КОНСУЛЬСТВО И ИМПЕРІЯ
правитьИзвѣстія съ береговъ Дуная наполнили Францію удовольствіемъ; извѣстія изъ Кадикса опечалили ее, но ни тѣ, ни другія не удивили. Всего надѣялись отъ нашихъ армій, постоянно побѣдоносныхъ съ самаго начала революціи, и ничего не ожидали отъ нашихъ флотовъ, такъ несчастливыхъ въ-продолженіе пятнадцати лѣтъ. За то, съ морскими событіями не соединяли никакихъ важныхъ послѣдствій, и, напротивъ, почитали удивительные наши успѣхи на твердой землѣ рѣшительными. Всѣ видѣли, что они удаляли отъ нашихъ границъ непріятельскія дѣйствія, разстроивали коалицію съ самаго начала ея, сокращали воину и дѣлали близкимъ миръ на твердой землѣ, возвращая надежду и на миръ морской. Но удаленіе арміи въ Австрію, на встрѣчу Русскимъ, заставляло предвидѣть новыя и великія событія, которыхъ ожидали съ живымъ нетерпѣніемъ. Впрочемъ, довѣренность къ генію Наполеона умѣряла всѣ тягостныя мысли.
Эта довѣренность была необходима для поддержанія кредита, глубоко потрясеннаго. Мы означили тогдашнее затруднительное положеніе нашихъ финансовъ. Различныя мѣры и особливо патріотическія пособія богатыхъ гражданъ и банкировъ поддержали правительство въ его оборотахъ, но не могли отвратить многихъ частныхъ бѣдствій, быстро слѣдовавшихъ одно за другимъ, и увеличившихъ общее уныніе. Несостоятельность г. Рекамье, банкира, извѣстнаго своею честностью, обширностью своихъ дѣлъ, блестящимъ образомъ своей жизни и сдѣлавшагося жертвою обстоятельствъ болѣе, нежели своихъ Финансовыхъ оборотовъ, произвела самое тягостное впечатлѣніе. Неблагонамѣренность приписывала это сношеніямъ его съ казною, которыхъ никогда и не бывало. Много другихъ банкрутствъ, не столь значительныхъ, послѣдовали за упадкомъ г. Рекамье, въ Парижѣ и въ провинціяхъ, и произвели какой-то паническій ужасъ. Будь правительство не такъ твердо, не такъ могущественно, какъ Наполеоново, этотъ переломъ повлекъ бы за собою послѣдствія самыя прискорбныя. Но вѣря фортунѣ и генію повелителя, никто не сомнѣвался въ сохраненіи общественнаго порядка; всѣ ожидали какого-нибудь блестящаго подвига, который могъ возстановить кредитъ, и отвратительный родъ тѣхъ спекулянтовъ, которые дѣлаютъ худшимъ всякое положеніе, основывая свои разсчеты на упадкѣ кредитныхъ бумагъ, не осмѣливался пускаться въ биржевую игру, страшась побѣдъ Наполеона.
Глаза всѣхъ были обращены къ Дунаю, гдѣ готовилось рѣшеніе судебъ Европы. Оттуда ожидали новыхъ событій и развязки финансоваго и политическаго перелома. Надѣялись увидѣть развязку благопріятную, особливо послѣ того, какъ въ нѣсколько дней цѣлая армія была взята почти безъ выстрѣла, дѣйствіемъ одного маневра. Новъ самомъ этомъ маневрѣ было обстоятельство, породившее непріятное недоумѣніе съ Пруссіею, и угрожавшее намъ еще однимъ непріятелемъ. Обстоятельство это было: переходъ корпуса маршала Бернадотта черезъ прусскую область Аншпахъ.
Направляя свои колонны во флангъ австрійской арміи, Наполеонъ нисколько не почиталъ затрудненіемъ пройдти черезъ прусскія области во Франконіи. Дѣйствительно, въ силу конвенціи о нейтралитетѣ, заключенной Пруссіею съ воюющими державами въ послѣднюю войну, области Аншпахъ и Байрейтъ не были включены въ нейтралитетъ Сѣверной Германіи. Причина была проста: области эти находились на неизбѣжной дорогъ армій французскихъ и австрійскихъ, та къ-что почти невозможно было не переходить черезъ нихъ. Могли требовать только, чтобъ онѣ не сдѣлались театромъ непріятельскихъ дѣйствій, и чтобъ ихъ проходили быстро, платя за все, что тамъ возьмутъ. Если на этотъ разъ Пруссія желала другаго распоряженія, она была бы должна сказать о томъ. Впрочемъ, какъ она еще недавно вступила въ переговоры о союзѣ съ Франціею, и даже готова была взять предложенный ей Ганноверъ, то и не имѣла права перемѣнять прежнихъ правилъ своего нейтралитета, дѣлая ихъ въ-отношеніи къ Франціи болѣе строгими, нежели въ 1796 году. Такой поступокъ былъ бы непостижимъ, и потому она молчала, изъ приличія не осмѣливаясь изъявлять въ самый разгаръ переговоровъ о союзѣ такія требованія, какихъ не было во время величайшей къ намъ ея холодности. Наполеонъ, основываясь на прежней конвенціи и на признакахъ искренности, которой долженъ былъ вѣрить, не почиталъ перехода черезъ Аншпахъ нарушеніемъ неприкосновенности страны. Искренность его въ этомъ случаѣ доказывается тѣмъ, что по нуждѣ онъ могъ бы и не касаясь прусской области пройдти, стѣснивъ немного свои колонны, и почти такъ же вѣрно окружилъ бы Макка.
Но положеніе Пруссіи между Наполеономъ и императоромъ Александромъ дѣлалось затруднительнѣе съ каждымъ днемъ. Первый предлагалъ ей Ганноверъ и свой союзъ, второй требовалъ пропустить черезъ Силезію одну изъ своихъ армій, и давалъ чувствовать, что волею или неволею надобно присоединиться къ коалиціи. Фридрихъ-Вильгельмъ былъ въ величайшемъ смущеніи. Желаніе увеличить свое могущество привлекало его къ Наполеону, а дворскія отношенія сближали съ коалиціею: онъ надавалъ обѣщаній всѣмъ и увидѣлъ себя въ затруднительномъ положеніи, изъ котораго единственнымъ выходомъ была для него война съ Россіею или съ Франціею. Это тревожило его, потому-что онъ былъ недоволенъ и другими и самимъ собою, съ ужасомъ помышляя о войнѣ. Но Россія угрожала ему, и онъ велѣлъ приготовить къ войнѣ 80 тысячь человѣкъ. Въ такомъ положеніи дѣлъ узнали въ Берлинѣ о мнимомъ нарушеніи неприкосновенности прусской земли. Оно было для прусскаго короля новымъ огорченіемъ, уменьшая силу несоглашеній его на требованія Александра. Конечно, онъ могъ пропустить французовъ черезъ Аншпахъ по такимъ соображеніямъ, которыя не существовали въ-отношеніи къ Россія. Но въ минуты увлеченія не всегда господствуетъ вѣрное сужденіе, и когда въ Берлинѣ услышали, что французы прошли черезъ Аншпахъ, при дворъ возопіяли, что Наполеонъ оскорбилъ Пруссію и поступаетъ съ нею, какъ привыкъ поступать съ Неаполемъ или Баденомъ; что перенести обиду значитъ обезчестить себя, и наконецъ, что если не хотятъ войны противъ Наполеона, то примется воевать съ Александромъ, который не потерпитъ пристрастія, ибо ему отказываютъ въ томъ, что дозволяютъ его противнику, и что если уже надобно рѣшиться, то было бы странно и недостойно чувствъ короля перейдти на сторону притѣснителей Европы противъ ея защитниковъ. Фридрихъ-Вильгельмъ, говорили при томъ, всегда изъявлялъ другія чувствованія, и въ Мемелѣ, и послѣ того, въ изліяніяхъ души своей съ новымъ своимъ другомъ Александромъ.
Фридрихъ-Вильгельмъ, искренно-раздраженный нарушеніемъ неприкосновенности земель Аншпаха, отнимавшимъ у него лучшее возраженіе противъ требованій Россіи, поступилъ по обыкновенію людей слабыхъ: онъ употребилъ вмѣсто оружія, свой гнѣвъ, и старался показать себя раздраженнымъ больше, нежели былъ раздраженъ въ-самомъ-дѣлѣ. Его поступки съ двумя представителями Франціи были искусственны до смѣшнаго[1]. Не только онъ отказался принимать ихъ, но и г. Гарденбергъ не хогьлъ допустить ихъ въ свой кабинетъ для объясненій. Гг. Лафоре и Дюрокь очутились какъ-будто въ опалѣ и были лишены всѣхъ сношеній, даже съ кабинетнымъ секретаремъ г. Ломбаромъ, черезъ котораго производилось тайныя сношенія, когда дѣло шло о вознагражденіяхъ германскихъ или о Ганноверѣ. Говорили, что королю не смѣютъ ничего представлять о Французахъ.
Гг. Лафоре и Дюрокъ долго и тщетно требовали объясненія съ г. Гарденбергомъ. Наконецъ, они имѣли съ нимъ свиданіе и нашли его въ изученномъ положеніи человѣка, едва владѣющаго своимъ негодованіемъ. Послѣ множества горькихъ жалобъ, онъ какъ-будто невольно высказалъ, что Пруссія почитаетъ себя свободною отъ всѣхъ обязательствъ, и впредь будетъ руководствоваться только выгодами собственной своей безопасности. Постепенно, кабинетъ берлинскій довелъ до свѣдѣнія обоихъ французскихъ уполномоченныхъ, что онъ рѣшился открыть Русскимъ Силезію и занять Ганноверъ прусскою арміею, будто бы желая не допустить пламени войны вторгнуться въ самое сердце государства. Не договаривали только, что Франція должна почитать счастіемъ, расплачиваясь за все такою цѣною!
Поступки берлинскаго кабинета были недостойны прямодушія короля и могущества Пруссіи[2], но послѣ первой вспышки, формы начали улучшатся, не только потому-что, по принятому плану, надобно было смягчиться, по и потому-что изумительные успѣхи Наполеона внушали всѣмъ дворамъ не легкомысленныя размышленія.
Событія берлинскія съ быстротою молніи передавались въ Пулаву. Александръ, желавшій увидѣться съ Фридрихомъ-Вильгельмомъ прежде, нежели Франція дала Пруссіи поводъ жаловаться на себя, теперь еще больше желалъ преднамѣреннаго свиданія. Онъ надѣялся имѣть большое вліяніе на короля, и не думая назначать мѣсто на равномъ разстояніи отъ Пулавы и Берлина, немедленно самъ пріѣхалъ въ прусскую столицу.
Фридрихъ-Вильгельмъ пожалѣлъ, что надѣлалъ много шума и тѣмъ привлекъ къ себѣ посѣщеніе лестное, но опасное. Наполеонъ начиналъ войну такъ быстро и рѣшительно, что неохотно было соединяться съ его непріятелями. Но невозможно было отказаться отъ предупредительности государя, которому говорили, что любятъ его нѣжно. Александръ въѣхалъ въ прусскую столицу 25 октября, при громъ пушекъ, посреди рядовъ королевской прусской гвардіи. Юный король спѣшилъ навстрѣчу къ нему и обнялъ его искренно, при рукоплесканіяхъ берлинскаго народа, который сначала благосклонно думалъ о французахъ, по начиналъ увлекаться направленіемъ двора, тысячу разъ слыша повторенія, что Наполеонъ нарушилъ неприкосновенность земель Аншпаха изъ презрѣнія къ Пруссіи. Александръ обѣщалъ себѣ развить при томъ всѣ свои средства, желая соединить выгоды берлинскаго двора съ своими. Онъ успѣлъ въ томъ[3]. Онъ еще не пробылъ въ Берлинъ двухъ дней, какъ уже весь дворъ занимался только имъ, хвалилъ его прелесть, его умъ, его великодушную пылкость въ дѣлѣ Европы. Онъ окружилъ своею внимательностью всѣхъ родственниковъ великаго Фридриха, посѣтилъ герцога Брауншвейгскаго, Фельдмаршала Моллепдорфа, и почтилъ въ нихъ вождей прусской арміи. Молодой принцъ Лудовикъ, племянникъ короля, напередъ преданный Россіи и отличавшійся жестокою ненавистью къ французамъ и пламенною любовью къ славь, волновался еще больше обыкновеннаго. Какое-то общее увлеченіе предавало прусскій дворъ Александру. Фридрихъ-Вильгельмъ начиналъ устрашаться того, и ожидая предложеній, какія долженъ былъ породить общій энтузіазмъ, молчалъ, боясь минуты объясненія. Онъ вызвалъ опять къ себѣ Гаугвица и совѣщался съ нимъ. Гаугвицъ, разбирая дѣйствія своего неблагодарнаго ученика, Гарденберга, говорилъ, что за нѣсколько мѣсяцевъ были слишкомъ французами, а теперь сдѣлались слишкомъ Русскими. Но какъ выйдти изъ-затрудненія и вырваться изъ объятій юнаго императора? Затрудненіе увеличивалось съ каждымъ часомъ и нельзя было разрѣшить его безпрерывными отсрочками, Александръ дорожилъ временемъ, потому-что каждый день возвѣщалъ о новыхъ шагахъ Наполеона къ Дунаю и покой опаёности для Австріи и для русскихъ армій, пришедшихъ къ Инну. Онъ открылъ свои намѣренія прусскому королю и велѣлъ своему министру иностранныхъ дѣлъ приступить къ искусному и коварному графу Гаугвицу. Легко догадаться, какую тому развивали они. Пруссія, по ихъ мнѣнію, не могла отдѣлить своихъ выгодъ отъ европейскихъ; она не могла своею недѣятельностью доставить торжества общему врагу, который щадитъ ее, хотя и очень-мало, что доказываетъ переходъ черезъ Аншпахъ, но уничтожитъ тотчасъ, какъ только избавится отъ Австріи и Россіи. Пруссія, правда, подъ ударами Наполеона; до на помощь ея пришли съ 80-ти тысячною арміею, и пришли именно для нея. Армія, собранная въ Пулавѣ, на границѣ Силезіи, не угроза, а великодушное вниманіе Александра, который не хочетъ вовлечь друга въ тяжелую войну, не предлагая ему средствъ противъ опасностей[4]. У Наполеона, впрочемъ, довольно враговъ; онъ въ страшной опасности на Дунаѣ, если соединенные Австрійцы и Русскіе противопоставятъ ему твердую преграду, а Пруссія обратится въ тылъ его во Франконіи: поставленный между двухъ огней, онъ непремѣнно погибнетъ. При такомъ вѣроятномъ случаѣ, общимъ избавленіемъ будутъ обязаны Пруссіи и сдѣлаютъ для нея все, что обѣщаетъ Наполеонъ и чего подумаетъ исполнить онъ: ей отдадутъ земли, которыми льстилъ онъ справедливому честолюбію бранденбургскаго дома, отдадутъ Ганноверъ. (Въ-самомъ-дѣлѣ, уже писали въ Лондонъ, стараясь побудить Англію къ такому пожертвованію.) Лучше же пріобрѣсти столь прекрасное увеличеніе земель отъ законнаго владѣтеля, въ награду за спасеніе всѣхъ, нежели отъ похитителя, раздающаго чужое въ награду измѣны.
Къ этимъ убѣжденіямъ вскорѣ присоединилось новое вліяніе: поспѣшный пріѣздъ изъ Вѣны въ Берлинъ эрцгерцога Антонія. Онъ разсказывалъ объ ульмскихъ бѣдствіяхъ, о быстрыхъ успѣхахъ французовъ, объ опасностяхъ австрійской монархіи, по великости своей уже общихъ всей Германіи, и съ жаромъ ходатайствовалъ о сближеніи двухъ главныхъ нѣмецкихъ державъ.
Дипломатическая сѣть была разставлена такъ хорошо, что прусскій король не могъ избѣгнуть отъ нея. Но онъ и г. Гаугвицъ сопротивлялись упорно, какъ-бы предчувствуя бѣдствія, вскорѣ поразившія прусскую монархію. Много было переговоровъ, споровъ, даже горькихъ жалобъ. Король и его министръ говорили, что хотятъ погубить и конечно погубятъ Пруссію, потому-что даже вся соединенная Европа не въ силахъ сопротивляться Наполеону; что если они уступаютъ, то единственно насилію, дѣлаемому ихъ разсудку, осторожности, для чего русская армія, собранная на границѣ Силезіи, служила орудіемъ[5].
Предупредительность, отрицанія, и особливо дѣйствіе постороннихъ причинъ, какъ-то фразы принца Людовика, восклицанія молодыхъ людей главнаго штаба прусскаго, наконецъ побѣдили г-на Гаугвица и заставили его раздѣлить намѣренія союзниковъ. Но король хотѣлъ сохранить послѣднее средство для избѣжанія отъ новыхъ обязанностей, и по совѣту Гаугвица принялъ планъ предложить посредничество, это огромное лицемѣрство, которое употребляли тогда всѣ державы, когда хотѣли скрыть планы коалиціи противъ Франціи[6]. Рѣшено было, что Пруссія, ссылаясь на невозможность жить спокойно между двумя ожесточенными противниками, которые не уважали даже неприкосновенности ея земель, рѣшается принудить ихъ къ миру. Ничего не могло быть лучше; но какія условія мира предложитъ она? Въ томъ состоя. іъ весь вопросъ. Еслибъ Пруссія сообразовалась съ трактатами, подписанными сю съ Наполеономъ и утверждавшими настоящее состояніе Французской имперіи, въ замѣну пріобрѣтеній Пруссіи въ Германіи, то противъ этого нечего было бы и сказать. Но она хотѣла предложить условіями мира новое разграниченіе австрійскихъ владѣній въ Ломбардіи, что повлекло бы за собою раздробленіе итальянскаго королевства, вознагражденіе королю сардинскому и, сверхъ-того, обыкновенныя условія самого Наполеона въ случаѣ всеобщаго примиреній, т. е. независимость Неаполя, Швейцаріи, Голландіи. Это было уже явнымъ нарушеніемъ взаимныхъ обезпеченій между Пруссіею и Франціей), утвержденныхъ не въ неудавшихся проектахъ союзовъ, но въ подлинныхъ конвенціяхъ, подписанныхъ но случаю вознагражденій въ Германіи.
Русскіе и Австрійцы желали бы большаго; но зная, что Наполеонъ никогда не согласится и на эти условія, они были увѣрены, что и ими вовлекутъ Пруссію въ войну. Они согласились также, чтобъ въ переговорахъ съ Франціею не было и слова о Великобританіи; согласились и на послѣднее требованіе короля — отсрочить на мѣсяцъ всѣ дѣйствія Пруссіи. Эта предосторожность, самая важная и самая двусмысленная, была слѣдствіемъ совѣтовъ герцога Брауншвейгскаго, который объявилъ, что прусская армія можетъ быть готова не раньше начала декабря, и г-на Гаугвица, который совѣтовалъ помедлить, чтобъ видѣть, какой оборотъ пріймутъ дѣла на Дунаѣ между Французами и Русскими. Съ такимъ полководцемъ, какъ Наполеонъ, событія не могли замедлиться и, выгадавъ только одинъ мѣсяцъ можно было надѣяться выйдти изъ замѣшательства какимъ-нибудь неожиданнымъ и окончательнымъ рѣшеніемъ дѣлъ. Положило, что черезъ мѣсяцъ отъ дня, въ который г. Гаугвицъ отправится изъ Берлина съ предложеніемъ посредничества, Пруссія начнетъ военныя дѣйствія, если Наполеонъ не дастъ удовлетворительнаго отвѣта. Къ мѣсяцу легко было прибавить еще нѣсколько дней, замедливъ подъ разными предлогами отъѣздъ г. Гаугвица; а сверхъ. Того, Фридрихъ-Вильгельмъ полагался на своего министра, на его осторожность, ловкость, при которыхъ первыя слова съ Наполеономъ не могли сдѣлать разрыва неизбѣжнымъ и немедленнымъ.
Эти условія, недостойныя прямодушія Пруссіи (!), потому-что, повторяемъ, они были противны переговорамъ формальнымъ, за которые Пруссія получила богатыя земли, и особливо противны сближенію, которое Наполеонъ могъ почитать искреннимъ — эти условія были внесены въ двойную декларацію, подписанную въ Потсдамѣ 3 ноября. Текстъ ихъ никогда не былъ обнародованъ, но послѣ Наполеонъ узналъ ихъ содержаніе. Декларація сохранила названіе потсдамскаго трактата. Наполеонъ, конечно, ошибся относительно Пруссіи: онъ ласкалъ ее, предоставлялъ ей много выгодъ, и упустилъ не одинъ случай связать ее безвозвратно. Но онъ оказалъ ей существенное благорасположеніе и былъ всегда прямодушенъ въ сношеніяхъ съ нею[7].
Александръ и Фридрихъ-Вильгельмъ жили въ Потсдамѣ. Тамъ, въ. прелестномъ убѣжищѣ великаго Фридриха, воспламенили они другъ-друга и заключили трактатъ, столь противный политикѣ и выгодамъ Пруссіи. Изворотливый Гаугвицъ былъ отъ него въ отчаяніи, и извинялъ самого-себя въ подписаніи такого трактата только надеждою отвратить его послѣдствія. Король, смущенный, разстроенный, не зналъ самъ куда идетъ. Его еще больше смутила сцена надъ гробницею великаго Фридриха. Александръ, вмѣстѣ съ королемъ, пришелъ подъ своды церкви въ Потсдамѣ, заплакалъ, обнялъ своего друга, клялся ему и заставилъ его поклясться въ вѣчной дружбѣ — надъ гробомъ Фридриха-Великаго[8]. Эта сцена вскорѣ стала извѣстна въ цѣлой Европѣ и утвердила мнѣніе, что между двумя монархами существуетъ тѣсный союзъ.
Англія узнала о перемѣнѣ въ политикѣ Пруссіи, о переговорахъ, такъ счастливо веденныхъ съ берлинскимъ дворомъ, и признала въ томъ событіе важное, которое могло рѣшить жребій Европы. Тотчасъ отправила она для переговоровъ самого лорда Гаррауби, министра иностранныхъ дѣлъ. Лондонскій кабинетъ соглашался на все, только бы привлечь на свою сторону берлинскій дворъ: уступалъ Ганноверъ, обѣщалъ Голландію, предлагалъ вспомогательныя деньги. Но, разсуждая о будущемъ, старались извлечь для настоящаго существенное, т. е. укрѣпить союзъ съ Пруссіею, и торопили г. Гаугвица къ отъѣзду. Между-тѣмъ, императоръ Александръ, пробывъ въ Берлинъ десять дней, отправился 5 ноября въ Веймаръ, для свиданія съ великою княгинею сестрою своею, особою высокихъ достоинствъ: она жила въ Веймаръ, окруженная превосходными геніями германскими, наслаждаясь бесѣдою ихъ, которой была достойна Монархи россійскій и прусскій разстались въ изъявленіемъ совершеннаго дружества. Александръ отправлялся въ армію, окруженный участіемъ, естественнымъ при такомъ отъѣздѣ. Въ немъ привѣтствовали юнаго героя, готоваго встрѣтить величайшія опасности за общее дѣло царей.
