Трилогія «Король Генрихъ VI» подала поводъ къ чрезвычайно многимъ спорамъ и толкованіямъ. Были критики, сомнѣвавшіеся не только въ основномъ авторствѣ Шекспира относительно этой пьесы, но даже въ томъ, приложилъ ли онъ руку къ окончательной ея обработкѣ. Сомнѣніе это, впрочемъ, опровергается тѣмъ фактомъ, что всѣ три части пьесы помѣщены первыми издателями полнаго собраніи сочиненіи Шекспира, товарищами поэта, актерами Геммингомъ и Кондедемъ, въ ихъ изданіи in folio 1623 года, вышедшемъ всего семь лѣтъ спустя послѣ смерти Шекспира. Трудно и даже невозможно предположить, чтобъ два близкія къ нему лица, бывшія даже его коллегами, могли ошибиться при изданіи его произведеній до такой степени, чтобы напечатать пьесы, которыя не были имъ написаны или, по крайней мѣрѣ, переработаны. Но, кромѣ этого фактическаго доказательства авторства Шекспира, оно не менѣе убѣдительно подтверждается при самомъ поверхностномъ анализѣ пьесы. Несмотря на ея общую слабость сравнительно съ другими созданіями Шекспира, всякій читатель, знакомый съ Шекспиромъ, навѣрно увидитъ, что на ряду со сценами, ничѣмъ не напоминающими руку творца Гамлета и Лира, въ пьесѣ безпрерывно встрѣчаются и такія, въ которыхъ присутствіе этой руки обнаруживается самымъ яснымъ образомъ. Сверхъ того, если сравнить съ «Генрихомъ VI» слѣдующую хронику: «Король Ричардъ III», написанную несомнѣнно Шекспиромъ, то мы, увидимъ, что въ этой послѣдней пьесѣ развито множество мыслей, положеній и характерныхъ чертъ, вытекающихъ прямо изъ того, что уже изложено въ «Генрихѣ VI», вслѣдствіе чего не можетъ быть никакого сомнѣнія, что авторомъ или по крайней мѣрѣ серьезнымъ передѣлывателемъ всѣхъ четырехъ пьесъ было одно и то же лицо. Потому участіе Шекспира въ сочиненіи всѣхъ трехъ частей "Генриха VI* въ настоящее время не оспаривается никѣмъ. Гораздо болѣе горячихъ, запутанныхъ споровъ возбудилъ вопросъ, насколько Шекспиръ участвовать въ сочиненія того собственно текста пьесы, который напечатанъ въ изданіи in folio. Эти споры, впрочемъ, относились больше ко второй и третьей частямъ пьесы, а не къ первой, дошедшей до насъ лишь въ одной редакціи изданія in folio, вслѣдствіе чего мы не имѣемъ данныхъ для сравненія ея съ какимъ-либо инымъ, прежнимъ текстомъ, который могъ послужить основаніемъ для Шекспировой переработки. Хотя существуетъ свидѣтельство Нэша, будто уже въ 1592 г. давалась какая-то пьеса, въ которой были выведены тѣ же факты, какіе мы находимъ и въ первой части Шекспирова «Генриха» (смерть Тальбота), но текстъ этой пьесы до насъ не дошелъ, а потому мы и не можемъ сдѣлать какого-либо заключенія, была ли это пьеса Шекспирова, или только послужила первообразомъ для того, какая напечатана надъ его имененемъ въ изданіи in folio. Вообще объ этой части можно сдѣлать только то вѣроятное заключеніе, что если Шекспиръ не былъ ея авторомъ безусловно, то навѣрно приложилъ руку къ ея передѣлкѣ. Это доказывается, во-первыхъ, какъ уже сказано, помѣщеніемъ пьесы въ изданіи Гемминга и Конделя, а во-вторыхъ, тѣмъ, что многія сцены безусловно обличаютъ руку Шекспира. Были даже предположенія, не скомпонована ли 1-я часть не по одной, а по нѣсколькимъ пьесамъ? На мысль эту наводило то обстоятельство, что факты, выведенные въ 1-й части, очень дурно связаны одинъ съ другимъ и, сверхъ того, нерѣдко представляютъ матеріалъ, достаточный для самостоятельной обработки въ отдѣльное произведеніе. Такова, напримѣръ, исторія Тальбота и его смерть, эпизодъ Іоанны д’Аркъ и наконецъ сватовство Суффолька на Маргаритѣ для Генриха, тоща какъ онъ любилъ ее самъ. Нельзя споритъ, что предположенія, основанныя на такихъ данныхъ, имѣютъ нѣкоторое правдоподобіе, но строить на нихъ какое-нибудь окончательно заключеніе по совершенному отсутствію реальныхъ доказательствъ невозможно. Вторая и третья части пьесы возбудили споры о ихъ происхожденіи въ несравненно большей степени вслѣдствіе того, что, кромѣ редакціи изданія in folio, до насъ дошелъ текстъ обѣихъ частей въ нѣсколькихъ болѣе раннихъ изданіяхъ, и притомъ значительно отличныхъ отъ текста in folio. Вторая часть вышла въ первый разъ въ 1594 году слѣдующимъ пространнымъ заглавіемъ: «The first part of the contention betwixt the two famous houses of Yorke and Lancaster, with the death of the good dnke Humphrey and the hanishment and death of the duke of Soffoike and the tyagicall end of the proud Cardinall of Winchester with the notable rébellion of Jack Kade: And the Duke of Yorke first claime nnto the crown», т.-е.: «Первая часть борьбы между двумя славными домами Іорковъ и Ланкастеровъ, со смертью добраго герцога Гомфрея, съ изгнаніемъ и смертью герцога Суффолька, съ трагическимъ концомъ надменнаго Кардинала Винчестера, съ замѣчательнымъ возмущеніемъ Джака Кэда и съ первымъ посягательствомъ герцога Іоркскаго на корону». Третья часть напечатана въ слѣдующемъ, 1595 г. и озаглавлена: «The true tragédie of Richard Duke of Yorke, and the death of the good king Henrie the sixt, with the whole contention hetweene the two houses Lancaster and Yorke, as it was sundrie times acted hy the right Honourable the earle of Pembroke his servants», т.-е.: «Истинная трагедія о Ричардѣ, герцогѣ Іоркскомъ, и о смерти добраго короля Генриха шестого, съ изложеніемъ всей борьбы между Ланкастерскимъ и Іоркскимъ домами, въ томъ видѣ, какъ пьеса неоднократно была представляема слугами графа Пемброка». — Въ 1600 году появилось второе изданіе обѣихъ частей и наконецъ въ 1619 году (т.-е., уже спустя нѣсколько лѣтъ послѣ смерти Шекспира) — третье, причемъ въ этомъ послѣднемъ изданіи обѣ пьесы соединены подъ однимъ общимъ заглавіемъ и, сверхъ того, прибавлено въ первый разъ указаніе, что авторомъ ихъ былъ Шекспиръ. Сличеніе текста этихъ изданій съ текстомъ in folio 1623 г. обличило чрезвычайно большую разницу какъ въ объемѣ пьесъ, такъ и во внутренней ихъ разработкѣ, вслѣдствіе чего возбудилось очень много вопросовъ и споровъ о происхожденіи обѣихъ редакцій. Мнѣнія были чрезвычайно разнообразны, но въ общемъ сводились къ тремъ слѣдующимъ предположеніямъ:
1. По мнѣнію нѣкоторыхъ комментаторовъ, текстъ первыхъ трехъ изданій до in folio совсѣмъ не принадлежать Шекспиру и послужилъ ему только основаніемъ для переработки пьесы, которая и была напечатана въ текстѣ in folio Гемминга и Кондедя. Мнѣнія этого, между прочимъ, держатся Гервинусъ и Крейеигъ, считающіе авторомъ первоначальныхъ пьесъ Грина. Дейсъ приписываетъ ихъ Марло.
2. По мнѣнію другихъ критиковъ, текстъ первыхъ изданій принадлежитъ также Шекспиру, при чемъ держащіеся этого мнѣнія предполагаютъ, что Шекспиръ позднѣе самъ передѣлалъ этотъ текстъ, приведя его въ тотъ видъ, въ какомъ онъ напечатанъ въ изданіи in folio 1623 года.
3. Наконецъ существуетъ еще предположеніе (котораго особенно настойчиво держится жене), что подлиннымъ первоначальнымъ Шекспировымъ текстомъ пьесы слѣдуетъ считать только тотъ, который напечатанъ въ in folio 1623 года, и что первыя изданія были плагіаты, напечатанные по украденнымъ рукописямъ безъ вѣдома автора, при чемъ невѣжественные издатели исказили и сократили первоначальный настоящій текстъ.
