Консульство и Империя (Тьер)/Версия 8/ДО

Консульство и Империя
авторъ Адольф Тьер, переводчикъ неизвѣстенъ

Оригинал: французскій, опубл.: 1847. — Источникъ: az.lib.ru • (Le Consulat et l’Empire).
Статья одинадцатая. Ульм и Трафальгар.
Текст издания: журнал «Отечественныя Записки», № 6, 1847.

КОНСУЛЬСТВО И ИМПЕРІЯ

Соч. ТЬЕРА. Статья одиннадцатая (*).

(*) Первыя десять статей напечатаны были въ "Отеч. Запискахъ и 1845 года (томы XL, XLI, XL1I и XLIII), и 1846 года (томы XLIV и XLVI). — Предлагаемыя нынѣ статьи составляютъ шестой, недавно-вышедшій томъ «Histoire du Consulat et de l’Empire», Тьера.

УЛЬМЪ И ТРАФАЛГAPЪ. — Слѣдствія присоединенія Генуи къ имперіи. — Обширное поприще, открытое соображеніямъ Наполеона. — Четыре нападенія, направленныя противъ Франціи. — Наполеонъ занимается однимъ изъ нихъ, и способомъ отпора его располагается уничтожить три другія. — Изложеніе плана его. — Движеніе шести корпусовъ отъ береговъ Океана къ истокамъ Дуная. — Наполеонъ сохраняетъ въ глубокой тайнѣ свои распоряженія и сообщаетъ ихъ только баварскому курфирсту, желая привязать его къ себѣ увѣреніемъ въ его безопасности. — Мѣры, принятыя имъ для сохраненія флотиліи. — Возвращеніе его въ Парижъ. — Общественное мнѣніе о немъ. — Упреки, обращаемые противъ него. — Состояніе финансовъ. — Недостатокъ въ деньгахъ. — Компанія Соединенныхъ Негоціантовъ.-- У врагъ. — Повелительныя распоряженія Наполеона. — Суммы, вытребованныя имъ въ Страсбургъ и Италію чистыми деньгами. — Наборъ конскриптовъ по декрету сената. — Образованіе резервовъ. — Національная гвардія. — Холодность народа къ Наполеону. — Онъ оскорбляется тѣмъ, но ѣдетъ въ армію, увѣренный, что вскорѣ превратитъ холодность въ восторгъ. — Распоряженія союзныхъ державъ. — Походъ двухъ русскихъ армій, одной въ Галлицію, на помощь къ Австрійцамъ, другой въ Польшу, для угрозы Пруссіи. — Императоръ Александръ въ Пулавѣ. — Переговоры его съ берлинскимъ дворомъ. — Походъ Австрійцевъ въ Ломбардію и Баварію. — Переходъ генерала Макка черезъ Иннъ. — Курфирстъ баварскій, послѣ многихъ недоумѣній, предается Франціи и удаляется съ дворомъ и съ арміею въ Вюрцбургъ. — Генералъ Маккъ занимаетъ позицію въ Ульмѣ. — Поступки неаполитанскаго двора. — Начало военныхъ дѣйствій со стороны французовъ. — Составъ великой арміи. — Переходъ черезъ Рейнъ. — Походъ Наполеона съ шестью корпусами вдоль швабскихъ Альповъ, для обхода генерала Макка. — 6 и 7 октября Наполеонъ приходитъ къ Дунаю близь Донауберта, прежде, нежели генералъ Маккъ подозрѣваетъ близость французовъ. — Общій переходъ черезъ Дунай. — Генералъ Маккъ окруженъ. — Сраженія у Вертингена и Гюнцбурга. — Наполеонъ въ Аугсбургѣ дѣлаетъ распоряженія съ двойною цѣлью: окружить Ульмъ и занять Мюнхенъ, желая отдѣлить Русскихъ отъ Австрійцевъ. — Ошибка Мюрата. — Опасность для дивизіи Дюнона. — Гаслахское сраженіе. — Наполеонъ спѣшитъ къ Ульму и поправляетъ всѣ ошибки. Эльхингенское сраженіе 14 октября. — Обложеніе Ульма. — Отчаяніе генерала Макка и отступленіе эрцгерцога Фердинанда. — Австрійская армія принуждена сдаться. — Неслыханное торжество Наполеона. — Въ двадцать дней онъ уничтожилъ восьмидесяти-тысячную армію безъ битвы. — Морскія дѣйствія со времени возвращенія адмирала Вилльнева въ Кадиксъ. — Строгость Наполеона къ нему. — Отправленіе адмирала Розили на мѣсто его, съ приказаніемъ флоту выступить изъ Кадикса и идти въ Средиземное-Море. — Прискорбіе адмирала Вилльнева и рѣшимость дать отчаянную битву. — Состояніе флота франко-испанскаго и флота англійскаго. — Инструкція Нельсона своимъ капитанамъ. — Поспѣшный выходъ адмирала Вилльнева въ море. — Встрѣча обоихъ флотовъ у трафалгарскаго мыса. — Нападеніе Англичанъ двумя колоннами. — Разрывъ французскаго флота. — Отчаянный бой нѣкоторыхъ французскихъ кораблей. — Смерть Нельсона. — Плѣнъ Вилльнева. — Разсѣяніе французскаго флота. — Страшная буря послѣ битвы. — Кораблекрушенія. — Поступки французскаго правительства съ его флотомъ. — Молчаніе его о послѣднихъ событіяхъ. — Ульмъ заставляетъ забыть Трафалгаръ.

Велика была ошибка Наполеона, когда, передъ самою экспедиціею въ Англію, онъ присоединилъ къ Франціи Геную и тѣмъ окончательно заставилъ Австрію начать войну. Для свободныхъ дѣйствій противъ Англіи, ему всего нужнѣе было совершенное спокойствіе на твердой землѣ, а онъ вызывалъ противъ себя страшную коалицію. Правда, онъ не предвидѣлъ послѣдствій присоединенія Генуи: въ томъ была и ошибка, что онъ слишкомъ презиралъ Австрію и думалъ, что, при неспособности ея дѣйствовать, съ нею можно позволить себѣ все. Справедливо могли упрекать его за присоединеніе Генуи въ тогдашнихъ обстоятельствахъ; но въ существѣ оно было событіемъ счастливымъ. Конечно, еслибъ адмиралъ Вилльнёвъ съумѣлъ отплыть въ Ламаншскій-Проливъ и явился передъ Булонью, надобно было бы вѣчно сожалѣть о новой помѣхѣ въ исполненіи величайшаго предпріятія; но адмиралъ по являлся, и Наполеонъ, еще разъ принужденный бездѣйствовать, еслибъ только не рѣшился дерзко переправиться черезъ проливъ безъ покровительства флота — Наполеонъ увидѣлъ бы себя въ большомъ замѣшательствѣ. Экспедиція, такъ часто возвѣщаемая, три раза неудавшаяся, наконецъ сдѣлала бы его смѣшнымъ и представила бы передъ Европою въ совершенномъ безсиліи противъ Англіи. Коалиція твердой земли вдругъ представляла необходимое ему поле битвы, поправляла его ошибку своею ошибкою, и очень-кстати выводила его изъ положенія неопредѣленнаго и непріятнаго. Какъ удивительна иногда цѣпь, соединяющая событія міра! Самое умное соображеніе бываетъ неудачно, и ошибка награждается успѣхомъ. Нельзя, однакожь, объявлять тщетнымъ всякое благоразуміе и предпочитать ему въ управленіи царствъ прихоть. Нѣтъ, въ дѣлахъ, разсчетъ всегда лучше увлеченій; но нельзя не сознаться, что выше намѣреній человѣка есть еще намѣренія Провидѣнія, болѣе-вѣрныя и глубокія. Смиримся, но не будемъ отрекаться отъ мудрости человѣческой.

Кто видѣлъ вблизи трудности правленія, кто испыталъ, что значитъ рѣшиться на великое предпріятіе, и сколько труда пріуготовить его, исполнить, двинуть людей и дѣла — тотъ одинъ оцѣнитъ рѣшимость Наполеона. Когда прошло его прискорбіе о неудачѣ булоньской экспедиціи, онъ весь предался новому предпріятію войны на твердой землѣ. Никогда не располагалъ онъ такими огромными средствами, никогда не видѣлъ передъ собою такого обширнаго поприща дѣйствій. Начальствуя италійскою арміею, онъ былъ ограниченъ въ своихъ дѣйствіяхъ равниною Ломбардіи и Альпами, и если обращалъ взоръ далѣе, пугливая осторожность директора Карно останавливала его соображенія. Бывъ первымъ консуломъ и изобрѣтая планъ похода въ 1800 году, онъ былъ принужденъ соображаться съ своими помощниками, ещё равными ему, и когда, на-примѣръ, составлялъ для Моро планъ, который могъ бы имѣть самыя счастливыя послѣдствія, его останавливалъ робкій умъ генерала; надобно было предоставить ему дѣйствовать по его соображенію, вѣрному, но ограниченному, а самому заключиться отдѣльно въ Пьемонтѣ. Правда, присутствіе его тамъ ознаменовалось дѣйствіемъ, которое останется чудомъ военнаго искусства; но все еще геній его встрѣчалъ препятствія, когда хотѣлъ развернуться. Въ первый разъ онъ былъ свободенъ, какъ Цезарь и Александръ. Сподвижники, стѣснявшіе его своею завистью или своею извѣстностью, согнали сами себя съ поприща неосторожными и виновными поступками. Оставались помощники, покорные его волѣ и обладавшіе въ высшей степени всѣми качествами, необходимыми для исполненія его намѣреній. Армія, утомленная продолжительнымъ бездѣйствіемъ, дышавшая только славою и битвами, образованная десятью годами войны и тремя годами лагерной жизни, была приготовлена къ самымъ труднымъ предпріятіямъ и самымъ дерзкимъ переходамъ. Вся Европа была открыта его соображеніямъ. Онъ былъ на западѣ, на берегахъ Сѣвернаго-Моря и Ламаншскаго-Пролива, а на востокѣ была Австрія, вспомоществуемая силами русскими, шведскими, итальянскими, англійскими, двигавшая на Францію громады, какъ-будто заговоромъ цѣлой Европы предоставленныя ея распоряженію. Положеніе, средства, все было велико. Но если никогда не бывало столько способовъ противостать внезапнымъ и страшнымъ опасностямъ, никогда не бывало и такихъ затрудненій. Армія, можно сказать, безпримѣрно приготовленная, была на берегу Океана, далеко отъ Рейна, отъ Дуная, отъ Альповъ, почему державы твердой земли и допускали сборъ ея безъ возраженій. Надобно было вдругъ перенести ее въ средоточіе твердой земли: въ томъ состояла задача. Увидимъ, какъ Наполеонъ уничтожилъ пространство, отдѣлявшее его отъ непріятелей, и сталъ посреди ихъ на точкѣ, самой удобной для разсѣянія грозной коалиціи.

Онъ упорствовалъ въ мнѣніи, что война не такъ близка, какъ была въ-самомъ-дѣлѣ, но ясно видѣлъ приготовленія къ ней и планъ ея. Швеція занималась вооруженіями въ Стральзундь, въ шведской Помераніи; Россія въ Ревелѣ, въ Финскомъ-Заливѣ. Извѣщали о двухъ большихъ русскихъ арміяхъ: одна сосредоточивалась въ Польшѣ и должна была увлечь съ собою Пруссію, другая, въ Галиціи, готовилась на помощь Австріи. Не предполагали только, а знали навѣрное, что сбираются двѣ австрійскія арміи: одна, восьмидесяти-тысячная, въ Баваріи, другая, сто-тысячная, въ Италіи, соединенныя корпусомъ въ двадцать-пять или тридцать тысячь человѣкъ въ Тиролѣ. Наконецъ, Русскіе, собранные въ Корофу, Англичане въ Мальтѣ, и признаки волненія неаполитанскаго двора, несомнѣнно возвѣщали о попыткѣ на югъ Италіи.

Итакъ, готовилось четыре нападенія: первое, съ сѣвера, черезъ Померанію, на Ганноверъ и Голландію, гдѣ должны были дѣйствовать Шведы, Русскіе и Англичане; второе, съ востока, черезъ долину Дуная, возлагалось на Русскихъ и Австрійцевъ; третье, въ Ломбардіи, предоставлялось однимъ Австрійцамъ; четвертое, на югѣ Италіи, нѣсколько-позднѣе располагались исполнить Русскіе, Англичане и Неаполитанцы вмѣстѣ.

Наполеонъ постигъ этотъ планъ, какъ-будто присутствовалъ въ Вѣнѣ при военныхъ совѣщаніяхъ Винцингероде, о которыхъ говорили мы прежде. Одно обстоятельство было еще неизвѣстно ему и его непріятелямъ: увлекутъ ли они Пруссію? Наполеонъ не вѣрилъ тому. Соединенныя державы надѣялись успѣть, устрашивъ Фридриха-Вильгельма. Въ такомъ случаѣ, нападеніе съ сѣвера было бы уже по побочное покушеніе, стѣсненное нейтралитетомъ Пруссіи, но грозное предпріятіе противъ Франціи, отъ Кёльна до устьевъ Рейна. Но все это было мало вѣроятно, и Нанолеонъ почиталъ важными только два большія нападенія, черезъ Баварію и Ломбардію, полагая едва-достойнымо какихъ-нибудь предосторожностей тѣ, которыя готовились въ Помераніи и Неаполитанскомъ Королевствъ.

Онъ рѣшился перенести главныя силы свои въ долину Дуная и уничтожить всѣ второстепенныя нападенія способомъ отпора главнаго изъ нихъ. Глубокое соображеніе его основывалось на обстоятельствѣ очень-простомъ: на отдаленіи Русскихъ, отъ чего не могли они во время прійдти на помощь къ Австрійцамъ. Онъ разсуждалъ, что Австрійцы, желая поспѣшить въ Баварію, и, по своему обычаю, занять знаменитую, ульмскую позицію, увеличатъ такимъ-образомъ пространство, естественно-отдѣляющее ихъ отъ Русскихъ, и тогда Русскіе поздно вступятъ въ линію, идя вверхъ по Дунаю съ главною своею арміею, соединенною съ австрійскими резервами. Наполеонъ располагалъ поразить Австрійцевъ прежде прибытія Русскихъ, и потомъ обратиться на нихъ, лишенныхъ пособія главной австрійской арміи. Онъ хотѣлъ употребить способъ, очень-легкій въ теоріи, очень-трудный въ исполненіи: разбить непріятелей одного за другимъ.

Для успѣха въ такомъ предначертаніи, необходимо было совершенно-особымъ способомъ перенестись на театръ войны, то-есть, въ долину Дуная. Еслибъ, но примѣру Моро, Наполеонъ пошелъ вверхъ по Рейну и переправился черезъ него изъ Страсбурга въ Шафгаузенъ, а потомъ, черезъ дефилеи Шварцвальда, вышелъ между Альпами Швабіи и Констанцскимъ-Озеромъ, и такимъ-образомъ аттаковалъ съ фронта Австрійцевъ, утвердившихся позади Иллера, Ульма и Меммингена, онъ не достигъ бы вполнѣ своей цѣли. Еслибъ даже онъ разбилъ Австрійцевъ, въ чемъ, съ такою арміею, какъ его булоньская, онъ былъ увѣренъ больше, нежели когда-нибудь, то, гоня впередъ только ослабленныхъ, онъ велъ ихъ къ соединенію съ сѣверными ихъ союзниками. Надобно было, какъ при Марѳнго, и еще больше, нежели при Марѳнго, обойдти Австрійцевъ, и не только разбить, но окружить и всѣхъ отослать плѣнными во Францію. Тогда Наполеонъ могъ обратиться на Русскихъ, подкрѣпляемыхъ узко только резервами австрійскими.

Переходъ очень-простой представился уму его. Одинъ изъ Французскихъ корпусовъ, Бернадотта, былъ въ Ганноверъ; другой, Мармона, въ Голландіи; остальные въ Булони. Онъ придумалъ провести первый черезъ Гессенъ во Франконію, на Вюрцбургъ и Дунай; двинуть второй вдоль Рейна, пользуясь пособіями рѣки, и черезъ Майнцъ и Вюрцбургъ соединить его съ корпусомъ ганноверскимъ. Покуда эти двѣ огромныя части арміи спускались отъ сѣвера къ югу, Нанолеонъ рѣшился движеніемъ отъ запада къ востоку, отъ Булони къ Страсбургу, перевести другіе корпуса, бывшіе подлѣ Ламапшскаго-Пролива, и, показывая видъ прямаго нападенія ими черезъ дефилеи Шварцвальда, въ-самомъ-дѣлъ оставить Шварцвальдъ вправо, перейдти на лѣво черезъ Виртсмбергъ, соединиться во Франконіи съ корпусами Бернадотта и Мармона, переправиться черезъ Дунай ниже Ульма, около Донауверта, стать такимъ образомъ позади Австрійцевъ, окружить ихъ, забрать, и, отдѣлавшись отъ нихъ, идти къ Вѣнѣ, на встрѣчу Русскомъ.

Положеніе маршала Бернадотта, идущаго изъ Ганновера, и генерала Мармона, идущаго изъ Голландіи, было выгодно, потому-что одинъ могъ въ семнадцать дней, а другой въ четырнадцать или пятнадцать перенестись въ Вюрцбургъ, во Флангъ непріятельской арміи, стоявшей въ Ульмѣ. Движеніе войскъ отъ Булони въ Страсбургъ требовало око по двадцати-четырехъ дней, и оно-то должно было обратить вниманіе Австрійцевъ на обыкновенное мѣсто выхода войскъ черезъ Шварцвальдъ. Итакъ, въ двадцать-четыре дни, то есть, около 25-го сентября, Наполеонъ могъ быть уже на рѣшительномъ пунктѣ. Принимая намѣреніе тотчасъ, и какъ-можно-долѣе скрывая движенія войскъ присутствіемъ своимъ въ Булони; разсѣвая ложные слухи и утаивая свои предначертанія съ тѣмъ искусствомъ вводить въ заблужденіе непріятеля, какимъ онъ обладалъ въ высшей степени, Наполеонъ могъ переправиться черезъ Дунай позади Австрійцевъ прежде, нежели они подозрѣвали бы его присутствіе тамъ. При успѣхѣ, онъ съ октября мѣсяца освобождался отъ передней непріятельской арміи, употреблялъ ноябрь на походъ къ Вѣнѣ, и въ окрестностяхъ ея встрѣчался съ Русскими, которыхъ еще не видалъ никогда, и хотя зналъ, что пѣхота ихъ мужественна, по не почиталъ ихъ непобѣдимыми, потому-что Моро и Массена разбивали ихъ^[1], а онъ надѣялся разбить еще сильнѣе. Достигнувъ Вѣны, онъ далеко окрылялъ италійскую армію Австрійцевъ, отъ-чего она непремѣнно должна была ретироваться. Наполеонъ располагался ввѣрить Массенѣ, мужественнѣйшему изъ своихъ помощниковъ и лучше другихъ знавшему Италію, начальство надъ французскою арміею на Адижѣ. Въ ней было бы только 50,000 человѣкъ, но отборныхъ, совершившихъ всѣ походы за Альпами, начиная отъ Монтенотте до Маренго. Если Массена могъ остановить эрцгерцога Карла только на одинъ мѣсяцъ, что казалось несомнѣннымъ съ солдатами, привыкшими побѣждать Австрійцевъ, не смотря на ихъ многочисленность, и подъ начальствомъ генерала, никогда неотступавшаго, то Наполеонъ, занявъ Вѣну, освобождалъ Ломбардію, какъ и Баварію. Наводя на себя эрцгерцога, имъ привлекалъ къ себѣ и Массену, а соединивъ съ своими 150,000 человѣками, пришедшими вдоль Дуная, 50,000, пришедшихъ съ береговъ Адижа, онъ могъ быть въ Вѣнѣ съ 200,000 побѣдоносныхъ Французовъ. Съ такою громадою войскъ, и когда были бы разстроены два главныя нападенія со стороны Баваріи и Ломбардіи, могли ли тревожить его два другія, приготовленныя на Сѣверѣ и югѣ, въ Ганноверѣ и со стороны Неаполя? Вся вооруженная Европа не была бы страшна для него.

Но онъ принялъ нѣкоторыя предосторожности со стороны Нижней-Италіи. Генералъ Сен-Сиръ занималъ Калабрію 20-го тысячами человѣкъ. Наполеонъ поручилъ ему идти къ Неаполю и овладѣть имъ при первыхъ признакахъ непріязненности. Для предупрежденія аттаки съ сѣвера, онъ только продолжалъ начатые въ Берлинѣ переговоры о Ганноверѣ. Предлагая его Пруссіи за союзъ съ собою, но не надѣясь заключить открытый союзъ съ дворомъ робкимъ, онъ предлагалъ ему Ганноверъ въ видѣ залога. Во всякомъ случаѣ, Пруссія должна была удалить войска воюющихъ державъ, и тѣмъ прикрывала сѣверъ Европы.

Никогда, ни одинъ полководецъ не изобрѣталъ и не приводилъ въ исполненіе такого обширнаго плана, потому-что никогда умъ болѣе могущественный, свободный въ намѣреніяхъ, располагавшій большими средствами, не имѣлъ случая дѣйствовать на такомъ пространствѣ земель^[2]. Что видимъ обыкновенно? Правительства нерѣшительныя, разсуждающія, когда надобно дѣйствовать; не предусмотрительныя, собирающія войска, когда имъ уже надобно быть на полѣ ботвы, и подъ руководствомъ правительствъ видимъ генераловъ, едва имѣющихъ власть двигаться на указанномъ имъ пространствѣ. Здѣсь, напротивъ, геній, воля, предусмотрительность, совершенная свобода дѣйствовать, все способствовало одному человѣку для одной дѣли. Рѣдко встрѣчаются такія обстоятельства; по когда они соединились — міръ имѣетъ властителя.

Въ послѣднихъ числахъ августа, Австрійцы были уже на берегахъ Инна и Адижа, Русскіе на границѣ Галлиціи. Казалось, они застанутъ врасплохъ Наполеона: случилось иначе. Въ величайшей тайнѣ начались передвиженія войскъ и были начаты переговоры о союзѣ съ Баденомъ и Виртембергомъ, которымъ, однакожь, не открывали близости предстоявшей войны. Одному курфирсту баварскому раскрыли всѣ обстоятельства. Несчастный государь Баваріи колебался между Австріею непріязненною и Франціею дружественною; но одна была близко, другая далеко, и онъ помнилъ, что, въ предшествовавшія войны, его угнетала та и другая, а при мирѣ забывали обѣ. Франція могла вознаградить его за союзъ увеличеніемъ земель; но еще не зная о движеніи войскъ изъ булоньскаго лагеря, онъ видѣлъ только, что она занята борьбою съ Англіею, и что ее безпокоятъ германскіе союзники, а она не имѣетъ средствъ помочь имъ. Потому-то онъ безпрестанно говорилъ о союзѣ Французскому посланнику Отто, и не смѣлъ заключить союза. Такое положеніе вдругъ перемѣнили письма Наполеона. Онъ прямо написалъ курфирсту и (объясняя, что ввѣряетъ чести его государственную тайну) объявилъ, что отмѣняетъ на время свои предпріятія противъ Англіи и немедленно идетъ съ 200,000 человѣкъ войска въ срединпу Германіи. «Къ вамъ во-время прійдетъ помощь» писалъ онъ ему: «и побѣжденная Австрія будетъ принуждена составить для васъ „значительное государство изъ обломковъ своихъ владѣній“. Наполеонъ дорожилъ союзомъ курфирста, у котораго было 25,000 хорошо-образованныхъ солдатъ и обильно-снабженные магазины въ Баваріи. Важная выгода была — вырвать у союзниковъ 25,000 хорошаго войска и увеличить имъ свое.

Передъ выходомъ изъ булоньскаго лагеря, для охраненія флотиліи и всѣхъ приготовленныхъ для нея запасовъ, были приняты самыя тщательныя предосторожности и оставлено около тридцати-пяти тысячь войска, частію сформированнаго изъ матросовъ. Маршалъ Брюнъ назначенъ былъ главнымъ начальникомъ войска и всего берега. Боевые корпуса начали выступать въ походъ, и Наполеонъ самъ осматривалъ и провожалъ ихъ, одушевленныхъ мужествомъ и радостью при мысли о новыхъ битвахъ, отъ которыхъ ожидали они почестей, славы, богатства, и просили только скорѣе дать имъ случай перевѣдаться съ непріятелемъ.

Наполеонъ смотрѣлъ выступленіе своей арміи въ походъ, и 2 сентября отправился изъ Булони. 3-го числа онъ былъ уже въ Мальмезонѣ. Никто не зналъ его намѣреній, и все еще думали, что онъ занятъ своими предпріятіями противъ Англіи, безпокоились только о намѣреніяхъ Австріи и объясняли себѣ перемѣщеніе войскъ, уже дѣлавшееся извѣстнымъ тѣмъ, что въ газетахъ писали объ отправленіи 30 тысячѣ человѣкъ для наблюденія Австрійцевъ на Верхнемъ-Рейнѣ.

Публика, не зная въ точности событій, не подозрѣвая, до какой степени глубокая англійская интрига скрѣпила узлы новой коалиціи, упрекала Наполеона, что онъ вывелъ Австрію изъ терпѣнія тѣмъ, что возложилъ на себя корону Италіи, присоединилъ Геную къ имперіи и отдалъ Лукку принцессѣ Элизѣ. Ему удивлялись; почитали большимъ счастіемъ имѣть надъ собою правительство столько твердое и правосудное, какъ его, но упрекали его въ излишней любви къ тому, въ чемъ онъ былъ такъ великъ — въ любви къ войнѣ. Никто не могъ подумать, что война будетъ несчастна при такомъ полководцѣ, какъ онъ, по слышали, что Австрія, Россія, часть Германіи получаютъ субсидіи отъ Англіи; не знали, скоро ли кончится эта новая борьба, и невольно вспоминали о бѣдствіяхъ первыхъ войнъ революціи. Довѣренность господствовала надъ другими ощущеніями; но слышался и легкій ропотъ, слишкомъ-чувствительный для тонкаго слуха Наполеонова.

Тягостныя ощущенія публики всего больше усиливались отъ чрезвычайнаго стѣсненія въ финансахъ. Тому были разныя причины. Наполеонъ упорствовалъ въ своемъ намѣреніи никогда не дѣлать займовъ. „Покуда живъ, не выпущу никакихъ бумагъ“, писалъ онъ къ г-ну Марбуа отъ 18 мая изъ Милана. Въ-самомъ-дѣли, упадокъ кредита, произведенный ассигнаціями и всѣми родами бумагъ, еще продолжался, и всемогущій, страшный тогда императоръ французовъ не могъ бы заставить принять пятифранковый доходъ болѣе нежели на пятьдесятъ франковъ, то-есть, заемъ былъ бы по 10 процентовъ. Но такое положеніе представляло большія трудности, потому-что самое богатое государство не въ силахъ удовлетворить тягостей войны и всегда принуждено отлагать часть ихъ на будущее.

