Корреспонденты и публицисты.
правитьI.
правитьДеревенскіе «корреспонденты» и «публицисты» появились на страницахъ многихъ провинціальныхъ листковъ, кажется, единственно благодаря почину Сельскаго Вѣстника[1], редакція котораго съумѣла завести съ своими деревенскими читателями самую оживленную переписку по всевозможнымъ вопросамъ обихода жизни современной деревни. Кронѣ оффиціальнаго отдѣла, въ Сельскомъ Вѣстникѣ помѣщаются толково изложенныя статьи, касающіяся улучшенія земледѣлія, подробно излагаются пріемы всякаго рода кустарныхъ ремеслъ, сообщаются общеполезныя свѣдѣнія, но затѣмъ первенствующее мѣсто отдается редакціей именно перепискѣ съ деревенскимъ читателемъ и обывателемъ по всѣмъ вопросамъ его семейной и общественной жизни. Въ отдѣлѣ Сообщеній изъ волостей мѣстные обыватели помѣщаютъ статьи, такъ сказать, публицистическаго характера, обсуждаютъ положеніе вещей въ той или другой волости, вообще г почти всегда указываютъ средства исцѣленія. Въ отдѣлѣ Отвѣты редакціи обыватели корреспондируютъ, главнымъ образомъ, о случаяхъ своихъ личныхъ затрудненій (въ огромномъ количествѣ касающихся послѣдствій извѣстной 165 ст.) и просятъ у редакціи совѣта и указанія, какъ выбраться изъ бѣды. Отвѣты редакціи отличаются внимательнымъ отношеніемъ ко всякимъ просьбамъ, иногда даже къ такимъ, въ которыхъ выражаются самыя ничтожныя, а подчасъ «нелѣпыя требованія»: въ какихъ волостяхъ въ Россіи есть свободныя мѣста для волостныхъ писарей? Гдѣ купить билетъ дворянскаго банка? и т. д. Всѣ вопросы, касающіеся дѣйствительно затруднительнаго, а иногда безъисходнаго положенія деревенскихъ обывателей, разъясняются редакціей какъ нельзя лучше. Просмотрѣвъ 44 нумера Сельскаго Вѣстника за настоящій годъ и, ознакомившись съ разнообразнѣйшими мнѣніями деревенскаго жителя о современной деревенской жизни, я нашелъ въ нихъ такъ много поучительнаго, что рѣшаюсь кое-что изъ этого поучительнаго пересказать и читателямъ. Не касаясь тѣхъ насущныхъ надобностей и затрудненій деревенскаго обывателя, который желаетъ получить отъ редакціи совѣтъ и указаніе, какъ ему быть, куда и кому жаловаться, — такъ какъ нуждъ этихъ и затрудненій деревенскаго обывателя положительно невозможно даже и перечислить въ этихъ замѣткахъ, — мы остановимъ наше вниманіе только на общихъ сужденіяхъ о современной деревенской жизни и народѣ, — сужденіяхъ, выходящихъ изъ той же народной среды и изъ-подъ пера тѣхъ же деревенскихъ обывателей.
II.
правитьМнѣнія о томъ, хорошо или худо живетъ и ведетъ себя современный крестьянинъ, разнообразны до чрезвычайности, но на первомъ мѣстѣ и во множествѣ мнѣніе это есть самое безпощадное порицаніе всего, что только ни дѣлается въ деревнѣ. Пьянство и необузданный развратъ молодежи, средства «обузданія» народа отъ этихъ растлѣвающихъ привычекъ — это самымъ подробнымъ образомъ излагается во множествѣ корреспонденцій (Сообщенія изъ волостей). Чтобы судить, что пишутъ «благоразумно обыватели о неблагоразумныхъ», приведемъ вопли тѣхъ же деревенскихъ жителей, которые иногда положительно поражены и потрясены этими сообщеніями; отставной фейерверкеръ, проживающій въ д. Савинкѣ, Кролевскаго у., Чери. губ., въ ужасѣ восклицаетъ:
«Нельзя не скорбѣть, что читаешь Сельскій Вѣстникъ и отовсюду слышишь только объ одной неправдѣ. А куда же правда-то дѣвалась, какъ будто бы ея и въ живыхъ нѣтъ? Ужели померла правда и поминки по ней отзвонили? Такъ нѣтъ, другіе говорятъ, что правда еще живетъ. Гдѣ же ты, правда-матушка? Ужели и ты развратилась съ нечестивыми? или тебя осилили твои недруги? Но нѣтъ: правда — яко горы Божіи, говоритъ Давидъ. Или ты совсѣмъ оставила нашу сторону, думая, что здѣсь люди православные, и всѣ живутъ по твоимъ священнымъ правиламъ, а сама залетѣла въ далекую сторону? Возвратись же скорѣе, лети на крыльяхъ сокола и съ силою орла поражай твоихъ недруговъ, и будь нашей защитой и оградой отъ злыхъ нашихъ недруговъ — неправды и обиды».
Еще съ большимъ огорченіемъ вопіетъ противъ попрековъ на народъ, крестьянинъ Геннадій Титовъ изъ Соловицкой вол., Вяземск. у., Смоленска губ.: «Вотъ уже пятый годъ я получаю Сельскій Вѣсти, и нахожу въ немъ много полезнаго и поучительнаго. Только одно меня приводитъ въ недоумѣніе: это — сообщенія изъ волостей. Неужели правда все, что въ нихъ пишутъ? Неужели нигдѣ нѣтъ перемѣны къ лучшему? Меня это очень удивляетъ, и мнѣ думается, не пишется ли это по чувству вовсе нехристіанскому, т.-е., замѣчая у своихъ ближнихъ и разглашая одно дурное, пропускаютъ мимо глазъ и ушей все хорошее? Вслѣдствіе этого, я и хочу сообщить о своей мѣстности. Положимъ, что и у насъ нѣтъ большаго совершенства, но гдѣ же оно и прежде было? Я желаю высказаться по совѣсти, наблюдая нѣсколько лѣтъ за развитіемъ крестьянскаго хозяйства и за поведеніемъ молодежи. Ежели сравнить съ настоящимъ все, что разсказываютъ старожилы и чему я самъ былъ очевидцемъ лѣтъ десять назадъ или болѣе, то я вижу во всемъ перемѣну къ лучшему».
Крестьянинъ Титовъ съумѣлъ наилучшимъ образомъ защитить своихъ односельчанъ, но объ этомъ будетъ рѣчь тамъ, гдѣ мы будемъ говорить о крестьянахъ, защитникахъ деревни вообще. Теперь же приведенъ тѣ мнѣнія порицателей народа и его жизни, сужденія которыхъ первенствуютъ въ Сообщеніяхъ изъ волостей и по количеству значительно превосходятъ сообщенія защитниковъ.