Хотя каждое изъ этихъ мнѣній поддерживается сообразными доказательствами, но, въ противоположность имъ, можно привести другія, опровергающія ихъ съ неменьшей силой. Такъ, если принять первое мнѣніе, будто авторомъ болѣе раннихъ текстовъ былъ совсѣмъ не Шекспиръ, и что онъ только передѣлалъ ихъ для позднѣйшей редакціи, напечатанной въ in folio, то противъ этого можно возразить, что хотя Шекспиръ дѣйствительно нерѣдко заимствовалъ сюжеты своихъ пьесъ изъ постороннихъ источниковъ, но въ подобныхъ случаяхъ это были настоящія передѣлки, въ которыхъ стараго матеріала оставалось сравнительно немного. Между тѣмъ въ настоящей пьесѣ сравненіе обоихъ текстовъ обличаетъ лишь прибавку въ новомъ многихъ сценъ, съ оставленіемъ большей части прежнихъ почти нетронутыми. Такого рода обработка чужого произведенія не можетъ дать автору права назвать его своимъ, и изданіе такого текста подъ именемъ передѣлывателя было бы плагіатомъ. Такой взглядъ можетъ подтвердить Шекспирова же пьеса «Периклъ», о которой существуетъ также вѣроятное предположеніе, что въ ней Шекспиръ прибавилъ лишь нѣсколько сценъ къ пьесѣ, существовавшей уже до него. Но, можетъ-быть, именно вслѣдствіе этого Геммнигь и Кондель и не нашли возможнымъ напечатать "Перикла* въ своемъ изданіи in folio, между тѣмъ какъ «Генрихъ VI» въ этомъ изданіи помѣщенъ.
Если согласиться со вторымъ мнѣніемъ, допустивъ, что текстъ прежнихъ изданій принадлежитъ также Шекспиру, но что онъ впослѣдствіи улучшилъ его и дополнилъ самъ, подобно тому, какъ сдѣлалъ это, напримѣръ, съ текстомъ «Гамлета» и «Ромео и Джульетты» — пьесъ, дошедшихъ до насъ также въ двухъ очень разнообразныхъ редакціяхъ, то такой взглядъ, конечно, можетъ считаться правдоподобнымъ относительно Шекспировыхъ пьесъ вообще; но въ настоящемъ случаѣ противъ него является вѣское возраженіе. Шекспиръ умеръ въ 1616 году, и, слѣдовательно, предполагаемое исправленіе не могло быть сдѣлано позднѣе этого года, а между тѣмъ мы знаемъ, что старый текстъ былъ вновь перепечатанъ въ прежней редакціи въ 1619 году, т.-е. спустя три года послѣ смерти автора. Съ какой же стати, спрашивается, было перепечатывать въ старой редакціи пьесу, когда существовала новая, исправленная и улучшенная самимъ авторомъ? Такого факта не представляютъ ни «Гамлетъ», ни «Ромео и Джульетта», текстъ которыхъ, будучи разъ передѣланъ Шекспиромъ, съ тѣхъ поръ издавался уже въ новой редакціи. Потому, основываясь на этомъ, мы не можемъ допустить, чтобъ съ текстомъ «Генриха VI» было поступлено иначе.
Если принятъ мнѣніе Жене, что первыя изданія были искаженнымъ плагіатомъ истиннаго Шекспирова текста, существовавшаго до перваго изданія in folio, въ рукописи, то противъ такого толкованія можно возразить вопросомъ: почему же издатели, искажая и сокращая хорошій текстъ, выбросили изъ него точно съ намѣреніемъ все, что было въ немъ лучшаго и эффектнаго, оставивъ однѣ слабыя части? Какъ бы ни были невѣжественнны непрошенные передѣлыватели — все-таки трудно допуститъ, чтобы передѣлка ихъ получила такой характеръ. Противъ этого мнѣнія можно еще сказать, что, будь разсматриваемое изданіе дѣйствительно плагіатомъ, сдѣланнымъ безъ согласія автора, то какъ же безсовѣстнымъ издателямъ было позволено повторить эту продѣлку цѣлыхъ три раза, безъ протеста со стороны публики или собственниковъ пьесы?
Всѣ эти факты приводятъ къ заключенію, что опредѣлить истинное отношеніе стараго текста къ тексту in folio въ настоящее время невозможно по совершенному отсутствію для того какихъ-либо несомнѣнныхъ данныхъ. Къ счастью, для истинныхъ почитателей Шекспира, смотрящихъ на него только какъ на поэта, на это не представляется и надобности. Помѣщеніе «Генриха VI» въ изданіе in folio, а вмѣстѣ съ тѣмъ анализъ самой пьесы доказываютъ съ достаточною вѣроятностью, что если Шекспиръ не былъ авторомъ пьесы вполнѣ, то все-таки приложилъ руку къ ея переработкѣ, а потому и можетъ считаться авторомъ "Генриха VF, такъ же, какъ его справедливо почитаютъ авторомъ и многихъ другихъ передѣланныхъ имъ на свой ладь пьесъ.
Едва ли во всей всемірной исторіи существовалъ болѣе ужасный, трагическій періодъ, чѣмъ тотъ, какой пережила Англія въ долговременное царствованіе Генриха VI. Король этотъ вступилъ на престолъ въ 1423 году, оставшись послѣ смерти своего отца, Генриха V, девятимѣсячнымъ ребенкомъ, и погибъ насильственной смертью въ 1471 году, — слѣдовательно, царствовалъ 48 лѣтъ. Надъ головой этого государя, повидимому, соединилось все, что только можетъ повести къ несчастью какъ правителя, такъ и управляемую имъ страну. Отецъ его, Генрихъ V, умеръ въ моментъ величайшей своей славы. У ногъ его лежала покоренная имъ Франція. Но, къ сожалѣнію, слава эта была совершенно призрачна. Франція не была такимъ государствомъ, которое можно было покорить прочно, а потому о Генрихѣ V можно сказать, что онъ умеръ для своей славы совершенно во-время. Иначе ему, несмотря на его блистательныя способности, все равно пришлось бы потерять то, что онъ пріобрѣлъ въ минуту благопріятнаго стеченія обстоятельствъ. Тѣмъ болѣе не могъ удержать такого наслѣдства король-ребенокъ. Но, помимо потери славы внѣшней, новаго короля ожидали бѣды и несчастья хуже. Англія въ эпоху его воцаренія переживала одинъ изъ тѣхъ свойственныхъ всѣмъ націямъ кризисовъ, когда вслѣдствіе политическаго роста страны старыя коренныя учрежденія должны по естественному закону смѣниться новыми. Смуты, раздоры и неурядицы бываютъ обыкновенными спутниками такихъ перемѣнъ, а потому понятно, какими способностями и какой изворотливостью долженъ былъ обладать государь, царствовавшій въ такое время, если онъ хотѣлъ провести благополучно (какъ для дѣда, такъ и для себя) государственный корабль въ мирную пристань. Между тѣмъ государь, которому досталась въ руки власть, былъ безсильнымъ ребенкомъ, да, сверхъ того, и выросши, не обнаружилъ ни одного изъ качествъ, необходимыхъ правителю. Онъ былъ вялъ, болѣзненъ, кротокъ душой до того, что сдѣлался, возмужавъ, слабохарактернымъ ханжой и рѣшительно не обладалъ умѣньемъ выбирать себѣ помощниковъ, вслѣдствіе чего и провелъ всю свою жизнь среди недостойныхъ интригановъ. Съ точки зрѣнія внѣшнихъ событій царствованіе его можно раздѣлить на два періода. Въ первомъ, пока Генрихъ былъ ребенкомъ, продолжалась начатая его отцомъ безразсудная война съ Франціей, кончившаяся при новомъ королѣ, какъ это и слѣдовало ожидать, полнымъ торжествомъ французовъ; когда же Генрихъ выросъ, и когда всякій иной, обладавшій болѣе твердымъ характеромъ, государь успѣлъ бы успокоить и возстановить силы потрясеннаго королевства — разразилась въ Англіи ужасная междоусобная война Алой и Бѣлой розы, кончившаяся сверженіемъ и насильственной смертью несчастнаго короля. Война эта, длившаяся слишкомъ двадцать лѣтъ, заняла всю вторую половину царствованія Генриха. О событіяхъ, подобныхъ настоящей войнѣ, въ исторіи обыкновенно говорятъ, что они вызываются самимъ ходомъ дѣлъ и не зависятъ отъ личности людей, стоящихъ во главѣ правленія; но въ настоящемъ случаѣ, напротивъ, можно положительно сказать, что главной причиной этой войны былъ несчастный слабый характеръ самого Генриха. Болѣе умный и твердый правитель не только сумѣлъ бы смирить внутреннихъ враговъ, задумавшихъ вырвать скипетръ изъ его рукъ, но, можетъ-быть, предотвратилъ бы самую на это попытку; но Генрихъ былъ не таковъ. Онъ, казалось, самъ давалъ врагамъ оружіе въ руки. Исторія эта была повтореніемъ того, что случилось съ Ричардомъ II (см. этюдъ къ этой пьесѣ), когда этотъ неспособный государь точно такъ же долженъ былъ уступить своему болѣе способному и умному противнику. Разница между обоими событіями была лишь та, что низложеніе Ричарда кончилось однимъ быстрымъ, рѣшительнымъ ударомъ, тогда какъ распря Генриха съ представителями дома Іорковъ длилась болѣе двадцати лѣтъ и чуть не довела Англію до полнаго истощенія. Ужасы этой войны были такъ страшны, что трудно даже повѣрить ихъ описанію въ современныхъ лѣтописяхъ. Люди гибли на поляхъ битвъ тысячами; при чемъ всего ужаснѣе было то, что сражавшіеся за кого-нибудь сегодня -часто не знали сами, за кого и съ кѣмъ они будутъ биться завтра. Люди народа въ качествѣ вассаловъ того или другого изъ знатныхъ бароновъ должны были становиться подъ знамена по первому призыву; а бароны, интригуя между собой и заботясь лишь о своихъ выгодахъ, перелетали легче пуха съ одной стороны спорившихъ на другую. Можно себѣ представить, къ какимъ ужаснымъ фактамъ приводило такое положеніе дѣла. Поэтическая сцена въ Шекспировой пьесѣ, изображающая, какъ послѣ одной изъ битвъ оказалось, что отецъ убилъ, самъ того не зная, въ числѣ противниковъ своего родного сына, а сынъ — отца, можетъ показаться на первый взглядъ преувеличенной и тенденціозной; но стоитъ прочитать хроники того времени, чтобы убѣдиться въ полной возможности такихъ чудовищныхъ фактовъ. Событія этой ужасной войны были такъ сложны и многочисленны, что исторической ихъ разработкѣ посвящены многотомныя сочиненія. Приводить всѣ эти факты въ настоящей краткой объяснительной статьѣ нѣтъ никакой надобности, и потому я ограничусь намѣткой лишь тѣхъ главныхъ событій, которыя имѣютъ непосредственную связь съ изображеннымъ въ Шекспировой пьесѣ.