Мы видѣли состояніе бюджетовъ. Годъ XIII (отъ сентября 1804 до сентября 1805), уже оканчивавшійся, представлялъ новые недостатка. Въ XII году было ихъ 20 милліоновъ, въ XIII оказывалось уже 40. Къ-тому же, при плохомъ порядкѣ въ отчетности, открыли, что еще остаются неудовлетворенныя издержки и несостоявшіеся доходы за прежніе годы., что составляло мильйоновъ двадцать. Итакъ, 20 мильйоновъ недочета за XII годъ, 40 за XIII и двадцать за прежніе годы — всего оказывалось до 80 мильйоновъ недоплаты при возобновленіи войны. Для пополненія ихъ употребили разныя, большею частію насильственныя средства, которыми могла располагать только всевластная воля Наполеона. Всего болѣе пострадала при томъ знаменитая компанія Соединенныхъ Негоціантовъ, которой душою былъ геніальный спекулянтъ Увраръ. Нѣсколько времени эта компанія была главнымъ средствомъ въ финансовыхъ оборотахъ Франціи и Испаніи; но напослѣдокъ отважность и дерзость ея оборотовъ требовали ограниченія, и тѣмъ былъ нанесенъ ей смертельный ударъ. Наполеонъ не вполнѣ понималъ путаницу финансовыхъ оборотовъ, въ какіе пускался довѣренный его, г. Марбуа, и приписывалъ общее стѣсненіе ложнымъ спекуляціямъ французской торговли, ростовщикамъ, и жаловался на дѣловыхъ людей почти такъ же, какъ жаловался онъ на идеологовъ, когда встрѣчалъ противоположныя ему идеи. Но онъ не хотѣлъ, чтобъ такое положеніе дѣлъ препятствовало исполненію его поколѣніи. Онъ требовалъ 12 мильйоновъ звонкою монетою въ Страсбургъ, и требовалъ такъ положительно, что ихъ добыли самыми необыкновенными средствами. Онъ требовалъ еще 10 мильйоновъ въ Италію, и компанія принуждена была купить ихъ въ Гамбургѣ, а оттуда золотомъ и серебромъ перевезла въ Миланъ черезъ Рейнъ и Альпы. Впрочемъ, Наполеонъ надѣялся черезъ пятнадцать или двадцать дней огромить всѣхъ такими ударами, которые должны были уничтожить всѣ замѣшательства. „Черезъ двѣ недѣли“ говорилъ онъ: „я поражу Австрійцевъ, Русскихъ и биржевыхъ спекулянтовъ“.

Имѣя денежныя средства, хорошо ли, худо ли добытыя, онъ занялся конскрипціею и устройствомъ своихъ резервовъ. Годовой наборъ людей раздѣлялся тогда на двѣ половины, по 30 тысячи человѣкъ каждая; первая поступала на службу, другая оставалась по домамъ, по могла быть призвана подъ знамена простымъ приказомъ правительства. Отъ годовъ IX, X, XI, XII и XIII оставалась еще большая часть людей, уже возмужалыхъ., которыми правительство могло располагать. Наполеонъ вслѣдъ собрать ихъ всѣхъ, и кромѣ того рѣшился предупредить наборъ XIV года, къ которому принадлежали молодые люди, достигавшіе узаконеннаго возраста съ 23 сентября 1805 по 23 сентября 1806 года; а какъ вскорѣ хотѣли возстановить грегоріанскій календарь, то онъ вслѣдъ прибавить къ набору и тѣхъ, которые достигали узаконеннаго возраста съ 23 сентября по 31 декабря 1806 года. Итакъ, въ одинъ наборъ входили всѣ подвергавшіеся конскрипціи по конецъ декабря 1806 года. Такая мира доставляла Наполеону 80 тысячь человѣкъ, изъ которыхъ послѣднимъ не было еще и двадцати лѣтъ. Но онъ не хотѣлъ тотчасъ употребить ихъ на службу, а располагалъ приготовить къ дѣлу военному, помѣстивъ въ третьи батальйоны, составлявшіе депо каждаго полка. Годъ или два оно обучались бы, укрѣплялись въ силахъ, и черезъ пятнадцать или восьмнадцать мѣсяцевъ сдѣлались бы превосходными солдатами, почти такъ же хорошо приготовленными, какъ солдаты булоньскаго лагеря. Его предположеніе было равно выгодно и для здоровья людей, и для воинскаго ихъ образованія, потому-что, если двадцатилѣтьи конскриптъ тотчасъ идетъ въ походъ, то онъ скоро будетъ въ госпиталѣ. Но такое соображеніе было возможно только для того правительства, которое ужо имѣло противъ непріятеля устроенную армію, и ежегодный наборъ былъ нуженъ ему для резерва.

Законодательный корпусъ былъ распущенъ, и собирать его понадобилось бы много времени. Наполеонъ не соглашался на такую задержку и вздумалъ обратиться къ сенату, основываясь на двухъ причинахъ: первая, что наборъ, обнимавшій болѣе двѣнадцати мѣсяцевъ, и въ который входили конскрипты, не достигшіе 20-ти лѣтъ, былъ самъ по себѣ неправиленъ; вторая, что обстоятельства не допускали медленности. Такое дѣйствіе нарушало законность: сенатъ не могъ опредѣлять ни денежнаго налога, ни набора людей. Онъ имѣлъ другія обязанности, какъ-то: не допускать законовъ, противныхъ конституціи, дополнять недостатки ея и наблюдать за дѣйствіями правительства, ознаменованными произволомъ. Одинъ законодательный корпусъ могъ опредѣлять налоги и наборы людей. Нарушеніе конституціи, уже слишкомъ-гибкой, было ошибкою: такъ легко не соблюдать формъ ея значило сдѣлать се совсѣмъ мечтательною. Другая ошибка была не уважать назначенія сената, сдѣлать его обыкновеннымъ средствомъ въ затруднительныхъ случаяхъ, и слишкомъ-ясно показать, что отъ него ожидали гораздо-больше послушности, нежели отъ законодательнаго корпуса. Архиканцлеръ Камбасересъ не любилъ излишествъ власти, не совершенно необходимыхъ, и замѣтилъ это, утверждая, что надобно, по-крайней-мѣрѣ, для соблюденія формъ, присвоить сенату, какъ государственную Мѣру, опредѣленіе набора войскъ. Наполеонъ не отвергалъ осторожности, но откладывалъ мѣры ея до другаго времени, какъ-скоро надобно было ему спѣшить, и не хотѣлъ ни установить общаго правила, ни медлить сборомъ конскриптовъ. Онъ велѣлъ заготовить сенатское опредѣленіе о наборѣ 1806 года, и основать его на двухъ чрезвычайныхъ обстоятельствахъ: неправильности набора и важности обстоятельствъ.

Онъ рѣшился также примѣнить къ обстоятельствамъ національную гвардію, учрежденную законами 1790, 1791 и 1795, годовъ. Третья коалиція имѣла всѣ признаки двухъ первыхъ, и хотя времена перемѣнились, хотя Европа негодовала меньше противъ направленія Франціи и больше противъ ея величія, но Наполеонъ думалъ, что народъ обязанъ такъ же сильно и единодушно содѣйствовать своему правительству, какъ и прежде. Онъ не могъ ожидать того же порыва, потому-что революціонный энтузіазмъ не существовалъ болѣе, но могъ надѣяться на совершенную покорность закону со стороны гражданъ и на глубокое чувство чести тѣхъ изъ нихъ, которые были бы призваны закономъ. На такомъ основаніи велѣлъ онъ преобразовать національную гвардію, но хотѣлъ отъ нея болѣе подчиненности и воинственности, и потому распорядился приготовить сенатское опредѣленіе, которое уполномочивало бы его устроить ее силою императорскихъ декретовъ. Онъ рѣшился присвоить себѣ назначеніе офицеровъ и соединить въ роты егерей и гренадеровъ самую молодую и воинственную часть населенія. Онъ назначалъ ее для защиты крѣпостей и для сбора на угрожаемыхъ пунктахъ, какъ-то въ Булони, Антверпенѣ, Вандеѣ.

Эти различныя силы были расположены такимъ-образомъ: болѣе 200 тысячь солдатъ шли въ Германію; 70 тысячь защищали Италію; двадцать одинъ батальйонъ пѣхоты съ пятнадцатью морскими батальйонами охраняли Булонь. Полки состояли изъ трехъ батальйоновъ: двухъ дѣйствующихъ и одного запаснаго, куда поступали солдаты больные и выздоравливавшіе, и гдѣ обучались конскрипты. Часть третьихъ батальйоновъ уже находилась въ Булони; всѣ другіе были размѣщены отъ Майнца до Страсбурга. Къ этимъ тремъ пунктамъ отправляли людей, собираемыхъ за IX, X, XI, XII и ХІІІ-й годы, и 80 тысячь конскриптовъ 1806 года. Они поступили въ третьи батальйоны, для обученія и для укрѣпленія себя въ силахъ. Старшіе изъ нихъ лѣтами, обучившись, долженствовали потокъ идти маршевыми отрядами на пополненіе въ арміи убыли отъ военныхъ дѣйствій. Такъ стопятидесяти-тысячный резервъ охранялъ границы и обезпечивалъ пополненіе корпусовъ. Національная гвардія подкрѣпляла резервъ и устроивалась на сѣверѣ и западѣ, для защиты береговъ и особливо Булони или Антверпена, если бы Англичане стали пытаться сжечь флотилію или истребить верфи на Шельдѣ. Маршалъ Брюнъ уже былъ назначенъ командовать въ Булони. Маршалъ Лефевръ назначался командовать въ Майнцѣ, маршалъ Келлерманнъ въ Страсбургѣ. Назначеніе ихъ показывало удивительную сметливость Наполеона. Маршалъ Брюнъ пользовался извѣстностью, пріобрѣтенною имъ въ 1799 году, при отраженіи десанта Русскихъ и Англичанъ. Маршалы Лефевръ и Келлерманнъ, старые солдаты, получившіе за свои заслуги мѣсто въ сенатѣ и жезлъ почетныхъ маршаловъ, были способны блюсти за устройствомъ резервовъ, между-тѣмъ, какъ болѣе молодые сподвижники ихъ должны были дѣйствовать на войнѣ. Тутъ же былъ случай уклоненія отъ закона, который воспрещалъ сенаторамъ занимать общественныя должности. Сенату очень не правился этотъ законъ, и отъ него уклонялись очень-ловко, назначая членовъ его къ образованію народныхъ защитниковъ отечества.

Окончивъ распоряженія свои, Наполеонъ велѣлъ внести въ сенатъ всѣ исчисленныя нами мѣры, и представилъ ихъ самъ, въ торжественномъ собраніи, 23 сентября, въ Люксанбургѣ. Онъ говорилъ ясно и твердо о войнѣ, внезапно для него явившейся на твердой землѣ, когда онъ занимался экспедиціею противъ Англіи; говорилъ о требованныхъ отъ Австріи объясненіяхъ, о двусмысленныхъ отвѣтахъ ея и явныхъ теперь лжахъ, потому-что арміи ея перешли черезъ Иннъ 8-го сентября, въ то самое время, когда она особенно увѣряла въ наклонности своей къ сохраненію мора. Онъ обращался къ Франціи и обѣщалъ скоро уничтожить новую коалицію. Сенаторы изъявляли ему сильное сочувствіе, хотя въ глубинѣ сердца приписывали новую континентальную войну присоединеніямъ къ Франціи итальянскихъ областей. Во время проѣзда императорскаго кортежа по улицамъ отъ Люксанбурга до Тюльери, народный энтузіазмъ, подавленный стѣсненіями всякаго рода, былъ не такъ выразителенъ, какъ обыкновенно. Наполеонъ замѣтилъ это, оскорбился, и съ досадою говорилъ о томъ архиканцлеру Камбасересу. Онъ называлъ Парижанъ несправедливыми къ-себѣ, но утѣшался, надѣясь вскорѣ возбудить клики восторга, громкіе и пламенные больше тѣхъ, какіе столько разъ звучали въ ушахъ его, и, не имѣя времени занимать мысль свою ни однимъ предметомъ долго, переносили ее къ событіямъ, готовившимся на берегахъ Дуная. Поспѣшая отъѣздомъ, онъ составилъ положеніе объ устройствѣ правительства на время своего отсутствія. Братъ его Іосифъ получилъ назначеніе предсѣдательствовать въ сенатѣ; другой братъ, Лудовикъ, въ качествѣ конетабля, долженъ былъ заниматься наборомъ людей и образованіемъ національной гвардіи. Архиканцлеръ Камбасересъ былъ назначенъ предсѣдательствовать въ государственномъ совѣтѣ. Всѣ дѣла должны были поступать на сужденіе совѣта, составленнаго изъ министровъ и высшихъ сановниковъ, подъ предсѣдательствомъ великаго-избирателя Іосифа. Наполеонъ приказывалъ, чтобъ черезъ курьеровъ, отправляемыхъ къ нему каждый день, доставлялись донесеніе о всѣхъ дѣлахъ, съ личнымъ мнѣніемъ архиканцлера о каждомъ. Камбасерссъ опасался, что Іосифъ, предсѣдатель совѣта правительства, оскорбится ролею верховнаго критика, присвоенною одному изъ членовъ того же совѣта, и замѣтилъ это Наполеону. Наполеонъ рѣзко возразилъ, что изъ угожденія тщеславію не хочетъ лишиться самыхъ драгоцѣнныхъ для него свѣдѣній. Такъ и осталось. Рѣшенія императора должны были приходить въ Парижъ въ-слѣдствіе донесеніи архиканцлера. Только въ нетерпящихъ отлагательства случаяхъ совѣтъ уполномочивался предупреждать волю императора и отдавать приказанія, исполняемыя каждымъ министромъ подъ личною его отвѣтственностью. Такъ Наполеонъ предоставлялъ себѣ рѣшеніе всего, даже во время своего отсутствія, и архиканцлеръ Камбасересъ дѣлался окомъ его правительства, покуда самъ онъ оставался далеко отъ средоточія Франціи.

Всѣ окружавшіе его съ печалью смотрѣли на его отъѣздъ. Не знали тайны его генія; не знали какъ онъ сократитъ воину; боялись, что она будетъ продолжительна, и были увѣрены, что она будетъ кровава. Спрашивали: какой жребіи ожидаетъ Францію, если его могущественная голова будетъ такъ же поражена ядромъ, какъ грудь Тюренна, или пулею, какъ лобъ Карла ХІІ-го? Сверхъ-того, приближенные не могли не обожать его, не смотря на его вспыльчивый, повелительный нравъ. Всѣ разставались съ нимъ въ большомъ горѣ. Онъ согласился, чтобъ до Страсбурга сопровождала его императрица, еще болѣе привязанная къ нему въ тѣ періоды, когда боялась, что союзъ ихъ но будетъ продолжителенъ. Онъ бралъ съ собою Бертье, а Талейрану оставлялъ приказаніе слѣдовать за главною квартирою въ нѣкоторомъ разстояніи, съ нѣсколькими чиновниками. Наполеонъ выѣхалъ изъ Парижа 24 числа и прибылъ въ Страсбургъ 26-го.

Къ величайшему удивленію Европы, армія, за двадцать дней бывшая на берегахъ Океана, находилась уже въ центрѣ Германіи, на берегахъ Майна, Неккара и Рейна. Никогда и нигдѣ не видано было перехода больше тайнаго и быстраго. Головы колоннъ показывались всюду: въ Вюрцбургѣ, въ Майнцѣ, въ Страсбургѣ. Солдаты радовались до восторга, и видя Наполеона встрѣчали его тысячекратно-повторяемые криками: „Да здравствуетъ императоръ!“ Эти безчисленныя войска, пѣхота, артиллерія, кавалерія, вдругъ собранныя; эти обозы съѣстныхъ припасовъ и боевыхъ снарядовъ, такъ быстро явившіеся; длинныя вереницы лошадей, купленныхъ въ Швабіи и Швейцаріи; словомъ, всѣ эти движенія арміи, за нѣсколько дней не ожиданной и вдругъ появившейся тутъ, представляли зрѣлище единственное, еще возвышаемое присутствіемъ военнаго двора, блестящаго, но строгаго, и безчисленнымъ множествомъ любопытныхъ, спѣшившихъ видѣть императора французовъ, идущаго на войну.

Коалиція торопилась съ своей стороны, но она не такъ хорошо приготовилась, какъ Наполеонъ, и особливо не была такъ дѣятельна, хотя одушевлялась самыми пламенными страстями. Союзныя державы условились двинуть главныя силы свои къ Дунаю до наступленія зимы, чтобъ Наполеонъ не могъ, воспользовавшись трудностью сообщеніи въ дурное время года, поразить Австрію отдѣльно отъ ея союзниковъ. Всѣ приказы о передвиженіяхъ были отданы такъ, чтобъ въ концѣ августа и началѣ сентября приготовленія были кончены. Союзники думали слишкомъ предупредить такимъ-образомъ Наполеона, и начать военныя дѣйствія въ самое благопріятное для себя время. Они не ожидали такъ рано встрѣтить французовъ на театрѣ войны.

Русскія войска собирались въ Ревелѣ и садились на суда въ первыхъ числахъ сентября, для отплытія въ Стральзуидъ. Они состояли изъ 16 тысячь человѣкъ, подъ командою генерала Толстаго. Двѣнадцать тысячь Шведовъ уже прежде ихъ прибыли въ Стральзундъ. Они должны были идти черезъ Мекленбургъ въ Ганноверъ и соединиться тамъ съ 15-ю тысячами Англичанъ, высаженныхъ на Эльбѣ въ Куксгевенѣ. Это составляло армію въ 43 тысячи человѣкъ, назначенную для нападенія съ сквера. Нападеніе ея могло быть главнымъ или побочнымъ, сообразно съ тѣмъ, присоединится или не присоединится къ нему Пруссія.

Приближались двѣ большія русскія арміи, но 60 тысячь человѣкъ каждая: одна, подъ начальствомъ генерала Кутузова, шла черезъ Галлицію; другая, подъ начальствомъ генерала Буксгевдена, черезъ Польшу. Русская гвардія, подъ командою Великаго Князя Константина, состояла изъ 12-ти тысячь человѣкъ отборныхъ людей и слѣдовала за второю арміею^[3]. Резервная армія генерала Михельсона устроивалась въ Вильнѣ. Юный Императоръ Александръ, вовлеченный въ войну, былъ столько проницателенъ, что видѣлъ свою ошибку, но не имѣлъ рѣшимости признать ее, или поправить быстрымъ образомъ дѣйствій: не сознаваясь самъ себѣ въ томъ, онъ былъ подъ властію тайнаго страха, и слишкомъ-поздно рѣшился на окончательныя приготовленія^[4]. Корпусъ генерала Кутузова, который изъ Галлиціи долженъ былъ прійдти на помощь къ Австрійцамъ, пришелъ на границу Австріи не раньше конца августа. Ему надлежало пройдти Галлиціюотъ Бродъ до Ольмюца, Моравію отъ Ольмюца до Вѣны, Австрію и Баварію отъ Вѣны до Ульма. Это было гораздо-дальше, нежели сколько французамъ надобно было пройдти отъ Булони до Ульма; а Русскіе не умѣли переноситься такъ быстро, какъ французы. Европа видѣла, какъ хаживали наши солдаты: она знаетъ, что быстрѣе ихъ не бывало никогда^[5]. Итакъ, предвидѣніе Наполеона исполнилось: Русскіе уже опоздали.

Вторая русская армія, расположенная между Варшавою и Краковомъ, въ окрестностяхъ Пулавы, и вмѣстѣ съ гвардіею состоявшая изъ 70-ти тысячь человѣкъ^[6], ожидала прибытія Императора Александра; направленіе ея зависѣло отъ отношеній къ Пруссіи. Юный Императоръ хотѣлъ видѣть свои войска, отплывавшія изъ Ревеля, и потомъ отправился къ польской арміи^[7] въ Пулаву, недалеко отъ Варшавы. Онъ остановился въ Пулавѣ у своего молодаго министра иностранныхъ дѣлъ, князя Адама Чарторыскаго, желая быть ближе къ Берлину, для сношеній съ тамошнимъ дворомъ.

При Александрѣ находился князь Петръ Долгорукій, новичокъ въ военномъ дѣлѣ, надменный и честолюбивый, врагъ умныхъ молодыхъ людей, занимавшихся при Государѣ дѣлами правительства^[8]. Онъ старался убѣдить Императора, что эти молодые люди невѣрны Россіи и измѣняютъ ей для выгодъ Польши^[9]. Мягкость Александра обѣщала успѣхи князю Долгорукому. Несправедливо было, что князь Чарторыскій могъ измѣнить Александру. Но онъ ненавидѣлъ прусскій дворъ, почитая двоедушіемъ слабость его, и какъ истый Полякъ желалъ, чтобы намѣреніе дѣйствовать насильственно, если онъ не станетъ соображаться съ видами коалиціи, было исполнено во всей строгости, то-есть, чтобъ съ нимъ были разорваны сношенія, и чтобъ, разсѣявъ его войска, едва собранныя, отняли у него Варшаву, Познань и провозгласили Александра польскимъ королемъ^[10]. Желаніе его было естественно для Поляка, но необдуманно для государственнаго мужа русскаго. Наполеонъ одинъ могъ разбить коалицію: что жь было бы, еслибъ ему придала насильственный союзъ Пруссіи?

Впрочемъ, такое требованіе было слишкомъ-сильно для нерѣшительнаго характера Александра. Онъ отправилъ въ Берлинъ своего посланника, г-на Алопеуса^[11], и вслѣдъ ему обратиться къ дружбѣ Фридриха-Вильгельма, требовать сначала свободнаго прохода для русской арміи черезъ Силезію и потомъ внушать, что союзники не сомнѣваются въ содѣйствіи Пруссіи благому преднамѣренію: освободить Европу. Посланникъ даже имѣлъ полномочіе объявить прусскому кабинету, что колебаться нельзя, что нейтралитетъ невозможенъ, и что если на проходъ войскъ не согласятся дружелюбно, то онъ будетъ произведенъ силою. Алопеусу долженъ былъ способствовать князь Долгорукій, генерал-адьютантъ Императора Александра. Ему поручили ясно показать въ Берлинѣ намѣреніе увлечь Пруссію ласками или заставить рѣшиться силою. Въ Пулавѣ даже составили манифестъ, который долженъ былъ предшествовать непріятельскимъ дѣйствіямъ^[12].

Между-тѣмъ, какъ Русскіе уполномоченные обращались съ пылкими своими требованіями къ прусскому двору, тамъ были и Французскіе уполномоченные, Дюрокъ и Лафоре, черезъ которыхъ Нанолеопъ предлагалъ Пруссіи Ганноверъ. Мы видѣли, что обер-гофмаршалъ Дюрокъ отправился изъ Булони въ Берлинъ съ этимъ предложеніемъ. Оно было обольстительно; но г. Гарденбергъ, котораго называли въ Европѣ министромъ благомыслящимъ, не зналъ, какъ на него согласиться. Два мѣсяца, іюль и августъ, прошли въ переговорахъ и разныхъ предположеніяхъ. Наконецъ, юный король прусскій, видя сближеніе армій русскихъ, австрійскихъ и французскихъ, убѣдился, что война близка и неизбѣжна. Онъ оставался твердъ въ обыкновенной своей системѣ нейтралитета Сѣверной Германіи. Тогда Дюрокъ и Лафоре, по повелѣнію Наполеона, предложили ему то, чего столько разъ требовалъ самъ берлинскій кабинетъ: отдачи Ганновера Пруссіи, въ видъ залога, съ тѣмъ, что она обезпечитъ Франціи обладаніе имъ. Фридрихъ-Вильгельмъ съ радостью увидѣлъ бы выступленіе французовъ изъ Ганновера, и желалъ получить столь драгоцѣнный залогъ; но зная, что за то онъ долженъ будетъ сопротивляться Сѣверной экспедиціи, отказался отъ всего. Онъ поставилъ на видъ, что въ настоящемъ положеніи своемъ былъ беззащитенъ противъ Россіи со стороны Польши. Дюрокъ и Лафоре возразили предложеніемъ ему 80-ти тысячной арміи французовъ, готовой соединиться съ Пруссаками. Но Фридрихъ-Вильгельмъ не хотѣлъ войны; онъ отвергнулъ ее и въ этомъ новомъ видѣ. Тогда-то прибыли въ Берлинъ гг. Алопеусъ и князь Долгорукій^[13], и требовали, чтобъ Пруссія объявила себя за коалицію. Почти тоже отвѣчалъ король русскимъ посланникамъ, что отвѣчалъ посланнымъ Наполеона: Пруссія первая подвергалась ударамъ французовъ, какъ скоро присоединялась къ коалиціи. Русскіе посланники объявили, что собранныя между Варшавою и Краковомъ войска готовы подкрѣпить его, и что 70 тысячь Русскихъ пройдутъ черезъ Силезію и Саксонію на Рейнъ для того, чтобъ встрѣтить первый напоръ французовъ. Такія убѣжденія не увлекли Фридриха-Вильгельма. Тогда дали ему замѣтить, что уже поздно, и что въ присоединеніи его къ общему дѣлу не сомнѣвались до такой степени, что отдали русскимъ войскамъ приказаніе переходить черезъ Пруссію. Фридрихъ-Вильгельмъ твердо возсталъ противъ этого. Въ характерѣ его ошибались. Онъ былъ нерѣшителенъ^[14], и отъ-того иногда казался слабымъ и двуличнымъ, но, выведенный изъ терпѣнія, дѣлался упоренъ. Онъ пришелъ въ гнѣвъ, собралъ совѣтъ, къ которому пригласилъ стараго герцога брауншвейгскаго и фельдмаршала Моллендорфа, и, не смотря на свою бережливость, рѣшился поставить прусскую армію на военную ногу. Видя, что противъ него хотятъ дѣйствовать насильственно обѣ стороны, онъ рѣшился принять мѣры предосторожности и приказалъ собрать 80 тысячъ человѣкъ, для чего надлежало употребить около 61 мильйоновъ франковъ, частію изъ государственныхъ доходовъ, частію изъ казны Фридриха-Великаго, разстроенной въ предшествовавшее царствованіе, по пополненной экономіями настоящаго.