Между-тѣмъ, Лафоре, французскій министръ, и Дюрокъ, обер-гофмаршалъ императора, были совершенно оставлены. Дворъ продолжалъ оказывать имъ оскорбительную холодность. Обѣщая сохранять въ тайнъ потсдамскіе переговоры, Русскіе не могли, однакожь, не изъявлять удовольствія, и вездѣ говорили, что Пруссія соединена съ ними неразрывно. При томъ военная дѣятельность стараго герцога брауншвейгскаго, даже несообразная съ его лѣтами, доказывала, что присутствіе Александра въ Потсдамъ было не безуспѣшно. Гарденбергъ не показывался Французскимъ уполномоченнымъ; но Гаугвицъ принималъ ихъ къ себѣ. На вопросъ, что должно думать о распространяемыхъ Русскими слухахъ, онъ отрепался отъ всего. Онъ говорилъ, что дѣло идетъ объ извѣстномъ уже проектѣ посредничества, но не объяснялъ условій его, и только увѣрялъ, что заботится сдѣлать ихъ сообразными силѣ и славѣ того великаго человѣка, къ которому самъ отправляется съ ними.
Ясно было только одно, что Силезія открыта Русскимъ, въ наказаніе за переходъ французскихъ войскъ черезъ Аншпахъ, и что Ганноверъ вскорѣ будетъ занятъ прусскою арміею. Въ тамошней крѣпости Гамельнѣ былъ 6-ти-тысячный французскій гарнизонъ, и г. Гаугвицъ, не говоря станутъ ли осаждать крѣпость, обѣщалъ только величайшее вниманіе къ Французамъ, прибавляя, что надѣется того же и отъ нихъ.
Дюрокъ видѣлъ, что ему и euer о больше дѣлать въ Берлинѣ и отправился оттуда въ главную квартиру Наполеона. Наполеонъ — это было въ началѣ ноября — управившись съ первою австрійскою арміею, готовился обрушиться на Русскихъ, сообразно своему плану. Когда онъ узналъ, что происходило въ Берлинѣ, онъ чрезвычайно изумился, искренно вѣря, что переходомъ черезъ Аншпахъ не нарушилъ принятыхъ обычаевъ. Не думая, чтобъ раздраженіе Пруссіи было искренно, онъ былъ убѣжденъ, что имъ только прикрывали наклонность Пруссіи къ коалиціи. Но поколебать его не могли никакія предположенія, и онъ показалъ въ этомъ случаѣ все величіе своего характера.
Мы уже видѣли общій планъ военныхъ дѣйствій, предначертанный имъ; но вмѣшательство Пруссіи могло сильно измѣнить этотъ планъ, еслибъ она, черезъ Франконію или Богемію, обратилась въ тылъ Наполеона, когда онъ шелъ къ Вѣнѣ. При извѣстіи о томъ, что происходило въ Берлинѣ, обыкновенный полководецъ остановился бы, отступилъ на ближайшую позицію къ Рейну, опасаясь быть обойденнымъ, и ожидалъ бы томъ со всѣми своими войсками послѣдствій потсдамскаго трактата. Но, дѣйствуя такимъ образомъ, онъ сдѣлалъ бы неизбѣжными тѣ опасности, которыя были только предположительными; онъ далъ бы время обѣимъ русскимъ арміямъ, Кутузова и Александра, соединиться, эрц-герцогу Карлу персіідти изъ Ломбардіи въ Баварію на соединеніе съ Русскими, Пруссакамъ время и смѣлость обратиться къ нему съ невозможными предложеніями и выступить на поприще. Черезъ мѣсяцъ у него было бы на рукахъ 120 тысячь Австрійцевъ, 100 тысячь Русскихъ, 150 тысячъ Пруссаковъ, собранныхъ въ Верхнемъ-Пфальцѣ или въ Баваріи, и громада силъ, вдвое превосходившая его силы, подавила бы его. Упорно оставаться при своей мысли, т. с. идти впередъ, отбросить на оконечность Германіи главныя силы союзниковъ, выслушать жалобы Пруссіи въ Вѣнѣ и вмѣсто отвѣта указать ей на свои побѣды: такая рѣшимость была самою благоразумною, хотя и казалась самою дерзкою. Великія рѣшенія бываютъ возможны только великимъ людямъ: обыкновенные люди пали бы исполняя ихъ; кромѣ того, они требуютъ превосходнаго генія, соединеннаго съ верховною властью: для свободы и твердости въ движеніяхъ надобно быть средоточіемъ всѣхъ движеній, всѣхъ извѣстій, всей власти, надобно быть полководцемъ и главою имперіи, надобно быть Наполеономъ и императоромъ.
Наполеонъ возражалъ на требованія Пруссіи сообразно твердымъ своимъ рѣшеніямъ. Онъ переѣхалъ изъ Ульма въ Аугсбургъ, изъ Аугсбурга въ Мюнхенъ, для распоряженій походомъ. Главнокомандующій италійской его арміи, Массена, дѣйствовалъ противъ эрцгерцога Карла съ обыкновенною своею дерзостью, по удачно, такъ-что эрцгерцогъ, получивъ извѣстіе объ ульмскомъ бѣдствіи, началъ отступать. Такимъ-образомъ, другая часть Наполеонова плана исполнилась съ точностью, какъ и первая: эрцгерцогъ Карлъ, отодвинутый къ Австріи, принужденъ былъ отступать и идти на помощь къ угрожаемой столицѣ.
Наполеонъ не терялъ ни минуты въ Мюнхенѣ для окончательныхъ распоряженій. Онъ торопился перейдти черезъ Иннъ, разбить Русскихъ и разстроить берлинскіе замыслы новыми успѣхами, столько же быстрыми, какъ успѣхи подъ Ульмомъ. Корпусъ генерала Кутузова, бывшій передъ нимъ, состоялъ при началѣ похода едва изъ 50-ти тысячь человѣкъ, хотя Россія и обѣщала, что онъ будетъ гораздо многочисленнѣе[9]. На переходѣ отъ Моравіи до Баваріи, онъ оставилъ пять или шесть тысячь человѣкъ больныхъ и отсталыхъ, но къ нему присоединился австрійскій отрядъ Кинмайера, избѣгнувшій ульмскаго бѣдствія. Г. Мерфельдъ соединилъ еще нѣсколько войскъ съ этимъ отрядомъ и принялъ начальство надъ нимъ. Всего могло быть тутъ до 65-ти тысячъ солдатъ, русскихъ и австрійскихъ — слишкомъ-мало для спасенія монархіи отъ 150-ти тысячъ Французовъ, тѣ которыхъ по-крайней-мѣрѣ сто тысячъ тли одною громадою. Генералъ Кутузовъ командовалъ арміею. Это былъ человѣкъ довольно старый, лишенный одного глаза отъ раны въ голову, очень толстый, лѣнивый, безпутный (dissolu), жадный[10], но проницательный, развязный умомъ столько же, какъ тяжелый тѣломъ, счастливый на войнѣ, ловкій при дворѣ, и довольно способный начальствовать тамъ, гдѣ надобны были осторожность и удача[11]. Помощниками его были люди посредственные (!), кромѣ трехъ: князя Багратіона и генераловъ Дохтурова и Милорадовича. Князь Багратіонъ, Грузинецъ по происхожденію, былъ герой мужествомъ и замѣнялъ опытностью недостатокъ образованности[12]: въ авангардѣ и въ аррьергардѣ, его роль была всегда самою трудною. Генералъ Дохтуровъ былъ воинъ благоразумный, скромный, образованный и твердый. Генералъ Милорадовичъ, Сербъ родомъ, блистательный храбростью, но не имѣвшій никакихъ военныхъ познаній, былъ человѣкъ безпутный жизнью, и соединялъ всѣ пороки образованности со всѣми пороками варварства[13]. Характеръ солдатъ русскихъ довольно соотвѣтствовалъ характеру ихъ генераловъ. Въ нихъ была храбрость, дикая и худо-направленная. Артиллерія русская была неповоротлива, кавалерія плоха. Вообще, генералы, офицеры, солдаты, составляли армію необразованную, но удивительно страшную своею преданностью[14]. Въ-послѣдствіи, русскія войска поучились воевать, воюя съ нами, и начали соединять знаніе съ мужествомъ[15].
Кутузовъ до послѣдней минуты не зналъ объ ульмскомъ бѣдствіи, потому-что эрцгерцогъ Фердинапдъ и генералъ Маккъ еще наканунѣ несчастій извѣщали его только объ успѣхахъ. Истина открылась, когда генералъ Маккъ явился самъ возвѣстить объ истребленіи главной австрійской арміи. Кутузовъ, справедливо отчаявшись спасти Вѣну, не скрылъ тогда отъ императора Франца, который прискакалъ въ русскую главную квартиру, что надобно пожертвовать столицею. Онъ намѣревался самъ какъ можно-скорѣе выйдти изъ угрожавшей ему опасности, перешедши на лѣвый берегъ Дуная, гдѣ хотѣлъ соединиться съ резервами, подходившими черезъ Богемію и Моравію. Но императоръ Францъ и совѣтъ его рѣшились пожертвовать Вѣною только въ послѣдней крайности, и думали, что, замедливъ походъ Наполеона всѣми средствами, какія могла представить оборонительная война, дали бы время эрцгерцогу Карлу перейдти въ Авсирію, русскимъ резервамъ прійдти на Дунай, и, соединивъ всѣ союзныя войска, дать битву, которая, можетъ-быть, спасла бы столицу и монархію. Кутузовъ, соображаясь съ желаніями главнаго союзника своего государя, обѣщалъ противопоставить Французамъ всякое сопротивленіе, которое только не вовлекло бы въ большую, общую битву, и рѣшился, для задержанія непріятеля, воспользоваться всѣми притоками Дуная, впадающими въ него съ Альповъ. Для этого стоило только разламывать мосты и затруднять сильными аррьергардами переходъ Французовъ открытою силою, всегда трудный въ такое время года, когда рѣки бурлятъ и несутъ на себѣ льдины.
Наполеонъ расположилъ свой походъ слѣдующимъ образомъ. Онъ долженъ былъ идти между Дунаемъ и цѣпью Альповъ, по дорогѣ, сжатой между рѣкою и горами. Идти впередъ съ многочисленною арміею по этой тѣсной дорогѣ, было затруднительно въ-отношеніи къ продовольствію и опасно для похода, потому-что, кромѣ эрцгерцога Карла, который могъ перейдти изъ Ломбардіи въ Баварію и устремиться въ нашъ тылъ, въ Тироль было около 25 тысячь человѣкъ подъ начальствомь эрцгерцога Іоанна. Наполеонъ принялъ противъ этого благоразумную предосторожность, поручивъ корпусу Нея завоевать Тироль. Онъ предписалъ маршалу выйдти изъ Ульма на Кемптенъ и проникнуть въ Тироль такъ, чтобъ разрѣзать на двое войска, разсѣянныя въ тамошней длинной странѣ. У Нея, безъ дивизіи Дюпона, способствовавшей Мюрату преслѣдовать эрцгерцога Фердинанда, оставалось около 10-ти тысячь человѣкъ. Но Наполеонъ, довѣряя твердости его и 14-ти тысячамъ Ожеро, подходившимъ изъ Франціи, полагалъ, что такихъ силъ достаточно для предположенной цѣли. Послѣ занятія Тироля, онъ назначилъ Бернадотту проникнуть въ Зальцбургъ, и приказалъ ему идти изъ Мюнхена къ Инну и переправиться черезъ него въ Вассербургѣ или въ Розсигсимѣ. Такимъ-образомъ, Наполеонъ обезпечивалъ себѣ двѣ выгоды: совершенно прикрывалъ себя со стороны Альповъ и оставался повелителемъ верхняго Инна, причемъ Австро-Руссы не могли защищать нижняго теченія рѣки противъ главныхъ силъ нашей арміи. Самъ онъ, съ корпусами маршаловъ Даву, Сульта и Ланна, съ резервомъ кавалеріи и гвардіею, прямо выступалъ противъ великой преграды Инна, располагаясь перешагнуть черезъ нее между Мюльдорфомъ и Браунау. Мюратъ, съ драгунами генераловъ Вальтера и Бомона, тяжелою кавалеріею генерала Гопу и понтонами, получилъ приказаніе двинуться прямо на Мюльдорфъ, слѣдуя изъ Мюнхена по большой дорогѣ черезъ Гогенлинденъ и поля, прославленныя генераломъ Моро. Маршалъ Сультъ долженъ былъ подкрѣплять его въ одномъ переходѣ позади. Даву пошелъ лѣвѣе, Ланнъ еще лѣвѣе Даву. Дивизія Дюпона двинулась внизъ по Дунаю, для овладѣнія Нассау. Наполеонъ съ гвардіею слѣдовалъ за Мюритомъ и Сультомъ, по большой мюнхенской дорогѣ.
Еще не выступая изъ Аугсбурга, Наполеонъ устроилъ систему военныхъ депо, и обращалъ на нее тѣмъ болѣе вниманія, чѣмъ болѣе распространялись его дѣйствія. Въ Баваріи, на Лехѣ, онъ избралъ Аугсбургъ и распорядился необходимою защитою этого, довольно крѣпкаго и многолюднаго города, куда велѣлъ свозить всѣ коммиссаріатскіе и съѣстные запасы, и гдѣ велѣлъ устроить госпитали. Принявъ такія мѣры предосторожности, полезныя во всякомъ случаѣ, онъ отправился за своими корпусами, шедшими на одинъ или два перехода впереди.
Движенія его арміи исполнялись по его предначертанію. 26-го октября она вся приближалась къ Инну. Австро-Руссы не оставили цѣлымъ ни одного моста, но солдаты наши, кидаясь сильными отрядами въ барки, вездѣ переплывали подъ ружейнымъ и картечнымъ огнемъ, очищали противоположный берегъ и готовили возстановленіе мостовъ, рѣдко гдѣ совершенію истребленныхъ непріятелемъ при поспѣшномъ его отступленіи. Бернадоттъ, встрѣчая не много препятствій, перешелъ черезъ Нинъ 28 октября, въ Вассербургѣ, а маршалы Сультъ, Мюратъ и Даву въ Мюльдорфѣ и Ней-Эттингень. Ланпъ направился къ Браулау, и нашедши мостъ разломаннымъ, послалъ на нѣсколькихъ отнятыхъ баркахъ отрядъ къ другому берегу. Отрядъ переправился черезъ рѣку и явился у воротъ Браунау. Каково было удивленіе нашихъ солдатъ, когда они нашли открытою эту крѣпость, совершенно вооруженную, приведенную въ осадное состояніе и снабженную значительными запасами. Тотчасъ овладѣли ею и заключили изъ такого страннаго событія, что непріятель отступаетъ съ поспѣшностью, близкою къ безпорядку.
Наполеонъ, восхищенный столь-важнымъ пріобрѣтеніемъ, прискакалъ самъ въ Браунау, удостовѣриться лично въ томъ, какія средства представляла ему эта крѣпость. Онъ осмотрѣлъ ее и приказалъ перевозить въ нее большую часть запасовъ, которые сначала хотѣлъ собрать въ Аугсбургѣ, предпочитая для такого назначенія Браунау. Онъ оставилъ тамъ гарнизонъ и назначилъ командиромъ его своего адъютанта Лористона, возвратившагося изъ морской кампаніи, гдѣ находился онъ при адмиралѣ Вилльневѣ. Онъ ввѣрилъ ему не простое командованіе крѣпостью, а правленіе, простиравшееся на всѣ резервы, бывшіе сзади арміи. Военные снаряды, съѣстные припасы, раненные, рекруты, шедшіе изъ Франціи, плѣнные, отсылаемые туда, все должно было проходить черезъ Браунау, подъ надзоромъ генерала Лористона.
Ноября 5 то, главная квартира Наполеона была уже въ Линцѣ, занятомъ Французами безъ сопротивленія. При движеніи своемъ впередъ, Наполеонъ безпрестанно принималъ новыя предосторожности. До-сихъ-поръ, онъ шелъ по правому берегу Дуная, не заботясь о лѣвомъ. Но слышно было, что въ Богеміи сбираются войска, подъ начальствомъ эрцгерцога Фердинанда, вышедшаго изъ Ульма съ нѣсколькими тысячами кавалеріи. Говорили также о второй русской арміи, приведенной Императоромъ Александромъ-въ Богемію. Итакъ, надобно было остерегаться и съ этой стороны. Наполеонъ приказалъ дивизіи Дюпона, посланной въ Нассау, идти по лѣвому берегу Дуная, держась на одной высотѣ съ арміею и посылая рекогносцировать дороги изъ Богеміи. Къ Дюпону должны были присоединиться Голландцы, отдѣленные отъ Мармона. Полагая, что и этого недовольно, Наполеонъ отдѣлилъ дивизію Газана отъ корпуса Ланна, и также послалъ ее на лѣвый берегъ, вмѣстѣ съ дивизіею Дюпона, отдавъ обѣ ихъ подъ начальство маршала Мортье. Не желая оставить ихъ отдѣленными отъ большой арміи, занимавшей правый берегъ, онъ вздумалъ составить изъ судовъ, собранныхъ на Иннѣ, Траунѣ, Энсѣ, Дунаѣ, многочисленную флотилію, гдѣ были съѣстные припасы, снаряды и всѣ усталые. Идя по Дунаю наравнѣ съ арміею, флотилія могла въ одинъ часъ высадить на правый или лѣвый берегъ десять тысячь человѣкъ, соединяла оба берега и служила въ одно время средствомъ сообщенія и перевозки.
Всѣми такими предосторожностями Наполеонъ отвратилъ неудобство марша наступательнаго по узкой и длинной дорогѣ, между Альпами и Дунаемъ. На вершинѣ Альновъ былъ у него корпусъ Мармона; на половинѣ возвышенія ихъ корпусъ Даву, а у подошвы корпуса Сульта, Ланна, Бернадотта, гвардія, кавалерія Мюрата и наконецъ флотилія связывала все, что двигалось по обоимъ берегамъ рѣки и что трудно было тащить за собою. Въ такомъ грозномъ видѣ приближался онъ къ Вѣнѣ.
Когда готовились выѣхать изъ Линца, въ главную квартиру прибылъ посланный отъ германскаго императора. То былъ генералъ Гіулай, взятый съ другими при Ульмѣ, отпущенный, и разсказавшій своему государю о мирныхъ расположеніяхъ Наполеона, слышанныхъ имъ, такъ-что императоръ Францъ рѣшился послать его съ предложеніемъ перемирія. Гіулай не выражался ясно, по явно желалъ, чтобъ Наполеонъ остановился не входя въ Вѣну, хотя не представлялъ съ своей стороны никакого ручательства въ близкомъ и сообразномъ съ обстоятельствами мирѣ. Наполеонъ не отказывался немедленно говорить о мирѣ съ уполномоченнымъ согласиться на необходимыя пожертвованія; но заключить перемиріе, безъ ручательства получить должное вознагражденіе за военныя издержки, значило дать время другой русской арміи присоединиться къ первой, а эрцгерцогамъ примкнуть къ Русскимъ подъ стѣнами Вѣны. Не такой человѣкъ былъ Наполеонъ, чтобъ сдѣлалъ онъ подобную ошибку. Онъ объявилъ, что остановился бы у воротъ Вѣны и не перешелъ бы за нихъ, еслибъ къ нему явились съ искренними предложеніями мира, но что иначе онъ прямо идетъ къ своей цѣли, которою была столица имперіи. Г. Гіулай упоминалъ о необходимости согласиться съ императоромъ Александромъ прежде, нежели будутъ утверждены условія, которыя пріймутъ всѣ воюющія державы. Наполеонъ отвѣчалъ, что императоръ Францъ напрасно подчиняетъ свои рѣшенія императору Александру, находясь въ опасности, которой тотъ не видитъ; что его дѣло думать о своей монархіи, и спасти ее соглашеніемъ съ Франціею, предоставивъ Французскимъ арміямъ заботу проводить русскихъ домой. Наполеонъ не сказалъ, какими условіями удовольствуется онъ, но всѣ знали, что онъ желалъ венеціянскихъ областей. Эти области составляли дополненіе Италіи. Для пріобрѣтенія ихъ, онъ не началъ бы войны; но когда Австрія сама вызвала на нее, то естественно, что онъ желалъ законнаго возмездія за свои побѣды. Впрочемъ, онъ отдалъ г. Гіулаю письмо къ императору Францу, письмо вѣжливое, краткое, но довольно-ясное касательно условій мира.
Прежде отъѣзда, Наполеонъ принималъ также курфирста баварскаго, который не могъ застать его въ Мюнхенъ и пріѣхалъ въ Линцъ, изъявить ему свою признательность, свое удивленіе, свою радость и особливо надежды на увеличеніе своего государства.
Наполеонъ оставался въ Линцѣ только три дня, именно сколько было необходимо для отданія приказаній. Но корпуса его не переставали идти, и перешедъ Иннъ 28 и 29 октября, Траунъ 31, Энсъ 4 и 5 ноября, они приближались въ этотъ самый день къ Амштеттену и Сен-Пельтену. Въ Амштеттенѣ, Русскіе хотѣли дать аррьергардное сраженіе, надѣясь выиграть время и спасти свои обозы. Большая вѣнская дорога проходила черезъ сосновый лѣсъ. Русскіе заняли позицію на полянѣ, между лѣсомъ, гдѣ было свободное пространство на право и на лѣво отъ дороги. Посреди этого пространства, впереди находилась артиллерія Русскихъ, подкрѣпленная кавалеріею, а позади, къ лѣсу, лучшая ихъ пѣхота[16]. Мюратъ и Ланнъ, выступивъ на поляну съ драгунами и съ гренадерами Удино, увидѣли распоряженія непріятеля. Они въ первый разъ встрѣтилось съ Русскими и спѣшили показать имъ, какъ сражаются Французы[17]. Драгуны и конные егери пустились по большой дорогѣ на артиллерію и кавалерію непріятельскую. Не смотря на картечный огонь, наши храбрые кавалеристы скоро взяли пушки, изрубили русскую кавалерію и очистили пространство[18]. Надобно было еще сломить пѣхоту, прислоненную къ сосновому лѣсу. Гренадеры Удино взяли это на себя. Послѣ жесточайшаго ружейнаго огня, они пошли на штыки противъ Русскихъ, которые показали рѣдкую храбрость, бились въ рукопашной схваткѣ и долго сопротивлялись, пользуясь частымъ лѣсомъ. Наконець, наши гренадеры вытѣснили ихъ изъ этой позиціи, обратили въ бѣгство, и убили, ранили и взяли въ плѣнъ у нихъ тысячу человѣкъ[19].
Мюратъ и Ланнъ шли вмѣстѣ, первый съ своею неусыпною, хотя изнуренною кавалеріею, второй съ своими страшными гренадерами. Они продолжали преслѣдовать непріятеля 6, 7 и 8 ноября, но нигдѣ не могли настичь его. «Русскіе» писалъ Ланнъ къ Наполеону, «бѣгутъ еще скорѣе, нежели мы преслѣдуемъ ихъ; эти ничтожные ни разу не остановятся подраться»[20]. 8 числа, передъ Сен-Нельтеномъ, Ланнъ и Мюратъ увидѣли ихъ въ боевомъ порядки, по-видимому, готовыхъ вступить въ сраженіе. Оба начальника нашего авангарда, не смотря на свою пылкость, не осмѣлились вступить въ битву безъ императора, тѣмъ больше, что не имѣли достаточныхъ средствъ дать ее. Весь день 8 числа оставались другъ передъ другомъ, вблизи красиваго Мёлькскаго Аббатства.
