Конец всему делу венец (Венгерова)/ДО

Конец всему делу венец
авторъ Зинаида Афанасьевна Венгерова
Опубл.: 1902. Источникъ: az.lib.ru

Источник: Венгерова З. А. Конец всему делу венец // Шекспир В. Полное собрание сочинений / Библиотека великих писателей под ред. С. А. Венгерова. СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1903. Т. 2. С. 248—253.

Конецъ всему дѣлу вѣнецъ.

править

Комедія «Конецъ всему дѣлу вѣнецъ» (All’s well, that ends well) напечатана была впервые въ in-Folio 1623 года, безъ раздѣленія на акты и списка дѣйствующихъ лицъ (приложеннаго къ изд. Rowe’a 1709 г.). Время появленія на сценѣ съ точностью установить нельзя: никакихъ указаній на современныя событія нѣтъ; въ содержаніи комедіи много общаго съ ранними произведеніями Шекспира, но есть и черты, приближающія ее къ драмамъ зрѣлаго періода. Д-ръ Фармеръ въ своемъ «Essay on the learning of Shakespeare» (1767 г.), отождествилъ «All’s well that ends well» съ упомянутой въ спискѣ Фрэнсиса Мереса (Palladis Tamia) комедіей «Love’s labours won», представленной съ большимъ успѣхомъ въ 1598 г. Такъ какъ трудно предположить, чтобы извѣстная современникамъ пьеса Шекспира не вошла въ in-Folio, то очевидно нужно искать названную Мересомъ комедію въ какой-нибудь изъ пьесъ, носящихъ другое заглавіе. Предположеніе Hunter’a, что «Love’s labours won» первоначальное заглавіе «Бури» падаетъ само cобой, потому что «Буря» одна изъ послѣднихъ драмъ Шекспира, и не могла быть извѣстна въ 1598 г. Заглавіе же «Love’s labours won» (Плодотворныя усилія любви) вполнѣ соотвѣтствуетъ содержанію комедіи «Конецъ всему дѣлу вѣнецъ». Первоначальное заглавіе объясняется тѣмъ, что «Love’s labours won» составляла pendant къ одной изъ раннихъ комедій Шекспира «Безплоднымъ усиліямъ любви». Въ обѣихъ представлена одна и та же придворная среда, и рѣчи придворныхъ кавалеровъ отмѣчены одинаковой манерностью. Но «Безплодныя усилія любви» насквозь проникнуты «эвфуизмомъ», а «Конецъ всему дѣлу вѣнецъ» сохранила лишь въ отдѣльныхъ сценахъ слѣды напыщенности. Къ взгляду Фармера о тождествѣ «All’s well that ends well» съ «Love’s labours won» примкнули всѣ толкователи Шекспира, начиная съ Тика и Кольриджа, но мнѣнія критиковъ раздѣляются по вопросу о томъ, соотвѣтствуетъ ли «Love’s labours won» окончательной, помѣщенной въ in-Folio редакціи комедіи. Деліусъ полагаетъ, что въ 1598 г. комедія представлена была въ своемъ теперешнемъ окончательномъ видѣ, Найтъ тоже относитъ «Конецъ всему дѣлу вѣнецъ» къ раннимъ произведеніямъ Шекспира, написаннымъ до 1590 г. Но гораздо убѣдительнѣе взглядъ Гервинуса и Фризена; они