Конец мира (Фламмарион; Предтеченский)/Конец мира по верованиям минувших веков

Конец мира по верованиям минувших веков — приложение к роману «Конец мира»
автор Камиль Фламмарион, пер. Е.А. Предтеченский
Оригинал: фр. La croyance à la fin du monde à travers les âges. — Перевод опубл.: 1895 г. Источник: Камиль Фламмарион. Конец мира. С.-Пб. Типография Ю. Н. Эрлих, 1895. • Во французском оригинале — глава VI первой части романа

Конец мира по верованиям минувших веков править

Все человечество пережило века искренней и глубокой веры, и замечательно, что, по учению всех религий, наш земной путь, в его глубокой дали, всегда замыкался теми же самыми воротами, и за ними начиналось то же самое таинственное неизвестное. В сущности это — те же символические ворота, какие представляет нам Божественная Комедия Данте, но только за ними не всегда оказываются рай, ад или чистилище, как описал их бессмертный итальянец. Зороастр и Зенд-Авеста учили, что мир должен погибнуть от огня; та же мысль встречается в послании Св. Петра. Предания о Ное и Девкалионе по-видимому указывают, что если в первый раз род человеческий был истреблен потопом, то во второй раз это произойдет совершенно противоположным образом.

В главе, посвященной Римскому Собору, мы видели, что евангельское пророчество о кончине мира было понято таким образом, что даже то поколение, с которым Учитель говорил непосредственно, не должно было умереть раньше предсказанной им гибели земли.

Но оказалось, что слова эти нельзя было понимать в буквальном смысле, хотя конец мира, по общему мнению, все же должен был наступить скоро. Живая вера в будущую жизнь и в воскресение тел вызвала самое внимательное отношение к умершим. Вместо прежнего сожигания, их теперь стали благоговейно хоронить в гробницах, надписи которых показывают, что обитатели их почивают здесь в ожидании общего воскресения. Все верили, что Иисус должен был прийти «скоро», чтоб судить «живых и мертвых». Выражение «Маран афа» - «Господ грядет» сделалось лозунгом, по которому христиане узнавали друг друга...

Апостолы Петр и Павел по всей вероятности умерли в 64 году нашей эры, во время страшной резни, начатой по повелению Нерона вслед за пожаром в Риме; пожар этот произведен был по его же распоряжению, но он обвинил в нем христиан именно с целью насладиться зрелищем новых казней. Святой Иоанн написал свое «Откровение» в 69-м году. Кровавое зарево освещает собою все царствование Нерона, так что мученичество является в это время самым естественным видом доблести. По-видимому и само это Откровение написано под влиянием великого ужаса пред жестокостями Нерона, который представлялся антихристом, предшествующим скорому и последнему уже пришествию Христа. Между тем всюду усматривались предвестия ужасных событий. Кометы, падающие звезды, затмения, кровавые дожди, появление неслыханных чудовищ, землетрясения, голод, моровая язва и наконец иудейская война, окончившаяся разрушением Иерусалима — все эти ужасы произошли в такой короткий промежуток времени (от 64 до 69 года), что кажется еще никогда не соединялось вместе столь громаднаго числа несчастий и жестокостей. Немногочисленная община последователей Иисуса повидимому была совершенно разбита и рассеяна. В Иерусалиме не возможно было уже оставаться более. Ужасы новейшей французской истории, убийства 1793-го года и коммуна 1871 г. не могут дать и понятия о том, что происходило во время иудейской войны. Появились лжепророки, стремившиеся пополнить существовавшие предсказания. Между тем Везувий подготовлял свое страшное извержение, последовавшее в 79 году, и уже в 63 году Помпея была разрушена сильным землетрясением.

Таким образом все признаки конца мира были на лицо, и не оставалось в этом отношении желать ничего более.

Но буря, разразившаяся после этой грозы, мало-по-малу затихла; страшная иудейская война была окончена; Нерон пал жертвою заговора Гальбы. С воцарением Веспасиана и Тита начались мир к спокойствие; войны прекратились; шел 71-й год новаго летосчисления… Мир все еще продолжал существовать, хотя будущая скорая и окончательная гибель всего мира остается вне всякого сомнения, она даже довольно близка, но ее окружает какой-то густой туман неопределенности, в котором исчезал и терялся не только буквальный, но даже и иносказательный смысл пророчеств. Тем не менее ожидание кончины мира не прекратилось.

Святой Августин посвящает 20-ю главу своей книги Город Божий, вышедшей в 426 году, описанию обновления мира, воскресения мертвых, последнего суда и нового Иерусалима; а в следующей 21-й главе занимается описанием вечного адского огня. Этот Карфагенский епископ, живший пред гибелью Рима и Римского государства, как будто уже видит первое действие начавшейся драмы. Но Царство Божие должно было продолжаться еще тысячу лет, и только после этого могла начаться власть Сатаны.

Святой Григорий, епископ Турский, умерший в 573 году первый историк франков, начинает свое повествование следующими словами:

«Прежде чем описывать битвы царей с враждебными народами, я чувствую желание изложить мое верование. Страх, производимый ожиданием близкой кончины мира, заставляет меня собрать в моей летописи все уже истекшие года, чтобы всякий мог ясно видеть, сколько лет прошло от начала мира».

Христианское предание переходило от поколения к поколению, от веков к векам, несмотря на то, что жизнь природы не оправдывала подобных опасений. Всякое несчастное происшествие стихийного характера, всякое землетрясение, моровая язва, голод, наводнение, всякое внезапное явление в виде затмения, кометы, грозы, бури и случайной темноты рассматривалось как предсказание, как предвестие надвигающейся окончательной гибели. Христиане, подобно листьям, колеблющимся при малейшем дуновении ветерка, трепетали благодаря постоянной мысли о близости последнего суда, и проповедники весьма успешно поддерживали этот мистический страх.

