(*) Названіе новой французской книги соч. г-жи Жанлисъ. Вотъ весь титулъ: De l’influence des-femmes sur la littérature Franèaise comme protectrices des lettres et comme auteurs, ou Précis de Phistoire des femmes Franèaises les plus celebres, Par Mme de Genlis. Un Vol. A Paris.
Сіе новое произведеніе неутомимой г-жи Жанлисъ посѣяло ужасной раздоръ между сочинительницею и Парижскими критиками. Въ разныхъ Французскихъ журналахъ напечатаны были замѣчанія на упомянутую книгу. Г-жа Жанлисъ разсердилась и сдѣлала сильной отпоръ журналистами; на сей отвѣтъ ея написаны новыя возраженія, и война кажется до сихъ поръ еще неокончилась. По извѣстности имени сочинительницы, излишнимъ почитается перевести одну изъ критикъ на Исторію славнѣйшихъ Французкихъ женщинъ.
«Давно уже извѣстно, что г-жа Жанлисъ охотница писать спорныя сочиненія. Она любитъ не только противурѣчить, но и браниться; особливо же любитъ она вступить въ ручной бой съ философами, атеистами, деистами и со всѣми тѣми, коихъ почитаетъ не принадлежащими къ дому Божію, и которые подобно ей не кричатъ изо всей силы о любви къ ближнему, о нравственности, о вѣрѣ. Неоспоримо, что все сіе показываетъ высокія качества душевныя; однакожъ они болѣе приличны мущинѣ нежели женщинѣ. Ежели правда, что кротость есть наилучшее украшеніе женщины; ежели приятность голоса ея, нѣжныя черты лица, таинственная форма одежды даютъ ей особливую прелесть, какъ говоритъ г-жа Жанлисъ то какъ же согласить сіи правила съ духомъ брани, съ охотою сражаться?
Я думаю, что можно было бы не смѣшивать олтаря съ Парнассомъ, можно было бы разсматривать вліяніе женщинъ на словесность, не нападая на мущинъ и неуничижая нѣкоторыхъ женщинъ. Сочинительница имѣла передъ собою весьма пространное поле, на которомъ можно бы собрать очень много замѣчаній и новыхъ и любопытныхъ и остроумныхъ. Не досадно ли? она вмѣсто того бросилась въ постороннія сужденія, чтобы нарушишь вѣчную тишину въ могилахъ, потрясти прахи усопшихъ и потомъ предложить весьма неполныя извѣстія о трехъ или четырехъ десяткахъ женщинъ, о которыхъ все нужное прочитать можно въ историческихъ Словаряхъ и въ другихъ книгахъ сего рода!
Въ сочиненіи г-жи Жанлисъ вижу три части: предувѣдомленіе, предварительныя разсужденія и историческія извѣстія. Въ предувѣдомленіи нахожу, что прежде г-жи Жанлисъ многіе писали о славныхъ женщинахъ, но что сочиненія ихъ не годятся; что г-жа Жанлисъ расположила свою книгу по особливому плану; что она предложитъ читателю любопытныя и новыя замѣчанія; что не рѣдко будетъ показывать ему картины нравовъ, современныхъ описываемымъ женщинамъ. Увидимъ послѣ, въ точности ли исполнены сіи обѣщанія.