Разные слухи извѣстили Мюрата, что Русскіе не намѣрены держаться въ Сен-Нельтенѣ. Въ-самомъ-дьлѣ, они приняли важное рѣшеніе. Уничтоженіемъ мостовъ и аррьергардными сраженіями задержавъ походъ Французовъ, и исполнивъ желаніе императора австрійскаго, который хотѣлъ, чтобъ какъ-можно-долѣе оспоривали большую вѣнскую дорогу, Русскіе думали, что сдѣлали уже довольно и помышляли о собственной своей безопасности. Они переправились черезъ Дунай въ Кремсѣ, гамъ, гдѣ онъ, оканчивая свой загибъ къ сѣверу, снова направляется къ востоку. Больше всего побудило ихъ къ тому извѣстіе, что часть французской арміи перешла на лѣвый берегъ Дуная. Въ-самомъ-дѣлѣ, они могли опасаться, что Наполеонъ неожиданнымъ манёвромъ перенесетъ главныя силы свои на лѣвый берегъ и отрѣжетъ югъ отъ Моравіи и Богеміи. Въ-слѣдствіе того, они перешли черезъ Дунай въ Кремсѣ и сожгли за собою мостъ. Другаго средства не было, потому-что укрѣпленія для защиты моста и прочнаго обладанія имъ были едва начаты. 9 числа совершили они свой переходъ, оставивъ во всемъ австрійскомъ эрцгерцогствѣ страшные слѣды своего пребыванія[21]. Они грабили, опустошали, даже убивали, словомъ, поступали какъ варвары, такъ-что жители почитали Французовъ почти освободителями своими[22]. Русскіе обходились съ австрійскими войсками совсѣмъ не какъ друзья, а чрезвычайно высокомѣрно и слагали на нихъ всѣ бѣдствія похода. Офицеры и генералы русскіе выражались на этотъ счетъ съ оскорбительною и нимало незаслуженною заносчивостью, потому-что если Австрійцы не оказывали такой стойкости, какъ русскіе пѣхотинцы, то были выше ихъ во всѣхъ другихъ отношеніяхъ[23]. Австрійцы не ладили съ Русскими и отдѣлились отъ нихъ: они пошли защищать вѣнскіе мосты, и г. Мерфельдъ съ своимъ корпусомъ отступилъ по штейсрской дорогѣ на Леобенъ[24]. За нимъ шли Мармонъ и Даву. Прямая дорога въ Вѣну была открыта Французамъ: въ два перехода они могли быть у воротъ австрійской столицы, и никто не сталъ бы оспоривать у нихъ вступленія въ нее.
Искушеніе было слишкомъ-велико для Мюрата. Могъ ли онъ устоять противъ желанія кинуться впередъ и показать столицѣ Австріи себя, всегда самаго виднаго на смотрахъ и въ опасностяхъ? Никогда армія, пришедшая съ запада, не проникала до столицы германской имперіи. Моро въ 1800 г. и генералъ Бонапарте въ 1797 г. подписали перемирія передъ самымъ входомъ въ нее. Только Турки были подъ стѣнами ея, но не прошли за нихъ. Мюратъ не устоялъ противъ искушенія, и 10 и 11 шелъ къ Вѣнѣ, побуждая Сульта и Ланна идти за собою. Онъ, однакожь, остерегся вступить въ нее и остановился въ Буркерсдорфѣ, въ гористой дефилеѣ Каленберга, въ двухъ льё отъ Вѣны.
Поспѣшность безполезная и даже опасная. Непредвидѣнная перемѣна, открытая въ движеніи непріятеля, стоила того, чтобъ остановиться и ждать приказаній императора. Сверхъ-того, корпусъ маршала Мортье и флотилія, назначенная соединять его съ арміею, оставались далеко назади; а между-тѣмъ, завязавъ глаза, Мюратъ кидался между Русскими, перешедшими на другой берегъ Дуная, и Австрійцами, отброшенными въ горы.
Дѣйствительно, въ это время сильная схватка угрожала маршалу Мортье, бывшему на львомъ берегу Дуная и подошедшему къ Штейну, гдѣ находились Русскіе, перешедшіе черезъ рѣку въ Кремсѣ. Опасность, какой подвергся Мортье, произошла не прямо отъ Мюрата, хотя онъ способствовалъ ей и увеличилъ ее своимъ поспѣшнымъ движеніемъ къ Вѣнѣ, но отъ небрежности, почти никогда не встрѣчаемой въ дѣйствіяхъ, управляемыхъ Наполеономъ, однако случившейся въ этотъ разъ, потому-что бываютъ промахи въ самой неутомимой и постоянной бдительности.
При тысячѣ разнообразныхъ заботъ, Наполеонъ отступилъ отъ одного изъ самыхъ неизмѣнныхъ своихъ обычаевъ: удостовѣряться въ исполненіи отданныхъ имъ приказаній. Онъ предписалъ въ общихъ выраженіяхъ соединить корпусъ изъ дивизій Газана, Дюпона и Дюмопсо, составить флотилію для связи колоннъ, шедшихъ но обоимъ берегамъ рѣки, и слишкомъ положился на своихъ помощниковъ въ соглашеніи всего этого. Мюратъ двинулся впередъ слишкомъ-скоро; Мортье, увлеченный ли движеніемъ Мюрата, или не давшій точныхъ предписаній Дюпону, оставилъ интервалъ на цѣлый переходъ между дивизіею Газана, которая была при немъ, и дивизіями Дюпона и Дюмонсо, которыя должны были присоединиться къ нему. Флотилію трудно было соединить и она оставалась далеко назади.
Наполеону быстро замѣтилъ эти неточности, поспѣшилъ въ Мёлькъ и, угадавъ, опасность Мортье, хотя еще не зналъ о ней, остановилъ корпусъ Сульта, который Мюратъ хотѣлъ увлечь за собою, и послалъ адъютантовъ къ Мюрату и Ланну замедлить ихъ движеніе. Онъ опасался не только за корпусъ, кинутый на лѣвый берегъ Дуная, но и за самый авангардъ, неосторожно вступившій въ дефилеи Каленберга.
Нигдѣ ошибки не бываютъ такъ скоро наказаны, какъ на войнѣ, потому-что нигдѣ причины и дѣйствія не сближаются такъ быстро. Русскіе, ведомые за землѣ Австріи однимъ изъ лучшихъ офицеровъ австрійскаго генеральнаго штаба, полковникомъ Шмитомъ (!), тотчасъ замѣтили, что одна французская дивизія остается отдѣльною на лѣвомъ берегу Дуная, и рѣшились разгромить ее. Обезпеченные истребленіемъ моста въ Кремсѣ, безъ котораго французская армія не могла помочь отдѣленной дивизіи, и не видя большаго числа судовъ, которыя замѣнили бы мостъ, они остановились воспользоваться торжествомъ, по-видимому легкимъ. Въ дивизіи Газана считалось едва 5000 человѣкъ; Русскихъ было еще около 45 тысячь послѣ отдѣленія отъ нихъ Австрійцевъ. Мѣстность способствовала ихъ намѣреніямъ. Дунай течетъ въ этомъ мѣстѣ среди утесистыхъ береговъ, сжатый горами Богеміи съ одной стороны и Альпами Штиріи съ другой. Отъ Дирнштейна къ Штейну и Кремсу, дорога лѣваго берега, тѣсная, индѣ изсѣченная въ скалѣ, заперта между рѣкою и горами, повелѣвающими ею. Экипажи съ трудомъ проѣзжаютъ по ней. Потому-то Мортьё, проходившій тутъ съ дивизіею Газана, поставилъ на суда единственную баттарею, которою могъ располагать. Лошадей вели за дивизіею.
11-го ноября, когда Мюрать спѣшилъ по правому берегу къ воротамъ Вѣны, Мортьё на лѣвомъ берегу прошелъ Дирнштейнъ, гдѣ есть развалины замка, въ которомъ содержался плѣнникомъ Ричардъ-Львиное-Сердце. Около Дирнштейна высоты нѣсколько удаляются отъ берега и оставляютъ пространство между своею подошвою и рѣкою. Дорога то углубляется, то идетъ выше почвы, но шоссе. Французская дивизія, зашедшая на эту дорогу, замѣтила дымъ Кремсскаго-Моста, который еще горѣлъ. Вскорѣ она увидѣла Русскихъ, и уже не сомнѣвалась, что они перешли тутъ черезъ Дунай. Не давая себѣ полнаго отчета, что такое было передъ нею, она, воспламененная общимъ жаромъ, увлекавшимъ всю армію, желала только идти впередъ и сражаться[25]. Мортье отдалъ приказаніе и тотчасъ все было готово къ бою. Артиллерійскій офицеръ, въ-послѣдсгвіи генералъ Фавье, начальникъ баттареи при дивизіи Газана, выгрузилъ свои пушки и поставилъ ихъ на позицію. Русскіе сжатою массою ринулись на французскую дивизію. Огонь артиллеріи произвелъ въ ихъ рядахъ жестокое опустошеніе. Они кинулись на пушки и старалось захватить ихъ; пѣхота линейныхъ полковъ 100-го и 103-го защищала ихъ съ чрезвычайною твердостью. На тѣсной дорогѣ завязался отчаянный рукопашный бой. Пушки были взяты и немедленно опять отбиты. Едва вырвали ихъ у Русскихъ, какъ опять начали стрѣлять почти въ упоръ и произвели тѣмъ страшное дѣйствіе. Французы, поставленные на всѣхъ малѣйшихъ возвышеніяхъ, наносили ружейнымъ огнемъ своимъ пораженіе такое же, какъ огнемъ своей артиллеріи. Полъ-дня сражались на этомъ пунктѣ, и судя по числу раненныхъ, найденныхъ на другой день, непріятель потерпѣлъ большую потерю. У него захватили 1500 человѣкъ въ плѣнъ[26]. Окончательно удержали за собою мѣсто сраженія, и думали, что могли отдохнуть.
Сражаясь ушли впередъ до Штейна. 4-й легкій полкъ, разсыпанный на высотахъ, господствующихъ надъ рѣкою, поддерживалъ тамъ сильный ружейный огонь, который ежеминутно дѣлался живѣе. Скоро объяснилась и причина этого, сначала непостижимая. Русскіе обошли высоты. Двумя колоннами, составлявшими отъ 12-ти до. 15-ти тысячъ человѣкъ, они спустились позади дивизіи Газана и вошла въ Дирнштейнъ, пройденный ею утромъ. И такъ, она была окружена и отдѣлена отъ дивизіи Дюпона, оставшейся на одинъ переходъ позади. На Дунаѣ не было видно никакой части флотиліи, и, слѣдовательно, оставалось мало надежды спастись[27]. Приближалась ночь; положеніе было ужасно, и притомъ не сомнѣвалось, что были посреди цѣлой арміи. Въ такой крайности, явной для всякаго, не пришло въ голову никому, но офицеру, ни солдату, сдаться. Единственный выборъ передъ глазами этихъ храбрыхъ людей былъ — умереть всѣмъ, до послѣдняго, но не сдаться — таковъ былъ геройскій духъ всей арміи[28]. Маршалъ Мортье думалъ, какъ его солдаты, и, какъ они, рѣшился лучше умереть, нежели отдать Русскимъ свою маршальскую шпагу. Онъ приказалъ идти колонною и пробиваться на штыкахъ, возвращаясь къ Дирнштейну, гдѣ должно было соединиться съ дивизіею Дюпона. Настала ночь. Въ темнотѣ снова начали бой, данный Русскимъ поутру, только въ противоположномъ направленіи. На этой тѣсной дорогъ кипѣлъ рукопашный бой, и люди были такъ близко другъ къ другу, что часто схватывались за горло. Сражаясь такимъ образовъ, приближалось къ Дирнштейну. Но, пробившись сквозь нѣсколько громадъ непріятеля, отчаивались достигнуть цѣли и открыть àce6b дорогу, безпрерывно замыкавшуюся. Нѣкоторые офицеры Мортье, не провидя спасенія, предлагали ему одному сѣсть въ лодку и избавить по-крайней-мѣрѣ самого себя отъ Русскихъ, ревнуя не дать имъ такого трофея, какимъ былъ бы маршалъ Франціи. — «Нѣтъ» отвѣчалъ знаменитый маршалъ: «съ такими храбрыми людьми не разстаются. Или спасаются, или погибаютъ вмѣстѣ съ ними.» Со шпагою въ рукѣ, онъ сражался впереди своихъ гренадеровъ и безпрерывно наступалъ вновь, пробиваясь въ Дирнштейнъ, когда вдругъ послышался позади Дирнштейна сильнѣйшій ружейный огонь. Надежда возродилась тотчасъ, потому-что, по всѣмъ вѣроятіямъ, это была дивизія Дюпона. Въ-самомъ-дѣлѣ, эта храбрая дивизія шла цѣлый день, когда на пути узнала объ опасномъ положеніи маршала Мортье и поснѣшила на помощь, къ нему. Генералъ Маршанъ, съ 9-мъ легкимъ и 96-мъ и 32-мъ линейными полками, тѣми самыми, которые отличались при Газлахѣ, бросился въ тѣснину. Одни шли прямо по дорогѣ къ Дирнштейну, другіе по отлогостямъ горъ; бой въ дефилсяхъ съ этой стороны завязался столько же свирѣпый, какъ и съ другой, въ дивизіи Газана. Наконецъ, 9-й легкій полкъ пробился въ Дирнштейнъ, куда съ другой стороны входилъ Морно. Обь колонны соединились и опознали одна другую при блескѣ огня. Солдаты обнимались, въ радости, что избѣгли такого бѣдствія.
Потеря была жестока съ обѣихъ сторонъ, но слава не равна, потому-что 5000 Французовъ сопротивлялись больше нежели 30,000 Русскихъ[29], и пробилась, спасли свои знамена[30]. Вотъ примѣры, на которые должно вѣчно указывать[31]." Солдаты, рѣшившіеся умереть, всегда могутъ спасти свою честь и часто успѣваютъ спасать свою свободу и жизнь.
Мортье нашелъ въ Дириштеішѣ 1500 плѣнныхъ, взятыхъ имъ утромъ. Русскіе потеряли убитыми, раненными и плѣнными около 4,000 человѣкъ[32]. Въ томъ числѣ былъ полковникъ Шмитъ. Непріятели не могли испытать болѣе чувствительной потери и вскорѣ пришлось имъ горько пожалѣть о ней. Французы насчитывали 3,000 выбывшихъ изъ строя, убитыми и раненными. Въ дивизіи Газана убыла половина людей.
Наполеонъ, бывшій въ Мёлькіи, узналъ развязку этой встрѣчи, и успокоился, потому-что страшился совершеннаго истребленія дивизіи Газана. Онъ восхищался поступками Мортье[33] и его солдатъ, и послалъ самыя блестящія награды обѣимъ дивизіямъ, Газана и Дюпона. Онъ перевелъ ихъ на правый берегъ Дуная, дать имъ время перевязать свои рапы, и назначилъ Бернадотта замѣнить ихъ на лѣвомъ берегу. Но онъ негодовалъ на Мюрата за безсвязность въ общемъ движеніи различныхъ колоннъ арміи. Характеръ Наполеона былъ снисходителенъ, но умъ его строгъ. Онъ предпочиталъ блестящей храбрости простое, твердое, разсудительное мужество, хотя пользовался всякаго рода храбростью, какую только встрѣчалъ въ своихъ арміяхъ. Онъ обыкновенно былъ строгъ къ Мюрату и по любилъ его легкомыслія, хвастовства, безпокойнаго честолюбія, отдавая всю справедливость прекрасному его сердцу и блистательному мужеству. Онъ написалъ къ нему письмо жестокое и не совсѣмъ заслуженное… «Не могу одобрить вашего похода. Вы идете какъ бѣшеный, и не взвѣшиваете приказаній, мною вамъ отданныхъ. Русскіе не стали прикрывать Вѣны и перешли черезъ Дунай въ Кремсѣ. При такомъ необыкновенномъ обстоятельствѣ могли бы вы понять, что не можете дѣйствовать безъ новыхъ инструкцій… Не зная намѣреній непріятеля, не зная моей воли при этомъ новомъ оборотѣ дѣлъ, вы заноситесь съ моею арміею къ Вѣнѣ… Вы думаете только блеснуть входомъ въ Вѣну… Но слава тамъ, гдѣ опасность, и нѣтъ славы вступить въ беззащитную столицу.»
Мюратъ искупалъ тутъ ошибки всѣхъ. Онъ, конечно, шелъ слишкомъ-скоро; по когда бы остался передъ Кремсомъ безъ мостовъ и безъ судовъ, то немного пособилъ бы Мортье, который былъ въ 6ѣдѣ особливо отъ большаго разстоянія, оставленнаго между дивизіями Газана и Дюпона, и отъ удаленія флотиліи. Мюратъ очень опечалился. Наполеонъ узналъ о томъ отъ своего адъютанта Бертрана, и поправилъ обязательными словами дѣйствіе своего жосткаго выговора.
Желая извлечь выгоду изъ самой ошибки Мюрата, Наполеонъ предписалъ ему, что какъ онъ уже былъ въ виду Вѣны, то не входить туда, а пройдти вдоль городскихъ стѣнъ и захватить большой мостъ на Дунаѣ, наведенный въ предмѣстіи. По занятіи моста, приказывалъ онъ, немедленно выступить на моравскую дорогу и прежде Русскихъ прійдти на тотъ пунктъ, гдѣ дорога изъ Кремса соединяется съ большою ольмюцкою дорогою. Занятіе моста и потомъ быстрый маршъ давали возможность преградить отступленіе Кутузова въ Моравію, и подвергнуть его такому же бѣдствію, какъ генерала Макка. Мюратъ имѣлъ тутъ случай загладить свою вину и спѣшилъ воспользоваться тѣмъ.
Невѣроятно было, однакожь, чтобъ Австрійцы не истребили вѣнскихъ мостовъ, и Наполеонъ, отдавая приказаніе занять ихъ, не надѣялся, чтобъ можно было исполнить его.
Австрійцы не стали защищать Вѣны. Эта прекрасная и огромная столица окружена правильною стѣною, тою самою, которая удержала Турковъ въ 1683 году; на съ-тѣхъ-поръ, она увеличилась обширными предмѣстьями, также окруженными невысокою стѣною, въ видѣ редантовъ. Все это послужило бы плохою защитою, о потому императоръ Францъ поручилъ графу Врбнѣ принять Французовъ и условиться съ ними о мирномъ занятіи столицы; но рѣшено было оспоривать у нихъ переходъ черезъ рѣку..
Вѣна расположена въ нѣкоторомъ разстояніи отъ Дуная, текущаго лѣвѣе города, посреди лѣсистыхъ острововъ. Большой деревянный мостъ черезъ различные рукава рѣки служитъ для сообщеніи одного берега съ другимъ. Австрійцы были готовы взорвать его при появленіи Французовъ и стояли на лѣвомъ берегу съ заряженными пушками: тутъ было семь или восемь тысячъ человѣкъ подъ командою графа Ауэрсберга.
Мюратъ легко приблизился къ мосту, не заходя въ городъ. Тогда со всѣхъ сторонъ распространялись слухи о перемиріи. Наполеонъ, по прибытіи въ Шёнбруннскій-Дворецъ, находящійся на дорогѣ около Вѣны, принималъ депутацію жителей, пришедшую просить его о снисхожденіи. Онъ принялъ ихъ со всѣми знаками уваженія къ образованному народу; выслушалъ также г. Гіулая, прибывшаго повторить предложенія, сдѣланныя имъ въ Линцѣ. Такимъ-образомъ, мысль о перемиріи, предвѣстникѣ мира, быстро распространилась. Въ то же время, Наполеонъ возобновилъ Мюрату и Ланну приказанія захватить, если можно, мосты; но они не имѣли надобности въ новыхъ подстреканіяхъ. Поставивъ гренадеровъ Удано за рощами, обрамливающимй Дунай, сами они, съ нѣсколькими адъютантами, подъѣхали къ предмостному укрѣпленію. При появленіи ихъ, сторожевой гусаръ выстрѣлилъ изъ карабина и ускакалъ. За намъ гнались до большаго моста, перекинутаго черезъ главный рукавъ, гдѣ австрійскій унтер-офицеръ артиллеріи, съ зажженнымъ фитилемъ, готовился взорвать мостъ, подъ которымъ были приготовлены зажигательныя вещества. Унтер-Офицера схватили и такъ достигли другаго берега, гдѣ сказали австрійскимъ канонерамъ, что перемиріе подписано или немедленно будетъ подписано, что плутъ переговоры о мирѣ, и что надобно объясниться о томъ съ генераломъ, начальствующимъ войсками.
Изумленные Австрійцы оставались въ недоумѣніи и провели генерала Бертрана къ графу Ауэрсбергу. Австрійцевъ убаюкивали разговорами, стоя передъ жерлами ихъ пушекъ, когда вдругъ появилась изъ-за деревьевъ колонна гренадеровъ. Канонеры хотѣли открыть пальбу, но Ланнъ, Мюратъ и офицеры ихъ бросились къ нимъ, увѣряли, уговаривали и дали время своей колоннѣ подойдти, захватить и обезоружить артиллеристовъ. Графъ Ауэрсбергъ, не понимая самъ, какъ это сдѣлалось, въ смущеніи отступилъ съ своими войсками отъ берега.
Наполеонъ съ восхищеніемъ узналъ о неожиданномъ занятіи мостовъ на Дунаѣ, и немедленно велѣлъ резерву кавалеріи, корпусамъ Ланва и Сульта, идти на Голлабрунъ, отрѣзать Кутузову отступленіе. Самъ онъ оставался въ Шёнбруннскомъ-Дворцѣ и поручилъ генералу Кларку главное начальство надъ Вѣною, предоставивъ полицейскій надзоръ городской милиціи. Онъ приказалъ наблюдать строжайшую дисциплину и не позволилъ прикасаться къ частной собственности, присвоивъ себѣ только государственную казну и арсеналы. Въ большомъ арсеналѣ вѣнскомъ были неисчислимыя богатства: сто тысячь ружей, двѣ тысячи артиллерійскихъ орудій, снаряды всякаго рода. Удивлялись, что они не вывезены были по Дунаю и завладѣли ими для арміи.
Наполеонъ расположилъ потомъ свои войска такъ, что они крѣпко охраняли столицу, наблюдали дорогу отъ Альповъ, откуда вскорѣ могли прійдти эрцгерцоги, дорогу изъ Венгріи, откуда могли они прійдти послѣ, и наконецъ изъ Моравіи, на которой Русскіе были въ большихъ силахъ.
Генералъ Кутузовъ пронялъ направленіе къ Моравіи, а не къ Богеміи, потому-что и другая русская армія обратилась къ Ольмюцу, на границѣ Моравіи и Галлиціи. Онъ приближался къ Голлабруну, имѣя впереди князя Багратіона, и съ изумленіемъ и ужасомъ узналъ, что Французы уже на большой дорогѣ, по которой хотѣлъ онъ идти, слѣдовательно, могъ быть увѣренъ, что ему отрѣжутъ путь. Онъ употребилъ противъ Мюрата хитрость, которую тотъ употребилъ противъ Австрійцевъ при занятіи мостовъ на Дунаѣ. При немъ былъ генералъ Винцингероде, тотъ самый, который условливался о планъ похода. Онъ послалъ ею къ Мюрату[34] повторять выдумки, обманувшія графа Ауэрсберга, что въ Шёнбруннѣ уполномоченные готовы подписать миръ. Онъ предложилъ Шюрату перемиріе, основанное на томъ, чтобъ оставаться на тѣхъ мѣстахъ, какія занимали войска, такъ-что прекращеніе военныхъ дѣйствіи не перемѣняло ничего. Въ случаѣ возобновленія ихъ, обязывались повѣстить другъ друга за шесть часовъ впередъ. Винцингероде искусно льстилъ Мюрату, который, сверхъ-того, почиталъ за честь быть первымъ посредникомъ мира, и принялъ перемиріе, только съ условіемъ, чтобъ императоръ утвердилъ его. Справедливость требуетъ прибавить довольно-важное соображеніе, особенно побудившее къ этому ошибочному поступку. Корпусъ Сульта еще не пришелъ, и Мюратъ боялся, что съ своею кавалеріею и гренадерами Удино онъ будетъ не въ силахъ заслонить Русскимъ дорогу. Немедленно послалъ онъ адъютанта въ главную квартиру съ проектомъ перемирія.
