ въ томъ, найти средства къ уравненію владѣльцевъ и крестьянъ, къ пресѣченію налагаемыхъ одними излишнихъ податей и работъ и происходящихъ черезъ то отъ другихъ непослушаній».
Мнѣніе это состоитъ изъ двухъ частей: первая — меньшая содержитъ въ себѣ мало любопытнаго. Авторъ указываетъ на то, что «матерія сія сама по себѣ есть обширная и важная, требуетъ проницательнаго и довольнаго разсмотрѣнія» и говоритъ, что въ комиссіи для составленія новаго уложенія «уповательно о томъ и разсужденіе уже было», поэтому «надобно оставить генеральное по сей матеріи заключеніе до совершеннаго и основательнаго по той комиссіи разсмотрѣнія и положенія»[28]. Однако же въ виду волненія крѣпостныхъ крестьянъ, происшедшаго въ одной изъ губерній[29], авторъ говоритъ, что гдѣ дѣйствительно нѣкоторые крестьяне обременены непосильными работами и сборами, тамъ слѣдуетъ отдавать владѣльцевъ подъ опеку, крѣпостныхъ же, принесшихъ ложную жалобу на господина, строго наказывать. Авторъ наивно представлялъ себѣ, что съ помощію одного этого средства «обѣ части придутъ въ свой порядокъ: владѣльцы, отягощающіе выше силъ крестьянъ своихъ, увидя себя порученныхъ въ опеку, престанутъ удручать крестьянъ излишними залогами», а крестьяне — несправедливо жаловаться на помѣщика. Самое средство было не ново, такъ какъ авторъ указываетъ на статью учрежденій о губерніяхъ, предоставляющую намѣстнику право «обуздывать тиранство и жестокости».
Гораздо дѣльнѣе составлена вторая часть. Въ началѣ ея авторъ указываетъ на взаимную связь, существующую между господами и ихъ крѣпостными, въ подтвержденіе чего напоминаетъ, что священное писаніе (апостольскія посланія) предписываетъ рабамъ повиноваться своимъ господамъ, а наше уложеніе велитъ владѣльцамъ нетолько быть защитниками своимъ крестьянъ, но давать имъ въ случаѣ нужды пропитаніе. Основываясь на авторитетѣ Бильфельда[30], авторъ говоритъ, что несправедливо и опасно «умалять привилегіи владѣльцевъ, но не меньше опасно давать имъ неограниченную власть». Нельзя сравнивать крестьянъ «съ безсловесными животными и бездушными вещами». Для самого господина выгоднѣе хорошо содержать рабовъ, такъ какъ тогда земли его будутъ лучше обработаны и «въ ихъ силѣ достаткѣ состоитъ собственное его богатство». Далѣе авторъ говоритъ, что вовсе не намѣренъ касаться тѣхъ помѣщиковъ, которые благоразумно управляютъ своими крестьянами: они «навсегда должны быть полновластными владѣтелями». Но тѣхъ владѣльцевъ, которые «отягощали своихъ крестьянъ работами выше силы человѣческой и разными податьми и налогами привели ихъ до самаго совершеннѣйшаго изнуренія и раззоренія», такихъ слѣдуетъ отдавать подъ опеку «или, по крайней мѣрѣ, избрать средство, чтобы они не раззоряли крестьянъ». Средствомъ этимъ и являются тѣ мѣры, которыя предлагаетъ авторъ и которыя, слѣдовательно, по его мнѣнію, должно примѣнять только къ помѣщикамъ, изобличеннымъ въ крайнемъ притѣсненіи крестьянъ.
Нужно, чтобы крестьянинъ съ женой три дня работалъ на господина и три дня на себя, какъ это и дѣлается въ Россіи во многихъ мѣстахъ. Работа лѣтомъ должна продолжаться отъ восхожденія до захожденія солнца, но съ тѣмъ, чтобы въ три пріема давалось отдыха не менѣе четырехъ часовъ. Назначить урокъ, сколько крестьянинъ долженъ вспахать земли, сжать хлѣба и т. п. неудобно, вслѣдствіе разнаго качества земли и другихъ условій. По воскресеньямъ и по большимъ праздникамъ крестьянинъ долженъ быть свободенъ отъ тяжелой работы (пашни, сѣнокоса, жатвы и т. п.), но нѣкоторыхъ службъ и работъ помѣщикъ можетъ требовать и въ эти дни; сюда относятся: обязанность сторожить сады и огороды, уходъ за скотомъ и птицами, доставленіе имъ корму и питья, починка кровель на жилыхъ строеніямъ и житницахъ, плотинъ, поврежденныхъ наводненіемъ, тушеніе пожара. Плохо гарантируетъ крестьянъ оговорка, сдѣланная авторомъ, послѣ перечня всѣхъ этихъ работъ, что лѣтомъ на нихъ можно посылать крестьянъ не долѣе двухъ или трехъ недѣль, съ тѣмъ, чтобы на столько же дней они были отпущены домой; между тѣмъ, ранѣе авторъ самъ объясняетъ, что не слѣдуетъ сосредоточивать въ одно время барскую работу. Настоящими работниками должны считаться люди отъ 15 до 60 лѣтъ, но стариковъ можно заставить сторожить сады и огороды, пасти птицъ, а дѣтей — собирать ягоды, грибы и т. п. Авторъ полагаетъ, что на тягло (мужа и жену) довольно по двѣ десятины въ полѣ пахатной земли и нѣкоторое количество на сѣнокосъ; если же гдѣ земли мало и по двѣ десятины не достанетъ, въ такомъ случаѣ раздѣлять всю землю пополамъ между помѣщикомъ и крестьянами или, по крайней мѣрѣ, давать на тягло не менѣе одной десятины. Нужно также ограничить число подводъ, на которыхъ отвозятъ въ другое мѣсто хлѣбъ, нужный на расходъ помѣщика, если онъ живетъ не въ своемъ имѣніи, или на продажу. Авторъ назначаетъ, чтобы, при разстояніи въ 400 верстъ, съ каждаго тягла такихъ подводъ въ теченіи зимы брали не болѣе двухъ, а при болѣе близкомъ разстояніи, можно требовать и болѣе, по разсчету. Лѣтомъ можно посылать подводы не далѣе 100 верстъ и не болѣе, какъ по одной подводѣ въ мѣсяцъ съ пяти тяголъ. Мы видѣли, что авторъ этого проэкта назначаетъ для крестьянъ менѣе земли, чѣмъ нѣкоторые другіе; это тѣмъ несправедливѣе, что, кромѣ исполненія барщинныхъ работъ, онъ предписываетъ крестьянамъ давать помѣщику пятую часть хлѣба и другихъ продуктовъ, «по введенному издавна въ Новгородской и Псковской губерніяхъ обыкновенію»[31].
Относительно этого мнѣнія слѣдуетъ замѣтить тоже, что мы сказали о проэктѣ Гитова: это есть не что иное, какъ констатированіе наиболѣе обычныхъ отношеній между крестьянами и помѣщиками (въ данномъ случаѣ, какъ они сложились въ сѣверозападной Россіи, въ губерніяхъ Петербургской, Псковской, Новгородской). Можно подумать, что на введеніе подобныхъ обязательныхъ правилъ добровольно согласились бы помѣщики; но это не совсѣмъ такъ. Мы познакомимся теперь съ любопытною попыткою дворянъ двухъ уѣздовъ Петербургской губерніи регулировать свои отношенія къ крестьянамъ и увидимъ, что соглашеніе удалось не безъ труда.
Въ 1780 г. ораніенбаумскіе и ямбургскіе дворяне пришли въ мысли опредѣлить размѣръ работы своихъ крѣпостныхъ и составленныя ими правила изложили въ документѣ подъ названіемъ: «Мнѣніе ораніенбаумскихъ и ямбургскихъ дворянъ о единообразномъ употребленіи рабочихъ дней, въ которые долженъ крестьянинъ исправлять работу на господина своего въ каждое время года». Это соглашеніе, въ которомъ участвовало 16 человѣкъ, представляетъ первую попытку путемъ частной иниціативы точно опредѣлить права помѣщиковъ. Что придти въ соглашенію было не легко, видно изъ того, что даже въ окончательномъ рѣшеніи, составленномъ, безъ сомнѣнія, послѣ продолжительныхъ пререканій, двое изъ 16 человѣкъ заявили, что они не согласны съ большинствомъ, а между тѣмъ дворяне хлопотали тутъ о своихъ собственныхъ интересахъ: различіе въ требованіяхъ вызывало ропотъ крестьянъ и, установляя одинаковыя правила, помѣщики выражали надежду, что такимъ образомъ «пресѣкутся подобныя нынѣшнимъ неустройства».
Во введеніи къ своимъ правиламъ составители выражаютъ слѣдующія мысли: «До сего времени не видно нигдѣ никакого акта или установленія государственнаго, какимъ образомъ дворяне могутъ управлять своими крестьянами, т. е. сколько времени крестьянинъ повиненъ работать на своего господина и сколько на себя; слѣдовательно, былъ и есть на то одинъ токмо общій естественный законъ, называемый человѣчествомъ». Онъ долженъ бы быть самымъ лучшимъ въ свѣтѣ, разсуждали дворяне, но такъ какъ люди самые просвѣщенные и сострадательные имѣютъ въ жизни различныя правила, то это разнообразіе вызываетъ неудовольствіе крѣпостныхъ. «Крестьяне, какъ люди въ грубости и невѣжествѣ родившіеся, не имѣютъ столько умозрительныхъ силъ, чтобы войтить во всѣ подробности таковыхъ разностей, то и думаютъ, будто помѣщики ни мало не пекутся о ихъ благѣ… будучи искони преисполнены къ господамъ своимъ ненавистью и недовѣренностію даже до того, что хотя бы кто изъ владѣльцевъ и золотомъ хотѣлъ ихъ осыпать, то и тѣмъ не приведетъ ихъ ни къ должному понятію, ни къ здравому разсужденію; ибо всякаго почти помѣщика крестьяне думаютъ, что житье ихъ хуже и тяжелѣе всѣхъ прочихъ, а сосѣдніе тоже объ нихъ и о другихъ помышляютъ, и оттого дѣлается общее роптаніе и зависть, словомъ, упрямыя и мрачныя ихъ предразсужденія столь сильны и велики, что никакимъ моральнымъ предписаніемъ, какое бы перо его ни начертало, вдругъ истребить невозможно… Вотъ самыя главныя причины, отъ которыхъ повиновеніе рабовъ господамъ своимъ дѣлается часто преткновенно; и оттого происходитъ, что первые принуждены бываютъ, иногда противу воли своей, употреблять по праву власти своея необходимо нужныя средства (наказанія), а другіе, т. е. крестьяне, пребывая упрямо въ своемъ заблужденіи, питаютъ въ сердцахъ своихъ болѣе неосновательную къ помѣщикамъ своимъ злобу». Олова эти не въ особенно розовомъ свѣтѣ рисуютъ намъ отношенія между господами и крестьянами, которыя дворяне-депутаты старались представить намъ какъ патріархальныя, семейныя: съ одной стороны, глухой ропотъ, переходящій иногда въ явное ослушаніе, съ другой — полная готовность прибѣгать къ суровымъ карамъ для его прекращенія.
Дворяне полагаютъ, что отношеніе крестьянъ къ помѣщикамъ совершенно измѣнится, если всѣ землевладѣльцы извѣстной мѣстности будутъ руководствоваться одними правилами. Внимательно обсудивъ это дѣло, которое, по ихъ словамъ, «привлекаетъ на себя довольно вниманія» и "требуетъ достаточнаго разсужденія и немалой осторожности, они постановили, что крестьянинъ будетъ въ такомъ размѣрѣ исполнять барщину. Съ 1-го апрѣля по 1-е октября съ каждаго тягла на господина работаетъ по три дня въ недѣлю конный или пѣшій работникъ, смотря по тому, что будетъ нужно. Баба ходитъ на барщину въ апрѣлѣ и въ маѣ до два дня, а съ іюня по октябрь — по три дня въ недѣлю. Осенью и зимою какъ крестьяне, такъ и ихъ жены работаютъ по два дня. У кого есть дочери, то съ тѣхъ поръ, какъ имъ минетъ 18 лѣтъ, начинаютъ ходить на барщину по два дня въ недѣлю. Лѣтомъ работа начинается съ солнечнымъ восходомъ, отдыхаютъ до августа по дважды въ день, а затѣмъ по одному разу, работа кончается съ заходомъ солнца. Зимою приходятъ на барщину за полчаса до разсвѣта, отдыхаютъ одинъ разъ и уходятъ съ работы вечеромъ, а когда начнется молотьба, то съ вечера приходятъ на ригу. Такъ какъ продолжительность работъ опредѣляется восходомъ и заходомъ солнца, то, вычтя время отдыха: до августа по два раза въ день — три часа, а въ августѣ и сентябрѣ — два часа (такъ было въ нѣкоторыхъ имѣніяхъ Петербургской губерніи передъ уничтоженіемъ крѣпостного права), мы найдемъ, что въ началѣ апрѣля работа должна была продолжаться 11 1/2 часовъ, мая — 14 ч., іюня — 16, въ началѣ августа — 14 и сентября — 11.
Мы видѣли, что работы опредѣляются по тягламъ. Дворяне рѣшили накладывать тягла на холостыхъ съ 17 лѣтъ, а на женатыхъ — со времени женитьбы; снимать тягла въ 60 лѣтъ, а также съ неизлѣчимо-больныхъ и изувѣчившихъ себя. Право помѣщиковъ требовать подводъ для отвоза припасовъ въ отдаленныя мѣста весьма мало ограничивается въ предшествовавшемъ проэктѣ; напротивъ, ораніенбаумскіе и ямбургстіе дворяне постановили, что если помѣщикъ отправитъ куда-либо крестьянина съ подводами, то долженъ зачесть потерянное имъ время въ число барщинныхъ дней. Гораздо менѣе благопріятно для крестьянъ рѣшенъ вопросъ о пятинѣ (т. е. пятой части хлѣба, хмѣля, конопли и капусты), которую обирали въ этой мѣстности помѣщики. Они сами, повидимому, чувствовали, что подобный сборъ — явленіе ненормальное, однако, не захотѣли отмѣнить его, оправдывая себя слѣдующими разсужденіями: «Сія пятина собирается издревле, и каждый владѣлецъ получаетъ ее по состоянію своей экономіи и по силамъ крестьянскимъ, которые сами считаютъ закономъ платитъ ее господамъ своимъ (!). Всѣмъ извѣстно, что земледѣліе въ здѣшней губерніи начало свое имѣетъ съ недавняго времени, чему едва ли и 20 лѣтъ есть» (это нѣсколько противорѣчитъ заявленію, что пятина вносилась «издревле»), «то многіе дворяне, зачавши прибавлять свою экономію, зачали въ тоже самое время уменьшать сборъ пятины, а нѣкоторые, доведя хозяйство свое до желаемаго предмета, и совсѣмъ не берутъ». Такимъ образомъ, хотя дворяне и не согласились немедленно превратить сборъ пятины, но признавали, что, съ улучшеніемъ хозяйства, она должна быть уничтожена[32], у нѣкоторыхъ же существованіе ея оправдывается тѣмъ, что, по не* достатку земли, они требовали съ крестьянъ менѣе рабочихъ дней, чѣмъ другіе помѣщики и чѣмъ это было опредѣлено разбираемыми правилами. Очевидно, эти-то крестьяне и возбуждали зависть своихъ сосѣдей. Слѣдовательно, вновь вводимыя правила для нѣкоторыхъ крестьянъ нетолько не принесли никакого облегченія, но даже ухудшили ихъ положеніе. Если принять это въ соображеніе, то самое ихъ составленіе явится какою-то стачкою помѣщиковъ, при которомъ преслѣдовались только ихъ собственные интересы, думали только о томъ, чтобы введеніемъ однообразнаго порядка прекратить ропотъ крестьянъ, работавшихъ болѣе, чѣмъ ихъ земляки. Тѣ дворяне, у которыхъ прежде крестьяне работали менѣе до составленія этихъ правилъ, обязаны были, повидимому, увеличить число рабочихъ дней, по крайней мѣрѣ, въ правилахъ было сказано: «Изъ помѣщиковъ тѣ, кои донынѣ въ распоряженіяхъ иначе поступаютъ, будутъ вести дѣла свои разнообразно съ другими». Правда, трудно понять, на что имъ было нужно лишнее рабочее время при недостаткѣ земли, но они должны были соблюдать правила изъ опасенія возбудить ропотъ другихъ крестьянъ. Прежде они вознаграждали себя пятиною, которую другіе не собирали или взимали въ меньшемъ размѣрѣ, поэтому слѣдовало бы теперь обусловить этотъ сборъ извѣстнымъ количествомъ рабочихъ дней, меньшимъ обычнаго уровня; но этого сдѣлано не было. Несмотря на то, что составители этихъ правилъ заботились не столько о крестьянахъ, сколько о собственныхъ интересахъ, они были все-таки шагомъ впередъ, какъ первая попытка обузданія помѣщичьяго произвола. Если они ухудшали положеніе крестьянъ въ нѣкоторыхъ имѣніяхъ, то должны были улучшить въ другихъ, судя по тому, что два дворянина были недовольны ихъ окончательною редакціею. Нужно замѣтить, впрочемъ, что эти правила были далеко не полны; они не разрѣшали многихъ важныхъ вопросовъ, такъ, напримѣръ, въ нихъ не былъ опредѣленъ размѣръ выводныхъ денегъ; крестьянину не было также дано право выкупить себя, внеся опредѣленную сумму[33].