О пьянствѣ всѣхъ крестьянъ отъ мала (съ 13 л. возраста) и до велика, и о такомъ распутствѣ молодежи, что деревенскій публицистъ не рѣшается даже и говорить, мы имѣемъ пространнѣйшія корреспонденціи положительно со всѣхъ концовъ Россіи. Имѣемъ вѣсти изъ губерній Псковской, Тверской, Полтавской, Рязанской, Ярославской, Пермской, — словомъ, со всѣхъ концовъ имперіи, и во всѣхъ этихъ порицаніяхъ, кромѣ безумнаго пьянства, непремѣнно изображается, прежде всего, поведеніе молодежи обоего пола въ самомъ позорномъ видѣ, причемъ одинъ изъ публицистовъ пріурочилъ пожары нынѣшняго года именно къ распутству молодежи, говоря, что Господь послалъ ихъ, «любя насъ, для нашего вразумленія и исправленія» (изъ Тверской губ). Другое, непремѣнное качество враждебныхъ деревнѣ корреспонденцій — постоянный упрекъ родителямъ за то, что они не препятствуютъ дѣтямъ распутствовать, ссылаясь въ оправданіе дѣтей на свою молодость: «и мы въ молодости такъ же гуляли, какъ гуляютъ и наши дѣти». Вотъ, примѣрно, какъ живописуютъ публицисты и моралисты (большею частью писаря) распутство молодежи (изъ с. Демидовки, Кременъ у., полтавской губ., сообщеніе сельскаго писаря Маркіана Лиходѣя): «День и ночь гуляютъ парни съ дѣвицами; а такъ какъ зимою на улицѣ, подъ открытымъ небомъ, особенно ночью, не очень разгуляешься, то эти молодые люди нанимаютъ для себя теплое помѣщеніе, гдѣ бы имъ удобно было проводить цѣлыя ночи въ гульбѣ. Это помѣщеніе называютъ „вечерныцы“, и нанимаютъ его дѣвицы преимущественно у вдовъ или вдовцовъ, или у другихъ лицъ, имѣющихъ просторную хату. „Вечерныцъ“ этихъ въ селѣ находится четыре: въ одной гуляютъ дѣти съ 10 до 13 лѣтъ, въ другой отъ 13 до 16, въ третьей отъ 16 до 18 и въ четвертой отъ 18 до 22 лѣтъ и старше. Всѣ молодые люди означенныхъ возрастовъ, по заходѣ солнца, собираются сюда съ криками и пѣшемъ безобразныхъ пѣсенъ и находятся на этихъ пагубныхъ вечерныцахъ до самаго утра, парни съ дѣвицами все попарно. Въ лѣтнее же время, въ воскресные и праздничные дни, они собираются въ ближайшій отъ села лѣсъ, человѣкъ до 30-ти, и также попарно расходятся въ разныя стороны. Можно ли ожидать отъ такой молодежи чего-нибудь хорошаго, особенно отъ дѣвицъ? Стыжусь это далѣе описывать, и лучше о дальнѣйшемъ умолчу. А родители не обращаютъ вниманія на худые поступки своихъ дѣтей. Нѣсколько разъ я говорилъ объ этомъ родителямъ, чтобы они хоть малолѣтнихъ съ 10 до 13 лѣтъ воздержали отъ зла; но слышалъ только отвѣты: „Що-жь, не мы за насъ заведено (т.-е. это не при насъ заведено), не намъ и выводить, и мы колысь такымы булы“. И никакими доводами не убѣдишь ихъ, что за грѣхи дѣтей они должны отвѣчать передъ Богомъ и что они заглушаютъ въ себѣ слова премудраго Соломона: „наказуяй чадо свое насладится о немъ“ и „сотри выю ему дондеже малъ есть, зане ожествѣвъ не покорится тебѣ“. Такъ въ дѣйствительности и есть: съ 16-ти лѣтъ мальчишка не повинуется родителямъ и самъ собой распоряжается. Такимъ несчастіемъ заражено все село, которое можно назвать Содомомъ и Гоморрой».
Въ другихъ корреспонденціяхъ, позорящихъ молодежь, то же самое повторяется буква въ букву и непремѣнно о тѣхъ же вечерницахъ. Корреспондентъ изъ Тверской губ., Зубцов. уѣзда, увеличиваетъ свое негодованіе сообщеніемъ вещей, о которыхъ ему даже стыдно и говоритъ. «Пробезобразничавъ до полуночи, парни остаются и, — совѣстно даже вымолвить, — ложатся съ дѣвками спать. Хотя мнѣ и не всякій повѣритъ, но это сущая правда. Щадя самолюбіе и стыдливость (какая ужь тутъ стыдливость!) своихъ сородичей, о другихъ безобразіяхъ лучше умолчу». Однако, не умолчалъ: «Въ этихъ вертепахъ безобразій и пороковъ теряются въ молодомъ поколѣніи всѣ добрые зачатки, привязанность къ домашнему очагу, добрая нравственность и нерѣдко цѣломудріе, что дороже золота и серебра, такъ что подкидыши у насъ не рѣдкость. И на все это родители и воспитатели глядятъ сквозь пальцы».
По этому, повидимому, прочно установившемуся образцу написано множество самыхъ омрачительныхъ корреспонденцій, но по мѣрѣ того, какъ деревенскіе публицисты и моралисты пріучались набивать руку на «литературѣ», расширялись и предѣлы явленій народной жизни, достойныхъ порицанія. Въ послѣднихъ No No Сельскаго Вѣстника къ пьянству и распутству присоединилось еще жестокое порицаніе крестьянскихъ женщинъ вообще. Публицистъ и моралистъ изъ Васильевской волости, Любим. уѣз., Яросл. губ., нѣкто Николай Салтыковъ, посвящаетъ обличенію крестьянскихъ женщинъ почти всю корреспонденцію, руководствуясь при этомъ цѣлью доказать, что не мужиковъ, а бабъ и женъ крестьянскихъ слѣдовало бы подвергать тѣлесному наказанію. О «поркѣ» вообще въ послѣднее время разсуждаютъ въ нѣкоторыхъ, сердитыхъ на народъ, органахъ печати довольно много, но разсужденія эти всегда отличаются какимъ-то грубымъ тономъ и отсутствіемъ какихъ бы то ни было резоновъ и доказательствъ благотворнаго дѣйствія порки. Можно смѣло сказать, что деревенскіе публицисты несомнѣнно превосходятъ моралистовъ сердитыхъ органовъ печати какъ въ техникѣ изложенія, такъ и въ искусствѣ затемнить непріятное дѣло порки высшими вопросами нравственности. Съумѣлъ же ярославскій публицистъ подкрѣпить свои доводы текстомъ изъ Іоанна Златоуста[2], имѣя на умѣ самыя жестокіе замыслы противъ крестьянскихъ женщинъ. Разсмотримъ поближе эту хитрую механику словосочиненія:
"Но самою главною причиной обѣдненія является неограниченное самовластіе женщинъ. Такъ, еще немного лѣтъ тому назадъ женщины занимались въ зимнее время пряденіемъ льна, ныньче же говорятъ: «не стоитъ». Если разсчитать, то и дѣйствительно не стоитъ, если бы женщины старались найти какой-нибудь другой заработокъ или помогали бы своимъ мужьямъ въ работахъ по земледѣлію; но онѣ остаются совершенно праздными, а эта праздность и является матерью всѣхъ пороковъ. По вечерамъ бываютъ дѣвичьи посидки, на которыхъ дѣвушки прядутъ для своей надобности, Сюда приходятъ молодые ребята, преимущественно питерцы, пріѣзжающіе на время въ деревню, и вотъ заводятся плясы, которые заведены у насъ изъ самыхъ отлетныхъ домовъ Петербурга. Дѣвки поютъ до черноты во рту безсмысленныя пѣсни, и въ тѣсной хатѣ плясы продолжаются нѣсколько часовъ. Матери сидятъ тутъ же, смотрятъ на своихъ дочерей, и такимъ образомъ проходитъ вся зима. Облѣнившіяся зимою такъ же стараются провести и лѣто. Вмѣсто того, чтобы вскопать гряду подъ какой-нибудь овощъ, баба выходитъ на улицу, къ ней подходитъ другая, потомъ и третья, и начинаются такого рода разговоры: «Здорово, Васильевна!» — "Здорово, Михайловна! — «Да ты что, дѣвка, дѣлаешь?» — «Да что дѣлать, — вотъ мужъ послалъ вскопать гряду подъ лукъ, да ну его, не пойду: и купить-то на какой-нибудь гривенникъ ничего не отбитъ… А ты что дѣлаешь?» — "Да вотъ попри мыкалась со стиркой, — вѣдь, я не люблю кое-какъ ходить. Самъ-то ворчитъ: только, говоритъ, и дѣда въ мытьѣ да стиркѣ, мыла не напасешься, — да я его не больное боюсь, пожалуй, ругайся. А ты куда идешь, Митревна? — «Да матка послала за водой на чай, аль не видишь?» — «Да ужь ты никакъ вдругорядь?» — «А мы и все два да три раза чай[3] пьемъ. Муженекъ-то давича поворчалъ, говоритъ — надо бы поберегать деньги-то, надо косулю купить, да старостѣ надо. Да я его мало слушаю: пожалуй, поддайся…, и поворчитъ, да такой же будетъ"…
И дѣйствительно, что будешь дѣлать съ бабой? Если мужъ поколотилъ, не далъ воли, то она оставляетъ дѣтей и уходить, бѣдному мужику приходится кланяться бабѣ въ ноги, что и бываетъ. У насъ рѣдкая молодуха проживетъ годъ въ семействѣ, состоящемъ хотя бы изъ свекра и свекрови, но стараются отдѣлиться, чтобы лучше самовольничать. Хоть мужу вовсе не охота, да что же сдѣлаешь, если права жены не ограничены? Вотъ раздѣлились, тутъ и бѣдность; надо строить хату, надо заводить земледѣльческія орудія и разную домашнюю утварь… Бѣда бѣду родитъ, воля заноситъ въ неволю. Староста тащитъ его на волостной судъ за нераченіе къ дому, и мужика наказываютъ розгами, а жена, хотъ вѣкъ не радѣетъ дому или явно измѣняетъ мужу, все остается ненаказанной".