Генрихъ V, умирая (1423 г.), назначилъ опекунами и воспитателями малолѣтняго короля двухъ своихъ родныхъ дядей: герцоговъ Іоанна Бэдфорда и Гомфрея Глостера. Первому было поручено продолженіе войны съ Франціей, а второй получилъ титулъ протектора и регента государства. Но, кронѣ этихъ двухъ лицъ, очень важное, хотя не офиціальное значеніе имѣлъ при дворѣ кардиналъ Винчестерскій Бофоръ, бывшій побочнымъ сыномъ дѣда Генриха V, Джона Гонта. Человѣкъ честолюбивый и надменный, Бофоръ былъ въ ссорѣ почти со всѣми и, несмотря на это, все-таки оставался вліятельнымъ лицомъ благодаря своему уму и выдающимся способностямъ. Протектора Глостера онъ ненавидѣлъ въ особенности, и распря между обоими была такъ горяча, что нерѣдко доводила ихъ приверженцевъ до открытыхъ дракъ на улицахъ Лондона. Легко себѣ представить, въ какой степени ссора такихъ вліятельныхъ лицъ мѣшала правильному ходу дѣлъ, особенно въ веденіи войны съ Франціей. Требованія герцога Бэдфорда о субсидіяхъ войсками и деньгами постоянно задерживались спорами и перекорами Глостера съ Винчестеромъ и нерѣдко ставили его въ очень затруднительное положеніе. Хотя блестящія способности герцога помогали ему въ теченіе довольно долгаго времени поддерживать во Франціи славу англійскаго оружія; но, какъ уже сказано выше, война эта должна была непремѣнно кончиться торжествомъ Франціи. Новый ея король, Карлъ VII, вступившій на тронъ послѣ смерти своего сумасшедшаго отца, правда, не отличался никакими, даже заурядными, способностями, но духъ патріотизма, охватившій всю страну, пробудилъ стихійныя силы народа, заставивъ его возстать для борьбы съ пришлымъ врагомъ. Энтузіазмъ, получившій внѣшнее выраженіе въ легендарной личности Іоанны д’Аркъ, надѣлалъ чудесъ, и хотя война продолжалась еще многіе годы, но уже съ равными силами и съ перемѣннымъ счастьемъ. Въ первое время, пока во главѣ англичанъ стоялъ способный Бэдфордь, счастье даже склонялось болѣе на ихъ сторону. Послѣ нѣсколькихъ лѣтъ томительной войны Бэдфорду удалось съ тріумфомъ короновать ребенка Генриха въ Парижѣ французскимъ королемъ; но это было и послѣднимъ успѣхомъ англичанъ. Бэдфордь умеръ въ 1435 году, а въ слѣдующемъ году Парижъ былъ взять у англичанъ обратно. Власть Бэдфорда во Франціи была передана герцогу Ричарду Іоркскому, будущему главному виновнику войны Алой и Бѣдой розы. Скоро затѣмъ произошли важныя перемѣны въ самой Англіи. Протекторъ и правитель, Глостеръ, продолжалъ свою распрю съ кардиналомъ Винчестеромъ, при чемъ оба преслѣдовали только свои личные интересы. Интриги лицъ, окружавшихъ короля, успѣли поколебать значеніе Глостера, и это было достигнуто самымъ пустымъ, неожиданнымъ случаемъ. Глостеръ былъ женатъ на своей любовницѣ, Елеонорѣ Кобгэмъ, женщинѣ въ высшей степени гордой и честолюбивой, мечтавшей о коронѣ для своего мужа, на что онъ, въ случаѣ бездѣтной смерти Генриха, имѣлъ даже династическое право, какъ его ближайшій родственникъ. Елеонора, чтобы узнать свою будущую судьбу, вздумала прибѣгнуть къ помощи колдовства, для чего и сошлась съ какими-то шарлатанами, предсказавшими ей исполненіе всѣхъ ея желаній. Продѣлка эта была открыта, и Елеонора понесла позорное наказаніе. Ее провели въ рубашкѣ кающихся по улицамъ Лондона и затѣмъ отправили въ ссылку. Событіе это сильно поколебало значеніе Глостера, и хотя онъ остался попрежнему въ числѣ приближенныхъ лицъ къ королю, какъ его родной дядя, но пересталъ быть полновластнымъ правителемъ Англіи. Около того же времени старость и слабость здоровья принудили удалиться отъ дѣдъ и его соперника, кардинала Винчестера. Ничтожный Генрихъ, достигшій въ это время уже совершеннолѣтія, не умѣлъ воспользоваться даже этимъ случаемъ, чтобъ твердо взять власть въ свои руки, и попалъ подъ вліяніе новыхъ лицъ, бывшихъ еще большими интриганами, чѣмъ прежніе. Лицами этими были герцогъ Сомерсетъ и графъ Суффолькъ, Вильямъ де ла Пуль. Однимъ изъ первыхъ дѣдъ этихъ новыхъ временщиковъ было отозваніе изъ Франціи герцога Іоркскаго — Ричарда (получившаго этотъ постъ послѣ смерти Бэдфорда). Причиной такого поступка былъ страхъ передъ тѣмъ значеніемъ, какое все болѣе и болѣе пріобрѣталъ этотъ дѣйствительно замѣчательно способный человѣкъ. Будучи прямымъ потомкомъ Эдварда III, Ричардъ, при бездѣтности Генриха и по смерти Глостера, могъ быть законнымъ претендентомъ на престолъ; поэтому Сомерсетъ и Суффолькъ рѣшились устранить его во что бы то ни стало. Первымъ шагомъ къ этому было, какъ уже выше сказано, отозваніе Іорка изъ Франціи и назначеніе его ирландскимъ намѣстникомъ. Но мѣра эта, напротивъ, только усилила его значеніе тѣмъ, во-первыхъ, что всѣ съ разу замѣтили, какъ дурно пошли французскія дѣла, когда вмѣсто способнаго Іорка сталъ ими распоряжаться бездарный Сомерсетъ; а во-вторыхъ, Іоркъ, въ бытность свою въ Ирландіи, умѣлъ привлечь на свою сторону тамошнее буйное населеніе, что очень ему помогло въ его будущемъ домогательствѣ короны во время войны двухъ розъ. Удаливъ Іорка, Суффолькъ съ цѣлью разбить его надежды добыть вѣнецъ придумалъ устроить бракъ Генриха VI съ Маргаритой Анжуйской, надѣясь, что послѣдствіемъ этого будетъ рожденіе прямого наслѣдника престола. При выборѣ невѣсты Суффолькъ руководствовался, сверхъ того, желаніемъ заключить во что бы то ни стало миръ съ Франціей; бракъ же Генриха съ Маргаритой открывалъ тому благовидный предлогъ. Отецъ Маргариты, Рене, носилъ номинальный титулъ короля Неаполя и, сверхъ того, былъ герцогомъ завоеванныхъ англичанами французскихъ провинцій Анжу и Мэна. Франція давно желала вернуть эти области, а теперь по брачному договору Генриха съ Маргаритой было постановлено, что Анжу и Мэнъ передавались Франціи обратно, а затѣмъ между обѣими странами заключается миръ. Эта безславная для Англіи сдѣлка вызвала взрывъ негодованія во всей странѣ. Болѣе всѣхъ противился браку Генриха старый герцогъ Глостеръ; но интриганы, окружавшіе Генриха, успѣли удалить Глостера отъ дѣлъ, и скоро потомъ онъ былъ найденъ задушеннымъ въ своей постели. Общее негодованіе усилилось еще болѣе и обрушилось въ этотъ разъ разъ на Суффолька, котораго, сверхъ обвиненія за постыдный миръ, подозрѣвали въ убійствѣ Глостера и въ любовной связи съ королевой Маргаритой. Генрихъ былъ вынужденъ отправить Суффолька въ ссылку; но онъ при переѣздѣ черезъ Ламаншъ былъ убить пиратами. Сомерсетъ и Маргарита (оказавшаяся женщиной очень твердой и энергичной) окончательно забрали въ руки разслабленнаго Генриха. Тогда рѣшился открыто выступить на политическую сцену герой этой эпохи, главный виновникъ войны Алой и Бѣлой розъ, герцогъ Ричардъ Іоркскій. Собственно говоря, Ричардъ Іоркскій не имѣлъ на корону никакихъ прямыхъ правъ. Онъ былъ потомкомъ пятаго сына Эдварда III, Эдмунда Ланглея Іоркскаго, тогда какъ Генрихъ VI, не говоря уже о преемственности вѣнца, доставшагося