Время шло, никакихъ мѣръ въ пользу крѣпостныхъ крестьянъ правительство не принимало, но императрица все-таки продолжала задумываться надъ крестьянскимъ вопросомъ. Извѣстно, напр., что въ концѣ 1781 г. нашъ посланникъ въ Вѣнѣ, кн. Голицынъ, прислалъ при своихъ депешахъ манифестъ Іосифа II объ личномъ освобожденіи крестьянъ и дозволеніи выкупать имъ свои земли; этихъ манифестовъ теперь нѣтъ при депешахъ: они не были возвращены изъ дворца. Въ половинѣ 80-хъ годовъ, въ послѣдній разъ промелькнули либеральные планы императрицы: тогда былъ составленъ видѣнный гр. Блудовымъ проэктъ закона, по которому всѣ дѣти крѣпостныхъ, рожденныя послѣ 1785 г., должны были сдѣлаться свободными. Проэктъ этотъ остался неисполненнымъ, да объ этомъ нечего и жалѣть, такъ какъ тутъ, вѣроятно, предполагалось дарованіе только личной свободы, безъ земли.
Еще при разборѣ преній по вопросу, возбужденному Коробьинымъ въ комиссіи уложенія, мы указывали, что мнѣнія депутатовъ-консерваторовъ приносили значительную пользу нѣкоторыми меткими указаніями на недосмотры и противорѣчія въ проектахъ ихъ противниковъ; консерваторы заставляли такимъ образомъ зрѣлѣе обдумывать планы преобразованія, предохраняли народъ отъ такой реформы, которая была бы только «освобожденіемъ отъ земли», словомъ, сами того не сознавая, болѣе многихъ либеральныхъ депутатовъ содѣйствовали зарожденію мысли о надѣленіи крестьянъ землею. Теперь мы встрѣчаемся съ новымъ консервативнымъ мнѣніемъ, имѣющимъ то же направленіе, и это несомнѣнно, самое обстоятельное, самое продуманное (хотя и не лишенное противорѣчія) изъ всѣхъ мнѣній по крестьянскому вопросу, вышедшихъ изъ лагеря консерваторовъ. Составленное неизвѣстнымъ авторомъ въ 1785 г. «Размышленіе о неудобствахъ въ Россіи дать свободу крестьянамъ и служителямъ, или сдѣлать собственность имѣній» — не было напечатано въ свое время и могло ходить по рукамъ только въ спискахъ. Оно заслуживаетъ внимательнаго изученія и надъ многими высказанными въ немъ мыслями не мѣшаетъ задуматься тѣмъ публицистамъ, которые посредствомъ уничтоженія поземельной общины желаютъ освободить крестьянина отъ земли. Авторъ, несомнѣнно завзятый крѣпостникъ, въ своемъ мнѣніи преслѣдуетъ прежде всего одну цѣль: по возможности, отдалить непріятный для дворянства часъ лишенія дароваго труда, но, какъ умный человѣкъ, онъ нетолько съумѣлъ указать, какъ гибельно будетъ для народа освобожденіе безъ взяли, но также предвидѣлъ тѣ вредныя послѣдствія, какія могутъ произойти отъ уничтоженія общиннаго землевладѣнія и надѣленія крестьянъ участками въ полную собственность съ правомъ ихъ отчужденія.
Объявленіе въ 1766 году вольнымъ экономическимъ обществомъ извѣстной задачи авторъ считаетъ началомъ "расторженія «вязи» между крестьянами и помѣщиками; это подало поводъ «къ разглагольствію, ко вмѣшенію мыслей мятежныхъ и къ неподвластію» (хотя отвѣтомъ Беарде де-Лабей авторъ вполнѣ доволенъ); онъ намекаетъ даже, что частыя убійства помѣщиковъ въ 1767 г. находятся въ связи съ обнародованіемъ этой задачи. Крайне негодуетъ онъ также на то, что были возбуждены пренія по крестьянскому вопросу въ комиссіи уложенія. Чуть ли не вслѣдствіе распространенія въ народѣ высказанныхъ при этомъ идей, крестьяне, по его мнѣнію, приняли участіе въ пугачевщинѣ.
Первую часть своего разсужденія авторъ посвящаетъ вопросу е личномъ освобожденіи крестьянъ, при которомъ имъ было бы только позволено переходить съ мѣста на мѣсто и пришлось бы пользоваться чужою землею за извѣстную плату. По его словамъ, это значило бы превратить нашихъ крестьянъ въ кочующихъ цыганъ, при чемъ временное, краткосрочное пользованіе землею не дастъ крестьянину возможности заняться, какъ слѣдуетъ, ея обработкою. Свобода перехода, по мнѣнію автора, будетъ также вредна для крестьянъ, вслѣдствіе чрезвычайнаго разнообразія въ климатѣ Россіи: исторія и опытъ доказываютъ, что южный климатъ вреденъ для переселенцевъ съ сѣвера, въ подтвержденіе чего авторъ указываетъ на производившіяся въ то время поселенія вокругъ Астрахани и Саратова, въ которыхъ едва треть переселившихся туда могла спастись отъ смерти. Освобожденіе вредно и потому, что помѣщичья власть крайне нужна по многимъ причинамъ: она необходима, во-первыхъ, вслѣдствіе особенностей народнаго характера. Авторъ, старающійся, по~примѣру Монтескьё, объяснить многія явленія вліяніемъ климата, дѣлаетъ неожиданное открытіе, что подъ вліяніемъ нашихъ холодовъ создался сангвиническій характеръ народа, «наглый и стремительный въ предпріятіяхъ своихъ», «а если по роду жизни… примѣшается къ оному и флегма, то сіе ничего болѣе не произведетъ, какъ должайшее настояніе суровости и злопамятства». Флегматическій же характеръ происходитъ у насъ отъ застоя крови зимою, вслѣдствіе недостатка движенія и жарко натопленныхъ жилищъ. Такимъ образомъ, народъ нашъ оказывается въ одно и то же время и сангвиническимъ и флегматическимъ. Первое подтверждается драками цѣлыхъ селеній между собою, изъ второго выводится слѣдствіе, что, по ослабленіи помѣщичьей власти, крестьяне впадутъ въ совершенную лѣнность; авторъ думаетъ, несмотря на опроверженіе этой мысли еще въ Наказѣ, что уменьшеніе оброка сдѣлаетъ ихъ менѣе дѣятельными, болѣе лѣнивыми. Помѣщичья власть нужна и для общественнаго спокойствія и безопасности; съ тѣхъ поръ, какъ съ облегченіемъ выхода въ отставку, дворяне поселились въ своихъ имѣніяхъ, разбои значительно уменьшились; вольныхъ же крестьянъ помѣщикъ не будетъ въ состояніи сдерживать. Увеличеніе народонаселенія также зависитъ отъ сохраненія помѣщичьей власти. Отцы неохотно выдаютъ замужъ своихъ дочерей, нуждаясь въ нихъ, какъ въ работницахъ, поэтому, во всякой деревнѣ много дѣвицъ и холостыхъ; это ведетъ къ развратной жизни, къ убійству незаконнорожденныхъ дѣтей; только помѣщики принуждаютъ крестьянъ своевременно выдавать замужъ дочерей. Поэтому, и народонаселеніе въ Россіи увеличивается быстрѣе, чѣмъ въ западной Европѣ: въ то время, когда тамъ народонаселеніе удвоивается въ 120 лѣтъ, въ Россіи это совершается въ 80 лѣтъ[34]. Вліяніе помѣщиковъ на своевременное заключеніе браковъ было указываемо и другими защитниками крѣпостного нрава; точно также мы встрѣчали и тотъ доводъ, что освобожденіе увеличитъ количество дѣлъ въ судебныхъ мѣстахъ, а это будетъ отвлекать работниковъ отъ земледѣлія, труднѣе будетъ собирать подушную подать и производить рекрутскіе наборы. Затѣмъ авторъ весьма патетически описываетъ плохое состояніе у насъ земледѣлія и заключаетъ, что съ уничтоженіемъ помѣщичьей власти не кому будетъ ихъ научить и заставить произвести необходимыя улучшенія; онъ не замѣчаетъ, что этотъ послѣдній доводъ говоритъ противъ, а не за его мнѣніе: если помѣщики втеченіи двухсотлѣтняго существованія крѣпостного права не научили крестьянъ лучше обрабатывать земли, употреблять болѣе совершенныя земледѣльческія орудія, то нѣтъ основанія надѣяться, чтобы они сдѣлали это впредь.
Вся первая часть труда неизвѣстнаго автора имѣетъ, разумѣется, только историческій интересъ, какъ матерьялъ для характеристики мнѣній противниковъ освобожденія крестьянъ; нынѣшняя реформа уже опровергла всѣ ихъ неосновательныя опасенія. Гораздо интереснѣе для насъ второй отдѣлъ этого мнѣнія, въ которомъ авторъ разсматриваетъ вопросъ, можно ли дать крестьянамъ землю въ собственность съ правомъ для каждаго отчуждать свой участокъ. Тутъ весьма много здравыхъ мыслей; въ этомъ отдѣлѣ авторъ даетъ хорошій урокъ и современнымъ защитникамъ подворнаго землевладѣнія.
Прежде всего онъ доказываетъ какъ трудно, почти невозможно разграниченіе всѣхъ участковъ. Отмежевать всѣ дачи каждаго участка въ отдѣльную межу, по мнѣнію автора, невозможно, «ибо почти не можно сыскать, чтобы пашня, лѣса и луга вмѣстѣ такъ могли сойтиться, чтобы каждому особливо участокъ составить; а сверхъ того, каждый изъ сихъ участковъ, раздѣленный на три поля, учинитъ, что нигдѣ выгону скотинѣ не будетъ и отъ потравъ также ссоры и драки произойдутъ. И такъ остается одинъ способъ, продолжаетъ онъ: — дѣлать въ каждомъ полѣ, въ лугахъ и въ лѣсахъ особливое на каждый участокъ размежеваніе, а посему и придетъ, что каждый участокъ, по крайней мѣрѣ, въ пяти разныхъ мѣстахъ долженъ обмежеванъ быть; ибо могутъ случиться различныя дачи, а именно: пашни въ поляхъ и на пустоши, луга при рѣкахъ, поемные, на суходолахъ, на пустошахъ, въ болотахъ, лѣса дровяные и строенные, слѣдственно, иной участокъ и въ десяти мѣстахъ межеванъ долженъ быть. То представимъ мы себѣ, какое великое затрудненіе нанесетъ сіе правительству, чтобы всѣ участки таковымъ образомъ размежевать? коликое на сіе время и число денегъ потребно? каковой убытокъ ни корона, ни народъ поднять не могутъ безъ крайняго отягощенія; и посему считаю я такое положеніе совершенно невозможнымъ». Но, положимъ, говоритъ авторъ, что какъ-нибудь это будетъ сдѣлано; принесетъ ли это пользу крестьянамъ? вѣдь населеніе увеличивается, при томъ однѣ семьи размножаются, другія исчезаютъ, и произойдетъ сильное имущественное неравенство. Раздѣлы участковъ между наслѣдниками произведутъ ссоры, драки смертоубійства, которыя тѣмъ преступнѣе, что будутъ происходить между близкими родственниками. И такъ послѣдствіемъ полнаго права собственности на землю, будетъ съ одной стороны совершенное раззореніе многихъ: съ другой — явятся крестьяне, которые скупятъ много участковъ и, не имѣя возможности обработать ихъ съ помощію своей земли, будутъ держать батраковъ. Теперь помѣщики снабжаютъ семьянистыхъ крестьянъ землями, а у тѣхъ, кто не въ силахъ обработать всего прежняго участка, часть его отрѣзываютъ; тогда же у однихъ будетъ много земель, а другіе сдѣлаются бобылями и принуждены будутъ идти въ батраки къ богатымъ. На рѣкѣ Эльбѣ, говоритъ авторъ: — есть крестьяне, называемые «голендарами». «Тамъ одинъ крестьянинъ имѣетъ немалыя пашни, многочисленное скотоводство — онъ богатъ; но нѣсколько десятковъ человѣкъ, служащихъ у него въ работникахъ, ничего не имѣютъ, въ браки за бѣдностію не вступаютъ». Захотимъ ли «подобно* зло у себя вкоренить?» Результатомъ такого крайняго развитія имущественнаго неравенства будетъ то, что бѣдняки, принужденные занимать деньги у разбогатѣвшихъ крестьянъ, попадутъ къ нимъ въ совершенную кабалу. Авторъ справедливо указываетъ, какъ на примѣръ такихъ отношеній, на тѣ мѣстности Россіи, гдѣ государственные крестьяне владѣли землею безъ передѣловъ, а именно на Устюжскую область и часть Олонецкой губерніи, гдѣ богатые крестьяне доводятъ задолжавшихъ бѣдняковъ до состоянія половниковъ, которые, вмѣсто того, чтобы работать на себя, обработываютъ землю разжившагося кулака и отдаютъ ему половину сбора. Изъ всего этого ясно, «что такое положеніе не умножитъ сумму благополучія народа, но обратится на пользу малаго числа частныхъ людей ко вреду же величайшаго числа и самаго государства. Ибо польза государственная не въ томъ состоитъ, чтобы нѣкоторое число богачей въ немъ было, а прочіе-бъ въ бѣдности стенали, но въ томъ, чтобъ сокровища его поколикку возможно ровнѣе были».
Другой неизбѣжный результатъ участковаго землевладѣнія — чрезвычайное размноженіе тяжебъ изъ-за земли: число подсудимыхъ удесятирится, всѣ присутственныя мѣста будутъ обременены. «Крестьяне за малую мнимую учиненную имъ обиду пойдутъ тягаться въ городъ, проживутъ свой достатокъ и земледѣліе оставятъ; поля необработанныя, дороговизна хлѣба, нищета крестьянская, недоимка въ податяхъ, и обогащеніе вредныхъ стряпчихъ и подьячихъ будутъ единые плоды такого учрежденія и долговременный памятникъ суемудрія того вѣка, въ которой такое узаконеніе учинится». Эту мысль авторъ опять подтверждаетъ въ высшей степени убѣдительнымъ примѣромъ: онъ указываетъ на однодворцевъ, у которыхъ каждый владѣетъ особеннымъ участкомъ; большая часть ихъ «отъ ябеды приведены въ раззореніе или добронравнѣйшіе отъ ябедниковъ и наглецовъ совершенно угнетаемы суть». Есть, наконецъ, и еще одинъ весьма печальный результатъ участковаго землевладѣнія. Всѣмъ извѣстно, какъ крестьяне привязаны къ своей землѣ и потому малѣйшіе «перекосы, перепашки, потравы» и захваты однимъ у другого участка, произведутъ ссоры, драки и смертоубійства, а затѣмъ начавшееся слѣдствіе и арестъ виноватыхъ можетъ довести все селеніе до совершеннаго раззоренія.