указываютъ на сліяніе въ пьесѣ двухъ разныхъ стилей, изъ чего можно заключить, что пьеса подверглась переработкѣ; первая редакція относится къ раннему періоду, и она упомянута Мересомъ; другая, кореннымъ образомъ передѣланная, къ болѣе позднему времени — по Мэлону къ 1606 году. Два совершенно различныхъ стиля видятъ въ комедіи и Кольриджъ, и Грэндъ — Уайтъ; послѣдній относитъ цѣлую треть стиховъ къ позднѣйшей обработкѣ. Слѣды первой редакціи видны главнымъ образомъ въ риѳмованныхъ стихахъ нѣкоторыхъ сценъ («догреляхъ»), въ выспренности рѣчей придворныхъ кавалеровъ; языкъ избраннаго общества тоже отмѣченъ «эвфуизмомъ», какъ и въ «Безплодныхъ усиліяхъ любви». Цинизмъ шута и въ особенности Пароля совершенно въ стилѣ раннихъ комедій Шекспира; наиболѣе характеренъ въ этомъ отношеніи разговоръ Пароля съ Еленой о дѣвственности (Д. I, сц. 1), одинъ изъ наиболѣе непристойныхъ у Шекспира. Сцена написана прозой, изобилующей грубыми выраженіями, и заканчивается «догрелями» въ монологѣ Елены. Тѣмъ же низменнымъ стилемъ говорятъ главныя дѣйствующія лица комедіи — Елена, графиня, Бертрамъ, король въ вводныхъ, не относящихся непосредственно къ дѣйствію разговорахъ съ шутомъ и Паролемъ — всѣ эти сцены, такъ же какъ и напыщенныя рѣчи придворныхъ, перенесены вѣроятно безъ всякихъ измѣненій въ позднѣйшую обработку изъ первоначальной редакціи. Но по мѣрѣ того, какъ дѣйствіе становится болѣе драматичнымъ, общій тонъ мѣняется и приближается къ благородству зрѣлыхъ произведеній Шекспира: напутственная рѣчь графини сыну, бесѣды графини съ Еленой о любви къ Бертраму, воспоминанія короля объ отцѣ Бертрама написаны выдержаннымъ бѣлымъ стихомъ; проза въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, какъ напр. въ разсказѣ управителя о чувствахъ Елены къ Бертраму (Д. I, сц. 3) выдѣляется своею простотою и серьезнымъ тономъ на фонѣ грубаго балагурства другихъ дѣйствующихъ лицъ. Отдѣльныя мысли и намеки, такъ же какъ и характеръ нѣкоторыхъ сценъ, даютъ поводъ предположить, что «Конецъ всему дѣлу вѣнецъ» написанъ или непосредственно, или вскорѣ послѣ «Гамлета»: такъ напр. наставленія графини отъѣзжающему сыну напоминаютъ прощаніе Полонія съ Лаертомъ, ироническіе разсказы шута о придворной жизни, о холопствѣ царедворцевъ (въ разговорѣ съ графиней, Д. II, сц. 2) — издѣвательства Гамлета надъ Полоніемъ въ бесѣдѣ о видѣ и формѣ облаковъ. Въ комедіи есть выходки противъ пуританъ — шутъ высмѣиваетъ католическихъ и протестантскихъ фанатиковъ; въ этомъ сказывается негодованіе Шекспира противъ показного благочестія, что тоже пріурочиваетъ комедію къ эпохѣ «Гамлета».