Г-нъ Алопеусъ ужаснулся такихъ распоряженій и поспѣшилъ написать въ Пулаву, умоляя своего Императора сохранять расположеніе прусскаго короля, если онъ не желаетъ имѣть противъ себя всѣхъ силъ прусской монархіи.

Эти извѣстія поколебали рѣшимость Императора Александра. Князь Чарторыскій убѣдительно упрашивалъ его, не допуская Пруссіи принять Мѣры предосторожности, пройдти просто черезъ ея владѣнія, а не выпрашивать этого такъ долго. Если Пруссія вздумаетъ воевать, говорилъ Чарторыскій, Александръ объявитъ себя польскимъ королемъ и устроитъ новое королевство, заслонившись русскими арміями. Если она приступитъ къ союзу — преднамѣренный планъ исполнится и однимъ союзникомъ будетъ больше^[15]. Но Александръ уже получилъ свѣдѣнія отъ Алопеуса, отвергнулъ совѣты своего молодого министра, и снова послалъ князя Долгорукаго въ Берлинъ^[16], увѣрить царственнаго своего друга, что онъ никогда не имѣлъ намѣренія стѣснять его волю, и, напротивъ, отдалъ приказъ русской арміи остановиться на границахъ Пруссіи; что онъ желаетъ доказать своими дѣйствіями уваженіе къ нему, но что великихъ дѣлъ нельзя рѣшать черезъ посредниковъ, и потому онъ проситъ назначить ему свиданіе. Оно и было назначено въ первыхъ числахъ октября. Между-тѣмъ, Лафоре и Дюрокъ оставались въ Берлинѣ: ихъ увѣряли въ твердомъ поддержаніи нейтралитета.

Такъ употребили Русскіе сентябрь мѣсяцъ, между-тѣмъ, какъ Австрійцы лучше воспользовались этимъ драгоцѣннымъ временемъ. Г. Кобенцель не переставалъ повторять въ Парижѣ, что единственное желаніе Австріи — получить посредствомъ переговоровъ обезпеченіе въ будущемъ положеніи Италіи, и въ это же самое время Австрія пользовалась англійскими субсидіями съ величайшею дѣятельностью. Прежде всего, она собрала 100 тысячь человѣкъ въ Италіи, подъ начальствомъ эрцгерцога Карла. Лучініи генералъ ея и самая сильная армія должны были возвратить ей самыя дорогія для нея области. Двадцать-пять тысячь человѣкъ, подъ начальствомъ эрцгерцога Іоанна, который командовалъ при Гогенлиндепѣ, охраняли Тироль; 80 или 90 тысячь человѣкъ назначались овладѣть Баваріею, двинуться въ Швабію и занять знаменитую ульмскую позицію, гдѣ Край, въ 1800 году, такъ долго удерживалъ генерала Моро. 50 или 60 тысячь Русскихъ Кутузова должны были присоединиться къ австрійской арміи^[17] и составить армію во 140 тысячь человѣкъ, которою надѣялись достаточно занять французовъ, покуда подойдутъ другія русскія арміи, эрцгерцогъ Карлъ завоюетъ Италію, а войска, отправленныя въ Ганноверъ и Неаполь, произведутъ выгодную диверсію. Знаменитый генералъ Маккъ, составитель плановъ для всѣхъ походовъ противъ Франціи, съ большою дѣятельностью и нѣкоторымъ знаніемъ военныхъ подробностей сформировавшій австрійскую армію для новой войны, былъ самъ назначенъ командовать швабскою арміею, вмѣстѣ съ эрцгерцогомъ Фердинандомъ^[18].

Воспользовавшись городами, принадлежавшими Австріи въ тамошней странѣ, устроили магазины между Констанцскимъ-Озеромъ и Верхнимѣдуваемъ. Одномъ изъ австрійскихъ городовъ былъ Меммингснъ, на Иллерѣ, составляющій лѣвую сторону позиціи, которой правую сторону занимаетъ Ульмъ. Въ Меммипгенъ свезли неизмѣримые запасы и построили тамъ нѣсколько окоповъ, чего нельзя было сдѣлать въ Ульмѣ, принадлежавшемъ Баваріи.

Все это совершалось въ послѣднихъ числахъ августа. Но Австрія, отъ излишней поспѣшности, вовсе необыкновенной для нея, сдѣлала великую ошибку. Нельзя было занять ульмской позиціи не перешедши черезъ баварскую границу. Сверхъ-того, Баварія имѣла 25-ти тысячную армію, огромные магазины, владѣла линіею Инна и, слѣдовательно, все заставляло прежде французовъ захватить такую богатую добычу. Съ нею вздумали дѣйствовать какъ Россія съ Пруссіею, то-есть, увлечь ее внезапностью. Правда, оно было легче; но при неудачѣ могли выйдти послѣдствія очень-непріятныя.

Когда генералъ Маккъ прибылъ на берега Инна, князь Шварценбергъ былъ посланъ въ Мюнхенъ къ курфирсту съ самыми убѣдительными требованіями германскаго императора. Курфирста просили объявить себя за коалицію, соединить свои войска съ австрійскими, дозволить размѣстить ихъ въ австрійской арміи, по полку въ дивизію, предоставить въ распоряженіе союзниковъ свои земли и магазины, словомъ, присоединиться къ этому новому крестовому походу противъ общаго врага Германіи и Европы. Князь Шварценбергъ былъ уполномоченъ предложить, еслибы то понадобилось, Баваріи лучшіе округи въ Зальцбургѣ и даже въ Тиролѣ, съ тѣмъ, чтобъ въ Италіи, вновь завоеванной общимъ оружіемъ, можно было опять водворить боковыя линіи императорскаго дома, удаленныя оттуда.

Покуда князь Шварценбергъ ѣхалъ въ Мюнхенъ, курфирстъ находился почти въ такомъ же положеніи, какъ прусскій король. Г. Отто, который въ 1801 году велъ такъ искусно переговоры въ Лондонѣ, былъ Французскимъ министромъ въ Мюнхенѣ. Показывая видъ, что дворъ тамошній не благоволитъ къ нему, онъ, однакожь, имѣлъ тайныя свиданія съ курфирстомъ и старался убѣдить его, что Баварія существуетъ только покровительствомъ Наполеона. Достовѣрно, что въ настоящемъ случаѣ, какъ и во многихъ другихъ, она могла спастись отъ Австріи только опираясь на Францію. Даже въ 1803-мъ году, она пріобрѣла достаточныя вознагражденія въ Германіи единственно при посредничествѣ Франціи. Указывая на такія соображенія, г. Отто умѣлъ прекратить колебанія курфирста и довести его до того, что 24 августа онъ связалъ себя союзнымъ договоромъ. Глубочайшая тайна была обѣщана и соблюдена. Черезъ нѣсколько дней потомъ, 7 сентября, явился въ Мюнхенѣ князь Шварценбергъ. Курфирстъ, слабый характеромъ, имѣлъ еще особенную причину оказывать слабость: супруга его, урожденная принцесса баденская, отличалась негодованіемъ противъ Франціи. Она тревожилась, плакала и показывала величайшую печаль, видя своего супруга прикованнымъ къ Наполеону, чѣмъ еще болѣе увеличивала его тревожное состояніе духа. Князь Шварценбергъ, за которымъ въ двухъ маршахъ была австрійская армія, успѣлъ, при помощи слезъ курфирстины, поколебать курфирста и вырвать у него обѣщаніе предаться Австріи. Но, устрашенный послѣдствіями такой внезапной перемѣны, государь баварскій, боясь Макка, бывшаго близко, боялся и Наполеона, еще отдаленнаго. Онъ почелъ долгомъ предупредить г. Отто, извинить свой поступокъ несчастнымъ своимъ положеніемъ и просить снисхожденія Франціи. Получивъ извѣщеніе его, г. Отто бросился къ курфирсту, показалъ ему опасность его отпаденія отъ Франціи и достовѣрность, что Наполеонъ скоро явится побѣдоноснымъ въ Мюнхенѣ, а для мира съ Австріей) пожертвуетъ ей Баваріей). Другія обстоятельства помогли убѣжденіямъ г. Отто. Требованіе размѣстить армію въ австрійскія дивизіи привело въ негодованіе баварскихъ генераловъ и офицеровъ. Въ то же время узнали, что Австрійцы, не ожидая согласія, испрашиваемаго въ Мюнхенѣ, перешли черезъ Иннъ, и такое нарушеніе неприкосновенности границъ взволновало умы. Стали громко говорить, что Питтъ честолюбивъ но меньше Наполеона, что онъ купилъ вѣнскій кабинетъ, и что, но милости англійскаго золота, Германія опять будетъ потоптана ногами солдатъ цѣлой Европы. Кромѣ этого, г-ну Отто поблагопріятствовало еще одно обстоятельство: при курфирстѣ былъ искусный министръ, г. Монжела, снѣдаемый честолюбіемъ за свою страну: онъ мечталъ пріобрѣсти для Баваріи въ девятнадцатомъ столѣтіи такія же увеличенія земель, какія въ восьмнадцатомъ пріобрѣла Пруссія, безпрестанно изъискивалъ, гдѣ, въ Вѣнѣ или Парижѣ, больше надежды на успѣхъ, и наконецъ убѣдился, что это вѣрнѣе съ государствомъ новымъ, т. е. съ Франціею. Потому-то онъ старался поддержать договоръ, подписанный съ г. Отто. На время, его поколебали-было предложенія князя Шварценберга, и честолюбіе готово было овладѣть имъ, какъ слабость его государемъ. Но онъ скоро возвратился къ прежнему, и убѣжденія г. Отто, при помощи общественнаго мнѣнія, негодованіи баварской арміи, совѣтовъ г. Монжела, еще разъ одержали побѣду. Курфирстъ снова предался Франціи. Пользуясь тревожнымъ состояніемъ духа его, получали отъ него согласіе на все, чего хотѣли. Предложили удалиться въ Вюрцбургъ, бывшій епископскій городъ, отданный Баваріи въ 1803 году, и велѣть арміи слѣдовать туда же; онъ согласился. Желая выиграть время, онъ извѣстилъ князя Шварценберга, что отправляетъ въ Вѣну баварскаго генерала г. Ногарола, извѣстнаго приверженца Австріи, уполномоченнаго вести переговоры съ нею. Потомъ курфирстъ отправился, со всѣмъ дворомъ своимъ, ночью съ 8 на 9 сентября, сначала въ Ратисбоннъ, а изъ Ратисбопна въ Вюрцбургъ, куда и прибылъ 12 сентября. Баварскія войска, собранныя въ Амбергь и Ульмѣ, получили приказаніе сосредоточиться въ Вюрцбургѣ. Выѣзжая изъ Мюнхена, курфирстъ обнародовалъ манифестъ, гдѣ объявлялъ Баваріи и Германіи, что его хотѣли сдѣлать жертвою насилія.

Князь Шварценбергъ и генералъ Маккъ, перешедши черезъ Иннъ, увидѣло, что курфирстъ, дворъ его и армія ускользнули отъ нихъ, и что на нихъ обрушилось столько же негодованія, сколько смѣшнаго. Австрійцы шли усиленными маршами, но не могли настигнуть Баварцевъ и вездѣ встрѣчали противъ себя общее мнѣніе жителей. Одно обстоятельство еще болѣе раздражило баварскій народъ. У Австрійцевъ было множество бумажныхъ денегъ, обращавшихся въ самой Вѣнѣ съ большими потерями. Они заставляли жителей брать вмѣсто серебра эту упадшую бумагу. Итакъ, значительный денежный убытокъ присоединился къ оскорбленнымъ народнымъ чувствамъ для возстановленія Баварцевъ противъ Австріи.

Послѣ этой печальной экспедиціи, генералъ Майкъ, виновный въ ней меньше австрійскаго дипломата, обратился къ Верхнему Дунаю и занялъ давно-назначенную ему позицію, имѣя правый флангъ въ Ульмѣ, лѣвый въ Меммингенѣ, и Фронтъ прикрытый Иллеромъ, который проходитъ черезъ Меммингенъ и въ Ульмѣ впадаетъ въ Дунай. Офицеры австрійскаго главнаго штаба нѣсколько лѣтъ не переставали восхвалять эту позицію, какъ лучшую для сопротивленія французамъ, выступающимъ изъ Шварцвальда. Однимъ крыломъ опирались тамъ на Тироль, другимъ на Дунай, и такимъ образомъ почитали себя безопасными съ обѣихъ сторонъ, не думая о тылѣ и не воображая, чтобъ французы могло подойдти какъ-нибудь иначе, нежели обыкновенною дорогою. Генералъ Маккъ притянулъ къ себѣ Іеллахича съ его форальбергскою дивизіею. Онъ имѣлъ въ ближайшемъ распоряженіи своемъ шестьдесятъ-пять тысячь человѣкъ, а въ тылу своемъ, для связи съ Русскими, генерала Кинмайера съ двадцатью тысячами человѣкъ. Это составляло восемьдесятъ-пять тысячь человѣкъ подъ ружьемъ.

Итакъ, генералъ Маккъ былъ тамъ, гдѣ Наполеонъ предполагалъ и желалъ его, т. е. на Верхнемъ Дунаѣ, отдѣленный отъ Русскихъ разстояніемъ Вѣны отъ Ульма. Курфирстъ баварскій былъ въ Вюрцбургѣ, съ плачущимъ дворомъ своимъ, съ арміею, негодующею на Австрійцевъ, и въ ожиданіи скораго прибытія Французовъ.

Для полнаго понятія о положеніи Европы во время этого великаго перелома, остается бросить взглядъ на событія въ Южной Италіи. Верховные совѣтники коалиціи не хотѣли, чтобъ неаполитанскій дворъ, наблюдаемый двадцатью тысячами Французовъ генерала Сен-Сира, слишкомъ-рано обнаружилъ себя, и присовѣтовали ему чистую измѣну, впрочемъ, не тяжелую для двора ослѣпленнаго и униженнаго ненавистью. Ему внушили, что надобно подписать нейтральный договоръ съ Франціею, и тѣмъ удалить корпусъ, бывшій въ Тарентѣ. Когда этотъ корпусъ удалится, говорили ему, тогда неаполитанскій дворъ, не стѣсняемый наблюденіемъ, будетъ имѣть время объявить свои намѣренія и принять Русскихъ и Англичанъ. Русскій генералъ Ласси, человѣкъ осторожный и смышленый, находился въ Неаполь, съ порученіемъ приготовить все въ тайнѣ, и доставить союзныя войска по наступленіи благопріятной минуты. Русскихъ было двѣнадцать тысячь въ Корфу, кромѣ резерва въ Одессѣ^[19]; Англичанъ шесть тысячь въ Мальтѣ^[20]. Надѣялись еще на тридцать шесть тысячь Неаполитанцевъ^[21], устроенныхъ не такъ худо, какъ обыкновенно, и на общее вооруженіе калабрійскихъ разбойниковъ.

Договоръ съ Неаполемъ, предложенный Наполеону передъ самымъ отъѣздомъ его изъ Парижа, показался ему удовлетворительнымъ, и онъ не думалъ, чтобъ дворъ столь слабый рѣшился съ нимъ подвергнуть себя слѣдствіямъ измѣны. Онъ полагалъ, что ужасный промѣръ, данный имъ въ Венеціи въ 1797 году, излечилъ итальянскія правительства отъ склонности ихъ къ обманамъ. Въ нейтральномъ договорѣ, недопускавшемъ Русскихъ и Англичанъ въ Южную Италію, онъ находилъ ту выгоду, что могъ дать двадцать тысячь человѣкъ лишнихъ Массень, еслибъ пятьдесятъ тысячь оказались недостаточными для защиты Адижа.

Итакъ, онъ принялъ предложеніе, и но договору, подписанному въ Парижъ 21 сентября, согласился вывести свои войска изъ Тарента, полагаясь на обѣщаніе неаполитанскаго двора не допускать высадки Русскихъ и Англичанъ. На такомъ условіи, генералъ Сен-Сиръ получилъ приказаніе выступить въ Ломбардію, и королева Каролина, вмѣстѣ съ слабымъ своимъ супругомъ, могла на свободѣ приготовлять внезапное возстаніе въ тылу Французовъ.

Вотъ положеніе союзныхъ державъ съ 20 по 25 сентября. Русскіе и Шведы, принявшіе на себя нападеніе съ сѣвера, собирались въ Стральзундѣ, соглашая свои дѣйствія съ высадкою Англичанъ въ устьяхъ Эльбы^[22]; русская армія устроивалась въ Вильнѣ подъ начальствомъ генерала Михельсона; Императоръ Александръ, съ корпусомъ своей гвардіи и съ арміею Буксгевдена, былъ въ Пулавѣ^[23], на Вислѣ, и старался о свиданіи съ прусскимъ королемъ; другая русская армія, подъ начальствомъ генерала Кутузова, проникла черезъ Галлицію въ Моравію, на соединеніе съ Австрійцами. Она была на одной высотѣ съ Вѣною и готовилась идти вверхъ по Дунаю. Генералъ Маккъ, впереди на сто льё, занялъ позицію въ Ульмѣ, имѣя у себя 85 тысячь человѣкъ и ожидая выхода Французовъ изъ Шварцвальда. Эрцгерцогъ Карлъ былъ со 100 тысячами человѣкъ на Адижѣ. Неаполитанскій дворъ приготовлялъ внезапное нападеніе, при помощи Русскихъ изъ Корфу и Англичанъ изъ Мальты.

Наполеонъ, какъ мы видѣли, прибылъ въ Страсбургъ 26 сентября. Колонны его въ точности слѣдовали его приказаніямъ и проходили по начертаннымъ имъ путямъ. Маршалъ Бернадоттъ оставилъ въ крѣпости Гамельнѣ достаточное количество снарядовъ, съѣстныхъ припасовъ, сильный гарнизонъ, людей, менѣе способныхъ къ походу, и выступилъ изъ Геттингена съ 17,000 солдатъ, пріученныхъ къ самымъ тяжелымъ трудамъ. Онъ предувѣдомилъ курфирста гессенскаго о своемъ проходѣ, употребивъ притомъ предписанныя Наполеономъ формы. Сначала ему объявили согласіе, потомъ отказъ, на который не обратилъ онъ вниманія и прошелъ черезъ Гессенъ безъ сопротивленія. Провіантскіе офицеры ѣхали впереди его корпуса, закупали съѣстные припасы на каждомъ растахѣ и, платя за все наличными деньгами, всюду находили услужливыхъ спекулянтовъ, доставлявшихъ войскамъ все. Армія, у которой есть казна, можетъ жить безъ магазиновъ, безъ потери времени и безъ отягощенія страны, проходимой ею, если въ этой странъ есть какое-нибудь обиліе въ припасахъ. Съ такимъ средствомъ, Бернадоттъ безъ затрудненія прошелъ оба Гессена, княжество Фульдское, владѣнія князя-архиканцлера и Баварію. Онъ шелъ перпендикулярно отъ сѣвера на югъ. 17 сентября былъ онъ у Касселя, 20-го въ Гиссенѣ, 27-го въ Вюрцбургѣ, къ величайшей радости курфирста баварскаго, который изнемогалъ отъ страха посреди противорѣчивыхъ извѣстій объ Австрійцахъ и Французахъ. Къ нему прискакалъ министръ германскаго императора съ извиненіями о случившемся и съ намѣреніемъ опять привлечь его къ себѣ. Австрійскій министръ не зналъ о походѣ бернадоттова корпуса, покуда Французская кавалерія не появилась на высотахъ Вирцбурга. Онъ тотчасъ выѣхалъ и оставилъ намъ курфирста навсегда, то-есть, на все время нашего благоденствія.

Г. Монжела, желая прикрасить поступки своего повелителя, просилъ у насъ одной предосторожности, не слишкомъ-почетной для Баваріи, а именно перемѣнить число союзнаго договора, заключеннаго съ Франціей). Этотъ договоръ былъ подписанъ 24 августа, а г. Монжела хотѣлось, чтобъ на немъ было выставлено 23-е сентября. Желаніе его исполнили, и онъ могъ утверждать передъ своими ратисбонискими уполномоченными, что предался Франціи не прежде, какъ на другой день послѣ насилій Австріи.

Генералъ Мармонъ шелъ вверхъ по Рейну и, пользуясь имъ для перевоза своихъ тяжестей, слѣдовалъ по лѣвому берегу рѣки тою превосходною дорогою, которая остается однимъ изъ замѣчательнѣйшихъ памятниковъ Наполеонова царствованія. Онъ былъ 12 сентября въ Нимвегенѣ, 18-го въ Кёльнѣ, 25-го въ Майнцѣ, 26-го во Франкфуртѣ, 29-го въ окрестностяхъ Вюрцбурга. Съ нимъ былъ корпусъ изъ 20-ти тысячь человѣкъ и паркъ изъ 40 орудій, въ совершенной исправности и съ большимъ количествомъ снарядовъ. Въ числѣ 20 тысячь находилась голландская дивизія, подъ начальствомъ генерала Дюмонсо. Каковы были 15 тысячь Французовъ, составлявшихъ корпусъ Мармона, это показываетъ безпримѣрное въ военной исторіи событіе. Они прошли часть Франціи и Германіи, были двадцать дней въ походѣ безъ остановки, и по прибытіи въ Вюрцбургъ не доставало изъ нихъ только 9 человѣкъ. Каждый генералъ почелъ бы себя счастливымъ, еслибъ въ такомъ случаѣ не доставало у него двухъ-сотъ или трехъ-сотъ человѣкъ, потому-что при началѣ похода и отъ обыкновеннаго дѣйствія первыхъ переходовъ всегда оказываются и остаются назади люди слабаго сложенія^[24].

Такимъ-образомъ, въ концѣ сентября, Наполеонъ, съ 17-ю тысячами Бернадотта и 20-го тысячами Мармона, былъ посреди Франконіи, въ шести дняхъ отъ Дуная и угрожалъ Флангу Австрійцевъ. Кромѣ того, въ Вюрцбургѣ было 25 тысячъ баварскихъ войскъ, одушевленныхъ истиннымъ энтузіазмомъ за Французовъ. Они рукоплескала при видѣ нашихъ полковъ.

Маршалъ Даву, съ корпусомъ, шедшимъ изъ Амбльтёза, маршалъ Сультъ, съ корпусомъ изъ Булони, маршалъ Ней, съ корпусомъ изъ Монтрёля, проходили черезъ Фландрію, Пикардію, Шампанію, Лотарингію, и съ 23 на 24 сентября были на Рейнѣ. Имъ предшествовала кавалерія, которую Наполеонъ привелъ въ движеніе за четыре дня прежде пѣхоты. Всѣ были одушевлены ревностью безпримѣрною. Дивизія Дюпона, проходя черезъ Энскій-Департаментъ, оставила позади себя человѣкъ пятьдесятъ, принадлежавшихъ къ тамошнимъ жителямъ. Они повидалось съ своими семействами, и черезъ день всѣ присоединились къ своимъ командамъ. Армія прошла 150 льё осенью, безъ отдыха даже на одинъ день, и въ ней не было ни отсталыхъ, ни больныхъ: примѣръ единственный, слѣдствіе духа войскъ и долгой лагерной жизни.

Маршалъ Ожеро формировалъ свои дивизіи въ Бретани. Отъ Бреста, черезъ Алансонъ, Санъ, Лангръ, Бефоръ, ему надобно было проходить Францію на величайшемъ ея протяженіи, и онъ могъ быть на Рейнѣ черезъ двѣ недѣли послѣ другихъ корпусовъ, почему и долженъ былъ составить резервъ арміи.

Никогда не испытывали удивленія, равнаго тому, какое распространило въ Европѣ непредвидѣнное прибытіе этой арміи. Ее полагали на берегахъ Океана, и черезъ двадцать дней, — время, едва достаточное, чтобъ распространился слухъ о ея движеніи, — она явилась на Рейнѣ и разливалась по Германіи. Таково было дѣйствіе чрезвычайной быстроты въ рѣшимости и глубокаго искусства скрыть принятое рѣшеніе.

Извѣстіе о появленіи Французовъ распространилось мгновенно и породило въ нѣмецкихъ генералахъ только ту мысль, что главнымъ театромъ войны будетъ не Италія, а Баварія, куда шелъ Наполеонъ съ океанійскою арміею. Слѣдствіемъ было только требованіе усилить австрійскія войска въ Швабіи, и непріятное для эрцгерцога Карла приказаніе послать изъ Италіи отрядъ въ Тироль, на помощь къ генералу Макку, черезъ Форальбергъ. Но истинное намѣреніе Наполеона осталось глубоко скрытымъ. Полагали, что собранныя въ Вюрцбургѣ войска назначаются единственно для соединенія Баварцевъ и для защиты курфирста. Главное сближеніе войскъ на Верхнемъ-Рейнѣ, при входѣ въ дефилеи Шварцвальда, казалось назначеннымъ для открытія тамъ дѣйствій. Такъ генералъ Маккъ съ каждымъ днемъ утверждался въ своей идеѣ — оставаться въ ульмской позиціи, назначенной ему.

Когда Наполеонъ соединилъ всю свою армію, онъ далъ ей устройство, оставшееся въ ней съ-тѣхъ-поръ, и названіе, которое навсегда сохранится въ исторіи — названіе великой-арміи.

Онъ раздѣлилъ ее на семь корпусовъ. Войска маршала Бернадотта, приведенныя изъ Ганновера, составили первый корпусъ, въ 17 тысячъ человѣкъ. Маршалъ Мармонъ, съ войсками, пришедшими изъ Голландіи, составилъ второй корпусъ, гдѣ было 20 тысячъ солдатъ подъ ружьемъ. Войска маршала Даву, занимавшія въ Амбльтёзѣ третью крѣпость вдоль береговъ Океана, получили названіе третьяго корпуса: ихъ было 26 тысячъ человѣкъ. Маршалъ Сультъ, начальникъ центра большой океанской арміи, бывшаго въ Булони, составилъ, со своими 40 тысячами пѣхоты и артиллеріи, четвертый корпусъ. Отъ него вскорѣ должна была отдѣлиться дивизія Сюшё къ пятому корпусу, куда принадлежали дивизія Газана и аррасскіе гренадеры, извѣстные въ-послѣдствіи подъ названіемъ гренадеровъ Удино, по имени храбраго ихъ начальника. Кромѣ дивизіи Сюшё, въ составъ пятаго корпуса входило 18 тысячъ человѣкъ. Онъ назначался герою и вѣрному другу Наполеона, маршалу Ланну, вызванному изъ Португаліи принять участіе въ опасной булоньской экспедиціи, а теперь слѣдовавшему за императоромъ на берега Моравы, Епслы и Нѣмана. Неустрашимый Ней, начальникъ монтрёльскаго лагеря, составилъ шестой корпусъ, гдѣ было 24 тысячи солдатъ. Ожеро, съ двумя дивизіями, гдѣ считалось не болѣе 14 тысячъ человѣкъ, бывшій послѣднимъ на береговой линіи (въ Брестъ), составилъ седьмой корпусъ. Восьмымъ корпусомъ назвали въ-послѣдствіи войска, которыя пришли изъ Италіи и дѣйствовали въ Германіи. Это устройство было таково же, какъ въ рейнской арміи, по съ важными измѣненіями, примѣненными къ генію Наполеона и необходимыми для исполненія великихъ дѣлъ, имъ преднамѣренныхъ.