Итакъ, развитіе имущественнаго неравенства, кабала бѣдныхъ, тяжба изъ-за земли и драки изъ-за перекосовъ, перепашекъ и т. п., вотъ каковы слѣдствія введенія участковаго землевладѣнія. Все это дѣйствительно подтверждается наказами однодворцевъ, у которыхъ существовало подворное владѣніе, а также и черносошныхъ крестьянъ сѣверной Россіи и Сибири, гдѣ не было передѣловъ[35]. Этотъ отдѣлъ труда неизвѣстнаго автора дѣлаетъ честь его проницательности, и подъ всѣми приведенными у насъ мѣстами могли бы подписаться и всѣ современные защитники общины, прибавивъ только, что въ настоящее время крестьянскій міръ еще лучше можетъ распоряжаться землею, послѣ того какъ устранено вмѣшательство помѣщика въ распоряженіе землею, данною крестьянамъ. Впрочемъ, авторъ, намекаетъ, что и тогда не всѣ землевладѣльцы вмѣшивались въ общинные распорядки своихъ крѣпостныхъ, а оброчные крестьяне были, разумѣется, еще независимѣе въ этомъ отношеніи. Итакъ, всѣ доводы автора прекрасно поражаютъ защитниковъ участковаго землевладѣнія, но нисколько не разятъ противниковъ крѣпостного труда; въ этомъ отношеніи вся его аргументація могла быть разрушена однимъ возраженіемъ: кто же мѣшаетъ освободить крестьянъ не только съ землею, но и съ сохраненіемъ общиннаго землевладѣнія; однако, до этой мысли еще не додумались въ то время[36]. Однако, у нашего автора есть относительно этого любопытный намекъ. Правда, въ одномъ мѣстѣ онъ говоритъ, что если межевать поля не каждому отдѣльно, а цѣлому обществу, то «сіе не будетъ уже отдѣленіе каждому его собственности, но собственность цѣлаго общества», и такимъ образомъ нетолько не будетъ достигнута цѣль, «чтобы каждый, зная свой участокъ, зная, что онъ владѣетъ и что потомству его отъ него приложится, болѣе старался его удобрять», но что будто бы тогда, очевидно, за отсутствіемъ помѣщичьей опеки, произойдутъ ссоры, драки и убійства. Но за то въ другой части своего мнѣніи онъ говоритъ: «если дать въ собственность земли» (т. е. на участковомъ правѣ) — "благо ли сіе? и не одно ли сіе имя, а не самое дѣйствіе есть? И нынѣ крестьяне обще селеніями таковой собственности не имѣютъ ли?*Вотъ эту-то послѣднюю мысль — объ полезности общинной собственности — и приходится защищать современнымъ изслѣдователямъ отъ нынѣшнихъ освободителей крестьянъ, но только не отъ крѣпостного права (объ уничтоженіи котораго они не скорбятъ лишь потому, что экономическая зависимость можетъ быть еще сильнѣе юридической), а отъ желающихъ любезно освободить земледѣльца отъ земли.
Третья часть мнѣнія, посвященная вопросу о томъ, можно ли дать свободу дворовымъ, такъ же какъ и первая, имѣетъ только историческое значеніе. Авторъ доказываетъ, что запрещеніе вольноотпущенныхъ вновь закрѣпощать себя, вредно для нихъ самихъ, такъ какъ лишаетъ ихъ удобнаго способа прокормить себя и дѣтей. Онъ доказываетъ, что они не могутъ съ пользою вступить ни въ одно сословіе: быть купцами въ истинномъ смыслѣ этого слова, они не могутъ нетолько потому, что не имѣютъ для этого средствъ, но и вслѣдствіе недостатка необходимыхъ знаній (причемъ авторъ забылъ, что ихъ вообще не было у нашего купечества), быть хорошими приказными но могутъ, потому что не знаютъ законовъ, остается только сдѣлаться ремесленниками въ городахъ, но увеличеніе числа рабочихъ чрезвычайно понизитъ плату за трудъ, такъ что пріискавшіе работу «едва себѣ дневное пропитаніе будутъ пріобрѣтать, а множество другихъ и безъ пропитанія будутъ странствовать». Автору не пришло въ голову, что дворовыхъ можно бы надѣлить землею, но этого не было сдѣлано и при нынѣшней крѣпостной реформѣ.
Затѣмъ, онъ переходитъ къ доказательству, что освобожденіе будетъ вредно для самихъ крестьянъ: выйдя изъ подъ помѣщичьей власти, они подпадутъ вѣденію чиновниковъ, а это «судъ закупной, гдѣ любовь въ собственности, каковая дѣйствуетъ въ помѣщикахъ, имѣть силы не можетъ, гдѣ развратность и корыстолюбіе судей къ излишней строгости и жъ раззоренію ихъ подвергнетъ, гдѣ продолженіе приказному обряду, отдаленіе самихъ судебныхъ мѣстъ отниметъ у нихъ много драгоцѣннаго времени»[37]. Тѣ, кто не оставятъ своего прежняго мѣстожительства, ничего не выигрываютъ съ полученіемъ свободы: измѣнится только имя, а въ дѣйствительности „рабство останется“; тѣ же, кто будутъ переходить съ мѣста на мѣсто „всю тягость нищеты и неучастія рода человѣческаго будутъ претерпѣвать“. Наконецъ, помѣщики и при личной свободѣ съумѣютъ поставить крестьянъ въ зависимость отъ себя: они, „желая сохранить себѣ подданныхъ, будутъ стараться ихъ равными образами одолжать, самыми долгами ихъ на вѣчно закабалятъ, обратятъ ихъ свободу въ ничто, тѣмъ съ вящею тягостію, что приложатъ свои старанія не дать имъ способовъ и выплатиться“. Пророческія слова! Извѣстно, что теперь весьма многимъ помѣщикамъ удается обработывать свои ноля за треть и четверть настоящей цѣны, вслѣдствіе того, что они во время нужды ссужаютъ крестьянъ хлѣбомъ съ непремѣннымъ условіемъ не возвращать его натурою, а отработать въ самое страдное время по весьма низкой оцѣнкѣ труда.
Положеніе дворовыхъ подъ властію помѣщика, по мнѣнію автора, спокойнѣе и обезпеченнѣе: лучше „претерпѣвать нужное исправленіе пороковъ своихъ“, но за то „получать пропитаніе и и награду за услуги свои, и быть безпечнымъ въ помощи и убѣжищѣ“, чѣмъ остаться безъ вѣрнаго куска хлѣба.
Въ заключеніе своего труда, авторъ высказываетъ мысль, которую мы встрѣтили уже въ мнѣніи князя Щербатова, что, при каждомъ переходѣ имѣнія изъ рукъ въ руки, дворяне уплачивали пошлины, а такъ какъ это происходило часто, то недвижимыя имущества куплены нетолько кровью, но и деньгами помѣщиковъ, и потому крайне несправедливо было бы отнять у нихъ крестьянъ. Наконецъ, онъ доказываетъ, что наши крѣпостные не коснѣютъ въ такомъ рабствѣ, какъ многіе думаютъ. У помѣщиковъ отнята власть надъ ихъ жизнію и возможность изувѣчить крестьянъ; они обязаны отвѣчать за аккуратный сборъ податей и не допускать крестьянъ ходить по міру, такъ что имъ самимъ не выгодно ихъ раззорять. Но въ дѣйствительности послѣднее соображеніе весьма многихъ не удерживало отъ притѣсненія своихъ крѣпостныхъ, что признавали и консервативные писатели, вродѣ Болтина.
Авторъ желаетъ, чтобы, не выдумывая новыхъ узаконеній, старались точно соблюдать прежнія; онъ надѣется на постепенное смягченіе нравовъ посредствомъ распространенія просвѣщенія.
Къ сожалѣнію, намъ неизвѣстно имя автора этого мнѣнія, въ высшей степени замѣчательнаго, несмотря на защиту крѣпостного права. Мотивированное такимъ образомъ опроверженіе непродуманныхъ мнѣній либераловъ было полезнѣе, чѣмъ скороспѣлые планы объ освобожденіи крестьянъ безъ земли. Нужно полагать, что это мнѣніе принадлежитъ одному изъ самыхъ образованныхъ людей своего времени; это доказываютъ ссылки на французскихъ писателей, на трудъ статистика Вистона, знакомство съ положеніемъ крестьянъ на западѣ Европы, основательныя знанія въ русской исторіи, несмотря на не совсѣмъ правильное пониманіе исторіи нашихъ крестьянъ[38], что обусловливалось младенческимъ состояніемъ этой науки въ то время. Историческія познанія автора заставляютъ насъ предположить, что это мнѣніе принадлежитъ кн. Щербатову. Не считая этой догадки безошибочною, мы укажемъ однако, въ подтвержденіе ея, на нѣкоторое сходство этого мнѣнія съ воззрѣніями кн. Щербатова; мы упоминали уже о повтореніи въ этомъ мнѣніи одного возраженія кн. Щербатова, такое же сходство представляютъ ссылки на поземельныя отношенія черносошныхъ крестьянъ и указаніе на зависимость переселеній отъ разнообразія климата Россіи: сходство съ нѣкоторыми возраженіями другихъ депутатовъ объяснится тогда тѣмъ, что кн. Щербатовъ, какъ присутствовавшій въ комиссіи, могъ воспользоваться ими для своего труда. Весьма сочувственные отзывы о Петрѣ Вадикомъ, встрѣчающіеся въ этомъ разсужденіи, мы находимъ и въ сочиненіяхъ кн. Щербатова. Наконецъ, иныя мѣста изложеннаго мнѣнія чрезвычайно напоминаютъ по слогу произведенія кн. Щербатова. Приведемъ въ примѣръ слѣдующее мѣсто: „показавъ такимъ образомъ собственность недвижимыхъ имѣній съ живущими на нихъ людьми, я оставляю на разсужденіе всякаго благоразумнаго человѣка, или лучше сказать, на разсужденіе каждаго того, въ комъ сластолюбіе, лесть, подлости и пристрастія не всѣ чувства человѣчества затушили, справедливо ли будетъ службою, трудомъ и деньгами пріобрѣтенную собственность у владѣльцевъ, составляющихъ полезнѣйшую часть гражданъ государства, отнять, и нарушить тѣмъ, не говорю, основательныя“ (т. е. основныя) „права россійскаго государства (ибо ихъ нѣтъ), но основательныя естественнаго правосудія тѣ самыя права, на коихъ всѣ общества основаны суть?“ Все это мѣсто, и особенно подчеркнутыя строки, чрезвычайно напоминаютъ „стиль“ кн. Щербатова[39].
IX.
правитьВъ первую треть екатерининскаго царствованія у насъ много занимались крестьянскимъ вопросомъ: обнародованіе задачи вольнаго экономическаго общества, либеральныя идеи „Наказа“, пренія въ законодательной комиссіи — все это заставляло задумываться надъ необходимостію улучшенія быта крѣпостныхъ. Современная литература также сослужила службу въ этомъ дѣлѣ: въ то время, когда, по заказу вольнаго экономическаго общества, а также и въ одной изъ частныхъ комиссій законодательнаго собранія вырабатывались подробныя предположенія по этому предмету, наши писатели отрицательнымъ путемъ служили распространенію въ обществѣ освободительныхъ тенденцій, преслѣдуя обличеніями и насмѣшкою жестокость помѣщиковъ, жадность, съ которою они налагали на своихъ крѣпостныхъ непосильные поборы и работы, противозаконную торговлю рекрутами, стѣсненіе крестьянъ даже въ такомъ дѣлѣ, какъ заключеніе брака. Несмотря на то, что писать на эту тему было не такъ легко, какъ обличать щеголихъ и модныхъ петиметровъ, потому что всякое рѣзкое, слово возбуждало крики негодованія крѣпостниковъ (стоитъ только вспомнить бурныя пренія въ комиссіи, возбужденныя Боробьинымъ), наши писатели, и особенно сотрудники сатирическихъ журналовъ, не разъ затрогивали тяжелое положеніе крѣпостныхъ крестьянъ.
„Живописецъ“ Новикова (1772 г.) указываетъ, что одни помѣщики заставляютъ крестьянъ убрать сначала весь господскій хлѣбъ и только тогда позволяютъ крестьянамъ приняться за свою работу, другіе требуютъ отъ нихъ по пяти дней барщины въ недѣлю[40]. «Трутень» Новикова (1769 г.) для излеченія «Злорада», который звѣрски наказываетъ своихъ слугъ за малѣйшую ихъ оплошность, прописываетъ лекарство, посредствомъ которого онъ самъ втеченіи нѣкотораго времени превратится въ рабское состояніе, послѣ чего навѣрное выздоровѣетъ. «Живописецъ» указываетъ, что помѣщики жалѣютъ собакъ и лошадей больше, чѣмъ людей, и влагаетъ въ уста одного дикаго помѣщика такія разсужденія по поводу обличеній сатирическихъ журналовъ. Живописецъ говоритъ, что помѣщики мучатъ крестьянъ, а того проклятый и не знаетъ, што въ старину тираны были не крещеные и мучили святыхъ… а наши мужики вить не святые: какъ же намъ быть тиранами?.. Неушто хочетъ онъ, чтобы мужики богатѣли, а мы бы, дворяне, скудѣли, да этова и Господь не приказалъ: кому-нибудь одному богатому быть надо намъ, либо помѣщику, либо крестьяцину: вить не всѣмъ старцамъ въ игумнахъ быть. И въ святомъ писаніи сказано:. другъ другу тяготы носите, и тако исполните законъ Христовъ: они на насъ работаютъ, а мы ихъ сѣчомъ, ежели станутъ лѣниться; такъ мы и равны; да на што они крестьяне: его такое и дѣло, што работай безъ отдыху. Дай-ка имъ волю, такъ они и не вѣсть что затѣютъ". Какимъ бы преувеличеніемъ ни казались иногда насмѣшки сатирическихъ журналовъ, но дѣйствительность не отставала отъ изображаемыхъ ими типовъ. Такъ, напримѣръ, ссылка на священное писаніе въ подтвержденіе того, что крестьяне должны работать въ пользу господъ, встрѣтилась намъ въ мнѣніи одного изъ лифляндцевъ, писавшихъ на тему экономическаго общества. «Трутень» помѣщаетъ также донесеніе старосты помѣщику, представляющее въ цѣломъ фотографически вѣрное воспроизведеніе дѣйствительныхъ отписокъ господамъ: «Неплательщиковъ по указу твоему господскому на сходѣ сѣкъ нещадно, только они оброку не заплатили, говорятъ, что негдѣ взять»… «Съ Антошки за то, что онъ тебя въ челобитной назвалъ отцомъ, а не господиномъ, взято 5 рублевъ. И онъ на сходѣ высѣченъ. Онъ сказалъ: „я-де это сказалъ съ глупости“, и напредки онъ тебя, государя, отцомъ называть не будетъ». Помѣщикъ же въ своемъ указѣ приказываетъ нещадно высѣчь старосту при собраніи всѣхъ крестьянъ за то, что онъ запустилъ большую недоимку, смѣнить и взыскать съ него 100 р. штрафа. Вѣрно съ дѣйствительностію представлена также и челобитная крестьянина, просящаго, ввиду его печальнаго положенія, о сложеніи недоимки. — Въ это время и сама императрица не отставала отъ другихъ писателей въ насмѣшкахъ надъ крѣпостнымъ правомъ. Ея Ханжихина въ комедіи «О время!» такъ проводитъ день: послѣ утреннихъ молитвъ она чешетъ свою кошку, причемъ поетъ стихъ: «блаженъ, кто и скоты милуетъ», а между тѣмъ, разсказываетъ ея горничная, «и насъ также миловать изволитъ: иную пощечиною, иную тростью, а иную бранью и проклятіями. Потомъ начинается заутреня, во время которой то бранитъ дворецкаго, то шепчетъ молитвы, то посылаетъ провинившихся наканунѣ людей пороть батожьемъ».
Особенно часто литература обращала вниманіе на противозаконную торговлю рекрутами: «При нынѣшнемъ рекрутскомъ наборѣ», говоритъ «Трутень», «по причинѣ запрещенія чинить продажу крестьянъ въ рекруты… до окончанія набора, показалося новоизобрѣтенное плутовство. Помѣщики, забывшіе честь и совѣсть… выдумали слѣдующее: продавецъ, согласясь съ покупщикомъ, велитъ ему на себя бить челомъ въ завладѣніи дачи; а сей, имѣвъ нѣсколько хожденія по тому дѣлу, наконецъ, подаетъ обще съ истцомъ мировую челобитную, уступая въ искъ того человѣка, котораго онъ продалъ въ рекруты». «Адская почта» также указываетъ на разныя уловки, чтобы обойти запрещеніе торговли людьми во время рекрутскаго набора. Одинъ изъ героевъ въ комедіи Княжнина «Несчастіе отъ кареты», написанной также въ эпоху изданія сатирическихъ журналовъ, даетъ такой совѣтъ своему приказчику: «Мало ли есть способовъ достать денегъ! напримѣръ нѣтъ ли у васъ на продажу годныхъ людей въ рекруты? нахватай ихъ и продай». — «Боже мой, какъ мы несчастливы, жалуется въ той же комедіи молодой парень: „намъ должно пить, ѣсть и жениться по волѣ тѣхъ, которые нашимъ мученіемъ веселятся и которые безъ насъ бы съ голоду померли“. На то, что крестьяне и дворовые лишены возможности даже жену выбрать себѣ по сердцу, обращаетъ вниманіе и Екатерина въ комедіи: „О время!“ Ея героиня Ханжихина въ негодованіи на то, что одинъ изъ дворовыхъ просьбою о женитьбѣ помѣшалъ ей молиться, приказываетъ строго наказать его.
