СБОРНИКЪ
ЛУЧШИХЪ ПОЭТИЧЕСКИХЪ ПРОИЗВЕДЕНІЙ
СЛАВЯНСКИХЪ НАРОДОВЪ
править
1871
править1. Ольдрихъ и Болеславъ
2. Бенешь Германычъ
3. Ярославъ
4. Честміръ и Влаславъ
5. Людиша и Люборъ
6. Забой и Славой
7. Збигонь
8. Олень
9. Вcнокъ
10. Ягоды
11. Роза
12. Кукушка
13. Сирота
14. Жаворонокъ
- ) Честь открытія «Краледворской рукописи» принадлежитъ извcстному чешскому поэту Вячеславу Вячеславовичу Ганкc. Осенью 1817 года онъ отправился въ городъ Кралеве-Діоръ, съ цcлію наслcдованія древнихъ памятниковъ чешскаго языка. Здѣсь онъ познакомился съ капланомъ Борчемъ, который разсказалъ Ганкѣ, что въ склепѣ тамошней городской церкви находится много разныхъ древнихъ рукописей. Ганка немедленно пошолъ туда и, среди всякаго хлама и бумагъ временъ Жижки, открылъ рукопись, которая впослѣдствіи сдѣлалась извѣстна подъ именемъ «Краледворской». Эта рукопись представляетъ часть цѣлаго значительнаго собранія древне-чешскихъ стихотвореній. Она сохранилась очень хорошо и читается безъ особеннаго труда. Добровскій полагаетъ время явленія рукописи между 1290 и 1340 годами. Другіе говорятъ, что она явилась раньше.
1.
ОЛЬДРИХЪ И БОЛЕСЛАВЪ.
. . . . . . . . . . . . . . въ лѣсъ дремучій,
Гдѣ владыки собирались вмѣстѣ,
Семь владыкъ съ дружинами своими.
Выгонъ-Дубъ въ ночную темнеть прибылъ,
Со своими прибылъ молодцами:
Было съ нимъ сто воиновъ отважныхъ
И у всѣхъ въ ножнахъ мечи гремѣли;
Сто мечей наточено булатныхъ,
Сто десницъ могучихъ на-готовѣ;
Удальцы владыкѣ вѣрно служатъ.
Вотъ пришли они въ средину лѣса,
Стали въ кругъ; другъ-дружкѣ руки дали,
Разговоры тихіе заводятъ.
Было время за-полночь гораздо,
Утро сѣрое ужъ было близко.
Выгонъ молвилъ тихо князю Ольдрѣ:
«Гой еси ты князь и воинъ славный!
Богъ вложилъ въ тебя и мощь и крѣпость,
Въ буйну голову далъ разумъ свѣтлый:
Такъ веди жь насъ на полянъ свирѣпыхъ!
За тобой послѣдуемъ мы всюду:
Взадъ, впередъ, направо и налѣво,
Гдѣ ты будешь въ ярой битвѣ биться.
Ну зажги жь ты въ сердцѣ вашемъ храбрость!»
Князь беретъ могучею рукою
Длинный прапоръ: «Такъ за мною, братья,
На полянъ, враговъ родного края!»
Вслѣдъ за княземъ двинулись владыки,
Восемь всѣхъ, и было съ ними войска
Триста парней добрыхъ, да полсотни.
Всѣ они собрались, гдѣ поляне
Сонные, раскинувшись, лежали;
Становились у опушки лѣса.
Прага все еще во снѣ молчала;
Паръ клубился надъ рѣкой Влетавой;
А за Прагой ужъ синѣли горы
И востокъ за ними загорался.
«Въ долъ за мною, только тихо, тихо!»
Вся дружина скрылась въ Прагѣ сонной,
Спрятавши оружье подъ одёжу.
На зарѣ пастухъ подходитъ къ замку
И кричитъ, чтобъ отперли ворота.
Услыхавъ его изъ замка, сторожъ
Отворилъ ворота чрезъ Влетаву.
Пастырь всходитъ на мостъ, громко трубитъ;
Ольдрихъ выскочилъ и съ нимъ владыки,
Семь владыкъ и всякъ съ народомъ ратнымъ.
Бубны-трубы загремѣли разомъ;
На мосту завѣяли хоругви;
Мостъ затрясся, какъ пошла дружина.
Обуялъ полянъ внезапный ужасъ.
Вотъ они оружіе схватили;
Вотъ владыки стали съ ними биться;
Но поляне скоро заметались
И толпами бросились къ воротамъ,
Убѣгая отъ рѣзни жестокой.
Самъ Господь намъ даровалъ побѣду!
И одно встаетъ на небѣ солнце —
Яроміръ опять встаетъ надъ нами!
Разнеслась по цѣлой Прагѣ радость,
И кругомъ-то Праги разнеслася,
По всему-то полетѣла краю,
По всему ли краю отъ той Праги.
2.
БЕНЕШЪ ГЕРМАНЫЧЪ.
Гой ты, солнце наше красно!
Что съ лазоревыхъ высотъ
Ныньче такъ печально свѣтишь
Ты на бѣдный нашъ народъ?
Гдѣ нашъ князь? гдѣ людъ военный?
Къ Отту, къ Отту всѣ ушли…
Кто жь прогонитъ вражью силу
Изъ отеческой земли?
Идутъ нѣмцы длиннымъ строемъ —
То саксоновъ злая рать;
Отъ вершинъ Згорѣльскихъ древнихъ
Идутъ край нашъ воевать.
Злато-сёребро сбирайте,
Будьте щедры и добры:
Скоро жечь придутъ злодѣи
Наши хаты и дворы.
Все пожгли враги, побрали
Злато-сёребро изъ хатъ
И стада угнали наши;
Къ Троскамъ далѣе спѣшатъ.
Не тужите, добры люди:
Встанетъ травушка въ поляхъ,
Что саксоны притоптали,
Проскакавши на коняхъ.
Убирайте же вѣнками
Избавителю чело!
Зелень выросла на нивахъ,
Все по-старому пошло.
Скоро минетъ наше горе:
Бенешъ Германычъ идетъ,
Биться на-смерть съ супостатомъ
Призываетъ свой народъ.
Вотъ собрались наши люди
Подъ Скалой въ лѣсу густомъ,
И пошли на бой кровавый
Кто съ булатомъ, кто съ цѣпомъ.
Бенешъ, Бенешъ передъ нами!
Всѣ бѣгутъ во слѣдъ ему.
«Горе нѣмцамъ!» Бенешъ крикнулъ:
«Нѣтъ пощады никому!»
Закипѣли гнѣвомъ лютымъ
Въ битвѣ обѣ стороны;
Взволновалися утробы;
Очи злобой зажжены.
Набѣжали другъ на друга
И давай колоть и сѣчь:
Коломъ колъ тяжолый встрѣченъ,
Зацѣпился мечъ за мечъ.
Страшно рать на рать валила,
Словно лѣсъ пошолъ на лѣсъ;
Отъ мечей летѣли искры,
Будто молнія съ небесъ.
Нивы стономъ застонали;
Всполошило всѣхъ звѣрей,
Всполошило вольныхъ пташекъ
Средь лѣсовъ и средь полей.
До вершины ажно третьей
Слышно было жаркій споръ,
Копья съ саблями трещали,
Словно падалъ ветхій боръ.
Такъ стояли оба войска,
Сѣвши крѣпко на пяту —
И пришло отъ лютой битвы
Тѣмъ и тѣмъ не въ-моготу.
Въ гору Германычъ ударилъ;
Что махнетъ мечомъ сбоемъ —
Цѣлой улицей ложится
Вражья сила передъ нимъ.
И направо, и налѣво
Такъ я стелетъ онъ народъ;
Поднялся — и супостата
Сверху камнями онъ бьётъ.