Въ рейнской арміи, каждый корпусъ, укомплектованный всякими войсками, составлялъ самъ-собою маленькую армію, снабженную всѣмъ и способную дать сраженіе. Отъ-того эти корпуса стремились къ отдѣльности, особливо подъ начальствомъ такого генерала, какъ Моро, который начальствовалъ сообразно своему уму и характеру. Наполеонъ устроилъ свою армію такъ, чтобъ она вся была въ рукѣ его. Каждый корпусъ былъ укомплектованъ только пѣхотою, имѣлъ артиллерію только необходимую, а кавалеріи именно столько, сколько нужно для оберегательства, то-есть, нѣсколько эскадроновъ гусаровъ или егерей. Наполеонъ предоставлялъ себѣ послѣ комплектовать корпуса артиллеріею и кавалеріею, при помощи резерва изъ этихъ войскъ, которымъ распоряжалъ онъ одинъ. Сообразно мѣстности и требованію, онъ бралъ у одного и отдавалъ другому подкрѣпленіе орудіями или массу кирасировъ.

Особенно заботился онъ имѣть подъ командою одного начальника, и подъ непосредственною зависимостью своей воли, главную массу кавалеріи. Кавалерія служитъ для наблюденій за непріятелемъ, безпрерывно рыская вокругъ него$ она довершаетъ пораженіе, когда онъ поколебался, она преслѣдуетъ и окружаетъ его, когда онъ бѣжитъ, и потому Наполеонъ хотѣлъ исключительно себѣ предоставить это средство приготовлять, рѣшать побѣду и собирать ея плоды. Онъ составилъ одинъ корпусъ тяжелой кавалеріи изъ кирасировъ и карабинеровъ, подъ командою генераловъ Нансути и Гопу, и прибавилъ къ нимъ драгуновъ пѣшихъ и конныхъ, полъ начальствомъ генераловъ Клейна, Вальтера, Бомоона, Бурсье и Бараге-д’Илье, а все это поручилъ зятю своему Мюрату, самому пламенному кавалеристу того времени, который и былъ подъ его начальствомъ истиннымъ magislro equitum римскихъ армій. При кавалеріи были баттареи конной артиллеріи, такъ-что она обладала не однимъ могуществомъ сабли, но и силою огня. Въ этомъ резервѣ считалось 22 тысячи кавалеристовъ, изъ которыхъ было 6 тысячъ кирасировъ, 9 или 10 тысячъ конныхъ драгуновъ, 6 тысячь пѣшихъ драгуновъ и тысяча конныхъ артиллеристовъ.

Наконецъ, общимъ резервомъ великой-арміи была императорская гвардія, отборный корпусъ, превосходнѣйшій въ цѣломъ міръ, средство соревнованія и вмѣстѣ награды для отличившихся солдатъ, потому-что въ ряды гвардіи принимали не иначе, какъ по заслугамъ. Императорская гвардія состояла, такъ же, какъ и консульская гвардія, изъ гренадеровъ и егерей пѣшихъ и изъ гренадеровъ и егерей конныхъ, почти какъ полкъ, гдѣ оставили бы только однѣ отборныя роты. Къ ней причислялись превосходный батальйонъ итальянскій, представлявшій гвардію короля Италіи, великолѣпный эскадронъ мамелюковъ, послѣднее воспоминаніе о Египтѣ, и два эскадрона отборныхъ жандармовъ, охранявшіе благоустройство главной квартиры; всего было 7 тысячь человѣкъ. Къ нимъ присоединилъ Наполеонъ въ большомъ размѣрѣ любимое свое оружіе, которое иногда замѣняло всѣ другія — артиллерію. Онъ составилъ паркъ, отлично и тщательно устроенный, изъ 24-хъ орудій, такъ-что на тысячу человѣкъ приходилось почти по четыре орудія.

Гвардія некогда не отлучалась отъ главной квартиры; она всегда шла подлѣ императора, съ Ланцомъ и гренадерами Удино.

Такова была великая-армія. Она представляла громаду во 186 тысячь воиновъ, дѣйствительно бывшихъ налицо. Въ ней считалось 38 тысячь кавалеристовъ и 340 орудій. Если прибавимъ къ тому 50 тысячь человѣкъ Массены, 20 тысячь генерала Сен-Сира, то найдемъ всего 256 тысячь Французовъ, разсѣянныхъ отъ Тарентскаго-Залива до устьевъ Эльбы, съ резервомъ внутри государства почти изъ 150 тысячь молодыхъ солдатъ. Прибавляя къ тому еще 25 тысячь Баварцевъ и 7 или 8 тысячь солдатъ баденскихъ и виртембергекихъ, готовыхъ вступить въ ряды Наполеона, можно сказать, что онъ шелъ съ 250-го тысячами Французовъ и съ 30-го тысячами Нѣмцевъ сражаться противъ 500 тысячь союзныхъ войскъ, въ томъ числѣ 250 тысячь Австрійцевъ, 200 тысячь Русскихъ, 50 тысячь Англичанъ, Шведовъ, Неаполитанцевъ, также имѣвшихъ резервы внутри Австріи, Россіи и на англійскихъ Флотахъ. Коалиція надѣялась присоединить къ себѣ 200 тысячь Пруссаковъ, что не было невозможно, если Наполеонъ не поспѣшилъ бы побѣдить.

Онъ въ-самомъ-дѣлѣ спѣшилъ начать дѣйствія и назначилъ переходить черезъ Рейнъ 25 и 26 сентября, пожертвовавъ два или три дня для отдыха солдатъ, для исправленія разныхъ принадлежностей кавалеріи и артиллеріи, для перемѣны ушибенныхъ или изнуренныхъ лошадей свѣжими, во множествѣ собранными въ Эльзасѣ; наконецъ, онъ заботился приготовить большой артиллерійскій паркъ и значительное количество сухарей. Вотъ какъ распорядился онъ обойдти Шварцвальдъ, позади котораго ожидалъ Французовъ генералъ Маккъ, занимавшій Ульмъ.

Разсматривая карту театра войны, видимъ, что Реннъ, выходя изъ Констанцскаго-Озера, течетъ до Базеля на западъ, и потомъ вдругъ поворачиваетъ почти прямо на Сѣверъ. Дунай, напротивъ, выходя изъ слабыхъ истоковъ, вблизи той точки, гдѣ Рейнъ вытекаетъ изъ Констанцскаго-Озера, льется на востокъ, и такъ, съ небольшими уклоненіями, идетъ до Чернаго-Моря. Цѣпь небольшихъ горъ, не кстати называемыхъ Швабскими-Альпами, раздѣляетъ обѣ эти рѣки, направляя Рейнъ къ морямъ сѣвера, а Дунай къ морямъ востока. Изъ Франціи видны вершины самыхъ крутыхъ изъ этихъ горъ, которыя, нечувствительно понижаясь, оканчиваются въ долинахъ Франконіи, между Нордлингеномъ и Донаувертомъ. Изъ полуоткрытыхъ ребръ ихъ, поросшихъ лѣсами, извѣстными подъ общимъ именемъ Шварцвальда (Чернаго Лѣса), вытекаютъ влѣво, то-есть, къ Рейну, Исккаръ и Майнъ, а вправо Дунай, который идетъ вдоль отлогостей ихъ, почти безлѣсныхъ о образующихъ террасы. Въ горахъ есть тѣсныя дефилеи, которыя необходимо проходить идя отъ Рейна къ Дунаю, если только не минуютъ этихъ горъ, подымаясь по Рейну за Шафгаузенъ, или идя у подошвы ихъ отъ Страсбурга до Нордлингена и равнинъ Франконіи, гдѣ онѣ исчезаютъ. Въ прежнія войны, Французы избирали поперемѣнно то одну, то другую дорогу. Иногда, идя отъ Рейна между Страсбургомъ и Гюнингеномъ, они проходили дефилеи Шварцвальда; иногда, подымаясь вверхъ по Рейну до Шафгаузена, они переправлялись черезъ рѣку близь Констанцскаго-Озера, и такимъ образомъ были у истока Дуная не проходя сквозь дефилеи.

Желая стать между Австрійцами, занимавшими Ульмъ, и Русскими, подходившими на помощь къ нимъ, Наполеонъ долженъ былъ слѣдовать совсѣмъ другимъ путемъ. Спачала постаравшись обратить вниманіе Австрійцевъ на дефилеи Шварцвальда, куда, по-видимому, стремились его колонны, онъ долженъ былъ потомъ не переходить, а обойдти Швабскіе Альпы, и достигнувъ Нордлингена, обогнуть крайнюю низменность ихъ, а потомъ со всѣми корпусами своими переправиться черезъ Дунай въ Донаувертѣ. Такимъ движеніемъ онъ, мимоходомъ, присоединялъ къ себѣ корпуса Мармона и Бернадотта, уже пришедшіе въ Вюрцбургъ, обходилъ ульмскую позицію, выступалъ въ тылъ генерала Макка, и приводилъ въ исполненіе предначертанный имъ планъ, отъ котораго ожидалъ онъ великихъ послѣдствій.

25 сентября, онъ предписалъ Мюрату и Ланну съ кавалерійскомъ резервомъ, гренадерами Удино и дивизіею Газана переправиться черезъ Рейнъ въ Страсбургъ. Мюратъ долженъ былъ идти съ своими драгунами изъ Оберкирха въ Фрейденштадтъ, изъ Оффенбурга въ Ротвейль, изъ Фрейбурга въ Нейштадтъ, и явиться такимъ-образомъ передъ главнѣйшими дефилеями, дѣлая видъ, что вся армія слѣдуетъ за нимъ. Чтобъ довершить заблужденіе непріятеля, приказано было заготовлять съѣстные припасы по всему этому направленію. Ланнъ долженъ былъ подкрѣплять обозрѣнія Мюрата нѣсколькими батальйонами гренадеровъ, но въ Дѣйствительности ему приказано было, находясь съ главными силами своего корпуса передъ Страсбургомъ, по дорогѣ въ Штутгардъ, прикрывать движеніе маршаловъ Нея, Сульта и Даву, назначенныхъ переправиться черезъ Рейнъ гораздо-ниже. Начальникъ артиллеріи, генералъ Сонжи, навелъ два моста: первый между Лаутербургомъ и Карлсруэ, для корпуса маршала Нея, другой въ окрестностяхъ Шпейера, для корпуса маршала Сульта. Въ распоряженіи маршала Даву былъ мостъ въ Мангеймѣ. Всѣ они должны были проходить поперегъ долинъ, идущихъ отъ Швабскихъ-Альповъ, съ боку цѣпи горъ, и въ связи одинъ съ другимъ, чтобъ при внезапномъ появленіи непріятеля помогать другъ другу. Имъ приказано было имѣть на четыре дни хлѣба въ ранцахъ солдатъ, и на четыре дни сухарей въ Фурахъ, что было необходимо на случай усиленныхъ маршей. Наполеонъ выѣхалъ изъ Страсбурга не прежде, какъ увидѣвъ отправленіе своихъ полковъ и резервовъ къ арміи, подъ прикрытіемъ одной дивизіи пѣхоты. Оірь переѣхалъ черезъ Рейнъ 1-го октября, въ сопровожденіи своей гвардіи, и простился съ императрицею, которая осталась въ Страсбургѣ, съ императорскимъ дворомъ и канцеляріею г. Талейрана.

На землѣ Бадена встрѣтила Наполеона фамилія царствовавшаго тамъ дома, поспѣшившая изъявить ему чувства свои. Старый курфирстъ представился окруженный тремя поколѣніями принцевъ. Какъ всѣ германскіе государи втораго и третьяго разряда, онъ хотѣлъ воспользоваться благодѣяніями нейтралитета, истинной мечты въ подобныхъ обстоятельствахъ, потому-что если небольшія нѣмецкія государства не умѣли предупредить войны сопротивленіемъ большимъ державамъ, желавшимъ ея, они не могли надѣяться отклонить бѣдствія ея нейтралитетомъ, невозможнымъ для нихъ, когда они* почти всѣ находились на пути воевавшихъ армій. Вмѣсто нейтралитета, Наполеонъ предлагалъ имъ свой союзъ, обѣщалъ окончить въ пользу ихъ вопросы о земляхъ и владѣніи, раздѣлявшіе ихъ отъ Австріи со времени неоконченныхъ въ 1803 году соглашеній. Великій герцогъ баденскій принялъ наконецъ союзъ его, и обѣщалъ 3,000 человѣкъ своихъ войскъ, кромѣ съѣстныхъ припасовъ и средствъ для перевозки, за которые надобно было платить на мѣстѣ, Наполеонъ ночевалъ въ Эттлингенѣ, и 2-го октября отправился въ Штутгардъ. Передъ пріѣздомъ его, едва не дошло до непріязненныхъ дѣйствій между курфирстомъ виртембергскимъ и маршаломъ Неемъ. Курфирстъ, извѣстный въ Европѣ чрезвычайною своею живостью, спорилъ въ это время съ Французскимъ министромъ объ условіяхъ союза, который не нравился ему. Но, до заключенія его, онъ не хотѣлъ допускать войскъ ни въ Лудвигсбургъ, свой загородный дворецъ, ни въ Штутгардъ, свою столицу. Маршалъ Ней согласился не входить въ Лудвигсбургъ, по направилъ свою артиллерію на штутгардскія ворота и тѣмъ заставилъ отпереть ихъ себѣ. Наполеонъ прибылъ очень-кстати утишить гнѣвъ курфирста. Онъ былъ встрѣченъ имъ великолѣпно и условился съ нимъ въ союзѣ, который возвеличилъ виртембергскій домъ, какъ возвеличилъ онъ всѣхъ государей Южной-Германіи. Договоръ былъ подписалъ 5 октября, и заключалъ въ себѣ со стороны Франціи обязанность возвысить виртембергскій домъ, а со стороны Вортсмбсрга выставить 10 тысячъ человѣкъ, кромѣ съѣстныхъ припасовъ, лошадей, подводъ, за что надлежало платить деньгами.

Наполеонъ пробылъ въ Лудвигсбургь три или четыре дня, давая время своимъ корпусамъ лѣваго Фланга войдти въ линію. Съ чрезвычайною осторожностью надобно было проходить, на протяженіи сорока льё, подлѣ 80 или 90 тысячь непріятелей, не встревоживъ ихъ и не подвергшись нечаянному ихъ нападенію на одинъ изъ Фланговъ. Наполеонъ исполнилъ это съ изумительнымъ искусствомъ и предусмотрительностью. Три дороги пересѣкали Виртембергъ и оканчивались у низменныхъ оконечностей Швабскихъ-Альновъ, куда надобно было достигнуть для прибытія къ Дунаю, между Донаувертомъ и Нигольштадтомъ. Главная, черезъ Форцгеймъ, Штутгардъ и Гейденгеймъ, шла подлѣ самыхъ горъ и была въ сообщеніи съ австрійскою позиціею въ Ульмѣ посредствомъ множества дефилей. Ее-то надобно было проходить съ особенною осторожностью, по причинѣ близости непріятеля. Наполеонъ занималъ ее кавалеріею Мюрага, корпусомъ маршала Ланна, корпусомъ Нея и гвардіею. Вторая дорога, идущая отъ Шпейера, черезъ Гейльбруопъ, Галль, Элльвангенъ, и оканчивающаяся на равнинѣ нордлингенской, была занята корпусомъ маршала Сульта. Третья, идущая отъ Мангейма черезъ Гейдельбергъ, Неккаръ-Эльцъ, Ингельфингенъ, оканчивается у Эттингена. Но ней проходилъ маршалъ Даву. Она сближалась съ направленіемъ пути корпусовъ Бернадотта и Мармона, шедшихъ отъ Вюрцбурга къ Дунаю. Наполеонъ расположилъ маршъ различныхъ колоннъ такъ, что онѣ всѣ пришли 6-го и 7-го октября на равнину дунайскаго берега, между Нордлингеномъ, Донаувертомъ и Нигольштадтомъ. При такомъ движеніи, лѣвое крыло описывало несравненно-большую дугу, нежели правое, служившее ему опорною точкою. Потому Наполеонъ велѣлъ своему правому флангу замедлять маршъ, чтобы корпусамъ Мармона и Бернадотта, составлявшимъ крайній лѣвый Флангъ, маршалу Даву, и маршалу Сульту, соединявшему всѣхъ другихъ съ главною квартирою, дать время окончить сходящееся ихъ движеніе.

Наполеонъ выждалъ это, и 4-го октября двинулся со всѣмъ правымъ крыломъ. Мюратъ безпрерывно галопировалъ впереди своей кавалеріи, являлся поперемѣнно при входѣ во всѣ дефилеи, пересѣкающія горы, но показывался только и уводилъ назадъ свои эскадроны, какъ скоро парки и обозы проходили и было безопасны. Наполеонъ, съ корпусами Ланна, Нея и гвардіею, шелъ по штутгардской дорогѣ и былъ готовъ, съ пятьюдесятью тысячами человѣкъ, ринуться на помощь Мюрату, еслибъ непріятель показался съ большими силами въ одной изъ дефилей. Корпуса Сульта, Даву, Мармона и Бернадотта составляли центръ и лѣвое крыло арміи, и опасность начиналась для нихъ только по окончаніи движенія, производимаго подлѣ Швабскихъ-Альповъ, то-есть, по выступленіи на равнину Нордлингена. Въ-самомъ-дѣлѣ, могло быть, что генералъ Маккъ, еще во-время извѣщенный, потянулся бы отъ Ульма къ Донауверту, переправился черезъ Дунай, и на равнинъ Нордлингена далъ сраженіе, желая остановить Французовъ. Наполеонъ расположилъ все такъ, чтобъ Мюратъ, Пей, Ланнъ, и съ ними по-крайней-мѣръ корпуса маршаловъ Сульта и Даву сошлись вмѣстѣ 6 октября между Гейденгеймомъ, Эттингеномъ и Нордлингеномъ, и могли бы встрѣтить непріятеля большими силами. Но до-тѣхъ-поръ, онъ заботился обманывать генерала Макка какъ-можно-долѣе и не давать ему повода выйдти изъ своей позиціи, пока французскія войска не достигли Дуная въ Допаувсрт». 4-го и 6-го октября все продолжалось какъ-нельзя-лучше. Погода была прелестная; солдаты, въ исправной обуви и въ шинеляхъ, шли весело. Сто-восемьдесять тысячъ Французовъ двигались впередъ на протяженіи двадцати-шести льё, правымъ крыломъ касаясь горъ, лѣвымъ простираясь до Палатината, могли въ нѣсколько часовъ соединиться въ числѣ 90 или 100 тысячъ человѣкъ на одномъ или другомъ изъ своихъ фланговъ, и — что гораздо-удивительнѣе — Австрійцы даже но имѣли подозрѣнія о такомъ обширномъ дѣйствіи.

«Австрійцы стоятъ у выходовъ изъ Шварцвальда», писалъ Наполеонъ къ Талейрану и Ожеро. "Дай Богъ, чтобъ и оставались тамъ! Я "только того и боюсь, что мы слишкомъ испугаемъ ихъ… Если дадутъ "они мнѣ выиграть нѣсколько переходовъ, я надѣюсь обойдти ихъ и «стану со всею моею арміею между Лехомъ и Изаромъ.» Къ министру полиціи онъ писалъ: «Запретите рейнскимъ газетамъ говорить объ арміи: она какъ-бы не существуетъ для нихъ.»

Корпуса Бернадотта и Мармона, на пути къ назначенному имъ пункту, должны были проходить черезъ одну изъ прусскихъ областей во Франконіи, черезъ Аншнахъ. Посдвинувъ ихъ къ корпусу маршала Даву, Наполеонъ могъ бы притянуть ихъ къ себѣ не коснувшись прусскихъ владѣній. Но дороги уже было загромождены, и столпленіе тамъ новыхъ войскъ помѣшало бы правильности движеній и продовольствія. Сверхъ того, съуживая кругъ, описываемый арміею, уменьшали возможность окружить непріятеля. Наполеонъ хотѣлъ своимъ движеніемъ обхватить теченіе Дуная до Ингольштадта, чтобъ выйдти какъ-можно-далѣе въ тылу Австрійцевъ, и имѣть возможность остановить ихъ, еслибъ они отступили отъ Иллера до Леха. Онъ былъ въ такихъ отношеніяхъ къ Пруссіи, что не могъ предполагать излишнихъ затрудненій съ ея стороны, разсчитывалъ на обычай прежнихъ войнъ, когда проходили черезъ прусскія области Франконіи, бывшія внѣ черты нейтралитета, и не получилъ никакого извѣщенія, что надобно иначе поступить въ настоящемъ случаѣ; потому, по мало не раздумывая, онъ вслѣдъ корпусамъ Мармона и Бернадотта идти черезъ земли Аншпаха. Прусскія начальства явилось на границѣ, и отъ имени своего государя протестовали противъ дѣлаемаго имъ насилія. Имъ отвѣчали, указывая на приказанія Наполеона, и шли далѣе, платя за все деньги и соблюдая строжайшую дисциплину. Прусскіе подданные, получая платежъ за хлѣбъ и говядину, доставленные нашимъ солдатамъ, не казались оскорбленными за мнимое насиліе ихъ земель.

6 октября, шесть корпусовъ Французской арміи благополучно прибыли за Швабскіе Альпы: маршалъ Ней въ Гейденгеймъ, маршалъ Ланнъ въ Нересгеймъ, маршалъ Сультъ въ Нордлингенъ, маршалъ Даву въ Эттонгенъ, генералъ Мармонъ и маршалъ Бервадоттъ на эйхштетскую дорогу, и всѣ были въ виду Дуная, гораздо-далѣе ульмской позиціи.

Что дѣлали между-тѣмъ генералъ Маккъ, эрцгерцогъ Фердинандъ и всѣ офицеры австрійскаго главнаго штаба? По особенному счастію, намѣреніе Наполеона не раскрылось передъ ними. Сорокъ тысячь человѣкъ, переправившихся черезъ Рейнъ въ Страсбургѣ и тотчасъ бросившихся къ дефилеямъ Шварцвальда, утвердили ихъ въ той мысли, что Французы идутъ обыкновенною дорогою. Еще больше убѣдили ихъ въ такомъ мнѣніи ложныя донесенія лазутчиковъ, искусно переданныя имъ Наполеономъ. Правда, они слышали, что въ Виртембергь появились Французскія войска, но полагали, что они идутъ занять небольшія германскія государства, или, можетъ-быть, помочь Баварцамъ. Сверхъ-того, нѣтъ ничего безтолковѣе, разнорѣчивѣе безчисленныхъ донесеній лазутчиковъ и офицеровъ, посылаемыхъ для развѣдываній. Одни показываютъ корпуса тамъ, гдѣ встрѣтили они только отряды; другіе видятъ отряды тамъ, гдѣ находятся цѣлые Корпуса. Часто они и не видали своими глазами того, о чемъ доносятъ, а только собрали розсказни другихъ, испуганныхъ, устрашенныхъ, или изумленныхъ. Въ хаосъ такихъ донесеній, умъ высокій открываетъ истину, умъ мелкій теряется. Особливо, если существуетъ предварительное убѣжденіе, если готовы вѣрить, что непріятель прійдетъ черезъ такой-то пунктъ, а не черезъ другой, тогда всѣ собранныя свѣдѣнія изъясняются въ одномъ смыслѣ, какъ ни худо примѣнялись бы они къ нему. Но такъ-то составляются великія ошибки, иногда гибельныя для армій и государствъ.

Въ такомъ состояніи былъ умъ генерала Макка. Австрійскіе офицеры издавна превозносили позицію, которая, опираясь вправо на Ульмъ, влѣво на Меммингенъ, была фронтомъ къ Французамъ, выходящимъ изъ Шварцвальда. Вѣря мнѣнію, тогда общему, и сверхъ того повппуясь положительнымъ инструкціямъ, генералъ Маккъ утвердился въ этой позиціи. У него были тамъ припасы, снаряды, и онъ не могъ представить себѣ, что положеніе его нехорошо. Единственная предосторожность, какую принялъ онъ касательно своего тыла, состояла въ томъ, что онъ послалъ генерала Кинмайера, съ нѣсколькими тысячами человѣкъ, въ Ингольштадтъ, наблюдать Баварцевъ, удалившихся въ Верхній Палатинатъ, и войдти въ связь съ Русскими, которыхъ ожидалъ онъ по большой дорогѣ изъ Мюнхена.

Между-тѣмъ, какъ генералъ Маккъ оставался неподвижно въ Ульмѣ, шесть корпусовъ французской арміи выходили на долину Нордлингена. 6 октября, вечеромъ, дивизія Вандама, отъ корпуса Сульта, опередила всѣ другія, подошла къ Дунаю и захватила мостъ въ Мюнстерѣ, выше Донауверта въ одномъ льё. На другой день, корпусъ Сульта овладѣлъ самимъ донаувертскимъ мостомъ, котораго не могъ защитить одинъ батальйонъ Австрійцевъ Коллоредо, и тщетно пытался истребить его. Войска Сульта тотчасъ исправили мостъ и поспѣшно перешли черезъ него. Мюратъ, съ своими драгунскими дивизіями, опережая правое крыло, понесся къ мюнстерскому мосту, уже захваченному Вандамомъ, перескакалъ черезъ него съ одною дивизіею драгуновъ и бросился овладѣть важнымъ раинскимъ мостомъ на Лсхѣ. Лехъ течетъ позади Иллера, почти параллельно съ нимъ, и соединяется съ Дунаемъ близь Донауверта, образуя позицію за Ульмомъ, такъ-что, занявъ раинскій мостъ, обходили въ одно время Иллеръ и Лехъ и не оставляли генералу Макку возможности отступить удобно. Мюрату стоило только подскакать для овладѣнія Раппомъ и мостомъ на Лехѣ. Двѣсти всадниковъ его опрокинули всѣ патрули Кинманера, между-тѣмъ, какъ Сультъ утверждался въ Допаувертѣ, а Даву подходилъ на видъ къ нейбургскому мосту.

