Конец мира (Фламмарион; Предтеченский)/2-VI
| ← Глава V | Последний день — глава V второй части романа «Конец мира» | Эпилог → |
| Оригинал: фр. Dernier jour. — Перевод опубл.: 1895 г. Источник: Камиль Фламмарион. Конец мира. С.-Пб. Типография Ю. Н. Эрлих, 1895. |
VI. Последний день править
Нет ничего приятнее жизни!.. Любовь заменяет все и заставляет забывать обо всем. Невыразимо сладкая музыка сердец! твоя божественная мелодия овладевает всем существом человека и увлекает его в бесконечную область беспредельных желаний и ненасытной страсти! Сколько знаменитых историков прославляли деятелей мирных успехов человечества, славу его оружия, победы на поприщах разума, науки, духовного совершенствования! После стольких веков труда и всякого рода борьбы, на земле осталось только два радостно бьющихся сердца, только два существа, способных обмениваться поцелуями; после всей истории земли на ней осталась одна лишь любовь. Эта любовь была самым высоким чувством, освещавшим, подобно неугасимому маяку, своими лучами беспредельный океан исчезнувших веков.
Смерть! Омегар и Ева совершенно не думали о ней. Разве им не достаточно было друг друга? Усиливающийся беспощадный холод пронизывал их до мозга костей; но разве в их сердцах не горел огонь, на столько яркий, что они могли противостоять природе? Разве солнце не посылало им по прежнему своего лучезарного света и разве окончательное осуждение и проклятие, тяготевшее над землею, не могло быть отложено на неопределенное время? Омегар думал над тем, как бы поддержать всю эту удивительную, выработанную уже так давно, систему для автоматического извлечения питательных веществ, химическим путем, из воздуха, воды и растений, и по-видимому мог надеяться на успех. Так некогда, после падения Римской Империи, варвары еще целые века продолжали пользоваться водопроводами, банями, теплыми источниками и всеми созданиями цивилизации цезаревских времен, почерпая в исчезнувшей промышленности элементы своей собственной жизненности.
Однажды они увидели, как в последний дворец этой последней столицы человеческого рода прибыла группа исхудавших, несчастных и полуживых человеческих существ, хотя совсем полудиких и по-видимому не имевших с людьми ничего общего. Казалось, они как будто постепенно выродились и возвратились к первобытному обезьяноподобному состоянию, которого уже с давнего времени никто и не предполагал на земле. Это было бродячее семейство, представлявшее остатки выродившегося племени, искавшее какого-нибудь убежища и спасения от неумолимой смерти. Вследствие векового ухудшения условий жизни на нашей планете, человеческий род, победоносно царствовавший над природою в продолжение стольких миллионов лет, постепенно терял свою силу и свое величие. Лишь только два наиболее устойчивых и прочных центра цивилизации, всего энергичнее боровшихся за свое существование, могли еще держаться, как мы видели, на достаточной интеллектуальной высоте. Все же остальное человечество склонилось пред непомерною тяжестью жизненных условий и ослабело, постепенно подчиняясь неблагоприятным влияниям. Древний закон совершенствования заменился каким-то законом вырождения и упадка; природа и материя снова показали свои когти, и человек возвращался постепенно к чисто-животному состоянию.
Омегар сделал попытку воспользоваться этого нового рода прислугой для поддержания в порядке приборов кухонной химии, продолжавших еще действовать, а главным образом для запасания солнечной теплоты и пользования ею. Луч надежды блеснул над жилищем любящих существ, как блестит яркая радуга над темной дождевой тучей. Они забыли прошедшее и не заботились о будущем, всецело наслаждаясь радостями настоящего.