На широкій долъ сбѣжали
Мы опять съ холмовъ крутыхъ;
Завопили нѣмцы, дрогнувъ:
Мы пошли — и смяли ихъ!
3.
ЯРОСЛАВЪ.
Разскажу я славную вамъ повѣсть
О бояхъ великихъ, лютыхъ браняхъ;
Собирайте вы свой умъ да разумъ:
Ныньче будетъ вамъ чего послушать!
Тамъ, гдѣ правитъ Оломуцъ землями,
Невысокая гора поднялась;
Называютъ гору ту Гостайномъ;
На ея вершинѣ христіанамъ
Чудеса творила Божья Матерь.
Долго, долго жили мы въ покоѣ;
Было все кругомъ благополучно;
Да поднялась отъ востока буря,
А поднялась ради дщери ханской,
Что за злато нѣмцы погубили,
За жемчугъ, за дороги каменья.
Дочь Кублая, красотой что мѣсяцъ,
О земляхъ на. западѣ узнала,
И узнала, что въ нихъ много люду:
Собиралась въ дальнюю дорогу
Поглядѣть житье-бытье чужое.
Съ нею десять юношей срядилось,
Да еще двѣ дѣвы молодыя.
Было все потребное готово.
Тутъ они на быстрыхъ сѣли коней
И свой путь по солнышку держали.
Какъ заря передъ восходомъ блещетъ
Надъ густыми темными лѣсами,
Такъ блестѣла дочь Кублая хана,
Красотой блестѣла и нарядомъ:
Золотой она парчей покрылась,
Лебедину шею обнажила,
Дорогимъ увѣшалась каменьемъ.
Ханской дочери дивились нѣмцы,
На ея сокровища польстились;
Выжидать засѣли на дорогѣ —
И въ лѣсу Кублаевну убили,
Все богатство ханское побрали.
Какъ про то услышалъ ханъ татарскій,
Что съ его Кублаевной случилось,
Собиралъ несметныя онъ рати,
И пошолъ, куда уходитъ солнце.
Короли на западѣ узнали,
Что Кублай готовится ударить,
Перемолвились, набрали войско
И поѣхали на встрѣчу къ хану;
Становили станъ среди равнины,
Становили, поджидали хана.
Вотъ Кублай сбираетъ чародѣевъ,
Звѣздочетовъ, знахарей, шамановъ,
Чтобъ они рѣшили ворожбою,
Будетъ ли, не будетъ ли побѣда.
Притекли толпами чародѣи,
Звѣздочеты, знахари, шаманы;
Разступившись, кругомъ становились,
Положили чорный шестъ на землю,
Разломили на-двое, назвали
Половину именемъ Кублая,
А другую назвали врагами;
Стародавнія запѣли пѣсни.
Тутъ шесты затѣяли сраженье:
Шестъ Кублая вышелъ цѣлъ изъ бою.
Зашумѣли въ радости татары,
На коней садилися ретивыхъ —
И рядами становилось войско.
Христіане ворожбы не знали,
А пошли на басурмановъ просто:
Сколько силы, столько и отваги!
Загремѣла первая тутъ битва:
Задождили стрѣлы, будто ливень,
Трескъ отъ копій, словно рокотъ грома,
Блескъ мечей, что молнія изъ тучи.
Обѣ стороны рубились крѣпко
И одна другой не уступала.
Вдругъ татаръ шатнули христіане
И совсѣмъ бы смяли супостатовъ,
Да пришли къ нимъ чародѣи снова
И шесты народу показали.
Тутъ опять татары разъярились,
Въ христіанъ ударили свирѣпо
И погнали ихъ передъ собою,
Словно псы испуганнаго звѣря.
Здѣсь шеломъ, тамъ щитъ желѣзный брошенъ!
Тамъ несется вонь съ вождемъ убитымъ,
Что ногою въ стремени повиснулъ;
Здѣсь одинъ вотще съ врагами бьётся,
Тамъ другой помилованья проситъ.
Такъ татары были крѣпки въ битвѣ,
Что налоги съ христіанъ собрали
И два царства отняли большія:
Старый Кіевъ да Новгородъ людный.
Выростало горе на долинахъ;
Весь народъ сходился христіанскій,
Собиралось ихъ четыре войска;
Звали снова басурмановъ въ бою.
Въ этотъ разъ татары взяли вправо,
Словно туча съ градомъ надъ полями,
Что грозитъ богатымъ урожаямъ:
Издалеча рати такъ шумѣли.
Вотъ и угры сдвинули дружины
И грозой пошли на супостата,
Да напрасны мужество и храбрость,
Молодецвая напрасна доблесть:
Одолѣли дикіе татары,
Разметали угорское войско,
Цѣлый край мечомъ опустошили.
Христіанъ покинула надежда!
Было горе, всѣхъ горчѣе горе.
Милосердому взмолились Богу,
Чтобы спасъ ихъ отъ татаръ свирѣпыхъ:
«Господи! возстань въ своемъ Ты гнѣвѣ,
Отъ враговъ Ты намъ защитой буди,
Что совсѣмъ сгубили наши души:
Рѣжутъ насъ, какъ ярый волкъ овечекъ!»
Бой потерянъ и другой потерянъ.
Въ Землю Польскую пришли татары,
Полонили все, что было близко,
Додрались до.града Оломуца.
Тяжкая бѣда кругомъ вставала:
Брали верхъ поганые татары.
Бьются день, другой дерутся крѣпко;
Никуда не клонится побѣда.
Вотъ невѣрныхъ рати разрослися,
Будто тьма вечерняя подъ осень.
Посрединѣ ихъ рядовъ нечистыхъ
Колебались христіанъ дружины,
Продираясь во святой часовнѣ,
Гдѣ свѣтился чудотворный образъ.
«Ну, за мною, братья!» такъ воскликнулъ,
Въ щитъ мечомъ гремя, Внеславъ могучій,
И хоругвь надъ головами поднялъ.
Всѣ метнулись, какъ едино тѣло,
На татаръ ударили жестоко,
И, какъ пламень изъ земли, пробились
Вонъ изъ полчищъ нехристей поганыхъ.
На пятахъ они поднялись въ гору,
У подошвы развернули рати,
А въ долину стали вострымъ клиномъ.
Тутъ покрылись тяжкими щитами,
Справа, слѣва, и большія пики
Взбросили на могутныя плечи
Другъ во другу: задніе переднимъ.
Тучи стрѣлъ летѣли въ басурманство.
Только ночь остановила битву,
Разостлавшись по землѣ и небу;
Тѣмъ и тѣмъ она закрыла очи,
Что, враждой раскалены, горѣли.
Той порой, во мракѣ, христіане
Навалили подъ горою насыпь.
Какъ заря блеснула на востокѣ,
Зашумѣли орды супостатовъ
И кругомъ ту гору обступили:
Не видать конца полкамъ несметнымъ!
На коняхъ иные тамъ кружили
И на длинныя втыкали пики
Головы отъ труповъ христіанскихъ
И носили предъ наметомъ ханскимъ.
Собралися въ кучу всѣ ихъ силы,
Къ одному они шатнулись боку
И полѣзли по горѣ на нашихъ,
Оглашая крикомъ всю окрестность,
Ажно долъ и горы загудѣли.
Христіане поднялись на насыпь;
Божья Матерь силу въ нихъ вложила:
Натянулись ихъ тугіе луки,
Ихъ мечи булатные сверкнули —
Отступили отъ холма татары.
Разъярился людъ ихъ некрещёный;
Закипѣло сердце хана гнѣвомъ.
На три полчища разбился таборъ,
Съ трехъ сторонъ облавили ту гору;
Тутъ скатили христіане бревна,
Двадцать бревенъ, сколько тамъ ихъ было
И за валомъ ихъ сложили въ кучу.
Подбѣжали въ насыпи татары,
Въ облава ударились ихъ вопли
И хотѣли вражьи дѣти насыпь
Раскидать, но бревна покатились:
Какъ червей приплюснуло тутъ нехристь
И еще давило ихъ въ долинѣ.