ему по праву наслѣдства послѣ отца и дѣда, происходилъ отъ Джона Гонта четвертаго (слѣдовательно, болѣе старшаго родомъ), сына Эдварда. Понимая, что династическія права на корону всегда имѣютъ огромное значеніе въ глазахъ толпы, Ричардъ, чтобъ примѣнить эти права къ себѣ и заручиться приверженцами, сталъ ссылаться на то. что отецъ его, Ричардъ Кембриджъ (казненный при Генрихѣ V за измѣну), былъ женатъ на Аннѣ Кларенсъ, правнучкѣ третьяго сына Эдварда III, Ліонеля, герцога Кларенскаго, и что поэтому, будучи ея сыномъ, онъ, Ричардъ, долженъ считаться болѣе старшимъ по роду потомковъ Эдварда III, чѣмъ Генрихъ. Такое толкованіе правъ на престолъ по происхожденію отъ женщины не имѣло, конечно, значенія, и если бъ кто-нибудь рискнулъ на такой шагъ въ другое время и при другомъ королѣ, то подобная попытка не привела бы ни къ чему, но при неспособномъ Генрихѣ Ричардъ нашелъ многочисленныхъ приверженцевъ, вслѣдствіе чего распря его съ королемъ привела къ войнѣ, въ которой самъ онъ, правда, погибъ, но затѣянное имъ дѣло, поддержанное его способными сыновьями, кончилось сверженіемъ самого Генриха. Бѣлая роза, избранная девизомъ дома Іорковъ, восторжествовала надъ пурпурной розой Ланкастеровъ. Ричардъ началъ съ того, что возбудилъ волненіе въ Кентѣ, подговоривъ къ бунту кентійца Кэда, убитаго въ этомъ возстаніи. Когда же усиленная этимъ случаемъ общая неурядица въ государствѣ увеличилась еще болѣе, то онъ самовольно вернулся изъ Ирландіи, гдѣ былъ намѣстникомъ и высадился съ войскомъ въ Уэльсѣ. Первое время, впрочемъ, Ричардъ дѣйствовалъ очень сдержанно и, не заявляя ни словомъ о своихъ претензіяхъ на корону, увѣрялъ, будто явился исключительно съ желаніемъ помочь Генриху управиться съ господствовавшимъ въ государствѣ безпорядкомъ. Генрихъ и его жена, королева Маргарита, конечно, не повѣрили этимъ словамъ, но личность герцога Ричарда стояла въ то время такъ высоко въ общемъ мнѣніи, что имъ пришлось встрѣтить его лестнымъ, хотя и притворнымъ привѣтомъ. Ричардъ требовалъ удаленія дурныхъ совѣтниковъ короля и особенно же неспособнаго Сомерсета, котораго ненавидѣли за его неудачи во Франціи. Генрихъ и Маргарита повели сначала дѣло очень умѣло и хитро. Надававъ Ричарду всевозможныхъ обѣщаній, они не исполнили ни одного, а затѣмъ, когда волненіе нѣсколько успокоилось, самъ Ричардъ былъ обвиненъ въ измѣнѣ и посаженъ въ Тоуэръ. Поступокъ этотъ однако произвелъ взрывъ такого негодованія между могущественными друзьями Ричарда, что свобода была возвращена ему вновь. Скоро стеченіе новыхъ обстоятельствъ принудило его взяться за свое дѣло энергичнѣе. У Генриха, бывшаго бездѣтнымъ цѣлыхъ десять лѣгь, родился сынъ и, слѣдовательно, наслѣдникъ престола. Престолъ такимъ образомъ ускользалъ изъ рукъ Ричарда Іоркекаго безвозвратно, и потому онъ рѣшился перейти къ болѣе смѣлымъ дѣйствіямъ. Новыя неудачи во Франціи вооружили между тѣмъ страну противъ самовластнаго Сомерсета еще болѣе, а сверхъ того, Генрихъ внезапно захворалъ болѣзнью, очень походившей на размягченіе мозга. Собравшійся по этому случаю парламентъ рѣшилъ назначить Ричарда правителемъ и покровителемъ государства впредь до выздоровленія короля или совершеннолѣтія его наслѣдника. Ненавидимый всѣми Сомерсетъ былъ лишенъ власти и запертъ въ Тоуэръ. Длившееся затѣмъ цѣлый годъ благоразумное правленіе Ричарда еще болѣе усилило его значеніе въ глазахъ страны; но однако, когда король выздоровѣлъ, то Маргаритѣ съ ея приверженцами удалось добиться удаленія Ричарда отъ дѣлъ. Смирившись по виду и удалясь изъ Лондона, онъ не оставилъ своихъ плановъ и рѣшился начать приводить ихъ въ исполненіе открытой силой, для чего, собравъ своихъ многочисленныхъ вассаловъ, двинулся противъ короля. Слѣдствіемъ этого была кровопролитная битва при Сентъ-Альбансѣ, въ которой ланкастерцы понесли страшное пораженіе. Самъ Генрихъ былъ взятъ въ плѣнъ. Но Ричардъ велъ себя осторожно. Преклонивъ предъ плѣннымъ королемъ колѣни, онъ призналъ себя его покорнымъ вассаломъ. Конечно, это была одна комедія, потому что король былъ въ плѣну, и власть фактически находилась въ рукахъ Іорка. Но онъ еще не былъ увѣренъ въ общемъ расположеніи къ себѣ до такой степени, чтобъ открыто провозгласить себя королемъ. Плѣннаго Генриха увезли въ Лондонъ, гдѣ онъ скоро захворалъ прежней болѣзнью. Собравшійся парламентъ вновь облекъ Іорка званіемъ покровителя и защитника государства. Наступившее затишье въ дѣлахъ было однако не болѣе, какъ затишьемъ передъ бурей. Кровавая битва при Сенть-Адьбансѣ была только началомъ ужасныхъ битвъ, обливавшихъ Англію кровью въ теченіе нѣсколькихъ десятковъ лѣтъ. Болѣзнь Генриха на этотъ разъ продолжалась недолго, и съ его выздоровленіемъ начались новыя интрига между ланкастерцами и іоркистами. Обѣ партіи стали собирать войско и сразились въ 1459 г. при Людлоу. Іоркисты потерпѣли на этотъ разъ пораженіе, и самъ Ричардъ принуждёнъ былъ бѣжать въ Ирландію. Но приверженцы его не унывали/ Главный и самый сильный изъ вождей его партіи, графъ Барвикъ, высадился вмѣстѣ со ставшимъ сыномъ Ричарда, Эдвардомъ (впослѣдствіи король Эдвардъ IV), на англійскомъ берегу и поспѣшилъ навстрѣчу войскамъ Генриха, которыя тотъ успѣлъ собрать благодаря мужеству и энергіи Маргариты. Послѣдовавшая битва при Нортгэмитонѣ (1460 г.) была несчастна для ланкастерцевъ. Генрихъ попалъ вновь въ плѣнъ, а Маргарита съ своимъ сыномъ бѣжала въ Уэльсъ. Ричардъ, узнавъ объ этой побѣдѣ, тотчасъ вернулся въ Англію и на этотъ разъ уже прямо и открыто заявилъ о своихъ претензіяхъ на корону. Собравшійся парламентъ не согласился однако на такую крутую мѣру, какъ сверженіе Генриха, и ограничился компромиссомъ, постановивъ, «что Генрихъ останется королемъ до своей смерти, а затѣмъ престолъ перейдетъ къ Ричарду съ совершеннымъ устраненіемъ родного сына Генриха, малолѣтняго принца Уэльскаго. Сверхъ того, въ актѣ объ этомъ предметѣ было прибавлено, что если Генрихъ при жизни нарушить обѣщаніе, то этимъ самымъ лишается престола, и Ричардъ дѣлается королемъ еще при его жизни. Ничтожный Генрихъ, занимавшійся гораздо болѣе толкованіемъ Библіи и твореній святыхъ отцовъ, чѣмъ государственными дѣлами, подписалъ это постыдное для него постановленіе, но мужественная я энергичная Маргарита взглянула на дѣло иначе. Собравъ при помощи своихъ приверженцевъ значительное войско, она поспѣшила навстрѣчу іоркистамъ. Врага сошлись при Уэкфильдѣ въ 1460 году. Ричардъ, дурно разсчитавъ силы враговъ, значительно превышавшихъ числомъ его войско, былъ разбитъ на голову, взятъ въ плѣнъ и самымъ звѣрскимъ образомъ умерщвленъ на полѣ битвы вмѣстѣ съ своимъ сыномъ Рютляндомъ. Враги досадили его на кочку, увѣнчали въ насмѣшку короной изъ травы и, злобно надъ нимъ надругавшись, отрубили ему голову, водрузивъ ее затѣмъ по приказанію Маргариты на городскихъ воротахъ Іорка.