Наполеонъ въ тотъ же день прибылъ въ Донаувертъ. Надежда его осуществилась; но онъ не почиталъ успѣха обезпеченнымъ, покуда по достигъ всѣхъ послѣдствій своего превосходнаго маневра. Уже нѣсколько сотъ человѣкъ было взято въ плѣнъ, и показанія ихъ были единогласны. Генералъ Маккъ остается въ Ульмѣ, на Иллерѣ; только ареррьгардъ его, командуемый Кинмайеромъ, и назначенный для соединенія Макка съ Русскими, встрѣченъ и отброшенъ Французами за Дунай. Наполеонъ тотчасъ рѣшился занять позицію между Австрійцами и Русскими, чтобъ помѣшать ихъ соединенію. Еслибъ Маккъ умѣлъ принять намѣреніе во время, то первымъ движеніемъ его было бы оставить берега Иллера, отойдти къ Леху, и черезъ Аугсбургъ присоединиться къ Кинмайеру на мюнхенской дорогѣ. Наполеонъ, не теряя ни минуты, предписалъ новыя передвиженія. Маршалъ Ней, съ 20 тысячами человѣкъ, остался на лѣвомъ берегу Дуная, для охраненія его; Мюратъ и Ланцъ, съ 40 тысячами, помѣстились на правомъ берегу Дуная, между Ульмомъ и Аугсбургомъ, для воспрепятствованія Макку уйдти по большой дорогѣ въ Мюнхенъ; Сультъ, съ 30 тысячами, былъ на Лехѣ и распространялся къ Аугсбургу. Такъ всѣ пути для Макка были заслонены громадами войскъ. _х

Отъ однѣхъ заботъ переходя къ другимъ, Наполеонъ немедленно приказалъ маршалу Даву поспѣшить черезъ Дунай къ Нейбургу, и очистить пунктъ ингольштадтскій, гдѣ должны были выйдти Мармонъ и Бернадоттъ. Дорога ихъ была длиннѣе, и они отстали на два перехода. Затѣмъ Даву долженъ былъ двинуться на мюнхенскую дорогу, противъ Кинмайера, и составить арріергардъ громадъ, скоплявшихся вокругъ Ульма. Корпуса Мармона и Бернадотта имѣли повелѣніе поспѣшить перейдти Дунай въ Ингольштадтѣ и двинуться къ Мюнхену, для возстановленія курфирста въ его столицѣ, только за мѣсяцъ оставленной имъ. Сопутнику Баварцевъ въ это время, Бернадотту, предоставлялъ Наполеонъ честь снова утвердить ихъ въ отечествѣ. Такимъ распоряженіемъ онъ ставилъ противъ Русскихъ, шедшихъ отъ Мюнхена, Бернадотта и Баварцевъ, а въ случаѣ нужды Мармона и Даву, назначенныхъ, смотря по обстоятельствамъ, идти къ Мюнхену или къ Ульму.

8 октября, маршалъ Сультъ шелъ вверхъ по Леху, къ Аугсбургу, и не встрѣчалъ непріятелей. Мюратъ и Ланнъ должны были занять пространство между Лехомъ и Иллеромъ, и шли отъ Донауверта къ Бургау, по странѣ холмистой, кой-гдѣ покрытой рощами, или пересѣкаемой рѣчками, впадающими въ Дунай. Драгуны была впереди, когда встрѣтили они непріятельскій корпусъ, стоявшій передъ мѣстечкомъ Вертингеномъ и вокругъ него. Непріятельскій корпусъ былъ многочисленнѣе всѣхъ, встрѣченныхъ до-сихъ-поръ, и состоялъ изъ шести батальйоновъ гренадеровъ, подъ командою барона Ауффенберга, двухъ эскадроновъ кирасировъ герцога Альберта, и двухъ эскадроновъ легкоконныхъ Латура. Ихъ послалъ генералъ Маккъ сдѣлать обозрѣніе, когда до него дошелъ темный слухъ о появленіи Французовъ на берегахъ Дуная. Онъ все еще полагалъ, что эти Французы принадлежали къ корпусу Бернадотта, бывшему, какъ говорили, въ Вюрцбургѣ, для вспоможенія Баварцамъ. Австрійскіе офицеры сидѣли за столомъ, когда ихъ извѣстили, что показываются Французы. Чрезвычайно изумленные, сначала они не хотѣли вѣрить, но вскорѣ не могли сомнѣваться въ томъ, поспѣшно сѣли на коней и выѣхали передъ свои войска. Впереди Вертингена была деревенька Гогенрейхенъ, охраняемая нѣсколькими сотнями австрійской пѣхоты и кавалеріи. Изъ-за домовъ деревни они производили невыгодную для Французовъ стрѣльбу, такъ-что удерживали драгунскій полкъ, первый пришедшій на мѣсто. Эскадронный командиръ Эксельманъ, въ-послѣдствіи ознаменовавшій свое имя множествомъ блистательныхъ подвиговъ, а тогда простой адъютантъ Мюрата, прискакалъ, услышавъ ружейные выстрѣлы. Онъ спѣшилъ 200 драгуновъ, вызвавшихся въ охотники: они бросились въ деревню и штыками выгнали оттуда непріятелей. Между-тѣмъ, подошли новые отряды драгуновъ, и Австрійцы были сбиты, прогнаны за Вертингенъ; но позади его, на небольшомъ возвышеніи, девять батальйоновъ ихъ построились въ одно каре, небольшое, по сжатое и крѣпкое, съ пушками и кавалеріею по флангамъ. Храбрый Эксельманъ тотчасъ аттаковалъ каре съ удивительною смѣлостью: подъ нимъ была убита лошадь. Подлѣ него палъ полковникъ Монти, пораженный штыкомъ. Но стремительность аттаки не могла поколебать этой твердой громады. Такъ прошло нѣсколько времени; французскіе драгуны бросались въ рубку на австрійскихъ гренадеровъ, но тѣ отбивали ихъ штыками и ружейными выстрѣлами. Наконецъ показался Мюратъ, съ главными силами своей кавалеріи, и Лансъ съ гренадерами Удино, живо привлеченные пушечною пальбою. Мюратъ немедленно аттаковалъ каре своими эскадронами; Ланнъ спѣшилъ направить гренадеровъ къ опушкѣ лѣса, замѣченнаго въ отдаленіи, и тѣмъ хотѣлъ отрѣзать отступленіе Австрійцамъ. Аттакованные съ фронта, угрожаемые съ тыла, они отступали сначала стройно, но вскорѣ безпорядочно. Еслибъ гренадеры Удино могли прійдти нѣсколькими минутами раньше, то девять австрійскихъ батальйоновъ были бы взяты всѣ. Однакожь у нихъ взяли двѣ тысячи человѣкъ въ плѣнъ, и отбили нѣсколько пушекъ и знаменъ.

Ланнъ и Мюратъ видѣли Эксельмана передъ штыками непріятеля, и хотѣли, чтобъ онъ привезъ Наполеону извѣстіе о первомъ успѣхѣ и непріятельскія знамена. Наполеонъ принялъ молодаго, блистательнаго офицера въ Донаувертѣ, наградилъ его степенью почетнаго легіона и вручилъ ему знаки ордена въ присутствіи своего штаба, желая придать больше блеска первымъ наградамъ, заслуженнымъ въ новую войну.

Въ тотъ же день, 8 октября, Сультъ вступилъ въ Аугсбургъ безъ выстрѣла. Маршалъ Даву перешелъ черезъ Дунай въ Нейбурги и двинулся къ Айхаху, занять назначенную ему позицію между французскими корпусами, шедшими обложить Ульмъ и посланными къ Мюнхену противъ Русскихъ. Бернадоттъ и Мармонъ приготовлялись переходить черезъ Дунай около Ингольштадта, съ цѣлію идти въ Мюнхенъ.

Наполеонъ приказалъ стѣснять ульмскую позицію. Онъ вслѣдъ Нею идти вверхъ по лѣвому берегу Дуная и овладѣть всѣми мостами на немъ, чтобъ свободнѣе дѣйствовать на обоихъ берегахъ. Мюрату и Ланцу предписано было идти вверхъ по правому берегу, и вмѣстѣ съ Неемъ стѣснять Австрійцевъ. На другой день, 9 числа, Ней, быстрый въ исполненіи, особливо когда ему приказывали подходить къ непріятелю, достигъ береговъ Дуная и шелъ по нимъ до высоты Ульма. Первые мосты встрѣтились ему въ Гюнцбургѣ. Онъ приказалъ дивизіи Малера занять ихъ.

Мостовъ было три: главный передъ городкомъ Гюнцбургомъ, второй выше его, передъ деревнею Лейпгеймъ, третій ниже, передъ селеніемъ Рейзенбургъ. Генералъ Малеръ велѣлъ подступить ко всѣмъ тремъ вдругъ. Онъ поручилъ офицеру генеральнаго штаба Лефолю аттаковать лейпгеймскій отрядомъ войскъ, генералу Лабассе аттаковать рейзенбургскій 59 линейнымъ полкомъ, а себѣ предоставилъ аттаку главнаго, понцбургскаго моста, съ бригадою Маркопьё. Русло Дуная неправильно образовано въ этомъ мѣстѣ, и потому надобно было переходить множество небольшихъ рукавовъ и острововъ, усаженныхъ ивами и тополями. Передовыя войска бросились туда съ рѣшимостью, перешли вбродъ мѣшавшіе имъ заливы, и захватили двѣсти или триста Тирольцевъ, съ начальникомъ ихъ, генерал-майоромъ барономъ Аспромъ. Вскорѣ войска наши подошли къ главному рукаву, гдѣ былъ построенъ гюнцбургскій мостъ. Австрійцы, отступая, истребили одну часть его. Генералъ Малеръ хотѣлъ поправить ее, но на другомъ берегу стояли австрійскіе полки, многочисленная артиллерія, и самъ эрцгерцогъ Фердинандъ поспѣшилъ туда съ значительными подкрѣпленіями. Австрійцы начали понимать всю важность дѣйствій, открытыхъ въ тылу ихъ, и хотѣли чрезвычайнымъ усиліемъ спасти по-крайней-мѣрѣ ближайшіе къ Ульму мосты. Они направили на Французовъ убійственный огонь изъ ружей и пушекъ, и тѣ, не закрытые больше деревьями островковъ, остались подъ выстрѣлами на отмеляхъ рѣки, но выдерживали огонь съ удивительною твердостью. Пройдти вбродъ было невозможно. Они бросились къ столбамъ моста, надѣясь снова покрыть его досками. Но работавшіе не могли успѣть въ томъ, одинъ за однимъ поражаемые непріятельскими пулями, и ряды Французовъ, подвергшіеся въ это время выстрѣламъ Австрійцевъ, понесли жестокія потери. Генералъ Малеръ велѣлъ отступить на лѣсистые островки, ее желая продолжать безполезную дерзость.

Это покушеніе стоило Французамъ нѣсколько сотъ человѣкъ. Двѣ другія аттаки производились въ то же время. Непроходимыя болота сдѣлали невозможною лейпгеймскую. Аттака рейзенбургская была счастливѣе. Генералъ Лабассе, наряду съ полковникомъ Лакюэ, начальникомъ 59-го полка, явился у большаго рукава Дуная. Австрійцы и тамъ потребили рядъ досокъ на мосту, но не совсѣмъ, такъ-что солдаты поправили мостъ, и 59-й полкъ прошелъ по немъ и занялъ Рейзенбургъ и окрестныя высоты, не смотря на тройное число непріятелей. Полковникъ Лакюэ былъ убитъ, сражаясь впереди своихъ солдатъ. Видя французскій полкъ одинъ на правомъ берегу Дуная, австрійская кавалерія ринулась на помощь своей пѣхотѣ и аттаковала съ ожесточеніемъ Французовъ, построившихся въ каре. Три раза кидалась она на штыки храбраго полка, и три раза была остановлена ружейнымъ огнемъ почти въ упоръ. 59-й полкъ удержался на полѣ сраженія послѣ усилій, достойныхъ памяти.

Когда перешли черезъ одинъ изъ трехъ мостовъ, генералъ Малеръ, около вечера, свелъ всю свою дивизію къ Рейзенбургу. Тогда Австрійцы не рѣшились упорствовать въ защитѣ Гюнцбурга. Они въ ту же ночь отступили къ Ульму, и оставили Французамъ 1000 человѣкъ плѣнныхъ и 300 раненыхъ.

Съ большими почестями похоронили полковника Лакюэ. Маршалъ Ней расположилъ дивизію Дюпона на лѣвомъ берегу рѣки и перевелъ на правый дивизіи Малера и Луазона, для сохраненія сообщеній съ Ланномъ.

Наполеонъ до 9-го числа оставался въ Донаувертѣ, и оттуда отправился въ Аугсбургъ, средоточіе всѣхъ свѣдѣній и будущихъ распоряженій. Въ Аугсбургѣ онъ былъ между Ульмомъ съ одной стороны и Мюнхеномъ съ другой, то-есть, между швабскою арміею, которую окружалъ, и Русскими, которыхъ приближеніе подтверждалось общимъ слухомъ. Удаляясь отъ Ульма на день или на два, онъ хотѣлъ оставить тамъ одного начальника, и, больше по родству, нежели по превосходству дарованій, подчинилъ Мюрату маршаловъ Нея и Ланна, что очень не нравилось имъ и было поводомъ къ раздору. При новомъ порядкѣ дѣлъ во Франція, такія неудобства были неизбѣжны. Мюратъ распоряжалъ 60-го тысячами человѣкъ для удержанія Макка подъ Ульмомъ.

Въ Аугсбургѣ Наполеонъ нашелъ маршала Сульта съ 4-мъ корпусомъ. Маршалъ Даву расположался въ Аихахѣ; Мармонъ слѣдовалъ за нимъ; Бернадоттъ шелъ къ Мюнхену. Французская армія была почти въ такомъ же положеніи, какъ въ Миланѣ, когда, чудесно перешагнувъ черезъ Сен-Бернаръ, она была въ тылу генерала Меласа, хотѣла окружить непріятеля и не знала на какомъ пути захватить его. Также недоумѣвали о намѣреніяхъ генерала Макка. Наполеонъ старался угадать, на что могъ бы онъ покуситься въ такой страшной опасности, и не угадывалъ, потому-что Маккъ самъ не зналъ того. Въ сомнѣніи своемъ, Наполеонъ предполагалъ у него самое благоразумное намѣреніе уйдти въ Тироль. Въ-самомъ-дѣлѣ, двинувшись къ Меммингену, влѣво отъ ульмской позиціи, Маккъ въ два или три перехода могъ бы достигнуть Тироля черезъ Ксмитенъ. Онъ присоединился бы тогда къ арміи, охранявшей цѣпь Альповъ, и къ арміи, занимавшей Италію. Спасая себя, онъ способствовалъ бы соединенію 200 тысячь человѣкъ, то-есть, громады войскъ, всегда грозной, какое ни занимала бы она положеніе на общемъ театрѣ войны. Во всякомъ случаѣ, онъ избѣгнулъ бы бѣдствія, навѣки знаменитаго въ военныхъ лѣтописяхъ.

Наполеонъ приписывалъ ему такое намѣреніе, не останавливаясь на другой мысли, которую генералъ Маккъ могъ имѣть и имѣлъ нѣсколько времени, а именно: уйдти по лѣвому берегу Дуная, охраняемому только одною дивизіею Дюпона отъ корпуса маршала Нея. Меньше всего можно было предполагать такое рѣшеніе, потому-что оно требовало дерзости необычайной. Надобно было бы идти на перерѣзъ пройденнаго Французами пути, еще усѣяннаго ихъ экипажами и обозами, можетъ-быть, встрѣтить непріятеля въ большихъ силахъ, и прорваться сквозь него для отступленія въ Богемію. Наполеонъ не допускалъ такого предположенія, и заботился только заслонить дороги въ Тироль. Онъ приказалъ Сульту идти вверхъ по Леху до Ландсберга, занять Меммингенъ и преградить путь отъ него къ Кемптену. На мѣсто корпуса маршала Сульта, онъ поставилъ въ Аугсбургъ корпусъ Мармона, куда ввелъ также свою гвардію, обыкновенно слѣдовавшую за главною квартирою. Тамъ ожидалъ онъ движенія разныхъ корпусовъ своихъ, направляя переходы ихъ своими указаніями.

Бернадоттъ, гоня аррьергардъ Кинмайера, вошелъ въ Мюнхенъ 12-го числа утромъ, ровно черезъ мѣсяцъ послѣ вторженія Австрійцевъ и ухода Баварцевъ. Онъ взялъ въ плѣнъ тысячу человѣкъ изъ отступавшихъ войскъ. Баварцы приняли Французовъ съ восторгомъ и рукоплесканіями. Наполеонъ тотчасъ пригласилъ курфирста возвратиться въ столицу со всею его арміею, ненужною въ Вюрцбургѣ и назначенною занять линію Инна, вмѣстѣ съ корпусомъ Бернадотта. Онъ просилъ употребить ее для обозрѣній, потому-что ей была извѣстна мѣстность, и черезъ нее можно было получать лучшія свѣдѣнія о походѣ Русскихъ, шедшихъ изъ Вѣны къ Мюнхену.

Маршалъ Сультъ, посланный къ Ландсбергу, встрѣтилъ на пути своемъ только кирасировъ принца Фердинанда, поспѣшно отступавшихъ къ Ульму. Пылкость нашихъ войскъ была такова, что 26-й егерскій полкъ не устрашился помѣряться съ тяжелою кавалеріею австрійскою, и захватилъ цѣлыи эскадронъ ея съ двумя пушками. Такая встрѣча ясно показала, что Австрійцы не уходятъ къ Тиролю, а сосредоточиваются позади Иллера, между Меммингеномъ и Ульмомъ, и что тамъ готовится новая маренгская битва. Наполеонъ заботился соединить для нея какъ-можно-болѣе своихъ войскъ. Онъ предполагалъ, что битва можетъ случиться 13-го или 14-го октября; но, не имѣя надобности спѣшить, потому-что Австрійцы не начинали сами, онъ предпочелъ 14-е число, желая имѣть больше времени для сближенія войскъ. Прежде всего онъ перемѣстилъ маршала Даву и подвинулъ его къ Дахау, такъ-что, занимая выгодное мѣсто между Аугсбургомъ и Мюнхеномъ, онъ могъ въ три или четыре часа перенестись къ Мюнхену, и съ Бернадоттомъ и Баварцами противопоставить Русскимъ 60-ти тысячную армію, или снова двинуться къ Аугсбургу, на помощь Наполеону противъ Макка. Обезпечивъ свой тылъ, Наполеонъ приказалъ Сульту войдти въ связь съ корпусами, шедшими къ Иллеру, и послалъ свою гвардію въ Вейссенгорнъ, куда ѣхалъ и самъ, надѣясь такимъ-образомъ собрать сто тысячь человѣкъ на десяти льё, отъ Меммингена до Ульма. Но судьба готовила ему торжество инаго рода, больше новое и не меньше удивительное обширными послѣдствіями.

Наполеонъ выѣхалъ изъ Аугсбурга въ Вейссенгорнъ 12-го числа, въ 11-ть часовъ вечеромъ. Дорогою онъ встрѣтилъ войска мармонова корпуса, составленнаго изъ Французовъ и Голландцевъ, изнуренныхъ усталостью, отягощенныхъ своимъ оружіемъ и провизіею, выданною имъ на нѣсколько дней. Погода, прелестная покуда не переходили черезъ Дунай, вдругъ сдѣлалась ужасною. Густой, мокрый снѣгъ растворилъ грязь, и дороги стали непроходимы. Всѣ рѣчки, впадающія въ Дунай, вышли изъ береговъ. Солдаты шли какъ въ болотѣ, и часто артиллерійскіе парки останавливали ихъ. Но они не роптали. Наполеонъ остановился поговорить съ ними, велѣлъ имъ стать вокругъ себя, объяснилъ положеніе непріятеля, манёвръ, которымъ окружили его, и обѣщалъ такое же прекрасное торжество, какъ подъ Маренго. Солдаты восхитились его словами, съ гордостью слушали, какъ величайшій полководецъ вѣка объяснялъ имъ свои планы, и въ восторгѣ одушевленія отвѣчали ему единогласными восклицаніями: Да здравствуетъ императоръ! Они снова пошли въ путь, съ нетерпѣніемъ поспѣшая къ великой битвѣ. Слышавшіе слова императора повторяли ихъ тѣмъ, которые не слыхали ихъ, и всѣ кричали въ радости, что Австрійцы пропала и будутъ забраны до послѣдняго.

Пора была Наполеону возвратиться на Дунай, потому-что его приказанія, худо понятыя Мюратомъ, могли привести къ бѣдствіямъ, еслибъ Австрійцы были предпріимчивѣе.

Покуда Ланнъ и Мюратъ окружали Ульмъ на правомъ берегу Дуная, Ней оставался на обоихъ берегахъ его, имѣя двѣ дивизіи на правомъ и одну, дивизію Дюпона, на лѣвомъ берегу. Сблизившись къ Ульму, Ней увидѣлъ ошибочность такого положенія. Онъ судилъ, основываясь на очевидности, на счастливомъ военномъ инстинктѣ, и на совѣтахъ полковника Жомини, офицера генеральнаго штаба, необыкновеннаго дарованіями. Опасность оставить одну дивизію на лѣвомъ берегу рѣки была явна для Нея. — Почему, говорилъ онъ, Австрійцы не воспользуются случаемъ уйдти по лѣвому берегу, стоптавъ наши обозы и парки, которые не окажутъ имъ сильнаго сопротивленія? — Мюратъ не соглашался съ нимъ, основываясь на худо-истолкованныхъ письмахъ императора, который ожидалъ значительнаго сраженія на Иллерѣ и приказывалъ сосредоточить тамъ всѣ войска. Мюратъ думалъ, что даже одной дивизіи Дюпона слишкомъ-много на лѣвомъ берегу, потому-что она не будетъ въ чертѣ сраженія въ назначенный для него день. Разномысліе произвело сольный раздоръ между Неемъ и Мюратомъ. Нея оскорбляла подчиненность начальнику, котораго почиталъ онъ ниже себя дарованіемъ, хотя и былъ онъ выше родствомъ съ императоромъ. Мюратъ, гордясь новымъ своимъ званіемъ, а еще больше довѣренностью Наполеона, давалъ чувствовать Нею оффиціальное свое превосходство, и наконецъ отдалъ ему безусловное приказаніе. Еслибъ не вступились тутъ общіе ихъ друзья, то военачальники императора кончили бы ссору свою неприлично высокому ихъ положенію. Слѣдствіемъ раздора были разнорѣчивыя приказанія дивизіи Дюнона и очень-опасное для нея положеніе. Къ-счастію, покуда спорили о лучшемъ для нея мѣстѣ, достопамятное сраженіе освободило ее отъ опасности, приготовленной ей ошибкой Мюрата.

Генералъ Маккъ уже не сомнѣвался въ своемъ бѣдствіи и сдѣлалъ перемѣну фронта. Въ Ульмѣ было уже не правое крыло его, а лѣвое, и въ Меммингень не лѣвое, а правое. По прежнему опираясь на Иллеръ, онъ стоялъ тыломъ къ Франціи, какъ-будто пришелъ изъ нея, а Наполеонъ былъ тыломъ къ Австріи, какъ-будто пришелъ оттуда. Это было естественное положеніе двухъ военачальниковъ, изъ которыхъ одинъ обошелъ другаго. Маккъ стянулъ къ себѣ войска, разсѣянныя въ Швабіи и воротившіяся разбитыми изъ Вертингена и Вюрцбурга, и оставилъ только отряды на Иллерѣ отъ Меммингена до Ульма, а главную часть силъ своихъ соединилъ въ самомъ Ульмѣ, въ укрѣпленномъ лагерѣ, повелѣвающемъ городомъ.

Около Ульма, лѣвый берегъ Дуная гораздо-выше праваго. Правый берегъ представляетъ болотистую равнину, слегка наклоненную къ рѣкѣ, а лѣвый рядъ холмовъ, въ видѣ террасы, омываемыхъ Дунаемъ. Михельсбергъ — главная изъ тамошнихъ высотъ. Австрійцы занимали укрѣпленный лагерь въ числѣ 60-ти тысячь человѣкъ, имѣя внизу передъ собою городъ Ульмъ.

Генералъ Дюпонъ, оставленный одинъ на лѣвомъ берегу, долженъ былъ, по приказанію Нея, приблизиться къ Ульму утромъ 11 октября, и подошелъ къ нему по альбекской дорогѣ. Въ это самое время Ней и Мюратъ спорили въ Гюнцбургѣ, а Наполеонъ въ Аугсбургѣ занимался общими распоряженіями. Генералъ Дюпонъ прибылъ въ деревню Гаслахъ, откуда видѣнъ весь Михельсбергъ, и усмотрѣлъ тамъ до 60 тысячь Австрійцевъ въ грозномъ положеніи. Послѣдніе переходы, въ дурную погоду и чрезвычайно-быстро совершенные, уменьшили его дивизію до 6 тысячь человѣкъ. У него, правда, оставили еще пѣшихъ драгуновъ Бараге-д’Илье, присоединенныхъ во время перехода отъ Рейна до Дуная не къ Мюрату, а къ Нею. Они съ большою пользою усилили бы его 5-ю тысячами человѣкъ, еслибъ не были въ Лангенау, въ трехъ льё назади.

Генералъ Дюпонъ, пришедши къ Михельсбергу, увидѣлъ себя, съ тремя полками пѣхоты, двумя кавалеріи и нѣсколькими пушками, передъ 60-ти-тысячною арміею. Столь несчастливый въ-послѣдствіи, онъ, въ эту минуту, принялъ рѣшеніе, которое сдѣлало бы честь величайшему полководцу. Справедливо разсудилъ онъ, что, отступая, покажетъ только свою слабость и вскорѣ будетъ обхваченъ 10-го тысячами конницы, которую вышлютъ преслѣдовать его$ напротивъ, дѣйствуя дерзко, онъ обманетъ Австрійцевъ, заставитъ почесть отрядъ свой только авангардомъ Французской арміи, побудитъ наблюдать осторожность, и такимъ образомъ успѣетъ выйдти изъ дурнаго положенія, въ какое поставили его. Тотчасъ приготовился онъ къ сраженію. На лѣвомъ флангѣ его была деревня Гаслахъ, окруженная небольшою рощею. Тамъ, поставилъ онъ 32-й полкъ, прославившійся въ Италіи, 1-й гусарскій полкъ и часть своей артиллеріи. На правомъ флангѣ своемъ, гдѣ также была роща, онъ поставилъ 96-й линейный полкъ, 9-й легкій и 17-й драгунскій. Нѣсколько впереди праваго крыла его была деревня Юнгингенъ, также окруженная рощицами, и онъ занялъ ее отрядомъ.