Между тем поколения одни за другими сходили со сцены истории и заменялись новыми, так что явилась надобность более точным образом определить понятие о всемирной истории. В это время в уме толкователей очень прочно засела мысль о тысячном годе. Появилось несколько сект «милленеров», тысячелетников, веровавших в то, что Иисус Христос со своими святыми будет царствовать на земле в продолжение тысячи лет, и что только после этого наступит день суда. Это мнение разделяли Папий и Сульпиций Север, так что вскоре оно получило всеобщее распространение. Многие хартии того времени начинались словами: Теrmiпо mundi аррrорinquatе…, так как близок уже конец мира… Не смотря на некоторые противоречия, мы полагаем, что почти не возможно оспаривать свидетельства многих историков, и преимущественно Мишлэ, Генри Мартэна, Гизо и Дюрюи, о всеобщем распространении этого верования в христианском мире. Конечно, трудно было бы доказать, что французский монах Герберт, занимавший тогда папский престол под именем Сильвестра II, или французский же король Роберт вели свою жизнь сообразно с этим верованием; но тем не менее оно глубоко проникло в сознание всех богобоязненных людей, и следующее место Апокалипсиса служило самою обычною темою многочисленных проповедей.

Море отдаст своих мертвецов.

«По истечении тысячи лет сатана выйдет из своей темницы и соблазнит народы четырех концов земли… Книга жизни откроется; море отдаст своих мертвецов; бездны ада возвратят свои жертвы, и всякий будет судим Сидящим на лучезарном престоле… И будет тогда новое небо и новая земля».[1]

Один тюрингенский отшельник Бернар избрал предметом своих проповедей именно эти загадочные слова Апокалипсиса и всенародно предсказал кончину мира на 960-й год. Это был один из самых деятельных распространителей нового пророчества; он назначал даже и самый роковой день конца мира, утверждая, что это случится в тот год, когда Благовещение совпадет с великой пятницей, и произойдет в этот именно день. Такое совпадение должно было случиться в 992 году.

После него Корбийский монах Друтмар вновь предсказал разрушение и гибель земли на 25-е марта 1000-го года. Распространенный этим предсказанием страх был так велик, что в этот день во многих городах народ заперся в церквах, теснясь вокруг останков святых, и оставался там до полуночи, ожидая наступления страшного суда и желая умереть у подножия креста.

К тому же времени относятся многие пожертвования с благочестивыми целями. Пораженные ужасом, люди отказывали свои земли, свои имущества монастырям… которые охотно принимали все это, хотя и не переставали проповедовать близкий конец всего, что находится в этой грешной «юдоли» земной. До нас дошла очень любопытная подлинная летопись, писанная одним монахом Раулем Глабером в 1000 году. На первых ее страницах мы читаем: «Сатана скоро будет спущен со своей цепи согласно пророчеству св. Иоанна, так как тысяча лет уже исполнилась. Об этих-то годах мы и будем говорить».

Конец десятого века и начало одиннадцатого отмечают собою действительно странную и зловещую эпоху. С 980-го по 1040-й год грозный призрак Смерти как будто распростер свои мрачные крылья над несчастною Землею. Во всей Европе царили голод и мор. Сначала свирепствовала какая-то «огневица», сожигавшая целые члены тела, которые потом совершенно отваливались. Тело больных как будто сожигалось огнем, отделялось от костей, как обваренное, и начинало гнить. Несчастные страдальцы валялись по дорогам, ведущим к разным святым местам, осаждали церкви, набиваясь в них и заражая воздух нестерпимым смрадом; здесь же они наконец и умирали вокруг священных реликвий. Эта страшная моровая язва унесла более сорока тысяч жертв в Аквитании и разорила весь юг Франции. Затем наступили голодные годы, от которых страдала то та, то другая часть христианского мира. В продолжении семидесяти трех лет, с 987 по 1060 год насчитывается сорок восемь голодовок и эпидемий. Нашествие венгров с 910 по 945 год напомнило собою ужасы кровожадного Аттилы: от замка до замка, от города до города местность была до такой степени разорена и опустошена, что поля оставались без обработки. В течение трех лет почти беспрерывно лили дожди, так что нельзя было ни сеять, ни жать. Земля не давала более ничего, и ее забросили. «Мера хлеба, пишет Рауль Глабер, продавалась не меньше как по шестидесяти золотых монет; даже богачи похудели и побледнели; бедные глодали древесные корни, и многие решались питаться человеческим мясом. По большим дорогам сильные нападали на слабых, рубили их на части, жарили и ели. Некоторые заманивали детей, обещая им яйцо или яблоко, и затем пожирали их. Это безумие, это бешенство дошло до такой степени, что какой нибудь дикий зверь находился в большей безопасности, чем человек. Дети убивали своих родителей, чтобы их съесть, а матери пожирали собственных малюток. Обычай есть человеческое мясо укоренился до такой степени, что нашелся торговец, решившийся выставить такое мясо на рынке… Он не отрицал обвинения и был за это сожжен живым. Другой несчастный ночью вырыл это самое изжаренное мясо и наелся его, за что в свою очередь также был сожжен».

В углу были сложены человеческие головы.