Въ предварительной рѣчи разсматривается важной вопросъ: Разумъ женщинъ равенъ ли разуму мущинъ. Рѣшить очень трудно; ибо судіями должны быть, или мущины или женщины, и въ обоихъ случаяхъ приговоръ казался бы подозрительнымъ. Обратившись къ сѣдой древности, вижу мнѣнія, по которымъ прекрасной полъ никакъ не можетъ спорить о преимуществѣ съ нашимъ. Безсмертный Аристотель, какъ будто нарочно удовлетворяя злой своей прихоти, собралъ всѣ доказательства, противныя выгодамъ женщинъ; онъ простираетъ несправедливую свою невѣжливость такъ далеко, что утверждаетъ даже, будто женщина есть созданіе несовершенное, недокончанное и несоотвѣтствующее намѣренію природы. Еврипидъ въ трагедіяхъ своихъ отзывается о женщинахъ очень невыгодно и даже обидно. Въ одной главѣ изъ сочиненія св. Августина О градѣ Божіемъ нахожу, что многіе богословы думали о женщинахъ не лучше Греческаго Трагика; они утверждали, что въ страшный день суда Творецъ преобразитъ свое созданіе, и что всѣ умершіе, и мущины и женщины, предстанутъ на судъ во плоти единаго пола, то есть мужескаго, у меня была книжка съ заглавіемъ: Quod mulieres non Tint hommes, то есть о томъ, что женщины не принадлежатъ въ человѣческому роду. На одномъ древнемъ соборѣ въ городѣ Маконѣ разсуждали о томъ, что за однихъ ли мущинъ Спаситель претерпѣлъ смерть крестную, или вмѣстѣ и за женщинъ? Насилу послѣ жаркихъ споровъ согласились Епископы, что благодѣяніе искупленія простирается равно на оба пола. Магометъ опредѣляетъ женщинамъ мѣсто внѣ рая, и дозволяетъ имъ только смотрѣть черезъ дверь, что дѣлается въ семъ обиталищѣ веселія. Странное удовольствіе для женщинъ! смотрѣть, какъ мужья ихъ обнимаются съ Гуріями!
Въ началѣ двенадцатаго вѣка развѣ не вздумалъ было одинъ Парижскій докторъ возстановишь ученіе Аристотелево и утверждать, что женщина есть твореніе необразованное, произведеніе недостаточное, вышедшее изъ рукъ творческихъ въ минуту слабости или забвенія? Чтожъ сдѣлалъ мѣстный Епископъ? Созвалъ соборъ; ученіе грубаго ѳеолога разсмотрѣно, и виновный преданъ анаѳемѣ; а чтобы довершить мщеніе за женщинъ, доктора приказано было вырыть изъ земли (незадолго до того онъ умеръ) и бросить на живодерню. Надобно признаться, что это приговоръ самой рѣшительной!
Я читалъ въ сказкахъ одного Раввина, что ребро Адамово, взятое для сотворенія жены, положено было на малое время подлѣ прародителя; что между тѣмъ хитрая обезьяна подкравшись, ухватила ребро и побѣжала изъ всей силы; что Ангелъ погнался за нею и поймалъ ее за хвостъ; что оставшійся въ рукѣ хвостъ принесенъ былъ вмѣсто ребра; что жена по ошибкѣ сотворена изъ хвоста, и что по сей причинѣ замѣтны въ ней признаки ея происхожденія. Можно бы собрать великое множество подобныхъ извѣстій сатиркческихъ; однакожъ женщины чрезъ то ничего бы не потеряли: ибо всякому порицанію можно противуположить хвалу и противъ жаркихъ поносителей выставить столько же храбрыхъ защитниковъ и защитницъ. Не упоминая о безчисленномъ множествѣ книгѣ, написанныхъ для защищенія чести и славы женщинъ, я скажу только о сочиненіи одной ученой Шампанки, которое теперь лежитъ передо мною. Въ немъ ничего незабыто. Истощена вся исторія, священная, гражданская и баснословная; богини, святыя жены, пророчицы и мученицы, всѣ до одной призваны во свидѣтельство противъ хулителей женскаго пола.