Тѣ и тѣ потомъ рубились долго,
Только ночь остановила битву.
Господи! Внеславъ сражонъ могучій
И на землю съ насыпи свалился.
Одолѣло горе наши души,
Изсушила жажда всѣ утробы,
Языки съ травы лизали pфcy.
Вечеръ тихъ былъ передъ ночью хладной,
Послѣ ночь смѣнилась утромъ сѣрымъ.
Смирно было въ станѣ супостата.
Разгорѣлся день передъ полуднемъ:
Христіане падали отъ жажды,
Рты свои сухіе отворяли,
Хриплымъ голосомъ молились Дѣвѣ,
Истомленныя поднявши очи,
Заломивши руки въ лютой скорби;
Жалостно съ земли смотрѣли въ небо.
«Намъ не въ мочь терпѣть такую жажду,
Отъ нея не въ силахъ мы рубиться!
Кто не смерти, живота желаетъ:
Дожидайся милости татарской!»
Такъ одни сказали, а другіе:
«Лучше сгинуть отъ меча намъ, братья,
Чѣмъ отъ жажды на холмѣ издохнуть!
Хоть въ плѣну бы намъ воды напиться!»
«Такъ за мною жь! къ нимъ Вестонъ воскликнулъ:
Коли такъ вы, братья, говорите,
Коль измучились отъ жажды лютой!»
Тутъ свирѣпымъ туромъ на Вестона
Вратиславъ ударилъ и за плечи
Онъ потрясъ его рукою мощной:
«Ахъ ты змѣй, предатель окаянный!
Погубить людей ты хочешь добрыхъ!
Чѣмъ бы милости просить у Бога,
Ты зовешь ихъ въ мерзкую неволю.
Не ходите, братья, на погибель!
Вѣдь ужъ зной мы тяжкій пережили:
Въ ярый полдень Богъ намъ силы подалъ;
Онъ еще подастъ, коль вѣрить будемъ.
А такія рѣчи непотребны
Тѣмъ, кого зовутъ богатырями!
Пусть мы сгинемъ здѣсь отъ жажды лютой:
Эта смерть отъ Бога будетъ, братья!
А мечамъ невѣрнымъ отдадимся:
Руки сами на себя наложимъ.
Неугодна Господу неволя:
Смертный грѣхъ въ яремъ идти охотой.
Кто такъ мыслитъ — тотъ за мною, мужи,
Тотъ за мною ко святой иконѣ!»
Двинулись къ часовнѣ христіане:
"Господи! возстань въ Своемъ Ты гнѣвѣ!
Дай смирить намъ силы супостата,
Выслушай моленіе Ты наше!
Мы отвсюду стиснуты врагами:
Изъ оковъ нечистыхъ васъ Ты вырви
И увлажь росою намъ гортани!
И Тебя мы славословить станемъ!
Сокруши Ты нашихъ супостатовъ,
Да не придутъ нехристи во-вѣкѣ! "
Глядь — ужь тучка въ раскаленномъ небѣ!
Дуютъ вѣтры, слышенъ рокотъ грома;
Разостлались облака по небу,
Мечутъ молніи на станъ татарскій,
Страшный ливень рвы холма наполнилъ.
Миновала буря. Идутъ рати
Изо всѣхъ земель и странъ далекихъ,
Къ Оломуцу вѣютъ ихъ хоругви;
Тяжкіе мечи гремятъ у бёдеръ;
На плечахъ колчаны со стрѣлами,
А на буйныхъ головахъ шеломы;
Скачутъ-пляшутъ ретивые кони.
Зазвенѣли вдругъ рога лѣсные,
Бубны-трубы раздалися въ полѣ:
Закипѣла яростная битва.
Стало темно межь землей и небомъ —
И была послѣдняя то схватка!
Звонъ и стукъ пошолъ отъ сабель вострыхъ,
Засвистѣли стрѣлы каленыя;
Ломъ отъ копій, трескъ отъ пикъ тяжолыхъ,
И молитвы посрединѣ битвы,
Плачъ, тревога — и веселья много!
Кровь лилась ручьями дождевыми;
Что въ лѣсу деревьевъ, было труповъ.
У того мечомъ разрубленъ черепъ,
У того не стало рукъ по плечи,
Тотъ съ коня валится черезъ брата,
Тотъ врага, остервенясь, ломаетъ,
Словно буря на скалахъ деревья;
У иного мечъ торчитъ изъ реберъ,
А тому отнесъ татаринъ ухо.
Ухъ! кругомъ послышалися вопли:
Христіане сбиты, побѣжали;
Гонятъ ихъ поганые татары.
Но смотрите: Ярославъ несется,
Что орелъ летитъ, могучій витязь;
На груди его желѣзный панцырь,
А подъ нимъ отвага и удача;
Подъ шеломомъ крѣпкимъ разумъ быстрый,
А въ очахъ играетъ гнѣвъ и ярость;
Расходился, будто левъ косматый,
Что, почуявъ запахъ теплой крови,
Раненый, бѣжитъ за человѣкомъ.
Такъ онъ мчался, лютый, на татарство.
Чехи съ нимъ, что градъ изъ темной тучи.
Онъ на сына ханскаго нагрянулъ —
И борьба межь ними закипѣла:
Пиками тяжолыми сразились —
Да сложились пики у обоихъ.
Ярославъ съ конемъ окровавленнымъ
Ринулся, махнулъ мечомъ широкимъ
И разнесъ Кублаича до брюха.
Палъ Кублаичъ бездыханнымъ трупомъ,
Глухо звякнувъ на плечахъ колчаномъ.
Басурмане всѣ оторопѣли,
Пометали саженныя копья —
И кто могъ пустился по долинѣ
Въ тѣ края, отколь приходитъ солнце.
И враговъ татаръ не стало въ Ганѣ.
4.
ЧЕСТМІРЪ И ВЛАСЛАВЪ.
Князь Некланъ велитъ сряжаться
Словомъ княжескимъ къ походу
Противу Власлава.
Собралися, встали рати,
Собрались по слову князя,
Противу Власлава.
Чванился Влаславъ побѣдой
Надъ Некланомъ, сливнымъ княземъ,
И вносилъ огонь и мечъ
Онъ въ Неклановы предѣлы;
И своимъ удалымъ людямъ
Онъ приказывалъ надъ княземъ
Непотребно издѣваться.
«Чміръ, веди мои дружины!
Все ругается надъ нами
Князь Влаславъ, нашъ врагъ надменный!»
Чміръ встаетъ, веселый духомъ,
И снимаетъ щитъ свой чорный,
Что съ двумя зубами *) сдѣланъ,
Да беретъ тяжолый молотъ
И шеломъ несокрушимый;
А потомъ богамъ приноситъ
Подо всѣ деревья жертвы. **)
Громкимъ голосомъ онъ крикнулъ:
Рати строятся рядами.
Вотъ пошли передъ зарею;
Цѣлый день въ походѣ были;
Шли, когда и солнце сѣло.
Шли они на холмъ высокій.
Дымъ отъ селъ валитъ клубами;
Въ селахъ жалобные вопли.
«Кто спалилъ тѣ сёла?
Кто принесъ вамъ слёзы?
Не Влаславъ ли гордый?
Больше онъ не будетъ
Храбровать надъ вами:
Я иду злодѣю
Отомстить за братьевъ!»
Тутъ сказали Чміру:
«Окаянный Крувой
Завладѣлъ въ долинахъ
Нашими стадами;
Въ сёла внесъ онъ горе
Смертью и пожаромъ;
Все сгубилъ, что было
Въ жизни намъ потребой;
Взялъ и воеводу!»
На Крувоя Чміръ озлился,
И въ груди его широкой
Злоба закипѣла,
Потрясла всѣ члены.