Результатомъ помѣщичьяго управленія являлась народная нищета. „Бѣдность и рабство повсюду встрѣчалися со мною въ образѣ крестьянъ“, говоритъ авторъ статьи „Отрывокъ путешествія“ въ „живописцѣ“. — „Непаханныя поля, худой урожай хлѣба — возвѣщали мнѣ, какое помѣщики тѣхъ мѣстъ о земледѣліи прилагали раченіе. Маленькія, покрытыя соломою хижины изъ тонкаго заборника, дворы, огороженные плетнями, небольшіе адоньи хлѣба, весьма малое число лошадей и рогатаго скота подтверждали, сколь велики недостатки тѣхъ бѣдныхъ тварей, которыя богатство и величество цѣлаго государства составлять должны. Не пропускалъ я ни одного селенія, чтобы не разспрашивать о причинахъ бѣдности крестьянской. И слушая ихъ отвѣты, къ великому огорченію, всегда находилъ, что помѣщики ихъ сами были тому виною“.
Такимъ образомъ литература, насколько возможно, касалась язвы, разъѣдавшей тогдашнее общество, и ничто намъ не кажется несправедливѣе укоровъ журналамъ того времени отъ нѣкоторыхъ нынѣшнихъ изслѣдователей, что они осмѣивали только подражаніе иностранцамъ, франтовъ и щеголихъ, и не говорили о болѣе важныхъ предметахъ; особенно странны кажутся намъ такіе упреки въ статьяхъ, принадлежащихъ перу журнальныхъ дѣятелей, которые по собственному опыту знаютъ, насколько свободно даже и въ настоящее время можно говорить о „злобѣ дня“. Сотрудники журналовъ екатерининскаго времени были, по крайней мѣрѣ, не въ лучшемъ положеніи: стоитъ только взглянуть на тѣ оговорки, какими издателямъ сатирическихъ журналовъ приходилось снабжать статьи, затрогивающія крѣпостное право. Такъ Новиковъ, печатая въ своемъ журналѣ „Отрывовъ путешествія“, дѣлаетъ къ нему слѣдующее примѣчаніе: „Еслибы это было въ то время, когда умы наши и сердца заражены были французскою націею (т. е. при Елизаветѣ), то не осмѣлился бы я читателя моего подчивать съ этого блюда. потому что оно приготовлено очень солоно и для нѣжныхъ вкусовъ благородныхъ невѣждъ горьковато. Но нынѣ премудрость, сидящая на престолѣ, истину покровительствуетъ не ввѣхъ дѣяніяхъ“ и т. д. Но это примѣчаніе не помогло и издателю пришлось въ другомъ мѣстѣ защищаться отъ нападокъ и объяснять значеніе статьи, возбудившей не мало толковъ. Онъ влагаетъ въ уста одного просвѣщеннаго читателя такія разсужденія: „Кто не согласится, что есть дворяне, подобные описанному вами? Кто посмѣетъ утверждать, что сіе злоупотребленіе недостойно осмѣянія? И это скажетъ, что худое раченіе помѣщиковъ о крестьянахъ не наноситъ вреда всему государству? Пусть вникнутъ въ сіе здравымъ разсужденіемъ, тогда увидятъ, отчего остановляются приходятъ въ недоимку государственные поборы? О г чего происходитъ то, что крестьяне наши бываютъ бѣдны? Отчего у худыхъ помѣщиковъ и у крестьянъ ихъ часто бываютъ неурожаи хлѣба?.. Пусть скажутъ, кто больше оскорбляетъ почтенный дворянскій корпусъ, кто дѣлаетъ стыдъ человѣчеству: дворяне ли, преимущество свое во зло употребляющіе, или ваша на нихъ сатира?“ Но и въ этой защитительной тирадѣ, такъ же, какъ я въ продолженіи статьи „Отрывовъ путешествія“ издатель долженъ былъ исключить нѣкоторыя мѣста, опасаясь навлечь на себя „сугубое негодованіе“. Однако, всѣ эти оправданія и оговорки, не помогли: кончилось тѣмъ, что сатирическіе журналы не пережили 1774 г. Нельзя не вспомнить, что это годъ пугачевщины, годъ поворота въ направленія внутренней политики Екатерины. Правда, крѣпостные и въ первую треть ея царствованія не видѣли облегченія своего положенія, но въ это время можно было еще мечтать объ осуществленіи крестьянской реформы, теперь же надо было проститься съ эти мы ожиданіями.
Реакція замѣтно отразилась въ литературѣ. Еще въ „Недорослѣ“ Фонвизина предаются осмѣянію и позору жестокіе, безжалостные помѣщики, хотя мрачность красокъ уже смягчается тутъ выставленіемъ добродѣтельныхъ чиновниковъ И восхваленіями намѣстника, который „съ ревностію помогаетъ страждущему человѣчеству“. Порокъ, какъ извѣстно, подвергается у Фонвизина наказанію. Въ журналахъ же, издававшихся Новиковымъ во вторую половину царствованіи Екатерины — „Вечерняя Заря“ (1762), „Покоющійся трудолюбецъ“ (1764—1785 г.) — почти нѣтъ и помину о прежней сатирѣ. — Вмѣсто отрицательнаго отношенія въ крѣпостному нраву, у насъ начали доказывать, что положеніе нашихъ крестьянъ очень хорошо сравнительно съ жизнію народа на западѣ виднымъ представителемъ этого новаго направленія является Болтинъ. Правда, ещё ранѣе въ „Антидотѣ“, возраженія на книгу аббата Шаппа, изданномъ по французски въ 1768 г., составленіе котораго Сабатье-де-Кабръ и Сегюръ прямо приписываютъ Екатеринѣ[41], мы читаемъ: „Мнимая нищета не существуетъ въ Россіи; русскій крестьянинъ во сто разъ счастливѣе и достаточнѣе, чѣмъ ваши французскіе крестьяне; онъ знаетъ, что слѣдуетъ ему платить, между тѣмъ, какъ у васъ есть провинціи, въ которыхъ принуждены питаться каштанами и даже не знаютъ названія всѣхъ своихъ повинностей, столько ихъ возложено на нихъ. Въ Россіи налагаютъ повинности лишь въ той мѣрѣ, въ какой крестьянинъ можетъ ихъ нести“. Тутъ мы встрѣчаемъ даже увѣреніе, что „хорошее или дурное обращеніе съ домашнею прислугою гораздо болѣе зависитъ отъ хорошей или дурной нравственности господъ, чѣмъ отъ законовъ страны; ко благу человѣчества, наши нравы не ухудшаются“[42]. Но такіе идеи въ сочиненіяхъ, въ родѣ „Антидота“, предназначенныхъ для европейской публики, объясняются политическою цѣлью; та же Екатерина, которая въ „Антидотѣ“ въ розовомъ цвѣтѣ представляла бытъ нашихъ крестьянъ, говорила другое въ своихъ комедіяхъ[43].
Во многихъ мѣстахъ своего сочиненія „Примѣчанія на Леклерка“ Болтинъ доказываетъ, что положеніе нашихъ крѣпостныхъ крестьянъ лучше, чѣмъ французскихъ и нѣмецкихъ. Правда, и онъ принужденъ признаться, „что состояніе крестьянъ помѣщичьихъ не всѣхъ есть равное; нѣкоторые изъ нихъ, по жестокосердію и нечувствительности господъ ихъ, обременены оброками и работами тяжкими и едва сносными“, однако же онъ оговаривается, что большая часть изъ нихъ „живутъ въ довольствѣ и покоѣ, слѣдовательно и не признаютъ состоянія своего несноснымъ“. Между тѣмъ, въ другомъ мѣстѣ труда онъ самъ говоритъ, что помѣщиковъ, поступающихъ съ крестьянами „хуже, нежели со скотами… меньше, однакожъ, должно къ стыду признаться, нарочитое число есть“. Онъ старается доказать, что крестьяне въ дѣйствительности ненарушимо владѣютъ своимъ движимымъ имуществомъ. Но въ другомъ мѣстѣ, опять-таки сознается, что крестьяне нѣкоторыхъ помѣщиковъ „изъ сего всеобщаго состоянія исключаются, кои, по безчеловѣчію господъ своихъ, не будучи удостовѣрены о собственности, не радѣютъ о пріобрѣтеніи своемъ и не иначе работаютъ, какъ изъ подъ палки. Лишены будучи имѣнія и желаній оное пріобрѣтать, живутъ въ отчаянной непривязанности къ жизни и едва помышляютъ о насущномъ хлѣбѣ“. Онъ даже влагаетъ въ уста рабовъ жалобы, что на нихъ наваливаютъ „работы, должности не по ихъ силамъ, что не имѣютъ они ни день, ни ночь себѣ отдохновенія; что усердіе и служба ихъ но награждаются; что за малые проступки бьютъ ихъ больно, а случается и безъ вины, а кормятъ худо“.
Болтинъ совершенно правъ, когда доказываетъ нелѣпость предложеній Леклерка, чтобы помѣщики, отпуская на волю крѣпостныхъ не иначе какъ по частямъ, соблюдали при этомъ извѣстные обряды: „ударяли легонько по щекѣ“, заставляли сбривать бороду и переодѣваться въ особое платье для вольныхъ людей. Но въ чемъ же состоятъ его собственныя мнѣнія? Опровергая взгляды одного иностранца, онъ, однако же, вторитъ другому. „Прежде должно освободить души рабовъ, приводитъ онъ слова Руссо: — а потомъ уже и тѣла“. „Не всякому народу вольность можетъ быть полезна; не всякій умѣетъ ее снести и ею наслаждаться; потребно къ сему расположеніе умовъ и нравовъ особливое, которое пріобрѣтается вѣками и пособіемъ многихъ обстоятельствъ“[44]. Однако же, Болтинъ все-таки не является такимъ безусловнымъ консерваторомъ, какъ авторъ „Размышленія о неудобствахъ дать въ Россіи свободу крестьянамъ“. Тогда какъ послѣдній вооружается противъ какихъ бы то ни было законодательныхъ мѣръ въ пользу крѣпостныхъ крестьянъ, Болтинъ говорить: „Не будучи апологистомъ рабства, не скажу я, чтобы наши земледѣльцы въ такомъ состояніи были, чтобы не нужно было дать имъ облегченія, пособіе къ выгоднѣйшей жизни; но скажу, что сіе облегченіе, сіе пособіе не въ дачѣ вольности долженствуетъ состоять, а въ ограниченіи помѣщичьей надъ ними власти и въ нѣкоторыхъ другихъ средствахъ“. Вслѣдъ за тѣмъ онъ рисуетъ въ розовомъ свѣтѣ тѣ отношенія между господами и крестьянами, какія установились бы послѣ ограниченія крѣпостного права; однако, бездѣйствіе правительства помѣшало осуществленію этой идилліи. Не раздѣляя крайностей взглядовъ автора „Размышленія“, Болтинъ имѣетъ одно общее съ нимъ достоинство: онъ также хорошо знаетъ и умѣетъ цѣнить общинное землевладѣніе. Хотя и ранѣе его книги въ нашей печати попадались отрывочныя указанія на передѣлы земель у крестьянъ, но все-таки за нимъ остается заслуга, что онъ первый весьма ясно описалъ наши общинные порядки пользованія землей.
Имя Болтина напоминаетъ намъ другого глубокаго знатока русской исторіи — академика Герарда Фридриха Миллера: онъ тоже два раза возвысилъ свой голосъ при обсужденіи крестьянскаго вопроса. Въ первый разъ это было въ изданіи, хотя и печатавшемся не въ Россіи, но удѣлявшемъ много мѣста нашей исторіи, географіи и описанію современныхъ русскихъ событій Бюшинговомъ магазинѣ. Статья его, написанная въ 1780 г., называется: „О г. Ленгэ, о рабствѣ вообще и русскомъ въ особенности“. Статейка вызвана извѣстными сочиненіями Ленгэ, въ которыхъ онъ справедливо вооружается противъ взглядовъ физіократовъ, отдававшихъ предпочтеніе крупной собственности вередъ мелкою, въ которыхъ доказываетъ, что положеніе современнаго поденщика хуже положенія раба, а также разрушаетъ ложныя представленія о благоденствіи народа въ Англіи. Но Ленгэ не останавливается на этомъ; онъ предлагаетъ, какъ средство для улучшенія участи работниковъ, введеніе рабства[45]. Эта-то послѣдняя парадоксальная часть сочиненій Ленгэ и вызвала замѣтку Миллера, который опасался, чтобы эти взгляды даровитаго писателя не оказали у насъ вреднаго вліянія и не послужили бы подкрѣпленіемъ для мнѣній завзятыхъ крѣпостниковъ. Миллеръ, напротивъ того, утверждаетъ, что уничтоженіе личнаго рабства (Leibeigenschaft) полезно нетолько для государства, но и для землевладѣльцевъ, въ подтвержденіе чего указываетъ на примѣры Замойскаго и Чарторыжскаго въ Польшѣ, которые предоставили крестьянамъ землю „въ собственность“, т. е. постоянное пользованіе за извѣстный оброкъ, и такимъ образомъ, нетолько улучшили ихъ положеніе, но увеличили и свои собственные доходы. Тутъ же Миллеръ сообщаетъ нѣсколько свѣденій изъ исторіи крестьянъ въ Россіи, а затѣмъ о современномъ бытѣ нашихъ помѣщичьихъ крестьянъ говоритъ слѣдующее: „Россія справедливо пользуется славою, что крѣпостное право въ ней гораздо сноснѣе и легче, чѣмъ въ Польшѣ, Богеміи и другихъ государствахъ, гдѣ оно еще существуетъ, и особенно не такъ обременительно, какъ въ Лифляндіи… Безчисленное число крестьянъ (въ Россіи) ежегодно берутъ паспорты и могутъ до тѣхъ поръ жить для заработковъ въ городахъ, пока аккуратно платятъ оброкъ, наложенный на нихъ смотря по силамъ каждаго. Въ томъ числѣ есть и богатые люди, которые подъ именемъ горожанъ ведутъ торговлю. Ни одинъ помѣщикъ не изъявитъ притязанія на имущество, пріобрѣтенное крѣпостнымъ даже и послѣ его смерти, въ ущербу наслѣдниковъ. Справедливые и предусмотрительные владѣльцы помогаютъ крѣпостнымъ въ несчастныхъ случаяхъ и во время всеобщихъ бѣдствій“[46].
Но защищая Россію предъ Европою, Миллеръ все-таки желалъ улучшенія быта нашихъ крѣпостныхъ крестьянъ. Въ одной своей русской статьѣ онъ говоритъ, что „каждый честный помѣщикъ не отниметъ отъ крѣпостного своего крестьянина пахатной земли, развѣ только когда владѣтель оныя небреженіемъ своимъ или другими непорядками навлечетъ на себя немилость своего господина“, не запретитъ ему улучшить свою пашню, такъ какъ „его благополучіе тѣснымъ соединено союзомъ съ благополучіемъ крестьянина“. Но все-таки, чтобы поощрить крестьянина къ производству полезныхъ улучшеній необходимо издать повелѣніе отъ имени государыни, „которымъ бы обнадежить и обезпечить можно было крестьянъ въ собственномъ и безпрепятственномъ владѣніи поправленныхъ ими земель, по крайней мѣрѣ, на извѣстное время. Для сего опредѣлить можно 20 или 30 лѣтъ; ибо въ теченіе такого времени, какъ уже опытомъ дознано, цѣна земныхъ произведеній, безъ сомнѣнія, примѣтнымъ образомъ возвысится; въ такомъ случаѣ справедливость требуетъ въ равномъ содержаніи возвысить и оброкъ. — Вотъ, но мнѣнію моему, рѣшеніе задачи, предложенной отъ С.-Петербургскаго экономическаго общества 1767 г., основанное на познаніи государства“. Такимъ образомъ, Миллеръ думаетъ, что помѣщикъ долженъ быть лишенъ права по своему произволу повышать крестьянскія повинности и отнимать землю у исправнаго плательщика[47].