На другой день посѣщала другъ друга. Князь Багратіонъ пріѣхалъ къ Мюрату, оказывалъ много предупредительности и любопытства видѣть Французскихъ генераловъ, особливо знаменитаго маршала Ланна[35]. Тотъ былъ очень-простъ въ обращеніи, но тѣмъ не менѣо вѣжливъ какъ воинъ: онъ сказалъ Багратіону, что еслибъ былъ одинъ, то они въ это время сражались бы, а не размѣнивались учтивостями. Въ-самомъ-дѣлѣ, въ это время, русская армія, прикрываясь аррьергардомъ Багратіона, который казался неподвижнымъ, быстро уходила позади такого прикрытія и достигала дороги въ Моравію. Такъ Мюратъ, обманутый въ свою очередь, допустилъ непріятеля отплатить себѣ за вѣнскій мостъ.
Вскорѣ прибылъ адъютантъ императора, генералъ Лемарруа, съ жестокимъ выговоромъ Мюрату за ошибку его и съ приказаніемъ ему а маршалу Ланну аттаковать непріятеля немедленно, въ какой бы часъ ни пришло это повелѣніе. Ланнъ послалъ, однакожь, къ Багратіону офицера, предупредить его о полученномъ приказаніи. Распоряженія къ аттакѣ были сдѣланы тотчасъ. У Багратіона было отъ 7 до 8 тысячь человѣкъ, но онъ хотѣлъ окончательно, прикрыть движеніе Кутузова и принялъ благородную рѣшимость лучше погибнуть, нежели уступить. Ланнъ двинулъ на него своихъ гренадеровъ. Построить войскъ нельзя было иначе, какъ въ двѣ линіи пѣхоты, развернутыя одна противъ другой и нападающія одна на другую почти на ровной почвѣ. Нѣсколько времени, они производили другъ въ друга сильный и убійственный ружейный огонь, потомъ ударили въ штыки и, что рѣдко бываетъ на войнѣ, обѣ громады пѣхоты съ рѣшимостью шли на встрѣчу одна противъ другой, и сошлись безъ колебанія. Въ рукопашной схваткѣ, гренадеры Удино одолѣли багратіоновыхъ пѣхотинцевъ и нанесли имъ пораженіе. Потомъ, ночью, при свѣтѣ пожара, оспоривали другъ у друга сожженную деревню Шёнграбенъ, которая наконецъ осталась во власти Французовъ[36]. Русскіе сражались мужественно. Они потеряла при этомъ почти половину своего аррьергарда, около 3 тысячь человѣкъ, изъ которыхъ 1,500 остались на полѣ сраженія[37]. Князь Багратіонъ, своею рѣшимостью, явилъ себя достойнымъ соревнователемъ маршала Мортье при Диринштенѣ[38]. Кровавое сраженіе шёнграбенское происходило 16 ноября. Въ слѣдующіе дни, шли впередъ, на каждомъ шагу забирая плѣнныхъ, и 19 числа вступило въ Брюннъ, столицу Моравіи. Тамошнюю крѣпость нашли сооруженною и въ ней множество всякихъ запасовъ. Непріятели и не думали защищать ея. Они оставили Наполеону важную позицію, откуда онъ властвовалъ Моравіею и могъ свободно наблюдать и ожидать движенія Русскихъ.
Наполеонъ получилъ извѣстіи о послѣднемъ сраженіи и поѣхалъ въ Брюннъ, потому-что изъ Италіи доносили ему о длинномъ отступленія эрц герцоговъ въ Венгрію, и онъ постигъ, что главное дѣло будетъ у него съ Русскими. Онъ измѣнилъ нѣсколько расположеніе корпуса Даку вокругъ Вѣны. Дивизію Гюдена, которая уже не была необходима на дорогѣ въ Штирію послѣ отступленія эрц-герцоговъ, отправилъ онъ къ Пресбургу. Дивизію Фріанз, того же корпуса, поставилъ онъ передъ Вѣною, на моравской дорогѣ. Дивизія Биссона (временно довизія Каффарелли) была отдѣлена отъ корпуса Даву и послана къ Брюнну, на смѣну въ корпусѣ Ланна дивизіи Газана, оставленной въ Вѣнѣ.
По прибытіи въ Брюннъ, Наполеонъ перенесъ туда свою главную квартиру 20 ноября. Генералъ Гіулай, уже вмѣстѣ съ господиномъ Стадіономъ, явился къ нему говорить о мирѣ болѣе основательнымъ образомъ. Наполеонъ изъявилъ обоимъ имъ свое желаніе положить оружіе и возвратиться во Францію, но объяснилъ и условія, которыя необходимы для того. Онъ уже не допускалъ, чтобъ Италія, раздѣленная между Франціею и Австріею, оставалась предметомъ недовѣрчивости и войны между ними. Онъ желалъ ее всю, до Изонцо, то-есть, требовалъ венеціанскихъ областей, единственной части Италіи, которую оставалось ему завоевать. Онъ не сказалъ, чего потребуетъ для своихъ союзниковъ, курфирстовъ баварскаго, виртембергскаго и баденскаго, но въ общихъ выраженіяхъ объявилъ что надобно обезпечить ихъ положеніе въ Германіи и положить конецъ всѣмъ вопросамъ, нерѣшеннымъ между ними и императоромъ со времени новой германской конституціи 1803 года. Гг. Стадіонъ и Гіулай возстали противъ жестокости такихъ условіи; но Наполеонъ не показывалъ ни малѣйшаго расположенія отступиться отъ нихъ, и далъ разумѣть, что, неуклонно занимаясь войною, онъ не желаетъ имѣть вблизи переговорщиковъ, которые въ существѣ были не иное что, какъ военные шпіоны, посланные наблюдать его движенія. На такомъ основаніи онъ пригласилъ ихъ отправиться въ Вину, къ Талейрану, только-что пріѣхавшему туда. Наполеонъ, мало обращая вниманія на привычки своего министра, который не любилъ ни работы, ни тяжелой жизни въ главныхъ квартирахъ, призвалъ его сначала въ Страсбургъ, потомъ въ Мюнхенъ и наконецъ въ Вѣну. Онъ поручилъ ему безконечные переговоры, обыкновенно предшествующіе значительнымъ слѣдствіямъ дипломатическихъ совѣщаній.
Во время разговоровъ съ Наполеономъ, одинъ изъ австрійскихъ уполномоченныхъ какъ-то неосторожно выразился и явно показалъ, что Пруссія связана трактатомъ съ Россіею и Австріей). Наполеону писали изъ Берлина, что было нѣчто подобное, по совсѣмъ не такъ опредѣленно, какъ онъ тутъ узналъ объ этомъ. Такое открытіе внушило ему новыя мысли и больше расположило къ миру, но не заставило отказаться отъ своихъ существенныхъ требованій. Неловко было ему слѣдовать за Русскими дальше Моравіи, то-есть, въ Польшу, потому-что эрц-герцоги могли отрѣзать ему сообщеніе съ Вѣною. Онъ рѣшился ждать прибытія г. Гаугвица и дальнѣйшаго развитія военныхъ предпріятій Русскихъ. Онъ не отказывался отъ переговоровъ на выгодныхъ условіяхъ, но готовъ былъ и разрубить гордіевъ узелъ коалиціи великою битвою, если непріятели дадутъ къ тому случай. Такъ провелъ онъ нѣсколько дней, изучая съ совершеннымъ вниманіемъ самъ и заставляя своихъ генераловъ изучать мѣстность, на которой они находились: тайное предчувствіе говорило ему, что тамъ можетъ быть рѣшительная битва. Въ то же время онъ давалъ отдыхъ своимъ войскамъ, изнуреннымъ усталостью, страдавшимъ отъ холода и иногда отъ голода, и прошедшимъ въ три мѣсяца почти пять-сотъ льё. Зато и ряды его солдатъ были очень неполны, хотя изъ нихъ оказалось отсталыхъ гораздо меньше, нежели въ какой-нибудь другой арміи. Съ открытія похода, не доставало налицо почти пятаго человѣка. Всѣ военные согласятся, что это было очень немного послѣ такихъ изнуреній. Впрочемъ, чуть гдѣ останавливались, какъ ряды вскорѣ пополнялись, благодаря ревности отстававшихъ присоединиться къ своимъ корпусамъ.
Съ своей стороны, императоры россійскій и австрійскій, съѣхавшись въ Ольмюцѣ, разсуждали, что должно было имъ дѣлать. Кутузовъ совершилъ отступленіе, въ которомъ испытывалъ онъ только аррьергардныя пораженія[39], по привелъ съ собою немного больше тридцати тысячъ человѣкъ, уже привыкшихъ сражаться, хотя истощенныхъ усталостью. Итакъ, онъ потерялъ 12 или 15 тысячъ человѣкъ убитыми, раненными, плѣнными, усталыми[40]. Александръ, въ корпусѣ Буксгевдена и въ русской императорской гвардіи, привелъ 40 тысячъ[41], что составляло около 75 тысячъ Русскихъ. Пятнадцать тысячъ Австрійцевъ, изъ остатковъ корпусовъ Кинмайера и Мерфельда, и одна превосходная дивизія кавалеріи, дополняли австро-русскую армію подъ Ольмюцомъ, такъ-что всѣ силы ея состояли изъ 90 тысячъ человѣкъ[42].
Здѣсь мѣсто замѣтить, какъ несоразмѣрны были требованія Россіи на Европу съ существенными ея силами. Она хотѣла поддерживать равновѣсіе между державами, и вотъ сколько выставляла солдатъ на поле битвы, гдѣ рѣшались судьбы міра! При началѣ войны, въ разныхъ частяхъ Европы, всѣ силы ея простирались до 125 тысячъ человѣкъ и до 100 тысячъ, если вѣрить показанію Русскихъ послѣ пораженія ихъ. Австрія собрала больше 200 тысячъ человѣкъ; Пруссія могла выставить 150, Франція одна 300 тысячь. Говоримъ о числѣ солдатъ не по спискамъ (что дѣлаетъ разницу почти на половину); но о числѣ ихъ подъ огнемъ въ день битвъ. Правда, что русская пѣхота была крѣпка; во со ста тысячами человѣкъ, храбрыхъ и невѣжественныхъ[43], нельзя было тогда думать о господствѣ въ Европѣ.
Неурожай тяготѣлъ надъ восточными областями австрійской монархіи. Въ Ольмюцѣ нуждались въ необходимомъ, и Русскіе доставали себѣ продовольствіе не съ ловкостью французскаго солдата, смышленаго мародёра, рѣдко жестокаго[44].
Такимъ-образомъ, въ австро-русскомъ лагерѣ не были настроены къ принятію благоразумныхъ рѣшеній.
Какъ военные успѣха Фридриха-Великаго приписывали теоріи облическаго построенія, о которой онъ и не думалъ, такъ побѣды Наполеона приписывали одному манёвру, и разсуждали только о томъ, какъ надобно обходить непріятеля. Но увѣренію новыхъ знатоковъ, они изобрѣли новую науку и даже новое названіе для нея: это была стратегія, которую предлагало они государямъ подъ споимъ руководствомъ. Нѣмецъ Вейротеръ убѣдилъ приверженцевъ Александра, что у него готовъ прекрасный и вѣрный планъ для истребленія Наполеона. Онъ говорилъ объ огромномъ манёврѣ, посредствомъ котораго надобно было окружить императора Французовъ, отрѣзать его отъ вѣнской дороги, отбросить въ Богемію, разбитаго и отдѣленнаго навсегда отъ войскъ, остававшихся у него въ Австріи и Италіи.
Можно представить себѣ, какъ молодые, тщеславные умы разсуждали о важномъ, предстоявшемъ тогда вопросѣ: должно или но должно было давать битву Наполеону? Безсмертныя картины, переданныя намъ древностію, гдѣ видимъ, какъ юная римская аристократія, въ безумномъ тщеславіи своемъ, принудила благоразумнаго Помпея дать фарсальскую битву — эти картины не представляютъ ничего больше великаго и поучительнаго, нежели то, что происходило въ Ольмюцѣ, въ 1805 году, вокругъ императоровъ Александра и Франца. Всѣ разсуждали о вопросѣ: избѣгать ли или искать битвы, и всь выражала свое мнѣніе. Сообщество Долгорукихъ не затруднялось[45]. По его словамъ, не дать битвы значило бы оказать трусость и сдѣлать ошибку. Во-первыхъ, польза было болѣе жить въ Ольмюцѣ: армія гибла тамъ отъ недостатковъ и теряла духъ. Оставаясь въ Ольмюцѣ, отдавали Наполеону а честь войны, и три четверти австрійской монархіи, и всѣ ея обильныя средства. Вмѣсто того, идя впередъ, вдругъ вступали опять въ обладаніе всѣми средствами продовольствія, и наступательное движеніе возстановляло духъ и увѣренность арміи, всегда столь могущественные. И развѣ не видѣли, что настала минута помѣняться ролями? Наполеонъ, всегда столь быстрый, неотступный въ преслѣдованіи непріятеля, вдругъ остановился, колеблется, устрашенъ — это явно! Утвердившись въ Брюннѣ, онъ на смѣетъ идти къ Ольмюцу, навстрѣчу русской арміи. Дирнштейнъ, Голлабрунъ привели его въ раздумье, да и армія его потрясена, какъ онъ самъ. Знали навѣрное, что она была изнурена усталостью, уменьшилась на половину, недовольна, ропщетъ.
Таковы было рѣчи, которыя высказывали эти юноши съ непостижимою самоувѣренностью[46]. Нѣсколько человѣкъ благоразумныхъ, именно, князь Чарторискій, такъ же молодой, по больше Долгорукихъ размышляющій[47], противорѣчили немногими, простыми доводами, которые могли бы образумить всякаго, непораженнаго самымъ страннымъ ослѣпленіемъ. Не обращая вниманія, говорили они, на солдатъ, за которыми, однакожь, осталось поле сраженія и въ Дирнштейнѣ и въ Голлабрунь, и передъ которыми отступали отъ самаго Мюнхена до Ольмюца[48], не обращая вниманія и на генерала ихъ, побѣдителя всѣхъ европейскихъ генераловъ, опытнѣйшаго, если не величайшаго изъ всѣхъ современныхъ полководцевъ, потому-что онъ начальствовалъ во ста битвахъ, а теперешніе его противники не начальствовали ни въ одной[49]; не обращая вниманія ни на солдатъ, ни на полководца, можно еще не торопиться по двумъ убѣдительнымъ причинамъ. Первая и самая явная, что черезъ нѣсколько дней еще истечетъ мѣсяцъ, условленный съ Пруссіею, и она должна будетъ объявить свое рѣшеніе, Кто знаетъ, что проигранная битва не дастъ ей случая уклониться отъ обѣщаній? Напротивъ, по истеченіи назначеннаго срока, 150 тысячь Пруссаковъ вступятъ въ Богемію, Наполеонъ будетъ принужденъ отступить, и для этого не понадобится подвергать себя случайностямъ битвы. Другая причина для медленія та, что вскорѣ подойдутъ эрцгерцоги съ восьмьюдесятью тысячами Австрійцевъ изъ Венгріи, и тогда можно будетъ сражаться съ Наполеономъ, имѣя двухъ и, можетъ-быть, трехъ человѣкъ противъ одного. Трудно жить въ Ольмюцѣ; но если и точно нельзя пробыть тамъ еще нѣсколько дней, то стоитъ только отойдти въ Венгрію, на встрѣчу эрцгерцогамъ. Тамъ найдется и хлѣбъ и восемьдесятъ тысячь подкрѣпленія. Увеличивая такимъ образомъ разстоянія, противопоставили бы Наполеону самое страшное для него препятствіе. Доказательствомъ того служатъ сама неподвижность его по вступленіи въ Брюннъ. Если онъ не идетъ впередъ, то не, потому-что боится. Только неопытные военные могутъ утверждать, что такого человѣка удерживаетъ боязнь. Онъ не идетъ впередъ, потому-что находитъ разстояніе и безъ того уже слишкомъ-великимъ.
Что отвѣчать на такіе доводы? Конечно, ничего. Но на умы предубѣжденные не дѣйствуютъ никакіе доводы. Очевидность раздражаетъ ихъ, но не убѣждаетъ. Окружавшіе Александра рѣшили, что надобно дать битву. Императоръ Францъ также согласился на это. Ему выгодно было, чтобъ вопросъ рѣшили скорѣе, потому-что государство его ужасно страдало отъ войны; онъ хотѣлъ также, чтобъ Русскіе помѣрились съ Французами и показали себя[50]. Рѣшили — оставить ольмюцкую позицію, очень-хорошую, гдѣ можно было легко отражать нападающую армію, какъ ни была бы она велика, и намѣревались атаковать Наполеона въ его позиціи подъ Брюнномъ, которую онъ уже много дней изучалъ тщательно.
Русская армія двинулась пятью колоннами отъ Ольмюца къ Брюнну, для сближеніи съ Французскою арміею. Ноября 18-го, въ Вишау, на одинъ день пути отъ Брюнна, внезапно нанали на авангардъ, состоявшій изъ кавалеріи и слабаго отряда пѣхоты, поставленныхъ тутъ маршаломъ Сультомъ. Ихъ окружили тремя тысячами кавалеристовъ, и потомъ, съ однимъ батальйономъ пѣхоты, пробились въ самый Вишау. Сотня Французовъ была захвачена въ плѣнъ. Генерал-адъютантъ Долгорукій принималъ главное участіе въ этомъ подвигѣ. Эта легкая поверхность совершенно повернула молодыя головы русскаго главнаго штаба, и рѣшимость сражаться сдѣлалась неотклонимою[51]. Аттаковать Наполеона располагались въ его позиціи подъ Брюиномъ, слѣдуя плану, приготовляемому Вейротеромъ. Сдѣланъ былъ еще одинъ переходъ впередъ, и тамъ остановились передъ замкомъ Аустерлицомъ.
Наполеонъ обладалъ рѣдкою проницательностью для угадыванія плановъ своихъ непріятелей: онъ видѣлъ, что союзники желаютъ рѣшительнаго боя съ нимъ, и былъ тѣмъ очень-доволенъ. Но его занимали преднамѣренія Пруссіи, окончательно непріязненныя по послѣднимъ извѣстіямъ изъ Берлина, и движенія прусской арміи, приближавшейся къ Богеміи. Онъ не могъ терять времени: ему надобны были или громовая битва или миръ. Мало сомнѣвался онъ въ послѣдствіяхъ битвы; но миръ былъ все-таки вѣрнѣе. Австрійцы предлагали его съ видомъ искренности, по касательно условій ссылались на Россію. Наполеонъ желалъ узнать, что происходило въ головѣ Александра, и послалъ въ русскую главную квартиру своего адъютанта, генерала Савари, привѣтствовать императора, завести разговоръ съ нимъ, и узнать навѣрное чего онъ хочетъ.
Савари отправился немедленно, явился парламентеромъ на аванпосты, и не безъ труда достигъ до императора Александра. Ожидая допуска къ нему, онъ могъ судить о расположеніи молодой аристократіи московской, о безумномъ ослѣпленіи ея, о желаніи побывать въ большой битвѣ[52]. Она надѣялась не меньше какъ разбить Французовъ и отогнать къ границамъ Франціи. Савари съ большимъ хладнокровіемъ слушалъ эти розсказни, наконецъ былъ допущенъ къ императору, передалъ ему слова своего государя, и нашелъ его тихимъ, вѣжливымъ, но уклончивымъ. При повторительныхъ увѣреніяхъ, что Наполеонъ одушевляется самыми мирными расположеніями, Александръ желалъ знать, на какихъ условіяхъ былъ бы возможенъ миръ. Савари не могъ отвѣчать на это, и просилъ императора отправить одного изъ своихъ адъютантовъ во французскую главную квартиру, для совѣщанія съ Наполеономъ. Онъ увѣрялъ, что слѣдствія такого поступка были бы самыя удовлетворительныя. Послѣ длиннаго переговора, при чемъ Савари, отъ излишняго усердія, сказалъ больше, нежели было поручено ему[53], Александръ назначилъ ѣхать съ нимъ самого князя Долгорукаго, главное лицо новаго сообщества, которое оспоривало благосклонность царя у гг. Чарторискаго, Строганова, Новосильцова[54]. Князь Долгорукій, одинъ изъ самыхъ пылкихъ крикуновъ[55] русскаго главнаго штаба, тѣмъ не меньше почелъ особенно лестнымъ отправиться съ порученіемъ къ императору Французовъ. Онъ поѣхалъ съ генераломъ Савари[56] и былъ представленъ Наполеону, когда тотъ, оканчивая обозрѣніе своихъ аванпостовъ, былъ въ самомъ простомъ костюмѣ и не могъ ничѣмъ поразить обыкновеннаго ума. Наполеонъ слушалъ, какъ этотъ молодой человѣкъ, лишенный сметливости и не знавшій умѣренности, высказывалъ ему, неприлично и некстати, идеи, нахватанныя имъ кой-гдѣ, питавшія русскій кабинетъ, и уже объясненныя нами при изложеніи проекта (о новомъ европейскомъ равновѣсіи. Если Франція захочетъ мира немедленно, то надобно, какъ увѣрялъ онъ, чтобъ она уступила Италію; если она продолжитъ войну и не будетъ счастлива въ ней, то должна будетъ возвратить Бельгію, Савойю, Пьемонтъ, чтобъ могли образовать вокругъ и противъ нея оборонительныя преграды. Эти мысли, чрезвычайно-неловко выраженныя, показались Наполеону явнымъ требованіемъ немедленнаго возвращенія Бельгіи, уступленной Франціи нѣсколькими трактатами, и раздражила его до глубины души; но онъ удержалъ себя, полагая, что собственное достоинство не дозволяло ему разразиться гнѣвомъ при такомъ переговорщикѣ. Онъ сухо отпустилъ его отъ себя, говоря, что не въ дипломатическихъ переговорахъ будутъ рѣшены несогласія, раздѣляющія политику обѣихъ имперіи. Наполеонъ былъ взбѣшенъ, и думалъ уже только объ одномъ: дать отчаянную битву.
Послѣ внезапнаго нападенія на Вишау, онъ подвинулъ свою армію назадъ, въ позицію, превосходно избранную для битвы. Движенія его показывали какую-то нерѣшительность, непохожую на обычную смѣлость его предпріятій. Это обстоятельство, вмѣстѣ съ поступкомъ Сапари, еще больше воспламенило умы, первенствовавшіе въ русскомъ главномъ штабъ. Вокругъ императора Александра всѣ только и восклицали о войнъ. Наполеонъ отступаетъ, говорили тамъ; онъ въ полномъ отступленіи; надобно обрушиться на него, задавить его.
Съ своей стороны, Французскіе солдаты, переполненные одушевленіемъ, ясно увидѣли, что вскорѣ дойдетъ у нихъ до схватки съ Русскими, и были въ восторгъ. Съ обѣихъ сторонъ приготовлялись къ рѣшительному сраженію.
Наполеонъ получилъ отъ природы военный даръ и усовершенствовалъ его опытностью: руководствуясь имъ избралъ, онъ изъ всѣхъ позицій вокругъ Брюпна ту, которая обѣщала целичаіннія послѣдствія въ случаѣ нападенія непріятелей, что вскорѣ сдѣлалось несомнѣнно.