Книга г-жи Жанлисъ заслуживаетъ все вниманіе женщинъ. Въ ней порядокъ наблюденъ отличной отъ другихъ, которой однакожъ на чѣмъ другихъ не хуже. Примѣрами убѣждаются обыкновенныя души; но для умовъ просвѣщенныхъ потребны иные, болѣе основательные доводы. Исключенія ничего не доказываютъ въ пользу положенія общаго: вы упомянете о нѣкоторыхъ женщинахъ, дарованіями равныхъ мущинамъ, но можно указать на женщинахъ же, тѣлесными силами равныхъ мущинамъ; однакожъ сіе исключеніе не опровергаешь общаго, положенія, что женщины мущинъ слабѣе. Слѣдственно доказательства, въ пользу женщинъ должны быть извлечены изъ самой натуры, изъ наблюденія способностей души человѣческой; точно такъ и поступаетъ наша сочинительница. Она полагаетъ за правило, что воображеніе, чувствительность и возвышенность души суть источники великихъ дарованій; а какъ женщины преимущественно надѣлены отъ природы сими качествами, то слѣдуетъ, что онѣ могутъ имѣть великія дарованія. Многіе говорятъ, что женщины до сихъ поръ не произвели ни трагедіи, ни епической поэмы, и выводятъ слѣдствіе, будто натура отказала имъ въ потребныхъ къ тому способностяхъ. Г-жа Жанлисъ отвѣчаетъ, что и между мущинами немного епическихъ и трагическихъ поетовъ, и что Франція имѣетъ одну только епопею, которой однакожъ не льзя сравнивать ни съ Освобожденнымъ Іерусалимомъ, ни съ Потеряннымъ Раемъ. Пусть женщины не сочинили ни трагедій, ни епическихъ поемъ, достойныхъ Французскаго Парнасса; и, о развѣ уже и надѣяться недолжно, что онѣ сочинятъ ихъ когда-нибудь, а особливо ежели будутъ воспитываться по иному плану?
Г-жа Жанлисъ утверждаетъ, что женщины превзошли мущинъ во многихъ частяхъ словесности; она ссылается на письма г-жи Севинье, на искусство г-жи Графиньи въ описаніи нравовъ; Принцесса Клевская, два послѣдніе романа г-жи Кошень, нѣкоторые романы г-жи Риккобони кажутся ей превосходнѣйшими твореніями, съ коими ни одно произведеніе мущинъ сравнишься не можетъ. Она спрашиваетъ, написалъ ли кто-нибудь изъ мущинъ Письма г-жи Севинье? Правда что ни одинъ мущина не могъ бы написать ихъ, потому что ето письма женщины и матери, равно какъ на примѣрѣ Паскалевы суть письма мущины и глубокаго діалектита. Какоежъ изъ того слѣдствіе? Что сочиненія женщинъ отличаются своимъ особеннымъ свойствомъ, котораго не льзя не примѣтить. Г-жа Жанлисъ превозноситъ Письма Перувіанскія, забывши, что Персидскія письма были образцомъ ихъ. Однимъ почеркомъ пера уничижаетъ она всѣ романы Ле-Сажа и Прево, называя послѣдняго писателемъ грубымъ, нелѣпымъ и скучнымъ; она опрашиваетъ, найдется ли хоть одна женщина, которая захотѣла бы присвоить себѣ академическія рѣчи Даламберта, сіи натянутыя и холодныя произведенія? А я спрашиваю г-жу Жанлисъ, основательны ли ея сужденія? Положимъ на часъ, что два послѣдніе романа г-жи Котень превосходнѣе романовъ Ле-Сажа и Аббата Прево; слѣдуетъ ли изъ того, что женщинамъ принадлежитъ преимущество въ семъ родѣ? Не остаются ли еще Клариса, Томъ-Джонесъ, Новая Елоиза и другіе романы, которые написаны мущинами? Вообще въ предварительной рѣчи г-жи Жанлисъ видно болѣе остроумія нежели здравой логики.