Сюжетъ комедіи заимствованъ Шекспиромъ изъ новеллы Боккачіо (Декамеронъ, 3-ій день, нов. 9), которая была извѣстна Шекспиру по англійскому переводу William Paynter’a въ его «Palace of Pleasure» (1566 г.). Изъ сравненія комедіи съ новеллой Боккачіо видно, какъ Шекспиръ умѣлъ углублять психологическій смыслъ неправдоподобныхъ, фантастическихъ, а иногда, какъ именно въ данномъ случаѣ, почти оскорбительныхъ для нравственнаго чувства положеній и дѣйствій. Новелла Боккачіо «Джилетта Нарбонская» принадлежитъ къ серіи повѣстей о беззавѣтно и рабски любящихъ женщинахъ, которыя силой смиренія и готовностью ко всякаго рода униженіямъ покоряютъ сердца своихъ суровыхъ избранниковъ. Такова напр. Гризельда въ послѣдней новеллѣ «Декамерона» — идеальное воплощеніе нѣжности и женственности. Джилетта, въ противоположность Гризельдѣ, предпріимчива и неразборчива въ выборѣ средствъ для достиженія своей цѣли; хитрости, къ которымъ она прибѣгаетъ, лишаютъ ее и женственности, и душевной красоты. Джилетта, по новеллѣ, богатая сирота, дочь знаменитаго врача Жирарда Нарбонскаго. Она любитъ сына графа Руссильонскаго, Бельтрамо, своего товарища дѣтства, и отказывается поэтому отъ всѣхъ предлагаемыхъ ей блестящихъ партій. Бельтрамо отправился въ Парижъ, ко двору французскаго короля; узнавъ о неизлѣчимой болѣзни короля (опухоль на груди), Джиллетта строитъ на этомъ свои планы. Она является ко двору, предлагаетъ королю излѣчить его — ея отецъ передалъ ей тайны своего искусства — и, когда въ назначенный ею срокъ король дѣйствительно выздоравливаетъ, Джилетта проситъ въ награду, чтобы король выдалъ ее замужъ за Бельтрамо. Несмотря на нескрываемое презрѣніе къ дочери простого лѣкаря, молодой графъ соглашается на бракъ, исполняя волю короля; но тотчасъ же послѣ вѣнца онъ уѣзжаетъ на войну во Флоренцію, гдѣ становится партизаномъ флорентинцевъ противъ Сіенны. Молодая графиня Руссильонская отправляется одна во владѣнія своего мужа, мудро управляетъ его землями и пріобрѣтаетъ симпатіи подданныхъ. Водворивъ порядокъ въ странѣ, разоренной долгимъ отсутствіемъ владѣльца, она посылаетъ къ своему мужу гонцовъ съзапросомъ о причинахъ его добровольнаго изгнанія — если онъ не возвращается изъ-за нея, то лучше она уѣдетъ. Бельтрамо шлетъ ей грубый и безпощадный отвѣтъ: «Пусть она поступаетъ какъ знаетъ», передаетъ онъ ей черезъ ея посланныхъ. «Я же только тогда вернусь къ ней, когда у нея на пальцѣ очутится вотъ этотъ перстень (тотъ, который Бельтрамо очень любилъ и никогда не снималъ съ пальца), и когда она будетъ держать на рукахъ своего сына, отцомъ котораго былъ бы я». Явная невыполнимость этихъ условій не останавливаетъ предпріимчивую Джилетту, и она тотчасъ же замышляетъ новые хитрые планы. Она объявляетъ всѣмъ о своемъ намѣреніи навсегда покинуть владѣнія графа и провести остатокъ дней въ странствованіи по святымъ мѣстамъ; затѣмъ, взявъ съ собой только преданную служанку, а также много серебра и драгоцѣнностей, она отправляется въ одеждѣ странницы прямо во Флоренцію. Тамъ, поселившись въ домѣ одной вдовы, она видитъ проѣзжающаго мимо оконъ Бельтрамо и, разспрашивая о немъ какъ о незнакомцѣ, узнаетъ о любви его къ бѣдной дѣвушкѣ, которая отвергаетъ его ухаживанія. Джилетта отправляется къ матери дѣвушки и предлагаетъ ей большую награду, если она согласится помочь покинутой женѣ вернуть себѣ расположеніе мужа. Та соглашается, и Джилетта, назвавъ себя, открываетъ ей свой планъ. Нужно, чтобы дѣвушка потребовала отъ влюбленнаго Бельтрамо его кольцо, а затѣмъ позволила ему тайно пробраться ночью въ ея комнату, гдѣ вмѣсто молодой флорентинки будетъ ждать графа сама Джилетта. Планъ приводится въ исполненіе. Послѣ нѣкотораго времени Джилетта чувствуетъ себя матерью, и щедро вознаграждаетъ мать и дочь, которыя за минованіемъ надобности въ нихъ, уѣзжаютъ изъ Флоренціи. Бельтрамо тоже возвращается въ Руссильонъ, узнавъ объ отъѣздѣ графини. Джилетта остается во Флоренціи, родитъ тамъ двухъ близнецовъ, очень похожихъ на отца, и черезъ нѣсколько времени возвращается на родину; узнавъ, что въ замкѣ Бельтрамо устраивается пышное празднество въ день Всѣхъ Святыхъ, она является туда въ одеждѣ странницы, съ дѣтьми на рукахъ, падаетъ на колѣни передъ мужемъ и, рыдая, проситъ его признать ее своей женой: она выполнила всѣ поставленныя имъ условія, добыла его кольцо и родила ему двухъ сыновей. Изумленный и растроганный Бельтрамо разспрашиваетъ ее о всемъ случившемся, преклоняется передъ силой и постоянствомъ ея любви, и между супругами водворяется любовь и согласіе.