За ручьемъ, обтекавшимъ позицію Французовъ съ фронта, мѣстность представляла сначала, противъ лѣваго фланга ихъ, равнину съ легкими возвышеніями, пересѣкаемую ольмюцкою дорогою; далѣе, противъ центра, мѣстоположеніе возвышалось постепеино и образовывало противъ праваго фланга плоскую возвышенность, называемую праценскою, по имени деревни, лежащей тамъ на полу-горѣ, въ оврагѣ. Возвышенность оканчивалась, на право, обрывомъ къ озерамъ, а на другой сторонѣ склонялась къ Аустерлицу, гдѣ виднѣлся Аустерлицкій-Замокъ.
Тамъ замѣтно было много войскъ. Ночью пылали тамъ безчисленные огни, а днемъ видно было большое движеніе людей и лошадей. Глядя на это, Наполеонъ не сомнѣвался больше о намѣреніяхъ Австро-Руссовъ[57]. Явно было, что они хотѣли сойдти съ занимаемой ими позиціи, и перешедъ черезъ гольдбахскій ручей между озерами и нашимъ правымъ крыломъ, отрѣзать насъ отъ вѣнской дороги. Въ такомъ случаѣ, онъ рѣшился самъ дѣйствовать наступательно, пройдти за ручей черезъ деревни Жирковицѣ и Пуптовицѣ, подняться на праценскую возвышенность, между-тѣмъ, какъ Русскіе оставятъ се, и овладѣть ею. Еслибъ удалось это, то непріятельская армія была бы разрѣзана на двое, часть ея отброшена на-лѣво, въ долину, по которой идетъ ольмюцкая дорога, а часть на-право, въ озера. Тогда битва была бы гибельна для Австро Руссовъ. Но для этого надобно было, чтобъ они не ограничились половиною ошибки. Осторожное, даже робкое положеніе Наполеона возбуждало въ нихъ безразсудную самоувѣренность и должно было вовлечь ихъ въ полную ошибку.
Этою идеею руководствовался Наполеонъ въ своихъ распоряженіяхъ. Уже двои сутки ожидая нападенія, онъ приказалъ Бернадотту оставить въ Иглау, на границѣ Богеміи, одну баварскую дивизію, а съ другими войсками идти усиленными маршами къ Брюнну. Даву приказалъ онъ двинуть дивизію Фріана, а если можно, то и дивизію Гюдена, къ Гросс-Райгернскому Аббатству, на дорогѣ изъ Вѣны къ Брюнну, противъ озеръ. Бернадоттъ прибыль на мѣсто 1-го декабря. Гюденъ былъ слишкомъ-далеко къ Пресбургу, и потому одинъ Фріанъ, извѣщенный вовремя, тотчасъ отправился, и въ сорокъ-восемь часовъ прошелъ тридцать-шесть льё, раздѣляющихъ Вѣну отъ Гросс-Райгерна. Дорбгою, солдаты иногда падали отъ усталости, по при малѣйшемъ звукѣ, похожемъ на пушечные выстрѣлы, бодро вставали и спѣшили на помощь своимъ товарищамъ, уже бывшимъ, какъ говорили, въ кровавомъ бою. Вечеромъ, 1-го декабря, въ жестокій холодъ, они бивакировали въ Гросс-Райгернь, въ полуторыхъ льё отъ поля битвы. Никогда пѣхота не совершала такого удивительнаго перехода: по восьмнадцати льё въ день, двое сутокъ сряду.
Декабря 1-го, Наполеонъ, усиленный корпусомъ Бернадотта и дивизіею Фріана, могъ считать у себя 65 или 70 тысячь человѣкъ подъ ружьемъ, противъ 90 тысячь человѣкъ Русскихъ и Австрійцевъ, также бывшихъ подъ ружьемъ[58].
На лѣвомъ флангѣ его, Ланнъ, съ дивизіями Сюше и Каффарелли, занималъ ольмюцкую дорогу, и долженъ былъ сражаться въ волнистой равнинѣ, по обѣимъ сторонамъ шоссе. Наполеонъ придалъ ему кавалерію Мюрата, гдѣ были кирасиры генераловъ Гопу и Нансути, драгупы Вальтера и Бомона, егеря Мило и Келлермана. Онъ предвидѣлъ, что на этой плоской мѣстпости будетъ большая схватка кавалеріи. На холмѣ, названномъ французскими солдатами Сантонъ (по воспоминанію о Египтѣ), господствующемъ частью мѣстности и увѣнчанномъ часовнею Бозеницъ, онъ поставилъ 17-й легкій полкъ, подъ командою генерала Клапареда[59], съ 18-ю орудіями, и вслѣдъ ему присягнуть въ томъ, что онъ будетъ защищать эту Позицію до смерти. Въ-самомъ-дѣлѣ, здѣсь былъ опорный пунктъ лѣваго Фланга.
Въ центрѣ, позади гольдбахскаго ручья, онъ построилъ дивизіи Вапдама и Сент-Илера, принадлежавшія къ корпусу Сульта. Имъ назначилъ онъ перейдти ручей въ деревняхъ Жирковицѣ и Пуптовицѣ, и овладѣть праценскою возвышенностью, когда настанетъ для того время. Нѣсколько дальше, позади болота Кобельница и замка Сокольница, онъ поставилъ 3-ю дивизію Сульта, генерала Леграна. Онъ усилилъ ее двумя батальйонами стрѣлковъ, извѣстныхъ подъ именемъ егерей рѣки По и егерей корсиканскихъ, и отрядомъ легкой кавалеріи генерала Маргарина. Только 3-й линейный полкъ и корсиканскіе стрѣлка должны были оставаться въ Тельницѣ, ближайшемъ пунктѣ къ озерамъ, куда Наполеонъ желалъ привлечь Русскихъ. Далеко позади, въ полуторыхъ льё, находилась дивизія Фріана въ Гросс-Райгернѣ.
Итакъ, имѣя десять дивизій пѣхоты, Наполеонъ выставилъ впередъ только шесть дивизій. Позади Лайва и Сульта, еръ берегъ въ резервѣ гренадеровъ Удимо, корпусъ Бернадотта, и свою гвардію, то-есть 25 тысячь человѣкъ, готовясь двинуть ихъ по надобности, и особливо на высоты праценскіе, которыми хотѣлъ овладѣть во что бы то ни стало, если Русскіе не оставятъ ихъ сами. Самъ онъ бивакировалъ въ резервѣ.
Окончивъ распоряженія, онъ даже объявилъ о нихъ своимъ войскамъ въ прокламаціи, исполненной величіемъ приготовлявшихся событій.
Въ тотъ же самый день, онъ принималъ г-на Гаугвица, наконецъ пріѣхавшаго во Французскую главную квартиру, увидѣлъ въ льстивомъ разговорѣ его всю обманчивость прусскаго двора, и еще больше убѣдился въ необходимости одержать блистательную побѣду. Онъ встрѣтилъ прусскаго посланника очень-вѣжливо, сказалъ, что назавтра у него сраженіе, что послѣ онъ увидится съ нимъ, если какое-нибудь ядро не снесетъ ему головы, и что тогда будетъ время уладить все съ берлинскимъ кабинетомъ. Онъ пригласилъ его отправиться въ ту же ночь въ Вѣну, адресовалъ его къ г-ну Талейрану, но велѣлъ провезти черезъ поле сраженія въ Голлабрунѣ, представлявшее зрѣлище ужасное. „Пусть этотъ Пруссакъ увидитъ своими глазами“ писалъ онъ къ Талейрану, „какъ мы ведемъ войну“.
Вечеръ провелъ онъ на бивакъ, съ своими маршалами, но хотѣлъ побывать и у солдатъ, чтобъ видѣть ихъ нравственное расположеніе. Это было 1-го декабря вечеромъ, наканунѣ дня его коронованія. Сближеніе чиселъ было странное, и Наполеонъ не искалъ его, потому-что онъ принималъ битву, а не предлагалъ ея. Ночь была холодная и мрачная. Первые увидѣвшіе его солдаты хотѣли освѣтить ему дорогу, схватили соломы съ своихъ биваковъ, зажгли ее въ видѣ факеловъ и воткнули въ дула своихъ ружей. Въ нѣсколько минутъ сдѣлала то же вся армія, и обширный фронтъ нашей позиціи заблисталъ этою чудною иллюминаціею. Солдаты шли за Наполеономъ съ криками: „да здравствуетъ императоръ!“ и обѣщали ему показать себя на другой день достойными его и себя. Всѣ были проникнуты энтузіазмомъ, шли въ опасность, какъ и должно, съ удовольствіемъ и увѣренностью.
Наполеонъ удалился, чтобъ заставить своихъ солдатъ сколько нибудь отдохнуть, и ожидалъ въ палаткѣ своей заря дня, который долженъ былъ сдѣлаться однимъ изъ величайшихъ и въ его жизни, и въ исторіи.
Огни и крики ясно различали съ высотъ, занятыхъ русскою арміею, гдѣ немногіе благоразумные военачальники почли это пагубнымъ предзнаменованіемъ. Таковы ли бываютъ признаки арміи, упадшей духомъ и отступающей? спрашивали они.
Между-тѣмъ, начальники русскихъ корпусовъ, собранные у генерала Кутузова, въ деревнѣ Кресновицѣ, принимали инструкціи на слѣдующій день. Старый Кутузовъ былъ въ глубокой дремотѣ, и генералъ Бейротеръ, разложивъ карту страны передъ окружавшими его, высокопарно читалъ записку обо всемъ планѣ битвы. Мы почти изложили его впередъ, описывая распоряженія Наполеона. Правое крыло Русскихъ, подъ начальствомъ князя Багратіона, бывшее противъ нашего лѣваго крыла, должно было двинуться противъ Ланна, но обѣимъ сторонамъ ольмюцкой дороги, отнять у насъ Саттонъ и прямо идти на Брюннъ. Кавалерія, соединенная въ одну громаду между корпусомъ Багратіона и центромъ русской арміи, должна была занять ту самую долину, гдѣ Наполеонъ поставилъ Мюрата, и связать лѣвое крыло Русскихъ съ центромъ. Главныя силы арміи, состоявшія изъ четырехъ колоннъ, подъ начальствомъ генераловъ Дохтурова, Лаижерона, Пржибышевскаго и Колловрата, и бывшія въ это время на праценскихъ высотахъ, должны были сойдти съ нихъ, псрейдти черезъ болотистый ручей, описанный нами, взять Тельницъ, Сокольниць и Кобельницъ, обоидти правое крыло Французовъ, двинуться въ тылъ имъ и отрѣзать вѣнскую дорогу. Сборное мѣсто всѣхъ корпусовъ было назначено подъ стѣнами Брюнна. Великій князь Константинъ Павловичъ, съ русскою гвардіею, гдѣ было девять или десять тысячь человѣкъ, долженъ былъ на разсвѣтѣ выступить изъ Аустерлица и стать позади центра соединенной арміи, въ резервѣ.
Генералъ Вейротеръ окончилъ свое чтеніе въ присутствіи начальниковъ русскихъ корпусовъ, но только одинъ изъ нихъ, Дохтуровъ, былъ внимателенъ, и одинъ, Лонжеронъ, былъ готовъ возражать и оспоривалъ планъ Вейротера. Ланжеронъ, французскій эмигрантъ, служившій противъ своего отчества[60], спорщикъ и хорошій генералъ, спросилъ, думаетъ ли Вейротеръ, что все сдѣлается какъ онъ пишетъ, и съ своей стороны очень сомнѣвался въ томъ. Вейротеръ отстаивалъ мысль всего главнаго штаба русскаго[61], что Наполеонъ отступаетъ, и что въ такомъ случаѣ распоряженія превосходны. Но Кутузовъ кончилъ всю распрю, отославъ корпусныхъ командировъ въ ихъ квартиры, и приказалъ, чтобъ копіи съ инструкцій были къ нимъ отправлены ко всѣмъ. Этотъ опытный вождь зналъ цѣну такимъ понятіямъ и распоряженіямъ о битвахъ, но допускалъ дѣйствовать другихъ, хотя и отъ своего имени.
Съ четырехъ часовъ, Наполеонъ вышелъ изъ своей палатки, желая видѣть собственными глазами, вдаются ли Русскіе въ ошибку, къ которой онъ поощрялъ ихъ такъ искусно. Онъ спустился до деревни Пунтовицъ, на берегу ручья, раздѣлявшаго обѣ арміи, и замѣтилъ, что на праценскихъ высотахъ почти угасла огни Русскихъ. Очень слышный стукъ пушекъ и топотъ лошадей показывали движеніе слѣва вправо, къ прудамъ, а онъ именно желалъ, чтобъ туда шли Русскіе. Обрадованный, что предвидѣніе его оправдывается, онъ возвратился на возвышенную мѣстность своего бивака, откуда обнималъ онъ взглядомъ все протяженіе поля битвы. Маршалы была подлѣ него, верхомъ. День едва занимался. Зимній туманъ покрывалъ даль, и только возвышенныя части мѣстности выказывались изъ этого тумана, какъ острова изъ моря. Разные корпусы французской арміи были въ движеніи и сходили съ ночной позиціи своей къ ручью, раздѣлявшему ихъ отъ Русскихъ. Но они останавливались въ углубленіяхъ, скрытые мракомъ и удерживаемые приказаніями императора, покуда не настала минута, благопріятная для аттаки.
На оконечности линіи, около озеръ, уже слышалась чрезвычайно-сильная перестрѣлка. Движеніе Русскихъ противъ нашего праваго крыла обозначалось. Даву поспѣшно ускакалъ двинуть дивизію Фріана изъ Грос-Райтерна на Тельницъ и подкрѣпить 3-й линейный полкъ и корсиканскихъ егерей, противъ которыхъ обращалась значительная часть непріятельской арміи. Маршалы Ланнъ, Мюратъ и Сультъ, со своими адъютантами, окружали императора, ожидая приказанія начать бой въ центръ и на лѣвомъ крылѣ. Наполеонъ умѣрялъ ихъ пылкость, давая Русскомъ довершить ошибку, которую дѣлали они на правомъ Фланги нашемъ, и хотѣлъ, чтобъ они безвозвратно зашли въ эти углубленія, куда уже входили. Наконецъ, явилось солнце и, разсѣявъ туманъ, облило свѣтомъ поле битвы. То было солнце Аустерлица, столько памятное по описаніямъ нынѣшнему поколѣнію, и, конечно, незабвенное для всѣхъ будущихъ поколѣній. Войска на высотахъ Працена видѣли. Русскіе, исполняя свой планъ, сошли къ руслу Гольдбаха и стремились овладѣть бывшими на немъ деревнями Тельницомъ и Сокольницомъ. Тогда Наполеонъ далъ знакъ къ аттакѣ, и маршалы его поскакали къ своимъ корпусамъ.
Три русскія колонны, назначенныя аттаковать Тельницъ и Сокольницъ, выступили съ мѣста въ 7 часовъ утра. Онѣ была подъ начальствомъ генераловъ Дохтурова, Ланисрона и Пржибышевскаго, и подъ главнымъ предводительствомъ Буксгевдена, генерала плохаго и недѣятельнаго[62], командовавшаго лѣвымъ крыломъ русской арміи такъ же мало, какъ мало командовалъ Кутузовъ всѣми войсками. Буксгевденъ былъ при колоннѣ Дохтурова, крайней въ русской линіи, и первой, назначенной въ дѣло. Онъ нисколько не заботился о другихъ колоннахъ и о соглашеніи различныхъ ихъ движеній, что было для насъ большимъ счастіемъ, потому-что еслибъ онѣ дѣйствовали дружно и вмѣстѣ обхватили Тельницъ и Сокольницъ, когда дивизія Фріана еще не подошла туда, то могли бы занять на правомъ нашемъ флангъ мѣста больше, нежели было полезно отдать его.
Колонна Дохтурова бивакировала вмѣстѣ съ другими на высотѣ Працена. У подошвы этой высоты, въ углубленіи, отдѣлявшемъ ее отъ нашего праваго крыла, находилась деревня Аугестъ, а въ ней стоялъ авангардъ, подъ начальствомъ генерала Кинманера, состоявшій изъ пяти батальйоновъ и четырнадцати эскадроновъ австрійскихъ. Ему назначено было очистить равнину между Аугестомъ и Тельницомъ, покуда колонна Дохтурова будетъ сходить съ высоты. Австрійцы ревновали показать Русскимъ, что сражаются не хуже ихъ, и подошли къ Тельницу съ большою рѣшимостью. Надобно было пройдти за ручей, протекающій тутъ въ рвахъ, и потомъ взобраться на высоту, покрытую виноградинками и домами. Тутъ были, съ нашей стороны, кромѣ 3-го линейнаго полка, егеря корсиканскіе, искусные стрѣлки, которые, пользуясь мѣстностью, хладнокровно прицѣливались, стрѣляли въ гусаровъ, высланныхъ впередъ, и положили на мѣстѣ много ихъ, такъ же, какъ часть щеклерова пѣхотнаго полка. Черезъ полчаса, земля была усѣяна непріятельскими трупами, и Австрійцы, утомленные этимъ убійственнымъ и безполезнымъ боемъ, бросились на Тельницъ соединенною громадою своихъ пяти батальйоновъ, но также не успѣло проникнуть туда, встрѣченные 3-мъ линейнымъ полкомъ съ твердостью и мужествомъ испытаннаго войска. Покуда авангардъ Кинманера истощался въ безсильныхъ нападеніяхъ, колонна Дохтурова, состоявшая изъ 24 батальйоновъ, подъ предводительствомъ генерала Буксгевдена, явилась, заставивъ ждать себя болѣе часа, и помогла Австрійцамъ овладѣть Тельницомъ, котораго уже не могъ защитить 3-й полкъ. Перешедъ за ручей, Кинмайеръ пустилъ свои четырнадцать эскадроновъ по равнинѣ за Тельницомъ, противъ легкой кавалеріи Маргарона. Она храбро выдержала нѣсколько аттакъ, по не могла устоять противъ такой громады кавалеріи. Дивизія Фріана еще не пришла изъ Гросс-Райгерна, и наше правое крыло было совершенно обойдено. Но генералъ Буксгевденъ, заставивъ долго ждать себя, долженъ былъ въ свою очередь ждать второй колонны генерала Ланжерона, задержанной странною случайностью. Громада кавалеріи, назначенная занять равнину направо отъ Русскихъ к налѣво отъ Французовъ, худо поняла приказъ, и сначала остановился на самомъ Прадонѣ, посреди биваковъ колонны Ланжерона. Замѣтитъ свою ошибку, кавалерія двинулась къ настоящему своему мѣсту, по отрѣзала и долго задерживала колонны Ланжерона и Пржибышевскаго. Наконецъ, Ланжеронъ пришелъ къ Сокольницу и аттаковалъ его. Но тогда уже Фріанъ прибѣжалъ съ своею дивизіею, составленною изъ пяти пѣхотныхъ и шести драгунскихъ полковъ. Австро-Руссы, побѣдоносные въ Тельницѣ, оставляли за собою Гольдбахъ и обходили 3-й полкъ и кавалерію Маргарона, когда 1-й драгунскій полкъ, приблизившись къ непріятелю, быстро кинулся въ аттаку и отбросилъ въ Тслыищъ все, что пыталось выступить изъ него. Генералы Фріанъ и Гёдле съ первою бригадою вошли въ Тельницъ безъ выстрѣла, прогнали на штыкахъ Русскихъ я Австрійцевъ смѣшанною толпою за рытвины, составляющія русло Гольдбаха, и снова овладѣли мѣстностью, покрытою мертвыми и раненными. Къ-несчастію, туманъ, разсѣявшійся почти вездѣ, еще покрывалъ углубленія. Въ Тельницѣ были въ немъ, какъ въ облакѣ. 26-й легкій полкъ дивизіи Леграна, пришедшій на помощь 3-му полку, замѣчая, что за ручьемъ двигаются какія-то войска, не могъ разглядѣть цвѣта мундировъ ихъ, и открылъ огонь по 108-му полку, думая, что стрѣляетъ въ непріятеля. Такая неожиданная аттака поколебала 108-й полкъ, и онъ отступилъ, опасаясь быть обойденнымъ. Русскіе и Австрійцы воспользовались этимъ обстоятельствомъ и, имѣя тутъ двадцать-девять батальйоновъ, перешли въ наступательное дѣйствіе и выгнали изъ Тельница бригаду Гёдле, между-тѣмъ, какъ Ланжеронъ, съ, двѣнадцатью русскими батальйонами, подошелъ къ деревнѣ Сокольницу, на томъ же ручья, и пробился въ нее. Тогда обѣ колонны, Дохтурова и Ланжерона, начала выступать, одна изъ Тельница, другая изъ Сокольница. Въ то же самое время, колонна генерала Пржибышевскаго аттаковала и взяла замокъ Сокольницъ, повыше деревни того же имени. Тогда генералъ Фріанъ, геройски-дѣйствовавшій въ этотъ день, какъ и во многіе другіе, ринулъ генерала Бурсье, съ шестью Французскими полками, на колонну Дохтурова, которая уже развертывалась за Тельницомъ. Русскіе встрѣтили штыками нашихъ драгуновъ, но повторительныя, отчаянныя аттаки кавалеристовъ помѣшали имъ распространиться и поддержали бригаду Гёдле, бывшую съ нашей стороны. Фріанъ повелъ бригаду Лоше на колонну Ланжерона, уже прошедшую деревню Сокольницъ, вогналъ ее туда, вошелъ за нею, вытѣснилъ ее и отбросили за Гольдбахъ. Занявъ Сокольницъ, Фріанъ поручилъ 48-му полку охранять деревню, и пошелъ съ третьею бригадою, Кистера, оспоривать у Пржибышевскаго замокъ Сокольницъ. Ему удалось отодвинуть и его. Но покуда онъ оставался въ схваткѣ съ войсками Пржибышевскаго, передъ сокольницкимъ замкомъ, колонна Ланжерона снова аттаковала деревню и одолѣвала 48-й полкъ, который засѣлъ въ домахъ деревни и защищался съ удивительнымъ мужествомъ. Фріанъ воротился туда и освободилъ 48-й полкъ. Этотъ храбрый генералъ, и знаменитый начальникъ его, маршалъ Даву, безпрестанно переносясь отъ одного пункта къ другому на гольдбахской линіи, столь сильно оспориваемой, сражались, съ 7 или 8 тысячами пѣхоты и 2800 кавалеристами, противъ 35 тысячъ Русскихъ[63]. Дѣйствительно, дивизія Фріана, послѣ сдѣланнаго ею перехода на 36 льё, уменьшилась до 6 тысячъ человѣкъ, и съ 3-мъ линейнымъ полкомъ въ ней было по больше 7 или 8 тысячь человѣкъ подъ ружьемъ. Но отсталые безпрестанно подходили, слыша пушечные выстрѣлы, и постепенно наполняли убылыя мѣста, являвшіяся въ ихъ рядахъ отъ непріятельскаго огня.
Во время этого ожесточеннаго боя на нашемъ правомъ крылѣ, маршалъ Сультъ напалъ на позицію центра, отъ которой зависѣлъ жребій битвы. По сигналу Наполеона, дивизіи Вандама и Сент-Илера, построенныя въ колонны, прошли былымъ шагомъ по покатости праценской высоты. Дивизія Вандама взяла влѣво, а Сент Илера вправо отъ деревни Праценъ, находящейся глубоко въ оврагѣ, Оканчивающемся подлѣ Пуптовица гольдбахскимъ ручьемъ. Когда Французы шли впередъ, центръ непріятельской арміи, состоявшій изъ пѣхоты австрійской Колловрата и русской Милорадовича, въ числѣ двадцати-семи батальйоновъ, подъ личнымъ предводительствомъ Кутузова и обоихъ императоровъ, развертывался на праценской возвышенности, занимая мѣсто трехъ колоннъ Буксгевдена, спустившихся въ углубленія. Французы, не отвѣчая на ружейный огонь, производимый въ нихъ, продолжали взбираться на высоту, и своимъ живымъ, рѣшительнымъ подступленіемъ изумили непріятельскихъ генераловъ, ожидавшихъ увидѣть ихъ отступающими.