Так говорит современник и во многих случаях очевидец. Народ всюду умирал от голода, питаясь пресмыкающимися, нечистыми животными и человеческим мясом. В Меконском лесу, недалеко от церкви, посвященной св. Иоанну и затерявшейся в глубине леса, один разбойник устроил засаду, в которой он резал прохожих и богомольцев. Однажды в эту хижину зашел один путник со своей женою, желая отдохнуть. Заметив в углу жилища головы мужчин, женщин и детей, они выбежали из него, несмотря на старания хозяина задержать их. Им удалось спастись и убежать в Мекон, где они рассказали о виденном. В кровавую гостиницу был послан отряд солдат, которые нашли там сорок восемь человеческих голов. Разбойник был привезен в город, прикован к столбу и сожжен живым. Рауль Глабер видел место казни и пепел от костра.

Стаи волков бродили по улицам.

Число трупов было так велико, что не было никакой возможности их хоронить. За голодом последовал мор. Стаи волков разгуливали по улицам, пожирая валявшиеся на них тела. Никогда еще человечество не переживало подобного бедствия.

Взаимные нападения, драки, грабежи сделались самым заурядным явлением. Однако небесные бичи, поражавшие мир, привели наконец и к проблеску разума. Епископы собрались на собор и добились того, что народ обещал прекратить драки по крайней мере в четыре святых дня недели — с вечера среды до утра понедельника. Впоследствии дни эти получили название дней перемирия с Богом.

Кончина столь жалкого мира в эту ужасную эпоху была скорее желательна, чем страшна. Однако 1000-й год прошел подобно всем предшествующим, и мир продолжал существовать по прежнему. Ужели же все пророчества опять оказались ложными? Но может быть тысячелетие христианства истечет только в 1033 году? Стали снова ждать и надеяться. И вот как раз в этот год, 29 июня случилось большое затмение солнца. По словам летописцев, «дневное светило сделалось шафранно-желтаго цвета, так что люди, встречаясь, не узнавали друг друга — до такой степени казались они мертвенно бледными; такой же зловещий оттенок приняли и все предметы; ужас овладел всеми сердцами: ждали всеобщей гибели…» Однако конец мира и на этот раз не наступил.

К этой именно критической эпохе относится сооружение тех великолепных кафедральных соборов, которые пережили многие века, вызывая удивление отдаленного потомства. Духовенство получало щедрые дары и обогащалось с каждым годом, вступая во владение имуществами и завещанными капиталами. Наступила как будто какая-то новая эра. «После тысячного года, пишет тот же Рауль Глабер, соборные храмы во всем мире, а особенно в Италии и Галлии, были перестроены почти заново, не смотря на то, что большая часть из них были еще очень прочны и не требовали никаких поправок. Но христианские народы, казалось, соперничали между собою, стараясь воздвигать храмы один красивее и роскошнее другого. Не даром говорилось, что весь мир, как сговорившись, стряхнул с себя грязные лоскутья старины и оделся в праздничные белые одежды. Благочестивые люди не ограничивались перестройкой епископских церквей, но украшали также и монастыри, посвященные различным святым, и даже сельские храмы и часовни».

Печальная эпоха тысячного года канула в вечность, подобно другим временам и векам; но какие напасти предстояло еще пережить католической церкви! Папство обратилось в опасную игрушку императоров саксонских и князей латинских, вступивших в вооруженное соперничество между собою. В 1033 году, замечательном по своему сильному голоду, Тускуланские графы возвели на папский престол двенадцатилетнего мальчика Бенедикта IX, очень возмужалого для своего возраста и уже заявившего себя развратником, вором и убийцею. Ему еще не было и шестнадцати лет, когда деяния его сделались столь позорными и привели к столь великому соблазну, что римские военачальники дали клятву удавить его в алтаре в тот момент, когда он касался своими нечистыми руками святых даров. Его спасло только затмение солнца, о котором мы говорили выше; заговорщики, испуганные внезапною темнотой, не осмелились коснуться папы. Но все-таки он принужден был искать спасения в бегстве и бежал в Кремону, к императору Конраду. В 1038 году он восстановлен был в своем папском звании и царствовал еще шесть лет, окруженный гаремом наподобие султанского. Полагали, что он откажется от престола в виду желания его жениться на дочери одного римского барона, но он продолжал оставаться папой, так что народ выгнал его наконец из Рима в 1044 году и заместил его папою более строгих правил Сильвестром III. Но через сорок девять дней Бенедикт возвратился обратно во главе разбойничьей шайки, и только в следующем году отказался от власти взамен пожизненного дохода из лепты св. Петра, что было включено в договор с его преемником Григорием VI. В 1045 г. оказалось целых трое пап: Бенедикт IX, признаваемый феодальной партией и все еще не сложивший своего оружия; Сильвестр III, первосвященствовавший в укрепленном замке в горах Сабины, и Григорий VI, священник одной из римских церквей — в Ватикане. Император Генрих III предписал собору епископов низложить и заключить в монастырь сразу двух пап Григория и Сильвестра и назначил четвертого, именно Климента II, который был посвящен в это звание в ночь на Рождество 1046 года. Но Бенедикт не дремал. В следующем году он, подобно свирепому коршуну, напал на Рим, приказал отравить немецкого папу и просидел на престоле св. Петра еще восемь месяцев. Наконец Рим был занят войском герцога Тосканского, пришедшим сюда с новым папой, и Бенедикт был наконец устранен окончательно. В это время ему было всего лишь двадцать шесть лет от роду. Вот каков был один из первосвященников этой эпохи. Монах Рауль Глабер едва решается о нем говорить, ограничиваясь словами: «Страшно было бы и рассказывать о его позорной жизни».