Неправдоподобность сюжета не сглажена въ новеллѣ никакой психологической мотивировкой, всѣ событія управляются случаемъ и характеръ героини съ ея навязчивой любовью менѣе всего привлекателенъ. Въ ея дѣйствіяхъ отсутствуетъ всякая внутренняя правда. Нельзя допустить, чтобы глубоко и нѣжно любящая дѣвушка, каковой по замыслу должна быть Джилетта, насильно женила бы на себѣ человѣка, откровенно ее отвергнувшаго, и тѣмъ болѣе недопустимо, чтобы ея хитрыя затѣи пробудили въ немъ любовь, — напротивъ того, въ томъ видѣ, какъ замыслы Джилетты представлены у Боккачіо, они должны были бы еще болѣе возстановить Бельтрамо противъ назойливой до безстыдства женщины. Для Боккачіо интересъ, конечно, не въ психологической правдѣ, а въ колоритномъ жизнерадостномъ изображеніи пикантнаго любовнаго приключенія.

Шекспиръ извлекъ изъ грубоватаго анекдота богатый психологическій матерьялъ, создалъ изъ грубой неженственной Джилетты одинъ изъ самыхъ трогательныхъ типовъ своей женской галлереи и внесъ столько своего въ неподатливый сюжетъ, что идея его комедіи приближается къ психологическимъ задачамъ, разработаннымъ въ другихъ пьесахъ, почерпнутыхъ изъ совершенно иныхъ источниковъ.

На сюжетъ новеллы Боккачіо написана была до Шекспира пьеса итальянца Бернардо Аккольди, «Виргинія», представленная въ Сіеннѣ на празднествѣ въ честь бракосочетанія Magnifico Антоніо Спанокки и напечатанная во Флоренціи въ 1513 году (авторъ ея умеръ въ 1534 г.). Клейнъ доказываетъ въ своей «Gesch. des Italien Drama’s» (I), что Шекспиръ зналъ эту пьесу, но гораздо правдоподобнѣе, что онъ пользовался только новеллой Боккачіо въ переводѣ Пэнтера.

Героиня комедіи, Елена, имѣетъ много общаго съ Юліей изъ «Двухъ веронцевъ», тоже самоотверженно любящей дѣвушкой, которая слѣдуетъ за отвергающимъ ее возлюбленнымъ, съ Віолой въ «Двѣнадцатой ночи», съ Порціей въ «Венеціанскомъ купцѣ». А вся исторія дѣвушки, которая своею сильною и смѣлою любовью покоряетъ сердце строптиваго юноши, представляетъ интересный pendant къ «Усмиренію строптивой», — разница только та, что тамъ активная роль принадлежитъ мужчинѣ, здѣсь женщинѣ. Въ этомъ обстоятельствѣ вся трудность сюжета: какъ изобразить предпріимчивую, воюющую за свое счастье женщину, не лишивъ ея обаянія женственности. Въ итальянской новеллѣ эта задача не разрѣшена; Шекспиръ же, увлеченный трудностью сюжета, блестяще справился съ нею. Вся борьба Елены, завоевывающей свое счастье, перенесена во внутренній міръ, вся сила, дающая ей побѣду, заключается въ глубинѣ и святости ея чувства, а внѣшніе факты, дѣйствія, къ которымъ она прибѣгаетъ, теряютъ свою преднамѣренность, становятся только выразителями душевныхъ переживаній, возникаютъ естественно изъ самыхъ обстоятельствъ, не составляя предначертаннаго заранѣе плана. Шекспиръ достигаетъ этого тѣмъ, что вводитъ въ дѣйствіе тонкія психологическія подробности. Онъ и въ этой комедіи, какъ и во всѣхъ своихъ произведеніяхъ, чрезвычайно бережно относится къ источнику, совершенно вѣрно воспроизводитъ все фактическое, но даетъ фактамъ свое собственное освѣщеніе, и тѣмъ самымъ вкладываетъ въ нихъ новый смыслъ. Къ лицамъ, выведеннымъ у Боккачіо, Шекспиръ прибавляетъ нѣсколько новыхъ; въ его комедіи большую роль играетъ мать Бертрама, старая графиня Руссильонская; она поощряетъ трогательную любовь Елены, становится на ея сторону, настаиваетъ на ея поѣздкѣ въ Парижъ. Этимъ съ Елены снимается упрекъ въ неженственной назойливости и неделикатности. Она только любитъ, только стремится овладѣть любовью Бертрама, и хватается за всѣ средства, которыя даются ей въ руки, именно благодаря силѣ ея побѣднаго желанія. Въ противоположность Джилеттѣ, она не строитъ никакихъ завоевательныхъ плановъ и, напротивъ того, считаетъ свое чувство безнадежнымъ, — активная роль принадлежитъ отчасти старой графинѣ, которая своимъ вмѣшательствомъ охраняетъ чистоту и нѣжность образа Елены. Шекспиръ облагородилъ также и Бертрама, давъ ему въ совѣтчики пошлаго и хвастливаго товарища, Пароля, уже всецѣло созданнаго Шекспиромъ: у Боккачіо ни о какихъ товарищахъ Бельтрамо не упоминается. Пароль — злой геній Бертрама, толкающій его на кутежи и грубость; его вліяніе обусловливаетъ безсердечную надменность юноши по отношенію къ «дочери бѣднаго лѣкаря»;въ дальнѣйшемъ развитіи дѣйствія происходитъ борьба за власть надъ душой Бертрама; драматическій интересъ комедіи сводится въ значительной степени къ вопросу о томъ, кто побѣдитъ: Елена съ ея благородной любовью, или Пароль, развращающій Бертрама, т. е. будетъ ли побѣда на сторонѣ добра или зла. Отсюда обычный въ драмахъ Шекспира параллелизмъ двухъ дѣйствій: съ одной стороны, любовной драмы Елены, съ другой — обличенія Пароля; убѣдившись въ его низменности и невѣрности, Бертрамъ тѣмъ самымъ научается цѣнить благородство и любовь Елены.