Таким образом они прожили несколько месяцев в опьянении того непреодолимого притяжения, которое их соединяло в одно целое. Однако нередко по вечерам, в те часы, когда солнце скрывалось под развалинами, Ева со стесненным сердцем смотрела на окружающую их жилище необъятную пустыню и, сжимая в объятиях своего возлюбленного, не могла удержаться от слез, которые как будто сами собою катились из ее глаз. Она надеялась, желала надеяться на будущее… Но какая пустыня, какое безмолвие вокруг! Какое странное наследство досталось им от озаренного столь великою славою человечества! Все памятники, все воспоминания о нем были собраны здесь. Сокровища библиотеки рассказывали о славе прошедшего, причем гравюры воскрешали пред удивленными глазами Евы угасшую жизнь и оживляли содержание книг. Старые железные сундуки, величиною с целую комнату, были наполнены тысячами миллионов золотых монет всевозможного веса и чекана, представляя собою ненужное богатство, совершенно напрасно накопленное в таком изобилии. Властители всего мира, всех его движимых и недвижимых богатств, обладатели всего, наши последние люди были беднее самых жалких бедняков старого мира.
— К чему же все это послужило? говорила молодая женщина, блуждая своим взором по всем этим лучезарным, величественным памятникам, оставшимся после исчезнувшего человечества. — К чему послужили все труды, все усилия, все открытия, все победы человека, все его преступления и все добродетели? Народ за народом достигал расцвета своей силы и могущества, а затем бесследно исчезал. Город за городом последовательно блистал своей славой и роскошью, а затем превращался в пыль и прах. Что такое осталось от миллиардов живших людей? Ничего. Зачем же, обожаемый мой, ты, который знаешь все, зачем же Бог сотворил землю? Зачем создал он человеческий род? Что такое это создание? представляет ли оно только комедию, или же драму? Забавляется ли только Создатель своими творениями, как фокусник картонными куклами, или же Он находит удовольствие в их страданиях?
— К чему эти бесплодные вопросы, милая Ева? Не смотри так пытливо своими прекрасными глазами. Сядь ко мне на руки и склони твою милую головку на мою грудь! Бог сотворил мир для одной лишь любви. Забудь обо всем остальном!
— Но как забыть, как закрыть глаза на все, как заставить замолчать свой ум, усыпит свое сердце в эти торжественные часы наступления ночи? Да, наша любовь для нас все! Но как же не думать при этом, что все те счастливые пары, которые предшествовали нам на этой земле от самого начала мира, бесследно исчезли, что все эти горячие ласки любящих существ в бесконечном прошедшем, что все эти упоительные поцелуи, эти исступленные сплетения двух существ в одно, все это исчезло, рассеялось как дым, и от всего этого пыла любви, от всех ее золотых плодов ничего, ровно ничего не осталось! О милый Омегар! человечество прожило десять миллионов лет и ничего не узнало. Самое удивительное из всех знаний, познание вселенной, эта возвышенная и божественная астрономия научила нас всему, дала нам истинную религию, но не показала нам, в чем состоит Божия логика!
— Ты хочешь знать очень много. Однако ты не можешь не знать, что земное человечество пребывало в среде непознаваемого. Колеса часов знают ли, для чего они сделаны и почему они вращаются? И нам приходится сознать себя не более, как подобными же колесами. Мы существа конечные, Бог же бесконечен. Но между конечным и бесконечным нет и не может быть никакой общей меры. Все философские учения, отыскивавшие абсолютное, потерпели решительную неудачу.