Итак весь христианский мир пришел в неописуемое расстройство. Правда, и эта буря миновала, но вопрос о конце мира не получил определенного решения, и ожидание этого великого дня, хотя смутное и неясное, продолжало оставаться, тем более, что вера в диавола и в чудеса должна была еще в течение многих веков составлять самую основу народных верований. Потрясающая картина страшного суда изображалась при входах и в притворах всех больших храмов, и никто не мог проникнуть в христианские святилища иначе, как пройдя под весами ангела, налево от которого бесы и осужденные грешники корчились в страшных муках при виде вечно неугасимого огня, куда им предстояло быть тотчас же вверженными. И эта мысль о кончине мира распространялась далеко за пределы средневековых храмов.

В двенадцатом веке Европа была напугана астрологами, объявившими о предстоящем соединении всех планет в созвездии Весов. Это явление действительно произошло, потому что 15 сентября все планеты оказались в одном и том же месте неба между 180-м и 190-м градусами долготы. Однако конца мира не последовало. Его снова предсказал знаменитый алхимик Арнольд из Вильнефана 1335-й год. В 1406 году, при Карле VI, солнечное затмение, случившееся 16 июня, повлекло за собою всеобщий панический страх, история которого передана нам урсанским монахом Ювеналом. «Крайне жалко было смотреть на народ, собиравшийся в церквах в уверенности, что наступает конец мира», замечает этот автор. В 1491 году святой Винцент Ферье написал книгу под заглавием: О конце мира и о науке духовной, в которой он дает христианским народам столько лет существования, сколько имеется стихов в псалтыри, а именно две тысячи пятьсот тридцать семь.

Один немецкий астролог по имени Стоффлер в свою очередь предсказал на 20-е февраля 1524 года всемирный потоп вследствие соединения планет. Предсказание это встречено было с полнейшим доверием всеми, так что всюду распространился чисто панический страх. Имения, расположенные в долинах, по берегам рек или вблизи моря, были распроданы по весьма низким ценам и очутились в руках менее верующих людей. Один Тулузский ученый по имени Ориоль даже построил новый ковчег для себя, своего семейства и некоторых друзей. Историк Бодэн уверяет, что пример этот был далеко не единственным. Сомневавшихся и неверивших было очень мало. Когда великий канцлер Карла V обратился за советом к Петру Мартиру, то последний отвечал, что бедствие вероятно не достигнет столь страшных размеров, как это вообще предполагают, но что во всяком случае это соединение планет повлечет за собою великие несчастья. Но вот настает наконец роковой срок… и никогда еще февраль не отличался такою сухостью, как в тот год! Однако это не помешало появлению новых предсказаний того же рода, сделанных на 1532 год астрологом курфюрста бранденбургского Яном Карионом, а затем на 1584 год — астрологом Киприаном Левицем. В этом последнем случае дело шло также о соединении планет и потопе. «Страх в народе, пишет современник этих событий Луи Гюйон, достиг чрезвычайных размеров; церкви не могли вместить всех, искавших в них убежища; очень многие писали духовныя завещания, не думая о том, что это было совершенно бесполезно, если всему миру суждено было погибнуть; другие отдавали свои имущества духовенству в надежде, что его молитвы замедлят несколько наступление судного дня».

В 1588 году появилось новое астрологическое предсказание, выраженное в следующих апокалипсических словах: «Через тысячу пятьсот восемьдесят лет после разрешения от бремени святой Девы, восьмой год будет годом необыкновенным и ужасным. Если в этот страшный год земной шар не рассыплется в прах, если материки и моря не исчезнут, то все царства мира подвергнутся великим потрясениям, и страшное несчастие разразится над родом человеческим».

Знаменитый прорицатель Нострадамус не мог конечно не присоединиться к сонму пророчествующих астрологов. В его «центуриях» заключается загадочное четверостишие, послужившее предметом многочисленных и разнообразных толкований. Буквальный смысл этих стихов следующий:

Quand Georges Dieu crucifiera,
Que Marc le ressuscitera,
Et que Saint Jean le portera,
La fin du monde arrivera.

Когда Георгий Христа распнет
И Марк его воскресит,
Святой же Иоанн тело его понесет,
То конец мира произойдет.


Это значило, что светопреставление должно было наступить в тот год, когда страстная пятница придется на день св. Георгия (23 апреля), первый день пасхи — на день св. Марка (25 апр.), а католический праздник тела Христова совпадет с 24 июня, т. е. с «Ивановым днем». Это четверостишие придумано было не без задней цели, потому что во времена Нострадамуса, умершего в 1566 г. по старому католическому календарю - преобразование его совершилось лишь в 1582 г. — пасха не могла приходиться (как утверждает К. Фламмарион) на 25-е апреля (что впрочем едва ли верно). В шестнадцатом веке 25-е апреля соответствовало старому 15-му, так как на другой день после 4-го ноября прямо стали считать 15-е число. Со времени календарной реформы пасха в Западной церкви может случаться, как и в восточной, 25 апреля. Это ея крайний срок, на который она приходилась в 1666, 1734 и 1886 годах, а также придется вновь в 1943, 2038, 2190 и других годах. Минувшие случаи такой поздней пасхи не повлекли однако за собою конца мира, как вероятно не повлекут и будущие. (По греко-русскому календарю пасха придется 25 апреля в 1983, 2078, 2173 и 2268 годах).