«Братья!» крикнулъ, «нынче утромъ
Будетъ крѣпкая работа;
А теперь даю вамъ отдыхъ!»
Горы влѣво, горы вправо;
На хребтѣ у нихъ высокомъ
Красно солнышко играетъ.
И отсюда черезъ горы,
И оттуда черезъ горы
Идутъ чміровы дружины
И несутъ съ собою битву
Прямо къ городу, что выросъ
На скалѣ, скалѣ высокой.
Крувой заперъ тамъ Войміра,
Съ нимъ и дочь его младую,
Что въ лѣсу густомъ похитилъ,
Тамъ, подъ сѣрою скалою,
Гдѣ ругался надъ Некланомъ.
Крувой клятву далъ Неклану
Быть ему слугою вѣрнымъ
И десницу князю подалъ;
Только тѣми же рѣчами,
Той же самою рукою
Онъ бѣду принесъ народу.
«Ну, за мной къ стѣнамъ высокимъ,
Добры молодцы, за мною!»
И отважная дружина
Быстро двинулася къ замку,
Слова чмірова послушавъ —
Тучей двинулася съ градомъ.
Тяжкіе щиты сомкнувши плотно,
Рядъ передній весь покрылся ими;
Тѣ, что сзади, оперлись на копья
И, всадивъ ихъ поперегъ въ деревья,
Всею тяжестью на нихъ повисли.
Ихъ мечи тутъ загремѣли
Надъ вершинами лѣсними,
На мечи видаясь вражьи,
Что изъ замка поднимались.
На стѣнѣ, какъ быкъ, метался Крувой,
Въ осажденныхъ разжигая храбрость.
Мечъ его на пражанъ падалъ,
Словно дубъ съ горы высокой,
Что, валясь, деревья ломитъ;
Столько было подъ стѣнами
Воиновъ Неклана-князя.
Чміръ велѣлъ идти на городъ сзади;
Спереди жь, черезъ ограду,
Онъ скакать велѣлъ дружинѣ.
Тамъ два дерева стояло:
Прислонилися деревья
Подъ скалой къ оградѣ самой —
Пусть на нихъ летятъ колоды,
А головъ не тронутъ буйныхъ!
Тутъ-то, спереди, поставилъ кучу
Молодцовъ онъ дюжихъ и широкихъ,
Такъ-что всѣ они срослися
Богатырскими плечами.
Поперегъ они на плечи
Жерди длинныя взмахнули,
Ихъ веревкой вдоль связали
И на древки оперлися.
Тутъ на жерди къ нимъ другіе
Мужи крѣпкіе вскочили;
Копья вскинули на плечи
И веревкою связали.
Третій рядъ вскочилъ на этихъ,
Тамъ четвертый рядъ на третій;
А ужь пятые достали
До вершины самой зАмка.
Тутъ мечи блеснули сверху,
Сверху стрѣлы засвистѣли,
Сверху бревна покатились.
Черезъ стѣны пражане, какъ волны,
Хлынули и замкомъ завладѣли.
«Выйди, выйди, Войміръ, ты на волю,
Выйди съ дочерью милой своею!
Утро ясное въ небѣ играетъ!
Посмотри, какъ злодѣю Крувою
Буйну голову ныньче отрубятъ!»
На зарѣ вышелъ витязь могучій,
Дочь-красавицу вывелъ съ собою,
И увидѣлъ, какъ злого Крувоя
Казнью лютой, безчестной казнили.
Отослалъ Чміръ добычу къ народу,
А съ добычей вернулась и дѣва.
Тутъ Войміръ хотѣлъ готовить жертву
Въ томъ же мѣстѣ, въ ту же солнца пору.
«Нѣтъ, въ походъ! къ нему Честміръ воскликнулъ:
Чѣмъ скорѣе, тѣмъ къ побѣдѣ ближе!
Погодимъ богамъ сжигать мы жертву;
Намъ карать велятъ Власлава боги.
А какъ станетъ солнышко на полдень —
Соберемся мы, гдѣ надо будетъ,
И войска намъ прокричатъ побѣду.
Вотъ тебѣ оружіе Крувоя,
Недруга лихого — и поѣдемъ!»
Закипѣлъ Войміръ весельемъ буйнымъ;
Громкимъ голосомъ съ горы онъ крикнулъ
Изъ гортани сильной, ажно дрогнулъ
Темный лѣсъ: «Не гнѣвайтесь вы, боги,
За мое предъ вами прегрѣшенье,
Что сегодня я не жгу вамъ жертвы!»
А Честміръ: «За нами эта жертва!
Но пора и въ битву съ супостатомъ.
На коня садись-ка ты лихого,
Да лети ты черезъ боръ оленемъ.
На дорогѣ, близь дубравы темной,
Повстрѣчаешь небольшую гору:
Эту гору полюбили боги!
Тамъ сожги ты имъ святую жертву
За свое чудесное спасенье,
За побѣду, что была за нами,
За побѣду, что еще предъ нами!
Ты придешь на это мѣсто прежде,
Чѣмъ подвинется на тверди солнце;
А когда ужь двѣ и три ступени
Пробѣжитъ оно и надъ лѣсами
Станетъ тамъ — придутъ и рати наши
Въ тѣ мѣста, гдѣ дымъ столбомъ взовьётся
Къ небесамъ отъ жертвы приносимой;
Тамъ дружины голову преклонятъ.»
На коня тогда Войміръ садился,
Полетѣлъ онъ черезъ боръ оленемъ
Къ той горѣ, что близь дубравы темной;
Тамъ сжигалъ богамъ святую жертву
За свое чудесное спасенье,
За побѣду, что была за пики,
За побѣду, что еще предъ ними,
Е ожигалъ онъ добрую телицу;
Шерсть на ней червонная блестѣла.
Ту телицу онъ купилъ въ долинѣ,
Что густою поросла травою;
За телицу пастухамъ оставилъ
Онъ вони и съ нимъ его уздечку.
Какъ святая запылала жертва —
Подходили воины въ долинѣ
И въ дубраву другъ за другомъ шумно
Поднимались, брякая мечами.
Каждый воинъ обходилъ вершину
И богамъ провозглашалъ онъ славу;
Проходя, мечомъ не медлилъ брякнуть.
А когда осталось ихъ немного,
На коня Войміръ лихого прыгнулъ
И велѣлъ поднять остатки жертвы
Шестерымъ онъ всадникамъ послѣднимъ:
Два плеча и жирныя лопатки.
Вотъ пошли дружины вмѣстѣ съ солнцемъ.
На полуднѣ солнышко стояло,
А въ долинѣ князь Влаславъ надменный
Поджидалъ ихъ съ силами своими,
Что отъ лѣса протянулись къ лѣсу.
Впятеро ихъ было больше пражанъ.
Словно въ тучѣ, тамъ гремѣли громы
И собакъ тамъ заливались стаи.
«Трудно будетъ биться намъ съ врагами:
Палицы не переломишь воломъ!»
Такъ Войміръ, а Чміръ ему на это:
«Хорошо лишь про-себя то вѣдать!
Лучше быть всегда на все готову!
Развѣ лбомъ ты гору поворотишь?
А лиса проводитъ вѣдь и тура.
Съ высоты Влаславу нашихъ видно:
Такъ придется обойти намъ гору,
Чтобы тѣ, что впереди-то идутъ,
Позади за нами очутились;
Тамъ и ну ходить вокругъ вершины!»
И Войміръ устроилъ дѣло съ Чміромъ:
Девять разъ, по ихъ наказу, войско
Девять разъ ту гору обходило.
Такъ ихъ силы выростали съ виду,
Такъ враги все болѣе пугались.
Вдругъ вся рать въ кустахъ остановилась
И мечи врагу блеснули въ очи:
Вся вершина будто жаръ горѣла.