Изъ русскихъ мнѣній по крестьянскому вопросу одно изъ самыхъ замѣчательныхъ принадлежитъ Полѣнову; среди литературныхъ произведеній — пальма первенства несомнѣнно должна быть признана за книгою Радищева, которая далеко оставляетъ за собою и мнѣніе Полѣнова. Любопытно во всякомъ случаѣ, что эти два наиболѣе важныя произведенія по крестьянскому вопросу принадлежатъ людямъ, окончившимъ свое образованіе за границей. Полѣновъ слушалъ курсъ юридическихъ наукъ въ Страсбургѣ и потомъ въ Гёттингенѣ, Радищевъ, вмѣстѣ съ десятью товарищами, былъ отправленъ въ Лейпцигъ, но Полѣновъ въ 1766 г. вернулся уже въ Россію, а Радищевъ съ товарищами только въ слѣдующемъ году отправился за-границу (черезъ 2 года къ этимъ молодымъ людямъ присоединилось еще четверо, въ числѣ которыхъ были сыновья Олсуфьева, Козодавлева и Теплова). Въ судьбѣ Полѣнова и Радищева есть и другія черты сходства: Полѣновъ за-границею нерѣдко нуждался, вслѣдствіе неаккуратной присылки ему денегъ и затѣмъ возбудилъ противъ себя неудовольствіе академіи рѣзкимъ письмомъ по дѣлу, въ которомъ онъ былъ совершенно правъ; Радищевъ и его товарищи получали весьма плохое содержаніе отъ господина, надзору котораго они были ввѣрены и подвергались самому грубому обхожденію и аресту, когда они выражали свое неудовольствіе; и тотъ, и другой, по возвращеніи въ Россію, не нашли дѣятельности, достойной ихъ способностей. Полѣновъ принужденъ сдѣлаться сенатскимъ чиновникомъ, Радищевъ, вернувшись изъ за-границы въ 1771 г., также опредѣляется протоколистомъ въ сенатъ, а черезъ шесть лѣтъ поступаетъ на службу въ коммерцъ-коллегію. Но громадная разница между ними состоитъ въ томъ, что Полѣновъ, повидимому, вполнѣ удовлетворяется своею чиновничьею карьерою, Радищевъ же продолжаетъ читать и работать, готовясь къ литературнымъ трудамъ.
Нельзя не обратить вниманія на то, что первая книга была издана имъ въ 1789 г.; очевидно, начало революціоннаго движенія во Франціи было тѣмъ стимуломъ, который побудилъ Радищева выступить на литературную арену, а затѣмъ пріобрѣтеніе собственной типографіи[48] явилось удобнымъ средствомъ опубликованія своихъ трудовъ. Любопытно, что уже въ первой книгѣ, имъ напечатанной; „Житіе Ѳ. В. Ушакова“, его товарища по лейпцигскому университету, гдѣ есть интересныя подробности объ этомъ періодѣ жизни Радищева, мы встрѣчаемъ довольно смѣлыя мысли и намеки на современное положеніе Россіи. Не останавливаясь на нихъ, мы укажемъ только на заявленіе о томъ, что нетерпѣніе, съ какимъ молодые люди спѣшили въ Россію по окончаніи курса, тотъ восторгъ, съ какимъ они увидѣли русскую границу, были скоро охлаждены дѣйствительностію, далеко не соотвѣтствовавшею ихъ идеаламъ[49]. Первымъ трудомъ Радищева, напечатаннымъ въ его собственной типографіи, было „Письмо къ другу, жительствующему въ Тобольскѣ“, написанное по поводу открытія памятника Петру Великому въ 1782 г. Относясь къ Петру съ величайшими похвалами, авторъ, однако, заключаетъ свою брошюру такими словами: „могъ бы Петръ славнѣе быть, возносяся самъ и вознося отечество свое, утверждая вольность частную; но если имѣемъ примѣры, что цари оставляли санъ свой, дабы жить въ покоѣ, что происходило не отъ великодушія, но отъ сытости своего сана, то нѣтъ, и до скончанія міра примѣра можетъ быть не будетъ, чтобы царь упустилъ добровольно что-либо изъ своей власти, сѣдяй на престолѣ“[50]. Тутъ уже очевидно вліяніе современныхъ французскихъ событій и конституціонныхъ идей. Императрица въ 1790 г. по поводу этой брошюры замѣтила: „видно, что давно мысль его готовилась ко взятому пути, а французская революція его рѣшила себя опредѣлить въ Россіи первымъ подвизателемъ“[51].
Главный трудъ Радищева, доставившій ему безсмертное имя въ нашей литературѣ — „Путешествіе изъ Петербурга въ Москву“ — (отпечатанный въ томъ же 1790 году), создавался постепенно. По свидѣтельству автора, подъ вліяніемъ чтенія „Исторіи Индій“ аббата Рейналя, продолжавшагося съ большими перерывами съ 1780 по 1785 г., онъ написалъ главу о продажѣ людей съ публичнаго торга; чтеніе Гердера побудило написать главу о цензурѣ, но только знакомство съ путешествіемъ Іорика (т. е. „Сентиментальнымъ путешествіемъ“ Стерна) вызвало составленіе цѣлаго труда. Мы остановимся, разумѣется, только на тѣхъ мѣстахъ книги Радищева, которыя касаются крестьянскаго вопроса.
Прежде всего слѣдуетъ обратить вниманіе на отрицательную сторону его сочиненія. Ни въ одномъ изъ мнѣній по крестьянскому вопросу, не исключая и Полѣнова, мы не найдемъ такихъ полныхъ и обстоятельныхъ указаній на дурныя стороны крѣпостнаго права. Естественно, что при обрисовкѣ положенія крѣпостныхъ, Радищевъ ограничивается одною мрачною стороною ихъ быта, но тѣмъ не менѣе трудъ его не превращается въ злостный памфлетъ со всевозможными преувеличеніями; напротивъ, все, что онъ говоритъ, подтверждается и другими источниками.
Радищевъ приводитъ слова одного крестьянина, что они ходятъ на барщину всѣ шесть дней, а ихъ бабъ и дѣвокъ посылаютъ за грибами и ягодами даже по праздникамъ; и дѣйствительно, оказывается, что крестьяне одного села Орловской губерніи должны были ежедневно работать на помѣщика; крестьяне генеральши Толстой также жаловались императрицѣ, что ихъ постоянно заставляютъ ходить на барщину, не освобождая даже по воскресеньямъ и самымъ большимъ праздникамъ. Про одного-помѣщика Радищевъ говоритъ, что онъ отнялъ у крестьянъ „всю землю, скотину всю у нихъ купилъ по цѣнѣ, какую самъ опредѣлилъ, заставилъ работать всю недѣлю на себя, а дабы они не умирали съ голоду, то кормилъ ихъ на господскомъ дворѣ и то по одному разу въ день, а инымъ давалъ изъ милости мѣсячину“. Другой помѣщикъ также отнялъ у крестьянъ „малый удѣлъ пашней и сѣнныхъ покосовъ, которые имъ на необходимое пропитаніе даютъ обыкновенно дворяне“, и затѣмъ „всѣхъ крестьянъ, женъ ихъ и дѣтей заставилъ во всѣ дни работать на себя. А дабы они не умирали съ голоду, то выдавалъ онъ имъ опредѣленное количество хлѣба, подъ именемъ мѣсячины извѣстное. Тѣ, которые не имѣли семействъ, мѣсячины не получали, а, по обыкновенію лакедемонянъ, пировали вмѣстѣ На господскомъ дворѣ, употребляли… въ мясоѣдъ пустыя щи, а въ посты и постные дни — хлѣбъ съ квасомъ… Слѣдственно, у таковыхъ узниковъ не было ни коровы, ни лошади, ни овцы, ни барана. Дозволеніе держать ихъ господинъ у нихъ не отнималъ, но способы къ тому. Кто былъ позажиточнѣе, кто былъ умѣреннѣе въ пищѣ, тотъ держалъ нѣсколько птицъ, которыхъ господинъ иногда биралъ себѣ, платя за нихъ цѣну по своей волѣ“. Такъ какъ при такомъ порядкѣ хозяйство у помѣщика было въ цвѣтущемъ состояніи, то скоро онъ прикупилъ себѣ новое имѣніе, гдѣ точно также поступалъ съ крестьянами; разбогатѣвъ такимъ образомъ, онъ имѣлъ нѣсколько тысячъ крестьянъ и славился какъ знаменитый хозяинъ. Приведенное нами выше свидѣтельство извѣстнаго агронома Рычкова, доказываетъ, что и въ этой картинѣ опять-таки нѣтъ никакого преувеличенія.
Что касается истязаній, которымъ помѣщики подвергали своихъ крѣпостныхъ, то можно развѣ замѣтить, что Радищевъ говоритъ объ этомъ очень умѣренно. Про одного изъ помѣщиковъ, превратившаго своихъ крестьянъ въ батраковъ, онъ говоритъ: „если который (крестьянинъ) казался ему лѣнивъ, то сѣкъ розгами, плетьми, батожьемъ или кошками, смотря по мѣрѣ лѣности… Если кто изъ крестьянъ что-нибудь укралъ у него, то онъ сѣкъ… но сверхъ того, надѣвалъ на ноги колодки, кандалы, а на шею рогатки… Сожительница его полную власть имѣла надъ бабами. Помощниками въ исполненіи ея велѣній были ея сыновья и дочери, какъ-то и у ея мужа, ибо сдѣлали они себѣ правиломъ, чтобы ни для какой нужды крестьянъ отъ работы не отвлекать… Плетьми или кошками сѣкли крестьянъ сами сыновья, по щекамъ били или за волосы таскали бабъ и дѣвокъ — дочери… Дочери, не имѣя жениховъ, вымещали свою скуку надъ прядильницами, изъ которыхъ онѣ многихъ изувѣчили“. Вотъ и все, что говоритъ авторъ о жестокихъ наказаніяхъ; онъ не упоминаетъ даже о томъ, что нерѣдко они не ограничивались изувѣченіями, а кончались смертью истязуемаго. Въ нѣсколькихъ мѣстахъ своей книги Радищевъ упоминаетъ объ изнасилованіи помѣщиками крестьянскихъ дѣвушекъ. Между прочимъ, онъ говоритъ „въ бывшее пугачевское возмущеніе, когда всѣ служители вооружились на своихъ господъ, нѣкіе крестьяне (повѣсть сія не лжива), связавъ своего господина, везли его на неизбѣжную казнь. Какая тому была причина? Онъ во всемъ былъ господинъ добрый и человѣколюбивый, но мужъ не былъ безопасенъ въ своей женѣ, отецъ — въ дочери. Каждую ночь посланные его приводили къ нему на жертву безчестія ту, которую онъ того дня назначилъ. Извѣстно въ деревнѣ было, что онъ омерзилъ 60 дѣвицъ, лишивъ ихъ непорочности. Наѣхавшая команда выручила сего варвара изъ рукъ на него злобствовавшихъ“. Какъ видно, разсказъ этотъ былъ вѣрно списанъ съ дѣйствительности, такъ какъ императрица Екатерина относительно этого мѣста книги Радищева, замѣтила: „едва ли не гисторія Александра Васильевича Салтыкова“. Къ тому же изъ другихъ источниковъ намъ извѣстенъ одинъ фактъ наказанія помѣщика за подобныя же преступленія: нѣкто Скосыревъ подвергся во время пугачевщины позорной казни за то, что пользовался въ своихъ имѣніяхъ извѣстнымъ правомъ средневѣковыхъ бароновъ (jus primæ noctis). Если изнасилованіе дѣвушекъ было въ помѣщичьихъ имѣніяхъ явленіемъ не особенно частымъ, то браки по принужденію являются общимъ правиломъ: дворяне въ комиссіи уложенія доказывали, что сохраненіе помѣщичьей власти въ этомъ отношеніи будто бы необходимо даже для блага самихъ крестьянъ. Радищевъ касается этого вопроса въ одномъ мѣстѣ своего сочиненія, описывая свадебный поѣздъ, гдѣ женихъ и невѣста вступали въ бракъ по принужденію: „И сіе назовется союзомъ божественнымъ!“ восклицаетъ онъ: — и неустройство сіе въ законѣ останется не наказаннымъ!.. Но что удивляться сему! Благословляетъ бракъ наемникъ; градодержатель, для охраненія закона опредѣленный — дворянинъ, тотъ и другой имѣютъ въ семъ свою пользу. Первый ради полученія мзды, другой — дабы… не лишиться самому лестнаго преимущества управлять себѣ подобнымъ самовластно».
Радищевъ набрасываетъ также картину продажи крѣпостныхъ съ публичнаго торга; тутъ продаются 75-ти-лѣтній ветеранъ, участвовавшій въ походахъ Миниха, во время прусской войны спасшій жизнь отцу своего господина и его самого вытащившій изъ рѣки; его жена 80-ти-лѣтняя старуха, бывшая кормилицею матери барина и вынянчившая барчонка, затѣмъ мамка барина и ея дочь, внучка стариковъ, изнасилованная господиномъ и держащая на рукахъ ребенка отъ него, и наконецъ, ея мужъ. Иностранцу, не вѣрющему, чтобы такой постыдный торгъ могъ происходить въ странѣ, «гдѣ мыслить и вѣрить дозволяется всякому, кто какъ хочетъ», авторъ отвѣчаетъ, что «установленіе свободы въ исповѣданіи обидитъ однихъ поповъ и чернецовъ, да и тѣ скорѣе пожелаютъ пріобрѣсти себѣ овцу, нежели овцу во Христово стадо; но свобода сельскихъ жителей обидитъ, какъ-то говорятъ, право собственности. А всѣ тѣ, кто бы могъ свободѣ поборствовать — всѣ великіе отчинники, и свободы не отъ ихъ совѣтовъ ожидать должно, но отъ самой тяжести порабощенія». Дѣйствительно, продажа людей безъ земли продолжалась до самаго уничтоженія крѣпостного права.
Между прочимъ, Радищевъ разсказываетъ исторію одного молодого двороваго, которому дали образованіе вмѣстѣ съ его сверстникомъ-бариномъ; онъ ѣздилъ со своимъ господиномъ заграницу и ему уже была обѣщана отпускная на волю, когда умеръ старый баринъ и жена молодого стала относиться къ нему не какъ въ товарищу своего мужа, а какъ къ своему холопу: истязала его и даже хотѣла заставить его жениться противъ воли. Отдача въ солдаты за неповиновеніе, кажется, ему не наказаніемъ, а освобожденіемъ отъ рабства. Даже и такая исключительная исторія совершенно походитъ на истину, такъ какъ намъ извѣстны случаи, когда крѣпостными были люди вполнѣ образованные. Мы упоминали уже, что по приказанію Екатерины былъ выкупленъ изъ рабства одинъ художникъ; извѣстно также, что писатель Матинскій, путешествовавшій по Италіи, авторъ комическихъ оперъ, былъ крѣпостнымъ человѣкомъ графа Ягужинскаго.
Сравнивая положеніе казенныхъ крестьянъ съ бытомъ крѣпостныхъ, Радищевъ говоритъ: «тѣ и другіе живутъ въ деревняхъ, но одни платятъ извѣстное, а другіе должны быть готовы платить то, что господинъ хочетъ; одни судятся съ Своими равными, а другіе въ законѣ мертвы, развѣ по дѣламъ уголовнымъ. Членъ общества становится только тогда извѣстенъ правительству, его охраняющему, когда нарушаетъ союзъ общественный, когда становится злодѣй». Радищевъ указываетъ также, что, если крестьяне, вызванные страшными насиліями, убьютъ своего помѣщика, то самый доброжелательный судья ничего не можетъ сдѣлать для ихъ оправданія; до этого не допустятъ высшія власти, считая въ этомъ случаѣ оправданіе оскорбительнымъ нетолько для дворянскаго общества, но и для верховной власти. Онъ полагаетъ, что въ подобныхъ случаяхъ крѣпостные, не защищаемые закономъ, должны пользоваться правомъ самообороны. Хорошо понимая различіе между національнымъ и народнымъ процвѣтаніемъ, Радищевъ отвергаетъ мысль, что крѣпостное право можетъ быть полезно обществу, еслибы даже оно содѣйствовало развитію земледѣлія. Разсказывая о помѣщикѣ, разбогатѣвшемъ посредствомъ превращенія своихъ крестьянъ въ батраковъ, онъ говоритъ: «какая польза государству, что нѣсколько тысячъ четвертей въ годъ болѣе родится хлѣба, если тѣ, кои его производятъ, считаются наравнѣ съ воломъ, опредѣленнымъ тяжкую вздирати борозду?» Онъ требуетъ, напротивъ, суроваго наказанія для людей, подобныхъ этому помѣщику.