Создавъ новое дѣйствующее лицо, хвастуна Пароля, расширивъ и углубивъ этимъ сюжетъ, Шекспиръ ввелъ въ него этическій мотивъ и представивъ борьбу между вѣрностью искренно любящей женщины и притворной, корыстной преданностью льстиваго труса, тѣмъ самымъ облагородилъ и придалъ нравственный интересъ герою разыгрывающейся любовной драмы. Бельтрамо въ новеллѣ настолько грубъ и пошлъ въ своей аристократической заносчивости, что любовь Джилетты къ нему совершенно неправдоподобна. Шекспировскій Бертрамъ тоже очень непривлекателенъ и тогда, когда онъ изъ сословныхъ предразсудковъ отказывается жениться на Еленѣ, и въ особенности въ концѣ, когда онъ нагло лжетъ и клевещетъ на невинную дѣвушку, Діану, предъявляющую справедливыя права на него. Но онъ до нѣкоторой степени оправданъ дурнымъ вліяніемъ Пароля, и побѣда Елены обозначаетъ нравственный переломъ въ немъ. Бертрамъ такъ же исправляется, отказавшись отъ Пароля и признавъ Елену, какъ принцъ Гарри въ «Генрихѣ IV», отринувъ Фальстафа и прочихъ старыхъ собутыльниковъ. Кромѣ графини и Пароля, Шекспиръ ввелъ въ свою комедію еще стараго лорда Лафэ, который приводитъ доказательства благородства Елены, и управителя графини Руссильонской, тоже свидѣтельствующаго о силѣ и смиренности чувствъ Елены.