Мученическая смерть Ричарда не только не кончила кровавой распри, но, напротивъ, усилила ее еще болѣе. Ричардъ, кромѣ убитаго съ нимъ Рихглянда, имѣлъ еще трехъ мужественныхъ и способныхъ сыновей, поклявшихся отомстить за смерть отца. Сверхъ того, престижъ неспособнаго Генриха упалъ въ то время до такой степени, что приверженцы Іоркскаго дома могли надѣяться взять верхъ, несмотря на смерть ихъ главы. Старшій сынъ убитаго Ричарда, Эдвардъ, немедленно объявилъ, что убійство его отца было нарушеніемъ со стороны Генриха подписаннаго имъ акта о престолонаслѣдіи, и потому самъ Генрихъ долженъ считаться лишеннымъ вѣнца. Объявленіе это имѣло громадный успѣхъ. Народъ, которому наконецъ надоѣлъ ничтожный, слабохарактерный Генрихъ, сталъ толпами передаваться на сторону молодого, умнаго и энергичнаго Эдварда, и скоро дѣло его пошло такъ успѣшно, что онъ рѣшился прямо объявить себя королемъ. Тѣмъ не менѣе Маргарита не думала сдаваться и, собравъ значительное войско, двинулась противъ Эдварда. Обѣ арміи сошлись 28 марта 1161 года при Тоунтонѣ, гдѣ произошла ужаснѣйшая изъ всѣхъ битвъ, ознаменовавшихъ эту пагубную войну. Болѣе тридцати тысячъ труповъ осталось на полѣ сраженія. Дѣло кончилось рѣшительной побѣдой іоркистовъ. Генрихъ бѣжалъ на сѣверъ, а Маргарита успѣла переправиться во Францію съ цѣлью просить помощи у короля Людовика XI. Попытка эта не имѣла важныхъ послѣдствій. Ничтожный отрядъ, съ которымъ она вернулась изъ Франціи, былъ легко уничтоженъ іоркистами, и она принуждена была съ опасностью жизни искать спасенія въ бѣгствѣ. Между тѣмъ Генрихъ былъ взятъ въ плѣнъ сообщниками Барвика и привезенъ въ Лондонъ, гдѣ его заключили въ Тоуэръ, при чемъ обращались съ нимъ, впрочемъ, почтительно и хорошо. Эдвардъ, окончательно провозглашенный королемъ, былъ торжественно встрѣченъ въ Лондонѣ. Какъ ни рѣшительна однако была побѣда іоркистовъ при Тоунтонѣ, губительная война ею не кончилась. Эдвардъ, сдѣлавшись королемъ, чуть-было не погубилъ своего счастья самъ вслѣдствіе вѣтренности и легкомыслія — качествъ, которыя страннымъ образомъ уживались въ немъ рядомъ съ желѣзной волей и дѣйствительно государственнымъ умомъ. Красавецъ собой, король этотъ очень легко увлекался женщинами, которыя точно такъ же, какъ говорятъ лѣтописи, сходили по немъ съ ума. Разъ явилась къ нему красивая вдова по имени Елисавета Грей и обратилась съ просьбой возвратить ей конфискованное имѣніе покойнаго мужа, убитаго въ битвѣ при Сентъ-Альбансѣ. Пылкій Эдвардъ влюбился въ нее съ перваго взгляда и захотѣлъ сдѣлать своей любовницей. Но честная (а можетъ-быть, и просто хитрая) женщина не такъ легко поддалась его искательствамъ. Тоіда страстный и не привыкшій къ подобнаго рода отказамъ со стороны женщинъ Эдвардъ рѣшилъ, что если она не будетъ его любовницей, то будетъ женой, и дѣйствительно на ней женился. Бракъ этотъ имѣлъ самыя невыгодныя для него послѣдствія. Аристократія крайне вознегодовала на короля, женившагося на женщинѣ незнатнаго рода, справедливо опасаясь, что родня новой королевы получить (какъ это и случилось дѣйствительно) вліяніе на государственныя дѣла. Болѣе всѣхъ былъ раздраженъ этимъ поступкомъ Эдварда могущественный графъ Барвикъ, чья помощь и преданность Іоркскому дому главнѣйшіе способствовала возведенію Эдварда на престолъ. Барвикъ во время брака короля находился во Франціи, стараясь склонить на сторону Эдварда короля Лудовика XI и, какъ говорятъ, пытался даже для этого устроить бракъ Эдварда съ свояченицей Лудовика, Боной Савойской. Фактъ этотъ, впрочемъ, отвергнутъ новѣйшими историками и упоминается здѣсь лишь потому, что Шекспиръ включилъ его въ свою драму. Опрометчивый поступокъ Эдварда ускорилъ возвращеніе Барвика въ Англію, гдѣ онъ былъ очень холодно принятъ Эдвардомъ, что, понятно, еще болѣе уязвило его самолюбіе. Размолвка между ними, разгораясь все болѣе и болѣе, привела къ тому, что Барвикъ окончательно отступился отъ Эдварда и, съ цѣлью повредить ему какъ можно болѣе, успѣлъ склонить на свою сторону Эдвардова брата, Георга Кларенса, выдавъ за него замужъ свою дочь и обѣщавъ ему престолъ, поднятая Барвикомъ смута разгорѣлась быстро. Боігѣе шестидесяти тысячъ инсургентовъ пристали къ нему и двинулись противъ Эдварда, который, не ожидая такой непредвидѣнной грозы, былъ застигнутъ врасплохъ и взятъ въ плѣнъ. Барвикъ сталъ такимъ образомъ во главѣ всей Англіи. Два короля находились въ его власти, и онъ могъ отдать престолъ любому. Онъ сообразилъ однако, что Генрихъ слишкомъ упалъ въ общемъ мнѣніи, и потому возводить его вновь на престолъ было бы неблагоразумно; между тѣмъ партія Эдварда была еще очень сильна. Поэтому Барвикъ рѣшился лучше помириться съ Эдвардомъ, думая, что доказалъ ему достаточно свою силу и удержитъ его попрежнему въ своихъ рукахъ. Но Барвикъ на этотъ разъ ошибся. Эдвардъ надавалъ ему самыхъ льстивыхъ обѣщаній, но, не сдержавъ ни одного, стадъ такъ строго и хитро преслѣдовать своихъ враговъ, приверженцевъ Барвика, что потрясъ разоблаченіемъ ихъ измѣнъ и интригъ могущество самого ихъ вождя. Тогда Барвикъ, видя, что значенію его угрожала серьезная опасность, рѣшился на отчаянный шагъ. Уѣхавъ тайно во Францію вмѣстѣ съ братомъ Эдварда, Кларенсомъ, онъ вступилъ въ сношенія съ Лудовикомъ и Маргаритой, предложивъ ей возстановить на престолѣ Генриха. Маргарита сначала не хотѣла слышать о вступленіи въ союзъ съ исконнымъ врагомъ дома Ланкастеровъ, но потомъ согласилась и обѣщала даже женить своего сына, принца