«Однако наука и знание не совсем же призрачны. Мы знаем, что видимый, осязаемый, доступный для наших чувств мир существует не в том лживом виде, в котором он нам представляется. Мы знаем, что атомы, из которых состоит вещество, невидимы, что света, тепла и звука на самом деле нет, равно как нет в действительности и кажущейся твердости тел. Наши чувства, эти единственные наши средства восприятия, доставляют нам совершенно ложное понятие о действительности. Поэтому мы можем знать лишь кое-что и знать также, что видимая действительность состоит из невидимого и пребывает в невидимом мире, что душа есть неуничтожаемая психическая сила, которая лично остается бессмертною, то есть обладает сознанием своего бессмертия с того дня, как в ней возникает сознание, с того мгновения, как она освободится от тяжких уз вещества. В миллиарде человеческих существ, населявших землю, пропорция душ, обладавших сознанием своего бессмертия и памятью о своем прежнем существовании, была ничтожна; по большей части дело остается в том же положении и на Юпитере, где они теперь обитают. Но стремление к совершенству есть основной закон природы, и когда-нибудь все должны будут достигнуть такой силы сознания. Мир приводится в действие именно психическою силою. Все, что видимо для телесных очей, состоит из невидимых элементов. Научные классификации, в продолжение стольких миллионов годов составлявшие собою человеческую науку, были основаны на поверхностных впечатлениях; но путем анализа этих самых впечатлений, путем наблюдения и опыта мы узнали, что мир управляется невидимыми силами, что души могут сообщаться и являться одна другой на расстоянии, что самое пространство не служит чем-то разделяющим миры, но напротив представляет связь между ними, что маленькая планета земля, заканчивающая в настоящий момент свою историю, есть небесное светило, подобное своим соседям, и что род людской был лишь небольшим уголком сознательной жизни в беспредельности мироздания. Каким же образом это человечество могло так долго жить на земле? Только благодаря верховному закону взаимного притяжения, называемому любовью. Лишь эта любовь бросала души во всеобщее горнило жизни. Лишь она должна пережить все времена, как пережила она род человеческий. Эта любовь всегда будет вечным творцом, чувственным и чарующим образом невидимой и непостижимой Силы, вечно истекающей из таинственных бездн неведомого».
Так беседовали между собою в эти последние дни мира двое последних потомков человеческого рода о великих вопросах, во все века привлекавших к себе человеческую любознательность. Они были глубоко привязаны к жизни. По-видимому последний удар на вековых часах судьбы еще должен был пробить не сейчас.
Но вот настал день, когда подземные воды перестали течь. Почва промерзла на большую глубину. Солнечные лучи продолжали еще нагревать воздух в жилищах со стеклянными крышами, но никакое растение не могло более жить, так как не было воды.
Итак приговор был произнесен.
Всюду встречая неодолимые препятствия и убедившись наконец в бесполезности борьбы, последняя человеческая чета все-таки не сложила еще рук, спокойно ожидая смерти.
Омегар думал, что может быть на земном шаре есть еще какая нибудь страна, где осталось хоть немного этой благодетельной воды, без которой жизнь должна была иссякнуть. Оба они уже едва могли двигаться от истощения, но тем не менее твердо решились отправиться на поиски за водой. Электрический корабль еще мог лететь. И вот два последние потомка исчезавшего человечества покинули последний его город, представлявший одну сплошную могилу, распрощались на всегда с этой негостеприимной страною и отправились на поиски какого нибудь неизвестного оазиса.
Под их ногами мелькали одно за другим древние царства мира. Они различали тут и там признаки последних очагов цивилизации, прославившихся блеском умственной жизни и теперь лежавших в виде бесконечных развалин вдоль всего экваториального пояса. Всюду царила смерть. Омегар увидел свой старый город, недавно покинутый им, но знал, что и в нем главный источник жизни уже иссяк, так что не счел нужным спускаться здесь. Так пролетали они на своей одинокой воздушной ладье над разными странами, послужившими последними ступенями истории. Везде царила смерть, везде господствовало гробовое безмолвие, всюду разстилалась ледяная пустыня. Никаких признаков лугов, никаких признаков растений, хотя бы даже полярных, не было заметно. Последние потоки воды рисовались на поверхности материков как реки на географических картах, и сразу можно было заметить, что по течению их человеческая жизнь продолжалась несколько большее время. Но и они давно уже высохли навсегда, а если иногда в глубине долины виднелось что-то в виде неподвижного озера, то это озеро было каменное, и даже само экваториальное солнце не в состоянии было растопить этого вечного льда. Какие-то животные, напоминающие медведей, обросшие длинной шерстью, там и сям изредка встречались еще на обледеневшей земле, отыскивая себе скудную растительную пищу по глубоким впадинам. Время от времени попадались также животные из породы моржей и пингвинов, бродившие по грудам льдов, да еще немногие большие полярные птицы серого цвета, тяжело и неуклюже перелетавшие с места на место и уныло опускавшиеся на обледенелую землю.