Въ такой позиціи генералъ Дюпонъ встрѣтилъ Австрійцевъ, отряженныхъ въ числѣ 25 тысячъ, подъ начальствомъ эрцгерцога Фердинанда, сбить 6-ти-тысячную дивизію Французовъ. И тутъ, вдохновенный свѣтлою мыслію, Дюпонъ тотчасъ увидѣлъ, что дивизія его будетъ истреблена однимъ ружейнымъ огнемъ, если онъ допуститъ Австрійцевъ развернуть свою линію и распространить стрѣльбу. Соединивъ съ дерзостью великой рѣшимости дерзость твердаго исполненія своей мысли, онъ велѣлъ полкамъ своего праваго фланга ударить въ штыки. Храбрые полки смѣло пошли на первую линію Австрійцевъ, сбили ее, привели въ безпорядокъ, и взяли 1500 человѣкъ въ плѣнъ, послѣ чего Дюпонъ возвратился на позицію съ двумя своими полками, и неподвижно ждалъ окончанія этого страннаго боя. Но Австрійцы не могли почитать себя побѣжденными и возвратились съ свѣжими войсками. Французы въ другой разъ встрѣтили ихъ штыками, прогнали и снова взяли многихъ въ плѣнъ. Безполезныя аттаки съ фронта утомили Австрійцевъ: они обратили свои усилія на фланги непріятеля, и подошли къ деревнѣ Гаслаху, прикрывавшей лѣвое крыло дивизіи Дюпона; въ деревнѣ находились и взятые въ плѣнъ Австрійцы. Тамъ встрѣтилъ ихъ жестокимъ отпоромъ 32-й полкъ: онъ прогналъ Австрійцевъ, а 1-й гусарскій полкъ, соревнуя пѣхотѣ, произвелъ нѣсколько сильныхъ аттакъ. Не ограничиваясь нападеніями на Гаслахъ, Австрійцы сдѣлали покушеніе и противъ праваго фланга, стараясь занять деревню Юнгингенъ. Многочисленность дала имъ средство утвердиться тамъ на минуту. Генералъ Дюпонъ, оцѣнивая опасность, вслѣдъ 96-му полку снова аттаковать Юнгингенъ и успѣлъ отбить его. Такъ переходила эта деревня изъ рукъ въ руки пять разъ, и въ смятеніи повторительныхъ нападеній Французы всякій разъ брали плѣнныхъ. Но покуда Австрійцы истощались въ безполезныхъ усиліяхъ противъ горсти солдатъ, ихъ многочисленная кавалерія распространилась по всѣмъ направленіямъ, кинулась на 17-й драгунскій полкъ, сдѣлала нѣсколько аттакъ противъ него, гдѣ убитъ храбрый его полковникъ, Сенъ Дизье, и заставила драгу и объ укрыться въ рощу. Туча австрійскихъ всадниковъ разлилась по всей окружности, до деревни Альбека, откуда пришла дивизія Дюпона, захватила обозъ его, оставленный подъ защитою драгуновъ Бараге-д’Илье, и доставила себѣ такимъ образомъ нѣсколько пошлыхъ трофеевъ (quelques vulgaires trophées), неутѣшительныхъ послѣ пораженія, претерпѣннаго 25-ю тысячами человѣкъ отъ 6-ти тысячъ^[25].

Необходимо было положить конецъ опасному сраженію. Дюпонъ утомлялъ Австрійцевъ пять часовъ отчаяннымъ боемъ, и поспѣшилъ воспользоваться ночью для отступленія къ Альбеку. Онъ пришелъ туда въ порядкѣ и привелъ съ собой 4000 плѣнныхъ.

Еслибъ генералъ Дюпонъ не остановилъ Австрійцевъ этою необыкновенною битвою, они ушли бы въ Богемію, и одно изъ превосходнѣйшихъ соображеній Наполеона уничтожилось бы совершенно. Вотъ доказательство, что великимъ генераламъ надобны и солдаты великіе: самымъ знаменитымъ полководцамъ часто бываетъ необходимо, чтобъ войска ихъ своимъ геройствомъ вознаграждали случайности войны, или ошибки, неизбѣжныя и для самаго генія.

Встрѣча съ небольшою частью французской арміи была поводомъ къ бурнымъ совѣщаніямъ въ австрійской главной квартирѣ. Тамъ знали, что Сультъ находится въ Ландсбергѣ, не думали, что въ Алцбекѣ одинъ Дюпонъ, и начали почитать себя окруженными отвсюду. Послѣ Австрійцы хотѣли сложить весь стыдъ своего пораженія на генерала Макка; а онъ былъ въ смущеніи, которое легко вообразить. Что ни говорили бы судьи, умствующіе послѣ событія, а онъ могъ спастись не иначе, какъ еслибъ небесное вдохновеніе вдругъ открыло ему слабость корпуса, бывшаго передъ нимъ, и возможность раздавить его и отступить въ Богемію. Несчастный не зналъ, что Французы были малочисленны на лѣвомъ берегу Дуная, и сталъ совѣщаться съ августѣйшимъ товарищемъ своего печальнаго жребія, эрцгерцогомъ Фердинандомъ. Въ смутныхъ соображеніяхъ проходило драгоцѣнное время, и онъ не умѣлъ рѣшиться ни уйдти въ Богемію, поразивъ Дюпона, ни отступить къ Тиролю, пробившись черезъ Меммингенъ. Всего вѣрнѣе казалось ему еще крѣпче утвердиться въ Ульмѣ, сосредоточить тамъ свою армію, и ожидать, съ большими силами, которыя трудно сбить, прибытія Русскихъ черезъ Мюнхенъ и эрцгерцога Карла черезъ Тироль. Онъ увѣрялъ себя, что генералъ Кинмайеръ съ 20-го тысячами Австрійцевъ, и генералъ Кутузовъ съ 60-го тысячами Русскихъ вскорѣ явятся на мюнхенской дорогѣ, что эрцгерцогъ Іоаннъ съ тирольскимъ корпусомъ и даже эрцгерцогъ Карлъ съ италійскою арміею поспѣшатъ на помощь къ нему черезъ Ксмитенъ, и тогда самъ Наполеонъ вдругъ найдется въ опасности, потому-что его стѣснятъ 80 тысячь австро-русской арміи, пришедшей изъ Австріи, 25 тысячь Австрійцевъ изъ Тироля, 70 тысячь ульмскаго лагеря, а всего 175 тысячь человѣкъ. Но эти различныя соединенія могли бы совершиться, еслибъ въ срединѣ не стоялъ Наполеонъ, съ 160-го тысячами Французовъ, привыкшихъ побѣждать. Въ несчастій утѣшаются малѣйшею надеждою, и Маккъ вѣрилъ даже донесеніямъ лазутчиковъ, подосланныхъ Наполеономъ. Они говорили ему то о высадкѣ Англичанъ въ Булони, заставляющей Французовъ возвратиться къ Рейну, то о появленіи Русскихъ и эрцгерцога Карла на мюнхенской дорогѣ.

Въ затруднительныхъ положеніяхъ подчиненные дѣлаются смѣлы и говорливы, порицаютъ начальниковъ и имѣютъ свои мнѣнія. У Макка были подчиненными многіе знатные, которые не боялись возвышать голосъ. Одни хотѣли отступать въ Тироль, другіе въ Виртембсргъ, нѣкоторые въ Богемію. Послѣдніе случайно разсуждали справедливо, и, ссылаясь на Гаслахское сраженіе, утверждали, что дорога въ Богемію открыта. Противорѣчія обыкновенно еще больше ослабляютъ смущенный умъ, и приводятъ его къ полумѣрамъ, которыя пагубнѣе всего. Генералъ Маккъ хотѣлъ уступить немного мнѣніямъ, оспориваемымъ имъ, и принялъ два рѣшенія, странныя со стороны человѣка, который твердо оставался въ Ульмѣ. Онъ послалъ дивизію Еллахича въ Меммингенъ, усилить тамошній постъ, охраняемый генераломъ Шпангеномъ съ 5-ю тысячами человѣкъ, желая такимъ образомъ поддерживать сообщенія съ Тиролемъ. Онъ послалъ генерала Риска, съ цѣлою дивизіею, овладѣть высотами Эльхингена, чтобъ протянуться по лѣвому берегу и сдѣлать сильное обозрѣніе на сообщеніяхъ Французовъ.

Генералъ Рискъ занялъ эльхингенскій монастырь, на высотахъ лѣваго берега, подлѣ самаго Гаслаха, гдѣ сражались 11 числа. У подошвы монастыря былъ мостъ, истребленный Австрійцами и потомъ Французами. Итакъ, армія французская имѣла сообщенія съ лѣвымъ берегомъ только черезъ мосты въ Гюнцбургѣ, гораздо-ниже Эльхингена. Дивизія Дюпона отошла къ Лангенау. Къ-счастію, Австрійцы не знали, что путь отступленія былъ для нихъ открытъ!

Въ такихъ-то обстоятельствахъ Наполеонъ, выѣхавъ изъ Аугсбурга 12 числа вечеромъ, прибылъ въ Ульмъ 13 числа. Тотчасъ, не смотря на ужасную погоду, онъ объѣхалъ верхомъ всѣ позиціи, занятыя военачальниками его. Они ссорились другъ съ другомъ и были совершенно различны въ мнѣніяхъ. Ланнъ, одаренный вѣрнымъ военнымъ взглядомъ, думалъ, какъ и Ней, что Австрійцы хотятъ не сражаться на Иллерѣ, а уйдти въ Богемію, лѣвымъ берегомъ, перешедъ черезъ дивизію Дюпона. Наполеонъ могъ сомнѣваться, бывши въ отдаленіи, но на мѣстѣ онъ тотчасъ увидѣлъ все. Впрочемъ, приказывая наблюдать лѣвый берегъ и поставить тамъ дивизію Дюпона, онъ не думалъ оставлять ея безъ опоры, и особливо не обезпечивъ средствъ перехода съ одного берега на другой, чтобы подать ей помощь въ случаѣ нападенія. Распоряженія Наполеона были поняты такъ же худо, какъ и мѣстность, почему онъ вполнѣ согласился съ Неемъ и Ланпомъ противъ мнѣнія Мюрата, и тотчасъ приказалъ поправить важныя ошибки, сдѣланныя въ предшествовавшіе дни. Онъ рѣшился возстановить сообщеніе праваго берега съ лѣвымъ по ближайшему къ Ульму эльхингенскому мосту. Можно было бы идти до Гюнцбурга, перейдти тамъ черезъ Дунай, и съ усиленною дивизіею Дюпона возвратиться къ Ульму. Но такое отдаленное движеніе давало Австрійцамъ время удалиться. Гораздо-лучше было, на разсвѣтѣ 14 то числа, возстановить съ бою эльхингенскій мостъ, бывшій передъ глазами, и перенестись на лѣвый берегъ въ достаточныхъ силахъ, между-тѣмъ какъ Дюпонъ, по новому приказанію, воротился бы отъ Лангенау черезъ Альбекъ къ Ульму.

Наполеонъ отдалъ, въ-слѣдствіе того, приказанія на слѣдующій день. Маршалъ Сультъ былъ подвинутъ на оконечность линіи Иллера, къ Меммингену. Мармонъ составилъ связь на Иллерѣ. Лаинъ, Ней, Мюратъ, соединенные подъ Ульмомъ, готовились стать на обоихъ берегахъ Дуная и протянуть руку къ дивизіи Дюпона, оставленной на лѣвомъ берегу. Но для этого надобно было возстановить эльхингенскій мостъ, и Нею предоставили честь совершить утромъ 14-го числа мужественный подвигъ и вновь упрочить намъ обладаніе обоими берегами рѣки.

Неустрашимый маршалъ еще не могъ забыть неприличныхъ словъ, сказанныхъ ему Мюратомъ во время недавняго ихъ спора. Какъ-будто соскучившись отъ разсужденій слишкомъ-длинныхъ, Мюратъ сказалъ: «что нисколько не понимаетъ плановъ, разъясняемыхъ ему, и что онъ привыкъ составлять свои планы въ виду непріятеля». Такой высокомѣрный отвѣтъ могъ произнести опытный дѣйствователь пустому разскащику. Утромъ 14-го числа, Ней, верхомъ, въ полной формѣ, въ орденахъ, схватилъ руку Мюрата, сильно тряхнулъ ее передъ всѣмъ штабомъ, передъ самимъ императоромъ, и гордо сказалъ: «Ну, ваше высочество, поѣдемте со мной составлять ваши планы въ виду непріятеля!» Тутъ онъ поскакалъ къ Дунаю, въѣхалъ въ него по брюхо своей лошади, и, подъ градомъ пуль и картечь, началъ распоряжаться опаснымъ дѣйствіемъ, ему порученнымъ. Надобно было поправить мостъ, отъ котораго оставались только столбы безъ пастилки, перейдти черезъ него, пройдти лугъ между Дупасмъ и подошвою высоты и овладѣть деревнею и монастыремъ эльхингенскимъ, которые возвышались амфитеатромъ и были защищаемы 20-го тысячами человѣкъ и грозною артиллеріею.

Маршалъ Ней, не устрашаясь столькихъ препятствіи, приказалъ адъютанту генерала Луазопа и одному саперу взять доску и положить ее на столбы моста подъ огнемъ Австрійцевъ. Картечь раздробила ногу храброму саперу, по его тотчасъ замѣнили. Сначала была брошена одна доска, потомъ другая, третья, въ родѣ настилки. Такъ настлало одну часть моста, потомъ другую, и наконецъ покрыли послѣднюю перемычку, подъ убійственнымъ ружейнымъ огнемъ искусныхъ стрѣлковъ съ другаго берега рѣки. Волтижсры 6-го легкаго полка, гренадеры 39-го и рота карабинеровъ, не дожидаясь совершенной поправки моста, перебѣжали на другой берегъ Дуная, разсѣяли оборонявшихъ его Австрійцевъ, и заняли столько мѣста, что дивизія Луазона могла прійдти къ нимъ на помощь.

Тогда Ней велѣлъ 39-му и 6-му легкому полку перейдти на другой берегъ. Онъ приказалъ генералу Виллатту вести 39-й полкъ вправо по лугу и очистить его отъ Австрійцевъ, а самъ, съ 6-мъ легкимъ полкомъ, хотѣлъ овладѣть монастыремъ. 39-й полкъ, на переходѣ черезъ мостъ, былъ остановленъ французскою кавалеріею, пылко бросившеюся туда, о не успѣлъ весь пройдти его. Только первый батальйонъ полка могъ исполнить приказаніе своего начальника. Онъ выдерживалъ аттаки австрійской кавалеріи и трехъ непріятельскихъ батальйоновъ, и, послѣ упорнаго сопротивленія, былъ даже оттѣсненъ къ выходу съ моста. Но вскорѣ къ нему подошли на помощь второй батальйонъ, 69-й и 76-й линейные полки, и онъ снова занялъ потерянное пространство, овладѣлъ всѣмъ лугомъ направо и заставилъ Австрійцевъ удалиться на высоты. Между-тѣмъ, Ней велъ 6-й легкій полкъ, взбирался по извилистымъ улицамъ деревни Эльхингенъ, подъ огнемъ изъ домовъ, занятыхъ пѣхотою, выбилъ Австрійцевъ изъ деревни и занялъ монастырь на вершинѣ возвышенія. Тамъ увидѣлъ онъ передъ собою холмистое пространство, усѣянное рощами, гдѣ 11 числа сражалась дивизія Дюпона. Эти холмы простираются до Михельсберга, надъ самымъ городомъ Ульмомъ. Ней хотѣлъ утвердиться тамъ, чтобъ при наступательномъ движеніи непріятеля не быть отброшеннымъ къ Дупаю. Онъ рѣшился опереть свое лѣвое крыло въ густомъ перелѣскѣ, идущемъ до самаго монастыря и деревни Эльхпигенъ, и потомъ двинуться правымъ крыломъ впередъ. Во время отчаяннаго боя въ той сторонѣ, остальныя войска австрійскаго корпуса составили нѣсколько кареевъ, по двѣ и по три тысячи каждый. Ней аттаковалъ ихъ драгунами, за которыми шла Пѣхота колонною. 18-й драгунскій полкъ произвелъ такую стремительную аттаку на одно каре, что смялъ его и заставилъ положить ружье. Остальные карей начали поспѣшно отступать, сперва къ Гаслаху, а наконецъ къ Михельсбергу.

Между-тѣмъ, генералъ Дюпонъ, возвратившись отъ Лангенау къ Альбеку, встрѣтилъ корпусъ Вернека, наканунѣ вышедшій изъ Ульма произвести обозрѣніе на лѣвомъ берегу Дуная и отъискать средства для отступленія австрійской арміи. Генералъ Вернекъ, услышавъ позади себя пушечные выстрѣлы, возвратился къ Михельсбергу, по дорогѣ отъ Альбека въ Ульмъ. Онъ подходилъ туда въ то самое время, когда приближалась туда же дивизія Дюпона съ своей стороны, и маршалъ Ней занималъ высоты Эльхингена. Завязалось новое сраженіе на этомъ пунктѣ, между Вернекомъ, шедшимъ въ Ульмъ, и Дюпономъ, не допускавшимъ его туда, 32-й и 9-й легкій полки бросились сомкнутою колонною на австрійскую пѣхоту и отодвинули ее назадъ, между-тѣмъ какъ 96-й полкъ, въ каре, выдерживалъ аттаки австрійской кавалеріи. Въ такой борьбѣ окончился день. Ней со славою завоевалъ лѣвый берегъ, а Дюпонъ отрѣзалъ корпусу Вернека путь къ Ульму. Захвачено было три тысячи человѣкъ въ плѣнъ и отбито много пушекъ. Но гораздо-важнѣе было то, что Австрійцы окончательно были заперты въ Ульмѣ, и уже безъ всякой надежды къ спасенію, какое счастливое вдохновеніе ни пришло бы къ нимъ въ настоящую минуту.

Покуда совершались эти событія на лѣвомъ берегу, Лаенъ приблизился къ Ульму правымъ берегомъ, Мармонъ выдвинулся къ Иллеру, а Сультъ, обойдя крайнюю точку позиціи Австрійцевъ, овладѣлъ Меммнегеномъ. Онъ прибылъ туда, когда еще дѣлали палиссады около города. Быстро окруживъ его, Сультъ принудилъ генерала Шпангена положить оружіе съ пятью тысячами человѣкъ, всею артиллеріею и множествомъ лошадей. Генералъ Еллахичъ слишкомъ-поздно пришелъ съ своею дивизіею помочь Меммингену, и видя передъ собою тридцати-тысячный корпусъ, отступилъ, не къ Ульму, изъ опасенія не пробраться къ нему, а къ Кемитену и Тиролю. Маршалъ Сультъ тотчасъ потянулся къ Оксенгаузену, довершая тѣмъ во всѣхъ направленіяхъ обложеніе укрѣпленнаго лагеря и города Ульма.

Въ такомъ положеніи были дѣла къ концу дня 14 октября. Послѣ отступленія Еллахича и разныхъ сраженій, у Макка оставалось пятьдесятъ тысячъ человѣкъ: Еще надобно выключить изъ нихъ корпусъ Вернека, отрѣзанный дивизіею Дюпона. Несчастный Маккъ видѣлъ себя въ положеніи отчаянномъ. Выбирать рѣшеніе было не изъ чего. Единственнымъ средствомъ оставалось броситься, съ оружіемъ въ рукахъ, на какую-нибудь точку стальнаго круга, замкнувшаго его со всѣхъ сторонъ, и открыть себѣ путь или умереть. Не такъ бѣдственно было бы устремиться противъ Нея и Дюпона. Конечно, къ нимъ поспѣшили бы на помощь Ланнъ и Мюратъ по эльхингенскому мосту, а для побѣды надъ у падшими духомъ солдатами и не нужно было такого соединенія войскъ. Маккъ былъ бы разбитъ, по могъ спасти честь оружія, а это всего драгоцѣннѣе, когда нельзя побѣдить. Но Маккъ упорствовалъ въ своемъ рѣшеніи сосредоточиться въ Ульмѣ и ожидать помощи Русскихъ. На него жестоко нападали князь Шварценбергъ и эрцгерцогъ Фердинандъ. Послѣдній хотѣлъ, во что бы то ни стало, избѣгнуть несчастія попасть въ плѣнъ. Генералъ Маккъ предъявилъ уполпомоченіе отъ императора, которымъ, въ случаѣ разногласія, присвопвалась ему верховная власть. Но черезъ то онъ дѣлался отвѣтственнымъ, а не могъ заставить повиноваться себѣ. Эрцгерцогъ Фердинандъ, благодаря своему положенію, менѣе зависимому, рѣшился уклониться отъ приказаній главнокомандующаго. Про наступленіи ночи, онъ выбралъ тѣ изъ ульмскихъ воротъ, гдѣ меньше подвергался встрѣтить Французовъ, и вышелъ изъ города съ шестью или семью тысячами кавалеріи и корпусомъ пѣхоты, надѣясь присоединить къ себѣ генерала Верпека и уйдти черезъ Верхній Палатинатъ къ Богеміи. Присоединяя къ своему отряду корпусъ Вернека, эрцгерцогъ отнималъ у генерала Макка двадцать тысячь человѣкъ, оставляя его въ Ульмѣ только съ тридцатью тысячами, блокированнаго отвеюду и доведеннаго до крайняго бѣдствія — положить оружіе самымъ постыднымъ образомъ.

Ложно говорили, будто отбытіе эрцгерцога доказывало возможность выйдти изъ Ульма. Во-первыхъ, невѣроятно, чтобъ цѣлая армія, съ артиллеріею и тяжестями, могла ускользнуть какъ отрядъ, составленный большею частію изъ конныхъ войскъ. Но что случилось черезъ нѣсколько дней съ самимъ эрцгерцогомъ, показываетъ, что и армія погибла бы въ такомъ бѣгствѣ. Главною ошибкою было раздѣленіе силъ. Надобно было или оставаться, или выйдти всѣмъ вмѣстѣ; оставаться для отчаянной битвы, имѣя семьдесятъ тысячь человѣкъ; выйдти для удара съ тѣми же семьюдесятью тысячами на одинъ изъ пунктовъ блокады, и найдти тамъ смерть, или успѣхъ, иногда награждающій отчаяніе. Но раздѣлиться и одномъ бѣжать съ Еллахочемъ къ Тиролю, другимъ сопровождать эрцгерцога въ Богемію, третьимъ подписывать ульмскую капитуляцію — вотъ что было хуже всего. Впрочемъ, опытъ показываетъ, что въ такихъ положеніяхъ угнетенная душа человѣческая, начиная нисходить, наконецъ нисходитъ такъ, что обыкновенію рѣшается на самое худшее. Справедливость требуетъ прибавить, что въ-послѣдствіи генералъ Маккъ всегда утверждалъ, что онъ не хотѣлъ раздѣлять силъ арміи и отступать отдѣльно.

Наполеонъ провелъ ночь съ 14 на 15 число въ эльхингенскомъ монастырь. Утромъ 15 числа, онъ рѣшился кончить дѣло и приказалъ Нею взять михельсбергскія высоты. Ланнъ перешелъ со своимъ корпусомъ черезъ эльхнигенскій мостъ, способствуя аттакѣ Нея съ фланга. Ему поручено было взять Фрауэнбергъ, высоту близь Михельсберга. Наполеонъ находился на мѣстѣ, подлѣ Ланна, съ одной стороны наблюдая позиціи, къ которымъ Ней готовился подступать, съ другой обращая взгляды на Ульмъ, бывшій въ глубинѣ. И вдругъ демаскированная австрійская баттарея прыснула картечью въ группу императора. Лаппъ тотчасъ схватилъ поводья лошади Наполеоновой, стараясь удалить его отъ убійственнаго огня. Наполеонъ не искалъ огня и не уклонялся отъ него, приближаясь къ нему сколько надобно было для сужденія о дѣлѣ по собственному взгляду; онъ сталъ на такомъ мѣстѣ, откуда дѣйствіе было видно съ меньшею опасностью. Ней двинулъ свои колонны, взбираясь на окопы, сдѣланные на Михельсбергѣ, и взялъ ихъ штыками. Наполеонъ, опасаясь излишней быстроты въ аттакѣ Нея, хотѣлъ замедлить ее и дать время Ланну подойдти къ Фрауэнбергу, чтобъ тѣмъ развлечь вниманіе непріятеля. «Славы не раздѣляютъ», отвѣчалъ Ней генералу Дюма, привезшему ему приказаніе ждать помощи Ланна, и продолжалъ наступать, превозмогая всѣ препятствія. Онъ достигъ съ своимъ корпусомъ до отлогости высотъ, даже выше города Ульма. Ланнъ съ своей стороны взялъ Фрауэнбергъ, и соединившись они вмѣстѣ стали приближаться къ стѣнамъ города. Въ пылу, увлекавшемъ боевыя колонны, 17-й легкій полкъ взялъ приступомъ бастіонъ, ближайшій къ рѣкѣ, и утвердился въ немъ. Но Австрійцы видѣли слишкомъ-отважное положеніе этого полка, выгнали его изъ бастіона, и взяли у него нѣсколько плѣнныхъ.

Наполеонъ призналъ нужнымъ прекратить сраженіе, и отложить до слѣдующаго дня предложеніе о сдачъ крѣпости, а въ случаѣ отказа приступъ къ ней. Въ-продолженіе дня, Дюпонъ, оставаясь противъ корпуса Вернека, опять сражался съ нимъ, стараясь не допустить его до Ульма. Наполеонъ послалъ Мюрата узнать, что тамъ дѣлается, потому-что трудно ему было объяснить себѣ это, не зная о выступленіи изъ города части австрійской арміи. Вскорѣ онъ убѣдился, что нѣсколькимъ отрядамъ Австрійцевъ удалось выйдти одними изъ ульмскихъ воротъ, меньше другихъ видными Французамъ. Немедленно поручилъ онъ Мюрату съ резервною кавалеріею, дивизіею Дюпона и гренадерами Удино преслѣдовать до крайней возможности часть непріятельской арміи, вышедшую изъ города.