Уэльскаго, на дочери Барвика, Аннѣ. Король Лудовикъ оказалъ ей небольшую матеріальную помощь, и затѣмъ Барвикъ во главѣ небольшого войска высадился въ Англіи. Легкомысленный Эдвардъ, между тѣмъ, безпечно проводилъ время въ пирахъ и забавахъ, думая, что покончилъ съ своими врагами навсегда. Барвикъ нашелъ приверженцевъ на югѣ Англіи, и скоро дѣла приняли такой благопріятный для него оборотъ, что ему удалось дойти до Лондона и торжественно возстановить на престолѣ Генриха. Вѣсть эта дошла до Эдварда, когда онъ пировалъ въ одномъ изъ сѣверныхъ замковъ, и дошла вмѣстѣ съ толпой враговъ, его осадившихъ. Съ трудомъ удалось ему скрыться отъ преслѣдованія и бѣжать вмѣстѣ съ своимъ младшимъ братомъ, Ричардомъ (впослѣдствіи король Ричардъ III), въ Голландію, гдѣ онъ былъ ласково принять своимъ зятемъ, герцогомъ Бургундскимъ, обѣщавшимъ ему помощь. Получивъ денежныя средства и нѣсколько военныхъ кораблей, Эдвардъ высадился въ Англіи, но тотчасъ же понялъ, что начинать явно враждебныя дѣйствія съ такими ничтожными средствами было преждевременно. Поэтому онъ прибѣгнулъ къ хитрости, объявивъ, что покорно признаетъ Генриха своимъ королемъ и ищетъ лишь возвращенія принадлежащаго ему Іоркскаго герцогства. Конечно, эта ложь не могла обмануть такихъ хитрыхъ враговъ, какими были Барвикъ и его единомышленники, но на массу простого народа поступокъ Эдварда произвелъ магическое дѣйствіе. Онъ и прежде пользовался расположеніемъ простолюдиновъ за свой открытый, ласковый характеръ и храбрость; теперь же, когда всѣ увидѣли, какъ молодой красавецъ Эдвардъ разъѣзжалъ съ ничтожной свитой по селамъ, самъ крича: „да здравствуетъ король Генрихъ VI!“, — то толпа, помнившая, что въ правленіе Генриха страна не имѣла ни минуты покоя, быстро обратилась на сторону Эдварда. Іоркисты стали тысячами стекаться подъ его знамена. Особенно помогло Эдварду то обстоятельство, что брать его, Кларенсъ, бывшій до сихъ поръ противъ него, отступился теперь отъ своего тестя Барвика и присоединился къ нему съ значительнымъ отрядомъ войскъ. Сбросивъ прежнюю маску и провозгласивъ себя вновь королемъ, Эдвардъ быстро двинулся на Лондонъ, открывшій предъ нимъ добровольно ворота. Тамъ онъ захватилъ въ плѣнъ Генриха и, не теряя затѣмъ ни минуты, обратился противъ Варвика, съ которымъ и встрѣтился близъ Бэрнета (1381 г.). Послѣдовавшая битва можетъ быть сравнена по жестокости, какую выказали обѣ стороны, развѣ только съ подобнымъ же сраженіемъ при Тоунтонѣ. Іоркисты одержали рѣшительную побѣду, при чемъ въ разгарѣ бойни палъ самъ Барвикъ. Эдвардъ торжественно возвратился въ Лондонъ, гдѣ всѣ уже понимали, что дѣло Ланкастеровъ было потеряно безвозвратно, а потому и признали Эдварда единогласно королемъ. Ланкастерцы, впрочемъ, сдѣлали еще разъ попытку возвратить Генриху его права. Маргарита, находившаяся во время битвы при Бэрнетѣ во Франціи, быстро высадилась въ Англію съ небольшимъ войскомъ и заняла крѣпкую позицію въ Тюксбёрійскомъ монастырѣ, надѣясь выждать за его стѣнами, пока соберется большее число приверженцевъ. Но Эдвардъ разрушилъ ея предположенія. Быстро атаковалъ онъ монастырь и вынудилъ Маргариту дать сраженіе, въ которомъ войско ея было разбито на голову. Сама Маргарита попала въ плѣнъ, а сынъ ея, молодой принцъ Уэльскій, звѣрски умерщвленъ на глазахъ Эдварда по его приказанію. Этой битвой кончилась распря Іорковъ съ Ланкастерами. Бѣлая роза окончательно восторжествовала надъ Алой. Эдвардъ съ тріумфомъ вернулся въ Лондонъ, гдѣ въ самый день его въѣзда распространился слухъ о смерти короля Генриха въ Тоуэрѣ. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что несчастный король погибъ насильственной смертью, хотя кто его убилъ — осталось въ точности неизвѣстнымъ. Молва обвинила въ этомъ преступленіи брата Эдварда, Ричарда (впослѣдствіи короля Ричарда III), но прямыхъ тому доказательствъ исторія не представляетъ.
Таковы въ общихъ чертахъ главнѣйшія событія царствованія Генриха VI и войны розъ. Сопоставляя ихъ съ тѣми фактами, какіе выведены въ Шекспировой пьесѣ, можно замѣтить, что хотя въ общемъ Шекспиръ нигдѣ не отступилъ отъ исторической истины, но въ деталяхъ встрѣчаются отклоненія, мотивированныя частью сценическими условіями, а частью и ошибками, въ которыя авторъ былъ введенъ источниками, изъ которыхъ почерпнуть сюжетъ пьесы. Такъ, напримѣръ, эпизодъ смерти Тальбота помѣщенъ въ первой части трилогіи ранѣе сватовства и женитьбы Генриха на Маргаритѣ, а между тѣмъ въ дѣйствительности Тальботъ былъ убить гораздо позднѣе. Осужденіе и ссылка герцогини Глостеръ произошли, гораздо ранѣе пріѣзда Маргариты въ Англію, — въ пьесѣ же выведена встрѣча и ссора этихъ двухъ женщинъ. Въ этомъ случаѣ авторъ, вѣроятно, уклонился отъ исторической истины даже съ намѣреніемъ ради того, чтобъ написать эффектную характерную сцену. Далѣе Генрихъ въ первой части пьесы представленъ принимающимъ участіе въ преніяхъ парламента, на дѣлѣ же онъ не могъ этого сдѣлать, потому что былъ тогда пятилѣтнимъ ребенкомъ. Равно Ричардъ Глостеръ (впослѣдствіи король Ричардъ III) точно такъ же не могъ по малолѣтству сражаться при Сентъ-Альбансѣ, какъ это выведено въ пьесѣ. И наконецъ самая смерть Генриха отъ руки Ричарда Глостера въ концѣ пьесы должна тоже считаться вымысломъ автора, такъ какъ по исторіи причина смерти Генриха осталась неизвѣстной Можно указать на много подобныхъ мелочныхъ отступленій, но всѣ они, какъ читатель можетъ видѣть самъ, не представляютъ особенной важности.