Такъ изображено самовластіе женщинъ ярославскимъ моралистомъ; не отсталъ отъ него и вышневолоцкій: "Раздѣлы и непокорность происходятъ отъ своеволія женскаго пола. Лѣтъ 20 назадъ жена жила съ мужемъ, дѣти при отцѣ, братъ съ братомъ, и все было хорошо; а теперь братъ пошелъ на брата, сынъ на отца, жена на мужа, вездѣ суды да тяжбы; все это приноситъ убытки, — тратится даромъ время и расходуются деньги. И все это произошло отъ самовольства женщинъ. 20 лѣтъ назадъ меньше было раздѣловъ, были большія семьи, жили исправно; а теперь подѣлились, изъ хорошихъ доновъ сдѣлали кое-какія лачуги, изъ хорошихъ семей сдѣлались бѣдняками. 20 лѣтъ назадъ женщина помогала мужчинѣ, особенно въ зимнее время, отпуская мужа на заработки. А нынѣ этого нѣтъ: скорѣй увидишь, что мужикъ, пріѣхавши съ работы, помогаетъ женѣ — носитъ дрова, воду, а часто и помои; жена же сидитъ, держа на рукахъ младенца. Часто можно видѣть, что мужъ трудится, хлопочетъ, а жена становитъ чайникъ въ печь и говоритъ: "Ахъ, какъ у меня въ горлѣ-то болитъ, знать я простудилась, « — и мужъ несетъ съ радостью чаю и сахару. „Поправляйся, молъ, жена“. Если же мужъ дерзнетъ ей противорѣчить, жена сейчасъ же бросаетъ дѣтей и мужа, говоря, что съ нимъ жить не будетъ. И тогда мужчина поневолѣ долженъ терпѣть. 20 лѣтъ назадъ можно было бѣдному у богача попросить въ долгъ, и богачъ вѣрилъ. А нынѣ того уже не стало; напротивъ, если бѣдному удалось какъ-нибудь обмануть богача, то онъ и радуется, и не думаетъ, что впередъ понадобится опять попросить. Богатые со своей стороны стали осторожнѣе, на всѣ долги стали писать письменные договоры и стали требовать проценты; для уплаты же долга стали назначать сроки и, въ случаѣ просрочки, требуютъ порядочной неустойки. Притомъ нужно быть свидѣтелю или росписку засвидѣтельствовать, чтобы можно получить долгъ хоть судебнымъ порядкомъ; а для договорной записи нужно уплатить какъ писцу, такъ свидѣтелю; къ тому же, нужно угощеніе — чай и бутылка водки, — и всѣ эти убытки ложатся на бѣднаго заемщика. Про это и поговори сложилась: бѣдный плачетъ, да подноситъ, — богачъ морщится, да пьетъ» (стр. 77).
Читая эти скорбящія проповѣди о гибели крестьянъ всякаго возраста и пола, невольно вспоминается поговорка: «шила въ мѣшкѣ не утаишь». Провираются эти моралисты на каждомъ шагу. Ярославскій проврался уже и въ той части своей корреспонденціи, которая приведена выше: «Женщины не прядутъ, не ткутъ, а на вечерницахъ, напротивъ, тѣ-жь самыя женщины работаютъ, прядутъ и, въ то же время, распутствуютъ такъ, что стыдно сказать». Затѣмъ, въ той же корреспонденціи моралистъ проговорился о крайней бѣдности крестьянъ, вынужденныхъ посылать дѣтей на заработки уже съ 12—13 лѣта. возраста на заводы, въ Москву въ трактирные слуги; Полтавскій то же сплоховалъ и, сравнивъ свою деревню съ Содомомъ и Гоморрой, онъ въ той же корреспонденціи проговорился неожидано о бѣдственномъ положеніи жителей Содома: «Всѣ крестьяне этого села живутъ очень бѣдно, такъ что многіе домохозяева вовсе не имѣютъ полевой земли, а имѣютъ только однѣ усадьбы, да и то весьма малыя. Поэтому крестьяне берутъ въ существующей въ этомъ селѣ экономіи на отработъ землю, т.-е. обязуются, по первому требованію, убрать и свезти въ экономію 3 десятины хлѣба за каждую взятую ими одну десятину. Но эта работа невыгодна и крестьяне сидятъ голодные: не одному приходится еще съ 1 января покупать хлѣбъ! Да еще и не на одинъ хлѣбъ нужны деньги, а также на уплату повинностей и другія надобности. Во избѣжаніе нужды, крестьяне посылаютъ своихъ дѣтей наниматься и экономіи на срокъ, съ ранней весны до глубокой осени, т.-е. по 14 ноября. По окончаніи этихъ работъ дѣти на зиму возвращаются къ своимъ родителямъ. Деньги же, заработанныя дѣтьми, родители употребляютъ частью на свои собственные расходы, а частью расходуютъ и на дѣтей: справляютъ имъ на зиму обувь и одежду. Такой порядокъ въ нашемъ селѣ ведется у крестьянъ изъ года въ годъ, изъ чего можно видѣть, что жизнь крестьянъ у насъ горькая: они — вѣчные работники».
И затѣмъ начинается описаніе распутства, начинается очень характерною фразой: «Несмотря на такую бѣдность, наши крестьяне живую порочно». Проговорившись разъ, и въ другой разъ сплоховалъ: «Въ этомъ селѣ только въ январѣ 1890 г. открылась церковно-приходская школа, до сего время никакого училища не было, кромѣ училища пороковъ».
Прорѣха на рукавѣ сердитой деревенской публицистики особенно ясно видна въ тѣхъ цѣлебныхъ средствахъ, которыя предлагаютъ «сердитые» для врачеванія язвъ, изъѣдающихъ народную душу и разрушающихъ его хозяйство. Всѣ надежды возлагаются на начальство; оно не достаточно строго («ни урядникъ, ни духовенство ничего не могутъ сдѣлать») преслѣдуетъ пьянство и посидѣнки и мирволитъ недоимщикамъ. Крестьянинъ Самар. губ., нѣкто Епанешниковъ, положительно помѣшанъ на неистовой ненависти къ крестьянамъ, именно на недоимки и за долги крестьянъ земству и правительству по продовольственному капиталу. Крестьяне плутуютъ, не уплачиваютъ долговъ и податей, и тѣлесное наказаніе плутовъ Помажетъ, что у нихъ есть чѣмъ уплатить долги.