Наши приговоренные к смерти путники нигде не нашли никакого желанного оазиса. Наступала ночь. На небе не было ни одного облачка. Несколько более теплое воздушное течение проносило их над древнею Африкой, обратившейся теперь в полярную страну. Машина воздушной ладьи перестала действовать. Страдая от холода еще более чем от мучений голода, несчастные путешественники укрылись в глубине своей лодки, обшитой внутри шкурами полярных медведей.
Завидев какие-то странные здания, которые они приняли за развалины разрушившегося города, они опустились на землю. Перед ними оказалось основание какого-то необъятного четырехугольного здания, в котором можно было заметить признаки чего-то, напоминающего гигантские скамьи или ступени из громадных отесанных камней. По всему этому можно было еще признать в этой громадной груде камней одну из древних египетских пирамид, которая во-первых пережила среди беспредельной песчаной пустыни ту цивилизацию, представителем которой она являлась; затем она глубоко погрузилась под волны океана вместе со всеми странами, известными в древности под именем Египта, Нубии и Абиссинии, после чего вновь выглянула на свет Божий и была восстановлена со всею роскошью в новой мировой столице, сделавшийся центром новой цивилизации, затмившей собою блеск древних Фив и Мемфиса, и наконец теперь снова лежала в виде бесконечных развалин среди безжизненной и молчаливой пустыни. Это был единственный памятник первых веков человеческой истории, переживший ее всю, чему он был обязан своей геометрической форме.
— Отдохнем, сказала Ева, останемся здесь. Так как мы приговорены к неминуемой смерти, — да впрочем разве не все и не всегда были приговорены к ней? — то мне хотелось бы умереть именно здесь в твоих объятиях.
Они отыскали выбоину в развалинах и сели здесь рядом друг с другом, смотря на необъятную пустыню, расстилавшуюся пред их глазами. Молодая женщина, дрожа от лихорадки, обнимала своими руками мужа, напрягая всю свою волю в борьбе с пронизывавшим ее холодом. Омегар прижал ее к своей груди, стараясь согреть горячими поцелуями.
— Я люблю тебя, мой милый, но я умираю. Впрочем нет, ведь мы не умрем! Видишь ли ты звезду, что зовет нас к себе?
В это мгновение они услышали позади себя какой-то шорох, исходивший из гробницы Хеопса и напоминавший собою шум листьев, колеблемых ветром. Невольно вздрогнув, оба они тотчас же обернулись в ту сторону, откуда исходил шум. Какая-то беловатая тень, светящаяся как будто сама собою, так как ночь была совершенно темная и не озарялась даже светом луны, скорее скользя чем идя по земле, приближалась к ним. Наконец она остановилась перед их изумленными глазами.
— Не бойтесь, проговорило им привидение; я готов принять вас к себе. Не бойтесь, вы не умрете. Никто еще никогда не умирал. Всякое время растворяется в вечности, а вечность остается неизменно всегда. Я был некогда Хеопсом, царем египетским, и царствовал здесь в первые века земного мира. С тех пор я искупал свои преступления во многих других существованиях в рабском виде, и когда душа моя удостоилась бессмертия, я последовательно обитал на Нептуне, на Ганимеде, на Рее, на Титане, на Сатурне, на Марсе и на других мирах, неизвестных вам. В настоящее время моим местожительством служить планета Юпитер. Во времена величия и славы земного человечества этот шар был еще не обитаем для мыслящих существ и проходил чрез подготовительные ступени развития. В настоящее время этот беспредельный мир становится наследником всего умственного и нравственного богатства, накопленного на Земле. Миры следуют одни за другими и во времени так же, как и в пространстве, постепенно наследуя друг другу. Все вечно, все растворяется и исчезает в Божественном. Доверьтесь мне, идите ко мне!