Тутъ выходитъ смѣлый Чміръ съ отрядомъ,
А въ отрядѣ томъ четыре части;
Въ ту же пору Трясъ на супостата
Налетѣлъ изъ-за деревьевъ частыхъ
И враговъ перепугалъ онъ сзади:
Ихъ ряды, смѣшавшись, побѣжали;
Но Войміръ своей рукою храброй
Заградилъ имъ ночью выходъ въ поле
И ударилъ съ боку на Власлава.
Ухъ! какъ лѣсъ-то затрещалъ широкій:
Словно горы тамъ съ горами бились
И деревья на себѣ ломали!
Тутъ Влаславъ понесся противъ Чміра;
Встрѣтилъ Чміръ его ударомъ тяжкимъ;
Закипѣла битва между ними —
И Влаславъ на землю повалился.
По землѣ катается онъ страшно,
Въ бокъ и въ задъ, а справиться не можетъ:
На покой зоветъ его Морена;
Кровь изъ тѣла крѣпкаго струится,
По травѣ бѣжитъ въ сырую землю
И душа изъ теплыхъ устъ порхнула;
Тамъ и сямъ она летала долго,
Съ дерева на дерево, покуда
Не сожжонъ былъ на кострѣ убитый. ***)
Побѣжали воины Власлава
И ударились, въ испугѣ, въ гору,
Трепеща передъ очами Чміра,
Что въ бою сразилъ Власлава-князя.
Загремѣли вѣсти о побѣдѣ;
Ихъ Некланъ веселымъ ухомъ слышитъ,
И свою военную добычу
Радостнымъ оглядываетъ окомъ.
- ) Думаютъ, что это былъ щитъ за двухъ ножкахъ съ желѣзными остріями, которыя втыкалась въ землю, когда воинъ готовился отразитъ врага.
- ) Таковъ былъ обрядъ жертвоприношенія у древнихъ чеховъ.
- ) Чехи-язычники полагали, что душа мертваго не успокоится до-тѣхъ-поръ, пока не сожгутъ тѣла.
5.
ЛЮДИША И ЛЮБОРЪ.
Старъ и младъ, внимай разсказу
О бояхъ и ратоборствахъ!
Жилъ когда-то князь за Лабой,
Князь богатый, славный, добрый;
Дочь-краса была у князя,
И ему и всѣмъ по сердцу;
Красотою свѣтъ дивила:
У нея былъ станъ высокій,
Бѣлый ликъ, а на ланитахъ
Расцвѣталъ живой румянецъ;
Очи были — словно небо;
По плечамъ же бѣлоснѣжнымъ
Разсыпались золотая
Кудри, въ кольца завиваясь.
Князь посламъ велитъ сражаться —
Звать къ нему бояръ окольныхъ
На великій праздникъ въ городъ.
День уставленный приходитъ:
Все боярство собралося
Изъ земель и странъ далекихъ
На великій пиръ, на праздникъ.
Бубны-трубы загремѣли.
Подошли бояре къ князю,
Подошли и поклонились
Низко князю и княгинѣ,
И княжнѣ, дѣвицѣ красной;
За столы потомъ усѣлись
Всѣ по сану и по роду.
Тутъ прислуга подносила
Яства дивныя боярамъ,
Подносила медъ шипучій.
То-то былъ веселый праздникъ!
То-то было пированье!
Въ члены сила набиралась,
Душу бодрость напояла.
Князь сказалъ тогда боярамъ:
«Мужи, тайну я открою,
Для чего собралъ васъ нынѣ:
Мужи славные! хочу я
Испытать теперь, извѣдать,
Кто изъ васъ мнѣ всѣхъ нужнѣе.
Благо ждать войны и въ мирѣ:
Насъ вѣдь нѣмцы окружаютъ!»
Князь сказалъ — и всѣ бояре
Изъ-за трапезы поднялись
И, поднявшись, поклонились
Низко князю и княгинѣ
И княжнѣ, дѣвицѣ красной.
Бубны-трубы загремѣли.
Изготовились бояре.
Посреди равнины свѣтлой,
На разубранномъ балконѣ
Князь сидѣлъ передъ народомъ
Со своими старшинами;
Близь него была княгиня;
Съ именитыми женами
И съ подругами Людиша.
И воскликнулъ князь къ боярамъ:
«Кто пойдетъ на битву первый,
Самъ я, князь, того назначу!»
Указалъ онъ на Стребора;
Вызвалъ Стреборъ Людислава.
На коней садятся оба;
Всякъ беретъ по построй пикѣ;
Другъ на друга поскакали,
Долго бились и боролись,
Оба древка изломили
И, отъ боя истомяся,
Вышли вонъ изъ-за ограды.
Бубны-трубы загремѣли —
И воскликнулъ князь къ боярамъ:
«Кто пойдетъ вторымъ на битву,
Пусть княгиня намъ укажетъ!»
И княгиня указала
На Серпоша. Онъ выходитъ,
Вызываетъ Спитибора.
На коней садятся оба;
Всякъ беретъ по вострой пивѣ
И помчались другъ на друга.
Выбилъ Серпошъ Спитибора,
Самъ съ коня спрыгнулъ онъ на земь;
За мечи схватились оба —
И запрыгали удары
По щитамъ ихъ по тяжолымъ
И посыпалися искры.
Спитиборъ Серпоша ранилъ,
Тотъ на землю палъ сырую.
Истомясь отъ боя, оба
Вышли вонъ изъ-за ограды.
Бубны-трубы загремѣли —
И воскликнулъ князь въ боярамъ:
«Кто пойдетъ на битву третьимъ,
Пусть Людиша намъ укажетъ!»
И Людиша указала
На Любора. Онъ выходитъ,
Вызываетъ Болеміра.
На коней садятся оба;
Всякій взялъ по вострой пикѣ —
И вскакали внутрь ограды.
Другъ на друга понеслися,
Пики вострыя скрестились —
Люборъ выбилъ Болеміра;
Щитъ его далеко прянулъ;
Самого жь его прислуга
Понесла изъ-за ограды.
Бубны-трубы загремѣли.
Люборъ въ бой идетъ съ Рубошемъ.
На коня садится Рубошъ,
Быстро скачетъ на Любора;
Люборъ вмигъ копье Рубоша
Пересѣкъ мечомъ тяжолымъ
И врага въ шеломъ ударилъ.
Рубошъ палъ съ коня на землю
И взяла его прислуга.
Бубны-трубы загремѣли.
Люборъ кликнулъ за оградой:
«Кто теперь со мною хочетъ,
Выходи плечо помѣрять!»
И пошолъ въ народѣ говоръ.
Люборъ ждетъ-стоитъ въ оградѣ.
Вотъ Здеславъ качаетъ пикой,
А на пикѣ турій черепъ;
На коня Здеславъ садится,
Горделиво похваляясь:
«Прадѣдъ мой осилилъ тура,
Разогналъ отецъ мой нѣмцевъ,
А меня спознаетъ Люборъ!»
Другъ на друга поскакали,
Лбами крѣпкими сразились —
И слетѣли оба съ сѣделъ.
За мечи схватились быстро
И рубиться ими стали;
Гулъ стоялъ отъ ихъ ударовъ;
Люборъ съ боку вдругъ нагрянулъ
И въ шеломъ врага ударилъ
И разбилъ шеломъ на части.
Ихъ мечи потомъ скрестились:
Выбитъ мечъ изъ рукъ Здеслава,
Полетѣлъ онъ за ограду,
А Здеславъ на землю рухнулъ.
Бубны-трубы загремѣли.
Обступили всѣ Любора,
Повели предъ очи князя,
И княгини и Людиши;
И княжна вѣнокъ дубовый
Возложила на Любора.
Бубны-трубы загремѣли.
6.
ЗАВОЙ И СЛАВОЙ.
Поднимается скала надъ лѣсомъ;
На скалѣ стоитъ Забой могучій
И во всѣ концы видаетъ взгляды.