Соединения планет, солнечные затмения и кометы как будто поделили между собою всякого рода зловещие предсказания. Из числа самых замечательных в этом отношении комет укажем на комету Вильгельма Завоевателя, сиявшую на небе в 1066 году; изображение ее, вышитое на ковре супругой Вильгельма, королевой Матильдой, сохранилось до сих пор. Далее напомним о комете 1264 г., исчезнувшей, как утверждают, в самый день смерти папы Урбана IV; затем о комете 1337 года, представлявшей собою одно из великолепнейших светил этого рода, какие когда либо удавалось видеть, и предсказывавшей, как уверяют, смерть Фридриха, короля Сицилийскаго. Из других хвостатых светил замечательны: комета 1399 года, которую Ювенал называет «знамением грядущего бедствия»; комета 1402 года, явление которой соединяли со смертью князя Миланского Иоанна Висконти; комета 1456 г., которая повергла в ужас весь христианский мир: она появилась в папство Калликста III во время войны с турками, и ей именно приписывается возникновение особого звона в католических церквах, называемого «ангелом»; комета 1472 года, предшествовавшая смерти брата французского короля Людовика XI. За этими кометами следовали другие, с именами которых, подобно предыдущим, соединяли представления об ужасных событиях, о войнах и особенно о близости кончины мира. Комета 1527 года изображалась на рисунках Амбруаза Паре и Оимона Гулара состоящей из множества отрубленных голов, перемешанных с кинжалами и кровавыми пятнами. Комета 1581 г. явилась, как уверяли, для того, чтоб предсказать смерть Луизы Савойской, матери Франциска I, которая совершенно искренно разделяла общее суеверие. Лежа на своем ложе и смотря в окно на это светило, она сказала: «Вот небесное знамение, предназначенное по-видимому не для женщины низкого звания. Бог посылает его, чтоб обратить наше внимание. Приготовимся же к смерти». Через три дня она умерла. Но из числа всех этих светил комета 1556 г., знаменитая звезда Карла V, пожалуй замечательнее всех. Она была признана тождественною с кометой 1264 года, причем назначено было ее возвращение в 1848 году. Тем не менее она не возвратилась.

Кометы 1577-го, 1607-го, 1652-го и 1665-го годов сделались предметом бесчисленных статей и рассуждений, собрание которых занимает целую полку в моей библиотеке. В последнюю из этих комет король португальский Альфонс VI в бессильном гневе выстрелил из пистолета, сопровождая свой поступок самыми грубыми ругательствами. По повелению Людовика ХIV Пьер Пети издал увещание против воображаемых страхов, внушаемых кометами. Величайший из королей стремился, подобно солнцу на небе, остаться одиноким, не имея ни в ком соперников — nec pluribus impar, и не допускал, чтоб кто нибудь осмелился подумать, что вечная слава Франции могла подвергнуться какой либо опасности, даже вследствие влияния кометы.

Одна из самых больших комет, какие когда либо поражали взоры обитателей земли, есть без сомнения знаменитая комета 1680 года, послужившая предметом вычислений Ньютона. По словам Лемонье, «она с громадною скоростью прилетела из глубины небес и по-видимому падала прямо на солнце, с которого однако же она опять поднялась вверх, летя с тою же скоростью, какую имела при падении на него. Ее видели на небе в продолжении четырех месяцев. Она подошла на очень близкое расстояние к земле, вследствие чего Уитстон приписал причину всемирного потопа именно одному из прежних ее появлений». Вайль написал книгу, в которой старался выяснить всю нелепость старых верований в небесные предзнаменования. По тому же поводу известная г-жа Севинье писала своему родственнику, графу Бюсси-Рабютэну: «Мы видим теперь комету очень обширных размеров; едва ли кто нибудь видал прежде столь великолепный хвост. Все значительные особы находятся в большом беспокойстве и полагают, что небо, очень занятое их судьбою, посылает им указание в виде этой кометы. Рассказывают, что когда кардинал Мазарини перестал верить в искусство своих медиков, то придворные, полагая, что напоминание о чудесном явлении облегчит его предсмертные страдания, стали говорить ему о появлении большой кометы, внушающей им опасение. Кардинал имел еще столько силы, что усмехнулся и шутя сказал им, что комета оказала бы ему слишком много чести. Действительно, нельзя не согласиться с ним, что человеческая гордость слишком много мнит о себе, полагая, что смерть человека представляет значительное событие даже для небесных светил».

Из этого мы видим, что кометы мало-по-малу стали терять свое обаяние над умами. Тем не менее в трактате астронома Бернулли мы еще встречаем следующее весьма странное замечание: «Если тело кометы не может считаться видимым знаком гнева Божия, то хвост ея очень мог бы служить знаком этого гнева».

Страх за предстоящий конец мира возник еще раз по поводу появления комет в 1773 году. Вся Европа, даже самый Париж охвачены были паническим ужасом. Вот что может прочесть теперь каждый в «тайных» записках Башомона:

«6 мая 1773 г. — В последнем публичном собрании Академии Наук господин де-Лаланд должен был прочесть одну из записок, гораздо более любопытную, чем все обыкновенно читаемые, но не мог этого сделать за недостатком времени. Вопрос касался комет, которые, приближаясь к земле, могут вызвать на ней физические перевороты; в особенности это относилось к ближайшей комете, возвращения которой ожидали чрез восемнадцать лет. Хотя автор замечает, что ожидаемая комета не принадлежит к числу тех, которые могли бы вредно повлиять на землю, и высказывает мысль, что не возможно было бы предсказать вперед имеющих произойти событий, тем не менее всеми овладело какое-то беспокойство.

«9 мая. — Кабинет господина де-Лаланда продолжает осаждаться любопытными, являющимися для переговоров по занимающему всех вопросу, и без сомнения автор постарается дать ему необходимую огласку с целью утвердить умы, поколебленные теми баснями, какие по этому поводу рассказываются. Брожение достигло такой степени, что разные невежественные ханжи являлись к парижскому архиепископу и просили его предписать сорокачасовые моления по церквам для отвращения грозящего земле потопа, и его преосвященство готов был сделать такое распоряжение о всенародном молении, если бы академики не дали ему понять всю смехотворность подобного поступка.