Пусть было бы доказано ясно и неоспоримо, что воображеніе, чувствительность и возвышенность души суть, единственные источники великихъ дарованій. Какаяжъ въ томъ выгода для женщинъ? Надлежало бы еще доказать, что женщину равняются съ мущинами въ сихъ качествахъ. Г-жа Жанлисъ сама признается, что женщины должны уступишь мущинамъ въ тѣлесныхъ силахъ, и что онѣ нерождены ни сражаться, ни управлять дѣлами. Ежели ето справедливо, и ежели натура требуетъ, чтобы мущина повелѣвалъ, а женщина повиновалась; то самая та же натура не должна ли была надѣлить мущину не только превосходствомъ силъ тѣлесныхъ, но и душевныхъ? Право повелѣвать основано на силѣ, управляемой разумомъ.
Философъ Малебраншъ, которой разсматривалъ превосходство мущины передъ женщиною, находитъ въ прекрасномъ полѣ важныя преимущества вразсужденіи чувствительности, но не видитъ ихъ вразсужденіи метафизическихъ понятій. Правъ ли Малебраншъ? Онъ основываетъ мнѣніе свое на различіи тѣлеснаго состава; онъ находитъ, что мозгъ у женщины слабѣе, и почти всѣ новые анатомисты въ етомъ съ нимъ согласны. Впрочемъ догадки сіи можетъ быть и недостаточны къ рѣшенію столь важнаго вопроса; ибо извѣстно, что есть множество женщинъ, отличныхъ какъ по разуму своему, такъ и по высокимъ качествамъ душевнымъ.
Согласимся, что разумъ женщинъ и мущинъ совершенно одинаковъ, и разсмотримъ только, на какое употребленіе дала его натура первымъ. Упражненіе въ наукахъ и словесности есть ли необходимая принадлежность женщины? Власть ея не ограничивается ли. кругомъ домашняго хозяйства и семейственныхъ обязанностей? Великіе философы сравниваютъ женщину съ тѣми нѣжными цвѣтами, которые боятся дневнаго свѣта и скромно прячутся подѣ листьями. Не опасно ли, чтобы любовь къ словесности неохладила въ женщинѣ любви супружеской? ученая женщина захочетъ ли заниматься мѣлочами домашняго хозяйства? Имѣя мужа, не столь какъ сама просвѣщеннаго, не вздумаетъ ли иногда нарушить законѣ, предписывающій ей почтеніе и покорность? Вотъ вопросы, которые неукрылись отъ вниманія г-жи Жанлисъ; ибо ежели женщинамъ непозволяется сочинять книгъ, то г-жа Жанлисъ едва ли не болѣе всѣхъ осталась бы виноватою. И для того постаралась она доказать, что должности женщины суть маловажныя, и что для управленія домомъ требуется весьма немного времени. Поутру счесть расходъ и раздать приказанія людямъ — вотъ вся забота. Послѣ того не надобно ли чѣмъ нибудь заняться? Не уже ли запретятъ ей читать книги? Въ наше время женщины занимаются рисованьемъ, танцами, музыкою; не лучше ли, когда бы онъ старались образовать свои разумъ и обогащаться познаніями? Привязанность къ словесности поселяетъ склонность къ уединенію и отводитъ отъ случаевъ предаваться шумнымъ забавамъ. Не чтеніе и не словесность развращаютъ сердце и отвлекаютъ отъ обязанностей домашнихъ, а посѣщенія, праздники, зрѣлища и ничтожныя искусства. Женщина сочинительница, есть украшеніе своего пола и примѣръ для своихъ домашнихъ. Должности ея состоятъ въ удаленіи себя отъ шума, въ проповѣдываніи (т. е. на бумагѣ) строгой нравственности и глубочайшаго уваженія къ вѣрѣ, наконецъ въ томъ чтобы не отвѣчать на критики, разумѣется, когда онѣ не основаны на ложныхъ ссылкахъ и на вымышленныхъ событіяхъ.
Здѣсь г -жа Жанлисъ входитъ въ изслѣдованіе, могутъ ли женщины въ свою очередь вооружаться лозою критики и платить мущинамъ по праву возмездія: oculum pro oculo, dentem pro dente, око за оно, зубъ за зубъ. Она думаетъ, что женщины, одарены будучи тонкою проницательностію и способностію писать слогомъ легкимъ и приятнымъ, болѣе другихъ способны судить о плодахъ воображенія; и потому предписываетъ она правила для будущихъ сочинительницъ критикъ.