Возмутился духъ его печалью —
И Забой заплакалъ, что твой голубь.
Тамъ сидѣлъ онъ долго, смутенъ сердцемъ,
Вдругъ вскочилъ и побѣжалъ оленемъ
Черезъ боръ широкій и пустынный;
Побывалъ у каждаго онъ мужа,
Въ сильному отъ сильнаго онъ мчался,
Рѣчь держалъ короткую со всякимъ,
Преклонялъ чело передъ богами
И къ другимъ оттуда онъ пускался.
Минулъ день; за нимъ другой проходитъ;
Въ третій день блеснулъ на небѣ мѣсяцъ.
Собралися мужи въ лѣсъ дремучій;
Тѣхъ мужей ведетъ Забой въ долину,
Что лежала межь лѣсовъ глубоко.
Самъ онъ сталъ среди ложбины низкой;
Въ варито *) рукою ударяетъ.
«Мужи, съ вѣрнымъ братскимъ сердцемъ,
Мужи искренніе взоромъ!
Вамъ пою въ глубокой я долинѣ, **)
Отъ глубокаго пою вамъ сердца,
Что печалью возмутилось!
Нашъ отецъ ушолъ въ отцамъ
И дѣтей покинулъ малыхъ,
И подругъ своихъ покинулъ,
Не сказавши никому:
Братъ! поди, поговори ты съ ними,
Какъ отецъ съ родимою семьею!
И пришолъ чужой въ предѣлы наши;
Зашумѣлъ на насъ чужою рѣчью;
И, какъ тамъ живутъ съ утра до ночи,
Такъ и нашимъ жонамъ и ребятамъ
Жить велѣлъ, и каждому онъ мужу
По одной велѣлъ держать подругѣ
На пути съ Весны и до Мораны; ***)
Ясныхъ кречетовъ изъ бору выгналъ
И боговъ, что боги на чужбинѣ,
Приказалъ любить онъ нашимъ людямъ
И святыя сожигать имъ жертвы;
А своимъ никто не смѣй молиться
И въ потемкахъ приносить имъ пищу.
Гдѣ отецъ кормилъ боговъ родимыхъ,
Гдѣ молился, гдѣ пѣвалъ имъ славу —
Онъ посѣвъ священныя деревья
И боговъ кумиры ниспровергнулъ.»
— «Ты, Забой, поешь отъ сердца сердцу
Пѣсню горя, какъ Люміръ ****), что двигалъ
Вышеградъ и всѣ его предѣлы
Пѣснями да крѣпкими словами:
Такъ и ты меня и братьевъ тронулъ;
Добраго пѣвца и боги любятъ!
Пой! отъ нихъ поешь ты пѣсня,
Что мутятъ все наше сердце
Противъ недруга лихого!»
Посмотрѣлъ Забой, какъ у Славоя
Разгорѣлись, раскалились очи —
И запѣлъ онъ пѣсню снова,
Чтобъ сердца расшевелились:
«Жило-было двое братьевъ;
Какъ ужъ стали голосами
На мужей они похожи,
Всякій день ходили въ рощу
И къ мечу, копью и млату
Пріучали тамъ десницу;
Прятали въ густомъ лѣсу оружье
И съ веселымъ сердцемъ возвращались.
А какъ стали руки братьевъ крѣпки,
Выходили братья въ бой кровавый.
А межъ тѣмъ братишки ихъ другіе
Подростали и во слѣдъ за тѣми
На враговъ летѣли, словно буря;
И отчизна ихъ цвѣла въ покоѣ!»
Всѣ къ Забою, въ молодцу прыгнули
И пѣвца въ объятьяхъ сжали крѣпкихъ,
Клали руки сильныя на перси
И умно-разумно говорили.
До разсвѣту было ужь недолго.
Выходили изъ долины мужи
Выходили розно, темнымъ лѣсомъ
И по всѣмъ дорогамъ разбрелися.
День проходитъ, и другой проходитъ,
А на третій день, какъ ночь настала,
Въ темный лѣсъ пошолъ Забой
И за нимъ пошли дружины;
Въ темный лѣсъ пошолъ Славой
И за нимъ пошли дружины.
Всякъ покоренъ воеводѣ;
Королю же всякъ тамъ недругъ,
Всякъ его сгубить замыслилъ.
«Гой еси ты, братъ Славой!
Къ голубой ступай вершинѣ,
Что надъ всѣмъ поднялась краемъ:
Тамъ сбираться надо будетъ.
На востокъ отъ той вершины,
Видишь, лѣсъ идетъ дремучій:
Тамъ рукой ударимъ въ руку.
Пробирайся жь ты лисицей,
Я туда жь приду съ полками.»
— «Гой еси ты, братъ Забой!
Для чего оружье наше
Оставлять въ покоѣ долго?
Чтобы грянуть намъ отсюда!»
— «Ты послушай, братъ Славой!
Коль известь ты хочешь змѣя,
Наступи ему на горло:
Горло вражье на вершинѣ!»
По лѣсу разбились мужи,
И направо и налѣво.
Эти идутъ, слушая Забоя,
Тѣ — по слову храбраго Славоя,
Темнымъ лѣсомъ, въ синей той вершинѣ.
Въ пятый разъ восходитъ солнце красно.
Тутъ вожди другъ другу руку
Подаютъ и лисьимъ окомъ
Съ той вершины озираютъ
Королевскія дружины.
«Насъ однимъ разбить ударомъ
Хочетъ Людекъ: вишь, полки сбираетъ!
Эй ты, Людекъ! ты теперь холопомъ
Надъ холопами у нихъ поставленъ!
Палачу ты своему скажи-ка,
Что его приказы — дымъ для нашихъ!»
Разъярился буйный Людекъ;
Войско быстро онъ сзываетъ.
Много свѣту было въ небѣ:
Красно солнце тамъ играло,
И играло красно солнце
На дружинахъ королевскихъ.
Всѣ они въ походъ готовы
И поднять готовы руку,
Коли вождь прикажетъ Людекъ.
«Гой ты, гой ты, братъ Славой!
Ты зайди лисицей сзади,
Я жь ударю имъ навстрѣчу!»
И пошолъ Забой, какъ туча съ градомъ,
И Славой пошолъ, какъ туча съ градомъ:
Этотъ съ боку, тотъ ударилъ прямо.
«Братъ! вонъ эти лиходѣи,
Что боговъ у насъ низвергли,
Порубили рощи наши,
Ясныхъ кречетовъ прогнали!
Намъ пошлютъ побѣду боги!»
Разозлился Людекъ, заметался;
Онъ изъ полчищъ на Забоя вышелъ;
И Забой, сверкая взоромъ, встрѣтилъ
Людека. Что дубъ схватился съ дубомъ
Средь лѣсовъ: такъ Людекъ на Забоя
Налетѣлъ среди обѣихъ ратей.
Людекъ поднялъ тяжкій мечъ
И пробилъ въ щитѣ три кожи;
Тутъ Забой пускаетъ молотъ —
Людекъ въ сторону отпрянулъ;
Угодилъ тяжолый молотъ,
Угодилъ онъ въ дубъ высокій —
Дубъ на воиновъ свалился,
И къ отданъ пошло ихъ тридцать.
Разъярился Людекъ: «Звѣрь ты дикій,
Злющая ты гадина, ехидна!
Ну-ка выйди на мечахъ со мною!»
И махнулъ Забой мечомъ:
Отлетѣлъ у супостата
Отъ щита большой осколокъ.
Людекъ самъ ударъ заноситъ —
Да скользнулъ булатъ по кожѣ,
Что была по сверхъ щита Забоя.
Распалились оба воеводы,
Сыпали тяжелые удары
И забрызгали другъ друга кровью;
Всѣ въ крови и воины ихъ были,
Что вокругъ вождей рубились крѣпко.
