1880
правитьНочь. По Строгонову мосту, по направленію къ Черной рѣчкѣ двигаются лихачьскія сани съ медвѣжьей полостью, на концахъ которой виднѣются мельхіоровыя львиныя лапы. Упарившагося до мыла рысака лихачъ пустилъ шагомъ, ради легкой передышки, а самъ покуриваетъ папироску. Въ саняхъ баранья шубенка въ мерлушковой скуфейкѣ и съ узломъ въ рукахъ, изъ котораго выглядываетъ испанская шляпа съ галуномъ и перомъ. Шубенка достала изъ саней бутылку и глотнувъ раза два изъ горла, передала лихачу.
— На-ко, пососи!
— Благодаримъ покорно. Въ дорогу это они вамъ изволили дать?
— Братцы-то? Да, въ дорогу. У нихъ ужъ такое положеніе. Какъ кому съ загула командировка — сейчасъ бутылкой коньяку благословляютъ. Хоть самъ пей, хоть людей спаивай. Хорошіе купцы, ласковые. Кажиную ночь чертятъ и чтобъ къ утру непремѣнно до радужныхъ чертей допиться. Это у нихъ положеніе. Послѣ этого мы ихъ и веземъ домой. Опять же въ ночной загулъ не меньше трехъ безобразіевъ сдѣлать, а то они не спокойны. Сегодня вотъ ужъ два безобразія они сдѣлали. За обѣдомъ въ «Медвѣдѣ» одному гостю рожу французской горчицей вымазали, а потомъ въ «Фоли-Бержерѣ» въ ложѣ при всемъ народѣ завивались. Послали за паликмахтеромъ, и тотъ имъ капуль щипцами накаливалъ. Что смѣху-то было! Публика смотритъ, а они какъ ни въ чемъ ни бывало-только сидятъ въ бѣлыхъ паликмахтерскихъ накидкахъ, да свое любимое слово вдругъ и крикнутъ: Ку-ку! Сегодня вотъ двумя первыми безобразіями недовольны: «чуднаго, говорятъ, ничего нѣтъ, такъ надо на загладку что нибудь почуднѣе начудить». Даве послали меня изъ «Бержера» за шпанскими костюмами, а самихъ себя велѣли на Черной Рѣчкѣ по ресторантамъ искать. Вотъ везу узелъ. Костюмы для третьяго безобразія, а какое такое оно будетъ, намъ неизвѣстно.
— Вы у нихъ на какомъ же положеніи? Въ артельщикахъ, что-ли? спросилъ лихачъ.
— Нѣтъ, въ адъютантахъ. Ихъ два брата, и они четырехъ адъютантовъ завсегда при себѣ на тройкахъ для командировокъ возятъ. Меня за гармонію выбрали. Я на гармоніи лихъ…
— Когда же они спятъ, коли кажиную ночь?
— Днемъ. Вѣдь у нихъ торговли никакой. Они седьмой мѣсяцъ папашинькину кончину за упокой поминаютъ — въ томъ ихъ и занятіе. У нихъ папинька въ Сибири почтовую гоньбу держали и постоялые дворы съ кабаками, а теперь пріяли кончину праведную и милліонъ денегъ имъ оставили, такъ ихъ душу кажиный день поминаютъ. У насъ меньше пятисотъ рублей въ вечеръ и пропою нѣтъ, а то они считаютъ за конфузъ.
— Въ адъютантахъ ты! протянулъ лихачъ. — А какое же жалованье?
— Жалованья никакого, а что у хмѣльнаго урвешь, тѣмъ и живъ. Пей, ѣшь сколько влѣзетъ. Ну, теперь пошелъ! Дожидаются они. Надо по ресторанамъ искать. Заѣзжай въ первый, а тамъ во второй.
Лихачъ стегнулъ вожжами рысака и тотъ помчался. Пріѣхали на дворъ ресторана.
— Ку-ку! крикнула баранья шубенка.
— Ку-ку! отвѣчалъ молодой троечникъ, выглядывая изъ-подъ полости троечныхъ саней, гдѣ онъ прикурнулъ заснуть.
— Ну, значитъ, здѣсь. Это ихъ сигналъ. Сразу на слѣдъ напали.
Баранья шубенка бросилась въ подъѣздъ ресторана.
— Махаловы братцы здѣсь существуютъ? спросила шубенка татарина.
— Никакъ нѣтъ-съ, отвѣчалъ тотъ.
— Какъ никакъ нѣтъ-съ, коли троичникъ сигналъ подалъ, что здѣсь.
— Здѣсь-съ, да не велѣли сказывать. Пили, пили, да и започивали въ кабинетѣ.
— Надо разбудить, потому я адъютантъ ихній изъ командировки.
Лакей осмотрѣлъ шубенку съ ногъ до головы.
— Словно какъ-будто-бы у нихъ адъютантъ-то другой былъ.