«14 мая. — Появилась печатная записка господина де-Лаланда. По его мнению из числа шестидесяти комет восемь, достаточно приблизившись к земле, могли бы оказать на нее такое давление, что море выступило бы из берегов и покрыло бы собою часть земного шара».

Панический страх пред кометами с течением времени стал мало-по-малу ослабевать. Самые опасения изменились по своей сущности. В кометах мало-по-малу перестали видеть знамения гнева Божия и начали относиться к ним с научной точки зрения, обсуждая последствия возможной встречи их с землею, и наконец стали опасаться этих встреч. В конце прошлаго столетия Лаплас высказал свое мнение по этому поводу в довольно трагических выражениях.

Даже в нашем веке с появлением комет неоднократно связывали предсказание о кончине мира. Например комета Биелы должна была пересечь земную орбиту 29 октября н. с. 1832 г., и она действительно была в этой точке согласно предсказанию. Это наделало много шума. Вновь заговорили о близости конца мира, о гибели, грозящей роду человеческому. Что-то будет, что-то будет?

Оказалось, что на этот раз смешали орбиту, т. е. путь Земли с самою Землею. Шар земной вовсе не должен был проходить через известную точку своего пути в то же самое время, когда чрез нее проходила комета, но слишком через месяц после нее, именно 30 ноября, так что комета постоянно оставалась на расстоянии более 75 миллионов верст от земли. Этого было слишком достаточно, чтобы еще раз рассеять все опасения.

То же самое повторилось в 1857 году. Какой-то злокозненный прорицатель объявил, что 13 июня этого года должна возвратиться знаменитая комета Карла V, которой приписывали трехвековой период обращения. Нашлось не мало трусливых людей, поверивших еще раз этому предсказанию. В самом Париже исповедавшихся оказалось значительно больше, чем обыкновенно бывало в это время.

Самое последнее из подобных предсказаний, распространившееся в 1872 году, связывалось с именем одного астронома, именно директора Женевской обсерватории Плантамура, совершенно неповинного в возникновении этих слухов.

На ряду с кометами и многие другие величественные или грозные явления на небе и на земле служили поводом к возникновению опасений за близость конца всему, что составляет живую и мертвую природу. Таковы полные затмения солнца, таинственные звезды, внезапно появляющиеся на небе, дожди падающих звезд, ужасные вулканические извержения, распространявшие на больших пространствах такой мрак, что его можно было сравнивать с самой полной ночной темнотой, и как будто погребавшие весь мир под глубоким слоем пепла; затем землетрясения, разрушавшие города и поглощавшие тысячи человеческих жертв, исчезавших в разверзнувшихся недрах Земли.

Многие из перепуганных людей залезли в погреба.

Одних летописей солнечных затмений достаточно, чтобы составить большую книгу, не менее занимательную, чем история комет. Если даже ограничиться пока лишь новейшими из таких явлений, то достаточно вспомнить одно из последних полных солнечных затмений, полоса которого проходила чрез Францию, именно затмение 12 августа н. с. 1654 г. Объявление об этом затмении, сделанное астрономами, сопровождалось повсеместно распространившимся страхом, чему способствовали сами предсказатели. В самом деле, по мнению одного из них, затмение предвещало великие перевороты в государствах и разрушение Рима; по мнению другого, дело шло о новом всемирном потопе; третий полагал, что следствием этого будет по крайней мере всеобщий пожар земного шара; даже самые умеренные из предсказателей были уверены, что затмение заразит воздух и вызовет моровую язву. Вера в эти трагические последствия была так распространена, что согласно нарочитому распоряжению медицинских знаменитостей очень многие из перепуганных людей залезли в погреба, которые предварительно были согреты, окурены благовониями и наконец тщательно закупорены с целью избавиться от опасного влияния. Все это можно прочесть в книге Фонтенеля О Мирах, вечер десятый. Другой писатель того же века, патер Пти, о котором мы упоминали выше, в своем Рассуждении о природе комет рассказывает, что страх и смятение возрастали со дня на день вплоть до самого рокового часа, и что один сельский священник, не успевавший исповедовать всех своих прихожан, полагавших, что настает их последний час, нашелся вынужденным сказать им в своем поучении, чтобы они не спешили, так как затмение отложено на две недели… Конечно, его добрым прихожанам не труднее было поверить в отсрочку затмения, чем в гибельное его влияние.

Во время последних полных затмений солнца, выпавших на долю Франции, каковы затмения 12 мая 1706 г., 22 мая 1724 года, 8 июля 1842 года, и даже при неполных, но довольно значительных затмениях 9 октября 1847 года, 28 июля 1851 г., 15 марта 1858 г., 18 июля 1860 г. и 22 декабря 1870 года во французском населении находились еще трусливые люди, придававшие этим явлениям более или менее таинственное значение. По крайней мере нам известно из достоверного источника, именно из официальных донесений, относящихся к каждому из этих затмений, что астрономические извещения о каждом из таких естественных явлений истолковывались весьма своеобразным образом. Образованные люди, считавшие себя европейцами, все еще соединяли с этими явлениями представление о признаках божественного гнева, так что при наступлении затмений во многих учебных заведениях, где дается религиозное воспитание, учеников и учениц приглашали молиться. Тем не менее такое мистическое толкование этих явлений несомненно исчезает все более и более у всех просвещенных народов, и без сомнения будущее полное затмение солнца, полоса которого пройдет по Франции и Пиренеям 28 мая н. с. 1900 года, уже не возбудит никаких страхов, по крайней мере по эту сторону Пиренеев, так как относительно испанских созерцателей того же явления пожалуй еще было бы преждевременно высказывать подобную надежду.