Обращаясь къ внѣшней постройкѣ Шекспировой трилогіи, мы видимъ, что первая ея часть обнимаетъ періодъ въ двадцать слишкомъ лѣтъ и, начинаясь воцареніемъ Генриха-ребенка въ 1421 году, оканчивается его женитьбой на Маргаритѣ Анжуйской въ 1443 г. Главное содержаніе этой части занято событіями войны съ Франціей, продолжавшейся по смерти Генриха У. Послѣдовавшія затѣмъ событія войны Алой и Бѣлой розъ, съ возвышеніемъ и паденіемъ ея главныхъ виновниковъ, выведены въ третьей части пьесы; что же касается до второй части, то она не представляетъ стройнаго цѣлаго и распадается на два самостоятельныхъ эпизода, изъ которыхъ въ первомъ изображена ссора герцога Глостера съ кардиналомъ Винчестеромъ, окончившаяся паденіемъ и смертью обоихъ противниковъ: а во второмъ представлено возстаніе кентійца Джава Кэда. Разсматривая эту постройку всего произведенія, нельзя вообще не признать ея съ сценической точки зрѣнія чрезвычайно слабой и неумѣлой, что явно подтверждаетъ мнѣніе, что пьеса принадлежитъ къ первоначальнымъ, юношескимъ опытамъ поэта. Ни въ одной изъ трехъ частей мы не только не находимъ центральной, психологической идеи, выраженной въ характерѣ одного лица или группировкѣ нѣсколькихъ, но такой объединяющей нити нѣтъ даже въ фактическомъ сюжетѣ всѣхъ трехъ пьесъ. Всѣ онѣ представляютъ наборъ фактовъ, чередующихся безъ всякой связи, и между ними нерѣдко встрѣчаются даже такіе, которые по своей внезапности и, можно сказать, даже ненужности для общаго хода дѣйствія наводятъ на мысль, не были ли онѣ позднѣйшими вставками, сдѣланными съ цѣлью связать хоть сколько-нибудь всѣ три части въ одно цѣлое. Это мнѣніе особенно поддерживали комментаторы, полагавшіе, что Шекспиръ не былъ самостоятельнымъ авторомъ трилогіи, но лишь ея передѣлывателемъ изъ трехъ чужихъ пьесъ. Въ примѣръ можно привести въ первой части пьесы хотя бы тѣ двѣ сцены, когда Ричардъ Іоркскій спрашиваетъ умирающаго Мортимера о своихъ правахъ на престолъ и потомъ говоритъ о томъ же съ лордами. Главное содержаніе первой части заключается въ изображеніи войны съ Франціей; о распрѣ же двухъ розъ въ ней нѣтъ еще и помину. Потому обѣ приведенныя сцены, будучи совершенно излишни въ этой собственно части, кажутся именно какъ бы нарочно вставленными для того, чтобы осмыслить переходъ къ тому, что зритель увидитъ въ слѣдующихъ частяхъ. Точно такой же характеръ имѣетъ сцена сватовства Маргариты Суффолькомъ и его докладъ объ этомъ дѣлѣ Генриху. Первая часть могла бы прекрасно заключиться эффектной сценой мира между Генрихомъ и Кардомъ; но тогда не было бы связующаго перехода изъ первой части пьесы во вторую, которая начинается именно свадьбой Генриха и Маргариты. Такихъ сценъ можно привести въ примѣръ много, и если справедливо мнѣніе, что онѣ — слѣды той переработки, какую сдѣлалъ Шекспиръ въ чужомъ трудѣ, то должно сознаться, что, скрѣпивъ, можетъ-быть, нѣкоторой внѣшнею связью всѣ три части пьесы, эти включенныя сцены оказали дурную услугу каждой части въ отдѣльности тѣмъ, что еще болѣе раздробили и безъ того калейдоскопическіе сюжеты каждой. Эта неопредѣленность содержанія видна во всѣхъ частяхъ трилогіи и если менѣе бросается въ глаза въ третьей, то потому лишь, что самое содержаніе этой части, въ которомъ изображенъ послѣдовательный ходъ истинныхъ историческихъ событій войны Алой и Бѣлой розы, само по себѣ представляетъ цѣлое, отдѣльныя части котораго естественно вытекаютъ одна изъ другой; но драматической компоновки, въ которой обнаружилось бы искусство автора, мы не находимъ въ этой части также, какъ и въ двухъ первыхъ.
Не представляя особеннаго достоинства съ точки зрѣнія драматической постройки, пьеса эта однако чрезвычайно интересна для тѣхъ читателей, которые, независимо отъ изученія Шекспира, какъ поэта, желаютъ прослѣдить ходъ развитія его таланта отъ первоначальныхъ опытовъ до полной зрѣлости. Конечно, этого можно достичь еще лучше и полнѣе, изучивъ всѣ произведенія Шекспира въ томъ хронологическомъ порядкѣ, въ какомъ онѣ написаны; но точной хронологіи Шекспировыхъ произведеній мы, къ сожалѣнію, не знаемъ, а сверхъ того, при чрезвычайномъ разнообразіи сюжетовъ и характеровъ всѣхъ его пьесъ такой сравнительный на нихъ взглядъ былъ бы слишкомъ труденъ по сложности предмета. Между тѣмъ настоящая пьеса представляетъ для такого труда всѣ удобства. Она принадлежитъ безспорно къ первоначальнымъ юношескимъ произведеніямъ Шекспира; всѣ ея части написаны непосредственно одна за другой въ теченіе двухъ или трехъ лѣтъ, и наконецъ во всѣхъ ихъ выведены по большей части одрѣ и тѣ же лица и изображены однородныя событія. Это одно облегчаетъ возможность прослѣдить какъ бы въ сосредоточенномъ видѣ, насколько геній Шекипира росъ и мужалъ съ каждымъ новымъ опытомъ. Сверхъ того, послѣдняя часть пьесы такъ тѣсно примыкаетъ къ слѣдующей хроникѣ Король Ричардъ III» въ которой геній Шекспира высказался уже въ полной своей силѣ, что, сравнивая обѣ пьесы и находя въ послѣдней части «Генриха VI» множество зачатковъ мыслей и положеній, развитыхъ позднѣе въ «Ричардѣ III», мы съ особенной ясностью можемъ прослѣдить, какъ многое, еще молодое и незрѣлое, въ «Генрихѣ VI» превратилось подъ рукой автора въ тѣ законченные образы и положенія, которые мы находимъ въ «Ричардѣ III».
Примѣняя такой анализъ къ тремъ частямъ «Генриха VI» и начиная съ первой, мы найдемъ въ ней очень мало подобнаго тому, что далъ Шекспиръ въ будущемъ. Не говоря уже о совершенно ничтожной, разрозненной драматической постройкѣ сюжета, въ части этой нѣтъ почти намека даже и на характеры дѣйствующихъ лицъ. Въ первыхъ сценахъ, послѣ риторическихъ высокопарныхъ фразъ о событіяхъ войны съ Франціей, выступаетъ ссора двухъ противниковъ — Глостера и Винчестера; но они перекидываются лишь бранными фразами, изъ-за которыхъ мы ни мало не можемъ сдѣлать какого-либо заключенія объ индивидуальной личности каждаго. Вставной, какъ надо думать, эпизодъ, въ которомъ будущій герой пьесы герцогъ Іоркскій Ричардъ заявляетъ о своихъ правахъ, служить, какъ уже замѣчено, лишь внѣшней связью настоящей части пьесы со слѣдующими и не имѣетъ также никакого внутренняго значенія. Самъ Генрихъ въ этой части пьесы ораторствуетъ общими мѣстами о положеніи государственныхъ дѣлъ и точно также ничѣмъ не высказываетъ своего характера. Вообще можно сказать, что если бы авторъ настоящей части пьесы ограничился изображеніемъ только подобныхъ фактовъ, то она была бы до того вяла и безцвѣтна, что комментаторамъ, доказывающимъ ея принадлежность перу Шекспира на основаніи внутреннихъ достоинствъ, не было бы никакихъ данныхъ для поддержки своего мнѣнія. Но въ пьесѣ есть два эпизода, дѣйствительно замѣчательныхъ, а именно: смерть Тальбота и исторія Іоанны д’Аркъ. Въ первыхъ сценахъ личность Тальбота ничѣмъ не отличается отъ прочихъ и точно также не имѣетъ оригинальнаго характера. Его посѣщеніе Овериской графини — совсѣмъ ненужный эпизодъ, напоминающій тѣ безсодержательныя приключенія, какія сотнями выводились въ рыцарскихъ романахъ. Но сцена прощанія съ сыномъ и затѣмъ смерть обоихъ имѣетъ неоспоримо поэтическое достоинство, — правда, болѣе лирическаго, чѣмъ драматическаго характера, но тѣмъ не менѣе обличающаго въ авторѣ зачатки таланта, много обѣщающаго въ будущемъ. Личность Іоанны д’Аркъ еще интереснѣе. Шекспиръ, какъ сынъ своего вѣка и, сверхъ того, англичанинъ-патріотъ, не могъ представить Іоанну д’Аркъ въ основныхъ чертахъ иначе, какъ она имъ представлена. Предъ нами встаетъ на первый взглядъ какое-то безобразное, наводящее ужасъ, существо — колдунья, якшающаяся съ злыми духами, отступница отъ вѣры, злая насмѣшница, наконецъ дурная дочь, отрекающаяся отъ родного отца, словомъ — одно изъ тѣхъ нравственныхъ чудовищъ, какими любили занимать вниманіе читателей средневѣковые писатели. Но, присматриваясь къ этому образу Іоанны д’Аркъ, мы замѣтимъ, что за нимъ сквозить еще другой, не имѣющій съ первымъ никакого сходства. Это — образъ женщины, дѣйствительно вдохновенной самыми высокими, самыми чистыми намѣреніями, — женщины, представительницы того святого чувства патріотизма, который производятъ чудеса, связывая толпу общностью чувствъ и цѣлей и удесятеряя ея силы для подвиговъ. Эти черты характера Іоанны д’Аркъ явно видны, напримѣръ, въ первой сценѣ, когда она, помощью вдохновенія свыше, узнаетъ Карла въ толпѣ придворныхъ, когда отказывается для себя отъ всякихъ наградъ, когда вдохновляетъ солдатъ для битвы или наконецъ примиряетъ съ родиной герцога Бургундскаго. Въ доказательство, что всѣ эти черты дѣйствительно имѣютъ характеръ той полной чистоты, какою исторія и легенды облекли личность знаменитой дѣвственницы, достаточно упомянуть, что Шиллеръ, создавая образъ своей идеальной Іоанны д’Аркъ, перенесъ ихъ цѣликомъ въ свою драму. Если Шекспиръ рядомъ съ тѣмъ мрачнымъ образомъ Іоанны д’Аркъ, какою она представлялась его соотечественникамъ, поставилъ иной образъ, чистый и святой, ни въ чемъ не похожій на первый, то это можетъ быть объяснено лишь тѣмъ, что вѣщее чувство поэта подсказывало ему невозможность согласиться съ судьями, сжегшими Іоанну д’Аркъ на кострѣ, и что образъ чистой, святой личности, выразившій въ себѣ самое высокое чувство патріотизма, охватившаго цѣлый народъ, невольно легъ подъ его перо, когда онъ писалъ свою пьесу.