На другой день, 16 числа, Наполеонъ вслѣдъ бросить нѣсколько гранатъ въ Ульмъ, и вечеромъ приказалъ одному изъ офицеровъ своего штаба, Сегюру, явиться къ генералу Макку и требовать, чтобъ онъ положилъ оружіе. Сегюръ съ величайшимъ трудомъ проникъ въ крѣпость, ночью, въ ужасную погоду. Его провели съ завязанными глазами къ генералу Макку, и готъ старался скрыть свою глубокую скорбь, но не могъ не выразить изумленія и горести, когда узналъ всю обширность своего бѣдствія. Онъ не зналъ его вполнѣ, не зналъ, что былъ окруженъ болѣе нежели ста тысячами Французовъ, что другія шестьдесятъ тысячѣ занимали линію Инна, что Русскіе были очень-далеко, а эрцгерцогъ Карлъ, удержанный Массеною на Адижѣ, не могъ прійдти. Каждое изъ этихъ извѣстіи раздирало его душу; сначала онъ не хотѣлъ вѣрить имъ, но вскорѣ былъ убѣжденъ повторительными и справедливыми увѣреніями Сегюра. Онъ раскричался противъ предложенія сдаться, но, наконецъ, сталъ переносить мысль о капитуляціи, съ условіемъ ждать нѣсколько дней помощи Русскихъ. «Я готовъ сдаться черезъ восемь дней», [сказалъ онъ, «если Русскіе не явятся передъ Ульмомъ». Сегюръ имѣлъ приказаніе согласиться на пять, и въ крайности на шесть дней ожиданія. Въ случаѣ отказа, онъ долженъ былъ угрожать приступомъ и самымъ жестокимъ жребіемъ для войскъ, бывшихъ подъ начальствомъ Макка.

Этотъ несчастный генералъ полагалъ свою честь, уже потерянную, въ полученіи отсрочки на восемь, а не на шесть дней. Сегюръ отправился съ отпѣтомъ его къ императору. Переговоры продолжались, и наконецъ Бертье, допущенный самъ въ крѣпость, согласился съ Маккомъ въ слѣдующихъ условіяхъ. Если 25 октября прежде полуночи не явится австро-русскій корпусъ, способный освободить Ульмъ отъ блокады, то австрійская армія должна положить оружіе, признать себя военноплѣнною, и быть отведена во Францію. Австрійскіе офицеры могутъ возвратиться въ Австрію, съ условіемъ не служить болѣе противъ Франціи. Лошади, оружіе, спаряды, знамена, все должно принадлежать французской арміи.

Договаривались 19 октября, но конвенцію рѣшились подписать 17-мъ числомъ, что давало видъ, будто Маккъ отстоялъ требуемые имъ восемь дней. Этотъ несчастный пріѣзжалъ въ главную квартиру императора, и встрѣченный со вниманіемъ, должнымъ несчастію, утверждалъ положительно, что онъ не виновенъ въ бѣдствіяхъ своей арміи, что въ Ульмѣ укрѣпились по приказанію придворнаго военнаго совѣта, и что когда были тамъ окружены, то раздѣлились совершенно противъ его воли.

Конвенція ульмская была то же, что александрійская, только ей не предшествовало страшное кровопролитіе маренгское.

Между-тѣмъ, Мюратъ, съ дивизіею Дюпона, гренадерами Удино и резервомъ кавалеріи, выкупалъ свою недавнюю ошибку, преслѣдуя Австрійцевъ съ быстротою истинно-чудесною. Онъ отчаянно преслѣдовалъ Вернека и эрцгерцога Фердинанда, клянясь, что не дастъ уйдти ни одному человѣку. Выступивъ 16 октября утромъ, онъ вечеромъ имѣлъ сраженіе съ аррьергардбмъ Вернека, въ Неренштеттенѣ, и захватилъ двѣ тысячи человѣкъ въ плѣнъ. На другой день, онъ шелъ на Гейденгеймъ, стараясь обойдти фланги непріятеля быстрымъ движеніемъ своей кавалеріи. Вернекъ и эрцгерцогъ, тогда соединившись, отступали вмѣстѣ. Днемъ, Французы прошли Гейденгеймъ и прибыли въ Нересгеймъ къ ночи, въ одно время съ аррьергардомъ вернекова корпуса, разстроили его и заставили разсѣяться въ лисахъ. 18 числа Мюратъ шелъ безъ отдыха, слѣдуя за непріятелемъ на Нордлингенъ. Полкъ Стюарта былъ окруженъ и сдался весь. Генералъ Вернекъ видѣлъ себя окруженнымъ со всѣхъ сторонъ, не могъ идти далѣе съ пѣхотою изнуренною и, не имѣя ни надежды, ни желанія спастись, предложилъ капитуляцію. Она была принята, и восемь тысячь человѣкъ положили оружіе. Три австрійскіе генерала, съ частію кавалеріи, хотѣли уйдти не смотря на капитуляцію. Мюратъ послалъ къ нимъ офицера напомнить объ исполненіи обязательства. Не слушая ничего, они присоединились къ эрцгерцогу Фердинанду. Мюратъ далъ себѣ обѣщаніе наказать такое вѣроломство еще больше дѣятельнымъ преслѣдованіемъ ихъ. Ночью овладѣли большимъ обозомъ, состоявшимъ изъ пятисотъ повозокъ.

Дорога представляла зрѣлище неслыханнаго замѣшательства. Австрійцы кинулись на наши сообщенія, забрали много нашихъ обозовъ, отсталыхъ и часть казны Наполеона. У нихъ отбили все захваченное ими на время, и сверхъ-того ихъ артиллерію, обозы и казну. Солдаты, чиновники обѣихъ армій бѣжали въ безпорядкѣ, сами не зная куда идутъ, не зная кто побѣдитель и кто побѣжденный. Мужики Верхняго Палатината ловили бѣгущихъ, обирали ихъ, разрѣзывали постромки у австрійской артиллеріи и брали отъ нея лошадей. Продолжая преслѣдованіе, Мюратъ прибылъ 19-го числа въ Гунценгаузенъ, на прусскую границу Аншпаха. Прусскій офицеръ имѣлъ смѣлость явиться къ нему, требуя соблюденія нейтралитета, когда бѣгущимъ Австрійцамъ позволили проходить черезъ ту же область. Вмѣсто всякаго отвѣта, Мюратъ насильно вошелъ въ Гунценгаузенъ и слѣдовалъ за эрцгерцогомъ далѣе. 20-го числа онъ прошелъ черезъ Нюрнбергъ. Истощенный въ силахъ непріятель наконецъ остановился. Завязалось кавалерійское дѣло. Послѣ множества аттакъ съ той и другой стороны, эскадроны эрцгерцога разсѣялись и большая часть ихъ положила оружіе. Вся остальная пѣхота сдалась въ плѣнъ. Эрцгерцогъ былъ обязанъ спасеніемъ своимъ преданности одного унтер-офицера, который отдалъ ему свою лошадь. Съ двумя или тремя тысячами всадниковъ эрцгерцогъ успѣлъ выбраться на богемскую дорогу.

Мюратъ не почелъ обязанностью продолжать преслѣдованіе далѣе. Онъ шелъ четыре дни безъ отдыха, больше нежели по десяти льё въ день. Войска его были утомлены до изнуренія. Самое преслѣдованіе, продолженное за Нюрнбергъ, вывело бы его изъ круга дѣйствій арміи. Да и не стоило одного лишняго перехода то, что оставалось у эрцгерцога. Мюратъ забралъ 12 тысячъ плѣнныхъ, 120 пушекъ, 500 повозокъ, 11 знаменъ, 200 офицеровъ, 7 генераловъ и казну австрійской арміи. Таково было участіе его въ этомъ безсмертномъ походѣ.

Планъ Наполеона осуществился вполнѣ. 20-го октября, то-есть, въ двадцать дней, безъ большой ботвы, въ-слѣдствіе переходовъ и нѣсколькихъ сраженій, 80-ти тысячная армія была истреблена. Ушло только генералъ Кинмайеръ съ двѣнадцатью тысячами человѣкъ, генералъ Еллахичъ съ пятью или шестью, эрцгерцогъ Фердинандъ съ двумя или тремя тысячами всадниковъ. Въ Вертингенѣ, Гюнцбургѣ, Гаслахѣ, Мюнхенѣ, Эльхингенѣ, Меммингенѣ, въ преслѣдованіи подъ начальствомъ Мюрата, было взято около 30-ти тысячъ человѣкъ въ плѣнъ {Вотъ приблизительное, но скорѣе уменьшенное, нежели преувеличенное исчисленіе взятыхъ въ плѣнъ:

Въ Вертингенѣ — 2000

— Гюнцбургѣ — 2000

— Гаслахѣ — 4000

— Мюнхенѣ — 1000

— Эльхингенѣ — 3000

— Меммпигенѣ — 5000

Во время преслѣдованія Мюратомъ отъ — 12 до 13,000

Всего — 29 или 30,000}. Оставалось взять въ Ульмѣ 30-ть тысячь. Итакъ, всего забрано было 60 тысячъ человѣкъ, съ ихъ артиллеріею, состоявшею изъ 200 орудій, съ 4-мя или 5-ю тысячами лошадей, способныхъ превосходно ремонтировать нашу кавалерію, со всѣми запасами австрійской арміи и 80-ю знаменами.

Во французской армія было нѣсколько тысячь человѣкъ слабыхъ ногами, отъ усиленныхъ переходовъ; выбывшихъ изъ строя насчитывали не больше двухъ тысячь.

Наполеонъ, обезпеченный со стороны Русскихъ, былъ радъ остановиться на четыре или на пять дней передъ Ульмомъ, дать солдатамъ время отдохнуть, а особливо присоединиться къ своимъ командамъ, потому-что во время послѣднихъ, быстрыхъ дѣйствій довольно большое число ихъ отстало. — Нашъ императоръ выдумалъ новый способъ воевать, говорили они: — воюетъ уже не руками, а ногами нашими!

Но Наполеонъ не хотѣлъ ждать долѣе, и дорожилъ тремя или четырьмя днями, которые оставалось бездѣйствовать, въ силу капитуляціи, подписанной съ генераломъ Маккомъ. Онъ призвалъ его къ себѣ, старался утѣшить скорбѣвшее его сердце, и получилъ новую уступку: Маккъ согласился сдать крѣпость 20 числа, съ тѣмъ, чтобъ Ней оставался подъ Ульмомъ до 25 октября. Онъ думалъ, что исполняетъ послѣднюю обязанность, заставляя одинъ французскій корпусъ бездѣйствовать до восьмаго дня. Впрочемъ, онъ былъ приведенъ въ такое положеніе, что никакой его поступокъ уже не могъ быть важнымъ. Онъ согласился выйдти изъ крѣпости на другой день.

Въ-самомъ-дѣлѣ, на другой день, 20 октября, въ день на вѣки достопамятный, Наполеонъ стоялъ у подошвы Михельсберга, супротивъ Ульма, и смотрѣлъ на проходившую мимо его австрійскую армію. Онъ занималъ возвышенный склонъ; позади его была построена пѣхота, полукружіемъ на покатости высотъ, а напротивъ кавалерія, развернутымъ фронтомъ. Австрійцы проходили между двумя линіями и складывало свое оружіе при вступленіи на этотъ родъ амфитеатра. Наполеонъ присутствовалъ тутъ, стоя подлѣ большаго бивачнаго огня, нарочно разложеннаго. Генералъ Маккъ явился первый, и отдалъ ему свою шпагу, горестно выговоривъ: «Вотъ несчастный Маккъ». Наполеонъ встрѣтилъ его и офицеровъ его съ совершенною вѣжливостью, и поставилъ ихъ подлѣ себя. Австрійскіе солдаты, не доходя до него, бросали свое оружіе съ отчаяніемъ, дѣлавшимъ честь ихъ чувству, которое развлекалось въ нихъ только чувствомъ любопытства при видъ Наполеона. Всѣ пожирали глазами этого страшнаго завоевателя, который уже десять лѣтъ наносилъ такія жестокія оскорбленія ихъ знаменамъ.

Разговаривая съ австрійскими офицерами, Наполеонъ сказалъ довольно громко, такъ, чтобъ могли слышать всѣ: «Я не знаю, за что мы ведемъ войну. Я не хотѣлъ ея, думалъ воевать только съ Англичанами, когда вашъ государь вызвалъ меня на бой. Вы видите мою армію: въ Германіи у меня 200,000 человѣкъ, а ваши плѣнные солдаты увидятъ еще 200,000, которые идутъ черезъ Францію на помощь къ этимъ. Вы знаете, что мнѣ и не нужно столько для побѣды. Государь вашъ долженъ подумать о миръ, потому-что иначе можетъ случиться паденіе лотарингскаго дома. Я не желаю новыхъ царствъ на твердой землѣ; желаю кораблей, колоній, торговли; а такое честолюбіе выгодно столько же для васъ, какъ и для меня.» Слова его, произнесенныя довольно-надменно, имѣли отвѣтомъ со стороны австрійскихъ офицеровъ только молчаніе, и сожалѣніе, что они заслуживали ихъ. Потомъ, Наполеонъ разговаривалъ съ извѣстнѣйшими изъ австрійскихъ генераловъ, и пять часовъ присутствовалъ при этомъ необыкновенномъ зрѣлищѣ. Двадцать-семь тысячь человѣкъ прошли передъ немъ. Въ крѣпости оставалось три или четыре тысячи раненыхъ.

По своему обычаю, Наполеонъ объявилъ на другой день прокламацію къ своимъ солдатамъ. Вотъ въ какихъ выраженіяхъ была она написана:

"Императорская главная квартира въ Эльхингенѣ,

29 вандемьера XIV года (27 октября 1803.)

"Солдаты великой-арміи!

"Въ пятнадцать дней мы окончили походъ: исполнили, что предполагали. Мы изгнали войска австрійскаго дома изъ Баваріи, и возстановили власть нашего союзника въ его областяхъ. Армія, съ надменностью, равною ея неосторожности, пришедшая на наши границы, уничтожена. Но какое дѣло Англіи? цѣль ея достигнута: мы не въ Булони.

"Изъ ста тысячь австрійской арміи, шестьдесятъ тысячь наши плѣнники: они замѣнятъ нашихъ конскриптовъ въ полевыхъ работахъ. Изъ всей этой арміи ушло едвали 15,000 человѣкъ; всѣ генералы ея, 200 пушекъ и 90 знаменъ достались намъ. Солдаты! я возвѣщалъ вамъ великую битву; но, благодаря плохимъ соображеніямъ непріятеля, я пріобрѣлъ тѣ же успѣхи, не подвергаясь неудачѣ, и, что безпримѣрно въ исторіи народовъ, такія великія послѣдствія ослабили насъ не болѣе какъ 1500 человѣкъ, выбывшихъ изъ строя.

"Солдаты! этотъ успѣхъ есть слѣдствіе вашей безграничной довѣренности къ вашему императору, вашего терпѣнія въ трудахъ и лишеніяхъ всякаго рода, вашей рѣдкой неустрашимости.

"Но мы не остановимся на томъ: вы нетерпѣливо желаете начать второй походъ. Мы пойдемъ противъ русской арміи, перенесенной золотомъ Англіи отъ оконечностей вселенной, и заставимъ ее испытать такой же жребій.

«Съ этою новою борьбою особенно соединена честь пѣхоты. Тамъ рѣшится во второй разъ вопросъ, уже рѣшенный въ Швейцаріи и Голландіи, вторая ли или первая въ Европѣ французская пѣхота^[26]? Тамъ нѣтъ генераловъ, съ которыми въ борьбѣ я могъ бы пріобрѣсти славу: все мое попеченіе будетъ — одержать побѣду какъ-можно-меньше проливая вашей крови. Мои солдаты — дѣти мои.»

На другой день послѣ сдачи Ульма, Наполеонъ отправился въ Аугсбургъ, намѣреваясь прибыть къ Инну прежде Русскихъ, идти на Вѣну, и, слѣдуя принятому рѣшенію, разстроить четыре нападенія, направленныя противъ имперіи, однимъ походомъ великой арміи на австрійскую столицу.

Зачѣмъ, послѣ счастливаго повѣствованія нашего, мы должны тотчасъ помѣстить другое, прискорбное? Въ ть же самые дни октября, навсегда славные для Франціи, Провидѣніе жестоко вознаградило побѣды нашихъ армій гибелью нашихъ флотовъ.

Несчастный Вилльнёвъ, выходя изъ Ферроля, желалъ, соображаясь съ видами Наполеона, направиться къ Ламаншскому-Проливу, но неотразимое чувство возвратило его къ Кадиксу. Онъ былъ пораженъ какимъ-то ужасомъ при извѣстіи о соединеніи Нельсона съ адмиралами Калдеромъ и Корнуалсомъ. Но Нельсонъ отплылъ въ Портсмутъ, Калдеръ въ Ферроль, куда прибылъ послѣ Вилльнёва, и одинъ Корнуалсъ оставался передъ Брестомъ. Такъ Вилльнёвъ потерялъ великій случаи для себя и для Франціи, хотя нельзя сказать, что вышло бы изъ необычайной экспедиціи Наполеона, когда онъ былъ бы у воротъ Лондона, а австрійскія арміи на рейнскихъ границахъ. Быстрота ударовъ его, подобныхъ молніи, рѣшила бы, могъ ли онъ въ сорокъ дней, съ 20 августа до 30 сентября, покорить Англію и дать Франціи два соединенные скиптра надъ землею и морями?

На пути изъ Ферроля въ Кадиксъ, Вилльнёвъ, побуждаемый настояніями и убѣжденіями генерала Лористона, хотѣлъ даже воротиться въ Ламаншъ, но противный вѣтеръ заставилъ его окончательно идти въ Кадиксъ. Въ виду его, 20 августа, онъ увидѣлъ англійскихъ крейсеровъ, принялъ ихъ за соединенный флотъ непріятеля, и далъ имъ возможность уйдти отъ него, не воспользовавшись даже случаемъ взять въ плѣнъ два или три англійскіе корабля цѣлымъ своимъ флотомъ.

Онъ справедливо ожидалъ гнѣва Наполеонова, и былъ отъ-того въ новомъ отчаяніи. Наполеонъ, получивъ подробное донесеніе отъ своего адъютанта Лористона, въ-самомъ-дѣлѣ, не зналъ мѣры своему гнѣву, и говоря съ морскимъ министромъ, ругалъ Вилльнёва самыми оскорбительными словами, называя даже трусомъ и измѣнникомъ. Несчастный Вилльнёвъ не былъ ни трусъ, ни измѣнникъ. Онъ былъ добрый солдатъ и хорошій человѣкъ, но упадшій духомъ отъ неопытности французскихъ моряковъ и несовершенства флота ихъ, напуганный совершеннымъ разстройствомъ испанскаго флота; онъ видѣлъ вѣрное пораженіе въ каждой встрѣчѣ съ непріятелемъ, не понимая, что Наполеонъ требовалъ отъ него не побѣды, а пожертвованія собою, для того, чтобъ имѣть возможность пройдти самому черезъ Проливъ.

Въ бурѣ событій, Наполеонъ почти забылъ о Вилльнёвъ; но отправляясь на берега Дуная, сдѣлалъ новыя распоряженія о флотѣ, приказывая раздѣлить брестскую эскадру на нѣсколько отдѣленій для крейсерства, а флоту Вилльнёва идти изъ Кадикса въ Средиземное-Море. Онъ разсчитывалъ, что флотъ изъ сорока и даже сорока-шести кораблей, по соединеніи съ картагенскою дивизіею, можетъ нѣсколько времени господствовать въ Средиземномъ-Морѣ, захватить англійскихъ крейсеровъ, стоявшихъ передъ Неаполемъ, и доставить Сен-Сиру полезную помощь четырьмя тысячами солдатъ, которые были на корабляхъ. Онъ предписывалъ выйдти изъ Кадикса, даже въ виду соединеннаго англійскаго флота, и лучше быть разбитымъ, нежели безчестить себя малодушіемъ.

Эти незрѣлыя распоряженія, данныя въ гнѣвѣ на робость Вилльнёва, не оспоренныя министромъ Декре, несмѣвшимъ повторять уже сказаннаго много разъ, были немедленно переданы въ Кадиксъ. Декре исключилъ оскорбительныя выраженія Наполеона, но упоминалъ о гнѣвѣ и упрекахъ его Вилльнёву. Извѣщая его о новомъ назначеніи, онъ приказывалъ ему зайдти въ Картагену, Неаполь и Тарентъ, для исполненія означенныхъ нами инструкцій. Такъ, вполовину скрывая истину, онъ только приводилъ Вилльнёва въ недоумѣніе и отчаяніе.

Передъ самымъ отъѣздомъ въ Страсбургъ, Наполеонъ отдалъ послѣднее приказаніе морскому министру. «Вашъ другъ Вилльнёвъ вѣрно струситъ выйдти изъ Кадикса», сказалъ онъ ему. «Отправьте адмирала Розили принять начальство надъ эскадрою, если она еще не отправилась, и прикажите Вилльнёву пріѣхать въ Парижъ, дать мнѣ отчетъ въ своихъ поступкахъ». Декре не имѣлъ духа объявить Вилльнёву это новое несчастіе, лишавшее его всякаго средства возстановить себя въ мнѣніи, и только написалъ ему объ отъѣздѣ Розили, не упоминая для чего. Онъ не давалъ совѣта отплыть прежде прибытія Розили въ Кадиксъ, но надѣялся, что такъ сдѣлается, и въ замѣшательствѣ, между несчастнымъ другомъ, точно виноватымъ, и императоромъ, котораго распоряженія почиталъ неосторожными, Декре впалъ въ обыкновенную погрѣшность, предоставляя событія имъ самимъ, и не принимая на себя отвѣтственности дать имъ направленіе.

Вилльнёвъ угадалъ изъ писемъ Декре все, чего не договаривали ему, и въ прискорбіи, особливо отъ незаслуженнаго упрека въ трусости, который чувствовалъ онъ въ самыхъ умолчаніяхъ министра, своего покровителя и друга, отвѣчалъ ему: «Подло и глупо будетъ, если моряки бросятъ въ меня камень. Они сами приготовятъ себѣ осужденіе. Пусть прійдутъ на корабли и посмотрятъ съ какими средствами надобно выходить на битву. Впрочемъ, если французскому флоту не доставало только смѣлости, какъ увѣряютъ, то императоръ вскорѣ будетъ доволенъ и можетъ ожидать самыхъ блистательныхъ успѣховъ.»

Эти прискорбныя слова заключали въ себѣ предвѣщаніе событій очень-близкихъ, Вилльнёвъ началъ дѣятельно готовиться къ выходу, хотя вполнѣ видѣлъ и чувствовалъ всю недостаточность способовъ къ тому. Вмѣстѣ съ нимъ приготовлялся и флотъ испанскій, еще больше неисправный и бѣдный въ средствахъ. Кромѣ плохаго состоянія кораблей, экипажи его были неопытны и не могли думать о соперничествѣ съ Англичанами, особливо при новой ихъ морской тактикѣ. Англичане оставили старинную методу идти линіею, корабль противъ корабля, и смѣло шли впередъ, не соблюдая никакого порядка, кромѣ относительной ходкости кораблей, устремлялись на непріятельскій флотъ, разрѣзывали его, отдѣляли часть и ставили между двухъ огней, не боясь свалки и своихъ перекрестныхъ выстрѣловъ другъ въ друга. Опытность, искусство, увѣренность экипажей давали имъ преимущество въ этихъ отважныхъ предпріятіяхъ. Англичане произвели въ морской войнѣ почти такой же переворотъ, какой Наполеонъ произвелъ въ войнѣ сухопутной. Нельсонъ былъ вовсе не Наполеонъ, но геній въ своемъ дѣлѣ, и въ высокой степени обладалъ качествами для наступательной войны: дѣятельностью, дерзостью, взглядомъ.

Всего больше тревожило Вилльнёва состояніе испанскаго флота. Онъ состоялъ изъ красивыхъ, огромныхъ кораблей, и одинъ изъ нихъ, le Santissima Trinidad, 140-пушечный, былъ самый большой въ Европѣ. Но эти огромныя военныя машины, напоминавшія блескъ испанской монархіи Карла III, походили на турецкіе корабли, великолѣпные по наружности, безполезные въ опасности. Бѣдность испанскихъ арсеналовъ не позволяла исправить ихъ, а плохое состояніе экипажей приводило въ отчаяніе. Матросы были неопытные мужики, недавно набранные въ приморскихъ городахъ, а офицеры большею частію, стоили своихъ матросовъ. Немногіе изъ офицеровъ, какъ то адмиралъ Гравина, вице-адмиралъ Алава, капитаны Вальдесъ, Чуррука и Галіано, могли напомнить славныя времена испанскаго флота.

Вилльнёвъ, рѣшившись доказать, что онъ не трусъ, употребилъ весь сентябрь и начало октября на установленіе какого-нибудь порядка и на выборъ лучшаго въ этой амальгамѣ двухъ флотовъ. Онъ состановилъ двѣ эскадры, одну боевую, другую резервную. Онъ самъ принялъ начальство надъ первою, состоявшею изъ 21 корабля, и раздѣлилъ со на три дивизіи, изъ 7 кораблей каждая. Подъ непосредственнымъ начальствомъ его была дивизія центра; адмиралъ Дюмануаръ начальствовалъ дивизіею аррьергарда, вице-адмиралъ Алава дивизіею авангарда. Резервная эскадра состояла изъ 12 кораблей и раздѣлялась на двѣ дивизіи, по 6 кораблей каждая. Адмиралъ Гравина былъ начальникомъ ея, имѣя подъ командою контр-адмирала Магопа, начальника второй дивизіи.

Вся соединенная эскадра состояла изъ 33 кораблей, 5 фрегатовъ и 2 бриговъ. Вилльнёвъ хотѣлъ воспользоваться благопріятнымъ вѣтромъ 8-го октября и выйдти изъ Кадикса; по три испанскихъ корабля оказались неспособными для военныхъ дѣйствіи. Сами испанскіе офицеры замѣтили это. Вилльнёвъ, не желая принять отвѣтственности въ томъ на себя, собралъ военный совѣтъ. Храбрѣйшіе офицеры обоихъ флотовъ объявили, что готовы всюду на исполненіе воли императора Наполеона, но что немедленно идти противъ непріятеля съ такими кораблями, какъ большая часть ихъ, есть опасная неосторожность; что при первой встрѣчѣ съ англійскимъ флотомъ, соединенный флотъ непремѣнно будетъ истребленъ, и что лучше подождать благопріятнѣйшихъ обстоятельствъ.

Вилльнёвъ отослалъ протоколъ этого совѣщанія въ Парижъ, съ своимъ мнѣніемъ, гдѣ никакъ не одобрялъ онъ большой битвы при настоящемъ состояніи обоихъ флотовъ. Посылая эти безполезные документы, чтобъ лучше показать свою спокойную преданность, онъ прибавилъ, что рѣшился сняться съ якорей при первомъ восточномъ вѣтрѣ, способномъ для вывода кораблей въ море.