В полудиких странах еще и теперь явления эти возбуждают такой же страх, какой они некогда производили и у нас. Путешествующие по этим странам европейцы постоянно наталкиваются на подобное отношение к затмениям, особенно в Африке. Во время затмения 18 июля 1860 года в Алжирии можно было видеть толпы мужчин и женщин, принимавшихся молиться или опрометь бросавшихся к своим жилищам. В момент полного затмения 29 июля 1878 годов Соединенных Штатах один негр в припадке отчаяния и умоисступления, убежденный, что наступил конец миру, зарезал свою жену и детей.

Надо впрочем признаться, что явления эти действительно очень способны поражать человеческое воображение. Солнце, это божество света, это благодетельное светило, на лучах которого, как на волоске, висит наша собственная жизнь, лишается своего света, и этот свет, прежде чем погаснуть, начинает постепенно бледнеть, делаясь зловещим и страшным. Изменившее свой цвет небо принимает какой-то печальный, погребальный вид, животные теряются, становятся в тупик, лошади останавливаются и не слушаются понуканий, пашущие волы становятся как вкопанные, собаки с визгом бросаются к ногам своего хозяина, куры торопятся сесть на свои насесты, собрав сюда своих цыплят; птички перестают петь и, как иногда замечали, падают мертвые на землю. Во время полного затмения солнца, наблюдавшегося в Перпиньяне 8 июля н. с. 1842 года, по словам Араго, двадцать тысяч наблюдателей, смотревших на солнце, представляли поразительную картину. «Когда от солнца осталась только узкая полоска и свет его ослабел, всеми овладело какое-то беспокойство; каждому хотелось сообщит свои впечатления другим. Слышен был глухой гул, напоминавший ропот далекого моря после бури. Шум становился все сильнее и сильнее по мере уменьшения солнечного серпика. Но вот он исчез совсем. Свет внезапно сменился тьмою, и самое полное и торжественное безмолвие отметило собою эту фазу затмения почти с такою же точностью, как маятник наших астрономических часов. Перед величественностью этого небесного явления смолкла живость молодости, смолкло всякое легкомыслие, считаемое иными за признак какого-то молодечества, смолкли всякая развязность и безразличие, каким отличается по преимуществу военное сословие. Глубокая тишина стояла также и в воздухе, потому что даже птички перестали петь… В таком торжественном ожидании прошло около двух минут, как вдруг раздались крики радости и шумные рукоплескания, приветствовавшие появление первых лучей солнца с тем же единодушием, с тою же искренностью. Грустные мысли, навеянные неизъяснимым чувством, сменились живою и вольною радостью, порывов которой никто не хотел ни сдерживать, ни умерять».


Всякий поражается этим величественнейшим изо всех явлений природы и сохраняет о нем неизгладимое воспоминание во всю жизнь.

Во время вышеописанного затмения многие крестьяне страшно были перепуганы темнотою между прочим потому, что они считали себя внезапно ослепшими.

О, прекрасное солнышко!

Один крестьянский мальчик пас в это время стадо овец. Совершенно ничего не зная о готовившемся явлении, он с беспокойством стал замечать, что солнце постепенно начинает меркнуть, хотя небо остается безоблачным. Когда же свет вдруг исчез совсем, несчастный ребенок от страха и изумления начал плакать и звать на помощь. Слезы еще текли по его лицу, когда показался первый луч благодетельного светила. Ободренный этим зрелищем, он скрестил свои руки и воскликнул: О, прекрасное солнышко!

Крик этого ребенка не представляет ли единодушного возгласа всего человечества? Поэтому совершенно понятно, что затмения производят самое глубокое впечатление, и с ними всегда более или менее ясно связывалась мысль о конце мира, пока не стало известным, что они представляют собою простое и естественное следствие движения луны около земли и что их самым точным образом можно предсказывать путем вычисления. То же самое было и со всеми другими величественными небесными явлениями, особенно с внезапно загоравшимися на небе новыми звездами, что случается еще гораздо реже, чем полные затмения солнца в данном месте.

Наиболее знаменитою считается новая звезда, появившаяся в 1572 году. В этот год 11 ноября н. с., спустя почти месяц после отвратительных жестокостей Варфоломеевской ночи, в созвездии Кассиопеи внезапно появилась весьма яркая звезда. Она вызвала общее изумление не только в народе, видевшем это загадочное светило каждую ночь вверху неба, но и в среде ученых, не могших никак объяснить этого явления. Астрологи уверяли, что эта небесная загадка не что иное, как звезда волхвов, явившаяся снова, чтоб возвестить второе пришествие Богочеловека, воскресение мертвых и страшный суд. Это произвело сильное впечатление на все классы общества… Между тем звезда постепенно стала уменьшать свою яркость и наконец чрез восемнадцать месяцев совершенно погасла, не повлекши за собой никаких несчастий, кроме тех, которые само неразумное человечество всегда готово прибавить, чтоб ухудшить свое существование на этой вовсе не слишком благоприятной для него планете.

Корабли с трудом могли пробираться среди трупов.