Пьянство, распутство, недоимка, обѣдненіе и исцѣленіе этихъ недуговъ строгимъ и настоящимъ наказаніемъ — вотъ въ чемъ вся суть «сердитой» публицистики.
III.
правитьНо не такъ страшенъ чортъ, какъ его малюютъ «сердитые». Изъ той же развратной, распутной деревни идутъ голоса совершенно иного рода, высказываются справедливыя сужденія и даются основательныя объясненія тѣмъ мрачнымъ явленіямъ народной жизни, которыя, по мнѣнію «сердитыхъ», врачуются исключительно «настоящимъ наказаніемъ». Нѣкто Василій Максимовъ, крестьянинъ Бутырской волости, Касимовск. уѣз., Ряз. губ., разсказываетъ такое ужасное дѣло: "Къ вечеру 17 числа (третій день праздника Успенія) зыковцы (с. Зыково) до того перепились, что не понимали, кто куда идетъ и кто куда кого ведетъ; пошли у нихъ пляски, да гармонныя игры, и гуляли они такъ далеко за полночь. Потомъ разсказывали, что присталъ къ нимъ еще одинъ солдатикъ изъ сосѣдней деревни, отпущенный на побывку къ роднымъ. Извѣстно, пьяному море по колѣно. Вотъ затѣялась промежь гулякъ изъ-за чего-то ссора, кому-то немного досталось; потомъ начали они приставать къ одной женщинѣ, тоже изъ чужой деревни и веселаго десятка; чѣмъ-то она не заслужила имъ, они и давай ее бить, и избили ее до полусмерти, да еще и раздѣли догола. А тутъ кто-то и скажи: «Ребята, вѣдь, она пожалуется, что мы ее били и обнаготили, пойдемъ — добьемъ ее, тогда она ужь не пожалуется». Такъ и случилось: добили ее до смерти и оттащили за версту въ сосѣднія поля. Негодяи думали, что всѣ концы въ воду схоронили. А на другой-то день дѣло и вышло наружу. Убійцы были арестованы и отданы подъ судъ. Какъ слышно было, солдатикъ получалъ свою достойную награду, его присудили на 4 года въ каторжныя работы, а потомъ на вѣчное поселеніе въ Сибири; еще двоихъ на поселеніе сослали, а человѣкъ восемь нѣсколько разъ таскали на судъ.
«Вотъ до чего доводитъ людей пьянство! Допиваются до того, что ничего не помнятъ».
Не безъ подражанія сердитымъ публицистамъ Максимовъ написалъ: кто-то надоумилъ, «бросая тѣмъ упрекъ распутной молодежи», тогда какъ 4 года каторжной работы ясно свидѣтельствуютъ, что надоумилъ и сдѣлалъ ужасное дѣло солдатикъ изъ сосѣдней деревни. Не избѣжалъ Максимовъ и прорѣхи, свойственной сердитымъ публицистамъ: въ началѣ корреспонденціи онъ говоритъ, что былъ очень удивленъ тѣмъ, что видѣлъ въ Зыковѣ, и въ концѣ, разсказавъ объ ужасномъ дѣдѣ, неожиданно и проговорился: «да незачѣмъ и далеко ходить; эта лесть (пьянство и распутство) и въ нашихъ деревняхъ есть: между нашими деревнями верста разстоянія, и какіе здѣсь бываютъ разгулы!…» Но, не избѣжавъ недуга сердитой публицистики, онъ не умолчалъ и о положеніи крестьянъ с. Зыкова: «Здѣсь числится 120 рев. душъ. И такой здѣсь обычай заведенъ: дѣвицы я молодые парни ли 15-ти лѣтъ вмѣстѣ гуляютъ. Старшая молодежь находится на работахъ въ плотникахъ, и мужиковъ средняго возраста вовсе дома не бываетъ, остаются только шестидесятилѣтніе старики. Поэтому и допущена такая слабость, что дѣвки съ парнями устраиваютъ по деревнѣ разгулъ: заходятъ во дворъ къ какой-либо дѣвушкѣ, и та угощаетъ ихъ виномъ; потомъ переходятъ въ другой дворъ — и тамъ также угощаютъ».
Очевидно, что эти 15-ти лѣтніе юноши и дѣвушки «предоставлены на волю Божію». Если бы въ Зыковѣ была школа, то Максимовъ непремѣнно бы проговорился о ней, и если не проговорился, то, стало быть, дѣти ростутъ безъ всякаго «призора». Но Максимовъ только проговорился о причинахъ погибели молодежи, а тамбовскій деревенскій корреспондентъ изъ Шацкаго уѣзда прямо объяснилъ причину и происхожденіе въ деревнѣ буйной и распутной молодежи:
«Къ тому же времени (Михайлову дню, когда въ деревнѣ начинаются свадьбы) молодежь готовится къ призыву на военную службу. Эти молодые люди, подъ названіемъ гожихъ, недѣли за три до призыва оставляютъ службу, если кто-нибудь служитъ, уходятъ съ работы и всѣ являются въ свое село погулять. И вотъ, собираясь всѣ вмѣстѣ, разгуливаютъ шайками по кабакамъ, трактирамъ и посидѣлкамъ. Поведеніе этихъ „гожихъ“ весьма и весьма негоже. Не говоря уже о томъ, что они безъ дѣла бродятъ по цѣлому мѣсяцу, пьянствуя и производя всевозможныя безобразія на улицахъ, такъ что съ этими пьяными шайками опасно даже встрѣтиться, особенно ночью, эти же гуляки, за неимѣніемъ денегъ, зачастую прибѣгаютъ къ воровству. Вообще этотъ народъ (рекруты), готовясь въ военную службу, считаемъ себя людьми какими-то неустрашимыми, неподсудными, а потому безобразничаетъ и безъ пощады прогуливаетъ семейные трудовые и общественные мірскіе гроши. А, вѣдь, лучше было бы сберечь лишнюю копѣйку себѣ въ военную службу. или оставить ее своей семьѣ — нерѣдко престарѣлымъ отцу, матери и женѣ съ дѣтьми, которые лишаются своего главнаго работника. Тяжело смотрѣть на такихъ людей…»
И такъ, мы узнаемъ (хотя и шацкій корреспондентъ не избѣжалъ сердитой точки зрѣнія), что этотъ безобразный народъ — рекруты, т.-е. оторваные отъ семейства «главные работники», обреченные на жизнь недеревенскую. Понятно, каково должно быть настроеніе этихъ «безобразниковъ», разлучающихся съ родиной. Но тѣ же безобразники, оставаясь въ деревнѣ «главными работниками», изображаются добросовѣстными деревенскими корреспондентами совершенно иначе:
"Скажу прежде насчетъ крестьянскаго хозяйства (пишетъ это тотъ самый Геннадій Титовъ, крестьянинъ Смоленской губерніи, протестъ котораго противъ поклеповъ на молодежь волостныхъ публицистовъ былъ приведенъ выше). Всѣ крестьяне у насъ стремятся къ улучшенію его. Я знаю много деревень поблизости нашей, въ которыхъ отцы нынѣшнихъ хозяевъ, имѣя по три, по четыре надѣла земли на дворъ, имѣли по одной, много по двѣ лошади, также и коровъ, отпускали сыновей на заработки въ Москву, отдавали половину земли въ наймы подъ посѣвы за деньги или за проценты, потому что, несмотря на помощь сыновей изъ Москвы и на деньги, взятыя за землю, они никакъ не могли обойтись безъ того, чтобы не занять денегъ на подати или сѣмянъ на посѣвъ, и даже хотѣли совсѣмъ отказаться отъ земли въ первыя девять лѣтъ послѣ уничтоженія крѣпостнаго права. И вотъ, годовъ десять назадъ, нынѣшніе хозяева взялись за хозяйство, по старости отцовъ, и перестали посылать далеко на заработки лишнихъ членовъ семейства, находя дѣло около себя; перестали также и землю людямъ закладывать. И какъ скоро созрѣли плоды трудолюбія и разумнаго веденія хозяйства, можно видѣть изъ того, то, находясь на той же землѣ и при тѣхъ же условіяхъ, деревни стали неузнаваемы: на мѣстѣ ветхихъ избушекъ красуются хорошія, новыя и прочныя хаты, вмѣсто одной или двухъ клячъ, выводятъ со двора четверку и болѣе сытыхъ и сильныхъ лошадей; количество скота удвоилось; вмѣсто заклада своей земли, они принанимаютъ къ своей еще столько же. Еще я знаю нѣсколько деревень, изъ которыхъ рѣдкій крестьянинъ прежде ходилъ no-міру просить милостыню, а теперь тамъ же новые хозяева пооткупили помѣщичьи имѣнія и живутъ очень зажиточно. А еще поблизости нѣсколько деревень занялось сѣяніемъ клевера: отбиваютъ часть воля изъ-подъ ржи и засѣваютъ клеверомъ и тимоѳеевкой, а изъ остальныхъ полей дѣлаютъ еще три поля, вслѣдствіе чего у нихъ является четырехпольное хозяйство. Положимъ, что такихъ немного, но, все-таки, есть перемѣна къ лучшему. Десять лѣтъ назадъ крестьяне не хотѣли и слушать о томъ, чтобы сѣять клеверъ, считая это дѣло совершенно невозможнымъ, а теперь многіе поговариваютъ {На Руси есть такія мѣста, гдѣ не только не «поговариваютъ» ни о какихъ улучшеніяхъ въ хозяйствѣ, но упорно отстаиваютъ первобытные порядки земледѣлія. И эти первобытные земледѣльцы проживаютъ въ самомъ близкомъ разстояніи отъ именуемыхъ сердитыми, распутныхъ мѣстъ, именно въ Костромской губ., въ Портновской вол., въ деревнѣ Семеновъ. Крестьянинъ Егоръ Лебедевъ такъ описываетъ жизнь первобытныхъ:
"Наша волость состоитъ изъ восьми деревушекъ, вокругъ которыхъ на всѣ четыре стороны, куда ни пойдешь, все 10 верстъ лѣсу. Есть у насъ приходская церковь, а питейныхъ заведеній въ нашемъ мѣстѣ нѣтъ никакихъ и не найдешь ихъ ближе 25 и 30-ти верстъ, также какъ и торговыхъ селъ. Земля у насъ не очень плодородна — все иловатая, и хлѣбъ родится не очень хорошо. Если уродится самъ пятъ или шестъ, то лучше этого и не бывало. Воздѣлывается она по старинѣ, пашутъ косулями, о плугахъ же у насъ не знаютъ и отъ роду ихъ не видали, поблизости ихъ и нѣтъ нигдѣ. Боронуютъ у насъ тоже деревянными боронами, а желѣзныхъ ни у кого нѣтъ. Народъ у насъ небогатаго состоянія, живетъ средне, но есть и бѣдняки, которые даже милостыней питаются. Вообще жить у насъ крестьянамъ трудно, потому что живемъ мы отъ торговъ далеко, на 25—30 верстъ, и дороги на базару весной и лѣтомъ очень трудны, если крестьянинъ не запасется чѣмъ зимой, то весной уже трудно запастись, потому что лѣсомъ не проѣдешь, ибо очень грязно. Нѣкоторые торговлей занимаются, но мало; ремесломъ никакимъ не заняты и на заработки никуда не ходятъ. Только лѣтнею работой и живутъ. Народъ у насъ — старина, стариной и кажется. Если гдѣ сидятъ старики на гуляньѣ и приди къ нимъ молодой человѣкъ, одѣтый понаряднѣй, то они зачнутъ себѣ вздыхать, и станутъ говорить, что народъ сталъ щеголять въ послѣднее время, и сколько перемѣнъ они видали на своемъ вѣку. Въ нашей мѣстности крестьяне вовсе малоученые; въ приходѣ у насъ нѣтъ никакой школы, поэтому у насъ и придерживаются все старины.
"Скажу еще нѣсколько словъ о сѣменахъ. Рожь и овесъ у насъ не перемѣняются, какъ завели наши прадѣды, такъ они и ведутся, можетъ быть, имъ лѣтъ двѣсти; оттого, быть можетъ, и неурожай, что сѣмена выродились А если станешь говорить старикамъ о перемѣнѣ сѣмянъ, то они отвѣтятъ: «Что Богъ вложитъ, то и уродитъ!» Такъ и идетъ все прежнимъ порядкомъ.} объ этомъ.
"Есть, конечно, и обратные примѣры, но ихъ очень мало: изъ десяти хорошихъ, пожалуй, двое сдѣлались худыми, а восемь остались, все-таки такими же; а изъ десяти худыхъ восемь сдѣлались хорошими, а двое остались такими же.
«Что касается поведенія молодежи, то просто не вѣрится, что разсказываютъ старожилы про прежнее время, собственно при крѣпостномъ правѣ. Въ нашей мѣстности ни посидѣлокъ, ни вечеринокъ нѣтъ, какъ пишутъ о томъ изъ другихъ мѣстностей. Ходятъ на улицу, поютъ пѣсни, водятъ хороводы, но поздно никогда на улицѣ не остаются, и ничего безнравственнаго при этомъ не бываетъ. И къ грамотѣ у насъ проявляется большое стремленіе».
Еще лучше защитилъ крестьянскую молодежь крестьянинъ И. И. Ивакинъ (изъ с. Журавки, Аткарскаго уѣзда, Саратовской губ.). Разсказавъ безсмысленную покупку земли при помощи крестьянскаго банка, запутавшую крестьянъ Журавки въ 100 тысячный долгъ, и объяснивъ эту безсмыслицу неумѣньемъ стариковъ разсчитать и обдумать дѣло разсудительно, крестьянинъ Ивакинъ пишетъ:
"Крестьяне наши вѣчно жалуются на свои недостатки, но истинный-то ихъ недостатокъ, котораго они въ себѣ и не замѣчаютъ, это — ихъ умственная неразвитость и вообще ихъ маломысліе. Народъ, кромѣ молодаго поколѣнія, почти весь безграмотный, всякое дѣло дѣлается у нихъ безъ знанія и опыта, на-авось. Чего можно ожидать хорошаго отъ неграмотныхъ старостъ, руководимыхъ сельскими писарями, которыхъ они уважаютъ изъ-за боязни, какъ бы ихъ въ противномъ случаѣ не запутали въ мірскихъ счетахъ, ибо, вѣдь, писаря записываютъ мірскіе расходы и приходы? Вотъ по этой-то причинѣ сельскіе старосты находятся въ рукахъ у Писарей. Дѣйствительно, много и весьма даже много поступаетъ въ старосты и хорошихъ людей, да, не зная своихъ обязанностей, считая все уже подѣланнымъ, что же ему послѣ этого и дѣлать, какъ не идти въ кабакъ?
"Намъ, крестьянамъ, нужна не столько денежная помощь, сколько умственная, чтобы намъ запастись умомъ-разумомъ, а безъ этого если бы и даромъ намъ давали участки земель, то мы настолько же поправимъ свое положеніе, насколько поправились видѣнныя во снѣ египетскимъ фараономъ тощія коровы, пожравшія тучныхъ, но отъ этого не потолстѣвшія, какъ говорится въ Писаніи.
«Теперь, слава Богу, съ открытіемъ земскихъ школъ молодое поколѣніе почти все стало грамотнымъ и, навѣрное, будетъ много умнѣе и опытнѣе своихъ отцовъ и дѣдовъ».