Нетерпѣливо ждалъ онъ минуты оставить Кадиксъ во что бы то ни стало. Наконецъ онъ видѣлъ передъ собою этого ужаснаго Нельсона, котораго образъ преслѣдовалъ его на всѣхъ моряхъ и заставилъ не исполнить великаго порученія изъ страха встрѣтиться съ нимъ. Теперь онъ не боялся встрѣчи съ нимъ, хотя она была страшнѣе нежели когда-нибудь: душа, возмущенная отчаяніемъ, желала опасности, даже пораженія, какъ доказательства, что онъ имѣлъ причину избѣгать встрѣчи съ англійскими кораблями.

Нельсонъ уже приближался къ Кадиксу съ флотомъ, бывшимъ въ Ламаншскомъ-Проливѣ. У него было также 33 или 34 корабля, по испытанные продолжительными плаваніями. Онъ зналъ, черезъ испанскихъ шпіоновъ, о всѣхъ приготовленіяхъ Вилльнёва, и тщательно наблюдалъ за нимъ. Инструкція, данная имъ англійскимъ Офицерамъ для предстоявшаго сраженія, почитается образцовою между моряками. Зная истинное состояніе силъ Вилльнёва, онъ не побоялся оставить 4 корабля въ Гибралтарѣ, дать одинъ адмиралу Калдеру, отозванному въ Англію, и отослать еще одинъ въ Гибралтаръ, для наливки кодою.

Въ это время получены были въ Кадиксѣ послѣднія депеши изъ Парижа, извѣщавшія объ отъѣздѣ адмирала Розили. Вилльнёвъ не оскорбился тѣмъ. Мысль служить съ честію подъ начальствомъ старшаго по чину и по лѣтамъ, и подъ командою его показать свою храбрость, облегчила душу, угнетенную тяжестью слишкомъ-большой отвѣтственности. Но Розили былъ уже въ Мадритѣ, а министръ ничего но объяснялъ Вилльнёву о будущемъ назначеніи его при попомъ адмиралъ. Вилльнёвъ началъ думать, что его просто отрывать отъ командованія, и что онъ не будетъ имѣть утѣшенія сражаться съ честію даже въ качествѣ подчиненнаго. Чтобъ избавиться отъ такого безчестія, онъ воспользовался своими инструкціями, и тотчасъ далъ сигналъ сниматься съ якорей. 19 и 20 чиселъ весь флотъ вышелъ въ море. На видъ онъ былъ прекрасенъ. Французскіе корабли маневрировали хорошо, по испанскіе, по-крайней-мѣрѣ большая часть, худо.

Вскорѣ появились передовые англійскіе корабли, показывавшіе приближеніе главной ихъ эскадры. Всю ночь видны были сигналы ихъ, извѣщавшіе о направленіи французскаго флота. На разсвѣтѣ увидѣли приближеніе англійскаго флота, раздѣленнаго на двѣ группы: первая, состоявшая изъ 12 кораблей, была подъ начальствомъ самого Нельсона, другая, изъ 15 кораблей, имѣла начальникомъ адмирала Коллингвуда. Вилльнёвъ ясно видѣлъ намѣреніе ихъ разрѣзать флотъ его на двѣ части, по остался почти въ прежнемъ порядкѣ: корабли соединеннаго флота были выстроены въ одну линію, неровную отъ-того, что они худо повиновались усиліямъ своихъ экипажей; резервная дивизія, по непремѣнному приказанію Вилльнёва, также вошла въ линію и увеличила ее, хотя Гравина не одобрялъ такого маневра, а контр-адмиралъ Магонъ громко сказалъ, что это погрѣшность. Къ этому присоединилось несчастное направленіе вѣтра, которое мѣшало движеніямъ французскаго флота и способствовало нападенію Англичанъ. Въ 11 часовъ утромъ началась ужасная трафалгарская битва, и къ пяти часамъ была окончена почти совершеннымъ разстройствомъ и истребленіемъ большей части испанскихъ и французскихъ кораблей. Вотъ главнѣйшія подробности ея.

Обѣ колонны англійскаго флота шли смѣло, прямо противъ огромной линіи непріятельской. Южная колонна, подъ начальствомъ Коллингвуда, опередила нѣсколько сѣверную и первая начала бой противъ средины французской линіи. Черезъ полчаса приблизилась и колонна Нельсона. На сторонѣ Англичанъ было искусство, превосходное устройство кораблей, и рѣшительность во всѣхъ маневрахъ. Отъ-того, ни одинъ изъ французскихъ кораблей не могъ имъ сопротивляться, и постепенно разстрѣливаемые, громимые ядрами и картечью, они дѣлались неспособны къ сопротивленію и сдавались. Линія соединеннаго флота была разорвана сначала на двое, потомъ на нѣсколько частей, отъ-чего англійскіе корабли проходили въ промежутки, остававшіеся между кораблями, и съ двухъ, даже съ трехъ сторонъ обстрѣливали непріятелей. Вытянутые въ линію, многіе французскіе корабли были только свидѣтелями пораженія своихъ товарищей; но нѣкоторые оказали самое мужественное сопротивленіе и нанесли Англичанамъ много вреда. Корабль Страшный, между огнемъ двухъ англійскихъ кораблей: Побѣда и Дерзкій, сражался геройски, но былъ наконецъ такъ близко Побѣды, гдѣ находился самъ Нельсонъ, что уже не могъ стрѣлять изъ пушекъ, и храбрый капитанъ его, Люка, послалъ стрѣлковъ на марсы и отстрѣливался одной стороной отъ Дерзкаго. Нельсонъ, въ старомъ фракѣ, который носилъ онъ въ дни сраженій, подвергался вмѣстѣ съ бывшимъ подлѣ него капитаномъ корабля, Гарди, огню Французовъ, но не хотѣлъ остеречься отъ опасности. Подлѣ него былъ убитъ секретарь его, и люди падали безпрестанно. Великій морской предводитель, предметъ удивленія и ненависти Французовъ, безстрастно наблюдалъ ужасную сцену смерти и разрушенія, когда пущенная съ марсовъ Страшнаго пуля попала въ лѣвое плечо его и остановилась въ ребрахъ. Кольни его подогнулись, и онъ упалъ на палубу, но старался удержаться, опершись на одну руку. «Гарди», сказалъ онъ своему капитану: «Французы покончили со мною». — Нѣтъ, нѣтъ еще, отвѣчалъ Гарди. — «Да, я скоро умру», прибавилъ Нельсонъ. Его перенесли на мѣсто перевязки, но онъ былъ почти безъ памяти и прожилъ немного часовъ. По-временамъ приходя въ себя, онъ повторялъ нѣсколько разъ совѣтъ, показывавшій глубокую его предусмотрительность: «Поставьте эскадру на якори въ концѣ дня, поставьте на якори».

Смерть Нельсона была величайшею потерею для англійскаго флота. Какъ-бы въ вознагражденіе за то, на Страшномъ было убито и ранено 522 человѣка изъ 6401 Самъ главнокомандующій французскаго флота Вилльнёвъ, бывшій на кораблѣ Буцентаврѣ, совершенно изстрѣленномъ во время боя, былъ взятъ въ плѣнъ. Вообще, семнадцать кораблей французскихъ и испанскихъ было взято Англичанами; одинъ взлетѣлъ на воздухъ. Соединенная эскадра потеряла шесть или семь тысячъ человѣкъ убитыми, раненными, утонувшими и взятыми въ плѣнъ. Никогда волны моря невидали такой ужасной сцены!.. Адмиралъ Гравина, оставшись послѣ Вилльнёва старшимъ, далъ сигналъ къ отступленію и ушелъ съ одиннадцатью кораблями, кромѣ четырехъ кораблей контр-адмирала Дюмануара, отступившихъ отдѣльно. Ушло также нѣсколько фрегатовъ.

Англичане одержали побѣду совершенную, но кровавую, дорого купленную. Двадцать-семь кораблей ихъ почти всѣ потеряли мачты; нѣкоторые сдѣлались неспособны къ дѣйствію навсегда или до значительной починки. Потеря въ людяхъ простиралась у нихъ до 3000 матросовъ, кромѣ множества офицеровъ; но всего прискорбнѣе была смерть Нельсона, который одинъ стоилъ цѣлаго флота. Англичане вели за собой на буксирѣ семнадцать плѣнныхъ кораблей, едва державшихся на водѣ; они заслужили славу искусствомъ и неоспоримою храбростью въ дѣйствіи. Французы оказали геройство въ самомъ пораженіи своемъ.

Гравина отошелъ къ Кадиксу. Дюмануаръ, боясь встрѣчи съ непріятелемъ, направился къ проливу.

Адмиралъ Коллингвудъ надѣлъ трауръ по своемъ знаменитомъ начальникѣ, но не почёлъ обязанностью послѣдовать его предсмертному совѣту, и вмѣсто того, чтобъ поставить эскадру на якори, остался на ночь подъ парусами. Подымался опасный вѣтеръ; ночь была темная, а корабли англійскіе маневрировали съ трудомъ отъ полученныхъ ими поврежденій, и еще должны были буксировать или охранять семнадцать плѣнныхъ кораблей. Вскорѣ вѣтеръ усилился, и за ужасами кровавой битвы послѣдовали ужасы страшной бури, какъ-будто небо хотѣло наказать два образованнѣйшіе въ мірѣ народа, достойные съ пользою повелѣвать міромъ въ союзѣ между собою, за неистовства, какимъ предавалось они нѣсколько часовъ назадъ. Адмиралъ Гравина имѣлъ близкое и надежное убѣжище въ Кадиксѣ; по адмиралъ Коллингвудъ, удаленный отъ Гибралтара, только на волнахъ могъ отдохнуть отъ трудовъ и страданій побѣды. Ночью, побѣдители и побѣжденные смѣшались, и Англичане принуждены были оставить буксируемые корабли или отказаться отъ надзора за другими. На Буцентаврѣ, англійскій караулъ предоставилъ остальному экипажу избавиться отъ опасности, и Французы съ радостію поставили запасныя мачты и направились къ Кадоксу, куда гналъ ихъ ураганъ. Альжезирасъ, гдѣ былъ трупъ несчастнаго адмирала Магона, почти насильно овладѣлъ англійскимъ карауломъ и также поплылъ къ Кадиксу, куда и прибылъ послѣ безчисленныхъ трудовъ и опасностей. Буцентавръ разбился на тамошнемъ рейдѣ, толкнувшись о скалу. Тамъ же погибъ стоявшій на якорѣ Неукротимый. Изъ числа остававшихся у Англичанъ плѣнныхъ кораблей, Страшный, такъ храбро сражавшійся съ Побѣдою и нанесшій смерть Нельсону, потонулъ, когда у него вдругъ оторвалась корма, изстрѣленная во время битвы. Два испанскіе корабля погибли у береговъ Испаніи.

Англійскій флотъ, удерживаемый противными вѣтрами, оставался въ виду Кадикса, когда оттуда вышелъ неустрашимый капитанъ Космао съ пятью кораблями и пятью фрегатами, и направился прямо противъ англійской эскадры. Колингвудъ выставилъ противъ него десять меньше поврежденныхъ кораблей своихъ, но при этомъ движеніи по необходимости отдалился отъ плѣнныхъ кораблей, при чемъ французскіе фрегаты захватили два изъ нихъ и взяли ихъ на буксиръ. Довольный успѣхомъ, Космао возвратился съ двумя отбитыми кораблями въ Кадиксъ. Но Коллингвудъ, видя, что ему трудно сохранять свою добычу, потопилъ или сжегъ четыре другіе корабля, въ томъ числѣ и громадный Le Sanlissima Trinidad.

Наконецъ, англійскій адмиралъ возвратился въ Гибралтаръ, и привелъ съ собою только четыре изъ семнадцати взятыхъ кораблей: и изъ тѣхъ еще надобно было потопить одинъ.

Что представляетъ намъ трафалгарская ботва, наименованная такъ по имени мыса, близь котораго она происходила? Неопытныхъ моряковъ и союзниковъ ихъ еще больше неопытныхъ, дисциплину слабую, матеріальную часть въ небреженіи, вездѣ поспѣшность, со всѣми ея послѣдствіями. Начальникъ, живо чувствующій всѣ эти невыгоды, предвидитъ страшныя неудачи и съ такимъ предвидѣніемъ мѣшаетъ великимъ предпріятіямъ своего повелителя; раздраженный тѣмъ повелитель не принимая въ соображеніе матеріальныхъ препятствій, которыя легче преодолѣвать на сухомъ пути, нежели на морѣ, оскорбляетъ суровостью своихъ упрековъ адмирала, больше достойнаго сожалѣнія, нежели порицанія; адмиралъ сражается съ отчаянія, и жестокая къ-несчастью фортуна лишаетъ его даже выгоды вѣтра; половина флота бездѣйствуетъ отъ своего невѣдѣнія или отъ прихоти стихій, другая бьется отчаянно; съ одной стороны разсчитанная, опытная храбрость, съ другой геройская неопытность, высокая гибель, страшное кровопролитіе, неслыханное истребленіе) послѣ неистовствъ людей неистовства бури) бездна поглощаетъ трофеи побѣдителя; торжествующій предводитель гибнетъ, побѣжденный думаетъ о самоубійствѣ — такова была роковая трафалгарская битва съ ея причинами, послѣдствіями и трагическими подробностями^[27].

Можно было извлечь изъ этого великаго бѣдствія полезныя слѣдствія для нашего флота. Надобно было бы разсказать какъ что происходило. Сраженіе нѣкоторыхъ кораблей могло быть съ гордостью описано наряду съ ульмскими торжествами. Мужество несчастливое достойно удивленія не меньше мужества счастливаго: оно трогательнѣе. Сверхъ-того, Фортуна такъ осыпала насъ своими благосклонностями, что можно было объявить и о нѣкоторыхъ ея жестокостяхъ. Потомъ, надобно было наградить людей, благородно исполнившихъ свой долгъ, и предать военному суду устрашенныхъ ужасомъ зрѣлища и удалившихся отъ битвы. Хотя бы дѣйствія ихъ въ другихъ случаяхъ были хороши, по должно было пожертвовать этими людьми, для установленія дисциплины ужаснымъ примѣромъ. Всего больше правительству надобно было найдти урокъ самому-себѣ въ кровавомъ пораженіи трафальгарскомъ, сознаться, что нельзя нечего дѣлать наспѣхъ, и особливо, когда дѣло идетъ о флотѣ, нельзя вводить въ линейную битву эскадры, неопытныя въ моръ, и надобно сначала образовать ихъ частыми и отдаленными крейсерствами.

Добрѣйшій испанскій король, не пускаясь въ такіе разсчсты, наградилъ всѣхъ, не различая храбрыхъ и трусовъ и желая только выставить честь своего флага, пріобрѣтенную дѣйствіями нѣкоторыхъ: — слабость, естественная въ устарѣломъ дворѣ, но внушенная добротою. Паши моряки, оправившись нѣсколько отъ своихъ страданій, жили смѣшанно съ испанскими моряками въ Кадиксь, когда узнали, что испанскій король наградилъ чинами всѣхъ Испанцевъ, бывшихъ въ трафалгарской битвѣ, кромѣ особыхъ наградъ за отличіе. Испанцы почти стыдились, что ихъ награждаютъ, когда французы не награждены ничѣмъ, и говорили имъ, что вѣроятно они также получатъ воздаяніе за свое мужество. Ничего не бывало: храбрые и трусы между Французами равно были оставлены въ забвеніи.

Адмиралъ Декре испыталъ глубокую горесть, когда получилъ извѣстіе о пораженіи подъ Трафалгаромъ. Онъ, со своимъ умомъ, съ отличнымъ знаніемъ морскаго дѣла, всегда извѣщалъ своего государя о пораженіяхъ и бѣдствіяхъ, когда во всемъ другомъ тотъ видѣлъ только успѣхи. Онъ сообщилъ ему и теперь печальныя подробности о битвѣ, когда Наполеонъ, въ орлиномъ полетѣ своемъ, уже приближался къ Вѣнѣ. Хотя извѣстіе несчастливое съ трудомъ могло проникнуть въ душу, упоенную торжествами, однако трафалгарская новость опечалила и даже глубоко оскорбила Наполеона. Но онъ былъ теперь меньше нежели обыкновенно строгъ къ Вилльнёву, потому-что несчастный сражался храбро, хотя и очень-неосторожно. Наполеонъ поступилъ въ этомъ случаѣ, какъ часто поступаютъ люди сильные и слабые: онъ старался забыть печаль свою, и хотѣлъ, чтобъ другіе постарались забыть ее. Онъ желалъ, чтобъ во французскихъ журналахъ немного говорили о Трафалгарѣ, и упомянули о немъ, какъ о неосторожномъ сраженіи, гдѣ мы больше потерпѣли отъ бури, нежели отъ непріятеля. Онъ не хотѣлъ также ни награждать, ни наказывать, что было жестокою несправедливостью, недостойною его и духа его правительства. Въ душѣ его раждалось тогда особенное чувство, которое внушило ему такой ничтожный образъ дѣйствій: онъ начиналъ отчаяваться во французскомъ флотѣ. Онъ открывалъ больше вѣрный, больше исполнимый способъ поразить Англію — поразить ее въ союзникахъ, получавшихъ отъ нея деньги, отнять у нея твердую землю и совершенно изгнать оттуда ея торговлю и вліяніе. Онъ естественно могъ предпочитать способъ, которымъ дѣйствовалъ превосходно, и съ осторожностью могъ бы навѣрное достигнуть имъ своей цѣли. Съ этого времени, Наполеонъ меньше думалъ о морской силѣ и хотѣлъ, чтобъ всѣ меньше думали о ней.

Сама Европа, какъ-бы соглашаясь съ его желаніемъ, охотно готова была молчать о трафалгарской битвѣ. Звукъ шаговъ его на твердой землѣ мѣшалъ слышать громъ трафальгарскихъ пушекъ. Державы, у которыхъ противъ груди была шпага наполеонова, не выигрывали ничего отъ морской побѣды, полезной одной Англіи, имѣвшей послѣдствіемъ только новое распространеніе торговаго ея владычества, котораго онѣ не любили и терпѣли его только изъ зависти къ Франціи. Сверхъ-того, слава Британіи не утѣшала ихъ въ собственномъ униженіи. Трафалгаръ не затмилъ блеска Ульма и, какъ увидимъ вскорѣ, не уменьшилъ никакого изъ его послѣдствій.

"Отечественныя Записки", № 6, 1847

---

1. Массена — такъ, подъ Цюрихомъ; но когда Моро разбилъ Русскихъ? Прим. переводчика.
2. А планъ Императора Александра въ 1812 году — соединить дунайскую армію и нѣсколько боковыхъ корпусовъ въ тылу Наполеона и отрѣзать отступленіе ему, еще занимавшему столицу въ средоточіи государства, планъ, разсчитанный день въ день, приведенный въ исполненіе на тысячахъ верстъ — не-уже-ли онъ не обширнѣе, не дальновиднѣе обхода Австрійцевъ, которые сдавались почти безъ боя? А другой стратегическій планъ Александра въ 1813 году — выйдти фланговымъ движеніемъ къ Лейпцигу съ главною арміею, оставляя Наполеона въ Дрезденѣ и во власти его нѣсколько первостепенныхъ крѣпостей на Эльбѣ — планъ, увѣнчанный трофеями лейпцигской битвы, плѣномъ сен-сирова корпуса, невольнымъ бездѣйствіемъ Даву? Можно указать еще на нѣсколько подобныхъ геніальныхъ соображеній побѣдителя наполеонова, которыя уже и возвеличиваетъ исторія. Русскіе слишкомъ-долго молчали о своихъ подвигахъ, между-тѣмъ, какъ хвастовство французовъ безъ мѣры увеличивало славу Наполеона, конечно, основанную на великихъ подвигахъ, но и омраченную ошибками, безпримѣрными въ исторіи. Примѣч. переводчика.
3. Въ арміи Кутузова было 40.405 человѣкъ, въ корпусѣ Буксгевдена 26,828, въ гвардейскомъ отрядѣ 8,500 человѣкъ. Эти свѣдѣнія заимствованы изъ строевыхъ рапортовъ, и показываютъ достовѣрность французскаго историка, который, не основываясь ни на чемъ, увеличилъ русскую армію пятьюдесятью тысячами человѣкъ! Прим. перев.
4. Какъ ложно представляетъ г. Тьеръ характеръ и всѣ дѣйствія Императора Александра І-го, можетъ видѣть всякій изъ насъ, сравнивъ съ выдумками Французскаго историка правдивое изложеніе событій въ „Описаніи Первой Войны Императора Александра съ Наполеономъ“, соч. генерал-лейтенанта Михайловскаго-Данилевскаго. При такомъ обличителѣ можно съ пренебреженіемъ читать злобныя клеветы г. Тьера. Прим. перев.
5. Едва ли! Русскія войска быстрѣе ихъ два раза приходили въ Парижъ изъ-за нѣсколькихъ тысячь верстъ, одержавъ да пути своемъ безпримѣрныя побѣды. Прим. перев.
6. Повторяемъ, что у Буксгевдена было 26,828 человѣкъ, гвардіи 8,500, слѣдовательно, меньше чѣмъ половина противъ указанія г. Тьера, хоть онъ уже убавилъ здѣсь 2,000 человѣкъ противъ перваго своего указанія. Историческія числа измѣняются у него по волѣ. Прим. перев.
7. Корпусъ Буксгевдена никогда не назывался польскою арміею (l’armée de Pologne). Примѣч. перев.
8. Генерал-адъютантъ Петръ Петровичъ Долгорукій былъ одинъ изъ образованнѣйшихъ молодыхъ людей своего времени, удостоенный особеннаго вниманія Императора Александра І-го и подававшій большія надежды, которыя уничтожила смерть его на полѣ чести, во время войны въ Финляндіи въ 1808 году. Прим. перев.
9. Откуда могъ почерпнуть свѣдѣнія г. Тьеръ о тайныхъ совѣщаніяхъ россійскаго Монарха съ довѣреннымъ его генерал-адъютантомъ? Пусть, для пользы исторіи, онъ укажетъ свои источники! Иначе, мы признаемъ показанія его чистою ложью. Прим. перев.
10. Кто сказалъ все это г. Тьеру? Всѣ свѣдѣнія въ исторіи должны быть подкрѣпляемы неоспоримыми свидѣтельствами, а особливо столь важныя свѣдѣнія, какія сообщаетъ онъ здѣсь. Голословнымъ показаніямъ никто но довѣритъ. Прим. перев.
11. Императоръ Александръ І-й не могъ отправлять Алопеуса изъ Пулавы, потому-что Алопеусъ жилъ въ Берлинѣ и былъ прежде аккредитованъ при тамошнемъ дворѣ. Прим. перев.
12. Само собою разумѣется, что манифесты составляются прежде, нежели раздадутся пушечные выстрѣлы, но бываютъ объявляемы только сообразно событіямъ. Ребяческое замѣчаніе г. Тьера показываетъ удивительную неопытность въ человѣкѣ, бывшемъ первымъ министромъ. Прим. перев.
13. Откуда же прибылъ Алопеусъ въ Берлинъ, когда онъ находился въ Берлинѣ? Прим. перев.
14. Г. Тьеръ находитъ всѣхъ противниковъ Франціи нерѣшительными! Это систематическая неправда. Прим. перев.
15. Откуда заимствованы такія важныя указанія? Кто присутствовалъ при совѣщаніяхъ Императора Александра І-го съ его министромъ иностранныхъ дѣлъ? и кто могъ сообщить г. Тьеру содержаніе и даже слова ихъ совѣщаній? Это уже слишкомъ-смѣло! Прим. перев.
16. Князь Долгорукій одинъ только разъ ѣздилъ въ Берлинъ. Прим. перев.
17. Можно ли такъ играть историческими указаніями! То было 60, то является 50 или 60 тысячь у Кутузова, когда ихъ всего было 46,405 человѣкъ. Десятки тысячь войска ни почемъ у г. Тьера! А еслибъ онъ понималъ, что значатъ 10,000 человѣкъ на полѣ сраженія!.. Прим. перев.
18. Эрцгерцогъ Фердинандъ былъ главнокомандующимъ, а Маккъ генерал-квартирмейстеромъ арміи, но имѣлъ бланкеты своего императора. Прим. перев.
19. Въ Одессѣ резервъ корпуса, бывшаго въ Корфу — просто нелѣпость. Прим. перев.
20. Англичанъ въ Мальтѣ было 6600 человѣкъ. Прим. перев.
21. Неаполитанцевъ было всего 7500 человѣкъ, по оффиціальнымъ донесеніямъ генерала Ласси. Прим. перев.
22. Везера, а не Эльбы. Прим. перев.
23. Гвардія вовсе не была въ Пулавѣ: она шла изъ Бреста на Краковъ и Ольмюцъ, куда и пришла черезъ нѣсколько дней послѣ прибытія туда Императора Александра. Прим. перев.
24. 9 человѣкъ отсталыхъ и больныхъ изъ 20 тысячъ! Это явно баснословіе! Г. Тьеръ не знаетъ, что когда 20-ти-тысячный корпусъ идетъ безостановочно 20 дней, то начальникъ его почтетъ себя счастливымъ, если у него останется 5 тысячь человѣкъ, а остальные постепенно будутъ подходить въ-продолженіе нѣсколькихъ дней. Прим. перев.
25. Любопытно, какъ г. Тьеръ умѣетъ закрашивать пораженія своихъ земляковъ, и выставлять неудачи ихъ противниковъ! Прим. переводч.
26. Этотъ вопросъ окончательно рѣшенъ на безчисленныхъ поляхъ сраженіи, въ Италіи при Треббіо и Нови, и потомъ въ Россіи: подъ Смоленскомъ, при Лубнной, подъ Бородинымъ, въ Малоярославцѣ, подъ Краснымъ, — нужно ли исчислять болѣе и досказывать, чья пѣхота первая въ мірѣ? Это знаетъ вся Европа. Прим. перев.
27. Риторическія фразы г-на Тьера нисколько не поясняютъ трафалгарской битвы. Она была проиграна Французами и Испанцами не отъ-того, чтобъ у нихъ было меньше искусства и даже храбрости, нежели у Англичанъ; у нихъ не доставало одушевленія, рѣшимости, внушаемыхъ безпрерывными успѣхами и увѣренностью въ своихъ силахъ. Тѣ же Французы оказывали чудеса храбрости и искусства подъ начальствомъ Наполеона до 1812 года, а въ 1813 году терпѣли пораженіе почти при всякой встрѣчѣ: только лѣнивый изъ союзныхъ генераловъ не билъ самыхъ знаменитыхъ маршаловъ. Прим. перев.