При помощи этихъ новыхъ, отсутствующихъ въ первоисточникѣ лицъ, а также осложненныхъ психологическихъ мотивовъ, Шекспиръ создалъ изъ мало привлекательнаго, даже отталкивающаго сюжета интересную, психологически продуманную комедію. Тѣмъ не менѣе «Конецъ всему дѣлу вѣнецъ» не относится къ числу лучшихъ произведеній Шекспира. Сюжетъ, все-же, остается грубымъ — Елена всетаки навязываетъ себя мужу, пользуясь своими правами на благодарность короля, а всякое насиліе надъ чувствами нестерпимо для утонченнаго пониманія любви. Кромѣ того, способъ, которымъ она исполняетъ условія, поставленныя мужемъ, не только не правдоподобенъ — это вина не Шекспира, а первоисточника, — но очень грубъ и не совмѣстимъ не только съ чисто женскимъ, но и вообще съ человѣческимъ достоинствомъ. Понятны, поэтому, нападки критиковъ на эту комедію. Нѣмецкіе шекспирологи — Рюмелинъ, Женэ — говорятъ о психологической неправдоподобности дѣйствія, о нестерпимой «неженственности» Елены; Женэ сомнѣвается въ возможности счастливой семейной жизни Бертрама и Елены, такъ какъ не допускаетъ успѣшности «такихъ усилій любви». Онъ ставитъ неизмѣримо выше Елены нѣмецкій классическій образецъ дѣвушки, побѣждающей силой любви и смиренія: Kätcheu von Heilbronn Клейста. Среди шекспирологовъ есть, однако, и защитники комедіи, въ особенности характера героини; Гервинусъ очень пространно доказываетъ чистоту ея чувствъ, видитъ въ ней образецъ смиренной и неустрашимой женской любви и превозноситъ тонкую психологическую мотивировку дѣйствій и событій, поражающихъ своей неправдоподобностью въ новеллѣ. Эльце усматриваетъ смыслъ комедіи въ изображеніи истинно-женственнаго существа, сохраняющаго свою женственность и въ столь несвойственномъ для женщины наступательномъ положеніи. Сидней Ли считаетъ Елену однимъ изъ величайшихъ созданій Шекспира, несмотря на то, что она попираетъ законы дѣвичьей скромности; онъ отмѣчаетъ трогательную нѣжность въ изображеніи страданій отвергнутой любви. Дѣйствительно, при всей грубости сюжета, отразившейся и въ обработкѣ Шекспира, комедія «Конецъ всему дѣлу вѣнецъ» проникнута высокимъ идеализмомъ, и анализъ любви сдѣланъ съ глубокимъ проникновеніемъ въ сложные мотивы человѣческихъ чувствъ.