Грубый, жестокій самарскій мужикъ Епанешниковъ[4], проповѣдникъ порки за недоимки, не миновалъ должнаго возмездія со стороны своего же брата-крестьянина, Николая Талызина, той же Самарской губ. (Тимошковской волости, Бугурусл. уѣзда):
"Какъ крестьянина, меня удивило въ письмѣ Епанешникова, что крестьянинъ же стоитъ за наказаніе розгами. Невольно задумаешься о томъ, неужели мы дошли до того, что безъ розогъ путнаго изъ насъ будетъ мало? Конечно, люди порядочные, имѣющіе достатокъ, не будутъ имъ подвергаться, наприм., за недоимки, ибо могутъ исправно уплачивать свои повиности; но каково другимъ-то желать такого наказанія! Не приведи Богъ испытать его! Конечно, въ семьѣ не безъ урода; такъ и въ нашихъ обществахъ есть и хорошіе люди, есть и плохіе. Но накопленіе недоимокъ право же зависитъ не отъ нихъ. Беру, напримѣръ, нашъ Бугурусланскій уѣздъ: начиная съ 1885 и по 1889 годъ были неурожаи хлѣба, и многимъ крестьянамъ правительство выдавало ссуду; но вотъ 1889 одъ немного порадовалъ урожаемъ, даже только посредственнымъ, и то по одной нашей волости поступило въ уплату недоимки 9,712 рублей, и дополненъ весь окладъ за этотъ годъ — 8,961 руб., т.-е. всего взыскано 18,673 рубля; а, вѣдь, въ нашей волости всего 1,954 ревизскихъ души. Какъ слышно, и другія волости не отстали отъ насъ, — и, конечно, благодаря содѣйствію мѣстной полиціи, а ужъ никакъ не наказанію розгами. Если ужь у кого нечѣмъ заплатить, то его хотъ ежедневно наказывай, а подати все будутъ не уплачены, — только понизится нравственность сказаннаго. Не надо забывать, что богатый крестьянинъ не менѣе бѣдняка имѣетъ недоимокъ, и у него всегда является отговорка: «Пусть прежде заплатитъ бѣднякъ, а я еще успѣю заплатить во всякое время» {Эта фраза богатаго мужика — далеко не простое хвастовство: "Въ большихъ селахъ Сердобскаго уѣзда, Саратовской губ., вошло въ обычай собирать подати именно съ бѣдняковъ.
"Понуждайте прежде голытьбу-то, — совѣтуютъ міроѣды властямъ, — а за нами дѣло не станетъ: изъ кармана деньги выложить не долго. Власти слушаются, налегаютъ на бѣдняковъ, которые и принуждены продавать хлѣбъ по крайне дешевой цѣнѣ тѣмъ же міроѣдамъ или другимъ мѣстнымъ мелкимъ кулакамъ; при этомъ еще должны ихъ упрашивать: «Благодѣтель ты мой, возьми, пожалуйста, хлѣбецъ: деньги нужны на подушны». Міроѣды скупаютъ хлѣбъ на тѣ деньги, которыя они должны бы внести сборщику податей, а сами уплачиваютъ повинности тогда, когда продадутъ скупленный хлѣбъ крупнымъ торговцамъ, причемъ получаютъ отъ 10 до 20 коп. съ пуда барыша.
"Было бы гораздо правильнѣе мѣстнымъ властямъ поступать наоборотъ: требовать сборы прежде съ зажиточныхъ крестьянъ, а бѣднякамъ давать льготу, чтобы они имѣли возможность продавать хлѣбъ по настоящей цѣнѣ, а не отдавать его, не навязывать чуть не даромъ, отчего они съ каждымъ годомъ еще больше бѣднѣютъ.
«Эти же „податныя деньги“ сельскія старосты, во множествѣ случаевъ, пускаютъ въ ростъ и наживаютъ деньги, опять на бѣднякѣ. Недоимки возростаютъ потому, что запутавъ крестьянина въ долги (съ процентами), староста отбираетъ податныя деньги съ должниковъ въ свою пользу».}.
И выходитъ, что наказывать розгами придется не однихъ бѣдняковъ, но и богатыхъ".
"Отъ редакціи Сельскаго Вѣстника къ этому прибавлено: «Этого вовсе не выходитъ, ибо, при строгомъ взысканіи вообще со всѣхъ, богатые не затягивали бы платежей. „Содѣйствіе полиціи“ означаетъ уже строю взысканіе, благодаря которому и собраны платежи успѣшно въ прошлое году, чего сельское и волостное начальство безъ полиціи не съумѣло сдѣлать. Дѣло не въ розгахъ именно, а въ томъ, чтобы наказаніе не поблажкой, а дѣйствительнымъ наказаніемъ, котораго беззаботные люди боялись бы. Никто не потребуетъ тѣлеснаго наказанія, если дѣйствуютъ другія, болѣе легкія мѣры. И нравственность понижается не отъ этого (не отъ розогъ?) наказанія, а отъ привычки не исполнять свопъ обязанностей».
Хотя дѣло не въ розгахъ, а въ томъ, чтобы наказаніе не было поблажкой (наказаніе-то?), — все-таки, намъ кажется до чрезвычайности страннымъ, что ред. Сельскаго Вѣстника ни разу не сдѣлала такого же рода примѣчанія (дѣло не въ розгахъ) къ тѣмъ сообщеніямъ изъ волостей, гдѣ розги проповѣдуются какъ цѣлебное средство. Отчего редакція не сдѣлала примѣчанія къ статьѣ Епанешникова, проповѣдника розогъ, и не указала ему на «непривычку крестьянъ не исполнять своихъ обязанностей», а сдѣлала это въ укоръ крестьянину, вопіющему противъ розогъ? — «Не приведи Богъ испытать это!» Мы положительно недоумѣваемъ и не понимаемъ этого противорѣчія во мнѣніяхъ редакціи, постоянно оказывающей къ нуждамъ крестьянина самое искреннее вниманіе и участливость.
Что не въ розгахъ дѣло, это мы на каждомъ шагу видимъ въ томъ же Сельскомъ Вѣстникѣ, гдѣ безъ всякихъ примѣчаній волостные публицисты во всеуслышаніе проповѣдуютъ розгу и строгость. Въ одномъ только 11 No Сельскаго Вѣстника мы находимъ три вѣсти, далеко не похожія на вѣсти о повсемѣстномъ распутствѣ:
«Въ слободѣ Березенской, Лукояновскаго у., Нижегородской губ., существуетъ народное училище, въ которое ходитъ до 115 дѣтей; но собственнаго зданія оно не имѣло, а помѣщалось въ домѣ частнаго лица за особую плату. Чтобы дать школѣ свое помѣщеніе, былъ пріобрѣтенъ крестьянами на деньги мірскаго капитала, хранящагося въ Починковскомъ ссудосберегательномъ товариществѣ, каменный домъ за 1,600 руб., который до весны прошлаго года оставался неисправленнымъ и для помѣщенія училища неудобнымъ. Истративъ на исправленіе дома 1,400 р., крестьяне освятили и открыли школу 22 октября».
«Крестьяне села Казачки, Балашовскаго у., саратовской губ., 17 марта 1889 года, находясь на сельскомъ сходѣ, приговоромъ постановили, чтобы отнынѣ каждый однообщественникъ обязательно посылалъ всѣхъ сыновей (въ учебное время года), по достиженіи ими десятилѣтняго возраста, въ мѣстную сельскую школу, и непремѣнно въ продолженіе трехъ лѣтъ, для того, чтобы мальчикъ могъ окончить курсъ въ школѣ и получить свидѣтельство; если же кто не будетъ подчиняться этому постановленію, т.-е. не будетъ посылать своихъ дѣтей въ школу безъ уважительныхъ на то причинъ, съ того взыскивать чрезъ сельскаго старосту штрафъ въ 5 р., въ пользу мірскихъ суммъ, каковой штрафъ можетъ быть взыскиваемъ старостой при ослушаніи крестьянина до трехъ разъ».