Подобного же рода опасения и чувства вызывались всеми великими явлениями природы, особенно когда они оказывались непредвиденными. Землетрясения и вулканические извержения нередко достигали таких размеров, что мысль о близости конца мира являлась совершенно естественным их следствием. Стоит только представить себе состояние духа у жителей Геркуланума и Помпеи вовремя извержения Везувия, когда эти города были погребены под массами пепла, падавшего подобно хлопьям снега! Разве для них это не представляло настоящего конца мира? А в недавнее время разве свидетели знаменитого извержения горы Кракатоа, которым удалось видеть его, не сделавшись его жертвами, не были совершенно убеждены в том же самом? Непроглядная темная ночь, продолжавшаяся двадцать восемь часов; атмосфера, обратившаяся в раскаленную печь, наполненную горячим пеплом, залепляющим глаза, нос и уши; непрерывная глухая канонада вулканических выстрелов, падение масс пемзы с совершенно черного неба; ужасная обстановка, освещаемая время от времени зловещими вспышками молний и блуждающими огоньками, загоравшимися на мачтах и на снастях корабля; эти грозовые стрелы, сыплющиеся с неба в бездны моря с адским треском, затем пепельный дождь, превратившийся в дождь жидкой грязи — вот что испытали в эту двадцати восьми часовую ночь с 26-го по 28-е августа н. с. 1883 г. пассажиры одного из явских кораблей в то время, как часть острова Кракатоа подпрыгивала в воздухе, а море, отступив сначала от берегов, устремилось вновь на землю, катясь в виде вала в 17 сажень высоты и затопив берега на полосе от 1 до 10 верст в ширину на протяжении почти 500 верст. Отхлынув обратно, волна эта унесла с собой в морскую бездну целых четыре больших города и все береговое население, более сорока тысяч человек! Долгое время спустя после этого бедствия корабли встречали громадное множество трупов, сгрудившихся в иных местах столь плотно, что чрез них с трудом можно было пробраться, а в то же время во внутренностях рыб находили человеческие пальцы с ногтями, куски головной кожи с волосами и тому подобное. Все, кому удалось спастись, кто оставался во время катастрофы на корабле, все кому суждено было на завтра снова увидеть дневной свет, по-видимому погасший навсегда, рассказывали в ужасе, что они безропотно ожидали конца мира, вполне уверенные в наставшем разрушении земли и гибели всего создания. Солнце померкло, природа закуталась в погребальный саван и, казалось, сейчас должно было начаться беспощадное царство смерти.

Это страшное извержение было до такой степени сильно, что оно чувствовалось даже в его антиподах, через всю толщу земли; выброшенные вулканом вещества поднимались на высоту 20 верст, и сотрясение воздуха, произведенное этим извержением, распространилось по всей поверхности земного шара, обойдя его весь в тридцать пять часов; даже в Париже барометр понизился в это время на четыре миллиметра. Больше чем в продолжение года тончайшая пыль, выброшенная в верхние слои атмосферы вследствие страшного взрыва, производила, благодаря освещению ее солнцем, те великолепные утренние и вечерние зори, которые вызывали всеобщее удивление.

Все это были страшные перевороты, настоящие светопреставления, но только местные и частные. Некоторые из землетрясений заслуживают того, чтоб сравнить их с этими страшными вулканическими извержениями, вследствие трагического величия их последствий. Во время знаменитого Лиссабонского землетрясения 1 ноября 1755 года погибло тридцать тысяч человек. Сотрясение слышно было на поверхности, в четыре раза превышавшей пространство, занимаемое Европой. Во время разрушения Лимы 28 октября 1724 года море поднялось на 13 сажень выше обыкновенного его уровня, опрокинулось на город и смыло его так основательно, что от него не осталось ни одного дома. Находили морские суда, лежавшие среди полей в нескольких верстах от берега. 10 декабря 1869 года жители города Унлаха в Малой Азии, испуганные подземным шумом и очень сильным первым ударом, бежали на ближайший холм, откуда их изумленным глазам представилась страшная картина: среди города во многих местах разверзлась земля, образовались громадные трещины, и вскоре весь город исчез, погрузившись в эту зыбкую почву — все произошло лишь в несколько минут! Мы слышали от свидетелей-очевидцев, что во время землетрясения в Ницце 23 февраля 1887 года, хотя оно и не сопровождалось столь трагическими последствиями, как предыдущие, — мысль о конце мира была первою мыслью, мелькнувшею в уме этих лиц.

История земного шара могла бы представить нам достаточное число трагических происшествий подобного рода, местных наводнений и других явлений, грозивших полным уничтожением; поэтому вера в конец мира и ожидание этого конца проходит красною нитью чрез всю даль веков, изменяясь с развитием человеческих знаний. Мистическая вера в светопреставление отчасти уже исчезла; таинственные изображения, воспроизводившие древние предания и столь поражавшие воображение наших предков, эти изваяния и картины, которые и до сих пор встречаются у входов в самые великолепные из наших храмов, и в которых выразилась религиозная мысль первых веков христианства, эти теологические представления о последнем дне на земле уступили теперь место научному исследованию о продолжительности жизни всей солнечной системы, к которой принадлежит наше земное отечество. Геоцентрическое и антропоцентрическое понятие о Вселенной, по которому земной человек рассматривался как центр и цель всего мироздания, постепенно преобразовывалось и видоизменялось, пока наконец не исчезло совсем. В настоящее время мы знаем, что наша скромная планета не что иное, как один маленький островок среди беспредельного океана вселенной, что до сих пор человеческая история состояла из чистых иллюзий и что достоинство человека заключается в его уме и нравственности. И что иное может быть назначением бессмертного человеческого духа, какую верховную цель может он иметь, — как не правильное и точное познание всего окружающего и стремление к Истине?

В течение девятнадцатого века разные прорицатели бедствий, делавшие свои предсказания с большею или меньшею искренностью, уже двадцать пять раз предрекали конец миру, пользуясь какими-то кабалистическими вычислениями, не имеющими под собою никакого достаточного основания. И такого рода предсказания будут время от времени возобновляться и вероятно не прекратятся до тех пор, пока будет существовать на земле человеческий род.

Примечания править

  1. Апокалипсис, 20:7