И не успел еще древний фараон произнести последнего слова, как они почувствовали, что будто какая-то невыразимо приятная теплота разливается по всему их существу, как будто какое-то наитие овладевает их душою, подобно тому как это случается иногда с нашим слухом, когда он внезапно бывает совершенно очарован звуками какой нибудь дивной мелодии. По всем их жилам как будто разлилось ощущение безмятежного и невыразимого счастья. Никогда еще никакое сновидение, никакой экстаз не доставляли людям подобного блаженства.
Ева еще раз сжала Омегара своими ослабевающими руками. «Люблю тебя!» повторила она несколько раз почти одним только дыханием, а не голосом. Он прикоснулся губами к ее уже хладеющему рту и услышал, что ее дрожащие губы еще прошептали: «Ах, как я его любила!»…
Величественная звезда, царственный Юпитер, ярко сияла на небе. Ева открыла глаза, неподвижно остановила взгляд свой на этой громадной планете и как будто потонула в ее свете, точно очарованная представившимся ей видением. И тотчас лицо ее озарилось лучами невыразимого экстаза блаженства. Очень часто в то мгновение, когда человек испускает последний вздох, на лице его появляется выражение неизъяснимого спокойствия, как будто, освободившись от своих страданий, он заснул и видит восхитительный сон. Точно так же, но еще более лучезарно, преобразилось лицо Евы. Ей хотелось говорить. Она протянула руки по направлению к величественной из планет. Оживленная новой неведомой силой, воскресшая в своем неизъяснимом экстазе, она с истинным восторгом проговорила:
«О да, это верно. Вот где Истина! Омегар со мною. Мы продолжаем жить, мы чувствуем, мы видим. Блаженство заключается в жизни… в вечной жизни.»
Увлекаемая как будто какою-то сверхъестественною силой, она приподнялась, точно хотела улететь в беспредельную даль небес; но повернувшись как-то вокруг себя, она упала на руки Омегара, бросившегося поддержать ее. Вместе с последним словом она испустила дух.
Омегар прильнул к ее губам и почувствовал, что жизнь отлетела от нее. Сердце его учащенно забилось и вдруг остановилось навсегда. Их глаза тихо закрылись в одно и то же время, озаряемые лучами прекрасной планеты, посвященной с глубокой древности Вседержителю мира.
Тень Хеопса поднялась в пространстве и исчезла. И если бы кто мог видеть, но видеть не телесными глазами, которые могут воспринимать лишь физические колебания, но глазами духовными, способными чувствовать психические влияния, тот заметил бы, что тень Хеопса уносила вместе с собой два маленьких язычка пламени, горевших один около другого, увлекаемых одним и тем же притяжением и одновременно уносившихся в глубину небесного пространства.
Тогда на земле не осталось более никого, кроме нескольких жалких человекообразных существ, умиравших от холода и голода; эти люди напоминали несколько древних эскимосов полярных стран; они были одеты в звериные шкуры и ютились в глубоких пещерах, которым суждено было сделаться и их вечными могилами. Мысленно и умственно развитое человечество не имело теперь ни одного представителя на земле. Некоторые из выродившихся пород животных пережили людей и оставались еще на земле в продолжение нескольких тысяч лет. Но потом постепенно и мало-по-малу прекратилась на земле всякая жизнь, и светоч ее совершенно погас. Земля продолжала вращаться и кружиться в пространстве, подобно мрачному кладбищу, среди которого никогда не раздавалось более песни ни одной птички. Глубокое безмолвие, вечная и торжественная тишина царила над развалинами усопшего человеческого рода. Вся человеческая история рассеялась, как дым. И в безднах небес никакой надгробный камень. никакой памятник не отметил собою того места, где испустила свой последний вздох наша несчастная планета.