Вторая часть трилогіи гораздо лучше какъ по обрисовкѣ дѣйствующихъ лицъ, такъ и по выбору выведенныхъ фактовъ, хотя общей нити драматическаго дѣйствія въ этой части не болѣе, а можетъ-быть — даже менѣе, чѣмъ въ первой. Въ началѣ пьесы продолжается намѣченная уже въ первой части распря между кардиналомъ Винчестеромъ и герцогомъ Глостеромъ, кончающаяся дозорнымъ наказаніемъ жены послѣдняго и затѣмъ его гибелью. Оба противника нарисованы гораздо болѣе характерными чертами, чѣмъ въ первой части, гдѣ они говорятъ другъ другу только бранныя слова. Въ Винчестерѣ изображены надменность и коварство, въ Глостерѣ — честное добродушіе, но въ то же время твердость ума и истинное чувство патріотизма. Король Генрихъ и королева Маргарита, совершенно безличные въ первой части, выступаютъ теперь также съ ясно опредѣленными чертами. Онъ — слабый, безхарактерный ханжа, она — гордая, энергичная женщина, умѣющая съ презрительнымъ спокойствіемъ уничтожить своихъ враговъ и достичь намѣченной цѣли. Сцены ея ссоры съ герцогиней и погибели Глостера принадлежатъ къ лучшимъ во всей пьесѣ. Эпизодъ возмущенія Джава Кэда, помѣщенный во второй половинѣ пьесы, хотя и не имѣетъ съ общимъ ходомъ никакой драматической связи, кромѣ исторической, тѣмъ не менѣе очень замѣчателенъ по тому искусству, съ какимъ изображена въ немъ бушующая народная толпа. Кромѣ этихъ, болѣе выдѣляющихся своимъ самобытнымъ содержаніемъ, эпизодовъ, въ первыхъ четырехъ дѣйствіяхъ этой части пьесы разсѣяно нѣсколько сценъ, подготовляющихъ изложеніе дальнѣйшихъ событій войны двухъ розъ. Таковы монологи герцога Іоркскаго, его разговоры съ лордами о своихъ правахъ, ссора съ Сомерсетомъ и нѣкоторыя другія. Но сцены эти, не имѣя никакого поэтическаго или драматическаго значенія сами по себѣ, теряютъ еще болѣе тѣмъ, что онѣ, какъ сказано, именно только разсѣяны между другими. Характеръ пьесы однако быстро перемѣняется съ пятаго дѣйствія. Читатель внезапно видитъ себя перенесеннымъ въ самый разгаръ войны Алой и Бѣлой розъ. Событія начинаютъ чередоваться, вытекая правильно одно изъ другого, и хотя пьеса остается попрежнему слабой въ драматическомъ отношеніи, но получаетъ истинно-величавый эпическій характеръ, дѣлаясь похожей болѣе на героическую поэму, чѣмъ на драму. Характеръ этотъ удерживается во всей третьей части съ начала до конца, такъ что пятое дѣйствіе второй части по тому впечатлѣнію, какое оно производить, можетъ по всей справедливости считаться составной частью третьей. Дѣйствующія лица являются въ третьей части съ прежними своими чертами, но черты эти намѣчены рѣзче и яснѣе. Глубоко-психологической постройки, правда, не видно и здѣсь, но зато эпическій характеръ всей части безукоризненъ. Многіе монологи поразительны по своей силѣ и образности. Предъ нами проносятся картины, дѣйствительно изображающія жизнь цѣлаго народа въ одну изъ серьезныхъ эпохъ его исторіи, и съ этой точки зрѣнія настоящая пьеса можетъ быть поставлена въ рядъ съ написаннымъ гораздо позднѣе «Генрихомъ V».
Независимо отъ этихъ достоинствъ съ литературной точки зрѣнія, третья часть «Генриха VI» представляетъ для серьезнаго изучателя Шекспира величайшій интересъ еще тѣмъ, что въ ней мы можемъ прослѣдить, какъ будущій поэтъ-психологъ собиралъ матеріалъ для своихъ послѣдующихъ созданій. Это съ замѣчательной рельефностью обнаруживается въ личности Ричарда Глостера, героя слѣдующей хроники: «Король Ричардъ III». Характеръ этотъ безспорно признанъ однимъ изъ тѣхъ величайшихъ, законченныхъ Шекспировыхъ созданій, въ которыхъ поэтъ успѣлъ совершенно отрѣшиться отъ свойственныхъ молодости и неопытности ошибокъ, сквозящихъ въ первоначальныхъ его произведеніяхъ, и въ первый разъ предсталъ во всей силѣ своего генія. Сравнивая Ричарда короля въ хроникѣ этого имени съ тѣмъ, какъ онъ нарисованъ въ третьей части "Генриха YT подъ именемъ Ричарда Глостера, нельзя не заинтересоваться, замѣчая, какъ въ лицѣ этомъ изображены въ зачаточномъ, можно сказать, видѣ тѣ психологическія черты, изъ которыхъ построена въ слѣдующей хроникѣ совершенно живая личность Ричарда-короля. Такъ, напримѣръ, почти всѣ мысли извѣстнаго перваго монолога изъ хроники «Ричардъ III» можно найти и въ томъ монологѣ, который Ричардъ произноситъ во 2-й сценѣ 3-го дѣйствія «Генриха VI». Равно всѣ характерныя черты личности Ричарда-короля: коварство, хитрость, цинизмъ — изображены и въ роли Ричарда Глостера, при чемъ замѣчается только та разница, что черты, намѣченныя въ первой хроникѣ иногда поспѣшно, иногда безъ ярко-опредѣленной связи, являются въ позднѣйшей уже какъ необходимые и незамѣнимые штрихи, рисующіе полный, законченный характеръ. Такое сравненіе, повторяю, интересно въ высшей степени, и лица, знакомыя съ Шекспиромъ только по лучшимъ его созданіямъ, къ которымъ безспорно принадлежитъ "Ричардъ ІІГ, ничего не потеряютъ, если послѣ этой пьесы прочтутъ третью часть «Генриха VI», чтобъ познакомиться съ тѣмъ первоначальнымъ эскизомъ, по которому поэтъ нарисовалъ позднѣе личность Ричарда.
Что касается времени, когда трилогія написана, то, въ виду появленія въ печати окончательнаго текста лишь въ in folio 1623 г. и сомнительности происхожденія первыхъ изданій, на вопросъ этотъ нельзя отвѣтить съ полной точностью. Принимая однако во вниманіе, что всѣ три части «Генриха VI» несомнѣнно написаны ранѣе «Ричарда III», эта жъ пьеса была напечатана уже въ 1597 году, — можно, не рискуя впасть въ ошибку, принять за срокъ созданія Шекспиромъ «Генриха VI» время между 1590 и 1595 годами, а можетъ-быть — даже и раньше. Послѣднее предположеніе особенно вѣроятно вслѣдствіе того, что пьеса явно принадлежитъ къ произведеніямъ Шекспировой молодости.