Изъ Баскаковской волости, Сычевскаго у., Смоленской губ., K. И. Ровинскій сообщаетъ: "Народъ здѣсь проявляетъ сильное влеченіе къ образованію: въ предѣлахъ волости двѣ школы, переполненныя учащимися; грамотныхъ мужчинъ въ волости 941, женщинъ 160; учащихся мальчиковъ и дѣвочекъ около 300. Семей съ грамотными 632. Многіе крестьяне выписываютъ книги и газеты. Въ селѣ Баскаковѣ нѣсколько крестьянъ выписываютъ Сельскій Вѣстникъ, въ деревнѣ Бородулинѣ одна крестьянка получаетъ журналъ Духовно-нравственное Чтеніе, который жадно читается ея односельчанами.
«Но еще болѣе пріятно видѣть, когда не отдѣльныя лица, а цѣлая деревня сообща заботится утолить духовную жажду и разумно наполнить свой досугъ. Такой примѣръ показываетъ дер. Тюлено, Баскаковской волости: здѣсь всѣ крестьяне нанимаютъ избу, гдѣ по вечерамъ сходятся и грамотные читаютъ по очереди вслухъ Сельскій Вѣстникъ, книги, а иногда и другія газеты. Въ этой избѣ зимой крестьяне засиживаются до поздняго вечера, причемъ въ ней не только никто не думаетъ пить водку, но даже не пьютъ чаю: почтенные люди сходятся сюда лишь для единственной цѣли — чему-нибудь научиться».
Вотъ къ такого рода «вѣстямъ» дѣйствительно слѣдовало бы дѣлать «поощрительныя» примѣчанія, возбуждая въ народѣ потребность умственнаго развитія и стыдя сердитыхъ волостныхъ публицистовъ за ихъ тиранскія идеи. Къ счастью, починъ выйти изъ мрака къ свѣту, какъ мы видѣли, уже сдѣланъ поколѣніемъ «новыхъ хозяевъ», и сдѣланъ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ Россіи, въ широкихъ размѣрахъ. "Наши крестьяне не потеряли образа человѣческого, какъ было писано изъ Бугурусланскаго уѣзда"пишетъ, по адресу того же жестокаго мужика Епанешникова, кр. Андрей Тузовъ изъ д. Дуленовой, Волоколамскаго у., Московской губ., и доказываетъ справедливость сказаннаго имъ подробнымъ описаніемъ жизни крестьянъ д. Дуленовой:
"Мы были временно-обязанными князей Стрѣшневыхъ; волость наша состоитъ изъ шести деревень; земельнаго надѣла имѣемъ очень мало — 2 десятины съ четвертью удобной и неудобной земли; хозяйство ведемъ трехцольное, каждый годъ высѣваемъ ржи 5 мѣръ на душу; при среднемъ урожаѣ на годъ хлѣба намъ не хватаетъ, несмотря на хорошую обработку и хорошее удобреніе навозомъ. Корма для скота тоже мало, такъ что приходится прикупать. Приведу въ примѣру себя. Семейства у меня 6 сыновей и одна дочь; двое сыновей женаты и имѣютъ шесть человѣкъ дѣтей; всего семейства, значитъ, у меня 17 человѣкъ. Для обработки поля нанимаю двухъ работниковъ, потому что самъ я не пашу, а занимаюсь съ тремя сыновьями сапожнымъ ремесломъ, четвертый сынъ служитъ въ солдатахъ; кромѣ того, я имѣю пятерыхъ рабочихъ сапожниковъ. Всего годоваго расхода съ податями у меня выходить 2,000 руб., а съ земли, на 8 душъ земельнаго надѣла, получаю дохода отъ травы, хлѣба и овощей, при среднемъ урожаѣ, 800 руб.; значитъ, мнѣ приходится прибавлять денегъ на расходы 1,200 руб. Другому покажется страннымъ, какъ я управляюсь съ такимъ большимъ расходомъ, но я, съ помощью Божіею, трудами своими преодолѣваю его. Наше сапожное мастерство хотя и не очень завидное, но со стараніемъ и трезвостью жить можно. Прочіе крестьяне нашей деревни занимаются, кромѣ обработки земли, торговлею сырыми кожами, льномъ (который сами обрабатываютъ и скупаютъ)[5], опойкомъ и разнымъ товаромъ, который ѣздятъ собирать по деревнямъ верстъ за сто. Торгуютъ они съ Осташковымъ (Тверской губ.) и Москвою. Есть у насъ и свои два крестьянскіе кожевенные завода, на которыхъ въ лѣтнее время живетъ болѣе 150 человѣкъ.
"Многіе крестьяне у насъ, въ Россіи, въ зимнее время сидятъ на давкѣ, сложа руки {Что на Руси есть такія мѣста, гдѣ крестьянинъ зимой не только сидитъ сложа руки, а изнемогаетъ отъ бездѣлья, свидѣтельствуетъ крестьянинъ Андрей Есиновъ, Нижне-Ландехской вол., Гороховецк. у., Влад. губ.:
"Сильный работникъ зимою въ деревнѣ не знаетъ, куда и время дѣвать. Вставши раннимъ утромъ, хозяинъ спѣшитъ убрать скотъ, напоить его, задать корму, принести воды, порасчистить кое-гдѣ снѣжные заносы. Всей этой работы хватитъ на три часа. Потомъ во второй разъ придется дать скоту кормъ днемъ и въ третій разъ на ночь. Въ промежутки же между дачами корма работнику дѣлать нечего, и собираются они во два, по три въ одну избу. Разговоровъ особыхъ нѣтъ, — все уже успѣли переговорить, всѣ сказки уже сказаны, — и сходятся они только для того, чтобы вмѣстѣ полежать.
" — Эй, кума Дарья, дай-ка какой-нибудь кафтанишко подъ головы, а то жестко такъ-то.
" — Ишь, вы, бездѣльники! Дома точно и мѣста нѣтъ? — ворчитъ Дарья, подавая кафтанъ.
"Кумъ Аввакумъ, сватъ Панкратъ, да хозяинъ дома Дема и разлягутся по лавкамъ, перекинутся двумя-тремя словами, покурятъ махорки и заснутъ себѣ сномъ крѣпкимъ.
"Хозяйка бѣгаетъ, суетится или сидитъ за гребнемъ.
" — Дарьюшка, а Дарьюшка, — раздается подъ окномъ голосъ, — мой-то не у васъ ли въ избѣ? Запропалъ гдѣ-то, — уже обѣдать пора.
" — Здѣсь, здѣсь, храпитъ вовсю ивановскую, — отвѣчаетъ Дарья. — Да что съ улицы-то говорить — войди въ избу.
" — Ухъ, голубушка, сколько холоду-то принесла, — говоритъ Авдотья, входя въ избу и молясь предъ иконами.
"Дарья и Авдотья долго ведутъ разговоръ: сонные мужья — хорошій предлогъ для судаченья.