— Чудакъ! У нихъ четыре адъютанта. Чиновникъ съ краснымъ носомъ, актеръ, дьячокъ и я. Сейчасъ мы докажемъ. Куку! Куку!
— Куку! Куку! раздалось изъ кабинета.
— Вонъ они откликаются.
Дверь кабинета отворилась и на порогѣ предсталъ одинъ изъ братцевъ Махаловыхъ. Лицо его было заспано и даже какъ-то перекошено отъ выпитаго вина. Онъ былъ въ одномъ жилетѣ. Баранья шубенка вошла въ кабинетъ, ярко освѣщенный канделябрами. На столѣ стояли остатки ужина и раскупоренныя бутылки шампанскаго, на половину недопитыя. Другой братъ лежалъ на диванѣ и спалъ.
— Привезъ? спросилъ проснувшійся Нахаловъ.
— Привезъ-съ, самые что ни-на-есть гиспанистые костюмы. Насилу досталъ.
— А шпаги?
— И двѣ шпаги есть, только изъ ноженъ не вынимаются. Заклепаны. А другихъ не было.
— Дуракъ, какъ-же я буду команду дѣлать?
— А вы жезлъ изъ подсвѣчника сдѣлайте да имъ и командуйте.
— Молодецъ! за выдумку спасибо! сломай подсвѣчникъ. Ну, а какое намъ третье безобразіе сегодня дѣлать — придумалъ?
— Никакъ нѣтъ-съ, Василій Васильичъ.
— Какой-же ты послѣ этого адъютантъ?
— Я адъютантъ для гармоній. Безобразіе вѣдь чиновникъ обѣщался придумать. Онъ этимъ дѣломъ руководствуетъ.
— Его здѣсь нѣтъ. Я его за непочтеніе на Каменноостровскомъ проспектѣ изъ саней вонъ выпихнулъ. Дьячокъ, вмѣсто того, чтобы меня охранять, пьянъ какъ собака, а актера я въ городъ на садокъ за стерлядью услалъ. Хотѣли мы съ братцемъ стерлядки поѣсть и вдругъ здѣсь въ рестарантахъ ни одной аршинной стерляди не нашлось. Ну, а меньшей длины намъ жрать не по чину.
Баранья шубенка почесала затылокъ и что-то соображала.
— И то ужъ будетъ хорошее безобразіе, ежели вы съ братцемъ въ испанскіе костюмы одѣнетесь и по корридору верхомъ на лакеяхъ будете ѣздить, сказала шубенка. — Можно такимъ манеромъ буфетъ приступомъ взять, въ чужой кабинетъ по ошибкѣ въѣхать и у гостей свѣчи потушить, а нѣтъ и канделябры похитить.
— Такъ тебѣ здѣшніе лакеи въ чужой кабинетъ и поѣдутъ!
— Пришпорить можно. Какіе-же вы послѣ этого рыцари въ своемъ составѣ! Да вотъ что: одѣвайтесь скорѣй гишпанцами, а тамъ придумаемъ. Цыганъ позвать можно и велѣть имъ войско изображать.
— Цыганъ! Каждый день цыгане, да цыгане ужъ надоѣли. Господи, хоть бы арапы какіе-нибудь пѣвчіе пріѣхали!
— Такъ можно цыганъ заставить вымазаться арапами. Сейчасъ это имъ сажи изъ кухни и пусть мажутся. Вотъ, вамъ и новая канифоль!
— Вавилка! Ты человѣкъ съ мозгами! Люблю! воскликнулъ Махаловъ. — Будь отнынѣ старшимъ адъютантомъ. Зови цыганъ! Мишенька, одѣвайся шпанцемъ, костюмы привезли, и Вавилка самое новое безобразіе придумалъ! крикнулъ онъ брату.
Костюмы надѣты. Явились цыгане.
— Ребята, по сту рублей за часъ мы вашему хору акуратно платили за пѣніе, сказали братья цыганамъ. — Но цыгане намъ надоѣли — хотимъ араповъ слушать. Мажьтесь сажей всѣ до единаго. Только чтобъ и женщины. Ежели согласны, сейчасъ по двѣсти рублей за часъ получите. А нѣтъ, вонъ отсюда и чтобы духу вашего никогда не было около насъ! Кажется можете хорошимъ-то покупателямъ услужить.
Цыгане пошептались на своемъ гортанномъ нарѣчіи и согласились. Черезъ полъ-часа вымазанные сажей они изображали араповъ и пѣли «Вьюшки». Братья Махаловы, одѣтые испанцами и верхомъ на лакеяхъ, разъѣзжали передъ цыганскимъ фронтомъ.
— Василій Васильичъ! Михайло Васильичъ! Довольны-ли безобразіемъ? спрашивала ихъ баранья шубенка.
— Довольны! И тебя не забудемъ! отвѣчали они.