Во первыхъ г-жа Жанлисъ запрещаетъ шутить. Всего не приличнѣе критику быть насмѣшливымъ и болтливымъ. Шутить можно только надъ смѣшными сочиненіями. Острыя слова и насмѣшки почти всегда бываютъ оскорбительны. Разсудительный писатель имѣетъ право на уваженіе. Критика должна быть важная. Надобно, чтобы всѣ сужденія приправлены были учтивствомъ. Геркулесъ, побѣдивши Амазонокъ, осыпалъ ихъ ласковыми привѣтствіями. Журналистъ долженъ подражать Геркулесу въ вѣжливости. Однакожъ для сего не надобно измѣнять вкусу; можно защищать его искуснымъ образомъ, можно даже говорить критическимъ тономъ не нарушая правилъ учтивства. Довольно, ежели журналистъ покажетъ притворное уваженіе къ сочинителю книги и осыплетъ его похвалами.
Великая благодарность г-жѣ Жанлисъ на начертаніе столь полезныхъ правилъ. Теперь мы можемъ научиться отправлять опасную свою должность, а особливо когда подлѣ правилъ находимъ и примѣры, совершенные образцы важности, скромности и учтивства. Предлагаю нѣкоторые:
„Можно въ твореніяхъ хорошаго сочинителя найти слабыя страницы, написанныя слогомъ холоднымъ и неисправнымъ; но нигдѣ не найдете такихъ нелѣпыхъ и смѣшныхъ безсмыслицъ, какими наполнены Похвальныя слова г-на Даламберта. Какая женщина согласилась бы въ сочиненіяхъ своихъ показать такъ мало вкуса и разсудка?“
„Безсмыслицы г-на Даламберта и нелѣпы и непонятны; во всѣхъ Похвальныхъ его словахъ господствуетъ тонъ учительской, педантство, смѣсь лицемѣрства и безстыдства, которая дѣлаетъ его совершенно ненавистнымъ.“
Можно бы представить много подобнымъ примѣровъ; но пора ужъ отъ предварительной рѣчи перейти къ самому сочиненію. Во первыхъ критика можетъ замѣтить, что названіе книги несоотвѣтствуетъ ея содержанію. Г-жа Жанлисъ обѣщала намъ предложить новыя замѣчанія и любопытныя сужденія о женщинахъ, которыя имѣли вліяніе на Французскую словесность. Мы думали, что она, какъ прилѣжная наблюдательница, проникнетъ въ исторію нашей словесности, опишетъ ходѣ ея и перемѣны, предложитъ причины сихъ перемѣнъ, соединитъ ученые труды мущинъ съ трудами женщинъ, покажетъ сходства и различія, и выведетъ изо всего слѣдствія; вмѣсто сихъ любопытныхъ изысканій мы находимъ только весьма неполной и сухой списокъ Принцессъ и Королевъ, бывшихъ покровительницами наукъ, монахинь писавшихъ примѣчанія на Псалтырь и еще нѣкоторыхъ умныхъ женщинъ оставившихъ по себѣ немногія сочиненія. О прочихъ извѣстныхъ въ исторіи женщинахъ[1] г-жа Жанлисъ совсѣмъ неупоминаетъ; не смотря на то книга ея будетъ любопытною для читателей. Въ статьяхъ, на примѣръ, касающихся до г-жи Ментенонъ, г-жи Неккеръ, г-жи Котень найдутъ они, что Телеманъ написанъ очень нерадиво, что Лудовикъ XIV поступилъ хорошо, отославши Фэнелона въ епархію, что Томасъ былъ отцомъ худаго вкуса и что г-жа Неккеръ была матерью безсмыслицы!