«Наконецъ, проснутся мужья, почешутъ въ затылкахъ, порасправятъ косточки и уходятъ изъ избы свата, пригласивъ его къ себѣ. И такъ спятъ изо дня въ день. Поѣздка въ лѣсъ, за сѣномъ въ поле — большой и рѣдкій праздникъ».}, а нашъ мужикъ добываетъ деньги: средній торговецъ рублей 50 на однѣ руки, а нѣкоторые до 200 рублей въ зиму; у кого же есть порядочное семейство, то добываютъ и до 2,000 рублей. За то у насъ и заведенія нѣтъ ходить на чужую сторону, и дѣтей туда не посылаемъ, а всякій старается работать при семействѣ. Особенно развита у насъ грамотность въ молодомъ поколѣніи: рѣдко встрѣтишь такого, который бы не кончилъ ученія въ сельскомъ училищѣ. Два приходскихъ училища у насъ существуютъ уже 25 лѣтъ (въ Ивячиковѣ и въ с. ВЬрнев-скомъ). Съ 1887 года дер. Горы выстроила, съ помощью земства, еще училище, на что потрачено 2,000 рублей. Мы, дуленовцы, тоже на свой счетъ, выстроили училище, потративъ 1,000 руб., а земство выслало къ намъ учителя. На содержаніе сторожа и отопленіе въ годъ выходитъ 100 руб., а учится въ училищѣ до 70 дѣтей. Такимъ образомъ, мы имѣемъ четыре училища, на разстояніи одно отъ другаго не болѣе трехъ верстъ.
«И въ молодежи у насъ нѣтъ такой распутности, какъ описывается. У васъ каждый молодой человѣкъ старается сохранить свою честь и добрую славу, и каждый хозяинъ слѣдитъ за своимъ хозяйствомъ со всѣмъ стараніемъ, чтобы у него ничего не пропадало въ хозяйствѣ даромъ, а приносило бы пользу. Нашему хозяину не приходится продавать на наряды корову или лошадь: у него обходится и безъ этого. Хотя и у насъ есть люди праздношатающіеся, но только очень мало, потому не даемъ мы развиваться, находимъ имъ мѣста. При всемъ малоземельи, наши крестьяне не только сами себя кормятъ, но и другимъ людямъ хлѣбъ даютъ, а именно извозчикамъ, которые возятъ ленъ, сѣмя и другіе товары не менѣе какъ по 20 коп. съ пуда. Однимъ словомъ, наши крестьяне не потеряли образа человѣческаго, какъ было писано… Совѣтую всѣмъ крестьянамъ стараться какъ можно болѣе строить школъ и обучать дѣтей граммѣ, слѣдить за ними, обучать ихъ ремеслу или торговлѣ, глядя по состоянію мѣста, гдѣ и чѣмъ лучше заняться, воздерживать ихъ отъ пьянства и другихъ пороковъ и самимъ тоже удаляться отъ всѣхъ дурныхъ наклонностей».
Читатель видитъ, какая огромная разница въ воззрѣніяхъ крестьянина и волостнаго публициста на крестьянина. Публицистъ сосредоточилъ все свое вниманіе на изобрѣтеніи средствъ «наказанія» и смотритъ на крестьянину какъ на существо, «утратившее образъ человѣческій»; крестьянинъ ревностно борется за образъ человѣческій, вопіетъ противъ розги, превоз носитъ школу, образованіе.
— Не въ розгахъ дѣло, а въ дѣйствительномъ наказаніи!-- поучаютъ руководители народныхъ массъ;
— Не дай Богъ испытать это! — вопіютъ народныя массы и, какъ видите, идутъ къ свѣту безъ всякаго руководства.
IV.
правитьОдинъ крестьянинъ спрашиваетъ редакцію Сельск. Вѣстн.: отнимутъ у него земельный надѣлъ, если онъ получитъ высшее образованіе? Редакція отвѣчаетъ: «отнимутъ», потому что высшее образованіе даетъ право личнаго дворянства. Вопросъ крестьянина — большой вопросъ: онъ хочетъ много знать, но не покидать деревни, не разрывать съ нею нравственной связи. Въ настоящее время въ учительскихъ семинаріяхъ учителя въ большинствѣ изъ крестьянъ и имѣютъ неразрывныя связи съ деревней, съ ея нуждами. «Любезному сыну Петру Ивановичу посылаемъ низкій поклонъ. Погорѣли мы до-чиста подъ самый подъ Успленьевъ день», --читаетъ студентъ учительскаго института въ Петербургѣ, въ 13 линіи, и въ два-три свободные часа изъ конца въ конецъ бѣгаетъ по урокамъ. Рубли, полученные за уроки, превращаются въ деревнѣ въ срубъ. Въ нѣмецкихъ колоніяхъ молодежь, получающая высшее образованіе, опять возвращается въ колонію учителемъ, врачомъ, агрономомъ, а не разрываетъ связи съ землей. Почему же у насъ образованіе крестьянина должно прерывать его связь съ крестьянствомъ, разъ объ этомъ желаніи-не прерывать связи — возникаетъ вопросъ въ деревнѣ? въ этомъ желаніи таится зерно народной интеллигенціи; идти въ народъ изъ «образованнаго общества», хотя бы и съ искреннимъ порывомъ сердца служить народу, не то, что воспитаться въ «необразованномъ обществѣ народа», имѣть съ нимъ неразрывную связь и понимать его нужды во всемъ объемѣ.
- ↑ Сельскій Вѣстникъ, еженедѣльная газетка, издается при ред. Прав. Вѣстника и безплатно разсылается по всѣмъ волостямъ, а для подписчиковъ стоитъ 1 р. 60 к. съ ежегоднымъ безплатнымъ приложеніемъ календаря и справочной книжки.
- ↑ «Св. Іоаннъ Златоустъ въ словѣ 84 говоритъ: пляшуща жена — любодѣйца дьявола, супруга адова. Любящій плясаніе безчестіе Іоанну Крестителю творитъ» (С. В., № 42).
- ↑ Изъ-за такой роскоши, какъ чай (одна изъ причинъ народнаго обѣдненія и возростанія недоимокъ), произошла между деревенскими моралистами настоящая полемика. Началась она съ совершенно несуразной корреспонденціи какого-то крестьянина Ни Московскаго уѣзда, въ которой онъ, ни въ чемъ же сумняся, предлагаетъ правительству такія мѣропріятія: „Корень обѣдненія, по моему мнѣнію, нужно искать въ другомъ. Нужно наложить подать на чай, сахаръ и конфекты. И подать эта должна быть вдвое противъ стоимости названныхъ предметовъ. Это принесетъ большую пользу для правительства и для сельчанъ, которые отъ этого не только не обѣднѣютъ, но, напротивъ, состояніе ихъ улучшится. Подать на одинъ сахаръ сразу принесетъ три пользы: прибыль казнѣ (когда никто не будетъ пить чаю), у дѣтей не будутъ болѣть зубы и будетъ развиваться пчеловодство… Отъ самоваровъ происходятъ пожары, дѣти обвариваются кипяткомъ. А какая потеря времени за самоваромъ?“ Нелѣпица продолжается довольно долго, но мы ограничимся тѣмъ, что приведено. За „чай“ вступилось много народу и можду ними одинъ изъ полемистовъ, въ доказательство пользы чая, утверждаетъ, что онъ прекращаетъ преждевременный аппетитъ къ пищѣ».
- ↑ Вотъ, для примѣра пріемъ отноiеній Епанешникова къ народу: "Въ избѣ сидѣли два парня-лоботряса, въ красныхъ кумачныхъ рубахахъ и въ жилетахъ (это у насъ первое франтовство), сидятъ да покуриваютъ папироски. «Откуда это у васъ? Проѣзжіе какіе-нибудь? — спрашиваю я. — „Нѣтъ это наши; отъ хозяевъ вернулись… Ужъ очень плохо кормятъ, одна ржавина (это, значитъ, сѣтуютъ на то, что не давали пшеничнаго хлѣба). Положимъ, что и щи были, и каша, да масла въ кашу не даютъ“, Оно и видно, что плохо кормили: шеи у молодцовъ, какъ у быковъ, лица лоснятся, а обо лбы поросенка можно убить».
- ↑ Всего отправляется льна до 200 тыс. пудовъ въ Тверь, въ Зубцовъ, въ Гжатскъ, въ Вязьму. Эта торговля, а также и сѣменная, развиты болѣе другихъ.