Не останавливаясь прошли они черезъ деревню Праценъ. Генералъ Моранъ повелъ дальніе 10-й легкій полкъ и построился на плоскости. Генералъ Тіебо слѣдовалъ за нимъ съ своею бригадою и, подвигаясь впередъ, вдругъ сзади былъ встревоженъ ружейнымъ залпомъ двухъ русскихъ батальйоновъ, скрывавшихся въ оврагѣ, въ глубинѣ котораго находится деревня Праценъ. Тіебо остановился на минуту, отвѣчалъ на ружейный залпъ огнемъ почти въ упоръ, и вступилъ въ деревню съ однимъ изъ своихъ батальйоновъ. Онъ разсѣялъ или забралъ Русскихъ, занимавшихъ ее, и воротился подкрѣпить Морана. Съ своей стороны, бригада Каре, другая въ дивизіи Сент-Илера, прошла влѣво отъ деревни и выстроилась передъ непріятелемъ, между-тѣмъ, какъ Вайдамъ, со всею своею дивизіею, потянувшись еще лѣвѣе, занялъ позицію подлѣ небольшого холма Старый-Винобради, который господствуетъ праценскою плоскостью. Русскіе занимали этотъ холмъ пятью батальйонами и многочисленною артиллеріею.
Непріятельская пѣхота была расположена въ двѣ линіи. Сультъ, не теряя времени, двинулъ впередъ дивизіи Сент-Илера и Вандама. Генералъ Тіебо составлялъ съ своею бригадою правое крыло дивизіи Сент-Илера, и имѣя батарею изъ двѣнадцати орудій, велѣлъ зарядить ихъ ядрами и картечью. Губительный огонь ея скоро произвелъ безпорядокъ въ рядахъ Австрійцевъ, которые сначала отступали и потомъ въ замѣшательствѣ бросились на склонъ плоскости. Вандамъ тотчасъ пошелъ на бывшаго противъ него непріятеля. Храбрая его пѣхота шла хладнокровно, остановилась, сдѣлала много губительныхъ залповъ и двинулась противъ Русскихъ въ штыки. Она опрокинула первую ихъ линію на вторую и заставила бѣжать обѣ на склонъ праценской плоскости, бросивъ артиллерію. При этомъ движеніи, Вандамъ оставилъ влѣво холмъ Старый-Винобради, защищаемый многими русскими батальйонами и уставленный пушками. Онъ воротился къ нему, и когда генералъ Шинеръ обходилъ его съ 24-мъ легкимъ полкомъ, самъ онъ пошелъ на него съ 4-мъ линейнымъ. Убійственный огонь не помѣшалъ ему взойдти на холмъ, сбить съ него Русскихъ и овладѣть ихъ орудіями.
Такъ, меньше нежели въ одинъ часъ, двѣ дивизіи корпуса Сульта овладѣли праценскою возвышенностью и преслѣдовали Русскихъ и Австрійцевъ, въ безпорядкѣ отброшенныхъ на покатости этой возвышенности, склоняющейся къ Аустерлицкому Замку.
Императоры австрійскій и россійскій, свидѣтели этого быстраго дѣйствія, тщетно старались остановить своихъ солдатъ. Имъ не внимали въ сумятицѣ, и Александръ уже могъ замѣтить, что присутствіе государя въ такихъ случаяхъ не можетъ замѣнить присутствія хорошаго генерала[64]. Милорадовичъ, всегда блистательный въ бою, скакалъ но полю битвы, взрываемому ядрами, и усиливался воротить бѣжавшихъ. Кутузовъ, раненный пулею въ щеку, видѣлъ, какъ сбывается предвидѣнное имъ бѣдствіе, котораго не предупредилъ онъ отъ недостатка въ твердости. Онъ спѣшилъ призвать къ себѣ императорскую россійскую гвардію, расположенную передъ Аустерлицомъ, желая соединить за нею свой разбитый центръ[65]. Еслибъ вождь австрійско-русской арміи, котораго достоинство ограничивалось необыкновенною хитростью подъ наружнымъ видомъ безпечности, былъ способенъ къ быстрымъ и вѣрнымъ рѣшеніямъ, то ему надобно было обратиться къ своему лѣвому флангу, бившемуся съ нашимъ правымъ, освободить три колонны Буксгевдена изъ углубленій, куда запропастили ихъ, вывести ихъ на праценскую возвышенность, и съ пятьюдесятью тысячами человѣкъ попытаться сдѣлать рѣшительное усиліе снова занять позицію, потому-что иначе армія его была разрѣзываема на двое. Если бы это и не удалось, то, по-крайней-мѣрѣ, онъ отступилъ бы къ Аустерлицу въ порядкѣ, но надежной дорогѣ, и не оставилъ бы своего лѣваго крыла припертымъ къ безднѣ. Но онъ только пособлялъ бѣдѣ, бывшей передъ его глазами, только соединялъ свой центръ за гвардіею[66], гдѣ было девять или десять тысячь человѣкъ, тогда-какъ Наполеонъ устремилъ все вниманіе на праценскую возвышенность, и въ подкрѣпленіе Сульта, уже побѣдоноснаго, велъ корпусъ Бернадотта, гвардію, гренадеровъ Удино, то-есть, двадцать-пять тысячь человѣкъ отборнаго войска.
Между-тѣмъ, какъ наше правое крыло оспоривало у Русскихъ гольдбахскую линію, а нашъ центръ отнималъ у нихъ праценскую возвышенность, Ланнъ и Млоратъ, на львомъ крылѣ нашемъ, бились съ княземъ Багратіономъ и со всею австрійско-русскою кавалеріею[67].
На этомъ пунктѣ ожидали битвы, подобной египетской, потому-что видѣли восемьдесятъ-два эскадрона русскихъ и австрійскихъ, построенныхъ въ двѣ линій, подъ начальствомъ князя Лихтенштейна. Это заставило дивизіи Giorno и Каффарелли развернуть многіе батальйоны, а за интервалами ихъ поставить другіе батальйоны въ колоннѣ, для поддержанія и фланкированія первыхъ. Артиллерію разставила по фронту обѣихъ дивизій. Легкая кавалерія Келлермана и драгунскія дивизіи находились вправо на равнинѣ, а тяжелая кавалерія Нансути и Гону въ резервѣ.
Въ такомъ грозномъ порядкѣ, Ланнъ двинулся, лишь только услышалъ выстрѣлы на Праценѣ, и проходилъ, какъ на учебномъ полѣ, эту равнину, освѣщенную яркимъ зимнимъ солнцемъ. Князь Лихтенштейнъ заставилъ себя ждать, по ошибкѣ, отъ которой австро-русская кавалерія безполезно переѣзжала съ праваго на лѣвый флангъ. Въ его отсутствіе, русская гвардія замѣстила пространство, оставшееся между центромъ и правымъ крыломъ соединенной арміи. Наконецъ, Лихтенштейнъ пришелъ, увидѣлъ движеніе ланнова корпуса, и пустилъ улановъ великаго князя Константина на дивизію Каффарелли. Смѣлые кавалеристы бросились, когда передъ этою дивизіею была бригада легкой кавалерій Келлермана. Одинъ изъ искуснѣйшихъ нашихъ кавалерійскихъ генераловъ, Келлерманъ, разсчелъ, что его отбросятъ на пѣхоту о, можетъ-быть, заставятъ привести со въ безпорядокъ, если онъ неподвижно встрѣтитъ такой страшный ударъ; потому онъ поворотилъ свои эскадроны, провелъ ихъ сквозь интервалы батальйоновъ Каффарелли, и перестроилъ на лѣвомъ флангѣ, выжидая минуты для аттаки. Уланы подскакали быстро, но, вмѣсто кавалеріи, встрѣтили непоколебимую линію пѣхоты, которая, даже не свертываясь въ каре, обдала ихъ убійственнымъ ружейнымъ огнемъ. Четыреста кавалеристовъ пали передъ фронтомъ дивизіи. Впереди ихъ, русскій генералъ Эссенъ былъ смертельно раненъ. Остальные въ безпорядкѣ разсыпались направо и налѣво. Тутъ Келлерманъ, пользуясь мгновеніемъ, атаковалъ улановъ слѣва и изрубилъ многихъ. Лихтенштейнъ послалъ на помощь уланамъ еще часть своихъ эскадроновъ. Тогда двинулись наши драгуны противъ непріятельской кавалеріи, и нѣсколько минутъ происходила ужасная, рукопашная схватка. Наконецъ, туча кавалеристовъ разсѣялась и каждый примкнулъ къ своей линіи; поле было усѣяно убитыми и раненными, большею, частію русскими и австрійскими[68]. Наша двѣ громады пѣхоты двинулись впередъ твердымъ и размѣреннымъ шагомъ. Русскіе встрѣтили ихъ огнемъ сорока орудій. Одинъ выстрѣлъ унесъ всѣхъ барабанщиковъ перваго полка Каффарелли. На эту грозную канонаду отвѣчали огнемъ всей нашей артиллеріи. Въ такой битвѣ пушечными выстрѣлами, генералу Валюберу раздробило ядромъ ляшку. Нѣсколько солдатъ хотѣли отнести его. „Оставайтесь на своихъ мѣстахъ“, сказалъ онъ: „я съумѣю умереть и одинъ. Для одного человѣка не надобно лишаться шестерыхъ“. Послѣ этого пошли на деревню Блазовицъ, бывшую вправо отъ равнины, гдѣ мѣстность начинаетъ возвышаться къ Працену. Блазовицъ, какъ и всѣ окружныя деревни, лежитъ въ глубокомъ оврагъ: онъ видѣнъ былъ только по пламени, пожиравшему его. Отрядъ русской гвардіи занималъ его утромъ, въ ожиданіи кавалеріи князя Лихтенштейна. 13-й легкій полкъ но приказанію Ланна двинулся взять его, по тутъ убитъ былъ командиръ полка, полковникъ Кастексъ, пулею въ лобъ. Солдаты его бросились въ штыки и овладѣли Блазовицемъ, гдѣ захватили нѣсколько сотъ человѣкъ въ плѣнъ[69].
На другомъ крылъ ланнова корпуса, Русскіе, предводимые княземъ Багратіономъ, пытались овладѣть холмомъ, который наши солдаты назвало Сантономъ. Русскіе спустились въ долину у подошвы холма, взяли тамъ деревню Бозеницъ, и безполезно размѣнивались ядрами съ многочисленною артиллеріею, покрывавшею холмъ; по они не думали идти противъ ружейнаго огня 17-го полка, такъ утвердившагося, что къ нему не смѣли подступать близко.
Багратіонъ построилъ остальную свою пѣхоту на ольмюцкой дорогъ, противъ дивизіи Сюше. Принужденный отступать, онъ тихо подавался назадъ передъ ланновымъ корпусомъ, шедшимъ безъ торопливости, стройно и безпрерывно выигрывая мѣстность.
По взятіи Блазовица, Ланнъ велѣлъ взять Голубицъ и Крухъ, деревни вдоль ольмюцкой дороги, и наконецъ подошелъ къ багратіоновой пѣхотѣ. Тутъ онъ раздѣлялъ свою линію, составленную изъ двухъ дивизій, и послалъ одну дивизію, Сюше, косвенно влѣво, а другую, дивизію Каффарелли, косвенно вправо. Этимъ расходящимся движеніемъ, онъ отдѣлилъ пѣхоту Багратіона отъ кавалеріи Лихтенштейна, и отбросилъ первую налѣво отъ ольмюцкой дороги, а вторую направо, къ покатостямъ праценскаго возвышенія.
Кавалерія Лихтенштейна хотѣла сдѣлать послѣднюю попытку, и вся кинулась на дивизію Каффарелли, которая приняла се съ обыкновеннымъ своимъ искусствомъ и остановила ружейнымъ огнемъ. Многочисленные эскадроны Лихтенштейна, разсѣянные, были опять соединены своими офицерами и понеслись на наши батальйоны. Но приказанію Ланна, кирасиры генераловъ Гопу и Нансути обскакали пашу пѣхоту сзади, построились на правомъ ея флангѣ, и пустились въ галопъ. Земля задрожала подъ тяжестью четырехъ тысячь всадниковъ, затянутыхъ въ желѣзо; ударъ ихъ сбилъ, разсѣялъ австро-русскіе эскадроны, и заставилъ удалиться къ Аустерлицу, откуда они уже и не показывались цѣлый день.
Въ то же самое время, дивизія Сюше подошла къ пѣхотѣ Багратіона, направила на нее меткіе выстрѣлы своего огня, который войска наши, столько же обученныя, сколько привыкшія къ войнѣ, производили съ удивительною вѣрностью, и потомъ ударила въ штыки. Русскіе подвигались назадъ, уступая стремленію нашихъ батальйоновъ, но не разстроивались и не сдавались. Они представляли смѣшанную толпу, лѣсъ ружей, и подобно было отдвигать ихъ, но взять въ плѣнъ было нельзя. Ланнъ, освободившись отъ восьмидесяти двухъ эскадроновъ Лихтенштейна, спѣшилъ перенести тяжелую кавалерію Гопу съ праваго конца равнины на лѣвый, и послалъ ее рѣшительно прогнать Русскихъ. Кирасиры во всѣхъ направленіяхъ атаковали этихъ упорныхъ пѣхотинцевъ, отступавшихъ большими отрядами, и заставили нѣсколько тысячъ человѣкъ положить оружіе[70]. Такъ на лѣвомъ нашемъ флангѣ, Ланнъ одинъ далъ цѣлую битву и забралъ четыре тысячи человѣкъ въ плѣнъ[71]. Земля была вокругъ усѣяна двумя тысячами убитыхъ и раненныхъ Русскихъ и Австрійцевъ.
Между-тѣмъ, на праценской возвышенности бой возобновился между непріятельскимъ центромъ и корпусомъ Сульта, усиленнымъ всѣми резервами, лично приведенными Наполеономъ. Кутузовъ, по помышляя, какъ мы упомянули, о возвращеніи къ себѣ трехъ колоннъ Дохтурова, Лонжерона и Пржибышевскаго, зашедшихъ въ углубленія, думалъ только какъ бы соединить свой центръ, опираясь на императорскую гвардію. Одна бригада Каменскаго[72], услышавъ въ тылу своемъ жаркую стрѣльбу, остановилась, и вдругъ обратилась къ праценской возвышенности. Извѣщенный о томъ, Ланжеронъ самъ повелъ ее, и оставилъ га» Сокольницѣ свою колонну.
При возобновленіи боя въ центрѣ, Французы должны были сражаться съ бригадою Каменскаго, пѣхотою Колловрата и Милорадовича, и съ русскою гвардіею. Бригада Тіебо, занимавшая крайній правый флангъ сультова корпуса и отдѣленная отъ бригады Баре деревнею Праценъ, очутилась посреди огненнаго угла, потому-что передъ нею былъ фронтъ Австрійцевъ, а справа часть войскъ Ланжерона. Нѣсколько минутъ была она въ страшной опасности. Когда она сама перестроивалась угломъ, чтобъ выставить фронтъ непріятелю, офицеръ 36-го полка, Лабади, опасаясь, что батальйонъ его поколеблется подъ ружейнымъ и картечнымъ огнемъ, поражавшемъ на тридцати шагахъ, схватилъ знамя, сталъ съ немъ какъ жалонеръ, и вскрикнулъ: «Солдаты! вотъ ваша боевая линія». Батальйонъ развернулся въ совершенномъ порядкѣ. Другіе послѣдовали его примѣру; бригада заняла позицію и нѣсколько минутъ продолжался между нею и непріятелемъ убійственный ружейный огонь на разстояніи полувыстрѣла. Но три полка бригады скоро уничтожились бы отъ перекрестнаго огня, еслибъ бой продолжился. Генералъ Сент-Илеръ, изумлявшій всю армію рыцарскою храбростью, разсуждалъ съ генералами Тіебо и Мораномъ, что имъ дѣлать, когда полковникъ Пузе сказалъ ему: «Пойдемъ впередъ, въ штыки, или мы пропали». — Да, впередъ, отвѣчалъ Сент-Илеръ. Тотчасъ взяли ружья на-перевѣсъ, бросились вправо на Русскихъ Каменскаго, прямо на Австрійцевъ Колловрата, и сбили первыхъ въ углубленія Сокольница и Тельпица, вторыхъ на покатости праценской возвышенности къ аустерлицкой дорогѣ[73].
Покуда бригада Тіесбо такъ счастливо и мужественно выходила изъ своего затруднительнаго положенія, бригада Варе и дивизія Вандама, съ другой стороны деревни Працена, безъ особеннаго труда отражали новое нападеніе Австро-Русскихъ, и вскорѣ сбили ихъ къ подошвѣ возвышенности, на которую тщетно старались они взобраться. Въ пылу, одушевлявшемъ наши войска, первый батальйонъ 4-го линейнаго полка, отъ дивизіи Вандама, увлекся, преслѣдуя Русскихъ, на покатости, покрытыя виноградниками. Великій князь Константинъ тотчасъ послалъ отрядъ гвардейской кавалеріи, и батальйонъ, внезапно аттаковаиный посреди виноградниковъ, былъ опрокинутъ, прежде нежели успѣлъ свернуться въ каре. Въ суматохъ, знаменщикъ полка былъ убитъ. Одинъ унтер-офицеръ хотѣлъ взять у него орла, но былъ также убитъ. Солдатъ выхватилъ его изъ рукъ унтер-офицера, но и онъ палъ: кавалеристы великаго князя овладѣли трофеемъ.
Наполеонъ, съ высоты, гдѣ находился онъ, замѣтилъ эту схватку и сказалъ Раппу: «Тамъ безпорядица: надобно поправить ее». Раппъ, съ мамелюками и конными егерями гвардіи, полетѣлъ выручать батальйонъ. Бессьеръ слѣдовалъ за немъ съ конными гренадерами. Дивизія Друэ, отъ корпуса Бсрнадотта, шла во второй линіи, и все это направилось противъ русской гвардіи.
Непріятельская кавалерія рубила нашихъ пѣхотинцевъ, лежавшихъ на землѣ. Когда явился Раппъ, она обратилась противъ него съ четырьмя пушками. Залпъ картечью не остановилъ Раппа: онъ сбилъ императорскую кавалерію и проскакалъ дальше мѣста, занятаго остатками 4-го батальйона. Тамъ снова аттаковала его гвардія. Это были кавалергарды Александра, подъ начальствомъ своего полковника, князя Рѣпнина[74]. Они сбили конныхъ егерей, причемъ былъ убитъ храбрый Морланъ, ихъ полковникъ. Но тутъ подскакали конные гренадеры, предводимые Бессьеромъ. Эти великолѣпные всадники, на огромныхъ лошадяхъ, ревновали помѣряться съ кавалергардами Александра. Нѣсколько времени длилась схватка между ними, и свидѣтельница этого жестокаго боя, пѣхота русской гвардіи не смѣла стрѣлять, опасаясь попасть въ своихъ. Наконецъ, Наполеоновы конные гренадеры, старые солдаты, испытанные во ста сраженіяхъ, сломили молодыхъ всадниковъ Александра, разсѣяли и оставили довольно много падшими въ бою.
Наполеонъ видѣлъ этотъ бой и былъ въ восторгѣ, что русская молодежь наказана за свое самохвальство[75]. Окруженный штабомъ, онъ встрѣтилъ Раппа, раненнаго, покрытаго кровью, сопровождаемаго плѣннымъ княземъ Рѣпнинымъ[76], и громко выразилъ ему свое удовольствіе. Между-тѣмъ, три полка дивизіи Друэ, приведенные полковникомъ Жераромъ, попятили пѣхоту русской гвардіи къ деревнѣ Кресповицу, взяли эту деревню и побрали много людей въ плѣнъ. Былъ часъ пополудни, и побѣда казалась уже несомнѣнною[77], потому-что Ланнъ и Мгорать овладѣли равниною на лѣвомъ флангѣ, Сультъ, поддерживаемый всѣмъ резервомъ занялъ праценскую возвышенность: оставалось только подвинуться вправо и сбить въ озера три колонны Буксгевдена, тщетно упорствовавшія отрѣзать намъ вѣнскую дорогу. Тогда Наполеонъ, оставляя корпусъ Бернадотта на праценской возвышенности и обращаясь вправо съ корпусомъ Суіьта, гвардіею и гренадерами Удино, хотѣлъ самъ собрать плодъ своихъ глубокихъ соображеній, и пошелъ тою дорогою, по которой слѣдовали колонны Буксгевдена спускаясь съ праценской возвышенности, ударить на нихъ съ тыла. И было время прійдти ему, потому-что Даву, съ помощникомъ своимъ Фріаномъ, безпрестанно переходя отъ Кобельница къ Тельницу и не допуская Русскихъ за Гольдбахъ, вскорѣ пали бы передъ ними. Четыре лошади были убиты подъ Фріаномъ. Онъ истощался въ послѣднихъ усиліяхъ, когда Наполеонъ вдругъ появился съ громадою всесокрушающихъ войскъ. Русскіе, въ изумленіи и отчаяніи, пришли въ страшное смятеніе. Колонна Пржибышевскаго вся и половина ланжероновой, оставаясь передъ Сокольницомъ, были окружены безъ всякой надежды спастись, потому-что Французы шли въ тылъ ихъ по тѣмъ дорогамъ, которыми они сами проходили утромъ. Обѣ колонны разсѣялись; часть ихъ была взята въ плѣнъ въ Сокольницъ; другая побѣжала къ Кобельницу и была окружена подлѣ тамошнихъ болотъ; третья направилась къ Брюину, и принуждена была положить оружіе близъ вѣнской дороги[78], именно тамъ, гдѣ Русскіе назначили мѣсто соединенія своего въ надеждѣ побѣды.
Ланжеронъ, съ остатками бригады Каменскаго и нѣсколькими батальйонами, выведенными имъ прежде пораженія, удалился къ Тельницу и озерамъ, близь того мѣста, гдѣ былъ Буксгевденъ съ колонною Дохтурова. Неспособный начальникъ лѣваго крыла Русскихъ, гордясь, что съ 29-тью батальйонами и 22-мя эскадронами оспоривалъ деревню Тельницъ у пяти или шести французскихъ батальйоновъ[79], оставался неподвиженъ, ожидая успѣха колоннъ Ланжерона и Пржибышевскаго. Ланжеронъ прискакалъ, и съ живостью разсказывалъ ему, что дѣлается, о Вы всегда видите только непріятелей" грубо отвѣчалъ Буксгевденъ. — А вы не въ состояніи видѣть ихъ нигдѣ, возразилъ Ланжеронъ[80]. Но въ эту минуту явился корпусъ Сульта на отлогости возвышенія къ озерамъ и двинулся на колонну Дохтурова, желая сбить ее туда. Опасность была несомнѣнная. Буксгевденъ, съ четырьмя полками, которые онъ оставлялъ при себѣ, пытался воротиться на прежнюю свою дорогу, проходившую черезъ Аугестъ, между подошвою праценской возвышенности и озеромъ Сачаномъ. Онъ поспѣшно бросился туда, приказывая Дохтурову спасаться какъ можетъ. Ланжеронъ присоединился къ нему съ остатками своей колонны. Буксгевденъ проходилъ черезъ Аугестъ въ ту минуту, когда дивизія Вандама, сходя съ высоты, вступала туда съ своей стороны. Поражаемый огнемъ Французовъ, онъ успѣлъ уйдти только съ частію своихъ войскъ. Большая часть, вмѣстѣ съ остатками ланжероновыхъ людей, была остановлена Вандамомъ, овладѣвшимъ Аугестомъ. Тогда всѣ бросились къ замерзшимъ озерамъ и старались тамъ открыть себѣ путь. Ледъ, покрывавшій озера, ослабленный теплотою солнечнаго дня, не сдержалъ тяжести людей, лошадей, пушекъ, проломился въ нѣсколькихъ мѣстахъ, и Русскіе тонули тамъ или спасались на остававшихся крѣпкими Мѣстахъ.