Радищевъ не ограничивается тѣмъ, что приводитъ отдѣльные факты, характеризующіе печальное положеніе крѣпостныхъ въ Россіи; онъ самъ обобщаетъ ихъ и указываетъ на тотъ вредъ, какой приноситъ крѣпостное право, «Можетъ ли государство, говоритъ онъ, гдѣ двѣ трети гражданъ лишены гражданскаго званія и частью въ законѣ мертвы, назваться блаженнымъ? Можно ли назвать блаженнымъ гражданское положеніе крестьянина въ Россіи?» Очень можетъ быть, что Радищевъ противопоставляетъ эти вопросы самонадѣянному желанію автора «Наказа», чтобы, по окончаніи составленія законовъ, ни одинъ народъ не былъ «больше процвѣтающъ на землѣ, несчастіе… до котораго я дожить не желаю» (ст. 520). «И такъ, да не ослѣпимся, продолжаетъ Радищевъ: — внѣшнимъ спокойствіемъ государства… и для сихъ только причинъ, да не почтемъ оное блаженнымъ. Смотри всегда на сердца согражданъ. Если въ нихъ найдешь спокойствіе и миръ, тогда сказать можешь во истину: „се блаженны“. Далѣе авторъ указываетъ на истребленіе краснокожихъ въ Америкѣ, произведенное европейцами, и замѣну ихъ неграми. „Сіи-то несчастныя жертвы знойныхъ береговъ Нигера и Сенегала, отринутыя сбояхъ домовъ и семействъ, переселенныя въ невѣдомыя имъ страны, подъ тяжкимъ жезломъ благоустройства вздираютъ обильныя нивы Америки… и мы страну опустошенія назовемъ блаженною для того, что поля ея не поросли терніемъ и нивы ихъ обилуютъ произращеніями разновидными. Назовемъ блаженною страну, гдѣ сто гордыхъ гражданъ утопаютъ въ роскоши, а тысящи не имѣютъ надежнаго пропитанія, ни собственнаго отъ зноя и мраза укрова… Вострепещите, о возлюбленные мои, да не скажутъ о насъ: премени имя, повѣсть о тебѣ вѣщаетъ“.
Отъ существованія рабства страдаютъ нетолько рабы, оно вредно и для государства. Рабскій трудъ менѣе производителенъ, чѣмъ свободный, и ужъ одно это уменьшаетъ размноженіе народа; къ тому же крѣпостные должны работать до изнеможенія. Рабство приноситъ болѣе вреда, чѣмъ нашествіе врага; послѣднее „опустошаетъ случайно и мгновенно“, тогда какъ первое „губитъ долговременно и всегда“; кромѣ того, рабство приносятъ еще большой нравственный вредъ какъ рабамъ, такъ и господамъ. „Съ одной стороны, родятся надменность, а съ другой-робость“; рабы „оковы свои возлюбллютъ“, а дли другихъ сословій „примѣры властвованія суть заразительны“. Наконецъ, оно нетолько вредно, но и опасно. „Не вѣдаете ли, любезные наши сограждане, говоритъ Радищевъ: — великая намъ предстоитъ гибель, въ коликой мы вращаемся опасности… Потокъ, загражденный въ стремленіи, тѣмъ сильнѣе становится, чѣмъ тверже находитъ противустояніе. Прорвавъ оплотъ единожды, ничто уже въ разлитія его противиться ему не возможетъ. Таковы суть братія наши, во узахъ нами содержимые. Ждутъ случая и часа. Колоколъ ударяетъ и се пагуба звѣрства разливается быстротечно. Мы узримъ окрестъ насъ мечъ и отравы. Смерть и пожиганіе намъ будетъ посулъ за нашу суровость и безчеловѣчіе. И чѣмъ медлительнѣе и упорнѣе мы были въ разрѣшеніи ихъ узъ, тѣмъ стремительнѣе они будутъ въ мщеніи своемъ. Приведите себѣ на память прежнія повѣствованія. Даже обольщеніе колико яростныхъ сотворило рабовъ на ногубленіе господь своихъ! Прельщенные грубымъ самозванцемъ (намекъ на Пугачева), текутъ ему во слѣдъ и ничего толико не желаютъ, какъ освободиться отъ ига своихъ властителей; въ невѣжествѣ своемъ другого средства къ тому не умыслили, какъ ихъ умерщвленіе. Не щадили они ни пола, ни возраста… Вотъ что намъ предстоитъ, вотъ чего намъ ожидать должно“. Послѣ всѣхъ этихъ доводовъ противъ рабства, авторъ обращается къ читателямъ съ воззваніемъ, чтобы они освободили крестьянъ; но онъ желаетъ дарованія не одной личной свободы: онъ справедливо полагаетъ, что земля должна принадлежать тому, кто ее обработываетъ. „Кто же въ нивѣ ближайшее имѣетъ право, буде не дѣлатель ея?“… А между тѣмъ, насколько „удалилися мы отъ первоначальнаго общественнаго положенія относительно владѣнія. У насъ тотъ, кто естественное имѣетъ въ оному право, не токмо оттого исключенъ совершенно, но, работая ниву чужую, зритъ пропитаніе свое, зависящее отъ власти другого!“
Полагая, однако, что правительство не настолько сильно, что* бы побудить помѣщиковъ сразу освободить крестьянъ, Радищевъ предлагаетъ совершить это постепенно въ слѣдующемъ порядкѣ. Прежде всего нужно уничтожить рабство, оставивъ только крѣпостное право, т. е. не дозволять помѣщикамъ превращать крестьянъ въ дворовыхъ, въ случаѣ же нарушенія этого правила, такой дворовый дѣлается свободнымъ; дозволить крестьянамъ вступать въ бракъ безъ согласія помѣщика и запретить брать выводныя деньги. Вслѣдъ за тѣмъ, крестьяне должны получить земельный надѣлъ. „Удѣлъ въ землѣ, ими обработываемой, должны они имѣть собственностью, ибо платятъ сами подушную подать. Пріобрѣтенное крестьяниномъ имѣніе ему принадлежать долженствуетъ; никто его оного да не лишитъ самопроизвольно“. Онъ получаетъ право быть судимымъ ему равными, т. е. въ расправахъ, въ которыя слѣдуетъ выбирать и изъ помѣщичьихъ крестьянъ. Слѣдуетъ дозволять ему покупать землю, выкупаться на волю за опредѣленную сумму; нужно запретить произвольно наказывать его безъ суда. Затѣмъ настаетъ совершенное уничтоженіе рабства[52].
Таковъ проэктъ Радищева, который но широтѣ и опредѣленности превосходитъ всѣ ту предшествовавшіе. Изъ всѣхъ разсмотрѣнныхъ нами мнѣній и проэктовъ, только Грасленъ категорически высказалъ, что земля должна принадлежать тому, кто ее обработываетъ; но его сочиненіе слишкомъ отвлеченно и не имѣло въ виду условій, въ которыхъ находилась Россія. Радищевъ, выставляя требованіе объ освобожденіи крестьянъ съ земельнымъ надѣломъ, соглашается на нѣкоторую постепенность въ реформѣ и предлагаетъ рядъ практичныхъ мѣръ, не отказываясь, однако же, отъ главной своей мысли, что освобожденіе должно совершиться съ дарованіемъ крестьянину земли и основываетъ это требованіе на томъ, что крестьяне, а не помѣщики платятъ подати.
Повидимому, впрочемъ, Радищевъ мало надѣялся, что правительство возьметъ въ свои руки дѣло реформы. Осуждая крайности Пугачевщины, онъ въ тоже время предвидѣлъ, что только повтореніе крестьянскихъ волненій заставитъ правительство выйти изъ бездѣйствія. Такъ онъ говоритъ: (Крестьянинъ въ законѣ мертвъ, сказали мы… нѣтъ, нѣтъ, онъ живъ будетъ, если того восхочетъ!»
Извѣстно, какъ отнеслась Екатерина къ сочиненію Радищева: даже тѣ мѣста его книги, которыя посвящены крестьянскому вопросу, не вызвали сочувствія государыни, нѣкогда мечтавшей объ освобожденіи крестьянъ. Такъ, напримѣръ, по поводу продажи людей съ аукціона, она замѣчаетъ: «начинается прежалкое повѣсть о семіи, проданной съ молотка за долги господина». По поводу другого мѣста она говоритъ: «ѣдитъ оплакивать плачевную судьбу крестьянскаго состоянія, хотя и то неоспоримо, что лутчее сюдбы нашихъ крестьянъ у хорошова помѣщика нѣтъ во всей вселенной». Большая часть прекрасной главы, спеціально посвященной крестьянскому вопросу, возбуждаетъ замѣчаніе императрицы, что будто бы это мѣсто «клонится въ возмущенію крестьянъ противу помѣщиковъ», а горячее увѣщаніе добровольно освободить рабовъ вызываетъ только восклицаніе: «уговариваетъ помѣщиковъ освободить крестьянъ, да никто не послушаетъ».
Между тѣмъ эта часть сочиненія была несомнѣнно самою дорогою для Радищева. Предъ грознымъ Шешковскимъ, продолжавшимъ, по выраженію Потемкина, «кнутобойничать» въ царствованіе автора Наказа, Радищевъ долженъ былъ просить пощады, принужденъ былъ отречься отъ многихъ своихъ взглядовъ, признать ихъ печальными заблужденіями. Кто рѣшится бросить въ него за это камнемъ, кто скажетъ, что самъ онъ устоялъ бы предъ тѣми неоффиціальными средствами предварительнаго слѣдствія, которыя, какъ извѣстно, Шешковскій унаслѣдовалъ отъ тайной канцеляріи. Радищевъ былъ приговоренъ къ смертной казни, но въ XVIII в. это было еще не наибольшее изъ золъ: тогда каждый могъ опасаться истязаній и другихъ оскорбленій человѣческаго достоинства, предъ которыми не останавливался Шешковскій. Какъ бы то ни было, слово за крестьянъ Радищевъ умѣлъ выговорить даже языкомъ, коснѣющимъ отъ страха. «Описывая состояніе помѣщичьихъ крестьянъ, пишетъ онъ въ своихъ показаніяхъ: — думалъ, что устыжу тѣмъ тѣхъ, которые съ нийи поступаютъ жестокосердно»… «Въ проэктѣ объ освобожденіи крестьянъ помѣщичьихъ, я мечталъ, признаюсь, какъ можетъ быть оно постепенно, ибо увѣренъ въ душѣ моей, что запретившей покупку деревень къ заводамъ, фабрикамъ законоположительницѣ, что начертавшей перстомъ мягкосердія мѣру работъ приписанныхъ къ заводамъ крестьянъ, что давшей крестьянину судію изъ среды его, мысль освобожденія крестьянъ помѣщичьихъ если не исполнена, то потому, что вящшія тому препятствуютъ соображенія»[53].
Въ этомъ отношеніи Радищева не угомонила вполнѣ даже 6-тилѣтняя ссылка въ восточную Сибирь, хотя она и сдѣлала его сдержаннѣе. Въ своей статьѣ «Описаніе моего владѣнія», написанной по возвращеніи изъ ссылки, онъ такъ характеризуетъ отношенія помѣщика къ крестьянамъ: 1) онъ можетъ продать ихъ оптомъ или въ розницу, такъ, что при этомъ разлучаетъ даже дочь съ матерью, сына съ отцомъ и, можетъ быть, жену съ мужемъ, и только при продажѣ съ публичнаго торга запрещено раздроблять семьи. 2) Господинъ можетъ заставить его работать сколько хочетъ, «нынѣ только запрещено работать по воскресеньямъ и совѣтомъ сказано, что довольно трехъ дней на господскую работу[54]; но на нынѣшнее время законоположеніе сіе не великое будетъ имѣть дѣйствіе, ибо состояніе ни земледѣльца, ни двороваго не опредѣлено. 3) Господинъ можетъ его наказывать по своему разсмотрѣнію, онъ судья его и исполнитель своихъ приговоровъ». 4) Господинъ вполнѣ распоряжается имѣніямъ крѣпостнаго. 5) Заставляетъ крестьянина жениться на комъ ему будетъ указано, е слѣдовател земледѣлецъ есть рабъ въ семъ отношеніи совершенно". Однимъ словомъ, если крестьянинъ пользуется чѣмъ либо, то лишь изъ милости господина, а между тѣмъ, такъ какъ онъ платитъ подати, то, кажется, «долженъ имѣть собственность и проч.»
Такъ въ болѣе осторожной формѣ Радищевъ возвращается къ своей излюбленной мысли объ улучшеніи быта крѣпостныхъ крестьянъ. Его мысль о необходимости освобожденія крестьянъ съ землею не погибла совершенно: она вновь выплываетъ въ планахъ декабристовъ. Правда, нѣкоторые изъ членовъ тайнаго общества стояли только за личную эмансипацію и считали освобожденіе съ землею невозможнымъ, другіе, въ томъ числѣ М. Н. Муравьевъ, думали, что крестьяне должны получить въ собственность только дома и огороды, но за то Пестель и нѣкоторые члены южнаго общества, по свидѣтельству современника, «высказывали самый широкій взглядъ на владѣніе землею, который казался другимъ утопическимъ», т. е. очевидно требовали освобожденія крестьянъ съ земельнымъ надѣломъ, а быть можетъ, даже мечтали о предоставленіи всей земли лишь трудящимся классамъ[55].
X.
правитьМы окончили обзоръ всѣхъ мнѣній и проэктовъ по крестьянскому вопросу, составленныхъ въ царствованіе Екатерины II. Благодаря многимъ матерьяламъ, которыми мы могли впервые воспользоваться, намъ удалось сообщить много новыхъ фактовъ, доказывающихъ, что объ измѣненіи быта крѣпостныхъ крестьянъ думали въ это время гораздо болѣе, чѣмъ можно было до сихъ поръ предполагать[56]. Объ отвѣтахъ на задачу вольнаго экономическаго общества и преніяхъ въ законодательной комиссіи мы имѣли весьма мало свѣдѣній, о дѣятельности же частной комиссіи о разборѣ государственныхъ жителей и о всѣхъ составленныхъ въ ней проэктахъ но крестьянскому вопросу не было сказано ни слова въ нашей научной литературѣ, а между тѣмъ, мы видимъ, что тутъ дѣло было сначала поставлено довольно умно, и, не смѣнись прежніе члены, можно думать, что, по крайней мѣрѣ, проэктъ Унгерна-Штернберга приняли бы въ неискалѣченномъ видѣ. Во всякомъ случаѣ дѣятельность этой частной комиссіи представляетъ весьма интересное явленіе: она была предшественницей тѣхъ секретныхъ комитетовъ по крестьянскому дѣлу, которые учреждались одинъ за другимъ въ царствованіе императора Николая и до нѣкоторой степени подготовили реформу 19-го февраля. Любопытна также попытка ораніенбаумскихъ и ямбургскихъ дворянъ, какъ первый шагъ къ ограниченію помѣщичьихъ правъ. Мы отмѣтили проблески освободительныхъ идей въ литературѣ, въ рѣчахъ депутатовъ, въ трудахъ частныхъ комиссій, въ пожеланіяхъ просвѣщенныхъ администраторовъ я самой императрицы — и въ суммѣ получили множество либеральныхъ требованій. Теперь намъ остается только сопоставить всѣ эти пожеланія съ тфмъ, что было сдѣлано въ дѣйствительности.