Защищая свою сторону, обыкновенно стараются исполнить двѣ обязанности, а именно: хулить противниковъ своихъ, и превозносить тѣхъ, которыхъ надобно сдѣлать правыми. Вы, на примѣръ утверждаете, что мущины имѣютъ преимущество передъ женщинами въ умъ и въ дарованіяхъ, что долженъ я дѣлать, дабы васъ оспорить? Хвалить достоинства женщинъ, а мущинъ описывать черными красками. Телемака называете вы превосходнымъ сочиненіемъ; а я утверждаю, что Телемакъ расположенъ очень худо и написанъ дурнымъ слогомъ, что Фенелонъ дѣльно сосланъ въ свою епархію, и что г-жа Ментенонъ справедливо не хотѣла за него вступиться. Точно тоже сдѣлала и г-жа Жанлисъ, и ея замѣчанія почти основательны вразсужденіи Фенелонова слога. Но разсматривая чужое сочиненіе, надобно уже самому остерегаться по крайней мѣрѣ отъ тѣхъ же погрѣшностей.
Важнѣйшее обвиненіе состоитъ, по мнѣнію сочинительницы, въ томъ, что Фенелонъ имѣлъ намѣреніе досадить Лудовику XIV, изобразивъ его неприятными красками въ лицѣ Идоменея. Она весьма неодобряетъ совѣтовъ преподанныхъ Менторомъ сему Государю. По какому праву, спрашиваетъ г-жа Жанлисъ, незнатный чужестранецъ осмѣливается явно унижать Монарха? Портретъ Протезилая кажется ей истинною карикатурою. Она говоритъ даже, будто Фенелонъ умышленно старался изобразить мученія любви, и будто Лудовикъ 6ылъ весьма недоволенъ сею картиною. Слѣдственно, заключаетъ г-жа Жанлисъ, Фенелонъ дѣйствительно оказался виновнымъ и передъ словесностію и передъ любовію и передъ Государемъ. Но я думаю, что справедливѣе было бы искать сходства между Лудовикомъ и Сезострисомъ, и что Идоменей совсѣмъ непохожъ на Короля французскаго.
На первыхъ девятидесяти страницахъ г-жа Щаялисъ распространяется о такихъ Королевахъ и Принцессахъ, которыя очень мало сдѣлали для славы Французской словесности; а о прочихъ женщинахъ отзывается она не весьма выгодно. Романы г-жи Скюдери растянуты и скучны; г-жа Ласабліеръ написала нѣсколько изрядныхъ стишковъ, не болѣе; всѣ стихи Графини Да Сюзъ усыпительны; г-жа Бернаръ сочинила нѣсколько забытыхъ уже трагедій и нѣсколько стишковъ; г-жу Вильдье никто нечитаетъ; сочиненія г-жи Депренсъ-де-Бо-Монъ надобно передѣлать; Осада Кале г-жи Тенсень никуда негодится, а прочли романы ея очень, очень обыкновенны; г-жа Неккеръ, чрезмѣрно желая славы, погубила умъ свой и разсудокъ, потеряла всѣ свойственныя женщинѣ приятности, была основательницею школы дурнаго вкуса и безсмыслицы, романы г-жи Котень или дельны, или противны благонравію, или написаны безъ вкуса и воображенія. Такимъ образомъ изъ великаго множества славнѣйшихъ Французскихъ женщинъ остается только три или четыре, коихъ сочиненія имѣютъ истинное достоинство. Вотъ заключеніе, неочень выгодное для женщинъ! Я думаю, что можно былобы защитить ихъ гораздо удачнѣе.»
Краткая история славнейших французских женщин [соч. г-жи Жанлис]: [Рец. из фр. журн.] // Вестн. Европы. — 1811. — Ч. 59, N 17. — С. 37-54.
- ↑ Въ подлинникѣ онѣ исчислены. Пространство мѣста не дозволяетъ намъ упоминать объ нихъ. Изд.