Наполеонъ пріѣхалъ самъ на праценскія покатости къ сторонѣ озеръ, и увидѣлъ гибель, такъ хорошо имъ приготовленную. Онъ велѣлъ гвардейской баттареѣ стрѣлять ядрами въ непроломленныя части льда, и тѣмъ довершилъ бѣдствіе несчастныхъ, убѣжавшихъ туда. Около двухъ тысячь человѣкъ погибли подъ сломаннымъ льдомъ[81].
Между французскою арміею и этими недоступными озерами оставалась еще несчастная колонна Дохтурова, которой часть спаслась съ Буксгевденомъ[82], и часть погибла подъ льдомъ. Оставленный въ такомъ ужасномъ положеніи, Дохтуровъ оказалъ самое благородное мужество. Ближе къ озерамъ, мѣстность возвышается, составляя родъ опоры. Дохтуровъ прислонился къ этому естественному окопу и построилъ свои войска въ три линіи, помѣстивъ кавалерію въ первой, артиллерію во второй, пѣхоту въ третьей[83]. Въ такомъ порядкѣ, онъ твердо отбивался отъ Французовъ, а между-тѣмъ послалъ нѣсколько эскадроновъ отъискивать путь между озерами Саманомъ и Меницомъ.
Тутъ завязался послѣдній, жестокій бой. Драгуны дивизіи Бомона, приведенные отъ Мюрата съ лѣваго фланга на правый, аттаковали австрійскую кавалерію Кинмайера, который, исполнивъ свой долгъ, отступилъ подъ покровительствомъ русской артиллеріи. Она громила картечью драгуновъ, тщетно покушавшихся захватить ее. Пѣхота Сульта двинулась на нее въ свою очередь, и не смотря на выстрѣлы почти въ упоръ, овладѣла артиллеріею и прогнала русскую пѣхоту къ Тельницу. Съ своей стороны, Даву вступилъ въ Тельницъ съ дивизіею Фріана. Тогда Русскимъ оставалось бѣжать по тѣсному промежутку между Тельницомъ и озеромъ. Нѣкоторые бросились гуда толпою, и погибло тамъ. Другіе успѣли отступить по пути, открытому между озерами Саманомъ и Меницомъ. За ними погналась французская кавалерія. Въ глинистой почвѣ, растаявшей днемъ и превратившейся въ густую грязь, вязли люди и лошади. Русская артиллерія погрязла тамъ. Наши кавалеристы забрали при этомъ пораженіи три тысячи плѣнныхъ и множество пушекъ[84]. Одинъ изъ дѣйствующихъ въ этой ужасной сценъ, Ланжеронъ, воскликнулъ: «Я видѣлъ нѣсколько проигранныхъ сраженій, но не имѣлъ понятія о такомъ пораженіи»[85].
Въ-самомъ-дѣлѣ, отъ одного до другаго фланга русской арміи, сохранился порядокъ только въ корпусъ Багратіона, котораго Ланнъ не преслѣдовалъ, не зная, что происходило на правомъ крылъ арміи. Все остальное было въ страшномъ безпорядкѣ, испускало дикіе крики и грабило деревни на дорогъ, доставая себѣ пищи. Оба государя, россійскій и австрійскій, удалялись съ поля битвы, гдѣ слышали они крики Французовъ: Да здравствуетъ императоръ! Александръ былъ глубоко унылъ. Императоръ Францъ, больше спокойный, переносилъ бѣдствіе хладнокровно. Въ общемъ несчастій, онъ имѣлъ по-крайней-мѣрѣ то утѣшеніе, что Русскіе уже не могли приписывать всю славу Наполеона трусости Австрійцевъ[86]. Оба императора ѣхали черезъ поля Моравіи въ непроницаемой темнотѣ, отдѣленные отъ своей свиты. Императоръ австрійскій, видя все погибшимъ, взялъ на себя отправить князя Лихтенштейна къ Наполеону, просить перемирія и обѣщать миръ черезъ нѣсколько дней потомъ. Онъ поручалъ ему также изъявить Наполеону желаніе свое имѣть съ нимъ свиданіе на аванпостахъ.
Князь Лихтенштейнъ, честно исполнившій спою обязанность въ битвѣ, могъ съ честію предстать побѣдителю и поспѣшилъ въ главную квартиру Французовъ. Наполеонъ, побѣдоносный, объѣзжалъ поле битвы, приказывая подбирать раненныхъ. Онъ не хотѣлъ дать себѣ отдыха, покуда не оказалъ споимъ солдатамъ всѣхъ попеченій, столько заслуженныхъ ими. Покорствуя его приказаніямъ, ни одинъ изъ нихъ не оставлялъ рядовъ для относа раненныхъ во время сраженія. Отъ того земля была покрыта ими на протяженіи слишкомъ трехъ льё. Особенно покрывали ее трупы Русскихъ. Страшно было поле битвы, но старые наши революціонные солдаты глядѣли на него равнодушно. Раны, смерть казались имъ, привыкшимъ къ ужасамъ воины, естественнымъ слѣдствіемъ сраженій, и пустяками посреди побѣды. Упоенные удовольствіемъ, они оглашали воздухъ кликами при видѣ группы генераловъ, показывавшей присутствіе Наполеона. Возвращеніе его въ главную квартиру, учрежденную въ Позоржицѣ, въ почтовомъ домѣ, походило на тріумфальное шествіе.
Эта душа, предназначенная испытать самыя тяжкія прискорбія послѣ самыхъ живыхъ радостей, услаждалась тогда Успѣхомъ самымъ великолѣпнымъ и самымъ заслуженнымъ, потому-что, если побѣда часто бываетъ благосклонностью случая, то здѣсь она была наградою удивительныхъ соображеній. Въ-самомъ-дѣлѣ, Наполеонъ геніально проникнулъ намѣреніе Русскихъ отнять у него дорогу къ Вѣнѣ, постигъ, что тогда они станутъ между нимъ и озерами, къ чему онъ поощрялъ ихъ самымъ положеніемъ своимъ, и потомъ, ослабляя свое правое крыло, усиливая центръ, онъ кинулся съ главными силами на праценскія высоты, оставленныя непріятелями, разрѣзалъ ихъ тѣмъ на двое, и сбросилъ въ пропасть, изъ которой они не могли выйдти[87]. Главная часть его войскъ, сбереженная въ резервѣ, почта не дѣйствовала: такъ вѣрная мысль сдѣлала крѣпкимъ его положеніе, такъ мужество его солдатъ позволяло ему выставлять ихъ противъ непріятеля въ меньшемъ числѣ. Можно сказать, что изъ 65,000 французовъ, 40,000 или 45,000 сражались, потому-что корпусъ Бернадотта, гренадеры и пѣхота гвардіи только размѣнялись нѣсколькими ружейными выстрѣлами съ непріятелемъ[88]. Такъ 45,000 Французовъ побѣдили 90,000 Австро-Русскихъ[89].
Слѣдствія этого дня были неизмѣримы: 15 тысячь убитыхъ, утонувшихъ и раненныхъ, около 20 тысячь плѣнныхъ, между которыми 10 полковниковъ и 8 генераловъ, 180 орудій, безмѣрное число лошадей, артиллерійскихъ повозокъ и обозовъ — таковы были потери непріятеля и трофеи Французовъ[90]. Наша потеря простиралась до семи тысячь человѣкъ убитыхъ и раненныхъ.
Наполеонъ, возвратившись въ свою главную квартиру въ Позоржицѣ, принялъ тамъ князя Лихтенштейна, но принялъ какъ побѣдитель самый вѣжливый, и условился о свиданіи черезъ День съ императоромъ австрійскимъ на аванпостахъ обѣихъ армій. Перемиріе должно было заключиться только послѣ свиданія и объясненій императоровъ Франціи и Австріи.
На другой день, Наполеонъ перенесъ свою главную квартиру въ Аустерлицѣ, замокъ, принадлежащій фамилій Кауницовъ. Онъ поселился тамъ, и хотѣлъ дать имя этого замка битвѣ, которую солдаты уже назвали битвою трехъ императоровъ. Въ-послѣдствіи, она названа и будетъ называться въ вѣкахъ тѣмъ именемъ, какое далъ ей безсмертный полководецъ, выигравшій ее.
Въ назначенный день, императоръ Францъ, съ согласія своего союзника, императора россійскаго, отправился для свиданія съ Наполеономъ, и нашелъ его на бивакѣ, подлѣ огня, разложеннаго солдатами. Наполеонъ оказалъ вѣжливость, явившись туда первый, пошелъ на встрѣчу австрійскому императору, и когда тотъ вышелъ изъ кареты, онъ поцаловалъ его. Ободренный пріемомъ своего всемогущаго непріятеля, монархъ австрійскій вступилъ съ нимъ въ продолжительный разговоръ. Главные генералы обѣихъ армій стояли въ отдаленіи и съ любопытствомъ смотрѣли на необыкновенное зрѣлище, какъ побѣжденный преемникъ цезарей просилъ мира у коронованнаго солдата, возведеннаго Французскою революціею на верхъ человѣческихъ почестей.
Наполеонъ извинился передъ императоромъ Францомъ, что принимаетъ его въ такомъ помѣщеніи. — Ваше величество заставляете меня три мѣсяца жить въ этомъ дворцѣ, сказалъ онъ. — Вы живете въ немъ не безъ успѣха, и не можете за то сердиться на меня, возразилъ австрійскій монархъ. — Разговоръ обратился на общность положенія. Тотъ и другой увѣряли, что не желали войны и начали ее поневолѣ. Наполеонъ объявилъ, что на условіяхъ, уже сказанныхъ г-ну Гіулаю, онъ готовъ подписать миръ. Императоръ Францъ, не объясняясь о томъ, хотѣлъ знать расположеніе Наполеона относительно русской арміи. Наполеонъ тотчасъ потребовалъ, чтобъ Австрія отдѣлила свои выгоды отъ выгодъ Россія, чтобъ русская армія выступила въ назначенные дни изъ австрійскихъ владѣній, и обѣщалъ при такомъ условіи заключить перемиріе. Миръ съ Россіею можно устроить послѣ, прибавилъ онъ: — потому-что это къ ней одной относится. — Повѣрьте мнѣ, сказалъ Наполеонъ — что вамъ не надобно смѣшивать своихъ дѣлъ съ дѣлами императора Александра. Теперь въ Европѣ одна Россія можетъ воевать изъ прихоти. Побѣдятъ ее, она удалится въ свои пустыни, а вы расплачиваетесь за войну своими областями.
Остроумныя выраженія Наполеона очень-хорошо поясняли отношенія европейскія. Императоръ Францъ далъ слово не начинать болѣе войны, и за себя и за Александра заключилъ перемиріе, при чемъ условіемъ было, что Русскіе отступятъ въ назначенные дни, а кабинетъ австрійскій тотчасъ пошлетъ въ Брюннъ переговорщиковъ, уполномоченныхъ подписать отдѣльный миръ съ Франціею. Императоры разстались, изъявляя другъ другу знаки искренности. Наполеонъ посадилъ въ карету императора, называемаго имъ братомъ, а самъ верхомъ возвратился въ Аустерлицъ.
Военныя дѣйствія прекратились окончательно, но переговоры о мирѣ, немедленно послѣдовавшіе за тѣмъ, встрѣтили безчисленныя затрудненія, при столкновеніи различныхъ выгодъ Франціи, Австріи и Пруссіи, также принимавшей большое участіе въ устройствѣ дѣлъ Средней-Европы. Императоръ россійскій, предоставивъ своему союзнику вступить въ переговоры съ побѣдителемъ, направилъ свои войска къ предѣламъ Россіи и выѣхалъ изъ Голича въ Петербургъ. Наполеонъ продолжалъ переговоры съ Пруссіею и Австріею настойчиво и упорно. Самъ онъ отправился въ Вѣну о призвалъ въ Брюннъ Талейрана, для совѣщаній тамъ съ гг. Гіулаемъ и Лихтенштейномъ. То была опасная минута для мудрости Наполеона. Человѣкъ, который своимъ геніемъ и храбростью своихъ солдатъ могъ производить такія событія, какъ Маренго и Аустерлицъ, будетъ ли соображаться съ кѣмъ-нибудь на землѣ? Тщетно думалъ Талейранъ умѣрить страсти его. Наполеонъ, въ изумительныхъ дерзостію и искусствомъ личныхъ переговорахъ съ Гаугвицомъ въ Вѣнѣ, вырвалъ у Пруссіи миръ, согласный съ его намѣреніями. Послѣ множества разныхъ измѣненій, переговоры съ австрійскимъ кабинетомъ были продолжаемы въ Пресбургь, и тамъ былъ заключенъ 26 декабря 1805 года пресбургскій мирный договоръ, одинъ изъ славнѣйшихъ договоровъ Наполеона.
Австрійская монархія, потерявшая всѣ свои владѣнія въ Италіи, лишенная уступкою Тироля повелительныхъ мѣстъ среди Альповъ, отброшенная за Иннъ, неимѣвшая болѣе никакихъ передовыхъ твердынь въ Швабіи и Феодальныхъ связей, подчинявшихъ ей государства Южной. Германіи, понесла въ то же время неизмѣримыя потери вещественныя и политическія. Она лишилась 4 мильйоновъ подданныхъ изъ 24, 15 мильйоновъ Флориновъ дохода изъ 103. Трактатъ былъ хорошо обдуманъ для спокойствія Италіи и Германіи, и только одинъ недостатокъ ярко выказывался въ немъ, а именно, излишнее угнетеніе побѣжденнаго, при чемъ онъ не могъ искренно предаться судьбѣ своей. Австрійскіе уполномоченные, при подписаніи трактата, ограничились только присоединеніемъ къ нему письма, обще подписаннаго ими, гдѣ поручали они великодушію Наполеона неаполитанскій королевскій домъ. Декабря 27, въ одномъ изъ вѣнскихъ дворцовъ, Наполеонъ принималъ эрцгерцога Карла, и изъявилъ всѣ знаки уваженія, должные его высокому сану и военной его славѣ. Разговоръ ихъ больше всего былъ обращенъ на военное искусство, что, впрочемъ, казалось естественнымъ при свиданіи двухъ знаменитыхъ полководцевъ; но эрцгерцогъ удалился, не сказавъ ни одного слова о дѣлахъ обѣихъ имперій.
Всѣ распоряженія немедленно оставить Австрію были сдѣланы. Наполеонъ велѣлъ отправить по Дунаю двѣ тысячи пушекъ и сто тысячь ружей, взятыхъ въ вѣнскомъ арсеналѣ. Онъ назначилъ полтораста пушекъ въ Пальма-Нова, для вооруженія этой важной крѣпости, повелѣвавшей венеціянскими областями на твердой землѣ. Онъ расположилъ возвратный походъ своихъ солдатъ такъ, чтобъ они шли небольшими переходами, потому-что не хотѣлъ заставить ихъ возвращаться какъ они пришли — бѣглымъ шагомъ. Но дорогѣ были сдѣланы всѣ необходимыя распоряженія доставить имъ обильное продовольствіе. Наполеонъ велѣлъ раздать два мильйона франковъ своимъ офицерамъ, чтобъ каждый изъ нихъ могъ тотчасъ насладиться плодами побѣды. На Бертье было возложены всѣ попеченія о возвратномъ походѣ арміи во Францію. Она должна была выступить изъ Вѣны въ-продолженіе пяти дней, и черезъ двадцать дней уже перейдти черезъ Йенъ. При переговорахъ условились, что крѣпость Браунау останется въ рукахъ Французовъ до полной выплаты 40 мильйоновъ контрибуціи.
Но окончаніи всѣхъ распоряженій, Наполеонъ отправился въ Мюнхенъ, гдѣ встрѣтили его съ восторгомъ. Баварцы, которымъ суждено было оставить его въ дни нашихъ бѣдствій и принудить перейдти черезъ нихъ при Ганау, оглушало своими рукоплесканіями и преслѣдовали самымъ пламеннымъ любопытствомъ побѣдителя, того, кто спасъ ихъ отъ вторженія непріятелей, возвеличилъ ихъ на степень королевства, обогатилъ отнятымъ у побужденной Австріи! Онъ присутствовалъ при бракосочетаніи принцессы Августы, дочери короля баварскаго, съ Евгеніемъ Богарне, вице-королемъ Италіи, пасынкомъ завоевателя и любимцемъ его сердца. Насладившись счастіемъ драгоцѣннаго ему сына, удивленіемъ народовъ, жаждавшихъ видѣть грознаго побѣдителя, насладившись даже лестью своихъ непріятелей, Наполеонъ отправился въ Парижъ, гдѣ ожидалъ его восторгъ Франціи.
Походъ, длившійся только три мѣсяца, вмѣсто войны нѣсколькихъ годовъ, какъ опасались сначала; твердая земля обезоруженная; Французская имперія, распространенная въ границахъ, которыхъ она не должна была бы никогда преступать; ослѣпительная слава, усилившая блескъ нашего оружія; общественный и частный кредитъ, возстановленный какъ-бы чудомъ; новые виды и надежды на спокойствіе и благосостояніе, открытые народу, при уважаемомъ цѣлымъ міромъ и могущественномъ правительствѣ — вотъ за что хотѣли отблагодарить Наполеона тысячекратными кликами: «Да здравствуетъ императоръ!» Онъ слышалъ эти клики въ Страсбургѣ, при самомъ переѣздѣ черезъ "Рейнъ, и они сопровождали его до Парижа, куда пріѣхалъ онъ 26 января 1806 года. Это было то же, что маренгское возвращеніе. Въ-самомъ-дѣлѣ, Аустерлицъ для имперіи былъ то же, что Маренго было для консульства. Маренго утвердило консульскую власть въ рукахъ Наполеона, Аустерлицъ обезпечилъ императорскую корону на головѣ его. Маренго въ одинъ день перенесло Францію изъ угрожаемаго положенія въ положеніе спокойное и великое; Аустерлицъ въ одинъ день уничтожилъ грозную коалицію и произвелъ послѣдствія не меньше великія. Для умовъ размышляющихъ и спокойныхъ, если оставались еще они при такихъ событіяхъ, единственный предметъ опасенія заключался въ извѣстномъ непостоянствѣ счастія, и — что еще гораздо страшнѣе — въ слабости человѣческаго ума, который иногда не падаетъ и подъ бременемъ несчастія, но рѣдко переноситъ благополучіе не впадая въ великія ошибки.
- ↑ Передаемъ слова г. Тьера во всей ихъ смѣшной дерзости: они показываютъ, какія понятія имѣетъ бывшій первый министръ Франціи о дипломатическихъ дѣйствіяхъ! Дерзость же выраженій падаетъ только на его нравственный характеръ. Прим. перев.
- ↑ Такъ думаетъ г. Тьеръ, но не такъ будетъ судить исторія, зная насилія и грабежи Наполеона во всѣхъ государствахъ Европы. Прим. перев.
- ↑ Да, успѣлъ правотою своей души, чистотою своихъ намѣреній и своимъ необыкновеннымъ умомъ. Такими высокими качествами Александръ очаровывалъ всѣхъ, кто имѣлъ счастіе приближаться къ ному. Г. Тьера, какъ видно, изумляютъ высокія качества ума и души? Прим. перев.
- ↑ Читатели оцѣнятъ сами болтовню г. Тьера, ни на чемъ не основанную. Кто сказалъ ему, что такъ происходили переговоры? гдѣ акты, гдѣ свидѣтельства на то? Прим. перев,
- ↑ Здѣсь слова г-на Тьера похожи на какую-то шутовскую рѣчь. Не-уже-ли такъ пишутъ исторію? Прим. перев.
- ↑ Любопытно, что всѣ дипломатическія мѣры противъ Франціи называются у г. Тьера коварствомъ, лицемѣрствомъ, и подобными вѣжливыми именами, тогда-какъ насилія и козни притѣснителѣ Европы кажутся ему только дипломатическими мѣрами. Безпристрастіе истинно-историческое. Прим. перв.
- ↑ Особенно, когда коварно опутывалъ ее невозможными условіями, и за сопротивленіе разорилъ и привелъ на край гибели. Но г. Тьеръ увѣренъ, что Наполеонъ былъ агнецъ невинный! Прим. перев.
- ↑ Умилительное изліяніе чувствъ двухъ добродѣтельныхъ монарховъ надъ гробницею великаго человѣка, г. Тьеръ называетъ сценою! Впрочемъ, все сочиненіе его показываетъ, что онъ не способенъ понять такія сцены. Простимъ его! Прим. перев.
- ↑ Но не самъ ли г. Тьеръ, нѣсколько прежде, говорилъ, что въ арміи Кутузова было 60,000 человѣкъ? Мы уже имѣли случай замѣтить эту ошибку (О. З. іюнь 1847 г. стр. 71) и доказать, что г. Тьеръ играетъ арміями и числомъ ихъ, какъ пѣшками; какъ же вѣрить выводамъ его изъ такихъ безпрерывно ложныхъ и противорѣчивыхъ указаній? Прим. перев.
- ↑ Этотъ нелѣпый портретъ одного изъ достопамятнѣйшихъ людей своего времени былъ достойно осмѣянъ и осужденъ въ журналахъ и въ мнѣніи всѣхъ читавшихъ г-на Тьера. Такова награда легкомысленному историку! Прим. перев.
- ↑ Полководецъ, уничтожившій, обратившій въ прахъ Наполеона, кажется, не имѣетъ надобности въ оправданіи передъ безсильною ненавистью какого-нибудь Французика, который не знаетъ, что Кутузовъ всегда принималъ начальство надъ арміями въ самыхъ затруднительныхъ обстоятельствахъ, и только геніальныя дарованія его доставляли ему торжество. Прим. перев.
- ↑ Багратіонъ имѣлъ геній военный, и образованность его доказана на всѣхъ поляхъ, гдѣ сражался онъ. Но кто же были образованные генералы у Наполеона? Ланнъ? Ней? Ожеро, и почти всѣ другіе, выслужившіеся изъ простыхъ солдатъ, и по обращенію походившіе на буйныхъ мужиковъ, а не генераловъ? Гдѣ они пріобрѣли образованность? Не въ трактирахъ ли и рабочихъ мастерскихъ, гдѣ выросли? Прим. перев.
- ↑ Предки Милорадовича были Сербы, но онъ былъ сынъ малороссійскаго помѣщика, заслуженаго генерала екатерилинскаго, и послѣ домашняго воспитанія учился 4 года въ Кенигсбергѣ, подъ руководствомъ Канта, потомъ въ Геттингенѣ, у знаменитѣйшихъ профессоровъ, а для узнанія военныхъ наукъ нѣсколько лѣтъ провелъ въ Мецѣ и Страсбургѣ, гдѣ были лучшіе тогда военные профессоры; наконецъ въ Парижѣ онъ блисталъ при дворѣ Маріи-Антуанетты, и всегда былъ благороднѣйшимъ, честнѣйшимъ изъ людей; храбрость же его была равно извѣстна и въ непріятельской и въ нашей арміи. На такого рыцаря безъ страха и укоризны г. Тьеръ осмѣливается изрыгать свои клеветы? Прим. перев.