На полуднѣ стало солнце
И пошло ужь къ вечеру съ полудня;
Но вожди безъ умолку все бились.
Здѣсь кипѣла яростная сѣча,
Да и тамъ Славой сражался ладно.
«Ахъ ты, врагъ безъ угомону!
Чтобы взялъ тебя нечистый!
Что ты кровь-то нашу точишь!»
И Забой свой молотъ поднялъ,
Да отпрыгнулъ буйный Людекъ;
Поднялъ тотъ свой молотъ снова
И пустилъ имъ въ супостата;
Молотъ свиснулъ — вражій щитъ разбился
И разбились Людековы перси,
А душа изъ тѣла полетѣла;
Молотъ выпугнулъ оттуда душу
И пронесся въ войско на пять сажень.
Страхъ напалъ на вражьи рати,
Вырывая вопль изъ ихъ гортани.
У Забоя жь люди веселились
И въ очахъ у нихъ играла радость.
«Братья! боги дали намъ побѣду!
Раздѣлитесь, братья, на двѣ части —
И въ походъ направо и налѣво!
Изо всѣхъ долинъ коней сгоняйте:
Пусть заржутъ они въ дубравахъ этихъ!»
— «Братъ Забой! удалый левъ!
Бей враговъ ты безъ пощады!»
Щитъ Забой на землю бросилъ,
Въ руку взялъ тяжолый молотъ,
А въ другую мечъ булатный —
И дорогу межь врагами
Проложилъ себѣ онъ разомъ.
Зашумѣли, дрогнули дружины!
Тутъ погналъ ихъ съ тылу Трясъ могучій,
И они со страху завопили.
Кони ржутъ въ густомъ лѣсу.
«На коней и за врагами!
Черезъ весь ихъ край гоните!
Быстры кони, мчитесь, мчитесь
По пятамъ злодѣевъ нашихъ!»
И отряды на коней вскочили
Скокъ-по-скокъ погнали за врагами,
Сыпля за ударами удары.
Проскакали горы, лѣсъ, равнины —
Справа, слѣва все назадъ бѣжало.
Вдругъ рѣка шумитъ предъ ними,
За волнами волны катитъ.
Воины спрыгнули въ рѣку
И враговъ передъ собой погнали.
Тутъ чужихъ топили наши волны,
А своихъ на берегъ выносили.
Все леталъ надъ тѣми надъ полями
На широкихъ крыльяхъ лютый коршунъ,
И гонялъ онъ малыхъ пташекъ;
А дружины смѣлыя Забоя
По полямъ, разсыпавшись, бѣжали
За врагами, ихъ разили всюду
И топтали ярыми конями.
Ночью гнали, какъ свѣтилъ имъ мѣсяцъ;
Гнали днемъ, когда свѣтило солнце.
Тамъ опять скакали ночью,
Тамъ зарей на утрѣ сѣромъ.
Вдругъ рѣка шумитъ предъ ними,
За волнами волны катитъ.
Воины спрыгнули въ рѣку
И враговъ передъ собой погнали.
Тутъ чужихъ топили наши волны,
А своихъ на берегъ выносили.
«Ну, къ сѣдымъ туда вершинамъ,
Тамъ конецъ кровавой мести!»
— «Ты послушай, братъ Забой:
До горы ужь недалеко,
И враговъ немного стало;
Да и тѣ о жизни молятъ.»
— «Такъ назадъ веди дружины!
Я жь пойду и доконаю
Всѣхъ послѣднихъ королевцевъ!»
Въ томъ краю прошли мятели;
Въ томъ краю прошли дружины,
Въ томъ краю, направо и налѣво;
Тамъ и сямъ дружины видны,
Крики радостные слышны.
«Братъ, ужь вотъ она, вершина,
Гдѣ намъ боги шлютъ побѣду!
Тамъ изъ тѣлъ выходятъ души
И порхаютъ по деревьяхъ;
Звѣрь и птицы ихъ боятся,
Не боятся только совы.
Погребать пойдемъ убитыхъ,
Да боговъ своихъ покормимъ,
Принесемъ большія жертвы
Имъ, спасителямъ народа;
Возгласимъ и честь и славу,
И положимъ все предъ ними,
Что у нёдруговъ отбили!»
- ) Музыкальный инструментъ со струнами, въ родѣ козбы.
- ) Пѣвцы того времени становились или садились во время пѣнія обыкновенно ниже тѣхъ, кому пѣли.
- ) Весною называлась у чеховъ богиня весны и молодости, а потомъ и самая весна и молодость. Морана была, напротивъ, богиня зимы, смерти, а также и самая зима и смерть.
- ) Древній пророкъ-пѣвецъ.
7.
ЗБИГОНЬ.
Сизъ леталъ голубчикъ
По кустамъ зеленымъ;
Высказывалъ горе
Онъ темному лѣсу:
«Ахъ ты, лѣсъ широкій!
Здѣсь леталъ я прежде
Съ дорогой подружкой,
Съ голубицей милой;
Да подружку-душку
Збигонь-недругъ отнялъ
И въ каменный городъ
Онъ бѣдняжку заперъ!»
Подъ стѣнами замка
Молодецъ гуляетъ,
О красѣ-дѣвицѣ
Воздыхаетъ, плачетъ.
Отъ того ли замка
Уходилъ онъ въ горы;
На горѣ садился,
И молчалъ онъ долго
Вмѣстѣ съ лѣсомъ темнымъ.
Вотъ летитъ голубчикъ,
Жалобно воркуетъ.
Молодецъ удалый
Голубочку молвилъ:
«Что ты, сизъ-голубчикъ,
Стонешь такъ и плачешь?
Али одинокихъ
Ты живешь на свѣтѣ?
Али соколъ быстрый
Заклевалъ подружку?
У меня вотъ Збигонь
Милую похитилъ
И въ каменномъ замкѣ
Дорогую заперъ.
Ты бы, сизъ-голубчикъ,
Съ соколомъ подрался,
Кабы сердце было
У голубя храбро.
Ты бы вѣдь подружку
У злодѣя отнялъ,
Кабы востры когти
У тебя случились.
Ты задралъ бы, сизый,
Вора-лиходѣя,
Лишь родись ты съ клёвомъ,
Съ крѣпкимъ, плотояднымъ!»
— «Молодецъ удалый!
Ну-ка поднимайся
И ударь ты смѣло
Въ Збигоня-злодѣя!
У тебя, вѣдь, сердце
Нетрусливо, храбро;
У тебя, вѣдь, латы,
Ратные доспѣхи,
У тебя, вѣдь, молотъ,
Молотокъ желѣзный!»
И пошолъ онъ доломъ
И дремучимъ лѣсомъ;
Взялъ броню съ собою
И желѣзный молотъ.
Вотъ подъ стѣны замка
Молодецъ приходитъ.
Былъ онъ подъ стѣнами —
Ночь, ни эти не видно.
Онъ рукою сильной
Постучалъ въ ворота.
— «Кто за воротами?»
Изъ замка спросили.
— «Молодой охотникъ
Ночью заблудился!»
Отперли ворота.
Онъ еще ударилъ:
Отперли другія.
— «Гдѣ владыка Збигонь?»
— «Въ терему высокомъ!
Тамъ онъ затворился;
Тамъ краса-дѣвица
Молодая плачетъ.»
— «Отворяй-ка двери!»
Згбионь не послушалъ.
Молодецъ ударилъ
Молотомъ желѣзнымъ —
Распахнулись двери;
Въ голову онъ послѣ
Збигоня ударилъ —
Збигонь повалился.
Юноша по замку
Побѣжалъ и въ замкѣ
Все побилъ живое;
А потомъ съ подружкой,
Съ дорогою, съ милой,
Спалъ онъ до разсвѣту.
Разъигралось солнце,
Сквозь деревья свѣтитъ
На каменный городъ.