Мы не сѣтуемъ на то, что не было произведено общей реформы, скажемъ болѣе, мы можемъ только радоваться этому. Несмотря на немногія почтенныя исключенія, большинство плановъ ограничивается личнымъ освобожденіемъ крестьянъ, и правительство, вѣроятно, не пошло бы далѣе освобожденія дѣтей, родившихся послѣ извѣстнаго года; оно не рискнуло бы даже на немедленное дарованіе всѣмъ одной личной свободы; да и крайне странно было бы, считая вреднымъ переходъ крестьянъ въ Малороссіи и закрѣпощая тамошній народъ, вводить въ Великороссіи то, противъ чего боролись на югѣ. И такъ, не въ недостаткѣ рѣшимости освободить крестьянъ можно обвинять Екатерину, а въ томъ, что. не было принято многихъ настоятельно необходимыхъ мѣръ для ограниченія крѣпостного права. Что нужно было сдѣлать — на это слышалось не мало указаній и въ мнѣніяхъ, присланныхъ въ экономическое общество, напримѣръ, въ трудѣ Полѣнова, и въ рѣчахъ нѣкоторыхъ депутатовъ въ комиссіи уложенія, и въ проэктѣ Унгерна-Штернберга, и даже въ правилахъ ямбургскихъ и ораніенбаумскихъ дворянъ, не говоря уже о превосходной книгѣ Радищева. Нужно было точно регулировать повинности крестьянъ, обусловивъ Ихъ вполнѣ достаточнымъ земельнымъ надѣломъ, размѣры котораго указывали современные агрономы, нужно было ограничить право помѣщиковъ наказывать крестьянъ и, между прочимъ, ссылать ихъ въ Сибирь въ зачетъ рекрутъ, нужно было уничтожить взиманіе выводныхъ денегъ и предоставить крестьянамъ право же ниться по своему усмотрѣнію, нужно было дозволить имъ выкупаться на волю за опредѣленную сумму и безъ согласія помѣщика и т. п. Могутъ сказать, что такія частныя мѣры какъ будто бы санкціонировали крѣпостное право, что онѣ могли даже задержать введеніе общей реформы. Это возраженіе, по нашему мнѣнію, совершенно несправедливо; и при полной беззащитности народа, крѣпостное право чуть не возводилось во главу угла нашего государственнаго устройства. Послѣ того, какъ наши западные сосѣди въ первой половинѣ XIX в. съумѣли окончательно раздѣлиться съ крѣпостнымъ правомъ, его существованіе сдѣлалось немыслимымъ и у насъ. Правда, мы умѣемъ отставать отъ запада, умѣемъ въ теченіи четверти, половины вѣка оставаться въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ чудищами, на удивленіе всей Европы, но все-таки духъ времени беретъ свое и у насъ.
Возвращаемся, однако, къ прошлому. Мы привели не наши собственныя, а современныя Екатеринѣ пожеланія, большинство которыхъ она раздѣляла сама въ эпоху составленія «Наказа»; теперь посмотримъ, что было сдѣлано въ дѣйствительности въ пользу крѣпостныхъ крестьянъ.
Для ограниченія торговли людьми во время рекрутчины запрещено было (въ 1766 г.) совершать купчія на крѣпостныхъ за три мѣсяца до рекрутскаго набора, но скоро было дозволено и въ это время продавать малолѣтныхъ и стариковъ; по окончаніи же набора, снова можно было продавать кого угодно. Разлученіе семей запрещено было въ 1771 г. только при продажѣ имѣній съ аукціона, помѣщики же безпрепятственно продолжали это дѣлать и торговля рабами производилась въ концѣ XVIII в. съ особенною наглостію, такъ что о продажѣ людей въ газетахъ объявляли наравнѣ съ животными и всякими вещами. По учрежденіямъ о губерніяхъ намѣстнику дозволено было защищать крѣпостныхъ, и нѣсколько звѣрообразныхъ помѣщиковъ были отправлены на вѣчную каторгу въ Сибирь, другіе подверглись пожизненному заключенію, ссылкѣ на поселеніе и проч; но это дѣлалось и ранѣе. Запрещено вольноотпущеннымъ вновь закрѣпощать себя; запрещено считать новорожденныхъ крѣпостными ихъ воспитателей; всѣ питомцы воспитательныхъ домовъ получали свободу, и еслибы имъ случилось вступить въ бракъ съ крѣпостнымъ или крѣпостною (что, впрочемъ, не дозволялось), то лицо, прежде несвободное, дѣлалось вольнымъ. Едва ли не важнѣе всего этого была бы пріостановка[57] въ 1773 г. ссылки помѣщиками своихъ людей (о которой, впрочемъ, мы знаемъ только изъ протоколовъ государственнаго совѣта), но, такъ какъ въ 80-хъ годахъ мы встрѣчаемъ случаи, что помѣщики отправляютъ крѣпостныхъ въ Сибирь, то эта мѣра или осталась однимъ предположеніемъ, или, быть можетъ, была впослѣдствіи отмѣнена.
Вотъ и всѣ, чрезвычайно жалкія, попытки ограниченія крѣпостного права; ничтожныя уже и сами по себѣ, онѣ утрачиваютъ въ нашихъ глазахъ всякое значеніе, лишаютъ Екатерину права на большую признательность въ этомъ отношеніи, когда мы вспомнимъ, что рядомъ съ этими мѣрами въ пользу крѣпостныхъ шли указы, еще болѣе ухудшавшіе ихъ положеніе: таковы были окончательное запрещеніе крѣпостнымъ жаловаться на помѣщиковъ (1767 г.), такъ что съ этихъ поръ всякая ихъ жалоба на господина заранѣе считалась противозаконною и еще болѣе дозволеніе помѣщикамъ (въ 1765 г.) передавать своихъ людей адмиралтейской коллегіи для употребленія на каторжныя работы съ правомъ брать ихъ обратно по своему усмотрѣнію; такъ что ага мѣра не оправдывалась даже тѣми государственными соображеніями (колонизація Сибири), на которыя ссылалось правительство императрицы Елизаветы, дозволяя помѣщикамъ ссылать своихъ крестьянъ въ зачетъ рекрутъ.(о закрѣпощеніи Малороссіи мы не говоримъ, оно требуетъ особаго обсужденія). Слѣдуетъ также поставить на счетъ Екатеринѣ раздачу въ пожалованіе казенныхъ крестьянъ; правда, въ Великороссіи, за единичными исключеніями, этого не дѣлалось, но за то въ Малороссіи и Остзейскомъ краѣ случалось нерѣдко; въ областяхъ же, присоединенныхъ отъ Польши, раздача казенныхъ имѣній приняла громадные размѣры[58].
Подводя итогѣ всему предыдущему, слѣдуетъ сказать, что въ царствованіе Екатерины было сдѣлано гораздо болѣе для усиленія и даже для распространенія крѣпостного права, чѣмъ для его ограниченія. Но въ одномъ отношеніи слѣдуетъ признать ея большую заслугу: она первая съ высоты престола бросила въ общество идею, что крѣпостной — такой же человѣкъ, какъ и его господинъ, что онъ также имѣетъ право на разумное существованіе, и тѣмъ навсегда вписала свое имя въ исторію крестьянскаго вопроса въ Россіи.
Говорятъ, Екатерина, обязанная престоломъ дворянству, не смѣла пойти наперекоръ ему въ дѣлѣ измѣненія быта крестьянъ. Можно было бы признать это возраженіе основательнымъ, еслибы она одна носилась въ это время съ мыслію о необходимости ограниченія крѣпостного права. Но послѣ всего того, что было сообщено въ нашей статьѣ, его можно признать никуда негоднымъ, если требовать отъ Екатерины не окончательной реформы, а только улучшенія быта помѣщичьихъ крестьянъ. Вѣдь были мѣры, необходимость которыхъ признавали даже всѣ консерваторы; таково напримѣръ запрещеніе продажи людей въ розницу. А затѣмъ въ ряду болѣе вліятельныхъ людей, прямо или косвенно выражавшихъ сочувствіе идеѣ объ ограниченіи крѣпостнаго права, слѣдуетъ назвать: П. И. Панина, Г. Г. Орлова, Я. Сиверса, Мельгунова, Унгернъ-Штернберга, Д. Голицына[59]; къ нимъ можно еще причислить Р. И. Воронцова, гр. Чернышевыхъ, Мелиссино, потому, что эти лица требовали напечатанія книги Беарде; мы не говоримъ уже о либеральныхъ требованіяхъ Полѣнова, Коробьина и нѣкоторыхъ другихъ депутатовъ въ комиссіи уложенія, о заявленіяхъ въ журналахъ и другихъ литературныхъ произведеніяхъ. Почва — повторяемъ, не для освобожденія крестьянъ, а для ограниченія крѣпостного права — была вполнѣ подготовлена. Вѣдь и при нынѣшней реформѣ только меньшинство дворянства было за освобожденіе крестьянъ съ земельнымъ надѣломъ, и долго еще пришлось бы ждать, пока эта идея сдѣлается всеобщимъ достояніемъ.
Какъ не основательно было бы снять всякое обвиненіе съ Екатерины, сославшись на то, что она была обязана престоломъ дворянству, всего яснѣе видно, если сравнить ее съ другою знаменитою государынею XVIII в.: мы говоримъ о Маріи-Терезіи. Она вступила на престолъ при гораздо болѣе затруднительныхъ обстоятельствахъ, чѣмъ Екатерина. Она была обязана венгерцамъ нетолько сохраненіемъ своего престола, но даже, быть можетъ, благодаря имъ, Австрія была спасена отъ распаденія. И что же: удерживаетъ ли ее это въ стремленіи ограничить права венгерскихъ магнатовъ, которые нѣкогда, правда, поторговавшись за сохраненіе своихъ привилегій, кричали: «moriamur pro rege nostro Maria Theresia!» Ничуть не бывало: какъ для нынѣшней Цислейтаніи, такъ и относительно Венгріи она нетолько въ высшей степени умно задумываетъ, но и приводитъ въ исполненіе цѣлый рядъ реформъ въ пользу крѣпостныхъ крестьянъ. Въ первой она нѣсколько ограничиваетъ уголовную юрисдикцію дворянъ, производитъ кадастръ и подъ предлогомъ неодинаковаго обложенія совершенно отдѣляетъ помѣщичьи земли отъ крестьянскихъ, такъ что прекращаетъ возможность обезземеленія крестьянъ, дозволяетъ имъ покупать свои участки, устанавливаетъ maximum барщины — въ три дня. Протесты богемскаго дворянства и даже сильныя волненія крестьянъ, думавшихъ, что дворяне скрываютъ отъ нихъ полную волю, не останавливаютъ Марію Терезію на преобразовательномъ пути, какъ наша Пугачевщина — Екатерину: она за небольшое вознагражденіе совершенно уничтожаетъ барщину въ доменахъ и отмѣняетъ массу, повидимому, мелочныхъ, но въ сущности въ высшей степени стѣснительныхъ повинностей крестьянъ. Венгерскій крестьянинъ также не оставленъ на полный произволъ господина. Почти въ то самое время, когда Екатерина требуетъ улучшенія быта крѣпостныхъ отъ лифляндскаго ландтага, Марія Терезія старается побудить венгерскій сеймъ къ облегченію участи крестьянъ, но когда это ей не удается, она не отказывается отъ своего намѣренія, а собственною властію издаетъ въ 1766 г. урбаріумъ, уставъ, имѣвшій цѣлью ограничить барщину, превратить крестьянина въ наслѣдственнаго арендатора и даже предоставить ему право свободнаго перехода. (Правда, ея дѣйствія въ Венгріи не увѣнчались такимъ успѣхомъ, какъ въ остальныхъ частяхъ Австріи, благодаря упорному противодѣйствію венгерскихъ магнатовъ, не брезгавшихъ такими средствами, какъ подкупъ правительственныхъ чиновниковъ). Еще любопытнѣе сравнить дѣйствія Екатерины и Маріи Терезіи въ областяхъ, присоединенныхъ къ Польшѣ: въ то время, когда Екатерина закрѣпостила своимъ приближеннымъ почти все населеніе казенныхъ имѣній, и ничего не сдѣлала для улучшенія быта крѣпостныхъ, такъ что польскіе паны, благодаря бездѣйствію правительства, продѣлывали съ холопами самыя возмутительныя вещи даже во вторую четверть XIX вѣка[60], Марія Терезія, все нравственное чувство которой возмущалось противъ насильственнаго раздѣла Польши, немедленно послѣ присоединенія части ея въ Австріи, издаетъ и для Галиціи урбаріумъ, ограничивавшій повинности крѣпостныхъ крестьянъ[61].
«Марія Терезія, конечно, имѣетъ болѣе права, чѣмъ Екатерина на прозваніе Великой», говоритъ новѣйшій историкъ Австріи[62]. Принявъ во вниманіе всѣ стороны государственной дѣятельности той и другой, мы не можемъ съ этимъ согласиться, но это вполнѣ справедливо, если ограничиться только дѣятельностію обѣихъ государынь относительно крѣпостного населенія въ ихъ владѣніяхъ.
- ↑ Такъ между, прочимъ, она писала князю Вяземскому: «посылаю росписаніе о нѣкоторыхъ лифляндскихъ чинахъ, выбранныхъ въ депутаты». (Изъ послѣдующаго видно, что дѣло идетъ о членахъ частной комиссіи). «Скажите изъ нихъ нѣкоторымъ, чтобы взяли одного изъ черносошныхъ или государственныхъ крестьянъ въ помощники». Сочин. Екатерины, изд. Смирдина, III, 492.
- ↑ Однажды она спросила у бар. Унгернъ-Штернберга, что за человѣкъ депутатъ отъ города Дерпта, Гадебушъ. Тотъ отвѣчалъ, что онъ «достойный, способный человѣкъ и хорошій христіанинъ». — «Кого вы называете хорошимъ христіаниномъ? кто изучалъ римское право?» замѣтила императрица. — «Нѣтъ, онъ знакомъ нетолько съ римскимъ, но и съ естественнымъ правомъ», отвѣчалъ Унгернъ. См.ст. «Gadebusch in der Eeichsversammlung za Moskau», Baltische Monatsschrift, 1862 r. Bd. V, 151. Объ участіи императрицы въ назначеніи членовъ комиссій смотри еще Сбор. Ист. Общ. X, 285.
- ↑ Неизданный дневникъ Гадебуша на нѣмецкомъ языкѣ въ отдѣленіи рукописей публичной библіотеки.
- ↑ Князь Александръ Голицынъ избралъ депутата отъ города Нарвы — Штральборна, Свѣшниковъ — депутата отъ города Томска — Ѳомина, графъ Брюсъ — представителя калужскаго дворянства князя Тюфякина, баронъ Унгернъ-Штернбергъ — одного изъ эстляндскихъ депутатовъ отъ дворянства, барона фонъ-Зальца, а затѣмъ еще бар. Вольфа. (Унгернъ-Штернбергъ хотѣлъ взять своимъ помощникомъ Гадебуша, но оказалось, что онъ ничего не понимаетъ по-русски, какъ и большинство другихъ остзейскихъ депутатовъ. См. его рукописный дневникъ, ср. «Balt. Monatssch.», 1862, V, 146) Помощникомъ Ѳ. Орлова былъ Мотонисъ, одинъ изъ выдающихся малороссійскихъ депутатовъ.
- ↑ Вопросъ же о среднемъ родѣ людей, какъ мы уже упоминали, отошелъ въ вѣденіе особой комиссіи.
- ↑ Баронъ Унгернъ-Штернбергъ сообщилъ «голштинскія права», а совѣтникъ его бар. Вольфъ «планъ о россійскомъ крестьянствѣ» и мекленбургскія права. Баронъ Зальцъ представилъ три свои сочиненія: описаніе вольности крестьянъ, которые живутъ на островѣ Вормсѣ, принадлежащемъ къ эcтляндскому герцогству, права крестьянъ въ Остъ-Фрисландіи и нѣкоторыхъ провинціяхъ Германіи, и права крестьянъ въ Прусскомъ королевствѣ и Польской Пруссіи. Радванскій (вступившій позднѣе къ комиссію) сообщилъ свѣдѣніе «о силѣ правъ польскихъ и малороссійскихъ»; князь Голицынъ о крестьянахъ въ Австріи, Штральборнъ весьма интересную записку о крестьянахъ въ Швеціи и Финляндіи, а также свѣдѣнія о датскихъ и норвежскихъ и т. д. Не всѣ депутаты сами составили записки о положеніи крестьянъ въ той или другой странѣ, такъ, напримѣръ, кромѣ записки Штральборна о Даніи была еще другая, составленная какимъ-то датскимъ подданнымъ. Но отъ этого только выигрывалъ въ интересѣ и достовѣрности собранный матеріалъ.
- ↑ Взято изъ Монтескьё и предполагалось внести въ Наказъ почти въ тѣхъ хе выраженіяхъ, только тамъ сказано было рѣзче: «Великое злоупотребленіе есть, когда оно (рабство) въ одно время и личное, и существенное».
- ↑ Полн. Соб. Зак. XVIII, № 13095.
- ↑ Интересно сравнить это «Начертаніе» съ «Опытомъ» гр. Шувалова. Въ «Опытѣ» встрѣчаемъ требованіе, чтобы крестьянъ не продавать безъ земли и изъ вотчины въ вотчину безъ ихъ согласія не переводить; дворовыхъ хе вовсе не продавать. Въ «Начертаніи» все это исключено.