Въ основѣ шекспировской комедіи лежитъ мысль о силѣ любви, которая своей цѣльностью и напряженностью побѣждаетъ всѣ препятствія. Елена не замышляетъ никакихъ плановъ, она только любитъ, страдаетъ отъ кажущейся безнадежности своей любви, но при этомъ горда, свободна и смѣла. Только въ этомъ и заключается ея сила. Когда Бертрамъ уѣзжаетъ въ Парижъ, ко двору, она печальна; всѣ приписываютъ ея грусть мыслямъ объ умершемъ отцѣ, она же въ первомъ монологѣ говоритъ объ истинной причинѣ своего горя; свою любовь она считаетъ безнадежной, но не кается въ ней. Слова Елены — кроткія и нѣжныя: она стремится только быть поблизости Бертрама, глядѣть на него, хотя и знаетъ, что это блаженство вмѣстѣ съ тѣмъ и великая мука. Никакія мысли о томъ, чтобы «завоевать» Бертрама, не возникаютъ у нея. Разнузданныя рѣчи Пароля возбуждаютъ въ ней желаніе отправиться въ Парижъ, — она увидала изъ его словъ, что Бертрама ожидаетъ при дворѣ множество искушеній, и ревность окрыляетъ ее. Въ эту минуту она чувствуетъ силу своей любви, и, не представляя себѣ даже, что она могла бы предпринять, начинаетъ вѣрить въ возможность счастья, заложеннаго въ подъемѣ ея чувствъ, въ страстности ея желанія. Монологъ, которымъ заканчивается ея бесѣда съ Паролемъ, очень характеренъ: это переходъ отъ пассивнаго, безсознательнаго чувства къ активной силѣ, психологическое объясненіе дальнѣйшихъ дѣйствій, порожденныхъ проснувшейся, сознавшей себя душевной мощью. Передъ нею исчезаютъ преграды дѣвичьей скромности, но душевная чистота исмиренность передъ человѣкомъ, вызвавшимъ восторженное безпредѣльное чувство, остаются неприкосновенными; въ результатѣ является удивительно-поэтическая смѣсь предпріимчивости, граничащей съ безстыдствомъ, и нѣжной кротости, готовности претерпѣть всяческія страданія во имя любви. Такова Елена на протяженіи всей пьесы. Она требуетъ отъ короля въ награду за исцѣленіе право избрать себѣ мужа, но робѣетъ, подходя къ Бертраму и говоритъ: «Не смѣю я сказать, что васъ избрала я. — Нѣтъ, въ вашу власть, пока продлится жизнь моя, — себя я отдаю». Суровость мужа она переноситъ безропотно, нѣжно проситъ у него прощальнаго поцѣлуя, и съ трогательнымъ смиреніемъ принимаетъ его отказъ и приказаніе отправиться одной къ его матери въ Руссильонъ. Она боготворитъ предметъ своей любви, стремится только стать достойной его вниманія; ея любовь — служеніе Богу, котораго она возлюбила всей душой, и этотъ оттѣнокъ религіознаго культа вноситъ паѳосъ во всѣ ея дѣйствія и слова. Когда Бертрамъ, какъ бы насмѣхаясь надъ ней, посылаетъ ей письменно условія, на которыхъ онъ согласенъ вернуться къ ней, она впадаетъ въ отчаяніе и, въ противоположность Боккачіевской Джилеттѣ, вовсе не думаетъ о возможности перехитрить мужа, а предаетъ себя волѣ Божіей. Думая только о мужѣ, она уходитъ изъ дому, чтобы дать ему возможность вернуться, и распускаетъ слухъ о своей смерти для его успокоенія. Она ѣдетъ во Флоренцію за нимъ безъ опредѣленнаго плана дѣйствій; она хочетъ быть поблизости Бертрама — больше ни о чемъ она не думаетъ; только встрѣча со вдовой и ея дочерью пробуждаетъ ея активность, и она приводитъ въ исполненіе планъ, требующій глубокой вѣры въ силу своего чувства. Боккачіевская Джилетта побѣждаетъ хитростью, Елена — непосредственностью своей любви, освящающей всѣ ея дѣйствія. Психологическая мотивировка, преобладаніе внутренняго міра надъ внѣшними событіями, постоянная душевная борьба, вѣра въ святость своихъ побужденій, — все это дѣлаетъ образъ Елены трогательнымъ образцомъ истинной любви, на все способной, свободной — и потому торжествующей. Предметъ ея любви, Бертрамъ, мало привлекателенъ, но тѣмъ сильнѣе выступаетъ святость ея чувства, имѣющаго оправданіе только въ своей собственной глубинѣ. И все же, въ сравненіи съ Бельтрамо новеллы, герой шекспировской комедіи болѣе интересенъ, такъ какъ его нравственная испорченность объясняется вліяніемъ Пароля. Если допустить, что наша комедія написана раньше «Генриха IV», то Пароль интересенъ, какъ подготовительный эскизъ къ Фальстафу; по трусости и хвастовству онъ представляетъ собой развитіе Плавтовскаго «miles gloriosus», и въ немъ намѣчены многія черты, столь геніально разработанныя Шекспиромъ въ типѣ Фальстафа. Сцена изобличенія лганья и предательства Пароля товарищами Бертрама — живо напоминаетъ сцены съ мнимымъ нападеніемъ разбойниковъ въ «Генрихѣ IV» (см. объ отношеніи Пароля къ Фальстафу статью проф. Стороженко: «Прототипы Фальстафа» въ книгѣ его «Опыты изученія Шекспира», 1902).

Въ художественномъ отношеніи, кромѣ главныхъ дѣйствующихъ лицъ, выясняющихъ основную идею комедіи, интересны второстепенныя, въ особенности король, говорящій мудрыя слова о сословныхъ предразсудкахъ, объ истинномъ благородствѣ (въ похвалахъ умершему отцу Бертрама), о суетности молодежи, которая гонится всегда за внѣшней новизной; въ его уста Шекспиръ вкладываетъ мысли, занимавшія его въ эпоху созиданія «Гамлета»; очень интересенъ также шутъ съ его острымъ, грубымъ и мѣткимъ юморомъ, съ его смѣлыми до цинизма нападками на современные нравы.

Зин. Венгерова.