- ↑ Русская армія давно предупредила всѣ клеветы на нее, разбивъ пресловутыхъ Французовъ на всѣхъ поляхъ Европы, и потомъ великодушно защищая ихъ самихъ отъ внутреннихъ междоусобій, послѣ окончательной ссылки Наполеона. Прим. перев.
- ↑ Но какимъ же образомъ били они Французовъ почти при всякой встрѣчѣ: били ихъ въ Италіи, прежде наученія, о которомъ говоритъ г. Тьеръ, били и въ 1805, и 1806—7-мъ, и окончательно добили въ 1812, 13-мъ и 14-мъ годахъ? Еще прежде они били и побѣждали Шведовъ, Турковъ, Пруссаковъ, Поляковъ, Персіянъ, всѣхъ, съ кѣмъ только встрѣчались. Странные это ученики, которые побѣждаютъ учителей! На какомъ же основаніи г. Тьеръ называетъ нашу армію 1805 года необразованною? Эти самые необразованные незадолго разбили и Моро, и Жубера, и Магдональда, и забрали въ плѣнъ нѣсколькихъ будущихъ маршаловъ Наполеона. Прим, перев.
- ↑ Обыкновенная пѣхота — армейскіе полки. Но г-ну Тьеру хотѣлось назвать ее лучшею, для лжи, которую увидимъ сейчасъ. Прим. перев.
- ↑ Французы уже встрѣчались съ Русскими на поляхъ Италіи и были разбиты ими, слѣдовательно, показали свою храбрость! Прим. перев.
- ↑ Все это чистая ложь! Никогда кавалерія не ходитъ прямо на пушки, пошла и тутъ, слѣдственно, не взяла ихъ, и что еще лучше: на всемъ отступленіи Кутузова отъ Враунау до Ольмюца, Русскіе не потеряли ни одной пушки! Слышите ли, г-нъ Тьеръ: ни одной! Не во снѣ ли видѣли вы, что наши кавалеристы брали гдѣ-нибудь пушки? Прим. перев.
- ↑ Сколько тутъ правды, можно судить потому, что подъ колецъ сраженія при Амштеттенѣ Французы отступили въ безпорядкѣ и были преслѣдуемы нашими, Могли ли они забрать плѣнныхъ въ своемъ бѣгствѣ? См. основанное на Оффиціальныхъ документахъ Описаніе Войны 1803 іода, соч. ген.-лейт. Михайловскаго-Данилевскаго, стр. 93-я. Прим. перев.
- ↑ Хвастовство, недостойное образованнаго генерала, который долженъ былъ знать, что не робость побуждала Русскихъ къ отступленію. Прим. перев.
- ↑ Война всегда и неизбѣжно оставляетъ страшные слѣды послѣ себя. Прим. перев.
- ↑ Вотъ уже это жестокая иронія г. Тьера надъ своими земляками! Русскіе, проливавшіе свою кровь за Австрійцевъ — губили ихъ, а Французы, которые въ Россіи оставили вездѣ послѣ себя только пожарища и пустыни, не уваживъ даже никакой святыни — Французы, противъ которыхъ нѣсколько разъ возставало Австрійцы и наконецъ возстала вся Европа, были освободители Австрійцевъ! Прим. перев.
- ↑ Могли ли Русскіе говорить съ уваженіемъ объ австрійскихъ войскахъ тотчасъ послѣ Ульма? Могли ли и до самаго окончанія войны почитать ихъ равными себѣ въ мужествѣ и военномъ искусствѣ? Дѣла говорятъ лучше словъ. Прим. перев.
- ↑ Почему же здѣсь г. Тьеръ умалчиваетъ о совершенномъ пораженіи графа Мерфельда? Почему лишаетъ себя еще одного доказательства, что Русскіе тогда должны были почитать равными себѣ Австрійцевъ, всюду поражаемыхъ. Прим. перев.
- ↑ Все дѣло подъ Кремсомъ показываетъ только грубое невѣжество Мортье и его подчиненныхъ, такъ же какъ искусство и храбрость Русскихъ. Но посмотрите, какъ сейчасъ г. Тьеръ будетъ расхваливать Мортье за глупое его дѣло. Прим. перев.
- ↑ Просто — неправда! Прим. перев.
- ↑ Искусно приготовилъ себѣ такое положеніе Мортье? Не искусны были Русскіе? Кажется, это не показываетъ арміи необразованной; какъ назвалъ ее г. Тьеръ. Прим. перев.
- ↑ Хвастовство нестерпимое! Не только солдаты и офицеры, которые упрашивали Мортье бѣжать, но полковники и генералы были постигнуты паническимъ страхомъ, даже бѣжали, но были при томъ захвачены въ плѣнъ, какъ-то: генералъ Грендоржъ и другіе. См. Описаніе войны 1805 года, соч. генерала Михайловскаго-Данилевскаго, стр. 107, Тамъ кремсское сраженіе описано по оффиціальнымъ свѣдѣніямъ. Прим. перев.
- ↑ Но г. Тьерѣ самъ сказалъ, что въ одной дивизія Газана было 5000 человѣкъ, да, конечно, не меньше въ дивизіи Дюпона, безъ которой Мортье навѣрно былъ бы истребленъ или взятъ. Успѣхъ Русскихъ былъ бы еще больше, еслибъ Шмитъ, котораго такъ хвалить г. Тьеръ, но завелъ Дохтурова самъ не, зная куда. См. Описаніе войны 1805 г., стр. 104.
- ↑ Нѣтъ, одно знамя было взято московскимъ мушкетерскимъ полкомъ. Прим. перев.
- ↑ Какъ на примѣръ грубой оплошности — можно указывать на Мортье подъ Кремсомъ, гдѣ онъ попался въ ловушку и спасся единственно отъ неискусства г-на Шмита, который завелъ Богъ-знаетъ куда Дохтурова и далъ время прійдти Дюпону. Прим. перев.
- ↑ Плѣнныхъ у Французовъ не могло быть, когда они были разбиты, обойдены, и если бы прежде взятые ими плѣнные находились въ Дирнштейнѣ, то и они освободились бы но взятіи города Дохтуровымъ. Напротивъ, Русскіе взяли въ плѣнъ 1500 Французовъ. У насъ выбыло изъ строя всего около 2000 человѣкъ. См. Описаніе войны 1805 года., стр. 108. Прим. перев.
- ↑ Едва-ли! Наполеонъ побольше г-на Тьера понималъ военное дѣло. Достовѣрные французскіе писатели описываютъ гнѣвъ его при извѣстіи о кремсскомъ боѣ, который самъ онъ назвалъ въ своемъ 22-мъ бюллетенѣ; Celte journée а été une journée do massacre. См. Описаніе войны 1805 года., стр. 108 и 112. Прим. перев.
- ↑ Первоначально самъ Мюратъ прислалъ съ предложеніемъ перемирія, въ-слѣдствіе чего и былъ отправленъ къ нему Винцингероде. См. Описаніе войны 1805 г., стр. 425. Прим. перев.
- ↑ Ничего этого не было, и никогда Багратіонъ не ѣздилъ въ лагерь Французовъ, въ которыхъ онъ видѣлъ не только непріятелей, по враговъ своего отечества и цѣлаго міра. Эта ненависть его, объясняемая обстоятельствами, лучше всего показываетъ сколько правды въ словахъ г. Тьера. Прим. перев.
- ↑ Цѣль Багратіона была — отступать сражаясь, и потому естественно, что онъ оставилъ Шёнграбенъ. Прим. перев.
- ↑ Вся потеря Багратіона, до самаго присоединенія къ Кутузову, превышала не много болѣе 2000 человѣкъ. См. Описаніе Войны 1805 г. Прим. перев.
- ↑ Никакого подобія нѣтъ между сраженіями подъ Кремсомъ и Шёнграбеномъ. Тамъ Мортье былъ окруженъ, разбитъ и едва не истребленъ отъ собственной оплошности, при чемъ онъ сражался но неволѣ и чуть не сдался въ плѣнъ. Подъ Шёнграбеномъ, Багратіонъ свободно принялъ сраженіе, продолжалъ его, пока почиталъ то нужнымъ, и отступилъ, совершивъ геройскую защиту арміи, прославившую его. Какое же тугъ соревнованіе съ Мортьё? Прим. перев.
- ↑ Пораженій не было ни гдѣ. «Отъ Браунау до Брюнна наше войско отражало „французовъ на каждомъ шагу, ни гдѣ не давая имъ ни малѣйшей поверхности.“ См. Описаніе Войны 1805 года, стр. 134. Прим. перев.
- ↑ „Потеря Кутузова отъ Браунау до Бргонпа состояла въ 5840 убитыхъ и раненныхъ“. См. Описаніе Воины 1805 года, гдѣ всѣ подобныя указанія извлечены изъ строевыхъ рапортовъ, а въ нихъ не бываетъ утайки. Но для г. Тьера нѣсколько тысячь человѣкъ ни по чемъ! Прим. перев.
- ↑ Въ корпусѣ Буксгевдена было 26,828 человѣкъ, въ отрядѣ гвардіи 8500 человѣкъ, всего 35,328 человѣкъ. Прим. перев.
- ↑ Въ соединенной подъ Ольмюцомъ россійско-австрійской арміи было Русскихъ 68,500 человѣкъ, Австрійцевъ 14,000, всего 82,500 человѣкъ. См. Описаніе Войны 1805 года, стр. 146. Прим. перев.
- ↑ Невѣжественныхъ (ignorants), говоритъ г. Тьеръ; но въ ратномъ дѣлѣ Русскіе солдаты уже тогда были первыми въ Европѣ. Указываемъ опять на всѣ войны наши въ XVIII столѣтіи, со временъ Петра. Прим. перев.
- ↑ Не смѣшно ли, что здѣсь г. Тьеръ хвалитъ своихъ земляковъ, какъ ловкихъ грабителей? И точно, слова: maraude, maraudeur, были изобрѣтены ими по время войнъ, слѣдовавшихъ за революціею, потому-что прежде не бывало такого систематическаго военнаго грабежа, какимъ отличались тогдашніе Французы. Вотъ лучшее объясненіе, отъ-чего были они ненавистны во всѣхъ странахъ, гдѣ вели войну. Въ этомъ можно отдать имъ преимущество передъ всѣми другими солдатами. Прим. перев.
- ↑ Прежде г. Тьеръ изрыгалъ порицанія на одного, благороднаго князя Петра Петровича Долгорукаго; здѣсь онъ уже находитъ много Долгорукихъ (le? Dolgorouki); но какихъ же? Такъ не излагаютъ событіи историческихъ. Прим. перев.
- ↑ Здѣсь только самоувѣренность и легкомысліе г. Тьера изумительны! Не основываясь ни на чемъ, я самъ не зная о комѣ, онъ разсказываетъ сказку, а не исторію. Прим. перев.
- ↑ Потому такъ утвердительно и съ исключительною хвалою говоритъ г. Тьерѣ объ этомъ человѣкѣ, вообще порицая всѣхъ другихъ, истинныхъ приверженцевъ императора россійскаго? Прим. перев.
- ↑ Одно это сужденіе какихъ-то благоразумныхъ показало бы, что они не знали о чемъ говорили: при отступленіи обыкновенно оставляютъ поле сраженія, но отступленіе, какъ военный маневръ, ведетъ иногда къ торжеству. Довольно указать въ примѣръ на нашу отечественную войну. Наполеонъ погибъ въ Россіи, хотя и называлъ завоеваніемъ и побѣдою всѣ преднамѣренно-оставленные ему города. Прим. перев.
- ↑ Кутузовъ, Багратіонъ, Милорадовичъ и многіе уже славные въ 1805 году наши генералы не начальствовали въ битвахъ!… Зачѣмъ говоритъ г. Тьеръ о томъ, чего не знаетъ? Прим. перев.
- ↑ Какія ребяческія сужденія! И зачѣмъ навязываетъ г. Тьеръ свои мѣщанскія сужденія военнымъ и государственнымъ людямъ? Прим. перев.
- ↑ Все это вранье такъ очевидно, что не требуетъ опроверженія. Прим. перев.
- ↑ Савари, полицейскій, агентъ Наполеона — могъ судить о блестящей, благовоспитанной аристократіи, окружавшей Императора Александра! Сейчасъ увидимъ изъ словъ самого г-на Тьера, умѣлъ ли Савари исполнить и то, что поручили ему. Прим. перев.
- ↑ Вотъ какъ искусенъ былъ Савари, который, въ-послѣдствіи, бывъ министромъ полиціи Наполеона, допустилъ запереть себя въ тюрьму! Прим. перев.
- ↑ Откуда могъ узнать это г. Тьеръ? Безъ доказательствъ слова его — сказка. Прим. перев.
- ↑ Мы уже говорили, каковъ былъ въ дѣйствительности умный и благородный князь П. П. Долгорукій. См. „Отеч. Записки“ іюнь 1847 г., стр. 72. Прим. перев.
- ↑ Онъ поѣхалъ къ Наполеону не вмѣстѣ съ Савари, а отдѣльно. Прим. перев.
- ↑ Здѣсь г. Тьеръ, въ примѣчаніи, упоминаетъ о Французскомъ переводѣ сочиненія г-на генерал-лейтенанта Михайловскаго-Данилевскаго (Описаніе Воины 1805 года), и опровергаетъ мнѣніе нашего историка, что Наполеонъ еще наканунѣ зналъ предначертанный союзниками планъ битвы. Г. Тьеръ утверждаетъ, что Наполеонъ не могъ знать нашего плана, разосланнаго русскимъ военачальникамъ въ ночь передъ битвою. Здѣсь смѣшиваетъ онъ два предмета, совершенно различные и непонятные для него, какъ для человѣка невоеннаго: планъ битвы и диспозицію. Русскимъ военачальникамъ была разослана ночью диспозиція, составленная Вейротеромъ, но планъ битвы былъ извѣстенъ гораздо-прежде. Одного намека о главномъ направленіи нашихъ войскъ было достаточно для Наполеона. Иначе нельзя было бы объяснить себѣ, но какому указанію Наполеонъ къ утру перевелъ за гольдбахскій ручей корпуса Бернадотта и Сульта, и еще наканунѣ написалъ въ своемъ приказѣ: „Союзники станутъ обходить мое правое крыло“? Согласимся, что Наполеонъ былъ геній, но не могъ же онъ предвидѣть будущаго. Прим. перев.
- ↑ Напротивъ, въ русской арміи было съ небольшимъ 80,000 человѣкъ, а во Французской до 90,000. Прим. перев.
- ↑ Того самаго, который въ 1812 году сопровождалъ изъ Москвы награбленныя тамъ Французами сокровища, и между прочимъ крестъ съ Ивана-Великаго. Прим. перев.
- ↑ Ланжеронь быль эмигрантъ: это слово показываетъ, что онъ служилъ не противъ отечества, а противъ революціи, овладѣвшей Франціею. Прим. перев.
- ↑ Всего? Но не самъ ли г. Тьеръ говоритъ, что Кутузовъ молчалъ и будто бы даже дремалъ; а мы знаемъ илъ „Описанія войны 1805 года“, что многіе генералы русскіе не раздѣляли убѣжденій Вейротера. Прим. перев.
- ↑ Не обращаемъ вниманія на вздорныя клеветы, и здѣсь и далѣе высказанныя г. Тьеромъ противъ заслуженнаго генерала, бывшаго въ-послѣдствіи главнокомандующимъ русской арміи въ Финляндіи. Пр характеру книги вы видите, что въ ней систематически порицаютъ все русское, и мы должны во многихъ мѣстахъ читать ее, какъ любопытную небылицу о насъ-самихъ. Прим. перев.
- ↑ Противъ Даву сражались не всѣ войска Буксгевдена, а только передовые отряды ихъ, слѣдовательно, тутъ показаніе г-на Тьера пристрастно и не кстати хвастливо. Если отъ ста-тысячной арміи отдѣлять сто человѣкъ для дѣйствія, то кто скажетъ, что сражались всѣ 100,000 человѣкъ? Это ясно! Прим. перев.
- ↑ Наполеонъ былъ въ то время государемъ, и прежде него Фридрихъ-Великій, Густавъ-Адольфъ и много другихъ государей развѣ не были сами полководцами своихъ армій? Прим. перев.
- ↑ Это несправедливо. Русская гвардія не была призвана Кутузовымъ, потому-что оставалась слишкомъ-далеко отъ него, и имѣла совсѣмъ другое назначеніе — подкрѣплять конницу князя Лихтенштейна, что далѣе говоритъ и самъ г. Тьеръ, смѣшивая всѣ событія такъ, что наконецъ изъ его описанія нельзя понять ничего. У него перемѣшаны и часы битвы, и корпуса, и всѣ дѣйствія этого сложнаго и громаднаго дѣла. Прим. перев.
- ↑ Повторяемъ, что этого не было, слѣдовательно, г. Тьеръ критикуетъ собственную свою выдумку. Предположеніе же его о присоединеніи къ Кутузову войскъ Буксгевдена, ушедшихъ на нѣсколько верстъ впередъ, показываетъ только, что онъ не вникъ въ событія аустерлицкой битвы и не имѣетъ понятія о военномъ дѣлѣ. Прим. перев.
- ↑ Главная масса кавалеріи была лѣвѣе Багратіона, къ Драцену. Прим. перев.
- ↑ Вся эта схватка представлена невѣрно. См. „Описаніе Войны 1805 года“, стр. 192. Прим. перев.
- ↑ Къ чему преувеличивать небывалыми частными успѣхами общій большой успѣхъ Наполеона? Прим. перев.
- ↑ Этого не было. Но у г. Тьера тысячи войскъ ни по чемъ! Прим. перев.
- ↑ Ланнъ такъ же далъ битву на этомъ мѣстѣ, какъ и князь Багратіонъ. Прим. перев.
- ↑ Какъ все это перепутано! Дѣйствіе Каменскаго происходило почти при началѣ сраженія. Прим. перев.
- ↑ Но всемъ этомъ описаніи путаница: г. Тьеръ опровергаетъ самъ-себя, когда послѣ взятія Сультомъ Працена, опять выставляетъ тутъ нашу гвардію и Колловрата. Прим. перев.
- ↑ Князь Рѣпнинъ командовалъ эскадрономъ, а не полкомъ. Прим. перев.
- ↑ Наполеонъ былъ въ такомъ отдаленіи, что не могъ видѣть подробностей сраженія одного полка, и различить молодые или старые воины сражались тутъ, особенно же какой именно полкъ былъ въ схваткѣ. Прим. перев.
- ↑ Наполеонъ увидѣлъ князя Рѣпнина, когда возвращался съ праценскихъ высотъ въ свою главную квартиру въ Позоржицъ, по окончаніи битвы. Прим. перев.
- ↑ Нѣтъ, г. Тьеръ! мы такъ чтимъ военное дарованіе Наполеона, что безпристрастно скажемъ: побѣда была рѣшена имъ въ 10 часу утра, когда онъ разгромилъ центръ русской арміи. Прим. перев.
- ↑ Никакая часть русской арміи не положила оружія подъ Аустерлицомъ, и самъ Наполеонъ сказалъ о ней, черезъ много лѣтъ потомъ: «L’armée russe d’Austerlitz n’aurait pas perdu la bataille de la Moskwa». Войска, которымъ отдавалъ справедливость врагъ ихъ въ дни своего бѣдствія, не были способны класть оружіе. Прим. перев.
- ↑ Здѣсь нелѣпость разсказа доходитъ до невѣроятности. Самъ г. Тьеръ говоритъ (см. выше), что у Фріана было 7 или 8 тысячь пѣхоты, кромѣ подходившихъ къ нему отсталыхъ, и двѣ тысячи восемь-сотъ кавалеріи; какъ же тутъ превратились они въ 5 или 6 батальйоновъ? Куда дѣлась кавалерія? Сверхъ-того, каковы бы ни были 29 батальйоновъ и 22 эскадрона, но естественно ли, чтобъ они не уничтожили пяти батальйоновъ? Вотъ до чего доводитъ хвастовство и желаніе писать о предметѣ, котораго не знаетъ авторъ! Прим. перев.
- ↑ Въ русской арміи подобныя выраженія между старшимъ и младшимъ не допускаются ни въ какомъ случаѣ. Никогда не могло быть такого разговора, и наши военныя лѣтописи не представляютъ примѣра, чтобы подчиненный дерзнулъ противорѣчить начальнику; безпрекословное, слѣпое, благоговѣйное повиновеніе старшему составляетъ крѣпость и основу нашего военнаго устройства. Прим. перев.
- ↑ Кто сосчиталъ сколько погибло людей при этомъ случаѣ? Не нырялъ ли на дно озера тотъ, кто сообщилъ г. Тьеру такую подробность? Прим. перев.
- ↑ Никакая часть колонны Дохтурова не пошла съ Буксгевденомъ, а всѣ были ведены Дохтуровымъ вокругъ Сачанскаго-Озера. Прим. перев.
- ↑ Такого построенія никогда не бываетъ въ войнъ. Тутъ все перемѣшано, хотя и не къ униженію Дохтурова. Это не исторія, а сказка о какихъ-то небывалыхъ происшествіяхъ. Наши генералы не нуждаются въ фантастическихъ, хотя и похвальныхъ разсказахъ о нихъ: истина представляетъ довольно славныхъ подвиговъ ихъ. Прим. перев.
- ↑ Что значитъ: «множество пушекъ» (une grande quantité de canons)? Историкъ долженъ сказать сколько именно. Прим. перев.
- ↑ Жаль, что не пояснено: гдѣ видѣлъ проигранныя сраженія графъ Ланжеронъ? Въ арміи Рошамбо, сражаясь подъ знаменами Вашингтона, или въ арміи принца кобургскаго, сражаясь съ революціонерами? Находясь въ. русской службѣ, онъ видѣлъ только побѣды — свидѣтельство тому Фокшаны, Рымникъ, Очаковъ, Измаилъ. Прим. перев.
- ↑ Развѣ, погибая въ отчаянномъ, кровопролитномъ бою, Русскіе оправдывали тѣмъ своихъ союзниковъ, которые почти безъ боя сдались подъ Ульмомъ, и тѣмъ доставили Наполеону неизмѣримыя преимущества? Проиграть сраженіе, даже быть побѣжлену не безчестіе; но сдаваться въ плѣнъ безъ боя и не отстаивать грудью своей страны — другое дѣло. Прим. перев.
- ↑ Здѣсь авторъ противорѣчитъ самъ-себѣ, ибо въ подробностяхъ онъ, какъ мы видѣли, разсказываетъ это иначе. Прим. перев.
- ↑ Напротивъ, всѣ они также были въ пылу сраженія, на Праценѣ, и конечно не танцовали передъ русскимъ картечнымъ и ружейнымъ огнемъ. Прим. перев.
- ↑ Нелѣпое хвастовство, котораго не требуетъ блестящій подвигъ Наполеона. Прим. перев.
- ↑ Покажемъ безпристрастіе наше г-ну Тьеру, и пояснимъ, что Русскіе потеряли при томъ 133 орудія, хотя въ самомъ бюллетенѣ Наполеона число орудій показано меньше. Убитыхъ, плѣнныхъ, раненныхъ, словомъ — выбывшихъ изъ строя было у насъ до 21,000 человѣкъ. Все это обнародовано у насъ въ составленномъ и напечатанномъ по Высочайшему повелѣнію «Описаніи первой войны Императора Александра съ Наполеономъ въ 1805 году», генерал-лейтенантомъ Михайловскимъ-Данилевскимъ. Прим. перев.