- ↑ Въ это время были, между прочимъ, вновь перечитана всѣ собранные матеріалы о положеніи крестьянъ въ иностранныхъ государствахъ, вслѣдствіе того, что составъ комиссіи совершенно измѣнился.
- ↑ «Дневныя записки комиссіи о разборѣ государственныхъ родовъ» въ Арх. II отдѣленіи.
- ↑ Проэктъ Вольфа (на нѣмецкомъ языкѣ) см. въ архивѣ II Отдѣленія.
- ↑ Эта записка составляетъ приложеніе къ неизданному дневнику Гадебуша, который хранится въ отдѣленія рукописей публичной библіотеки.
- ↑ Дѣйствительно, мы имѣли случай указать на такой обычай среди одной волости конюшенныхъ крестьянъ, гдѣ отцы взыскивали съ жениха за свою дочь не менѣе 15, а иногда даже до 150 руб. См. статью «Крестьяне дворцоваго вѣдомства» «Вѣстникъ Европы» 1878 г. № 6, стр. 433—434.
- ↑ Кн. М. Щербатовъ также предлагалъ въ комиссіи о правахъ средняго рода людей, что вольныя дѣвушки, вышедшія замужъ за крѣпостныхъ, по смерти мужей, опять дѣлались бы свободными. См. Пекарскій. Дополненія къ исторіи масонства. Спб. 1869 г., стр. 18.
- ↑ Проэктъ Унгерна, замѣчанія на него Радванскаго и Титова и проэктъ Радванскаго. См. въ Архивѣ II отд.
- ↑ Во время одного изъ нихъ приходилъ маршалъ большой комиссіи Бибиковъ и принималъ участіе въ обсужденіи проекта.
- ↑ «Крѣпостные крестьяне, сказано въ проэктѣ комиссіи: — когда отъ своихъ помѣщиковъ будутъ претерпѣвать тиранство или помѣщики будутъ у крестьянъ отнимать беззаконно собственное ихъ имѣніе, отъ чего они совершенно раззорены бытъ могутъ, въ такомъ случаѣ имѣютъ право защищены бытъ въ учрежденныхъ мѣстахъ».
- ↑ Проэктъ этотъ, хранящійся въ Архивѣ II Отдѣленія, подписанъ слѣдующими депутатами: отъ дворянства Унгернъ-Штернбергомь, Радванскимъ, Титовымъ и Анненковымъ и отъ одного изъ городовъ — Свѣтушкинымъ.
- ↑ Проэктъ Титова хранится въ Архивѣ II Отд. Мы не въ первый разъ встрѣчаемся съ предложеніемъ искуственно устроивать крестьянскіе дворы по волѣ помѣщика и обращать неисправнаго хозяина въ батрака: напомнимъ мнѣніе Елагина, нѣмецкіе отвѣты на задачу вольнаго экономическаго общества, проэктъ Вольфа. Хорошимъ опроверженіемъ этихъ затѣй или, если хотите, злою каррикатурою на нихъ можетъ служить нелѣпая попытка искуственнымъ образомъ устроить дворы, сдѣланная при ими. Николаѣ въ Маріинской колоніи питомцевъ воспитательнаго дома, гдѣ въ каждомъ дворѣ поставлены были хозяинъ и хозяйка, товарищъ и товарка, и мальчикъ съ дѣвочкою-малолѣтки. Хозяева распоряжались товарищами и малолѣтками, какъ своими крѣпостными, по ихъ просьбѣ, товарищей жестоко наказывали, они даже мѣнялись ими, пока, наконецъ, товарищи не были отпущены на волю отъ хозяевъ. Обо всемъ этомъ см. въ высшей степени любопытный разсказъ въ статьѣ: «Питомцы Московскаго воспитательнаго дома, поселенцы Саратовской губерніи». «Русская Старина» 1879 г. № 7. стр. 479—481., 490 ср. 487. Могли бы показаться невѣроятными такіе факты административнаго помѣшательства, еслибы они не били засвидѣтельствованы очевидцемъ.
- ↑ Въ указѣ, изданномъ по поводу подачи въ 1767 г. челобитной на своихъ господъ крестьянами нѣсколькихъ помѣщиковъ, сказано: «изъ обстоятельствъ сего дѣда усматривается, что такія преступленія большею частію происходятъ отъ разглашенія злонамѣренныхъ людей, разсѣевающихъ вымышленные ими слухи о перемѣнѣ законовъ». П. С. 3. № 12966.
- ↑ «Размышленіе о неудобствахъ въ Россіи дать свободу крестьянамъ». Чт. об. ист. древ. Росс. 1861 г. т. III, стр. 98.
- ↑ См. статью: «Волненія крѣпостныхъ крестьянъ при Екатеринѣ II». «Русская Старина» 1877 г. № 2.
- ↑ Такую рѣчь, по свидѣтельству современника, держалъ Пугачевъ въ Саратовѣ. См. Мордовцевъ. Полит. движ. русс. нар. I, 118.
- ↑ Очевидно, по этому поводу императрица написала кн. Вяземскому: «Прикажите отыскать въ Москвѣ, въ Большомъ Архивѣ справки о холопьемъ приказѣ, какъ былъ учрежденъ и какія оному были правила». Собр. соч. императрицы Екатерины, изд. Смирдина, III, 494.
- ↑ Blum. Ein russischer Staatsmann. I, 237—238, 290—291, 393—394, II, 94—95, 99—100.
- ↑ «Бесѣда императрицы Екатерины II съ Далемъ». «Русск. Старина» 1876 г. т. XVII, стр. 14.
- ↑ Это не значитъ, чтобы разбираемое мнѣніе было написано въ эпоху засѣданія большой комиссіи; намъ уже извѣстно, что и послѣ ея роспуска, продолжалась дѣятельность частныхъ комиссій. Въ мнѣніи упоминаются учрежденія о губерніяхъ, слѣдовательно, оно написано послѣ 1775 г.
- ↑ Авторъ упоминаетъ о волненіи въ губернія, въ которой и живетъ самъ; далѣе онъ говоритъ о сборѣ пятины въ Новгородский и Псковской губерніяхъ, поэтому нужно думать, что онъ жидъ въ одной изъ нихъ. Это совершенно совпадаетъ съ тѣмъ, что въ Порховскомъ уѣздѣ были въ 1778 г. волненія крестьянъ гр. Апраксина, возобновившіяся и въ 1780 г. На этомъ основаніи, мы и полагаемъ, что мнѣніе составлено въ одинъ изъ этихъ годовъ.
- ↑ Его сочиненіе «Institutions politiques» пользовалось большимъ авторитетомъ при дворахъ разныхъ европейскихъ государей Екатерина II наградила автора орденомъ за присылку ей этого сочиненія и приказала перевести его трудъ, который былъ изданъ московскимъ университетомъ подъ заглавіемъ «Политическія наставленія бар. Бильфельда» ч I, 1768 г., ч. II 1775 г.
- ↑ Рукописный сборникъ публичной библіотеки.
- ↑ Бар. Вольфъ въ хозяйственномъ разсчетѣ, приложенномъ въ его проекту, предлагаетъ вмѣсто пятой собирать десятую часть хлѣба.
- ↑ Рукописный сборникъ публичной библіотеки.
- ↑ Въ дѣйствительности же крѣпостное населеніе размножалось въ Россіи медленнѣе, чѣмъ свободное. См. статью Д--а: «Статистическія замѣтки о крѣпостномъ сословія». Библіотека для чтенія, 1859 г., № 1.
- ↑ См. «Казенные крестьяне при Екатеринѣ II». «Рус. Стар.», 1879 года,
- ↑ Сравни, впрочемъ, выше любопытное, но недостаточно опредѣленное мѣсто въ проэктѣ Козельскаго.
- ↑ «Земскіе исправники суть тѣ же помѣщики, писалъ въ 1826 году Cперанскій о положеніи казенныхъ крестьянъ: — съ тою только разностью, что они перемѣняются и что на нихъ есть нѣкоторые способы къ управѣ. Девятнадцатый вѣкъ, Бартенева, кн. II, стр. 164.
- ↑ Такъ, онъ думаетъ, что смерды были рабы.
- ↑ Мнѣніе это напечатано въ „Чтен. общ. ист. древн. Рос.“, 1861 г., т. III, юр. 98—134.
- ↑ Такіе факты вполнѣ подтверждались научными журналами. Рычковъ говоритъ: При употребленіи въ господскія работы тягловыхъ крестьянъ поступается у насъ по произволенію помѣщиковъ. Есть такіе строгіе, что крестьянамъ своимъ одного дня на себя работать не даютъ, а давая всѣмъ ихъ семействамъ мѣсячный провіантъ, употребляютъ ихъ безъ изъятія на господскія работы повседневно». «Труды вольн. экон. общ.» т. XVI, 1770 г. стр. 27. Слѣдовательно, сатирическіе журналы брали далеко не крайніе случаи злоупотребленій.
- ↑ Пекарскій считаетъ ее только участницею въ этомъ трудѣ. Ист. акад. наукъ II, 696.
- ↑ „Восемнадцатый вѣкъ“, Бартенева, IV, 246, 380.
- ↑ Еще любопытнѣе сравнить то, что писалось для Европы съ вполнѣ откровеннымъ мнѣніемъ Екатерины, высказаннымъ въ запискѣ въ кн. Вяземскому. По поводу какого-то свирѣпаго закона противъ крѣпостныхъ, виновныхъ въ незащищеніи своихъ господъ, который сенатъ предполагалъ обнародовать, она писала: „Положеніе помѣщичьихъ крестьянъ таково критическое, что окромѣ тишиной и человѣколюбивыми учрежденіями ничѣмъ избѣгнуть не можно“ (бунта крѣпостныхъ деревень, о возможности котораго упоминалось ранѣе въ этомъ письмѣ). „Генеральнаго освобожденія несноснаго и жестокаго ига не воспослѣдуетъ, ибо, не имѣвъ обороны ни въ законахъ и нигдѣ, слѣдовательно, всякая малость можетъ привести ихъ въ отчаяніе; кольми паче мстительный такой законъ, какъ сенатъ вздумалъ не кстати, не въ ладу издать. И такъ, прошу быть весьма осторожну въ подобныхъ случаяхъ, дабы не ускорить и безъ тою довольно грозящую бѣду, если въ новомъ узаконеніи не будутъ взяты мѣры къ пресѣченію сихъ опасныхъ слѣдствій. Ибо если мы не согласимся на уменьшеніе жестокости и умѣреніе человѣческому роду нестерпимаго положенія, то и противъ нашей воли оную возьмутъ рано или поздно“. (Восемнадцатый вѣкъ, Бартенева, III, 890—391). Судя по упоминанію о „новомъ узаконеніи“, нужно думать, что ею было написано незадолго до или во время собранія комиссіи уложенія.
- ↑ Въ своихъ „Considérations sur le gouvernement de Pologne“, Руссо говоритъ: „Свобода — пища добросочная, но трудная для пищеваренія; нужны крѣпкіе желудки, чтобы ее вынести“. Онъ совѣтуетъ польскимъ панамъ „прежде всего сдѣлать достойными свободы и способными къ ея воспріятію тѣхъ, кого хотятъ освободить.. Не освобождайте ихъ тѣлъ, не освободивши сначала души“. Онъ рекомендуетъ отпускать на волю только тѣхъ крѣпостныхъ, которые заслужили этого своимъ поведеніемъ. Ки. Дашкова также, подобно Болтину, считала необходимымъ сначала подготовить крѣпостныхъ къ уничтоженію крѣпостного права. Memoirs of the Princess Daschkow, I, 165—167.
- ↑ Oeuvres de Linguet, Loud. 1774, t. II ch. 10, 11, t. V „Théorie des loix civiles“, livre 5-me, t. VI, „Du pain et du bled“, ch. 8—10, 21.
- ↑ Büsching. Magazin für neue Historie und Geographie, Bd. XVIII, s. 71—83.
- ↑ „Новыя ежемѣсячн. сочиненія“, ч. XLI, 1789 г. ноябрь, „Путешествіе къ Сергіеву монастырю“, стр. 14—11.
- ↑ Вслѣдствіе указа о вольныхъ типографіяхъ.
- ↑ „Послѣдовавшее по возвращеніи нашемъ жаръ сей въ насъ гораздо умѣрило“, говоритъ Радищевъ.
- ↑ „Русск. Старина“ 1871 г. т. IV, стр. 298—299.
- ↑ Изъ свидѣтельства Каразина, извѣстнаго своими консервативными мнѣніями но крестьянскому вопросу при Александрѣ I, видно, что далеко не на одномъ Радищевѣ отразилось вліяніе современныхъ событій во Франціи. „Я не избѣжалъ тогда, говоритъ онъ: — соблазна отъ лживыхъ прелестей французскаго переворота, который нетолько до губерніи нашей (Харьковской), но и до глубины самой Сибири простеръ свое вліяніе на молодые умы. Естественно было поколебаться всѣмъ намъ, воспитаннымъ въ началахъ осьмнадцатаго вѣка. Обманутое наше воображеніе носилось въ мечтательномъ мірѣ“. „Русск. Старина“ 1871 г. т. III, стр. 886.
- ↑ Мы видѣли, что на размышленія о крестьянскомъ вопросѣ Радищева навело отчасти сочиненіе Рейналя, но въ вопросѣ объ эмансипаціи рабовъ онъ пошелъ гораздо далѣе этого послѣдняго. Рейналъ не рѣшался требовать совершеннаго уничтоженія рабства, а желалъ только, чтобы неграмъ предоставлено было право жаловаться на плантаторовъ и были обузданы произволъ и жестокости господъ, въ крайнемъ случаѣ, хотя бы отнятіемъ у нихъ рабовъ. Но и эти мѣры онъ предлагалъ установить самимъ рабовладѣльцамъ. Histoire philos. et polit, des deux Indes. P. 1820, VI, 136—138.
- ↑ Замѣчанія императрица, допросные пункты и отвѣты на нихъ Радищева напечатаны впервые въ Чт. Общ. Ист. Древ. Росс. 1866 г. кн. III.
- ↑ Дѣйствительно въ указѣ имп. Павла правительство настоятельно требуетъ только, чтобы крестьянъ не заставляли работать по воскресеньямъ, а о трехдневной барщинѣ лишь упоминаетъ, какъ о весьма распространенномъ обычаѣ. П. С. З. т. XXIV. № 17,909 май. 5-го апр. 1797.
- ↑ Девятнадцатый вѣкъ, Бартенева, I, 861.
- ↑ Весьма многія изъ разобранныхъ нами мнѣній и проэктовъ не были напечатаны въ свое время, но они несомнѣнно должны были въ спискахъ ходить по рукамъ. Въ то время рукописная литература не была еще до такой степени вытѣснена печатною, какъ въ настоящее время; книги были настолько рѣдки, что иной разъ цѣликомъ переписывались печатные экземпляры. Наконецъ, нужно замѣтить, что сочиненія, касавшіяся крестьянскаго вопроса, и въ западной Европѣ иногда долго ходили по рукамъ въ рукописи. Такъ было, напримѣръ, съ извѣстнымъ трудомъ д’Аржансона. См. Лучицкій, Кіев. унив. извѣстія, 1878 г., № 10, стр. 512.
- ↑ Очевидно, подъ вліяніемъ требованія Сиверса.
- ↑ См. нашу статью «Раздача населенныхъ имѣній при Екатеринѣ II». Въ «Отеч. Запис.» 1877 г. № 8.
- ↑ Въ числѣ подписавшихъ правила ораніенбаумскихъ и ямбургскихъ дворянъ мы, между прочимъ, встрѣчаемъ; кн. П. Трубецкаго, гр. Христофора Миниха, Александра Нарышкина, бар. Ив. Черкасова, кн. Мих. Волхонскаго, бар. Фридрихса и пр.
- ↑ См. ст. В. Шульгина «Югозападный край подъ управленіемъ Бибикова», въ «Древней и новой Россіи» 1879 г. No б стр. 8—10, ср. 6—7.
- ↑ Beidtet Zur Geschichte der Feudalverfassung in den deutschen Provinzen der oesterreichischen Monarchie unter der Regierung der Kaiserinn Maria. Theresia. Sitzungsberichte der Kaiserl. Akad. der Wissensch. Philosophischhistor. Klasse 1862, Bd. IX, S. 474—484. Sugenheim. Gesch, der Aufheb. der Leibeigensch. 385—390, 404.
- ↑ Leger. Histoire de l’Autriche-Hongrie, P. 1879, p. 370.