Разъигралась радость
У молодца въ сердцѣ,
Что красу-дѣвицу
Обнималъ онъ снова
Сильною рукою.
— «Это чья голубка?»
— «Збигонь ту голубку
Изловилъ въ дубравѣ
Да и заперъ пташку,
Какъ меня, бѣдняжку!»
— «Такъ лети жь, голубка,
Ты теперь изъ замка!»
Вотъ и полетѣла
Въ лѣсъ она широкій;
Тамъ и сямъ порхала
Съ кустика на кустикъ;
Со своимъ ли другомъ,
Съ голубочкомъ сизымъ,
На одной на вѣткѣ
Ночку ночевала.
Веселилась дѣва
Съ молодцомъ удалымъ;
Тамъ и сямъ гуляла,
Гдѣ млада хотѣла,
И спала съ любезнымъ
На одной кровати.
8.
ОЛЕНЬ.
Скачетъ олень по долинамъ,
Прыгаетъ онъ по горамъ,
Носитъ по цѣлому краю,
Носитъ крутые рога.
Рѣжетъ крутыми рогами
Сучья въ дремучемъ лѣсу;
По лѣсу летмя летаетъ,
Скачетъ на быстрыхъ ногахъ.
Хаживалъ молодецъ въ горы
Доломъ широкимъ на брань,
Тяжкія нашивалъ стрѣлы,
Вражію мощь поражалъ.
Добраго молодца нѣту!
Лютый нагрянулъ злодѣй,
Злобой глаза распалились,
Молотъ желѣзный сверкнулъ
Юношу въ перси ударилъ:
Всплакались темны лѣса!
Вышла изъ молодца, вышла,
Душенька вышла душа,
Горломъ пошла лебединымъ,
Въ алы порхнула уста.
Вотъ онъ лежитъ; за душою
Точится теплая кровь;
Кровь молодецкую тихо
Пьётъ мать сырая земля.
Сердце у дѣвицы каждой
Стонетъ и больно болитъ.
Юноша въ хладную землю,
Въ хладную землю зарытъ;
Дубъ на немъ выросъ, дубочекъ,
Вѣтви пустилъ широко.
Ходитъ олень круторогой,
Скачетъ на прыткихъ ногахъ,
Щиплетъ зеленые листья
Онъ на дубу молодомъ.
Быстрые кречеты вьются,
Изъ лѣсу въ дубу летятъ,
Голосомъ жалкимъ выводятъ:
«Молодца врагъ погубилъ!»
Горькими плачутъ слезами
Красныя дѣвы по немъ.
9.
ВѢНОКЪ.
Какъ подулъ, повѣялъ вѣтеръ
Изъ дубравы княженецкой —
Прибѣжала красна дѣвка
Зачерпнуть воды на рѣчку.
Глядь, а къ ней вѣнокъ зелёной
По волнѣ плыветъ студёной;
Перевитъ вѣнокъ цвѣтами,
Алой розой, васильками.
Вотъ она ведро становитъ
И вѣнокъ зеленый ловитъ,
Да ловивши, оступилась,
Въ воду съ берета скатаюсь.
«Кабы вѣдала я, знала,
Чья рука тебя сажала,
Мой вѣнокъ, вѣнокъ зелёный,
Я тому позолочёный
Подарила бы въ гостинецъ
Дорогъ-перстень на мизинецъ.
Кабы вѣдала я, звала,
Чья рука тебя срывала,
Чья рука тебя срывала,
Тонкимъ шолкомъ увивала,
Я тому бы втихомолку
Изъ косы дала иголку.
Кабы вѣдала я, знала,
Чья рука тебя кидала,
Мой вѣнокъ, вѣнокъ зелёной,
На просторъ волны студёной,
Я дала бъ тому вѣночекъ —
Пусть надѣнетъ милъ-дружочекъ!»
10.
ЯГОДЫ.
Разъ моя краса-подруга
Въ лѣсъ но ягоду пошла;
Уколола бѣлу ножку
Ей терновая игла,
И ступить ужь на дорожку
Красна дѣва не могла.
«Ахъ ты тёрнъ, ты тёрнъ колючій,
Что со мною сдѣлалъ ты?
Изведу тебя за это,
Вражьи вымету кусты!»
Подожди въ дубравѣ темной
Ты, красавица, меня:
Дай пригнать мнѣ изъ долины
Бѣлогриваго коня.
Борзый вонь въ долинѣ ходитъ,
Травку-травушку жуетъ;
А въ дубравѣ-то въ зеленой
Молодца подруга ждетъ;
Про себя все тужитъ, тужитъ,
Тихо молвитъ иногда:
"Что-то скажетъ мнѣ родная?
Знать, пришла моя бѣда!
«Мать говаривала: сердце
Ты отъ молодцевъ храни!
Да чего жь мнѣ ихъ бояться,
Коль со мной добры они?»
На конѣ на бѣлогривомъ
Прискакалъ въ подругѣ я
И серебряной уздечкой
Привязалъ въ лѣсу коня.
Обнялъ крѣпко дорогую,
Цаловалъ ее въ уста —
И про тёрнъ, про тёрнъ колючій
Позабыла красота.
Мы ласкались, миловались;
Солнце къ вечеру пошло.
«Ахъ пора, пора, мой милый!
Намъ домой пора, въ село!»
На коня вскочилъ я быстро
И проворною рукой
Обхватилъ красу-дѣвицу
И поѣхалъ съ ней домой.
11.
РОЗА.
Ахъ, зачѣмъ, зачѣмъ ты, роза,
Распустиласл такъ рано?
Распустившись, ты замерзла,
Ты замерзла и увяла
И, увянувши, упала!
Долго я вечоръ сидѣла,
Пѣтухи ужь прокричали —
Я млада еще сидѣла;
Ничего я не дождалась,
Вся лучина догорѣла.
Я заснула — мнѣ приснилось,
Что съ руки-то у бѣдняжки
Перстенечекъ спалъ завѣтный,
Выпалъ камень самоцвѣтный.
Не нашла я камня снова,
Не дождалась я милова!
12.
КУКУШКА.
Въ чистомъ полѣ росъ дубочекъ,
Тамъ кукушка куковала,
Куковала, тосковала,
Что весна не вѣчно въ полѣ.
Кабы все весна-то въ полѣ,
Какъ бы жито вызрѣвало?
Кабы лѣто вѣчно было,
Какъ бы яблоко доспѣло?
Какъ бы могъ прозябнуть колосъ,
Кабы осень все стояла?
Было бъ горько, было бъ тяжко
Красной дѣвицѣ безъ друга!
13.
СИРОТА.
Ахъ, лѣса, лѣса вы темные,
Вы лѣса ли Милетинскіе!
Что, лѣса, вы зеленѣете
Въ лѣто, въ зиму одинаково?
Рада, рада бъ я не плавала,
Не мутила бы сердечушка,
Да скажите, люди добрые,
Кто, скажите, не заплачетъ здѣсь?
Гдѣ мой батюшка, родимый мой?
Въ мать-землѣ сырой зарытъ лежитъ!
Гдѣ моя родная матушка?
И надъ нею травка выросла!
Нѣтъ ни брата, ни сестрицы нѣтъ!
Мила-друга люди отняли!
14.
ЖАВОРОНОКЪ.
Коноплю красна дѣвица
Въ огородѣ барскомъ полетъ.
«Что смутна ты, что печальна!»
Дѣвѣ жаворонокъ молвилъ.
"Какъ могу я жить весельемъ,
Птица-жавороновъ малый?
Моего милова друга
Посадили въ крѣпкій замокъ!
"Кабы мнѣ перо, бумаги:
Написала бы я къ другу
И съ тобой бы въ ту сторонку
Я письмо свое послала.
«Нѣтъ пера и нѣтъ бумаги!
Такъ лети жъ одинъ отсюда:
Спой ты пѣсню дорогому
Про мою тоску-кручину!»
Н. Бергъ.